Проф. Н. Воронин

Известная "Песня о Щелкане Дудентьевиче" дошла до нас в двух основных версиях. Записи А. Гильфердинга дают "Песню" в сокращённом виде, без описания деятельности Щелкана в Твери и его гибели. Вариант, сохранившийся в сборнике Кирши Данилова, имея отличия в первой части, полнее по своему содержанию. Этот вариант заканчивается рассказом о тверских бесчинствах Шевкала и его убийстве. Здесь упоминаются "два удалых братца Борисовича", которые являются главными действующими лицами описанного в "Песне" убийства Шевкала во время Тверского восстания против татар в 1327 году. По сути дела, никаких указаний на восстание "Песня" не содержит; напротив, народное недовольство Щелканом находит выход в жалобе удалым братцам Борисовичам, которые пытались задобрить татарина дарами "злата, серебра и скатново земчюга". Однако Щелкан не воздал послам "старой, богатой Твери" должного почёта, "зачванился он, загорденился, и оне (т. е. те же Борисовичи. - Н. В .) с ним раздорили один ухватил за волосы, а другой - за ноги и тут ево разорвали, тут смерть ему случилася, аи на ком не сыскалося"¹ ,

У А. Гильфердинга, в отличие от Кирши, Борисовичи представлены как "князья благоверные Митрий Борисович да Борис Борисович"² . Вариант Кирши Данилова, записанный в середине XVIII в., старше, И утеря конца "Песни" в записях Гильфердинга может быть отнесена к. XVIII - XIX векам.

"Песня о Щелкане" почти не вызвала специальных исследований, где были бы поставлены вопросы о времени её сложения. Лишь в общей литературе мы имеем высказывания о том, что представляли собой действующие лица "Песни" - Борисовичи, - были ли они реальными историческими героями 1327 г. и, если это так, кто они по своей социальной принадлежности. Вместе с этим решался вопрос о происхождении, возрасте и исторической документальности "Песни о Щелкане".

Остановимся на некоторых из этих высказываний.

С. Соловьёв говорит о "Песне" в очерке внутреннего состояния русского общества до 1462 г., т. е. считает её сложившейся в XIV - XV вв., и приводит как образец светской литературы, "замечательный по взгляду на татар и на поведение ханских баскаков на Руси". Борисовичей Соловьев считал князьями³ .

В. Келтуяла полагает, что в основу "Песни о Щелкане" положены рассказы о действительном событии в Твери в 1327 году. Текст песни хорошо отражает эти события, воспроизводя собственные имена исторических лиц и общую картину татарского произвола. "Зато имя князя тверского Александра забыто и вытеснено отчеством - Борисовичи: в этом отчестве отразились воспоминания о позднейшем времени в истории Твери - о времени князя Бориса Александровича и его сына Михаила". Автор считает, что это отчество, как и заключительный стих о благополучном исходе восстания, противоречащий действительности, присоединены певцами позднее, когда реальные черты события изгладились. Не датируя прямо возникновение "Песни", автор, повидимому, относит её к XIV веку⁴ .

М. Сперанский относит "Песню о Щелкане" к старшей группе исторических песен, к эпохе монгольского ига: "Летописный рассказ, особенно с деталями, сообщаемыми Тверской летописью, даёт объяснение песни почти целиком, кроме конца её, будто поступок тверичей сошёл для них безнаказанно: это изменение конца может указывать на ту пору редакции нашей песни, более позднюю, когда татары уже перестали быть грозою русских, а песня со счастливым окончанием тем более льстила народному самолюбию и представлялась с таким содержанием вполне естественной. Замена князя Александра братьями Борисовичами указывается то же: имя Борисовичей следует считать отзвуком уже XV в., когда Тверь при князе Борисе Александровиче переживала в последний раз блестя-

¹ Сборник Кирши Данилова, стр. 13 - 14. СПБ. 1901.

² Гильфердинг А. Онежские былины. Т. III, стр. 253, 415, NN 235, 269, 283. М. и Л. 1940.

³ См. Соловьёв С. История России. Т. I, стр. 1314 - 1315. Изд. "Общественная польза". СПБ.

⁴ Келтуяла В. Курс истории русской литературы. Ч. 1-я. Кн. 2-я, стр. 267 - 270. СПБ. 1911.

щую по наружности эпоху своей независимости"¹ . Таким образом, автор, относя возникновение "Песни" ко времени, близкому к описываемому событию, и сближая её с версией рассказа о Шевкале в Тверском сборнике, полагал, как и Келтуяла, что первоначальным действующим лицом "Песни" был Александр Михайлович Тверской, а не Борисовичи, что "Песня" заканчивалась мрачной картиной разгрома Твери, что, следовательно, вариант Кирши Данилова далёк от текста протооригинала.

В специальной статье А. Седельникова "Песня о Щелкане и близкие к ней по происхождению"² возникновение первоначального текста памятника отнесено к творчеству скоморохов времени Грозного; самый же сюжет произведения истолкован как сатирическое отображение событий XVI века, скомороший памфлет на Грозного (Азвяк) и его шурина Михаила Темрюковича (Щелкан). Тем самым автор отрицал возможность "признать за данной песней значительное старшинство перед всеми остальными великорусскими историческими песнями"³ . Таким образом, "Песня о Щелкане", как утверждает автор, имеет отношение к Москве XVI в., а не к Твери XIV века. Тверское событие 1327 г. было использовано как маскировка для выпада против царя Ивана и опричнины.

Выводы А. Седельникова не встретили возражений и были приняты в последующих работах по русскому фольклору⁴ . С отнесением "Песни о Щелкане" к XVI в. всё развитие русской исторической песни получало начало лишь со времени Грозного⁵ . Нужно отметить, что построение А. Седельникова представляется чрезвычайно искусственным и мало убедительным. Попытка связать содержание "Песни" с событиями XVI в. была бы правомерна, если бы ее содержание совершенно расходилось с фактами XIV века. Однако, как увидим ниже, при ближайшем анализе оказывается несомненным, что "Песня" без всяких натяжек и надуманных построений целиком отвечает событиям 1327 г. и, более того, является ценным историческим источником для более полного их освещения.

*

В недавнее время Я. Лурье высказал мысль, что "удалые Борисовичи" "Песни" - это не князь с братом, а тверской тысяцкий с братом⁶ . При этом автор сослался на генеалогию бояр Шетневых; их родоначальником был Борис Фёдорович Половой, внук которого, Михаил Шетнев, был тверским тысяцким; после Михаила эта должность закрепилась в их роде⁷ . Догадка эта встречает поддержку в позднейших источниках, свидетельствующих о большой популярности в Твери рода Борисовичей ещё в XVI - XVII веках. Писцовые книги XVI в. по Тверскому уезду знают три поколения Борисовичей, или чаще Борисовых, - это народное прозвище, видимо, было более распространённым, чем фамилия Шетневых: она упомянута только один раз⁸ . В перечнях владений "бояр и детей боярских тверич" Борисовичи стоят на первом или втором месте, что свидетельствует об их политическом и родовом весе.

Старший и наиболее крупный землевладелец Василий Петрович Борисович, доживавший свой век в Москве, имел сёла и деревни в разных волостях, но основной массив земель (109 деревень и починков) был в волости Кавь. Среднее поколение Борисовичей к концу XVI в. уже вымерло: это сыновья Василия Петровича - Тимофей Васильевич и Никита Васильевич Борисовичи. Землями Тимофея владела его вдова Настасья с сыновьями Григорием и Иваном, служившими у князя Владимира Андреевича. Землями Никиты владела "Стефанида, жена Борисова", с сыновьями Матвеем, Александром и Василием, служившими на государевой службе⁹ . Очень характерно, что землевладение Борисовичей, в отлична от большинства других владельцев Тверского края, подтверждалось "крепостями старинными", частью погоревшими в тверском Спасском соборе "в великий пожар". Можно установить, что под "старинными крепостями" писцы разумеют акты времени великого князя Бориса Александровича¹⁰ . Таким образом, история Борисовичей углубляется до первой половины XV в., когда они пользовались, видимо, особым благоволением княжеского двора. Это время отстоит всего на 100 лет от 1327 г. и Тверского восстания. Однако источники позволяют заполнить и этот разрыв.

В тех же писцовых книгах упоминаются владения тверского Михаило-Архангельского монастыря, "что кладутца Борисовичи". Старший из Борисовичей XVI в., Василий Петрович, отдаёт монастырю деревню Боково. Тот же Василий

¹ "Былины. Исторические песни". Т. II, стр. 324 и 340. Под ред. М. Сперанского. М. 1919.

² "Художественный фольклор". Т. IV - V, стр. 36 и сл. М. 1929.

³ Там же, стр. 36.

⁴ См., например, Соколов Ю. Русский фольклор, стр. 262 и сл. М. 1938.

⁵ Там же.

⁶ Лурье Я. Роль Твери в создании национального государства. "Учёные записки ЛГУ" N 36, стр. 107.

⁷ Борзаковский В. История Тверского княжества, стр. 222 - 223. СПБ. 1876; Соловьёв С. Указ. соч., стр. 952, прим 3.

⁸ Необычность фамилии - "Борисовичи" - заставила издателя сопроводить её при первом упоминании недоуменным "sic!". Писцовые книги Московского государства. Ч. 1-я, отд. 2, стр. 164. Изд. Н. Калачова. Уп. Петра Шетнева на стр. 221.

⁹ Земли Василия Петровича, см. Там же, стр. 181, 184, 226, 284 - 285; Тимофея Васильевича и его сыновей, стр. 84, 232, 258; Никиты Васильевича и его сыновей, стр. 164, 255, 284, 288 - 289.

¹⁰ Там же, стр. 164; указание, что "старинные крепости" - акты князя Бориса, стр. 168, 169; грамот старше князя Бориса не было предъявлено ни разу.

Петрович жаловал земли другому Михайловскому монастырю, "что Михайло Арханьил на пустыньки, аз реке на Шоше, бывала Василья Петровича"¹ . Понять значение почитания Михаила Архангела в роде Борисовичей помогают источники XVII века.

Писцовая книга Потапа Нарбекова 1626 г. при описании тверского Загородского посада также сообщает о Михаило-Архавгельском монастыре на берегу Волги: "Монастырь Архангельской, где кладутца Борисовичи, а в нём храм древян клецки обалилея, да место пусто, а стоял на том месте храм Похвалы пресвятые Богородицы"² .

Здесь упомянуты не какие-либо другие Борисовичи, а именно потомки Бориса Полового. Об этом свидетельствует посвящение храма Архангелу Михаилу - патрону первого в роде Шетневых тысяцкого, Михаила Фёдоровича Шетнева, который," повидимому, и положил основание Михайловскому монастырю, ставшему местом погребения их рода. Характерно, что тверской тысяцкий поставил свой храм не в Кремле, где были княжеская усыпальница - Спасский собор - и княжеская дворцовая церковь Михаила Архангела³ , а вне Кремля, на Загородском посаде "старой, богатой Твери", как бы подчёркивая этим свою социальную связь с демократическими слоями городского населения. Таким образом, можно считать доказанным, что Борисовичи "Песни о Щелкане" - реальные исторические участники событий 1327 г., а не позднейшая замена фигурировавшего первоначально имени князя Александра, как это полагали и М. Сперанский и В. Келтуяла.

Следует напомнить подмеченное В. Борзаковским отличие судьбы тверских тысяцких от участи тысяцких в Москве и Рязани. Если о последних мы знаем в связи с упоминанием об их трагических убийствах и связанных с этим волнениях, то о судьбе тверских тысяцких таких сообщений нет⁴ . Видимо, здесь между тысяцкими, боярством и княжеской властью не возникало тех острых политических противоречий, которые вели к гибели тысяцких и, наконец, к исчезновению этой должности. Выступление тысяцкого во главе восстания 1327 г. против татар представляется вполне естественным. Вспомним киевское восстание 1068 г., связанное с борьбой против половцев, когда явившиеся в город за оружием жители киевской округи после отказа князя обратились в первую очередь к своему тысяцкому Коснячку⁵ . У тверских тысяцких Борисовичей ненависть к татарам подогревалась свежими воспоминаниями о предке их рода, черниговском боярине Феодоре, казнённом в 1246 г, в Орде вместе с князем Михаилом Всеволодовичем Черниговским. Любопытно, что именно около церкви-усыпальницы Борисовичей происходили торжественные встречи останков погибших в Орде тверских князей Михаила Ярославича и Александра Михайловича.

Изложенное со всей определённостью свидетельствует о том, что "Песня о Щелкане" в варианте Кирши Данилова говорит о вполне реальных деятелях восстания 1327 г., т. е. сохраняет чрезвычайно жизненную связь с этим событием; рассказ о нём реалистичен и конкретен, т. е. ещё не подвергся значительной фольклорной переработке с амортизацией и заменой жизненных деталей общими местами и сюжетными оборотами. Это вновь ставит вопрос о времени появления "Песни о Щелкане", которое, на наш взгляд, может быть значительно приближено к 1327 году.

*

Летописные повествования о шевкаловщине дошли до нас в двух вариантах. Первый и наиболее интересный вариант содержится в первой части Тверского летописного сборника⁶ ; второй, отличаясь от первого по содержанию и стилю изложения, приписывает руководство восстанием князю Александру⁷ , тогда как в первом выступают безыменные тверские горожане. К этой же группе принадлежит рассказ I Псковской летописи. Сохраняя руководящую роль Александра Тверского, этот рассказ пропитан похвалами ему и дополнен весьма сочувственным описанием его пребывания во Пскове⁸ .

Рассказ о шевкаловщине в Тверском сборнике носит характер вставного, записанного со слов повествования. Его начало вполне фольклорно: злые татары посоветовали хану погубить князя Александра и других русских князей, чтобы прочнее владеть Русью; - Шевкал берётся уничтожить христианство и князей и полонить их семьи. Это вступление по смыслу сближается с началом "Песни о Щелкане". Далее следует изложение деятельности Шевкала в Твери. Придя сюда, Шевкал согнал князя Александра с отцовского двора и занял его. Начались надругательства над народом, на-

¹ Писцовые книга Московского государства, Ч. 1-я, отд. 2, стр. 195, 278, 287, 157.

² Выпись из Тверских писцовых книг Потапа Нарбекова, стр. 64. Тверь. 1626. Тверь. 1901. Автор анонимной статьи "Загородский посад в 1626 г." ("Тверские губернские ведомости" N 7, за 1865 г.), полагал, что "Борисовичи" здесь - потомки князя Бориса Михайловича Кашинского.

³ Овсянников Н. Тверь в XVII веке. Тверь. 1889, а также данные летописей о названных княжеских храмах.

⁴ Борзаковский В. Указ. соч., стр. 223 - 224; Иловайский Д. История Рязанского княжества, стр. 120 - 121. М. 1858; Соловьёв С. Указ. соч. Т. I, стр. 951 - 952, 987. В Тверской земле тысяцкие - "тысячники" - играли значительную роль ещё в середине XV в.; См. Лихачёв Н. Инока Фомы слово похвальное..., стр. 53. СПБ. 1908.

⁵ Полное собрание русских летописей (ПСРЛ), I. Лаврентьевская летопись 1068 г., ст. 170 - 171. Л. 1926.

⁶ ПСРЛ, XV. Тверская летопись, ст. 415.

⁷ ПСРЛ, VII. Воскресенская летопись, ст. 200; X. Никоновская летопись, ст. 194.

⁸ ПСРЛ, IV, ст. 185.

силия и грабежи. "Народи же, гордостью повсегда оскрьбляеми от поганых, жаловахуся многажды великому князю, дабы их оборонил; он же, видя озлобление людий своих, не могый обороните, трьпети им веляше; и сего не трьпяще тверичи, и искаху подобна времени (т. е. ждали случая для нападения на татар. - Н . В. )". И этот случай представился: 15 августа, в Успеньев день, дьякон Дюдко вёл ранним утром к Волге на водопой "кобилицу младу и зело тучну"; татары позарились на лошадь и отняли её; на крик Дюдко сбежались тверичи, а татары взялись за сабли. Тверичи не отступили, но "удариша в колоколы и сташа вечием и поворотися весь град и весь народ там часе събрашася и бысть в них замятия (т. е. некоторое колебание. - Н . В .) и кликнута тверичи и начата избывати татар, где кто застропив, дондеже и самого Шевкала убита и всех поряду. Не оставиша и вестоноши, разве еже на поли пастуси коневии пасуще и похватиша лучший жеребци и скоре бежаша на Москву и оттоль в Орду и тамо възвестиша кончину Шевкалову".

Здесь, как и в "Песне о Щелкане", князь Александр не играет никакой роли; на первом плане рассказа - "люди тверичи", подобно тому как в "Песне" - вожди народа "удалые братья Борисовичи". С. Соловьёв отдаёт предпочтение перед другими вариантами рассказу о 1327 г. Тверского сборника, так как здесь "Шевкалово дело рассказано подробнее, естественнее и без упоминания о замысле Шевкала относительно веры"¹ .

Обратим внимание на одну подробность рассказа, придающую ему особую живость и конкретность. Это - описание выхода ранним утром дьякона Дюдко с его столь любовно описанной "зело тучной младой кобылицей" и заключение рассказа, где вновь выступает осведомлённость о том, что происходит вне города, на поле, где паслись конские стада и откуда "коневии пастуси", взнуздав "лучший жеребци", помчались на Москву с тревожным известием об избиении татар. Эти подробности наводят на мысль, что этот рассказ сообщён кем-либо из этих пастухов (если это не были татары), или, скорее, самим дьяконом Дюдко, любителем лошадей, имя которого вместе с именами князя и Шевкала названо в тексте² . Рассказ не носит черт книжной речи, что особенно ярко сказывается при сравнении с текстом летописных рассказов второго типа, изобилующих литературными штампами и поучительными ремарками летописца.

Следует обратить внимание на место рассказа о Шевкале в Тверском сборнике.

1327 годом оканчивается великокняжеский летописный свод, доведённый до этого года князем Александром³ . Сжатый и деловой текст летописи под 1327 г. неожиданно прерывается рассказом о Шевкале, резко отличающимся от официального и сухого языка летописных записей смежных лет. Перед началом рассказа помещена краткая запись о получении князем Александром великого княжения, резко отличная по характеру от фольклорного начала рассказа о Шевкале: "Того же лета князю Александру Михайловичу дано княжение великое, и прииде из Орды, и седе на великое княжение". После заключения рассказа о восстании, в котором уже сообщено о гибели Шевкала, снова идут типичные летописные записи: "Той же зыми преставися Пётр Митрополит и убиень бысть Шевкаль", а дальше, под 1328 г., - сообщение о Федорчуковой рати: "И то слышав (т. е. убийство Шевкала. - Н . В .), беззаконный царь на зиму посла рать на землю русскую". Дублирование сообщения о смерти Шевкала и отличие по языку рассказа о Тверском восстании от окружающего летописного текста свидетельствуют о его интерполяции и ином происхождении. На это же указывает его начальная словесная связка с предшествующим летописным текстом о получении князем великокняжеской власти: "потом, за мало дней за умножение грех ради наших". Она напоминает те связки, когда летописец, внося в текст чей-либо рассказ, затрудняется привести его точное хронологическое определение и ограничивается общим указанием, вроде "в те же времена", "в лета те" и пр. Здесь подобная связка выглядит странно, так как в рассказе указан точно день восстания, и можно удивляться, что дата появлений Шевкала в Твери выпала.

Текст Рогожского летописца, отражающий редакцию Тверского свода 1455 г.. почти в точности повторяет текст Тверского сборника, но пытается завуалировать допущенное дублирование известий. После заключения рассказа 1327 г. об убийстве Шевкала записано последнее событие этого года: "Тое же зимы преставися Пётр Митрополит", а следующий абзац перередактирован: "А убиен бысть Шевкал в лето 6835, И то слышав беззаконный царь" и пр.⁴ . Попытка упразднить повторение путём его некоторого изменения лишь ярче подчёркивает факт разрыва последовательного летописного текста вставным повествованием о Шевкале.

Всё изложенное приводит к выводу, что интерполированный в Тверскую летопись рассказ о Шевкале представляет запись народного живого рассказа, сохранившего непосредственную свежесть пережитых событий.

Для уточнения даты записи существенно то обстоятельство, что она не содержит описания последовавшего за восстанием

¹ Соловьёв С. Указ. соч., Т. I, стр. 918.

² В этом отношении сохранение и "Песней, о Щелкане" имени тысяцкого с братом чрезвычайно симптоматично.

³ Насонов А. Летописные своды Тверского княжества. Доклады АН СССР. Ноябрь - декабрь 1926 г., стр. 126.

⁴ ПСРЛ, XV. Рогожский летописец, ст. 43. Птг. 1922.

разгрома Твери - об этом событии повествует уже летописец под следующим, 1328 годом. В этом можно видеть указание на то, что рассказ записан в том же, 1327 году, до прихода карательной экспедиции Калиты. Как увидим ниже, эта же особенность характерна и для "Песни о Щелкане", что отмечалось исследователями как историческая погрешность "Песни", образовавшаяся в результате позднейших её переработок.

Рассказ о 1327 г. включён в летопись, видимо, не без ведома князя Александра, а скорее по его инициативе. Политический смысл этого включения очевиден: согласно этому рассказу, Александр не повинен в восстании, это - стихийное возмущение народа, не внявшего призывам князя к терпению. Это было очень существенно для тверского князя, только что облечённого, волею хана, великокняжеским достоинством. Эта версия оправдывала его перед судом истории и ограждала от возможных преследований со стороны хана¹ .

В этом смысле вторая версия рассказа о Шевкале отражает противоположную тенденцию. Не народ восстал, но князь призвал тверичей к оружию, он приказал зажечь двор отца своего, где скрывались татары, - за это и обрушивается на Тверь карательная экспедиция Калиты и затем начинается преследование Александра. Мы уже отмечали книжный характер данной обработки сюжета. Решив истребить тверичей, собравшихся в день праздника Успения, Шевкал не знал_? что бог хранит "от сыроядець" род христианский. Александр, призывая народ к оружию, говорит: "Не аз почах избивати" и пр., подобно известной речи Ярослава перед битвой со Святополком² . Столкновение с татарами изображено как организованное выступление народа. "И съступишася обои въсходящу солнцу и бишася весь день" - оборот, явно повторяющий обычный литературный штамп. Но в то же время во второй версии сохраняется вступление к рассказу вполне фольклорного типа, отражавшее носившиеся а народе в связи с приездом Шевкала тревожные слухи. Сохраняется и точная дата события - 15 августа, на праздник Успения. Для этой второй летописной версии о восстании 1327 г. весьма характерна подробность, приписывающая Шевкалу намерение "привести христиан в татарскую веру", что сообщает Александру черты борца с басурманами и защитника православия. Эта особенность рассматриваемого рассказа позволяет выяснить время его возникновения.

Повествование о Шевкале нашло вторичное отражение в том же Тверском сборнике, в его последней части - "Летописце княжения Тферского благоверных великих князей тферьских", составленном по инициативе князя Бориса Александровича³ . Задачей этого произведения, возникшего в 1455 г., после падения Константинополя, в обстановке борьбы Москвы и Твери за византийское наследство, было доказательство прав на него Тверского княжества и тверских князей как исконных поборников православия. Центральной фигурой "Летописца" является князь Михаил Александрович, которому посвящен обширный текст. Приступая к биографии князя Михаила, автор упоминает о его отце, а в связи с этим рассказывает и историю о Шевкале. Шевкал представлен как "притеснитель православного града Твери", "христианский губитель" и "церковный боритель". Александр выступает защитником православия. Напротив, пришедший с татарами "Иван Московский... вожь им на грады, Тверскыа бываше", т. е. является вероотступником и предателем церкви. Гибель Александра в Орде (1339) изображена как мученическая кончина за веру: "Получи желание свое, еже за христианы течение съверьшити, и въсприят мучениа добро победный венец от рукы Вседрьжителя"⁴ . В этой версии "Летописца" князя Бориса Александровича, повидимому, и следует видеть источник вполне книжной версии рассказа о Шевкале, условно названного нами вторым типом рассказа и носящего на себе следы московской политической редакции⁵ .

Я. Лурье показал связь сюжета "Песни о Щелкане" с изображениями на рогатине князя Бориса Александровича тверского, тем самым вскрыв большую популярность этого произведения в Твери первой половины XV века. Автор склонен отнести к этому времени возникновение и "Песни о Щелкане"⁶ . Тем самым он положил конец попытке истолковать "Песню о Щелкане" как сатирическое произведение скоморохов Москвы XVI в., так как она явно существовала уже в первой половине XV века.

*

Я. Лурье дополнительно отметил, что отношение "Песни" к татарам, которые представлены в ней без издевки и насмешки, как реальная и грозная власть, не позволяет

¹ Любопытно, что в Симеоньевской летописи, отразившей свод 1327 г. в уже отредактированном при Калите или его преемнике виде, рассказ о Шевкале совершенно опущен, а разгром Калитой Твери мотивирован как божья кара "множества ради грех наших" (ПСРЛ, XVIII, ст. 90; Насонов А. Летописные своды Тверского княжества, стр. 765. ИОГН. 1930).

² См. Соловьёв С. Указ. соч. Т. I, стр. 918, прим. 2.

³ ПСРЛ, XV, ст. 465 - 466; Насонов А. Указ. соч., стр. 738 и сл.

⁴ Насонов А. Указ. соч., стр. 747 и сл. В смысле проведения той же тенденции любопытна замена новгородского архиепископа Василия в рассказе об обучении юного князя Михаила Александровича "митрополитом Киевьским Фегнастом". ПСРЛ, XV, ст. 467.

⁵ Может быть, в связи с оживлением интереса к истории 1327 г. при князе Борисе поднялся авторитет Борисовичей, получивших в это время, как мы видели выше, земельные пожалования ("крепости старинные" Бориса Александровича указаны в писцовой книге конца XVI века).

⁶ Лурье Я. Указ. соч., стр. 104 - 107.

датировать памятник временем после 1480 года¹ . Однако эта же черта песни, как нам кажется, ведёт не к первой половине XV в., а к более раннему времени.

С конца XIV в. в оправившейся Твери вновь усиливаются антитатарские настроения. В это время и в первой половине XV в. мы наблюдаем, например, исчезновение татарских надписей на тверской монете² . Международный авторитет Тверского княжества этого времени также способствовал переоценке отношения к недавно безраздельной власти монголов. Это позволяет думать, что "Песня о Щелкане" с её ясно выраженным пиететом к монголам возникла ещё до периода князей Михаила и Бориса Александровичей, с именами которых связан зенит политического могущества Твери. Нам представляется более вероятным отнести появление "Песни" ко времени второй четверти XIV в., вскоре после Тверского восстания 1327 года. Реализм и историческая конкретность "Песни" указывают, как мы отмечали, что она слагалась под свежим впечатлением события, сохранив многие бытовые и исторические его подробности, особенно яркие в варианте Кирши Данилова, стоящем, несомненно, ближе других к первоначальному содержанию и характеру произведения.

*

В Твери конца XIII и начала XIV в. народное творчество, видимо, с особой остротой реагировало на гнёт монгольской неволи. Мы видели выше, что ходячий народный рассказ о шевкаловщине был внесен в Тверскую летопись, сохранив почти в нетронутом виде свою непосредственную свежесть и простоту. Не менее симптоматично появление в великокняжеском своде 1305 г. вставки под 1283 - 1285 гг. повествования о баскаке Ахмате, который действовал в далёком Курском княжестве. Это повествование носит характер устного народного рассказа, сложившегося из сообщений купцов, как предполагает М. Приселков, где-либо во Владимиро-Суздальской или Новгородской области³ . Едва ли есть необходимость в этом территориальном ограничении, так как Тверь была одним из крупнейших торговых центров русского средневековья, и здесь этот бродячий рассказ мог услышать тверской сводчик 1305 года. Стоит напомнить сюжет данного повествования: некий "бесерменин злохитр и вельми зол", по имени Ахмат, державший "баскачьство Курьскаго княжениа", откупал дань, отягощая князей и чёрных людей. Его отрады, стоявшие в двух слободах на земле князя рыльского Олега, опустошали поборами и насилиями округу. По жалобе Олега хану Телебуге Олег и Святослав князь липовичьский силами татарского отряда изгоняют отряды Ахмата из этих слобод. Ахмат донёс хану Ногаю о происшедшем; Олег был вызван к хану, но он побоялся ехать в ханскую ставку. Тем временем князь Святослав липовичьский, без извещения Олега, снова ударил на татарские слободы "в ночи - разбоем". Ногай послал карательный отряд в землю Олега; князь бежал к своему хану Телебуге, а Святослав скрылся а Воронежских лесах; татары, ограбив землю, восстановили разбитые Олегом слободы, куда свели полон и награбленное добро. Приведённые к Ахмату бояре были казнены; их одежды были отданы находившимся тут "гостям-паломникам", с тем чтобы они ходили по землям и разносили молву, что такая же казнь ждёт всякого, кто будет противиться баскакам. Трупы обезглавленных бояр были повешены на деревьях, а их отрубленные головы и правые руки татары собирались послать для устрашения "по землям", но так как округа была опустошена и устрашать было некого, бросили "псам на снедь". Многие люди, ограбленные донага, замёрзли; "Се же великое зло сътворися грех ради наших; Бог бо казнить человека человеком, тако сего бесерменина навёл злаго за нашу неправду, мню же, - поясняет сводчик, - и князей ради, понеже живяху в которе. Много имам писати, но то оставим". Далее под 1284 г. летописец подробно рассказывает о новом набеге Святослава, - он напал на отряд из баскаческой слободы и истребил 25 русских и 2 татар. Братья Ахмата, оставленные им в слободах, бежали к нему в Курск. Олег потребовал, чтобы Святослав шёл Орду держать ответ перед ханом, но тот отказался. Олег привёл татар "и уби князя Святослава по царёву слову, и потом брат Святославль князь Александр уби князя Олега и Давида сына его, на едином месте, и сътворил радость диаволу и его поспешнику бесерменину Ахмату"⁴ .

Политическая мораль этого повествования совершенно недвусмысленно подчёркнута автором и более ярко и сильно была выражена столетием раньше в "Слове о полку Игореве". Это-гибельность для Руси княжеских "котор", которые к тому же осложнялись устанавливавшимся двоевластием в самой Орде. Оттенённые в конце повествования взаимное истребление князей я роль в этом татар как бы дополняли курской иллюстрацией те кровавые раздоры, которые происходили в среднерусских княжествах. Рассказ о баскаке Ахмате ярко иллюстрирует отмеченную К. Марксом политику, которая состояла в сталкиваний княжеских интересов и в истощении русской силы в бесплодных "которах". "Натравливать князей друг на друга, поддерживать несогласие между ними, уравновешивать их силы, никому из них не давать усиливаться - всё это было традиционной

¹ Лурье Я. Указ. соч., стр. 103.

² Рубцов М. Деньги великого княжества Тверского (XIII - XV вв.), стр. 82 - 83. Тверь. 1904.

³ Приселков М. Лаврентьевская летопись (история текста). "Учёные записки ЛГУ" N 32. стр. 139 - 140.

⁴ ПСРЛ, XVIII. Симеоньевская летопись 1283 - 1284 гг., ст. 79 - 81; IX. Никоновская летопись, ст. 162 и сл. Описываемые события относятся к 1287 - 1293 гг.; Насонов А. Указ. соч., стр. 70. прим. 3.

политикой татар"¹ . По политическим соображениям, автор рассказа об Ахмате умолчал о своих дальнейших умозаключениях ("много имам писати, но то оставим")² . Ой, видимо, рассчитывал на возможность объединения усилий князей в борьбе против татар. Смысл повести заключается не в устрашении читателя рассказом о расправе Ахмата, а в возбуждении ненависти к баскакам и укреплении у читателя мысли о реальной возможности борьбы с ними при условии, если будут ликвидированы княжеские "которы". Реальный выход указывала сама "жизнь - усиление великокняжеской власти, за которое и шла борьба между Москвой и Тверью.

Характерно, что это повествование, тематически не связанное с содержанием летописного свода, вошло в его состав наряду с официальными летописными источниками. Несомненно, введение в изложение великокняжеского свода народного рассказа о баскаке Ахмате не было личной инициативой сводчика и, во всяком случае, было согласовано с заказчиком свода Михаилом Ярославичем. Отсюда можно заключить о политической преднамеренности занесения данного сюжета в официальный свод тверского князя³ .

Народное возмущение против татар накапливалось в Твери ещё задолго до восстания 1327 г., и Тверь как центр и опорный пункт в возможной борьбе с ними была широко известна народным массам смежных княжеств, устремившимся сюда в поисках спасения от монгольского террора.

Сообщение летописи о Дюденевой рати 1293 г. после описания разгрома, учинённого татарами по городам и сёлам Владимиро-Суздальской области, особо выделяет Тверь: "И оттоле въсхотеша (татары. - Н. В. ) ити на Тферь. Тогда велика бысть печаль Тферичем, понежь князя их Михаила не бяше в земли их, но в Орде, и Тферичи целоваша крест, бояре к черным людем, такоже и черныя люди к бояром, что стати с единого, битися с Татары; бяше бося умножило людей и прибеглых в Тфери и из иных княженей и волостей перед ратью". Тем временем подоспел князь Михаил, и татары, узнав об его прибытии, "не поидыша ратью к Тфери", свернув на Волок. Однако зимой того же 1293 г. Тверь не избежала расправы карательного отряда "царя Токтомеря" (хана Тохты) за попытку князя Михаила завязать связь с ордой хана Ногзя⁴ . Текст подчёркивает единство низов и боярских кругов города в стремлении сопротивляться татарам; это находит отклик в "Песне о Щелкане", где Борисовичи - тысяцкий Михайло Шетнев вместе с братом - являются участниками расправы над Шевкалом. Приведённые факты показывают, что в этой напряжённой обстановке в Твери особенно внимательно следили за деятельностью татар. В народных массах слагались рассказы на эту тему. Одно из таких народных сказаний - о баскаке Ахмате - было лаже внесено в великокняжеский свод 1305 г., подчеркнувший этим сочувствие тверского князя народным чаяниям. Естественно, что взрыв народного гнева - восстание 1327 г." освещенное внесённым в великокняжеский свод (руководившийся в это время тверскими князьями) рассказом о Шевкале, - нашёл яркое отражение также и в появлении "Песни о Щелкане"⁵ .

По своей форме и стилю "Песня о Щелкане", бесспорно, стоит в начале развития данного жанра русской устной словесности: при краткости и собранности изложения она носит характерные зля былинного эпоса черты (повторения, общие места, былинная ритмика, эпический характер повествования об убийстве Шевкала) Но вместе с этим её "зачин" уже носит облик исторического ввеления к конкретной тверской теме "Песни" - в обобщённых формулах дано верное определение "старой, богатой Твери" и любовно сохранено родовое отчество героев 1327 г. Борисовичей - тысяцкого Михаила Фёдоровича с братом.

Примечательными и характерными чертами "Песни" являются выраженные в ней глубокий оптимизм и вера в конечную победу над угнетателями. "Песня" заканчивается описанием убийства Шевкала, которое "ни аз ком не сыскалося", в то время как в действительности восстание было потоплено в море крови соединёнными усилиями Ивана Калиты и ханского карательного отряда. Напомним, что и рассказ, внесённый в Тверскую летопись, заканчивается

¹ K. Marx. Secret diplomatic history... p. 78. London 1889. Весьма характерно, что борьба между Москвой и Тверью за великое княжение в глазах тверского летописца представляется результатом татарской политики. В Тверд хорошо понимали, что татары - главная сила, мешающая объединению Руси. Так, например, освещена история с послом Сарыкожей, перешедшим на сторону Димитрия Московского, и покупкой последним ярлыка на великое княжение. "Они же (Мамай и его "князи". - Н. В. )... безбожною своею лестью вверыли мечь и огнь в Русскую землю на крестианьскую погыбель" (ПСРЛ, XV. Рогожская летопись. ст. 96).

² В Никоновской летописи: "много имам о сем писати, но оставим сиа долготы ради постигяет бо мя лето повествующе о сих" (ПСРЛ, X, ст. 164).

³ Показательна внимательность тверского летописца к деятельности ханских агентов на Руси. Так, например, А. Насонов предполагает, что известия о великом баскаке владимирском Иаргамане и его зяте Айдаре, сохранённые под 1269 и 1273 гг. в Никоновской летописи, восходят к тексту Тверского свода. Насонов А. Указ. соч., стр. 769.

⁴ ПСРЛ, XVIII. Симеоньевская летопись 1293 г., ст. 82 - 83; Насонов А. Монголы и Русь, стр. 76 - 77. М. и Л. 1940.

⁵ Отметим сохранение в бывшей Тверской губернии обрядовых песен с яркими воспоминаниями о татарщине. См. "Тверские губернские ведомости" NN 34 и 35 за 1850 год.

описанием победы тверичей, а последующий разгром Твери описан в летописной краткой манере уже самим летописцем. Это дало нам основание предположить, что рассказ этот возник под свежим впечатлением события в том же 1327 году. Не в этом ли году сложилась и тверская часть варианта "Песни о Щелкане", сохранённого Киршей Даниловым? Характерно, что эта наиболее конкретная и носящая местный характер часть "Песни" не была повторена вариантами А. Гильфердинга явно позднейшего происхождения: рассказ о давно забытом событии, естественно, отпал в процессе исторической жизни "Песни". Так или иначе, но даже если безымённый автор "Песни о Щелкане", опустив мрачный финал восстания, и совершил единственное большое отступление от исторической правды, то в этой тенденциозности заключалось инстинктивное сознание народом неизбежности разгрома татар и торжества освобождения Руси от монгольского ярма.

Рассмотренные нами факты и вытекающие из них выводы углубляют и наше понимание Тверского восстания 1327 года. Если согласиться с нашей датировкой "Песни о Щелкане" в её наиболее близком к древнему варианте Кирши Данилова, то мы получаем вполне доброкачественный исторический источник. Главное в его показаниях - руководство Тверским восстанием Борисовичей: тысяцкого Михаила и его брата, неизвестного нам из родословной Шетневых. Данные писцовых книг конца XVI в. и писцовой книги 1626 г., приведённые нами выше и свидетельствующие о сохранении народной памятью воспоминаний о роде тверских тысяцких и их монастыре-усыпальнице на Загородском посаде, делают эту деталь "Песни" особенно яркой и убедительной. Разноречия "Песни" и рассказа Тверской летописи нам представляются легко примиримыми ввиду различия назначения, характера и самой жизни этих произведений. Летопись могла не упомянуть тысяцкого, так как его руководство вооружённым народом было вещью обычной, тогда как самоустранение князя Александра от борьбы находит подтверждение в умолчании о нём в "Песне". Упоминание в последней о поднесении даров Шевкалу и его распре с Борисовичами, приведшей к вполне эпически трактованной гибели татарина, может отражать имевшую место ещё До восстания попытку тысяцкого Михаила купить ценой подарков смягчение режима грабежей и издевательств над тверичами, установленного Шевкалом. Однако, видимо, это не изменило дела, я нападение на дьякона Дюдко послужило каплей, переполнившей чашу терпения тверичей, "искавшим подобна времени", - это время пришло, я татары были избиты.

Повесть о баскаке Ахмате, рассказ и "Песня" о Шевкале вместе с летописный освещением жизни Двери в годину Дюденевой рати (1293) показывают, сколь глубоки и органичны были нарастание в Твери того времени протеста против монгольского ига и рост стремлений к борьбе за национальную независимость.

Инициатива этой борьбы и этих стремлений рождалась не в княжеском кругу, а в глубоких слоях народных масс и вызывала сочувствие княжеской власти.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Н. ВОРОНИН:

Комментарии: