8 июля 1906 г. Николай II подписал указ о роспуске I Государственной думы, который и был опубликован на следующий день, в воскресенье. Здание парламента было оцеплено войсками, что лишило депутатов возможности выразить свой протест в стенах Думы. Тогда по призыву ЦК кадетской партии около 200 депутатов отправились в Выборг, где и приняли 10 июля знаменитое воззвание "Народу от народных представителей", вошедшее в историю под названием Выборгского воззвания. В нем содержался протест против роспуска Думы и призыв населения к пассивному сопротивлению властям: отказу от уплаты налогов, от исполнения рекрутской повинности; провозглашалось также непризнание займов. Это воззвание стало одним из наиболее ярких проявлений кадетской оппозиционности, хотя среди подписавших его, кроме кадетов, были и социал-демократы и трудовики.

Сразу же началась бурная дискуссия как в самой кадетской партии, так и за ее пределами, тем более что даже многие подписавшие Выборгское воззвание из солидарности с товарищами, были с ним не согласны по существу. Мотивы принятия воззвания в дальнейшем трактовались как современниками, так и историками по-разному. Советская историография утверждала, что призыв к пассивному сопротивлению был для кадетов предохранительным клапаном, позволявшим направить народное возмущение в возможно более мирное русло¹. Это истолкование логично вытекало из убеждения советских историков в контрреволюционной сущности кадетской партии, в ее стремлении предотвратить массовые выступления. Опору для такого мнения дал сам П. Н. Милюков, который писал в эмиграции, что для кадетов "это была попытка предотвратить вооруженное столкновение на улицах Петрограда, заведомо осужденное на неудачу, дать общему негодованию форму выражения, которая не противоречила бы конституционализму, стоя на самой грани между законным сопротивлением нарушителям конституции и революцией"². Аналогичную мысль высказывал А. А. Кизеветтер³. При этом обращают на себя внимание следующие обстоятельства. Во-первых, кроме Милюкова и Кизеветтера никто из кадетов, а в особенности из непосредственных участников Выборгского совещания, не писал, что целью воззвания ставилось предотвратить революционный взрыв. Кизеветтер же не относится к их числу, так как летом 1906 г. был за границей и судил о событиях лишь по газе-

Егоров Андрей Николаевич - кандидат исторических наук, зав. кафедрой отечественной истории Череповецкого государственного университета.

там. Во-вторых, нужно учитывать, что в эмиграции Милюков был вынужден постоянно отбиваться от нападок справа, доказывая, что кадеты избегали радикальных действий, не стремились к революции, а наоборот, делали все возможное для ее предотвращения. В этом смысле эмигрантские оправдания Выборгского воззвания у Милюкова имеют истоки в идейной борьбе 1906- 1907 годов.

После роспуска I Государственной думы, в условиях спада революции и постоянных нападок, как справа, так и слева, кадетское руководство стремилось встать на путь законотворческой парламентской деятельности. Выборгское воззвание этой перемене тактики мешало, но осудить его открыто значило бы рисковать расколом партии, бросить тень на I Думу, ее председателя С. А. Муромцева, подписавшего воззвание, и в итоге скомпрометировать саму кадетскую партию. Нужно было искать какое-то убедительное объяснение. Соратник Милюкова И. В. Гессен, вспоминая обстановку тех дней, писал по поводу воззвания: "Те, что не принимали участие в составлении, и, тем более, выступавшие противниками, тщательно воздерживались от упреков и прибегали к чрезвычайно сложному и запутанному плетению словес"⁴.

Идея объяснить причины принятия Выборгского воззвания желанием удержать массы от революции впервые прозвучала в сентябре 1906 г. в докладах на IV съезде кадетской партии. Н. А. Гредескул говорил, что после разгона Думы кадеты должны были "предотвратить стихийное движение и хаотическую игру страстей, дать ему организованную форму и направить его на мирный и спокойный путь". Милюков, оценивая воззвание, подчеркивал, что принцип пассивного сопротивления не революционный, а конституционный, "потому что сводится не к насильственному приобретению новых прав, а к защите прав уже приобретенных". Далее он отметил двойственность восприятия воззвания публикой: "Воззвание оказывает воспитательное влияние и останавливает население от более бурных проявлений протеста, но не исключена возможность, что население может пойти под влиянием Воззвания и дальше его прямого смысла"⁵. Как известно, на этом съезде кадеты отказались от проведения Выборгского воззвания в жизнь и занялись подготовкой к выборам во II Думу.

В декабре 1907 г. состоялся судебный процесс над депутатами I Думы, подписавшими воззвание. К тому времени положение кадетской партии ухудшилось - сократилась ее численность, резко уменьшилось количество мест в Думе, правые продолжали мощную кампанию травли либералов. "Нас трактовали, - вспоминал впоследствии Милюков, - как элементы "антигосударственные" и "революционные", приписывая нам все грехи левых против народного представительства"⁶. В этих условиях кадеты старались защититься от нападок, показать, что они не революционеры. На процессе Муромцев заявил, что лозунгом пассивного сопротивления кадеты стремились "прорыть каналы и отвести поток по этим каналам от угрожаемых им жилищ". Его позицию поддержали И. И. Петрункевич и Ф. Ф. Кокошкин. Петрункевич говорил: "Мы полагали, что в стране роспуск Думы может быть встречен не совершенно равнодушно, что он может вызвать хотя бы местные беспорядки, которые мы, представители народа, должны были предупредить"⁷.

Позднее В. А. Маклаков так прокомментировал их слова: "Нельзя предположить, чтобы эти слова были неискренни, сказаны с целью склонить на свою сторону судей... Но их слова характерны как иллюстрация самовнушения. Людям свойственна склонность приписывать себе задним числом предвидение того, что было для них неожиданно; в ошибках они признаваться не любят. Это новое объяснение манифеста было создано тогда, когда Выборгское воззвание провалилось... Стало заманчиво признаваться себе, а потом и другим, что и этот провал был, в сущности, только новой "кадетской победой". Эта легенда и была принята. Бесполезно разыскивать, кто и когда ее изобрел и кто ей поверил. Несомненно, что в Выборге о такой цели не думал никто. Бояться тогда приходилось не эксцессов, а равнодушия населения. Его хотели "взвинчивать", а не успокаивать"⁸.

Насколько прав был Маклаков? Как опубликованные в "Красном архиве" протоколы Выборгских заседаний, так и мемуары непосредственных участников событий (М. М. Винавера, В. А. Оболенского, А. В. Тырковой-Вильямс и др.) показывают, что в те дни мотив удержать массы от революционного выступления не выдвигался и не рассматривался. Кадеты стремились призвать народ к мирной борьбе за идеалы конституционализма. Винавер говорил в Выборге: "Народу надо указать путь к обратному завоеванию себе свободы"⁹. Ту же мысль повторяли и другие депутаты. Не доверять протоколам оснований нет - их вели авторитетные кадеты Д. И. Шаховской и В. Д. Набоков. Милюков, повторив в воспоминаниях утверждение о значении воззвания для предотвращения революционного взрыва, добавил замечание о том, что эти соображения "в ту минуту скорее подразумевались, нежели высказывались открыто"¹⁰.

Надо отдать должное искусству Милюкова: таким замечанием он сделал свою позицию неуязвимой. Как доказать или опровергнуть то, что подразумевалось, но не говорилось? Но советские историки пошли еще дальше. Они утверждали, что в Выборге кадеты говорили о стремлении остановить революцию ". В доказательство приводилась цитата из речи члена ЦК Гредескула: "Если ограничиться одним только отчетом в сделанном без всяких указаний, исход будет хуже: захваты". Под словом захваты подразумевалось революционное движение, и схема срабатывала. Но фраза Гредескула выхвачена из контекста. Продолжим цитирование: "То, что мы рекомендуем, есть пассивное сопротивление. При этом помимо нравственного значения такой формы борьбы указанные меры имеют и практическое значение... Народ и правительство должны знать, что у нас есть и воля и что мы в настоящий важный исторический момент не уклоняемся от ответственности за определенные действия"¹². Гредескул совершенно определенно призывал к борьбе, но борьбе конституционной, без эксцессов, без захватов. Эту мысль высказывали и другие кадеты. "Мы обязаны дать нашим избирателям указание, что предпринять, - говорил П. Д. Долгоруков, - и содействовать организации народа. Размеры того движения, которое мы этим вызовем, (подчеркнуто мною. - А. Е.) неизвестны, но мы не можем не указать средств пассивного бойкота, так как это единственное оружие, находящееся в нашем распоряжении. Пассивный бойкот - испытанное конституционное средство, а рекомендовать террора мы не можем"¹³. При объективном рассмотрении невозможно увидеть в этих словах призыв удержать массы от борьбы.

На первый взгляд может показаться, что Милюков писал то же самое, утверждая, что воззвание предупреждало возможное кровопролитие. Но смысл слов Милюкова был другой. В Выборге кадеты призывали население к борьбе конституционным путем, а Милюков в эмиграции писал, что они стремились удержать население от борьбы, переводя народное негодование в словесные формы, не имеющие практического значения: "Само приглашение народу - не платить податей и не давать солдат - имело условное значение - в случае если не будут назначены выборы в новую Государственную думу... Таким образом, в сущности, Выборгское воззвание осталось политической манифестацией и мерой на крайний случай, - который не наступил, ибо выборы во II Думу были назначены"¹⁴. Поэтому Милюков неоднократно подчеркивал в эмиграции, что кадеты очень быстро отказались от лозунгов Выборгского воззвания.

Для полноты картины необходимо остановиться на отношении к этим лозунгам левых партий. Многие революционеры считали, что Выборгское воззвание, несмотря на свою умеренность и беззубость, является максимумом того, на что могли пойти кадеты, и в конечном счете производит революционное действие на население¹⁵. Меньшевик С. Д. Джапаридзе говорил в Выборге, что, принимая воззвание, члены Думы встают на революционный путь, по которому надо идти. Его поддержал трудовик Т. В. Локоть: "Единственный смысл нашего манифеста - активный революционный протест"¹⁶. Левые партии нелегально распространяли манифест, что ясно говорит об их

отношении к нему. Поэтому левые не могли принять кадетское объяснение воззвания, прозвучавшее на Выборгском процессе. Маклаков вспоминал реакцию на слова Муромцева: "Это утверждение на процессе произвело тяжелое впечатление. Я его помню. Оно возмутило "революционные" партии, которые после роспуска подчинились кадетскому лидерству и без спора подписали воззвание. Им было обидно услышать, что цель воззвания была помешать революции. Было еще стыднее, что при их участии воззванием хотели народ обмануть. Трудовики (Лунин) и социал-демократы (Рамишвили) от кадетских объяснений отмежевались"¹⁷.

Летом 1914 г. в Париже Гредескул выступил перед русскими эмигрантами с докладом о политическом положении России. Он доказывал конституционность (а не революционность) Выборгского воззвания - тем, что власть сама нарушила конституцию и этим дала народу естественное и юридическое право на пассивное сопротивление, что было "правильно и конституционно". Выборгское воззвание, говорил он, "закладывало в народном сознании самые основы конституционного порядка вещей". Присутствовавший на докладе Г. В. Плеханов возразил: левые тогда слишком переоценили революционное настроение народа, народ не был готов к революции, "а при таких условиях, даже и с революционной точки зрения, Выборгское воззвание надо считать максимумом того, что тогда можно было сделать. Значит, Выборгское воззвание есть заслуга Первой думы не только перед "конституционной" эволюцией, но и перед революцией". Гредескул отвечал на это, что рабочие и крестьяне были уже тогда "вполне мобилизованы к революции", но I Дума предотвратила ее своим воззванием, призвав народ не к действию, а к бездействию: "В тот момент, когда все в народе накипело, когда все кулаки, не только рабочие, но и крестьянские, уже сжимались, чтобы перейти в действие, Выборгское воззвание создало отсрочку действия, то есть на место жара и пыла возбужденных чувств поставило длительное, холодное размышление". Далее он заметил: "За это можно винить Первую думу, но можно ей это и ставить в заслугу. Винить - с революционной точки зрения, а ставить в заслугу - с кадетской, конституционной точки зрения"¹⁸. Воспоминания Гредескул писал в Советской России, что, надо полагать, и определило его итоговый вывод: воззвание было контрреволюционным, поскольку оно предотвратило возможную революцию.

В этой связи небезынтересна позиция В. И. Ленина, который подробно не анализировал воззвание, но неоднократно высказался по его поводу. В работе "Роспуск Думы и задачи пролетариата" он писал: "Все упования кадетов сразу перешли от "конституции" к революции - и это вследствие одного только строго конституционного акта верховной власти. А еще вчера кадеты хвалились в Думе, что они "щит династии" и сторонники строгой конституционности". В другой статье, оценивая принцип пассивного сопротивления, Ленин отмечал, что "при теперешней напряженности борьбы нет и не может быть такого массового пассивного сопротивления, которое не переходило бы в активное наступление"¹⁹. Отсюда видно, что Ленин, признавая конституционность роспуска Думы, понимал революционность воззвания, но упрекал кадетов в половинчатости, недостаточности этих мер, в том, что их призывы так и остались только словесными угрозами правительству. Казалось бы, именно это, ленинское, отношение к воззванию, логичное с большевистской точки зрения, и должно было утвердиться в советской историографии (именно с этой позиции было составлено в 1928 г. примечание к X тому второго собрания сочинений Ленина²⁰).

Однако признать революционность Выборгского воззвания советская историография не могла, иначе пришлось бы признать довольно высокую степень оппозиционности кадетской партии; не могут же явные контрреволюционеры принимать революционный документ. Как это ни странно, но эмигрантские построения Милюкова больше соответствовали теоретическим положениям советской историографии, чем ленинский анализ. Впрочем, неко-

торые колебания в этом вопросе все же проявились. Например, в 1930-е годы Черменский объяснял принятие воззвания не только стремлением кадетов остановить революцию, но и их желанием найти компромисс с представителями революционной демократии, чтобы не очутиться в одиночестве в случае роста революционных настроений²¹. Сходную оценку давал в 1960-е годы С. М. Сидельников, по мнению которого кадеты приняли воззвание из опасений "саморазоблачения своей контрреволюционной сущности", показывая этим, что они идут в ногу с массовым революционным движением²². Но в этих объяснениях заключено противоречие. Кадеты не могли "идти в ногу с массовым революционным движением" и одновременно бороться с ним. Неудивительно, что подобные трактовки Выборгского воззвания не получили развития и советские историки все же предпочли вариант о стремлении кадетов воззванием остановить революционный взрыв. Окончательная точка в этом вопросе была поставлена в примечаниях к 17 тому Полного собрания сочинений Ленина. Не желая опираться на Милюкова, в Институте марксизма-ленинизма подыскали ленинскую фразу о том, что Выборгским манифестом российский либерализм "старался убить двух зайцев, лавировать так, чтобы можно было истолковать его поведение - смотря по надобности - и в духе поддержки революции и в духе борьбы с революцией"²³. При этом авторы примечаний не обратили внимания на такую "мелочь", как время написания статьи Ленина - май 1908 г., то есть после судебного процесса над "выборжцами", на котором они сами объясняли воззвание борьбой с революцией.

В годы перестройки советские историки вернулись к тезису о революционной роли воззвания. В работе об июльском кризисе 1906 г. С. В. Тютюкин рассмотрел все обстоятельства принятия воззвания, отметив, что социал-демократы считали вполне допустимым распространение этого документа, который "независимо от своих конкретных призывов мог - особенно с соответствующими комментариями - сыграть объективно революционизирующую роль, особенно если речь шла о слабо развитых в политическом отношении слоях населения". В. В. Шелохаев также отмечает, что кадеты, подписав воззвание, встали на революционный путь, хотя и довольно быстро сошли с него²⁴. В то же время сохраняется и традиционная точка зрения²⁵. Ее "живучесть" объясняется тем, что она опирается не на ленинские цитаты, а на мнение Милюкова, Муромцева и Кизеветтера.

Революционность воззвания понимали многие кадеты. 3 августа 1906 г. на совещании ЦК с представителями губернских комитетов Н. В. Тесленко говорил: "Мы свой вклад в революцию сделали. Если с. -д. и с. -р. схватились распространять - это значит, что они поняли дело. Выборгское воззвание - авторитетное разрешение не повиноваться народу. Это значит со всеми последствиями, с карательными отрядами и восстанием. Теперь умыть руки нельзя"²⁶. Конечно, противников воззвания в кадетской партии хватало. Но сам ход обсуждения этого вопроса на совещании в ЦК показывает, что кадеты видели революционизирующую роль воззвания. И никто на этом совещании не говорил о воззвании как средстве остановить революционные выступления.

У представителей правящих кругов революционность Выборгского воззвания не вызывала сомнений. СЮ. Витте писал, что "конечно, это действие было совершенно революционное и непатриотичное"²⁷. Наиболее серьезно в дореволюционной консервативной историографии Выборгский манифест рассмотрел историк (византинист) П. В. Безобразов в брошюре о IV съезде Партии народной свободы, обсуждавшем Выборгское воззвание. Он упрекал кадетов в двоедушии на том основании, что они, с одной стороны, не признали целесообразность Выборгского воззвания, а с другой стороны, не отказались от него: "Говоря, что Выборгское воззвание неосуществимо, съезд тем самым отверг его. Эту уступку нужно было сделать правым и самой жизни, доказавшей, что Выборгское воззвание не дало никакого осязаемого результата. Но сознаться в своей политической ошибке они не хотели и не могли,

потому что тогда они потеряли бы левое крыло, которое настаивало на Выборгском воззвании. Для спасения левого крыла придумали, будто в пассивном сопротивлении заключается плодотворная и народу мало известная идея, которую следует развивать и поддерживать"²⁸. Эта идея заключается в том, что пассивное сопротивление является конституционным способом борьбы, поскольку власть, распуская Думу, совершила неконституционный акт. Правые как, впрочем, и Ленин, были с этим решительно несогласны, считая роспуск Думы вполне законным.

Поэтому консерваторы оценивали Выборгское воззвание как безусловно революционный акт и возмущались лицемерием кадетской партии, на словах признававшей лишь легальные методы борьбы. Они доказывали, что неплатеж податей, отказ в поставке рекрутов - такое же активное противодействие власти, как и вооруженное восстание. Выборгское воззвание, по их мнению, было направлено на дезорганизацию государственного механизма. В ответ власти должны были бы принять жесткие меры и, как писал Безобразов, "пассивное сопротивление кончается потоками крови, когда оно разыгрывается серьезно, а не в виде фарса". В этом вопросе мнение правых совпадало с точкой зрения левых партий: сопротивление не может быть пассивным, оно неизбежно должно перейти в вооруженное восстание, иначе оно теряет всякий смысл. Кадетов Безобразов упрекал в лицемерии, в стремлении сидеть на двух стульях - революционном и конституционном. Он считал, что, выпустив воззвание, они совершили двойное преступление - против народа и против демократизма. Народу они нанесли материальный и нравственный вред. Материальный вред заключался в том, что подати - это народное достояние и их неуплата скажется прежде всего на народных нуждах (школы, больницы и т.п.). Нравственный вред в том, что вместо чувства законности кадеты развивают в населении чувство беззакония. Преступление против демократизма заключается в том, что кадеты весь риск переложили на плечи крестьян, а сами остались в стороне. В этом проявилось неуважение к чужой личности и стремление "сделать из других средство для достижения своих личных и партийных целей"²⁹. Безобразов называл кадетскую партию враждебной демократическому духу. Предвзятость автора брошюры не помешала ему увидеть, что противоречивость тактики кадетской партии по отношению к Выборгскому воззванию вытекала из стремления ЦК найти компромисс между правым и левым течениями в партии.

Близкую к консерваторам оценку Выборгского воззвания давали правые либералы. Октябрист, а затем мирнообновленец А. Н. Брянчанинов считал Выборгское воззвание "преступной глупостью" кадетов, за которую им должно быть стыдно. В Выборге кадеты стремились сесть сразу на два стула, при этом для революционных действий им не хватило мужества и самопожертвования, а остаться в пределах законности им мешала личная обида³⁰. Кроме того, кадеты старались угодить революционерам, так как без них они лишились бы поддержки в стране.

Многие правые кадеты в своем кругу также считали воззвание ошибкой. В. А. Оболенский вспоминал слова М. Я. Герценштейна: "Глупость сделали, ну и расхлебывайте теперь. Все равно ничего умного не придумаете"³¹ (при этом сам Герценштейн воззвание подписал). Таким образом, для консерваторов Выборгское воззвание - "преступление", для октябристов - "преступная глупость", для правых кадетов - просто "глупость".

Консервативную критику поведения кадетской партии в Выборге продолжила эмигрантская историография. В 1930-е годы историк и политический деятель конституционно-монархического толка С. С. Ольденбург в труде о предреволюционной России писал: "Выборгское воззвание, вне всякого сомнения, было актом революционным - незаконным ответом на вполне закономерный акт роспуска Государственной думы. Оно показало, как мало считаются с законностью не только крайние левые партии, но и к. -д."³² Подобные оценки усвоила и часть современной историографии. А. Н. Боханов эмоционально пишет, что "господа-думцы, составляя Выборгское воз-

звание, выступая за финансовый крах страны, руководствовались только "идеологией государственного отщепенчества""³³. Но с учетом незначительной роли прямых налогов в доходах государственного бюджета, понятно, что финансовым крахом Выборг не угрожал.

Как же сами кадеты оценивали воззвание? Наиболее подробно историю принятия Выборгского воззвания осветил Винавер в воспоминаниях, написанных в сентябре 1910 года. Он познакомил с ними лиц, особенно близко стоявших к подготовке воззвания, в том числе Петрункевича, Милюкова, Кокошкина и др. Они сделали частные замечания и уточнения, после чего отрывки из воспоминаний были опубликованы за границей в сборниках, посвященных Муромцеву и I Государственной думе, а затем изданы сразу после падения самодержавия. Винавер напомнил мотивы, из которых исходили составители воззвания. Кадеты считали, что роспуск Думы есть "покушение на самое народное представительство, и потому не возникало сомнений, что та крайняя степень организованного действия, которая мыслима без насильственных мер, теперь уместна"³⁴. Сторонники воззвания верили, что наступил исключительный момент для того, чтобы указать народу, как следует отстаивать свои права. Им представлялось, что акт, изданный в такую минуту, будет лучшим заветом первой Думы на будущее и действенным предостережением власти. Эти же мотивы названы и в воспоминаниях Гессена. Он утверждал, что воззвание было обращено не столько к народу, сколько к правительству, Нужно было его "испугать и заставить раскаяться в роспуске народного представительства"³⁵. Отсюда вытекала убежденность сторонников воззвания, что только благодаря ему власть не решилась совсем уничтожить народное представительство, а лишь распустила Думу на семь месяцев³⁶. Винавер вспоминал, что почти никто не говорил о неконституционности воззвания или о будущей судьбе его авторов. Возражения сводились лишь к его непрактичности: меры пассивного сопротивления будут для власти нечувствительными, а народ к подобным действиям не приготовлен.

Характерно, что левые кадеты, оценивая воззвание, отмечали его умеренность и половинчатость, сходясь в этом с революционными партиями. В. П. Обнинский в своей дореволюционной работе "Последний самодержец" писал: "Выборгское воззвание было слабым и по форме и по содержанию документом, безопасным для правительства и лишенным даже тени героизма, составляющего единственное оправдание подобным выступлениям. Нужно было кабинету Столыпина и начинавшим забирать силу придворным черносотенцам [сделать] ряд глупостей, чтобы исправить ошибку Выборгского воззвания и окружить авторов воззвания тем ореолом мученичества, без которого в истории не остается ни следа от работы людской"³⁷. Появление такой оценки подтверждает правоту тех современников, кто считал возможным раскол кадетской партии из-за Выборгского воззвания.

Кадеты А. И. Каминка и В. Д. Набоков писали в 1907 г.: "Выборгское воззвание оказалось оружием против партии и слева и справа, причем ни в ту, ни в другую сторону не было возможности защищаться свободно и без недомолвок"³⁸. В этой ситуации Милюкову потребовалось немало усилий, чтобы найти компромисс - доказать, что воззвание было не ошибкой, а конституционным и продуманным шагом. Поэтому вместе с тезисом о стремлении предотвратить революцию родилась мысль о конституционности воззвания, высказанная Милюковым уже на IV съезде партии, а затем неоднократно повторенная кадетскими публицистами. Изгоев подчеркивал, что цель воззвания заключалась в защите конституции и законов от произвола властей. Он отмечал, что чисто внешне роспуск I Думы был проведен как государственный переворот: "Дума была окружена войсками, думские двери были заперты, никого не пропускали, во дворе расположены пулеметы"³⁹. Если к этому добавить юридические особенности указа о роспуске (не назначены сроки выборов во II Думу и т.п.), а также постоянные призывы черносотенной прессы разогнать народное представительство, то станет ясно, почему кадеты считали действия властей неконституционными.

Эту позицию отстаивали на Выборгском процессе кадетские адвокаты, хотя некоторые из них понимали шаткость своей позиции с юридической точки зрения. Тыркова вспоминала, как в ЦК партии накануне суда главный защитник Маклаков "с громким хохотом говорил:

- Господа, я, конечно, адвокат, я обязан находить аргументы и выгораживать моих клиентов. Но, признаюсь, не могу понять, почему вы настаиваете, что вас не имели права распустить? Ну ладно, что-нибудь состряпаем"⁴⁰.

В эмиграции Милюков продолжал отстаивать кадетскую правоту: "Призыв к населению в глазах партии народной свободы был логическим конституционным последствием неконституционного характера роспуска Первой думы без назначения сроков выборов в следующую думу"⁴¹. Логика Милюкова получила признание в современной историографии. А. Н. Медушевский в своей статье о Муромцеве пишет: "Провозглашение воззвания было фактически первым в России актом гражданского неповиновения властям, нарушившим конституционные принципы. Этот шаг должен оцениваться современным исследователем как попытка сформировать новую либеральную политическую культуру общества, новый морально-политический климат, являющийся единственной разумной альтернативой правовому нигилизму экстремистских течений"⁴². Об этом же говорил на Выборгском процессе Кокошкин: "Пассивное сопротивление предполагает такую высшую степень сознательного отношения населения к своим обязанностям, такую выдержку и дисциплину, что народ, прибегающий к такому средству защиты своих прав, не может впасть в анархию"⁴³.

В этой позиции, при всей ее теоретической обоснованности, есть и слабые моменты. Во-первых, вопрос о конституционности или неконституционности роспуска I Думы остается дискуссионным. Для многих современников и историков законность роспуска являлась очевидной. В либеральной среде нередко признавали правомерность такого шага власти с точки зрения действующих Основных законов. В Выборге об этом говорили кадет правовед Л. И. Петражицкий, октябрист М. А. Стахович, позднее эту точку зрения развивал Маклаков. Если же принять аргументы тех, кто считал роспуск Думы конституционным шагом власти, то неконституционным оказывается уже само Выборгское воззвание, то призыв населения к неконституционным шагам вряд ли мог способствовать росту политической культуры общества. М. М. Ковалевский, являвшийся депутатом I Государственной думы, вспоминал, как к нему обратился князь Петр Долгоруков с предложением присоединить свою подпись к Выборгскому воззванию. Ковалевский отвечал ему, что этот шаг "лишил бы меня перед моей совестью права считать себя доктором по государствоведению, так как никто из специалистов этой науки не может допустить призыва подданных к неплатежу налогов и к отказу нести воинскую повинность"⁴⁴. Во-вторых, источники не дают оснований считать, что, составляя воззвание, кадеты стремились к укреплению конституционного правопорядка. В Выборге Гредескул говорил: "Мы не стоим на почве формальной законности"⁴⁵. Позднее Оболенский, вспоминая свои чувства в дни Выборгского совещания, отмечал: "Должен сознаться, что и тогда меня мало интересовал вопрос о конституционности нашего жеста"⁴⁶.

Действиями кадетов в Выборге руководило настроение протеста. Кадеты признавали это неоднократно как до революции, так и в эмиграции. На Выборгском процессе Кокошкин говорил: "Мы, кого народ признал своими вождями, не могли молчать, это было бы актом бесчестным с нашей стороны - мы должны были говорить"⁴⁷. По свидетельству Винавера, "чувствовалась особая потребность решительнее и сильнее исполнить то, что было в наших силах: издать крик возмущения, который бы соответствовал силе нанесенного удара и раскатился бы зычно по стране". Тыркова вспоминала: "Мне, как и многим другим, казалось невозможным, чтобы Дума приняла роспуск с покорной молчаливостью. После всех речей, обличений, обещаний, угроз, после взаимных клятв, которыми обменивались избиратели и избранники,

как подчиниться роспуску без всякой попытки протеста, самозащиты?.. Разве можно, после всего, что пережито перед Думой и в самой Думе, смиренно разъехаться по домам? Что скажет народ? Что скажут все, кто подписывал и присылал в Думу наказы с требованием земли и воли? Надо показать правительству, что не все ему дозволено, а народу указать путь к сопротивлению"⁴⁸.

По словам Оболенского, "политическая мудрость подсказывала простой выход из положения, который предлагал Милюков на фракционном собрании в Таврическом дворце: просто подчиниться указу и молча разъехаться по домам. Но этому мешала наша психология нравственной обязанности "борьбы до конца"... молчать мы не могли, просто заявить протест и разъехаться - не считали себя вправе. Мы чувствовали себя обязанными указать населению пути для борьбы за восстановление народного представительства, ибо были уверены, что добровольно правительство не созовет Думы"⁴⁹. Подобное объяснение встречается в эмигрантской литературе 1930-х годов в биографической работе Т. И. Полнера о князе Г. Е. Львове. Автор книги, секретарь и друг первого главы Временного правительства, писал о Выборгском воззвании: "К этому акту надо подходить не с идейной оценкой, не с точки зрения его практической целесообразности. Выборгское воззвание было прежде всего криком отчаяния... Душу депутатов волновали сложные чувства: горечь обиды, ненависть к физической силе, которой снова приходилось уступить, злоба по отношению к ненавистному режиму... жажда мести и возмездия, желание пострадать, принести личную жертву - лишь бы не уйти без протеста, не принять спокойно и мирно жалкого конца "великой эпопеи". Психологически "окрик" был неизбежен. Доктринерские кадетские идеи не играли тут никакой роли"⁵⁰. Именно эта оценка воззвания, по-видимому, наиболее верно отражает мотивы выборжцев. С нею согласуется тот факт, что многие кадеты, несогласные с воззванием, приведя все разумные доводы против, все же присоединили свои подписи. Действовало чувство солидарности с товарищами, эмоциональный порыв, чувство протеста. Винавер описывает это следующим образом: "Когда И. И. Петрункевич со свойственным ему душевным подъемом воскликнул: "Господа, бросим обсуждать дальше. Вопрос ясен; и не в редакции дело. Не разойдемся же отсюда, не совершив этого акта. Подпишем воззвание, как оно есть!", - раздался гром рукоплесканий, и всеми присутствующими овладел энтузиазм, ни с чем не сравнимый"⁵¹. Эта обстановка подтверждается протоколами Выборгских совещаний⁵².

Нельзя сказать, что это объяснение, самое простое и логичное, отсутствует в историографии. Еще в 1914 г. меньшевистский автор А. Мартынов в издании "Общественное движение в России в начале XX века" объяснил воззвание состоянием аффекта, возмущением кадетов, подчеркнув, что это был необычный для них политический акт⁵³. Это отмечалось и в ранней советской историографии. А. И. Слепков в 1923 г. в работе о I Государственной думе ссылался на "минутное настроение буржуазных депутатов". Далее он разбирал слова кадетов на Выборгском процессе об отвлечении воззванием народных масс от революционных выступлений, и пришел к заключению, что "такой прием оправдания был слишком, очевидно, несостоятельным... Нет, воззвание не имело характера противоядия революции, этого характера кадеты придать ему не хотели"⁵⁴. Однако подобные оценки Выборгского воззвания не могли утвердиться в советской историографии, для которой кадеты являлись контрреволюционерами и, значит, должны были бороться с революцией, а не способствовать ей, принимая революционные обращения. Поэтому в 1924 г. вышла книга С. Г. Томсинского о I Думе, содержащая ссылки на речи кадетов на Выборгском процессе и эмигрантские объяснения Милюкова о том, что воззванием депутаты хотели остановить революционные выступления⁵⁵. Именно это объяснение и усвоила советская литература.

Таким образом, направляясь в Выборг и подписывая там обращение "Народу от народных представителей", кадеты не думали этим шагом удержать массы от революционных выступлений или укрепить конституционный правопорядок, а пытались призвать население к борьбе мирным путем, исхо-

дя из вполне понятного чувства протеста против действий властей. Как писала Тыркова, кадетами в те дни владели политические страсти, они "горели негодованием против тех, кто дерзнул посягнуть на первый русский парламент", и дали волю чувствам. Выборгское воззвание для нее - "одно из многих подтверждений того, что в острые моменты чувство имеет больше власти даже над рассудочными политическими деятелями, привыкшими думать, чем логические рассуждения"⁵⁶. Ту же мысль проводил и Гессен: "Подписавшие не могли отрешиться от бурной обстановки тех дней, не позволявшей подчиниться роспуску без всякого противодействия и не дававшей другой формы его выражения"⁵⁷. При этом кадеты понимали, что в тот момент провести точную грань между конституционностью и революционностью было практически невозможно - недаром воззвание подписали представители левых партий. Лишь затем, когда страсти улеглись, а провал воззвания стал очевиден, кадетам понадобилось теоретически объяснить причины его принятия. Именно так и родилась, говоря словами Маклакова, легенда о стремлении воззванием остановить революционные выступления. Родившаяся в острейшей борьбе 1906 - 1907 гг. и логически обоснованная Милюковым в эмиграции, она была заимствована советской историографией и имеет сторонников в современной литературе. Она представляет собой пример влияния идеологии на науку, когда не обращают внимания на самое простое и естественное объяснение воззвания (психологический протест) и подводят под него теоретическую базу в зависимости от взглядов того или иного автора. Как писал еще до революции Винавер, "критика воззвания определила его историю"⁵⁸. В итоге позднейшие наслоения заслонили непосредственные причины появления документа, причем сами кадеты в лице Милюкова немало способствовали этому историографическому парадоксу.

Примечания

1. ЧЕРМЕНСКИЙ Е. Д. Буржуазия и царизм в первой русской революции. М. 1970, с. 320.

2. Самодержавие и либералы в революцию 1905 - 1907 годов. М. -Л. 1925, с. 80.

3. КИЗЕВЕТТЕР А. А. На рубеже двух столетий. М. 1996, с. 299.

4. ГЕССЕН И. В. В двух веках. - Архив русской революции. Т. 22. Берлин. 1937, с. 235.

5. Съезды и конференции конституционно-демократической партии. Т. 1. М. 1997, с. 362, 364.

6. МИЛЮКОВ П. Н. Воспоминания. Т. 2. М. 1990, с. 13.

7. МУРОМЦЕВ С. А. Статьи и речи. Вып. 5. М. 1910, с. 119; СЛЕПКОВ А. Классовые противоречия в I Государственной думе. Пг. 1923, с. 106.

8. МАКЛАКОВ В. А. Первая Государственная дума. М. 2006, с. 311 - 312.

9. Первая Государственная дума в Выборге. - Красный архив, 1933, N 2 (57), с. 87.

10. МИЛЮКОВ П. Н. Воспоминания. М. 1990, Т. 1, с. 403.

11. ЧЕРМЕНСКИЙ Е. Д. Буржуазия и царизм в революции 1905 - 1907 гг. М. -Л. 1939, с. 298.

12. Красный архив, 1933, N 2 (57), с. 91.

13. Там же, с. 92.

14. Самодержавие и либералы, с. 81.

15. Подробнее см.: ТЮТЮКИН С. В. Меньшевизм: страницы истории. М, 2002, с. 185 - 187.

16. Красный архив, 1933, N 2 (57), с. 90, 91.

17. МАКЛАКОВ В. А. Ук. соч., с. 312.

18. ГРЕДЕСКУЛ Н. А. Россия прежде и теперь. М. -Л. 1926, с. 110 - 112.

19. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч., т. 13, с. 308; т. 14, с. 39.

20. ЛЕНИН В. И. Соч. 2-е изд. Т. 10. М. 1928, с. 447.

21. ЧЕРМЕНСКИЙ Е. Д. Буржуазия и царизм, с. 299.

22. СИДЕЛЬНИКОВ С. М. Образование и деятельность первой Государственной думы. М. 1962, с. 371.

23. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 17, с. 53.

24. ТЮТЮКИН С. В. Июльский политический кризис 1906 г. в России. М. 1991, с. 88; ШЕЛОХАЕВ В. В. Либеральная модель переустройства России. М. 1996, с. 231.

25. Политические партии России: история и современность. М. 2000, с. 161.

26. Протоколы Центрального Комитета и заграничных групп конституционно-демократической партии. Т. 1. М. 1994, с. 111.

27. ВИТТЕ СЮ. Воспоминания. Т. 3. М. 1960, с. 368.

28. БЕЗОБРАЗОВ П. В. Преступление против демократизма. СПб. 1906, с. 5.

29. Там же, с. 17, 34.

30. БРЯНЧАНИНОВ А. Н. Роспуск Государственной думы. Псков. 1906, с. 57.

31. ОБОЛЕНСКИЙ В. А. Моя жизнь. Мои современники. Paris. 1988, с. 399.

32. ОЛЬДЕНБУРГ С. С. Царствование императора Николая II. М. 1992, с. 333.

33. Россия в начале XX века. М. 2002, с. 459.

34. ВИНАВЕР М. М. История Выборгского воззвания. Пг. 1917, с. 23.

35. ГЕССЕН И. В. Ук. соч., с. 234.

36. ВИНАВЕР М. М. Ук. соч., с. 24.

37. ОБНИНСКИЙ В. П. Последний самодержец. М. 1992, с. 177.

38. КАМИНКА А. И., НАБОКОВ В. Д. Вторая Государственная дума. СПб. 1907, с. 11.

39. ИЗГОЕВ А. С. Русское общество и революция. М. 1910, с. 252.

40. ТЫРКОВА-ВИЛЬЯМС А. В. Воспоминания. М. 1998, с. 449.

41. МИЛЮКОВ П. Н. При свете двух революций. - Исторический архив, 1993, N 1, с. 155.

42. МЕДУШЕВСКИЙ А. Н. Сергей Андреевич Муромцев. В кн.: Российские либералы. М. 2001, с. 307 - 308.

43. Цит. по: ИЗГОЕВ А. С. Ук. соч., с. 256.

44. КОВАЛЕВСКИЙ М. М. Моя жизнь М. 2005, с. 373.

45. Красный архив, 1933, N 2 (57), с. 90.

46. ОБОЛЕНСКИЙ В. А. Ук. соч., с. 397.

47. Цит. по: ПОЛНЕР Т. И. Жизненный путь князя Георгия Евгеньевича Львова. М. 2001, с. 172.

48. ВИНАВЕР М. М. Ук. соч., с. 11; ТЫРКОВА-ВИЛЬЯМС А. В. Ук. соч., с. 445.

49. ОБОЛЕНСКИЙ В. А. Ук. соч., с. 398.

50. ПОЛНЕР Т. И. Ук. соч., с. 172 - 173.

51. ВИНАВЕР М. М. Ук. соч., с. 35.

52. Красный архив, 1933, N 2 (57), с. 97.

53. Общественное движение в России в начале XX века. Т. 3. СПб. 1914, с. 53.

54. СЛЕПКОВ А. Ук. соч., с. 106, 107.

55. ТОМСИНСКИЙ С. Г. Борьба классов и партий в I Государственной думе. Ростов н/Д. -Краснодар. 1924, с. 73.

56. ТЫРКОВА-ВИЛЬЯМС А. В. Ук. соч., с. 445.

57. ГЕССЕН И. В. Ук. соч., с. 235.

58. ВИНАВЕР М. М. Ук. соч., с. 22.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - А. Н. Егоров:

Комментарии: