В настоящее время, когда Польша уже десять лет является членом НАТО и позиционирует себя в качестве одного из ближайших союзников США в Европе, кажется само собой разумеющимся, что прозападный вектор ее внешней политики был задан изначально, сразу после прихода к власти первого некоммунистического правительства и освобождения от опеки СССР. Он якобы был предопределен однозначной позицией общественного мнения, настоятельно требовавшего разрыва с прошлым, "возвращения в Европу" и связывавшего сохранение обретенной независимости с поддержкой Запада. Однако на рубеже 1980 - 1990-х годов курс на вступление Польши в НАТО отнюдь не был предопределен, он формировался в течение нескольких лет главным образом вследствие изменения международной обстановки, которая эволюционировала таким образом, что делала неизбежным поиск Польшей гарантий своей безопасности в структурах НАТО.

Рассматривая возможные варианты поведения страны на международной арене после формирования некоммунистического правительства Т. Мазовецкого, можно заключить, что при всей сложности ситуации того времени набор предлагаемых для воплощения в жизнь сценариев внешней политики был, в сущности, не так велик. Выделяются следующие четыре линии.

1. Интеграция в Европейское экономическое сообщество и вступление в ряды НАТО. Именно этот вариант в результате превратился в реальность, однако в самом начале 1990-х годов он был отнюдь не очевиден. Его пропагандировали в первую очередь правоцентристские партии, хотя и в их рядах в этом отношении не было согласия. Так, накануне выборов 1991 г. "Соглашение центристских сил" братьев Качиньских высказывалось за "возможно более быстрое включение страны в общеевропейскую систему безопасности", под которой в условиях того времени могло пониматься только укрепленное и реформированное СБСЕ. Лишь через два года "Соглашение" прямо и недвузначно выступило за немедленное принятие энергичных усилий для вступления в НАТО [1]. Другие партии правоцентристской ориентации тоже испытывали некоторое время колебания, но к 1993 г. в целом определились со своими пронатовскими симпатиями.

Михалев Олег Юрьевич - канд. ист. наук, доцент Воронежского государственного университета.

2. Интеграция в ЕЭС с поиском обеспечения безопасности страны в составе широкой общеевропейской структуры на основе реформированного СБСЕ и заключения двусторонних соглашений. Эта идея одно время оказалась весьма популярной среди центристских и левых партий, но быстро утратила жизнеспособность, прежде всего, из-за того, что подобная структура так и не была создана. В качестве гипотетической версии развития событий в рамках данного варианта следует упомянуть о возможности получения Польшей статуса нейтрального государства, что совмещалось бы с членством в ЕЭС (как Австрии или Швеции). Нельзя сказать, что такой путь совсем не принимался во внимание польской политической мыслью, наоборот, в 1980-е годы требование нейтралитета являлось одним из главных лозунгов оппозиции, рассматриваясь тогда как способ ослабления зависимости от СССР. Но после распада Организации Варшавского договора (ОВД) быстро стало понятно, что занимающая позицию в центре Европы Польша является слишком важным геополитическим объектом, чтобы мировые державы согласились с ее нейтральным статусом. Поэтому, как писал бывший министр иностранных дел Б. Геремек, мечты о нейтралитете Польши "можно признать за нереальные, и в польской политике были они маргинальным предложением" [2. S. 82].

3. Концепция Междуморья, предусматривавшая ориентацию Польши прежде всего на тесный экономический, политический и военный союз с ближайшими соседями по Центрально-Восточной Европе. Она поддерживалась главным образом правыми партиями, опасавшимися растворения польской национальной идентичности в европейских структурах. Несмотря на ее кажущуюся сегодня утопичность, в начале 1990-х годов концепция Междуморья представляла собой серьезную альтернативу интеграции Польши в ЕЭС и даже получила определенное отражение в практической деятельности польской дипломатии.

4. Сохранение сильного восточного вектора внешней политики. Этот курс в основном поддерживался левыми партиями, воспринимаясь их оппонентами в качестве реликта ушедшей эпохи. Однако на значительной части рассматриваемого хронологического отрезка - до развала ОВД и СЭВ - альтернативы такой политики попросту не было. Да и позже большая часть польских политических сил признавала важность сохранения прочных отношений с восточными соседями, но наступивший на постсоветском пространстве хаос, вызванный распадом СССР, никак не способствовал развитию дальнейших связей ни в области безопасности, ни в политической и экономической сферах.

Сформированное в конце августа - начале сентября 1989 г. правительство Мазовецкого начало свою работу в весьма сложных международных условиях. Во всех остальных восточноевропейских странах (кроме Венгрии) смена режимов еще не произошла и, более того, трудно было предположить, что это случится в ближайшие месяцы. Поэтому при выработке внешнеполитического курса К. Скубишевскому, которому достался пост министра иностранных дел, необходимо было действовать осмотрительно, принимая в расчет союзнические обязательства Польши по ОВД и СЭВ и помня, что слишком решительные шаги могут взорвать всю систему сложившегося в Европе баланса сил и привести к непредвиденным последствиям. В связи с этим определяющей чертой политики Скубишевского стала осторожность. Балансируя между различными центрами силы, он заранее не отказывался ни от одной из выше рассмотренных концепций, хотя сам являлся убежденным сторонником обеспечения безопасности страны на базе модернизированного ОБСЕ, усиленного за счет создания некоего исполнительного органа.

Как заключил из разговоров с ним Я. Качиньский, Скубишевский не верил в продолжение существования НАТО, вследствие чего сфера безопасности рисовалась ему как не очень четко представляемая сеть коллективных и двусторонних соглашений [3. S. 79].

Первые контуры политики на международной арене еще только формируемого кабинета были обозначены в выступлении Мазовецкого в Сейме 24 августа 1990 г., сразу после его назначения на должность премьера. Обращает на себя внимание его подчеркнутое стремление "сохранять добрососедские и дружественные отношения с Советским Союзом" и уважать обязательства, вытекающие из Варшавского договора. В выступлении ясно обозначилось нежелание будущего правительства резко рвать с традиционной внешнеполитической линией и намерение внести в нее лишь определенные коррективы: покончить с монополией коммунистов на контакты с СССР и строить отношения между странами на основе "дружбы и сотрудничества обществ", а также активно включиться в политическую, экономическую и культурную жизнь Европы, что, впрочем, скорее ставилось условием улучшения экономической ситуации внутри страны [4. 1989. 26 - 28 VIII].

Несколько по-иному Мазовецкий расставил акценты в международном разделе своей правительственной программы (expose), оглашенной в Сейме 12 сентября. К этому времени состав кабинета был уже сформирован, и премьер мог чувствовать себя более уверенно. Возможно, поэтому вопросы отношений с Советским Союзом и странами Варшавского договора заняли в выступлении хоть и важное, но не первостепенное место. Мазовецкий подтвердил готовность сохранять и развивать союз с СССР за счет "ратификации его обществом". Но принципы союзнических отношений должны быть изменены в пользу равноправия и взаимного уважения суверенитета.

Но все-таки главное место в expose заняло западное направление внешней политики. По сути, в этом своем выступлении Мазовецкий провозгласил курс на "возвращение в Европу", заявив: "Мы жаждем открытия Польши Европе и свету [...] Мы должны наверстать упущенные возможности, особенно в сотрудничестве со странами Европейского экономического сообщества, США и другими мировыми экономическими державами". Признавая большое значение хозяйственного взаимодействия с СССР и странами СЭВ, Мазовецкий говорил о жизненной заинтересованности в тесных контактах с ЕЭС, обуславливая необходимость их развития прежде всего тем, что планируемые в Польше радикальные экономические реформы потребуют получения существенной финансовой помощи. Премьер высказывался и за укрепление отношений с ФРГ, как экономических, так и политических, предлагая за образец взять то "единство", которое было достигнуто между Германией и Францией.

Мазовецкий вновь подтвердил, что политика "возвращения в Европу" не означает отказа от союзнических обязательств Польши, причем такая позиция - это не "успокаивающий тактический ход", а убеждение, вытекающее из "понимания польского государственного интереса и анализа международной ситуации". Однако, заглядывая в будущее, он предупредил, что "если настанет день, когда европейская безопасность не будет опираться на военные союзы, мы распрощаемся с ними без сожаления. Мы верим, что такой день придет" [4. 1989. 14 IX].

Как нетрудно заметить, с самого начала внешняя политика правительства Т. Мазовецкого приняла двойственный характер, разрываясь между союзническими обязательствами по Варшавскому договору и стремлением к интеграции

с Западной Европой. В существовавших на рубеже 1989 - 1990 гг. международно-политических условиях такой курс был очевиден и неизбежен как разумный компромисс между желаемым и возможным. Вероятно, что в тот период и Мазовецкий, и Скубишевский искренне считали, что развитие экономических отношений с Западом вполне реально сочетать с политическим и военным союзом с Востоком до тех пор, пока линии разделов в Европе окончательно не рухнут и страны континента не образуют единую экономическую общность, дополненную общеевропейскими структурами безопасности. Обвальное же крушение существующего международного порядка правительство Мазовецкого считало нежелательным, видя в этом угрозу для Польши, остающейся без должных гарантий безопасности и отягощенной грузом экономических проблем.

Адекватность внешнеполитической программы правительства Мазовецкого и ее соответствие ключевым интересам страны подтверждается тем, что она не встретила принципиальных возражений ни у одной из депутатских фракций Сейма. Можно утверждать, что по крайней мере до осени 1990 г. серьезные политики в Польше не помышляли о принципиально ином, более радикальном курсе, чем тот, который проводило министерство иностранных дел. Так, "Gazeta Wyborcza" немедленно поспешила развеять обвинения, брошенные главой Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) М. Раковским в адрес Л. Валенсы, что тот считает членство Польши в ОВД временным явлением. Согласно ее версии, Валенса говорил только о том, что и НАТО, и ОВД скоро перестанут существовать, и система безопасности в Европе будет строиться на совершенно иных принципах. Один из лидеров польской эмиграции Я. Новак-Езёранский также не сомневался, что пришедшая к власти оппозиция должна считаться с советскими интересами в сфере безопасности и не пытаться выйти из Варшавского договора [4. 1989. 6 IX; 8 IX]. Несмотря на быструю радикализацию общественных настроений, до осени 1990 г. вопрос о принадлежности Польши к ОВД и СЭВ не получил заметного развития в политическом дискурсе.

Наглядным примером сохранения остатков старого, блокового мышления стало принятие Комитетом обороны страны 21 февраля 1990 г. новой "Оборонной доктрины Республики Польша". В качестве главной угрозы в ней по-прежнему фигурировал вооруженный конфликт между НАТО и ОВД, а, следовательно, Североатлантический союз рассматривался как основной противник. В доктрине не подвергалось сомнению участие Польши в Варшавском договоре, хотя, что было новым элементом, провозглашалось право страны пересмотреть вопрос о своем членстве в союзе в зависимости от создания эффективной системы общеевропейской безопасности [4. 1990. 26 II].

На этом этапе вопрос о вхождении Польши в военно-политические структуры Запада не мог серьезно рассматриваться не только из опасения перед реакцией СССР, войска которого находились на польской территории, но также из-за отсутствия ясности в позиции НАТО по отношению к восточноевропейским государствам. В 1990 г. инерция холодной войны еще только начинала преодолеваться. Лишь в июле 1990 г. знаковый саммит НАТО в Лондоне провозгласил линию на установление партнерских отношений со странами Восточной Европы - членами ОВД, не подвергая, впрочем, сомнению перспективу дальнейшего существования Варшавского договора [5. S. 270 - 271].

К этому времени Польша уже завязала первые контакты с НАТО в ходе визита К. Скубишевского в Брюссель 21 марта 1990 г., имевшего значение прежде всего как важный символичный жест. Более насыщенной по содержанию стала поезд-

ка в Варшаву генерального секретаря НАТО М. Вернера в середине сентября того же года. В ходе переговоров Польша поддержала Лондонскую декларацию НАТО, выразив готовность подписать договор о неприменении силы. Однако такой документ, с точки зрения польского правительства, должен быть подписан не на межблоковой основе, а каждой страной в ее национальном качестве, включая нейтральные государства. После встречи с Вернером Скубишевский заявил, что вопрос о возможном вступлении Польши в НАТО не обсуждался, поскольку "такой проблемы в польской внешней политике не существует". Он подтвердил намерение своей страны выйти из военной структуры ОВД, что, впрочем, не означало бы прекращения членства в организации, которой надлежало принять чисто консультативный характер. В свою очередь Вернер назвал членство Польши в НАТО "вопросом гипотетическим", пояснив, что речь идет о диалоге, сотрудничестве и, может быть, даже дружбе [4. 1990. 14 - 16 IX].

Характер отношений между Польшей и НАТО, заданный в ходе визита Вернера, сохранялся на протяжении второй половины 1990 г. и большей части 1991 г., подвергшись существенному пересмотру только после роспуска ОВД, августовского путча в Москве и распада СССР. Нельзя сказать, что мысль о более тесных контактах с альянсом, чем просто сотрудничество и партнерство, не приходила в голову польским политикам. Однако в 1991 г. ее разделяли лишь некоторые правые группировки, не делающие погоды в Сейме. А "Соглашение центристских сил", по-видимому, первым из влиятельных политических партий начавшее пропагандировать идею вступления Польши в НАТО, в рассматриваемый период еще не выработало своей четкой позиции в этом вопросе. Поэтому на протяжении 1991 г. польские официальные лица неоднократно заявляли, что их страна не имеет намерения вступать в Североатлантический союз. В частности, об этом говорил министр обороны П. Колодзейчик, будучи в штаб-квартире НАТО в мае 1991 г. [6. S. 62]. Министр иностранных дел К. Скубишевский продолжал надеяться на превращение СБСЕ в общеевропейскую систему безопасности и считал возможное расширение НАТО на восток нарушением равновесия сил в регионе. Пожалуй, не вполне разделял их взгляды президент Л. Валенса, но и он еще до конца не определился со своей позицией. Об этом свидетельствует курьезный инцидент в июле 1991 г., когда, находясь с визитом в Брюсселе, Валенса в последний момент решил опустить в своей речи фрагмент о желании Польши вступить в НАТО, чем немало удивил западных политиков, получивших ранее текст выступления, в котором соответствующий абзац присутствовал [7. S. 155 - 156].

Между тем шаг за шагом международная обстановка изменялась, побуждая политиков пересматривать свои взгляды. Важную роль сыграл распад структур социалистического лагеря и СССР, но этот фактор оказался не единственным и, возможно, даже не главным. Не меньшее значение имело то обстоятельство, что НАТО вопреки многочисленным прогнозам по завершению холодной войны не посчитала свою миссию выполненной и не самораспустилась, а стала искать новые формы, цели и смысл существования. В ноябре 1991 г. саммит организации в Риме принял новую стратегию, согласно которой НАТО предстояло занять место своего рода твердого ядра европейской безопасности, взаимодействующего с СБСЕ, ЕЭС и Советом Европы, которые, тем не менее, могли играть только дополняющую роль. Отражением нового качества союза призван был стать партнерский диалог с бывшими противниками по ОВД, осуществляемый в рамках Совета североатлантического сотрудничества (ССАС). ССАС был образован в декабре 1991 г., и Польша стала одним из его членов, хотя часть политиков с самого начала восприняла

Совет скептически, считая, что он не дает стране гарантий безопасности, а только затрудняет развитие индивидуальных контактов [8. S. 105].

Определенное влияние на изменение атлантического курса польской дипломатии оказало и начавшееся разочарование в СБСЕ, вызванное его неудачами в урегулировании конфликта в Югославии. Правда, Скубишевский продолжал верить в идею создания общеевропейской системы коллективной безопасности, однако отсутствие реального прогресса в этом направлении не могло не заставить задумываться о поиске новых гарантий безопасности своей страны.

Наконец, очень существенную и, пожалуй, решающую роль сыграл пример Венгрии и Чехословакии, не скрывавших своих атлантических аспирации. Венгрия еще в январе 1991 г. обрела статус ассоциированного члена Североатлантической ассамблеи, а президент Чехословакии В. Гавел в марте того же года объявил о намерении добиваться членства в альянсе. Опасаясь отстать от своих ближайших соседей на дороге в Европу, Польша не могла не последовать за ними, тем более что три страны согласились координировать свою европейскую политику в рамках Вышеградской группы. Не случайно поэтому первые признаки поворота в отношении Польши к НАТО стали заметны в декларации краковского саммита Вышеградской группы (5 - 6 октября 1991 г.), провозгласившей желание "поднять контакты с НАТО на качественно более высокий уровень" и расширить "формулу контактов с целью создания условий для непосредственного включения в деятельность союза". Конечно, это еще не было формальным выражением желания присоединиться к НАТО, но вполне очевидным и немаловажным шагом в этом направлении [6. S. 64; 7. S. 153].

Более определенно атлантические устремления Польши обозначились в период пребывания у власти правительства Я. Ольшевского (декабрь 1991 - июнь 1992 гг.). Правда, в своем expose новый премьер не вышел за пределы существовавшего до тех пор курса в отношении НАТО, заявив, что "как член Совета североатлантического сотрудничества Польша будет укреплять связь с Североатлантическим союзом, потому что в нынешней ситуации мы признаем этот союз за основу европейской безопасности, а присутствие войск США в Европе за фактор стабилизации. Поэтому правительство будет стремиться к всестороннему развитию отношений с НАТО [...] Это будет политика, способствующая укреплению нашей безопасности" [9]. Впоследствии нерешительность Ольшевского подверглась суровой критике. Скубишевский объяснял отсутствие прямого указания на стремление к членству в НАТО тем, что премьер при подготовке выступления не проконсультировался с МИДом. Однако находились и те, кто утверждал, что это именно Скубишевский настоял на удалении соответствующей формулировки из текста expose [8. S. 106].

Тем не менее уже через несколько недель появились совершенно явные признаки того, что правительство твердо становится на путь поиска места в альянсе. Первым об этом заговорил наиболее решительно настроенный министр обороны Я. Парыс. В конце января 1992 г. на совещании командного состава прозвучал тезис о том, что безопасность Польши и ее выход из военной изоляции требуют поиска гарантий в атлантических структурах, а также, что "сегодня уже не существует выбора между нейтралитетом и НАТО". Несколькими днями позже на пресс-конференции Парыс высказался еще яснее: "Польша хочет на длительный срок стать членом Североатлантического союза" (цит. по [8. S. 107]). Правда, ни Парыс, ни кто-либо другой из членов кабинета Ольшевского, намечая перспективу вступления Польши в НАТО, не рассматривали ее как вопрос, непосредственно

стоящий в повестке дня, а как долгосрочную цель евроатлантической политики. Наиболее определенно это выразил Скубишевский в своем ежегодном выступлении в Сейме 8 мая 1992 г. Вновь подчеркнув свой излюбленный тезис о необходимости создания на основе СБСЕ общеевропейской системы безопасности, он между тем заявил об укреплении контактов и сотрудничества Польши с НАТО, использовании всех возможностей, предоставляемых ССАС и двусторонними связями. "Цель такой политики - постепенное и фактическое включение Польши в систему безопасности этого союза. Членство является целью перспективной", - заключил он [10].

Признание членства в НАТО стратегической целью становится с этого момента неотъемлемым атрибутом польской внешней политики. Однако ни в обществе, ни даже внутри властных структур в течение 1992 г. в этом вопросе все еще не выработалось общей позиции. Свидетельством тому стала инициатива Л. Валенсы о создании НАТО-бис, оглашенная им во время визита в Германию в марте 1992 г. Разочарованный неясной политикой Запада в отношении посткоммунистических стран, президент Польши тогда предложил создать военно-политический союз, включающий государства Центрально-Восточной Европы, Балтии, Украину и Белоруссию. Конкретных очертаний идея НАТО-бис так никогда и не обрела, да и практического развития эта инициатива не получила. Более того, слова Валенсы вызвали настоящее замешательство в польском МИДе, которому о замыслах президента ничего не было известно. Скубишевскому пришлось разъяснять неожиданное предложение как "единство средств сотрудничества и взаимодействия с североатлантическим регионом", пытаясь представить дело таким образом, чтобы не подорвать у Запада доверия к Польше как будущему партнеру. Несмотря на очень прохладный прием этой концепции даже польским МИДом, не говоря уже о международном сообществе, Валенса вплоть до 1995 г. неоднократно возвращался к своей идее до 1995 г. [6. S. 121 - 122; 7. S. 199 - 200].

Опросы общественного мнения также показывали неоднозначное отношение к НАТО. В середине 1992 г. сторонники вступления Польши в альянс составляли лишь 35%, столько же высказывалось за нейтралитет государства и 30% не имели определенной точки зрения. Год спустя поддержка членства в НАТО возросла до 57%, и лишь в 1996 г. достигла 73%, сохраняясь на этом уровне до момента вступления Польши в ряды союза [8. S. 110]. Несомненно, что столь стремительный рост числа сторонников членства в НАТО стал возможен не только благодаря проводимой правительством и поддерживавшими его политическими силами агитационной кампании, но и вследствие все более глубокого осознания обществом того обстоятельства, что другого пути для обеспечения собственной безопасности у Польши попросту не существует.

Окончательное официальное формулирование стремления Польши к членству в НАТО пришлось уже на период правительства Х. Сухоцкой (июль 1992 - октябрь 1993 г.). 7 октября 1992 г. премьер заявила об этом во время визита в штаб-квартиру альянса, получив, впрочем, довольно осторожный ответ М. Вернера, что если НАТО будет готова к принятию новых членов, то Польша станет одной из первых, если не первой [7. S. 245 - 246]. А 2 ноября 1992 г. Комитет обороны страны принял документ под названием "Основы польской политики безопасности", определивший членство в НАТО стратегической целью Польши и наметивший основные средства по ее достижению: создание сети двусторонних соглашений в сфере безопасности с отдельными государствами НАТО и интенсификация сотрудничества в рамках ССАС [5. S. 272 - 279].

Оставалась, правда, еще возможность, что выбранный курс подвергнется пересмотру в случае прихода к власти левых партий. Во время избирательной кампании 1993 г. социал-демократы утверждали, что "вступление Польши в НАТО потребовало бы предварительного изменения характера этого альянса, сущность которого связана с периодом военной и политической конфронтации в мире и Европе" [1. 1993. S. 136]. Как вспоминал впоследствии Б. Геремек, они сделали критику НАТО одним из элементов своей кампании и полагали потом, что это помогло им одержать победу на выборах [2. S. 83]. Однако левое правительство В. Павляка на деле не только не внесло изменений в атлантическую политику, но и приступило к выполнению всех необходимых мероприятий по подготовке Польши к членству в НАТО. Собственно, признание левыми партиями необходимости присоединения к Североатлантическому союзу означало завершение процесса переориентации внешней политики Польши и складывание консенсуса политических элит, опирающегося на поддержку большинства общества, в отношении ее целей и задач.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Wybory 1991: programy partii i ugrupowan politycznych. Warszawa, 2001. S. 171; Wybory 1993: partie i ich programy. Warszawa, 2001. S. 29.

2. Geremek B. Szansa i zagrozenie: polityka i dyplomacja w rodzinnej Europie. Warszawa, 2004.

3. Czas na zmiany. Z Jaroslawem Kaczynskim rozmawiaja Michal Bichniewicz i Piotr M. Rudnicki. Warszawa, [1995].

4. Gazeta wyborcza.

5. Golc L. Przygotowanie instytucjonalne panstwa do integracji mi?dzynarodowej: akcesja RP do NATO // Budowanie instytucji panstwa. 1989 - 2001: w poszukiwaniu modelu. Warszawa, 2004.

6. Otlowski T. Polska w procesie integracji z NATO i Unia. Zachodnioeuropejska.. 1991 - 1998. Torun, 2002.

7. Dudek A. Historia polityczna Polski. 1989 - 2005. Krakow, 2007.

8. Polityka zagraniczna RP. 1989 - 2002. Warszawa, 2002.

9. Стенографический отчет о 3-м заседании Сейма 1-й каденции 21 XII 1991 г. // www.sejm.gov.pl.

10. Стенографический отчет о 14-м заседании Сейма 1-й каденции 8 V 1992 г. // www.sejm.gov.pl.

Постоянный адрес данной публикации: