Libmonster ID: RU-16895
Автор(ы) публикации: С. Е. Крыжановский

Эти-то москвичи и подсунули графу Витте проект избирательного закона на началах всеобщей и равной подачи голосов, составленный, кажется, Муромцевым. Мысль призвать все полуграмотное и безграмотное русское и пестрое инородческое население Империи к участию в выборах в представительное учреждение, каковым являлась преобразованная Дума, притом прямых, была мысль нелепая. Идти на это значило ввергать участь выборов в руки тех демагогов, которые сказочными посулами увлекли бы за собой народ, не говоря уже о полной невозможности сколь- нибудь сознательных выборов в тех, громадных по преимуществу, избирательных округах, на которые распалась бы Россия.

Витте хоть и чувствовал несообразность этой мысли, но не решился ее отвергнуть сразу. Дело было новое. Мысль об утверждении Думы на всенародном избрании завоевала умы, ударяя по ним прежде всего своей простотою и кажущеюся справедливостью. Мне поручено было привести в порядок правила этого проекта, и затем оба проекта были подвергнуты обсуждению в ряде заседаний Совета министров при участии так называемых общественных деятелей - С. А. Муромцева и других. Проект всеобщей подачи голосов нашел горячих сторонников в среде Совета в лице Кутлера 1 и Философова 2 . Кутлер, быстро преобразившийся из покладистого чиновника, гонителя местных свобод, в мрачного демократа, занял по отношению к проекту самую радикальную позицию; Философов тоже старался проявить передовые взгляды. Помню, его доводы всех позабавили. Доказывая, что начала равенства и стремление к уравнению долей участия каждого глубоко заложены в душе русского крестьянина, он ссылался на пример недавних перед тем погромов, где крестьяне, деля между собою увезенное из разграбленной усадьбы имущество, разрубили фортепиано, находя несправедливым отдать его кому-либо целиком, и разобрали по частям 3 .

Большинство, однако, высказалось против всеобщей подачи голосов, и проект москвичей был отвергнут. Принят был расширенный по указаниям графа Витте прежний избирательный закон. Получилось, таким образом, внутреннее противоречие. Закон, предназначенный для совещательной Думы, принят был для Думы законодательной. Но время было горячее, и никто на этом не остановился.

Во время обсуждения этих проектов мне пришлось докладывать их Государю, которого я при этом случае видел близко впервые. С. Ю. Витте свез меня как-то с собою в Царское, и мы провели у Его Величества около полутора часа 4 . Государю были доложены существующие в главнейших государствах порядки выборов в политические собрания и те два проекта, рассмотрением которых занят был в то время


Продолжение. Начало см. Вопросы истории, 1997, N 2.

стр. 121


Совет министров. Оказалось, что Государь помнит хорошо основание "булыгин-ских" выборов и вообще очень легко и точно разбирался в избирательной арифметике. Меня поразила та нерешительность и неопределенность, с которыми высказывался Витте. Он был вообще взволнован и как-то не в своей тарелке. Чувствовалась какая-то натянутость в его отношениях с Государем, он как-то ежился и мялся, хотя Его Величество, как, впрочем, и всегда, держал себя очень просто и милостиво 5 . На обратном пути Витте горячо и много (мне показалось даже, что слишком горячо и слишком много) говорил о том, как ему жаль Государя, так много перестрадавшего во время японской войны и ныне находящегося в столь трудном положении, когда приходится на каждом шагу делать выбор, не зная, что из этого выйдет.

Разработанный Советом министров законопроект был подвергнут рассмотрению в Особом совещании под председательством Его Величества. В совещании, помимо членов Совета министров, участвовали... [в тексте пропуск. - С. В. П. ]. Делопроизводство вновь возложено было на П. А. Харитонова при участии статс-секретаря Тимрота 6 , Кобеляцкого и помощника статс-секретаря Трепова; но на этот раз, по настоянию графа Витте, включили и меня, так что мне пришлось быть в дальнейшем свидетелем всех проходивших под председательством Государя совещаний. Заседания проходили в Царском Селе. Протоколов составляемо не было, но сохранившиеся записи, сделанные делопроизводством, впоследствии отпечатаны в ограниченном числе оттисков [приложение N ...].

Были приглашены и общественные деятели: Шипов, Гучков и граф В. А. Бобринский 7 . Все они высказались за всеобщую подачу голосов. Шипов заверял, что крестьяне, будучи весьма решительны в земельном вопросе, окажутся строгими охранителями в остальном, твердой опорой Государя и Престола 8 . Бобринский заплакал, раскаиваясь в прежнем своем предубеждении против всеобщих выборов. Принят был, однако, старый проект. Причем, однако, его окончательно испортили подсыпкой в соответственные разряды самих мелких владельцев. Демократизация эта была произведена, смешно сказать, по почину П. Н. Дурново и Д. Ф. Трепова 9 .

После избирательного закона правительство принялось за переделку Учреждения Думы. Заседания, в делопроизводстве которых и мне приходилось принимать участие, имели место большей частью на дому у графа Сельского и сводились к внешней перекройке Учреждения в соответствии с изменившимся значением Государственной думы. Около того времени я подал графу Витте записку о преобразовании Государственного совета, необходимость которого стала очевидной [приложение N ... ]. Учреждение Государственного совета было также пересмотрено под председательством Сельского. Проект закона о выборах в Государственный совет был составлен кем-то из членов Государственной канцелярии и изобиловал противоречиями и недомолвками.

Как образчик настроения графа Витте помню, что во время одного из заседаний, проходивших на квартире графа Сельского, он, придя, взволнованно рассказывал, что получил известие из Кушки. Там какие-то инженеры, вероятно, примыкавшие к союзу, учинили бунт в крепости и едва ли не объявили республику. Комендант их арестовал и предал военному суду. Инженерам грозила виселица, и граф был вне себя, как бы их спасти. Между тем из-за железнодорожной забастовки телеграфное сообщение было прервано, и нельзя было обуздать решительного коменданта. Кажется, что граф вступил на другой день в сделку с "товарищами" и через их посредничество успел послать телеграмму 10 .

Вообще граф, стремясь угодить общественному мнению, а прежде всего печати, деятельно преследовал в то время всех местных начальников, поддерживавших порядок. Около этого времени уволены были Курлов ", подавивший революционные попытки в Минске, архангельский вице-губернатор Хрипунов, восстановивший монархический образ правления в Архангельске, и другие. Неуклонно следуя этим путем, граф как-то незаметно для самого себя доплясался едва ли не до бунта в первопрестольной. Проекты новых Учреждений Думы и Государственного совета подвергались обсуждению в Царском Селе под личным председательством Его Величества; происходившее в совещании изложено в записях [приложение N ...].

Шли выборы. Правительство, следуя началу, провозглашенному Булыгиным, в них не вмешивалось. По назначении министром внутренних дел П. Н. Дурново попытка вмешательства была сделана. Растущая агитация радикальных партий, Московский бунт и последовавшие беспорядки побудили Дурново поднять вопрос

стр. 122


о вмешательстве. Переписка по этому вопросу с графом кончилась, однако, ничем. Граф высказался за вмешательство, но находил, и справедливо, что было поздно и ничего сделать нельзя. Тогда Дурново, к тому времени значительно окрепший, решил действовать на свой страх и послать доверенных лиц внушить губернаторам необходимость прибрать выборы к рукам.

Для этого избраны были А. А. Лопухин, в то время находившийся не у дел, князь Шаховской 12 , погибший впоследствии при взрыве дачи П. А. Столыпина, Л. В. Половцев 13 , впоследствии член Третьей Думы. Лица эти снабжены были за подписью Дурново глухим письмом на имя губернаторов с предписанием в точности исполнить то, что будет им передано. Посланные должны были объехать преимущественно поволжские губернии, no-три на каждого. Помню, что Лопухин просил дать ему губернию Саратовскую, ссылаясь на то, что саратовский губернатор Столыпин - его приятель. Поездка не имела последствий, было уже поздно, да и никто не знал, как взяться за дело, по неизвестности, на кого опереться.

Столыпин же, который в то время, по-видимому, заигрывал с местными передовыми кружками и, во всяком случае, дружил с H. H. Львовым 14 , по словам Лопухина, уклонился от принятия этого поручения. К концу выборов, когда неблагоприятный и, во всяком случае, неделовой состав Первой Думы выяснился и всем стала очевидной нелепость мысли опереться на крестьянство, Дурново получил предложение от члена Государственной думы по Гродненской губернии Ерогина 15 , подавшего мысль сплотить в Думе надежные силы из крестьянства, поставив во главе лицо, могущее оградить их от политических влияний. Предложение это имело свои основания тем более, что со стороны левых партий было сделано многое, чтобы в С.-Петербурге принять мужиков в свои объятия и обработать по-своему.

Кадеты предполагали даже, как о том ходил упорный слух, одеть всех мужиков к открытию Думы во фраки, чтобы придать вид "граждан", но встретили неодолимые к тому препятствия. Кадеты многих, однако, из крестьян успели обработать по-своему, иногда даже хватая через край, что было, например, с Аладьиным 16 , которого проводил и поддерживал Набоков 17 . Аладьин, как потом выяснилось, подобно многим "политическим" деятелям того времени, начал свою карьеру с краж. Он воспитывался в Симбирской гимназии, откуда был исключен за кражу золотых часов у Бутурлина (впоследствии сослуживца моего по Государственной канцелярии), за ним числилось и много других подвигов в этом же роде.

Дурново ухватился за мысль Ерогина, и губернаторам послана была тайком телеграмма прощупать избранных в Думу крестьян и тех, которые поосновательнее, направлять к Ерогину. Странное ли стечение обстоятельств, или умысел тут был, или неопытность, но распоряжение это получило огласку на месте по Саратовской губернии, где губернатор П. А. Столыпин стал приглашать избранных в Думу крестьян к себе через урядников. Для того, чтобы Ерогину было где встречаться и столковываться с крестьянами, устроены были для последних дешевые квартиры. Затея, однако, не удалась, так как Ерогин оказался человеком неподходящим, да вдобавок и весьма ограниченным. Мужики скоро от него отхлынули и попали в другие тенета.

Первая Дума хорошо известна. Любопытная черта русского народа: как только прошел по Руси слух об учреждении Думы, так в народе решили, что учреждена новая инстанция для всяких жалоб, и отовсюду повалили прошения по всякого рода делам о наделении землею, о пособиях, о пересмотре дел судебных и административных и т. п. Было немало прошений о разводе. Всего поступило в Первую Думу до 12.000 таких прошений. Туча мужичья, в значительной степени из распропагандировавшихся, живо попала в руки кадетов, поймавших ее на удочку. Живо помню первый прием членов ее Государем. Прием был обставлен чрезвычайно торжественно. На площади Зимнего дворца - кавалерийские полки в парадных одеяниях. Во дворце - большой выход и там же серая толпа членов Думы. Впереди вожаки, гнусная рожа Родичева 18 , зазнавшийся лакей Набоков, стоявший, заложив руки под фалды фрака; все это собрание ничтожных людей, возомнивших себя среди общего замешательства вершителями судеб России. Простая и ясная речь Государя, слабое "ура" и разъезд. Вожаки кадетов были очень важны. Шаховской 19 , мой старый товарищ, будущий секретарь Первой Думы, еле со мной поздоровался.

Вечером и на другой день я был в Думе. В караулах стоял стон. "Депутаты" из мужиков и писарей, в грязных косоворотках и длинных сапогах, немытые

стр. 123


и нечесанные, быстро расхамевшие все эти Аникины 20 , Аладьины, Онипки 21 , были ужасны. Стыдно было думать, что это первые избранники земли русской; среди них газетчики, жиды, истерические дамы и девицы. Встретил Микешина, старого знакомого молодости, которого всегда знал как ярого черносотенца. Теперь он был членом Думы от Симбирской губернии, кадетом. Он смотрел на все крайне мрачно и находил, что единственно лишь кадетская программа может предотвратить пугачевщину и полный развал. Тут же вертелась его дочь - девица современного вида. На вопрос мой, довольна ли она, что отец попал в Думу, сделала кислое лицо: "Что такое Дума, какой же интерес, вот если бы это было Учредительное собрание, тогда другое дело". Дальше я с нею не разговаривал. Самыми умеренными в Думе был М. А. Стахович 22 и какой-то кучер 23 .

Вообще не обобраться было забавного. Ходоки из мужиков в новое учреждение проникали через своих в зал и рассаживались с котомками между "депутатами". Был даже случай, что два из них голосовали, и приставам Думы пришлось удалять их силой. Члены из мужиков продавали желающим попасть в Думу свои входные билеты. Один из таких членов был схвачен на Шпалерной полицией. Очутившись в столице, мужики пустились в промысел. Один поступил дворником, другой открыл торговлю на Сенной.

Более левые подняли агитацию. В самом помещении Государственной думы, с благосклонного попустительства секретаря ее князя Шаховского, устроена была торговля разными агитационными изданиями, в том числе подпольными (упраздненная уже при Второй Думе М. В. Челноковым) 24 . Депутаты пустились по фабрикам, устраивая митинги, стали вмешиваться на улицах в распоряжения полиции. Начались столкновения. Первый случай нарушения депутатской неприкосновенности случился с Михайличенкой, полудиким рабочим из Екатеринославской губернии. Его где-то избили, по утверждению его - полиция, и он жаловался Думе с кафедры. Все лицо было в бинтах, виднелись только глаза и ухо. Это был первый случай, и Столыпин очень встревожился. Депутаты разважничались и козыряли всюду неприкосновенностью. Одного из них - Кузнецова, расхваставшегося в Твери в харчевне, избила хозяйка и выбросила на улицу в грязь 25 .

Безобразное состояние, в котором находилось первое русское представительное собрание (первый блин - комом), зависело в известной мере и от того, что правительство бросило его на произвол судьбы. Создавая Думу, Витте не озаботился ни подготовкой программы, ни заготовлением законопроектов, хотя бы в качестве "законодательной жвачки", как любил говорить впоследствии Столыпин. Дума была созвана, но зачем - никто не знал. От нечего делать она неизбежно должна была обратиться ко всякого рода вызывающим выходкам. Опыта еще не было. Дума не умела ни в чем разобраться, а правительство не знало, как к Думе подступить. Первым покусился Щегловитов 26 с робкой и заискивающей речью. Мало удачно, даже и по внешности, было выступление Горемыкина, развязный Гурко 27 смелым словом первый напомнил о существовании правительства, но только Столыпину удалось взять верный, примирительный, но господствующий над толпою тон. О совместной с Думою работе нечего было и думать, тем более, что и самой работы не было 28 .

Начались попытки к сближению. Первые переговоры возникли у меня случайно с Муромцевым, который стал уже несколько расходиться с главарями кадетов. Затем, по поручению Столыпина, переговоры эти продолжались в нескольких свиданиях. Муромцев, большой формалист и педант, был головою выше остальной кадетской компании и в душе ясно видел, что толку из нее не выйдет и что без соглашения с правительством далеко не уйдешь. Его смущала, однако, как и во всем, формальная сторона дела - где встретиться с правительством. Кроме того, он и своих боялся. Кадеты пронюхали о переговорах и строго следили за своим председателем. Надзор быстро перешел в прямое стеснение. У Муромцева отобрали даже секретаря, дабы личная его переписка шла не иначе, как через канцелярию Думы, где имел наблюдение правоверный кадет Шаховской. Шаховской то и дело завертывал к Муромцеву в кабинет, причем Муромцева всякий раз несколько подергивало. Кадеты имели, впрочем, основание не доверять Муромцеву, который, с их точки зрения, был ненадежен. По крайней мере, он в разговоре не скрывал, что сама партия относится к своей программе как к боевому оружию, не придавая ей реального значения. Относительно главного козыря - принудительного отчужде-

стр. 124


ния земли Муромцев, не обинуясь, говорил, что это лишь боевой клич, что в порядке проведения в жизнь... [текст обрывается.- С. В. П. ] 29 . Всякий день Муромцев предлагал новые и новые способы, один другого неприемлемее. Он непременно хотел, чтобы встреча с правительством произошла как бы случайно.

В конце концов, видимо, до чего-либо договорились, но в это время главари кадетов повели нападение на Д. Ф. Трепова и так запугали ограниченного и стремительного человека, что он стал выдвигать мысль кадетского министерства. Со слов Столыпина мне известно, что Государь поручил ему переговорить с кадетами и другими общественными деятелями. Переговоры велись, причем роль сводни играл А. П. Извольский 30 , участвовавший призвание к положению парламентского министра и, как говорили, выговоривший себе место в кадетском кабинете. По крайней мере, он самолично привез к Столыпину Милюкова. Как относился Столыпин к этой затее в ее начале, не знаю; впоследствии он говорил, что исполнял лишь волю Государя, но никогда не согласился бы ни на какие совместные действия с кадетами. Во всяком случае переговоры кончились ничем, и стало ясно, что Думу необходимо распустить.

Правительство колебалось, чему способствовало общее настроение, встревоженное слухами о том, что роспуск Думы повлечет за собою нечто ужасное: ждали громадных волнений, рек крови. Помню, мне пришлось в один из этих дней ехать в Финляндию. По дороге в Выборг в 'вагоне какой-то интеллигент с большой бородой, с видом шестидесятника, по приметам литератор, ужасно горячился, толкуя о вновь народившихся общественных слоях "с.-р." и "с.-д." как о действительных хозяевах России; долго разглагольствовал о том, что "страшно и подумать", что будет, если правительство решится распустить Думу. Говорил он вполне искренно и с большим к себе уважением, хотя в Выборге, выйдя из вагона, как-то сейчас осел и не без видимой опаски прошмыгнул мимо жандарма. Ехавшие в вагоне к его речам относились уже с сомнением.

В этом общем замешательстве, надо отдать справедливость, наибольшую твердость проявил старик Горемыкин. По своей ли спокойной природе или потому, что он в силу опытности лучше видел и знал Россию, старик был тверд и непреклонен в убеждении, что с Думой нужно поскорее покончить. Мне пришлось быть в последнем заседании Совета министров, в котором было принято решение распустить Думу. Когда мы вышли под утро на улицу (дело было в доме на Фонтанке), В. Н. Коковцов сказал: "О бирже я не говорю, на бирже будет полный крах, но что будет в России, что будет в С.-Петербурге", и на уверения окружающих, что ничего не будет и все пройдет спокойно, презрительно пожимал плечами и отвечал: "Посмотрим, посмотрим" с видом человека, идущего на гибель по воле Провидения. Бывший тут морской министр Бирилев очень бахвалился: "Что за вздор. А вот пусть попробуют, приведу из Кронштадта несколько флотских экипажей и всех на штыках разнесем". По странной насмешке судьбы эти именно экипажи на следующий день и взбунтовались. Хорошо, что Бирилев не имел случая привести их в С.- Петербург.

Хотя Министерство внутренних дел было убеждено, что никаких беспорядков не будет, тем не менее приняты были меры предосторожности, вызваны были части войск из Красного, губернаторам были преподаны указания и дан телеграфный ключ к приведению их в действие. Ночью был составлен Манифест. Писал его Столыпин сам, мы с Щегловитовым присутствовали; приезжал и Федор Самарин; кажется, он предлагал свое изложение; не знаю, так как во время их разговора я разбирал бумаги, накопившиеся за последние дни в кабинете Столыпина. Столыпин очень высоко ценил этот Манифест; когда после его смерти мне пришлось разбирать бумаги Столыпина, то среди них оказался и черновик Манифеста в конверте с надписью "Моему сыну" 31 .

Впоследствии выяснилось, что роспуск Думы едва не был в последнюю минуту отменен. Горемыкин, опасаясь возможных, ввиду придворных влияний, колебаний Государя, ложась спать после описанного выше заседания Совета министров, запретил себя будить, что бы ни случилось, пока не выйдет "Правительственный вестник" с указом о роспуске. И действительно, ночью получена была от Его Величества записка с повелением приостановить обнародование указа о роспуске. Записку эту Горемыкин распечатал лишь после того, как прочел в "Правительственном вестнике" указ, и поехал к Государю, прося извинить его, старика, за то, что он

стр. 125


проспал (слышано от П. А. Столыпина). Имело ли это обстоятельство значение для последовавшей затем замены его Столыпиным в качестве председателя Совета, не знаю.

Тишина и спокойствие, с которыми был встречен роспуск, превзошли все ожидания. Когда же кадеты поехали в Выборг и стали там проделывать свой фарс, всем стало очевидно, что роль их кончена. Ума не хватило. Выборгская поездка освободила политическую жизнь России от этой кучки политических честолюбцев, готовых на все. Если бы вожди кадетов были умнее, менее самонадеянны и более разбирались в обстановке, то они легко могли, пользуясь общим смущением, захватить, конечно ненадолго, в руки власть и образовать министерство. Но у них закружилась голова, и они утратили чувство действительности, чему много способствовало нахождение во главе их Милюкова, человека фанатического, настойчивого и с твердой волей, но крайне бестактного. Во время переговоров со Столыпиным он, определяя положение, говорил: "Что такое правительство, карточный домик, стоит дунуть - и нет его". Везя кадетов в Выборг, Милюков, видимо, искренне был убежден, что эта выходка произведет впечатление удара грома и вызовет страшные беспорядки. Более хитрый и осторожный Родичев в Выборг не поехал и лишь приветствовал кадетов из Твери очень осторожной телеграммой. Очень повредило кадетам в глазах русской части общества и прояснившееся в общественном сознании идейное родство кадетов с евреями.

Обстоятельства требовали действий. Стали подготовляться к новому строю и тут только увидели, что правительство было без рук и ног. На местах в уездах не оказалось никакой власти, войска еще не приведены были в порядок, полиции не хватало, погромы продолжались. Мало того, хотя "конституция" и оказалась, но тут лишь заметили, и раскрыла это Первая Дума, что не оказалось "граждан", способных к ее восприятию (дали Шекспира и тогда лишь заметили, что читателю нужны сапоги). Подавляющая масса населения, крестьянство, жила еще в общинных привычках и мировоззрениях, решительно не вязавшихся с правовым строем.

Приходилось начинать постройку гражданственности с создания "граждан". Необходимо было найти точку опоры. По счастью оказалось, что она вырастала под ногами. Измученные разбоями и грабежами имущие классы пошли навстречу новому правительству, раздраженные наглой похвальбой в Думе всякого рода отщепенцев и призраком инородческого засилья. Объединились хотя и грубые, но патриотически настроенные черные люди. Появилась "черная сотня", сыгравшая, несомненно, отрезвляющую роль в общественном движении того времени. Началось сближение с этими слоями правительства.

В первых числах августа ко мне пришел наиболее крупный из деятелей этого направления протоиерей Восторгов 32 , а 12 августа Пуришкевич 33 привез ко мне на дачу на Аптекарском острове пресловутого доктора Дубровина 34 , которого я тут впервые увидел. Они завернули по пути к Столыпину, жившему на соседней даче, к которому ехали жаловаться на какого-то пристава, чем-то обидевшего союзников в Бессарабии. Я отговаривал их ехать к Столыпину, советуя обратиться к директору Департамента полиции, тем более что домогательство их было мало основано. Но они были непреклонны. Когда они встали, чтобы идти к Столыпину, раздался глухой удар: это взорвало бомбу. Бросившись к даче, мы застали ее окутанной тучами дыма и пыли, кругом все было усеяно осколками стекол, обломками; среди них вертелся волчком городовой с израненной головой. Когда пыль рассеялась, мы начали с прибежавшими сюда вытаскивать убитых и раненых. В провале на месте прихожей, откуда только что вынесли детей Столыпина, упавших туда из разрушенного верхнего этажа, торчали из обломков две ноги в жандармской форме. Когда к ним прикоснулись, оказалось, что это разорванный пополам труп. Думали - жандарм, но кто-то случайно заметил, что покойник был обрезан, оказалось - это один из жидов, приехавших с бомбой. Столыпина я застал в саду, прилегающему к даче; он был спокоен и, поддаваясь уговорам, уехал в дом министерства на Фонтанку. Первую помощь его раненым детям подал Дубровин. Я остался убирать бумаги.

Началось законодательство по 87 статье 35 , имевшее цель заткнуть прорехи и подорвать беспорядки созданием единоличных владельцев и граждан и удовлетворением справедливых домогательств разных разрядов населения, а затем и под-

стр. 126


готовку выборов во Вторую Думу. Недостатки избирательного закона были очевидны. Он заливал то немногое, что было государственного в России, массой черни, единственный клич которой в те дни был "Земли!". Правительство изменить избирательный закон не решилось, а решило еще раз попытать счастья с прежним, что было и правильно, так как следовало подготовить умы к изменению закона. Были лишь проведены через Сенат кое-какие толкования закона, несколько суживавшие крайности. Справедливость, впрочем, требует отметить, что толкования эти, если и представлялись иногда нажимом на внутренний смысл закона, с буквой его не расходились 36 .

Во время этих подготовительных действий приходилось вести переговоры с губернаторами и местными деятелями и перезнакомиться со всей тогдашней Россией. Туман понемногу расходился, и было видно, что государственный корень в ней имеется. Имущие разряды населения, испуганные погромами, видя, что правительство существует и проявляет твердость, бросились под его охрану. Стала зарождаться правительственная партия, готовая поддержать его и в Думе, и в земских собраниях.

Тем не менее перегрузка выборов темными слоями крестьянства, сбитого в ту пору с толка мыслью о безвозмездном расширении своих земельных угодий, и в городах - неразвитым мещанством и рабочими, в связи с новизной политической жизни в России сделала свое дело. Наверх опять всплыли крикуны и агитаторы. Вторая Дума была, в сущности, еще хуже первой как по необразованному радикализму, так и по неспособности к какому-нибудь полезному труду. Стало очевидным, что без изменения избирательного закона и без предоставления решающего голоса тем слоям населения, которые воспитались на земской работе, нельзя получить Думы, способной к государственной деятельности. Отсюда, казалось, был прямой выход вернуться к первоначальной мысли - опереть выборы на уездные земства, преградив тем самым на время доступ в Думу и крайне левым, и темным массам. Но Столыпин на этот шаг не решился. Мне поручено было видоизменить закон, но дано указание, исходившее, по словам Столыпина, непосредственно от Его Величества, сделать это так, чтобы ни один из тех разрядов населения коренной России, который допущен был действующим законом к участию в государственных выборах, не был лишен этого участия.

Я переработал действующий закон, сохраняя все его существенные черты, в двух изложениях. Первое сводилось к установлению полной раздельности выборов от землевладельцев, горожан и крестьян с предоставлением каждому разряду избрания определенного числа членов Думы и с выделением евреев в отдельную курию по особым округам в пределах черты оседлости. Второе - сохраняло общее губернское избирательное собрание и предоставляло в нем преобладание выборщикам от частных землевладельцев; все выборы должны были идти в этом случае под их надзором. В устранение же крайностей за каждым разрядом выборщиков обеспечивалось наименьшее представительство в виде одного члена Думы, обязательно от каждого из них избираемого.

В том и другом случае сокращено было число членов Государственной думы от польских губерний, вовсе упразднено от Туркестана, степных областей (представительство от Кавказа было сокращено, но не упразднено ввиду настояний Воронцова) 37 , а равно от менее культурных губерний Европейской России; кроме того, городские выборы разделены на два разряда. Наконец, проведено начало державного значения русского племени путем установления особых выборов от русского населения на окраинах.

Каждый порядок имел свои выгоды и свои недостатки. Обсуждению их были посвящены два заседания Совета министров, который в конце концов остановился на втором порядке. Обсуждение было поверхностное. Во избежание огласки проекты печатаны не были и докладывались мною в их существенных чертах устно с пояснением схематическими чертежами. Много говорил по обыкновению покойный П. X. Шванебах, человек весьма начитанный, острый на язык, но страдавший неспособностью сойти с высот теории и предложить что-либо практическое. Кажется, 30 мая жребий был брошен докладом Столыпина Его Величеству и окончательным принятием второго варианта. Вариант этот в шутку назван был при обсуждении дела в Совете "бесстыжим". Когда Столыпин докладывал Государю, Его Величество изволил смеяться этой шутке и решительно сказал: "Я за бесстыжий".

стр. 127


В последующие двое суток я составлял закон в окончательном изложении, включив правило, предоставляющее министру внутренних дел право делить съезды по признаку национальности, размеров и рода имущества, и переработав расписание выборщиков с таким расчетом, чтобы в губернском собрании перевес был за представителями частного землевладения; сверх сего и в тех же видах из массы городских избирателей был выделен тот наиболее состоятельный класс, который близко содействовал современному составу городских и земских избирателей, и из него образована отдельная курия, обещавшая дать те же приблизительно выборы, как и курия землевладельцев; число выборщиков от сельских обществ было существенно сокращено и поставлены преграды прохождения в выборщики от крестьян лиц, ничего общего с крестьянами не имеющих. В этой спешной и сложной работе мне помогали А. К. Черкас и А. А. Евтифеев.

2 июня закон и все таблицы были готовы и отправлены в Петергоф с бывалым человеком курьером Меньшагиным, передавшим их камердинеру Государя для представления Его Величеству. Вечером утвержденный Его Величеством закон был уже у Столыпина в Елагинском дворце. Все было сделано с полным соблюдением тайны и с чрезвычайной быстротой. В 8 часов вечера новый закон был утвержден Его Величеством, который вернул его с весьма решительной запиской 38 , а в 10 часов сдан в сенатскую типографию и утром продавался уже на улицах. Трудный вопрос, как обнародовать новый закон, изданный помимо Думы и Совета, был просто решен обер-прокурором Н. А. Добровольским. Он распорядился припечатать закон в Собрание узаконений, а определение об обнародовании его дать подписать сенаторам впоследствии совместно с другими. Все подписали без разговоров, приняв закон "как упавший с неба", по выражению одного из сенаторов. Всем стало ясно, что другого исхода нет. Внесение закона в Думу было невозможно, обсуждение же его в каких-либо особых совещаниях, к чему клонили некоторые из власть имущих, было бы явно бесполезно, так как этим путем невозможно было бы провести ничего цельного 39 .

Новый закон дал в руки правительства сильное и гибкое орудие для влияния на выборы и открыл возможность - конечно, при благоразумном применении - создать народное представительство достаточно уравновешенное и чуждое крайностей как в сторону красного, так и в сторону черного радикализма. Закон вызвал, конечно, много нападок: левые поносили его за передвижение тяжести выборов на основу консервативного представительства, правые - за сохранение в составе Думы левого крыла, политики вроде Меньшикова обвиняли его одновременно и в том, и в другом.

Разумеется, закон далек был от демократических идеалов, равно как и от пожеланий курского дворянства, и будущие историки отметят в нем много искусственного, плохо сшитого и не проникнутого достаточной логической связью. Но более беспристрастные из них примут во внимание, что главная задача времени была создать Думу уравновешенную и государственную, а для этого приходилось вылавливать из современного общества чуть ли не по крупинке тех немногих лиц и начала, которые способны были к этому делу. И в этом отношении закон вполне достиг своей цели. Он дал земскую Думу, то есть приближенную к тому составу, который преобладает в земских собраниях; вместе с тем и неимущие, и интеллигенты, и рабочие не лишены были возможности отвести в Думе душу. Неправы были и правые, нарекая на допущение в Думу левых, даже из числа отрицавших существующий строй.

Нельзя было рассматривать Думу в тех политических условиях как ареопаг мудрецов, преданных Основным законам и имеющих просветить Россию светом своего разума; как собрание лучших людей России, самых умных, самых опытных, самых даровитых, как того требовали некоторые публицисты, как этого хочет Меньшиков. Никакое учреждение не может быть основано на гениальных личностях и апостольских подвигах. Те и другие крайне редки и в рамки учреждений не укладываются. Всякое установление, рассчитанное на живую повседневную деятельность, должно быть основано на среднем деятеле, на средних добродетелях и средних пороках и поставлено так, чтобы направление собственных выгод лиц, его образующих, совпадало до возможной степени с направлением общей пользы. Никакой закон не может этого обеспечить. Нигде в мире парламенты не образуются на основе этих требований, ибо побуждения, движущие избирателями при подаче

стр. 128


голосов, ничего общего с этими требованиями не имеют, а сводятся к надежде на более или менее правильно сознаваемое удовлетворение своих личных интересов. Кто больше, более заманчиво и более убедительно обещает, того и выбирает средний избиратель.

С особой силой эти влияния должны были сказаться и сказались на заре представительной жизни в России, и задачи этого представительства сводились и должны были сводиться к введению в русло общественных страстей и к созданию партий, направляющих свои усилия к достижению спокойного развития государственной жизни. И с этой точки зрения народное представительство в России достигло крупных успехов. До учреждения Государственной думы последние десятилетия были отмечены напряжением общественного неудовольствия, которое ответственность за все возлагало на правительство и Государя. Все, чем были недовольны, приписывалось им. Все, что направлялось против правительства, всеми приветствовалось, и прежде всего самими чиновниками, сколь бы ни были безобразны и дики проявления, в которых это неудовлетворение выражается.

Самый дикий и нелепый их вид - политические убийства - осуждались, конечно, громко для приличия, но вызывали какое-то странное сочувствие, потому что были направлены против правительства. Убийство Плеве, убийство Сипягина в среде подавляющего большинства петербургского чиновничества вызывали какое-то радостное волнение и какие-то ожидания лучшего будущего. На другой день после убийства Сипягина один весьма высокий сановник, впоследствии видный консервативный деятель Государственного совета, определяя положение, занятое покойным, как военную оккупацию в покоренной стране, в раздражении договорился до того даже, что сказал слова, которые, по их крайности, я затрудняюсь здесь отметить из опасения, что тот, кому, быть может, придется прочесть эти заметки, им не поверит. После убийства Плеве друг друга поздравляли с избавлением от чего-то и с надеждами на перемену.

Созыв Думы и деятельность третьей из них, то есть первой из занимавшихся делом, сразу изменили все положение. Политическое неудовольствие в значительной его части отхлынуло с мест в Думу и в ней сосредоточилось, как в трубе, а то, что осталось на местах и что ждало от народного представительства какого-то чуда, перенесло все свое раздражение на Думу. Правительство, правда, сильно ругали, но зато в стране могли сложиться течения, ставшие решительно на его защиту. Убийства приобрели уже значение насильственного и непрошенного вмешательства в общественную жизнь, как бы вмешательства в права Думы. Правительство выросло и стало увереннее. Еще более выиграла от совершившейся перемены Верховная власть. Та более или менее бессознательная привязанность народа к царю, которая сохранялась веками как предание, наряду с верою в Бога, не представляла собою прочного государственного начала, и 1905 г. доказал, что за десятину земли крестьянин готов продать и Царя, и Бога 40 . В тех же слоях общества, которые восприняли уже кое-какое образование, монархических чувств, в сущности, не было. В образованном же обществе, за немногими изъятиями, господствовало совершенно отрицательное отношение.

1905 - 1906 гг. и введение представительства коренным образом изменили это положение. В России появились монархические общества, и отношение к Царю как знаку единства государства и русского народа стало сознательным и определенным проявлением. С началом деятельности Думы это явление стало еще ярче и сказалось во внутренних в ней отношениях, так что конце концов даже оппозиция, в начале выслушавшая чтение Высочайших указов сидя (не удостоил выслушать Царское слово стоя даже камер-юнкер Тучков 41 - любопытная черта для кадетского понимания чувства собственного достоинства), переменила отношение и стала вести себя прилично. Чувство государственности с трудом давалось русскому обществу, и за Третьей Думой в деле его уяснения и развития история отметит большую заслугу.

О В. К. ПЛЕВЕ

В. К. Плеве принадлежал к числу тех государственных деятелей, о которых еще при жизни складывают легенды. Все в личности покойного возбуждало сомнение и казалось подозрительным. Самая фамилия с ее неловким созвучием служила

стр. 129


предметом разнообразных каламбуров и всевозможных насмешек: "плевое министерство", "плевый проект", "плевки" - сторонники Плеве, "плевела" - его мысли и мероприятия, и т. д. Про С. Ю. Витте, затравленного покойным в соучастии с Безобразовым 42 , остряки говорили, что он был отставлен из Министерства финансов "оплеванный и обезображенный". Подвергалась сомнению и частица "фон", которую соблюдал первоначально в начертании своей фамилии покойный, имевший по этому поводу даже недоразумения с учреждением, ведавшим делами службы гражданской.

Молва утверждала, что Плеве, рожденный от брака лютеранина с православной, крещен был, при частом в то время обходе закона о смешанных браках, в лютеранство. Позднее, будучи взят на воспитание знатным польским семейством, перешел в лоно католической церкви и, наконец, при поступлении на службу принял православие, дважды переменив таким образом веру. Говорили, что он был в действительности незаконным сыном польского магната, которого предал в начале 60-х годов в руки полиции по какому-то политическому делу (утверждение П. Струве). Рассказывали, что и свои политические взгляды и мнения он менял с такой же легкостью и жаром, как и веру. Что, бывши носителем дум и довереннейшим лицом Лорис-Меликова, он в несколько дней сумел войти в доверие к графу Д. А. Толстому и не только принять тон и направление ярого консерватора, но и убедить графа в искренности своего превращения ("многие мысли графа Дмитрия Андреевича стали моими основными воззрениями": речь Плеве при оставлении службы товарища министра внутренних дел). Говорили и многое другое.

Сколько во всем этом правды и где начинается вымысел, сказать трудно. Но если даже и все эти россказни вымышлены, то многое в них походило на правду. Происхождение В. К. было действительно темное. По словам H. H. Покровского 43 (слышавшего от Витте), отец его знавал деда В. К., состоявшего кистером (служителем при ящике, в который кладут пожертвования. - Прим. редакции) при лютеранской церкви в местечке Кейданы Ковенской губернии; был он, как утверждала местная молва, выкрестом из евреев и был женат на польке из мелкой ковенской шляхты по фамилии Минькевич. Сын его, отец В. К., был в молодости не то почтмейстером, не то учителем в городе Мещовске, где женился на мелкопоместной дворянке. Впоследствии он служил в Варшаве по учебной части и вращался преимущественно в польских и ополяченных кругах. Наружность его, по отзывам близко знавших, являла резкие черты еврейского типа, как бы подтверждая слухи о том, что отец его был по рождению евреем. Когда (несколько лет назад) старик умер в С.-Петербурге, то его долго не могли хоронить, так как нельзя было доказать его вероисповедание. В. К. объявил его сначала реформатом, потом лютеранином, но пасторы требовали документов, а их Плеве представить не мог или почему-то не хотел.

Дело это, принимавшее уже облик скандала, уладил, как тогда говорили, Эрштрем 44 , в то время управлявший канцелярией финляндского статс-секретаря, чем и положил будто бы основание своему быстрому повышению. Будучи назначен министром внутренних дел, Плеве поспешил очиститься от всех этих слухов и заявил себя крепким православным человеком. Он немедленно же поехал к мощам Св. Сергия и там у гробницы Великого Святителя Земли Русской отстоял ряд божественных служб и чуть ли не говел и причащался. Раннюю молодость В. К. провел в крайне стеснительных имущественных условиях, почти в бедности, да и потом в частной жизни соблюдал скромность и бережливость. Жил тихо, зато умер с треском, как говорили по этому поводу бесцеремонные остряки, намекая на трагическую кончину покойного.

По словам H. H. Анциферова 45 , Плеве (кандидатом на судебные должности) бывал частым гостем в доме его дяди в Рязани и отличался невероятным, вошедшим в поговорку, аппетитом - следствием частой голодовки. В один присест он съедал огромное блюдо ватрушек, до которых был большой охотник, так что когда ждали П. у А-х, то всегда готовили эти ватрушки. Помню дальше, что когда речь зашла об окладах, предполагавшихся по штатам Главного управления, то В. К., обратив внимание на проектированный для младших чиновников оклад в 1500 руб., стал доказывать, что подобное жалованье безмерно, причем в подтверждение своей мысли стал ссылаться на то, что сам он, получив в дни молодости место с окладом в 1200 руб., чувствовал себя Крезом.

стр. 130


Тем не менее, став министром, П. ощутил потребность поставить свой дом на высоко-барскую ногу. Не будучи опытен в этом деле, как был его предместник Д. С. Сипягин, покойный разрешил открывшуюся перед ним задачу, определив на службу по МВД чиновником особых поручений V класса прогоревшего гвардейца Приселкова, на которого и возложил обязанности церемониймейстера и управляющего кухней. С Приселковым появились важные ливрейные лакеи, богатая утварь, бронза и прочее. Плеве стал задавать пышные обеды и щеголять на них замысловатым подбором кушаний и последними новинками французской кухни как в смысле подбора яств, так и распорядков за столом. Раза два в год давались обеды для начальников отдельных учреждений министерства и пребывающих в Петербурге крупных администраторов; несколько чаще устраивались обеды для высших чинов министерства и кое-кого из приближенных.

На одном из второстепенных обедов был и я. Внизу у лестницы нас встретил Приселков с большим листом в руках, на котором был изящно нарисован план стола с отметкой против каждого стула, кому и как надлежало сесть сообразно его рангу и значению. Было крайне натянуто и скучно. П. сидел между своими товарищами и мало принимал участия в разговорах. Жена его, тихая скромная старушка, видимо, страдала, сидя напротив между двумя генерал-губернаторами. Видно было по всему, что Плеве и его жена не привыкли или не умеют принимать. Обед состоял из бесчисленного количества блюд и тянулся так долго и так скучно, что гости, как только встали из-за стола, тотчас же поспешили откланяться хозяевам.

Беспристрастная оценка деятельности Плеве в должности министра внутренних дел представляется крайне трудной как потому, что личность его была чрезвычайно непривлекательна, так и потому, что положение, в котором он очутился, представлялось весьма сложным. Все нити его души были глубоко недоброкачественны. Плеве был величайший циник, для которого не существовало ничего святого. Он всегда и везде усматривал лишь мелкое, смешное и пошлое. Он был весь подозрение и весь недоверие. Он презирал всех вокруг себя, и это презрение проистекало из глубокого убеждения, что прочие люди - такие же циники, как и он, но менее умные. Владея внешней формой, умея быть приветлив и любезен, очаровывая дам, Плеве на всех, входивших с ним в близкие деловые отношения, производил отталкивающее впечатление и рано или поздно отвращал от себя. "Когда я сижу у Плеве в кабинете, - говорил мне А. А. Лопухин,- я испытываю одно чувство - это схватить лежащие передо мною дела и размозжить ему голову". К ближайшим людям Плеве, если не на деле, то по крайней мере на словах, относился с явной гадливостью. Даже о правителе своей канцелярии Любимове Плеве без церемоний говорил, что это человек крайне двоедушный и не заслуживающий никакого доверия. Но, прибавлял покойный, "он так ко мне подладился, что по одному моему кивку понимает, что следует сделать".

Плеве рано и старательно выработал себе внешность государственного человека. От прошлых сановных преданий, представителей которых он имел еще возможность наблюдать, он усвоил себе (заимствовал) торжественную важность, отличавшую былые поколения высоких бюрократов. Он не шел, а шествовал; не говорил, а вещал. Пересыпая свою речь аттической солью, до которой Плеве был большой охотник, он не шутил, а снисходил до собеседника, "изволил шутить". Вступив в должность министра внутренних дел, который по тому времени являлся первым министром, Плеве проявил наклонность к широким замыслам. Выдвинут был пересмотр крестьянских учреждений, законов об евреях, городского и земского положений; выдвинута мысль о необходимости захватить в руки нарождавшееся рабочее движение, учредить бюро труда, овладеть распределением и передвижением сельских рабочих, преобразовать устройство врачебной и санитарной части, благоустроить столицу, упорядочить губернское и уездное управление, и многие другие затеи. Плеве ездил в Харьков знакомиться с причинами крестьянских беспорядков, ездил в Сибирь знакомиться с положением переселения и т. д.

Все это возвещалось в пышных речах, созывались совещания губернаторов, приглашались сведущие люди и знатоки дела, собирались данные, но дальше дело не шло. Наметив задачу, Плеве не знал, что с нею делать, в какую сторону повернуть и каким содержанием наполнить свои проекты. Своих мыслей у него не было, а к чужим он относился с неизменным недоверием. Совещания прекращались после немногих заседаний, исчерпавших общие рассуждения; начинания обрывались

стр. 131


в самом начале. Плеве хватался за одно, за другое, но ни в какое дело не мог влить жизнь. "Бесплодная смоковница", как справедливо выразился про него Лозина-Лозинский, ведавший делопроизводством одной из комиссий (кажется, по преобразованию губернского управления).

Государственная пустота Плеве с особой яркостью сказалась в Манифесте 1903 г. о мерах к усовершенствованию государственного порядка, который был сочинен им при участии Любимова и Гурки 46 . В высоких и вычурных словах изложены были какие-то неясные потуги к тому, чтобы подменить действительные потребности государства и общества какими-то давно затоптанными общими местами. Безнадежной заскорузлостью и напыщенностью веяло от этого документа. Видно было, что бессильная рука тщилась кому-то втереть очки и натянуть нос. Из созывавшихся Плеве комиссий и совещаний мне довелось участвовать лично лишь в одном, наисекретнейшем. В нем участвовали сам Плеве, С. Ю. Витте, которого я тут имел возможность впервые видеть на близком расстоянии, Зиновьев 47 , Владимиров 48 и я. Речь шла о том, чтобы прибрать в правительственные руки земское оценочное дело в том понимании, чтобы вышибить из уездов банды земских оценщиков, в ту пору набиравшихся из числа лиц, высланных из учебных заведений, и всевозможных присосавшихся к этому делу пропагандистов, деятельно проповедовавших по деревням мысль о насильственном переделе, давшую свои плоды в 1905 - 1906 годах.

Выход из этого, действительно невозможного, положения был прост: сблизиться с земскими слоями, в большинстве вполне благонадежными, через них прибрать к рукам всю эту команду и засадить ее за действительную работу, что и было сделано впоследствии. Но Плеве по обычаю шел путем обширных замыслов о создании государственных оценочных учреждений. Судьба всех его начинаний отразилась и на этом деле. Незнакомый с техническими подробностями дела, Плеве пускался в неясные рассуждения и в конце концов, совершенно запутавшись, не знал, на чем остановиться. Витте, в ту пору уже пошатнувшийся и порядочно подкопанный Плеве на почве обвинения в искусственном насаждении промышленности и развитии фабричного пролетариата и сильно сбавивший тон, явно подсмеивался над Плеве, углубляя и умножая его затруднения. После долгих бесплодных разговоров дело, как и все другие начинания, кончилось ничем. Была образована комиссия под председательством Зиновьева, который и схоронил окончательно это дело своею нетерпимостью к чужому мнению.

По рукам ходила карикатура, изображавшая Витте летящим на воздушном шаре. Шар терял газ, морщился и шел книзу. Внизу бежал Плеве в образе жандарма и ловил за гайдроп (канат аэростата. - Прим. редакции). Витте делал отчаянные усилия, выбрасывал балласт - свои начинания, потом В. И. Ковалевского - своего товарища, ведавшего фабричной частью, но ничто не помогло: жандарм ухватился за веревку и тащил Витте книзу. Насколько широки и безнадежны были попытки государственного творчества Плеве, показывает следующий пример. В один прекрасный день (я был тогда вице-директором Хозяйственного департамента) ко мне явился полковник Скандраков 49 - одна из неясных личностей, состоявших при Плеве - и сообщил желание последнего назначить меня членом высочайше образуемой Комиссии по рабочему вопросу. С делом этим я соприкасался в прошлом очень мало, состоя некоторое время по должности членом от министерства в Главном по фабричным делам присутствии да прочитав несколько книжек перед поездкой с Сипягиным по фабричным местностям Верхнего Поволжья. На мои попытки отказаться и на вопрос, с какой стати меня сажают к делу, мне незнакомому, и что это за комиссия, Скандраков пояснил, что Плеве никого другого сейчас не имеет; что комиссия образована им по мысли издателя "Гражданина" князя Мещерского, который будет в ней членом, а митрополит Антоний 50 - председателем, и что задачей этой комиссии будет изучить положение рабочих в России и найти способ захватить в свои руки рабочее движение всеми мерами кроме полицейских. Комиссия эта - не знаю, по каким причинам - не состоялась. По крайней мере я приглашения не получил и никогда не встречался ни с митрополитом Антонием, ни со знаменитым "гражданином" князем Мещерским.

Мне довелось заниматься с Плеве лишь по двум из затеянных им преобразований - переустройству С.-Петербургского городского управления и устройству Главного управления по делам местного хозяйства. Историю последнего, единственного начинания Плеве, из которого вышло преобразование, во многом правиль-

стр. 132


но задуманное, но не доведенное до конца и вскоре потерявшее свое значение, - я рассказал в другом месте. Что же касается преобразования С.-Петербургского городского управления, то оно было задумано очень широко в виде учреждения (для управления городом) особого смешанного совета, наполовину по назначению (ввиду государственного значения города), наполовину по выбору, с отпуском громадных сумм из казны на устройство канализации и водоснабжения, устройство сети железных дорог и пр. Вскоре, однако, за невозможностью получить необходимые миллионы, под опасением взгромождать на правительство ответственность за это хозяйственное предприятие и по разным другим причинам, предположения стали сокращаться, идейное содержание, как и во всех прочих начинаниях Плеве, быстро выветрилось, и пришлось спасать создавшееся положение: Плеве обязался перед Его Величеством изыскать меры к приведению в порядок находившейся в безобразном состоянии столицы. Сделать что-либо, непременно сделать - вот единственное заключение, которое можно было вывести из туманных указаний Плеве при всякой попытке вникнуть в их смысл.

Положение это я сочинил в две недели, введя в Городское положение изменения, отчасти намеченные еще при Горемыкине при предполагавшемся тогда частичном пересмотре Городского положения; отчасти же обусловленные теми соображениями об особой смешанной комиссии под председательством назначенного Государем лица, о которой Плеве докладывал уже Его Величеству и которая по проекту выродилась в Особое по городским делам присутствие; отчасти подсказанные Плеве Н. А. Зиновьевым (классная система выборов). Все это было сдобрено припуском к участию в городских делах квартиронанимателей и обосновано приличными случаю соображениями. Положение это, улучшив кое-какие технические подробности городского управления, мало изменило дело. Это было второе и последнее трудное дело, проведенное при Плеве. Справедливость требует отметить, что область столичного хозяйства вообще слабо поддавалась каким-либо усовершенствованиям за отсутствием еще в С.-Петербурге того слоя общества, на который могло бы опереться городское хозяйство, который отчасти имеется в Москве и которым всегда изобиловала Рига: практичных хозяев, умеющих подойти к делу, знающих, как нужно строить и хозяйничать. Такой класс людей, подготовленных и притом свободных для занятий общественным делом, в Петербурге того времени еще не народился.

Трагическая смерть Плеве была ближайшим образом обусловлена его торжественностью. Поездки свои по Петербургу ко всеподданнейшему докладу он обставлял особым парадом. Впереди в коляске следовали полковник Скандраков и курьер Меныпагин. За ними - сам Плеве в особо сооруженной бронированной карете, обеспечивавшей от пуль. Впереди поезда и позади катили попарно на велосипедах агенты. Заметить этот торжественный поезд, который не любившие Плеве чиновники называли "собачьей свадьбой", было легко, а к тому же выезды происходили еженедельно, в тот же час и по тем же улицам. Этим и воспользовались убийцы. Плеве в такой мере был ненавидим чиновничеством за его неприятный нрав, что смерть не вызвала сожаления в министерстве, и многие не скрывали чувства облегчения, избавившись от него, хотя справедливость требует сказать, что Плеве никому в министерстве никакого зла не причинил, а к мелким служащим был даже внимателен: он устроил для курьеров и сторожей кассу и исхлопотал для нее крупный основной фонд.

Вообще единственным положительным результатом деятельности Плеве как министра внутренних дел было всеобщее против него раздражение. Казалось, Плеве совершенно не понимал той простой истины, что правительство не может висеть в воздухе, а должно на что-то опереться. Действия его как будто умышленно были направлены к тому, чтобы поднять на дыбы и восстановить против себя все те слои общества, которые по природе вещей заинтересованы в поддержании и порядка, и правительства. Не поладив в чем-то с земской средой, с которой Плеве пытался вначале столковаться, заключив какое-то соглашение с Д. Н. Шиповым, вскоре нарушенное (кем из них, не знаю), Плеве решил проучить земства, выведя на чистую воду отрицательные стороны их деятельности. Для этого им избран был товарищ министра внутренних дел сенатор Зиновьев, близко знакомый с местными делами по долгой службе в разных губерниях, человек страстный, настойчивый, весьма раздражительный и резкий, к тому же непреклонный спорщик. Им были обревизованы

стр. 133


земства Московское, Курское и Вятское и С.-Петербургское городское управление. Приемы были простые: брались отчеты подлежащих ревизионных комиссий, излагаемые, как известно, всегда в приподнятом несколько тоне, и к ним подгонялись данные и впечатления непосредственного обследования. Отчеты вышли очень язвительные и произвели неблагоприятное для земств впечатление. Плеве торжествовал, совершенно упустив из виду, что этими ревизиями он лишь раздражил земскую среду, то есть тот именно общественный слой, на который могло опереться правительство и который оно могло противопоставить радикальным и революционным слоям в качестве вернейшей преграды, и ничего не достиг.

Долгая служба в самом средоточии политики убедила меня в совершенной ошибочности ходячего и поддерживаемого литературной болтовней суждения о гибельности и бесплодности чиновничьей бюрократической деятельности. Наоборот, если чем Россия и держалась, то, несомненно, работою чиновничества, выдвинувшего в прошлом столько блестящих способностей и проявившего и государственное понимание, и самоотвержение. При желании критиковать с точки зрения идеалов, оторванных от истории, общественной среды и фактической возможности, можно было, конечно, нагромоздить горы обвинительного материала против государственного чиновничества. Но во всяком случае оно всегда на деле, на практике стояло головою выше так называемых общественных деятелей, представлявших собою в большинстве то же чиновничество, но лишь второго разбора.

Приспособляя к случаю известное определение Ю. Ф. Самарина 51 о разнице между чиновничеством и дворянством, можно сказать, что чиновник- это был местный деятель в вицмундире, а местный деятель - это чиновник в халате. В сущности, если в наших самоуправлениях кто-либо серьезно работал, то это был так называемый третий элемент, то есть те же чиновники, но назначаемые не губернатором или иными административными властями, а председателями управ с согласия тех же губернаторов. Так что ничего не было удивительного в том, что ревизии открыли непорядки в деятельности земских и городских учреждений, ибо таких же непорядков можно было открыть сколько угодно в деятельности самого же Министерства внутренних дел.

Отличительный слабостью Плеве было его женолюбие. Он нравился женщинам и непрестанно с ними путался. После смерти на теле его найден был бумажник с письмами и портретом г-жи Мулен, жены французского военного агента, русской родом, с которой, как говорили, свел его генерал Богданович 52 , получавший при Плеве за разные услуги весьма крупные выдачи из секретных сумм министерства. Кстати сказать, время Плеве было временем наибольшего расцвета и влияния в сановном Петербурге генерала Богдановича, искусно использовавшего свой казенный дутый патриотизм и пошлые, никому не известные заслуги перед отечеством. У него бывал буквально весь чиновный Петербург (к чести своей могу сказать, что никогда не переступал его порога) и все влиятельное из губерний. За его завтраками решались (таково было убеждение чиновничества) многие назначения, делались репутации и вообще устраивались всякие дела. От времени до времени Богданович сам или при посредстве каких-то сотрудников сочинял к подходящим случаям довольно безвкусные патриотические брошюры, украшенные аляповатыми изображениями Государя и Царской семьи, и затем под предлогом распространения их в народе и войсках выпрашивал большие деньги, на которые и жил. За время Столыпина, когда Богданович был уже на закате, он все же ухитрился получить из МВД (получал и из Министерства финансов) ... рублей. Справедливость требует, однако, признать, что брошюра, изданная им в память 1812 г., была недурна.

Примечательна была неспособность Плеве разбираться в людях, хотя (а быть может, именно потому, что) он считал себя большим сердцеведом и был уверен, что ему достаточно поговорить с человеком, чтобы насквозь его познать. Плеве похвалялся этим своим даром не раз, между прочим и Н. А. Зиновьеву. Плеве привлек довольно много народа на службу в министерство, но все ставленники были или неудачны, или неудачно посажены. На место директора Департамента общих дел посажен был ярославский губернатор Штюрмер, проходивший большую часть службы в придворной конторе, человек ловкий в общении с людьми, знавший, где и кого следовало поприжать, где и кого приласкать, мастер инсценировать парадные встречи и проводы, но в делах мало способный, неподготовленный, туго во всем разбиравшийся. Штюрмер жил всецело за счет умственных сил Гурлянда (им же

стр. 134


выведенного в люди в Ярославле), которого Плеве так и называл: "Мыслительный аппарат Бориса Владимировича". Ездя с докладом к министру, Штюрмер зазубривал наизусть справки, для него составлявшиеся в департаменте, и без них ступить не мог. Тем не менее благодаря связям, которые он искусно создавал и поддерживал, и влиянию Мещерского, он попал прямо в Государственный совет и приценивался даже к более высоким постам.

Директором своей канцелярии Плеве назначил некого Мордвинова, управлявшего какой-то казенной палатой, в котором Плеве ожидал видеть высокого знатока местной жизни и экономических вопросов. Мордвинов этот оказался, однако, до того неспособным и легкомысленным человеком и так шибанул в нос своим круглым невежеством и наивностью, что сам Плеве, не любивший сознаваться в ошибках, скоро стал величать его дураком и отстранил от всех серьезных дел. В Главное управление местного хозяйства Плеве назначил начальником Гербеля, проведенного незадолго перед тем в харьковские губернаторы из херсонских земств князем Оболенским 53 , впоследствии печальной памяти финляндским генерал- губернатором. Гербель, быть может, и был хороший хозяин, знал толк в кирпичах и знал, где и на чем надувают подрядчики, но к работе центрального ведомства был совершенно не подготовлен. Питомец Елисаветградского кавалерийского училища, он лишен был всякого почти образования и кругозора и даже не вполне грамотен. Подчиненные вскоре собрали целую коллекцию его резолюций и отметок, которая и ходила по Петербургу. Он писал "поттержать", "общественное презрение" вместо "призрение" и т. п. Были, говорят, еще более забавные образчики, но подлинники приведенных выше я видел собственными глазами. Плеве сам вскоре убедился в ошибке и собрался убрать Гербеля, но за смертью не успел. Впрочем, Гербель не лишен был природного здравого смысла и такта. Заметив, что почвы под ногами нет, он затих, стал крепко держаться за своих сотрудников, говорить с их слов и благодаря этой тактике, умению промолчать, когда следует, и внушительной серьезной наружности продержался вплоть до конца министерства Столыпина и так удачно подольстил последнему, поднеся ему к случаю и с соответствующим намеком копию памятника Петру Великому, что Столыпин уверовал в его исключительную преданность и на смертном одре заказал Коковцову провести Гербеля в Государственный совет.

С Гербелем Плеве привлек в министерство целую плеяду местных деятелей, один другого ничтожнее: николаевского голову Соковнина, саратовских земцев Павлова и Уварова и еще каких- то. Про одного из них, графа Уварова, впоследствии члена III Думы, которого Плеве прочил в начальники отдела земского хозяйства, Плеве сказал мне: ""Приспособьте его для начала к какому-либо занятию, но имейте в виду, что к деньгам его подпускать нельзя". Что разумел под этим Плеве, не знаю, но, к слову сказать, это был тот самый Уваров, который просился на службу по министерству еще при Сипягине, кажется, на должность непременного члена Саратовского губернского по земским и городским делам присутствия, и на прошении которого Сипягин, хорошо его знавший как родственника, положил отметку: "Этого мерзавца никуда определять нельзя".

(Окончание следует)

Примечания

1. Кутлер H. H. (1859 - 1924)- тайный советник, в 1904 - 1905 гг. товарищ министров внутренних дел и финансов, в 1905 - 1906 гг. главноуправляющий землеустройством и земледелием, в 1906 - 1912 гг. депутат I и III Государственных дум, кадет.

2. Философов Д. А. (1861 - 1907) - шталмейстер, в 1901 - 1905 гг. товарищ государственного контролера, в 1905 - 1906 гг. государственный контролер, в 1906 - 1907 гг. министр торговли и промышленности.

3. "Остальные его доводы были в том же роде и вместе со всею его фигурой (он был очень толст, с толстыми губами и языком, и когда увлекался речью, то слюни у него летели изо рта фонтаном) производили очень комическое впечатление и, вероятно, в немалой степени настраивали против защищаемых им мыслей" (из опубликованных "Воспоминаний", с. 63 - 64).

стр. 135


4. "Это был момент, когда их отношения уже обострились, и поездка оказалась для меня роковою, так как, по-видимому, Государь вынес впечатление, что я являюсь доверенным человеком графа, чего в действительности не было, и перенес на меня часть своего нерасположения к последнему. Этим я объясняю себе, быть может и совершенно неправильно, то личное неблаговоление и недоверие, которое потом неизменно проявлял ко мне Государь как в разных мелких случаях, так и всякий раз, когда заходила речь о предоставлении мне более широкого круга деятельности. По внешности это отношение ничем не проявлялось, обращение Его Величества всегда было неизменно милостивое и я был даже пожалован в молодом сравнительно возрасте званием статс- секретаря Его Величества, но по существу оставалось неизменным до последних дней царствований" (там же, с. 65).

5. "М. Г. Акимов передавал мне впоследствии (в 1911 - 1912 гг.) со слов Государя забавный рассказ Его Величества о том, как он разочаровался в искренности Вите. Витте, человек угловатый и грубоватый, умел, где было нужно, проявлять любезность и льстивость, которые у него, по противоречию с натурой, выходили как-то особенно неуклюжими и в которых он не знал меры. И вот, чувствуя, что у Государя он не имеет под собою той почвы, которую имел при Императоре Александре III, Витте был с Его Величеством преувеличенно искателен и льстив. Как-то раз на всеподданнейшем докладе он с особым старанием держал эту линию. Сладкие речи лились из его уст; он весь светился и таял в чувствах глубокой преданности своему Державному Повелителю. Он казался так прост, так искренен, так лично предан, что совсем растрогал Государя.

Когда он кончил свой доклад и вышел из кабинета, Государь вспомнил о каком-то деле, о котором забыл переговорить с Витте, и, желая его вернуть, приотворил дверь в приемную, куда тот вышел. Приотворил и тотчас же захлопнул, так поразила Его открывшаяся глазам картина. Он увидел там другого Витте, совершенно не похожего на того, который только что вышел из его кабинета. В приемной стоял важный и надменный сановник, пренебрежительно разговаривавший с другим, ожидавшим своей очереди, лицом. Ни простоты, ни ласковости, ни добродушия не было и следа. Весь его надутый вид выражал самомнение и гордость. "Так вот каков он в действительности", - сказал себе Государь и не смог с тех пор отрешиться от этого впечатления.

Чтобы оценить этот рассказ, надо помнить, что Император Николай II унаследовал от Своего Родителя наклонность к простоте, которая в Нем сказывалась с особой силой. Он более всего ценил в людях скромность и искренность и имел, как рассказывали лица, близко Его знавшие, слабость к проявлениям личной преданности, разделяя этот недостаток характера с Императрицей. Этой Его слабостью известные люди, по-видимому, и пользовались для укрепления своего влияния" (там же, с. 67 - 68). Названный здесь Акимов (1847 - 1914) - действительный тайный советник, статс-секретарь, сенатор, в 1905 - 1906 гг. министр юстиции, в 1906 г. член Государственного совета, в 1907 - 1914 гг. председатель Государственного совета.

6. Тимрот А. Г.- статс-секретарь отделения торговли и промышленности канцелярии Государственного совета (Государственной канцелярии).

7. Бобринский В. А. (1868 - 1921) - граф, один из лидеров Всероссийского национального союза, депутат II, III и IV Государственных дум.

8. ""Это порожденное славянофилами убеждение было распространено в правящих кругах как своего рода поветрие. Победоносцеву приписывали фразу: "Мужичок... он чутьем спасет Россию". Первым высказал мысль о необходимости в широких размерах привлечь в Думу крестьянство "как основную стихию русской государственности" Витте во время обсуждения проектов Булыгина" (см. опубликованные "Воспоминания", с. 40, 69 - 70).

9. Трепов Д. Ф. (1855 - 1906) - свиты Е. И. В. генерал-майор, в 1896 - 1905 гг. московский обер- полицеймейстер, в 1905 - 1906 гг. петербургский генерал-губернатор, товарищ министра внутренних дел, дворцовый комендант.

10. Имеются в виду события в крепости Кушка (ноябрь 1905 г.) и действия генерала В. П. Прасолова.

11. Курлов П. Г. (1860 - 1923) - генерал-лейтенант, шталмейстер, в 1905 - 1906 гг. минский губернатор, в 1909 - 1911 гг. товарищ министра внутренних дел. Ушел в отставку, будучи скомпрометирован участием в убийстве Столыпина. В 1914 - 1916 гг. находился на военной службе, в 1916 г. товарищ министра внутренних дел.

12. Шаховской Н. В. (1857 - 1906) - князь, действительный статский советник, с 1902 г. член Совета министра внутренних дел, руководитель С.-Петербургского телеграфного агентства.

13. Половцев Л. В. (1867-?)- действительный статский советник, чиновник Министерства внутренних дел, в 1906 г. чиновник особых поручений при министре внутренних дел,

стр. 136


в 1906 - 1907 гг. руководитель С.-Петербургского телеграфного агентства, в 1907 - 1917 гг. депутат III и IV Государственных дум, октябрист, затем националист.

14. Львов H. H. (1867 - 1944) - земец, депутат I, III и IV Государственных дум, кадет, затем прогрессист.

15. ЕрогинМ. М. (1862-?) - белостокский уездный предводитель дворянства, бывший земский начальник.

16. Аладьин А. Ф. (1873-?) - депутат I Государственной думы от крестьян Симбирской губ., один из лидеров группы трудовиков.

17. Набоков В. Д. (1869 - 1922) - профессор, земец, один из лидеров конституционно- демократической Партии народной свободы, депутат I Государственной думы.

18. Родичев Ф. И. (1853 - 1932) - статский советник, земец, один из лидеров конституционно- демократической Партии народной свободы, депутат I, II, III и IV Государственных дум.

19. Шаховской Д. И. (1861 - 1939) - князь, земец, один из лидеров конституционно- демократической Партии народной свободы, депутат I Государственной думы и ее секретарь.

20. Аникин С. В. (1869 - 1919) - сельский учитель, депутат I Государственной думы от крестьян Саратовской губ., один из лидеров группы трудовиков.

21. Онипко Ф. М. (1880 - 1926) - крестьянин, волостной писарь, депутат I Государственной думы от крестьян Ставропольской губ., один из лидеров группы трудовиков.

22. Стахович М. А. (1861 - 1925) - действительный статский советник, камергер, земец, один из лидеров Союза 17 октября, затем Партии мирного обновления, депутат I и II Государственных дум, с 1907 г. член Государственного совета по выборам от земства.

23. Возможно, автор имеет в виду М. А. Кучера (Кучеренко) - крестьянина, депутата I Государственной думы от Подольской губернии.

24. Челноков М. В. (1863 - 1935) - один из лидеров конституционно-демократической Партии народной свободы, депутат II, III и IV Государственных дум и секретарь II Думы, в 1914 - 1917 гг. московский городской голова, главноуполномоченный Союза городов.

25. "Большие демонстрации устроены были на похоронах члена Думы (фамилию забыл), скончавшегося в белой горячке от пьянства; в надгробных речах он именовался "борцом, павшим на славном посту". О некоторых членах Думы стали вдогонку поступать приговоры волостных и иных судов, коими они были осуждены за мелкие кражи и мошенничество: один - за кражу свиньи, другой - кошелька и т. п. Вообще количество членов Первой Думы, главным образом крестьян, которые благодаря небрежному составлению списков избирателей и выборщиков оказались осужденными ранее за корыстные преступления, лишавшие участия в выборах, или впоследствии, в течение первого года после роспуска Думы, превысило, по собранным Министерством внутренних дел сведениям, 40 человек, то есть около 8% всего состава Думы" (из опубликованных "Воспоминаний", с. 86).

26. Щегловитов И. Г. (1861 - 1918) - действительный тайный советник, статс-секретарь, сенатор, в 1906 - 1915 гг. министр юстиции, в 1915 - 1917 гг. член Государственного совета, в 1917 г. председатель Государственного совета.

27. Гурко В. И. (1863 - 1927) - действительный статский советник, камергер, в 1906 г. товарищ министра внутренних дел, с 1912г. член Государственного совета по выборам от земства.

28. "Казалось, что Русская Земля послала в Петербург все, что было в ней дикого, полного зависти и злобы. Если исходить из мысли, что эти люди действительно представляли собою народ и его "сокровенные чаяния", то надо было признать, что Россия еще, по крайней мере, 100 лет могла держаться только силою внешнего принуждения, а не внутреннего сцепления, и единственный спасительный для нее режим был бы просвещенный абсолютизм. Попытка опереть государственный порядок на "волю народа" была явно обречена на провал, ибо сознание государственности, а тем более единой государственности, совершенно стушевывалось в этой массе под социальной враждой и классовыми вожделениями, а вернее и совершенно отсутствовало. Надежда на интеллигенцию и ее культурное влияние тоже теряла почву. Интеллигенция в Думе была сравнительно малочисленна и явно пасовала перед кипучей энергией черной массы. Она верила в силу хороших слов, отстаивала идеалы, массам совершенно чуждые и ненужные, и была способна служить лишь трамплином для революции, но не созидающей силой" (из опубликованных "Воспоминаний", с. 82).

29. Относительно принудительного отчуждения С. А. Муромцев говорил, что "при некотором искусстве можно было бы растянуть осуществление его лет на 30, а то и более, и что важно сохранить лишь принцип как способ успокоения масс" (там же, с. 89).

30. Извольский А. П. (1865 - 1923) - гофмейстер, член Государственного совета, в 1906 - 1910 гг. министр иностранных дел, в 1910 - 1917 гг. посол во Франции. "Напыщенный сноб,

стр. 137


вечно в монокле и никогда не знающий, куда поставить свой цилиндр, с которым он, храня обычаи Европы, неизменно входил в зал Совета, А. П. Извольский корчил из себя просвещенного европейца, глубоко усвоившего западную культуру, и стремился быть посредником между Столыпиным и кадетами. В действительности это был трафаретный дипломат, человек легковесный и неумный, далекий от преданности своему Государю, что и доказал после революции" (там же, с. 91).

31. В конверт с надписью "Моему сыну" был вложен манифест о роспуске III Думы.

32. Восторгов И. И. (1866 - 1918) - протоиерей, публицист крайне правого направления, один из лидеров Союза русского народа, Союза Михаила Архангела и Русской монархической партии.

33. Пуришкевич В. М. (1870 - 1920) - действительный статский советник, помещик, черносотенец, депутат II, III и IV Государственных дум, товарищ председателя Союза русского народа, затем лидер Союза Михаила Архангела, в 1900 - 1906 гг. являлся сотрудником Крыжановского в Министерстве внутренних дел.

34. Дубровин А. И. (1855 - 1918) - врач, черносотенец, председатель Главного совета Союза русского народа, затем так называемого Дубровинского союза русского народа.

35. 87-я статья Основных государственных законов России разрешала Совету министров во время прекращения занятий Государственной думы и Государственного совета, "если чрезвычайные обстоятельства вызовут необходимость в такой мере", представлять законопроекты непосредственно императору. Действие подобных актов прекращалось, если правительство не вносило их в течение двух месяцев на рассмотрение парламента после возобновления его занятий.

36. "Закон о выборах, сильно испорченный в первоначальном его тексте и приведенный в хаотическое состояние поправками, внесенными во время совещаний в Царском Селе, вызывал много затруднений в порядке применения. Чтобы очистить закон от противоречий и выявить действительный смысл некоторых правил, пришлось подвергнуть многие его части истолкованию через Правительствующий Сенат. Главной целью было устранить двойное представительство крестьян, которые, при буквальном понимании некоторых статей, проходили бы в выборщики и по сельским избирательным съездам и одновременно по съездам мелких землевладельцев. Затем ввели в законные рамки представительство церковной земли; определили понятие "квартиры", дававшей право участия в выборах по жилищному цензу, и наконец устранили возможность создания фиктивных цензов, к чему открывалось как основным законом, так и царскосельскими поправками, много способов и лазеек...

Примером могло служить дело о выборе П. Н. Милюкова. В Первую Думу он не попал, во Вторую же [П. Н. Милюков был депутатом III и IV Государственных дум.- С. В. П. ] был избран по явно подложному цензу как приказчик книжного склада ""Общественная Польза". Фиктивность ценза не могла возбуждать сомнений, ибо Милюков приказчиком склада быть не мог. Но документальные доказательства были налицо. Сенаторы собирались выборы отменить, и пришлось в перерыве заседания убеждать кое-кого из них не делать этого, чтобы не давать повода к обвинению правительства в том, что оно "разъяснило", как тогда говорили, вождя кадетов. К тому же, по правде сказать, Милюков был гораздо вреднее вне Думы, чем в ее составе. Его основной недостаток - бестактность - нередко ставил партию в Думе в неловкое положение" (из опубликованных "Воспоминаний", с. 96 - 97).

37. Воронцов-Дашков И. И. (1837 - 1916) - граф, генерал-адъютант, в 1881 - 1897 гг. министр двора, в 1905 - 1915 гг. наместник Кавказа.

38. "В записке Государя было сказано "Пора треснуть". Столыпин имел неосторожность огласить ее в Совете. Тотчас подскочил сзади Шванебах и, заглянув через плечо председателя на записку, которую тот не успел спрятать, скопировал ее в свою записную книжку (он состоял, как потом выяснилось, осведомителем австрийского посольства - не то по снобизму, не то по иным каким- то соображениям). На другой день слова Государя получили огласку в городе" (из опубликованных "Воспоминаний", с. 111 - 112).

39. "Впрочем, в этом не было ничего особенного, так как при множестве опубликовываемых законов обер-прокурор имел от Сената частное полномочие распубликовывать бесспорные, не выжидая рассмотрения их Сенатом. Оппозиция впоследствии трактовала этот случай с большим негодованием. Но примечательно, что как только ее вожди вошли в состав Временного правительства, так первым же делом прибегли к изданию законодательного свойства правил без предварительного опубликования их Сенатом" (там же, с. 113). Добровольский Н. А. (1854 - 1918) - тайный советник, егермейстер, сенатор, в 1900 - 1906 гг. обер-прокурор I департамента Сената, в 1916 - 1917 гг. министр юстиции.

стр. 138


40. Это место воспоминаний Крыжановского председатель Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства Н. К. Муравьев пометил словами: "Какой цинизм".

41. Тучков H. H. (1869-?)- камер-юнкер, член II Государственной думы от Ярославской губ., кадет.

42. Безобразов А. М.- сын петербургского губернского предводителя дворянства, статс-секретарь Его Величества с 1903 г., сторонник экономической и политической экспансии России на Дальнем Востоке. Деятельность так наз. "безобразовской клики" способствовала обострению русско- японских отношений накануне русско-японской войны 1904 - 1905 годов.

43. Покровский Н. Н. (1865-?) - тайный советник, в 1906 - 1914 гг. товарищ министра финансов, в 1914 - 1916 гг. член Государственного совета, в 1916 г. государственный контролер, в 1916 - 1917 гг. министр иностранных дел.

44. Эрштрем Э. А. - товарищ статс-секретаря Великого княжества Финляндского, когда статс- секретарем являлся сам Плеве.

45. Анциферов Н. Н. (1867-?)- действительный статский советник, камергер, чиновник Хозяйственного департамента, помощник начальника и с 1912 г. начальник Главного управления по делам местного хозяйства, в 1917 г. сенатор, товарищ министра внутренних дел.

46. Манифест был издан 26 февраля 1903 года. В его подготовке принимал участие князь В. П. Мещерский.

47. Зиновьев Н. А. (1840 - 1917) - действительный тайный советник, сенатор, директор Хозяйственного департамента Министерства внутренних дел, в 1902 - 1904 гг. товарищ министра внутренних дел, с 1904 г. член Государственного совета.

48. Владимиров В. В.- действительный статский советник, вице-директор Хозяйственного департамента, потом директор Департамента духовных дел иностранного исповедания Министерства внутренних дел.

49. Скандраков А. С. (1849 - 1905) - жандармский полковник, начальник Московского охранного отделения, с 1902 г. чиновник особых поручений министра внутренних дел.

50. Антоний (Вадковский А. В., 1846 - 1912)- церковный писатель и проповедник, в 1898 - 1912 гг. митрополит Петербургский и Ладожский.

51. Самарин Ю. Ф. (1819 - 1876) - публицист, славянофил.

52. Богданович Е. В. (1832 - 1914) - генерал-от-инфантерии, член Совета министра внутренних дел, староста Исаакиевского собора, издатель серии брошюр под общим названием "Кафедра Исаакиевского собора", состоял в личной переписке с Николаем II, его супруга содержала политический салон.

53. Оболенский И. M. - князь, генерал-адъютант, генерал-губернатор Финляндии в 1904 - 1905 годах.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ЗАМЕТКИ-РУССКОГО-КОНСЕРВАТОРА-2021-06-04

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Россия ОнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

С. Е. Крыжановский, ЗАМЕТКИ РУССКОГО КОНСЕРВАТОРА // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 04.06.2021. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ЗАМЕТКИ-РУССКОГО-КОНСЕРВАТОРА-2021-06-04 (дата обращения: 28.03.2024).

Автор(ы) публикации - С. Е. Крыжановский:

С. Е. Крыжановский → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Россия Онлайн
Москва, Россия
267 просмотров рейтинг
04.06.2021 (1028 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
6 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
7 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
8 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
8 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
9 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ЗАМЕТКИ РУССКОГО КОНСЕРВАТОРА
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android