Подумай: из троих детей, которых ты рождаешь, один становится убийцей, другой жертвой, а третий судьей и палачом. И каждый день убивают убийц, а они все рождаются; и каждый день убийцы убивают совесть, а совесть казнит убийц, и все живы: и убийцы, и совесть. В каком тумане мы живем!

Л. Андреев "Дневник сатаны"

В последние годы в России идут дискуссии о введении смертной казни для преступников, т. е. обсуждается вопрос: уничтожать или не уничтожать людей, совершивших тяжкие преступления против других людей. Разговоры зачастую ведутся на дилетантском уровне с привлечением широкой общественности. Данная статья написана с целью взглянуть еще раз на тот "объект", которому предстоит умереть, если такой закон будет принят. Поскольку я дилетант в вопросах преступности, то за основу анализа мною были взяты две работы, авторов которых в незнании преступного мира не обвинишь. Л. М. Моро-Кристоф [1] - бывший главный инспектор французских тюрем середины XIX в., - 20 лет провел в мире мошенников. Варлам Шаламов [2] много лет прожил, если это можно назвать жизнью, бок о бок с преступным миром.

Прежде всего отметим невиданный размах преступности в России, и зададимся вопросом: в чем причина этого явления? Аналогичный вопрос задавал себе и Л. М. Моро-Кристоф. Он пришел к выводу, противоположному тому, который сделал Виктор Гюго в своем романе "Отверженные". "Бедность - удивительное и тяжкое испытание, из которого сильный выходит великим, а слабый - бесчестным. Испытание, которому судьба подвергает человека, когда хочет сделать его полубогом или негодяем!" - так

писал В. Гюго. Моро-Кристоф, напротив, убежден, что преступление рождает нищету и что если бы каким-нибудь чудом бедность была уничтожена, то по прошествии нескольких лет преступления снова населили бы Землю несчастными. По мнению Моро-Кристофа, голод не был причиной всех случаев воровства, так как воровство съестных припасов составляет самую незначительную долю, а именно только один процент в общей массе случаев воровства. При этом статистика показывает, что три четверти украденных съестных припасов принадлежат к предметам роскоши. По этому поводу Моро-Кристоф ссылается на статистику краж в Англии. В ряду 43 категорий предметов, подвергающихся краже, 13-е место занимают роскошные съестные припасы. Хлеб же отнесен к последней 43-ей категории. Таким образом, поставщиком этого презренного мира людей служит не голод, а желание удовлетворить низкие страсти.

Мир мошенников, открытый для всех погибших, для всех заблудившихся, подкрепляется всеми пустыми людьми. Кто поскользнулся и не поднялся тотчас, тот навеки погряз в этом омуте, куда стекает через тысячи подземных каналов всякая дрянь, грязь, все отверженные обществом. Там кишат в беспорядке черное платье и рубище, шелковое и шерстяное грубое платье, городские и сельские жители, образованные в коллегиях и не умеющие читать, все чины, сословия, занятия, там все пороки. Более всех пороков увеличивает это гнусное население самый страшный порок, мать всех пороков - леность.

При этом почти все директора центральных тюрем утверждают, что они, изучая влияние образования на арестантов, заметили вредное действие его на порядок и нравственность. Наконец, новейшая статистика показала совершенно ясно, что чем более в совершенном преступлении предполагают безнравственности, тем более должно предполагать образованности в преступнике. Отсюда, конечно, не следует, что невежество ослабляет наклонность к преступлениям.

Лица, обязанные преследовать мошенников, в государстве всегда имеются в числе, сообразном с числом последних. Приведем статистику персонала полиции, характерную для Франции времен, когда Моро-Кристоф был главным инспектором французских тюрем середины XIX в. Вот перечисление в круглых числах персонала этой полиции:

35 000 общественной полевой стражи;

30 000 особенных присяжных стражей;

30 000 таможенной стражи;

15 000 жандармов;

10 000 лесной стражи;

3000 полицейских комиссаров;

3000 их помощников;

3000 дорожных чиновников и их армия дорожных сторожей;

военные посты во всех городах, где есть гарнизоны;

все граждане, даже и не входящие в состав национальной гвардии, которым закон дает право схватывать преступников в случае молвы или когда преступление совершено у них на глазах, городские сержанты и полицейские чины в Париже.

Но это еще не все. Во главе всей этой полиции правительство поставило разных начальников, обязанных управлять ею каждый в своем ведомстве. Вот их перечень:

2 министра: министр юстиции, обязанный следить за отправлением правосудия, и министр внутренних дел, главный начальник всей полиции;

их секретари, канцелярии для передачи их распоряжений префектам и судьям, префект парижской полиции, управляющий всей французской полицией;

86 префектов в департаментах и 362 субпрефекта в округах;

38 000 мэров;

3000 мировых судей;

2500 членов, 370 судов первой инстанции, президентов, вице-президентов, обыкновенных судей, следственных приставов, прокуроров и их помощников; 950 членов, составляющих 26 апелляционных судов: президентов, прокуроров, адвокатов и их помощников;

секретари и их помощники; экзекуторы;

8500 ежегодно выбираемых по жребию присяжных судей из 1 000 000 граждан.

Для задержания преступников правительство учредило на всем пространстве империи:

38 000 арестантских помещений;

3000 депо дорожных стражей;

3000 помещений для жандармов, по одному для каждой бригады;

362 острога для подсудимых;

86 домов для помещения осужденных уже преступников;

25 центральных домов для исправляющихся преступников;

3 галеры для осужденных на каторжные работы.

Кроме того: 12 парижских тюрем, богаделен, приютов и колоний для преступников-детей, рассеянных в разных частях Франции, не считая также множества директоров, инспекторов, секретарей, надсмотрщиков, сторожей, тюремщиков и пр., обязанных смотреть за арестантами. Какая чудовищная цифра учреждений и лиц, необходимых для ограждения общества от мошенников, которыми усеяна вся Франция!

Более 200 000 мошенников ежегодно запираются в тюрьмы на всем пространстве империи. Это во Франции XIX века! Нетрудно представить какие цифры для аналогичных служб имеют место в России в XXI в. для ежегодного запирания преступников и сколько их - этих преступников!

В книге Моро-Кристофа приводится любопытная статистика в динамике роста преступности во Франции. В период с 1825 г. по 1860 г. число краж возросло с 7400 до 32 000; а число обвиняемых в них - с 9500 до 40 000. Рецидивы также умножаются; и официальные статистические сведения подтверждают, что это умножение весьма чувствительно и ужасно. Рецидивисты составляют особенную категорию неисправимых преступников, потерявших всякий стыд, открыто восстающих против общества, живущих вне добрых нравов, обычаев и закона и составляющих опасный и вредный класс людей не только с точки зрения общественной и личной безопасности, но даже и с точки зрения общественного порядка и спокойствия.

Теперь "заглянем за решетку" [2] и посмотрим на теремные порядки и на тех, кто там находится. В преступный мир приходят и со стороны: колхозник, отбывший за мелкую кражу наказание в тюрьме и связавший отныне свою судьбу с уголовниками; бывшие стиляги, уголовные деяния которых приблизили их к тому, о чем они знали лишь понаслышке; заводской слесарь, которому "не хватает денег" на удалые гулянки с товарищами; люди, которые не имеют профессии, а хотят жить в свое удовольствие, а также люди, которые стыдятся просить работу или милостыню, - на улице или в государственном учреждении - это все равно, и предпочитают отнимать, а не просить. Это дело характера, а зачастую примера. Просить работу - это тоже очень мучительно для больного, уязвленного самолюбия, особенно подростка. Просить работу - унижение не меньшее, чем просить милостыню. Не лучше ли... Дикий, застенчивый характер подростка подсказывает ему решенье, всю серьезность и опасность которого он просто не в силах, не может еще оценить. У каждого человека в разное время его жизни быва-

ет необходимость решить что-то важное, "переломить судьбу", и большинству это важное приходится делать в молодые годы, когда опыт мал, а вероятность ошибок велика. Но в это время также мала и рутина поступков, а велика смелость, решительность.

Все люди этого мира, по философии блатарей, делятся на две части. Одна часть "блатари" - это "люди", "жулье", "преступный мир", "урки", "уркаганы", "жуки-куки" и т.п. Вторая часть - "фраера", т. е. "вольные". Старинное слово "фраер" одесского происхождения. Другие названия фраеров - "штымны", мужики, олени, асмодеи, "черти". Этим подземным миром правят блатари, потомственные воры - те, у которых старшие родственники - отцы, деды или хотя бы дяди, старшие братья были уркаганами; те, которые выросли с самого раннего детства в блатных традициях, в блатном ожесточении ко всему миру; те, которые не могут променять своего положения на другое по понятным причинам; те, чья "жульническая кровь" не вызывает сомнения в своей чистоте. Потомственные воры и составляют правящее ядро уголовного мира, именно им принадлежит решающий голос во всех суждениях "правилок", этих "судов чести" блатарей, составляющих необходимое, крайне важное условие этой подземной жизни.

Для того чтобы быть "хорошим", настоящим вором, нужно вором родиться; только тем, кто с самых юных лет связан с ворами, и притом с "хорошими, известными ворами", кто прошел полностью многолетнюю науку тюрьмы, кражи и блатного воспитания, достается решать важные вопросы блатной жизни. Каким бы ты видным грабителем ни был, какая бы тебе ни сопутствовала удача, ты всегда останешься чужаком-одиночкой, человеком второго сорта среди потомственных воров. Мало воровать, надо принадлежать к этому ордену, а это дается не только кражей, не только убийством. Вовсе не всякий "тяжеловес", вовсе не всякий убийца - только потому, что он грабитель и убийца, - занимает почетное место среди блатарей. Там есть блюстители чистоты нравов, и особо важные воровские секреты, касаемые выработки общих законов этого мира (которые, как и жизнь, меняются), выработки языка воров, "блатной фени", есть дело только блатарской верхушки, состоящей из потомственных воров, хотя бы там были только карманники. Блатари немало заботятся о подготовке своей "смены", о выращивании "достойных" продолжателей их дела. Среди блатных вряд ли есть хоть один человек, который не был бы когда-нибудь убийцей.

Вор ворует. Пьет, гуляет, развратничает, играет в карты, обманывает фраеров, не работает ни на воле, ни в заключении, безжалостно

уничтожает ренегатов и участвует в "правилках", вырабатывающих важные вопросы подземной жизни. Он хранит блатные тайны (их немало), помогает товарищам по "ордену", вовлекает и воспитывает юношество и следит за сохранением в суровой чистоте воровского закона. "Мне говорят, что я подлец. Хорошо, я - подлец. Я подлец, и мерзавец, и убийца. Но что из этого? Я не живу вашей жизнью, у меня жизнь своя, у нее другие законы, другие интересы, другая честность!" - так говорит блатарь. Ложь, обман, провокация по отношению к фраеру, даже к человеку, который спас блатаря от смерти, - все это не только в порядке вещей, но и особая доблесть блатного мира, его закон.

Лживость блатарей не имеет границ, ибо в отношении фраеров (а "фраера" - это весь мир, кроме блатарей) нет другого закона, кроме закона обмана любым способом: лестью, клеветой, обещанием. В трудном положении воры также доносят лагерным начальникам друг на друга. О доносах же на "фраеров", на "Иван Иванычей", на "политиков" и говорить нечего. Эти доносы - путь к облегчению жизни блатаря, предмет их особой гордости. Рыцарские плащи слетают, и остается подлость как таковая, которой проникнута философия блатаря. Логическим образом эта подлость в трудных условиях обращается на своих товарищей по "ордену". В этом нет ничего удивительного. Подземное уголовное царство - мир, где целью жизни становится жадное удовлетворение неизменнейших страстей, где интересы - скотские, хуже скотских, ибо любой зверь испугался бы тех поступков, на которые с легкостью идут блатари. ("Самый страшный зверь - человек" - распространенная блатная присказка, опять-таки в буквальности, в реальности.)

Блатари все - педерасты. Возле каждого видного блатаря вьются в лагере молодые люди с набухшими мутными глазами: "Зойки", "Маньки", "Верки", - которых блатарь подкармливает и с которыми он спит. В одном из лагерных отделений (где не было голодно) блатари приручили и развратили собаку-суку. Ее прикармливали, ласкали, потом спали с ней, как с женщиной, открыто, на глазах всего барака. В возможность обыденности подобных случаев не хотят верить из-за их чудовищности. Но это - быт.

Был женский прииск, многолюдный, с тяжелой "каменной" работой, с голодом, блатарю Любову удалось попасть туда на "работу". "Эх, славно пожил зиму, - вспоминал блатарь. - Там, ясное дело, все "за хлеб, за паечку". И обычай, уговор такой был: отдаешь пайку ей в руки - ешь! Пока я с ней, должна она эту паечку съесть, а что не успеет - отбираю обратно. Вот я утром

паечку получаю - и в снег ее! Заморожу пайку - много ли баба угрызет замороженного-то хлеба...". Трудно, конечно, представить, что человеку можно прийти в голову такое. Но в блатаре и нет ничего человеческого.

Заработную плату, "получку", платят раз в месяц, и в этот день блатари обходят все фраерские бараки, заставляя отдавать деньги - в зависимости от совести "рэкетиров" или половину, или все. Если не отдают добровольно, то все отнимается насильно с побоями - ломом, кайлом, лопатой. На эти заработки охотников и так много. Часто бригады с хорошей продовольственной карточкой, бригады, которые лучше питаются, предупреждены бригадиром, что деньги получать рабочие не будут, что деньги пойдут десятнику или нормировщику. А если не согласны, то и карточки будут плохими, тем самым арестанты обрекаются на голодную смерть. Поборы "начальничков" (нормировщиков, бригадиров, смотрителей) - повсеместное явление. Грабежи, совершаемые блатарями, встречаются всюду. "Рэкет" узаконен и никого не удивляет.

Без отчетливого понимания сущности преступного мира нельзя понять лагеря. Блатари определяют "лицо" местам заключения, задают тон всей жизни в них - начиная от самых высоких начальников и кончая полуголодными работягами золотого забоя.

У крестьянского парня, у рабочего, у интеллигента голова идет кругом от неожиданностей. Они видят, что воры и убийцы живут в лагере лучше всех: пользуются относительной материальной обеспеченностью и отличаются определенной твердостью взглядов и завидным разудалым, бесстрашным поведением. С ворами считается начальство. Блатари - хозяева жизни и смерти в лагере. Они всегда сыты, умеют "достать", когда все остальные голодны. Вор не работает, пьянствует даже в лагере, а крестьянский парень вынужден "пахать". Воры и его заставляют пахать - так они ловко "устроились. У воров всегда табачок, лагерный парикмахер приходит стричь их "под бокс" на "дом", в барак, захватив лучший свой инструмент. Повар приносит им ежедневно из кухни украденные консервы и сладости. Для воров помельче с кухни отпускаются лучшие и вдесятеро увеличенные порции. Хлеборез им никогда не откажет в хлебе. Вся "вольная" одежда - на плечах блатарей. На лучшем месте нар у света, у печки - располагаются блатари. У них есть и ватные подстилки, и ватные одеяла, а он - молодой колхозник - спит на разрубленных вдоль бревнах. Крестьянский парень начинает думать, что блатари и есть носители лагерной правды, что они - единственная сила, и материальная, и моральная,

в лагере. Даже начальство предпочитает в большинстве случаев не ссориться с блатарями. Яд блатного мира невероятно страшен. Отравленность этим ядом - растление всего человеческого в человеке. Этим зловонным дыханием дышат все, кто соприкасается с этим миром. Какие тут нужны противогазы?

Хулиганство - это слишком невинное, слишком целомудренное дело для вора. Вор развлекается по-другому. Убить кого-нибудь, распороть ему брюхо, выпустить кишки и кишками этими удавить другую жертву - вот это по-воровски, и такие случаи нередки. Бригадиров в лагерях убивали немало, но перепилить шею живого человека поперечной двуручной пилой - на такую мрачную изобретательность мог быть способен только блатарский, нечеловеческий мозг. Блатари говорят, что испытывают в момент кражи волнение особого рода, ту вибрацию нервов, которая роднит акт кражи с творческим актом, с вдохновением, испытывают своеобразное психологическое состояние нервного волнения и подъема, которое ни с чем нельзя сравнить по своей заманчивости, полноте, глубине и силе. Говорят, что ворующий "живет" в этот момент неизмеримо более полной жизнью, чем картежник за зеленым столом или, вернее, подушкой - традиционным "ломберным столом" блатного мира.

"Лезешь в лепеху, - рассказывает один карманник, - а сердце стучит, стучит... тысячу раз умрешь и воскреснешь, пока вытащишь этот проклятый бумажник, в котором и денег-то, может быть, два рубля". Бывают кражи вовсе безопасные, но "творческое" волнение, воровское "вдохновение" все равно налицо. Ощущение риска, азарта, жизни. Вору вовсе нет дела до человека, которого он обкрадывает. В лагере вор ворует подчас вовсе ненужные тряпки только для того, чтоб украсть, чтоб лишний раз испытать "высокую болезнь" кражи. "Зараженный" говорят про таких блатарей. Но деятелей "чистого искусства" в лагере немного. Большинство предпочитают грабеж, а не кражу, наглый и откровенный грабеж, вырывая у жертвы на глазах всех пиджак, шарф, сахар, масло, табак - все, что можно съесть, и все, что может служить валютой в карточной игре.

Каков катехизис вора? Вор, член "преступного мира" - это определение "преступный мир" принадлежит самим ворам, - должен воровать, обманывать "фраеров", пить, гулять, играть в карты, не работать, участвовать в "правилках", т.е. "судах чести". Тюрьма для вора хоть и не родной дом, не какие-нибудь "хаза", или "малина", или "шалман", но место, где вор вынужден проводить

большую часть своей жизни. Из этого следует важный вывод, что в тюрьме блатные должны обеспечить себе - силой, хитростью, наглостью, обманом - неофициальные, но важные права, вроде права на дележ чужих передач или чужих вещей, вроде права на лучшее место, на лучшую пищу и т.д. Практически это достигается всегда, если в камере есть несколько воров. Именно они-то и приобретают все, что можно приобрести в тюрьме. Эти "традиции" позволяют вору жить лучше других в тюрьме и лагере. Ни один вор не работал на "черной" работе. Лучше он просидит в карцере, в лагерном "изоляторе".

По воровскому закону вор не должен занимать какие-либо административные лагерные должности, выполнение которых вверяется заключенным. Ни нарядчиком, ни старостой, ни десятником вор не имеет право быть. Вор, занявший такую административную должность, перестает быть вором и объявляется "сукой", "ссучившимся", объявляется вне закона, и любой блатной сочтет честью для себя зарезать при удобном случае такого ренегата.

Единственным защитником заключенного в лагере, и вора в том числе, является врач. Не начальник, ни штатный культработник, а только врач оказывает повседневную и реальную помощь арестанту. Врач может положить в больницу. Врач может дать отдохнуть день-другой - это очень важное дело. Врач может отправить куда-либо в другое место или не отправить - при всяком таком передвижении требуется санкция врача. Врач может направить на легкую работу, снизить "трудовую категорию" - в этой важнейшей области врач почти бесконтролен, и уж во всяком случае не местный начальник ему судья. Врач следит за питанием заключенных и, если не принимает сам участия в разбазаривании этого питания, то очень хорошо. Он может выписать паек и получше. Велики права и обязанности врача. И как бы ни был плох врач, все равно именно он - моральная сила в лагере. Иметь влияние на врача - это гораздо важнее, чем держать "на крючке" начальника или штатного работника культуры. Врачей подкупают очень умело, запугивают осторожно. На лагерных врачах - не исключая и вольнонаемных - можно видеть дареные ворами вещи. Блатной мир в хороших отношениях с врачом до тех пор, пока врач (или другой медработник) выполняет все требования этой банды. Но если врач отказывается выполнять требования уголовщины, с ним поступают вовсе не как с представителем "Красного креста". Молодой москвич, приисковый врач Суровой категорически отказался выполнить требования блатных об отправке в Центральную

больницу на отдых трех блатарей. На следующий вечер он был убит во время приема - 52 ножевых ран насчитал на его трупе патологоанатом. И таких случаев было немало. Показалось, что повар налил супу мало или жидко - повару в бок запускается кинжал, и повар отдает богу душу. Врач не освободил от работы - и врачу на шею заматывают полотенце и душат его...

Неизмерим, необозрим тот вред, который принесло обществу многолетнее цацканье с ворами, вреднейшим элементом общества, не перестающим отравлять своим зловонным дыханием нашу молодежь. Возникшая из чисто умозрительных посылок теория "перековки" привела к десяткам и сотням тысяч лишних смертей в местах заключения, к многолетнему кошмару, который устраивают в лагерях люди, недостойные названия "человек".

Есть ученые-медики, считающие всякое убийство - психозом. Если блатари - психические больные, то их надо держать вечно в сумасшедшем доме. (Но и сумасшедший дом воры в состоянии разложить, установить свои порядки.) Нам же кажется, что уголовный мир - это особый мир людей, переставших быть людьми. Мир этот существовал всегда, существует он и сейчас. К этому замечанию добавим только одно: эти психические больные должны содержаться каждый в отдельной камере.

Поставим вопрос прямо: что делать с человеком, нарушившим закон? Вопрос не нов. Сколько помнит себя человечество, столько времени оно решает этот вопрос. Использовались самые различные способы наказания преступников от гуманных до самых радикальных. Например, у Гоголя в "Тарасе Бульбе" "предлагается" делать так: "Если козак проворовался, украл какую-нибудь безделицу, это считалось уже поношением всему козачеству: его, как бесчестного, привязывали к позорному столбу и клали возле него дубину, которою всякий проходящий обязан был нанести ему удар, пока таким образом не забивали его насмерть. Не платившего должника приковывали цепью к пушке, где должен был он сидеть до тех пор, пока кто-нибудь из товарищей не решался его выкупить и заплатить за него долг. Но более всего произвела впечатленья на Андрея страшная казнь, определенная за смертоубийство. Тут же, при нем, вырыли яму, опустили туда живого убийцу и сверх него поставили гроб, заключавший тело им убиенного, и потом обоих засыпали землею" [3. С. 61] Такой способ наказания по техническим причинам не осуществим в нашей большой стране. А значит, для нарушивших закон нужна новая мера. Наверное, современное общество не устроит введение смертной казни по той простой

причине, что для ее исполнения нужен палач, т. е. обществу надо опять растить профессиональных убийц. Если исходить из картины преступного мира, нарисованной в работе [2], то современные тюрьмы являются кузницами кадров преступного мира, во-первых, и, во-вторых, являются театром, где воры показывают свое искусство жить "хорошо". Под влиянием увиденного в тюрьме растут новые кадры воровского сообщества, убежденные, что воры и есть властители человеческих судеб.

По Шаламову, в современных тюрьмах отчетливо просматриваются две категории людей, нарушивших закон: "блатари", воры-рецидивисты и "фраера". Для наказания "фраеров", по-видимому, достаточно иметь обычные, существующие в настоящее время тюрьмы, отделив от них "блатарей". А вот "блатарей", воров-рецидивистов, наверное, надо поместить в особые учреждения, особые тюрьмы, в которых находиться было бы им совсем не сладко.

Рассмотрим возможный вариант такой тюрьмы. Тюрьма должна находиться в отдаленном районе страны. Таких районов у нас, в России много. Тюрьма заново построена. Это современное здание с отдельными для каждого заключенного звукоизолированными камерами. Каждая камера имеет кондиционер, телевизор и видеокамеру, вмонтированные высоко в стену, в потолке - лампу дневного света (но не имеет окон), в углу камеры располагаются умывальник, унитаз, душ, в другом углу - койка и обеденный стол (все это оборудование накрепко приварено к полу). В камере пол с подогревом, можно обходиться без домашних тапочек. Никаких прогулок. Такая обстановка и трехразовое сбалансированное питание дают возможность заключенного содержать в изоляции длительное время, без вреда для его здоровья. Одним из основных правил содержания должно быть отсутствие контакта с внешним миром: никаких передач, никаких посылок, писем, отсутствие контакта с заключенными, с родственниками, которые не должны даже знать почтовый адрес тюрьмы. Полагается заключенному только тюремное обслуживание: питание и белье. Полное отсутствие контакта с обслуживающим персоналом. Обслуживающий персонал одет в камуфляжную форму и маски. Никакого медицинского обслуживания заключенного. Обслуживающий персонал работает в особо вредных условиях и должен получать повышенную зарплату. Такой режим содержания в состоянии изолировать заключенного от "публики", от "театра": сиди, спи или смотри телевизор, "не выпендривайся". И, конечно, полная безопасность обслуживающего

персонала - вопрос весьма серьезный при нынешней системе содержания заключенного в тюрьме, который в новой тюрьме должен быть решен самым строгим образом.

Времяпровождение в таком заведении сильно отличается от "отсидки" в современной тюрьме, и едва ли понравится "блатарю", "вору в законе". Притом "сидеть" надо от "звонка" до "звонка" без сокращения сроков наказания за "хорошее поведение". Хорошее поведение в новой тюрьме подразумевается само собой.

Вот такая тюрьма, возможно, исправит "вора в законе" и надоумит его никогда не воровать и не попадаться на "крючок" правоохранительным органам.

ЛИТЕРАТУРА

1. Моро-Кристоф Л. М. Мир мошенников. М., 1993.

2. Шаламов В. "Сучья" война". Очерки преступного мира. М., 1989.

3. Гоголь Н. В. Собр. соч. в 7 томах. Т. 2. М., 1966.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Ю. В. Соколов:

Комментарии: