Libmonster ID: RU-15900

[192. Доклад Я. Д. Зевина о Пражской конференции. Окончание]

...Кроме выбиравших на конференцию (не более полутораста членов организации, из 6 районов), в Петербурге имеются еще даже большевистские группы: "Центральная" и, может быть, другие, которые еще не связаны с ПК. То же самое наблюдается в Москве. В К[иеве] организация держится все время. Туда приехал Ларин, агитировал в клубе против партии, говорил о ее вреде и прочее. (Это передавали еще наши е[катеринослав]ские товарищи, которые были в то время в К[иеве])164. В Б[аку] работают вместе большевики с меньшевиками165; К-в166пытался организовать группу "на почве практической работы", но она разлетелась. О положении на Кавказе делал доклад представитель РОК, "по независящим обстоятельствам" получивший -ский мандат167. Специально он остановился на деятельности "Кавказского областного комитета". Припоминая отношение товарища члена РОК и его единомышленников в прошлые годы к этому заслуженному учреждению, я, чтобы не оскорблять последнего, не буду пересказывать все то, что говорил о ней ныне сей товарищ1. По его словам, пресловутая работа на Кавказе, - кроме большевистской, конечно, - один миф, и "нет ни кавказского, ни областного, ни комитета", ни организации с 1000 членов168. Большевистская группа169предлагала "областникам" объединиться на почве признания "Совещания чекистов" и взаимного контроля. Само собою понятно, что те отказались. В Е[катеринославе] ликвидаторы не встречают сочувствия. Партийная работа в е[катеринослав}ских фабрично-заводских районах, как везде, сильно тормозится подозрениями в провокации и доносах и репрессиями со стороны администрации и заводского начальства. Очень часто практикуется двухнедельный срок найма, так что, если себя чем-нибудь проявить, рискуешь моментально быть выброшенным на улицу. Организации мешают также обязательные сверхурочные работы и оторванность цехов друг от друга: между отдельными мастерскими просто поставлены стражники, чтобы не пропускать чужих. Что касается самого города, то здесь в каждом производстве организованы ячейки, представители которых и образуют е-ский коллектив. Пропаганда ведется во всех ячейках.


Окончание. Начало см.: Вопросы истории, 2010, NN 6, 7, 9 - 11; 2011, NN 1 - 3, 5 - 12; 2012, NN 1 - 3.

стр. 3

Мне передавали, что тов. Троцкий в своем парижском реферате назвал е-ский мандат на конференцию недействительным, потому что "влиятельная городская группа" местных работников не принимала участия в выборах. Если это говорилось, то я должен заметить след[ующее]. Указанная группа вовсе не пользуется влиянием среди рабочих; деятельность ее ограничивается распространением "Нашей зари", от которой тов. Троцкий принял ныне приятное приглашение сотрудничать. Для нас же она не "влиятельная", потому что это - группа ликвидаторская. Главари ее раньше хихикали и слышать не хотели о нелегальной социал-демократической работе, говоря, что она "будет на руку только охранным отделениям". Те из них, которые хотели бы вести партийную социал-демократическую работу как в легальной, так и в нелегальной области, всегда могли войти в организацию, о чем этой "влиятельной городской группе" было хорошо известно задолго до выборов на конференцию, и, следовательно, могли принять участие в вопросах, связанных с нею.

Возвращаюсь к отчету. После того как я сделал свой доклад, в котором и развил взгляды Екатеринославской городской организации, и привел принятые ею резолюции, я заметил некоторое недоумение по поводу моего участия в конференции, несмотря на то, что об этом я часто говорил с представителями РОК и отдельными товарищами. Назавтра я подал следующее заявление: "Во избежание дальнейших недоумений заявляю: исходя из вышеуказанных резолюций пославшей меня организации, я, участвуя в этой конференции, снимаю с себя ответственность за действия и решения ее, поскольку она не общепартийная конференция, а конференция только части партии и поскольку принятыми резолюциями "о конституировании" она доказала свое нежелание работать для действительного объединения всех сил РСДРП, признающих необходимость ее существования и укрепления в настоящее время, что означает необходимость единства ее нелегальной организации".

В ответ на мое заявление поступило заявление за подписью нескольких делегатов такого содержания:

"Признавая, что заявление тов. Вассиана о снятии с себя ответственности за решения конференции равносильно попытке внести раскол как в саму конференцию, так и в уполномочившую его организацию, мы полагаем, что тов. Вассиан, не признавая своих обязанностей по отношению к конференции, не должен бы иметь решающего голоса. Но мы не делаем такого предложения конференции, ибо мы еще не знаем, пойдет ли е-ская организация по раскольническому пути, намеченному тов. В., и не хотим делать шага, который мог бы быть рассматриваем, как направленный против е-ской организации. Во всяком случае мы сделаем все от нас зависящее, чтобы помешать расколу русских организаций".

Выступая затем по вопросу о "текущем моменте", я устно ответил, что после вчерашнего заявления за подписью нескольких товарищей я отказываюсь от решающего голоса2, но поскольку это еще возможно дальше, я буду принимать активное участие в обсуждении практических вопросов конференции, которые имеют важное значение при нашей совместной работе на местах, о чем я сделаю письменное заявление170.

На третьем месте порядка дня стоял неизбежный "Текущий момент". Докладчиком выступил тов. Л[енин]3. О нем распространяться не стану. Вы, товарищи, можете, вероятно, представить себе его речь. Обсуждение данного вопроса - при русских условиях - он, понятно, считал необходимым. Доклад свой он начал с того, что в Западной Европе подымается революционное настроение, проходит период мирного парламентаризма171, указал на оживление в России, говорил о "диктатуре пролетариата и крестьянства", которую

стр. 4

искусно перемешивал с гегемонией, а кончил тем, что никто не противопоставил ничего реального в противовес декабрьской резолюции, за исключением мелкой критики отдельных мест172. По этому поводу я должен отметить: нет ни одного вопроса, как видно по резолюциям, где бы большевикам не мерещился "кадет" и "ликвидатор", а потому на каждом шагу, по выражению Г. В. [Плеханова], "ура!" - "новой революции, революции и революции", столько же раз "контрреволюционный либерализм" и прочие избитые слова большевистского лексикона. И само собой разумеется, почти каждая резолюция начинается: "Подтверждая резолюцию декабрьской конференции 1908 г. ..."173

Возражая докладчику, я указал на то, что мы - противники обсуждения вопроса о "текущем моменте", потому что он охватывает, если вообще в состоянии что-нибудь охватить, массу абстрактных вопросов и формулировок, по которым вряд ли можно найти не только единодушие, но даже многодушие, которые нельзя решать большинством, заставляя других "верить" принятому решению. Тем более так, что от него не зависят остальные вопросы - практического характера. Отвечал я тов. Л[енину] и по существу, и даже вносил - конечно, отклоненные - поправки в большевистский проект резолюции, который я находил только в некоторых частях правильно оценивающим современную действительность.

Из дальнейших вопросов, стоявших на порядке дня конференции, в обсуждении которых я принимал участие, отмечу вопрос о "Выборах в IV Государственную думу". Самое главное в постановлениях конференции: во-первых, допускаются соглашения с кадетами против кандидатов правительственных партий при перебаллотировках на первой стадии (за исключением пяти городов с прямыми выборами174, где, по словам резолюции, нет черносотенной опасности), а также на губернских избирательных собраниях.

Во-вторых. В рабочей курии не допускаются никакие соглашения с другими партиями и группами (социалисты-революционеры и ликвидаторы). Я предложил добавить слова "не социал-демократическими", мотивируя тем, что после конференции, которую многие организации и группы, без сомнения, откажутся признать общепартийной, может случиться, что всех их зачислят в ликвидаторы. Кроме того, и сейчас имеются, как это выяснилось из докладов, группы партийного характера, еще не связанные с партией или оторвавшиеся от нее по случайным причинам. Особенно я обратил внимание на Кавказ, который здесь признавался ликвидаторским, но который нам дал и дает таких депутатов, как втородумцы или как... Я призывал товарищей не разбивать без надобности рабочей курии, но совершенно напрасно. Моя поправка была отклонена. Это значит: вместо действительной предвыборной кампании - две платформы, два кандидата, словом, фракционная борьба переносится в массы, в то время как больше, чем когда бы то ни было, требуется единство выступлений, не только местных, но и в общероссийском масштабе. Я не говорю уже о первой части резолюции, которая не может быть принята всей партией и, стало быть, будет иметь лишь отрицательное значение4 175.

Укажу еще на вопрос о "петиционной кампании". Точка зрения большевиков на этот вопрос всем известна. Она изложена хотя бы в недавно, уже после конференции, вышедшей брошюрке Зиновьева176. Там же напечатан предложенный мною и отвергнутый конференцией проект резолюции о петициях. Конец его, кстати, нужно исправить, так как в подлиннике "массовый характер" и "направление через социал-демократическую фракцию" относятся не к агитации, а к самим петициям. Вот мой проект:

"Обсудив вопрос о "петиционных кампаниях", конференция констатирует:

стр. 5

1. Проводившаяся "коалиционная кампания" потерпела крушение

а) за отсутствием объективных условий, достаточных для ее проведения, б) (потому) что начатая кампания производилась вне и помимо предварительного обсуждения в партии и не встретила отклика даже в кругах передовых рабочих ввиду неясности ее содержания.

Принимая во внимание, что оживление среди рабочих на почве экономической борьбы, а также политическое оживление - начавшиеся митинги и надвигающаяся предвыборная кампания - [могут] дать возможность использовать и этот способ протеста,

конференция рекомендует обсуждение на местах этого вопроса и, в зависимости от характера надвигающихся вышеуказанных обстоятельств, проводить и такие кампании при условии выдержанного социал-демократического текста этих петиций, агитации [о] значении петиций, их массового характера и направления их через социал-демократическую фракцию".

Я поставил, как видите, вопрос в смысле практических решений - о петиционных кампаниях вообще, и говорил о том, что могут быть: страховая кампания, коалиционная и т.п. Большинство же конференции взялось исключительно за осуждение прошлой "начатой ликвидаторами и проч.", и приняло резолюцию, загроможденную кругом "ликвидаторами".

Вы если помните, я сказал, что должен был внести в бюро письменное заявление, выясняющее позицию пославшей меня организации, мотивирующее мое собственное поведение. Такое заявление и было мною подано перед закрытием конференции. Я не мог этого сделать раньше, потому что не хватало времени и внешняя обстановка, в которой приходилось работать, как это и бывает всегда, была чрезвычайно неблагоприятна.

Мое заявление вызвало бурю негодования. Меня обвиняли и в том, что я довел дело до конца, когда уж нет возможности "реагировать" на мое поведение, и в том, что я подчинялся "директивам из Санремо"177, и даже в том, что я присутствовал на конференции "с целью политического фракционного сыска". Слова для ответа на осыпавшие меня по существу и не по существу заявления, нападки, мне не дали.

Тогда я внес краткий и, по выражению председателя, цензурный протест. После защитительных речей тов. К.178 и еще одного товарища, которыми они разбили, надо полагать, нехотя, все, что они же говорили раньше, было принято (против двух), что мои заявления должны быть присовокуплены к протоколам.

Все сказанное в заявлении было мною говорено в процессе дебатов и в моих первых заявлениях. За них большинство могло, вернее, должно было - со своей точки зрения - лишить меня всякого голоса, т.е. сказать, что мне нечего делать на этой к[онферен]ции. Не моя вина, что оно "реагировало" плохо, а может быть, по каким-нибудь специальным соображениям, весьма непоследовательно. Потому-то я и счел для себя недопустимым уходить самому5.

Я не участвовал в обсуждении вопросов и резолюций, касающихся дел одной фракции: "ЦО", "Рабочей газеты" и "Правды", "ЗОК"; о выборах Центра179; о деньгах, находящихся у держателей; о ликвидаторах и ликвидаторстве, а также резолюции по организ. вопросу, где производилась хирургия даже над постановлениями Лондонского съезда180. Но я находил возможным принимать участие в обсуждении практических вопросов порядка дня, так как на местах мы совместно с б[ольшевик]ами работали и впредь могли бы работать, ежели бы от нас не стали требовать признания того, чего нет в действительности, т.е. данной конференции - общепартийной, и подчинения ей. А этого очень и очень можно опасаться!

стр. 6

Только против подобного рода "объединения" я протестовал изо всех сил на конференции, как протестую и сейчас - после нее. И в своих действиях я даю теперь отчет не одной своей организации, но и всем социал-демократическим рабочим России, приглашая их поддерживать вместе с нами каждый шаг, направленный на пользу партии, от кого бы он ни исходил, и настойчиво напоминая всем ее членам постановление Амстердамского международного съезда6: в каждой стране должна быть одна социалистическая партия, как есть один пролетариат.

Да здравствует же наша старая, как говорят, действительно славная РСДРП!

С тов. приветом делегат е[катеринослав]ской организации Вассиан181.

Примечания Б. И. Николаевского к документу N 192

164. Это замечание в докладе Зевина вызвало ответное "письмо в редакцию" Юрия Ларина (М. А. Лурье), напечатанное в N 3 "За партию" от 15 октября 1912 года. Приводим полностью это "письмо" вместе с примечанием к нему редакции "За партию":

"В N 1 "За партию" на стр. 2 в письме за подписью "Вассиан" передано в качестве одного из "докладов с мест" на ленинской конференции: "В К[иеве] организация держится все время. Туда приехал Ларин, агитировал в клубе против партии, говорил о ее вреде и пр."

Прошу редакцию довести до сведения читателей "За партию", что 1) в К. Ларин приехал по случаю ареста жены, а не по делам общественным; 2) в рабочем клубе Ларин в связи с этим не только не агитировал, но и вообще ни одного раза не был там вовсе, что всякий может узнать у секретаря и членов правления клуба; 3) единственное отношение Ларина и К-ой организации прямо противоположно борьбе с ней. Оно, именно, состояло в том, что Ларин по предложению членов Киевского комитета (антиликвидаторского) написал несколько статеек для издававшегося этим комитетом органа, что легко проверить у членов Киевского комитета того времени (январь и сл. мес[яцы] 1911 г.). Юрий Ларин.

От редакции. Печатая опровержение Ю. Ларина, редакция считает нужным лишь отметить, что опровержение его направлено, конечно, не против тов. Вассиана, а одного из ленинских делегатов, на чей отчет и ссылался тов. Вассиан в своей статье".

Редакция "За партию" не вполне права, относя сообщение о Ларине целиком на ответственность "одного из ленинских делегатов". В действительности, как это видно из доклада Зевина, этот последний не только передавал слова других, но и подтвердил их ссылкой на рассказы "наших екатеринославских товарищей". Органом Киевского комитета, для которого Ларин в начале 1911 г. написал "несколько статеек", мог быть только "Гудок", один или два номера которого вышли в начале 1911 г. (Дело жизни, N 1, 1911, с. 27; Звезда, N 10, 1911 г.). В новейшем указателе "Русская периодическая печать (1895 - октябрь 1917). Справочник" (М., Госполитиздат, 1957, 351 стр.) это издание не зарегистрировано.

165. В качестве делегата от Баку на Пражской конференции выступал С. Спандарян, который на совещании сентября-октября 1911 г. в Баку-Тифлисе был представителем Тифлиса и в качестве такового затем вошел в состав РОК (об его деятельности в качестве представителя последнего см. выше, примеч. 75). Относительно обширные выдержки из его доклада на Пражской конференции напечатаны в N 26 "Социал-демократа" (перепечатаны в кн. Революция и ВКП(б), т. VI, с. 182 - 184; Пражская конференция, 1937, с. 126 - 129 и др.). Самостоятельный интерес представляет только перепечатка в сборнике о Спандаряне "Статьи, письма, документы" (с. 275 - 279), которая дает некоторые оригинальные комментарии. Дополнением к этим опубликованным выдержкам служат заметки, которые во время доклада делал Ленин, извлечения из которых напечатаны в кн. К. Остроухова "Шестая (Пражская) всероссийская конференция РСДРП" (1950, с. 61). В ее же брошюре, издания 1952 г., эти выдержки из записей Ленина исключены. В "Сочинения" Ленина, 4-е изд., записи эти тоже не входят. Приводим эти выдержки, как они были опубликованы Остроуховой: "Организация существовала все время. Ни разу не исчезала... После "Звезды" (выступление Плеханова и Ленина вместе) состоялось объединение на платформе борьбы и с ликвидаторами, и с отзовистами. Большинство было тогда за большевиками. Рабочие в начале 1911 г. объединились снизу и вынудили объединение обоих центров, большевистского и меньшевистского. Центр состоял из 16 человек (около 9 большевиков - 7 мень-

стр. 7

шевиков). Бакинский комитет составили представители ячеек (около трех в Биби-Эйбате, три в Балаханах, два в Черном городе, два-три в городе)... В "Науке" было до двух тысяч человек членов, в ячейке было 35 социал-демократов, всегда заранее вырабатывавших все линии и проводивших их. Везде в нелегальных обществах были ячейки социал-демократов" (Остроухова, с. 61, курсив подлинника).

Этот доклад Спандаряна нуждается в весьма больших дополнениях и исправлениях не только потому, что он, будучи составлен крайним ленинцем, дает весьма одностороннее и тенденциозное освещение событиям, но и потому, что он сделан человеком, который не жил в Баку с декабря 1909 г. (Спандарян, с. 382), в работе местной социал-демократической организации участия не принимал и о событиях последних лет говорит понаслышке, с чужих слов. Такой же характер носит и рассказ о Баку в "Отчете" Орджоникидзе (Орджоникидзе, 1956, т. 1, с. 11 - 12). Для выправления всех этих ошибок пришлось бы подробно разбираться в истории Бакинской организации. Ниже мы коснемся только вопросов, непосредственно связанных с Пражской конференцией.

Вопрос об участии Спандаряна на Пражской конференции вообще является одним из наиболее темных моментов в истории этой конференции. Официальное "Извещение" об этой конференции не говорит прямо, кем именно, т.е, какой точно организационной ячейкой, были произведены его выборы. Зиновьев, который не мог не знать правды об этом деле, в этом документе дает весьма неопределенную формулировку, обходя вопрос о выборах, а говоря только об "одобрении" делегатов. "В Баку и Тифлисе, - пишет он в "Извещении", - делегаты были одобрены всеми членами организаций, и вопрос о конференции обсуждался во всех ячейках, в которые входит в Баку больше двухсот товарищей, а в Тифлисе свыше ста" (Всероссийская конференция РСДРП. Париж, 1912, с. 8. Курсив наш. - Ред. "Материалов").

В действительности ни выборов Спандаряна делегатом на конференцию, ни одобрения этих выборов какой бы то ни было партийной организацией в Баку никогда произведено не было. Дело с его кандидатурой обстояло совершенно иначе.

Бакинская организация РСДРП в 1906 - 1907 гг. (после объединения в конце 1905 г. и до раскола в октябре 1907 г.) существовала формально как единая, хотя фракционные группировки внутри нее никогда не исчезали полностью. Формальный раскол был проведен в октябре 1907 г., когда большевики собрали свою фракционную конференцию, объявив ее бакинской общепартийной конференцией, хотя созвана она была без какого бы то ни было участия "руководящего коллектива Бакинской организации", который в течение предшествовавших почти двух лет был общепризнанным руководителем местной партийной деятельности. Эта октябрьская конференция выбрала "Бакинский комитет" - название, под которым выступали в Баку большевики в 1904 - 1905 гг., до объединения в конце 1905 года. Старая организация продолжала существовать под названием "руководящего коллектива".

Главным организатором этого раскола был Сталин, который в конце июня ст.ст. 1907 г. почти немедленно же после экспроприации на Эриванской площади покинул Тифлис, социал-демократическая организация которого начала расследование об участниках указанной экспроприации, и обосновался в Баку. Ближайшими помощниками его по проведению раскола в Баку были Орджоникидзе и Спандарян, которые лично отношения к экспроприациям группы Камо не имели.

Большие причины бакинского раскола лежали в действительно глубоких расхождениях между большевиками и меньшевиками по вопросам тактики рабочего движения (в Баку шла подготовка к созыву большого совещания нефтепромышленников и рабочих по вопросам коллективного договора), но субъективно для Сталина и его ближайших сотрудников по большевистской организации большую роль играло стремление не допустить расследования об указанной экспроприации, начатого Областным комитетом закавказских организаций. Если бы организация в Баку оставалась общей, то причин не допускать этого расследования у них не было бы; а так как допустить расследование они ни в коем случае не могли, то им было выгодно этот раскол проводить в качестве раскола, вызванного большими тактическими разногласиями.

По жалобе руководящего комитета Бакинской организации Областной комитет вопрос о бакинском расколе передал на рассмотрение общепартийного ЦК, который в январе 1908 г. прислал в Баку особую комиссию с широкими полномочиями для расследования конфликта и принятия мер по его ликвидации. Эта комиссия, в составе Данишевского ("Герман", латышский большевик-примиренец) и Н. Н. Жордания (меньшевик), опросив стороны и ознакомившись со всеми документами, признала незаконной конференцию, созванную большевиками в октябре 1907 г., и предложила большевикам вернуться в общую организацию и провести совместно созыв новой общей конференции, решения которой для всех должны быть обязательными. Большевики этому арбитражу подчиниться отказались, после чего комиссия ЦК выпустила особый листок под названием "Партийные реакционеры", в котором была дана суровая оценка поведения бакинских большевиков7.

стр. 8

Около того же времени закончила свои работы следственная комиссия Кавказского областного комитета по делу об экспроприации на Эриванской площади и о деятельности группы Камо (Петросяна). Эта комиссия (ее председателем был С. Джибладзе) не только установила причастность Сталина к деятельности группы Камо, но и выяснила наличность весьма подозрительных под тем же углом зрения моментов в деятельности бакинских большевиков, существование засекреченного от партии особого Большевистского центра для всего Закавказья8 и т.д. Расследование не было доведено до конца, так как лица, против которых были выдвинуты обвинения, отказались давать комиссии какие бы то ни было объяснения о своей деятельности. В этом незаконченном виде доклад был представлен V съезду Закавказских организаций РСДРП (февраль 1908 г.), и этот съезд одобрил предложение комиссии об исключении из партии всех, кто был причастен к деятельности группы Камо. Данишевский и Жорданйя, присутствовавшие на этом съезде в качестве представителей ЦК, против принятия этого решения не возражали.

С этого времени вопрос о расколе в Баку становится неразрывно связанным с вопросом об экспроприаторской деятельности группы Камо и экспроприаторской деятельности вообще, а большевистская организация в Баку, выступающая под именем Бакинского комитета и окончательно порывающая с областным объединением социал-демократических организаций, становится фактически центром для всех большевиков Закавказья, ведущих ленинскую линию на раскол в целях создания двух партий. Не все большевики Закавказья стояли тогда на этой последней платформе. Даже внутри большевистской организации в самом Баку были значительные расхождения. Но несомненно, что основное ядро в лагере наиболее непримиримых ленинцев составляли люди, прямо или косвенно связанные с "партизанскими выступлениями" группы Камо9 10.

Раздельное существование двух организаций продолжалось до весны 1911 года. "После пленума (январь 1910 г. - Ред. "Материалов"), - говорил Спандарян на Пражской конференции, - было объединительное настроение, но объединиться не могли, пока не разъехались наиболее "заядлые" фракционеры" (Социал-демократ, N 26). Спандарян "заядлыми фракционерами" считал, конечно, меньшевиков, но непримиримым было настроение и единомышленников Сталина, которые весьма критически относились к "примиренческому" курсу, взятому большевиками-примиренцами (Дубровинский, Ногин и др.) на пленуме в январе 1910 года. В резолюциях, которые Сталин провел на заседании Бакинского комитета 22 января ст.ст. 1910 г., бакинские большевики выступали весьма критически против легальных "съездов" и "обществ", рассматривая эти последние как попытки "пользующихся свободой печати либеральствующих контрреволюционеров приручить массы" и "подорвать среди них влияние социал-демократии". Эта резолюция, принятая под впечатлением только что тогда закончившегося антиалкогольного съезда, деятельности в легальных организациях противопоставила задачу "партийно-политической агитации" и требовала в первую очередь широкого развития подпольной печати, как общерусской, так и местной (Урал, Донецкий бассейн, Петербург, Москва, Баку и т.д.). Сталин поддерживал план созыва общепартийной конференции, но он решительно выступил против выдвинутого группою Дубровинского-Ногина плана участия на конференции "особого представительства от групп, работающих в легальных организациях". "Бакинский комитет считает, - стояло в резолюции, написанной Сталиным, - что особое представительство от таких групп ничего существенного не внесет в работы конференции, как в том случае, когда группа входит в партийную местную организацию, подчиняясь ее руководству, так и в том случае, когда группа только считает себя социал-демократической, но руководства местной организации не признает. В первом случае представительство партийной организации устраняет необходимость какого бы то ни было иного, особого представительства. Во втором случае особое представительство противоречит самому характеру конференции, которая должна быть безусловно партийной" (впервые напечатана в N 12 "Социал-демократа" от 5 апреля 1910 г.; перепечатана в кн. Сталин. Соч., т. 2, с. 197 - 200).

По-видимому, именно в этих расхождениях Сталина с позицией большевиков-примиренцев следует искать объяснения, почему Сталин тогда отклонил предложение Ногина войти в Русское бюро ЦК, о чем рассказывает в своих воспоминаниях Л. Германов (Пролетарская революция, 1921, N 5, с. 232; см. также док. N 38 и примеч. 132 к нему). В Баку Ногин приезжал в феврале-марте 1910 г., доклады о пленуме делал в обеих организациях. Доклад для организации меньшевистской состоялся на квартире В. И. Фролова11 (см. К. И. Захарова. В годы реакции. - Каторга и ссылка, 1929, N 11, с. 102).

В течение 1910 г. произошли большие перемены в личном составе обоих руководящих центров. Из меньшевиков был арестован и умер в тюрьме Богд. Кнуньянц. Был арестован и пошел на каторгу С. Л. Вайнштейн12 ("Звездин"). Вынуждены были уехать, спасаясь от ареста, С. О. Цедербаум ("В. Ежов"), Моравский ("Ст. Полтавский" - ему принадлежит письмо из Баку в N 23 "Голоса социал-демократа" от ноября 1910 г.) и др. Из старого состава большевистского комитета за это время выбыли Сталин (арестован в марте 1910 г.

стр. 9

и в Баку больше для работы вообще не возвращался), Спандарян, А. Джапаридзе13 и др., т.е. фактически вся группа ближайших единомышленников Сталина. В обоих лагерях появились новые люди: вернулся из ссылки А. С. Енукидзе, стоявший на определенно примиренческих позициях, приехал из-за границы Мир. Черномазое14, ленинец, стоявший за соглашение с "плехановцами". Из-за границы же, из Парижа, приехал Охнянский15, меньшевик-плехановец, сторонник объединения с большевиками, пытавшийся проводить линию заграничных меньшевиков-партийцев (за границей он входил в их парижскую группу). В Баку он вошел в меньшевистский "руководящий коллектив", но имел связь и с большевистским Бакинским комитетом и повел агитацию против "ликвидаторов" (именно он был инициатором посылки "Открытого письма товарищам Дану и Мартову", напечатанного в N 14 "Социал-демократа" от 5 июля 1910 г. за подписями тринадцати "рабочих-меньшевиков").

В начале 1911 г., когда из старой руководящей группы меньшевистского "коллектива" уже никого на свободе в Баку не оставалось, Охнянский получил большинство в "руководящем коллективе" и провел решение об объединении с большевистским Бакинским комитетом. Принципиальное решение в пользу такого объединения было принято и большевиками, но вопрос об условиях объединения вызвал ряд трудностей. Большевики вначале предлагали или пополнить свой комитет несколькими представителями меньшевиков, или создать новый центр "на паритетных основах". Так как Бакинский комитет никем не перевыбирался после создания его в 1907 г., а пополнялся исключительно путем кооптации, то это предложение [...]16 меньшевиков об объединении путем создания единой общей организации, построенной на демократических принципах, с единым выборным центром, составленным из представителей от существующих кружков.

Сравнительно много споров вызвал вопрос о названии руководящих органов новой организации: ни одна из сторон не соглашалась принять названия, которые носили прежние фракционные центры. Спор был разрешен компромиссом: названия были взяты похожие на прежние, но не тождественные им. Руководящий орган организации, в состав которого входили представители кружков, получил название "руководящего центра" (вместо "руководящего коллектива" в организации меньшевиков); исполнительный орган, выделенный этим "центром", получил название "Исполнительного комитета Бакинской организации" (вместо Бакинского комитета большевиков). Его состав был определен в пять человек (N 24 "Социал-демократа" от 31 октября 1911 г., в других корреспонденциях того времени названия часто давались неточно).

Соглашение на этой основе было достигнуто весной 1911 г., после чего в летние месяцы были проведены выборы. Всего в "центр" вошло 16 человек, в большинстве это были рабочие: корреспондент "Правды" Троцкого говорит о 8 - 10 рабочих, прибавляя, что интеллигенты были "почти все большевики"17. Последние имели перевес, хотя и небольшой: как указано выше, Спандарян на Пражской конференции говорил о 9 большевиках и 7 меньшевиках.

Всю эту объединительную кампанию бакинские большевики проводили под впечатлением сотрудничества Ленина с Плехановым, как оно наметилось в начале 1911 г. в парижской "Рабочей газете" и петербургской "Звезде", но летом положение существенно изменилось, так как Плеханов занял отрицательную позицию по отношению ко всем организационным предприятиям Ленина, связанным с созывом "совещания членов ЦК" и созданием ОК по созыву партийной конференции. Охнянский, регулярно получавший информацию из Парижа, настоял на принятии "центром" резолюции-протеста против действий Семашко (текст ее не опубликован, упоминание о ней имеется в N 22 "Правды"), но в вопросе об отношении к "Совещанию членов ЦК" и созданной им ОК бакинские большевики идти на уступки отказались, и вопрос о роспуске своего Бакинского комитета (этот роспуск входил в условия объединения) поставили в зависимость от принятия общим "руководящим центром" положительного решения по вопросу об отношении к ОК.

Этот вопрос обсуждался на двух заседаниях Исп. ком[итета], состоявшихся 28 июля и 5 или 6 августа с участием только что прибывшего в Баку Орджоникидзе. Текст принятой резолюции в сопоставлении с особыми резолюциями большевистского Бакинского комитета, а также тогдашними письмами Орджоникидзе за границу позволяет установить, что принятие резолюции было связано с борьбою внутри Исп. ком[итета]: плехановцы пытались отстаивать свое отношение к событиям внутрипартийной жизни, но победителями были ленинцы.

Единственным пунктом, который можно рассматривать как успех плехановцев, было отсутствие в резолюции Исполкома прямого одобрения действий "Совещания членов ЦК". Исполком заявлял, что он, "независимо от отношения к формальным вопросам, связанным с созданием этой ОК", тем не менее соглашается послать в нее своего представителя, так как считает созыв общепартийной конференции настоятельно необходимым. Этим решением бакинские плехановцы передавали в руки ленинцев решающую роль в деле подготовки конференции. Правда, одновременно резолюция подчеркивала, что "Русская

стр. 10

коллегия ОК", составленная из представителей "ряда наиболее крупных русских организаций", должна сосредоточить в своих руках всю работу по подготовке этой конференции, явно полагая, что этим решением они ведут борьбу против заграничных "сектантов" и "склочников", но объективно разговоры о "Русской коллегии ОК" помогли ленинцам освободиться от контроля ПСД и "примиренцев" для проведения своей последовательно раскольнической политики.

Невключение в резолюцию объединенного Исполкома заявления об одобрении "Совещания членов ЦК" бакинские большевики обошли принятием двух специальных резолюций с таким одобрением от имени большевистского Бакинского комитета, который, по смыслу соглашения, переставал существовать с момента начала функционирования общей организации, но который большевики под разными предлогами до самого конца так и не распустили. Ленин все эти резолюции - одну общего Исполкома и две большевистского Бакинского комитета - напечатал рядом в N 23 "Социал-демократа", дав к тому же примечание, вводящее в заблуждение читателей (а именно: "Бакинский комитет объединяет большевиков и меньшевиков", в то время, как Бакинский комитет был старой формой организации одних большевиков), и тем самым создал у читателей впечатление, будто Бакинская объединенная организация полностью поддержала "Совещание членов ЦК", чего на деле не было.

Для истории Пражской конференции необходимо подчеркнуть, что на этих собраниях Исполкомом был избран представитель Бакинской организации только в Русскую коллегию ОК (им был избран Шаумян), но не делегат на общепартийную конференцию. Даже вопрос о немедленном распубликовании сообщения о создании такой коллегии был решен в отрицательном смысле. Такое предложение было внесено Орджоникидзе, но отклонено Исполкомом, который считал невозможным создание Русской коллегии без участия представителей Москвы и Петербурга. "Мои земляки, - писал Орджоникидзе за границу после этих собраний, - без столицы считают неудобным" (Пролетарская революция, 1941, N 1, с. 39).

30 сентября ст.ст. (это была пятница) в Сабунчах (один из промысловых районов Баку), на квартире у Семена Енукидзе (брата Авеля Енукидзе, занимавшего пост заведующего небольшой электростанцией, которая обслуживала Сабунчинскую больницу), состоялось то совещание, которое позднее получило известность под названием "Первого совещания РОК". На этом совещании Шаумян уступил настояниям Орджоникидзе, Шварца, Зарницына и Спандаряна и проголосовал за конституирование теперь же "Русской коллегии ОК". Среди трех других представителей Бакинской организации, присутствовавших на этом совещании с правом совещательного голоса (А. С. Енукидзе, М. Черномазов и Охнянский), мнения по этому вопросу разделились, и окончательная судьба вопроса зависела от решения общего Исполкома, собрание которого должно было состояться 1 октября ст.ст. Ввиду важности этого вопроса и срочности дела "с совещанием", большевики предварительное краткое совещание своего Бакинского комитета срочно созвали на вечер того же 30 сентября в помещении рабочего клуба "Наука", где на этот вечер была назначена и лекция и заседание ревизионной комиссии.

В этот момент в развитие событий вмешалась полиция.

Документов о тогдашней деятельности Орджоникидзе опубликовано очень мало. Полицейские архивы в этой области почти совершенно не обследованы. Только небольшие отрывки даны в статье Остроуховой (см. Пролетарская революция, 1941, N 1) и в биографии Орджоникидзе, написанной его вдовою (3. Орджоникидзе. Путь большевика, 1956). Даже тогдашние письма Орджоникидзе за границу даются лишь в выдержках. Это делается вполне сознательно: полная публикация этих документов вскрыла бы неприглядные стороны закулисной картины. Но и из уже опубликованных материалов видно, что бакинская полиция с первых дней была осведомлена о появлении Орджоникидзе в Баку. "Шпики ходили за Серго буквально по пятам", - пишет 3. Орджоникидзе. Но еще более важным было, что о каждом шаге Орджоникидзе полиция знала из сообщений секретных внутренних агентов, один из которых (это видно и из опубликованных отрывков его докладов) был с ним близко связан. "Внутреннее наблюдение продолжается", - сделал пометку жандармский ротмистр на одном из таких докладов. Этот агент свои доклады подписывал псевдонимом "Фикус", его настоящее имя не вскрывает ни один из советских авторов, цитирующих эти доклады, а только зная это имя, можно правильно разобраться в большой полицейской игре, которая тогда велась вокруг Орджоникидзе и создаваемой им РОК.

Тайна этого "Фикуса" была раскрыта только после революции, когда выяснилось, что под этим псевдонимом скрывался старый рабочий-большевик Серегин18, близкий друг Сталина, Спандаряна и др. членов руководящей группы ближайших единомышленников и соратников Сталина, сначала помогавший Спандаряну, когда тот был секретарем Союза нефтепромышленных рабочих, центр которого помещался в Балаханах, а затем заменивший Спандаряна на посту этого секретаря. Старожил этого промыслового района, в котором большинство населения состояло из мусульман, и имевший хорошие личные отноше-

стр. 11

ния со многими из последних, Серегин сыграл большую роль в расширении и закреплении связей большевиков с рабочими-азербайджанцами и горцами и был известен своим умением найти надежное убежище для человека, которому необходимо укрыться от полиции. Большевики утверждали, что он, когда нужно, умеет так запрятать человека, что полиция, даже если она произведет в Балаханах повальный обыск, все равно не найдет запрятанного. Все это создавало Серегину особое положение среди большевиков, которые мирились с некоторыми особенностями его позиции.

Такие особенности имелись. В 1911 - 1912 гг., занимая пост [...]19 только номинально существующего "Союза нефтепромышленных рабочих" (фактически этот союз бездействовал) и входя в состав большевистского Бакинского комитета, Серегин занимал позицию крайнего непримиримого большевика, который был против каких бы то ни было соглашений с меньшевиками, "как бы они себя ни называли"20. По этим соображениям Серегин отказался войти в объединенную организацию и ни в каких переговорах не участвовал, но членом большевистского Бакинского комитета оставался и пользовался в нем полным доверием (Комитет обычно собирался у него в Балаханах, в помещении Союза нефтепромышленных рабочих). В особенности с доверием к нему относился Спандарян, который всегда при приездах в Баку жил в Балаханах у Серегина, равно как через Серегина были устроены другие делегаты совещания (сам Орджоникидзе вначале жил у брата, Н. К. Орджоникидзе, и только после обыска, который был произведен у последнего полицией21, укрылся тоже в Балаханы).

Несомненно, что именно от "Фикуса" бакинское Охранное отделение узнало о предстоящем собрании большевистского Бакинского комитета в "Науке" и свою большую операцию, направленную против бакинской социал-демократической организации, начало именно с этого клуба, где было арестовано 39 человек. В ту же ночь в городе и в промысловых районах было произведено большое количество обысков и арестов (до ста человек).

Разгром, произведенный этими арестами, был очень жесток, но с точки зрения полицейской он не дал нужных результатов: при обысках не было найдено никаких документов, на которых можно было бы построить большой судебный процесс, вроде того, который в 1912 г. удалось построить в Тифлисе против большевистской группы Спандаряна, Е. Д. Стасовой и др. Охранное отделение не желало рисковать своим ценным секретным агентом (такой риск был велик, так как материалы, которые Охранное отделение клало в основу обвинений, становились известными прокуратуре, а через последнюю эти сведения просачивались в либерально-демократические круги). Поэтому уже через полтора-два месяца начались освобождения арестованных, прежде всего рабочих, за которых часто хлопотали их фирмы, как за специалистов высокой квалификации. Дольше затянулись дела арестованных интеллигентов, которым пришлось просидеть по 8 - 10 месяцев, но и они отделались в худшем случае высылкой из пределов Закавказского наместничества (Енукидзе, Каспаров, Охнянский, Черномазое, Шаумян и др.).

Нелегальная социал-демократическая организация пострадала от арестов очень сильно, но крайне неравномерно для различных групп. Прежде всего бросалось в глаза, что не был арестован ни один из делегатов, приехавших на "совещание Русской коллегии ОК". Все они тогда укрывались в Балаханах у Серегина, а в кругах около последнего обысков вообще почти не было. Было ли это вызвано тем фактом, что он в своих докладах полиции говорил не обо всем, умалчивая о тех, кто был непосредственно с ним связан; или дело было в стремлении полиции оберегать своего весьма ценного агента (Серегин должен был знать о таких секретах группы Сталина, как их связи с группой Камо-Петросяна); или, наконец, в этом были элементы большой политической игры, которую уже тогда начала вести" политическая полиция, делая ставку на обострение раскола в социал-демократическом движении, - даже в настоящее время на основе опубликованного материала решить еще не представляется возможным. Во всяком случае несомненно, что бакинское Охранное отделение, знавшее о происходившем в Баку совещании и о приезде на последнее ряда делегатов из других городов (это видно по выдержкам из документов Охранного отделения, приводимым в книге 3. Орджоникидзе), тем не менее никого из участников совещания не арестовало и не предприняло никаких специальных мер в этом направлении. Не было попытки захватить даже Орджоникидзе. Они ходили за ним "буквально по пятам", и он, счастливо ускользнувший от ареста при обыске у своего брата, "поужинал и перед сном решил сходить к одному из товарищей по какому-то делу". "Это спасло его от ареста", пишет 3. Орджоникидзе (с. 102). Еще более счастливо он ускользнул от ареста 30 сентября. В этот вечер он был в клубе "Наука", но "перед самым обыском вышел купить папирос, а когда вернулся и увидел полицейский наряд, то, конечно, уже не вошел и в ту же ночь поспешил скрыться из Баку вместе с другим петербургским приезжим, оставшимся неизвестным"22, - доносил о нем "Фикус" (3. Орджоникидзе, с. 103). Из участников совещания пострадали только одни бакинцы, которые были арестованы все четверо: Шаумян, Енукидзе, Охнянский и Черномазое23.

стр. 12

Наиболее сильно пострадала организация большевиков, вся верхушка которой была как бы срезана арестами. Был арестован весь состав старого Бакинского комитета, все его ближайшее интеллигентское окружение, ряд рабочих, наиболее с ним связанных. Исключением являлся Серегин и его ближайшие друзья в Балаханах, и для людей, принимавших участие во внутренней жизни большевистской организации, тогда казалось, что в этом надо видеть ключ для поисков провокатора: они были уверены, что полиция внутрь их старой организации заглянула через то окошечко, которое было приоткрыто во время переговоров с "плехановцами". Арестованы были все, кто в этих переговорах так или иначе участвовали, ареста из старой организации избежали только те, кто участвовать в этих переговорах отказались. Отсюда был их вывод: провокатор был в рядах меньшевиков-"плехановцев". Серегин уцелел потому, что не принял участия в этих переговорах, потому что "плехановцы" о нем ничего не знали. И именно он спас "честь бакинской организации", не допустив провала приезжих участников "совещания Русской коллегии"...

Совершенно иное объяснение давали "плехановцы". В их организации тоже арестованы были лишь те, кто показался наружу во время переговоров с большевиками; ряд членов их организации, которые по тем или иным причинам участия в переговорах не принимали, уцелели. Из рабочих были арестованы только представители кружков, вошедшие в Исполком или в "руководящий центр", да и то не все... Поэтому представители "плехановцев" были согласны с большевиками, что провокация связана с переговорами об объединении, но были убеждены, что виновника надо искать среди большевиков.

В итоге, и в тюрьме, среди арестованных, и на свободе, в остатках организаций, уцелевших от провала, создалась обстановка взаимных подозрений и недоверия, а мало-мальски серьезное и беспристрастное расследование было невозможно, так как для него необходимо было выяснение обстоятельств, связанных с "совещанием Русской коллегии", деятельность которой большевики особенно тщательно скрывали.

Это расследование о провокации неразрывно сплеталось с вопросом об участии Спандаряна на Пражской конференции в качестве делегата от Бакинской организации. В сборнике Спандаряна в разделе "Основные вехи жизни и деятельности Сурена Спандаряна" (с. 387) указано, что "осенью" 1911 г. "Бакинская общегородская большевистская конференция РСДРП выбирает С. Спандаряна делегатом на VI партийную конференцию", но это сообщение совершенно не соответствует действительности, и даже официальное сообщение о конференции дает значительно более осторожную и гибкую формулировку. Конференции, которая выбирала Спандаряна, никогда не было. В объединенной организации до арестов 30 сентября вопрос вообще стоял только в плоскости участия ее представителя в "Русской коллегии ОК", причем даже этот вопрос не получил окончательного разрешения. А после ареста в течение полутора-двух месяцев никакой организации - ни объединенной, ни большевистской - в Баку не существовало. Арестованные члены Исполкома выбирать права не имели, так как с момента ареста они перестали существовать как коллектив и действовать за организацию не могли. Они и не действовали в действительности, так как никаких сговоров между большевистской и плехановской частями тогда не было.

Из жандармских документов, опубликованных в сборнике о Спандаряне, правда, видно, что какие-то шаги в направлении посылки делегата арестованными большевиками были предприняты, но это были не шаги объединенной организации, за представителя которой большевики выдавали делегата на Пражской конференции, а организации большевистской, которая подлежала роспуску и формально уже прекратила существование. Из этих документов видно, что таким делегатом был выбран рабочий-большевик Д. Егоров ("Митя"), но он поехать на конференцию не смог, так как скоро после его выборов тоже был арестован и пошел в ссылку. Только после этого встал вопрос о кандидатуре Спандаряна, причем, по жандармским сведениям, "Спандарян был избран после ареста "Мити" наспех, всего тремя лицами". Именно поэтому позднее, когда Спандарян приехал в Баку после конференции, даже из большевистских ячеек некоторые отказывались выслушивать его доклады, так как не признавали его законным представителем организации (см. "жандармскую справку" о Спандаряне, опубликованную в его сборнике, с. 344).

Кто были эти "три лица", избравшие Спандаряна на Пражскую конференцию? Прямого ответа на этот вопрос в опубликованных документах не имеется, но косвенные указания, могущие быть полезными для его решения, имеются. Из цитированной жандармской справки о Спандаряне мы узнаем, что, приехав в марте 1912 г. в Баку, Спандарян делал доклады о конференции прежде всего в городе, "в квартире Мгеладзе24, на Церковной ул.", и затем в Балаханах, в помещении "Союза нефтепромышленных рабочих". На этом последнем собрании Спандарян был арестован вместе с 9 другими лицами, из которых "трое не принадлежали к составу членов союза" (с. 339 и 345). Фамилии задержанных в опубликованных документах не перечислены, но среди них не было Серегина (N 25 "Звезды" от 3 апреля ст.ст. 1912 г.), хотя он и был единственным служащим Союза нефтепромышленных рабочих, без содействия которого никто не мог попасть в помещение этого после-

стр. 13

днего. Из документов видно, далее, что бакинскому Охранному отделению было известно, что Спандарян не только был делегатом на Пражской конференции, но и был там избран в состав ЦК и Русского бюро последнего (см. Доклады начальника бакинского Охранного отделения директору Департамента полиции от 28 марта и 10 апреля 1912 г., с. 338 и 340). Но в то же время сообщается, что "арест Спандаряна в Балаханах произвел подавляющее впечатление: организация получила из тюрьмы письма от Шаумяна, от "Славы" (Каспарянца25) с указанием на необходимость оставления всякой партийной работы, так как, очевидно, существующая провокация должна погубить и жалкие остатки организации" (с. 341).

Несомненно, что именно этим последним обстоятельством определилась тогдашняя судьба Спандаряна: из документов видно, что после ареста 18 марта была сделана попытка возбудить против него "переписку" в порядке охраны за принадлежность к местной организации РСДРП, но "не было добыто данных, изобличающих его и других в принадлежности к вышеназванной организации, почему переписка и была прекращена" (с. 345). 8 мая ст.ст. 1912 г. Спандарян из тюрьмы был освобожден с обязательством уехать в Тифлис26... Эта жандармская переписка о Спандаряне, конечно, не была известна тем представителям бакинской социал-демократической организации, которые зимой 1911 - 1912 г. производили расследование о провокации, вызвавшей аресты 30 сентября, и о людях, давших полномочия Спандаряну для участия в Пражской конференции. К началу 1912 г. эта организация, называвшая себя "руководящим центром бакинской организации РСДРП", и Исполком этого "центра" включали в свое ядро около десяти человек, хотя и не всегда выбранных согласно уставу организации, но представлявших все основные ячейки Баку и окрестных промысловых районов, кроме Балаханов, с большевистскими ячейками которых решено было от сношений воздержаться, пока не закончится указанное расследование.

В состав этого ядра входил в том числе И. Абилов27 ("Ибрагим"), рабочий-азербайджанец, один из виднейших рабочих в татарской социал-демократической организации "Гумет"28, которая тяготела к большевикам, хотя сам Абилов был близок к меньшевикам; после революции он стал советским полпредом в Турции и был убит там при таинственных обстоятельствах. Другими участниками "центра" были И. Г. Анастасии29 (рабочий-портной, старый меньшевик, в 1917 - 1918. гг. играл большую роль в Совете рабочих депутатов Бежицкого района, орган которого, редактируемый Анастасиным, до сентября 1918 г. оставался выдержанным меньшевистским органом), Дымарев30 (рабочий-наборщик, меньшевик, в 1923 г. уехал в Аргентину), Ив. Емельянов (рабочий-металлист, меньшевик, в 1915 - 1917 гг. член Рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета), Гр. Калинин (рабочий-металлист, тогда большевик-примиренец, в 1917 г. крайний ленинец), Степан Якушев31 (рабочий-металлист, большевик-примиренец, умер в 1914 г. в Астраханской ссылке). Из интеллигентов в этот "центр" тогда входил один только Б. И. Николаевский (позднее вошла И. И. Жордания, жена Н. Н. Жордания, который был членом редакции журнала "Наше слово", легального органа "центра", начавшего выходить в апреле 1912 г.).

Как только до Баку дошли сведения о состоявшейся за границей большевистской конференции, Бакинский "руководящий центр" решил выступить в печати с формальным протестом против участия в этой конференции представителя Бакинской организации. Составленный Абиловым и Николаевским проект этого заявления был утвержден "центром" и отправлен за границу через М. И. Скобелева32, будущего социал-демократического депутата IV Государственной думы (от русского населения Закавказья), который в начале февраля нов.ст. 1912 г. приезжал в Баку в качестве представителя от "Правды" Троцкого. Протест этот был напечатан в N 24 "Правды" и N 4 "Листка "Голоса социал-демократа"". Перепечатываем его из "Правды", где редакция его поместила со следующим примечанием: "12 февраля нов.ст. нами получено следующее официальное заявление: "Баку. Как уже известно, до последнего времени существовали две параллельные организации, во главе с "руководящим коллективом" и Бакинским комитетом. После долгих усилий удалось объединить обе эти организации, и работа после этого шла усиленным темпом и развивалась, но тут рука провокатора нанесла тяжелый удар местной организации. После провала дела, хотя с большими препятствиями, стали налаживаться. По газетным сведениям нам стало известно, что за границей недавно заседала общерусская конференция, где к великому нашему удивлению принимал участие и "делегат" от Баку. К удивлению, говорим потому, что нам, членам объединенного "руководящего центра" местной организации, решительно ничего не известно о выборе и делегировании этого "делегата", и потому говорим, что об этом мы узнали только по газетным известиям. Кто, и кем выбран он, и кем снабжен мандатом без ведома местной организации, является вопросом, решение которого нужно искать в искренности большевиков. Для выяснения обратимся к фактам. После доклада заграничного агента "ОК" по созыву конференции на одном из заседаний Бакинского центра принимается резолюция поддержать комиссию из шести33, пригласив туда представителей всех оттенков, признающих необходимым существование и укрепление неле-

стр. 14

гальной партии. После этого получается циркуляр тов. Ленина34, призывающий своих единомышленников к объединению в особую большевистскую фракцию, после чего настроение местных большевиков заметно изменилось в пользу этого циркуляра35. После провала местной организации нелегко было собраться для выбора делегата, но и этому, кроме местных условий, еще мешала и оторванность от ОК по созыву конференции. Но мы случайно узнаем, что от того же самого агента по созыву конференции, тов. С.36, получено было письмо на имя одного из его единомышленников на его родном языке, где говорится: "Товарищи, выбирайте поскорей делегата на конференцию, прилагайте все усилия, чтобы был выбран большевик, но ни в коем случае не выбирайте меньшевика". Вот тут-то зарыт ответ на вопрос, как выбран "делегат". Теперь товарищам станет ясным, каково искреннее желание товарищей большевиков к объединенной и совместной работе. Автор этого "нелегального" письма - тот самый, который с таким "жаром" ратовал о необходимости сохранения цельности партии и объединенной борьбы против "врагов внутри партии". Мы убеждены в том, что мнение, выраженное этим товарищем в отныне историческом плане, есть не личное его мнение, а мнение его единомышленников. Руководящий центр Бакинской организации РСДРП"".

Это выступление бакинского "центра" произвело впечатление на ленинцев. Крупская 29 января ст.ст. 1912 г. писала: "Насчет Баку какая-то злостная выдумка, но не всегда сразу распутаешь, в чем дело. "Руководящий центр" существовал до объединения (это был меньшевистский), почему он выступает теперь с какими-то письмами, не знаю. Учинили там, что ли, ликвидаторы опять раскол... черт их разберет37".

Указание Крупской, что название "руководящий центр" носила меньшевистская организация Баку до объединения, неточно: как указано выше, "руководящим центром" назывался орган объединенной организации с августа 1911 года. Это название сохранила организация, восстановленная после арестов сентября 1911 года.

Большевики, конечно, сделали ряд попыток завоевать обратно свое решающее положение в общей организации или оспорить ее права на представительство этой последней; особенные усилия в этом направлении прилагали Спандарян и Сталин, которые приехали в Баку в марте ст.ст. 1912 г., об их отношениях с "руководящим центром" будет рассказано дальше. Но факт перехода для следующего периода большинства в организации под контроль меньшевиков вынуждена была признать и группа Шаумяна, сидевшая тогда в тюрьме. Доказательством является обширная статья о Баку, напечатанная в N 28 - 29 "Социал-демократа" от 18 ноября нов.ст. 1912 г., автор которой, между прочим, сообщал: "Было бы несправедливо не упомянуть о некоторых "меньшевиках", считающих, что ликвидаторство - недоразумение, что партия нужна даже в старых, а не "новых формах", что ликвидаторы по своей политической линии - их единомышленники, а их органы и директивы для них обязательны. Это специальный бакинский тип меньшевика, который энергично распространяет ликвидаторскую печать и в то же время ратует искренне за "воссоздание партии". Некоторые из них принимали активное участие в деле объединения двух организаций, а после сентябрьского провала 1911 г. стали даже единственными вершителями (ирония!) партийной организации, - правда, ненадолго" (курсив наш. - Ред. "Материалов").

Статья эта была напечатана как первая из "целого ряда очерков о работе в Баку за период, охватывающий время от конца 1909 г. до середины 1912 года". Намерение это выполнено не было. Статья в N 28 - 29 осталась без продолжения. Статья напечатана без подписи, но вскрыть имя автора не составляет большого труда. Анализ ее содержания показывает, что им был В. М. Каспаров (или Каспарянц, партийный псевдоним "Слава"), который в 1906 - 1907 гг. был активным работником большевистской организации в Петербурге, а начиная с 1909 г. вел активную работу в Баку в качестве одного из ближайших сотрудников Шаумяна. Арестованный в сентябре 1911 г., он был летом 1912 г. выслан из пределов Закавказского наместничества и уехал за границу кончать университет. Жил в Берлине, затем в Швейцарии, был связан с Лениным (см. Ленин, 5-е изд, т. 36, указатель). Умер эмигрантом в начале 1917 года.

Установление имени автора указанной статьи важно, так как оно делает несомненным, что она выражала мнение не только В. М. Каспарова лично, но и всей группы Шаумяна, в одной камере с которым Каспаров все время сидел в Бакинской тюрьме. В процитированных строках Каспаров несколько упрощенно, но в основном правильно передает те взгляды, которые в спорах с ним и его друзьями развивал тогда Николаевский38 и которые после сентябрьских арестов стали официальным мнением бакинской организации. Последняя, действительно, считала необходимым "воссоздание партии" в форме объединения подпольных организаций, но решительно отбрасывала все элементы тогдашнего специфического "антиликвидаторства", под знаменем которого Ленин пытался строить свой блок с Плехановым.

Надо добавить, что в существенной поправке нуждается и утверждение Каспарова о том, что победа меньшевиков "специального бакинского типа" была победой "ненадолго".

стр. 15

Николаевский лично, правда, был скоро арестован (в начале июня 1912 г., причем в бакинской тюрьме ему пришлось встретиться и о многом переговорить с Шаумяном, Каспаровым, Енукидзе и всеми другими арестованными), но организация на означенной новой платформе продержалась едва ли не до самой революции. Это отмечает даже такой своеобразный "историк", как Л. Берия, который пишет: "Блок (Берия имеет в виду блок Шаумяна-Охнянского. - Ред. "Материалов') просуществовал недолго. В 1912 г. ушли из Бакинского исполнительного комитета РСДРП меньшевики-партийцы, переметнувшиеся на позиции августовского ликвидаторского блока меньшевиков, троцкистов и отзовистов" (Л. Берия. К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье. 1952, с. 198).

Блока того типа, который был построен Шаумяном и Охнянским, восстановить, во всяком случае, никогда уже не удалось, а особую большевистскую организацию в Баку наследникам Шаумяна (сам он был выслан в Астрахань) пришлось строить наново.

Попытки завоевать обратно бакинскую организацию большевиками были начаты в марте ст.ст. 1912 г., когда в Баку один за другим появились два старых бакинских большевика, которые оба были членами ленинского ЦК, сначала Спандарян, затем Сталин. Первым приехал Спандарян, который в середине марта обратился в "руководящий центр" с предложением сделать доклад о Пражской конференции. "Руководящему центру" об его приезде уже было известно, равно как известно было, что он укрывается в Балаханах, у Серегина, подозрения против которого все более и более сгущались по мере хода расследования. Именно это и было причиной, почему "центр" не только отказался заслушать доклад Спандаряна, но и настоятельно просил посредника, через которого поступило это предложение, не сообщать Спандаряну абсолютно никаких данных о составе "центра". Официально причиной отказа заслушать доклад было выдвинуто непризнание Спандаряна делегатом организации: его доклад в "центре" мог бы быть представлен как акт какого-то его признания.

Этим посредником был Лев Сем. Сосновский39, старый бакинский большевик, который незадолго перед тем вернулся в Баку после продолжительных скитаний по другим краям и который вскоре уехал на родину, на Урал. В новую организацию он не входил, объясняя свое поведение желанием ориентироваться в новой для него обстановке, но в качестве старожила очень многих хорошо знал и со всеми встречался. Недели через полторы-две после этого эпизода со Спандаряном тот же Сосновский снова обратился в "центр" с аналогичным предложением от имени на этот раз Сталина. Вопрос был рассмотрен в "центре", который постановил не заслушивать и доклада Сталина по тем же официальным мотивам. Но одновременно было решено, что представитель "центра" должен встретиться с "Кобой" для того, чтобы выяснить некоторые особенно темные моменты в истории мандата "Тимофея" (Спандаряна), который к этому времени был уже арестован. Встретиться с ним поручено было Николаевскому.

Вот справка, составленная Николаевским по этому вопросу для редакции "Материалов":

"Это была моя первая встреча со Сталиным (его тогда все знали лишь под псевдонимом Коба), но имя его мне уже было известно. Впервые я его услышал от А. С. Енукидзе в сентябре 1911 г., вскоре после приезда в Баку. Енукидзе, с которым у нас были общие близкие личные друзья, был заранее предупрежден о моем приезде и сильно помог мне устроиться в этом новом для меня городе - не только в поисках заработка, но и в общей ориентировке. Старый и очень преданный большевик, лично хорошо знавший Ленина, Енукидзе в то время принадлежал к числу примиренцев. Он первым рассказал мне об острых формах фракционной борьбы, как она шла в Баку в прежние годы, и именно при этом назвал имя Сталина, которого характеризовал, как человека крайне злобного и мстительного, способного не останавливаться перед самыми крайними средствами во фракционной борьбе. Помню как сейчас серьезный тон его ответа на мое недоверчивое замечание: что же, вы считаете, что они способны своих фракционных противников "мало-мало резать"? (Так тогда писала правая печать о кавказских нравах вообще.) "Не шутите, - ответил мне Енукидзе, - действительно способны". Он считал это характерной особенностью привнесения кавказских нравов во внутрипартийную борьбу; особо подчеркивал, что я не должен считать ее отличительной особенностью одних только большевиков, и назвал при этом имя "Петра Кавказского" (Н. В. Рамишвили, в 1918 - 1921 гг. министр внутренних дел Грузинской демократической республики) как меньшевика, который мало чем отличается от "Кобы", и советовал мне хорошо помнить об этой особенности местных партийных отношений.

Теперь я не могу восстановить в памяти, что конкретно рассказывал мне Енукидзе о Сталине в то время: позднее мы не раз возвращались к этой теме, и мне трудно рассказ 1911 г. отделить от позднейших наслоений. Хорошо помню лишь, что в его тогдашних словах не было элементов предостережения политически-полицейского характера.

Наша тогдашняя встреча со Сталиным имела известное значение для развития общих внутрипартийных отношений и нашла отражение в тогдашних писаниях Сталина, а именно, в его письме из Баку, напечатанном в N 26 "Социал-демократа" от 8 мая нов.ст. 1912 г.40,

стр. 16

поэтому будет правильным, если я прежде всего приведу этот документ, тем более, что он не включен в "Сочинения" Сталина. Вот текст этого письма: "Баку. (Конец марта.) Вчера удалось, наконец, собрать несколько человек рабочих, наиболее видных работников в районах (Балаханы, Черный город, Биби-Эйбат, город). Организации, т.е. местного центра, нет; поэтому пришлось ограничиться частным совещанием вышеназванных рабочих. Несмотря на все старания, мне не удалось привлечь на собрание м[еньшеви]ков: они заявили, что "боятся" идти на собрание, и просили меня остаться еще несколько времени, когда условия переменятся к лучшему и можно будет устраивать собрания. М[еньшеви]ки организовали за последние месяцы в Баку свой общегородской якобы "центр": "руководящий коллектив", куда входят одни лишь м[еньшеви]ки. На мое замечание, что такой порядок равняется расколу, они ответили, что уже четыре месяца "ищут" б[ольшеви]ков, чтобы кооптировать их в свой "центр", и до сих пор не могут отыскать. Конечно, очень странно, что жандармам не раз удавалось за это время отыскивать б-ков, а м-ки не могли во всем Баку найти ни одного. Но такова уж фракционная логика.

Собрание решило: 1) поставить на очередь дело объединения и воссоздания организации в Баку, для чего постановило предложить м-кам составить общий с большевиками "руководящий коллектив" из представителей от имеющихся в районах ячеек, независимо от фракций; 2) составить общую избирательную комиссию и подчинить ее во всем будущему слитному "руководящему коллективу"; 3) собрание установило, что выборы на январскую конференцию были вполне правильны, протест же двух членов "руководящего коллектива", почему-то назвавших себя "руководящим коллективом", ни на чем не основан и может быть понят лишь как узкофракционная выходка; 4) конференцию, куда выбирали делегата все бакинские рабочие, б-ки и м-ки, и резолюции этой конференции следует признать и приветствовать, за исключением того места резолюции конференции, где говорится против соглашения на выборах с ликвидаторами. Особенно приветствовать тот шаг конференции, в силу которого дело руководства партийной работой переходит в руки действующего в России ЦК; 5) по поводу открывшейся агитации в пользу новой конференции собрание предлагает ЦК начать переговоры с национальными организациями; что же касается представителей Кавказского областного комитета, принявших участие на январском совещании национально-окраинных организаций, то собрание считает нужным подчеркнуть, что ни о каком Кавказском областном комитете не слышно в Баку вот уже три года, что так называемый областной комитет за три года не проявил в Баку своего существования ни одним листком, что за это время рабочие в Баку имели дело с "руководящим Бакинским коллективом", с представителями ЦК, но с представителями Областного комитета никогда; ввиду чего появление представителей Областного комитета на вышеназванном совещании считает некрасивым и незаконным актом".

Правильное понимание этого документа возможно только на фоне общего положения дел в тогдашнем Большевистском центре.

Бежав 29 февраля ст.ст. из Вологды (этот побег не представлял труда: Сталин в Вологде жил свободным человеком), Сталин направлялся в Тифлис, где в начале марта ст.ст. собралось основное рабочее ядро новосозданного Русского бюро ЦК ленинской партии: Орджоникидзе, Спандарян и Сталин вместе с Е. Д. Стасовой, которая выполняла функции секретаря этого Бюро. Большой архив этого Бюро летом 1912 г. был захвачен жандармами и сохранился в архивах, но до сих пор из него опубликованы только небольшие отрывки из отдельных документов, а между тем эти документы должны представлять большой интерес для истории этого этапа в развитии ленинской партии. В Тифлисе тогда функционировала тайная "типография ЦК", в которой печатались все издания последнего: "Избирательная платформа", написанная Лениным, воззвание "За партию"41 и др. В действительности это была небольшая легальная типография некоего Хачатурова, который никакого отношения к большевикам не имел, но в погоне за заработком шел на риск печатания за повышенную плату их воззваний без цензурных формальностей. Во всяком случае это делало Тифлис весьма важным центром нелегальной работы ленинской партии.

Организационные дела Русского бюро в то время обстояли далеко не благополучно, и Ленин его бомбардировал "ругательными письмами". "Дорогие друзья, - писал он в это Бюро 28 марта нов.ст., - меня страшно огорчает и волнует полная дезорганизация наших (и ваших) сношений и связей. Поистине, есть отчего в отчаяние придти! Вместо писем вы пишете какие-то телеграфические краткие восклицания, из коих ничего понять нельзя"42 (Ленин, 4-е изд., с. 6, курсив Ленина).

Одновременно Ленин засыпал Бюро конкретными вопросами о различных сторонах работы и о положении в разных районах. Среди этих вопросов на видном месте стоял вопрос о Баку: "Ни из Тифлиса, ни из Баку (центры страшно важные), - писал Ленин, - ни звука толком, были ли доклады? где резолюции? Стыд и срам!" (там же, с. 7).

С Тифлисом дело обстояло легко: "руководящий коллектив" Тифлисской группы, которая была представлена на конференции в Праге, состоял из Спандаряна со Стасовой

стр. 17

и их личных друзей, и провести на нем любую резолюцию не составляло никакого труда (после ареста Спандаряна и Стасовой он прекратил свое существование), и таковая резолюция действительно появилась в N 26 "Социал-демократа". В Баку дело обстояло много сложнее. Важность установления контакта с Баку члены Бюро понимали и сами, и еще до получения цитированного письма Ленина туда поехал Спандарян, который там и был арестован 18 марта ст.ст. Известие об этом аресте в Тифлис должно было прийти приблизительно одновременно с получением указанного письма Ленина. Так как Орджоникидзе был в Киеве, то в Баку приходилось ехать Сталину. Документом об этой поездке и является приведенное выше письмо Сталина.

"Биографическая хроника", приложенная к "Сочинениям" Сталина, это письмо датирует 30 марта 1912 г. (Сталин. Соч., т. 2, с. 417). Откуда взялась эта дата, мне неизвестно (в N 26 "Социал-демократа" оно напечатано с пометкой "конец марта"), равно как неизвестно и происхождение 29 марта как дня собрания в Баку и 1 апреля ст.ст, как дня выезда Сталина из Баку. Но если эти даты верны, то они дают точную опору для хронологии моих воспоминаний.

"Руководящий центр" Бакинской организации, в состав которого я тогда входил, собирался более или менее регулярно каждое второе воскресенье (собрания обычно происходили на квартире Авилова, который с женой жил в маленькой квартирке на Баилове), и я отчетливо помню, что о приезде Сталина и об его желании сделать доклад на заседании "центра" я узнал на следующий день после очередного заседания последнего, на котором шла речь об аресте Спандаряна и о подозрительных обстоятельствах, этот арест сопровождавших. Помню об этом хорошо, потому что вопрос о Спандаряне нас всех очень волновал, и известие об обстановке его ареста, с несомненностью свидетельствовавшей о наличии провокации, вызвало оживленные комментарии. Все видели в этих обстоятельствах подтверждение правильности решения, принятого "центром" на предыдущем заседании, об отказе заслушать доклад Спандаряна не только по мотивам партийно-политическим, но и по соображениям элементарной полицейской осторожности. Кто-то из членов "центра" тогда же сообщил о распоряжении, которое пришло из тюрьмы от Шаумяна, с "запрещением" большевикам устраивать какие бы то ни было собрания, именно потому, что и он остатки большевистской организации считал зараженными провокацией. Я полностью разделял эти настроения, тем острее врезались в память разговоры, которые пришлось иметь в ближайшие же дни в связи с вопросом о встрече со Сталиным.

Предложение об этой встрече мне передал Л. С. Сосновский, заявившийся ко мне рано утром в понедельник: помню это хорошо, так как несколько раз упрекал его, почему он не сказал мне об этом накануне, так как тогда я мог бы поставить этот вопрос на заседании "центра": его вины в этом не было, так как, по его словам, Сталин только накануне приехал и в тот же вечер с ним свиделся, но мое положение от этого не становилось более легким. Моим первым движением, конечно, было ответить отказом: не говоря о том, что созывать экстренное собрание "центра" среди недели, в рабочий день, было делом крайне трудным, я был уверен, что "центр" не захочет выслушивать и доклада Сталина. Но и доводы Сосновского были серьезными: он указывал, что "центр", выступивший в печати с протестом против узкой фракционности поведения большевиков, не должен давать им права упрекать его в том же самом, а систематический отказ выслушивать доклады представителей ЦК ленинской партии давал основание для таких упреков. Для меня эти доводы Сосновского звучали тем более убедительно, что сам Сосновский по настроениям принадлежал тогда к числу тех большевиков-примиренцев, которые оказывали поддержку нашему "центру" за его "надфракционную" политику. Кончилось тем, что я обещал переговорить с друзьями и сделать попытку убедить их в необходимости встречи со Сталиным.

Здесь нет необходимости рассказывать о тех встречах и разговорах, которые я имел в ближайшие дни. Скажу только, что пришлось созвать собрание "узкой коллегии" "центра" и что на этом собрании, как и во время переговоров до него, мне пришлось услышать много упреков в моей якобы непоследовательности. Ни один из участников "центра", включая и большевика-примиренца Калинина (Якушев в "центр" вошел несколько позднее, после столкновения, которое у него было со Спандаряном), не поддержал предложения о заслушании доклада Сталина. Единственное, чего мне удалось добиться, было решение "центра" не уклоняться от официального разговора со Сталиным, но ведение этого разговора от имени "центра" было возложено на меня одного. В тот же вечер, очень поздно, я сообщил Сосновскому решение "центра". Он был очень недоволен, но должен был примириться с фактом. Моя встреча была тут же назначена - он имел нужные полномочия - на следующий день, под вечер, у него, Сосновского.

Справляясь с тогдашним календарем, я имею возможность точно восстановить хронологию тех дней при условии, что 30 марта ст.ст. является точной датой написания письма Сталиным: по своему содержанию это письмо в ряде пунктов является откликом на нашу беседу, хотя, конечно, откликом крайне субъективным. Если письмо написано 30 марта,

стр. 18

то заседание "центра", на котором шел разговор об аресте Спандаряна, могло иметь место только в воскресенье 25 марта. На предыдущем собрании, 11 марта, "центр" отклонил предложение Спандаряна заслушать его доклад. В тот же день, т.е. в воскресенье 11 марта, состоялся первый доклад Спандаряна на квартире у И. Мгеладзе ("Вардин"). В следующее воскресенье 18 марта было собрание в Балаханах, в помещении Союза нефтепромышленных рабочих, которое было арестовано полицией. 25 марта "центр" обсуждал создавшееся положение. 26 марта Сосновский передал мне предложение Сталина, ответ на которое я мог ему сообщить только в среду, 28 марта, поздно вечером. Сама встреча имела место 29-го вечером.

Должен добавить, что Сосновский мне с самого начала передал, что "Коба" в Баку приехал чуть ли не исключительно "для выяснения отношений" с "центром", так как ЦК очень задет и нашим заявлением в зарубежной печати, и еще более категорическим отказом иметь какое бы то ни было дело со Спандаряном, о котором этот последний написал в Бюро ЦК. По словам Сосновского, Сталин держится крайне осторожно, почти ни с кем не встречается, живет у личных друзей, которым вполне доверяет, и не намерен устраивать какие-либо другие собрания, так как очень встревожен арестом Спандаряна и вполне согласен с предупреждением, которое прислал Шаумян из тюрьмы. Все это Сосновский говорил, чтобы отвести соображения о возможности провала в результате болтовни в кругах большевиков: Сталин сам знает об этой опасности и сам не хочет проваливаться (Сосновский передавал его слова: "Я не имею права проваливаться").

Встреча эта состоялась в присутствии Сосновского и его жены Насти Завьяловой (как я слышал, она погибла в Сибири, куда поехала для подпольной работы в период Колчака). Хорошо помню первое впечатление, которое на меня произвел мой собеседник. Я пришел без запоздания, но Сталин пришел раньше и занял самую удобную позицию в комнате - в углу, с явным расчетом иметь возможность наблюдать за собеседником, самому оставаясь немного в тени (начинало смеркаться, скоро пришлось зажечь лампу).

Разговор начался его упреком, что я, меньшевик и новый человек в Баку, систематически не хочу позволить Спандаряну отчитаться перед организацией, которую Спандарян представлял на конференции. Я помню мой ответ: именно потому, что я новый человек в Баку, я не так остро реагирую на оскорбление, которое Спандарян нанес организации, выступая ее представителем, хотя не имел на то никакого права. Вопрос этот у нас был обследован с достаточной полнотой, а потому я в ответ на его возражения предложил Сталину указать точно, кто именно, т.е, какая ячейка в составе каких членов выдала ему мандат. Сталин уклонился от ответа под предлогом неведения, я предложил, если он хочет, назначить совместную комиссию для обследования этого вопроса, а пока перейти к другим делам.

Мои воспоминания о политическом содержании сообщения Сталина настолько расходятся со всем, что теперь пишут о тогдашней позиции Сталина, которого принято изображать самым последовательным из сторонников Ленина, что мне было бы трудно быть категорическим в своих утверждениях - если б не приведенное выше письмо Сталина. Сталин тогда поразил меня относительной умеренностью своих высказываний по наиболее острым партийно-политическим вопросам, и я помню, как эти части моего рассказа о встрече со Сталиным вызывали изумление всех, кто его знал, и повторные вопросы, не ошибаюсь ли я? правильно ли я понял мысли Сталина? Помню, как заинтересовался моим рассказом и М. И. Скобелев43, который задавался вопросом, не является ли позиция Сталина показателем некоторого стремления Русского бюро ЦК к некоторому обособлению от полной диктатуры Ленина?

В своем письме Сталин не высказывает своего мнения по затрагиваемым вопросам, он якобы только формулирует взгляды большевиков - представителей разных районов Баку, которыми якобы и были высказаны соответствующие взгляды. Я лично уверен, что собрания, о котором говорится в письме, вообще не было. В этом меня тогда уверял Сосновский, такое же впечатление у меня тогда осталось и от высказываний самого Сталина. Но они, конечно, могли и не говорить мне всей правды о своих действиях и скрыть от меня об устроенном ими собрании (хотя 29 марта такое собрание им устроить, думаю, было бы физически невозможно). В тогдашних отношениях это не было бы нелояльностью с их стороны. Важнее, что в тексте этого письма, если его точно проанализировать, нет прямого утверждения, что было какое-то собрание с участием Сталина: последний дает гибкие формулировки, которые создают у читателя впечатление, будто такое собрание имело место, но прямо он этого нигде не говорит... Еще более важно, что такие официальные авторы, писавшие о тогдашнем визите Сталина в Баку, как Л. Берия (см. его кн. "К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье") и М. Д. Багиров44 (см. [его] "Из истории большевистских организаций Баку и Азербайджана". Баку, Азернешр, 1944), об этом собрании совершенно не упоминают, - а они располагали всеми материалами старых полицейских архивов. Вопрос о том, было ли такое собрание, поэтому является вопросом

стр. 19

по меньшей мере спорным. Вернее всего, по-моему, думать, что у Сталина тогда были только встречи с отдельными лицами...

Во всяком случае наиболее важным является тот факт, что под видом мнений рабочих-большевиков в этом письме Сталин сформулировал те самые взгляды на необходимость внесения ряда поправок в решения Пражской конференции, которые он развивал мне как взгляды Русского бюро ЦК и как платформу сотрудничества нашего "центра" с этим Бюро. Именно под этим углом зрения это "письмо из Баку" Сталина и следует рассматривать.

Первым и наиболее важным вопросом, который стоял тогда перед всеми социал-демократическими организациями, был вопрос о тактике на предстоящих выборах. Решения Пражской конференции, отвергавшие какие бы то ни было соглашения на выборах с "ликвидаторами", делали для нас бесцельными всякие переговоры с большевиками об организационном единстве. Именно этот пункт, согласно инструкциям "центра", я поставил во главу политической части моей беседы со Сталиным: если ЦК стоит на этой точке зрения, ведение каких бы то ни было переговоров о нашем соглашении бесполезно... Сталин на это отвечал, что он, к сожалению, на конференции сам не был, - если бы был, он всячески боролся бы против этого пункта. Он был весьма уклончив в ответах на вопросы об общих организационных отношениях с так наз. "ликвидаторами", против этой резолюции конференции, во всяком случае, прямо не возражал, но определенно говорил о своем несогласии с пунктом, запрещавшим избирательные соглашения с ликвидаторами.

Это свое отношение к вопросу он включил и в свое письмо, указав, что бакинское собрание постановило конференцию приветствовать и ее резолюции признать правильными "за исключением того места.., где говорится против соглашения на выборах с ликвидаторами". Как мне вспоминается, он вносил весьма своеобразный элемент в мотивировку своего "либерализма" к "ликвидаторам": он говорил, что "русские ликвидаторы" все же лучше прикрытых ликвидаторов из Кавказского областного комитета, и если допускать соглашения с последними, то тем больше оснований признавать допустимость соглашений с первыми. Кавказский областной комитет вообще субъективно был для него, как теперь сказали бы, "врагом N 1". Но это не меняет основного факта: заявление письма Сталина о необходимости допустить избирательные соглашения с "ликвидаторами" было единственным заявлением этого рода во всей тогдашней литературе большевиков-ленинцев.

В замечаниях, которые Сталин делал в беседе со мной, такое заявление о возможности избирательных соглашений с ликвидаторами было связано также с ироническими замечаниями против "заграничников", которых он обвинял в плохом понимании русской действительности, причем он подчеркивал, что эта его ирония относится ко всем заграничникам: "наши не хуже ваших", говорил он, настаивая, что "практикам", ведущим работу в подполье, следует иметь свой "центр", который должен направлять политику партии и заставить всех "заграничников" подчиняться ему. Разбирая теперь опубликованные в то время в "Социал-демократе" и "Рабочей газете" резолюции местных большевистских организаций с откликами на Пражскую конференцию, я вижу, что высказывания в пользу Русского центра имеются в резолюциях только из Тифлиса и Баку, т.е. в тех двух документах, к которым, несомненно, имел отношение Сталин: ни в одной из остальных резолюций, к составлению которых Сталин отношения не имел, такие ноты не слышны. План создания Русского центра, т.е. бюро, действующего в России и оказывающего влияние на всю политику партии в те годы, 1909 - 1911, был очень популярен среди "практиков", споривших против "раскольнических тенденций" Ленина: его защитниками были все большевики-примиренцы во главе с Дубровинским, Ногиным, Рыковым. Сталин за Русский центр высказывался в своем письме И. И. Шварцу от 31 декабря 1910 г. (Сталин. Соч.. т. 2. с. 211).

Очень настойчив был Сталин и в своих попытках нащупать общий язык с бакинцами в критическом отношении к Кавказскому областному комитету, играя на старом (как я тогда уже знал) раздражении многонациональной бакинской организации против этого Областного комитета, ставшего, начиная с 1905 г., почти исключительно Грузинским центром. Областной комитет проводил действительно огромную работу среди грузин. Достаточно указать на его деятельность по созданию легальной социал-демократической грузинской печати. Начиная с 1906 г. Кавказский областной комитет почти непрерывно выпускал ежедневную легальную партийную газету, несмотря на все меры правительственных репрессий: за 1906 - 1910 гг. было закрыто 46 названий, но газета неизменно возрождалась45. При этом Областной комитет после 1907 - 1908 гг. почти ничего не делал в области социал-демократической пропаганды среди других национальностей, и это было причиной больших на него нареканий. Сталин настойчиво старался нащупать наличие этих настроений и у меня (в его письме этот момент настойчиво подчеркнут), но без успеха: организационных связей с Кавказским областным комитетом у бакинского "центра" в то время, действительно, не было, но пребывание Н. Н. Жордания в Баку дало возможность установить с ним отношения личные, и он оказывал огромную помощь "центру" в постановке легального органа

стр. 20

последнего, начавшего выходить в апреле 1912 г. под названием "Наше слово"46. Но рассказывать об этом Сталину у меня, конечно, не было намерений, хотя о проекте издания журнала он мог быть осведомлен от Сосновского, который обещал в нем сотрудничать47, но о моих переговорах с Н. Н. Жордания не знал и он.

Этим, насколько вспоминаю, была исчерпана партийно-политическая часть нашего разговора, который, повторяю, я никогда не мог бы вспомнить с такой полнотою, если б не приведенное тогдашнее письмо Сталина. В нем он изложил, по существу, всю свою позицию, как он ее развивал передо мною, только выдав ее за мнения "рабочих, наиболее видных работников в районах (Балаханы, Черный город, Биби-Эйбат, город)". Для меня, конечно, было ясно, что эта партийно-политическая часть разговора, в которой я выступал в роли главным образом слушателя, была только предисловием к партийно-организационной части, в которой Сталин будет пытаться в какой-то организационной форме закрепить выводы из политических якобы уступок, им сделанных. Вспоминаю и свое настроение: накануне "центр" решил ни на какие соглашения не идти и никаких организационных связей с ленинским ЦК не устанавливать, но ни в коем случае не сходить с объединительных позиций, не отказываться от объединения с большевистскими кружками в Баку, если эти кружки согласятся не требовать проведения раскола с "ликвидаторами справа и отзовистами слева" и признают обязательность единства всех социал-демократов в избирательной кампании. Но к этой линии, основанной на определенных политических и организационных посылках, которые я мог защищать открыто, имелось одно дополнение, которое я должен был все время иметь в виду, но ни в коем случае не высказывать открыто Сталину: из нашей организации никто не хотел идти на организационное сближение с балаханской ячейкой большевиков из соображений не политического, а полицейского характера. Мы не доверяли этой ячейке в целом, хотя и понимали, что не имеем точных доказательств... Если бы она приняла все политические и организационные условия, наш "центр" все равно - под тем или иным предлогом - на соглашение с нею не пошел бы. С этим я должен был считаться и маневрировать во время переговоров.

Из вопросов организационных на первое место был поставлен вопрос о создании общей избирательной комиссии. При заявлении, которое Сталин сделал по вопросу о "ликвидаторах", и при его согласии совершенно устранить из нашей терминологии название "меньшевиков-партийцев", а говорить только о меньшевиках вообще (этого правила Сталин придерживается в своем приведенном выше письме, опять-таки в отличие от обычной тогда общей терминологии "Социал-демократа"), соглашение по этому пункту не составило большого труда. Включение большевиков в такую центральную избирательную комиссию для всей Бакинской губернии и мы считали необходимым, а имена возможных кандидатов, которых он называл из числа старых большевиков, занимавших видное положение в бакинской легальной общественной жизни (мне вспоминаются имена А. М. Стопани48, который тогда работал статистиком в Совете съездов нефтепромышленников, инженера Мешади Азизбекова49, который позднее погиб вместе с Шаумяном, доктора Окиншевича), наших возражений не вызывали. Со своей стороны Сталин заверял, что они не будут делать отвода ни против кого из старых видных бакинских меньшевиков. Помню, я называл имя В. И. Фролова, в прошлом народовольца, но затем, уже с середины 1890-х годов социал-демократа, который был одним из руководителей меньшевистской организации Баку в 1907 - 1910 гг., на квартире у которого делал доклад Ногин о пленуме ЦК января 1910 г., но который отошел от организации, когда в ней начал играть руководящую роль Охнянский. Фролов был заведующим тем статистическим управлением, в котором работал и Стопани.

Но эта общая избирательная комиссия, конечно, должна была стать только органом общей партийной организации, которой должен был стать наш "центр", но переустроенный согласно тому плану, который был положен в основу объединения лета 1911 г. и который предусматривал равное представительство в будущем "руководящем центре" (Сталин употребляет старый термин "руководящий коллектив") всех "имеющихся в районах ячеек, независимо от фракций" (беру те формулировки, которые даны в письме Сталина). Выборы эти должен был проводить наш "центр", но пополненный представителями большевиков. В принципе на это мы были согласны: в состав "центра" большевики входили, но в количестве, которое явно не отвечало их прежнему влиянию в организации, а потому пополнение "центра" в этом отношении мы принимали. Именно в этот момент переговоры уперлись в тот вопрос, который Сталин в своем письме изображает как меньшевистскую "боязнь" ходить на общие собрания с большевиками. Он только не добавляет, что это была не "боязнь" ходить на собрания вообще (своих собраний у "центра" было немало), а специальная "боязнь" ходить на собрания с некоторыми группами большевиков, которые мы считали "зараженными" провокацией. Как указано, этот пункт для нас был решающим, но как раз в эти дни, когда состоялась встреча со Сталиным, защищать нашу позицию стало много легче, чем за две-три недели перед тем: за это время, после ареста Спан-

стр. 21

даряна на собрании в Балаханах, из тюрьмы большевиками было получено, как уже упомянуто выше, письмо от Шаумяна со строжайшим указанием на необходимость временно прекратить устройство каких бы то ни было собраний, так как остатки их организации явно заражены провокацией. Иными словами, наша оценка положения теперь была полностью подтверждена Шаумяном, и это обстоятельство, крайне важное для нас вообще, было особенно важно для переговоров со Сталиным, который, как нам было известно, о письме Шаумяна был осведомлен.

Поэтому, когда Сталин поднял вопрос о немедленном же пополнении "центра" большевиками, я ответил ему принципиальным согласием, заявив, что мы и сами стремимся к такому пополнению, но, к сожалению, не видим, о ком конкретно может идти речь. Как я и ждал, Сталин назвал, с одной стороны, балаханскую большевистскую ячейку и, с другой, И. Мгеладзе. Относительно последнего я заявил, что с ним лично никогда не встречался и мнения о нем не имею, но до нас доходили слухи о не вполне благосклонном отношении к нему Шаумяна и др. "сентябристов" (так в Баку тогда шутливо называли арестованных в сентябре 1911 г.), а потому я лично считаю необходимым прежде всего выяснить, поддерживает ли группа Шаумяна эту кандидатуру50. Что же касается балаханской ячейки, то вопрос о ней имеет разные стороны: нам прежде всего известно, что летом прошлого года она была против соглашения с меньшевиками, и из ее руководителей никто тогда не вошел ни в "руководящий центр", ни в Исполнительный комитет, поэтому мы считаем необходимым предварительно иметь официальное подтверждение, что они изменили свою точку зрения на этот вопрос. Но кроме этого принципиального вопроса, как я подчеркнул, для нас большое значение имеет вопрос, особенно остро вставший в связи с недавним арестом Спандаряна и письмом Шаумяна, о котором он, Сталин, конечно, осведомлен. Поэтому для нас необходимым условием каких бы то ни было сношений с балаханской ячейкой является прежде всего выяснение вопросов, поднятых письмом Шаумяна, которое, как нам известно, имеет в виду раньше всего эту ячейку.

Как ни выдержан был Сталин, было заметно, что эти мои замечания его сильно задели. Именно тут он начал иронизировать над тем, что меньшевики "боятся" ходить на собрания и т.п., а когда я указал, что речь идет не о меньшевиках, а о Шаумяне, у.Сталина прорвалось несколько резких фраз "о людях, встречающихся и в нашей среде", которые "чрезмерно мнительны", потому что "не любят бывать арестованными" и вообще имеют "интеллигентские замашки"51. Я к этому времени уже знал об обостренных личных отношениях между Шаумяном и Сталиным, хотя далеко еще не понимал их подлинного значения, и мне не хотелось, чтобы вопрос потонул в зыбучих песках этих старых внутрибольшевистских споров (от мысли о подозрениях против самого Сталина я был тогда очень далек), а потому я оборвал этот разговор замечанием, что слишком мало знаю Шаумяна, чтобы решить, правильны ли замечания Сталина, но что я имею достаточно опыта в подпольной работе и достаточно много раз, к сожалению, бывал арестовываем (помню, чтобы несколько смягчить резкость ответа, я в шутку предложил Сталину устроить конкурс по курсу "практического тюрьмоведения"), чтобы не бояться упреков в "нежелании быть арестованным". Но я знаю также свою обязанность, сказал я, принимать меры предосторожности для предупреждения провалов, и если Шаумян шлет такое письмо, я не имею права с ним не считаться. Вопрос о кандидатах, выдвигаемых большевиками, мы готовы обсудить и в принципе согласны таковых принять, - но лишь в тех случаях, если сами же большевики не выдвигают против них подозрений. Шаумян - бесспорный лидер бакинской организации большевиков, и с его мнением мы не имеем права не считаться...

Мои аргументы были неоспоримы с точки зрения любого "подпольщика", и Сталин не мог возражать, но было совершенно ясно, что он очень раздражен, особенно потому, что не может представить каких-либо основательных доводов, и весь дальнейший разговор пошел в значительно менее дружелюбном тоне, чем до того. Помню, что разговор мы кончали вопросом о нашем отношении к Пражской конференции: Сталин хотел получить от меня хотя бы самое осторожное заявление о положительной оценке роли этой конференции и обещание не становиться активно в лагерь сторонников конференции, о созыве которой только что было объявлено "совещанием националов". Я не собирался пойти ему навстречу, но не хотел и сказать открыто, что мы идем именно на эту последнюю конференцию, тем более что окончательное решение нами тогда еще не было принято формально. И вопрос вновь вернулся к спору о бакинском делегате на конференции в Праге. Сталин начал доказывать неправильность протеста двух большевиков - членов сентябрьского Исполнительного комитета (об этом протесте Сталин упоминает в своем письме), объясняя его недоразумением, которое якобы уже выяснилось. Я знал, что это было неверно: речь шла о протесте, который был заявлен рабочим-большевиком Степаном Якушевым на докладе Спандаряна 11 марта и там же поддержан еще одним участником этого собрания (фамилию этого последнего моя память не сохранила, я лично с ним знаком не был, и в нашу организацию он тогда не вошел). Со Степаном Якушевым я часто встречал-

стр. 22

ся, он был тогда душою попытки объединить профсоюз механических рабочих с союзом рабочих нефтепромышленных52, т.е. ликвидировать тот раскол профдвижения, который являлся перенесением в профдвижение фракционной внутрипартийной борьбы. О своем выступлении против Спандаряна рассказывал мне он сам, и во время именно этого рассказа он впервые поставил вопрос о своем вступлении в наш "центр" (вступление это произошло в ближайшие же недели).

В течение всего нашего разговора я сам не был откровенен со Сталиным и, конечно, не ждал полной откровенности с его стороны, тем более что я помнил предупреждение Енукидзе. Но чересчур грубое отклонение от правды меня сильно задело, и под влиянием этого раздражения я решил затронуть вопросы, которые перед нами встали в процессе расследования "дела о мандате Спандаряна".

Должен сделать оговорку. Теперь, при изучении материалов эпохи, я, конечно, оживил очень многое из старых полузабытых воспоминаний, но и теперь еще далеко не все мне ясно. Надо знать, что в этом деле, которое было тесно связано с делом о провокации, многое строилось на косвенных уликах и на мелких деталях, которые всегда труднее вспоминаются, особенно если речь идет не о пережитом самим, а о слышанном от других. Поэтому относительно полно память сохранила только то, что в свое время казалось наиболее важным, и притом лишь в общих чертах. А таким "наиболее важным" тогда казался "вопрос о печати", которой был скреплен мандат Спандаряна.

В истории бакинской большевистской организации "вопрос о печати" вообще играл немалую роль. Дело в том, что таких печатей было две - одна круглая и одна овальная. Я, конечно, не помню, в какой именно последовательности эти печати сменялись, но смена их была в своем роде эпохой в жизни организации: старая печать (допустим, что это была печать круглая) была захвачена полицией, кажется, в 1909 г. и была объявлена недействительной, а вместо нее изготовлена новая (допустим, овальная). Позднее я узнал, что с этими печатями была связана история с вымогательством денег от имени большевистского комитета от нефтепромышленников, главным образом армян, и что именно на этой почве были наиболее острые столкновения между Шаумяном и Сталиным, который поднял борьбу против Шаумяна. Говорили даже, что печать совсем не была арестована, а легенду об ее аресте пустила в обращение та группа большевистских комитетчиков, которая стремилась уверить других, что вымогательство было делом шайки бандитов, связанных с полицейскими, которые воспользовались для этого захваченной при аресте печатью. Дело было очень запутанное, и даже позднее я так и не смог узнать всю правду от Енукидзе, который уверял, что сам ее толком не знает. Возможно, что он говорил правду, но возможно и то, что он не хотел, чтобы неприятный сор был вынесен из большевистской избы, навести порядки в которой он, несомненно, стремился, но ломать которую он отнюдь не собирался.

И вот в наш "центр" тогда поступили сведения, что мандат Спандаряна был скреплен не просто большевистской печатью (объединенная организация уже имела свою собственную печать), но именно тою, которая за три года перед тем была объявлена захваченной полицией... Я не помню теперь, какими путями эту информацию мы получили (помню, мы ее сообщили Скобелеву и просили его выяснить вопрос, быть может, через Бурцева: мы полагали, что на запрос последнего Ленин не сможет ответить отказом). Вот этот-то вопрос о печати я и поставил перед Сталиным, который явно этим вопросом был очень задет... Беседа наша закончилась в тонах больше чем сдержанных.

Чтобы покончить с этой темой, прибавлю, что только после беседы со Сталиным мне удалось слегка ознакомиться с "тайнами мадридского двора" старой большевистской организации. Поиски нитей провокации завели в настоящий лабиринт бандитских операций, которые проводила балаханская группа во главе с Серегиным - Сталин и Спандарян с нею были тесно связаны. Ближайшие адъютанты Серегина вербовались из азербайджанских "кочи"53 - дружинников-телохранителей, которых имел в Баку каждый крупный азербайджанский нефтепромышленник и в задачи которых входила далеко не одна только охрана их патронов, но и устранение слишком опасных противников. Вся полиция, особенно на промыслах, жила в дружбе и работала в доле с лидерами таких шаек. Сталин проник в этот мирок и завел своих собственных "кочи", не останавливаясь перед устранением их руками становившихся ему опасными людей. Уже в самые последние дни моей жизни в Баку ко мне привели одного рабочего, бывшего "потемкинца", который, наскучив скитаться за границей, вернулся в 1907 - 1908 гг. в Россию, попал в Баку к большевикам и вошел в их боевую дружину. Познакомившись с их делами, по его рассказу, он пришел в ужас и пытался от них уйти. Его обвинили в измене и пытались с ним расправиться. Он уцелел чудом: замертво брошенный в степи, он ночью очнулся, добрался до друзей, которые отвезли его в больницу. Главой всех этих операций он называл Сталина и Серегина с их адъютантами-татарами... Было немало и других интересных рассказов, которые дали мне возможность составить обширный доклад для Закавказской областной конференции, назначенной на начало июня.

стр. 23

За день или два до отъезда на эту конференцию, поздно ночью, когда я заканчивал составление этого доклада, пришла полиция. Пока открывали дверь, я сжег написанное. Комната была наполнена запахом жженой бумаги, и это было занесено в протокол. Настоящей причины ареста я так и не узнал54, но полиция вскрыла, что я живу под чужим паспортом. Помню, как жандармский ротмистр на допросе дал мне "добрый совет": "Если в вашем прошлом нет крупного дела, назовите ваше настоящее имя. Нам нет охоты возиться с вами, своего дела на вас создавать не будем"... И когда справка подтвердила, что мое имя стоит в списках бежавших из ссылки, меня отправили обратно.

В тюрьме мне пришлось сидеть в одной камере с Гинзбургом-Кольцовым, Охнянским, Черномазовым; удалось устроить большую беседу с Шаумяном, Каспаровым, Енукидзе; несколько позднее с последним вместе проделал этапный путь до Ростова-на-Дону: его выслали из пределов Кавказского наместничества. В центре разговоров стоял вопрос о провокации, руку которой чувствовали все. Конечно, для меня наиболее интересным был разговор с группой Шаумяна, которая держалась особняком и вообще была в тюрьме на особом положении. Помню нашу с ними беседу: они знали, что я вел расследование, но в свое время уклонились от сообщения имевшихся у них материалов, так как вели следствие сами. Думаю, что личное доверие было у обеих сторон, но у обеих сторон было и сильное опасение, что собеседник использует материалы в интересах фракционной борьбы. Поэтому беседа носила характер дипломатической игры, в которой вопрос о вскрытии общего врага, провокации, отходил на задний план. Они очень старательно допытывались, что было установлено относительно балаханской ячейки, но сами никаких указаний о прошлых конфликтах не дали. Мои попытки разобраться в секретах этого прошлого их явно раздражали, хотя я не думаю, что они могли не видеть связи этого прошлого с современностью. О Мгеладзе они еще были склонны кое-что рассказывать, но когда речь подходила к балаханской ячейке, их тон определенно становился враждебно-настороженным... Я не сомневался, что откровенное сопоставление наших данных было бы крайне полезным для расследования, но все больше и больше укреплялся в уверенности, что обо всех делах недавнего прошлого, которые создали условия для расцвета этой провокации, они знают во много раз больше, чем я, и все же молчали и будут о них молчать...

Очень немногое удалось выяснить и по вопросу о мандате Спандаряна. Они не могли оспаривать, что полномочные органы объединенной организации не только не принимали решения о посылке Спандаряна на конференцию, но и вообще ими никогда не было формально принято решение об участии в этой конференции. Они настаивали, что решение о посылке делегата организации в Русскую коллегию ОК предрешало вопрос об участии в конференции, которую эта коллегия созывала, но и это категорически оспаривал Охнянский, который вообще был в состоянии тяжелого похмелья от всей своей объединительной попытки. В разговорах, которые он вел со мною, он пытался доказывать, что политика объединения "всех партийцев - как большевиков, так и меньшевиков" - является, вообще говоря, правильной, но она трудно применима к бакинским условиям. Лично на него крайне тяжелое влияние оказала атмосфера подозрений, которая была особенно сильна в первые месяцы после сентябрьских арестов. К моменту моего ареста его положение стало много лучшим, так как арест Спандаряна показал, что "плехановцы" в сентябрьских арестах неповинны и что провокатора нужно искать в большевистском лагере. Но раньше, как он говорил, совсем нечем было дышать...

Было несомненно, что Шаумян и его ближайшие друзья в первые же недели после ареста совершили какой-то самочинный акт по выдаче мандата для представительства на конференции - позднее Енукидзе мне старался доказать, что в аналогичных условиях представитель любой фракции не стал бы считаться с формальностями. Было ясно, что эти полномочия выдала балаханская группа... Выходило, что мандат был выдан Серегиным и его ближайшими адъютантами (похоже, теми самыми Мухтадиром и Кази Магомедом, которых упоминает Багиров в своей "Из истории большевистских организаций Баку и Азербайджана", с. 122), и именно они добыли старую печать, которая числилась захваченной жандармами при обысках...

Должен добавить, что по пути этапом на север мои дороги снова скрестились с дорогами Сталина: арестованный в конце апреля в Петербурге, он шел в Нарымский край. Когда меня ввели в полутемную камеру временной Вологодской пересыльной тюрьмы, с полу поднялась растрепанная фигура и с мрачной иронией провозгласила: "Ну, как, можем мы теперь продолжить наши споры?" В тон ему я ответил: "Охотно, - но в тюрьмах я веду споры только по вопросам практического тюрьмоведения..." Он рассмеялся: "Это тоже большая тема". О партийной политике мы не говорили, только перебирали общих знакомых... Наутро он ушел с партией на Вятку-Пермь, а после обеда ко мне пришел на свидание В. Г. Чиркин, которого я знал еще по выборам в III Государственную думу в Петербурге, и подробно рассказал историю своего ареста в Москве, если не обманывает память, в связи со съездом фабрично-заводских врачей. Большую роль в его рассказе

стр. 24

играл вопрос о подозрительной роли Малиновского, о кандидатуре которого в IV Государственной думе только что сообщили газеты...

Чтобы закончить рассказ о Баку, нужно сообщить, что "центр" в апреле-мае заметно окреп. Удалось выпустить первомайский листок55, начали выпускать журнал "Наше слово", официально связались с Кавказским областным комитетом и после доклада представителя последнего Г. И. Уратадзе (ныне живет в Париже) было принято решение участвовать в Закавказской областной конференции, с тем чтобы поддерживать план созыва конференции общепартийной и настаивать на расширении Областным комитетом работы на других - не грузинском только! - языках".

166. "К-в" - Д. Кольцов (Б. А. Гинзбург (1863 - 1920), известный социал-демократ с конца 1880-х годов. Спандарян в своем докладе на Пражской конференции о нем рассказывал; "Летом 1911 г. было за границей совещание ликвидаторов, на которое ездил один известный литератор в Баку. Вернувшись, он собрал 7 человек и повел агитацию против большевиков и Плеханова. Нелегальные партийные организации он предлагал игнорировать, они-де "выдохнутся". Ликвидаторы вполне разделяли его точку зрения на нелегальную организацию, они решили сплотиться, назвать себя "Инициативной группой" и заняться "положительной работой": выборами в городскую думу, отстаиванием своих взглядов в профсоюзах (господствуют партийцы). На втором собрании "Инициативной группы" было 13 человек, были и меньшевики-партийцы. Меньшевики-рабочие поставили ликвидаторам вопрос: "кто вы?", разругались, и большинство их ушло. Осталось 2 - 3 меньшевика-рабочих, которых выбрали в числе прочих в бюро, - они вскоре ушли под давлением меньшевиков-партийцев. Исполком единогласно постановил считать эту группу ликвидаторской и не входить с нею ни в какие отношения, а принимать участие только в дискуссиях. На дискуссиях выступал очень энергично один плехановец, и группа ликвидаторов вскоре расстроилась, распалась" (Социал-демократ, N 26 от 8 мая 1912 г.).

Со стороны фактической этот рассказ не вполне точен. Б. А. Гинзбург (Кольцов), который тогда работал в статистическом отделе Съезда нефтепромышленников, летом 1912 г. действительно ездил за границу и принял там участие в совещаниях, которые имели место в Веггисе (см. раздел V, примеч. 144). По возвращении в Баку (в середине августа ст.ст. 1912 г.) он сделал доклад на небольшом собрании о положении дел в социал-демократической эмиграции и поставил вопрос о необходимости меньшевикам оформить свою организацию.

"Эти собрания, - вспоминает Б. И. Николаевский, - происходили до моего приезда в Баку, и о них я знаю только по рассказам. Между участниками действительно шел спор, целесообразно ли то объединение, которое проводил Охнянский (именно его имеет в виду Спандарян, когда говорит об "энергичном" противнике Кольцова). На этих первых собраниях Охнянский, по-видимому, имел некоторый успех, но весьма относительный. "Инициативная группа" на них создана не была, но было решено попытаться вести работу вокруг "конкретных вопросов", причем в первую очередь был поставлен вопрос о подготовке к выборам в бакинскую городскую думу. Первое собрание, На котором я был, было посвящено именно этой теме. На собрании присутствовало человек 8 - 10 (вспоминаю, кроме Кольцова, В. И. Фролова, доктора Н. Н. Розанова, служащего городской управы Илюшина и др.). Городское хозяйство в Баку велось в высшей степени скверно, финансы вечно были в катастрофическом состоянии, и демократический список имел шансы на успех. Собрание наметило разработку ряда вопросов. Профсоюзы не только не возражали, а наоборот, поддерживали эти планы (механические рабочие, конторщики, печатники и др.), против был только Союз нефтепромышленных рабочих в Балаханах (большевистский). Собрания оборвались ввиду ареста Б. А. Гинзбурга. Член правления рабочего клуба "Наука", он был арестован в этом клубе на собрании 30 сентября ст.ст. 1911 г., когда там был захвачен большевистский Бакинский комитет, и обвинен в принадлежности к социал-демократической организации, причем позднее ему на допросах, как он мне сам рассказывал в тюрьме, в качестве улики предъявили номер "Социал-демократа", в котором был напечатан процитированный выше доклад Спандаряна. "Известных меньшевистских литераторов", сотрудников легальных меньшевистских журналов, в Баку было не много, и выяснить, кто из них ездил за границу, было очень легко, так как все выездные визы регистрировал паспортный стол канцелярии градоначальника. С этими сторонами своих публикаций Ленин тогда совершенно не считался. Несколько позднее эта группа в пополненном составе возобновила работу как комиссия по муниципальным делам при "руководящем центре"".

167. Тифлисский мандат организаторы* конференции сочли правильным передать Орджоникидзе, хотя мандат этой группы был дан на имя Спандаряна.

168. Как уже отмечено раньше, главными практиками-организаторами Пражской конференции были кавказские большевики из группы Сталина-Спандаряна-Орджоникидзе, сплотившиеся в борьбе против меньшевистского Кавказского областного комитета и интересы

стр. 25

этой борьбы продолжавшие выдвигать на передний план. Этот элемент сильно подчеркнут и в докладе Орджоникидзе как главы РОК, и в докладах Спандаряна и Орджоникидзе на конференции. Зевин, сам ряд лет работавший в Баку в меньшевистской организации, знал, насколько эти нападки не соответствуют действительному положению, и протестовал против них.

169. "Большевистская группа" здесь - "Выборный комитет" тифлисской социал-демократической группы, которая весной 1911 г. была создана Спандаряном и Стасовой и состояла из небольшого кружка их личных друзей. После ареста летом 1912 г. четырех-пяти человек группа перестала существовать.

170. Это заявление Зевина и факт его участия на конференции только с совещательным голосом не зарегистрирован ни в официальных документах конференции, ни в советской исторической литературе о Пражской конференции. В частности, в наиболее широко распространенном советском справочнике "ВКП(б) в резолюциях" (1936, т. 1, с. 181) Зевин зарегистрирован как кандидат с решающим голосом. Из воспоминаний Пятницкого известно, что в вопросе о конституировании конференции Зевина вначале поддерживал Малиновский, который "заявил, что он будет голосовать против" объявления конференции общепартийной, так как "он имеет соответствующий императивный мандат от своих московских избирателей". "Это, - прибавляет Пятницкий, - не помешало ему на следующий день голосовать за объявление конференции Всероссийской" (Пятницкий. Записки большевика, с. 161).

171. У Ленина этого периода встречаются замечания, показывающие, что он в это время рассматривал Западную Европу стоящей накануне революции (см., напр., Ленин, 4-е изд., т. XVI, с. 182 - 183), но он нигде не формулировал эту мысль с такой определенностью, как в этом докладе (в изложении Зевина). В этой связи интересно отметить, что, по воспоминаниям другого участника конференции, Голощекина, Ленин в том же докладе очень резко выступил против Каутского и доказывал, что "центризм опаснее для рабочего движения, чем позиция Бернштейна". "Единственным спасением для мирового рабочего движения, - заявил тогда Ленин (по рассказу Голощекина), - является раскол германской социал-демократии, - путь, которым идут большевики в борьбе с меньшевизмом" (Ф. Голощекин. Большевики подполья. Воспоминания делегата. - Правда, 18.I.1937).

Ленин, который в предыдущие годы отмежевывался от германских "левых" и прилагал много усилий, чтобы идти в орбите Каутского (см. А. Слуцкий. Большевики о германской социал-демократии в период предвоенного кризиса - Пролетарская революция, 1930, N 6), за зиму 1911 - 1912 г. круто изменил свои взгляды.

172. Ссылка на резолюцию партийной конференции декабря 1908 г. имеется в резолюции Пражской конференции "О современном моменте и задачах партии" (официальное издание резолюций Пражской конференции давало в приложении резолюцию декабря 1908 г.).

173. Кроме резолюции "О современном моменте", упоминания о декабрьской конференции 1908 г. имеются также в резолюциях "О думской социал-демократической фракции", "О характере и организационных формах партийной работы" и т.д.

174. Такими пятью городами были Петербург, Москва, Одесса, Варшава и Рига.

175. Кто вносил эту поправку, неизвестно.

176. Г. Зиновьев. Вопросы тактики. По поводу петиционной кампании. Париж, 1912 (перепечатана в кн. Зиновьев. Соч., т. 2, с. 208 - 248).

177. В Сан-Ремо (итальянская Ривьера) тогда жил Плеханов.

178. По-видимому - Каменева. Кто был другой - неизвестно.

179. Как рассказал Голощекин, выборы ЦК производились с соблюдением исключительной конспиративности: делегаты писали записки и передавали их лично Ленину, причем "только он один уполномочен был конференцией знать, кто является избранным в ЦК. На конференции состав ЦК не оглашался. Уже по окончании конференции Ленин сообщил каждому избранному, что он является членом ЦК" (Голощекин. Большевики подполья. - Правда, 18.1.1937).

На конференции членами ЦК были избраны Ленин, Зиновьев, Орджоникидзе, Спандарян, Голощекин, Д. Шварцман и Р. Малиновский; кандидатами А. Бубнов56, E. Стасова, М. Калинин57 и А. Смирнов. После окончания конференции в ЦК были кооптированы И. Белостоцкий и Сталин, несколько позднее - еще Свердлов.

Утверждение, широко распространенное в советской исторической литературе, будто на конференции по предложению Ленина в состав ЦК был избран Сталин, является выдумкой.

180. Пражская конференция изменила устав, принятый на Лондонском съезде, на что она не имела никакого права.

181. В приложении к этому отчету была опубликована следующая резолюция Екатеринославской городской организации: "Резолюция Екатеринославской организации РСДРП. Вполне одобряя (не касаясь мелких частностей) действия своего представителя, Екатеринославская городская организация находит: 1) по своему составу конференция не общепартийная,

стр. 26

не только благодаря отсутствию националов, но и за отсутствием на ней других организаций и групп, работающих в России; 2) объявляя себя верховным органом партии и т.д. (см. резолюцию по первому вопросу порядка дня - конституирование и принятую резолюцию о ликвидаторах и ликвидаторстве), конференция еще более углубляет этот организационный раскол партии, к преодолению которого все время стремилась Екатеринославская организация. Принятая резолюция о недопущении соглашений с "ликвидаторами" в рабочей курии может принести только вред избирательной кампании, а следовательно, и партии. Исходя из всего этого, Екатеринославская организация не берет на себя ответственности за действия и решения конференции, а также за действия избранного ею "центра", и не считает решения конференции обязательными для членов партии. Но поскольку избранный "центр" является представителем одной части партии, мы не отказываемся от организационных сношений с ним и будем поддерживать его шаги, направленные к восстановлению единства РСДРП".

Примечания Ю. Г. Фельштинского и Г. И. Чернявского к документу N192

1. В своем заявлении я указал, между прочим, на то, что позволяю себе не согласиться с критикой "Кавказского областного комитета" со стороны товарища из "РОК". - Примеч. тов. Вассиана (Я. Д. Зевин) (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

2. Тут тов. Вассиан проявил некоторую слабость. Ему не следовало отказываться от решающего голоса, ибо не конференция, но пославшая его организация дала ему такой голос, и, выступая определенным образом, он выражал ее взгляды, а отказываясь от права голосовать, лишил его эту организацию. Потому-то большевики, внесшие заявление, и не решились настаивать на своем предложении, ограничились лишь благочестивыми пожеланиями. Потому-то большинство конференции, которое, по собственному признанию тов. Вассиана, было бы вполне последовательно, лишив его всякого голоса или даже потребовав его удаления, не отважилось сделать это. (Примеч. редакции "Дневника социал-демократа").

3. Ленин выступил на Пражской конференции с докладом о современном моменте и задачах партии. Текст доклада не опубликован. Резолюцию по докладу см. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. т. 21, с. 125 - 127.

4. Другой товарищ предложил вычеркнуть слово "ликвидаторы", ибо им придается слишком большое значение. Но и это было отклонено. (Примеч. документа. - Ю. Ф., Г. Ч.)

5. Но потому-то и незачем было отказываться от решающего голоса. (Примеч. редакции "Дневника социал-демократа").

6. Речь идет о VI, Амстердамском, конгрессе II Интернационала, состоявшемся 14 - 20 августа 1904 года. Конгресс принял резолюцию, оценивавшую русско-японскую войну как захватническую с обеих сторон, принял резолюцию, осуждавшую ревизионизм, резолюцию о единстве социалистов каждой страны, резолюцию с рекомендацией применять массовую стачку как важную форму борьбы пролетариата.

7. История раскола в Баку дана в статье Т. Анкудиновой "Из истории бакинской организации большевиков" (Пролетарская революция, 1941, N 4). Автор, конечно, освещает события в большевистском духе, но дает фактический материал. Упоминание о листке "Партийные реакционеры" имеется на с. 68, но текст его не приведен. Статьи того времени против этой комиссии ЦК и против меньшевиков, написанные Спандаряном в тогдашних большевистских органах, собраны в сб. Спандарян С. Статьи, письма, документы. Ереван. 1940 (с. ПО- 116). История раскола с точки зрения меньшевиков в литературе совершенно не освещена. Общая картина тогдашних событий в Баку с меньшевистской точки зрения дана в книге Юрия Ларина "Рабочие нефтяного дела (Из быта и движения 1903 - 1908 гг.)". М. 1909, 178 стр.

8. Существование такого тайного БЦ (он называл себя большевистским Областным бюро Закавказья) теперь подтверждено в закавказской исторической литературе (см. биографию Спандаряна в цитируемом выше сборнике о Спандаряне, с. XLIV; биография эта не подписана, ответственность за нее несет Истпарт при ЦК КП(б) Армении). (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.)

9. Разногласия внутри бакинских большевиков также были связаны с применением тактики "партизанских выступлений". Сталин и его ближайшие сторонники не только были более решительными сторонниками полного бойкота совещания с нефтепромышленниками (официальная линия большевиков позднее определилась как тактика участия в этом совещании при условии определенных гарантий), но и применяли в своей деятельности практику "экономического террора", конечно, официально никогда не признавая эти акты партийными; именно они занимались вымогательством денег от нефтепромышленников для партии и т.д. (см. Souvarine: Staline, 1935, с. 108; Троцкий. Сталин, с. 116). В группе противников

стр. 27

Сталина центральной фигурой был Шаумян, который, хотя в вопросах политических был убежденным ленинцем, но вел решительную борьбу против тактики "экономического террора" (М. Г. Нерсисян. Пламенный борец за коммунизм С. Г. Шаумян. М. 1954, с. 16). Личные воспоминания меньшевиков, работавших в те годы в Баку (Р. Арсенидзе, Г. Уратадзе и др.), говорят об острых конфликтах, имевших тогда место между Шаумяном и Сталиным, которые дошли даже до назначения партийного суда над Сталиным: Шаумян обвинил Сталина в том, что тот в пылу полемики раскрыл его псевдоним. Суд не состоялся ввиду ареста всего состава суда (письма Арсенидзе и Уратадзе в ред. "Материалов"). (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

10. Упоминаемый в подстрочном примечании Суварин Борис (псевдоним Варин, 1895 - 1984) - деятель французского социалистического и коммунистического движения российского происхождения. Родился в Киеве, в детском возрасте вместе с родителями выехал во Францию. С 1916 г. социалистический журналист. В декабре 1920 г., находясь в заключении, присоединился к компартии и был избран членом ее руководства. В 1921 г., после освобождения из тюрьмы, стал членом Президиума, а затем секретарем Исполкома Коминтерна. Однако в связи с тем, что на V конгрессе Коминтерна в 1924 г. он поддержал Троцкого, Суварин был снят со всех постов, а затем исключен из партии. В 1925 г. образовал оппозиционную коммунистическую группу. Издавал журналы, в которых подвергал критике французскую компартию, Коминтерн и большевистскую диктатуру в СССР. В 1929 г. порвал с Троцким и отказался от политической деятельности. В 1935 г. опубликовал книгу о Сталине с анализом причин его прихода к единоличной власти и характера его диктатуры. В 1940 г. эмигрировал в США. В 1947 г. возвратился во Францию и возобновил журналистскую деятельность, стремился самостоятельно анализировать ситуацию в международном социалистическом и коммунистическом движениях. В 1968 г. прекратил журналистскую деятельность.

11. Фролов Василий Иванович (1876 - не ранее 1950) - эсер с 1905 года. Депутат II Государственной думы. В 1910 г. эмигрировал во Францию. В 1917 г. возвратился в Россию. После Октябрьского переворота подвергался арестам и ссылкам. В связи с исчезновением с места ссылки в 1950 г. был объявлен в розыск Министерством государственной безопасности СССР.

12. Вайнштейн Семен Лазаревич ("Звездин", 1876 - 1923) - социал-демократ с начала 1890-х годов. С 1902 г. член московского социал-демократического комитета. Участник революции 1905 - 1907 гг. в Петербурге. Член Петербургского совета. Примыкал к меньшевикам. Подвергался арестам и ссылкам. В 1917 г. член президиума Исполкома Петроградского совета. Выступил против большевистского переворота. Эмигрировал и проживал в Берлине.

13. Джапаридзе Прокопий Апрасионович ("Алеша", 1880 - 1918) - социал-демократ с 1898 года. В 1904 г. основал в Баку мусульманскую социал-демократическую группу. Гуммет. Подвергался арестам и ссылкам. После Февральской революции 1917 г. большевик. В 1918 г. комиссар внутренних дел Бакинского Совнаркома. После взятия Баку азербайджанскими войсками арестован и расстрелян в числе 26 бакинских комиссаров.

14. М. Черномазов был распубликован 11 марта 1917 г, как агент полиции, получавший 200 руб. в месяц. Будучи арестован, он вначале упорно отрицал свою связь с полицией (см., например, заметку в "Утре России" от 24 июня 1917 г.). Позднее признал, что вошел в связь с Охранным отделением в Петербурге, но настаивал, что сделал это потому, что убедился в наличии крупной провокации в самом центре большевистской партии и хотел выяснить личность предателя. 27 августа 1917 г. он умер в Крестах, по-видимому, покончив самоубийством. Был ли он агентом уже в Баку, точно неизвестно (там были другие). Автор этих строк, Б. И. Николаевский, в 1917 г. входил в комиссию по разборке архива Департамента полиции и специально интересовался делом Черномазова, но вопрос тогда остался невыясненным (Примеч. Б. И. Николаевского). (Черномазов Мирон Ефимович ("Н. Лютеков", 1882- 1917) - большевик. Участвовал в издании петербургской "Правды". В 1913 - 1914 гг. был ночным выпускающим газеты и секретарем редакции. В 1914 г. был удален из газеты по подозрению в провокаторстве. Сведения о его связях с Петербургским охранным отделением подтвердились. Покончил с собой в тюрьме. - Ю. Ф., Г. Ч.).

15. Охнянский (Ахнянский) Григорий Осипович (1885 - не ранее 1949) - социал-демократ. После 1917 г. большевик.

16. Несколько слов расшифровать не удалось.

17. N 22 "Правды" от 29 ноября 1911 года. Из меньшевиков-плехановцев в "центр" входил только один интеллигент, Охнянский; из большевиков интеллигентов было не меньше четырех: Шаумян, А. С. Енукидзе, В. Каспаров и М. Черномазов (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

18. Серегин ("Слесарь", полицейская кличка Фикус) - провокатор. Работал в Петербурге и был направлен в Баку, откуда доносил о положении дел в социал-демократической организации, в частности о взаимоотношениях между Шаумяном и Сталиным (Государственный архив Российской Федерации, ф. 102, ОО, 1910 г., д. 5, ч. 6, л. 9, 11, 13, 31, 33 и др.).

стр. 28

19. Одно слово прочитать не удалось.

20. Редакция "Материалов" при составлении этого примечания о Баку вообще, и данной его части о провокации Серегина в особенности, пользовалась воспоминаниями Б. И. Николаевского, который с сентября 1911 г. и по июнь 1912 г. был в Баку и входил в состав того "центра" нелегальной социал-демократической организации, который встал во главе организации после ареста группы Шаумяна-Охнянского. Именно им был написан перепечатываемый ниже текст заявления "руководящего центра" бакинской организации, который был опубликован в N 4 "Листка "Голоса социал-демократа"" и в N 24 "Правды". По поручению организации он вел тогда расследования и о провокации в рядах организации, и о мандате Спандаряна на конференцию в Праге (Примеч. Б. И Николаевского. - Ю. Ф.. Г. Ч.).

21. Как видно из книги 3. Орджоникидзе (с. 102), этот обыск был произведен по телеграмме из Москвы, в результате нахождения адреса брата Орджоникидзе у Присягина, который ехал из Петербурга на совещание в Баку. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

22. Это был И. И. Шварц ("Семен"). (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

23. ВКП(б) в резолюциях (изд. 1936 г., т. 1, с. 171) в числе участников этого совещания называет также Б. Мдивани и К. Цинцадзе, но это утверждение, по-видимому, следует считать ошибочным. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.). В примечании Николаевского дается сноска на издание "ВКП(б) в резолюциях" 1936 года. В 8-м издании "КПСС в резолюциях", т. 1, фамилии участников совещания не названы. Упоминаемый в подстрочном примечании Мдивани Поликарп Гургенович ("Буду", 1877 - 1937) - социал-демократ с 1903 г., большевик. В 1920 - 1921 гг. был членом Кавказского бюро ЦК РКП(б). В 1921 - 1923 гг. председатель Ревкома Грузии и председатель Союзного Совета Закавказской СФСР. Выступал за реальную автономию республик в составе СССР. Участник объединенной оппозиции 1926 - 1927 годов. В декабре 1927 г. был исключен из партии и сослан. Восстановлен в ВКП(б) после покаянного заявления. Занимал различные посты в Грузии. В 1936 г. расстрелян. Упоминаемый там же Цинцадзе Коте (1887 - 1930) - социал-демократ с 1904 г., большевик. Вел подпольную работу в Закавказье, участвовал в экспроприациях. После советизации Грузии в 1921 г. член ЦК КП(б) Грузии, председатель республиканской ЧК. Участник объединенной оппозиции 1926 - 1927 годов. Был исключен из партии и сослан. Умер в ссылке от туберкулеза. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

24. Мгеладзе Илларион Виссарионович ("Вардин", 1890 - 1943) - большевик с 1907 года. В 1918 г. член бюро Петроградской организации РКП(б). Затем занимал различные посты в Красной армии, ВЧК и партийных органах. Участник "новой оппозиции" 1925 г. и объединенной оппозиции. В декабре 1927 г. исключен из партии и сослан. Освобожден из ссылки и восстановлен в партии после покаянного заявления. В декабре 1934 г. арестован по обвинению в соучастии в убийстве Кирова, приговорен к ссылке. Умер в концлагере.

25. Имеется в виду В. М. Каспарян.

26. Необходимо добавить, что через две недели, 22 мая ст.ст., Спандарян был снова арестован на ст. Баку и через полтора года был осужден в Тифлисе к ссылке в Сибирь на поселение, где и умер в 1916 году. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

27. Абилов Ибрагим - большевик. Непосредственно после Октябрьского переворота 1917 г. на подпольной работе в Баку. Затем на советской дипломатической службе. В 1920 г. полпред Азербайджана в Турции.

28. Гуммет (Энергия) - азербайджанская социал-демократическая организация. Образована в 1904 году. Позже пыталась расширить свое влияние на тюрко-татарское население других регионов России. Издавала ряд газет. Значительным влиянием в Гуммет пользовались большевики. В 1907 г. многие участники были арестованы. Возобновила свою деятельность в 1917 г. под руководством большевиков. Содействовала установлению большевистской власти в Азербайджане в 1920 году. Председателем являлся Нариман Нариманов. Во время "большого террора" большинство активистов организации было репрессировано.

29. Анастасии Иван Григорьевич (1881 - не ранее 1956) - социал-демократ с 1905 г., меньшевик. Подвергался арестам и ссылкам. После 1917 г. работал портным. В 1921 г. объявил о разрыве с меньшевизмом. Подвергался репрессиям. Освобожден из лагеря в 1956 году.

30. Дымарев Федор Алексеевич (1881 - ?) - социал-демократ с 1904 года. Деятель профсоюза печатников. В 1920 - 1921 гг. подвергался аресту. Позже работал в ВСНХ СССР. Затем эмигрировал в Аргентину, где его следы теряются.

31. Якушев Степан Иванович (1885 - 1914) - социал-демократ. Рабочий. Умер в ссылке.

32. Скобелев Матвей Иванович (1885 - 1939) - социал-демократ с 1903 г., меньшевик. Депутат IV Государственной думы. Министр труда Временного правительства. Неофициально руководил так называемой "звездной палатой" (совещанием руководящих деятелей Петроградского совета, предварительно согласовывавшим его решения). После Октябрьского переворота выехал в Закавказье, в конце 1920 г. эмигрировал. В начале 1920-х годов заявил о лояльности к советской власти, в 1922 г. был принят в РКП(б). Работал в советских торго-

стр. 29

вых миссиях в Лондоне и Париже, в 1926 - 1930 гг. в Главконцесскоме СССР и возглавлял Концесском РСФСР. Позже работал во Всесоюзном радиокомитете. Расстрелян.

33. Опечатка: речь идет о "комиссии пяти", т.е. об ОК., созданной "Совещанием членов ЦК". Резолюция об отношении к этой ОК. напечатана в N 23 "Социал-демократа". (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

34. Ни в "Полном" собр. соч., ни в сборнике "Неизвестных документов" Ленина это письмо не опубликовано.

35. "Циркуляр тов. Ленина" - это письмо, присланное им бакинским большевикам в конце августа с предупреждением об обострении отношений с поляками и примиренцами; об этом письме стало известно и не-большевикам, входившим в состав Исполкома. Б. И. Николаевский, не входивший тогда еще в объединенную организацию, его не читал, и узнал о нем лишь позднее и понаслышке. В нем Ленин требовал сохранения большевиками собственной организации даже в том случае, если объединение будет проведено. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

36. "С." - это, конечно, "Серго", т.е. Орджоникидзе. Письмо от него было получено И. Мгеладзе - тем самым, на квартире которого, по сообщению бакинского Охранного отделения, Спандарян сделал свой первый доклад о Пражской конференции (см. сб. о Спандаряне, с. 345). И. Мгеладзе - тогда молодой грузинский журналист, член Тифлисской организации Спандаряна, Е. Д. Стасовой и др., приехал в Баку в октябре-ноябре 1911 г. и был человеком для связи Орджоникидзе, Спандаряна и др. Позднее видный большевистский журналист (псевдоним И. Вардин и Висанов, печатался в "Звезде" и др.), исчез в годы "ежовщины". Так как эти псевдонимы, хотя они давно раскрыты в печати (см., например, "Звезда", переизд. 1934 г., вып. 7, и др.), не включены в новейшее издание (И. Ф. Масанов. Словарь псевдонимов, 1956 г.), то следует считать, что на него не распространилась посмертная амнистия последних лет. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

37. Пролетарская революция, 1941, N 1, с. 64. Остроухова, опубликовавшая это письмо, не указала адресата, что имеет большое значение, так как важно для понимания степени откровенности автора (причина таких утаек имен - принадлежность к категории жертв "ежовщины"). Датировка письма явно ошибочна, так как заявление бакинского "руководящего центра" "Правдой" было получено лишь 12 февраля нов.ст. (примечание "Правды" при публикации документа). К тому же в письме Крупской упоминается, что "Звезда" "выходит уже три раза в неделю", а о предстоящем выходе три раза в неделю в "Звезде" впервые было объявлено 11 марта ст.ст. Поэтому письмо Крупской относится, вернее всего, к концу марта 1912 года.(Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

38. Указание Каспарова, что "некоторые" из меньшевиков "специального бакинского типа" принимали "активное участие в деле объединения двух организаций" Баку, не вполне правильно: Абилов, Емельянов и др. действительно участвовали в тогдашних переговорах, но активной роли в них не играли. Николаевский же, приехавший в Баку незадолго до сентябрьских арестов, в этих переговорах вообще участия не принимал, а только вошел в организацию, с самого начала открыто заявив свое отрицательное отношение к "антиликвидаторской и антиотзовистской" платформе тогдашнего объединения. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

39. Сосновский Лев Семенович ("Алексеев", 1886 - 1937) - социал-демократ с 1904 года. Участник революции 1905 - 1907 гг., эмигрировал, но в 1906 г. возвратился. Один из основателей петербургской "Правды". После 1917 г. в основном на журналистской работе. С 1918 г. постоянный сотрудник "Правды". Участник объединенной оппозиции. В конце 1927 г. был исключен из партии и сослан. В 1934 г. выступил с заявлением о разрыве с "троцкизмом", был возвращен из ссылки и в 1935 г. вновь принят в ВКП(б), однако в следующем году опять исключен и затем арестован. Расстрелян.

40. Перепечатано в сб. "Пражская конференция", изд. 1937 г., с. 135 - 138. В "Сочинения" Сталина оно не включено, но авторство Сталина редакцией признано (Сталин. Соч., т. 2, с. 417). - Ред. "Материалов".

41. Это воззвание включено в "Сочинения" Сталина (т. 2, с. 213 - 217), но перед тем в течение двух десятилетий оно было известно в литературе в качестве написанного Спандаряном (опубликовано в качестве такового к 10-летию смерти Спандаряна в "Заре Востока", Тифлис, от 26 сентября 1926 г.; включено в сборник о Спандаряне, с. 280 - 285, причем в этой последней публикации приведен ряд архивных документов из процесса Спандаряна, Стасовой и др. 1913 года. Авторство Спандаряна в том же сборнике удостоверено письмом Стасовой, которая тогда была секретарем Русского бюро ЦК и сносилась с типографией, которая напечатала это воззвание). В комментариях к "Сочинениям" Сталина редакция никаких доказательств авторства Сталина не приводит, ограничиваясь указанием, что воззвание "печатается по рукописи". На процессе 1913 г. судебная экспертиза подтвердила, что воззвание писано почерком Спандаряна. Последний это отрицал, но он вообще придерживался тактики отрицания всех материалов экспертизы, вплоть до экспертизы почерков писем, несом-

стр. 30

ненно писанных им. Почерки Спандаряна и Сталина мало друг на друга похожи (автографы Спандаряна напечатаны в указ. сб.; к тому же к этому изданию, по-видимому, имела отношение вдова Спандаряна, которая, конечно, хорошо знала его почерк). Никаких данных по этому вопросу не приводит и К. Остроухова, которая была, по-видимому, первым автором, указавшим в печати на принадлежность этого воззвания Сталину (Пролетарская революция, 1941, N 1, с. 60). Она дает только ссылку на документ Архива ИМЭЛ. Все авторы, касавшиеся этой темы раньше (включая книгу Л. Берия), об авторстве Сталина не упомянули. См. также "Библиографию произведений Сталина" в N 4 "Пролетарской революции" за 1939 год. В этих условиях вопрос об авторстве воззвания нельзя считать выясненным. - Ред. "Материалов".

42. ЛЕНИН В. И. Поли. собр. соч. Т. 20, с. 157 - 160.

43. М. И. Скобелев, сын богатого бакинского нефтепромышленника, социал-демократ, в то время студент в Вене и один из ближайших сотрудников Троцкого по "Правде". В 1912 г. его кандидатура была намечена в IV Государственную думу, и в этой связи он проявлял большую партийную активность. Я вспоминаю, что до моего ареста (начало июня 1912 г.) он три раза приезжал из Вены в Баку, привозя информацию о положении за границей и отвозя туда сведения о нашей деятельности. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

44. Багиров Мир Джафар Аббасович (1895 - 1956) - первый секретарь ЦК компартии Азербайджана с 1933 года. Организатор "большого террора" в республике. В апреле-августе 1953 г. председатель Совета министров Азербайджана. После ареста Л. П. Берии выведен из ЦК, исключен из партии, приговорен к смертной казни.

45. Очень содержательный рассказ об этих попытках напечатан в N 6 "Звезды" от 22 января ст.ст. 1911 г.: "Мартиролог рабочей прессы в Грузии (Письмо из Тифлиса)" за подписью Г. У. Автором этой статьи был Г. И. Уратадзе, писавший позднее в меньшевистской легальной печати под псевдонимом "Вано" (псевдонимы не раскрыты ни в указателе к "Звезде" в переизд. 1934 г., ни в "Словаре псевдонимов" Масанова. - Ред. "Материалов".

46. "Наше слово" - еженедельник, выходил нерегулярно в Баку в 1912 - 1914 гг. при менявшемся составе редакции и сотрудников, но неизменно остававшийся меньшевистским. В указателе "Русская периодическая печать 1895 - 1917 гг." (М. 1956) не зарегистрирован. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

47. Сотрудничество Сосновского в "Нашем слове" не осуществилось, так как в начале апреля 1912 г. он уехал на родину, в Троицк (Оренбургская губерния). (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

48. Стопани Александр Митрофанович ("Ту-ра", "Ланге", 1871 - 1932) - социал-демократ с 1890-х годов, с 1903 г. большевик. Один из организаторов Бакинского комитета большевиков в 1904 году. После 1917 г. на партийной работе, в 1924 - 1929 гг. прокурор РСФСР по трудовым делам. В 1930 - 1932 гг. заместитель председателя Всесоюзного общества старых большевиков.

49. Азизбеков Мешади Азимбек-оглы (1876 - 1918) - один из первых азербайджанских марксистов, социал-демократ с 1898 года. Один из руководителей организации Гуммет. Нарком внутренних дел в Бакинском Совнаркоме 1918 года. Расстрелян в числе 26 бакинских комиссаров.

50. Группа Шаумяна была тогда склонна считать Мгеладзе агентом полиции, и на его счет относила ряд арестов. Поведение Мгеладзе, действительно, казалось оправдывающим эти обвинения. Вспоминаю, что Н. Н. Жордания около этого времени рассказывал мне, как Мгеладзе, которого он лично совершенно не знал, подошел к нему на берегу моря во время прогулки с требованием объяснить, на каком основании "вы и ваши друзья" выдвигают против него обвинения. Какие результаты дало расследование в архивах, мне неизвестно (Енукидзе, с которым о деле Мгеладзе я говорил в последний раз уже после революции, говорил мне, что его подозрения не рассеялись), но теперь я склонен думать, что Мгеладзе скорее всего пал жертвой попыток полиции отвлечь подозрения от Серегина и что поведение Мгеладзе, например, в его объяснении с Жордания, определялось главным образом его молодой неопытностью затравленного человека. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

51. Сталин в те годы вообще охотно играл на антиинтеллигентских настроениях. Но в данном случае дело было более сложно. Из документов, захваченных полицией при аресте Стасовой в Тифлисе, видно, что спор по вопросу о наличии провокации в Баку велся вообще между членами Русского бюро ЦК. Когда Спандарян после первого ареста в Баку был освобожден и приехал в Тифлис, в результате бесед с ним Стасова писала Ленину за границу: Спандарян "все толкует о провокации, а на мой взгляд, все объясняется просто и во многом виновна собственная неосторожность" (Спандарян, с. 351). В апреле 1912 г. в тюрьме Спандарян имел возможность встретиться с Шаумяном, Енукидзе и др. и, по-видимому, встал на ту точку зрения о наличии провокации среди бакинских большевиков, которая заставила тогда Шаумяна написать свое предупреждение. Сталин эту точку зрения явно не разделял. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

стр. 31

52. Упоминание об этой попытке, вернее, об агитации в ее пользу, имеется в "Звезде", N 32 от 19 апреля 1912 года. Оба союза в описываемое время влачили жалкое существование, имея по два-три десятка членов. Часто нечем было платить за помещение. В союзе механических рабочих, к правлению которого я тогда был близок (членом союза я состоять не мог, но числился редактором предполагавшегося к выходу журнала и регулярно посещал заседания правления), все были сторонниками такого объединения. Но в правлении Союза нефтепромышленных рабочих имелось сильное, хотя и закулисное, сопротивление, вдохновителем которого был секретарь этого союза, упомянутый выше Серегин, имевший безоговорочную поддержку всей группы членов правления татар. Якушев, старый член Союза нефтепромышленных рабочих, в правлении последнего был лидером сторонников объединения, и именно по его инициативе на общем собрании Союза нефтепромышленных рабочих 12 февраля ст.ст. 1912 г. была принята резолюция в пользу объединения (Звезда, N 32 от 19 апреля ст.ст. 1912 г.). На почве этой борьбы началось его расхождение с балаханской большевистской ячейкой и одновременно его сближение с меньшевиками. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

53. М. Д. Багиров пишет, что в устройстве доклада Спандаряна 18 марта 1912 г. принимали участие "товарищи Мухтадир и Казн Магомед" (Из истории большевистских организаций Баку и Азербайджана, с. 122). Я не могу утверждать, но мне кажется, что именно эти имена мне тогда называли как имена главарей этих "большевистских кочи". Добавлю попутно, что рассказ об аресте 18 марта напечатан в "Звезде", N 25 от 3 апреля ст.ст. 1912 года. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

54. Были указания, что мой арест был связан с расследованием, которое я тогда производил, но в интересах объективности нужно добавить, что, как выяснилось после революции, в наш "центр" был тоже посажен агент Охранки (не могу точно вспомнить его фамилию; он был введен в "центр" незадолго перед моим арестом). (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

55. Текст листка был написан мною. Набор был сделан членом "центра" наборщиком-линотипистом Дымаревым в типографии газеты "Баку"; им же было сделано там около 500 оттисков. (Примеч. Б. И. Николаевского. - Ю. Ф., Г. Ч.).

56. Бубнов Андрей Сергеевич (1884 - 1940) - социал-демократ с 1903 г., большевик. Участник революции 1905 - 1907 гг. в Иваново-Вознесенске. После 1917 г. на политической работе в Красной армии. В 1924 - 1929 гг. начальник Политического управления Красной армии. С 1929 г. нарком просвещения РСФСР. Расстрелян.

57. Калинин Михаил Иванович (1875 - 1946) - социал-демократ с 1898 года. С 1919 г. председатель ВЦИК, с 1922 г. председатель ЦИК СССР, с 1938 г. председатель Президиума Верховного совета СССР. Член Политбюро ЦК ВКП(б) с 1926 года. Один из сподвижников Сталина в формировании тоталитарной системы в СССР.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/В-преддверии-полного-раскола-Противоречия-и-конфликты-в-российской-социал-демократии-1908-1912-гг

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Россия ОнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

В преддверии полного раскола. Противоречия и конфликты в российской социал-демократии 1908-1912 гг. // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 05.03.2020. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/В-преддверии-полного-раскола-Противоречия-и-конфликты-в-российской-социал-демократии-1908-1912-гг (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Россия Онлайн
Москва, Россия
331 просмотров рейтинг
05.03.2020 (1485 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
Вчера · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
4 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
5 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
6 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
9 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
В преддверии полного раскола. Противоречия и конфликты в российской социал-демократии 1908-1912 гг.
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android