1

Революционное движение 1848 года, грозным валом прокатившееся по Западной Европе, вызвало испуг и ненависть у русского самодержавия. В Россия усилился полицейский террор, широко раскинулась сеть жандармского шпионажа, посыпались страшные цензурные гонения. В эти темные дни николаевской реакции глушилась всякая свободная мысль, преследовалось всякое мнение, мало-мальски несходное с официальным мнением царизма. Ярко и правдиво описывает состояние общества в эти годы в одном из своих очерков Глеб Успенский: "Не шевелиться, хотя мечтаешь, не показать виду, что думаешь, не показать виду, что не боишься, напротив, показать, что боишься и трепещешь, хотя для этого и оснований особенных не было, - вот что выработала в эти годы русская толпа. Надо постоянно бояться - это корень жизненной правды; вот что носилось тогда в воздухе, угнетало толпу, отнимало от нея ум и охоту думать. Уверенности, что человек имеет право жить, не было. Атмосфера была полна страха. Пропадешь! Кричали небо и земля, воздух и вода, люди и звери, и все пряталось и бежало от беды".

2 апреля 1848 года был учрежден негласный комитет для надзора за цензурой и печатью. Во главе комитета был поставлен от'явленный реакционер Д. П. Бутурлин, тот самый Бутурлин, который даже евангелие мечтал подвергнуть цензуре, веля бы оно не было столь известно. Комитету были предоставлены самые широкие полномочия. Это был карательный орган), рассматривавший уже напечатанную литературу и привлекавший к ответственности именем царя как авторов, так и цензоров, пропустивших в печать вольнодумные произведения. '

В бутурлинском комитете сразу же обратили особое внимание на повести молодого писателя М. Салтыкова, опубликованные незадолго до образования комитета. Повести М. Е. Салтыкова: "Противоречия" и "Запутанное дело" - были написаны под сильным влиянием утопического социализма. Они выражали недовольство автора существовавшими в России порядками. Особенно отчетливо видно это из произведения "Запутанное дело", опубликованного в мартовской книжке "Отечественных записок" за 1848 год (том 57). Герой повести, юноша Мичулин, сын мелкопоместного дворянина, направился в Петербург в поисках счастья. В холодный дождливый вечер бредет Мичулин по улицам огромного чужого города, и горькие мысли овладевают им при виде богатых и беззаботных господ, которых ие задевают ни ветер, ни слякоть петербургской осени. Оп думает о том, что есть "в мире и даже в самом Петербурге люди сытые, которые едут теперь в каретах, которые сидят себе покойно в театрах или просто дома, один на один с нежною подругою; но что этот господин, едущий в карете, мигающий из кресел смазливенькой и затейливо поднимающей ножку актрисе, сидящий один на один с миловидной подругой и прочая - вовсе не оно, странствующее во мраке грязи и невежества человечество..."1 .

"Жизнь - лотерея", - думает юноша, и душа его возмущается против этой отвратительной, торгашеской жизни. "Да почему же она лотерея, почему же бы не быть ей просто жизнью?" - негодующе опрашивает Мичулин. Почему Ивану Макарычу Пережиге, честному по природе человеку, нужно было продать себя блудной немке Шарлотте Готлибовне2 , чтобы иметь теплый угол и кусок хлеба? Не потому ли, что в России существуют, господствуют волчьи, крепостнические порядки? "Россия, - пишет Салтыков, - государство обширное, обильное и богатое, да человек - он глуп, мрет себе с голоду в обильном государстве".

Герой повести отправляется в столицу с отеческим назиданием: "Будь ласков со старшими, невысокомерен с подчиненными, не прекословь, не спорь, смиряйся - и будешь ты вознесен премного: ибо ласковое теля две матки сосет". Старался юноша идти именно этим путем, но счастье ему не улыбалось. И, "припоминая все, что сделал он, со времени выбытия из дома родительского в обеспечение своего голодного желудка, господин Мичулин впервые усомнился, действительно ли поступал он в этом деле как следует и не обманывал ли себя насчет покорности, уклонения, добронравия и других полезных добродетелей".

1 М. Е. Салтыков-Щедрин. Полное собр. соч. Т. I, стр. 574 - 575. Издание А. Ф. Маркса. 1905 год.

2 Иван Макарыч Пережига и Шарлотта Готлибовна - персонажи повести "Запутанное дело.

стр. 51

Салтыков-Щедрин. 1850-е годы.

С позиций утопического социализма Салтыков вскрывает язвы общества, негодует против существующей несправедливости, но пути изменения общества ясно еще не видят ни его герои, ни он сам. Издеваясь над персонажами своей повести поэтом Алексисом Звонским и кандидатом философии Беобахтером как над болтунами, неспособными на серьезное преобразование общества, Салтыков сам довольно смутно представляет себе пути этого преобразования. Правда, Салтыков с юношеской восторженностью воспринял февральские события 1848 года в Париже. Он писал впоследствии, вспоминая этот период: "Громадность события на все набрасывала покров волшебства. Франция казалась страною чудес. Можно ли было, имея в груди молодое сердце, не пленяться этою неистощимостью жизненного творчества, которое, вдобавок, отнюдь не соглашалось сосредоточиться в определенных границах, а рвалось захватить все дальше и дальше? И точно, мы не только пленялись, но даже не особенно искусно скрывали свои восторги от глаз бодрствующего начальства"1 .

Салтыков заставляет Мичулина увидеть на театральной сцене призрак революционной толпы. Мичулин уже начинает себе представлять массы, активно выступающие против существующего строя. "Он никак не ожидал, чтоб за звуками могла ему слышаться толпа - да и какая еще толпа! - вовсе не та, которую он ежедневно привык видеть на Сенной или на Конной, а такая, какой он еще не видывал, - и что всего страннее - возможность которой он вдруг начал весьма ясно и отчетливо сознавать"2 . Но "Запутанное дело" не дает еще оснований для утверждения, что автор повести уже в тот период стоял на позициях революционной народной борьбы с самодержавием.

Несмотря на это повесть имея а огромный общественный резонанс, ибо, хотя и в туманных выражениях, она все же намекала на возможность в России революционной толпы, на возможность политической борьбы против существующего строя.

Разумеется, что такое произведение не могло не обратить на себя внимание бутурлинского комитета. По его решению, титулярный советник Михаил Евграфович Салтыков, служивший помощником секретаря канцелярии Военного министерства, 28 апреля 1848 года был арестован и в тот же день отправлен с жандармом в далекую Вятку.

Вятский гражданский губернатор А. Середа получил предписание начальника III отделения Орлова о ссылке Салтыкова в Вятку "за помещение в периодических изданиях литературных своих произведений, обнаруживающих его вредный образ мыслей и пагубное стремление к распространению идей, потрясших всю Западную Европу, ниспровергших власти и общественное спокойствие..."3 .

Предписание предлагало подвергнуть Салтыкова "особому надзору начальника губернии".

2

В Вятку Салтыков приехал 7 мая 1848 года. Этот унылый тогда городок, навевавший тоску и отчаяние, пользовался печальной славой: сюда самодержавие ссылало лучших представителей русского народа. Здесь томились Герцен, Витберг, поэт Навроцкий и сотни других людей, осмелившихся выступить против самодержавия. Именно в царствование Николая I Вятская губерния начала "специализироваться" как место ссылки.

"В'езжая в этот город, - писал Салтыков, - вы как будто чувствуете, что карьера ваша здесь кончилась, что вы ничего уже не можете требовать от жизни, что вам остается только жить в прошлом и переваривать ваши воспоминания".

1 М. Е. Салтыков-Щедрин. Т. I, стр. 24.

2 Там же, стр. 625 - 626.

3 Исторический архив Кировской области, фонд канцелярии вятского губернатора, д. N 10, л. 6 (оборот).

стр. 52
3 июня Салтыков был зачислен в канцелярские чиновники Вятского губернского правления, то есть понижен по службе и поставлен в самые последние ряды губернской чиновничьей иерархии. Таких чиновников один из персонажей "Губернских очерков", отец княжны Анны Львовны, называл "чиновниками-пескарями". Однако Салтыкову недолго пришлось исполнять незавидную должность канцелярского чиновника. Губернатор Середа, заметив выдающиеся способности молодого писателя, 18 сентября 1848 года просил министра внутренних дел назначить Салтыкова старшим чиновником особых поручений при губернаторе, мотивируя это тем, что "чиновник Салтыков ведет себя весьма похвально, поручаемые ему занятия по службе исполняет с особенным усердием и оказывает при этом отличные способности"1 .

12 ноября министр внутренних дел удовлетворил просьбу губернатора, и Салтыков был определен "старшим чиновником особых поручений при Вятском гражданском губернаторе без содержания"2 .

Вообще необходимо отметить, что местная администрация относилась к ссыльному писателю довольно лойяльно. Губернатор сложил с себя обязанность вести надзор за Салтыковым и поручил это дело полицмейстеру3 . За время пребывания в ссылке Салтыков два раза исполнял должность правителя канцелярии, а 5 августа 1850 года был назначен советником Вятского губернского правления. Но такое отношение администрации губернии к Салтыкову являлось следствием той тактики, которую избрал опальный писатель. С целью поскорее вырваться из ссылки он покорно и точно исполнял все поручения, вызывая восхищение у начальства. В очерке "Скука" Салтыков писал: "Нет, покорность не значит подлость, не значит искательство и низкопоклонничество, не значит слабоумие и апатия; покорность не наушничество, не лукавство исподтишка, не лицемерие... Это особая, своеобразная добродетель, с помощью которой человек многое выигрывает и ровно ничего не проигрывает"4 .

Эта житейская истина стала Салтыкову в ссылке настолько ясной, что он удивлялся, "как я когда-нибудь мог мыслить иначе".

Салтыков исполнял в Вятке самую разнообразную работу. В его формулярном списке мы читаем: "С разрешения Г. Министра Внутренних Дел, измененного в предписании Вятскому Гражданскому Губернатору от 23 декабря 1849 года за N 3645, поручено ему, Салтыкову, составление по городам Вятской губернии инвентарей недвижимых имуществ, статистических описаний и соображений о мерах к лучшему устройству общественных и хозяйственных дел, с назначением содержания определенного по штату старшему чиновнику особых поручений, 1850 г. января 17.

По поручению Начальника губернии исправлял должность правителя канцелярии с 19 июня по 1 июля 1850 г., Высочайшим приказом, отданным по Гражданскому ведомству 5 августа 1850 года за N 153, назначен советником Вятского Губернского правления, 1850 года августа 5.

Сверх сего находился производителем дел Комитетов: о рабочем и смирительных домах, о новом порядке отдачи в содержащие почтовых станций, о выставке сельских произведений в С. -Петербурге, распорядителем Вятской очередной выставки сельских произведений н членом комитета оной...

Салтыков-Щедрин отправляется в ссылку в сопровождении фельд'егеря.

Рис. О. Клевера.

1 "Исторический вестник" за ноябрь 1907 года, стр. 603.

2 Труды Вятской ученой архивной комиссии. 1907 г. Выпуск III, стр. 93.

3 Исторический архив Кировской области, фонд канцелярии губернатора, д. М 10, л 7 (оборот), по описи N 83.

4 М. Е. Салтыков-Щедрин. Т. III, стр. 224.

стр. 53
По предписанию Г. Министра Внутренних Дел от 11 декабря за N 5515, от возложенного на него поручения относительно инвентарного описания городов Вятской губернии освобожден, с оставлением на его обязанности составления инвентарного описания только но г. Вятке и с поручением надзора за топографическими работами по прочим городам..."1 .

В мае 1852 года ему вновь была поручена эта работа. В январе 1853 года Салтыков ревизовал Полянский земский суд, через год управлял в течение восьми дней двумя отделениями губернского правления.

Большую и плодотворную работу провел Михаил Евграфович по организации вятской выставил сельских произведении. Выставка (для шести губерний) была открыта 15 августа 1850 года и продолжалась две недели. Салтыков предпринял все возможное, чтобы сделать ее разнообразнее и интересней. Но дикая отсталость губернии являлась непреодолимой преградой. Поэтому выставка имела довольно жалкий и унылый вид. Михаил Евграфович писал в "Губернских ведомостях", что "представленные на выставку предметы почти исключительно принадлежали крестьянам, зажимающимся ремеслами и промышленностью в малых размерах, и совершенно незнакомым с улучшенными способами производства", поэтому и "разница в достоинстве предметов одной и той же категории была сама по себе столь незначительна, что более зависела от личного искусства или ловкости самих производителей, нежели от употребления в дело каких-либо особых способов производства, или упрощающих труд без вреда для дела, или же сокращающих издержки производства"2 .

Вятская выставка сельских произведений наглядно иллюстрировала тяжелый ручной труд крепостных крестьян, которые не имели и не могли иметь иного способа производства при существовавшей в России крепостнической системе хозяйства.

Салтыков всецело стоял на стороне народа. Он не любил бывать в гостиных Крутогорска - Вятки, - где все было пропитано ложью и лицемерием. Зато среди народа он чувствовал себя хорошо. Ему были милы честность, простота и мудрость народная. Он писал в "Губернских очерках": "Я вообще чрезвычайно люблю наш прекрасный народ и с уважением смотрю на свежие и благодушные типы, которыми кишит народная толпа..."

Ежедневно наблюдая тяжелую участь крестьянства, Салтыков старался помочь ему по мере своих сил при всяком удобном случае. В качестве примера можно привести отношение писателя ж делу о так называемой камской оброчной статье.

Крестьяне сел Путейского и Нелесовского, Трушниковской волости, Слободского

Дом, в котором жил Салтыков-Щедрин в Вятке.

1 Труды Вятской ученой архивной комиссии за 1907 год. Выпуск, III, стр. 93 - 94.

2 Памятная книжка Вятской губернии и календарь на 1905 год, стр. 127.

стр. 54

Вход в квартиру Салтыкова-Щедрина и мемориальная доска на доме, в которой жил писатель в Вятке.

уезда, имевшие в пользовании ничтожные елочки земли (от 2 до 3 десятин на душу), расчистили для пользования казенные оброчные леса (территория эта носила название камской оброчной статьи). В течение многих лет жители этих двух сел пользовались расчищенными участками, а в 1844 году им обещали даже включить участки в состав их земельного надела. На деле это мероприятие осуществлено не было, и администрация продолжала взыскивать с крестьян все больший и больший оброк. На этой почве в 1851 году среди крестьян Трушниковской волости вспыхнуло волнение. В села Путейское и Нелесовское выехали для усмирения "непокорных" исправник, становой пристав и помощник окружного начальника. Крестьяне не только отказались от уплаты налога, но и заставили приехавшую администрацию деть им подлиску, оправдывающую их образ действий. Такое поведение крестьян было сочтено за бунт, и в волость вызвали воинскую команду.

В разгар событий на место приехал Салтыков. Он детально ознакомился с существом дела и добился отсрочки платежа оброка, а также снятия долгов с наиболее бедных крестьян. В своем рапорте губернатору Салтыков обрисовал исключительно тяжелое положение крестьянства. "Крестьяне (данной местности), - писал он, - все вообще находятся в самом бедном положении, и хотя ж есть между ними довольно зажиточные, но и они кажутся таковыми только сравнительно с другими, которые не имеют почти никаких средств к существованию. Землею на число душ 8-й ревизии крестьяне до сих пор не наделены; нынешний надел произведен еще по генеральному межеванию и тогда, конечно, был достаточен, но в настоящее время в некоторых селениях едва-едва приходятся на душу от двух до трех десятин удобной земли. Это, вероятно, и понудило крестьян делать в свободных казенных землях расчистки, которые впоследствии были введены в состав камской оброчной статьи. Земля, находящаяся во владении крестьян, самого посредственного качества; хлеба родятся едва-едва сам-третей, а большей частью сам-друг и сам-друг с половиной. Сенокосов хороших нет вовсе, ибо все крестьянские сенокосы лежат по болотистым местам, а лучшие луга, поливаемые весенним разливом реки Камы, введены в состав оброчной статьи и из пользования крестьян из'яты. Само собою разумеется, что при недостатке лугов скотоводство крестьян находится в самом жалком положении, а от этого необходимо должно страдать и самое хлебопашество. Промыслы, которыми занимаются "крестьяне для заработка денег, потребных на уплату податей, заключаются в выработке и поставке угля для соседних железоделательных заводов, в поставке дров для солеварных заводов Пермской губернии и в занятии бурлачеством по реке Каме. Выгоды, приобретаемые этими промыслами, так незначительны, что вырабатываемых денег едва достаточно на уплату государственных податей за семейства, состоящие нередко из трех и четырех душ при одном работнике, на прокормление самих работников во время отсутствия из дома и на покупку самых необходимых домашних потребностей, как-то соли и пр.".

Салтыков считал, что крестьянам необходимо увеличить надел, а также включить в этот надел "и камскую статью, в полном

стр. 55

Иллюстрация художников Кукрыниксов к "Губернским очеркам" Салтыкова-Щедрина.

ее составе". Таким образом, Салтыков не побоялся стать на сторону крестьян, прямо поставить вопрос о передаче крестьянам той земли, из-за которой, собственно, и произошли волнения. А такое поведение было далеко не безопасным при его положении в губернии.

3

Разнообразные поручения, исполняемые М. Е. Салтыковым в Вятке, не удовлетворяли его. Он пытается заниматься литературной работой, начинает писать биографию политического писателя Беккариа. Судя по сохранившимся запискам, эта работа должна была быть не только жизнеописанием, но и критическим разбором сочинения Беккариа. Так, на утверждение последнего, что "люди согласились, молчаливым контрактом, пожертвовать частью своей свободы, чтобы пользоваться остальным спокойно..." - Салтыков замечает: "Нельзя себе представить, чтобы человек мог добровольно отказаться от части свободы, да и нет в том никакой необходимости"1 . К такому заключению Салтыков пришел в результате трезвого реализма, своеобразного сочетания утопического социализма с суровым жизненным опытом. Кроме Беккариа, Салтыков занимается изучением сочинений Токвиля, Вивьена, Шфюеля, пишет для своих знакомых, сестер Болтиных, "Краткую историю России" (до Петра 1) и т. д. Но даже литературная работа не скрашивала его однообразную и унылую жизнь.

Салтыкова окружало пошлое провинциальное чиновничество, лишенное каких бы то ни было идейных побуждений. Тоска по воле, тоска по друзьям, с которыми можно было долиться мыслями и впечатлениями, томила душу. "Где-то вы, друзья и товарищи моей молодости? - писал Салтыков, вспоминая дружеские беседы с единомышленниками по кружку Петрашевского. От воспоминаний прошлого его отрывал вид убогой комнаты с дюжиной стульев базар-

1 М. Е. Салтыков-Щедрин. Т. I, стр. 33.

стр. 56
ной работы, жуткое одиночество, холодная и неумолимая действительность. Слова тоски и отчаяния вырываются из груди изгнанника: "Вокруг меня мгла и туман; Порфирии Петровичи, Федоры Герасимовичи жадно простирают ко мне голодные руки и не дают мне дохнуть... Где я, где я, господи!"

"О, провинция! - горько восклицает Салтыков. - Ты растлеваешь людей, ты истребляешь всякую самодеятельность ума, охлаждаешь порывы сердца, уничтожаешь все, даже самую способность желать!"1 .

И Салтыков рвался всей душой из этого душного мира зловоний и болотных испарений, мира сплетен и жирных кулебяк...

11 апреля 1849 года мать Михаила Евграфовича подает прошение на имя царя об освобождении ее сына из ссылки. Из Петербурга затребовали сведения о поведении Салтыкова в Вятке. Губернатор сообщил в ответ, что за все время пребывания в ссылке Салтыков "ни в чем предосудительном не замечен, ведет себя весьма похвально, служебные обязанности исполняет с особенным усердием и деятельностью, почему - а равно по отличным способностям его - постоянно употребляется для занятий по делам особенной важности"2 .

Несмотря на такой лестный отзыв правительство не торопилось с освобождением писателя. Николай I не разрешил даже перевести Салтыкова на службу в Оренбургскую губернию. Исполняя его волю, министры отклоняли одну за другой просьбы Салтыкова об освобождении. Так были отклонены: прошение губернатора А. Середы, написанное в январе 1851 года, и прошение самого Салтыкова, посланное в Петербург в конце того же года. И только 17 марта 1853 года царь разрешил Салтыкову четырехмесячный отпуск во внутренние губернии, кроме столичных. Это был первый отпуск с правом выезда та Вятки, предоставленный Салтыкову за все время пребывания его в ссылке.

После возвращения из отпуска Салтыков вновь продолжал тянуть утомительную и нудную лямку чиновника. Казалось, что ссылке не будет конца.

Губернское начальство продолжало давать о Салтыкове самые благожелательные отзывы. Так, в "Сведениях о лицах, состоящих под надзором полиции в Вятской губернии за 1854 год", в разделе "Что по надзору открылось", мы читаем о нем: "Поведения весьма хорошего и ни в чем противузаконном никогда не замечали"3 . Но в Петербурге думали иначе. Только в 1855 году, после семилетнего пребывания. Салтыкова в ссылке, пришла долгожданная свобода.

В конце декабря 1855 года Салтыков уехал из Вятки. В ведомости о ссыльных было отмечено: "29 ноября 1855 года надзор полицейский снят и из г. Вятки выбыл"4 .

"Я оставляю Крутогорск окончательно, - писал Салтыков-Щедрин в очерке "Дорога", - передо мной растворяются двери новой жизни, той полной жизни, о которой я мечтал, к которой устремлялся всеми силами души своей..." Он уезжал из Вятки - Крутогорска - с противоречивыми чувствами. Сердце писателя, пробывшего в изгнании семь лет, радостно билось от сознания свободы, но душу омрачала смутная тревога за будущее; сожаление о напрасно прожитых лучших годах не давало покоя. "Что ждет меня впереди? - спрашивал Салтыков. - Новые борьбы, новые хлопоты, новые искательства! А я так устал уж, так разбит жизнью, как разбита почтовая лошадь ежечасною ездою по каменистой твердой дороге!"5 .

От этих унылых настроений Салтыков-Щедрин вскоре избавился, став на путь активной борьбы с самодержавием. Его оружием была острая сатира, беспощадно вскрывавшая язвы царизма.

"Много есть путей служить общему делу, - писал Щедрин во введении к "Губернским очеркам", - но смею думать, что обнаружение зла, лжи и порока также не бесполезно, тем более, что предлагает полное сочувствие к добру и истине"6 .

Наблюдения провинциального чиновнического быта дали ему богатейший материал для беспощадной и острой критики самодержавно - крепостнической действительности, критики, которая являлась такой потому, что писатель выступал с позиций угнетенных и эксплоатируемых масс.

1 М. Е. Салтыков-Щедрин. Т. III, стр. 225.

2 "Исторический вестник" за ноябрь 1907 года, стр. 605.

3 Исторический архив Кировской области, фонд губернского правления, д. N 12, л. 34.

4 Там же, д. N 241 за 1854 - 1855 гг., л. 11.

5 М. Е. Салтыков-Щедрин. Т. III, стр. 465.

6 Там же, стр. 12.

Постоянный адрес данной публикации: