Libmonster ID: RU-10543
Автор(ы) публикации: А. И. ДЕНИКИН

КРУШЕНИЕ ВЛАСТИ И АРМИИ. Февраль - сентябрь 1917.

ТОМ ПЕРВЫЙ. ВЫПУСК ВТОРОЙ.

Генерал А. И. Деникин

Глава XVIII. Военные реформы: генералитет и изгнание старшего командного состава

Одновременно с подготовкой к наступлению в армии шли реформы и так называемая "демократизация". На всех этих явлениях необходимо остановиться теперь же, так как они предрешили как исход летнего наступления, так и конечные судьбы армии.

Военные реформы начались с увольнения огромного числа командующих генералов - операция, получившая в военной среде трагишутливое название "избиения младенцев". Началось с разговора военного министра Гучкова и дежурного генерала Ставки1 Кондзеровского. По желанию Гучкова Кондзеровский на основании имевшегося материала составил список старших начальников с краткими аттестационными отметками. Этот список, дополненный потом многими графами различными лицами, пользовавшимися доверием Гучкова, и послужил основанием для "избиения". В течение нескольких недель было уволено в резерв до полутораста старших начальников, в том числе 70 начальников пехотных и кавалерийских дивизий.

Гучков приводит такие мотивы этого мероприятия*: "В военном ведомстве давно свили себе гнездо злые силы - протекционизма и угодничества. С трибуны Государственной Думы я еще задолго до войны указывал, что нас ждут неудачи, если мы не примем героических мер... для изменения нашего командного состава... Наши опасения, к несчастью, оправдались. Когда произошла катастрофа на Карпатах, я снова сделал попытку убедить власть сделать необходимое, но вместо этого меня взяли под подозрение... Нашей очередной задачей (с началом революции) было дать дорогу талантам. Среди нашего командного состава было много честных людей, но многие из них были не способны проникнуться новыми формами отношений, и в течение короткого времени в командном составе нашей армии было произведено столько перемен, каких не было, кажется, никогда ни в одной армии... Я сознавал, что в данном случае милосердия быть не может, и я был безжалостен по отношению к тем, которых я считал неподходящими. Конечно, я мог ошибаться. Ошибок, может быть, были даже десятки, но я советовался с людьми знающими и принимал решения лишь тогда, когда чувствовал, что они совпадают с общим настроением. Во всяком случае, все, что есть даровитого в командном составе, выдвинуто нами. С иерархией я не счи-


Продолжение. См. Вопросы истории, 1990, NN 3 - 6.

* Речь на съезде делегатов фронта 29 апреля 1917 года.

стр. 107


тался. Есть люди, которые начали войну полковыми командирами, а сейчас командуют армиями... Этим мы достигли не только улучшения, но и другого, не менее важного: провозглашение лозунга "дорогу таланту"... вселило в души всех радостное чувство, заставило людей работать с порывом, вдохновенно"...

Гучков был прав в том отношении, что армия наша страдала и протекционизмом, и угодничеством; что командный состав ее комплектовался не из лучших элементов и, в общем, далеко не всегда был на высоте своего положения. Что "чистка" являлась необходимой и по мотивам принципиальным, и по практическим соображениям: многое сокровенное после "свобод" стало явным, дискредитируя и лиц, и символ власти. Но несомненно также, что принятый порядок оценки боевой пригодности старшего генералитета, отражавший не всегда беспристрастные мнения, заключал в себе элементы случайности и субъективности. Ошибки были несомненно. В список попали и средние начальники, не выделявшиеся ни в ту, ни в другую сторону, каких большинство во всех армиях; попали и некоторые достойные генералы.

Я должен, однако, признать, что многие из уволенных вряд ли представляли особенную ценность для армии. Среди них были имена одиозные и анекдотические, державшиеся только благодаря инертности и попустительству власти. Я помню, как потом по разным поводам генералу Алексееву вместе со мной приходилось перебирать списки старших чинов резерва в поисках свободных генералов, могущих получить то или иное серьезное назначение или ответственное поручение. Поиски обыкновенно были очень нелегки: хорошие генералы - обиженные увольнением или потрясенные событиями - отказывались, прочие были неподходящими. В частности, когда явилась надобность послать нечто вроде военно-сенаторской ревизии на Кавказ, то из огромных списков извлекли всего две фамилии: одна принадлежала генералу, рапортовавшемуся больным, другая... была немецкой*. Ревизия не состоялась. Помню и такой эпизод: когда в вагоне Гучкова обсуждалось раз замещение какой-то открывшейся вакансии, в его списках нашли имена 2 - 3 генералов, ранее не особенно двигавшихся по службе, ныне же отмеченных решительно во всех графах выдающимися.

Что же дали столь грандиозные перемены армии? Улучшился ли действительно в серьезной степени командный состав? Думаю, что цель эта достигнута не была. На сцену появились люди новые, выдвинутые установившимся правом избирать себе помощников - не без участия прежних наших знакомых - свойства дружбы и новых связей. Разве революция могла переродить или исправить людей? Разве механическая отсортировка могла вытравить из военного обихода систему, долгие годы ослаблявшую импульс к работе и самоусовершенствованию? Быть может, выдвинулось несколько единичных "талантов", но наряду с ними двинулись вверх десятки, сотни людей случая, а не знания и энергии. Эта случайность назначений усилилась впоследствии еще больше, когда Керенский отменил на все время войны как все существовавшие ранее цензы, так и соответствие чина должности при назначениях (июнь), в том числе, конечно, и ценз знания и опыта.

Передо мною лежит список старших чинов русской армии к середине мая 1917 г., т. е, как раз к тому времени, когда гучковская "чистка" была окончена. Здесь - Верховный главнокомандующий, главнокомандующие фронтами, командующие армиями и флотами и их начальники штабов. Всего 45 лиц**. Мозг, душа и воля армии! Трудно оценивать их боевые способности соответственно их последним должностям, ибо стратегия и вообще военная наука в 1917 году потеряла в значи-


* С этим обстоятельством приходилось считаться ввиду настроения солдат.

** Пяти не знаю, поэтому исключил их вовсе.

стр. 108


тельной степени свое применение, став в подчиненную рабскую зависимость от солдатской стихии. Но мне прекрасно известна деятельность этих лиц по борьбе с "демократизацией", т. е. развалом армии. Вот численное соотношение трех различных группировок (в командном составе. У автора - таблица. - Ред.): Верховный Главноком., команд. арм., ком. флот. Оппортунисты: поощрявшие демократизацию - 9, не боровш. против демократизации - 5; боровшиеся против демократизации - 7. Начальники штабов (соответственно) - 6, 6, 7. Всего: 15, 11, 14 (40).

Из них впоследствии, с 1918 года, участвовало или не участвовало в борьбе: В антибольшев. организац. Оппортунисты: поощрявшие демократизацию - 2, не боровш. против демократизации - 7; боровшиеся против демократизации - 10, всего - 19. У большевиков (соответственно - 6, 1, 7. Отошли в сторону - 7, 4, 3, 14.

Таковы результаты реформы наверху военной иерархии, где люди находились на виду, где деятельность их привлекала к себе критическое внимание не только власти, но и военной и общественной среды. Думаю, что не лучше обстояло дело на низших ступенях иерархии.

Но если вопрос о справедливости мероприятия может считаться спорным, то лично для меня не возникает никакого сомнения в крайней нецелесообразности его. Массовое увольнение начальников окончательно подорвало веру в командный состав и дало внешнее оправдание комитетскому и солдатскому произволу и насилию над отдельными представителями командования. Необычайные перетасовки и перемещения оторвали большое количество лиц от своих частей, где они, быть может, пользовались приобретенными боевыми заслугами, уважением и влиянием; переносили их в новую, незнакомую среду, где для приобретения этого влияния требовалось и время, и трудная работа в обстановке, в корне изменившейся. Если к этому прибавить продолжавшееся в пехоте формирование третьих дивизий, вызывавшее, в свою очередь, очень большую перетасовку командного состава, то станет понятным тот хаос, который воцарился в армии.

Такой хрупкий аппарат, каким была армия в дни войны и революции, мог держаться только по инерции и не допускал никаких новых потрясений. Допустимо было только изъять безусловно вредный элемент, в корне изменить систему назначений, открыв дорогу достойным, и предоставить затем вопрос естественному его течению, во всяком случае без излишнего подчеркивания и не делая его программным.

Кроме удаленных этим путем начальников, ушло добровольно несколько генералов, не сумевших помириться с новым режимом, в том числе Лечицкий и Мищенко, и много командиров, изгнанных в революционном порядке - прямым или косвенным воздействием комитетов или солдатской массы. К числу последних принадлежал и адмирал Колчак.

Перемены шли и в дальнейшем, исходя из различных, иногда прямо противоположных взглядов на систему ведения армии, нося поэтому необыкновенно сумбурный характер и не допуская отслоения определенного типа командного состава. Алексеев уволил главнокомандующего Рузского и командующего армией Радко-Дмитриева за слабость военной власти и оппортунизм. Он съездил на Северный фронт и, вынеся отрицательное впечатление о деятельности Рузского и Радко-Дмитриева, деликатно поставил вопрос об их "переутомлении". Так эти отставки и были восприняты тогда обществом и армией. По таким же мотивам Брусилов уволил Юденича. Я уволил командующего армией (Квецинского) - за подчинение его воли и власти дезорганизующей деятельности комитетов в области "демократизации" армии.

Керенский уволил Верховного главнокомандующего Алексеева, главнокомандующих Гурко и Драгомирова за сильную оппозицию "демокра-

стр. 109


тизации" армии; по мотивам прямо противоположным уволил и Брусилова - чистейшего оппортуниста. Брусилов уволил командующего 8-й армией генерала Каледина - впоследствии чтимого всеми Донского атамана - за то, что тот "потерял сердце" и не пошел навстречу "демократизации". И сделал это в отношении имевшего большие боевые заслуги генерала в грубой и обидной форме, сначала предложив ему другую армию, потом возбудив вопрос об удалении. "Вся моя служба, - писал мне тогда Каледин, - дает мне право, чтобы со мной не обращались как с затычкой различных дыр и положений, не осведомляясь о моем взгляде".

Генерал Ванновский, смещенный с корпуса командующим армией Квецинским по несогласию на приоритет армейского комитета, немедленно вслед за этим получает, по инициативе Ставки, высшее назначение - армию на Юго-западном фронте. Генерал Корнилов, отказавшийся от должности главнокомандующего войсками петроградского округа, "не считая возможным для себя быть невольным свидетелем и участником разрушения армии... Советом рабочих и солдатских депутатов", назначается потом главнокомандующим фронтом и Верховным главнокомандующим. Меня Керенский отстраняет от должности начальника штаба Верховного главнокомандующего по несоответствию видам правительства и за явное несочувствие его мероприятиям и тотчас же допускает к занятию высокого поста главнокомандующего Западным фронтом.

Были и обратные явления: Верховный главнокомандующий генерал Алексеев долго и тщетно делал попытки сместить стоявшего во главе Балтийского флота выборного командующего адмирала Максимова2 , находившегося всецело в руках мятежного исполнительного комитета Балтийского флота. Необходимо было фактическое изъятие из окружающей среды этого принесшего огромный вред командующего, так как комитет его не выпускал, и Максимов на все предписания прибыть в Ставку отвечал отказом, ссылаясь на критическое положение флота... Только в начале июня Брусилову удалось избавить от него флот, ценою... назначения начальником морского штаба Верховного главнокомандующего!..

И много еще можно было привести примеров невероятных контрастов в идейном руководстве армией, вызванных столкновением двух противоположных сил, двух мировоззрений, двух идеологий.

* * *

Я уже говорил раньше, что весь командующий генералитет был совершенно лоялен в отношении Временного правительства. Сам позднейший "мятежник" - генерал Корнилов - говорил когда-то собранию офицеров: "Старое рухнуло! Народ строит новое здание свободы, и задача народной армии всемерно поддержать новое правительство в его трудной, созидательной работе" ...Командный состав, если и интересовался вопросами общей политики и социалистическими опытами коалиционных правительств, то не более, чем все культурные русские люди, не считая ни своим правом, ни обязанностью привлечение войск к разрешению социальных проблем. Только бы сохранить армию и то направление внешней политики, которое способствовало победе. Такая связь командного элемента с правительством - сначала "по любви", потом "из расчета" - сохранилась вплоть до общего июньского наступления армии, пока еще теплилась маленькая надежда на перелом армейских настроений, так грубо разрушенная действительностью. После наступления и командный состав несколько поколебался...

Я скажу более: весь старший командный состав армии совершенно одинаково считал ту "демократизацию армии", которую проводило пра-

стр. 110


вительство, недопустимой. И если в таблице, приведенной мною выше, мы встретили 65% начальников, не оказавших достаточно сильного протеста против "демократизации" (разложения армии), то это зависело от совершенно других причин: одни делали это по тактическим соображениям, считая, что армия отравлена и ее надо лечить такими рискованными противоядиями, другие - исключительно из-за карьерных побуждений. Я говорю не предположительно, а исходя из знания среды и лиц, со многими из которых вел откровенную беседу по этим вопросам. Генералы, широко образованные и с большим опытом, не могли, конечно, проводить искренно и научно такие "военные" взгляды, как, например: Клембовский, предлагавший поставить во главе фронта триумвират из главнокомандующего, комиссара и выборного солдата; Квецинский - "снабдить армейские комитеты особыми полномочиями от военного министра и Центрального комитета Совета рабочих и солдатских депутатов, дающими им право действовать от имени комитета". Вирановский, предлагавший весь командный состав обратить в "технических советников", передав всю власть комиссарам и комитетам!"...

Керенский в своей книге рассказывает про "разгром Юго-западного фронта", который начался якобы, "как только генерал Корнилов перевел туда Деникина* и Маркова. Там началось генеральное уничтожение всех командующих, сочувственно относившихся к войсковым организациям"... Это не вполне точно: я на Юго-западном фронте удалил только одного генерала Вирановского, желая в армии иметь полководцев, а не "технических советников". Этот эпизод вызвал ряд "обличительных" телеграмм правительству комиссаров Гобечио и Иорданского, грозное постановление исполнительного комитета Юго-западного фронта и по совокупности "явно отрицательного отношения моего к выборным войсковым организациям" (последнее вполне справедливо) - требование, предъявленное Корнилову управляющим военным министерством Савинковым3 и верховным комиссаром Филоненко о моем отчислении**...

Как все это странно. Передо мною интересный документ, характеризующий тот сумбур, который должен был происходить в умах солдат и войсковых организаций: письмо от 30 июня генерала Духонина4 , бывшего начальником штаба Юго-западного фронта, к генералу Корнилову - тогда командующему 8-й армией: "Милостивый Государь, Лавр Георгиевич! Главнокомандующий по долгу службы приказал сообщить Вам нижеследующие сведения о деятельности командира 2-го гвардейского корпуса, генерала Вирановского и штаба этого корпуса, полученные от войсковых организаций и относящиеся к двадцатым числам июня сего года. В корпусе создалось настроение против наступления. Генерал В., будучи сам противником наступления, заявил дивизионным комитетам, что он ни в каком случае не поведет гвардию на убой. Ведя собеседование с дивизионными комитетами, генерал В. разъяснял все невыгоды и трудности наступления, выпавшие на долю корпуса, и указывал на то, что ни справа, ни слева, ни сзади никто не поддержит корпус. Чины штаба корпуса вообще удивлялись, как главнокомандующий мог давать такие задачи, неразрешимость которых ясна даже солдатам-делегатам. Штаб корпуса был занят не тем, чтобы изыскать способы выполнить поставленную корпусу трудную задачу, а старался доказать, что эта задача невыполнима".

Бедная революционная демократия! Как трудно ей было разбираться в истинной сущности военных вопросов, за решение которых она взялась, и отличить "врагов" от "друзей"...


* Я был назначен главнокомандующим Юго-западного фронта в конце июля.

** 25 августа 1917 года в Ставке.

стр. 111


Позднее к тем рубрикам, которые приведены в моей таблице, прибавилась еще одна графа - чистых демагогов, как, например, Черемисов*, Верховский**, Вердеревский***, Егорьев, Сытин****, Бонч-Бруевич***** и другие. Первые три успели выйти кратковременно на верх иерархической лестницы в период заката Временного правительства, прочие - нет. Но все они, за исключением Вердеревского, как и следовало ожидать, заняли довлеющие им крупные посты в большевистском командовании.

Насколько лоялен был высший командный состав, можно судить по следующему факту: в конце апреля генерал Алексеев, отчаявшись в возможности самому лично остановить правительственные мероприятия, ведущие к разложению армии, перед объявлением знаменитой декларации прав солдата послал главнокомандующим шифрованный проект сильного и резкого коллективного обращения от армии к правительству; обращение указывало на ту пропасть, в которую толкают армию; в случае одобрения проекта обращения его должны были подписать все старшие чины до начальников дивизий включительно. Фронты, однако, по разным причинам отнеслись отрицательно к этому способу воздействия на правительство. А временный главнокомандующий Румынским фронтом, генерал Рагоза - позднее украинский военный министр у гетмана - ответил, что, видимо, русскому народу Господь Бог судил погибнуть, и потому не стоит бороться против судьбы, а, осенив себя крестным знамением, терпеливо ожидать ее решения!.. Это буквальный смысл его телеграммы.

Таковы были настроения и нестроения на верхах армии. Что касается категории начальников, неуклонно боровшихся против развала армии, то многие из них, независимо от большей или меньшей веры в успех своей работы, независимо от ударов судьбы, шаг за шагом разрушавшей надежды и иллюзии, независимо даже от предвидения некоторыми того темного будущего, которое уже давало знать о своем приближении тлетворным дыханием разложения, шли по тернистому пути, против течения, считая, что это их долг перед своим народом. Шли с поднятой головой, встречая непонимание, клевету и дикую ненависть, до тех пор, пока хватало сил и жизни.

Глава XIX. "Демократизация армии": управление, служба и быт

Для проведения "демократизации армии" и вообще реформ в военном ведомстве, "соответствующих новому строю", Гучковым была учреждена комиссия под председательством бывшего военного министра Поливанова******. в состав ее вошли представители от военной комиссии Государственной Думы и от Совета р. и с. д. В морском ведомстве работала подобная же комиссия под председательством видного деятеля Государственной Думы Савича. Мне известна более работа первой, и потому я и остановлюсь на ней. Законопроекты, выработанные в поливановской комиссии, предварительно их утверждения, шли на одобрение военной секции Исполнительного комитета Совета р. и с. д., имевшей большой вес и часто занимавшейся самостоятельным военным законотворчеством.

Ни один будущий историк русской армии не сможет пройти мимо поливановской комиссии - этого рокового учреждения, печать которого


* Главнокомандующий Северным флотом.

** Военный министр.

*** Морской министр.

**** Начальники дивизий.

***** Генерал для поручений на Северном фронте и в Ставке.

****** Умер в Риге в 1920 г., где достоял экспертом Советского правительства в делегации по заключению мира с Польшей.

стр. 112


лежит решительно на всех мероприятиях, погубивших армию. С невероятным цинизмом, граничащим с изменой Родине, это учреждение, в состав которого входило много генералов и офицеров, назначенных военным министром, шаг за шагом, день за днем проводило тлетворные идеи и разрушало разумные устои военного строя. Зачастую, задолго до утверждения, делались достоянием печати и солдатской среды такие законопроекты, которые в глазах правительства являлись чрезмерно демагогическими и не получали впоследствии осуществления; они, однако, принимались в армии и вызывали затем напор на правительство снизу. Военные члены комиссии как будто соперничали друг перед другом в смысле раболепного угождения новым повелителям, давая обоснование и оправдание своим авторитетом их разрушающим идеям. Лица, присутствовавшие в комиссии в качестве докладчиков, передавали мне, что в заседаниях ее можно было услышать иногда протестующий голос гражданских лиц, предостерегающий от увлечений, но военных - почти никогда.

Я затрудняюсь понять психологию этих людей, которые так быстро и так всецело подпали под влияние и власть толпы. Из списка военных членов комиссии к первому мая видно, что большинство из них - представители штабов и учреждений, по преимуществу петроградских (25) и только 9 от армии, и то, по-видимому, не все они строевые чины. Петроград имел свою психологию, отличную от армейской.

Важнейшие и наиболее тяжело отразившиеся на армии демократические законы касались организации комитетов, о которых изложено в главе XX, дисциплинарного воздействия, военно-судебных реформ* и, наконец, пресловутой декларации прав солдата. Дисциплинарная власть начальников упразднена вовсе. Ее восприняли дисциплинарные ротные и полковые суды. Они же должны были разрешать "недоразумения", возникавшие между солдатами и начальниками. О значении лишения дисциплинарной власти начальника говорить много не приходится: этим актом вносилась полная анархия во внутреннюю жизнь войсковых частей и дискредитировался законом начальник. Последнее обстоятельство имеет первостепенное значение. И революционная демократия использовала этот прием во всех, даже самых мелких, актах своего правотворчества.

Судебные реформы имели своею конечной целью ослабление влияния в процессе назначаемых военных судей, введение института присяжных и общее значительное ослабление судебной репрессии. Упразднены военно-полевые суды, каравшие быстро и на месте за ряд очевидных и тяжких воинских преступлений, как то: измена, бегство с поля сражения и т. д. Отменено заочное разбирательство дел о побеге к неприятелю воинских чинов и добровольной сдаче в плен, чем была возложена на правительственные и общественные органы забота о материальном положении семейств заведомых изменников наравне с действительными защитниками родины.

По проекту присяжного поверенного Грузенберга, военно-окружный суд должен был иметь состав: одного председателя-юриста и шесть** выборных членов (3 офицера и 3 солдата), причем эта коллегия не только решала вопрос о виновности подсудимого (без председателя), но и вопрос о наказании, идя, таким образом, по пути расширения прав присяжных значительно дальше гражданского судопроизводства. Характерно, что Главное военно-судное управление задолго до переформирования судов, минуя Ставку, предписало армиям, "ввиду предстоящей


* Важнейшие из реформ военно-судебного и военно-уголовного характера проводились в особой комиссии под сильным влиянием начальника главного военно-судного управления, генерала Апушкина.

** В мирное время 8.

стр. 113


демократизации судов", приостановить разбор дел... Таким образом, около 1 1/2 месяца военные суды не действовали вовсе.

Будучи убежденным сторонником института присяжных для общего гражданского суда и общегражданских преступлений, я считаю его совершенно недопустимым в области целого ряда чисто воинских преступлений, и в особенности в области нарушения военной дисциплины. Война - явление слишком суровое, слишком беспощадное, чтобы можно было регулировать его мерами столь гуманными. Психология "подчиненного" резко расходится в этом отношении с психологией начальника, редко подымаясь до ясного понимания государственной необходимости. Как мог состав присяжных, вышедших из той же среды, что и комитеты, не разделить их шаткого и переменчивого мышления в области политики и в особенности военной дисциплины? Если организованная и крепкая армия может управляться только единой волей вождя, а не желанием "большинства", олицетворяемого выборными коллективными органами, то и жизнь и воля ее должна регулироваться твердым ясным законом, не подверженным воздействию психологических и политических колебаний момента. Верховная власть может прекратить войну, изменить закон, изгнать вождей и распустить войска. Но пока существует армия и ведется война, закон и начальник должны обладать всей силой пресечения и принуждения, направляющей массу к осуществлению целей войны.

"Демократизация" военного суда могла бы иметь некоторое оправдание разве только в том, что, подорвав доверие к офицерству вообще, надо было создать и судебные органы смешанного, выборного состава, то есть теоретически заслуживающего доверия революционной демократии.

Но и эта цель достигнута не была. Ибо военный суд - один из устоев порядка в армии - попал всецело во власть толпы. Органы сыска были разгромлены революционной демократией. Следственное производство встречало непреодолимые препятствия со стороны вооруженных людей, а иногда и войсковых революционных учреждений. Вооруженная толпа, заключавшая в себе зачастую много преступных элементов, всей своей необузданной, темной силой давила на судейскую совесть, предрешая судебные приговоры. Разгромы корпусных судов, спасение бегством присяжных заседателей, позволивших себе вынести неугодный толпе приговор, или расправа с ними - явления заурядные. В Киеве слушалось дело известного большевика штабс-капитана гвардейского гренадерского полка Дзевалтовского*, обвинявшегося, совместно с 78 сообщниками, в отказе принять участие в наступлении и в увлечении своего полка и других частей в тыл. Процесс происходил при следующей обстановке: в самом зале заседания присутствовала толпа вооруженных солдат, выражавшая громкими криками свое одобрение подсудимым; Дзевалтовский по дороге из гауптвахты в суд заходил вместе с конвоирами в местный Совет солдатских и рабочих депутатов, где ему устроена была овация; наконец, во время совещания присяжных перед зданием суда выстроились вооруженные запасные батальоны с оркестром музыки и пением "Интернационала". Дзевалтовский и все его соучастники были, конечно, оправданы.

Таким образом, военный суд мало-помалу был упразднен. Было бы ошибочно, однако, приписывать новое направление в области юридического творчества исключительно давлению советов. Оно находило оправдание и в образе мыслей Керенского, который говорил: "Я думаю, что насилием и механическим принуждением в настоящих условиях войны, где действуют огромные массы, добиться ничего невозможно. Временное правительство за три месяца работы убедилось в необходимости


* В 1921 г. советский посол в Китае.

стр. 114


обращения к разуму, совести и долгу граждан и в том, что этим можно достигнуть желательных результатов"*.

В самом начале революции, указом 12 марта, Временное правительство отменило смертную казнь. Либеральная печать встретила этот акт рядом патетических статей, выражавших мысли весьма гуманные, но лишенные понимания обстановки, в которой живет армия, и всякого предвидения. Русский аболиционист, управляющий делами Временного правительства Набоков5писал по этому поводу: "Отрадное событие - признак истинного великодушия и проницательной мудрости... Смертная казнь отменена безусловно и навсегда... Наверно, ни в одной стране нравственный протест против этого худшего вида убийства не достигал такой потрясающей силы, как у нас... Россия присоединилась к государствам, не знающим более стыда и позора судебных убийств"**.

Интересно, что министерство юстиции представило все же на утверждение власти два проекта, причем в одном из них смертная казнь оставлялась как кара за тягчайшие воинские преступления (шпионство и измена); однако военно-судебное ведомство, возглавлявшееся генералом Апушкиным, категорически высказалось за полную отмену смертной казни.

Но настали июльские дни. Россию, привыкшую уже к анархическим вспышкам, все же поразил тот ужас, который повис на полях битвы в Галиции, у Калуша и Тарнополя. Как хлыстом ударили по "революционной совести" телеграммы правительственных комиссаров Савинкова и Филоненко, а также и генерала Корнилова, потребовавших немедленного восстановления смертной казни. "Армия обезумевших темных людей, - писал Корнилов 11 июля, - не ограждаемых властью от систематического разложения и развращения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит. На полях, которые нельзя даже назвать полями сражения, царит сплошной ужас, позор и срам, которых русская армия еще не знала с самого начала своего существования... Меры правительственной кротости расшатали дисциплину, они вызывают беспорядочную жестокость ничем не сдерживаемых масс. Эта стихия проявляется в насилиях, грабежах и убийствах... Смертная казнь спасет многие невинные жертвы ценой гибели немногих изменников, предателей и трусов".

12 июля правительством восстановлена смертная казнь и военно-революционные суды, заменившие собою прежние военно-полевые. Разница заключалась в том, что состав новых судов - выборный (3 офицера и 3 солдата) из списка присяжных или из состава войсковых комитетов. Впрочем, вызванная давлением на правительство командования, комиссаров, комитетов мера эта (восстановление смертной казни) заранее была обречена на неудачу: Керенский впоследствии и а "Демократическом совещании" оправдывался перед демократией: "Подождите, чтобы хоть один смертный приговор был подписан мною, и тогда я позволю вам проклинать меня"... С другой стороны, состав судов и приведенные выше условия их деятельности также не могли способствовать проведению ее в жизнь: почти не находилось ни судей, способных вынести смертный приговор, ни комиссаров, желающих утвердить его. По крайней мере на моих фронтах подобных случаев не было. Наряду с этим через два месяца деятельности военно-революционных судов в военно-судном управлении накопилась богатая литература, как от военных начальников, так и от комиссаров, установивших "вопиющие нарушения норм судопроизводства, неопытность и невежество судей"***...

К числу карательных мер, проводившихся в порядке верховного уп-


* Речь 20 мая в Ставке.

** "Речь" от 18 марта 1917 года.

*** Комиссариат Юго-западного фронта.

стр. 115


равления или командования, относится расформирование мятежных полков. Недостаточно продуманная мера эта вызвала совершенно неожиданные последствия: провокацию мятежа именно с целью расформирования. Ибо моральные элементы - честь, достоинство полка - давно уже обратились в смешные предрассудки. А реальные выгоды расформирования для солдат были несомненны: полк уводился надолго из боевой линии, месяцами расформировывался, состав его много времени развозился по новым частям, которые таким путем засорялись элементом бродящим и преступным. Всей тяжестью своей это мероприятие, в котором наряду с военным министерством и комиссарами виновна и Ставка, в конце концов ложилось опять-таки на неповинный офицерский состав, терявший свой полк - семью, свои должности и принужденный скитаться по новым местам или переходить на бедственное положение резерва.

Кроме полученного таким путем отрицательного элемента, войсковые части пополнялись и непосредственно обитателями уголовных тюрем и каторги в силу широкой амнистии, данной правительством преступникам, которые должны были искупить свой грех в рядах действующей армии. Эта мера, против которой я безнадежно боролся, дала нам и отдельный полк арестантов - подарок Москвы, и прочные анархистские кадры в запасные батальоны. Наивная и неискренняя аргументация законодателя, что преступления были совершены в силу условий царского режима и что свободная страна сделает бывших преступников самоотверженными бойцами, не оправдалась. В тех гарнизонах, где почему- либо более густо сконцентрировались амнистированные уголовные, они стали грозой населения, еще не видав фронта. Так, в июне в томских войсковых частях шла широкая пропаганда массового грабежа и уничтожения всех властей; из солдат составлялись огромные шайки вооруженных грабителей, которые наводили ужас на население. Комиссар, начальник гарнизона совместно со всеми местными революционными организациями предприняли поход против грабителей и после боя изъяли из состава гарнизона ни более ни менее, как 2300 амнистированных уголовных.

Преобразования должны были коснуться всего высшего управления армией и флотом, но поливановская и савичевская комиссии провести их не успели, будучи распущены Керенским, сознавшим, наконец, весь вред, ими принесенный. Комиссии успели лишь подготовить демократизацию высших учреждений Военного и Морского Советов путем введения в них выборных солдат. Это обстоятельство имеет тем более курьезный характер, что по мысли законодателя эти Советы должны были состоять из людей, богатых знанием и опытом и способных разрешать вопросы организации, службы, быта, военно-морского законодательства и финансовых смет вооруженных сил России. Такое влечение некультурной части демократии к чуждым ей сферам деятельности имело и дальнейшее широкое развитие. Так, например, многими военными училищами правили до известной степени комитеты из училищной прислуги, в большинстве даже неграмотной, а в дни большевизма в состав советов в университетах входили не только профессора и студенты, но и сторожа.

Я не буду останавливаться на мелких работах комиссии по реорганизации армии и изменению уставов и перейду к наиболее крупным из них - комитетам и "декларации прав солдата".

Глава XX. "Демократизация армии": комитеты

Важнейшим фактором демократизации явились выборные коллегиальные учреждения, начиная от военной секции Совета р. и с. д. и кончая комитетами и советами разного наименования в воинских частях

стр. 116


и управлениях армии, флота и тыла; учреждения войсковые смешанного типа (офицерско- солдатские), чисто солдатские и солдатско-рабочие.

Комитеты и советы возникали везде как одна из общеизвестных форм революционной организации, выработанная до революции и санкционированная в начале ее приказом N 1. В Петрограде выборы от войск в совет рабочих депутатов назначены были 27 февраля, а первые войсковые комитеты появились, в силу известного приказа N 1, 1-го марта; в Москве избрание солдат в местный совет р. д. произошло в первые же дни революции и 3 марта было подтверждено приказом "зауряд-командовавшего"6 войсками округа, подполковника Грузинова. К апрелю и в армии, и в тылу почти повсюду действовали уже самочинные комитеты и советы разного направления, состава и круга деятельности, вносившие невероятный сумбур в стройную систему военной иерархии и организации.

В первый месяц революции правительство и военная власть не принимали никаких мер ни к ликвидации, ни к введению в известные рамки этого опасного явления. Недооценивая вначале его возможные последствия, рассчитывая на сдерживающее влияние в новых организациях офицерского элемента, пользуясь иногда комитетами для сглаживания острых вспышек в солдатской среде, как пользуется врач малыми дозами яда, вводимыми в больной человеческий организм, правительство и командование отнеслись к возникновению этих военных организаций с колебанием, нерешительностью, но вместе с тем и с полупризнанием. Гучков в Яссах (9 апреля) говорил военным делегатам: "Скоро состоится съезд делегатов от всех организаций армии, тогда будет выработан и общий нормальный устав. Пока же организуйтесь, как умеете, пользуйтесь существующими организациями и работайте над общим единением".

В Минске на торжественном открытии съезда военных и рабочих депутатов Западного фронта, 7 апреля, присутствовали и выступали с речами как представитель Исполнительного комитета Государственной Думы Родзянко, так и председатель Совета р. и с. д. Чхеидзе, и главнокомандующий Западным фронтом генерал Гурко... Что касается Совета рабочих и солдатских депутатов, то он в самой категорической форме требовал введения в армии солдатских организаций, считая их главным основанием демократизации.

К апрелю положение настолько запуталось, что власть не могла долее отстранять от себя решение вопроса о комитетах. В конце марта в Ставке состоялось совещание, в котором приняли участие Верховный главнокомандующий, министр Гучков, его помощники и чины штаба. Участвовал и я как будущий начальник штаба Верховного главнокомандующего. Совещанию предложен был готовый проект закона, привезенный из Севастополя полковником генерального штаба Верховским*, составленный на основании положения, уже действовавшего в Черноморском флоте. Диспут свелся к борьбе двух крайних мнений, представленных мною и Верховским.

Верховский тогда уже начал свою демагогическую деятельность, на первых порах снискавшую ему расположение в солдатско-матросской среде. За ним был опыт, хотя и кратковременный, организации этой среды, доказательность приведением множества бытовых примеров - не знаю из жизни или из области фантазии, - эластичность убеждений и импонирующее красноречие. Он идеализировал комитеты, доказывал их большую пользу и необходимость, даже государственность, как начала, регулирующего бесформенное стихийное солдатское движение, горячо отстаивал расширение круга ведения и прав комитетов.


* Будущий военный министр.

стр. 117


Я указал, что введение комитетов - мера, которую не в состоянии будет переварить армейский организм, что оно равносильно разрушению армии. И если власть не в силах побороть это явление, то необходимо ослабить его опасные последствия. Средствами для этого я считал ограничение деятельности комитетов хозяйственными функциями, усиление в составе их офицерского элемента и приостановку развития организации вверх, чтобы не создавать объединения и возглавления ее в крупных войсковых соединениях, какими являлись дивизии, армии и фронты. К сожалению, мне удалось отстоять свои положения лишь в самой незначительной степени, и 30 марта вышел приказ Верховного главнокомандующего N 51 "о переходе к новым формам жизни", призывавший "офицеров, солдат и матросов к дружной от сердца совместной работе в деле водворения в войсковых частях строгого порядка и прочной дисциплины".

Общие начала "положения" заключались в следующем: 1) Основные задачи всей организации: а) усиление боевой мощи армии и флота, дабы довести войну до победного конца; б) выработка новых форм жизни воина-гражданина свободной России; в) содействие просвещению среди армии и флота. 2) Форма организации: постоянные органы - комитеты ротные, полковые, дивизионные и армейские; временные органы - съезды корпусные, фронтовые и центральный при Ставке; последний выделяет постоянный совет*; 3) Съезды созываются соответственными начальниками или же по инициативе армейских комитетов. Все постановления съездов и комитетов прежде опубликования утверждаются соответственными начальниками. 4) Круг ведения комитетов ограничивался вопросами поддержания порядка и боеспособности (дисциплина, борьба с дезертирством и т. д.), внутреннего быта (увольнения в отпуск, взаимоотношения и т. д.), хозяйственными (контроль над довольствием и снабжением) и просветительными. 5) Вопросы боевой подготовки и обучения части безусловно никакому обсуждению не подлежат. 6) Состав комитетов определялся пропорцией выборных представителей - один офицер на двух солдат.

Для характеристики падения дисциплины на верхах я должен упомянуть о распоряжении генерала Брусилова, отданном тотчас по получении "положения", очевидно, под влиянием войсковых организаций: из ротных комитетов этим распоряжением офицеры исключались вовсе, а в высших комитетах пропорция офицеров уменьшалась до 1/3 и даже 1/6...

Но прошло всего лишь две недели, и военное министерство, не считаясь со Ставкой, опубликовало свое, новое положение, составленное в знаменитой Поливановской комиссии при участии представителей Совета рабочих и солдатских депутатов**. Это новое "положение" вводило существенные поправки: офицерский состав комитетов уменьшен; дивизионные комитеты изъяты***, в число задач комитетов вошло "принятие законных мер против злоупотреблений и превышений власти должностных лиц своей части"; если ротному комитету воспрещалось "касаться боевой подготовки и боевых сторон деятельности части", то такой оговорки относительно полковых комитетов уже не было; при этом командир полка мог обжаловать, но не имел права приостановить постановление комитета; наконец, на комитеты возлагалась обязанность входить в сношения с политическими партиями, без всякого ограничения, о посылке в части депутатов, ораторов и литературы для разъяснения программ перед выборами в Учредительное Собрание.


* Таким образом, приказ в смысле возглавления организации пошел даже далее требований, шедших тогда снизу.

** Председатель секции - генерал Апушкин.

*** Фактически сохранились и дивизионные и корпусные.

стр. 118


Этот акт, санкционировавший превращение армии во время тяжкой войны в арену для политической борьбы и лишавший начальника права быть хозяином своей части, явился одним из главных этапов по пути разрушения армии. Интересно сопоставить взгляд по этому вопросу в армии анархиста Махно, выраженный в приказе одного из его "командующих войсками" Володина, от 10 ноября 1919 года: "Ввиду того, что всякая партийная агитация в данный боевой момент вносит сильную разруху в чисто боевую работу повстанческой армии, категорически объявляю всему населению, что всякая партийная агитация до окончательной победы над белыми, мною совершенно воспрещена"...

Через несколько дней, ввиду протеста Ставки, военное министерство приказало немедленно "приостановить введение в жизнь приказа в части, касающейся комитетов. Там, где таковые уже организованы, можно их оставить, чтобы не вносить путаницы и дезорганизации". Министерство признало необходимым переработать главу о комитетах на основаниях приказа Верховного главнокомандующего, "более отвечающего нуждам войск"...

Таким образом, армия к середине апреля имела многочисленные системы войсковой организации: свои нелегальные, созданные до апреля, установленную Ставкой и вводимую министерством*. Эти противоречия, перемены, перевыборы могли бы поставить части в большое затруднение, если бы комитеты сами не упростили вопроса: они отбросили все сдерживающие и регулирующие рамки и начали действовать по своему усмотрению.

Наконец, во всех населенных пунктах, где только квартировали войска или военные учреждения, образовались местные солдатские советы или Советы солдатских и рабочих депутатов, не подчинявшиеся никаким нормам и сделавшие своей главной специальностью укрытие дезертиров и беззастенчивую эксплуатацию городских и земских управлений и населения. С ними власть не боролась вовсе, их не трогали, и только в конце августа военное министерство, выведенное из терпения бесчинствами этих "тыловых учреждений", сообщило печати, что оно "предполагает заняться разработкой особого положения о них".

Кто же входил в состав комитетов? Настоящего боевого элемента, живущего интересами армии, понимающего условия ее быта, проникнутого военными традициями, в них было очень мало. Доблесть, мужество, преданность долгу - все эти невесомые ценности не имели спроса на арене митингового строительства новой жизни. Солдатская масса, к великому сожалению, невежественная, неграмотная, уже развращенная, не доверявшая своим начальникам, выбирала своими представителями по преимуществу людей, импонировавших ей хорошо связанной речью, внешней политической полировкой, вынесенной из откровений партийной литературы; но больше всего - беззастенчивым угождением ее инстинктам. Как мог состязаться с ними настоящий воин, призывавший к исполнению долга, повиновению и к борьбе за Родину, не щадя жизни? Хорошие офицеры, если и выбирались в низшие комитеты, то редко проходили в высшие, растворяясь в чуждой им среде и постепенно отсеиваясь. У них не было ни доверия среди солдат, ни желания работать в комитетах, ни, может быть, достаточного политического образования. В высших комитетах скорее можно было найти хорошего и государст-


* Вот перечень общих армейских организаций при штабе одной из армий Северного фронта, не считая множества местных в каждой отдельной части, управлении и команде: Армейский комитет (основной). Отдел офицерского союза. Исполнительные комитеты военных врачей, ветеринарных врачей, сестер милосердия, военно-медицинских фельдшеров, военно-ветеринарных фельдш.; солдат: литовцев, поляков, украинцев, мусульман, эстонцев, грузин; военных чиновников; чинов интендантства; чинов автотехнической службы; зауряд-военных чиновников; чинов радиотелеграфа; нестроевых чинов армии; призванных 4-ой категории. Общество офицеров генерального штаба армии.

стр. 119


венно мыслящего солдата, чем офицера, ибо человек в солдатском мундире мог говорить толпе то, что она не позволила бы сказать офицеру.

Русская армия стала управляться комитетами, составленными из элементов, чуждых ей, большею частью случайно попавших в ее ряды, представлявших скорее межпартийные социалистические, нежели военные, органы.

Казалось в высокой степени странным и обидным для армии то обстоятельство, что во главе фронтовых съездов, представлявших несколько миллионов бойцов, множество отличных частей со старой и славной историей, имевших в рядах своих офицеров и солдат, которыми могла бы гордиться всякая армия в мире, что во главе этих съездов были поставлены такие чуждые ей люди: Западного фронта - штатский, еврей, с.-д. большевик Познер; Кавказского - штатский, с.-д. меньшевик, грузинский шовинист Гегечкори; Румынского - соц.-рев., врач, грузин Лордкипанидзе.

Весьма любопытна оценка из другого мира, данная составу тогдашних военных организаций Бронштейном (Троцким): "Армия должна была послать своих представителей в революционные организации ранее, чем ее политическое самосознание могло подняться хоть в слабой степени до уровня революционных событий... Следовательно, кого же солдаты могли выбрать депутатами? Конечно, тех из своей среды, которые представляли в ней интеллигенцию и полуинтеллигенцию, т. е. тех, которые обладали хотя бы самым малым политическим образованием и которые могли его использовать. Таким образом, внезапно интеллигенты из мелкой буржуазии достигли волею армии небывалых высот. Врачи, инженеры, адвокаты, вольноопределяющиеся, которые перед войной вели самый обыкновенный образ жизни и никогда не претендовали ни на какую высокую роль, очутились вдруг представителями армейских корпусов и даже целых армий. И они сразу почувствовали себя "вожаками" революции. Их политическая идеология соответствовала как нельзя лучше колебаниям и недостаточной сознательности в революционных массах... В то же время эта мелкая демократическая буржуазия в своей гордости революционных "parvenus" (выскочек. - Ред.) испытывала глубочайшее недоверие и к своим собственным силам и в отношении массы, которая все же изумительно выросла. Несмотря на то что эти интеллигенты называли себя социалистами и считались таковыми, они относились к политическому всемогуществу крупной буржуазии, к ее занятиям и методам с плохо скрываемым почтением"*.

* * *

Чем же занимались эти войсковые организации, которые должны были перестроить на новых началах "самую свободную армию в мире"?** Я приведу перечень вопросов***, подвергавшихся обсуждению, с большими или меньшими вариантами, на фронтовых съездах, давших затем соответственное направление фронтовым и низшим комитетам. 1) Об отношении к правительству, Совету рабочих и солдатских депутатов и Учредительному Собранию. 2) Об отношении к войне и миру. 3) О демократической республике, как желательной форме государственного устройства. 4) Аграрный вопрос. 5) Рабочий вопрос.

Внесение всех этих жгучих политических и социальных проблем, разрешаемых радикально, часто демагогически, возбуждавших партийную, классовую и корпоративную борьбу и вражду, в поколебленную и без того армию, стоявшую лицом к лицу с сильным и жестоким про-


* Троцкий. L?avenement du bolchevisme. 1919 г.

** Определение Керенского.

*** Кроме вопросов, подлежавших действительно их компетенции.

стр. 120


тивником, не могло пройти без потрясения. Но и в вопросах военной службы и быта на первом же съезде (Минском), пользовавшемся исключительным вниманием военной и гражданской власти, прозвучали нотки, заставившие нас сильно призадуматься: звание "офицера" упразднить, единоличную дисциплинарную власть упразднить, предоставить комитетам право устранения плохо аттестуемых ими начальников и т. д. ...С первых же дней своего существования комитеты повели борьбу за расширение своих прав в широком диапазоне от "права участия в управлении армией" до формулы "вся власть советам" (комитеты - как полномочные органы совета).

Впрочем, первое время отношение войсковых комитетов к Временному правительству было вполне лояльным, и чем ниже комитет, тем отношение лучше. Целый ряд постановлений о беспрекословном подчинении Временному правительству, ряд приветствий, делегаций, высланных войсками, которых беспокоили слухи о двоевластии и противодействии правительству со стороны Совета рабочих и солдатских депутатов, - все это заполняет весенние столбцы петроградских газет. Позднее, вследствие агитационной работы приобретавшего все большее значение Совета, это настроение переживало различные фазисы, получив наиболее яркую директиву в приведенной мною ранее резолюции Съезда делегатов Советов рабочих и солдатских депутатов в начале апреля: "Совещание призывает революционную демократию России, организуясь и сплачивая свои силы вокруг Советов, быть готовой дать решительный отпор всякой попытке правительства уйти из-под контроля демократии или уклониться от выполнения принятых на себя обязательств".

Если высшие комитеты увлекались более политической деятельностью и углублением в армии "революционных начал", то низшие постепенно начали овладевать вопросами службы, быта и жизни войсковых частей, устраняя, ослабляя и дискредитируя власть командного состава. Понемногу установилось фактическое право смещения и выбора начальников, ибо положение начальника, которому "выразили недоверие", становилось нетерпимым. Таким путем, например, на Западном фронте, войсками которого я командовал, к июлю месяцу ушло до 60 старших начальников, от командира корпуса до полкового командира включительно.

Но наиболее страшным явилось стремление комитетов, по своей инициативе и под давлением войск, вторгаться и в чисто боевые тактические распоряжения начальников, затрудняя донельзя или ставя иногда в положительную невозможность ведение операций. Связанный, спутанный, обезличенный, лишенный власти и поэтому безответственный начальник не мог уже вести с уверенностью войска на поле победы и смерти...

Но так как власти не стало, начальникам поневоле приходилось обращаться за содействием к комитетам, которые действительно иногда влияли умиротворяюще на разбушевавшихся солдат, вели борьбу с дезертирством, улаживали обостренные отношения между офицерами и солдатами, призывали к исполнению приказов и вообще поддерживали, внешне по крайней мере, подпорки здания, начинавшего давать сильные трещины. Эта положительная сторона деятельности некоторых комитетов до сих пор еще вводит в заблуждение их апологетов, в том числе Керенского. Я не могу спорить с людьми, думающими, что можно возвести здание, один день ставя сруб, а на другой - растаскивая бревна.

Как на положительную сторону деятельности комитетов указывают и на личное участие их членов в наступлении, ознаменованное гибелью некоторых из них... Нет ничего удивительного, что некоторые члены комитетов исполнили честно свой долг, но в результате и на Юго-западном

стр. 121


фронте, где комитеты пользовались исключительным вниманием главного командования (Брусилов, Гутор), и у меня, на Западном фронте, все они сознались в полном своем бессилии не только двинуть войска вперед, но и "остановить их безумное, паническое бегство". Это обстоятельство станет еще более понятным, когда мы увидим ниже, кто входил в состав комитетов.

Так шла видимая и невидимая работа войсковых организаций, чередуясь между патриотическими призывами и интернациональными лозунгами, между помощью командирам и их низвержением, между выражением доверия или недоверия Временному правительству и ультимативным требованием новых сапог и суточных денег членам комитета... Бытописатель русской армии, изучив некогда это явление, придет в изумление от того непонимания законов существования вооруженной силы, которое обнаружено много раз комитетской деятельностью и литературой.

Особенно демагогически настроены были тыловые и флотские комитеты. Балтийский флот пребывал все время в состоянии, близком к анархии, Черноморский был значительно лучше и держался прочно до июня. Трудно даже учесть огромный вред, принесенный разбросанными по всей стране тыловыми комитетами и советами, среди которых надменность соперничала с поразительным невежеством. Я ограничусь приведением лишь нескольких примеров, характеризующих эту деятельность в разных ее проявлениях.

Областной комитет армии, флота и рабочих Финляндии в середине мая выпустил декларацию, в которой, не удовлетворяясь данной Финляндии Временным правительством автономией, заявляет о необходимости предоставления ей полной свободы и о том, что "со своей стороны будет поддерживать всеми доступными мерами все шаги революционных организаций, направленные к скорейшему достижению и разрешению этого вопроса".

Центральный комитет Балтийского флота совместно с вышеназванным комитетом в тревожные дни выступления большевиков в Петрограде (начало июля) объявил: "Вся власть Всероссийскому Совету р. и с. депутатов! Сплотимся вокруг революционной борьбы нашей трудовой демократии за власть!" - и не выпустил в Петроград кораблей, вызванных Временным правительством для подавления мятежа.

Комитет Минского военного округа незадолго до наступления уволил на полевые работы всех солдат запасных батальонов в свои губернии. Я велел предать суду состав комитета, но вряд ли это распоряжение имело какие-либо последствия, так как военное министерство, невзирая на мои предложения, не установило законной ответственности членов комитета - коллегиального учреждения, выносящего свои решения по большинству голосов, иногда тайным голосованием.

Наконец, приведу один курьезный бытовой эпизод: комитет одного из конских депо на моем фронте постановил поить лошадей только один раз в сутки, благодаря чему большая часть лошадей пала.

Было бы несправедливостью отрицать существование и положительных примеров в деятельности и постановлениях "тыловых организаций", но эти примеры тонут бесследно и безрезультатно в общей анархической волне, поднятой и их руками.

Несомненно, наиболее важным вопросом с военной точки зрения являлось отношение комитетов к войне и, в частности, к готовившемуся наступлению. В главе XI-й я очертил те внутренние противоречия, которые резко проявлялись как в сознании членов Совета и Съездов, так и в тех двойственных, неискренних директивах, которые были даны ими армейским организациям и сводились к приятию войны, наступления, но без победы.

стр. 122


Это положение и было в общем усвоено и проводимо в жизнь высшими комитетами, за исключением, впрочем, комитета Западного фронта, который в июне вынес резолюцию большевистского характера, сводившуюся к следующему: война порождена захватной политикой правительства; поэтому единственным средством прекращения войны является борьба объединившейся демократии всех стран против своих правительств; окончание же войны путем решительной победы одних держав над другими послужит лишь к укреплению военщины во вред демократии. Пока на фронте было затишье, войска сравнительно спокойно относились ко всем этим словопрениям и резолюциям высших организаций. Но когда настало время готовиться к переходу в наступление, во многих людях заговорили шкурные побуждения, и готовые формулы пораженческих идей пришлись как нельзя более кстати. Наряду с комитетами, продолжавшими выносить патриотические резолюции, некоторые войсковые организации, отражая мнение частей или проводя свое собственное, резко пошли против идеи наступления. Целые полки, дивизии, даже корпуса на активных фронтах, и особенно на Северном и Западном, отказывались от производства подготовительных работ, от выдвижения в первую линию. Накануне наступления приходилось назначать крупные военные экспедиции для вооруженного усмирения частей, предательски забывших свой долг.

* * *

Я хочу дать совершенно объективную картину деятельности одной из крупных организаций - "Армейского комитета XI армии", основываясь исключительно на данных, извлеченных из комитетского отчета. Проследить день за днем (21 - 30 мая) работу комитета весьма интересно по двум причинам: во-первых, в состав его входили столь прославленные впоследствии большевики Крыленко и Дзевалтовский, во-вторых, работа эта предшествовала наступлению XI армии, имевшей важную активную задачу в июньской операции.

Председатель комитета - сначала прапорщик Крыленко, с.-д., большевик, потом солдат Пипик, с.-д., меньшевик-интернационалист. Комитет делится на фракции: большевиков, соц.-рев., меньшевиков-оборонцев, меньшевиков-интернационалистов и беспартийных; резолюции выносятся по фракциям, причем четыре последние образуют обычно блок. Такой порядок вызывает протест одного из членов: "Если армейский комитет должен представлять голос армии, выражать ее желания, то к чему партийные разделения".

Докладчиками по военно-политическим вопросам являются обыкновенно: прапорщик Крыленко - большевик. Поручик Дзевалтовский - большевик. Поручик Холодный - меньшевик. Солдат Пипик - меньшевик-интернационалист. Прапорщик Носарь - соц.-рев. Вольноопред. Гандлер - соц.-рев. Вольноопред. Шадхан - внепар. Шт.-ротм. Протопопов - внепар.

23 мая постановлено послать 8 представителей на Всерос. съезд Советов р. и с. депут., созываемый в Петрограде на 1-е июня, причем для выбора принято пропорциональное представительство обеих точек зрения (блок и большевики) и выбранным делегатам будет поручено совершить массовый объезд частей для определения взглядов войск.

24 мая комитет принимает резолюцию, которая выражает одобрение вступлению социалистов в правительство "на платформе активной политики, направленной к скорейшему заключению всеобщего мира на демократических началах", и обещает всемерную поддержку Врем, правительству. Резолюция большевиков, призывающая к борьбе с правительством, отвергнута. За первую подано 90 голосов, за вторую 32.

26 мая, на основаниях, принятых 23-го, происходят выборы восьми

стр. 123


делегатов на съезд, причем за список блока подано 85 голосов, за список большевиков 42 и воздержалось 10. Поэтому командируется 5 лиц из состава блока и 3 большевика. Один из членов протестует, указывая на неправильность такого представительства армии: "Я не поверю, что у нас 3/8 армии - большевики". Получив "мандат", прап. Крыленко немедленно слагает с себя звание председателя и едет в войска, широко распространяя от имени армейского комитета свое большевистское воззвание "Зачем я поеду в Петроград". (Затем едет туда фактически, принимает деятельное участие в июльском мятеже и подвергается аресту военными властями; но правительство Керенского освобождает его "за недостатком улик".)

В тот же день комитет выносит резолюцию о войне и мире, близкую к июньской резолюции Всероссийского съезда, призывая армию "к усилению боевой мощи, так как только войска, готовые в каждый данный момент исполнить приказ о переходе в наступление, являются подлинной военной силой, могущей защитить русскую свободу". За такое условное наступление высказалось 85 голосов, против наступления 31 и воздержавшихся 10. Любопытна психология воздержавшихся комитетских офицеров (полков. Дукшинский и кап. Базаревич): "Ввиду серьезности вопроса, сопряженного с решением участи жизни многих тысяч людей, мы, как представители тылового учреждения, нравственно не считаем себя вправе голосовать"...

27 мая предоставлено право участия в комитете представителям самочинных польской и мусульманской военных организаций армии. Разработаны весьма крутые меры для борьбы с дезертирством. На тревожный вопрос прибывшего на заседание вр. командующего армией "есть ли у вас самих единение", тов. предс. отвечает: "У нас имеется свое меньшинство, которое, по заявлению его представителя, отказывается от всяких анархических действий и, пока оно в меньшинстве, будет подчиняться большинству, оставляя за собой право свободной критики".

28 мая доклад хозяйственной комиссии, характер деятельности которой был контролирующий и организационно-осведомительный. Указывалось на большую работу, произведенную на местах 40 делегатами. Характерно сожаление докладчика, что "отношение к хозяйственным вопросам армии крайне несерьезное; вопросы эти отодвигаются на задний план на всех собраниях"... Прочтен доклад конфликтно- юридической комиссии: за месяц комиссия разрешила 43 конфликта, возникших в армии, причем "почти все постановления комиссии утверждались командармом (генерал Гутор) без изменения". Доклад о деятельности культурно-просветительной комиссии признает, что сделано пока немного; мало средств; члены агитационной секции все заняты на конфликтах; "есть лекторы-кадеты, но от них отказались".

29 мая комитет постановляет устроить митинг протеста против смертного приговора, вынесенного за политическое убийство австрийским судом Фридриху Адлеру.

30 мая комитет разъезжается. 85 человек социалистического блока, 42 большевика и 10 "воздержавшихся"... от исполнения своего долга едут в армию, чтобы поднять дух русских войск перед наступлением и подвинуть их на смертный бой за Родину. Бедная армия и бедная Родина! XI-я армия, как увидим впоследствии, в начале июля подала пример панического бегства и всех последующих явлений, которые генерал Корнилов называл "безумием, бесчестием и предательством".

* * *

Я уже говорил в главе XVIII-й об отношениях многих старших начальников- оппортунистов к комитетам. Синтез этих отношений наиболее рельефно выражен в обращении временно командовавшего армией ге-

стр. 124


нерала Федотова к армейскому комитету: "Наша армия получила в настоящее время небывалое еще нигде устройство... В ней огромную роль играют выборные организации. Мы, прежние вожди ее, теперь можем дать армии только наши военные знания: стратегии и тактики. Организовать же армию, создавать ее внутреннюю силу призваны вы - комитеты. Роль комитетов, роль ваша в деле созидания новой, сильной армии велика. История в будущем отметит это!"...

Главнокомандующий Кавказским фронтом еще до узаконения военных организаций отдал распоряжение, чтобы постановления самозванного тифлисского Совета солдатских депутатов печатались в приказах армии, а распоряжения, касающиеся устройства и быта армии, проходили бы через совет солдатских депутатов.

Неудивительно, что подобное отношение известной части командного состава давало почву, оправдание и обоснование все более растущим комитетским вожделениям.

В книге Керенского я нашел поразившее меня мнение о комитетах, приписываемое генералу Корнилову (в докладной записке, якобы поданной им Временному правительству): "Должно казаться странным и удивительным, насколько эти молодые выборные учреждения мало уклонились от правильного пути и насколько часто они оказывались на высоте положения, кровью запечатлевая свою доблестную воинскую деятельность... Комитеты обеспечивают своим существованием, символизирующим в глазах массы бытие революции, спокойное отношение к тем мероприятиям, которые необходимы для спасения армии и страны на фронте и в тылу".

Быть может, приведенное мнение изложено в докладной записке, составленной военным министерством, мотивировкой которой Корнилов вовсе не интересовался, соглашаясь лишь с некоторыми ее выводами и намеченными мероприятиями? Генерал Корнилов, солдат до мозга костей, относился с глубочайшим осуждением к разрушавшим армию комитетам - я утверждаю это категорически, хорошо зная и Корнилова и его взгляды. Наконец, Савинков, бывший управляющий военным министерством, удостоверяет: "Полагая, что и комиссары и комитеты в будущем должны быть упразднены, я, боясь осложнений, не считал, однако, возможным упразднить их немедленно. Генерал же Корнилов, по-видимому, был склонен к безотлагательному упразднению комитетов и к сокращению прав комиссаров. В этом смысле он и высказался на совещании, созванном Филоненкой" (Совещание представителей комиссаров и комитетов 22 августа 1917 г.)*.

Керенский, приводя изданный в марте 1918 года большевиками закон о сохранении за комитетами только хозяйственных функций и лишении их права вмешиваться в оперативно-строевую часть, иронически добавляет: "Так через кошмарный опыт крыленковского безумия жалкие остатки армии возвращаются к контрреволюционному строю корниловца Керенского!"**. Сопоставление этих двух имен производит тяжелое впечатление. По существу же вывод этот несколько преждевременный: в марте это были действительно "жалкие остатки", изъеденные керенщиной; но после жестоких поражений, понесенных большевиками зимою 1918 - 1919 годов, они прозрели окончательно и упразднили вовсе комитеты. Большевистский официоз "Известия" жестоко критиковал и издевался над этим институтом.

Я лично и на Западном, и на Юго-западном фронтах поставил вопрос прямо: отказался от всякого взаимодействия с комитетами и пре-


* Савинков. К делу Корнилова.

** Керенский. Дело Корнилова.

стр. 125


секал, когда было возможно, те проявления их деятельности, которые шли вразрез с интересами армии.

В конечном итоге попрание власти избавляло командный состав и от ответственности. Начальник без власти и без ответственности не мог вести войска к победе. "Теоретически становилось все яснее, - говорил один из виднейших комиссаров, бывший член Исполнительного комитета рабочих и солдатских депутатов Станкевич, - что нужно или уничтожить армию, или уничтожить комитеты. Но практически нельзя было сделать ни того, ни другого. Комитеты были ярким выражением неизлечимой социологической болезни армии, признаком ее верного умирания, ее параличом. Но было ли задачей военного министерства ускорить смерть решительной и безнадежной операцией?"...

Великая некогда русская армия первого периода революции представляется мне в следующем виде. Родины не стало. Вождя распяли. На его место перед фронтом вышла коллегия из пяти оборонцев и трех большевиков и обратилась с призывом к армии: "Вперед на бой за свободу и революцию, но... без окончательного разгрома противника!" - говорили одни. "Долой войну, вся власть пролетариату!" - кричали другие. Армия слушала, слушала, потопталась на месте и... разошлась.

Глава XXI. "Демократизация армии": комиссары

Следующая мера демократизации армии - введение института комиссаров. Заимствованная из истории французских революционных войн, эта идея подымалась в разное время, в различных кругах, имея своим главным обоснованием недоверие к командному составу. Интересно, что даже такой прямолинейный поборник здравых начал существования армии, каким был генерал Марков, еще в начале апреля, видя и страдая от ничем не оправдываемого недоверия, которое вдруг проявила солдатская среда к офицерству, послал в министерство проект введения в каждую армию комиссара - представителя военного министра, который мог бы видеть и свидетельствовать полную лояльность командного состава.

Председатель совета министров Львов прислал в мае в Ставку общие основания вводимого им института комиссаров*. На них, по мысли правительства, возлагалось гражданское управление на театре войны на основаниях, изложенных в положении о полевом управлении войск, а также вся область снабжения, питания войск и санитарно- гигиенически-эвакуационная. Находясь в прямом и исключительном подчинении органам Временного правительства, комиссары лишь согласовали свои действия с соответствующими военными начальниками. Это предположение, окончательно вырывавшее из рук командного состава важнейшие военно-административные функции, встретило резкий протест со стороны Ставки и тотчас же было оставлено правительством.

Между тем напор, и довольно сильный, шел с другой стороны. Совещание делегатов фронта в середине апреля обратилось с категорическим требованием к Совету рабочих и солдатских депутатов о введении в армии комиссаров, мотивируя необходимость его тем, что нет долее возможности сохранить порядок и спокойствие в отношениях солдат к отдельным лицам командного состава и что, если до сих пор удавалось избегнуть случаев самосуда и смещения, то только потому, что армия ждала соответственных мер Совета и правительства и не хотела вносить беспорядок и осложнять их работу. Вместе с тем совещание предложило совершенно нелепый проект одновременного существования в армиях трех комиссаров от: 1) Временного правительства, 2) Совета


* Проект, по-видимому, Вырубова.

стр. 126


рабочих и солдатских депутатов, 3) армейских комитетов. При этом совещание в своих требованиях заходило очень далеко, возлагая на комиссариаты как на контрольный орган рассмотрение всех дел и вопросов, относящихся к компетенции командующих армиями и фронтами; скрепление своею подписью всех приказов; производство расследования деятельности командного состава и право отвода его.

На этой почве между Советом рабочих и солдатских депутатов и правительством шли длительные переговоры, и в конце апреля состоялось соглашение о назначении в армии комиссаров - по одному от Временного правительства и по одному от Совета. Позднее, однако, это решение было изменено, вероятно, ввиду появления у власти коалиционного министерства (5 мая), и комиссар армии назначался один, по соглашению правительства и Совета, являясь представителем обеих инстанций и перед обеими ответственным.

В конце июня Временное правительство учредило должность комиссаров фронтов, определив их функции следующим образом: руководствуясь указаниями военного министерства, направлять к единообразному разрешению все политические вопросы, возникающие в пределах армий фронта, содействуя согласованной работе армейских комиссаров. Позднее, в конце июля, организация завершилась учреждением должности верховного комиссара при Ставке, а все делопроизводство сосредоточено в политическом отделе при военном министре.

Никаких законов, определяющих права и обязанности комиссара, издано не было. Начальники, по крайней мере, не знали их вовсе - это одно уж давало большую пищу для всех последующих недоразумений и столкновений. Генерал Монкевиц* на основании инструкции Керенского, которую я не помню, в таких, общих выражениях определяет роль комиссаров: служить посредниками между высшим командованием и войсками, сглаживать трения, их разделяющие, руководить политической жизнью армии, заботиться, об улучшении материального положения солдат, равно как о развитии их морального и интеллектуального состояния.

Негласною обязанностью комиссаров явилось наблюдение за командным составом и штабами в смысле их политической благонадежности. В этом отношении демократический режим, пожалуй, превзошел самодержавный - я убедился в этом и на Западном и на Юго-западном фронтах, читая телеграфную переписку комиссариатов с Петроградом, которую, да простят мне господа комиссары, штаб давал мне в расшифрованном виде тотчас же после ее отправления. Но если эта последняя роль комиссаров требовала только известного навыка к политическому сыску, то гласные их обязанности были далеко сложнее: они требовали государственного взгляда, точного знания цели, которая должна быть достигнута, знания психологии не только солдатской и офицерской среды, но и старшего командного состава, знания основных начал существования, службы и быта армии, большого такта и, наконец, личных интеллектуальных качеств: мужества, твердой воли и энергии. Только эти данные могли хоть до некоторой степени ослабить тяжкие последствия мероприятия, вырывавшего из рук военного начальника (или, вернее, санкционировавшего свершившийся Факт) возможность влияния на войска, которое одно только могло укрепить веру и надежду в победу.

К сожалению, таких элементов в среде, близкой к правительству и Совету и пользовавшейся их доверием, не было. Состав комиссаров, известных мне, определяется таким образом: офицеры военного времени, врачи, адвокаты, публицисты, ссыльно- поселенцы, эмигранты, потерявшие связь с русской жизнью, члены боевых организаций и т. д. Ясно, что достаточного знания среды у этих лиц быть не могло.


* La decomposition de l?armee russe.

стр. 127


Что касается политических взглядов указанных лиц, то все они принадлежали к социалистическим партиям, от социал-демократов меньшевиков до группы "Единство", ходили в партийных шорах и зачастую не проводили общей политической линии правительства, считая себя связанными советской и партийной дисциплиной. Сообразно с партийными политическими учениями у самих комиссаров не было даже однообразного отношения к войне. Один из наиболее честно, по-своему, конечно, относившийся к исполнению своих обязанностей, комиссар Станкевич, отправляясь к наступающей дивизии, мучится сомнениями: "...Они (солдаты) верят, что мы не хотим их обмануть, и поэтому насильно отбрасывают от себя сомнения и идут умирать и убивать. Но мыто, вправе ли мы не только убеждать, но и брать на себя решение за других!.." Даже в вопросе о большевизме не все комиссары, как удостоверяет Савинков*, стояли на одинаковой точке зрения, не все считали желательной и возможной решительную борьбу с большевиками. Савинков составлял вообще исключение. Не будучи военным по профессии, но закаленный в борьбе и скитаниях, в постоянной опасности, с руками, обагренными кровью политических убийств, этот человек знал законы борьбы и, сбросив с себя иго партии, более твердо, чем другие, вел борьбу с дезорганизацией армии; но при этом вносил слишком много личного элемента в свое отношение к событиям.

Что касается личных качеств комиссаров, то за исключением нескольких, типа, близкого к Савинкову, никто из них не выделялся ни силою, ни особенной энергией. Люди слова, но не дела. Быть может, недостаточная подготовка комиссаров не имела бы таких отрицательных последствий, если бы не одно обстоятельство: не зная точно круга своих обязанностей, они постепенно начинали вторгаться решительно во все области жизни и службы войск, отчасти по своей инициативе, отчасти побуждаемые к этому солдатской средой и войсковыми комитетами, а иногда даже боявшимися ответственности начальниками. Вопросы назначений, смещений, даже вопросы оперативные составляли предмет внимания комиссаров, не только с точки зрения "скрытой контрреволюционности", но и целесообразности принимаемых мер. И путаница понятий была настолько велика, что командный состав послабее духом иногда совершенно терялся. Я помню такой факт. Во время июльского отступления Юго-западного фронта один из корпусных командиров необдуманно разрушил хорошо оборудованную военную дорогу, поставив в крайне затруднительное положение армию. Отчисленный от должности командующим армией, он впоследствии пришел ко мне с самым искренним недоумением - за что его отрешили, когда он действовал... по указанию комиссара.

Отражая взгляды Совета р. и с. д., поддерживая в трогательной неприкосновенности новоприобретенные права солдата, комиссариат не оказался на высоте и в своей основной задаче - в руководстве политической жизнью армии: зачастую самая разрушительная проповедь допускалась безвозбранно; солдатские митинги и комитеты могли выносить какие угодно противогосударственные и противоправительственные решения, и только когда насыщенная атмосфера выливалась в вооруженный бунт, это обстоятельство вызывало вмешательство комиссаров. Такая политика сбивала с толку и войска, и комитеты, и начальников.

При всем этом заранее составленный предвзятый взгляд на командный состав как на "контрреволюционеров", разница в убеждениях по общеполитическим вопросам и зачастую недостаток такта со стороны комиссаров отталкивали их от командного состава. Нужно было особен-


* Последовательно занимал должности комиссара 7-й армии, Юго-западного фронта, управляющего военным министерством.

стр. 128


но счастливое сочетание двух столь несходных во всех отношениях элементов, чтобы совместная работа их была не только возможна, но и плодотворна; в очень редких случаях это имело место. Цели своей институт не достиг. В солдатской среде, как орган принуждения, иногда усмирения, комиссары уже тем самым не могли найти популярности, а отсутствие прямой, разящей власти не могло создать им авторитета силы - наиболее чтимого даже совершенно утратившими дисциплину частями. Это подтвердилось впоследствии, после захвата власти большевиками, когда комиссары вынуждены были одними из первых с большой поспешностью и тайно покинуть свои посты.

"Крамолы" они не избыли: начальники, за редкими исключениями, отстояли свое право назначений в случаях комиссарского неодобрения. Революционная власть не довела своего мероприятия до логического конца, как это сделали потом большевики, вручив комиссарам право распоряжения жизнью и смертью опекаемых ими военных начальников. Впрочем и там этот опыт приходит к концу: постепенно отбрасывая все "завоевания революции" в области демократизации армии, как то: выборное начало, митинги; комитеты, упразднение единоличной дисциплинарной власти, советская власть посягнула и на институт войсковых комиссаров: по докладу Троцкого еще на 7-м съезде Советов принципиально принят был вопрос об уничтожении этого института; меру эту предполагалось провести постепенно, причем комиссаров должны были заменить помощники командиров по политической части.

Итак, в русской армии вместо одной появились три разнородных, взаимно исключающих друг друга власти: командир, комитет и комиссар. Три власти призрачные... А над ними тяготела, на них духовно давила своей безумной, мрачной тяжестью - власть толпы.

Рассматривая вопрос о новых органах - комиссарах и комитетах и их роли в судьбах русской армии, я стоял исключительно на точке зрения сохранения нашей вооруженной силы как важного фактора в грядущих судьбах нации. Но было бы неправильно ограничиться такой постановкой вопроса вне зависимости его от общих законов, управлявших жизнью народа и ходом революции. Скажу больше: все эти исходящие явления носят печать логической последовательности и неизбежности в силу той роли, которую пожелала играть революционная демократия. В этом был весь трагизм положения.

В распоряжении социалистической демократии совершенно не было подготовленных элементов для технических аппаратов управления армией. И вместе с тем не было ни решимости, ни возможности подавить сопротивляемость буржуазной демократии и командного состава, заставив их работать во славу социализма, как это сделали впоследствии большевики, методами кровавого, беспощадного истребления заставившие служить коммунизму остатки русской интеллигенции и офицерства.

Став фактически у власти и поставив известные цели и задачи, революционная (социалистическая) демократия знала хорошо, что те элементы управления и командования, которые должны проводить их в жизнь, совершенно не разделяют ее взглядов. Отсюда - неизбежное недоверие и желание ослабить влияние и значение этих элементов. Но какими методами?.. В силу потери идеи государственности и любви к Родине центральный революционный орган в борьбе є политическими противниками проводил методы разрушения, не заботясь о том, что они одновременно были направлены к разрушению страны и армии.

Наконец, еще одно важное обстоятельство: революция, потрясшая все государственные основы и взаимоотношения классов, случилась тогда, когда весь цвет нации, до 10 миллионов, был под ружьем. Предстояли выборы в Учредительное собрание... При таких условиях предотвратить вторжение политики в армию было абсолютно немыслимо, как не-

стр. 129


мыслимо остановить течение реки. Но ввести ее в надлежащее русло, быть может, было возможно. На этой почве также столкнулись обе стороны с их различными методами (государственно-охранительным и демагогическим) в стремлении овладеть настроением такого решающего фактора, каким для революции являлась армия.

Вот те предпосылки, которые предопределяют и дают логическое обоснование всему последующему ходу демократизации армии. Правивший, сначала из-за куртины, потом явно класс социалистической демократии для укрепления своего положения и в угоду инстинктам толпы разрушил военную власть и содействовал созданию коллегиальных военных организаций, хотя и не вполне отвечавших направлению Совета, но менее опасных и более поддающихся его влиянию, чем командный состав. Явно сознаваемая необходимость какой-либо военной власти, недоверие к командному составу, с одной стороны, и желание создать буфер между двумя искусственно разъединенными элементами армии - с другой, привели к учреждению института комиссаров, находившихся в двойной зависимости от Совета и правительства. Оба института, не удовлетворив ни солдат, ни офицеров, пали вместе с Временным правительством, возродившись вновь в несколько измененной форме в красной армии и вновь отметенные жизнью.

Ибо "как человек не может выбрать себе возраста, так и народы не могут выбирать свои учреждения. Они подчиняются тем, к которым их обязывает их прошлое, их верования, экономические законы, среда, в которой они живут. Что народ в данную минуту может разрушить путем насильственной революции учреждения, переставшие ему нравиться, - это не раз наблюдалось в истории. Но чего история никогда еще не показывала, - это чтобы новые учреждения, искусственно навязанные силой, держались сколько-нибудь прочно и положительно. Спустя короткое время все прошлое вновь входит в силу, так как мы всецело созданы этим прошлым, и оно является нашим верховным властителем"*. Возродится, очевидно, и русская национальная армия не только на демократических, но и на исторических началах.


* Густав Ле-Бон. Психология социализма.

(Продолжение следует)

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Управление дежурного генерала, входившее в штаб Верховного главнокомандующего, занималось укомплектованием войск фронтов и обеспечением их главными видами довольствия, а также назначением командного состава.

2 Максимов Андрей Семенович (1866 - 1951) - вице-адмирал (1914 г.). В 1915 - 1917 гг. - начальник минной обороны Балтийского моря. После Февральской революции матросами и солдатами Гельсингфорса избран командующим Балтийским флотом. Временным правительством назначен на должность начальника Морского штаба при Ставке Верховного главнокомандующего, вскоре уволен в отставку. После Октябрьской революции перешел на сторону Советской власти. В советском Военно-Морском Флоте с 1918 года. С 1927 г. - в отставке.

3 Савинков Борис Викторович (1879 - 1925) - социалист-революционер. Во Временном правительстве - товарищ военного министра. После Октябрьской революции руководил антисоветскими заговорами и мятежами, затем эмигрировал. Арестован в 1924 г. при переходе советской границы, осужден.

4 Духонин Николай Николаевич (1876 - 1917) - генерал-лейтенант. С 3 (16) ноября по 9 (22) декабря 1917 г. - Верховный главнокомандующий. После занятия Ставки (Могилев) революционными войсками убит солдатами.

5 Набоков Владимир Дмитриевич (1869 - 1922) - юрист, публицист, один из лидеров партии кадетов. Депутат I Государственной думы. Редактор-издатель "Вестника партии народной свободы". В 1917 г. - управляющий делами Временного правительства. После Октябрьской революции находился в эмиграции.

6 Зауряд-офицер - военнослужащий в русской армии (унтер-офицер, фельдфебель), занимавший офицерскую должность, не имея офицерского чина.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/История-и-судьбы-ОЧЕРКИ-РУССКОЙ-СМУТЫ-ПРОДОЛЖЕНИЕ

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

German IvanovКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Ivanov

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

А. И. ДЕНИКИН, История и судьбы. ОЧЕРКИ РУССКОЙ СМУТЫ. ПРОДОЛЖЕНИЕ // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 14.11.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/История-и-судьбы-ОЧЕРКИ-РУССКОЙ-СМУТЫ-ПРОДОЛЖЕНИЕ (дата обращения: 29.03.2024).

Автор(ы) публикации - А. И. ДЕНИКИН:

А. И. ДЕНИКИН → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
German Ivanov
Moscow, Россия
741 просмотров рейтинг
14.11.2015 (3058 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
24 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
4 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
5 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
6 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
9 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
История и судьбы. ОЧЕРКИ РУССКОЙ СМУТЫ. ПРОДОЛЖЕНИЕ
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android