С 1880-х годов элита Российской империи ощущала тревогу за незыблемость вековых устоев политической системы. Рост антимонархических, атеистических, революционных настроений, подъем терроризма, убийство самодержца - и впервые не верхушкой гвардейской аристократии... В такой обстановке власть, не желая отказываться от самодержавной формы правления и идти на требуемые обществом реформы, стремилась - в полном соответствии с принципом Ж. -Ж. Руссо, постепенно становившимся основой убеждений политиков всего мира, - "показать народу вещи такими... какими они должны ему представляться". Вместо реальных изменений подданным предлагалось отвлечься от мыслей о настоящем положении страны, рисуя картины идеализированного прошлого, лежащего в основе современного общественного устройства, поэтому казалось бы, не нуждающегося в изменениях.

Важное место в создании иллюзии государственного благополучия отводилось праздникам. В конце XIX - начале XX в. праздников в Российской империи было огромное количество; в их числе - традиционные народные, придворные, коммерческие, этнические, религиозные праздники¹ . Особо праздновались юбилеи. С помощью юбилейных торжеств их устроители рассчитывали охватить наибольшую аудиторию, наиболее успешно внедрить свои идеи и представления о прошлом, настоящем и, главное, о будущем страны. Количество и размах отмечавшихся юбилеев постоянно увеличивались всю вторую половину XIX в., и к началу века XX можно говорить о непрерывной волне юбилейных торжеств.

От обычных ежегодных праздников юбилеи принципиально отличаются тем, что заставляют выстраивать историческую перспективу, создают некую линию исторического развития, протягивая нить не только от прошлого к настоящему, а и к будущему² . Круглые даты побуждают оценивать пройденный путь, создают атмосферу диалога с прошлым, причем, в зависимости от политических, научных, идеологических установок, прошлое может выступать не в виде застывшей константы, но в качестве меняющейся действительности, подчас столь же жизненной, как и окружающая реальность. Происходит постоянное взаимодействие и взаимовлияние прошлого и настоящего - в том виде, в каком они воспринимаются тем или иным действующим лицом политического процесса, и будущего - в тех формах, какие видятся участникам юбилея желательными и необходимыми.

Цимбаев Константин Николаевич - кандидат исторических наук, Тюбингенский университет. Германия.

стр. 98

Юбилеи вошли в политическую и идейную жизнь крупных социальных слоев, сословий, профессиональных, политических, религиозных групп: правящей элиты, политических партий и течений, армии, всех конфессий империи, периодической печати, влияли на сферу образования, культуры, науки. Хотя на начало XX в. и пришелся вообще пик увлечения торжествами, нарастание происходило постепенно, обычные праздники становились органичной частью общей праздничной культуры и не воспринимались ни населением, ни организаторами как нечто выходящее за рамки повседневности. В противоположность этому иногда юбилеи насаждались чуть ли не силой; задумывались порой буквально "с нуля", без действительных исторических корней и идейного фундамента, празднование их подчас преследовало малопопулярные цели и воспринималось в высшей степени противоречиво³ .

В то время как европейские юбилеи этого периода изучены довольно подробно, российские почти не привлекали интереса историков. Между тем анализ самих юбилеев, празднуемых поводов, способов их проведения, влияния или невлияния праздничных кампаний на общественно-политический процесс дает определенную возможность судить о состоянии государства и общества при котором возможна (или необходима, и с чьей точки зрения) подобная волна юбилеев.

В России со второй половины XIX в. юбилеи и памятные даты известных исторических событий отмечались все чаще. Увеличение их частоты и размаха наблюдалось после празднования столетия со дня рождения А. С. Пушкина в 1899 г., и наиболее заметное - после 1907 года. Для преодоления шока от поражения в русско-японской войне требовались решительные средства. В воспоминаниях о былых ратных успехах и великих победах общество искало утешения и новых ориентиров, а государственная власть - после революции 1905 - 1907 гг. - новых способов легитимации. Череда юбилеев включала праздники в честь полков и полководцев, военных и общественных институтов и министерств и особенно победоносных сражений и войн. Постоянное празднование знаменательных дат являлось одной их важнейших особенностей российской социокультурной жизни описываемого периода.

Отмечались не только юбилеи крупных исторических событий, организуемые обычно государством. Различные политические, общественные, научные, культурные, коммерческие круги использовали самые незначительные поводы для празднования юбилеев, получавших определенный резонанс. В течение нескольких последних лет перед первой мировой войной ежегодно широко отмечались десятки юбилеев, зачастую некруглых (40-летие ученой деятельности основоположника аэродинамики Н. Е. Жуковского, 30-летие погребения генерала М. Д. Скобелева, 45-летие основания Катковского лицея в Москве) или не имевших подлинного внутреннего содержания - подобно столетию русского аршина.

Термин "юбилеемания" - общеупотребительный в периодической печати конца XX - начала XXI в., хотя в научной литературе он пока не получил распространения. Думается, он применим к российской общественной жизни рубежа XIX-XX вв. для более точного понимания особенностей описываемого периода, когда общество и государство были пронизаны юбилейными настроениями; когда постоянно сменяли друг друга не только отдельные юбилеи (в один день могли совпасть два значимых юбилея), но и целые юбилейные волны; когда в празднования были вовлечены все общественные и политические силы, все круги населения всех возрастов, сословий и профессий.

Как пример: в одном лишь 1910 г. налицо три таких волны, когда юбилеи, в том числе очень заметные, праздновавшиеся по всей стране, отмечались в один день или с минимальными интервалами (не считая прочих юбилеев в течение всего года):

1) начало января: 100-летие Государственного совета; 8 января - 100-летие Александровского Царскосельского лицея; 10 - 12 января - 300-летие освобождения Троице-Сергиевой лавры от осады поляками; 17 января - 50-летие со дня рождения А. П. Чехова;

стр. 99

2) конец июня - начало июля: 28 июня - 100-летие со дня основания Странноприимного дома графа Н. П. Шереметева; 28 июня - 100-летие русского аршина; 29 июня - 200-летний юбилей лейб-гвардии Кексгольмского полка; 29 июня - 200-летие 3-го гренадерского Перновского, короля Фридриха Вильгельма IV, полка; 3 июля - 100-летие со дня рождения князя В. А. Долгорукова, бывшего московского генерал-губернатора; 14 июля - 200-летие присоединения Риги к России;

3) конец сентября - начало октября: 28 - 29 сентября - 200-летие присоединения Эстляндии к России; 29 сентября - 200-летие взятия Ревеля; 3 октября - 150-летие капитуляции Берлина в Северной войне.

Одной из характерных черт периода юбилеемании стало то, что даже некруглые даты праздновались как юбилеи: именно в это время совершается отход от традиционной трактовки термина "юбилей" как числа кратного пятидесяти (в исключительных случаях - двадцати пяти) годам. Еще во второй половине XIX в. "юбилей" определялся (у В. И. Даля) как "торжество, празднество по поводу протекшего пятидесятилетия, столетия, тысячелетия", то есть юбилей трактовался как очень "круглая" дата. Ближе к концу века юбилей стал трактоваться (Брокгауз-Ефрон) как празднование 25-й, 50-й или 100-летней годовщины какого-либо события или деятельности определенного лица. В конце 1900-х и особенно в 1910-е годы термин "юбилей" обесценивался так быстро, что уже в 1914 г. стало возможным говорить о двухлетнем юбилее⁴ . Интересно, что в советское время понимание юбилея поначалу вернулось на несколько стадий назад: в 1930-е годы юбилеем называлось празднование годовщины, выражающейся в "круглых и крупных цифрах", как, например, 25-летие или 185-летие. Затем интервалы снова стали уменьшаться - к середине века до десяти-, двадцатилетних и т. д., затем до пяти-, десятилетних, дойдя на рубеже XX-XXI вв. снова до двух-, трех- и даже до 8-, 12-летних юбилеев фирм, банков или каких-либо событий⁵ . Искусственными методами юбилеи создаются "с нуля", без какой-либо исторической и культурной традиции⁶ .

Предвоенная и предреволюционная юбилейная культура Российской империи целиком вписывается в общеевропейскую праздничную культуру начала XX века. "Юбилеемания" была транснациональным феноменом, который начиная с 1890-х годов довольно схоже проявлялся во многих европейских странах. Особенностью России было то, что в ней наибольшее значение имели юбилеи государственные - инициированные, организованные и проводимые официальными государственными инстанциями, правительственными учреждениями, министерствами, армейскими и церковными структурами. Общей, принципиально важной чертой российских юбилеев является наличие трех главных носителей юбилейной идеи и исполнителей юбилейных замыслов: государство (правительство, высшие сановники), армия (Генеральный штаб) и Русская православная церковь (Синод).

Официальные юбилеи, которым государство придавало огромное значение в качестве демонстрации своего могущества и которые должны были способствовать объединению общества вокруг предлагаемых правительством символов и идей, имели аналоги и в других европейских странах, особенно в Германии и во Франции. Прямой параллелью столетней годовщины Бородинского сражения в России может служить празднование в Германской империи столетия "Битвы народов" 1813 г. и помпезное освящение грандиозного монумента под Лейпцигом. Параллели с династическими российскими юбилеями заметны и в праздновании 200-летия существования Прусского королевства в январе 1901 г.; с военными - в 1900-летнем юбилее победы германцев над римлянами в Тевтобургском лесу.

Идеология европейских юбилейных кампаний особенно наглядно прослеживается на примере германских празднеств. Они основывались на представлении о высшей ценности "Единой и Великой Германии", необходимости внутреннего единства немецкого народа перед лицом "враждебного окружения", готовности к "защите отечества", величии немецкой культуры,

стр. 100

борьбы за обретение немцами достойного "места под солнцем". Германские юбилеи во многом также инициировались государством, его высшими правительственными и придворными инстанциями - например, 25-летие правления Вильгельма II в 1913 г., а также планировавшийся в 1918 г. 30-летний юбилей правления кайзера, готовившийся параллельно с грядущим 70-летием правления австрийского императора Франца Иосифа. В еще большей степени инициатива организации юбилеев исходила снизу, преимущественно из буржуазных кругов - со стороны массовых националистических, военных, пропагандистских объединений, таких как Пангерманский или Флотский союзы.

Даты великих побед использовались как повод поговорить о нехватке "жизненного пространства" для немцев, неизбежности колониальных приобретений и "движении на Восток", династические юбилеи - о верности монархической традиции; и те и другие - о враждебности "держав окружения", о необходимости отвергнуть устаревший бисмарковский тезис об "удовлетворенности" Германии своим положением и решительно противостоять возможным противникам, хотя бы и военными средствами. В ходе юбилеев пропагандировались постулаты внутренней политики Германии - необходимость развития "немецкой идеи" в стране и в мире - немецкого образа жизни, высокой немецкой культуры, укрепления немецкой церкви, системы образования, политических институтов. При этом, говоря о "немецкой идее", идеологи имели в виду "идеальное нравственное сохранение германства как созидательной силы современной и будущей мировой истории", силы, которая будет существовать "как совладычица мировой культуры"⁷ . Еще большее значение придавалось внешнеполитическим тезисам; вокруг милитаризированных церемоний строилась целенаправленная программа воздействия на общественное сознание и создания "образа врага". Вклад юбилейных кампаний в создание обстановки конфронтации и нетерпимости в предвоенной Европе, в разжигание антагонизма между народами, в формирование образа врага (Англии, России, Франции - в Германии; Германии как воплощения агрессивной милитаристской политики - за рубежом) - очевиден. Их роль в развязывании войны - хотя и не решающая - несомненна.

Германские юбилеи являлись составной частью многолетней кампании по консолидации разрозненного по сословным, религиозным, партийным признакам немецкого общества во имя великих внешнеполитических целей. Была создана система, пронизывавшая все общество, все его возрастные, политические и профессиональные категории. Пропагандистской обработке гражданин Германии подвергался на протяжении всей жизни - от семьи и школы до молодежных, университетских, армейских объединений, в специальных союзах и движениях для зрелого поколения - профессиональных или основанных на иных принципах. На примере мифологизированных событий и персонажей прошлого населению преподносились образцы для подражания в настоящем. Стержневой идеей было понятие долга (по Бисмарку: "Мы приходим в этот мир не для того, чтобы быть счастливыми, а чтобы исполнить свой долг" перед родиной, государством, правящим домом⁸ ). Отрицание чисто политических идей, способных, скорее, разъединять⁹ , позволяло обращаться к национальным основам. Пути развития Германии различные общественные силы рисовали по-разному - от кайзера и пангерманистов с их проповедью "бронированного кулака" до идеологов культурного экспансионизма, утверждавших, что "мир существует для того, чтобы быть полем экспансии не только кораблей и оружия, но и национальной идеи"¹⁰ . Юбилеи использовались прежде всего для нагнетания в обществе милитаристских настроений и косвенной подготовки войны. Приоритет Германии как вечного и единого государства всех немцев и имперские устои, не подвергавшиеся сомнению, позволяли искать опору во всех слоях общества, преодолевая политическую раздробленность на национальной почве.

В России юбилеи задумывались как попытка повлиять на политическую ситуацию и общественные настроения с целью убедить народ в непоколе-

стр. 101

бимости самодержавия и сплотить вокруг трона, предав забвению классовые, политические и религиозные разногласия. О той важности, которая придавалась юбилеям, говорит, например, список наиболее значительных деяний и событий эпохи правления Николая II, составленный в 1913 г. Междуведомственным юбилейным комитетом накануне празднования 300-летия династии Романовых. В нем значатся лишь манифест 17 октября 1905 г., указ о созыве Государственной думы и празднования Полтавской и Бородинской побед¹¹ .

На местном уровне торжественно отмечали вехи в истории городов, местных учреждений, отдельных лиц и полков. Неоднократно отмечались круглые даты основания или освящения соборов и монастырей: 500-летие Лужнецкого монастыря, 200-летие Сампсоновского храма в Петербурге (заложен в память Полтавской победы), 100-летие Казанского собора. Чествования удостаивались и отдельные священнослужители, и тем более святые, например, св. Дмитрий Ростовский. Примером городских юбилеев является череда двухсотлетий основанных или присоединенных Петром I городов и крепостей - Копорья, Кронштадта, Нарвы, Царского Села, Выборга, Риги, Ревеля и - отмечавшееся наиболее широко - Петербурга. На местном же уровне отмечались юбилеи музеев и обществ, учебных и правительственных учреждений: 100-летие Царскосельского лицея или 200-летие Кабинета е.и.в., а также различных военачальников, деятелей науки и искусства - 100-летие актера П. С. Мочалова и казачьего генерала Я. П. Бакланова, покорителя Кавказа, 200-летие М. В. Ломоносова и 100-летие со дня смерти А. В. Суворова.

К среднему уровню можно отнести юбилейные торжества, не выходившие за пределы одной губернии, отдельной территории или национальной окраины. Тысячелетие Руси лишь по названию было общегосударственным праздником и фактически отмечалось лишь в Новгородской губернии. Из других сравнимых юбилеев следует назвать 50-летие освобождения крестьян в Прибалтике, 300-летие Уральского и Донского казачьих войск, 100-летие присоединения Грузии и 200-летие присоединения Эстляндии. Отмечали свои юбилеи высшие церковные учебные заведения: 50-летие - Казанская духовная академия, 100-летие - Петербургская и Московская, 300-летие - Киевская. На этом фоне выделяется празднование 200-летия событий Северной войны, отмечавшееся дважды: в 1908 г. - юбилей победы при деревне Лесной, первой крупной победы над шведами, фактически не вышедший за рамки Могилевской губернии. В 1909 г. - юбилей Полтавской битвы, хотя и отмечавшийся во многих городах империи, но все же не обретший подлинно общегосударственного звучания.

Общенациональные юбилеи, отмечавшиеся, однако, лишь относительно узким кругом лиц, включали в себя некоторые ведомственные и общественные праздники - 100-летие министерств и Государственного совета, 200-летие Сената и 50-летие "Великой реформы". Отдельные церковные юбилеи - 300-летие со дня смерти патриарха Гермогена, 1600-летие со дня издания Миланского эдикта 313 года - также отмечались по всей стране, хотя и оставались фактически узкосословными мероприятиями. На эти годы пришлось несколько юбилеев великих деятелей русской культуры - А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, А. П. Чехова. Либеральная общественность отмечала, в противовес официальной праздничной культуре, 100-летия А. И. Герцена, В. Г. Белинского, Т. Н. Грановского. Особняком в этом раду стоит пышное чествование живого классика, Льва Толстого, в день его 80-летия, сопровождавшееся всероссийской панегирической кампанией, но затронувшее лишь образованные слои общества.

Вершину юбилеемании представляют два общегосударственных юбилея, которые праздновались по всей Российской империи. Столетие Бородинской битвы 1812 г. намного превзошло все предшествующие торжества по размаху, географическому охвату и разнообразию мероприятий. Но при этом оно явилось лишь пробой сил перед трехсотлетием царствования династии Романовых, отмеченным в 1913 г., - завершающим аккордом и апогеем волны юбилеев ¹² .

стр. 102

Общая тенденция, идеология "юбилеемании" выявляется не сразу. Список и состав праздновавшихся юбилеев представляется бесконечным и крайне хаотичным. В эпоху всеобщего увлечения юбилеями праздновалось, казалось, фактически все, что имело какое-либо отношение к прошлой и нынешней славе государства¹³ . Однако при этом отбор отмечаемых событий все же существовал, причем общая тенденция "юбилеемании" была политизирована. Правительство, с одной стороны, стремилось использовать любой повод в надежде хоть как-то заинтересовать и привлечь население. Завоевание той или иной части империи (как Рига) праздновалось наравне с юбилеями бравших их полков - и это с целью продемонстрировать единство страны и нации!

Однако - это принципиально важный момент, позволяющий говорить о продуманной государственной политике в области юбилейной культуры и о желании подчинить бесконечные торжества единой цели, - власти избегали даже намека на возможность любых реформ и потрясений при самодержавии. Ни Великие реформы Александра II, ни реформы Ивана Грозного или Екатерины И, круглые даты которых пришлись на рубеж веков, ни даже 200-летие перенесения столицы из Москвы в Петербург, казалось, не существовали для правительства. Вслед за государством и Русская православная церковь и армия не считали возможным отмечать такие преобразования - равно позитивные и негативные. Военные отмечали юбилеи всех войн, сражений, полков и полководцев. Но ни разу не праздновались юбилеи многочисленных военных реформ, даже петровских, заложивших основу российской регулярной армии.

Что касается церкви, то ни утверждение патриаршества, ни его отмена, ни Стоглавый собор, ни секуляризация 1763 г. не вошли в число исторических событий, достойных, с ее точки зрения, упоминания. Казалось бы, 300-летие введения патриаршества или 350-летие Стоглавого собора - важнейшие даты не только церковной, но и всей российской истории. Однако государство не желало каких-либо воспоминаний о годах расцвета и силы православной церкви, и она не могла ему противиться.

В противовес этому либеральная общественность отмечала именно юбилеи реформ, а также передовых деятелей русской культуры. Полностью в руках оппозиционных общественных сил находилась и инициатива в проведении юбилеев отмены крепостного права и 40-летия судебной и земской реформ.

Красной нитью через все юбилеи официальной кампании, столь разные по масштабу и характеру, проходили старинные идеи уваровской триады: стремление сплотить все народы империи вокруг Трона как зримого центра единства и идеологически сцементировать это единство общей религией. Формула "православие, самодержавие, народность", казалось бы, не должна была воскресать в условиях новой России с монархией, ограниченной манифестом 17 октября 1905 года. Самодержавие, действительно, открыто почти не пропагандировалось: до 1905 г. - поскольку монархия представлялась властям незыблемой, после - и по крайней мере до 1913 г. - из-за изменившихся в неблагоприятную для режима сторону общественных настроений. "Народность" никогда не могла стать серьезным пропагандистским лозунгом в условиях многонациональной и многосословной России. Православию тоже трудно было объединить население, исповедовавшее самые различные религии, от христианства всех направлений вплоть до язычества. Но никакого четвертого лозунга придумано не было, в правительстве даже не была осознана необходимость его выдвижения. Не решаясь воскрешать подорванную революцией 1905 г. идею самодержавия, не зная, как подать принцип "народности", власть переложила всю тяжесть идеологической кампании по подъему гражданского духа и патриотического сознания населения на плечи православной церкви, которая издревле брала на себя это бремя.

Православная церковь, ее иерархи взяли на себя эту роль не только потому, что это отвечало чаяниям церкви, но и потому, что в синодальный

стр. 103

период она находилась в подчинении у государственной власти, что выражалось, среди прочего, и в государственном жаловании священнослужителям, и в самом факте назначения царем обер-прокурора Синода, лица светского и, как правило, из высших чинов военной или гражданской службы. Церковь оставалась основным проводником юбилейных идей в массы. Церковные ритуалы - основной формой любых церемоний.

После 1907 г. не только резко возрос масштаб юбилейных торжеств, наблюдалась милитаризация праздничной культуры, отразившаяся в самом выборе поводов для торжеств. После поражения в войне с Японией и революции основной задачей правительства было искоренить революционные настроения. Властям представлялось естественным смягчить общественную нестабильность с помощью напоминания о великих военных победах прошлого. При этом правительство опиралось на традицию военных юбилеев, идущую с 1809 г., когда было отпраздновано столетие победы в Полтавской битве, и особенно с 1862 г., с 50-летнего юбилея Отечественной войны 1812 года. Эти юбилеи, сильно уступавшие торжествам начала XX в. по масштабу и резонансу в обществе, тем не менее значительно способствовали милитаризации российской юбилейной культуры.

Помимо юбилейных дат, в праздничной культуре России постоянно присутствовали и торжества меньшего значения - регулярные религиозные, династические, гражданские, воинские праздники. И уже начиная с правления Павла I военный парад стал излюбленной формой праздничных мероприятий. Ежегодные военные парады, торжественные смотры, ежедневные разводы караулов в Петербурге, постоянные полковые праздники накладывали отпечаток на представление организаторов и зрителей о понятии праздника. Светская государственная власть не умела и не считала нужным организовывать невоенные массовые мероприятия. Их организовывать умела церковь. Главные церковные праздники (Пасха, Рождество) устраивались ежегодно, и именно они были подлинно массовыми. При этом религиозные юбилеи, которые (подобно армии) православная церковь организовывала сама, также не являлись праздничными днями и не имели массовой публики. Поэтому церковь, так же, как и армия, сконцентрировала свое внимание на юбилеях, указанных государственными инстанциями.

Российские власти отступили перед техническими сложностями организации общественно-политического юбилея. Его невозможно было отмечать привычными военными или церковными процессиями и сложнее контролировать из центра. Однако помимо инерции привычного облика торжеств на выбор именно военного юбилея в качестве основного вида государственного праздника повлияло и изучение и некритическое восприятие чужого опыта - прежде всего опыта проведения аналогичных юбилеев в Германии. Материалы по выработке церемониала празднования 200-летия Прусского королевства в мельчайших подробностях изучались Комитетом для устройства празднования 300-летия царствования дома Романовых. Материалы самого Комитета свидетельствуют о значительном сходстве, почти идентичности основных мероприятий российского юбилея с его немецким образцом. Среди них в обоих случаях особое место принадлежало военному параду¹⁴ . Генерал В. Г. Глазов, бывший председателем или членом различных юбилейных комиссий, в том числе по подготовке празднования 300-летия освобождения Троице-Сергиевой лавры от осады поляками, 150-летия капитуляции Берлина в Семилетней войне, 100-летия Отечественной войны, 100-летия взятия Парижа в 1814 г., детально изучал материалы по проведению лейпцигского юбилея в Германии и освящению памятника "Битве народов"¹⁵ . Постройка и освящение памятников были обязательной составной частью юбилеев и в России.

Некритически трактуя собственный и чужой, прежде всего германский, опыт проведения юбилейных торжеств, власти избрали основным видом государственного праздника юбилеи великих битв и побед. Однако намерение использовать военное прошлое в юбилейной кампании для повышения мо-

стр. 104

рального духа в стране или хотя бы в войсках не встречало понимания в самой армии. Некоторые видные военные, в том числе организаторы юбилеев, считали вредным участие войск в праздничных мероприятиях, полагая, что этим облегчается разлагающее воздействие на войска гражданского окружения, политической агитации¹⁶ . Участвуя в охранных мероприятиях, армия поневоле чувствовала ложность пропагандируемой идеи единения народа с царем и, следовательно, могла, по мнению наиболее проницательных наблюдателей, сделать свой выбор не в пользу царя, а в пользу народа.

Кроме того, армия не полагалась на свой авторитет, памятуя о недавно проигранной войне. Даже во время собственно армейских и морских празднований вместо военного парада нередко устраивался церковный¹⁷ . Армия не умела и не хотела быть инструментом морального воздействия на население в руках правительства.

Участие армии в юбилеях не обосновывалось и идейно. Демонстрация ее внешне блестящего состояния и напоминания о прошлых успехах не преследовали цели подготовить ее к новой войне. В ходе юбилейных парадов и смотров не была даже опробована и "прорекламирована" новая форма хаки, на которую постепенно переводились войска. В отличие от западноевропейских государств, в России юбилейные торжества не преследовали цель психологической подготовки общества к мировой войне. И военный культ, так же, как и церковный, бил мимо цели.

Российские правящие круги не осознавали, насколько помпезные праздничные церемонии диссонируют с той действительностью, на фоне которой они проводились. Начало 1910-х годов осталось в памяти России не только благодаря юбилеям. Терпела крах столыпинская аграрная реформа, на всем протяжении Транссибирской железной дороги бедствовали миллионы крестьян, привлеченных переселенческой политикой, не подкрепленной нормальной организацией. На окраинах империи усиливалось национальное движение - в Закавказье, Прибалтике, Польше. Одно за другим предпринимались покушения на высших чиновников и государственных деятелей; расцветала порочная система смычки террористических революционных организаций и охранного отделения. 1 сентября 1911 г. был застрелен председатель Совета министров П. А. Столыпин. 2 апреля 1912 г. телеграф принес потрясающее известие о гибели парохода "Титаник". Оно вызвало содрогание у не привыкшего к подобным катастрофам мира и всеобщее сочувствие; затронутой оказалась и Россия. А уже 4 апреля произошло новое "прискорбное", по оценке министра внутренних дел А. А. Макарова, событие: расстрел рабочих на Ленских приисках. Оно вызвало волнения по всей стране и во всех слоях общества, привело к запросам в Думе и к перестановкам в правительстве. Начало "распутинщины" и похищение иконы Казанской богоматери, одной из самых известных русских святынь - штрихи духовной обстановки того времени; тяжелые эпидемии холеры - бытовой.

В этих условиях череда различных юбилеев и торжественных актов вместо того, чтобы способствовать смягчению неблагоприятных общественных впечатлений и настроений, дала, скорее, обратный эффект. Она вызывала раздражение и у политически активной общественности и у широких масс населения. К тому же стремление правительства использовать историю в актуально-политических целях не сопровождалось четко поставленными пропагандистскими установками.

Настроение в российском обществе было подавленное. В воздухе витала мысль о необходимости объединительной идеи, это понимали все политические деятели, независимо от их взглядов¹⁸ . Но не правящая верхушка. И если оппозиционные силы вырабатывали, пусть и разные, иногда противоположные программы будущего страны, то правительство ограничилось лишь традиционными призывами и пышными церемониалами. Единственный внятный призыв юбилейной кампании - к сплочению вокруг трона - не мог быть воспринят в обществе с пониманием, поскольку не отвечал на главный вопрос - во имя чего. Власть, организуя грандиозную многолетнюю юби-

стр. 105

лейную кампанию, не смогла ни уяснить для себя, ни объяснить народу цель ее проведения.

Практически все юбилеи были идеально организованы - многолетняя подготовительная работа десятков ведомств и сотен людей не проходила даром, но она не компенсировала их внутреннюю пустоту. Их стержневая, и фактически единственная, идея - имперская - подавалась исключительно в оболочке идеи церковной, вдобавок православной. Ее основным носителем и выразителем была Русская православная церковь, находившаяся в подчинении у государства и по своему исторически сложившемуся устройству сознательно закостеневшая на уровне иных веков.

Население же империи было во многом неправославным и нехристианским. На рубеже веков очень многие уже были проникнуты атеизмом. Но ни власти, ни церковь не могли предложить альтернативные - неправославные, нерелигиозные трактовки исторического прошлого или желаемого будущего. Не было попыток по-новому истолковать роль самодержавия, явно изживавшего себя в радикально изменившихся социальных и политических условиях - по сравнению с временами двух-, трехвековой давности, к которым постоянно отсылали юбилеи как к образцу для подражания.

Стремление успокоить общество, научить преодолеть новое Смутное время, так же как была преодолена прежняя Смута¹⁹ , - этой задаче празднование юбилеев прежних побед никак не соответствовало. Неутихающие брожения и оппозиционные веяния могли быть заглушены реальными политическими изменениями - и они происходили, но, на взгляд русского общества, были явно недостаточными. Могли в какой-то мере помочь и юбилейные напоминания о событиях, демонстрирующих позитивное влияние самодержавной власти на политический процесс. Такие события в новой российской истории были - например, реформаторский почин времен правления Александра II, воспоминание о котором вызывало положительные эмоции у значительной части общественности и могло содействовать укреплению авторитета монархии. Но власти не осознавали необходимость их использования в пропаганде. Не был извлечен урок из упущенного 40-летия Судебных уставов 1864 г. и создания земских учреждений. Государство полностью устранилось от юбилея 1904 г., и он в итоге вылился в "Банкетную кампанию" - череду антиправительственных мероприятий, оформленных как праздничные заседания, которая проложила дорогу к революции 1905 года. Так же и в 1911 г. был упущен шанс продемонстрировать фигуру русского царя в образе реформатора, который определяет развитие державы и направляет его во благо подданных. Празднование 50-летия "Великой реформы" 19 февраля вновь было полностью отдано правительством в руки оппозиционных общественных сил, хотя оно могло стать поводом для гордости за реальные позитивные деяния царского правления.

Государственные деятели не использовали собственные достижения настоящего или прошлого в своей пропаганде. Совершенно не обыгрывался единственный видимый успех - хозяйственное развитие, прочное состояние экономики, стабильный, уважаемый в мире золотой рубль. Вместо празднования реальных достижений, нынешних или былых, власти эксплуатировали мифологизированное прошлое. Однако при попытке опереться на славные традиции государства для улучшения текущего политического положения они выбрали в итоге самый неудачный из всех возможных поводов, сконцентрировав свое внимание на юбилеях военных побед, а также правящей династии и придав им форму церковного праздника. Победы российской армии многовековой давности не имели отношения к политической реальности начала XX в., деяния великих императоров прошлого - к фигуре Николая II, православная церковь в начале XX в. утрачивала свое влияние в массах. Ни события, ни форма их подачи не могли увлечь сколько-нибудь значительные круги населения и заставить их воспринять правительственную пропаганду. Кроме того, государственные юбилеи не смогли даже реально вовлечь массы. При публичных мероприятиях толпа наполовину состояла из

стр. 106

агентов охранки, допуск даже на такие мероприятия был обставлен строжайшим полицейским контролем, иногда с требованиями предъявлять пригласительные билеты; все это вело к тому, что основная часть населения в торжествах не участвовала или участвовала лишь формально.

Таким образом, уже сам выбор юбилеев предопределил исход юбилейной кампании. Неспособность организаторов обеспечить действенное идеологическое наполнение юбилейных празднеств привела к тому, что даже участвовавшие в них не воспринимали призывов властей. Современники констатировали неудачу и юбилеев в целом, и монархической пропаганды в частности. Участвовавший в них в качестве простого зрителя лидер московских кадетов Н. И. Астров писал: "Общее впечатление и заключение таково: энтузиазма, подъема, оживления, даже интереса - никакого"²⁰ . Один из членов императорской фамилии, наблюдавший торжества с самого высокого уровня, вспоминал: "Я вынес впечатление, что юбилей Дома Романовых прошел без особого подъема... Конечно, в театре приглашенная публика кричала "ура", оркестр играл гимн, но настроения не было. Все было по-казенному, не чувствовалось, что вся Россия единодушно празднует юбилей своей династии"²¹ .

Грандиозные и бессмысленные празднества, организуемые непопулярной церковью и деморализованной армией, излишне политизирующие общество, без идеологического призыва и ясной цели, не могли подкрепить политическую систему. То, что подобные попытки сконструировать единство страны потерпели крах уже через несколько лет, логическим образом вытекало из всей кампании "юбилеемании", характеризующей не только кризис, но агонию самодержавной власти.

Примечания

1. Подробнее о типологии и многообразии российских праздников описываемого периода см.: STITES R. The Origins of Soviet Ritual Symbol and Festival in the Russian Revolution. In: ARVIDSSON Cl. Symbols of Power. Stockholm. 1987; EJUSD. Russian Popular Culture. Cambridge. 1993.

2. Ср. КОРМЕР В. Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура. М. 1997, с. 270 - 271.

3. Например, сентябрь 1909 г. - 100-летие присоединения Финляндии; июль-сентябрь 1910 г. - 200-летие присоединения Риги, Эстляндии, Ревеля. Подобные даты отнюдь не всеми местными жителями воспринимались как праздник. Столь же противоречивым было отношение и к юбилею правящей династии, в первую очередь в Польше и на Украине.

4. "День 2-летнего юбилея (22 апреля / 5 мая) 1914 г. - К. Ц. ) газеты "Правда" сделался днем подсчета марксистских сил" (ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 25, с. 418). Подобная "инфляция" проходила и в жизни римской католической церкви, причем если в XIX-XX вв. налицо политическая причина участившихся юбилейных кампаний - стремление использовать крупные праздники для решения текущих политических задач, то за 400 - 500 лет до этого очевидна, не в последнюю очередь, финансовая подоплека. Изначально юбилей означал год, когда паломничество в Рим вознаграждалось отпущением грехов. Папа Бонифаций объявил юбилейным каждый 100-й год, начиная с 1300, папа Климент VI ввел юбилейные годы через каждые 50, Урбан VI в 1389 г. - через каждые 33, Павел II в 1470 г. - через каждые 25 лет.

5. Отмечались, в числе прочих, юбилеи: 10 - 11 июня 2000 г.: восемь лет фирме "Руна"; 2 ноября 2002 г.: два года заселения людьми Международной космической станции; 15 августа 2003 г.: три года радио "Шансон" и т.д.; 19 августа 2003 г.: 12 лет ликвидации августовского путча 1991 года. Подавляющее большинство юбилеев отмечается при цифре, кратной 5. При этом новая черта, отличающаяся от юбилеемании столетней давности - значительное число юбилеев с крупными некруглыми датами. Например: осень 2002 г.: 230 лет со дня основания Английского клуба; 1 ноября 2002 г.: 370 лет вхождения Якутии в состав Российского государства; 6 ноября 2002 г.: 245 лет со дня основания Императорской академии художеств; 7 ноября 2002 г.: 390-летие освобождения Москвы от польских интервентов; 2005 г.: 625 лет победы на Куликовом поле. Черта, присущая обоим периодам расцвета юбилеев - празднование ^х 99-летий событий, в качестве своего рода репетиции грядущего крупного юбилея. Например, лето-осень 1911 г. - 99-летие Отечественной войны 1812 г.; 25 - 26 мая 2002 г. - 299-летие Петербурга.

стр. 107

6. Как наиболее яркий пример - празднование годовщины освобождения Москвы от польских интервентов в 1612 г.: в качестве основной праздничной даты выбран день, в ходе которого в 1612 г. произошло наименьшее число каких бы то ни было значимых событий за все время взятия Москвы русским ополчением и изгнания поляков.

7. ROHRBACH P. Der deutsche Gedanke in der Welt. Leipzig. 1912, S. 6 - 7.

8. STOCKER A.O. Land, hore des Herrn Wort! Berlin. 1892, S. 221; THIELE W. Erziehung der Madchen zu vaterlandischen Denken und Handeln. - Zeitfragen evangelischer Padagogik, 1917, 1. Reihe, 10. Heft, S. 9; FITZSCHE R. Die deutsche Geschichte in der Volksschule. Altenburg. 1908, S. X, XII.

9. FRANKE Th. Staatstreue Erziehung, staatsburgerliche Belehrung und politische Bildung. - Zeitschrift for experimentelle Padagogik, 1910, Heft 1, S. 3.

10. ROHRBACH P. Op. cit., S. 56, 228; EJUSD. Zum Weltvolk hindurch! Stuttgart. 1914; HARDEN M. Kaiserpanorama. Literarische und politische Publizistik. Berlin. 1983, S. 33; REVENTLOW E. Der Kaiser und die Monarchisten. Berlin. 1913, S. 287; NAUMANN F. Mitteleuropa. Berlin. 1915, S. 12.

11. Династия Романовых. К 300-летию царствования. М. 1913, с. 36.

12. В дальнейшем юбилеи также отмечались, иногда на общегосударственном уровне - например, столетие со дня рождения М. Ю. Лермонтова в 1914 г., но из-за войны и изменения общественно-политической атмосферы практически утратили свое значение, за исключением юбилея 1916 г., когда отмечалось одновременно 300-летие со дня смерти Козьмы Минина, Шекспира и Сервантеса - как платформа для противопоставления высокой русской культуры как части общеевропейской культуры - тевтонскому варварству.

13. К настоящему моменту удалось выявить свыше 160 российских юбилеев конца XIX - начала XX в., получивших более-менее серьезный общественный резонанс, причем две трети из них праздновались довольно широко, а три четверти относятся ко времени после 1907 года.

14. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 1320, оп. 1, д. 14. С материалами по выработке церемониала.

15. Там же, ф. 922 (В. Г. Глазов), оп. 1, д. 116. О Комитете по сбору пожертвований на постройку храма на поле Лейпцигского сражения.

16. ДЖУНКОВСКИЙ В. Ф. Воспоминания. Т. 2. М. 1997, с. 52, 165 - 166.

17. Русский инвалид, 27.VI.1909.

18. См. Речь, 23, 24.XII.1912; ср.: ЧУКОВСКИЙ К. И. У последней черты. В кн.: ЧУКОВСКИЙ К. И. Собр. соч. Т. 6. М. 1966, с. 278 - 296.

19. Исторический вестник, 1909, август, с. 561 - 562: "Ныне мы вступили в полосу торжеств государственного порядка, стоящих в связи с теми или иными выдающимися и знаменательными событиями нашей исторической жизни. ...Нашему отечеству, после горьких дней злополучной русско-японской войны и кровавых дней нашей внутренней смуты, судьба посылает как бы некоторое отрадное отдохновение в воскресшем историческом прошлом... и указывает на необходимость в этом былом возобновить памятью уроки истории, назначение которых было научить нас государственной мудрости и пробудить в нас национальное самосознание в лучшем культурном смысле этих слов, то есть таким началам политической жизни, которые были нами упущены из виду и в последнюю злополучную войну, и в сопровождавший ее развал нашей внутренней жизни".

20. Цит. по: РОЗЕНТАЛЬ И. С. Массовые представления о власти. - Армагеддон, 1999, кн. 4, с. 81.

21. ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ГАВРИИЛ КОНСТАНТИНОВИЧ. В Мраморном дворце. Из хроники нашей семьи. Нью-Йорк. 1955, с. 94.

Постоянный адрес данной публикации: