В результате широкомасштабного и быстрого научно-технического развития в военной сфере созданы и продолжают создаваться все новые и все более разрушительные системы вооружений, нагромождены горы ядерного и всякого другого оружия, применение которого неминуемо приведет к катастрофе всего человечества. Под угрозой находится вся цивилизация, сама "планета людей". При этом, как подчеркнул, выступая по советскому телевидению 18 августа 1986 г. Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев, "темпы развития военной технологии настолько высоки, что они все меньше оставляют народам, государствам и политикам времени для осознания реальной опасности, сокращают возможности человечества остановить сползание к ядерной бездне". В таких условиях "старые представления о войне как средстве достижения политических целей отжили свой век. В ядерную эпоху эти изжившие себя догматы питают политику, которая может привести к вселенскому пожару"¹ . С этими догматами, с представлениями о мире как о чьей бы то ни было "вотчине" несовместимо новое внешнеполитическое мышление, в котором нуждается современный мир.

Осознавая реальности ядерно-космической эры и выражая вытекающие из них интересы всего человечества, Коммунистическая партия и Правительство СССР выступают с многочисленными инициативами в области ограничения и ликвидации ядерного и другого оружия массового уничтожения, предотвращения милитаризации космоса, сокращения обычных вооруженных сил. Одним из наиболее наглядных и встретивших самую широкую поддержку во всем мире проявлений этого стал неоднократно продлевавшийся советский мораторий на ядерные испытания, который в случае присоединения к нему США стал бы реальным прорывом к приостановке гонки ядерных вооружений, ускорителем их ликвидации.

"Однако, - отметил М. С. Горбачев, - всем этим очевидным и обнадеживающим проявлениям нового мышления противостоит - прежде всего в Соединенных Штатах - милитаризация политического мышления, которое и так опасно отстало у правящих кругов Запада от процесса глубоких перемен в международной жизни"² . Милитаризация политического мышления в США достигла ныне крайне высокого и опасного уровня. И это результат не только непрерывного и значительного роста военно-промышленного комплекса, бурной активности и всевозрастающего влияния правых милитаристских группировок США, но и длительного исторического развития и распространения догматов политики силы, проявлений великодержавного шовинизма и гегемонизма в этой стране, которые издавна верно служат американскому капитализму и милитаризму.

¹ Правда, 19.VIII.1986.

² Там же.

стр. 3

Упорная приверженность правящих кругов США доктрине и политике силы открыто декларируется, "обосновывается" и восхваляется творцами и апологетами внешней политики американского империализма в качестве единственно "реалистичной". В оправдание этой политики приводятся различные аргументы и теории, начиная от утверждений о "погоне за силой" отдельных индивидуумов, организаций, обществ и государств как извечной и неизменной сущности отношений между ними и кончая самой большой ложью нашего времени об империалистической силовой политике как якобы "вынужденном" и "морально оправданном" ответе Запада на "советскую угрозу"³ .

Мифы о якобы "миролюбивой" Америке, которая не имела военных традиций, не знала насилия, доктрин и политики силы, пока ее не принудили к проведению такой политики "угрозы" со стороны Советского Союза, мирового коммунизма, являются ныне в США одними из наиболее распространенных и широко насаждаемых в массовом сознании современной американской историографией и политологией средствами информации. Несостоятельность подобных утверждений признают даже некоторые ученые США, которые, оправдывая современную американскую политику силы, вместе с тем выступают против "крайностей" фальсификации истории в "прагматических" интересах. "Ошибочной американской верой" называет, в частности, Р. Дайвайн убежденность в том, что "мы являемся миролюбивым народом. Наша история, - пишет он в предисловии к книге У. Лафебера, - наполнена конфликтами и насилием"⁴ .

Советские историки и политологи уделяют немало внимания разоблачению и критике американской доктрины и политики силы, их подлинной сущности и характера, целей и средств, орудий и методов, теоретических "обоснований" и практических акций, представляющих все большую угрозу безопасности, независимости, благосостоянию и самому существованию народов⁵ . Однако основное внимание в их работах сосредоточивается прежде всего на борьбе с современной глобальной силовой политикой американского империализма. Между тем раскрытие исторических истоков и традиций доктрины и политики "американской силы" имеет исключительно большое значение не только для более правильного понимания и оценки современной политики США, но и для опровержения одной из главных ее идеологических посылок, состоящей в том, что политика с позиции силы изображается как якобы "защитная реакция на силовой вызов советского коммунизма", брошенный "западной цивилизации" в 1917 г. и принявший особенно опасный характер с 1945 года. Одной из главных задач настоящей статьи является попытка осветить подлинное происхождение и "предысторию" нынешней доктрины и политики силы США - основного противника перестройки современных международных отношений в соответствии с новыми реальностями и мышлением.

Возникновение культа силы в американской истории. Современные представления Вашингтона об "американской силе" и ее миссии на мировой арене являются не только отражением сущности агрессивных и

³ Knorr K. Power and Wealth. Lnd. 1973; Projection of Power: Perspectives, Percaptions and Problems. Hamden (Conn.) 1982; Brown S. The Faces of Power. N. Y. 1983; Brzezinski Z. Power and Principle. Memoirs of the National Security Adviser 1977 - 1981. N. Y. 1983; a. o.

⁴ La Feber W. America, Russia and the Cold War, 1945 - 1971. N. Y. 1972, p. VII.

⁵ См.: Петровский В. Ф. Доктрина "национальной" безопасности в глобальной стратегии США. М. 1980; Зловещая эстафета. М. 1982; Мельников Ю. М. Сила и бессилие. Внешняя политика Вашингтона, 1945 - 1982. М. 1983; Современная внешняя политика США. Тт. I-II. М. 1984; Яковлев А. Н. От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века. М. 1984; Овинников Р. С. Зигзаги внешней политики США. М. 1986; и др.

стр. 4

реакционных устремлений американского империализма и милитаризма, оценок правящими кругами США их целей и возможностей, международного и внутреннего положения своей страны; но и определенным результатом ©сего ее исторического развития, в особенности длительной тенденции к силовому решению многих из встававших перед нею проблем. При этом, разумеется, как сама "американская сила", классы и партии, стоящие за ней, так и понятие об этой силе, теория и практика ее создания, организации, наращивания и применения, ее роли и потенций претерпели за 200 с лишним лет значительную эволюцию.

На всем протяжении существования американского общества, с момента возникновения в начале XVII в. первых поселений эмигрантов из Европы в Северной Америке, в нем имелись и часто противоборствовали различные тенденции - освободительная, демократическая, революционная, признававшая обращение к оружию и насилию лишь как к крайнему средству борьбы в ответ на применение силы с противной стороны; либеральная, пацифистская, вообще отрицавшая обращение к оружию, к войне как к методу национальной политики; реакционная, агрессивная, шовинистическая, рассматривающая силу и ее использование как наиболее надежное орудие для достижения своих целей. При этом, однако, ряд факторов: историческая эпоха и окружение, природно- географические условия, а главное - господство эксплуататорских и расистских отношений способствовал своего рода "процветанию" с ранних времен в Америке определенного культа силы, нередко даже среди в остальном демократически настроенных масс населения, более или менее постоянному преобладанию ставки на силу как на наиболее верное орудие в американской жизни и политике. Дух воинственности и авантюризма, привычка "стрелять с бедра" (до сих пор считающаяся, например, отличительной чертой выходцев из Техаса и некоторых других штатов США) с ранних пор развились у американцев, воевавших с индейцами и другими народами, занимавшихся скваттерством и охотой, морским промыслом и торговлей. Американские каперы, например, легко превращались в самых настоящих пиратов, применявших силу уже не только для обороны, но и для нападения, считавших, что их "полномочия" заключены "в жерлах пушек"⁶ .

В ходе борьбы американских колоний за освобождение от господства Великобритании были провозглашены многие передовые для того времени - эпохи буржуазных революций - лозунги свободы и равенства, прав человека на счастье и благосостояние. Но ни в ходе войны за независимость, ни после образования США ни в одном из американских государственных документов не выдвигались предложения о праве на жизнь и мир, об отказе от силы, ее применения и угроз ею как от орудия национальной политики. Более того, в стране все шире распространялись взгляды на силу как на не только допустимое, но и желательное средство для достижения своих целей, создавался культ сильной личности и армии, быстрых и решительных насильственных действий, способных ошеломить противника, запугать его, поставить перед свершившимся фактом, деморализовать и разбить наголову. Параллельно с этим складывалось явно пренебрежительное отношение к более "слабым" народам и странам. Господствующие классы молодой заокеанской республики - плантаторы-рабовладельцы и буржуазия - быстро уверовали в этот культ силы, стали его основными носителями и апологетами, возвели стремление к силе, ее использованию в ранг государственной мудрости, в норму отношений между США и их ближайшими соседями и другими государствами, особенно уступающими им в этой самой силе, "примитивно" измерявшейся в те далекие времена лишь числом солдат, пушек и денег, которых они стоили.

⁶ Beard Ch. A., Beard M. R. The Rise of American Civilization. Vol. I. N. Y. 1944, p. 91.

стр. 5

Более утонченными были, однако, первые варианты теории "баланса сил", начавшие оказывать возрастающее влияние на идеологию и внешнюю политику правящих кругов страны уже с конца XVIII века. Как пишет один из исследователей американской политики, М. Грэхэм, внутри первого и второго Континентальных конгрессов наметились, исходя прежде всего из оценки силы Америки и ее соотношения с силой других стран и народов - близких и далеких, - три основных направления, каждое из которых в дальнейшем сыграло свою роль в формировании внешнеполитического курса США. Представители одного из них (предтечи будущего американского "изоляционизма") считали, что США по силам походы только против индейцев, а с европейскими державами они должны иметь мирные, преимущественно торговые отношения. Проповедники другого, предвосхищая грядущих американских экспансионистов, интервенционистов и, наконец, "глобалистов", наоборот, выступали за активное вмешательство США в дела других стран, за заключение союзов с одними против других, чтобы, опираясь на различные силовые комбинации, добиваться достижения своих военных, территориальных, коммерческих и прочих целей. Наконец, направление, наиболее ярким представителем которого был один из крупнейших руководителей внешней политики США в конце XVIII - начале XIX в., Д. Адаме, видело залог будущего благополучия Америки во внешней политике, строящейся на основе классического баланса сил. Для него союз боровшихся за свою независимость американских колоний с Францией был необходим лишь постольку и до тех пор, пока он помогал в войне с метрополией - Великобританией, "уравновешивал" ее силу. После же завоевания самостоятельности, считал он, внешняя политика США должна строиться на принципах "строгого нейтралитета", "свободы действий", отказа от каких-либо международных обязательств, игры на противоречиях других держав, извлечения выгод из конфликтов между ними, накапливания собственной силы и т. д.⁷ .

После войны за независимость в США возобладала, хотя и в разных вариантах, одна внешнеполитическая идеология - силы. Сама война за независимость существенно подорвала либерально-пацифистские концепции и позиции некоторых американских просветителей, например, Б. Франклина, принципиально выступавших в свое время против всякого насилия, за мирное решение конфликта даже между английской метрополией и ее американскими колониями. Вместе с тем в условиях торжества и укрепления буржуазно- рабовладельческого строя в США не получила сколько-нибудь заметного развития революционно-демократическая тенденция к разграничению между использованием силы, войны ради защиты и торжества справедливости, освобождения народов или, наоборот, в целях их закабаления, угнетения и эксплуатации. Поэтому имевшаяся и подчас принимавшая довольно широкий размах внутренняя оппозиция теории и практике силы в американском обществе, как правило (за исключением Коммунистической партии США в современную эпоху), не имела четкой положительной программы, отличалась слабой организованностью, стихийностью, раздробленностью, недолговечностью.

Успех войны за независимость в Северной Америке, ее очевидное прогрессивное воздействие на дальнейший ход событий в Европе и Латинской Америке порождали законную гордость у ее участников. Однако эта гордость очень скоро переродилась у многих из них в великодержавные, националистические, шовинистические настроения. Появившись на мировой арене как революционно-освободительная, антифео-

⁷ The Shaping of American Diplomacy. Readings and Documents in American Foreign Relations, 1750 - 1955. Chicago. 1955, pp. 23 - 27.

стр. 6

дальная и антиколониальная сила, США в результате классово ограниченной, узкоэгоистической политики утвердившихся у власти плантаторско- рабовладельческих и буржуазных кругов быстро преображались в "обычную", проводящую экспансионистско-силовой курс державу. США поспешили приспособиться к этим отношениям, признав их "естественными и вечными" и приняв активное участие в борьбе великих держав того времени за территориальные приобретения, сферы влияния и господства и т. д. По свидетельству американского историка А. Уэйнберга, уже в годы войны за независимость в США возникло убеждение в "способности американцев не только захватить территории с помощью вооруженной силы, но и удержать их за собой в качестве колоний"⁸ .

Из имевшихся вариантов теории и практики силы на первых этапах американской истории ведущую роль в формировании внешней политики США стали играть взгляды сторонников изоляционизма и баланса сил, более реалистически оценивавших возможности и международное положение страны. Однако наиболее экспансионистски, воинственно и авантюристически настроенные деятели и круги оказывали заметное влияние на проведение этой политики, что проявилось в подталкивании США к осуществлению непрерывной территориальной экспансии, войн против индейцев, мексиканцев и других народов, наступлении на позиции европейских колониальных держав в западном полушарии, а затем и за его пределами, погоне за наращиванием "американской силы".

Разжигая в стране лжепатриотические, шовинистические настроения, правящие круги США говорили о "цивилизаторской миссии", "божественном предначертании Америки", призванной будто бы самим провидением к тому, чтобы управлять другими странами и народами. Каждую новую войну, каждый захват они пытались представить как "законные", вытекающие будто бы из положения США как апостола мира, свободы, демократии, справедливости и т. п. Эти акции использовались для раздувания кампаний в пользу дальнейшей экспансии, наращивания "американской силы" и применения ее для "защиты американских интересов". Таким образом, как отмечали супруги Бэрд, во внешней политике США с самого начала возникла "традиция федералистов - вигов-республиканцев (названия партий в США того времени. - Ю. М. ) - полная свобода в определении собственного национального интереса без какого-либо иностранного вмешательства и осуществление его в жизни с помощью адекватной национальной силы", традиция, несшая в себе зародыш будущей "политики с позиции силы"⁹ .

Ставка на использование силы для достижения внешнеполитических целей делалась правящими кругами США все чаще. Однако поскольку рост экспансионистских силовых настроений и планов явно и намного опережал реальные возможности, она встречала серьезную оппозицию со стороны как других государств, так и самого американского народа. Когда правительство США после приобретения Луизианы в 1803 г. тут же попыталось предъявить Испании претензии на Западную Флориду, оно встретило твердый отказ и вынуждено было временно отступить, ибо война с Испанией была еще не по силам США. "Лучше подождать более подходящего случая, прежде чем мы вновь рискнем принизить наш национальный авторитет претензиями, которые мы не сможем подкрепить силой" - такую "мораль" извлекли из этой истории в Вашингтоне¹⁰ .

Ожидание такого "случая" сопровождалось не только поспешным укреплением малочисленных пока американских армии и флота, но и

⁸ Weinberg A. Manifest Destiny. Baltimore. 1935, p. 19.

⁹ Beard Ch. A., Beard M. R. Op. cit. Vol. I, p. 351.

¹⁰ Adams H. A. History of the United States of America (1800 - 1817). Vol. I - IX. N. Y. 1891 - 1901. Vol. III, p. 66.

стр. 7

поисками дополнительных элементов силы. Прежде всего в Западной Флориде из американских переселенцев готовились будущие борцы за "освобождение" от испанского господства и присоединение ее к рабовладельческим штатам Юга США. Среди населения страны широко раздувались воинственные настроения с целью получения морально-политической, денежной и "добровольческой" поддержки готовящейся акции по захвату не только Западной, но и Восточной Флориды. Наконец, американская дипломатия вела активную игру, направленную на ослабление и изоляцию Испании и обеспечение Соединенным Штатам благоприятного для них нейтралитета других стран. 27 сентября 1810 г. Западная Флорида была провозглашена "независимой республикой", а уже 10 декабря 1810 г. она была занята американскими войсками, посланными правительством США в ответ на "призыв о помощи" со стороны повстанцев. Подобные же операции с двойным применением силы (американскими агентами или проамериканскими кругами изнутри и войсками самих США извне) впоследствии были не раз осуществлены в самых различных районах континента - от Техаса до Калифорнии, а также и за его пределами - на Гавайях и Филиппинах, в Никарагуа и Доминиканской Республике, в Южной Корее и Южном Вьетнаме.

Сторонники продвижения границ США не только на юг и запад, но и дальше на север, за счет Канады, сыграли большую роль в подготовке и развязывании новой войны с Великобританией в 1812 - 1814 гг., образовав первую известную в американской истории партию "военных ястребов". Наиболее ярко настроения и планы этой партии были выражены двумя ее молодыми членами - Г. Клеем из Кентукки (впоследствии председателем палаты представителей) и Дж. К. Кельхауном из Южной Каролины (будущим военным министром США). Клей, например, заявил, что "милиция Кентукки сама (!) в состоянии положить Монреаль и Верхнюю Канаду к вашим (конгрессменов США. - Ю. М. ) ногам"¹¹ . Однако, как и следовало ожидать, первые американские "ястребы" переоценили свои силы и недооценили противника. США неоднократно терпели в ходе войны поражения. Вашингтон был взят и сожжен англичанами. От мысли о захвате Канады пришлось надолго отказаться. Попытка направить американскую силу против более или менее сильного противника потерпела провал.

2 декабря 1823 г. президент Дж. Монро в послании конгрессу провозгласил доктрину, которая, по существу, представляла собой полупредупреждение- полупредложение правящих кругов США европейским правительствам поделить мир на американскую и неамериканскую систему: европейские державы не должны были организовывать интервенции, приобретать новые или передавать из рук в руки свои старые колонии в Западном полушарии, а США обещали в обмен за признание их интересов и предоставление им "свободы действий" в Западном полушарии не вмешиваться в европейские дела. США не имели в тот момент достаточной военной, экономической и политической силы для реализации заложенного в доктрине Монро плана установления своего господства над Западным полушарием. Отчасти поэтому данная доктрина была больше декларацией намерений, чем действий. Но при этом правящие круги США учитывали борьбу и разногласия между европейскими и латиноамериканскими государствами, слабость многих из них и возможность играть на этих факторах в своих интересах. Рассчитывали они и на силу воздействия на Латинскую Америку освободительных, антиколониальных, американо-националистических лозунгов, под которыми совсем недавно североамериканские колонии отвоевали свою самостоятельность у Великобритании и которые они теперь все

¹¹ Beard Ch. A., Beard M. R. Op. cit. Vol. I, p. 416.

стр. 8

больше использовали для обоснования собственных экспансионистских устремлений. Наконец, в Вашингтоне полагали, что США сумеют быстро развить свой военный, экономический и политический потенциал и использовать его для более весомого подтверждения своих притязаний на роль единоличного вершителя судеб Западного полушария.

Экспансионистское начало доктрины Монро должно было не только получать все большее развитие по мере наращивания силы США, но и служить одним из главных ее источников, какими стали уже приобретенные или захваченные американцами в первой четверти XIX в. территории. "Наше население, - отмечалось в заключении послания президента Монро, - расширялось по всем направлениям, и образовались новые штаты, по количеству почти равные числу тех, которые создали первый костяк нашего Союза. Эта экспансия нашего населения и присоединение новых штатов оказали счастливейшее влияние на все высшие интересы Союза. Это в огромной мере увеличило наши ресурсы и прибавило нам силу и достоинство державы, признанной всеми"¹² . Столь откровенное приписывание экспансии крайне благодетельного влияния на силу и "процветание" США, столь неприкрытое отождествление "национального интереса" с узкокорыстными устремлениями господствующего класса, с приобретением новых территорий, несомненно, способствовали дальнейшему росту великодержавных, захватнических настроений в стране, формированию агрессивной внешней политики и идеологии. И действительно, доктрина Монро стала важнейшим исходным рубежом для многих последующих экспансионистских актов США сначала в Западном полушарии, а затем и за его пределами.

Эта доктрина отражала также достигнутый в то время Вашингтоном уровень формирования теории и практики "американской силы". Ведущими ее элементами вслед за военным потенциалом признавались размер территории страны, ее экономическая мощь (позднее, когда власть от плантаторов- рабовладельцев перешла к крупной буржуазии, экономический элемент стал считаться более важным, чем территориальный), географо-стратегичеокое положение, искусство дипломатии, прежде всего ее способность играть на противоречиях между другими государствами и использовать слабость последних, морально-идеологическое воздействие на собственный и другие народы. Уже к моменту провозглашения доктрины Монро в правящих кругах США были довольно четко ^предопределены" ближайшие объекты территориальной экспансии США (Техас, Орегон, Калифорния, Куба, Пуэрто- Рико), а также главные направления дальнейшего распространения их интересов и влияния (Западное полушарие, Тихий океан).

"Успешные" войны США против гораздо более слабых соседей и соперников (например, Мексики в 1846 - 1848 гг.), географическая "изоляция" от сильных в то время держав, определенная свобода и безнаказанность их экспансионистских действий привели, по признанию видного американского историка-международника В. Скрогса, к полному отсутствию у них "того чувства международной ответственности, которое, несомненно, развилось, если бы они жили в близком соседстве с другими сильными народами, и к тому, что в течение полустолетия (до Гражданской войны. - Ю. М.) они захватывали ближайшие к ним земли любым способом, который казался им наиболее подходящим... Все, что требовалось от флибустьера, - это успех"¹³ . И подобная мораль, основанная на принципе "сила является правом", довольно прочно вошла в сознание многих американцев.

К середине XIX в. наряду с латиноамериканским растущее значе-

¹² A Compilation of the Messages and Papers of the Presidents, 1789 - 1897. Vol. I - X. Washington. 1896 - 1899. Vol. II, pp. 218 - 220.

¹³ The Shaping of American Diplomacy, p. 267.

стр. 9

ние приобретает тихоокеанское направление внешней политики США. По мере освоения американского континента капиталы, товары, предприимчивость, сила и экспансионистские настроения американской буржуазии искали себе все новые арены применения, в том числе и за океанами, омывавшими страну. Однако за Атлантическим океаном лежала Европа (и колонизуемая ею Африка), куда активное вторжение было пока затруднено как по морально-юридическим (принцип невмешательства США в европейские дела), так и по более существенным материальным причинам (значительный перевес сил во всех областях в атлантическом и индийском бассейнах сохранялся за великими державами Европы). Тихий же океан и Дальний Восток представлялись еще малоосвоенными "жизненными пространствами", борьба за которые между капиталистическими державами только разворачивалась.

Одним из наиболее колоритных американских первооткрывателей Дальнего Востока, ярым проповедником и одновременно проводником экспансии США на Тихом океане с помощью силы стал М. К. Перри, командовавший эскадрой "черных фрегатов", которая в 1853 г. подошла к берегам Японии, чтобы заставить ее под дулами орудий "открыть" свои порты и рынки для американской торговли. Аналогичным образом Перри намеревался "открыть" всю Азию. Он советовал правительству поспешить, в частности, с захватом Тайваня, используя который "можно будет наладить американскую торговлю с Китаем, Японией, Рюкю, Кохинхиной (Вьетнамом. - Ю. М.), Камбоджей, Сиамом (Таиландом. - Ю. М. ), Филиппинами и островами, находящимися в соседних морях, а при наличии "достаточного количества военных кораблей" - и "командовать над портами Китая". Для Америки, по мнению Перри, уже "пришло время занять такую позицию на Востоке, которая даст возможность азиатским народам почувствовать силу и влияние Соединенных Штатов"¹⁴ . Он грозил, впрочем, не только "безбожным нецивилизованным туземцам" Азии, но и конкурентам США, в первую очередь Великобритании и России. Он призывал "опередить" эти страны в развертывании военно-морских сил, захвате баз, колоний на Тихом океане и т. д.

Формирование американской империалистической идеологии и политики силы. Конец XIX - начало XX в. - рубеж перехода от капитализма свободной конкуренции к монополистическому ознаменовался рядом важных изменений. Главными из них были выход США на первое место в мире по объему и темпам промышленного и сельскохозяйственного производства, концентрации и централизации капитала, образование могущественных трестов, быстрое развитие бюрократического аппарата и милитаризма, переход от в основном континентального к всемирному этапу экспансии, к самому активному участию в борьбе за раздел и передел мира, за мировое господство. Не случайно именно США организовали и развязали в 1898 г. первую в истории империалистическую войну против Испании за захват ее колоний.

На формирование империалистической идеологии и политики США наложили отпечаток не только внутренние истоки и традиции, но и обстоятельства международной обстановки конца XIX - начала XX в.: завершение территориального раздела мира между главными, в основном европейскими, колониальными державами; борьба за экономический раздел мира; неравномерность экономического и политического развития капиталистических государств; подготовка войн за передел мира в соответствии с новым соотношением сил между ними; расцвет геополитических и других псевдонаучных теорий, претендующих на "обоснование" силовых отношений в мировой политике. Любящие обыч-

¹⁴ Цит. по: Dulles F. R. America in the Pacific. Boston. 1938, p. 72.

стр. 10

но ссылаться на свою "исключительность", на свое "миролюбие" и "демократизм", американские империалисты, как это показывает исторический опыт, быстро и до конца усвоили "сущность международных отношений при капитализме, открытый грабеж слабого"¹⁵ .

В основе бурного роста империалистической идеологии и политики США лежало прежде всего откровенное преклонение перед "новой силой" Америки, выражавшейся в невиданных ранее для капитализма темпах роста и миграции населения, масштабах производства, строительства железных дорог, накопления золота и т. д. Оценка или, вернее, серьезная переоценка экономического потенциала США в качестве основы их силы служила, как правило, отправным пунктом для апологетов американского капитализма к выдвижению самых фантастических и авантюристических проектов. Убеждение в том, что внешнеэкономическая экспансия сама по себе является одновременно и целью и средством своего собственного успеха, получило широкое распространение в США. Но вместе с тем сторонники "дипломатии канонерок", т. е. чисто военной силы, наряду с апологетами "дипломатии доллара" заняли ведущее место в формировании империалистической идеологии и политики США.

Уже в 1880 г. председатель комитета по морским делам палаты представителей У. С. Уайтфорн пытался обосновать теорию, будто "единственным стоящим внимания и наглядным уроком в истории тех держав, которые достигли высшей ступени в господстве, силе и цивилизации, является то, что они больше всего преуспевали в богатстве и процветании тогда, когда обладали могучим военным и торговым флотом". Конгрессмен Ф. Хичкок выдвинул требование, ставшее неизменным лозунгом американских империалистов, чтобы флот США не уступал по своей силе ни одному другому флоту в мире. Сенатор Дж. Т. Морган, член сенатского комитета по иностранным делам, выступил за создание уже в то время четырех флотов - Атлантического, Тихоокеанского, Карибского и на Великих Озерах. Сенатор Г. Х. Ридебергер был готов строить военные корабли "до последнего доллара в казначействе США"¹⁶ .

Наиболее авторитетным и известным апологетом использования морской силы в качестве важнейшего орудия американской экспансии в конце XIX в. стал адмирал А. Т. Мэхэн. Изложенные в его трудах¹⁷ и записках взгляды на роль силы, и прежде всего военно-морской, в истории отдельных стран и всей системы международных отношений, его конкретные предложения по осуществлению американских экспансионистских устремлений сыграли значительную роль в последующих акциях США на мировой арене, в дальнейшем распространении в стране культа силы, шовинизма, англосаксонского расизма, "жажды величия", насилия и захватов. Ссылаясь на пример Великобритании, Мэхэн утверждал, что без могущественного флота ни одна страна не может называться великой державой и оказывать должное влияние на мировую политику, что только тот, "кто владеет морем, владеет и всем миром", и требовал, чтобы США немедленно занялись созданием сильнейшего в мире флота. Мэхэн подчеркивал также "необходимость" обеспечения за США господствующих стратегических позиций на морях, и в первую очередь строительства под их единоличным контролем канала между Тихим и Атлантическим океанами. Если превращение Карибского бассейна во "внутреннее море" США наряду с захватом Вест-Индии и Гавайских островов должно было предшествовать их борьбе за господство над Тихим океаном, то утверждение такого господства,

¹⁵ Ленин В. И. ПСС. Т. 20, с. 245.

¹⁶ The Shaping of American Diplomacy, pp. 340 - 343.

⁵⁷ См. Mahan A. The Interest of America in Sea Power. Boston. 1897.

стр. 11

по мнению Мэхэна, явилось бы решающим шагом к установлению мировой гегемонии США.

США по величине и силе своего военного флота передвинулись с 12-го на 3-е место в мире. К этому времени они "незаметно" установили свою юрисдикцию над более чем 50 небольшими островами, разбросанными на просторах Тихого океана и могущими служить опорными базами для быстрорастущей американской морской силы (в их числе были о-ва Уэйк, Эндербери, Галледо, Пальмира и др.).

В период вступления США в эпоху империализма появилось множество теорий, как заимствованных у других, "более опытных", капиталистических держав, так и "оригинальных", которые должны были обосновать необходимость активного участия Америки во всемирной борьбе за "выживание" и силу, за раздел и передел мира в свою пользу, за мировое господство. Важными аргументами в пользу наращивания и использования в этой борьбе военной мощи США стали социал-дарвинистские утверждения о всеобщей ббрьбе за существование и выживание сильнейших, мнимонаучные биологические тезисы о злой природе и врожденной агрессивности человека, псевдофилософские рассуждения об "ответственности" сильных рас и наций за прогресс человечества и судьбы цивилизации, за приобщение к ее благам "туземных" народов, за поддержание мирового порядка и т. д.

Силовой, экспансионистский империалистический "бум" в США на рубеже XIX - XX вв. нашел широкое отражение в литературе и прессе того времени. "Очевидно, - писала одна из американских газет, - к нам пришло новое сознание - сознание нашей силы, а вместе с ним и новый аппетит - стремление показать силу. Его можно сравнить с тем действием, которое оказывает на хищника вкус крови... Честолюбие, выгоды, земельный голод, гордость, радость борьбы, какой бы она ни была, - все это дает нам новые ощущения... Наш народ ощущает жажду захватов, подобную той жажде крови, которая царит в джунглях. Это значит, что будет проводиться империалистическая политика и что обновленная республика займет подобающее ей место среди вооруженных наций"¹⁸ .

Развязанная Вашингтоном война даже с таким слабым противником, как испанская монархия, кровавое подавление борьбы кубинского и филиппинского народов за свою национальную независимость и прогресс - с одной стороны, а с другой - противодействие экспансионистским устремлениям США других великих держав, а также "последних могикан" буржуазного пацифизма - все это показало, что планы создания всемирной империи с помощью силы, прежде всего военной, соответствуют больше "мечтам", чем реальным возможностям американского империализма конца XIX - начала XX века. Поэтому правительство, конгресс, деловые и военные круги США вынуждены были использовать "мирные средства", "ограниченное насилие", методы "локальной" экспансии, игру на противоречиях в ожидании взаимного ослабления других империалистических держав, приобретение отдельных плацдармов для будущих действий, наращивание и подготовку своих вооружений и вооруженных сил к новым войнам.

Широко используя экономическую, идейно-политическую, дипломатическую, миссионерскую и прочую активность, Вашингтон тем не менее рассматривал военную силу как наиболее эффективное, "конечное" средство для достижения своих империалистических целей и неизменно прибегал к ее использованию в тех случаях, когда, по его мнению, для этого существовали благоприятные условия и шансы на успех. Так, с наступлением XX века провозглашенная президентом Т. Рузвельтом политика "большой дубинки", открытого вмешательства с исполь-

¹⁸ Цит. по: Weinberg A. Op. cit., p. 278.

стр. 12

зованием силы во внутренние дела других стран стала официальной нормой во взаимоотношениях США с государствами Центральной, а подчас и Южной Америки. Т. Рузвельт, в частности, сделал очередное "дополнение" к доктрине Монро, согласно которому США односторонне брали на себя функцию не только "защитника" латиноамериканских стран, но и гаранта выполнения международных, в частности долговых, обязательств этих стран, установления "опеки" над их финансами, торговлей, таможнями, поддержания в них "внутреннего порядка" и т. п.

Американский империализм открыто брал на себя роль "полицейской силы" для того, чтобы "регулировать" в соответствии со своими интересами и правилами как внешнеполитические (не только с США, но и с Западной Европой, друг с другом), так и внутриполитические дела латиноамериканских государств. "Хронический беспорядок или бессилие, в результате которых происходит общее ослабление уз, связывающих цивилизованное общество, - заявил Т. Рузвельт в своем обращении к конгрессу в декабре 1904 г., - могут в Америке (Латинской. - Ю. М.), как и повсюду, в конечном счете потребовать вмешательства какого-либо цивилизованного государства, и в Западном полушарии приверженность США к доктрине Монро может вынудить их, помимо своего желания, в вопиющих случаях, вызванных такими беспорядками или бессилием, сыграть роль международной полицейской силы"¹⁹ .

Правительство Т. Рузвельта не только говорило о "большой дубинке", но и подготовляло и применяло ее. Именно при нем военно-морской флот США вышел, хотя и временно, по своей мощи на второе место в мире и заявил претензии на первое²⁰ . К тому же периоду следует отнести и начало формирования теснейшего союза, слияния интересов и деятельности американских монополистов и милитаристов, ставшего после двух мировых войн одним из самых зловещих комплексов в истории США и всего человечества. В 1904 г. в США была создана Морская лига. Среди ее основателей наряду с отставными адмиралами и офицерами были Дж. П. Морган, Дж. Вестингауз, полковник Р. Н. Томпсон ("Интернэшнл никел"), В. Ф. Трэси ("Карнеги стил"), Ч. Шваб ("Бетлехем стил"), директора "Юнайтед стейтс стил", "Энджин билдинг компани", "Электрик боут компани" и другие виднейшие представители "делового мира". "Вот кому выгодно раздувание шовинизма, болтовня о "патриотизме" (пушечном патриотизме), о защите культуры (орудиями истребления культуры) и так далее!" - писал В. И. Ленин²¹ .

Морская лига сыграла большую роль в дальнейшем насаждении и распространении в США идеологии и практики милитаризма, теорий о "выгоде" якобы для всех слоев населения страны политики силы и экспансии, гонки вооружений и подготовки войн. Выполняя свою главную задачу содействия созданию "большого американского флота", лига стала одним из инициаторов "регулярного раздувания военной паники как раз перед рассмотрением очередного законопроекта о выделении ассигнований на флот"²² , тактики, до сих пор регулярно (и не безуспешно!) используемой американскими "ястребами". Возрастающее применение военно-морской силы США - флота и морской пехоты - в отношениях со странами Латинской Америки свидетельствовало о росте влияния Морской лиги и подобных ей организаций в Вашингтоне. Касаясь латиноамериканской политики президента У. Тафта, официально

¹⁹ The Evolution of Our Latin-American Policy. A Documentary Record. N. Y. 1950, p. 362.

²⁰ Mitchell D. W. History of the Modern American Navy. From 1883 through Pearl Habor. N. Y. 1946, pp. 129, 134 - 135.

²¹ Ленин В. И. ПСС. Т. 23, с. 62.

²² Mitchell D. W. Op cit., pp. 136 - 137, 133.

стр. 13

провозгласившего "мирную дипломатию доллара" и заявлявшего, что он намерен "долларами заменить пули", известней американский историк А. Уайтекер иронически отмечал: "Временами казалось, что Тафт и Нокс старались заменить пули броненосцами (!), во всяком случае, "дипломатия канонерок" была одной из наиболее успешных фаз их дипломатии доллара в Южной Америке"²³ .

По мере роста американской военной силы и опоры на нее при проведении империалистической политики, правящие круги США старательно оттачивали технику и тактику использования этой силы на международной арене, особенно в связи с продолжающейся оппозицией пацифистских демократических группировок, противников роста государственных расходов, систематическим противодействием иностранных конкурентов, а главное - растущим сопротивлением со стороны национально-освободительных, революционных народных движений, отстаивающих свободу своих стран от посягательств американского империализма. Белый дом, госдепартамент, военное руководство США не только старались скрыть подлинный характер своих империалистических, милитаристских действий, но и вообще часто пытались осуществлять их "явочным порядком", тайно, без "лишнего шума", не информируя общественность и конгресс о демонстрациях силы, "полицейских операциях", интервенционистских акциях, "присоединении" или "временной" оккупации чужих территорий и т. п. "Ограниченные (!) войны подчас должны были вестись согласно президентскому приказу министерству флота, - констатировали супруги Бэрд. - И, однако, ни в одном случае заинтересованные партии не чувствовали себя принужденными обращаться к той статье конституции, которая предоставляет полномочия на объявление войны конгрессу США"²⁴ .

Сочетая, таким образом, усиленную идеологическую обработку, "развращение" американского народа в духе джингоизма, насилие с тактикой "успокоения", "обхода" оппозиционных тенденций, обмана, фактического отстранения его от участия в решении важных военно-политических вопросов, правящие круги США развивали теорию и практику открытого и скрытого использования силы, декларирования и "необъявленных" войн для достижения своих империалистических целей.

Вступление США в борьбу за мировое господство. Приход к власти в Вашингтоне очередной администрации не менял характера и сущности выдвигаемых экспансионистских доктрин и лозунгов, всей внешней политики "самого свежего" и "самого сильного", по определению Ленина, американского империализма²⁵ . "Либералу" и "идеалисту" В. Вильсону были не меньше, а возможно, еще больше присущи "мечты" о мировом господстве США, чем "откровенному империалисту" Т. Рузвельту, хотя он предпочитал формулировать их несколько иначе, "стыдливо" прикрывать напыщенной демократической фразеологией.

Однако от достижения подобной цели США оставались по-прежнему весьма далеки. Даже в Латинской Америке - в Мексике, в республиках Карибского моря - американским интервентам не хватало силы для "наведения порядка", полного подчинения этого региона своему господству. Американской дипломатии не удавалось также сколько-нибудь широко "открыть двери" для монополий США в Азии и Африке, где хозяйничали великие европейские колониальные державы. Несмотря на свою колоссальную экономическую и растущую военную силу, США еще серьезно уступали другим империалистическим державам в военно-стратегическом и политико- дипломатическом отношении. Поэто-

²³ Цит. по: The Shaping of American Diplomacy, p. 739.

²⁴ Beard Ch. A., Beard M. R. Op. cit. Vol. II, p. 502.

²⁵ Ленин В. И. ПСС. Т. 37, с. 48.

стр. 14

му американский империализм с особым вниманием отнесся к назреванию и развязыванию первой мировой войны, которую большинство его руководителей быстро оценило как благоприятную возможность для реализации мечты о мировом господстве прежде всего на путях использования классического принципа теории силы - взаимного ослабления противников при относительном и абсолютном увеличении собственной силы.

Внимательно следя за ходом событий и борьбы в Европе с тем, чтобы не допустить нежелательного для себя ее поворота и исхода (полной победы одной из сторон, особенно Тройственного союза), правящие круги США в то же время начали всестороннюю подготовку решающего вмешательства в мировую политику и навязывания остальным державам собственного "посредничества" и условий мира, а в случае необходимости и вступления в определенный момент в войну со "свежей и подавляющей" силой. Еще за три года до выстрелов в Сараево экс-президент Т. Рузвельт отмечал, что если Великобритании не удастся сохранить надлежащее равновесие сил в Европе, то США будут вынуждены вмешаться для его восстановления. В то же время, продолжал он, "фактически мы сами (т. е. США. - Ю. М.) все больше и больше становимся, благодаря нашей силе и географическому положению, балансиром сил для всего мира"²⁶ .

Используя все возможные выгоды от своего "нейтралитета" на первом этапе войны, американские империалисты вместе с тем усиленно готовились к массированному, вероятнее всего, военному вмешательству в мировую империалистическую схватку. Они раздували в стране кампанию за усиление "национальной обороны" и гонки вооружений, насаждали шовинистические, захватнические устремления, проповедовали "всемирную миссию" США как "спасителя демократии и мира". Уже 1 декабря 1914 г. в США была создана Национальная лига безопасности, которая совместно с уже существовавшими Морской и Армейской лигами развернула активнейшую пропаганду за ликвидацию военного "бессилия", "отставания" Америки от других империалистических держав, за многократное увеличение расходов на ее военную подготовку к участию в первой мировой войне. "Я хочу, - говорил Ленин в своем выступлении перед швейцарскими рабочими в феврале 1916 г., - только привести вам еще пример величайшей и богатейшей страны, а именно Соединенных Штатов Америки. Капиталисты этой страны получают теперь колоссальные прибыли от европейской войны. И они также агитируют за войну. Они говорят, что Америка тоже должна готовиться к участию в войне, сотни миллионов долларов народных денег должны быть выкачаны на новые вооружения, на вооружения без конца"²⁷ .

Объявление "неограниченной" подводной войны Германией, ухудшение экономического и военного положения стран Антанты, наконец, Февральская буржуазно-демократическая революция в России - все это предрешило вопрос о вступлении США в апреле 1917 г. в первую мировую войну с официально провозглашенной целью "спасти мир для демократии". Для "решающего" участия в открытой схватке за мировое господство была создана, мобилизована и пущена в ход огромная сила государственно-монополистического капитализма США - военная, экономическая, техническая, идеологическая. Однако всей этой силы снова оказалось недостаточно, чтобы достигнуть гегемонистских целей, поставленных американским империализмом. США оказались лишь одной из держав-победительниц в первой мировой войне, хотя и получили от

²⁶ Цит. по: Beard Ch. A., Beard M. R. Op. cit. Vol. II, pp. 610 - 611.

²⁷ Ленин В. И. ПСС. Т. 27, с. 233.

стр. 15

нее наибольшие торгово-финансовые "выгоды. Они не смогли продиктовать другим державам Антанты свои условия организации послевоенного мира. Острые противоречия и борьба, развернувшаяся в основном между США, Великобританией, Францией и Японией, вынудили президента Вильсона пойти на такие компромиссы и уступки, которые оказались в конечном счете неприемлемыми для значительной части американских господствующих кругов. Большинство сената отвергло выработанный союзниками проект Лиги наций и участие в ней США.

Но главный, решающий удар по капиталистической системе в целом, по планам послевоенного империалистического передела и устройства мира, по устремлениям американского империализма к мировому господству нанесла Великая Октябрьская социалистическая революция, появление на международной арене Советского государства. Само его существование и политика привели не только к отпадению от капитализма, от его системы межгосударственных отношений значительной части Земного шара, но и к противопоставлению внешнеполитическим доктринам и практике мирового, в том числе американского, империализма принципиально нового типа международных отношений, отвергающего войны, насилие, завоевание и эксплуатацию одних стран другими - слабых более сильными.

Вызов первого в мире социалистического государства капитализму, империалистической системе международных отношений, политике силы был с крайней тревогой и враждой воспринят мировым, и прежде всего американским, империализмом. Его "ответом" на ленинский Декрет о мире явились вильсоновские "14 пунктов", которые были нацелены на осуществление планов мирового господства США, на расчленение Советской России и "освобождение" ее от социализма. Правительство Вильсона выступило одним из главных организаторов и участников открытого вмешательства в гражданскую войну в России на стороне контрреволюции, политики непризнания и изоляции Советской власти, экономической блокады молодой социалистической республики, прямой вооруженной интервенции против нее. Несмотря на крайне тяжелое положение первой в мире страны социализма и неблагоприятное для нее соотношение военно-экономических сил, революционная оборонительная война Советской России против империалистической, в том числе американской, интервенции закончилась полной победой. Правительство Вильсона потерпело свое наиболее серьезное поражение, вызванное переоценкой американской силы и недооценкой потенциала нового социалистического общества.

Своего рода ответной реакцией на результаты участия США в первой мировой войне и антисоветской интервенции, на разочарование в итогах "похода за спасение демократии", на недостаточность тогдашней американской силы для борьбы за передел мира, за мировое господство явилось т. н. возвращение к "изоляционизму". Фактически правящие круги и монополии США пытались скорректировать свою внешнюю политику в соответствии со сложившейся в мире в 20 - 30-е годы ситуацией, не меняя, однако, ни ее империалистических целей, ни силового характера. Под их "изоляционизмом" совершенно отчетливо проступала идеология и политика великодержавного национализма, "американизма", прочно вобравшая в себя и веру в "особую миссию" США, и пренебрежение к другим странам и народам, и намерение считаться в международной жизни только с теми нормами и соглашениями, которые отвечают интересам и не связывают "свободу действий" Америки. Однако и в период расцвета официального "изоляционизма" американский империализм не только "копил" свою силу, но и применял ее там, где это представлялось Вашингтону необходимым и возможным.

Республиканский президент К. Кулидж, повторяя излюбленный

стр. 16

лозунг американских экспансионистов - "флаг следует за торговлей и берет под свою защиту бизнес", сформулировал собственную доктрину, ставшую, в частности, основой интервенционистской политики США в Латинской Америке в 20-е годы и гласившую: "Гражданин (американский! - Ю. М.) и его собственность, даже если они находятся за границей, составляют часть нации и ее владений", и, следовательно, "для уважающего себя правительства (а какое же американское правительство не уважает прежде всего и больше всего самого себя? - Ю. М.) имеются ясные и безусловные обязательства защищать своих граждан и их имущество, где бы они ни находились". Объясняя причины кровавого подавления американскими вооруженными силами национально- освободительного движения под руководством А. Сандино в Никарагуа, военного давления США на Канаду, а также на Мексику и другие латиноамериканские страны, Кулидж говорил: "Наша страна потребляет огромное количество нефти и бензина... Если цены на эти продукты должны удерживаться в разумных пределах,.. то наши граждане (из "Стандарт ойл". - Ю. М.), которые отправляются за границу, чтобы разрабатывать там новые месторождения и увеличивать снабжение, должны пользоваться поощрением и поддержкой нашего правительства. Мы воюем с Никарагуа нисколько не больше, чем полицейский на улице воюет со случайным прохожим. Мы находимся там, чтобы защитить наших граждан и их собственность... Мы взяли на себя миссию отбить охоту к революциям"!²⁸ .

Таким образом, Кулидж (портрет которого повесил у себя в кабинете ньшешний президент США, придя в Белый дом) грубо, но откровенно обнародовал самую прямую связь между "процветанием" американских монополий и эксплуатацией, насильственным ограблением США других стран, их стремлением захватить заграничные источники природных богатств, попытками играть роль международного гегемона и полицейского, силой подавлять национально-освободительную, революционную борьбу народов Латинской Америки и всего мира, связь, лежащую в основе всей внешней и военной политики американского империализма.

США и вторая мировая война. Мировой экономический кризис 1929 - 1933 гг. нанес серьезнейший удар по американскому "процветанию" и силе, по политике "американизации" мира. Резко обострились внутренние и внешние противоречия империализма. Начало японской агрессии в Китае и установление фашистской диктатуры в Германии привели к возникновению двух опасных очагов войны. В результате этих событий внешняя политика Вашингтона к середине 30-х годов стала более маневренной. С одной стороны, правительство президента Ф. Д. Рузвельта пошло на установление дипломатических отношений с СССР, некоторые уступки латиноамериканским странам (политика "доброго соседа"), сближение с Англией и Францией в противовес формирующемуся блоку фашистских агрессоров, осуждение произведенных ими захватов Эфиопии, Австрии и др. С другой - Вашингтон поддерживал мюнхенскую политику попустительства фашистским агрессорам с целью направить их против СССР. В случае же срыва этой политики и конфликта в Европе между двумя империалистическими группировками США собирались использовать их взаимное ослабление для очередного навязывания другим государствам путем посредничества, угроз силой или ее применением того или иного варианта "американского мира".

Одним из первых, причем, пожалуй, наиболее показательных и влиятельных вариантов такого рода был проект "Атлантического сою-

²⁸ The New York Times, 26.IV.1927.

стр. 17

за демократий" во главе с США, изложенный весной 1939 г. в книге американского журналиста и общественного деятеля К. Стрейта, выдержавшей с тех пор десятки изданий. Именно он впервые употребил термин "Североатлантический союз", столь полюбившийся после войны руководителям США. Однако перед войной призыв к созданию такого союза обосновывался не мифами о "советской угрозе" и "обороне свободного мира", как в 1949 г., а откровенными интересами США в установлении мирового господства, слегка замаскированными идеей "Союза демократий". Стрейт также четко сформулировал теоретическую основу политики, получившей после войны название "с позиции силы", но опять-таки без позднейших ссылок на ее "вынужденное" применение в отношении СССР. "Мы не добиваемся, не сможем добиться мира с помощью "равновесия сил", - писал он, внешне полемизируя со взглядами сторонников теории "баланса сил", а на самом деле доводя их до логического конца, - мы сможем получить и получим его путем "неравновесия" сил"²⁹ .

Проповедники "американского мира" обосновывали необходимость самого активного вмешательства США в мировую политику и их руководящей роли в ней несколькими "теоретическими" и "историческими" доводами. Они ссылались прежде всего на "неспособность" других государств поддерживать "мировой порядок", указывали на превращение Америки в ведущую, "самую сильную и жизнеспособную" мировую державу, к тому же являвшуюся образцом "демократии", утверждали, что именно из-за ее "изоляции" от мировых дел другие страны наделали множество "ошибок", приведших к возникновению войны, "угрозы всеобщего хаоса" и т. д. Подобные "теории" должны, были не только замаскировать ответственность американского империализма за межвоенную политику "баланса сил", интервенций, военных приготовлений, помощи и попустительства фашистским агрессорам, в огромной мере способствовавшую развязыванию второй мировой войны. В еще большей степени они были направлены на обоснование "права и обязанности" США отныне и навсегда самовольно взять на себя "заботу" обо всем мире.

Известный американский издатель влиятельных газет и журналов миллионер Г. Люс в своей нашумевшей брошюре, тесно смыкавшейся, по его словам, с работой Стрейта, писал: "Надо искренне признать наш долг и наши возможности как наиболее мощной и жизненной нации на земле и, следовательно, воздействовать на мир всей силой нашего влияния ради достижения тех целей, которые мы считаем достойными, и такими методами, которые нам покажутся подходящими... Подумайте о XX веке. Он наш не только в том смысле, что мы живем в нем, но наш и потому, что это первый век Америки как господствующей силы в мире"³⁰ .

Игнорируя, по существу, все остальные факторы мирового положения, апологеты американского империализма снова и снова обращались к мифу об экономическом, военно-морском и прочем "всесилии" Америки как к руководящему принципу и гаранту обширнейших планов "американского мира". "Страна, которая, подобно колоссу, возвышается над двумя великими океанами, которая владеет половиной мировой промышленной мощи, которая является единственным источником производительного капитала, необходимого для реконструкции мира, и которая скоро станет одной из величайших морских и воздушных сил, - писал один из руководителей "мозгового треста" американского истэблишмента - Совета по международным отношениям, Р. Л. Бюэл, - бесспорно, занимает командные позиции в мире... И с военной, и с эконо-

²⁹ Sreit C. K. Union Now. The Proposal for Inter-Democracy Federal Union. N. Y. 1942, p. 22.

³⁰ Luce H. R. American Century. N. Y. 1941, pp. 22 - 27.

стр. 18

мической точек зрения Америка держит сегодня в своих руках мировой баланс сил"³¹ .

С началом второй мировой войны в США резко усилилась тенденция подходить не только к ведению этой войны, но и к организации послевоенного мира с военно-силовыми категориями, рассматривать жестокие условия военных лет как извечнее законы общества, объявлять силу господствующим элементом в отношениях между государствами, оценивать как утопичные и даже вредные надежды на установление справедливого и прочного мира. Яркое отражение подобные взгляды нашли, например, в книге Г. К. Говарда, за которым стояли Дж. Ф. Даллес, Дж. Муни (представитель "Дженерал моторс" в Европе), генерал-майор Дж. Г. Харборд и другие сторонники политики силы. Страницы этой книги пестрят такими изречениями: мир - "это общество суверенных государств,.. отзывающихся в своих внешних отношениях только на угрозу силы или на настоящее применение силы"; "конечное испытание силы - война"; утверждение о "священном характере международных соглашений - лицемерие"; "дипломатия - это потенциальная война"; "условия будущего мира, как и всех предыдущих, будут определяться соотношением военной силы в конце войны"; "международная пропаганда в пользу всеобщего мира... в своей сущности нереалистична", хотя этой "пропаганде" и удалось "в значительной мере" лишить войну "ее героического и романтического очарования" (!) и т. д.³² .

В то время как советский, английский, американский и другие народы поднимались на борьбу с гитлеровским режимом и всеми его атрибутами, человеконенавистническая, проникнутая агрессивным и расистским духом псевдонаука - геополитика (а вскоре вслед за ней и геббельсовская ложь о "советской угрозе"), являющаяся идейным обоснованием империалистической политики силы и войн, стремления к мировому господству, обрела себе новых поклонников среди влиятельных кругов США. Американский политолог Р. Страус-Хюпе, и поныне выступающий как ярый антикоммунист и поклонник силы, в 1942 г. "раскритиковав" нацистскую интерпретацию геополитики как борьбы "за жизненное пространство", тут же объявил ее "революционной попыткой измерения и использования сил, толкающих к экспансии". По его словам, к рассуждениям шефа гитлеровских геополитиков К. Гаусгофера следовало сделать поправку на "современные технологические достижения, революционизирующие нашу концепцию пространства", и тогда оказывалось, что "технология и география одинаково указывают на Соединенные Штаты как на главный арсенал и базу международных Полицейских сил", призванных организовывать и поддерживать "новый порядок" в мире³³ .

Отправным моментом для "исследований" и выводов американских геополитиков относительно внешней политики США во время и после второй мировой войны служил следующий тезис их главы Н. Спайкмена: "Международное общество - это система, в которой война является инструментом национальной политики, а территория страны - военной базой, с которой государство борется и подготавливается к войне в момент временного перемирия, именуемого миром". Поэтому "в международном обществе допустимы все нормы принуждения, включая разрушительные войны. Это означает, что борьба за силу идентична борьбе за выживание и улучшение относительной позиции силы становится

³¹ Buell R. L. Isolated America. N. Y. 1940, p. 343.

³² Howard G. K. America and a Now World Order. N. Y. 1940, pp. IX, 50, 51, 53, 55, 61, 117 a. o.

33 Strausz-Hupe R. Geopolitics; The Struggle for Space and Power. N. Y. 1942, pp. VIII-X, 193 a. o.

стр. 19

первостепенной целью всей внутренней и внешней политики государства... В конечном счете только силой можно достигнуть внешнеполитических целей. Сила означает выживание, возможность навязывать волю одного другим, способность диктовать свои условия тем, кто не обладает силой, и возможность вырывать уступки у тех, кто слабее"³⁴ . Реакционные американские круги увидели в геополитике самое подходящее идейно-психологическое оружие для обоснования своих великодержавных экспансионистских устремлений, военных и послевоенных планов установления собственного мирового господства.

США позже всех других государств антигитлеровской коалиции стали жертвой нападения агрессоров, они понесли наименьшие потери в годы войны, и на их территории не велись военные действия. И тем не менее американские геополитики раньше и громче всех стали кричать об обеспечении будущей "безопасности" США прежде всего с помощью политики силы и непрерывной гонки вооружений, начали отодвигать границу этой "безопасности" далеко в глубь Европы и Азии, требовать для США "права" руководить делами всего мира, даже не спрашивая мнения тех стран, на территории которых они намеревались после окончания войны создавать свои "оборонительные" военные базы, союзы и т. д.

Американизированная геополитика периода второй мировой войны являлась не просто очередным этапом в длительной эволюции теории "американской силы". Ее авторы и апологеты стали фактически основателями и авангардом того обширного и наиболее влиятельного "силового" направления в американской империалистической идеологии, которое под вывеской "политического реализма" вскоре объединило весьма многочисленных приверженцев доктрин и практики послевоенной политики силы США и которое руководит действиями Вашингтона на международной арене. В основе расцвета геополитики на американской почве в период второй мировой войны лежали как некоторые объективные факторы, так и подчас весьма субъективная трактовка международного и внутреннего положения, целей и возможностей США. Колоссальное увеличение экономического и военного потенциала страны, бурный промышленно-технический прогресс, резкое возрастание экспорта американских товаров, капиталов и вооружений, материально-стратегические интересы американских монополий - все это требовало соответствующего идейно-теоретического осмысления и отражения.

Апологеты "американской силы" и "американского мира" отражали империалистическую реакционную и милитаристскую тенденцию в американской политике, направленную на использование всей мощи США для предотвращения установления мирового господства Германии и захвата его в собственные руки. Как заявил в октябре 1944 г. один из виднейших американских финансистов и политических деятелей, Б. Барух, сыгравший значительную роль в формировании послевоенной американской политики, "благодаря могуществу своих вооруженных сил, своему превосходству в области экономики, своим ресурсам и моральной силе, вытекающей из американского образа жизни, Соединенные Штаты в состоянии утвердить свое руководство миром"³⁵ .

Установки американских геополитиков, как и других апологетов "американской силы" и господства, отравляли атмосферу боевого союза и сотрудничества между участниками антигитлеровской коалиции, противоречили ее официальным целям, декларациям и соглашениям, мешали их скорейшему и полному осуществлению. Пропаганда и протаскивание этих установок в жизнь оказывали серьезное давление и отрица-

³⁴ Spykman N. J. American Strategy and World Politics. The United States and the Balance of Power. N. Y. 1942, pp. 18, 19, 447.

³⁵ The New York Herald Tribune, 18.X.1944.

стр. 20

тельно воздействовали на военную стратегию и политику США. Они создавали внутри страны особый "микроклимат", насаждая среди американских граждан искаженные представления о характере второй мировой войны., о сущности современных международных отношений, о роли в них силы и т. п. Наконец, приверженцы "американской силы" и "мира", атлантизма, геополитики и других империалистических теорий идейно-политически и материально подготовляли крутой послевоенный поворот США к глобальной экспансионистской и реакционной силовой политике.

Разделявший взгляды американских геополитиков небезызвестный Дж. Форрестол, назначенный в мае 1944 г. министром флота США, ввел в официальную программу обучения военно-морскому делу в университетах и колледжах специальный курс "Основы национальной силы", построенный на утверждении, что "природа и распределение политической силы между государствами представляют собой предмет первостепенной важности при любом обсуждении международных отношений или американской внешней политики". Он же возглавил кампанию военно-морских кругов США за передачу после завершения войны под полный американский контроль т. н. мандатных и других островов в Тихом океане, имеющих "жизненно важное значение в качестве будущих стратегических баз", за введение "постоянной системы обязательной воинской службы" и т. д.³⁶ .

В годы второй мировой войны произошло не только дальнейшее развитие теории "американской силы", дополненной догмами геополитики, но и значительно расширился ее материально-технический социально- экономический и классовый базис. Реализации этой теории на практике, использования силы, прежде всего военной, для достижения господства США над миром, разрыва с политикой сотрудничества стран антигитлеровской коалиции и перехода к откровенно экспансионистско-милитаристскому курсу добивались чрезвычайно разросшиеся и обогатившиеся на военном бизнесе монополистические, военно-бюрократические, реакционно-шовинистические круги США.

Очень скоро после окончания второй мировой войны силовая тенденция в американском обществе и политике достигла своего апогея. Она нашла яркое выражение в откровенных притязаниях американского империализма на мировое лидерство, в официальных провозглашениях доктрин и политики силы, в "атомной дипломатии", в курсе на силовую конфронтацию и подготовку войны против Советского Союза, социалистического содружества, национально-освободительных движений, за установление Pax Americana. И наряду с глобальными экспансионистскими устремлениями современного государственно-монополистического капитализма США большую роль в упорной приверженности правящей элиты и значительной части населения страны к идеологии и политике силы играют давние силовые традиции Америки, усиленно культивируемые шовинистически и воинствующе настроенными реакционно-милитаристскими кругами США.

"Мы должны строить мир на силе. Мир будет прочным, только если мы будем сильными"³⁷ - такими словами неоднократно определял президент Р. Рейган свою внешнеполитическую программу. Такими же выражениями пестрят и многочисленные выступления государственного секретаря Дж. Шульца, министра обороны К. Уайнбергера и других высокопоставленных деятелей США. "Положения относительно военной мощи и интервенционистских методов были подтверждены как часть национальной политики, базирующейся на триаде глобализма, антикоммунизма и сдерживания, - суммируют свою оценку военно-политических

³⁶ The Forrestal Diaries. N. Y. 1951, pp. 6 - 9.

³⁷ Мельников Ю. М. Ук. соч., с. 337.

стр. 21

установок нынешней администрации США американские ученые Ч. Кегли и Е. Виткопф. - Сила приносит мир, мощь дает влияние, превосходство в огневой мощности позволяет как устрашать, так и принуждать,.. политические проблемы податливы военным решениям. Естественные выводы из этого, - подчеркивают они, - включают в себя веру в то, что превосходящая огневая мощь обеспечивает победу в войне, что вооружения, поставленные союзнику, гарантируют его послушную лояльность, что распространение оружия поддерживает международную стабильность и что цена военной подготовленности никогда не бывает слишком высокой"³⁸ .

Администрация Рейгана не только "обновляет" традиционные догматы геополитики и доктрины американской силы. Она материализует их в сотнях и тысячах миллиардов долларов военных расходов, в новых системах стратегических вооружений, разработке космического оружия, наращивании и использовании оснащенных самыми современными орудиями войны обычных вооруженных сил и частей "специального назначения". Она воплощает их в вооруженные интервенции в Ливане, вторжение на Гренаду, бомбардировки Ливии, необъявленную войну против Никарагуа и т. д. Всячески подавляя и извращая подлинно прогрессивные и освободительно-демократические традиции и идеи в американском обществе, администрация Рейгана все еще делает ставку на становящиеся все большим анахронизмом доктрине антикоммунизма, "американского века" и силы. Однако ныне более чем когда- либо это бесперспективная и опасная ставка.

Поистине помешавшиеся на гонке вооружений и догматах силы правые милитаристские группировки в США, представляющие мощный военно- промышленный комплекс, стараются "не допустить, чтобы оскудел поток наживы на производстве оружия; обеспечить США военное превосходство; попытаться измотать Советский Союз экономически, ослабить политически; и, в конечном счете, - подчеркнул М. С. Горбачев, - обеспечить командные позиции в мире, осуществить давние имперские амбиции... Отсюда и внешняя политика, которая при всех ее извивах и словесных облачениях по-прежнему строится на опасных заблуждениях, на недооценке Советского Союза, других социалистических стран, освободившихся государств и на переоценке своих возможностей"³⁹ . Но подобная политика терпит один провал за другим. Она встречает все большее осуждение и сопротивление со стороны народов мира, правительств многих государств, ООН и других международных организаций. Основанная на старых и опасных представлениях и иллюзиях, эта политика все больше расходится с объективной реальностью, с основными тенденциями развития современного мира, с новым мышлением, к которому приходит сегодня человечество.

³⁸ Orbis, Spring 1982, vol. 26, N 1, pp. 232, 235.

³⁹ Правда, 19.VIII.1986.

Постоянный адрес данной публикации: