«Карелия»

Камни вновь зарю закрыли
Вечной серостью своей,
Не имевшие гранд-крылья,
А размером, как Антей.

Тяжесть их немного сходит
В ландшафте мёртвых волн
Одним кадром, также в моде
Строгий фрак – туманный холм.

Металлической породой
Отдаёт чистейший гриб,
Напитавшись ядом, содой
Для себя – другим он шип.

Холод сонный отовсюду
Позволяет зрить кристалл-
Этот мир возможный, Вуду
Здесь чертилкой рисовал.

«Дикарка»

Небо мажет акварелью
С неотчётливым штрихом
Ватман новенькой Карелии
Цвета ношеных трико.

С Божьим делом рисованье
Перетерпит много клякс,
В воду канут – не в саванне
Недочёты стиля «Макс»!

Свежий хочет, хоть в набросках,
Провидение портрет
Дать дикарке, но в обносках-
Лишь белеет трафарет.

Все её углы медвежьи
Недоступны в один час,
Когда был Хранитель вежлив,
Открывая дверь стуча.

«Запусти, Прусак, Париж»

Манекену стало плохо
У пустеющих витрин
И дверей давно без вздоха
После входа дивных прим.

Он головушку повесил
На паркеты не глядя
В распозлающейся прессе
От нечистого мытья.

Торопившийся рабочий
Шапкой грязной наградил
Между почестями прочих
«Не костюмов» на груди.

Как и все живые, просит
Низко кланяясь – рабы ж
(По застопоренной позе):
«Запусти, прусак, Париж».

«После пушкиных огней»

(письмо пленённого под Сталинградом Ханса Ф.)

Тут и зарево позвало
От порусских блиндажей
Отходить, полабызало
Счастье, хватит с нас, ПаШЕЙ.

Танки с Волги грохотали
После пушкиных огней,
Наступали, Хайль, на грабли
Вёрст и палка не гнилей.

Всё в тумане, будто снится
Мне на шею узелок
Красный бойкая зарница
Повязала, давит Блок.

Томик классика с бетоном
Не даёт ещё дыхнуть,
На прощанье, весом с тонну
Воздух этот, хоть чуть-чуть.

«Горсть»

Рубежи поплыли пылью
В этом зареве огней,
Командир воскликнул: «Мыслю,
Будет, наперво, ремень».

Ошарашенный бинокль
Всё вертел вокруг трубой
Из окопа, прямо-гоголь,
Мастью зыркая бубной.

Танки ромбом отвечали
На огрызки батарей,
Было, впрочем, то в начале
Битв от немцев до Корей.

Шагом «первой эскадрильи»
Уносили во весь рост
Ноги землю – отступили,
Прихватив в ботинке горсть.

«Барабанил дождь по крыше»

Барабанил дождь по крыше

Самоходки, с новизной

Охлаждая жесть от вспышек

Ранних, порченной весной.

Душегубка не стонала

На ходу, хоть без Понт(е)р

Ей по курсу и с канала

Раций – сводки о зонте.

Грыз броню то зуб снаряда

Пушки лысой, без 'шатра'

Или им же, без обряда,

С остановкой Штюг – жара!

Краска вспучилась, с осколков

Всё с веснушками лицо

Командира от 'уколов'

Внутрь, дождя не ждёт, смело.

«Семена»

Ветер гнул с напором рабских
Три кнута и сгоряча
Хлабыснул в кануны Пасхи,
Двинул молодь с толкача.

Поле жило былью скудной
Без понурых «работяг»
И постилось беспробудно,
Но душой делился дьяк.

Не хватало слов о Боге
Буйность новую вселить,
Попросив её в берлоге
Для землицы, жёг «ваниль».

Черенок он для запала
Ткнул, с ним Божьи имена,
Не беда, что разбросало
Бурей в вёсны семена.

« Подмосковье»

Золотила осень печи
Без курящего дымка,
Козырёк трубы, как чепик
На младенце спит пока.

Кочегарить поспешают,
С наступленьем, холода,
А сейчас покрасит к чаю
Домочадцев до локтя.

Не натягивает копоть
На домишко балахон,
На который через гогот
Стаи шлют большой поклон.

То цветочки в Подмосковье
Правят зрение – не нюх
Приболевших, поголовье
Дружно двинулось на юг.

«Безделушка»

Колыбелью ветер буйный
Снег рождённый вновь качал
И назвякивали бубны
Фонарей, как сплёл 'гончар'.

Их танцующие чаши
В скромной ритме крепежа
Успокоить бы сейчас же,
На погоду не греша.

«Заселённые» кюветы
Будь готовы уловить
Вольных игрищей пакеты,
Но не свет – его не влить.

Козырёк сомкнёт ракушку
На светилище огней,
Чтоб не лопнула игрушка,
Безделушкой став ничьей.

Постоянный адрес данной публикации: