(НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ИСТОРИИ РУССКОЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ)

В истории русской общественно-политической и научно-философской мысли особое место занимают мыслители XVIII века. Именно в этом столетии, когда "знание стало наукой, и науки приблизились к своему завершению, т. е. сомкнулись, с одной стороны, с философией, с другой - с практикой"¹ , Россия, как и другие страны Европы, переживала свой, "век Просвещения". Он представлен яркой плеядой оригинальных и глубоких мыслителей, талантливых самородков, смелых исследователей, стоявших на уровне современной им науки и внесших немалый вклад в мировую культуру.

Выдающиеся русские ученые и писатели этой эпохи были горячими поборниками передовых идей и великими тружениками. Оставленное ими обширное научное и литературное наследство ярко характеризует их идейную борьбу с силами реакции. Если абстрагироваться от первых шагов светской литературы, от первых проблесков антиклерикальной, "еретической" мысли предшествующих столетий, то XVIII век предстанет перед нами как эпоха зарождения гуманно-просветительских, материалистических и революционно-освободительных идей в России² .

Русские буржуазно-либеральные историки принижали уровень раз вития, идейно-политическое значение русской общественной мысли XVIII в., выхолащивали ее прогрессивные черты и акцентировали внимание на ее слабых сторонах. По их мнению, общественно-политические идеи русских мыслителей не шли дальше принципов "просвещенного абсолютизма". Передовые философские и социальные взгляды, якобы заимствованные на Западе, они объявляли чуждыми русской действительности. Зарубежные фальсификаторы истории русской общественной мысли (Лосский, Зеньковский и др.) вопреки фактам пытались отрицать творческий характер русской культуры и игнорировать целую историческую полосу в развитии общественных идей в России, связанную с именами Ф. Прокоповича, В. Н. Татищева, А. Д. Кантемира, М. В. Ломоносова, Н. И. Новикова, А. Н. Радищева. Они начинают историю русской философии со славянофилов и видят ее самобытность... в проповеди религиозно-мистических идей³ .

Попытку осветить идейно-научное движение XVIII в. в целом, во всех его проявлениях с позиций исторического материализма сделал Г. В. Плеханов в "Истории русской общественной мысли". Однако слабой стороной этой работы было эклектическое соединение марксистских

¹ См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 1, стр. 599, 608.

² См. В. И. Ленин. Соч. Т. 2, стр. 462, 472 - 473, 492 - 493; т. 21, стр. 85.

³ Подробнее об этом см. В. Малинин, Н. Тараканов, И. Щипанов. Против современных буржуазных фальсификаторов истории русской философии. "Коммунист", 1955, N 10.

положений с пресловутой теорией буржуазно-либеральных историков о западном влиянии как главном источнике идейного развития русского общества⁴ .

В советской историографии история формирования и развития идейных направлений XVIII в. в России получила научное освещение в вышедших за последние годы коллективных трудах⁵ . Развитию русской общественной мысли (главным образом во второй половине XVIII в.) посвящен ряд монографий, диссертаций, статей.

Выводы советских ученых основаны на изучении большого фактического материала. Однако следует заметить, что идейное наследие русских мыслителей первой и второй половины XVIII в. изучено далеко не в равной степени. До сих пор труды Ф. Прокоповича, В. Н. Татищева, А. Д. Кантемира и близких к ним писателей являются библиографической редкостью. В этой связи отметим большое значение предпринятого ныне первого академического издания "Истории Российской" В. Н. Татищева⁶ . Можно надеяться, что оно послужит толчком к публикации трудов и более глубокому исследованию литературного наследства не только В. Н. Татищева, но и других мыслителей, близких его единомышленников. В первую очередь к ним необходимо отнести Ф. Прокоповича и А. Д. Кантемира. Яркое проявление идейной близости этих писателей - объединяющий их термин "ученая дружина"⁷ .

Для того чтобы определить место "ученой дружины" в истории просветительства XVIII в., выяснить ее идейные позиции, необходимо остановиться на некоторых общих вопросах развития русской общественной мысли и в первую очередь на проблеме возникновения просветительства в России. В литературе определились на этот счет две точки зрения. Одни исследователи относят истоки русского просветительства к первым десятилетиям XVIII в., связывая его со временем преобразований Петра I. Так, по мнению Д. Д. Благого, передовые течения русской общественной мысли 30 - 50-х годов XVIII в. "продолжали скла-

⁴ Г. В. Плеханов. История русской общественной мысли. Т. I. СПБ. 1914, стр. 117 - 118; т. II. М. 1915, стр. 61.

⁵ См. "Очерки исторической науки в СССР". Т. I. Под ред. М. Н. Тихомирова, М. А. Алпатова, А. Л. Сидорова. М. 1955; "История русской экономической мысли". Т. I, ч. 1. Под ред. А. И. Пашкова. М. 1955; "История политических учений". Под ред. С. Ф. Кечекьяна и Г. И. Федькина. М. 1955; "История философии". Т. I. Под ред. М. А. Дынника, М. Т. Иовчука, Б. М. Кедрова, М. Б. Митина, О. В. Трахтенберга. М. 1957; "История русской литературы". Т. I. Под ред. Д. Д. Благого. М. - Л. 1958.

⁶ В. Н. Татищев. История Российская. Под ред. А. И. Андреева, С. Н. Валка, М. Н. Тихомирова. Т. I. М. - Л. 1962.

⁷ Термин "ученая дружина" принадлежит Феофану Прокоповичу и употреблен им в стихотворном обращении "К сочинителю сатир" А. Д. Кантемиру (1730 г.). Г. В. Плеханов называл Ф. Прокоповича вождем "ученой дружины", а В. Н. Татищева и А. Д. Кантемира ее членами. (Г. В. Плеханов. История русской общественной мысли. Т. II, стр. 97, 111). Я. Д. Бетяев ошибочно представляет "ученую дружину" в виде какой-то организации, под руководством которой сложился "союз, в который входило около 500 человек" (!). По-видимому, автор включил в этот "союз" всех дворян, подписавших различные проекты государственного устройства, поданные императрице Анне Ивановне в 1730 году. (Я. Д. Бетяев. Общественно-политическая и философская мысль в России в первой половине XVIII в. Саранск. 1959, стр. 209, 214, 273, 286). М. И. Радовский впадает в другую крайность, утверждая, что образованные люди (объединенные общими идеалами), которых Ф. Прокопович назвал "ученой дружиной", противопоставляли себя всем поборникам старины, "конечно, каждый в одиночку". (М. И. Радовский. Кантемир и Петербургская Академия наук. М. 1959, стр. 32). Такой взгляд преуменьшает значение "ученой дружины" как общественного явления. Ф. Прокопович, В. Н. Татищев и А. Д. Кантемир представляли довольно сплоченную группу единомышленников, связанных между собой не только близкой общностью взглядов, но и тесными личными отношениями, взаимной поддержкой в литературных и политических выступлениях. В событиях 1730 г. они возглавили выступления дворянства против заговора "верховников" и обобщили требования дворян в своих проектах государственного устройства (см. А. Д. Кантемир. Сочинения, письма и избранные переводы. Т. I. СПБ. 1867, стр. 23).

дывавшиеся у нас уже в петровское время традиции просветительства. Носителем этих традиций являлся кружок Феофана Прокоповича"⁸ . Г. В. Плеханов называл Ф. Прокоповича и его друзей убежденными просветителями⁹ . Некоторые историки считают, что просветительская идеология стала складываться в России лишь в 50 - 60-е годы XVIII столетия, и плеяда просветителей выступила у нас на историческую арену вслед за М. В. Ломоносовым. При этом титулом "первого русского просветителя" одни исследователи наделяют М. В. Ломоносова, другие - Я. Козельского, "Философические предложения" которого вышли в свет в 1768 году¹⁰ .

Различные точки зрения существуют и относительно термина "предшественники" (применительно к мыслителям XVIII века). Так, В. Н. Татищева называют наиболее близким предшественником А. Н. Радищева и дворянских революционеров в России. Предтечей русских просветителей считают и М. В. Ломоносова; в свою очередь, его предшественниками в области философии и социологии именуют В. Н. Татищева и А. Д. Кантемира. В "Истории философии" под общей рубрикой "Философские и социологические воззрения в России XVII и первой половины XVIII в." последних рассматривают в одном ряду с писателями XVII в. (Симеоном Полоцким, Ю. Крижаничем и другими). В результате этого деятели "ученой дружины" оказываются как бы за рамками просветительства XVIII в. и связываются с представителями общественной мысли, настолько от них далекими и по времени и по своим взглядам, что сами авторы "Истории философии" не решились назвать их предшественниками А. Д. Кантемира, а тем более М. В. Ломоносова.

Между тем даже те ученые, которые не считают возможным называть В. Н. Татищева просветителем в точном смысле слова, аттестуют его как сторонника науки и просвещения, критика церковного обскурантизма, пионера русской науки, предшественника М. В. Ломоносова, предвосхищавшего идеи Монтескье¹¹ . Таким образом, одни вводят "ученую дружину" в почетный круг русского просветительства, другие отводят ей место рядом с ее заведомыми антиподами вроде Юрия Крижанича.

На чем же основывается взгляд, будто "ученая дружина" не имеет к просветительскому течению русской общественной мысли никакого отношения? Сторонники этой точки зрения приводят при этом единственный аргумент: взгляды представителей "ученой дружины" не соответствуют тому определению буржуазного просветительства, какое дал В. И. Ленин в статье "От какого наследства мы отказываемся".

Но В. И. Ленин писал о русских просветителях 40 - 60-х годов XIX в., когда "все общественные вопросы сводились к борьбе с крепостным правом и его остатками". Характеризуя просветительство этой поры как уже сложившееся явление, обладавшее четко выраженными признаками, В. И. Ленин выделил, прежде всего, главные, основные черты, раскрывающие отношение просветителей к крепостному праву.

⁸ Д. Д. Благой. История русской литературы XVIII в. М. 1951, стр. 103, 141.

⁹ См. Г. В. Плеханов. Указ. соч., Т. II, стр. 101.

¹⁰ См. Г. П. Макогоненко. Радищев и его время. М. 1956, стр. 53, 64, 70, 108 - 109; И. Я. Щипанов. Общественно-политические и философские воззрения русских мыслителей второй половины XVIII в. (вступительная статья). "Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII в.". Т. I. М. 1952, стр. 5.

¹¹ См. Я. Д. Бетяев. Указ. соч., стр. 226, 245, 275; В. Н. Замятнин. Русская экономическая мысль в период образования всероссийского рынка и возникновения мануфактур. М. 1956, стр. 36. "История философии". Т. I. М. 1957, стр. 472 - 484, 508 - 509; М. Т. Иовчук. К вопросу о мировоззрении В. Н. Татищева. "Ученые записки" Уральского государственного университета имени А. М. Горького. Вып. 13. Философия. Свердловск. 1955; С. А. Александров. Экономические и политические взгляды В. Н. Татищева. "Известия" Академии наук СССР. Отделение экономики и права. 1951, N 3.

Вместе с тем он не исключал из состава "наследства" вопросы философские, литературные, эстетические¹² .

При изучении формирования идеологии просветительства мы обязаны учитывать все стороны этого процесса, проследить преемственность идейного развития во всех сферах общественного сознания и научного творчества¹³ .

Именно на основании этого советские исследователи относят к просветителям XVIII в. и М. В. Ломоносова и Н. И. Новикова, хотя, по их определению, первый лишь "косвенно" критиковал крепостнические порядки в России, а второй "не дошел до отрицания крепостной системы в целом"¹⁴ и, несмотря на то, что политическим идеалом для обоих являлась "просвещенная монархия", ни тот, ни другой не были последовательными атеистами. То же самое - и, вероятно, с еще большим основанием - можно сказать и о других писателях второй половины XVIII в. - Я. Козельском, Н. Курганове, А. Поленове, которых советские исследователи уверенно относят к просветительскому течению русской общественной мысли XVIII в.¹⁵ , прекрасно отдавая себе, отчет в том, что ни один из этих писателей не может быть назван буржуазным просветителем и не обладает всеми присущими просветительству признаками.

Сложный и противоречивый процесс формирования просветительства нельзя представлять себе в виде простого развития по восходящей линии. "Чем дальше удаляется от экономической та область, которую мы исследуем, чем больше она приближается к чисто абстрактно-идеологической, - писал Ф. Энгельс, - тем больше будем мы находить в ее развитии случайностей, тем более зигзагообразной является ее кривая"¹⁶ . Взятое в целом, просветительство было результатом теоретических размышлений, а иногда и чисто практических наблюдений большого числа мыслителей XVIII в., каждый из которых внес свою лепту в его развитие. Взгляды этих мыслителей на природу и общество порой претерпевали весьма сложную эволюцию.

*

Само по себе появление на исторической арене группы единомышленников, объединенных термином "ученая дружина", придерживавшихся - при всем индивидуальном своеобразии личных убеждений, харак-

¹² См. В. И. Ленин. Соч. Т. 2, стр. 462, 472 - 473.

¹³ В этом отношении представляют интерес замечания Г. В. Плеханова о некоторых связях мировоззрения русских мыслителей первой половины XVIII в. с идеологией просветителей XVIII - XIX веков. Так, приведя высказывания А. Д. Кантемира о "свободе воли" и заметив, что идеи детерминизма получили распространение в России гораздо позже, в XIX столетии, Г. В. Плеханов приходит к выводу, что "очень многие из тех вопросов, которые стремился, хотя и без успеха, решить А. Д. Кантемир, не переставали занимать русских просветителей до Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова включительно". Характеризуя взгляды того же А. Д. Кантемира, Г. В. Плеханов называет его "одним из самых первых по времени русских писателей, вплотную подходивших к философским вопросам", указывает на заслуги А. Д. Кантемира "в развитии нашего философского языка", на преобладание в его мировоззрении светского элемента над богословскими, на разносторонность идейных и научных интересов знаменитого русского сатирика. В формулировании теории "разумного эгоизма" Г. В. Плеханов прослеживает связь между В. Н. Татищевым и "нашими просветителями шестидесятых годов XIX века" - Н. Г, Чернышевским, Н. А. Добролюбовым и Д. И. Писаревым. Называя В. Н. Татищева "решительным сторонником веротерпимости" и приведя его слова о том, что "умному до веры другого ничто не касается", Г. В. Плеханов восклицает: "Это хоть бы и Вольтеру впору!" (см. Г. В. Плеханов. Указ. соч. Т. II, стр. 118 - 120, 141 - 159).

¹⁴ См. "История философии". Т. I, стр. 506, 639.

¹⁵ Там же, стр. 630; "История русской экономической мысли". Т. I, ч. 1, стр. 534 - 552; "История политических учений", стр. 307 - 311; Г. П. Макогоненко. Указ. соч., стр. 96 - 115.

¹⁶ К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма. М. 1947, стр. 471.

теров и сфер деятельности - какой-то целостной и общей системы взглядов на природу и общество, заслуживает серьезного внимания.

Большое литературное наследство "ученой дружины" свидетельствует о наличии во взглядах ее представителей общих и ярко выраженных черт, характерных именно для ранних стадий формирования просветительской идеологии. Такими чертами, в частности, были антиклерикализм, веротерпимость, "просвещенный абсолютизм", деизм, гуманизм. Признавая самостоятельные права науки по отношению к богословию, защищая и пропагандируя естественнонаучные открытия своего времени, деятели "ученой дружины" объективно наносили удар по монополии церкви в области духовной жизни общества, расчищали путь естествознанию. Признавая принцип познаваемости созданного "богом", но существующего вне нас, вещественного или "телесного" мира и указывая на значение научного эксперимента, практического опыта как верного средства познания сил природы, они делали шаг вперед от чистого деизма к материализму. Все это, безусловно, было новым словом, дальнейшим шагом вперед в развитии русской общественной мысли. Эти взгляды ранние русские просветители не только провозглашали, но и активно утверждали своей научно-литературной деятельностью. Они выступали за развитие в стране светской науки и просвещения, за обогащение "простонародного" русского языка, за учреждение общеобразовательных и профессиональных школ, университетов, "вольного книготиснения", без которого, по словам В. Н. Татищева, "никак книгам полезным и наукам нужным распространяться невозможно..."¹⁷ . Глубокий интерес они проявляли к истории и культуре не только народов Западной Европы, но также древних и современных народов России и Востока.

Характеризуя социально-политические взгляды русских мыслителей первой половины XVIII в., необходимо иметь в виду следующий весьма существенный момент. В произведениях ранних просветителей не обнаруживаются выступления против основ крепостного строя, но было бы неверно, на наш взгляд, видеть в их воззрениях одну лишь "своекорыстную защиту узкосословных" привилегий и исключительных прав дворянства, как это делают некоторые авторы¹⁸ . В первые десятилетия XVIII в. внутриклассовые противоречия в среде феодалов приняли весьма острый характер. Они касались широкого круга проблем русского общества. Одним из проявлений этих противоречий была яростная борьба церковников "протестантского" (сторонники Феофана Прокоповича) и "римско-католического", "папистского" (сторонники Стефана Яворского) толка, явившаяся продолжением церковного раскола XVII века. Сущность борьбы, в которой "ученая дружина" приняла активное участие, выходила далеко за рамки чисто богословских вопросов, - здесь обнаружился раскол мировоззрения и даже мироощущения¹⁹ .

¹⁷ В. Н. Татищев. История Российская. Т. I. М. - Л. 1962, стр. 97. См. также В. Н. Татищев. Разговор о пользе наук и училищ. М. 1887; А. Д. Кантемир. Письмо о природе и человеке. В кн. А. Д. Кантемир. Сочинения, письма и избранные переводы. Т. II. СПБ. 1868; Антиох Кантемир. Собрание стихотворений. Л. 1956; Феофан Прокопович. Духовный регламент. СПБ. 1721; В. Н. Татищев. История Российская... Кн. I, ч. 1. М. 1768, стр. XXVII, 9; кн. I, ч. 2. М. 1769, стр. 493 - 497; В. Н. Татищев несколько раз подавал в Академию наук проекты "о учинении вольных типографий" в России для печатания книг, "чтоб оных число было достаточно, чтоб всякому достать было удобно, чтоб были недороги" и можно было бы их рассылать "по городам и ярмаркам" (см. А. И. Андреев. Переписка В. Н. Татищева за 1746 - 1750 гг. "Исторический архив", 1951, Т. VI, стр. 274, 276).

¹⁸ См., например, "Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия во второй четверти XVIII в.". М. 1957, стр. 428 - 429.

¹⁹ "Местоблюститель патриаршего престола" Стефан Яворский открыто объявлял себя противником преобразований Петра I и особенно его церковной реформы. В полемическом трактате "Камень веры" (который Петр I запретил печатать) Яворский

В. Н. Татищев, А. Д. Кантемир, а отчасти даже и Ф. Прокопович (несмотря на свой духовный сан) выступали с гневными Филиппинами против нравственных пороков, стяжательства и невежества духовенства, видя в нем главный оплот обскурантизма, главного врага науки и просвещения. Причины упадка науки и просвещения в России В. Н. Татищев объяснял нашествием татар и "властолюбием и сребролюбием" русских церковников, которым "для приобретения больших доходов и власти полезнее явилось народ в темноте неведения и суеверия содержать". В. Н. Татищев осуждал духовенство за враждебное отношение к античной культуре и к современным "философским наукам", за жестокие религиозные гонения всех инакомыслящих как со стороны католиков-инквизиторов в Европе, так и русского духовенства²⁰ . Нечестивцем, варваром и тираном называл папу римского, осудившего Галилея, и Ф. Прокопович.

По мнению В. Н. Татищева, "умному до веры другого ничто не касается и ему равно Лютор ли, Кальвин ли, или язычник с ним в одном городе живет, или с ним торгуется, ибо не смотрит на его веру, но смотрит на его товар, на его поступки и нрав...". Поэтому разумные правительства, отмечал В. Н. Татищев, должны разрешить свободу вероисповедания. Безусловная веротерпимость В. Н. Татищева сама по себе являлась вызовом официальным догматам и политике церкви. Не ограничиваясь этим, В. Н. Татищев вторгался в "святая святых" церковного миросозерцания, обосновывая свои взгляды о "естественном разуме", данном человеку самой природой и потому свойственном всем людям без исключения. На вопрос, каким образом люди могут познать естественное право, если священное писание о нем не упоминает, В. Н. Татищев отвечал, что "в делах философских или естественных" не нужно внушение церкви, так как они познаются самими людьми с помощью здравого смысла. Разум человека, по мнению В. Н. Татищева, усовершенствуется "чрез употребление и поощрение его качеств", от науки²¹ .

утверждал, что церковь должна подчиняться "не мирской власти, но духовной". Феофан Прокопович называл это мнение "папежским" ("священство бо иное дело, иный чин есть в народе, а не иное государство"). Светские науки и образование С. Яворский считал причиной распространения ересей, которые ведут государство к гибели. Это суждение казалось Ф. Прокоповичу нелепым, так как ереси, по его мнению, происходят, наоборот, от невежества. Ф. Прокопович писал о "народной пользе" от изучения математики, истории, географии, медицины, иностранных языков и т. д. С. Яворский, как и Ю. Крижанич, видел главного врага в протестантах; для него Лютер был "червь, ядом адским наполненный, пресквернейший, треокаянный еретик". Ф. Прокопович же направлял главный удар против "схоластиков-папистов", называя папу "нечестивцем", а иезуитов - "стадом ослов". С. Яворский защищал библейское учение о мироздании и высмеивал "некоего астронома Коперника", которому "приснилося", будто солнце и планеты движутся "противо священным писаниям". Ф. Прокопович отмечал достоверность физических и математических доводов Коперника и его сторонников. Поклонник древнего благочестия и строгого аскетизма, С. Яворский сравнивал петровские ассамблеи с их "мусикиями", танцами, париками и пр., с языческими "пирами Валтасара", предвещающими близкую гибель России. Феофан Прокопович едко высмеивал ханжей и лицемеров, которые считают грехом радость и веселье, "лучше любят день ненастный, нежели ведро; лучше радуются ведомостьми скорбными, нежели добрыми" и т. д. (см. "Проповеди Стефана Яворского", чч. 1 - 2. М. 1804; Феофан Прокопович. Слова и речи... Ч. 1. СПБ. 1760, стр. 241 - 248, 257; Ф. А. Терновский. Очерки из истории русской иерархии в XVIII в. Стефан Яворский. "Древняя и новая Россия", 1879, N 8; П. Морозов. Феофан Прокопович как писатель. СПБ. 1880, стр. 80, 93 - 94, 126 - 127, 140, 168, 221, 255.

²⁰ В. Н. Татищев. Разговор о пользе науки и училищ, стр. 49, 52, 59; его же. История российская... Кн. 2. М. 1773, стр. 476 - 477; П. Морозов. Указ соч., стр. 157.

²¹ См. В. Н. Татищев. Разговор о пользе наук и училищ, стр. 71 - 73, 134 - 135, 144; "Две записки Татищева, относящиеся к царствованию имп. Анны". Литературный сборник "Утро". М. 1859, стр. 380. Суждение В. Н. Татищева о веротерпимости и уважении к обычаям других народов почти буквально повторял А. Д. Кантемир, который писал, что "не должно за то ненавидеть людей, что они иностранны, но надлежит смотреть на их нрав". См, Антиох Кантемир. Собрание стихотворений, стр. 188.

Еще более резко и гневно разоблачал ханжество, лицемерие, стяжательство и невежество "безмозглых церковников" А. Д. Кантемир. Монахов он называл "гнусным чином". В свою очередь, церковники объявили изданную в 1740 г. в переводе А. Д. Кантемира книгу французского ученого Фонтенеля "Разговоры о множестве миров", популяризирующую гелиоцентрическое учение Коперника, "противной вере и нравственности", подающей "причину к натурализму и безбожию". Синод приказал книгу Фонтенеля в переводе Кантемира "везде отобрать"²² . Знаменитые сатиры Кантемира принадлежат к лучшим образцам антиклерикальной литературы XVIII века. Лишь немногие писатели XVIII в. могли подняться до таких высот в сатирическом изображении нравов русского духовенства, в разоблачении церковников как врагов науки и просвещения.

В своей критике сословных предрассудков русские мыслители первой половины XVIII в. шли несравненно дальше принципов "Табели о рангах" 1722 г., открывавшей узкую щель для приобретения дворянского звания лицам "из "низших" сословий. Как относились к сословиям деятели "ученой дружины"? В. Н. Татищев признавал "гражданство, купечество и земледельство" нужными и полезными в государстве сословиями. В. Н. Татищев не видел ничего зазорного в получении дворянского звания представителями "низших" сословий. "...Никто высокородием возноситься, ниже подлородием гнушаться, но паче всего собственными делами свое достоинство изъявить должен"²³ , - писал он.

"Адам дворян не родил", - в тон ему заявлял А. Д. Кантемир, развивая свой взгляд о происхождении всех людей от "простых земледетелей". "Между вольным человеком, - писал он, - и холопом природа никакой разницы не поставила в составе тела: та-ж кровь, те-ж кости, та-ж плоть". В своих сатирах и комментариях к ним А. Д. Кантемир создал портретную галерею русских "дворян злонравных" - хулителей науки и просвещения, мотов и щеголей, чревоугодников и подхалимов, круглых невежд и жестоких паразитов, наказывающих своих слуг по любому поводу "до крови", взяточников - судей и приказных, бессовестно грабящих "голых" и "убогих"²⁴ . А. Д. Кантемир отрицал самое право дворян на привилегии, которые они присвоили себе и которые не были связаны с личными заслугами. Свою научно-литературную работу он рассматривал с точки зрения исполнения "должности гражданина" для пользы народа и видел ее цель в уничтожении всего того, что "согражданам... вредно, быть может". А. Д. Кантемир мечтал, что его перевод книги Фонтенеля принесет "народу некую услугу"²⁵ .

В оценке "низших" сословий "ученая дружина" не смогла преодолеть дворянскую ограниченность: крепостное право представлялось ее деятелям незыблемой основой существующего порядка. Однако в отличие от дворянских идеологов второй половины XVIII в. (например, М. М. Щербатова) В. Н. Татищев и А. Д. Кантемир отступали от без-

²² См. Антиох Кантемир. Собрание стихотворений, стр. 57, 60, 61, 94, 101, 104, 109, 110, 113, 115, 183 - 184; И. И. Шимко. Новые данные к биографии кн. А. Д. Кантемира и его ближайших родственников. "Журнал министерства народного просвещения" (ЖМНП), 1891, апрель, стр. 308; "Чтения в Обществе истории и древностей, российских при Московском университете" ("ЧОИДР"). 1867, кн. 1, отд. V, смесь, стр. 7 - 8.

²³ В. Н. Татищев. Разговор о пользе наук и училищ, стр. 66 - 68; его же Лексикон российской, исторической, географической, политической и гражданской. Ч. 2. СПБ. 1793, стр. 121 - 122; его же. История Российская... Кн. 2, стр. 450; П. Пекарский. Новые известия о В. Н. Татищеве, "Записки" императорской Академии Наук Т. IV. Приложение N 4. СПБ. 1864, стр. 45.

²⁴ См. Антиох Кантемир. Собрание стихотворений, стр. 67, 71, 74 - 75, 77, 79 - 83, 86, 103, 106, 160, 337.

²⁵ Там же, стр. 166, 369, 372, 383; "Разговоры о множестве миров господина Фонтенелла... С французского перевел и потребными примечаниями изъяснил князь Антиох Кантемир в Москве в 1738 году". СПБ. 1761, стр. 1.

условного оправдания крепостничества и всех его проявлений. В их формулировках содержались уже зародыши критического отношения к крепостничеству, намеки на необходимость его смягчения.

Рьяным приверженцам крепостного права должны были казаться весьма крамольными рассуждения В. Н. Татищева о том, что крестьяне на Руси первоначально были свободными, вольными людьми. В. Н. Татищев считал, что свобода составляет величайшее благо для человека. Но для того, чтобы человек пользовался этим благом разумно, на него должна быть наложена "узда неволи". В. Н. Татищев различал неволю "по природе" (власть главы семьи и монарха) и неволю по договору и по принуждению. Рабство принудительное, возникшее в результате плена или невольничества, он решительно осуждал, называя рабовладельцев хищниками и наглыми насильниками. В этом случае, утверждал В. Н. Татищев, раб имеет право на освобождение не только по воле господина, но и по своей собственной воле, по естественному праву человека на самооборону²⁶ .

Неволю холопов В. Н. Татищев выводил из договора между господином и "неспособным" к самозащите холопом и объяснял ее возникновение бедностью одних и богатством других. Русских крестьян до Бориса Годунова В. Н. Татищев считал "вольными" в том смысле, что они вступали в договорные отношения с "господами по своей воле" и "жили, кто за кем хотел". Крепостными крестьяне стали не в силу этих договорных отношений, а вследствие закрепощения их государством: "...до царства Борисова в Руссии крестьянство все было вольное, но он слуг, холопей и крестьян сделал крепостными". Именно поэтому В. Н. Татищев и говорил, что "вольность крестьян и холопей", которая прежде существовала в России "от обычая", исчезла впоследствии. В. Н. Татищев был далек от того, чтобы порицать эту сложившуюся систему отношений. Напротив, он полагал, что крепостное состояние крестьян является в этих условиях естественным и закономерным. По его словам, шляхтич "по природе судия над своими холопи и рабами и крестьяны"²⁷ .

Как же объяснял Татищев появление крепостного состояния крестьян? По его мнению, оно было необходимо, чтобы защитить крестьян от притеснений со стороны вотчинников. Этот вывод вполне согласуется с отрицательным отношением В. Н. Татищева к боярскому, "аристократическому" правлению в России и с его представлением о монархии, предназначенной для общенародного блага. Вместе с тем В. Н. Татищев признавал, что узаконенная в странах Европы свобода крестьянского населения, "многую... государствам пользу заключает". Из рассуждений В. Н. Татищева следует, что он не отрицал такой же пользы от вольности крестьян до их закрепощения и в России²⁸ .

Не исключая возможности изменения существующих законов о крестьянах (например, отмену закона Петра I о посессионных крестьянах и развитие в мануфактурной промышленности более эффективного вольнонаемного труда), В. Н. Татищев предупреждал против внезапности таких изменений. Он считал их опасными для государства и указы-

²⁶ См. В. Н. Татищев. Разговор о пользе наук и училищ, стр. 123, 139 - 141, 149. Из этого положения В. Н. Татищева логически следует, замечал Г. В. Плеханов, что "низший" класс "имеет естественное право подняться против своих поработителей", и этот акт должен быть признан правомерным. Однако В. И. Татищев признает право на самоосвобождение не за всяким вообще "низшим" классом, а только за рабами-невольниками, которые стали рабами "по принуждению", "насильно", то есть в нарушение естественных прав человека (см. Г. В. Плеханов. Указ. соч. Т. II, стр. 129).

²⁷ См. В. Н. Татищев. История Российская. Кн. I, стр. 527 - 530; его же. Разговор о пользе наук и училищ, стр. 123, 149, 153; его же. Рассуждение о беглых... В кн.: Нил Попов. В. Н. Татищев и его время. М. 1861. Приложение XVII стр. 759 - 760.

²⁸ См. В. Н. Татищев. Правда русская и судебник царя и великого князя Ивана Васильевича. Мышкин. 1899, стр. 147.

вал на пример социальных потрясений периода правления Бориса Годунова и Василия Шуйского. "Однако ж, - писал Татищев, - где польза общая требует... не нужно на древность и обычай смотреть". Если это необходимо для поддержания спокойствия в государстве, законы необходимо изменить "не все вдруг, но по нескольку переменять, а окончание в секрете до времени содержать"²⁹ . Таким образом, В. Н. Татищев, оправдывая существование крепостного права в России, в то же время не считал его извечным. Логически рассуждения В. Н. Татищева вели не только к признанию правомерности восстания "рабов", "низших" классов против господ, но в равной степени и к признанию крепостной неволи временным состоянием крестьян России. Ведь "в праве естественном изъяснено", писал В. Н. Татищев, что право, по которому стороны могут разорвать семейный договор, "на все прочие договоры простирается"³⁰ . Крестьян в России закрепостило государство; оно вправе и освободить их. Положения В. Н. Татищева тесно сливаются в этом вопросе с известным мнением И. Т. Посошкова о том, что "крестьянам помещики не вековые владельцы"³¹ .

Творения другого члена "ученой дружины" - А. Д. Кантемира - положили начало новому гуманистическому направлению в русской литературе XVIII в. о крестьянах. Воздерживаясь от отвлеченных рассуждений об отношениях между помещиками и крестьянами, А. Д. Кантемир нарисовал яркую и реалистическую картину крепостнической действительности. Меткие наблюдения сатирика пронизаны глубоким сочувствием к простому народу - крестьянам, солдатам, слугам, ремесленникам. А. Д. Кантемир осуждал жестокость господ, избивавших своих слуг: "Весьма обличения достойна такая суровость господ к служителям", которые "обороны против нас не имеют"³² . Рядом с бездельником и тунеядцем-барином А. Д. Кантемир рисует образ "худо кормленного" и спящего на соломе слуги, который "надсажался" с утра до ночи, "пятерым хозяевам служа со всей мочи". Сатирик изобразил безысходную нужду, горькую жизнь и бесправие крепостного крестьянина-пахаря, который "соху ведучи иль оброк, считая, не однажды привздохнет, слезы утирая"³³ . А. Д. Кантемир писал, что с крестьянина недоимки выколачивают на "правеже", и он вое несет "в поклон" своим господам, а сам "жиреет на мякине", живет в дымной курной избе³⁴ . Писатель замечал, что "ничего так посадским тягостно не кажется, как постой" войск на их квартирах, в то время как чиновники и "мануфактурщики" освобождены от этой повинности. Гневно осуждал А. Д. Кантемир бессовестных подъячих-взяточников, которые силились и "с голого драти", судей с "каменной душой", кому "плач бедных невнятен". "Сколько сирот померло, сколько вдовиц тают, пока стряпчие с дьяком выписку считают!"³⁵ - восклицал писатель. Защищая право работников на справедливое вознаграждение их труда, А. Д. Кантемир высмеивал филантропов, помогающих беднякам за их же счет и отнимающих у других "стократ больше"³⁶ .

Обращаясь к дворянам, А. Д. Кантемир писал: "Одно имя дворянское не может прикрыть наши пороки; а те пороки, те наши худые нравы скоро могут при умных людях учинить, что они позабудут, что мы происходим от славных и благородных родителей"³⁷ . В этих правди-

²⁹ Там же, стр. 147; его же. Разговор о пользе наук и училищ, стр. 149.

³⁰ См. В. Н. Татищев. История Российская. Кн. I, стр. 360.

³¹ И. Т. Посошков. Книга о скудости и богатстве. М. 1951, стр. 178.

³² Антиох Кантемир Собрание стихотворений, стр. 75, 86.

³³ Там же, стр. 72, 82, 132, 137.

³⁴ Там же, стр. 137, 516.

³⁵ Там же, стр. 60 - 61, 74 - 75, 103, 106, 399, 518.

³⁶ Там же, стр. 400.

³⁷ Там же, стр. 88.

вых оценках проявляется объективный гуманистический смысл творчества одного из членов "ученой дружины".

Для понимания взглядов ранних русских просветителей большое значение имеет изучение вопроса об их отношении к политике "просвещенного абсолютизма".

Можно ли видеть в политических взглядах деятелей "ученой дружины" апологию "просвещенной монархии", или, наоборот, в каждом проявлении их критического отношения к последней должно усматривать сознательное стремление ниспровергнуть основы существующего политического строя? Отвечая на этот вопрос, одни исследователи считают ранних русских просветителей теоретиками "просвещенного абсолютизма", основы которого будто были сформулированы в "Воинском уставе" Петра I, и тем самым ставят знак равенства между ними и самими "просвещенными монархами". Идя по этому пути, и политические взгляды М. В. Ломоносова можно считать "обобщением практической деятельности Петра Великого"³⁸ . Другие считают, что русские просветители вообще не разделяли политических идей французских просветителей³⁹ .

Для того, чтобы внести в этот вопрос определенную ясность, необходимо рассматривать раннее просветительство в России в строго определенных исторических рамках.

Ф. Энгельс называл феодальное государство "органом дворянства для подавления крепостных и зависимых крестьян...". В рамках эволюции этого государства Ф. Энгельс выделял период XVII - XVIII вв., "когда абсолютная монархия переживала свой период расцвета во всей Европе..."⁴⁰ . К. Маркс писал, что абсолютная монархия возникает в тот период, "когда старые феодальные сословия приходят в упадок, а из средневекового сословия горожан формируется современный класс буржуазии, и когда ни одна из борющихся сторон не взяла еще верх над другой"⁴¹ . В этот период абсолютная монархия "покровительствовала торговле и промышленности, одновременно поощряя тем самым возвышение класса буржуазии, и видела в них необходимые условия, как национальной мощи, так и собственного великолепия"; ее "цивилизаторская деятельность" состояла в том, чтобы "централизовать" государство⁴² .

Г. В. Плеханов, по существу, отвергал приложимость этих определений К. Маркса и Ф. Энгельса к государственному строю России XVII - XVIII веков. Он отрицал наличие феодально-абсолютистского порядка в России и усматривал здесь государство типа "восточной деспотии" на том основании, что в России будто бы при полном закрепощении всех классов народа государством не существовало частной собственности⁴³ . Русская дворянско-буржуазная историография оказалась не в состоянии раскрыть классовую природу русского абсолютизма⁴⁴ . Не всегда верно подходили к решению этого вопроса и некоторые советские историки, в частности М. Н. Покровский⁴⁵ . Действительно научный анализ классовой природы и специфических черт русского абсолютизма был дан в трудах В. И. Ленина. Русское самодержавие, отмечал

³⁸ См. "История политических учений", стр. 226; "История философии". Т. I, стр. 509.

³⁹ Г. П. Макогоненко. Николай Новиков и русское просвещение XVIII века. М. - Л. 1951, стр. 69, 120, 142, 211; его же. Радищев и его время, стр. 65.

⁴⁰ См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 21, стр. 171 - 172; К.. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма. М. 1947, стр. 429.

⁴¹ См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 4, стр. 306.

⁴² См. там же, стр. 308.

⁴³ См. Г. В. Плеханов. Указ. соч. Т. 1, стр. 114.

⁴⁴ См., например, П. Н. Милюков. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. СПБ. 3913.

⁴⁵ М. Н. Покровский. Русская история с древнейших времен. Т. III. М. 1933.

В. И. Ленин, эволюционировало в направлении к буржуазной монархии и в XVIII в. представляло собой "чиновничьи-дворянскую монархию", переживавшую отдельные периоды "просвещенного абсолютизма"⁴⁶ .

Вопрос о времени "просвещенного абсолютизма" в России требует специального изучения. По-видимому, это были периоды, когда в политике "просвещенных монархов" брали верх или находили более яркое выражение действия, способствовавшие развитию торговли и мануфактуры, науки и просвещения: Указанные особенности абсолютизма XVII - XVIII вв. в его отношении к экономическому базису, а также к дворянству и нарождавшейся буржуазии создавали объективную основу для иллюзорных политических идей просветителей XVIII в, как в России, так и на Западе. Просветители XVIII в. считали разум и волю движущей силой общественного прогресса, а его непосредственным рычагом - государство в лице "просвещенных монархов". По словам Д. И. Писарева, они "были глубоко убеждены в том, что хорошее правительство может в самое короткое время поставить любой народ на высшую ступеньку цивилизации и блаженства. Мудрый законодатель и золотой век - это, по их мнению, были два понятия, неразрывно связанные между собою, как причина и следствие"⁴⁷ . И поскольку эти иллюзии имели в то время известное основание, а не являлись результатом "недомыслия" или преднамеренного извращения действительности, объявить политическую теорию западноевропейских просветителей XVIII в. "фальшивой и вредной" - значит ни на шаг не подвинуться вперед в решении проблемы.

Общественно-политические идеалы "ученой дружины" шли дальше того, на что были способны самые "просвещенные монархи", которые защищали, прежде всего, интересы дворянства, незыблемость самодержавно-крепостнических порядков и делали нарождавшейся буржуазии некоторые уступки, приоткрывавшие дверь науке и просвещению лишь в меру необходимости. Реакционная политика, консерватизм были для абсолютной монархии правилом, прогрессивные мероприятия - исключением. В истории не только русского, но и западноевропейского абсолютизма XVIII в. кратковременные периоды "просвещенности" сменялись долгими десятилетиями реакции и застоя.

Защищая прогрессивные преобразования Петра I, русские мыслители первой половины XVIII в. отнюдь не ограничивались панегириками в честь реформатора и его преемников. Обращаясь к делам Петра I, они пропагандировали собственные общественно-политические идеалы. Богатой школой гражданского воспитания послужили для русских просветителей первой половины XVIII в. события русской жизни, дворцовые перевороты, мрачное десятилетие бироновщины; вместе с тем они жадно впитывали политические учения античных и современных им западноевропейских мыслителей, обращали свои взоры к прогрессивным чертам общественной жизни в странах Западной Европы, особенно Франции и Англии. Защита реформ Петра I объективно выливалась у передовых русских мыслителей России того времени в критику реакционной политики его преемников, сопровождалась попытками осознать происходящее и воздействовать на ход государственных дел в определенном направлении. "С какою горестию сердца то воспомянем и с коликою досадою видеть принуждены были, что по кончине е. в-ва (Петра I. - П. Е.) злостными и отечеству неверными или невежеством тех, на кого-то положено было, так все упущено, что едва следы того осталися"⁴⁸ , - писал В. Н. Татищев по поводу упадка наук и просвещения в послепет-

⁴⁶ См. В. И. Ленин. Соч. Т. 15, стр. 308; т. 17, стр. 47.

⁴⁷ Д. И. Писарев. Избранные философские и общественно-политические статьи М. 1949, стр. 602.

⁴⁸ См. В. Н. Татищев. Две записки... Литературный сборник "Утро", стр. 381.

ровской России. Однако В. Н. Татищев вовсе не считал все сделанное Петром I верхом совершенства. Он отмечал, например, что "все доднесь устроенные школы государственные" всему необходимому "научить еще не в состоянии", они страдают "многими недостатками", "многих наук лишены", "многих книг нужных не имеют". В. Н. Татищев предлагал идти дальше: основать в стране новые специальные школы, женские училища, создать основу для высшего образования, открыть в стране два университета, учредить "особливую коллегию" для управления школами и развития просвещения и науки⁴⁹ .

Хорошо знакомый с состоянием дел в Петербургской Академии наук, А. Д. Кантемир резко критиковал показную сторону деятельности русских коронованных "просветителей", которые "безмерным коштом" построили "палаты славны, славят, что учения будут тамо главны", "а пришед комплементов увидит не мало, высоких же наук там и тени не бывало..."⁵⁰ .

В. Н. Татищев мужественно обличал реакционную политику "бироновцев" и "неистовых временщиков", которые умышленно сорвали такое "весьма государству полезное дело", как учреждение "Академии ремесл", уничтожили Берг- и Мануфактур-коллегии и привели в упадок "многие, особливо суконные, полотняные и железные" мануфактуры, разорили государственную казну и отяготили крестьян "несносными платежами". Он выступал за смягчение действующих в стране уголовных законов (так как "неумеренные наказания сами разрушают закон"), с негодованием отзывался о низких нравах придворных фаворитов и предлагал поставить тайную канцелярию под контроль Сената и обычной полиции⁵¹ .

В то же время В. Н. Татищев рекомендовал усилить меры для развития в России мануфактур и торговли, считая необходимым установить "вольность купечества", ибо "где оное свободно торгует, тамо и богато, а когда купечество богато, то все государство богато". Ему же принадлежат идеи организации банковского кредита и почтовой службы⁵² .

Знаменательна эволюция государственно-правовых воззрений А. Д. Кантемира. В примечаниях к своим сатирам он резко обличал бесчеловечных судей, которым слова "право", "закон" кажутся словами "арапского языка, дикими русскому уху"⁵³ . Он считал, что все должны быть равны перед законом и судом: "богач и нищий..., пахарь и вельможа равны в суде, и одна правда превосходна"⁵⁴ . Никто не смеет прекословить тем, кто "властию силен", писал Кантемир, и делал смелый выпад против "знатных и великосильных", которые "речи свои авторитетом своим, а не доказательством и доводами подтверждают"⁵⁵ . В качестве примера он приводил указы французского короля, оканчивающиеся словами: "Мы хотим и повелеваем, понеже нам так угодно..."⁵⁶.

Длительное пребывание за границей, изучение трудов прогрессивных ученых и писателей Англии и Франции, личное знакомство со мно-

⁴⁹ В. Н. Татищев. Разговор о пользе наук и училищ, стр. 111 - 115, 116, 156 - 158.

⁵⁰ См. А. Д. Кантемир. Сочинения, письма и избранные переводы. Т. 1. СПБ. 1867, стр. 183 - 184.

⁵¹ См. В. Н. Татищев. Лексикон российской... Ч. 1 - 3. СПБ. 1793, ч. 1, стр. 19 - 20; ч. 2, стр. 157; ч. 3, стр. 5; его же. Две записки... Литературный сборник "Утро", стр. 374 - 375; его же. Духовная моему сыну. СПБ. 1896, стр. 25.

⁵² См. Нил Попов. В. Н. Татищев и его время, стр. 718 - 720; Н. Л. Рубинштейн. Неизвестная записка В. Н. Татищева. "Доклады и сообщения" исторического факультета МГУ. 1948, вып. 8.

⁵³ Антиох Кантемир. Собрание стихотворений, стр. 86, 103.

⁵⁴ Там же, стр. 74.

⁵⁵ Там же, стр. 504.

⁵⁶ Там же.

гими из них еще более расширили кругозор А. Д. Кантемира. Наступление реакции в самой России способствовало развитию его прогрессивных воззрений. Это нашло яркое отражение в новом варианте его сатир и в последних трудах, относящихся ко времени жизни А. Д. Кантемира в Лондоне и Париже. Писатель переводит на русский язык "Персидские письма" Монтескье, а вслед за тем так называемую "Юстинову историю". "Персидские письма", как известно, резко обличали деспотизм королей, высмеивали церковников и призывали к веротерпимости. "Юстинову историю" А. Д. Кантемир пытался издать в России, считая, что она "могла бы быть в нашем народе полезна"⁵⁷ . Этот труд исследователи характеризуют как политическое и морально-дидактическое произведение, где настойчиво проводится мысль о губительности империй и их политики для свободы народов. Создателей македонской державы, Филиппа и Александра, автор рисует как свирепых и двоедушных тиранов. Императорам-тиранам автор противопоставляет образ идеального правителя, главными добродетелями которого являются умеренность и справедливость, основа которых - мудрое законодательство⁵⁸ .

В сущности, это те самые историко-политические идеи, которые составляли квинтэссенцию "Духа законов" и других произведений Монтескье. Их-то и популяризовал А. Д. Кантемир. Французский просветитель, в свою очередь, принял близкое участие в первом (посмертном) издании сатир А. Д. Кантемира в Париже. Это наглядно иллюстрирует близкую идейную общность обоих замечательных мыслителей.

Политические взгляды Феофана Прокоповича были более ограниченны. Однако глубокое исследование различных форм государственного устройства, резкая критика аристократической оппозиции, попытки объяснить происхождение государственной власти из "общественного договора", содержащиеся в его историко-политических трактатах, имели не только большое познавательное значение, но и расчищали путь для смелой и решительной критики деспотизма со стороны других русских писателей XVIII века⁵⁹ .

*

Русские просветители, в том числе деятели "ученой дружины" с их передовыми для своего времени взглядами подверглись гонениям со стороны царского правительства. Уже в первые десятилетия XVIII в. (еще задолго до публичного сожжения "Философического рассуждения" Д. С. Аничкова, заключения Н. И. Новикова в Шлиссельбургскую крепость и ссылки А. Н. Радищева в Илимский острог) монархи, "покровительствуя" писателям, не только пытались превратить их в свое послушное орудие, но время от времени давали им, по меткому выражению Д. И. Писарева, "сильные острастки"⁶⁰ .

Феофана Прокоповича, справедливо названного С. М. Соловьевым "звездой красноречия и учености", церковные инквизиторы обвиняли в еретичестве. Это обвинение как дамоклов меч висело над ним в течение всей жизни. В 1726, 1727 и 1731 гг. Ф. Прокоповича привлека-

⁵⁷ См. "Архив кн. Воронцова". Кн. 1. М. 1870, стр. 373. Заметим, что Кантемир критиковал более резко придворные нравы в России, чем это делал Монтескье в "Персидских письмах" в отношении двора Людовика XIV (ср. Монтескье. Персидские письма. М. 1956, стр. 76, 101 - 102; Антиох Кантемир. Собрание стихотворений стр. 135, 282 - 287 и др.).

⁵⁸ См. Юстин, Эпитома сочинения Помпея Трога. "Вестник древней истории" (ВДИ), 1954, NN 2 - 4. Приложения; К. К. Зельин. Помпей Трог и его произведение "Historiae Philipicae". ВДИ. 1954, N 2, стр. 183 - 190, 192, 197 - 199.

⁵⁹ См. Феофан Прокопович. Правда воли монаршей в определении наследника державы своей... М. 1726; его же. Слова и речи... Ч. 1. СПБ 1760 стр. 101 - 104, ч. III, СПБ. 1765, стр. 204 - 212.

⁶⁰ Д. И. Писарев. Соч. Т. 4. М. 1966, стр. 152.

ли к следствию в Преображенской (затем Тайной) канцелярии, и он был вынужден приводить длинные опровержения по всем пунктам поданных на него доносов, в которых выражалась надежда, что императрица Анна Ивановна казнит "еретика Прокоповича с товарищи его"⁶¹ . Ф. Прокоповича предупредили, что если он и впредь "в противности св. церкви по чьему изобличению явится, виновен", то ему от "е. и. в-ва милости показано не будет"⁶² .

С. М. Соловьев отмечал по этому поводу: "Сильные тревоги в борьбе, которая могла кончиться низвержением и заточением, сильное умственное напряжение в отыскании средств к защите и к предупреждению врагов - должны были истощить его (то есть Феофана Прокоповича. - П. Е.) тем более что эти треволнения начались и продолжались безостановочно..."⁶³ .

Что касается В. Н. Татищева, то, на наш взгляд, нельзя согласиться с мнением, будто он был преуспевающим чиновником, который поднимал в своих трудах исторические вопросы "в связи с административно-хозяйственными задачами" и "шел к пониманию и оценке исторических явлений от практических задач политической жизни"⁶⁴ . Такое преувеличение "практицизма" В. Н. Татищева обедняет творческую лабораторию, размах и глубину научных интересов мыслителя. Сама практическая деятельность В. Н. Татищева выходила далеко за рамки "административно-хозяйственных задач" и не являлась главным в его жизни. За тысячами страниц научно-литературных трудов В. Н. Татищева стоит колоссальная исследовательская работа "знаменитого труженика", как называл В. Н. Татищева С. М. Соловьев, сравнивавший его в этом отношении с великим Ломоносовым⁶⁵ . Власти всю жизнь преследовали В. Н. Татищева, претерпевшего от них, по его собственному признанию, такое "неповинное гонение и разорение, что не рад жизни моей был и желал лучше с честило умереть, нежели каждочасно ожидая крайней погибели жить"⁶⁶ .

Первое предупреждение В. Н. Татищев получил еще от Петра I за то, что "говорил слишком больно о предметах церковных". Свое отеческое внушение Петр I сопроводил, по преданию, таким назиданием: "...не соблазняй верующих честных душ, не заводи вольнодумства... не на тот конец старался я тебя выучить, чтобы ты стал врагом общества и церкви..."⁶⁷ . Происшедший после событий 1730 г. разрыв писателя с придворной кликой явился следствием не только высказанного Татищевым неодобрительного отзыва о государственных способностях императрицы ("персона женская, и так многим трудам неудобна; пачежь ей знания законов не достает")⁶⁸ , но и попытки навязать правительству Анны Ивановны свои проекты государственного устройства страны.

⁶¹ См. "Дело о Феофане Прокоповиче". "ЧОИДР", 1862, кн. 1, стр. 11.

⁶² Там же, стр. 51.

⁶³ С. М. Соловьев. История России с древнейших времен. Кн. 4. Изд. "Общественная польза", стр. 1507.

⁶⁴ См. Л. В. Черепнин. Русская историография до XIX в. М. 1957, стр. 163; "Историография истории СССР". Под ред. В. Е. Иллерицкого и И. А. Кудрявцева. М. 1961, стр. 78.

⁶⁵ С. М. Соловьев. Писатели русской истории XVIII века. "Архив историко-горидических сведений, относящихся до России". Кн. 2. М. 1855, пол. 1, отд. III, стр. 16 - 39.

⁶⁶ См. Н. Н. Пальмов. К астраханскому периоду жизни В. Н. Татищева. "Известия" Российской Академии наук. 1925, стр. 204 - 205.

⁶⁷ См. К. Бестужев-Рюмин. Биографии и характеристики. СПБ. 1882, стр. 73; П. Знаменский. "История Российская" В. Н. Татищева в отношении к русской церковной истории. "Труды" Киевской духовной академии. 1862, февраль, стр. 200. Не этот ли эпизод имел в виду Татищев, когда писал в своей духовной, что он еще при Петре I "с великим гонением гнев их величеств претерпел напрасно"? (См. В. Н. Татищев Духовная моему сыну, стр. 17).

⁶⁸ В. Н. Татищев. Две записки... Литературный сборник "Утро", стр. 375.

После этого все записки и проекты В. Н. Татищева оставались "без рассмотрения". В 1733 г. В. Н. Татищев подал свою записку "О устроении училищ и распространении наук", "но злостию немцев (сторонников Бирона. - П. Е. ), - с горечью писал он, - я в Сибирь под видом милости или пользы заводов отлучен"⁶⁹ . С 1746 г. до самой смерти (1750 г.) В. Н. Татищев находился под арестом в своем имении Болдино. За попытку заменить в горном деле немецкие термины русскими Бирон назвал В. Н. Татищева главным врагом немцев. В свою очередь, В. Н. Татищев выступил против поношений России в трудах "чужестранных" ученых Академии. Своеобразным откликом на эти столкновения явился отрицательный отзыв небезызвестного Шлёцера об "Истории Российской" Татищева⁷⁰ .

В своей "духовной" В. Н. Татищев отмечал, что он был многими "не токмо за еретика, но и за безбожника почитан". Такое мнение о В. Н. Татищеве было настолько распространено, что доходило даже до слуха бывавших в России иностранцев⁷¹ . Представленная В. Н. Татищевым в 1739 г. рукопись его "Истории" была встречена в Петербурге неодобрительно. Новгородский архиепископ Амвросий указал автору на те места рукописи, которые "с церковными историями... не согласны"⁷² . Воцарение Елизаветы не спасло Татищева от новых преследований⁷³ . Обстоятельства смерти В. Н. Татищева заставляют историков предполагать, не предпочел ли на этот раз писатель, в самом деле "с честию умереть, нежели каждочасно ожидая крайней погибели жить"⁷⁴ .

Не избежал участи собратьев по "ученой дружине" и А. Д. Кантемир. Его биографы справедливо видели в назначении писателя послом в Англию, а позднее во Францию почетную ссылку, из которой А. Д. Кантемиру не удалось вырваться до самой смерти. Тяжело больному писателю правительство Елизаветы не разрешало возвратиться в Россию и отказало в средствах на лечение, что, несомненно, ускорило его смерть. Настойчивые попытки А. Д. Кантемира добиться опубликования своих работ в России не увенчались успехом.

Сатиры А. Д. Кантемира были опубликованы в России спустя 10 лет после того, как они стали широко известны в Европе. Это случилось через 18 лет после смерти писателя. Переиздание осужденного синодом кантемировского перевода "Разговора о множестве миров" Фонтенеля и издание сатир А. Д. Кантемира были предприняты по инициативе М. В. Ломоносова, который многое сделал для сохранения литературного наследства замечательного русского писателя и вольнодумца. Однако "Письма о природе и человеке", составившие важную веху в истории

⁶⁹ См. А. И. Андреев. Переписка В. Н. Татищева за 1746 - 1750 гг. "Исторический архив", 1951, т. VI, стр. 279.

⁷⁰ В. Н. Татищев. Лексикон российской... Ч. 1. стр. 144 - 145; А. И. Андреев. Указ. соч., стр. 254; К. Бестужев-Рюмин. Указ. соч., стр. 32, 162.

⁷¹ См. В. Н. Татищев. Духовная моему сыну, стр. 10. Проезжая через Астрахань в Персию в 1745 г., доктор Лерх оставил такой отзыв о В. Н. Татищеве: "Этот Татищев жил совсем по-философски и относительно религии имел особые мнения, за что многие не считали его православным" (см. К. Бестужев-Рюмин. Указ. соч., стр. 64).

⁷² См. В. Н. Татищев. История Российская. Т. I, стр. 85. В то же время М. В. Ломоносов написал посвящение к "Истории Российской" Татищева и использовал ее в своих исторических исследованиях, см. М. В. Ломоносов. Соч. Т. VI, М. - Л. 1952, стр. 13 - 16; Г. М. Коровин. Библиотека Ломоносова. М. - Л. 1961, стр. 238 - 239.

⁷³ См. В. Н. Татищев. Две записки... Литературный сборник "Утро", стр. 375; А. И. Андреев. Указ. соч., стр. 280, 292. Как справедливо отметил М. Н. Тихомиров, проект государственного устройства, поданный В. Н. Татищевым в 1730 г., "создавал почву для ограничения самодержавия", а замалчивание его работ было связано "с неблагоприятным отношением к историческим трудам В. Н. Татищева царивших в Академии наук иноземных академиков и самих правительственных кругов" (М. Н. Тихомиров. Русская историография XVIII века. "Вопросы истории", 1948, N 2, стр. 98; "Очерки истории исторической науки в СССР". Т. 1. М. 1955. стр. 189).

⁷⁴ К. Бестужев-Рюмин. Указ. соч., стр. 68.

русской философии, были впервые опубликованы только в 1868 г., а многие другие труды А. Д. Кантемира так и не увидели света при царизме. Часть их оказалась безвозвратно утраченной⁷⁵ .

Так относилась официальная Россия "просвещенных монархов" к творчеству выдающихся русских мыслителей первой половины XVIII века.

Преодоление монархических иллюзий явилось для просветителей сложным и мучительным процессом, и не было результатом "кабинетных размышлений". Беспрерывные преследования со стороны царизма любого проявления свободной мысли, отстоянные гонения против всех "инакомыслящих" сыграли здесь свою роль. Деятели "ученой дружины" внесли свой вклад в постепенное развенчание идеологии и практики "просвещенного абсолютизма".

*

Исследователи неоднократно интересовались вопросом, в каком отношении находится русское просветительство XVIII в. к западноевропейскому, в частности к французскому. Однако, на наш "взгляд, решение этого вопроса до сих пор нельзя признать удовлетворительным. Некоторые исследователи, как, например, Г. П. Макогоненко, противопоставляли их друг другу, называя французских энциклопедистов "союзниками и сотрудниками" Екатерины II, которые, содействуя замыслам царицы, "делали объективно реакционное дело" и наносили огромный вред русскому освободительному движению⁷⁶ .

Однако взаимоотношения просветителей и монархов нельзя представлять столь непосредственными. Они были значительно сложнее. Монархи в лучшем случае препарировали в своих интересах слабые стороны политических воззрений просветителей. Яркий и общеизвестный пример этого - монархическая обработка "Духа законов" Монтескье в "Наказе" Екатерины II Уложенной комиссии 1767 года. Но если монархи своекорыстно использовали авторитет просветителей и их иллюзорную веру в прогрессивные тенденции абсолютизма, то и сами просветители использовали, как могли покровительства монархов для распространения своих идей. Для Вольтера, писал Д. И. Писарев, "важно было только то, чтобы его идеи западали как можно глубже в умы читателя и распространялись в обществе как можно быстрее и шире"⁷⁷ . И хотя Елизавета допустила избрание Вольтера членом Петербургской Академии наук, а Екатерина II льстиво называла его своим "любимым писателем", действительными союзниками и единомышленниками французских энциклопедистов были отнюдь не русские императрицы, а русские просветители от А. Д. Кантемира до А. Н. Радищева. Это подтверждается, в частности, анализом взглядов деятелей "ученой дружины".

Вряд ли помогут выяснению истины и ненужные преувеличения в оценке ранних русских просветителей, которые содержатся в недавно вышедшей книге Я. Д. Бетяева⁷⁸ .

⁷⁵ См. "Сборник Русского исторического общества" (РИО). Т. 66, стр. 392, 398; "Архив кн. Воронцова". Кн. 1, стр. 350, 351, 357 - 370; "Реляции кн. Антиоха Кантемира из Лондона (1732 - 1733)". "ЧОИДР". 1892, кн. 3, стр. 19 - 20; В. Г. Белинский. Соч. Т. VIII, стр. 718, примеч. 617; Р. Б. Паина. Роль и значение А. Д. Кантемира в истории русской литературы. Автореферат диссертации. Минск. 1954, стр. 19; Б. Е. Райков. Очерки по истории гелиоцентрического учения в России. М. - Л. 1947, стр. 313.

⁷⁶ См. Г. П. Макогоненко. Николай Новиков. М. - Л. 1951, стр. 135, 141, 204, 221, 276, 277, 292.

⁷⁷ Д. И. Писарев. Соч. Т. 4, стр. 155.

⁷⁸ Я. Д. Бетяев ошибочно изображает Ф. Прокоповича человеком, близко стоявшим к атеизму, решительным сторонником науки в ее борьбе с религией, защитником

Научная оценка исторического места передовых русских мыслителей первой половины XVIII в. и их отношения к западноевропейскому просветительству возможна, по нашему мнению, только при условии отказа исследователей от его идеализации, обусловливающей одностороннее освещение идейных позиций русских мыслителей первой половины XVIII века. М. Б. Митин справедливо возражал против идеализации взглядов французских просветителей старшего поколения (в частности Вольтера) и смешения их с взглядами французских же атеистов, материалистов и республиканцев⁷⁹ . Надо добавить, что историки, называющие Монтескье "глашатаем революции" или рисующие его решительным противником феодальных институтов и крепостничества вообще, отступают от исторической правды⁸⁰ .

Идейное наследство ранних русских просветителей, деятелей "ученой дружины" необходимо оценивать в правильном историческом аспекте. Деятели "ученой дружины" положили начало эпохе русского просветительства. Их яркое и разностороннее творчество было на уровне самых передовых общественно-политических и философских взглядов современности и являлось выдающимся достижением русской культуры XVIII века. По своему содержанию русское просветительство было глубоко самобытным, выросшим на русской почве. В то же время оно несло в себе черты аналогичных явлений раннего просветительства в других странах Европы, в частности во Франции. Оценивая роль и значение выдающихся русских мыслителей первой половины XVIII в., исторически более обоснованно сопоставлять их не с французскими просветителями кануна буржуазной революции и не с русскими просветителями 40 - 60-х годов XIX в., а с представителями просветительства России второй половины XVIII века. Деятельность "ученой дружины" доказывает, что Россия уже в первые десятилетия XVIII в. являлась одним из мировых центров формирования просветительства, и что русские мыслители внесли свой самобытный, значительный творческий вклад в его поступательное движение.

интересов народа от посягательств со стороны класса помещиков. В. Н. Татищева автор называет непосредственным, предшественником А. Н. Радищева (см. Я. Д. Бетяев. Общественно-политическая и философская мысль в России в первой половине XVIII века, стр. 162, 170, 174, 181, 200, 225, 250, 271, 275, 295, 304, 305, 314 и сл.).

⁷⁹ См. "Дискуссия по книге Г. Ф. Александрова "История западноевропейской философии". Стенографический отчет. М. 1947, стр. 139 - 141.

⁸⁰ См. Ш. Монтескье. Избранные произведения. М. 1955. Вводная статья М. П. Баткина; Ш. Монтескье. Персидские письма. М. 1956. Вводная статья С. Артамонова. Подробнее о взглядах Монтескье см. В. П. Волгин. Развитие общественной мысли во Франции в XVIII веке. М. 1958.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - П. П. ЕПИФАНОВ:

Комментарии: