С 1953 г. к числу выходящих в Западной Германии исторических журналов прибавился новый - "Vierteljahrshefte fur Zeitgeschichte", издаваемый в Штутгарте как орган Мюнхенского института современной истории. Журнал редактируют известный немецкий историк Г. Ротфельс, автор ряда работ по внешней политике Германии последних десятилетий XIX - начала XX в., ныне являющийся профессором Чикагского (США) и Тюбингенского (Федеративная Республика Германии) университетов, и Т. Эшенбург, профессор "научной политики" в Тюбингенском университете.

Журнал целиком посвящен вопросам новейшей истории. Хотя Ротфельс во вводной статье первого номера журнала и пытается вложить в термин "Zeitgeschichte" какое-то многозначное содержание, но, по существу, речь идет об истории новейшего времени. В качестве исходной хронологической грани взяты 1917 - 1918 гг.; Ротфельс вынужден признать, что новая эпоха в истории человечества открыта Октябрьской революцией в Стране Советов¹ . Если судить по вводной статье, задачей журнала является лишь разработка истории Германии периода Веймарской республики и фашистской диктатуры. Фактически на страницах журнала подвергается освещению значительно более широкий круг вопросов.

Издатели "Vierteljahrshefte fur Zeitgeschichte" охотно декларируют свое стремление к объективности в освещении исторических событий и процессов, в частности истории германского фашизма. Об этом говорится в упоминавшейся статье Ротфельса и в ряде других выступлений журна-

¹ Правда, Ротфельс ставит наравне с этим событием и вступление Соединенных Штатов Америки в первую мировую войну, но к подобному "уравниванию" двух столь различных по масштабам и последствиям событий вряд ли можно отнестись серьезно.

ла² . Нельзя сказать, что это обещание совсем голословно. Некоторые статьи и документальные публикации (в каждом номере журнала имеется специальный отдел документов) содержат материал, так или иначе разоблачающий разбойничью политику нацистов. Этим журнал выгодно отличается от многочисленных изданий, на страницах которых проводится откровенная апология германского фашизма. Но материалы разоблачительного по отношению к "Третьей империи" и ее заправилам характера не занимают в "Vierteljahrshefte", как будет показано, ведущего места. Множество материалов, помещаемых в журнале, далеко от подлинной научной объективности. Под видом последней слишком часто проводится завуалированная, но, тем не менее, определенная тенденция: замаскировать подлинных вдохновителей германского фашизма, преуменьшить масштабы и последствия его преступлений, подменить его развенчание показной критикой отдельных "крайностей" фашистской диктатуры.

Преднамеренность и искажения особенно очевидны в тех случаях, когда журнал обращается к истории Советского Союза и его отношений с Германией, новейшей истории народов Восточной Европы вообще.

Наш обзор мы начнем с одного из тех выступлений журнала, которые близко подходят к исторической правде. Речь идет о напечатанной в N2 за 1954 г. большой рецензии Г. Бухгейма на книгу П. Клейста, в прошлом главного референта Риббентропа по вопросам, связанным с СССР, носящую многозначительнее название "И ты был при этом". Цель книги гитлеровца Клейста - доказать, что все немцы в одинаковой степени ответственны за содеянное в период фашистской диктатуры. Этот лживый тезис нужен Клейсту и другим нацистским последышам для того, чтобы свести на нет попытки разоблачения преступлений фашизма. Свою цель Клейст выполняет весьма ловко, не чураясь даже "критики" правящей нацистской верхушки.

Г. Бухгейм подвергает книгу Клейста скрупулезному анализу, выворачивая наизнанку ее глубоко фальсификаторское нутро. Он показывает приемы, при помощи которых работает Клейст, - все эти умолчания, передержки, выпячивание несущественного, уклонение от определенной оценки "нежелательных" для автора фактов и т. д. Клейст не останавливается и перед обвинениями в фальсификации в адрес тех, кто разоблачает фашистские преступления. "Но именно он, - пишет Бухгейм, - является фальсификатором, извращающим историю Германии вопреки интересам немецкого народа, обеляя зверства Гитлера и всячески пытаясь идентифицировать с ним немецкий народ" (стр. 182).

Одним из главных обвинений, брошенных в статье Бухгейма Клейсту, было то, что он всячески избегает "точного определения, чем же собственно была эта "Третья империя" и национал-социализм". Помещенным в "Vierteljahrshefte fur Zeitgeschichte" статьям о фашизме можно предъявить то же обвинение. В большинстве случаев в них нет и попытки раскрыть подлинные обстоятельства установления фашистской диктатуры, те социальные силы - магнатов германской индустрии и остэльбских помещиков, - которые стояли за спиной нацистских главарей и были заинтересованы в укреплении фашистского режима, во внешнеполитической агрессии и захватах.

Статья Г. Мау "Вторая революция" - 30 июня 1934 г." (1953, N2) посвящена одному из важных событий первых лет существования фашистского режима в Германии. Автор утверждает, что в результате событий 30 июня 1934 г. фашистский режим изменил свой характер. "С тех пор, как Гитлер сделал хладнокровное убийство легальным орудием своей политики, он не мог уже избежать проклятия злодейства" (стр. 137). Не говоря уже о том, что подобное идеалистическое объяснение выглядит беспомощно, никак нельзя согласиться с тем, что 30 июня внесло что-либо новое в самую сущность гитлеровского режима. Автор, повидимому, "забыл" поджог рейхстага и последовавшую за ним кровавую оргию фашистского террора и репрессий, гестапо и концлагери.

Для позиций автора весьма характерна оценка им главаря штурмовых отрядов Рема и его единомышленников, против которых Гитлер, по согласованию с воротилами тяжелой промышленности и генералитета рейхсвера, направил 30 июня удар. Г. Мау считает, что Рему "были близки социальные проблемы и он принимал всерьез социализм национал-социалистской программы" (стр. 125). Рем якобы мечтал о "второй революции" против Гитлера - после того, как

² "Задача историка - не обвинять или защищать, а понять", - утверждает К. Д. Эрдман в статье "История Веймарской республики как научная проблема" ("Vierteljahrshefte fur Zeitgeschichte" 1955 N1, S. 13).

последний стал в его глазах "предателем идеи" (стр. 128). Вряд ли есть необходимость дискутировать теперь по поводу этих утверждений. И материалы Нюрнбергского процесса, и другие документы, и обширная литература со всей необходимой достоверностью говорят о характере событий 30 июня 1934 г., представлявших собой острый кризис фашистского режима, вызванный ростом недовольства претив него в широчайших кругах трудящихся и мелкой буржуазии. В условиях фашистского террора оно нашло выход в выступлениях штурмовиков с требованиями "второй революции". Это недовольство и стремились использовать руководители штурмовых отрядов - сами отъявленные гитлеровские головорезы - для усиления своей роли в системе фашистской диктатуры, превращения штурмовых отрядов из вспомогательной военной силы в основное ядро вооруженных сил Германии.

Искаженно представлен смысл этих событий и в статье К. Петэля "СС. К социологии национал-социализма" (1954, N1). Автор утверждает, что 30 июнь было вызвано не только потребностью нацистов расправиться с радикальными элементами в своих рядах, но и стремлением "запугать реакционных партнеров". В действительности расправа произошла по прямому требованию этих партнеров-монополистов и военщины. Петэль, отстаивающий несостоятельную точку зрения о "надклассовости" фашистской диктатуры, считает наиболее существенным ее элементом организацию эсэсовцев, которой он придает самодовлеющее значение. Хотя эта организация и играла (особенно в конце существования нацизма) важную роль в системе фашистского режима, она не была и не могла быть, вопреки тому, что пытается доказать Петэль, властительницей судеб страны. На деле в течение всего периода фашистской диктатуры полнота власти, как и прежде, находилась в руках промышленных и банковских воротил³ .

Примечательно отношение журнала к выяснению вопроса о финансовых источниках фашизма. Новые данные, ставшие известными после уничтожения гитлеровской диктатуры, несомненно, могли бы пролить дополнительный свет на могущественные силы внутри и вне Германии, содействовавшие приходу нацизма к власти и упрочению фашистской диктатуры. Единственная за три года на страницах "Vierteljahrshefte" статья Г. Лутца, посвященная этому кругу вопросов, носит негативный характер и имеет целью опровергнуть обвинение американского банкира Джеймса Уорберга в финансировании нацизма (1954, N4).

Не желая исследовать социально-экономическое существо фашистской диктатуры, авторы ряда статей, опубликованных в журнале, сосредоточивают свое внимание на административно-правовых вопросах, связанных с пребыванием нацистов у власти. Таковы, например, работы Г. Шнайдера по поводу "закона о чрезвычайных полномочиях" 1933 г. (1953, N3), В. Баума - об административной реформе в фашистской Германии (1955, N1), Г. Гейбера - об обстоятельствах смещения и казни гитлеровцами в конце 1941 г. коллаборациониста Элиаша, главы марионеточного "правительства" Чехии (1955, N3) и др. Общей чертой этих работ является то, что их авторы исходят из глубоко неверной предпосылки о "законности" гитлеровского режима в юридическом смысле, о наличии в фашистской Германии какого-то правосудия, каких-то границ для террористических действий гитлеровской банды со стороны органов юстиции⁴ . Так, Г. Шнайдер, признавая даже с точки зрения обычного буржуазного права недопустимость устранения гитлеровцами коммунистов из рейхстага, склонен путем манипуляций с цифрами депутатских мандатов создать видимость того, что "закон о чрезвычайных полномочиях", давший в руки нацистов орудие для полной ликвидации последних остатков буржуазной демократии в Германии, был одобрен большинством рейхстага. На деле "закон о чрезвычайных полномочиях" явился плодом грубого насилия и террора (а также капитуляции "старых" буржуазных партий, таких, как католический центр, перед нацистами) и был предельно противозаконным актом; представлять его в ином свете можно, лишь ставя себе целью обелить чиновничество, кото-

³ См. W. Ulbricht. Der faschistische leutsche Imperialismus (1933 - 1945). Berlin. 1952, S. 64 - 92 и др.

⁴ Исключением является лишь работа К. Брахера (автора опубликованного в 1955 г. интересного исследования о крахе Веймарской республики) на тему "Этапы тоталитарной унификации: укрепление господства национал-социалистов в 1933 - 34 гг." (1956, N1). "Несравненно более важным, чем теоретическое рассмотрение нагромождения законов и постановлений, - пишет Брахер, - является установление того, при каких конкретных обстоятельствах и с какими целями возникли эти законы" (стр. 35).

рому "закон о чрезвычайных полномочиях" своей фальшивой "легальностью" облегчил переход на службу нацизму. Г. Гейбер, подробно освещая перипетии дела Элиаша и раскрывая тайные пружины, давшие ему ход, находит некие противоречия между органами юстиции, с одной стороны, и гестапо и нацистской верхушкой - с другой. Он утверждает, что лишь после дела Элиаша восторжествовали полный произвол, полное отсутствие законности, к чему и стремились гитлеровцы (стр. 296). Но разве сотни общеизвестных фактов не опровергают это утверждение? Разве суд, как и другие звенья государственного аппарата "Третьей империи", не превратился сразу после установления фашистской диктатуры в орудие последней, освящавшее все ее преступления против немецкого народа? Не лишено интереса, что даже на страницах "Vierteljahrshelte" напечатаны две публикации, наглядно демонстрирующие попрание нацистами самого понятия законности. Это материалы об убийстве генерала Шлейхера 30 июня 1934 г. (1953, N1) и о механизме фашистских "выборов" (1955, N3).

"В N1 за 1956 г. журнал опубликовал документы о деятельности "гаулейтера Белоруссии" Кубе, одного из жесточайших фашистских палачей, убитого в 1943 г. советскими партизанами. Подбор документов и вступительная статья Г. Гейбера направлены не на разоблачение и осуждение Кубе, а, по существу, имеют целью представить его в качестве противника гестапо и СС, чуть ли не "борца" против массовых казней, в частности, уничтожения еврейского населения. На деле так называемые "протесты" и "возражения" Кубе, о которых говорится в документах, вызывались его стремлением играть самостоятельную роль по отношению к органам СС и страхом перед тем, что чудовищные преступления оккупантов станут достоянием гласности. Поэтому Кубе предлагал проводить массовую "ликвидацию" ни в чем не повинных людей "в более корректных (!) формах". Публикуя подобные "документы", Институт современной истории лишь оскорбляет память замученных фашистскими палачами людей.

Каким же путем пытается журнал достичь видимости "объективности"? Секрет этого довольно прост: во всех статьях, посвященных событиям периода фашистской диктатуры, подвергается безжалостной критике... Гитлер. Ему одному приписывается ответственность за все преступные действия и замыслы фашизма. Эта концепция имеет весьма широкое хождение в западногерманской историографии; она продиктована весьма прозрачными политическими целями. Выпячивание персоны Гитлера как нельзя лучше отразилось в самих заголовках многих статей "Vierteljahrshefte fur Zeitgeschichte"; в них речь идет о планах Гитлера, действиях Гитлера, речах и документах Гитлера, как если бы не было германского фашизма, многочисленных преступных учреждений и организаций, олицетворявших собой фашистскую диктатуру, наконец, тех социальных сил, которые создали и направляли фашистский режим.

Для этого преувеличенного внимания к Гитлеру весьма характерна, в частности, статья В. Пезе, помещенная в N2 журнала за 1955 г. под заголовком "Гитлер и Италия в 1920 - 1926 гг.". С тщательностью, достойной лучшего применения, автор (ассистент в одном из колледжей штата Иллинойс, США) "изучает" оттенки взглядов Гитлера на вопросы внешней политики в первой половине 20-х годов. При этом вполне серьезно, подробнейшим образом выясняется значение пресловутых "протоколов сионских мудрецов" для формирования этих взглядов и попутно очень "объективно", без каких бы то ни было элементов критики, излагается содержание самого "документа" и связанных с ним бредовых антисемитских легенд. Внимательно рассмотрев все это, Пезе завершает свою статью следующим симптоматичным заявлением: "Надо добавить, что антисемитизм не целиком вытеснил реалистическое понимание. В конечном счете международное положение оценивается (Гитлером. - Л. Г. ) исключительно с точки зрения немецких интересов" (стр. 116).

Переложить всю вину за последствия фашистской диктатуры на Гитлера, сняв тем самым ответственность с тех, кто был опорой и вдохновителем нацизма, пытается также Э. Фауль в обширной и особенно заумной статье под заголовком "Сверхмакиавеллизм Гитлера" (1954, N4). Личные качества Гитлера здесь абсолютизированы и рассматриваются в сугубо биологическом плане, а социальные условия, породившие гитлеризм, отодвинуты на второй план. К тому же Фауль склонен всерьез считать Гитлера... революционером. Так, тактику создания в других государствах "пятых колонн" он рассматривает как "метод революционизирования" (стр. 363), а антисемитизм - как "революционную тренировку"

(стр. 368). С подобного рода точкой зрения вряд ли согласится не только марксист, но и любой честный буржуазный ученый.

Г. Мейер-Велькер в статье "Решение об остановке немецких танковых войск во Фландрии в 1940 г." (1954, N3) выступает против того взгляда, что это решение было продиктовано стремлением фашистских заправил добиться сговора с правящими кругами Англии, пытается доказать нечто иное. По мнению автора, приказ был отдан самолично Гитлером и вызван второстепенными тактическими соображениями. При этом подчеркивается, что военное командование не было согласно с действиями Гитлера.

Мы подошли к наиболее, пожалуй, характерной для журнала тенденции, которая сводится к приукрашиванию германского генералитета, изображению его в качестве "противника" фашистского режима, "борца" против него. Этой задаче посвящен целый ряд материалов "Vierteljahrshefte fur Zeitgesctichte". Таковы, например, отрывки из писем участника заговора 20 июля 1944 г. генерала Г. Штифа, опубликованные в N3 за 1944 год. Эти документы представляют несомненный интерес; они показывают, что Штиф весьма остро осознавал глубину падения, в которое был вовлечен вместе с другими германскими офицерами, соучастниками гитлеровских преступлений. "Я стыжусь назвать себя немцем", - говорит он в одном из своих писем (стр. 300). Аналогичные признания имеются и в других письмах Штифа. И все же то, что нам известно о Штифе и его единомышленниках, говорит о том, что гитлеровские генералы не были способны принести германскому народу освобождение от кровавого господства фашизма.

Тезис о "непримиримой" враждебности генералитета фашистскому режиму подкрепляется таким документом, как речь Гиммлера перед гитлеровскими гаулейтерами, произнесенная вскоре после покушения 20 июля 1944 г. (1963, N4). Речь занимает 30 с лишним страниц журнала, полна разнузданной фашистской демагогии и злобных клеветнических измышлений.

Утверждения Гиммлера - источник весьма сомнительного свойства. Имеются достоверные, неопровержимые документы, свидетельствующие об обратном. Хорошо известно, что гитлеровские генералы точно выполняли все предписания нацистских заправил, проводили необходимую подготовку, а затем осуществляли на практике агрессивные планы фашистского режима⁵ . Их сопротивление Гитлеру началось лишь после того, как обозначились признаки военного поражения гитлеровской Германии. Даже по признанию военного министра Бломберга (в его заявлении Нюрнбергскому трибуналу), генералы были в течение многих лет вполне солидарны с Гитлером: "не было причин находиться в оппозиции Гитлеру, - писал Бломберг, - ибо тот добивался именно тех результатов, к которым они стремились"⁶ .

Симпатии германской военщины к фашизму, к гитлеровской партии возникли и укрепились еще до установления фашистской диктатуры⁷ . На эту сторону вопроса, кстати сказать, проливают дополнительный свет опубликованные в N4 журнала за 1954 г. документы по истории рейхсвера в 1930 - 1933 годах. Публикация знакомит с протокольными записями совещаний командования рейхсвера, а также с некоторыми материалами из архива генерала Шлейхера, являвшегося во второй половине 1932 г. военным министром, а затем и рейхсканцлером.

Определенный интерес представляет заявление Бломберга на совещании командующих 3 февраля 1933 г., то есть непосредственно вслед за приходом фашистов к власти. По его словам, при формировании правительства Гитлера решающую роль сыграл вопрос о замещении поста военного министра. Согласие видного генерала (а им явился Бломберг) сотрудничать с Гитлером в правительстве было условием, поставленным президентом Гинденбургом (стр. 433).

Что же касается инициаторов заговора 20 июля 1944 г., то их целью была не ликвидация фашистского режима, а лишь

⁵ Освещение зловещей роли германской военщины в этот период является темой солидного труда английского буржуазного ученого Д. Уилера-Беннета (J. Wheeler-Bennett. The Nemesis of Power. The German army in Politics 1918 - 1945. London - New York. 1954).

⁶ "Nazi conspiracy and agression". Vol. VI. Doc. 3704 - PS. Washington. 1947, p. 414.

⁷ Этот факт вновь подтвержден в статье американского историка Г. Крэга, использовавшего находящийся в США архив генерала Тренера (G. Craig. Reichswehr and National-Socialism. The Policy of W. Groener. 1928 - 1932. "Political science quarterly". Vol. 63, N2. 1948). Крэг стремится, однако, представить дело так, что Тренер занимал особую позицию по отношению к нацизму; о том, что это противоречит истине, свидетельствуют хотя бы опубликованные и "Vieileljahrsriefte" документы (см. выше).

устранение Гитлера. Эти люди, многие годы верой и правдой служившие кровавому нацизму, вовсе не желали немедленного прекращения агрессивной войны и очищения оккупированных территорий; как видно из Составленных заговорщиками документов, они собирались лишь "очистить войну от извращений" и всецело полагались на "наш несравненный вермахт"⁸ . Их сокровенной целью было заключение сепаратного мира па Западе с тем, чтобы всеми оставшимися силами продолжать войну на советско-германском фронте⁹ . Они требовали удержания в руках Германии захваченных земель - Австрии, Судетской области, польских территорий (в пределах границ 1914 г.) и т. д.¹⁰ .

Тем не менее редакторы "Vierteljahrshefte:" ревниво стремятся реабилитировать германскую военщину, которая хотела бы освободиться от клейма активного соучастия в гитлеровских преступлениях. Нет сомнения, что активность журнала в этом направлении связана с ремилитаризацией Западной Германии, проходящей под руководством многих деятелей фашистского вермахта. В этом ряду находится и статья Г. Краусника (1953, N1), в которой на щит поднят не кто иной, как один из ближайших Гитлеру фельдмаршалов вермахта - Роммель. Автор тщится убедить читателя, что и Роммель был противником фашизма. Это происходит в порядке своеобразной "борьбы" за Роммеля с теми профашистами, которые не без оснований утверждают, что Роммель всегда оставался верен Гитлеру и участия в заговоре против него не принимал, хотя и был посвящен в его существование. Напомним, кстати, что в состав редколлегии "Vierteljahrshefte fur Zeitgeschichte" входит генерал Шпейдель, в прошлом начальник штаба Роммеля.

Искажение подлинного характера движения сопротивления против гитлеровского режима не ограничивается на страницах журнала апологией генералитета. В ряде статей делается попытка представить в качестве движущей силы сопротивления имущие классы и даже только их. Так, Г. Ротфельс в статье "Политическое завещание немецкого сопротивления", посвященной десятилетию со дня покушения на Гитлера (1954, N4), утверждает, что к числу "борцов" против фашистской диктатуры относятся и дипломаты "Третьей империи", якобы стремившиеся предотвратить войну и желавшие установления "достойных человека отношений между народами" (стр. 337 - 338). Это говорится о людях, являвшихся активными проводниками нацистской политики вероломства, нарушения всех обязательств и всех правовых норм! Еще дальше идет автор статьи "Власть и сопротивление" (1955, N 3) Г. Борх¹¹ , пропагандирующий идею о том, якобы сопротивление диктатуре, "если оно вообще может быть успешным, возможно лишь в среде гражданского или военного аппарата" (стр. 303). Стремясь обосновать этот насквозь фальшивый тезис, Борх обращается, как ни странно, к истории путча Каппа. Он утверждает, что путч этот окончился провалом не благодаря организованному сопротивлении рабочего класса, поднявшегося на всеобщую стачку, а в результате отказа чиновников от сотрудничества с путчистами. Трудно представить себе большее насилие над исторической правдой; в глубоком противоречии с нею находится вся концепция характера и движущих сил немецкого сопротивления фашизму, проводимая во многих статьях "Vierteljahfshefte"¹² . Количество материалов, трактующих вопросы послевоенной истории, невелико, и в научном отношении они беспомощны - неизбежное следствие каждой попытки исследовать политические явления современности с реакционных позиций. Весьма наглядно проявляется, например, это пагубное влияние реакционной идеологии в статье Г. Ротфельса "Кризис национального государства" (1953, N2). Пафос статьи обращен против идеи национального суверенитета, которая изображается, как и во многих других работах современных буржуазных историков, "устаревшей", "отжившей", якобы не соответствующей экономическим, политическим и прочим условиям новейшего времени. Ротфельс противопоставляет национальные государства международной организации государств и утверждает, что уже после первой мировой войны ошибочно было идти на создание ряда новых государств и укреп-

⁸ См. R. Rechel. Deutscher Widerstand. Zurich. 1947, S. 306.

⁹ A. Dulles. Germany's underground. New-York. 1947, p. 139, 140.

¹⁰ U. von Hassel. Vom anderen Deutschland. Aus den nachgeiassenen Tagebuchblattern 1938 - 1944. Zurich. 1947, S. 133.

¹¹ Г. Борх является издателем западногерманского журнала "Aussenpolitik".

¹² Убедительное разоблачение этой концепции дано в статье польского историка А. Каминского, посвященной двум номерам "Vierteljahrshefte fur Zeitgeschichte" (1954, N3 и N4); см. "Przeglad zachodni", 1955, N1 - 2, str. 383 - 404.

ление этим идеи национального суверенитета, организуя одновременно Лигу наций (стр. 142). Чужда пониманию происходящих в наше время исторических сдвигов позиция Ротфельса по отношению к народам колоний, борющимся за независимость. В использовании ими идеи национального суверенитета и заключена, по мнению Ротфельса, главная "опасность" последней. Он рекомендует отказ от этой идеи и замену национальной государственности (конечно, для слабых и малых народов) наднациональными объединениями.

Заслуживает упоминания, как образчик искаженного освещения особенностей исторического процесса в послевоенный период, статья Ф. Герменса "Демократия без клапана безопасности" (1955, N2), где речь идет о политической жизни Италии в послевоенные годы. Автор - профессор университета в штате Индиана (США) - отрицает за Италией право на демократию, ибо, по его мнению, страна в определенных областях еще "не доросла" до нее. Он высказывает даже сомнение в том, было ли "при этих обстоятельствах" разумно отменять монархию, и дает запоздалые советы, каким путем можно было спасти ее (стр. 164).

Список подобного рода статей, где исторические факты подвергаются произвольному освещению, где применены всяческие ухищрения, чтобы приукрасить то, что требует безоговорочного и гневного осуждения, где научная добросовестность принесена в жертву более или менее скрытой тенденции, можно было бы продолжить. Статьи этого рода в значительной степени определяют лицо журнала. Но, как уже отмечено, на страницах "Vierteljahrshefte" время от времени публикуются и материалы иного характера, заслуживающие внимания и благодаря содержащемуся в них ценному документальному материалу и самому подходу к освещению исторических событий. В числе их следует назвать на первом месте статью Г. Вейнберга "Германское решение о нападении на Советский Союз" (1953, N4). На основании архивных материалов, находящихся в Национальном архиве в Вашингтоне, автор еще раз показывает, что решение об агрессии против СССР было принято фашистскими главарями еще в конце июля 1940 года.

Центральное место в статье занимает анализ хода и решений совещания высших военных руководителей у Гитлера 31 июля 1940 г., когда были утверждены разбойничьи замыслы фашизма в отношении Советского Союза. Среди целей, которые уже тогда намечали фашистские заправилы, значился захват Украины, Белоруссии, Прибалтийских республик (стр. 313). В решении отмечалось, в частности, что одной из основных причин провала попыток "склонить Англию к миру" являлось то, что она возлагала все свои надежды на Советский Союз. Вейнберг показывает, что сразу же после принятия решения от 31 июля 1940 г. началась и практическая подготовка к нападению на Советскую страну. В статье подчеркивается, что гитлеровские вопли о "крестовом походе против большевизма" служили лишь пропагандистским средством для установления своего господства над народами Европы (стр. 318).

Своей работой Вейнберг опровергает те весьма модные в Западной Германии писания, в которых извращается история возникновения советско-германской войны все с той же целью - обелить фашизм. Статья Вейнберга пришлась кое-кому явно не по вкусу, о чем свидетельствует появление в N3 "Vierteljahrsbefte" за 1954 г. ответа, подписанного двумя "специалистами по Советскому Союзу" - Г. Серафимом и А. Хильгрубером. Ответ этот, помещенный, повидимому, в интересах мнимой "объективности", продиктован намерением доказать, что фашистская Германия не собиралась нападать на СССР. Серафим и Хильгрубер утверждают при этом, что Германия преследовала в Юго-Восточной Европе одну лишь цель - сохранение мира; что аналогичные стремления руководили Гитлером в момент так называемого венского арбитража; что Германия во второй мировой войне не оккупировала Румынию и т. д. (стр. 247- 249). Все эти и им подобные утверждения Серафима и Хильгрубера настолько противоречат общеизвестным фактам, что Вейнберг в своем кратком заключении, завершившем эту примечательную дискуссию, без труда опроверг их. Он цитирует дополнительно ряд новых документов, свидетельствующих, что решение от 31 июля 1940 г. имело окончательный характер и определило собой всю дальнейшую стратегию гитлеровской Германии.

Весьма ценными материалами являются подготовленные Э. Маттиасом и опубликованные в N2 за 1956 г. документы о крахе "старой" германской социал-демократии в 1933 г. и напечатанная в N3 за тот же гол большая работа Маттиаса на эту тему. Документы относятся к первым годам фашистской диктатуры и весьма наглядно отражают

политику приспособления к новому режиму, проводившуюся руководством социал-демократии (в этом отношении характерен, например, протокол заседания социал-демократической фракции рейхстага от 10 июня 1933 г.), решимость-этого руководства идти на все, чтобы пресечь "недозволенную" деятельность членов партии, которая могла бы создать помехи ее легальному существованию в условиях фашизма. Документы дают также представление о начальном периоде подпольной работы социал-демократии.

Для статьи Э. Маттиаса характерен трезвый подход к освещению политики социал-демократического руководства как в период подготовки к установлению фашистской диктатуры, так и в годы гитлеровского режима. Автор хорошо показал всю несостоятельность и деморализующее влияние постоянных призывов к "боевой готовности", за которыми никогда не следовали какие-либо практические шаги. Подробно останавливаясь на событиях 20 июля 1932 г. (государственный переворот в Пруссии), Э. Маттиас выясняет их решающее значение для последующих успехов фашизма и подчеркивает, что отказ от массовых действий произошел по вине социал-демократического руководства (стр. 253 - 254). Автор считает перспективы всеобщей забастовки в этот момент весьма реальными; перспективы успешного отпора фашизму - хотя и значительно меньшие - имелись, по мнению автора, и в момент установления гитлеровской диктатуры. Утверждая это, автор опирается на различные свидетельства о решимости рабочего класса к борьбе против фашизма. В конце своей работы Э. Маттиас сетует на плохую постановку (в ФРГ) изучения антифашистской борьбы рабочих партий. Одной из причин этого является, по его мнению, то обстоятельство, что исследование движения сопротивления все больше концентрируется на событиях генеральского заговора и сводится к составлению биографий отдельных лиц.

В N2 за 1953 г. журнал опубликовал документ большой разоблачительной силы по отношению к фашистскому режиму - отчет очевидца массового умерщвления ни в чем не повинных людей в газовых камерах концлагеря Бельчек. В документе воссоздана потрясающая в своей достоверности картина того хладнокровного цинизма, с которым гитлеровские палачи творили свои гнусные преступления. Нет, кажется, достаточно сильных слов, которые могли бы должным образом заклеймить фашистских головорезов; тем большее недоумение, чтобы не сказать сильнее, вызывает вводная статья Г. Ротфельса к этой публикации, от начала до конца проникнутая желанием как-то "оправдаться" за помещение документа о зверствах гитлеровцев. Здесь и указания на то, что документ уже был в свое время предъявлен Нюрнбергскому трибуналу, и всякого рода мудрствования о "правдоподобности" рассказанного, и заверения, что документ печатается отнюдь не для того, чтобы вызвать ненависть, и рассуждения о том, что жестокость, мол, вообще характерна для нашей эпохи и т. п.

Чуждо апологетике фашизма введение В. Тройе к опубликованному в виде документа краткому меморандуму Гитлера о втором четырехлетнем плане 1936 г. (1955, N2). На основании этого документа, а также других материалов автор предисловия показывает, что главной и определяющей целью "плана" была окончательная подготовка фашистского вермахта и всей германской экономики к агрессии. В. Тройе неоднократно отмечает лживый характер нарочито подчеркнутых антисоветских аргументов германского фашизма, о которых в секретных, не предназначенных для широкого пользования документах нет и речи. В действительности речь шла об осуществлении всеобъемлющей программы завоеваний. Подвергнуты критике некоторые "научные труды" из числа выходящих в Западной Германии (в частности, опубликованная в 1953 г. "Всемирная история нового времени" О. Вестфаля), где предпринимаются попытки обелить фашизм хотя бы во внешнеполитическом смысле. В. Тройе подчеркивает, что выяснение того, был ли Гитлер в тот или иной момент готов вести войну, принял ли он то или иное решение или не принимал его, имеет лишь второстепенное значение, ибо исходить надо из того, что германский фашизм стремился к агрессивной войне, не сомневаясь, что объекты его экспансии добровольно не отдадут свои территории (стр. 197). Эта полезная работа сильно обесценивается тем, что автор ограничивает свое внимание особой Гитлера, о чем уже неоднократно шла речь выше. Тот же Тройе является автором статьи "Третья империя и западные державы на Балканах" (1953, N1), где рассмотрен ход экономической экспансии фашистской Германии в балканские страны за период с 1933 по 1939 г. и позиция Англии и Франции в этом вопросе. Автор показывает, что

германская экспансия явно имела целью превратить страны Юго-Восточной Европы в "колониальный" придаток германской экономики. По мысли гитлеровцев, эти страны должны были отказаться от сколько-нибудь значительной собственной промышленности и стать поставщиками сельскохозяйственного сырья для Германии, дешевизна которого определялась бы низким жизненным уровнем населения (стр. 54). В. Тройе подчеркивает, что западные державы, которых германская экспансия лишала важных экономических позиций в балканских странах, не оказывали ей эффективного сопротивления. Это объяснялось их стремлением к соглашению с фашистской Германией - соперником, который, как уже тогда можно было убедиться на множестве примеров, вел борьбу не на жизнь, а на смерть (стр. 64).

Заслуживает внимания статья Г. Гатцке "Штреземан и политика Германии по отношению к России" (1956, N1). Приводимые автором неопубликованные материалы из архива Штреземана дополняют представление о взглядах этого выдающегося политического деятеля Веймарской республики на задачи германской внешней политики. "Миссия Германии в Европе, - писал Штреземан, - быть великим нейтралом" (стр. 29). Автор освещает усилия, приложенные Штреземаном на Локарнской конференции с целью помешать возможному использованию Германии в антисоветских целях при помощи § 16 устава Лиги наций¹³ . В статье отражен ход переговоров о заключении Берлинского договора о нейтралитете между Германией и СССР; подчеркивается, что этот договор пользовался в Германии гораздо большей популярностью, чем Локарнский пакт. К сожалению, эта ценная статья не свободна от антисоветских выпадов, не имеющих под собой ровно никакой почвы.

Некоторый интерес представляет публикация (1955, N4), документов о тайной американской дипломатии в период перемирия конца 1918 - первой половины 1919 года. Речь идет о документах американского полковника Л. Конджера, который накануне и во время Парижской конференции 1919 г. вел через голову делегации США на конференции секретные переговоры с представителями правящих кругов Германии. Материалы об этих переговорах уже появлялись в нашей литературе¹⁴ , но приводимые в публикации архивные документы проливают дополнительный свет на цели миссии Конджера и политику американского правительства, направленную на сохранение германской военной мощи с целью использования ее против Советской страны. В комментариях к документам отмечается, между прочим, что известия о переговорах, которые вел Конджер, вызвали у союзников США серьезные подозрения о стремлении США к сепаратному сговору с Германией (стр. 444).

Следует отметить также статью В. Франке, автора ряда работ по истории Китая, на тему "Этапы революции в Китае" (1954, N2). Не скрывая своей враждебности к народно-демократическому строю, восторжествовавшему в Китае, автор вынужден, тем не менее, опровергнуть нередкую для современной буржуазной историографии точку зрения, будто победа китайского народа вызвана внешними, случайными факторами, а не представляет собой закономерный итог длительной борьбы трудящихся против империализма и внутренней реакции: Правда, Франке пытается доказать, будто бы Чан Кай-ши не был орудием иностранных империалистов; доказательством служит отмена в период второй мировой войны некоторых неравноправных договоров Китая. Не Франке вынужден тут же признать, что на территории Китая остались иностранные сеттльменты, что Китай был лишен таможенной автономии, что сохранилось множество других институтов, характерных для полуколониального положения страны. К тому же, и этого Франке не в силах скрыть, к концу войны наступила "известная" зависимость Китая от Соединенных Штатов Америки (стр. 172).

Определенную ценность, без сомнения, представляет обширная библиография по истории новейшего времени, которую журнал ведет с момента своего основания. В ней отражены работы, опубликованные с 1951 г. в Германии и зарубежных странах. Однако в этой библиографии преобладающее внимание уделяется книгам и статьям западноевропейских и американских авторов. Работы же советских историков и ученых стран народной демократии даются в виде исключения.

В заключение необходимо сказать об источниковедческой базе многих работ и публикаций, печатающихся в "Vierteljahrshefte

¹³ Эти материалы подтверждаются публикуемыми ныне в нашей печати документами Локарнской конференции (см. журнал "Международная жизнь", 1956, N7, стр. 132 - 139; "Исторический архив", 1956, N4, стр. 149 - 165; N5, стр. 130 - 147).

¹⁴ См. М. Восленский. Из истории политики США в германском вопросе (1918 - 1919 гг.). М. 1964, стр. 155 - 156 и др.

fur Zeitgeschichte". В целом ряде случаев главным или одним из главных источников оказываются документы позднейшего по отношению к исследуемым событиям происхождения. Часто эти воспоминания отделены от самих событий периодом 10-летней (и более) давности, что, конечно, сильно снижает их значимость как исторического источника. Документы подобного рода нуждаются в сличении с архивными источниками, которые обладают, конечно, наибольшей степенью достоверности и должны лежать в основе всякого исследования. Отвлекаясь в данном случае от того, как буржуазные историки Западной Германии расценивают значение той или другой категории исторических источников, следует все же отметить, что при разработке новейшей истории Германии они встречают серьезные трудности ввиду того, что лишены важнейших для этого периода архивных материалов. Эти материалы были вывезены в свое время американскими военными властями из Германии в США. В результате разработкой этих материалов занимаются главным образом американцы; Так, Документы о миссий полковника Конджера опубликованы на страницах "Vierteljahrehefte" сотрудником библиотеки конгресса Г. Эпстайном; не использованные до сих пор материалы из архива Штреземана - преподавателем университета Дж. Гопкинса в Балтиморе Г. Гатцке; статьи о решении фашистских заправил напасть на СССР - сотрудником Колумбийского университета Г. Вейнбергом, который опубликовал, кроме того, секретные дополнения к "антикоминтерновскому пакту" между Германией и Японией (1954, N2), и т. д. Можно полагать, что такое положение вряд ли устраивает западногерманских ученых, занимающихся новейшей историей Германии.

Детальное ознакомление с журналом "Vierteljahrshefte fur Zeitgeschichte" за 1953 - 1956 гг. дает возможность сформулировать некоторые выводы. Претендуя на особую позицию среди других исторических изданий, выходящих в Федеративной Республике Германии и пронизанных реваншистским (а некоторые и откровенно нацистским) духом, "Vierteljahrshefte fur Zeitgeschichte" стремится преподать читателю аналогичные Тенденции в завуалированной, прикрытой форме. Но вместе с тем на страницах журнала, как было показано, печатаются и материалы, для которых характерен более или менее объективный подход к историческому прошлому. Это говорит о том, что среди западногерманских ученых имеются люди, стремящиеся и умеющие рассматривать проблемы новейшей истории в соответствии с исторической правдой.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Л. И. ГИНЦБЕРГ:

Комментарии: