Акад. Б. Греков

Славяне были известны античным народам давно, и до определенного времени интерес к славянству был, можно сказать, чисто научный. Славянами интересовались с точки зрения географического их положения. Так, например, римский ученый Плиний в I в. в. э. сообщает: (Некоторые писатели передают, что эти местности вплоть до реки Вистулы (Вислы) заселены сарматами, венедами (это и есть славяне. - Б. Г .), скифами, гиррами". Или греческий ученый II в. н. э. Птолемей обращает внимание на то, что "Сарматию занимают очень большие племена: венеды, вдоль всего Венедского залива..."

Но когда славяне, начиная с IV в. н. э. и особенно в VI в. стали проявлять большую активность, интерес к ним принял уже совсем другой характер. На славян готы и византийские греки смотрели уже как на большую силу, с которой необходимо считаться и которую надо изучать. Славянство, именно то, которое больше всего соприкасалось с Византией, т. е. южные и восточные славяне (их греки и готы называли "склавины" и "анты"), в это время уже очень заметно выходило из состояния родовых отношений и представляло собой военную демократию, т. е. находилось в переходном положении к обществу классовому и было накануне образования своего государства. Отдельные племена, в это время сливались в народ, в главе которого стоял военачальник, разделяющий власть с народным собранием, и советы старейшин. Народ был организован по-военному, так как именно такая организация была необходима для больших военных предприятий, с которыми, в это время выступали славяне.

Народ этого периода - это войско, а войско - народ. Это и есть военная демократия. Демократией называется этот строй потому, что на народных собраниях решаются все важнейшие дела, касающиеся всего народа. Готский историк Иордан говорит, что "славяне и анты... издревле живут в демократии и поэтому у них счастливые и несчастливые обстоятельства решаются сообща". Иордан подтверждает это положение убедительными примерами из подлинной жизни славян и антов. У этого воинственного народа выработалась и соответствующая идеология. Византийский писатель Менандр (конец VI в.) сообщает очень интересный факт. Когда авары потребовали от славян дани, славянский вождь Добрит ответил очень гордым и выразительным отказом, ссылаясь на силу своих мечей.

Иордан, придворный готский историк VI в., решительно не расположенный к славянам и не жалеющий красок для их отрицательной характеристики, вынужден, однако, признать, что теперь (т. е. в VI в.) венеды, анты и сплавины "по грехам нашим... свирепствуют повсюду", между тем как "тогда" (т. е. в IV в.) все подчинялись приказам Германариха"¹ (готского короля).

Византийцы, тоже не имевшие никаких оснований расхваливать славян, были гораздо справедливее. Они прямо указывают на прекрасные военные качества славян и антов. Прокопий, лучший представитель греческой исторической науки VI в., неоднократно дает как бы мимоходом характеристики славян как воинов. Эти варвары (речь идет об антах. - Б. Т. ) лучше всех других умели сражаться в гористых и трудных местах. Они уже "благодаря своей доблести... обратили врагов в бегство, произведя большое избиение"² . Эту

За помощь, оказанную при написании этого очерка, приношу благодарность И. У. Будовницу.

¹ "Вестник древней истории" М. 1(14) за 1941 год, стр. 232.

² Прокопий Кессарийский "De bello Gothico". III, 22 - 23.

характеристику Прокопий иллюстрирует обильным числам примеров, доказывающих уменье славян сражаться и побеждать¹ .

Прокопий указывает, что славяне умеют брать крепости: "Эти славяне, победители Асбада, (опытного византийского полководца. - Б. Г .), опустошив подряд всю страну, вплоть до моря, ваяли также приступом и приморский город по имени Топер, хотя в нем стоял военный гарнизон. Этот город был на Фракийском побережье и от Византии отстоит на 12 дней пути"² . В другом месте своего труда тот же автор пишет, что славяне производили значительные набеги на разные места Европы, "зимуя здесь, как в собственной земле, не боясь неприятеля". Позднее император послал против них отборное войско, во главе которого стояли (идет перечень крупных византийских вождей. - Б. Г .)... Произошел сильный бой, и римляне были разбиты наголову. "Здесь погибло много прекрасных воинов; вожди же, которым грозила близкая опасность попасть с остатками армии в руки врагов, с трудом спаслись бегством, кто куда мог. Варвары (славяне. - Б. Г. ) захватили знамя Константина и, не обращая внимания на римское войско, двинулись дальше"³ .

Византийский историк Менандр отзывается о славянском войске так же, как и Прокопий. Он указывает, что "Эллада была опустошена славянами". "Император Тиверий не имел достаточных сил противостоять и одной части неприятелей, тем менее всем вместе". Он отправил посольство к аварам с предложением напасть на славян. Авары согласились. Князь аваров Ваян обратился к "важнейшим князьям склавинского народа, требуя, чтобы они покорились аварам и обязались платить дань. Вождь славян Добрит и старейшины склавинские отвечали: "Родился ли на свете и согревается ли лучами солнца тот человек, который бы подчинил себе силу нашу? Не другие нашею землею, а мы чужою привыкли обладать. И в этом мы уверены, пока будут на свете война и мечи". Такой дерзкий ответ, продолжает Менандр, дали склавины, не менее хвастливо говорили и авары⁴ . Есть у нас все основания считать, что в этих, несомненно напыщенных, словах лежит сознание своей силы, создаваемой веками и сопутствующей всему народу в его военных предприятиях.

О воинственности антов, об их беспрерывных военных походах говорят все византийские писатели и Иордан; у Прокопия мы узнаем, что гунны, славяне и анты систематически опустошают Иллирию и Фракию, Элладу, доходят до Константинополя и пробираются к Херсонесу. Восточная Римская империя борется с Варварскими вторжениями совершенно теми же средствами, что и Западная: строит укрепления, совершает военные экспедиции против варваров, включает их в качестве федератов в свои войска. Славян и антов здесь мы видим в большом количестве и на высших военных должностях в самой Византии (Доброгез, Всеград, Сваргун, Хвалибуд и др.).

О военных качествах антов много и специально говорит Маврикий. В своем труде "Тактика и стратегия" Маврикий дает сведения о тех народах, которые так или иначе опасны для Византии ("которые тягостны для империи"), "для того, чтобы желающие воевать с ними могли Лучше приготовиться". Он рассматривает отдельно персов, скифов, т. е. аваров, турок и "подобные им народы", "рыжеволосые народы, т. е. франков, лангобардов", славян, антов и т. п. народы. Очень важно рассматривать эти характеристики народов параллельно, чтобы яснее стал удельный вес в глазах Маврикия каждого из этих народов. На фоне этих характеристик изображение военного строя и военных качеств славян не только не проигрывает, но имеет ряд преимуществ.

"Племена славян и антов, - пишет Маврикий, - ведут одинаковый образ жизни, у них одни нравы, любят свободу и не склонны ни к рабству, ни к повиновению, храбры, в особенности в своей земле, выносливы - легко переносят холод и жару, недостаток в одежде и в нище... Взятые в плен у них не обращаются навсегда в рабов, как у других народов (дальше идет хорошо известная характеристика быта славян и антов. - Б. Г .)... юноши их очень искусно владеют оружием..."⁵ . Маврикий сообщает, что славяне вооружаются двумя маленькими дротиками каждый, а некоторые и щитами, хотя и хорошо сделанными, но затрудняющими передвижение. Они употребляют также деревянные луки и маленькие стрелы, намазанные ядом. То же подтверждает и Прокопий: "Вступая в бой, они пешими идут на врагов со щитами и дротиками в руках". Славяне, как и германцы, в это время сражаются пешими. Конницы у них, как правило, нет. Еще Тацит отметил это обстоятельство. Венедов следует причислить скорее к германцам ввиду того, что они и дома прочные строят и

¹ Прокопий Кессарийский. Указ. соч. 29, III, 38 и др.

² Там же, 38.

³ Там же, III, 40.

⁴ "Вестник древней истории" М. 1(14), стр. 248.

⁵ Маврикий "Тактика и стратегия", стр. 187. Перевод с латинского Цибищева. 1903.

щиты имеют, я любят ходить и даже быстро. Все это совершенно чуждо сарматам, всю жизнь проводящим в кибитке и на коне".

Итак, из приведенных свидетельств совершенно ясно, что вооружены все мужчины, что вооружение их примитивно, что они представляют собой пешее войско. Впрочем, у нас есть известия и о знакомстве славян с морем.

VI век в истории славянского вооружения - век переломный. Столкнувшись с хорошо вооруженным и организованным византийским войском, славяне, для того чтобы победить, должны были перевооружиться, что они и сделали, к удивлению Византии, очень быстро. Иоанн Эфесский сообщает важное для нас известие о том, что славяне в VI в. сделали большие успехи в военном деле: "...они обзавелись оружием, которым научились владеть лучше, чем римляне" (византийцы). В конце VI в. славяне осадили византийскую крепость Фессалоники. Тут славяне пользовались осадными машинами.

Отсюда неизбежен вывод.

1. Славяне (анты) оказались достаточно сильными, чтобы в VI в. одолеть Византию и занять Балканский полуостров.

2. Сила их заключалась не только в их численности, но и в вооружении и военной технике, которую они переняли главным образом у Византии. Это не значит, конечно, что славяне, соприкасаясь с западноримским войском, не могли заимствовать вооружения, военного строя и тактики и у римлян. Известия иноземцев о славянах докиевского периода единогласно говорят об их храбрости, выносливости, способности ориентироваться и уменье побеждать.

Факты подтверждают эту характеристику. Восточные славяне уже в докиевский период своей истории укрепились на огромных пространствах Восточной Европы и в придунайских областях.

Относительно периода Киевского государства (IX-XI вв.) мы имеем огромное количество фактов, говорящих о том, что своих выдающихся военных свойств русский народ не потерял. Под главенством Киева, матери городов русских, сколочено было, главным образом силой оружия, самое большое в Европе государство. О русском войске X в. мы имеем отзывы византийского историка. Льва Диакона Калойского. Это - активный враг Руси, писавший свой труд под непосредственным впечатлением войны Руси с Византией. Тем интереснее для нас его отзыв о русской войске.

Лев Диакон пишет: "...сей народ отважен до безумия, храбр и силен..."¹ . "Говорят, что побежденные тавроскифы (так называли русских. - Б . Г .) никогда живые не сдаются неприятелям, но, вонзая в чрево мечи, себя убивают... страшась рабства, боясь служить своим врагам, они сами себя закалают"² . Оказавшись в безвыходном положении под Доростолом, Святослав, по сообщению Льва Диакона, не хотел сдаваться и обратился к войску со следующей речью: "Погибнет слава, спутница оружия россов, без труда побеждавшего соседние народы и без пролития крови покорявшего целые страны, если мы теперь постыдно уступим римлянам. Итак, с храбростью предков наших и с той мыслью, что русская сила была до сего времени непобедима, сразимся мужественно за жизнь нашу. У нас нет обычая бегством спасаться в отечество, но или жить победителями или, совершивши знаменитые подвиги, умереть со славою"³ . Можно было бы привести еще много мест из "Истории" данного автора и из других византийских и арабских авторов, подтверждающих эту характеристику русского войска.

В греческой политической поэзии этого времени имеется немало отзывов о русском народе и его военной силе. В одном из стихотворений в честь императора Никифора, толкнувшего Святослава на войну с болгарами, говорится: "Шесть лет я бессмысленно держал бразды народного правления. Столько же лет оставался связанный страшный скифский (т. е. русский. - Б. Г .) Марс". На могиле этого Никифора было начертано стихотворение, где подчеркивается его уменье держать соседские народы в состоянии страха, тогда как при его преемнике Иоанне Цимисхии началась война с Русью: "Печальное зрелище! Восстань ныне, царь, и собери пеших, конных, копейщиков, твое войско, фаланги и полки. На нас устремилось русское всеоружие"⁴ .Автор так называемой "Записки" греческого топарха тоже подчеркивает, что оружию Святослава покорились многие народы, и называет его "могучим большим войском и надменной силой в боях"⁵ .

Константин Багрянородный, несомненно, боялся Руси и надеялся получить от нее защиту у печенегов, которые врезались тогда клином между владениями Византии и Руси. Анна Комнен, дочь византий-

¹ Ли Диакон Калойский "История". Перевод Д. Попова, стр. 93. 1820.

² Там же, стр. 94.

³ Там же.

⁴ Васильевский В. "Труды". Т. II, I, стр. 114. СПБ. 1909.

⁵ Там же, стр. 160, 172.

ского императора Алексея, о русском войске, спасшем Византию от нашествия половцев, отзывается так: "Это были смелые и марсоподобрые люди"¹ . И от XI в. дошли до нас отзывы иностранцев о высоких военных качествах русского народа. Русские составляли главную военную силу византийского императора в XI веке. Русские всегда показывали свою военную доблесть: они решали битвы и в Италии, и Малой Азии, и на Кавказе² .

При встрече Руси с татарами Русь была разбита и надолго порабощена. Но ее поражение ни в малейшей степени не означает оскуднения присущего русскому народу мужества. Во всех битвах с татарами русские обнаруживали необычайную стойкость и бесстрашие. Не будь политической в это время распыленности русских сил, татарским ханам не пришлось бы властвовать над Русью Поражение Руси произошло оттого, что каждая небольшая часть русской земли защищала себя против огромных татарских полчищ в одиночку. Но и сами татары вынуждены были признать храбрость защитников русской земли. В 1240 г., когда был взят и уничтожен Киев, был пленен и ранен руководитель обороны Киева воевода Димитрий. "Димитрия же татары изведоша язвена и не убиша его мужества ради его". Так, по словам русского летописца, несомненно, заслуживающего полного доверия, татары оценили доблесть своего врага.

После татарского погрома Русь была отрезана от других европейских стран. Мало мы слышим отзывов о ней в Европе. И лишь по мере собирания русского народа вокруг Москвы, по мере ослабления татарского ига снова замечается интерес к России и на Западе и на Востоке.

Ионанн Фабр, переводчик при русском посольстве, в донесении Фердинанду, инфанту испанского, сообщает о нравах и обычаях московитян (1526 г.):

"... Великий князь, когда ему бывает нужно вести войну с татарами, или с кафским государем, или с кем-нибудь иным, в самое короткое время может собрать войска до 200000 или 300000, или сколько понадобится, так что нет другого государства, где бы было более покорности императору своему и где бы самая высшая слава и честь состояли в совершенной и неизменной, беспрекословной готовности умереть за государя своего... После сего можно ли удивляться, что с столь сильною конницею, подобною рою пчел, одерживают россияне блистательнейшей победы над турками, татарами и другими народами. Прежде они, подобно парфянам, побеждали врагов, действуя более отступательным, нежели наступательным образом и бросая из луков стрелы; ныне же, напротив, с большим искусством производят и выдерживают нападения, действуют огнестрельным оружием и расставляют удивительной величины строи"³ .

О значении русской конницы в 20-х годах XVI в. говорит и другой иностранец, хорошо знавший тогдашнюю Россию. Это австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн, посетивший Россию дважды (1517 и 1526 гг.). Приезжал он в Москву для переговоров о мире между Россией и Польшей и имел возможность не только наблюдать современную ему Москву, но и изучать ее прошлое, что он и делал весьма обстоятельно и усердно. Конечно, он мог не коснуться русского войска. Говоря о великом князе Василии Ивановиче, современник его Павел Иовий Новокомский указывает на его внешнюю красоту, выдающиеся духовные качества и "ратные подвиги": "... он вышел победителем из шестилетней борьбы с ливонцами, которые под предлогом этой войны возбудило против него семьдесят два союзных города... Также и поляков... он разбил в бою, а вождя их Константина, русского родом, взял в плен и, сковав цепями, привез в Москву! А спустя некоторое время он и сам побежден был в большом сражении при Борисфене (Днепр. - Б. Г. ) выше города Орши.., но все же город Смоленск, занятый ранее московитами, остался во владении Василия... А против татар и с неоднократным успехом... сильно мстя им за обиды, причиненные их внезапными набегами. Василий обычно может выставить для войны больше ста пятидесяти тысяч конницы". О количестве пехоты этот автор не говорит, но подчеркивает ненужность пехоты в условиях, при которых Москва ведет свои войны. Она пишет по этому предмету так: "Пешие войска почти ни к чему не пригодны в этих обширных пустынях, как по своему одеянию, которое у них развевается и доходит до пят, так и по привычкам их врагов, которые упражняются при воинской службе в набеге и быстрой езде, чем в правильном сражении или схватке". Этим Павел Иовий Новокомский дает понять, что при данных обстоятельствах необходима именно конница, имеющаяся в изобилии в распоряжении Василия Ивановича. Далее автор указывает на "верное городское население, которое несет караульную службу". "Во время войны, - заключает

¹ Васильевский В. "Труды". Т. I, стр. 102.

² Там же, стр. 214 - 217, 296 и др.

³ "Отечественные записки" N 70. Ч. 25-я, стр. 298 - 300. СПБ. 1826.

свою характеристику русского войска Павел Иовий Новокомский, - открывается благородное поприще для истинной доблести и вообще во всякой отрасли управления имеются превосходныя и полезныя учреждения, так что каждый совершенный им поступок получает в удел или вечную награду или вечный стыд"¹ .

Время Ивана Грозного тоже нашло отражение в различных записках иноземцев. Английский мореплаватель Ричард Ченслор, в 1553 г. попавший в Россию и установивший торговые связи между Россией и Англией, ушел ознакомиться с московской жизнью, так как приезжал в Москву еще раз в 1555 г. и в общей сложности пробыл в России около 2 лет. О русском государстве и войске Ченслор дает очень любопытное сообщение. Об Иване Грозном он говорит так: "Этот князь - повелитель и царь над многими странами, и его могущество изумительно велико. Он в состоянии выставить в поле 200 или 300 тысяч человек, и если он идет сам походом, то оставляет на всех границах своего государства немалое число воинов. На границах Лифляндии он оставляет 40 тысяч, на границе Литвы - 60 тысяч, а против Ногайских татар также - 60 тысяч, что даже удивительно слышать"² .

О войске он отзывается так: "Теперь - о их ведении войны: на поле битвы оно действуют без всякого строя. Они с криком бегают кругом почти никогда не дают сражений своим врагам и действуют только украдкой. Но я думаю, что нет под солнцем людей, столь привычных к суровой жизни, как русские: никакой холод их не смущает, хотя им пригодится проводить в поле два месяца в такое время, когда стоят морозы и снега выпадает более, чем на ярд. Простой солдат не имеет ни палатки, ни чего-либо иного, чтобы защитить свою голову. Наибольшая их защита от непогоды - это войлок, который они выставляют против ветра и непогоды, а если пойдет снег, то воин отгребает его, разводит огонь и ложится около него. Так подступает большинство воинов великого князя, за исключением дворян, имеющих особые собственные запасы. Однако такая жизнь в поле не столь удивительна, как их выносливость, ибо каждый должен добыть и нести провизию для себя и для своего коня на месяц или на два, что достойно удивления. Сам он живет овсяной мукой, смешанной с холодной водой, пьет воду. Его конь ест зеленые ветки и т. п., стоит в отрытом холодном поле без крова и все-таки работает и служит ему хорошо. Я спрашиваю вас: много ли нашлось бы среда ваших хвастливых воинов таких, которые могли бы пробыть с нами в поле хотя бы только месяц? Я не знаю страны поблизости от вас, которая могла бы похвалиться такими людьми и животными. Что могло бы выйти из этих людей, если бы они упражнялись и были обучены строю и искусству цивилизованных войн? Если бы в землях русского государя нашлись люди, которые растолковали бы ему то, что сказало выше, я убежден, что двум самым лучшим могущественным христианским государям было бы не под силу бороться с ним, принимая во внимание степень его власти, выносливость его народа, скромный образ жизни, как людей, так и коней, и малые расходы, которые причиняют ему войны, ибо он не платит жалованья никому, кроме странцев"³ .

Михаил Литвин, иначе Михалон, о средствах обороны Русского государства при Иване Грозном говорит так: "Свободу защищает он (Иван Грозный. - Б. Т .) не сукном мягким и не золотом блестящим, а железом; народ у него всегда в оружии: крепости снабжены постоянными гарнизонами; мира он не вымаливает, силу отражает силою, воздержанию татар противопоставляет воздержанию своего народа, трезвости трезвость, искусству искусство..."⁴ .

Рейнгольд Гейдетштейн, польский историк, секретарь Стефана Батория, принимавший участие в воине с Россией, стало быть, врал России, о русском народе и войске дает такой отзыв. В своей записке о московской войне (1578 - 1582) он пишет: "...народ... высказывал во время войны невероятную твердость при защите в охранении крепостей, а перебежчиков было вообще весьма мало. Много, напротив, нашлись и во время этой самой войны таких, которые предпочли верность к князю, даже с опасностью для себя, величайшим наградам"⁵ .

В характере русских, "кроме верности к князю, можно отметить еще крайнюю

¹ Павел Иовий Новокомский "Книга о посольстве Василия, Великого государя Московского к папе Клименту VII". См. Герберштейн С. "Записки о московских делах", стр. 274 - 275. СПБ. 1908.

² "Английские путешественники в Московском государстве XVI в.", стр. 59, Огиз. 1033.

³ Там же, стр. 60.

⁴ Михалон Литвин "О нравах татар, литовцев и московитан". Архив истор. -юрид. сведений, относящихся до России", издаваемый Н. Калачовым. Кн. 2-я, половина 2, отделение пятое, стр. 35. М. 1854.

⁵ Гейденштейн Рейнгольд "Записки о московской войне (1578 - 1582)". СПБ. 1889.

выносливость при всякого рода труда, при голоде и при других тягостях, а также презрение к самой смерти"¹ .

"Стефан Баторий рассказывал Посеввину, что в литовских крепостях находили московских ратников, которые, едва дыша от утомления и голода, еще оборонялись от осаждающих, чтобы до конца не нарушить верности своему государю. "Этим только и берут они, - добавляет от себя Пассевин"² .

Даже Флетчер, озлобленный против России вследствие неудачи своей миссии (он был прислан в Россию по делам англо-русской торговой компании, успеха никакого не имел, принят был крайне сухо и не был допущен к царскому столу) и по своим политическим взглядам относившийся отрицательно к сильной централизованной власти, все же, хотя и с оговорками, о русском войске дал положительный отзыв:

"Если бы Русский солдат с такою же твердостию духа исполнил те или другие предприятия, с какою он переносит нужду и труд, или столько же был способен к войне, сколько равнодушен к своему помещению и пище, то далеко превзошел бы наших солдат, тогда как теперь много уступает и в храбрости, и в самом исполнении военных обязанностей. Это происходит частию от его райского состояния, которое не дозволяет развиться в нем сколько-нибудь значительной храбрости или доблестям, а частию от недостатка в почестях и наградах, на которые ему нет никакой надежды, какую бы услугу он ни оказал"³ . Тут мы видим осуждение, но не самого бойца, а государственной системы, мешающей развиться высокие качествам русского бойца.

Француз Маржерет, типичный кондотьер, капитан русской службы при Борисе Годунове и Лжедмитрии, служивший около 6 лет в русском войске, конечно, прекрасно знал его слабые и сильные стороны. Свидетельствуя о неустрашимости русского войска, он в то же время видит ряд недочетов в организации армии. Он считает так же, как и все вышеуказанные авторы, что в коннице главная сила Русской армии"⁴ . "Лучшая пехота... состоит из стрельцов и казаков"⁵ . Маржерет в своих "Записках" не приводит ничего такого, что могло бы послужить материалом для осуждения той армии, в которой он сам служил и вместе с которой участвовал в боях с поляками.

За XVII веж у нас есть более полные отзывы о русской армии.

Саксонец Адам Олеарий, известный ученый и дипломат, в 1636 г. отправленный в составе шлезвиг-гольштинского посольства к Михаилу Федоровичу и персидскому шаху Сефи с целью завязать торговые сношения с Москвой и Персией, пробыл зиму в Нарве, летом проехал через Новгород в Москву, где и провел 4 месяца. В 1638 г. Олеарий снова был в Москве со вторым посольством и пробыл здесь 2 месяца. В 1643 г. он еще раз был в Москве. Он много и умело наблюдал жизнь русского народа. Его книга, где описана деятельность посольства, в котором участвовал сам автор, - прекрасный источник по истории России XVII века. Олеарий интересовался не только тем, что сам мог видеть, но и прошлый русского народа. О военных качествах русских воинов он сообщает интересные факты: "Полководец шведского короля Яков де ла Гарди принудил эту крепость (Нотебург, Орешек. - Б. Г .) сдаться. Осажденные русские держались в ней до тех пор, пока у них не осталось всего два человека, и когда, по условию сдачи, войско должно было выйти из крепости со своими котомкам, то оказалось всего два солдата, которые на допрос "Где же прочие?" отвечали: "Мы одни только и остались, а все другие померли от заразы"⁶ .

"Русские (речь идет о зависимых людях. - Б . Г .)... строго повинуются своим господам и военачальникам, верно и крепко стоят за них, и если бы у них были опытные чужеземные полковники и вожди (а в этом-то у них и большой недостаток), то они способны оказать подвиги великой храбрости и богатырского духа, хотя более в крепостях и городах, чем в открытом поле, как это видели уже мы из приведенного выше примера с двумя русскими, оставшимися при сдаче крепости. Такое же мужество оказали русские в войне с поляками в 1579 г., когда при осаде замка Сукколя поляки обстреливали их жестоким огнем и русские упорно стояли ладом к лицу с неприятелем, несмотря на то, что от пожара на них горели их платья". В этой же тайге и в том же месте упоминается об осаде и завоевании монастыря Падиса в Ливонии, где русские держались так упорно, что при сдаче крепости, изнуренные голодом,

¹ Гейденштейн Рейнгольд "Записки о московской войне (1578 - 1582)". СПБ. 1889.

² Ключевский В. "Сказания иностранцев о Московском государстве", стр. 105. Петроград. 1918.

³ Флетчер Дж. "О государстве русском", стр. 68. СПБ. 1905.

⁴ "Сказания современников о Дмитрии Самозванце". "Записки" Маржерета, стр. 58. СПБ. 1837.

⁵ Там же, стр. 63.

⁶ "Чтения в Обществе истории и древностей Российских" (Чтения). Кн. I, стр. 20, 1868.

же могли выйти навстречу шведам к крепостным воротам. Писатель с удивлением прибавляет те этому известию: "Вот каковы должны быть воины в крепостях: по приказанию своего начальника они готовы отважиться на все"¹ .

Яков Рейтенфельс в своих "Сказаниях светлевшему герцогу тосканскому Козьме Третьему о Московии" сообщает интересные сведения о русском войске 70-х годов XVII века. Он сам был в Москве в 1670 - 1672 гг. и мот не только видеть русское войско, но и ознакомиться с военной историей русского государства. Он пишет: "Об отважных делах русских подробно и последовательно рассказывают не только их собственные, но иноземные летописи... Я не буду говорить здесь, - продолжает он, - о давних, равно как и новейших военных походах русских против отдаленных скифов, литовцев, поляков, турок, шведов, греков, римлян и других народов, в которых они всегда сражались весьма храбро. Поистине они, нисколько не став менее отважными, и по сию пору... усердно поддерживают войною свою прежнюю славу"² .

"Прежняя слава" была спутницей русского оружия и при Петре, и при Суворове, и при Кутузове.

Эти, далеко не исчерпывающие отзывы иностранцев о русском войске свидетельствуют о том, что все они признают блестящие боевые качества русского воина.

Русская земля всегда защищалась доблестью и силой своих сынов. Высокие военные качества русского воина нашли свой расцвет в Красной Армия, геройски защищающей родину и вызывающей восхищение народов всего мира.

¹ "Чтения..." Кн. III, стр. 190 - 191.

² "Чтения..." Кн. III, стр. 124. М. 1905; Яков Рейтенфельс "Сказания". Кн. III, 3. Падуя. 1680.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Б. ГРЕКОВ:

Комментарии: