Учебное пособие. М.: Московский государственный институт международных отношений (Университет); "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН), 2004, 496 с.
Историография внешней политики России огромна. Сегодня ощущается настоятельная потребность в работе, способной сориентировать широкого читателя в общем потоке исследований по внешней политике России. Этой потребности в определенной степени отвечает учебное пособие д. и. н. проф. В. В. Дегоева.
Автор ставит перед собой задачу, излагая историю внешней политики России периода империи, "синтезировать ключевые историографические идеи таким образом, чтобы оставить читателю возможность самому определить свое отношение к ним" (с. 5). Перед читателями автор выступает в качестве собеседника, используя для беседы стиль "публицистический по преимуществу" (с. 6). В качестве основного критерия или ключевого понятия, позволяющего компактно изложить огромный по масштабам материал, автор избирает понятие "система", оговариваясь при этом, что "вполне осознает его условность применительно к международным отношениям" (с. 4).
Системы и антисистемы существуют как реальные замыслы, концепции, цели и направления реализации политической воли. Автор рисует политические портреты ведущих государственных деятелей XVIII - начала XX вв.: Петра I, Екатерины II, Наполеона I, Александра I, К. Меттерниха, Николая I, Наполеона III, Г. Пальмерстона, О. Бисмарка и других - тех, кто реально создавал, поддерживал, развивал и разрушал системы международных отношений. Оставляя в стороне подробности дипломатической истории, автор удерживает внимание и мысль читателя именно там, где внешняя политика постоянно превращалась в систему, метод или концепцию. Таким путем достигается основная педагогическая задача - дать образец системности мышления в области международных отношений.
Превращение России в великую европейскую державу, появление у нее "западного стиля", употребляя термин О. Шпенглера, было закономерным результатом ее многовековой борьбы за существование. Наилучшим реальным способом застраховаться от европейской экспансии было, превратив всю Европу в зону русского дипломатического действия, "пером и шпагой" добиться того, чтобы отныне ни одна военная или политическая комбинация не могла осуществиться без прямого или косвенного участия России.
Главный международный "секрет" великодержавного самоутверждения России, слом "восточного барьера", объективное условие всех ее успехов в продолжение XVIII в. заключалось как раз в отсутствии в отношениях между европейскими странами единой и всеобъемлющей системы. Одновременное ведение двух коалиционных войн - Северной и за испанское наследство - обнаруживало в Европе как бы две отдельных системы, хотя и связанные между собой. На XVIII в. - время постепенного формирования европейского лидерства пяти великих держав - автор смотрит как бы из XIX в., так же как на допетровскую эпоху - из Нового времени. В качестве издержки можно отметить недостаток учета религиозного фактора как основы национальной и культурно-политической идентичности применительно к мировоззрению средневековья. Но такой взгляд в целом не противоречит главной теме работы. Интуиция Петра I, начертавшего программу России в Восточном вопросе на полтораста лет вперед, опережающий свое время рационализм политической стратегии Екатерины II, идея "баланса сил", опыт "кошмара коалиций" короля Фридриха II и многое другое в следующем столетии действительно станет политическими традициями кабинетов, составит аналитический инструментарий дипломатов, материализуется в структурах ведомств иностранных дел.
Общеевропейская система международных отношений сделалась востребованной не раньше, чем появился вызов в полном смысле слова всей Европе. Французская революция конца XVIII в. породила агрессора такого масштаба, что почти ни одно европейское государство не могло чувствовать себя в безопасности. Венский порядок и стал в полном смысле слова первой такой системой, ибо его изменение теперь не могло не сказаться, так или иначе, на судьбе любой европейской страны. Последовавший за Венским конгрессом беспрецедентно долгий, 38-летний мир в Европе свидетельствует и о том, какой большой вклад внесла Россия в стабильное и гармоничное европейское развитие. В целом именно так распорядилась своей мощью и влиянием императорская Россия для избавления континента от наполеоновской тирании. Тема исторической судьбы и значения Венской системы в истории международных отношений проходит через всю книгу В. В. Дегоева.
Картиной дипломатических маневров императора Александра I и фундаментальных противоречий его политики читателя удивить, пожалуй, трудно. А вот изображение роли Николая I в развитии Венского порядка читателя заинтересует. Автор показывает, как состоялась последовательная и уверенная "прагматизация" идеалистического наследия Александра I, наметилось и утвердилось распределение политической ответственности в рамках системы каждой из великих держав на европейском пространстве, на определенном этапе скорее замедлилось, чем ускорилось развитие русско-британских проти-
стр. 246
воречий. Как справедливо утверждает В. В. Дегоев, благами относительно высокой международной стабильности "охотно пользовались все государства Европы, и прежде всего западные "демократии" (Англия и Франция), не отдавая себе отчета в том, что мирной жизнью они во многом обязаны тому самому консерватизму Петербурга, Вены и Берлина, который возбуждал столько идеологической неприязни у "либерального" Запада. Хотя такой парадокс (если это парадокс) характерен и для последующих международных ситуаций, пожалуй, ни в какое другое время он не был так очевиден, как в период 1815- 1853 гг." (с. 217).
Лорд Г. Пальмерстон, выдающийся британский соперник Николая I, боялся не столько русского царя, сколько того, что мог бы сделать сам на его месте. Нанеся поражение России в Крымской войне, Лондону удалось отбросить Петербург от Черноморских проливов, против своего желания подтолкнув к ускоренному продвижению в Средней Азии, и существенно сократить влияние России в Европе, положив предел сохранению миропорядка, существовавшего с 1815 г. Парижский мир 1856 г. дал России, кроме умаления ее реального политического веса, и подзабытый опыт морально-правового унижения, обдуманно и сознательно осуществленного победителями. Принцип нейтрализации Черного моря означал для нее еще не испытанное до тех пор ограничение суверенитета, закрепленное международно. "Ни одной великой державе, - писал английский историк А. Тейлор, - никогда не навязывалось такое принудительное разоружение, за исключением Пруссии, Наполеоном I в 1807 году. Союзники не стали бы ставить таких условий державе, которую они считали действительно европейской. В сущности, англичане и в меньшей степени французы смотрели на Россию как на полуазиатское государство, по своему уровню развития немного выше Турции и нисколько не выше Китая"1. Так поступили с государством, которое, как минимум, полстолетия упорно стремилось доказать свою искреннюю приверженность общеевропейскому делу. Его ответ в области стратегии внешней политики на широком историческом фоне выглядит адекватным: спокойно и терпеливо выжидая, довести "градус разогрева" европейских противоречий до неспособности (или нежелания) великих держав осуществить какие-либо коллективные санкции против России ради сохранения Крымской системы.
Уместен вопрос: надо ли теперь подыскивать извинения для Александра II и А. М. Горчакова перед теми, кто склонен возлагать на них ответственность за опасные последствия образования Германской империи? Почему русский император и его канцлер должны хотеть быть "европейцами" больше всех? Ведь очевидно, что политическое поведение и Г. Пальмерстона с его стойким желанием видеть Европу без России, и Наполеона III с его страстью играть на грани допустимого риска, да и Бисмарка с его столь же изощренной, сколь и стратегически безнадежной в долгосрочной перспективе дипломатической эквилибристикой объединяла системность и несистемность в одно и то же время. "Долгий мир" так "наскучил" Европе, что для того, чтобы вновь глубоко заинтересоваться его подлинными гарантиями, нужен был ужасающий опыт мировых войн.
В книге В. В. Дегоева ставится, по сути, фундаментальный вопрос и теоретического и практического характера одновременно: как далеко вообще может и должна идти Россия в стремлении брать на себя ответственность за судьбы Европы и мира?
Своей задачей автор считает именно не "закрытие" той или иной научной темы из истории внешней политики Российской империи, а, наоборот, вызов читателя на более острое и принципиальное их обсуждение (с. 4). Чего не испытывает читатель книги В. В. Дегоева, так это недостатка желания поспорить с автором. Означала ли в вопросе режима Черноморских проливов замена Ункяр-Искелесийского договора Лондонской конвенцией 1841 г. неизбежное отступление России на рубежи возможного с минимальными потерями или гармонизацию восточного и западного направлений ее внешней политики с обретением новых благоприятных перспектив? Был ли Берлинский конгресс оптимальным для России разрешением восточного кризиса второй половины 1870-х годов? Так ли уж больше во второй половине ХГХ в. великие державы нуждались в России, чем она в них? Не слишком ли суров автор в своей оценке, содержащей, впрочем, немало новизны, императора Николая II, образу которого в силу ряда объективных причин традиционно "не везет" в нашей научной литературе?
Во всяком случае, в современных работах приводятся весомые доказательства ответственности в гораздо большей степени, чем это до сих пор было принято думать, за конечную катастрофу, постигшую российскую империю в 1917 г., вождей либерального движения и высокопоставленных военных2.
Книга В. В. Дегоева является учебником даже не столько для студентов, сколько для преподавателей. Книга, по существу, подводит итоги той исследовательской парадигмы, которая была заложена в многотомной "Истории дипломатии" - выдающейся работе советских историков, основавших традицию изучения истории внешней политики России.
Новые перспективы открываются при изучении связи внутренней и внешней политики. Причем не
1 Тэйлор А. Дж. П. Борьба за господство в Европе 1848 - 1918 гг. М, 1958, с. 122.
2 См.: Айрапешов О. Р. Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и на революцию (1907 - 1917). М., 2003; Гайда Ф. А. Либеральная оппозиция на путях к власти (1914 - весна 1917 г.). М., 2003.
стр. 247
только применительно к России, но и к ее партнерам и соперникам.
Например, рассмотрение внутренней политики бисмарковской Германии позволяет утверждать, что "железный" канцлер не столько хотел избежать французского реваншизма после 1871 г., сколько был в нем глубоко заинтересован. В условиях укорененности в новообъединенной Германии партикуляристских настроений образ жаждущего войны исторического врага у западных границ был самым популярным объяснением необходимости национального единства.
Другой пример - вопрос о происхождении первой мировой войны, который и в самом деле остается непонятен, если в поисках ответа не выходить за рамки истории дипломатии. Для всех великих держав во второй половине XIX - начале XX вв. характерен рост влияния генеральных штабов на формирование внешней политики. Этот процесс в разных странах шел неодинаково и с разной скоростью. Он имел непосредственное отношение к формированию системы военных блоков. В Германии он привел на определенном этапе к установлению фактически полного и безраздельного контроля военных над дипломатическим ведомством. Авторитет Бисмарка был достаточно высок, чтобы ограничивать влияние генерального штаба во главе с Г. фон Мольтке-старшим. При их преемниках баланс сил постепенно был утрачен.
В целом работа В. В. Дегоева представляет собой своеобразный синтез знаний, накопленных историографией на сегодняшний день относительно роли и места России в истории международных отношений Нового времени.
М. М. Шевченко, кандидат исторических наук, доцент Московского государственного университета
Новые публикации: |
Популярные у читателей: |
Новинки из других стран: |
Контакты редакции | |
О проекте · Новости · Реклама |
Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту) Сохраняя наследие России |