Libmonster ID: RU-6622
Автор(ы) публикации: М. Н. Покровский

АМЕРИКА И ВОЙНА 1914 ГОДА. 1 (продолжение)

II

"Соединенные штаты приходится рассматривать как особую, самостоятельную категорию (между державами)", говорит в своих воспоминаниях Грей. "Эта страна была столь могущественна, что на ее симпатии или политику не мог повлиять ход войны. Соединенные штаты могли сделать все, что они считали правильным или желательным, не боясь последствий. Это был фактор такой потенциальной важности, что занятая им позиция могла решить войну в пользу любой из воюющих сторон". "Недоброжелательство Соединенных штатов означало бы верное поражение союзников" (т. е. Антанты).

В чем же заключалась таинственная сила этого "фактора"? Грей ставит этот вопрос так конкретно, как только можно пожелать. "Германия и Австрия", - пишет он, - могли сами создать необходимые для них запасы военного снаряжения. Союзники (т. е. Антанта) скоро оказались в этом отношении в полной зависимости от Соединенных штатов. Если бы мы поссорились с Соединенными штатами, мы не имели бы того, что нам было нужно". Для того, чтобы обеспечить себе дружбу "фактора", приходилось итти на тяжелые уступки - и Грей с гордостью говорит о жертвах, которые умела принести на алтарь американской дружбы английская дипломатия. Расчеты на победу Антанты над Германией строились, как всем известно, главным образом на строжайшем проведении новой "континентальной блокады"- с обратным, так сказать, знаком, потому что теперь не континент блокировал Англию, как в дни Наполеона I, но Англия блокировала континент, кроме стран, бывших ее союзницами. Мы видели (см, главу I), какое впечатление производила эта новая блокада на Америку, в особенности на аграрную, фермерскую и плантаторскую Америку, которую представляла демократическая партия, - а в руках этой ...артии была тогда власть. Мы видели также, что официальная верхушка этой партии готова была итти навстречу Англии очень далеко, - но не до конца однако. И Англии приходилось соглашаться на уступки. "Задачей дипломатии было поэтому обеспечить такой максимум блокады, который мог быть достигнут, не вызывая разрыва с Соединенными штатами... Могла быть одна дипломатическая ошибка, которая, если бы она была сделана, была бы роковой для дела союзников.


1 Продолжение. См. "Историк-марксист" N 13.

стр. 3

Этой ошибки дипломатия последних не сделала, она ее тщательно избегала. Этой ошибкой было бы расхождение с Соединенными штатами, не непременно открытый разрыв, но такое положение вещей, которое повело бы к вмешательству американцев в дела блокады или к запрещению вывоза боевых припасов из Соединенных штатов"2 .

До чего важно было, что Вильсон читал только английские газеты! Этот скромный человек мог бы поставить Антанту на колени перед Германией буквально простым росчерком пера. Подписанный Вильсоном декрет об "амбарго" на английский военный вывоз из Штатов кончал войну самым простым путем, и то, что Вильсон не только такого декрета не издал, но даже ни разу серьезно не пригрозил им англичанам, кладет конец всяким разговорам о "пацифизме" Вильсона. Как, надо думать, чесались руки у Брайана, - но руки были коротки. А сколь велика была зависимость Антанты от Америки в этом вопросе, особенно в течение первых месяцев войны, покажет один маленький анекдотический пример, который мы опять берем из переписки Пэджа. 6 октября 1914 г. последний писал Вильсону: "Главный интендант британской армии вчера обратился к нашему военному атташе, полковнику Сквайеру, с вопросом: думает ли Сквайер, что стоило бы позондировать наше правительство насчет возможности получить от него или от кого-нибудь в Соединенных штатах от 100 до 150 тыс. спрингфильдовских ружей (американская пехотная винтовка-М. П.) и 5 миллионов пачек патронов"3 .

Когда Сербия перед убийством Франца Фердинанда обратилась к Николаю II за "воспособлением" в размере 120 тыс. русских винтовок и нескольких батарей артиллерии, то это в высокой степени выразительно, но совершенно понятно. То Сербия, а то Россия. Но когда видишь Англию в такой же точно позиции перед Соединенными штатами - и из-за такого же количества винтовок-, то, наоборот, перестаешь что бы то ни было понимать. Одно из двух: или Англией управляли, в военном отношении, столь безголовые люди, что под их управлением одна из величайших военных держав мира оказалась не в состоянии заготовить вовремя лишнюю сотню тысяч ружей - и тогда Сухомлинов оказывается первоклассным военным организатором, ибо он такое количество ружей мог подарить Сербии; или Англия была до такой степени уверена, что она обеспечена непрерывным снабжением с того берега Атлантического океана, что ее военным организаторам и в голову не приходило отвлекаться от своей основной задачи, боевой подготовки английского флота, заботами о каких-то пехотных винтовках: понадобится - привезут из Нью-Йорка, сколько нужно. И конечно правильно только второе предположение. Америка была союзницей Англии еще до начала войны.


2 Viscount Grey of Fallodon, Twenty-five Years; цитата у Page, III, 152 - 153. Разрядка моя - М. П.

3 Page, ibid., 157.

стр. 4

Никогда не бывший полковником Хаус и будущий лорд Грей встретились впервые в Лондоне 3 июля 1913 г. почти ровно за год до начала мировой войны, и сразу же разговорились по душе. Разговор этот лучше всего привести целиком, как его записал в своем дневнике Хаус, тогда та почва, на которой начал складываться англо-американский союз, будет для читателя ясна почти без комментариев. "Пока лорд Крью и Пэдж обсуждали вопрос об истреблении злокачественного червя (hookworm) в Индии и других странах, сэр Эдвард и я заговорили о положении дел в Мексике. Я сказал ему, что президент не желает вмешиваться в тамошние дела и дал всяческую возможность различным партиям столковаться между собою. Он желал знать, относится ли президент враждебно к какой-нибудь одной определенной партии. Я ответил, что, поскольку дело касается нашего правительства, нам безразлично, какая партия стоит у власти, лишь бы поддерживался порядок (!). Я думаю, что наше правительство признало бы как временное правительство Гуэрты, если бы оно дало письменное обязательство как можно скорее произвести выборы и подчиниться их решению.

Сэр Эдвард сказал, что его правительство признало правительство Гуэрты только как временное и что, если бы Гуэрта предпринял борьбу за президентство вопреки своему обещанию не делать этого, вопрос о его признании встал бы снова как совершенно новое предложение. Он дал понять, что при подобных обстоятельствах они (англичане) не признали бы его.

Он желал знать, что случилось бы, если бы мы вмешались, и высказал предположение, что может быть тогда (в Мексике) установился бы тот самый порядок, какой установился на о. Кубе 4 . Я ответил, что это-вопрос будущего, но что персонально я не думаю, чтобы вопрос об интервенции стоял так серьезно, как кажется большинству.

Затем мы перешли к вопросу о пошлинах за право пользования Панамским каналом. Он сказал, что его правительство собирается прямо поставить перед нашим правительством вопрос: желаем ли мы продолжать обсуждение текста трактата 5 , или же предпочитаем арбитраж. Его правительство не возражает, чтобы наше правительство свободно пропускало каботажные суда, поскольку это не мешает британскому мореплаванию или не создает для него неблагоприятных условий; но какой именно план намечен для достижения этой цели, он не знает. Однако он готов повести об этом разговор с нашим правительством в случае, если освобождение от пошлины (американских судов) не будет отменено биллем, который сейчас находится на рассмотрении сената.

Я предложил не торопиться с этим делом в настоящий момент, но оставить вопрос открытым до большой сессии конгресса, начинающейся в декабре.


4 Фактически являющемся американской колонией с призрачной самостоятельностью - М. П.

5 Речь идет о трактате Гэя-Паунсефота, 1901 г., см. ниже.

стр. 5

Я объяснил, что президент очень торопится провести в чрезвычайную сессию свою законодательную программу, что уменьшение таможенных пошлин и реформа нашей монетной системы являются почти вопросом жизни и смерти для его (Вильсона) администрации; что в сенате он имеет, в вопросе о пошлинах, лишь незначительное большинство и не желал бы спешить ни с чем другим, пока не будут проведены эти меры.

Сэр Эдвард сказал, что он совершенно понимает положение президента и сочувствует ему и что его правительство совершенно согласно повести дело так, как я предложил 6 ".

Последние два абзаца я привел, чтобы показать, какая интимность существовала в переговорах вильсоновского кабинета с англичанами уже в эту раннюю пору. Грею откровенно объясняли всю внутрипартийную механику демократического правительства - и встречали полное сочувствие. Суть же дела ясна из предыдущих абзацев. В Мексике столкнулись две нефти: американская и английская, - т. е. нефть-то была одна, мексиканская, но наживаться на ней желали и английские, и американские капиталисты. "Британский посланник в Мексике, сэр Лайонель Кардэн, считался сторонником Гуэрты и, как думали, представлял английские нефтяные интересы лорда Каудрэя", пишет редактор бумаг Хауса профессор Сеймур. "О Гуэрте думали, что он готов предложить англичанам необычайно выгодные условия концессий в том случае, если его режим твердо установится. Американское правительство считало, что за английскими нефтяными интересами стоит британское министерство иностранных дел и что признание Англией правительства Гуэрты как временного означает враждебный акт по отношению к вильсоновской политике - непризнания Гуэрты" 7 .

Все это, как мы сейчас видели, была чистая клевета. На английской политике не было ни единого нефтяного пятна. Как умные люди, английские империалисты прекрасно понимали, что всех кусков сразу в рот не положишь - и что лорд Каудрэй может подождать. На столе лежала ставка, гораздо более крупная. Согласно договору, заключенному Англией и Соединенными штатами в 1901 г. (так называемый "трактат Гея- Паунсефота", по имени подписавших его дипломатов обеих сторон), корабли всех стран при проходе Панамского канала платили одинаковые пошлины. Но в последний год президентства Тафта, перед выборами Вильсона, американские протекционисты, чувствуя, что приближается конец их господству, поспешили провести билль, освобождавший вовсе от пошлин при проходе через Панамский канал американские каботажные суда. Демократы, в погоне за голосами индустриальных штатов, вынуждены были включить сохранение этого протекционистского закона в свою избирательную платформу.


6 House, I, 201 - 202.

7 Ibid., 200.

стр. 6

Переоценить значение этого закона было трудно. Он создавал колоссальное преимущество фабрикантам Новой Англии, индустриальных штатов на берегах Атлантического океана, перед английскими предпринимателями. В то время как американские товары шли на тихоокеанский берег Южной Америки, острова Полинезии, отчасти даже в Австралию и на Дальний Восток, не платя в Панамском канале никаких пошлин, в цену английских товаров неизбежно входили эти пошлины. Конкуренция для англичан была невозможна. Половина бассейна Тихого океана оказывалась закрытой для английских товаров, - и как раз та половина, которая только что открылась для капитализма: на другой стороне этого океана уже была Япония.

"Если Соединенные штаты отменят пошлинные льготы в канале (для американских судов), мы будем иметь в распоряжении британский флот, британских фабрикантов-все, что нам угодно", писал Пэдж Хаусу в августе 1913 г. Конечно у англичан был "выход": возить свои товары на американских судах, т. е. способствовать развитию американского торгового флота (авторы билля и имели в виду главным образом эту цель). Но если мы вспомним, что война Англии с Германией на 50% объяснялась успехами германского торгового флота, мы поймем, что значило для англичан прибегнуть к этому "выходу". Бедный лорд Каудрэй давал другой "выход", несравненно более приемлемый для английского капитала. Продав шкуру этого лорда-с Гуэртой в виде маленькой премии, - нельзя ли этим добиться отмены тафтовского билля? Так именно Грей и поставил вопрос.

Если бы на месте Вильсона и его друзей была более жесткая публика, одной шкурой лорда Каудрэя дело конечно не обошлось бы. Мы видели, как, понимая это, Грей осторожно ставил вопрос. Он готов был итти на уступки даже в вопросе о пошлинах, готов был торговаться. Европейская война была в виду - и не поссориться с Соединенными штатами уже тогда было одною из основных задач британской дипломатии. Но Вильсон и его друзья заранее готовы были растаять, увидев перед собою такого почтенного джентльмена, как Грей (внепсихологические причины этого добродушия читатель сейчас увидит). Когда в ноябре 1913 г. (перед упоминавшейся декабрьской сессией конгресса) в Вашингтоне появился личный секретарь Грея Уильям Тиррель, уже с формальными предложениями насчет панамских пошлин, Вильсон, к крайнему изумлению даже Хауса, был с ним еще откровеннее, чем Хаус с Греем. "По собственной инициативе" американский президент откровенно рассказал британскому дипломату, "все что у него было на уме, не только свои взгляды на вопрос, но и то, как он эти взгляды собирается проводить". Он не скрывал и препятствий, стоявших на его пути. Пакостили конечно ирландцы: их ведь хлебом не корми, а дай сделать что-нибудь неприятное англичанам. Ввиду только этого Вильсон просил англичан запастись терпением.

стр. 7

Накануне этого дня, на завтраке в английском посольстве, Тиррель категорически заявил Хаусу, что "у лорда Каудрэя нет никаких концессий от Гуэрты, и если бы он получил их в будущем, английское правительство их не признает". "Он сказал, что сэр Лайонель Кардэн отнюдь не враг американцам. Он человек порядочный и будет думать и действовать так, как ему прикажет его правительство. Он допускал, что он (английский посланник в Мексике) большой британский патриот, - но кроме этого его ни в чем нельзя упрекнуть" 8 .

Пришлось, действительно, потратить некоторое время, чтобы уломать лидера ирландцев сенатора О?Гормана. Как-никак нарушалось формальное обещание, данное Вильсоном при вступлении в президентство, одно из условий, на которых он был избран. Но мексиканская нефть не могла не растопить самого жесткого сердца. В марте 1914 г. - во имя конечно только святости договоров, не подумайте чего-нибудь другого - условия трактата Гея-Паунсефота были восстановлены во всей неприкосновенности. Американские суда впредь должны были платить при проходе через канал те же самые пошлины, что и английские.

Для широкой публики это было впечатление разорвавшейся бомбы. Это впечатление великолепно передает донесение о событии царского посла Бахметева, который именно принадлежал к числу публики, смотрящей через забор. О нем почти никогда не упоминается в бумагах Хауса - и только один раз где-то брошено замечание, что это "злейший реакционер и что-то в роде помешанного". (Другой Бахметьев, времен Керенского, пользовался гораздо большими симпатиями и вниманием "полковника"). Сам Вильсон чувствовал видимо некоторую неловкость и очень боялся, как бы в зале конгресса вдруг не запахло керосином. Он ни слова не сказал о Мексике, он только просил отменить билль Тафта, "чтобы поддержать внешнюю политику правительства", да вскользь и глухо упомянул о каких-то "других материях, еще более деликатных", чем панамские пошлины. Для более узкого круга все было решено давным-давно - еще в ноябре, когда Тиррель показывал Хаусу депеши Грея Лайонелю Кардэну, запрещавшие тому поддерживать Гуэрту и в чем бы то ни было препятствовать американцам. Как видим, и обоюдное ознакомление с секретными дипломатическими документами вошло у друзей в обычай еще задолго до войны.

В июле 1914 г. Гуэрта бежал, и мексиканская нефть стала "отечественным" американским продуктом. Но мы очень ошиблись бы, если бы к этой нефти свели все дело. Планы Хауса были несравненно шире - и билль Тафта был продан вовсе не за такую дешевую цену, как можно подумать на основании предыдущего рассказа. Предполагалось возмещение гораздо более солидное: только, к несчастию вашингтонских друзей, лишь именно Гуэрта был в этом возмещении "чистыми деньгами"- остальное было написано на векселе, который не удалось учесть.


8 Ibid., 205 - 207.

стр. 8

21 января 1914 г. Хаус записал в своем дневнике: "Мы (т. е. Вильсон и Хаус) решили, что лучше всего обратить внимание конгресса на это дело (соглашение с Англией) немедленно, чтобы британское правительство могло предпринять соответствующие шаги, когда 10 февраля соберется парламент. Мы решили, что лучше не разговаривать с сенатором О'Горманом в одиночку, но созвать всю сенатскую комиссию по иностранным делам как республиканцев, так и демократов, и объяснить им положение; что было бы хорошо сказать им, как нам важно не испортить своих отношений к Великобритании именно в настоящее время; что лучше сделать уступки в отношении к Панаме, нежели потерять поддержку Англии в наших мексиканских, центрально - и южноамериканских делах 9 ".

После бегства Гуэрты американский посланник в Чили писал Хаусу: "Успех президента в Мексике превратил положение, чреватое трудностями и опасностями для наших американских отношений, в триумф панамериканизма". "Полковник Хаус спешил использовать выгоды момента, чтобы развить положительную и устойчивую панамериканскую политику, основанную на принципе соглашений и кооперации" 10 .

Прежде чем перебросить свои щупальцы через оба океана, отделяющие Старый свет от Нового, американский империализм хотел консолидироваться у себя дома, превратив обе Америки, Северную и Южную, от Гудзонова залива до Огненной земли, в один империалистский блок под главенством Соединенных штатов. "Это дело столь громадных последствий, - писал Хаус Вильсону после уже начала войны в Европе, - что я даже теперь чувствую себя обязанным уделять ему больше внимания, чем европейским делам, тем более, что, в случае счастливого исхода, одно может оказать решающее влияние на другое" 11 .

Выступить перед распавшейся на части Европой "всей Америкой"- значило поднять кулак, во много раз более мощный, чем кулак одних Штатов, тем более, что без канадского и аргентинского хлеба и мяса воевать было так же невозможно, как и без снарядов, вырабатываемых заводами Новой Англии. "Спешить было необходимо, - не без наивности замечал Хаус еще несколько позже, - по той причине, что европейская война создавала крайне удобный момент (!), и если не провести дела до конца войны, его может быть никогда не удастся провести" 12 .

Вот вам и "достаточное основание" для того, чтобы политический союзник Англии еще с 1913 г. стал ее военным союзником только в 1917 г. И та же причина, которая дала возможность реализовать это военное сотрудничество лишь еще годом позже, в 1918 г., - сравнительно слабый флот и еще более слабая армия Соединенных штатов - лежала в основе того, что панамериканский мираж не стал реальностью даже и до сего дня, как и предвидел Хаус.


9 Ibid., 210.

10 Ibid., 213.

11 Ibid., 221.

12 Ibid., 227.

стр. 9

Америку пришлось завоевывать в Европе, а для этого - как опять предвидел Хаус (см. главу I)-пришлось превратить Соединенные штаты в мощную милитарную державу. В 1914 г. ABC (Аргентина, Бразилия и Чили-Chile, три крупнейшие державы Южной Америки) просто не очень боялись Вашингтона, - а Канада прямо зависела от Англии. Нельзя найти лучшего примера тому, как конкуренция и монополия объединяются в империалистическом мире, чем отношения Англии и Соединенных штатов в эти годы. Обе союзницы были в то же время и Соперницами: на пути к панамериканской монополии Штатов они сталкивались, и никакие лобызания Хауса с Греем не могли устранить этого объективного факта. Англия тянула со своим согласием, как только могла, Чили поняло это сразу - а следом за Сант-Яго де Чили разумение дошло постепенно и до Буэнос-Айреса и до Рио-де-Жанейро, где в первую минуту Хауса встретили тропически жаркими объятиями. 23 марта 1916 г. (!) Грей писал Хаусу, что он видел чилийского посланника. "Я нашел его очень довольным тем, что вы ему сказали, но он очень настаивает на том, что идея участия (всех американских держав) на равных правах должна быть подчеркнута, а идея опеки устранена (из договора)". Дальше следовала совсем иезуитская фраза насчет того, что против участия Канады в панамериканской федерации Англия не возражает - но вот положение с ABC деликатное. Уговорите, мол, сначала чилийцев с компанией. Но, говорит редактор хаусовских бумаг, соперничая в наивности с самим "полковником", "для Соединенных штатов было невозможно настаивать, не возбуждая у Чили подозрений, что "Пакт" (панамериканское соглашение) в действительности служит более нашим специально интересам, чем интересам Америки вообще" 13 .

Повторяю, Америку пришлось завоевывать в Европе. Перипетии неудачных переговоров Хауса с ABC нас не интересуют в настоящий момент, но на одной статье несостоявшегося "Пакта" нельзя не остановиться. Во всех разговорах Хауса и Вильсона с Греем и Тиррелем есть один припев, повторяющийся с назойливостью "малой ектеньи" старой православной обедни: это разговоры о всеобщем мире и разоружении, - разговоры, которые до сих пор я тщательно опускал, поскольку они носили совершенно отвлеченный характер и были вполне бессодержательны. Но в "Пакте" пришлось их поневоле конкретизировать, и конкретное воплощение пацифистских мечтаний империалистской буржуазии не только очень интересно само по себе, но и в высокой степени актуально в связи с тем, что только - что происходило в Лондоне.


13 Ibid., 235 - 237.

стр. 10

IV пункт проекта панамериканского договора гласил: "С целью поддержания внутреннего спокойствия на своих территориях, высокие договаривающиеся стороны, каждая за себя, соглашаются и обязуются не допускать отправления из местностей, находящихся под их юрисдикцией, какой-либо военной или морской экспедиции, враждебной существующему правительству одной из высоких договаривающихся сторон, и запретить вывоз из пределов своей юрисдикции оружия, боевых припасов или какого-нибудь другого военного снаряжения, предназначенных для употребления лицом или лицами, известными, как находящиеся в состоянии восстания или революции против существующего правительства одной из высоких договаривающихся сторон"14 .

Договор о взаимном разоружении был одновременно и договором о взаимной перестраховке от революции. В частных письмах это звучало конечно откровеннее, чем в официальных дипломатических текстах. "Наступило время, - писал Пэдж Хаусу незадолго перед началом европейской войны, - для- какой-то великой, конструктивной, передовой идеи - надо что- то сделать. Если бы великие мировые силы, благодаря счастливым событиям и удачным комбинациям, могли объединиться и принялись бы очищать тропики, великие армии постепенно стали бы санитарной полицией, как в Панаме, постепенно забыли бы свое боевое назначение и наконец рассеялись бы". А вскоре после начала войны Хаус писал американскому послу в Берлине Джерарду: "Когда наступит мир... тогда сможет быть выдвинут и генеральный план разоружения, потому что тогда не будет надобности в армиях крупнее тех, какие необходимы для полицейских целей" 15 .

Сначала "санитарная полиция", потом "полиция" просто, без всяких "санитарных" фиговых листков. Распустив дорого стоящие армии (и ликвидировав еще дороже стоящие флоты), заменить их хорошей вооруженной полицией - вот настоящий, не для парада, идеал буржуазного пацифиста. А так как есть опасность, что массы, даже кое-как вооруженные, смогут с такой полицией справиться, то надо лишить оружия массы. Большевистская формула навыворот. Мы стремимся заменить войну между народами войной между классами - и для этой цели вооружаем массы. Они тоже понимают, что дело идет к замене войны между народами войной между классами, и готовятся к ней по-своему: стремятся разоружить массы (особливо, ежели те находятся "в состоянии мятежа или восстания") и вооружить полицию.

С англо-американской "дружбой" (читатель вероятно уже заметил, что и это слово в данном сочетании не менее заслуживает кавычек, нежели полковничий чин Хауса) связаны не только не осуществившиеся мечтания Хауса о гегемонии Соединенных штатов в Америке, но и первое вмешательство американцев в европейские дела, осуществившееся, но не давшее тех результатов, каких от него ждали в Вашингтоне.


14 Ibid., 240.

15 Ibid., 247 и 325. Разрядка моя - М. П.

16 Первое при Вильсоне: предыдущие случаи такого вмешательства-Рузвельта в 1903 и потом в 1905 - 1906 г. - выходят из рамок нашего рассказа.

стр. 11

В обширный кругозор "полковника" входили не только Англия и ABC, в него входила и Германия, притом со знаком, удивительным для того, кто не понял бы диалектического характера англо-американского союза. Разговаривая с одним своим знакомым в январе 1913 г. (до начала дружбы с Греем), Хаус говорил ему: "Я желал бы добиться лучших отношений между Англией и Германией; если бы Англия была менее нетерпима к германской экспансии, между ними могло бы установиться согласие. Я думаю, мы могли бы поощрить Германию в ее попытках эксплоатировать Южную Америку законными путями, т. е. разработкой ее природных богатств и высылкой туда излишков своего населения; это было бы хорошо для Южной Америки и вообще имело бы благодетельные последствия" 17 . В это время спор о мексиканской нефти и панамских пошлинах был еще во всей силе. Но и гораздо позже, когда Англия и Америка давно уже "похоронили топорик" 18 , в мае 1914 г., Хаус писал Вильсону: "Лучшим шансом для мира было бы соглашение между Англией и Германией в вопросе о морских вооружениях, но для нас было бы не совсем выгодно, если бы они слишком тесно сблизились между собою"19 .

Явный перевес Англии над Соединенными штатами в Южной Америке вынуждал искать противовеса. Союзник Англии, Штаты не желали полного и окончательного разгрома Германии: если этот разгром осуществился, это было неудачей политики Вильсона. Из двух "друзей" тот, который жил по сю сторону Атлантического океана, был гораздо хитрее и ловчее заокеанского "брата Ионафана" 20 . Ионафан, несметно богатый, но неуклюжий и застенчивый провинциал (столичным жителем его сделала именно война) понимал иногда, что его водят за нос, - мы скоро увидим поразительные по своей откровенности афоризмы Хауса на этот счет, -но сопротивляться ловкому и нахальному Джон Булю 20 не мог - просто уменья нехватало - и давал себя использовать то тут, то там, являясь своего рода "эксплоатируемой" стороной почти везде.

Результатом этих противоречивых влияний, желания спасти Германию от разгрома и оказать услугу своему союзнику (а в то же время и оттянуть развязку до того момента, когда Соединенные штаты сделаются одною из решающих военных держав) явилась мало кому известная поездка Хауса в Европу в мае-июне 1914 г. перед самым началом войны.


17 Ibid., 245 - 246.

18 "Похоронить топорик" (или томагаук) - обычный символ мира у краснокожих Северной Америки, знакомый всякому, кто читал Купера.

19 Ibid., 255. Разрядка моя -М. П.

20 "Джон Буль" и "брат Ионафан" - старинные насмешливые прозвища англичан и американцев.

стр. 12

Об этой поездке Вильгельм сказал однажды, уже после своего падения, что она "едва не предупредила мировую войну". Это конечно такое же огромное преувеличение, как и, то высокое мнение о своих подвигах, какое с неподражаемым самодовольством высказывает в своих письмах сам "полковник". Но что поездка Хауса в Берлин была чрезвычайно серьезной английской разведкой перед самой войной, разведкой, может быть, действительно в самом окончательном счете определившей решение Англии воевать, это не подлежит сомнению.

Мысль о поездке Хауса в Европу зародилась во время тех разговоров с Тиррелем, которые велись в декабре 1913 г. и непосредственным результатом которых было соглашение о мексиканской нефти и панамских пошлинах. Хаус приписывает инициативу себе, но его собеседник так быстро вошел в курс дела (в течение одного разговора, не попросив минуты на размышление), что невольно является подозрение: не привез ли Тиррель проекта с собою и лишь очень ловко заставил американца высказаться первым. Во всяком случае план поездки был дан Тиррелем- Хаус этого и не скрывает: сначала (!) в Берлин, там говорить с кайзером, канцлером и министром финансов (Тиррель едва ли не имел в виду "финансовые круги"), лишь потом в Лондон, - ехать безо всяких официальных полномочий, частным человеком - тут англичанин очень польстил "полковнику", предупредив его, что даже и в этом качестве ему придется отбиваться от чрезвычайных почестей, которыми будто бы готовы осыпать его немцы, - но тем не менее "частному человеку" было обещано снабдить его всеми документами, какими только располагает британское министерство иностранных дел по переговорам об обоюдном разоружении Англии и Германии на море-Хаус готовился к поездке очень обстоятельно, подробно интервьюируя всех американцев, которые бывали в Берлине и вращались там в высших правительственных кругах. Характерно, что, чем лучше эти американцы знали придворный и крупнобюрократический Берлин, тем большее удивление вызывал у них проект Хауса. Характерно и то, что уже в этих разговорах в числе стран, куда можно допустить германскую экономическую экспансию, рядом с Центральной и Южной Америкой появляются "Малая Азия и Персия"- предметы отчасти вожделения, отчасти уже и обладания друга и союзника Георга V, Николая II. Мы сейчас увидим, что тут именно нащупывалась ось всей комбинации, и что ось была опять- таки английского изделия. Уже в январе 1914 г. "полковник" имел календарный план передвижений Вильгельма на всю первую половину года (до конца лета). Американский редактор бумаг Хауса имеет добросовестность отметить, что в этом плане имелась и поездка кайзера в Норвегию, каковую поездку антантовская публицистика стремилась изобразить как маскировку военных приготовлений Германии. Что Германия решила войну в июле уже с января 1914 г., этого не осмеливается утверждать даже антантовская публицистика - даже она датирует австро-германский "заговор" с 5 июля.

стр. 13

Таким образом бумаги Хауса дают лишний аргумент тем, кто думает, что война 1914 г. застала Германию врасплох.

Готова или не готова Германия воевать - в получении ответа на этот вопрос был повидимому главный смысл поездки Хауса для тех, кто эту поездку инсценировал. Планы самого Хауса были конечно шире, но с этими планами случилось то же, что с панамериканским "Пактом". Как видно из его письма к Вильсону от 26 июня 1914 г., перед "полковником" носилась картина некоего капиталистического (можно бы даже сказать ростовщического) рая, где "Америка, Англия, Франция, Германия и другие дающие взаймы и развивающие нации" великодушно распределяют деньги "за разумные проценты" и "на благоприятных условиях"- таких, однако же, при которых "займы могли бы быть разумно обеспечены" 21 . Англичане весьма учтиво соглашались разговаривать на эту тему, прекрасно понимая, что никаких практических последствий из этого получиться не может, не считая того, что разговор происходил за два дня до убийства Франца-Фердинанда, когда Европа сразу начала спускаться куда глубже ростовщического капитализма - в слои чистейшей "феодальной формации" и внеэкономического принуждения. Пусть читатель - ежели он изучал эту эпоху по книге академика Тарле - не волнуется чересчур: я вовсе не хочу намекнуть, что собеседники Хауса что-нибудь знали о готовящемся убийстве. Напротив, как сейчас увидим, есть основание думать, что организаторы последнего именно англичан в свои планы не посвящали - не потому что они были сверхъестественно высокого мнения об английских добродетелях, а потому, что скрывание подобных вещей именно от англичан определялось условиями игры. Ибо то, что в виде намека мы уже видели в одной записи Хауса, стало дальше лейтмотивом всей "авантюры" 22 : когда из-за всего этого миража стало выступать что-то реальное, это реальное оказывалось сделкой Англии и Германии - за счет России.

Нет сомнения, что Тиррель был очень откровенен со своим собеседником и рассказал "полковнику" гораздо больше, чем можно было прочитать не только в газетах, но и в разных "синих книгах". Отправляясь в Берлин, Хаус прекрасно представлял себе реальные европейские отношения - и, в сущности, новейшие американские историки мировой войны, Fay или Barnes, недалеко опередили его в этом. Между тем "полковник", будучи человеком весьма смышленым - умнее своего друга Вильсона, конечно-гениальным дипломатом и мыслителем исключительно сильной дивинации отнюдь не был. Ежели он так хорошо все понимал, очевидно, кто-то дал ему весьма толковые объяснения. Уже в первом письме из Берлина (от 29 мая) он писал президенту: "Как только Англия согласится, Франция и Россия нападут на Германию и Австрию.


21 Ibid., 271.

22 The great adventure-название, под которым проф. Сеймур дает весь рассказ об этой поездке Хауса. Так называл ее и сам "полковник".

стр. 14

Англия не хочет, чтобы Германия была совершенно раздавлена, потому что тогда ей придется одной считаться с ее старым врагом - Россией; но если Германия будет настаивать на постоянном усилении своего флота, у Англии не будет выбора" 23 . Дальше следовало уже цитированное мною место о невыгодности для Соединенных штатов и слишком тесного сближения Англии и Германии.

Любопытнее всего, что Хаус не только писал это в письме к своему интимному другу, но и говорил добрую часть этого таким людям, как адмирал фон - Тирпиц. С главой германского флота он встретился за обедом у американского посла Джерарда, почти на другой же день по своем приезде в Берлин. Они пробеседовали "почти час", - и один из аргументов, пущенных в ход Хаусом, чтобы убедить главу не только германского флота, но и германской военной партии (что "полковник" опять-таки отлично знал) насчет желательности для Германии столковаться с Англией, был тот, что "Великобритания не хочет разгрома Германии, потому что этот разгром оставит ее одну лицом к лицу с ее старым врагом-Россией": буквальное повторение фразы из письма к Вильсону, или лучше сказать, буквальное ее предвосхищение, поскольку разговор с Тирпицем происходил за два дня до написания этого письма; формулировка очевидно очень нравилась Хаусу. И то же самое, с еще большим подчеркиванием, было повторено при разговоре с самим Вильгельмом. Но разговор этот стоит привести подробнее.

"Полковник" очень добивался личного свидания с императором - притом не просто приема, "аудиенции", а непременно личной беседы. Когда одну минуту казалось, что это неосуществимо, Хаус пригрозил уехать из Берлина, не начиная дела. И тут обнаружилось, что Тиррель, рисуя перспективы, которые ожидают личного друга президента Вильсона в Берлине, не выдумывал на чистом месте, но только сгущал краски. Частное лицо, простого американского туриста, не только приняли - но встретились с ним в весьма торжественной обстановке и удостоили если не часовой, то получасовой беседы с глазу на глаз. Для будущих историков одного этого факта будет совершенно достаточно, чтобы притти к заключению, что в этот день, 1 июня 1914 г., Вильгельм воевать отнюдь не желал. Что за Хаусом стоит не только Вильсон, но и английское министерство иностранных дел, он, разумеется, прекрасно знал.

Встреча произошла на большом военном празднике германской армии, в Потсдаме, когда, по традиции, император сидел за одним столом с солдатами своей гвардии, ел их обед и пил с ними из одного стакана. Инсценировка для представителя американской "демократии" была подстроена весьма удачно. У нас, мол, тоже демократия - но со штыками... За обедом было только два иностранца: Джерард и Хаус. Им были отведены места прямо против императора и его семьи. По правую руку от Хауса сидел военный министр фон-Фалькенгайн.


23 Ibid., 255. Разрядка моя - М. П.

стр. 15

Это уже была спекуляция на тщеславие американского мещанина. После этого обеда и состоялась та беседа, ради которой Хаус ехал в Германию. Из- за этой беседы был даже задержан на несколько минут экстренный поезд, который должен был отвезти императора и его гостей обратно в Берлин. Это очень волновало аккуратную хозяйку дома, германскую императрицу: но Вильгельм все говорил и говорил - и его не смели прервать.

Оказалось, что по части широты планов германский император ничуть не уступал американскому "полковнику" из Техаса и даже способен был "углубить вопрос". Он, в довершение ко всему прочему, поставил еще и расовую проблему. "Он говорил, - записывал Хаус в тот же вечер, - о том, как безумно со стороны Англии входить в союзы с латинской и славянской расами, которым чужды наши идеалы и цели и которые являются колеблющимися и ненадежными союзниками. Он говорил о них, как о народах полуварварских, - а об Англии, Германии и Соединенных штатах, что они представляют собою единственную надежду прогрессирующей христианской цивилизации". "Об Англии он говорил тепло и с восторгом. Англия, Америка и Германия - родственные народы и должны теснее сплотиться. О других народах он был неважного мнения..." В ответ на эти излияния Хаус и развил знакомую уже нам мысль еще более резко и определенно, чем в разговоре с Тирпицем - и даже чем в письме к Вильсону: "Я выразил мысль, что Россия является величайшей угрозой для Англии и что последней было бы выгодно, чтобы положение Германии было таково, чтобы она могла сдерживать Россию и служить барьером между Европой и славянами. Я без труда добился его согласия с этим мнением" (еще бы!). Думал ли в эту минуту Николай II, что его голову какой-то американец подносит на блюде "другу и кузену Вилли" и что друг и кузен с благосклонной улыбкой принимает дар?

Дело пошло гораздо туже, как только собеседники коснулись морских вооружений. Оказалось, что всей восторженной любви Вильгельма к Англии далеко недостаточно, чтобы уменьшить германский флот хотя бы на один броненосец. Причем император весьма ловко использовал аргумент, подсунутый ему Хаусом: как же, говорил он, я буду держать Россию под шахом без флота? Единственное, чего здесь мог добиться Хаус, было согласие вступить по этому предмету в переговоры с Англией-частным, неофициальным путем-через американцев. И тут Хаус должен был убедиться, что у феодального властелина руки гораздо более связаны, чем у демократического американского президента. С Вильсоном Хаус привык переписываться запросто, через голову Брайана и официальной американской дипломатии, а когда дело дошло до переписки Хауса с Вильгельмом, оказалось, что нужно писать через "нашего друга Циммермана в министерстве иностранных дел 24 ..."


24 Весь текст этой записи Хауса занимает с. 259 - 264 I тома.

стр. 16

В сущности, гора родила мышь: от великолепных планов Хауса не получилось никакого конкретного результата. Ясно было одно: Вильгельм воевать сейчас не хочет. Сейчас Германии война невыгодна: "Германия была бедна, она становится богаче, и еще несколько лет мира сделают ее совсем богатой", говорил Вильгельм все в той же беседе. Когда она будет совсем богата, тогда она, со своим водяным и воздушным флотом (значение последнего Хаус оценил сразу), начнет, с кем следует, серьезные разговоры, но пока ей воевать невыгодно. Это не был результат для Хауса, но это было ценное указание для пославших его англичан: если для Германии война сейчас не выгодна, то ясно, что нужно воевать как можно скорее. И с этой стороны поездка Хауса опять была весьма кстати: получив почти официальное предложение переговоров, и не такой простоватый человек, как кайзер, почувствовал бы себя, хотя на время, в безопасности. Это чувство безопасности можно было еще усилить, подарив - или даже только посулив - Германии часть шкуры русского медведя. Этот зверь становился все нахальнее. Он дерзко запускал лапу на стол, за которым англичане привыкли кушать одни, и тащил оттуда всякий кусок, какой ему приглянется. Отношения между Англией и Россией в Персии так обострились в это время, что союз объективно подвергался некоторому риску.

Трения начались давно. Уже в 1912 г. в Бальморале Сазонову пришлось разговаривать с Греем и на эту тему. Положение не улучшилось с тех пор. Только за первое полугодие 1914 г. в архиве бывшего министерства иностранных дел имеется до 30 крупных документов, посвященных этому сюжету. Переписка Лондона и Петербурга занята в эти месяцы персидским вопросом почти на 50%, а личная, конфиденциальная переписка Сазонова и Бенкендорфа - на 90%. Причины трений были разнообразные. Формальным аргументом англичан была военная оккупация русскими северной Персии (по конвенции 1907 г. признанной входящей в русскую сферу влияния), делавшая русских консулов фактическими правителями этих персидских провинций. На самом деле источником споров была "нейтральная зона" между русской и английской сферами влияния, - по существу неподеленная соглашением 1907 г., часть Персии, которой заранее было суждено стать яблоком раздора двух "дружественных" империализмов, ибо в Персии, как и в Монголии, столыпинская Россия выступала как подлинная империалистская держава, со всеми присущими такой державе атрибутами. Для характеристики настоящего, а не воображаемого "русского" империализма нет более ценного материала, чем дипломатическая переписка по персидским и монгольским делам за этот период 25 .


25 Последняя печатается в одной из ближайших книжек "Красного архива". Первая найдет себе место в соответствующих томах большой публикации документов империалистской войны.

стр. 17

Здесь мы берем выдержки только из тех "персидских" документов, которые непосредственно граничат с поездкой Хауса в Берлин и рисуют положение, как оно стояло вплотную перец убийством Франца-Фердинанда. Уже в личном письме Бенкендорфа Сазонову от 7/20 мая 1914 г. мы находим весьма любопытную постановку всего вопроса: "что отношения Антанты с державами Тройственного союза (т. е. с Германией в первую очередь- М. П.) стали менее натянутыми, даже улучшились, в этом не может быть сомнения", писал Бенкендорф. В Англии, заканчивал он свое письмо, складывается убеждение, которое нужно "вырвать с корнем": это, что соглашение 1907 г. было по отношению к Англии надувательством ("L'Angleterre a conclu un marche qui s'est trouveetre un marche de dupes"). Не менее выразительную цитату из рассуждений Грея мы находим в начале телеграммы от 29 мая/11 июня. Разговор шел по поводу статей "Таймса", инспирированных "Англо-персидской нефтяной компанией", которая особенно рьяно стремилась проникнуть в заповедную "нейтральную" зону. Совершенно неожиданно по обыкновенной формальной логике из-за этой компании у Грея вдруг выскочила Германия. "Он (Грей) сказал, что с Германией то же самое; что он не знает, какими средствами Германия обрабатывает (английскую) прессу, но что она пользуется всяким расхождением двух правительств (английского и русского) по поводу Персии". "Грей сказал мне, что с 1907 г., частью благодаря внешним обстоятельствам (но частично, значит, и вследствие сознательных усилий царского правительства? - М. П .), влияние России в Персии явно усилилось, тогда как английское влияние шло в обратном направлении, до такой степени, что это начинает затрагивать реальные английские интересы. Он мне сказал, что это прогрессирующее усиление (русского влияния) создает английскому правительству крупные и чрезвычайно серьезные затруднения и постоянно используется как противниками англо-русского соглашения в самой Англии, так и нашими врагами в Германии. Эту точку зрения он мне развивал особенно обстоятельно, чтобы я обратил на нее ваше внимание".

В частном письме, которое служило комментарием к этой телеграмме, Бенкендорф объясняет, что тактика Грея в этом вопросе диктуется английским общественным мнением (читай: "интересами нефтяников и колональной буржуазии"- М. П.), "с которым Э. Грей считается и не может не считаться. Если бы он этого не делал, он был бы сломлен, и с ним вместе были бы сломаны и конвенция (1907 г.) и Антанта (разрядка моя - М. П.)". "Если бы соглашение о Персии выродилось и потеряло силу, моральные узы Антанты были бы разорваны, и она перестала бы существовать".

"Великолепный тип старого славянина" был сильно напуган Греем. Конечно Антанта держалась на гораздо более прочных якорях, чем русско-английское соглашение по поводу Персии. Но на случай действительного соглашения Англии и Германии по морскому вопросу, Персия могла сыграть роль великолепного предлога, чтобы повернуться к России спиной.

стр. 18

Во всяком случае испуган был не один Бенкендорф. "Я должен вам передать сообщение, которое мне строго конфиденциально передал Камбон 26 . Он мне сказал, что по его личным сведениям, которые могут итти только из Тегерана, отношения между двумя посольствами (английским и русским - М. П.) внезапно чрезвычайно испортились, -и он мне выражал по этому случаю свои живейшие опасения".

Что тревога широко захватывала французские правящие круги, свидетельствуется тем фактом, что Пуанкаре ехал в Петербург, между прочим, и с целью поправить испортившиеся из-за Персии русско-английские отношения 27 : он понимал, что оставлять в начинающейся войне в руках Англии такой предлог выйти из Антанты было бы более чем рискованно. Дальнейшее поведение Англии, как мы увидим ниже, слишком оправдывало подобные опасения. Тем более, что Англия угрожала не только на словах. Почему не была подписана англо-русская морская конвенция, переговоры о которой начались, по инициативе Франции, еще в апреле? Предлогом были просочившиеся в Германию сведения о ней, причем стороны сваливали друг на друга-и на французов - вину за "нескромность" и "болтовню". Но "персидская" переписка почти не оставляет сомнений, что причиной неудачи было именно русско-английское охлаждение из-за восточных дел. Это охлаждение всего ярче отразилось в почти истерическом письме Сазонова Бенкендорфу от 11/24 июня 1914 г. Цитатами из этого письма я и закончу характеристику конфликта двух империализмов.

"Если бы дело шло только об обуздании чрезмерного усердия некоторых из наших консулов 28 - писал Сазонов, - дело не представляло бы трудностей, но есть нечто большее, и это большее, что меня смущает, это мое убеждение, сложившееся уже довольно давно, что англо- русское соперничество в Персии возобновилось. Ни Грей и ни один англичанин в этом не признается, но это так. Соглашение 1907 г. не дало Англии тех выгод, которых она ожидала с точки зрения своих местных интересов, потому что главный ее интерес, политическая безопасность индийской границы, перестал быть источником постоянного беспокойства каждого английского правительства и перешел в разряд исторических воспоминаний. Англичане чувствуют себя в безопасности, но в то же время они начинают замечать, что их торговля и их влияние в Персии уменьшаются, уступая место нашим".

Раздражение довело Сазонова в теории почти до экономического материализма, а в области практики до прямых угроз. "Прием, какой оказали французским предложениям Грей и английский кабинет, позволял нам надеяться на скорое заключение соглашения между нашими генеральными штабами.


26 Французский посол в Лондоне.

27 См. Fay, Origins of the World war, II, 278.

28 В одном письме Бенкендорф говорит, что русские консулы в Персии "держат в руках судьбу Антанты"!

стр. 19

Проявляющаяся теперь тенденция оттянуть это соглашение не может нас успокоить. Я не могу от вас скрыть, что мне будет крайне трудно, если не невозможно, добиваться согласия императора на очень важные уступки, которые мы расположены сделать Англии в Тибете, если Англия уклонится от подписания морской конвенции, переговоры о которой начались по инициативе Франции". "Пусть англичане не забывают Ковейта, всего Персидского залива, Афганистана и Белуджистана. Напомните им при случае, в каком положении находятся эти страны29 . От Лондона до Тегерана далеко, но от Москвы до Тавриза расстояние не очень большое".

Я не привожу других перипетий персидского вопроса-письма Георга V Николаю, английского меморандума и т. д. Это отвлекло бы нас слишком далеко от темы настоящего очерка. Для нас важно лишь влияние персидских "недоразумений" на отношения внутри Антанты. Влияние это было таково, что у Сазонова и его группы должно было явиться стремление вызвать европейскую войну раньше, чем Англия и Россия из-за Персии окончательно поссорятся, Англия же и Германия может быть на долгий срок помирятся. Не для возникновения войны 1914 г., но для момента этого возникновения англо-русский спор имел первостепенное значение. Для Сазонова это был безусловный мотив для того, чтобы спешить, для Грея условный, на случай невозможности добиться соглашения с Германией; ибо ведь заключить соглашение с Германией могла не только Англия, могла и Россия...

Когда 17 июня Хаус увиделся в Лондоне с Греем, Тиррелем и Пэджем (последний функционировал только в качестве хозяина дома: его друг находил, что американскому послу лучше не участвовать в подобных совещаниях, ибо "это может придать им официальный характер, которого следует избегать"), "отношения между Россией и Британской империей обсуждались совершенно свободно и с полнейшей искренностью. Сэр Эдвард объяснил, что Великобритания и Россия соприкасаются в стольких пунктах земного шара, что некоторого рода доброе согласие между ними необходимо. Я выразил мысль, что следовало бы (англичанам) позволить Германии содействовать развитию Персии. Он сказал, что, может быть, хорошо было бы их (Россию и Германию- М. П.) натравить одну на другую ("it might be a good move to play the one against the other"), но немцы так агрессивны, что это могло бы быть опасно. Сэр Эдвард прекрасно понимал необходимость для Германии держать флот, соответствующий ее морской торговле, и достаточный, чтобы защищать ее от России и Франции (!)".


29 Намек на слова Бенкендорфа, что англичане не потерпят, чтобы северная Персия превратилась в "русский Египет".

стр. 20

Через несколько дней английский министр иностранных дел прибавил к этому, что "между Англией, Францией и Россией нет письменного договора и что их доброе согласие основано только на (обоюдной) симпатии и решимости соблюдать интересы друг друга" 30 .

Совершенно очевидно, что "симпатия" нисколько не помешала бы английским империалистам предать не только русских, но и французских, если бы только, разумеется, Вильгельм пошел на основное английское требование: отказ от всякого соперничества с Англией на море. Мы увидим впоследствии, что эта черта английской политики была очень устойчива и что еще в дебатах по поводу условий перемирия, в октябре 1918 г., англичане, требуя полного уничтожения Германии как морской державы, употребляли всяческие усилия, чтобы сохранить, что можно, от ее сухопутного могущества: они сдались в этом пункте только перед ультимативными требованиями Фоша и Клемансо, поддержанных американским военным командованием. Флотская проблема стояла в центре всего англо-германского конфликта, - с какого бы конца мы ни подходили к вопросу, решение всегда получается одно и то же. Мы видим также, какими "патриотами своего отечества" на свой лад- бессознательно конечно - являются те молодые русские ученые, которые придают ужасно какое большое значение "русскому" империализму в вопросе о возникновении войны 1914 г. Поскольку русский империализм был самостоятелен, он раскалывал Антанту, а не усиливал ее. Если бы такой самостоятельный русский империализм был достаточно развит и если бы именно он определял политику последнего Романова, а не интересы помещичьего государства с его хлебным экспортом и т. д., вся картина войны 1914 г. была бы совершенно иная. Мы имели бы тогда может быть военно-политический блок Англии и Соединенных штатов с самого начала (может быть, с участием Франции и Японии и наверное с участием Турции на стороне Англии) против Германии и России с главным русским фронтом в Закавказьи, Персии и Афганистане, а не на Висле и Карпатах. Если дело сложилось совершенно иначе, то лишь потому, что в глазах Америки, Англии и Франции царская Россия была только складом пушечного мяса, не больше. А поскольку она переставала быть только складом, она превращалась во враждебную силу, и надо было "натравить" на нее Германию.

Но это последнее предполагало англо-германское соглашение по морскому вопросу. При отсутствии этого соглашения - Хаус это совершенно отчетливо формулировал, как мы видели, - "у Англии не было другого выхода", как воевать вместе с Францией и Россией против Германии. В возможность этого соглашения со всем пылом неофита верил Хаус. В него, после опыта в 1912 г., почти совершенно не верил Грей. Но поддержать в Вильгельме иллюзию, что соглашение возможно, были практически полезно. 3 июля (NB: после убийства Франца-Фердинанда!) Тиррель сказал Хаусу, "что сэр Эдвард Грей хотел бы, чтобы я (Хаус) передал кайзеру те впечатления, какие у меня получились от нескольких разговоров с этим (т. е. английским) правительством, в отношении установления лучшего согласия между народами Европы-и попытался получить ответ до моего отъезда (в Америку).


30 House, I, 267 и 270.

стр. 21

Сэр Эдвард сказал, что он не желал посылать что-либо официальное - или вообще письменное - из страха задеть чувствительность французов и русских, в случае если это станет известно. Он думает, что это одна из таких вещей, которые лучше всего делать неформально и неофициально. Он сказал также Пэджу, что у него был длинный разговор с германским послом по тому же сюжету и что (Грей) поручил тому передать об этом непосредственно императору"31 .

Хаус не заметил, что версии Тирреля и Пэджа исключают друг друга. Если Грей не хотел выступать официально, то зачем же было разговаривать с германским послом? Ведь с Лихновским Грей не мог беседовать "по душе", как с Хаусом 32 .

7 июля Хаус написал наконец Вильгельму. В письме сообщалось, что Хаус "практически видел всех главнейших членов британского правительства и пришел к убеждению, что они (члены английского кабинета) желают соглашения, которое заложит основания вечного мира и безопасности.


31 Письмо Хауса к Вильсону, House, 1, 277.

32 В германских документах за этот период имеются два длинных разговора Лихновского с Греем: первый 24 июня, второй 9 июля. Оба разговора весьма любопытны, но ни один из них не отвечает тому, что мы имеем в записи Хауса. Ни там ни тут нет и намека на предложение повести переговоры о флотском вопросе. Напротив, в первом разговоре Лихновский, по его словам, даже "намеренно избегал касаться нашего флотского закона, так как я этой щекотливой темы еще ни разу не затрагивал в разговорах с министром (Греем) со времени моего прибытия в Лондон, и он до сих пор заботливо воздерживался от объяснений со мною по этому вопросу". Самый разговор происходил по инициативе не Грея, а Бетман- Гольвега, который, явно под впечатлением берлинских бесед с Хаусом, писал Лихновскому (16 июня), что войны, на которую науськивают германские и русские шовинисты, можно еще избежать, если "мы оба (Англия и Германия) дружно выступим как поручители за европейский мир, в чем нам, поскольку мы будем преследовать эту цель с самого начала по общему плану, не ставят препятствий взаимные обязательства ни Тройственного союза, ни Антанты". Таким образом не Грей по собственной инициативе, а немцы повели разговоры "в развитие" берлинских предложений Хауса, и английский "друг" явно надувал последнего, изображая дело как раз обратно. Сделано это было конечно с целью подтолкнуть Хауса поскорее написать письмо Вильгельму (а то, мол, и без тебя обойдемся!). Содержание этой беседы, где Грей распространялся о необыкновенном миролюбии России, нет надобности приводить. Все эти рассуждения были тогда же оценены по достоинству германской дипломатией. "При разговоре, как и следовало ожидать", написал на депеше Лихновского Циммерман, "Грей совершенно обошел Лихновского, укрепив в последнем убеждение, что он имеет дело с честным и правдивым государственным человеком" ("Die deutschen Dokumente zum Kriegsansbruch", 1, 4 и 7 - 8). Тиррель, говоривший с Хаусом 3 июля, мог иметь в виду только этот разговор. Разговора 9 июля, еще более интересного, я коснусь ниже.

стр. 22

Англия должна по необходимости действовать осторожно, чтобы не задеть Франции и России; но, с изменением настроений во Франции, наступит постепенное улучшение отношений между Германией и этой страной, -улучшение, которому Англия будет рада помочь" 33 .

Знаменательно, что о возможности изменения настроений в России ничего не говорилось: не подсказывать же было Вильгельму, что Россия и Англия чуть ли ни накануне разрыва из-за Персии? Подсказать нужно было другое: что Англия так же мало собирается воевать в данный момент, как и Вильгельм. Германские документы оставляли под вопросом один очень важный пункт: почему до 27 - 28 июля Вильгельм так твердо верил в английский нейтралитет? Бумаги Хауса заполняют этот пробел. Вильгельму в эти именно недели сознательно внушалось, что Англия не прочь с ним столковаться за спиной Франции и России.

Повторяю еще раз: у нас, пока что, нет оснований думать, что английский кабинет был посвящен в секрет сараевского покушения. Наоборот, мы видели, что именно опасение разрыва с Англией из- за Персии, опасение, что Константинополь еще раз уплывет из рук и на этот раз неизвестно на какое время, по всей вероятности и побудило Сазонова и К0 пуститься во все тяжкие - и искать конфликта с Австро-Венгрией во что бы то ни стало. Что война с Австрией означает в то же время и войну с Германией, это было превосходно известно в Петербурге. Уилер, один из американских знакомых Вильгельма, передавал Хаусу: "Император (Вильгельм) говорил ему (Уилеру), что он (Вильгельм) предупредил Россию, что если та нападет на Австрию, он немедленно ее атакует"34 . Стало быть, для того, чтобы получить европейскую войну и Константинополь, нужно было только вызвать на вооруженный конфликт Австрию. Что Англия вынуждена будет - при отсутствии морского соглашения с Германией - вмешаться в конфликт на стороне Франции и России, это Сазонов понимал также совершенно отчетливо.

"Нужно, чтобы англичане, с их исконной "островной" подозрительностью, - писал последний Бенкендорфу еще 2/15 апреля 1914 г., -не теряли из виду, что они неизбежно должны будут принять активное участие в борьбе против Германии в тот день, когда последняя предпримет войну, целью которой может быть только нарушение в ее пользу европейского равновесия". Это было, в сущности, общим местом русской дипломатии. 15/28 июня Бенкендорф писал Сазонову: "То, что им (англичанам) дает Антанта, это-безопасность Индии и Персидский залив, в то время как мы являемся господами очень большой части Персии-части, которая может увеличиться, но главной достигнутой нами гарантией является (страховка) против англо-германского соглашения. Два слова в пояснение этого вопроса. Оставляя в стороне крикливые, но второстепенные элементы, кабинет и Грей остаются во главе решительного большинства либералов и решительного большинства юнионистов.


33 Ibid., 279.

34 Запись Хауса под 1 января 1914 г. House, I, 252.

стр. 23

В общественном мнении германские усилия достигли бесспорных успехов, но в глазах рядового обывателя единственная война, которая была и осталась популярной, это война с Германией. Вот анализ базы, на которой Грей располагает свои батареи" 35 .

Со временем понял это и Хаус. Летом 1916 г. он говорил одному из своих знакомых: "Скучно слушать заявления англичан, что они дерутся за Бельгию и начали войну по этой именно причине. Я спросил (своего собеседника), думает ли он, что Великобритания объявила бы войну Франции, если бы та нарушила бельгийский нейтралитет, или что Великобритания не вмешалась бы в войну на стороне своих союзников, если бы Франция нарушила нейтралитет Бельгии? По-моему, цель вмешательства Великобритании в войну ничего общего с этим не имеет. Сила обстоятельств заставила ее стать рядом с Францией и Россией против центральных империй прежде всего потому, что Германия настаивала на том, чтобы иметь наиболее сильную армию и наиболее сильный флот, чего Великобритания не могла допустить во имя собственной безопасности" 36 . Эта мысль видимо занимала Хауса, и он к ней вернулся в разговоре с Пэджем, два месяца спустя. "Он (Пэдж) сказал, что британцам неприятны наши попытки добиться мира... Я не думаю, чтобы это было недостойным действием с нашей стороны, как это казалось Пэджу. Он заявляет, что - никто из нас не понимает положения или тех высоких целей, которые британцы преследуют в этой войне. Я ответил, что нам тоже неприятны, ломанье и лицемерие британцев, например, в вопросе о Бельгии. Пэдж согласился, что британцы были бы союзниками Франции даже в том случае, если бы Франция нарушила бельгийский нейтралитет, чтобы легче проникнуть на территорию Германии"37 .

Уже в 1916 г. даже несколько наивным, но близко стоявшим к делу практикам была ясна нелепость "ритуальной легенды", которую еще в 1927 г. преподносили еще более наивной русской публике в ученых книжках как непререкаемую научную истину. Но ближе чем Хаус стоявший к английской кухне Пэдж понимал больше этого. Еще за два года до цитированного сейчас разговора он писал Хаусу, восторгаясь по обычаю ловкостью британцев. Восторг относился непосредственно к военно-организаторской деятельности Китченера. "Но посмотрите на их дипломатию, - продолжал Пэдж, - конечно война идет в действительности между Германией и Англией; но Англия вмешалась не прежде, чем удостоверилась,, что Россия и Франция воюют"38 .


35 Даю выдержки из депеши Бенкендорфа по очень плохому переводу, сохранившемуся в архиве б. министерства иностранных дел. Оригинал конечно, как всегда у "старого славянина", на французском языке.

36 Ноusе, II, 266.

37 Ibid., 320. И то, и другое - записи из дневника Хауса.

38 Письмо к Хаусу от 22 сентября 1914. Ibid., I. 340.

стр. 24

Итак, по мнению американского дипломата, для объявления войны Англией Германии нужно было, чтобы эта последняя уже была в войне с Россией и Францией. И это было не случайно, по оценке Пэджа: для этого, для создания такой комбинации понадобилось все искусство британской дипломатии. Это бросает свет на многое из предыдущего и кое на что последующее. Я сказал выше, что у нас нет данных, устанавливающих сопричастность английской дипломатии к сараевскому происшествию 28 июня 1914 г. Но вот что однако писал Пэдж 29 июля Вильсону: "Он (Грей) сказал мне через день или два после убийства наследника австрийского престола, что он боялся того, что случилось, и худшего, чем случившееся" 39 . Допустим, что тут была только чрезвычайная сила дивинации, свойственная очень хорошим дипломатам. Можно также допустить, что Пэдж ошибся датой и что разговор его с Греем происходил не "через день или два" после убийства Франца-Фердинанда, а значительно позже. Словом, не будем ничего строить на одной фразе, - правда, из дипломатического документа, а не из газетного интервью. Но у нас есть не одна фраза из дипломатического документа, а целый ряд дипломатических документов, непререкаемо устанавливающих другой факт: знал или не знал Грей заранее об убийстве, но об австрийском ультиматуме он знал за достаточное количество дней до его предъявления, вполне достаточное, чтобы, если Грей это находил нужным" предупредить ультиматум - и европейскую войну.

Тут нам американские документы не дают чего-либо нового, но тут нового и не нужно. Факты известны достаточно давно и хорошо, так, давно и хорошо известны, что само английское министерство иностранных дел не стало их скрывать, и соответствующая переписка опубликована в IX томе британских документов. 16 июля, ровно за неделю до предъявления австрийского ультиматума в Белграде, английский посол в Вене телеграфировал Грею: "Против сербского правительства выдвигается обвинение в соучастии в заговоре, который имел последствием убийство эрцгерцога. Обвинение будто бы основано на данных сараевского процесса. Мой информатор утверждает, что от сербского правительства потребуют определенных мер для обуздания националистической и анархической пропаганды и что австро-венгерское правительство не намерено разговаривать с Сербией, но будет настаивать на немедленном безусловном подчинении, в противном случае будет употреблена сила. Германия будто бы совершенно согласна с таким методом действий, и думают, что остальная Европа будет сочувствовать требованию Австро-Венгрии, чтобы Сербия в будущем заняла более подчиненное положение... Я спросил: ожидают ли, что Россия останется спокойной, если против Сербии будет употреблена сила? Мой информатор ответил, что, по его мнению, Россия вряд ли будет покрывать убийц-националистов, но что во всяком случае Австро-Венгрия будет действовать, не считаясь с результатами.


39 Page, III, 126.

стр. 25

Она потеряла бы свое положение великой державы, если бы стала терпеть дальнейшие издевательства от Сербии".

На другой день в письме к одному из помощников Грея, Никольсону, посол давал дальнейшие подробности, указывая, от кого он получил свои сведения (это был бывший австрийский посол в Риме граф Лютцов). "Он видел обоих - Берхтольда и Форгача-на Балльплатц 40 накануне и имел с ними длинный разговор. У него было очень серьезное лицо, и он сказал, что не знает, понимаю ли я, как остро положение..."

Но, спросит читатель, мог ли Грей действовать на основании таких, хотя и вполне конкретных и в высокой степени авторитетных, - но частных сообщений? В том-то и дело, что были не одни частные сообщения. На депеше Бунзена (английского посла в Вене) есть пометка сэра Эйри Крау, другого помощника Грея: "Граф Траутмансдорф (австрийский поверенный в делах) говорил со мною об этом очень подробно сегодня (совершенно неофициально), высказывая те же самые взгляды..." 41 .

Об австрийском ультиматуме в Лондоне знали от самих австрийцев за неделю. И как же на это реагировали? Вероятно так же, как реагировал Грей на самый ультиматум на другой день после его опубликования. Грей сказал тогда (это было 24 июля) Лихновскому, что это дело его, Грея, не касается, правда, на этот раз уже с оговоркой: "если это не вызовет осложнений между Австрией и Россией". Но что "это" не вызовет осложнений между Австрией и Россией, мог поверить только очень маленький ребенок, и сам Грей не надеялся на это ни одной минуты 42 .


40 Берхтольд - австрийский министр иностранных дел, Форгач - его помощник, Балльплатц - место, где помещалось министерство иностранных дел Австро-Венгрии.

41 Цитаты по Fay, The Origins of the World war, II 247 - 248.

42 Предварительно однако Грей давал Лихновскому очень определенные ручательства и на случай этих "осложнений". В разговоре 9 июля (по инициативе уже Грея!) английский министр сказал, что "к своим тогдашним (в разговоре 28 июня- М. П .) словам он и сегодня ничего не может прибавить и может только повторить, что между Великобританией, с одной стороны, Францией и Россией-с другой, не существует никаких тайных соглашений, которые налагали бы на Великобританию какие-либо обязательства в случае европейской войны. У Англии руки совершенно развязаны, и она в случае континентальных осложнений может действовать совершенно свободно". Грей соглашался, что между Англией и Францией были кое-какие разговоры о военных сюжетах в 1906 и потом в 1911 гг, но "и эти разговоры, о которых впрочем он никаких подробностей не знал (!), отнюдь не имели агрессивного значения, поскольку английская политика как раньше, так и после стремилась только к сохранению мира и попала бы в очень затруднительное положение, если бы вспыхнула европейская война". "На случай, если бы венский кабинет увидел себя вынужденным вследствие сараевского убийства решительно выступить против Сербии (eine scharfere Haltung gegen Serbien einzunehmen), он (Грей) стремился бы склонить русское правительство к спокойному взгляду на этот вопрос и к примирительной политике относительно Австрии". Правда, тут следовали дипломатические оговорки насчет "славянских чувств", кои могут испортить все дело, - но в общем бедный Лихновский был опять "обойден" и заканчивал свою депешу словами: "Министр был в совершенно оптимистическом (zufersichtlich) настроении и заявил весело (in heiterem Tone), что нет никакого основания относиться к положению пессимистически" (!). См. Deutsche Dokumente I, 51 - 52.

стр. 26

Накануне отъезда Хауса обратно в Америку Тиррель передал ему, что "Грей желает, чтобы Хаус знал до своего отплытия, что австро-сербские отношения очень серьезно его (Грея) беспокоят..."43 . Союзников надо было предупредить, что их услуги скоро понадобятся... Это было 20 июля, т, е. опять-таки за три дня до предъявления австрийского ультиматума.

Во время войны, когда гвалт антантовской публицистики заглушал все и вся и чисто механическим давлением влиял на нервы даже марксистов, в ходу было изображать события 1914 г, как предупредительную войну Германии против Антанты. Антанта готовилась напасть, Германия предупредила этот шаг Антанты, атаковав первая. Пущенный в ход немцами афоризм: "лучшая оборона есть нападение" (bie beste Dec-kung ist der Hieb) очень помогал распространению этой иллюзии. К своему несчастию, руководители германской политики лучше умели говорить, чем действовать. Англичане не оглашали воздуха звонкими афоризмами, но то, о чем немцы говорили, англичане осуществляли на деле. Война была, действительно, "предупредительной", но только - не со стороны Германии, а со стороны Англии. Неизвестно, когда эта истина проникнет в сознание историков: новейшие американские исследователи, стоящие на "ревизионистской" точке зрения 44 , до сих пор уверены, что "виновниками войны" были только Франция и Россия, - а что Англия была втянута в войну почти случайно, чуть ли не благодаря личным ошибкам Эдварда Грея (дипломатическое искусство которого эти авторы совершенно несправедливо отрицают). Американские практики в этом вопросе давно уже обнаружили гораздо большую проницательность. Еще накануне первого из объявлений войны Хаус писал Вильсону: "Моим намерением было вернуться в Германию и еще раз повидать императора, но оттяжки (conservative -delay) сэра Эдварда и его собратий сделали это невозможным" 45 , Уже тогда Хаус смутно догадывался, что "оттяжки" не были совершенной случайностью. Восемь месяцев спустя он формулировал свои мысли по этому поводу еще более отчетливо. "Для меня ясно, - писал Хаус в своем дневнике 15 апреля 1915 г. -что император (Вильгельм) не желал войны и не ожидал ее в настоящее время. Он глупо позволил Австрии создать острое столкновение с Сербией, решив, что если он твердо поддержит своего союзника, Россия ограничится более или менее энергичным протестом, как она сделала, когда Австрия аннексировала Боснию и Герцеговину,


43 "House, I. 282.

44 "Ревизионистами" называются в соответствующей литературе те авторы, которые требуют пересмотра (ревизии) Версальского договора в той его части, где вина за войну возлагается исключительно на одну Германию.

45 House, 1,284. Письмо от 31 июля 1914 г.

стр. 27

Бряцания ножнами и "блестящего вооружения" было бы достаточно в этом случае, и он думал, что этим и ограничится его участие, - по той причине, что он не верил, чтобы Великобритания пошла на войну из-за какого-то происшествия на Юго-востоке. Он дважды пробовал Англию на Западе и должен был ей уступать, поэтому не было большой опасности, что он возобновит попытку в вопросе, где Англия была бы замешана. Но на этот раз он думал, что отношения Германии и Англии настолько улучшились, что Англия в своей поддержке России и Франции не дойдет до войны с Германией. И он зашел так далеко в том, что может быть названо "блеффом", что в последнюю минуту для него было невозможно отступать, потому что положение стало сильнее его. Он был недостаточно предусмотрителен, чтобы предвидеть последствия недостаточно предусмотрителен, чтобы видеть, что создание громадной военной машины неизбежно ведет к войне. Германия была в руках группы милитаристов и финансистов, и это страшное положение стало возможно потому, что (те и другие) преследовали свои эгоистические интересы" 46 .

Тут есть кое-какие отзвуки теплых воспоминаний о гостеприимном потсдамском хозяине, и есть вещи, одинаково относящиеся и к Германии, и к любой империалистской стране, начиная с самих Соединенных штатов, где тоже были и "милитаристы" (от них же первым был сам Хаус) и "финансисты". Вильгельм не только "бряцал ножнами", он готов был и воевать, с Францией весьма охотно, с Россией - скрепя сердце, но он был убежден, что разгром Франции быстро охладит военный пыл Николая II и Англия окончательно лишится этого "ненадежного" союзника. С кем он совершенно не готов был воевать, это с самой Англией. Что он был доведен до фантастического убеждения, будто Англия ни в каком случае "не дойдет до войны с Германией", в этом был величайший триумф политики Эдварда Грея, который войдет в историю английской дипломатии достойным наследником славы Питта младшего, Пальмерстона и Дизраэли.

В этой игре "брат Ионафан", в лице Хауса, сыграл роль приманки на удочке. Приманку продолжали бросать еще не один раз, но рыба стала умнее, она уже видела крючок, и дальнейшие "посредничества" встречали в Берлине все менее радушный прием. Увидеть Вильгельма еще раз Хаусу так и не удалось, несмотря на все старания. Ему приходилось ограничиваться разговорами с той самой "германской бюрократией", которую он готов был объявить главным врагом рода человеческого, - притом с наименее влиятельной ее частью, штатской, тогда как первая скрипка давно перешла в руки военного начальства. Так как при этом британская дипломатия всегда во - время умела пустить в ход свою систему "оттяжек", то практических последствий из его дальнейших поездок в Европу, в 1915 и 1916 гг., никаких не было.


46 Ibid., 277 - 278. Разрядка моя - М. П.

стр. 28

Тем не менее остановиться на них немного, в заключение этой части очерка, стоит хотя бы потому, что бумаги Хауса и Пэджа и здесь заполняют ряд пробелов русских документов.

"Между битвой на Марне и утоплением "Лузитании" были сделаны четыре попытки прекратить войну-все четыре по инициативе Германии", пишет издатель бумаг Пэджа 47 . С участием Хауса связана вторая из этих попыток - к первой (при свете всего описанного выше это весьма знаменательно!) Хаус не имел отношения; Германия пыталась использовать другие каналы, и вероятно поэтому в бумагах Хауса об этой попытке почти не упоминается. Но в русских документах эта именно попытка оставила довольно яркий след в виде сначала телеграммы Бахметева из Вашингтона, затем телеграммы Бенкендорфа Сазонову и наконец телеграммы Георга V Николаю и ответной телеграммы последнего 48 . Свет, который бросают эти документы на данный инцидент, оказывается весьма односторонним; от русских суть дела, как и следовало ожидать, была скрыта; по этому одному уже стоит проследить ход событий по бумагам Пэджа, издатель которых дает весьма обстоятельный рассказ об этом, но почему-то не дает в подлиннике всех документов.

Чтобы понять этот инцидент, нужно вспомнить, что вслед за дипломатической ловушкой, в которую так удачно - для ставивших ловушку - попал Вильгельм, ему была расставлена ловушка военная. Она лишь отчасти была делом рук его противников, отчасти же была создана стечением обстоятельств, которые, при более талантливой германской стратегии, могли этих противников погубить. По воспоминаниям 1870 г. французская буржуазия более всего боялась за успех мобилизации - тем более, что сами французские империалисты не ожидали, чтобы французские массы, угрюмым ропотом встретившие войну из-за какого-то Франца-Фердинанда и какой-то Сербии, беспрекословно пошли на ожидавшую их бойню. Все внимание было обращено поэтому на мобилизацию, и когда эта последняя удалась блестяще, запасных прибыло в назначенные сроки больше, чем могли вместить казармы, ликованию "патриотической" прессы не было пределов. Подготовке следующего момента, концентрации, было уделено гораздо меньше внимания, и хотя все великолепно знали, что немцы пойдут через Бельгию - больше им негде было итти, к началу германского наступления на бельгийской границе далеко не было сосредоточено тех французских сил, которые предполагались планами. Окончательная концентрация армии Жоффра произошла на Марне. Опоздали и англичане: третий корпус их экспедиционной армии подоспел тоже только к Марне. Результатом был временный численный перевес германцев над их противниками и быстрый откат последних на две сотни километров. При этом спешном отступлении терялись конечно орудия и другой, военный материал, - терялись, правда, в количестве, совершенно ничтожном по сравнению с теми запасами, которые были сосредоточены в тылу и с которыми отступавшая армия все более сближалась, тогда как германцы от своей базы удалялись.


47 Page, удешевленное издание, 1,398.

48 Все эти документы опубликованы в моей статье "Царская Россия и война", см. сборник "Империалистская война".

стр. 29

Внешняя картина тем не менее была почти разгрома, и это наполнила душу Вильгельма и его начальника штаба самыми горделивыми мечтами. Рисовалась близкая возможность быстро и блестяще закончить навязанную Германии войну, подписать мир если не в Париже, то под стенами Парижа. Достаточно было двух недель, чтобы мечты рассеялись. Собранная в кулак армия Жоффра оказалась теперь и количественно сильнее противника и лучше снабжена; от удара этого кулака уже германская армия покатилась назад, и тут именно нашло себе полное выражение ее качественное превосходство: она отошла в полном порядке не на две сотни а всего на несколько десятков километров и закрепилась так, что отныне все время значительно превосходивший ее количеством штыков противник не смог ее выбить до ее полного истощения в 1918 г.

Максимум германских успехов падал на самые первые дни сентября 1914 г., когда авангардные бои шли на линии внешних фортов Парижа, в 17 километрах от города, и французское правительство переселялось в Бордо. 5 сентября начали уже наступление французы и англичане. Именно на эти первые дни сентября падает и первая попытка германцев начать мирные переговоры. Подготовлена она была конечно десятком дней раньше,, когда французы бежали, казалось, точно так же, как бежали они за сорок четыре года перед тем, в августе 1870 г., и "план Шлиффена" выполнялся как будто с точностью хорошо подготовленных маневров. 3 сентября в Лондоне уже знали о предполагающейся попытке. В этот день Пэдж телеграфировал Вильсону: "Все в этом городе убеждены, что германцы, если они возьмут Париж, предложат мир и что германский император обратится к вам с заявлением, что он не желает более пролить ни одной капли крови". Пэдж ошибался только в том, что связывал предложение Вильгельма со взятием Парижа: занятие города не входило в германские планы, достаточным считалось уничтожение французской армии. Это последнее считалось в германском главном штабе обеспеченным, и в тот самый день, когда военное счастье начало поворачивать к немцам спину, предложение, о котором писал Пэдж, было сделано. 5 сентября германский посол при правительстве Соединенных штатов, Бернсторф, через старого и заслуженного американского дипломата Штрауса, завзятого англофила, - что для всей комбинации было очень важно, -обратился к Брайану с просьбой о посредничестве Штатов в деле прекращения европейской войны. "Не оправдавшего доверия" Хауса явно обошли, не подозревая, что в этот самый день, 5 сентября, "полковник" со своей стороны отправил письмо Циммерману с предложением посредничества Вильсона. Два предложения в буквальном смысле слова шли навстречу друг другу.

На основании телеграммы Бахметева я высказал в свое время предположение, .что поколебались французы, англичане же были тверды, как адамант.

стр. 30

Телеграмма Бенкендорфа как будто подтверждала это целиком. Но письмо Хауса совершенно опровергает эту гипотезу. Личный друг Эдварда Грея мог написать свое письмо только с ведома этого последнего, и договоренность по этому пункту должна была существовать опять-таки за несколько дней до 5 сентября. Соответствующая переписка (или обмен телеграммами) не вошла ни в одно из наших собраний. Но в бумагах Пэджа нашла себе место одна депеша Грея британскому послу в Вашингтоне, -депеша очень поздняя, от 9 сентября, т. е. после Марны, когда даже читатели газет уже знали, что германская армия отступает. И даже в этой поздней депеше Грей два раза повторяет, что "в принципе" он "относится сочувственно к посредничеству" Вильсона и ставит лишь вопрос об "условиях": "на каких условиях может быть окончена война?" 49 . В такой момент так мог писать только человек, связанный своими предшествующими обещаниями. Фактически, конечно, Марна уничтожила всякие надежды на скорый мир, тем более, что "тупика", который получился благодаря стойкости германских солдат и превосходству германского вооружения, никто тогда не подозревал, и все мечтали об обратном триумфальном марше через Бельгию в Германию. Но двумя неделями раньше царили не только необузданные мечтания в германской главной квартире, но и порядочная паника, не только в Париже, но и в Лондоне. Если бы во главе германской армии стоял настоящий Мольтке 1870 г., а не его плохой суррогат, война действительно могла бы окончиться в сентябре 1914 г.

Чрезвычайно характерно, что французы, видимо, были посвящены в англо-американские планы. На совещании союзных послов в Вашингтоне, в британском посольстве (Бахметевым, разумеется, и не пахло), французский, Жюссеран, наиболее энергично настаивал на переговорах с немцами. "Если у нас есть хоть один шанс из сотни сократить войну, мы должны его использовать", говорил он. Но, прибавляет биограф Пэджа, "оба посла, и британский и французский, думали, что к предложению (Бернеторфа) следует отнестись серьезно" 50 . Напомним, что это происходило 6 сентября, когда исход марнского сражения еще не был ясен.

Почему же русским внушали, что союзники "даже между собою" не должны говорить о мире? Да потому, что сторож при складе пушечного мяса вовсе не должен быть посвящен в коммерческие секреты, которые обсуждаются в закрытом заседании правления бойни. Когда склад надо будет закрыть, ему скажут.

Совершенно бесполезно гадать, по чьей инициативе переговоры были сорваны. Издатель бумаг Пэджа сваливает всю вину на Вильгельма. Русские документы скорее заставляют подозревать англичан. Но это вопрос мало существенный. Повторяю, Марна решила дело, - точнее сказать, осудила его на то, чтобы остаться нерешенным. Блестящая победа Германии означала мир, блестящая победа Антанты - войну до разгрома Германии.


49 Ibid., 408 - 410.

50 Ibid., 407 - 408.

стр. 31

Полупобеда союзников и полупоражение германцев означали "тупик" и целый ряд новых попыток переговоров. Так что в сущности очень трудно сказать, что и когда "кончилось" и "началось".

Вторая попытка отделена от первой почти неощутимым промежутком времени. Возможно, что это было даже простое повторение первой попытки через другого посредника: что посредничество Хауса надежнее всякого другого, этого могли не понимать в Берлине, где продолжали "дуться" за июньское свидание, поставившее кайзера в смешное положение, но это отлично понимали в Вашингтоне даже немцы. 18 сентября (а последняя депеша Грея была, мы помним, от 9) Бернсторф посетил Хауса, который сразу заговорил о свидании германского посла с английским, - к некоторому даже удивлению Бернсторфа, заметившего, что во время войны это "не водится". "Полковник плохо знал дипломатические формальности и, видимо, имел столь солидные полномочия от Грея, что не находил нужным об этих формальностях заботиться. Несмотря на то, что знавший эти формальности Спринг-Райс (британский посол) упирался всеми четырьмя конечностями, Хаус вытащил-таки его из Вашингтона в Нью-Йорк, где жил сам "полковник" и где должно было происходить свидание с Бернсторфом. Здесь Спринг-Райс должен был объяснять Хаусу, что Великобритания не может вести секретных переговоров с Германией,"если бы даже и хотела, потому что Германия не станет вести честную игру и впоследствии разоблачит Великобританию как изменницу ее союзникам". Спринг-Райс ужасно боялся, что даже одна его поездка в Нью-Йорк уже даст повод к разговорам, и, в целях военной маскировки, придумал совершенно ненужное свидание с британским генеральным консулом в Нью-Йорке, - как будто он, главное начальство, не мог вызвать своего подчиненного в Вашингтон, если бы было нужно.

В конце-концов дипломатические формальности победили: послам пришлось разговаривать через посредство Хауса. Аргументация последнего продолжала быть столь же удивительной для наивных зрителей - и наивных историков - империалистской войны, как и раньше. "Я объяснил сэру Сесилю (Спринг-Райсу), как я смотрю на положение", писал Хаус в своем дневнике 20 сентября. "Первое - в данный момент Великобритания господствует над своими союзниками, чего может быть не будет позже. Второе- Великобритания по всей вероятности получит от Германии для союзников обязательство разоружения, с компенсацией для Бельгии. Великобритания желает именно этого, а не раздела Германии, который произойдет конечно только вопреки ее протестам в том случае, если союзники одержат решительную победу. Он (Спринг-Райс) согласился со всем этим, но сказал, что германцы так недобросовестны, их политическая философия так эгоистична и так безнравственна (!), что он затрудняется открыть с ними переговоры. Он боялся также, что время еще не созрело для мирных переговоров"51 .


51 Для этой и предыдущей цитат см. Ноusе I, с. 333. Разрядка моя - М. П.

стр. 32

Эту мысль, что "Великобритания в данный момент господствует над союзниками" (французы начали уже чувствовать стену тупика, а русские были разбиты при Танненберге) Хаус считал особенно ценной: мы находим ее и в письме "полковника" к Вильсону, под ближайшим наблюдением которого велось все дело 52 . В телеграмме Спринг-Райса Грею о посредничестве президента Соединенных штатов говорится вполне определенно 53 . Мы видели, что с этою мыслью согласился и английский посол: но Хаусу удалось убедить собеседника больше, чем в этом. "Мне удалось показать сэру Сесилю, что со стороны Великобритании не умно было бы делать из этого конфликта большую игру. Если она получит разоружение и компенсацию за Бельгию, лучше это принять, чем рисковать колоссальными последствиями поражения. Я также показал ему, что если союзники победят и Германия будет совершенно разбита, тогда ничем не удержишь Россию (there would be no holding Russia back), и будущее положение будет едва ли лучше прошлого" 54 . Что Спринг-Райс и с этим согласился, показывает его телеграмма Грею: "Если война будет продолжаться, возьмет верх или Германия, или Россия. Оба исхода будут роковыми для европейского равновесия. Следовательно, настоящий момент является более подходящим для соглашения, укрепляющего принцип равновесия" 55 .

Хаус конечно жестоко ошибался, если он думал, в этот ранний период его дипломатической карьеры, когда цинические откровенности насчет бельгийского нейтралитета были еще далеко впереди, что для Англии "этот конфликт" не был "большой игрой". Это была несомненно большая игра - но на море. Разоружение Германии на суше не только не было обязательным условием для Англии, но вовсе не отвечало ее интересам. "Иначе не удержишь Россию...". Беда была в том, что на суше-то немцы уже потерпели поражение, а флот их был цел, и чем дальше, тем больше морское оружие оказывалось решающим оружием в их борьбе против Антанты.

Если это может быть не вполне отчетливо представлял себе Хаус, это было совершенно ясно ближе соприкасавшемуся с английскими военными и морскими верхами Пэджу. "Не обманывайте себя, - писал последний "полковнику" 15 сентября 1914 г. - Если германский флот не выйдет в море и не будет разбит очень скоро, война будет продолжительнее, нежели думает большинство". С другой стороны, в Германии наконец начали понимать настоящую роль Соединенных штатов. "Германия очень возмущена тем, что американцы продают военное снаряжение Франции и Англии, - писал из Берлина в ноябре Джерард. -


52 Ibid., 331.

53 Ibid., 335.

54 Ibid., 334.

55 Ibid., 334. Разрядка в обоих случаях моя - М. П.

стр. 33

Мое положение становится все труднее благодаря продаже САСШ снарядов Франции и Англии..." 56 . Хаус, со своей стороны, начал наконец понимать, что переговоры, пока они ведутся в Вашингтоне, вертятся в порочном кругу. Это еще раньше стал понимать Бернсторф, которого "нейтральное" правительство Штатов лишило права непосредственно сноситься с Берлином: мы видели, что Спринг-Райс сносился с Греем так же свободно, как в мирное время. И несомненно от Бернсторфа шла мысль, что "кто-то" (он избегал называть Хауса, понимая очевидно, как мало популярно теперь это имя в Берлине) "от имени президента должен поехать сначала в Англию, а потом через Канал" (т. е. в континентальную Европу, проще говоря, - в Германию). Это было еще в конце сентября. Но чтобы поехать "через Канал" в Германию, нужно было оттуда иметь приглашение или хоть намек на приглашение. Этого намека не было до декабря. Циммерман ответил на письмо "полковника" от 5 сентября только 3 декабря. Ответ был очень сухой и неопределенный. Во всяком случае "в принципе" немцы не отклоняли посредничества Вильсона и соглашались выслушать конкретные предложения "другой стороны". Только при очень либеральном толковании можно было назвать это "предложением мирных переговоров со стороны Вильгельма". Но союзникам до-зарезу нужно было такое предложение иметь, ибо тупики на обоих фронтах, западном и восточном, вырисовались с ужасающей отчетливостью, и сухопутное военное командование союзников начало наконец искать вневоенных выходов из положения.

В середине января 1915 г. Пэдж официально писал Брайану: "Я завтракал сегодня с генералом Френчем (тогда - английским главнокомандующим во Франции - М. П.), который приехал сюда (т. е. в Лондон) для секретного военного совещания. Он говорил конечно совершенно конфиденциально. Он говорит, что военное положение - безвыходное. Германцы не могут взять ни Парижа, ни Кале. С другой стороны, союзникам понадобятся год, может быть два года, и бесчисленные потери людьми, чтобы выгнать германцев из Бельгии. Понадобятся может быть четыре года и неограниченное количество людей, чтобы вторгнуться в Германию. Он мало верит в помощь русских, поскольку дело идет о победе над Германией. Русские вздули Австрию и вздуют Турцию, но на большее от них он не надеется. Говоря только за себя и совершенно доверительно, он сказал мне о мирном предложении, которое, по его словам, президент, по просьбе Германии, переслал в Англию. Предложение это, сказал он, состоит в том, чтобы закончить войну на условии очищения германцами Бельгии и взятия ими на свой счет ее восстановления.


56 House, I, ibid., 340 и 434.

стр. 34

Личное мнение Френча, что Англия должна принять это предложение, если оно будет сопровождаться еще дополнительными предложениями, удовлетворяющими других союзников, как например возвращения Франции Эльзас-Лотарингии и согласия, чтобы Россия заняла Константинополь 57 .

В бумагах Пэджа напечатана "памятная записка" о том же свидании, дающая кое-какие интересные дополнительные подробности. По изложению этого "меморандума" (адресованного повидимому Хаусу), Френч еще резче подчеркивает полную безвыходность положения с чисто военной точки зрения, говоря между прочим: "Германия располагает вполне достаточным количеством и людей, и продовольствия для продолжительной борьбы; и если она использует всю медь, которая находится в домашнем употреблении в ее пределах, она будет иметь достаточное количество боевого снаряжения. Она еще далека от своего конца как в военном, так и в экономическом отношении". "Генерал Френч высмеивал популярную идею "сокрушения милитаризма" раз навсегда. Даже если бы это не было неизбежно, было бы желательно сохранить Германию как первоклассную державу. Мы не можем обезоружить ее народ навсегда. Мы должны предоставить ей и всем другим делать то, что они находят нужным; и мы должны вооружаться сами против них так хорошо, как только мы можем" 58 .

Ссылка Френча на переданное будто бы через Вильсона предложение Вильгельма начать переговоры на условиях признания поражения Германии (к чему, к слову сказать, никаких объективных оснований не мог указать и сам Френч, - понимавший, как мы сейчас видели, что Германия располагает еще средствами для продолжительной борьбы) должна была вызвать сильное смущение в Вашингтоне. Там же ведь ничего подобного не имели, - было только письмо Циммермана с согласием выслушать мирные предложения союзников, не больше. В ответ на жалобы Пэджа" что германское мирное предложение ему даже не сообщили к сведению - не говоря уже о том, чтобы переслать его через американское посольство, - Хаус сконфуженно писал, что "собственно говоря, никто не делал никаких прямых предложений. Я только имел неоднократные неофициальные разговоры с различными послами, да получил сообщение Циммермана, которое навело президента и меня на мысль, что теперь могли бы быть начаты неофициальным путем мирные переговоры" 59 .

По существу дела на этот раз предложение начать мирные переговоры пришло в Вашингтон из Лондона. 20 декабря 1914 г. "полковник" записал в своем дневнике, что Спринг-Райс неожиданно вызвал его от Вильсона на их конспиративную квартиру (см. главу 1) и сообщил, что есть "кое-что от сэра Эдварда Грея касательно наших мирных предложений; он 60думает, что было бы нехорошо со стороны союзников противиться предложению, которое заключало бы в себе вознаграждение Бельгии и удовлетворительный план разоружения.


57 House, I, 360 - 361.

58 Page, удешевл. издание, I, 427 - 428. Разрядка моя - М. П.

59 Ibid., 425 - 426.

60 По буквальному смыслу - Спринг-Райс, но из дальнейшего видно, что Грей.

стр. 35

Сэр Эдвард просил мне сообщить, что это его личный взгляд. Я вернулся в Белый Дом. Президент... был в восторге и желал знать, могу ли я поехать в Европу в ближайшую субботу..." 61 . Через три дня Спринг-Райс сообщил Хаусу новую телеграмму Грея по тому же сюжету, где еще раз подчеркивалось, что это только его, Грея, личное мнение и что он об этом не говорил даже еще с английским кабинетом, "тем менее с союзниками. Он чувствовал, что будут затруднения с Францией и Россией...". Спринг-Райс высказал предположение, что Франция вероятно пожелает иметь "французскую часть Лотарингии" и что Россия пожелает иметь Константинополь (вот откуда пошло "предложение Вильгельма" в том виде, в каком оно дошло до Френча!). Хаус был очень недоволен всей этой вереницей подводных камней, которая вырастала на пути его проекта, и заявлял, что сначала нужно говорить об эвакуации и вознаграждении Бельгии и о разоружении, а об этих подробностях потом... "К моему удивлению он (Спринг-Райс) сказал, что с вознаграждением Бельгии дело легко уладить, так как все державы охотно распределят между собою возмещение убытков, которые понесла эта маленькая храбрая нация. Не без удивления я также услыхал от него, что он видит признаки того, что он называл "общей паникой среди европейских народов", как он думал, потому, что большинство из них боится революции..." 62 .

Наши документы не дают никакого ответа на вопрос, почему Хаус не исполнил желания Вильсона "ехать в следующую субботу". Сам "полковник" признавал, что надо было ковать железо пока горячо. "Я думаю, - писал он впоследствии, - что если бы можно было начать переговоры в ноябре, мы добились бы очищения Франции и Бельгии и в конце-концов вынудили бы мир, который покончил бы с милитаризмом на суше и на море..." 63 . Так как дневник Хауса за промежуток от 24 декабря по 11 января не опубликован (и вероятно не даром), остается гадать. Повидимому англичане требовали, чтобы, в случае неудачи переговоров с немцами, Соединенные штаты немедленно вступили в войну, чего и Вильсон, и Хаус, еще занятые тогда панамериканским проектом, в тот момент хотели всячески избежать. На связь с южноамериканскими переговорами есть прямое указание в записи дневника от 20 декабря: "Он (Вильсон)... думал, что, прежде чем я уеду, мне нужно закончить наши южноамериканские дела, чтобы иметь руки свободными..." 64 . А что именно в эти недели делалась попытка втянуть Штаты в войну, свидетельствует хронологическое совпадение начала переговоров с поездкой на англо-французский фронт известного нам полковника


61 " House, I, 347.

62 Ibid., 348.

63 Page, ibid., 423.

64 House, I, 347; многоточия оригинала.

стр. 36

Сквайера (конец ноября - декабрь 1914 г.). Целью этой поездки, когда (нейтральному!) американскому офицеру показывали и рассказывали положительно все, не скрывая от него никаких деталей, так что он пять недель был фактически членом штаба английской армии, могло быть только одно: подготовить вступление американской армии в войну. Инициатором поездки был Китченер, который, в противоположность Френчу, видел выход из тупика не в мире, а в вооруженном вмешательстве Америки 65 .

Хаус отплыл на "Лузитании" только 30 января 1915 г., и потерянный месяц очень испортил дело. За этот месяц начались систематические налеты цеппелинов на Лондон, -германское выступление, которое по своему психологическому эффекту мало чем отличалось от потопления "Лузитании" в следующем мае месяце: и то, и другое, имея самое ограниченное военное значение (если вообще имели какое-либо) страшно раздували антигерманскую травлю. В Лондоне создалось такое настроение, что Грей испугался своих авансов и поспешил "прикрыться", послав Спиринг-Райсу официальную депешу, где ругательски ругал американцев за их якобы германофильство. Хаус буквально "Христом-богом" (for the love of Heaven) умолял Бернсторфа как-нибудь повлиять в Берлине, чтобы нелепая цеппелиниада прекратилась. Но что мог сделать Бернсторф, даже если бы он был более непосредственно связан с Берлином, когда и его самое высшее начальство, канцлер и министр иностранных дел, было совершенно бессильно перед взбесившимся юнкером (порода, много более опасная, чем "взбесившийся обыватель" Энгельса)?66 .

Нервный и впечатлительный Спринг-Райс (о его болезненности постоянно упоминается в дневниках и письмах Хауса) хорошо отражал путаницу лондонских настроений: он "говорил одну минуту оптимистически, следующую минуту пессимистически, абсолютно противореча самому себе..." В Вашингтоне просто переставали понимать что бы то ни было, и уже одно это было достаточным основанием для того, чтобы ехать в Лондон. Хаус попробовал сначала вести дело очень быстрым темпом: в субботу вечером он был в Лондоне, в воскресенье утром у него было первое свидание с Греем. Это было то самое свидание, где английский министр трактовал друга президента Вильсона как одного из членов английского кабинета (см. главу I). Грей видимо старался всячески избежать охлаждения англо-американских отношений, - считая что допустить такое охлаждение было бы величайшей ошибкой британской дипломатии. И он легко достиг того, что впечатление от его грубой депеши Спринг-Райсу быстро изгладилось из воспоминаний "брата Ионафана".


65 См. обо всем этом Page, III, с. 201 и сл.

66 См. House, 19, 359 и 353 - 355.

стр. 37

Но дальше был подводный камень, которого никак нельзя было обойти: "Грей решительно настаивал на том, что мы (Соединенные штаты) должны войти в число поручителей за сохранение всеобщего мира" (come into some general guaranty for world-wide peace) 67 . В другой, несколько смягченной форме, это было все то же требование - чтобы Штаты воевали с Германией, если та не подчинится. Хаусу пришлось "уклоняться" - и разговор в сущности кончился ничем... Он был началом длинной серии таких же разговоров. Проходил день за днем, неделя за неделей, а Хаус все сидел в Лондоне, и его все убеждали, что Америка должна вмешаться; почему-то он "очень удивился", что эту точку зрения разделял и Пэдж, хотя от Пэджа этого Можно было ждать с первого дня войны. Тем временем стало выясняться, что военного тупика больше нет. Открыто Грей ссылался на то, что германцы предприняли обширные наступательные действия против русских и что, пока эта операция не дала тех или других результатов, бесполезно начинать разговоры в Берлине, так как ясно, что этими результатами определятся германские требования. Но постепенно выяснилось, что дело не в восточном фронте, или, точнее, не в русском его участке. Уже 13 февраля Грей посвятил своего американского друга в план английской интервенции на Балканах. "Он рассказал мне о плане перевезти английские войска в Салоники и таким путем проникнуть в Сербию. Он думает, что 200 тыс. британских солдат безопасно могут быть выделены туда, Греция охотно присоединится к союзникам". А 20 февраля "сэр Эдвард сказал, что союзники намерены форсировать Дарданеллы и что это возьмет у них от трех до четырех недель" 68 .

"Пэдж имел случай наблюдать, как оптимистически были настроены британские правительственные круги, - пишет биограф американского дипломата. - В марте 1915 г. он был в гостях у первого министра в Уольмер-Кастле; однажды вечером Асквит отвел его в сторону, сообщил ему о подготовке к прорыву Дарданелл и объявил, что союзники через две недели будут в Константинополе. Это не было выражением надежды со стороны первого министра; это была полная уверенность" 69 .

Раз немцы не шли ни на какие уступки в морском вопросе - налеты цеппелинов, если они имели какой-нибудь военный смысл, можно было рассматривать только как начало атаки англичан в собственном доме, через голову английского флота, - раз они в это именно время сделали первую попытку заблокировать Англию подводными лодками, идея сдерживать Россию германской армией должна была все более и более терять под собою почву. Пэдж был весьма посредственным дипломатом и политиком, но недурным психологом-наблюдателем. Когда он писал Хаусу: "Англия конечно не хочет завоевывать Германии. Если Германия покажет, что она не хочет завоевывать Англии, война может кончиться завтра", он был совершенно прав. Но Германия в эти месяцы именно показывала, что она хочет завоевать Англию, и, что хуже всего, показывала это, не имея для осуществления такого проекта никаких реальных средств.


67 House, ibid, 370. Письмо к Вильсону от 9 февраля 1915.

68 Ibid., 379 и 386.

69 Page, удешевленное издание, I, 430.

стр. 38

Англичане должны были искать других способов "удерживать Россию", и им казалось, что один такой способ они нашли: подчинить себе Балканы и захватить Константинополь - и царь лишний раз должен будет кланяться в ноги английским империалистам. О том, что и царская дипломатия обнаружила в этом деле достаточную смышленность и изворотливость, и о том, как эта дипломатия добилась от Англии хотя и бронзового, но все же векселя на Константинополь и проливы, я рассказал в другом месте 70 .

При такой обстановке успех поездки Хауса зависел всецело от желания немцев заключить мир. Если верить Джерарду, как раз в середине февраля последний шанс на это еще не был потерян. Конечно, писал он Хаусу 15 февраля 1915 г., "Германия не станет платить вознаграждения Бельгии или кому бы то ни было", но "разумный мир она примет". Только, предупреждал он, "это вопрос дней и, может быть, часов". Раз начнется подводная блокада (она только, что была провозглашена), не может быть речи о переговорах, пока не обнаружится ее успех или полная неудача: тогда мир будет невозможен "до следующей фазы войны" 71 . "Это вопрос почти часов", повторял он еще раз: а Грей заставлял Хауса терять в Лондоне недели. "Эти люди (англичане) медленно двигаются, - отвечал Джерарду на его настояния Хаус, - когда я попробовал говорить им о вашем мнении, что необходимо действовать быстро и что вопрос стоит скорее о часах, чем о днях, я увидал, что это безнадежно. Конечно это до известной степени и неизбежно, независимо от их желания или нежелания двигаться быстро по той причине, что они не могут действовать одни; а столковаться с союзниками требует невероятно продолжительного времени, особенно с Россией"... Из силы, которую должна была уравновешивать Германия, русский союзник превращался в один из аргументов системы "оттяжек".

Грей сначала хотел оттянуть поездку Хауса в Берлин до прорыва англичанами и французами Дарданелл, - но становилось все очевиднее, что, если откладывать еще, ехать вообще будет не за чем. Письма Циммермана становились все суше и холоднее. Один раз он подчеркивал, что Германия ничего не намерена платить Бельгии, другой раз, что основным условием мира является отказ Англии от ее монопольного положения на море- т. е., что противник должен уступить в том именно пункте, из-за которого он начал воевать... "Я надеюсь, что вы приедете скоро", писал Джерард 6 марта. "Фон-Ягов (германский министр иностранных дел - М. П.) говорит, что он надеется на ваш приезд, и хотя я не вижу теперь никаких перспектив на мир, вы могли бы познакомиться с общим положением и были бы лучше подготовлены к разговорам в других столицах..."


70 См. статью "Царская Россия и война" в сборнике "Империалистская война". "Бронзовым" векселем в старое время называли вексель, по которому нельзя было или очень трудно было что-нибудь получить.

71 Ноusе, I, 382 - 383.

стр. 39

"Канцлер больше не имеет влияния (is not boss now). Гораздо влиятельнее фон-Тирпиц и Фалькенгайн (начальник штаба), в особенности потому, что канцлер надоел императору, и между всеми этими борющимися властями идут большие интриги. Как это ни странно, наиболее благоприятно расположен к принятию разумного мира главный военный штаб, - а фон-Тирпиц не желал принять наши последние предложения" (Вильсон предлагал Германии отказаться от подводной блокады, если англичане исключат из списка контрабанды съестные припасы) 72 .

Именно фон-Тирпиц теперь, когда ставка была поставлена на подводную блокаду, -а на сухопутном фронте германцы еще не вышли из "тупика" (они начали выходить двумя месяцами позже, когда началось наступление Гинденбурга на восточном фронте)-был главной фигурой.

7 марта Грей решил отпустить Хауса. Никакой опасности, что мирные переговоры начнутся до прорыва Дарданелл, не было, - была скорее опасность, что, в данной стации войны, они не начнутся совсем. Ознакомиться же с общим положением в Германии англичанам было еще гораздо интереснее, чем Хаусу: его поездка, опять не имея реального значения для восстановления мира, снова была "глубокой разведкой" в лагере противника, притом в такой форме, против которой противнику - пока он не решил разорвать с Америкой вообще-трудно было возражать" Хаус поехал через Париж. По собственной инициативе он пожелал иметь беседу с Делькассе. Грей сначала был против этого, но потом согласился, предупредив Хауса, чтобы он в разговорах с французским министром иностранных дел "был поосторожнее". В Берлин "полковник" приехал только 20 марта - и дальше вечного Циммермана сначала не пошел. Ни канцлера, ни фон-Ягова не было в городе, о Вильгельме (помня прошлую настойчивость Хауса в этом вопросе) говорили в предположительном смысле: "может быть пожелает видеть". Джерард прямо предупреждал, что не пожелает. Хаус сделал несколько новых и интересных знакомств, - с Ратенау, фон-Гвиннером, Гельферихом - но это была либо Германия прошлого, либо Германия будущего, а не решающие люди Германии эпохи войны 73 . Постепенно на сцене появились фон-Ягов и канцлер. "Я нашел, что гражданское правительство так же разумно и хорошо настроено, как его партнеры в Англии, - писал 26 марта "полковник" Вильсону, - но в данный момент оно бессильно" 74 .

Чтобы вообще иметь какое-нибудь подобие переговоров, пришлось поставить совершенно академический вопрос о "свободе морей" (конкретнее - о неприкосновенности частной собственности в открытом море и о праве всех невоюющих свободно пользоваться океанскими путями: мы видели, что Англия фактически блокировала весь континент).


72 House, ibid., 377, 383, 395 - 396.

73 Имя Ратенау всем известно, Гельфериха - очень многим. Ф. Гвиннер - инициатор багдадской ж. д.

74 House, ibid., 404 - 407.

стр. 40

Никакой уверенности, что Англия согласится хотя бы разговаривать на эту тему, не имея предварительного согласия противника ограничить его морские вооружения, у Хауса быть не могло. Но надо же было о чем-нибудь говорить с германскими министрами. Смысл поездки все больше и больше сводился к разведке. Написать о ее результатах Хаус мог только с обратного пути, из Парижа, уже в апреле. Платя тою же монетой, немцы поставили Джерарда почти в то же самое положение, по части секретной корреспонденции, в какое был поставлен в Вашингтоне Бернсторф, -не совсем однако в такое, поскольку в Берлине больше боялись Вильсона, чем в Вашингтоне Вильгельма.

"В первый раз я могу разговаривать с вами свободно с тех пор, как я уехал сюда", писал Хаус Вильсону 11 апреля 1915 г. "Сюда" значило "на континент Европы"- с Англией американские связи были безупречны. "Моя поездка в Берлин была чрезвычайно утомительна и во многих отношениях неприятна. Я не встречал там ни одного человека какого бы то ни было общественного положения, который бы немедленно не припер меня к стене и не начал бы со мною спора о продаже нами военного снаряжения союзникам, и тон этих разговоров был иногда оскорбителен. На улице затрудняешься говорить по-английски из страха подвергнуться издевательствам..." "Я нашел в правительственных кругах отсутствие слаженности, что предвещает плохое будущее. В гражданском правительстве раздоры... Военное и гражданское начальства действуют несогласованно... Фалькенгайн и фон-Тирпиц имеют больше влияния на императора, чем кто бы то ни было, но Фалькенгайн не популярен в армии вообще... Популярный герой-Гинденбург, и он один осмеливается возражать императору" 75 . Заканчивалось письмо утешительной надеждой на будущую "более демократическую" Германию: что во главе и этой "демократической" Германии будет все тот же Гинденбург, этого Хаусу вероятно не снилось, хотя имели же Штаты в прошлом восьмилетнее президентство Гранта, главнокомандующего северян в гражданской войне... Противополагать монархию демократии как войну миру - более чем поверхностная точка зрения.

В этом Хаус мог бы убедиться сразу из своей переписки с Греем по поводу "свободы морей". В Берлине, писал он Грею, единственный сюжет, "которым я вызвал достаточный энтузиазм" (попросту говоря, единственный, о котором там соглашались говорить) - была эта самая "свобода морей". "Ваши новости из Берлина не очень ободряют", отвечал ему Грей (24 апреля - на письмо от 12 из Парижа...). Выходит, что разговоры Бернсторфа о мире были просто мошенничеством. То, что вы слышали из Берлина и нашли там, подтверждают мне из другого источника, нейтрального, но не американского. Что касается "свободы морей", то если Германия думает, что ей позволят свободно вести морскую торговлю во время войны, в то время как она будет свободно вести войну с другими нациями, как она хочет, это не серьезное предложение.


75 Ibid., 417 - 418.

стр. 41

Но если Германия захочет после этой войны войти в некоторого рода Лигу наций, дав и получив те же самые гарантии против возобновления войны, какие дадут и получат другие нации, ее издержки на вооружение могут быть сокращены, и созданы порядки, обеспечивающие "свободу морей". В мирное время море во всяком случае свободно"76 .

Последняя фраза звучала явным издевательством. Хотя прорыв Дарданелл к этому времени уже имел первую неудачу, балканская программа Англии далеко еще не была исчерпана - и мир сейчас ей не был нужен. "Полковник" был близок к истине, когда он писал президент Вильсону еще в феврале; "Психологический момент для того, чтобы кончить войну, был в конце ноября или в начале декабря, когда все имело такой вид, как будто война зашла в безвыходный тупик. Вы помните, что мы пытались втолковать это сэру Сесилю и пытались действовать быстро, но без успеха..." 77 .

В марте поездка Хауса могла иметь значение только разведки в неприятельском стане. "Я не нашел в Берлине благоприятных условий для разговоров о мире, - писал он Грею 12 апреля, - поэтому я и не оставался там долго - и не много разговаривал. Поездка однако же имеет большую цену, и я чувствую, что теперь я знаю истинное положение там, что делает возможной более разумную линию поведения" 78 . Это было приобретение не только для вашингтонского правительства, но и для лондонского кабинета. Особенно, если прибавить, что из своей берлинской поездки Хаус вынес впечатление, что германцы "видимо пытались культивировать хорошие отношения как с Францией, так и с Россией, с целью заключить с ними сепаратный мир" 79 . Грей был прав, что с Делькассе нужно было разговаривать осторожно. С русскими совсем не разговаривали - на них в это самое время пытались надеть намордник - в Дарданеллах.


76 Ibid., 428 - 429. Разрядка моя - М. П.

77 Ibid., 385. Разрядка моя - М. П.

78 Ibid., 427.

79 Ibid., 405-письмо к Вильсону из Берлина от 20 марта 1915 г.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/АМЕРИКА-И-ВОЙНА-1914-ГОДА

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Вacилий СмогоржевскийКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/admin

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

М. Н. Покровский, АМЕРИКА И ВОЙНА 1914 ГОДА // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 13.08.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/АМЕРИКА-И-ВОЙНА-1914-ГОДА (дата обращения: 28.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - М. Н. Покровский:

М. Н. Покровский → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Вacилий Смогоржевский
Минск, Беларусь
1909 просмотров рейтинг
13.08.2015 (3150 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
1 голос(а,ов)
Похожие статьи
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
2 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
7 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
8 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
8 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
9 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев
ПРОБЛЕМЫ ИНДИЙСКОЙ ДЕРЕВНИ
Каталог: Экономика 
10 дней(я) назад · от Вадим Казаков

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
АМЕРИКА И ВОЙНА 1914 ГОДА
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android