J. SEVCIK. Album Svatoivanske. Praha, 2002. 215 S.

В книге И. Шевчика впервые собраны основные материалы, причем с почти исчерпывающей полнотой, относящиеся к самой загадочной фигуре церковной истории Чехии св. Ивану. Об историчности этого персонажа, возможно жившего в IX в., в науке давно идут споры. Сразу же надо отметить, что он не канонизирован католической церковью в отличие от православной. В авторитетном католическом агиобиографическом справочнике

"Святая Чехия", выпущенном издательством "Ceska katolicka charita" [1. S. 52] ему посвящена не развернутая справка с историческими сведениями, а заметка на полстраницы под заглавием "Святоиванский вопрос", написанная выдающимся ученым Ф.-В. Марешем, где выражается мало сомнений в позднем происхождении культа. По легенде, св. Иван, знатный хорват по происхождению, жил пустынником в глухом лесу недалеко от замка чешского

-->

стр. 115

князя Борживоя Тетина, благословил первую чешскую христианку - св. Людмилу и стал образцом святой отшельнической жизни. Место, где он подвизался, стало почитаться в народе и было названо Сватый Ян под Скалоу. Особого размаха его культ достиг в эпоху барокко, но еще ранее (с XIV в.) он иногда упоминается в сонме небесных патронов Чехии. Сейчас наблюдается новая волна его народного, неофициального почитания, что и вызвало появление рецензируемой книги.

Главная заслуга автора видится в сборе и систематизации материала разнообразного характера: легенд, преданий,сообщений хроник, фрагментов художественной литературы, изобразительного материала. Работа представляет собой этап на пути создания монографического исследования, поэтому скромно названа И. Шевчиком "альбомом". Однако все труды автора ставит под сомнение его явно некритическая, апологетическая позиция в отношении историчности существования св. Ивана, которое автор считает бесспорным, а сомнения в нем - заблуждениями ученых, среди которых были все крупнейшие чешские историки XIX-XX вв. В то же время И. Шевчик сам констатирует, что на современном этапе исследования нельзя безусловно доказать, существовал св. Иван или нет (S. 12).

Главным аргументом историчности св. Ивана для автора служит старославянская легенда, сохранившаяся в русской письменности ("Легенда А. Х. Востокова"), которую он датирует X в. и объявляет одним из старейших памятников в чешской письменности вообще, предшествовавшим знаменитому святовацлавскому циклу (S.13, 40). Однако в вопросе о русской рукописной традиции рассказа о пустыннике Иване (Иоанне) автор книги не предпринимал самостоятельных разысканий, вполне удовлетворившись сведениями из работ Й. Вашицы. Между тем, сюжет хотя и нечасто, но привлекал в более позднее время внимание и российских (точнее, еще советских) исследователей славянских литератур, межславянских культурных связей, а также (в связи с литературным окружением текста) позднего русского летописания и хронографии. Их наблюдения и выводы, оставшиеся автору "Святоивановского альбома" совершенно

116

неизвестными, плохо согласуются с его историко-филологическими построениями, вернее, не согласуются вовсе.

Еще в 1961 г. молодой тогда A.M. Пан-ченко обратился к рассмотрению данного вопроса в своей рецензии на чешские книги, посвященные чешско-русским связям [2. С. 647-652]. Уже тогда исследователь отметил существование двух точек зрения в научной литературе на датировку рассказа и время его появления на Руси и (пользуясь его же словами) решительно присоединился к мнению "скептиков", убедительно аргументировав это сходством самостоятельной версии с пассажами хроники Мартина Вельского и восходящих к ней прямо или опосредованно хроники А. Гваньини, Космографии в 76 главах и чешских статей Хронографа западнорусской редакции. Возвращался он к сюжету о пустыннике Иоанне и позднее -в статье "История вкратце о Бохеме" [3] и в обобщающей монографии "Чешско- русские литературные связи XVII в.", содержащие и критическое издание текста повести [4. С. 83-84], бесспорно самое серьезное на данный момент.

Практически одновременно с этим в литературе появилось и известие о древнейшем русском отдельном списке рассказа. Он находится среди статей, сопровождающих так называемый "Русский временник" - летописный свод, соединенный с Хронографом пространной редакции (ГИМ, собр. Черткова, N 1156. Л. 311-311 об.) [5. С. 426]. Кодекс датируется по филиграням 1620-ми годами, рассказ написан тем же почерком, что и сам летописно-хронографический свод, но текст существовал, вероятнее всего, уже к 1601 г. (этим годом датируется использованная в рукописи редакция Хронографа). Литературный "конвой" легенды в дополнительных статьях "Русского временника" (статьи "О папе римском Иване, которой был жонка", "О бискупе, которого живого мыши съели", "О чешской княгине, которую живу земля пожерла", "О Лютори Мартине", "О архиепископе Веньславе, что в Кракове" и др.) [5. С. 425, 426] отчетливо указывает на ее источник -переводную хронику. Вопрос заключается лишь в том, к какому именно русскому переводу Хроники Мартина Вельского восходит отдельная повесть. Начиная с 1560-х годов, когда эта хроника впервые

-->

стр. 116

фигурирует в описи царского архива [6. С. 253], переводы, вероятно, делались неоднократно, но их соотношение недостаточно изучено. В любом случае, оформление сюжета о пустыннике в самостоятельную повесть на русской почве приходится на время между серединой

XVI в. и 1620-ми годами (вероятно все-таки не позднее рубежа столетий).

Для доказательства древности легенды об Иване, представленной русскими списками XVII в., автор книги привлекает естественную (и одновременно единственную) аналогию - жития первых чешских святых князей Вацлава (Вячеслава) и его бабки Людмилы (к слову сказать, жены Борживоя, который по легенде натолкнулся на пустынника). Присутствие в русской литературе на протяжении всего Средневековья этих агиографических текстов, давно исчезнувших на их родине, действительно составляет одну из самых ярких страниц чешско- русских культурных связей древнейшего (XI в.) периода [7. С. 15-33; 8. С. 11-55]. Однако на деле эта аналогия достаточно жестко работает против умозрительных построений автора.

Нет спору, русская книжная традиция

XVII в. включает немало текстов, восходящих не только ко времени крещения Руси, но и более ранним инославянским (ве-ликоморавским, болгарским, чешским). Но во всех случаях гарантом древности подобных текстов обязательно служат более ранние списки, преимущественно XV в. - столетия полномасштабного возрождения русской книжной традиции после двух с лишним веков ордынского ига [9. С. 113-120; 10. С. 29-43]. И, напротив, нет памятников действительно древних (старше XV в.), которые сохранились бы в списках не ранее XVII в. Уже упоминавшееся житие Вацлава дошло в полном списке рубежа XV - XVI вв., а его сокращение, как и сокращение жития Людмилы, известно во многих списках не позднее конца XIV - начала XV в.

Кроме того, славянское житие Вацлава известно не только в русской, но и в хорватской глаголической традиции (в составе бревиариев), и при этом в списках даже более ранних - с конца XIII в. [11. S. 71, ПО, 138]. Учитывая происхождение пустынника Ивана в легенде ("Карвацкой земли королевич"), отсутст-

вие ранних известий о нем в хорватских рукописях выглядит (в свете версии о древности предания) более чем странным. На это, разумеется, можно возразить, что о его современнице чешской княгине Людмиле равным образом нет никаких известий в сербской рукописной традиции, хотя житие называет ее дочерью сербского князя (в данном случае неважно, что речь идет не о балканских, а о полабских сербах и, вероятно, о чешских хорватах). Здесь, однако, тоже есть существенная разница. Она заключается в том, что жития чешских князей (памятники несомненно древние) и легенда о пустыннике Иване бытуют в русских рукописях в различном жанрово-типологи-ческом контексте, а это, в свою очередь, объясняется разницей контекста историко-культурного. Жития давно и прочно включены здесь в структуру календарных паралитургических сборников уставных чтений и в XVII в. даже неоднократно издавались в составе Пролога (уместно также напомнить, что на Руси бытовал и древний славянский канон Вячеславу, включенный уже в самые ранние, около 1096 г. и ХП в., комплекты служебных Миней). Контекст же легенды об Иване совершенно иной - хронографы и космографии; нет и намека на какое-либо соседство с агиографией.

Таким образом, современниками (по дате появления в России) повести о пустыннике Иване и ее спутниками в рукописной традиции выступают отнюдь не древние жития первых чешских князей, а позднесредневековые историко-геогра-фические и историко-генеалогические легенды - "История вкратце о Бохеме", повесть о Брунцвике и связанная с нею недавно открытая и опубликованная Б. Н. Морозовым по списку конца XVI в. повесть о Штильфриде [12].

Все эти беллетризованные тексты восходят к знаменитой "Чешской хронике" Вацлава Гайека (XVI в.), влияние которой на последующую святоивановскую традицию признает и И. Шевчик, считающий, однако, что Гайек лишь художественно изложил недошедшее до нас первоначальное латинское житие и местные легенды. Первое известное нам латинское житие подвижника ("Капитулярная легенда") сохранилась в списке 1465 г. и несет в себе отголоски борьбы с гусита-

-->

стр. 117

ми по вопросу о причащении. Вряд ли можно согласиться с автором, что она возникла ранее, в начале XIV в. в Бржев-новском монастыре, так как иначе культ св. Ивана существовал бы, причем совершенно явно, в эпоху Карла IV с ее программным обращением к чешско-славянской традиции.

Тем не менее местная традиция почитания отшельника Ивана все же возникла весьма рано, о чем свидетельствует грамота Отакара I от 1205 г., сохранившаяся, правда, в копии XIV в. (S. 85). Вряд ли возможно принять точку зрения Й. Вашицы о том, что в Чехию Иван пришел из Корвейского монастыря для миссионерской деятельности, поскольку все легенды рисуют Ивана абсолютным отшельником, избегавшим любого человеческого общения. Почитание Ивана как иеремита обнаруживается в эпоху Рудольфа II с ее любовью к мистике. Празднуется повторное обретение мощей (1589 г.), создаются стихи и пьеса о св. Иване, организуются крестные ходы к его пещере под скалой. Эти же формы почитания резко усиливаются в эпоху барокко, что явно говорит о намерениях канонизировать Ивана. Причину, по которой этого все же не произошло, автор усматривает в "конкуренции" другого кандидата в новые святые - Яна Непо-муцкого и в критичности церковных властей, не нашедших Ивана в соответствующих собраниях, перечнях, патронациях эпохи Карла IV (S. 94, 107). Тем не менее, как справедливо отмечает автор, Иван стал "народным святым барокко" (S. 108). Главное достоинство книги И. Шевчика как раз и состоит в тщательно документированном описании размаха и форм этого культа в XVII-XVIII вв. Приведены барочные и более поздние народные тексты, дан перечень мест и топонимов, связанных со св. Иваном (иногда встречаются натяжки, как в случае со Студанкой и Сазавой; S. 122-123), список памятников изобразительного искусства по всей Чехии, где присутствует образ святого (составил М. Герольд) и др.

Говоря об останках пустынника, И. Шевчик впал в противоречие. С одной стороны, современное антропологическое их исследование согласуется с образом из легенд, с другой стороны, автор склоняется к версии, что останки захоро-

118

нены не в гробнице фактически местно-чтимого святого, а под огромным камнем в его пещере (S. 112), поэтому непонятно, насколько аутентичны кости, исследованные антропологами.

"Эпилог" книги - логическая конструкция, имеющая много допущений и актуализирующая вновь возникший интерес к пустыннику Ивану у современных католиков и православных. "Святоива-новский альбом" дает им необходимые и весьма обширные сведения, однако, к сожалению, не учитывает всей научной литературы, прежде всего российской, что ведет к явной односторонности интерпретации чрезвычайно интересного ис-торико-церковного сюжета.

© 2006 г.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Bohemia Sancta. Zivotopisy ceskych svetcu a pratel bozich. Praha, 1989.

2. Панченко A.M. Вопросы изучения чешско-русских литературных связей XVII в. // Труды отдела древнерусской литературы. М.; Л., 1960. Т. 16.

3. Панченко A.M. История вкратце о Бохе-ме // Труды отдела древнерусской литературы. М; Л., 1963. Т. 21.

4. Панченко A.M. Чешско-русские литературные связи XVII в. Л., 1969.

5. Насонов А. Н. История русского летописания XI - начало XVIII в.: Очерки и исследования. М, 1969.

6. Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV-XVI вв. Л., 1980.

7. Рогов А. И. Сказания о начале Чешского государства в древнерусской письменности. М, 1970.

8. Staroslovenske legendy ceskeho puvodu: Nejstarsf kapitoly z dejin cesko-ruskych kul-

turnich vztahu. Praha, 1976.

9. Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X-XVII вв.: эпохи и стили. Л., 1973.

10. Ту рилов А. А. Болгарские литературные памятники эпохи Первого царства в книжности Московской Руси XV-XVI вв. (заметки к оценке явления) // Славяноведение. 1995. N 3.

11. Pantelic M. Fragmenti hrvatoglagoljskoga brevijara starije redakcije iz 13. stoljeca // Slo-vo. Zagreb, 1993. Br. 41-43.

12. Славяноведение. 2004. N 4.

Постоянный адрес данной публикации: