В. NAARDEN. Socialist Europe and Revolutionary Russia: Perception and Prejudice 1848 - 7923. Cambridge. Cambridge University Press. 1992. 595 p.

Бруно Наарден - специалист по русской истории и советологии, директор Института восточноевропейских и российских исследований Амстердамского университета. Эта книга, подчеркивает он, выходит в свет в условиях окончания "холодной войны" и нормализации отношений между Востоком и За-

стр. 158

падом, когда снимается острота противостояния систем и идеологий. Наарден видит свою цель в том, чтобы способствовать преодолению сложившихся стереотипов в восприятии России в Западной Европе, рассмотреть "русский вопрос" и его роль в западном рабочем движении в историческом контексте.

Период, исследуемый автором, датирован 1848 - 1923 годами. Начальная дата не требует обоснования. Сложнее обстоит дело со второй. Автор имеет в виду смерть Ю. О. Мартова в 1923 г. (и В. И. Ленина в январе 1924 г.), полагая, что эти события означали окончание определенного периода в отношениях между социалистами Европы и революционной Россией в связи с изменениями как сущности рабочего движения на Западе, так и в российском социалистическом движении. У русского читателя подобная периодизация может вызвать некоторые сомнения, как и хронологическая структура, принятая автором при изложении. Во многом этот подход связан с поставленными Наарденом задачами. Так или иначе, но это обстоятельство придает монографии некоторую публицистичность. Автор использовал архивные материалы, обширную прессу, другие источники и литературу.

Девять глав монографии можно сгруппировать по трем проблемам: марксизм и становление социал-демократии в России; Европа и российская социал-демократия в начале XX в.; период после Октября 1917 года. Главными и наиболее полно освещенными являются сюжеты, связанные с дебатами в Интернационале, конгрессы которого представлены как своеобразные вехи, отмечающие этапы в развитии социалистической идеи. Другая, значительно более разнообразная и разнородная группа вопросов теснейшим образом связана с полемикой между конкретными представителями социалистических партий (например, меньшевиками и большевиками). Впрочем некоторые сюжеты выглядят случайными и несущественными. Очевидно, обращение к ним связано с уровнем осведомленности о русской истории зарубежного читателя.

Разбирая "представления в Западной Европе о России", автор обращается к "предыстории" вопроса. Однако, заявляя о своем стремлении изменить стереотип отношения к России, сложившийся в паневропейской историографии, Наарден сам исключает Россию из Европы, противопоставляет первую второй. До XVI - XVII веков России, по словам автора, практически не была известна Европе. Русских путали с монголо-татарами и турками. А когда эта страна "была обнаружена", то предстала перед Европой как "частично или совершенно азиатская страна с абсолютно варварскими манерами и обычаями" (с. 16). Такое восприятие России и стало первым, выделенным автором стереотипом, сохраняющимся по его мнению, до сих пор. После 1700 г. нельзя было уже не признавать Россию "как полноправного члена европейского сообщества государств" (с. 19), хотя прежние представления о России укрепились еще больше. В дальнейшем в различных европейских государствах отношение к России складывалось по-разному, но в целом для XVIII - первой половины XIX века характерна "европейская русофобия" (с. 29), что иногда выражалось в "причудливых формах" (с. 29) - например, убийстве А. фон Коцебу в 1819 г. немецким студентом К. Зандом и т. д. Одной из причин русофобии было представление о России как о противнике свободомыслия и революционности. Не случайно большое место в книге занимает анализ отношений России и Франции конца XVIII - начала XIX веков.

После Крымской войны, по мнению автора, отношение к России начинает меняться. Еще не изжита русофобия (Ницше), но уже начинают проявляться симпатии к русским. После 1900 г. английские и французские либералы и социалисты, сохраняя предубеждение против России, в то же время отдают должное героизму русских революционеров. И все же никто так и не попытался лучше понять Россию, которую воспринимали не иначе как варварскую, реакционную силу. И только революции 1905 - 1917 годов породили в Европе новые тенденции.

Затем автор переходит к анализу отношений между русскими и европейскими социалистами в период с 40-х годов XIX в. до 1890 года (контакты Маркса и Энгельса с русскими эмигрантами, деятельность Первого Интернационала, Маркс и народничество, терроризм в России). Почти все сюжеты, рассматриваемые автором, достаточно хорошо изучены. Исходя из своей концепции относительно европейского стереотипа отношения к России, Наарден довольно подробно описывает неприязнь Маркса к русским революционерам (А. И. Герцену, М. А. Бакунину, чернопередельцам и Г. В. Плеханову).

Анализируя полемику Маркса и народников, автор использует марксовы письма, "не предназначенные к публикации" (в большинстве своем они известны русскому читателю). Наарден подводит читателя к выводу, что Маркс, сначала считавший ситуацию в России близкой к германской, наконец понял, что у России свой путь развития, и возможно не так уже безосновательны были поиски истоков социализма в крестьянской общине.

Подробно рассказано в книге о борьбе русских социал-демократов за признание их западными коллегами. Но наличие нескольких партий социалистической ориентации, не только не желавших блокироваться, но демонстративно ссорившихся друг с другом, затрудняло восприятие российских социалистов европейцами. Сказывалось и воздействие так и непреодоленного стереотипа в отношении России (с. 60).

Русские социал-демократы очень остро ощущали нежелание воспринимать их как равноправного партнера (с. 93). Тем не менее, Лондонский конгресс II Интернационала в 1896 г. впервые допустил

стр. 159

"возможность русской социал-демократии" (с. 100). А уже на Амстердамском конгрессе 1904 г. "Виктор Адлер... предложил дать России 3 или 4 мандата вместо обычных 2" (с. 153). По мнению Наардена, причинами такой перемены в отношении европейских партий к русским социалистам были деятельность "Искры", дискуссии Ленина с его политическими оппонентами, а также успешные террористические акты эсеров. Но. несмотря на это признание, российские социал- демократы со своими спорами и ссорами все же не нашли должного понимания в Европе, где социалистические партии уже прошли период становления. Европейцы "готовы были помочь русским социал-демократам практически, но гораздо меньше были склонны долго их слушать" (с. 114).

Автор подробно излагает борьбу Ленина и Плеханова с экономизмом и бернштейнианством, разногласия меньшевиков и большевиков, позиции польской социал-демократами, эсеров и т.д. Интересно сравнение этапов становления европейских и русской социал-демократических партий. По словам Наардена, большинство российских социал-демократов склонно было увлекаться марксистской фразеологией. "Марксизм был такой абстрактной, запутанной, темной теорией, преисполненной магически звучащими концепциями, что ее правдивость или лживость с трудом могла бы проявиться" (с. 90), замечает он.

Революцию 1905 г. в России автор трактует как проигранную социалистическую или не удавшуюся буржуазно-демократическую. Однако развитие самих революционных событий рассмотрено автором весьма поверхностно. Он не комментирует требования демонстрантов 9 января 1905г., как и отношение различных партий к шествию, хотя и признает, что "эхо Кровавого воскресенья откликнулось по всему миру" (с. 161).

Интересно замечание Наардена, что "среди европейских социалистических партий нельзя было уже найти никого, кто хотел бы использовать ножи и бомбы в классовой борьбе. Но в то же время никто не был принципиально против использования таких мер где-нибудь в мире" (с. 166). Поэтому террор, развернутый эсерами в России как раз в 1905 г., воспринимался европейским обывателем с симпатией и даже энтузиазмом, как метод борьбы, присущий варварской стране, где не срабатывают "гуманные" средства - парламентская борьба, всеобщие стачки и т. д. К тому же "ни до, ни после 1905 г. русские социалисты не видели во всеобщей забастовке свою главную цепь" (с. 195).

Период 1906 - 1918 гг. автор также рассматривает с точки зрения развития социалистической идеи в Западной Европе и в России. Круг вопросов, затронутых здесь, довольно широк- события 1906 г. в России и реакция на них европейских социалистов; представительство социалистов в Государственной думе, "ссоры и скандалы" внутри социалистических партий (в основном между большевиками и меньшевиками), Азеф и другие провокаторы, центристы, и, наконец, влияние первой мировой войны на взаимоотношения русских и западноевропейских социалистов. 1917 год выделяется, как поворотный момент в истории социализма.

Развитие драматических событий в "советский период" не интересует автора само по себе. Его занимают исключительно особенности развития социалистической мысли. Ключом к пониманию критериев отбора рассматриваемых в книге сюжетов служит авторская концепция, согласно которой особенно негативное отношение Европы к России, как державе агрессивной, представляющей угрозу, приходится на 1815, 1918 и 1945 годы. Европейцы реагировали на революцию в России, по мнению автора, удивительно истерически. Исключение составляли небольшие группы практически никому не известных экстремистски настроенных молодых специалистов, которые призывали к революции в их собственных странах (с. 295 - 296). Они-то и составили ядро Коммунистического интернационала.

Революция в России, отмечает автор, показала действенность именно тех методов борьбы, которые отвергало большинство европейских социал-демократов; к тому же в ходе октябрьских событий 1917 года победу одержала та часть российской социал-демократии, которая выступала под лозунгом диктатуры пролетариата, отвергаемым большинством европейских социалистов. Еще в эмиграции Ленину пришлось столкнуться с отрицательным отношением части "старых" социалистов к себе и своим взглядам. В 1918 - 1920 гг. полемика продолжалась. Шло дальнейшее размежевание внутри социалистических движений, развернулась открытая борьба между "социалистами" и "коммунистами".

Наарден анализирует полемику по этим вопросам между Лениным и "ренегатом" Каутским, и другими европейскими социалистами. По мнению Наардена, одной из причин поражения меньшевиков было долгое отсутствие Мартова в России. Последнего он характеризует как главного идеолога центризма, и более "верного марксиста", нежели Ленин (с. 381). Во всяком случае европейские социалисты отнеслись к Мартову, более серьезно, чем к Ленину. Второй раунд борьбы "между социалистической оппозицией и коммунистическим режимом был менее театрален, но не менее важен" (с. 397), утверждает Наарден. Он развернулся на втором конгрессе Коминтерна и закончился не столько победой большевиков, сколько отъездом Мартова.

Следующие сюжеты, вошедшие в книгу, касаются событий 1920 - 1921 и 1921 - 1923 годов. Автор останавливается на полемике Мартова с Зиновьевым (с. 415). Мартов питал иллюзии насчет отношения европейских социалистических партий к большевикам, считая, что их подход к России строится только на незнании фактов, и что "правда о России" вот-вот обнаружится. Казалось, идеи Мартова

стр. 160

будут реализованы Международным рабочим союзом социалистических партий (конференция в Вене в феврале 1921 года). Однако меньшевикам не удалось в полной мере выразить свои взгляды на этой конференции (с. 424). Тогда же они обнаружили, как трудно побудить западных социалистов изменить свое мнение о Советской России (с. 428). Автор прослеживает, как изменялись взгляды меньшевиков и их отношения с западными социал-демократами и большевиками в связи с Кронштадтским восстанием и помощью голодающим в России. Введение нэпа было "для меньшевиков и европейских социалистов знаком того, что коммунизм в России провалился" (с. 444).

Последняя группа сюжетов, рассматриваемых в монографии, связана с периодом нэпа. Отношение к России стабилизировалось, хотя отнюдь не стало абсолютно позитивным. Вскоре выяснилось, что "нэп не принес политической свободы" (с. 458). Меньшевики, по словам автора, оказались первыми "политзаключенными Советской России". Отношения между ними и утвердившимся режимом сложились более чем напряженные. Партия меньшевиков постепенно вытеснялась в подполье и теряла своих наиболее деятельных членов (с. 469). Те, кто находился в эмиграции, продолжал бороться против большевизма, но их энтузиазм заметно ослабевал. Они стремились теперь в гораздо большей степени к созданию объединенного фронта. В начале апреля 1922 г. в Берлине противостоящие силы встретились впервые после революции. Но конференция потерпела неудачу. Наарден считает, что "соглашение о дружбе, достигнутое в Рапалло, сделало Россию гораздо менее зависимой от поддержки западных социалистов" (с. 488).

Вскоре после окончания конференции в Берлине легальная оппозиция в самой России прекратила свое существование. Наарден довольно подробно описывает как уничтожались меньшевики. Однако в изложении Наардена террор против меньшевиков показан в отрыве от истории России и рассматривается скорее как крайность идеологического противостояния.

Автор считает, что только, когда все попытки социалистов достичь соглашения с коммунистами потерпели неудачу ("Мартов признал это в одной из последних статей, написанных им перед смертью" - с. 502), начинаются поиски путей для создания нового Интернационала, но без российских социалистов. Меньшевики, присутствовавшие на Гамбургском конгрессе 1923 г., не способны были отключиться от собственных проблем и пытались использовать конгресс как арену борьбы с большевизмом. Некоторые западноевропейские социалисты вообще сомневались в целесообразности выступлений меньшевиков.

Наарден убежден, что европейские социалисты не интересовались ни идейными исканиями русских социалистов в период становления социалистических партий в России; да и в последующем с известным равнодушием и даже досадой следили за жалкими попытками меньшевистской эмиграции взять реванш.

В 1923 г. завершилась, как пишет Наарден, целая эра. Для Европы в 1917 - 1923 гг. закончился период восстаний и революций (с. 515), а в России произошла трансформация коммунистической партии. Возможности развития демократического социализма остались только в Европе. В России же наступает эра сталинизма.

После 1923 г. отношения между социалистической Европой и революционной Россией практически прекращаются. Российский вариант социалистической идеи в конце концов привел к краху не только "революционную Россию", но и, по мнению автора, все страны социалистического лагеря.

Постоянный адрес данной публикации: