Современная историография Кабардино-Балкарии унаследовала от прошлого две исследовательские парадигмы, несущие различную логику разработки конкретно-исторических сюжетов. В одной из них, социально-исторический контекст задает рамки интерпретации этнополитического текста. В другой - этнополитический контекст диктует прочтение социально-исторических текстов.

В советской исторической науке этнополитические аспекты социально-исторического процесса на территории современной Кабардино-Балкарии оставались в значительной степени за кадром исследовательского анализа. Исключение составляла проблематика национально-государственного строительства. Но и здесь народы Кабардино-Балкарии представали не как национальные, а скорее, социально-классовые субъекты этнополитических отношений. Собственно этнонационалные измерения политических процессов концептуализировались в контексте осуществления ленинской национальной политики Коммунистической партии и советского государства в регионе.

С конца 1980-х гг. в историко-политической публицистике доминируют этноцентристские построения. С одной стороны, бытует представление об исторической Кабарде как "феодальной империи", частью которой была историческая Балкария, не имевшая, следовательно, самостоятельного этнополитического статуса. С другой стороны, утверждается такое видение исторического процесса, в котором Кабарда и Балкария присутствуют изначально и неизменно в качестве самостоятельных политических образований. И в том и в другом случае история Кабардино-Балкарии как определенной преемственной единицы социально-исторического процесса в прошлом, лишается предмета. Ее настоящее выступает как форма без содержания, а будущее оказывается под вопросом. Зачастую, при этом, отдельные моменты исторического прошлого рассматриваются как находящиеся в непосредственной причинно-следственной связи с проблемами современности, или даже обладающие политической реальностью и юридической силой в наши дни.

Боров Аслан Хажисмелович - кандидат исторических наук, доцент. Кабардино-Балкарский государственный университет. Нальчик.

С целью поиска единого основания как для научно-исторического анализа, так и для политической практики проследим динамику этнополитических отношений народов современной Кабардино-Балкарии на основных этапах их социально-исторической эволюции в XX столетии. Термины "этнополитика" и "этнополитический" будем применять в следующих случаях: к формам политических отношений, участниками которых выступают этнические общности как целостные потестарно-политические субъекты; к политическим практикам, направленным на регулирование межэтнических отношений; к политическим системам и институтам, структурированным по признакам этничности. С этой точки зрения дискурс этнополитики мало применим к эпохе традиционного общинно-феодального порядка на территории Кабардино-Балкарии до ее включения в административно-политическую систему Российской империи. В имперский же период этнополитический аспект присутствовал в системе "военно-народного" управления и сословной системе общества. Однако в полном значении этнополитическое измерение социально-исторического процесса раскрылось в XX в. в новой политической и пространственной конфигурации российской государственности после 1917 года.

Сложившееся в центре в результате Февральской революции двоевластие обернулось в Терской области, в состав которой входили Кабарда и Балкария, многовластием, а по сути - безвластием. Этому способствовали этническая и социальная мозаичность территории и административно-правовой разнобой, разделявший и даже противопоставлявший друг другу горское, казачье и иногороднее население области. В созданном 27 марта 1917 г. органе Временного правительства - Нальчикском окружном гражданском исполнительном комитете с первого же дня возникли острые противоречия. Причем не по партийно-политическим вопросам, а по национальному представительству, земельным отношениям и организации власти в округе.

И более широкие политические процессы в Терской области приобрели главным образом этнонациональное звучание, а политические объединения и институты стали формироваться на основе этнотерриториального представительства. Таким был открывшийся во Владикавказе 1 мая 1917 г. съезд "представителей горских племен Кавказа". В ходе его работы были приняты Политическая программа и Конституция "Союза объединенных горцев". В Программе отмечалась необходимость установления в России федеративной демократической республики¹.

Между тем в Нальчикском округе, как и во всей стране, очень остро встал вопрос о земле, причем здесь он в первую очередь нес не социальное, а национальное содержание. Недовольство карачаевских и балкарских скотоводов вызвало, в частности, то, что в ответ на их просьбу заставить кабардинских землевладельцев уменьшить арендную плату на пастбищах Нагорной плоскости ЦК Союза объединенных горцев ответил, что кабардинцы, как собственники своей земли, вольны свободно ею распоряжаться².

Октябрьская революция вызвала дальнейшее углубление кризиса власти в Терской области. Во Владикавказе находилось сразу три "правительства", но по свидетельствам современников, "в области о них не знали, там царила анархия, национальная групповая война, грабежи достигли апогея, хаос царил невообразимый", и "единственным реальным результатом событий конца 1917 и начала 1918 г. явилось уничтожение целого ряда русских поселений по правому берегу Терека"³.

Именно в такой обстановке появилась инициатива провести съезд народов Терской области. Весь 1918 г. прошел под знаком "съездов народов". Особенное значение с точки зрения дальнейшего развития обстановки име-

ли два неразрывно связанных решения Второго съезда народов Терека (февраль-март 1918 г.) - признание власти советов, установившейся в центре, и принятие к руководству в области земельного вопроса положений Закона о социализации земли, утвержденного III Всероссийским съездом Советов. Для Кабарды и Балкарии эти решения предвещали неизбежное обострение социальных и национальных противоречий.

Первый народный съезд Кабарды и Балкарии 21 марта одобрил все решения II съезда народов Терской области, провозгласил Советскую власть в Кабарде и Балкарии. И вновь Нальчикский окружной народный Совет был сформирован по национальному принципу: 30 человек, в том числе 18 кабардинцев, 6 балкарцев, 6 иногородних - русских. Кроме того, представители балкарского народа образовали особую фракцию, которая выделила из своей среды Балкарский народный Совет из 12 человек как подотдел Нальчикского окружного народного Совета.

Но прочность межнациональных отношений подверглась самому серьезному испытанию в связи с политикой советской власти в земельном вопросе. Фактически, создалась ситуация, позволявшая приступить к слому всей системы землевладения и землепользования в области. Уже 22 марта отмечалось распространение в Кабарде слухов, о том, что при социализации отберут землю у кабардинцев, и, что "кабардинцы вообще при социализации земли не выиграют, а потеряют". Обращает на себя внимание, что речь шла не о какой-то части кабардинцев, например, крупных землевладельцах, а о "кабардинцах", то есть целом народе. IV окружной съезд в августе 1918 г. стал ареной напряженной борьбы кабардинской и балкарской "фракций" по земельному вопросу⁴.

Во всей истории земельных отношений Кабарды и Балкарии в 1918 г. просматриваются три характерные черты. Во-первых, формально речь идет всегда о земельных угодьях (пахотных, покосных, пастбищных, лесных), а не национальной территории того или другого народа, но никогда не подвергается сомнению, что перераспределяемые земли принадлежат кабардинцам и Кабарде. Во-вторых, претензии других народов на эти земли обосновываются исключительно их земельной стесненностью, нуждами и интересами. В случаях земельных споров противопоставляются друг другу право исконной принадлежности и собственности (со стороны кабардинцев) и право давности хозяйственного пользования (со стороны балкарцев). В-третьих, роль инициатора и арбитра в решении земельного вопроса принадлежала областной власти, хотя очевидно было совпадение земельных интересов Балкарии и аграрной политики Терского народного Совета.

К лету 1918 г. определяющим фактором положения всей страны уже была гражданская война. Когда 6 августа 1918 г. открылся IV окружной народный съезд в Нальчике, уже шло наступление казаков. Обсудив положение, съезд постановил послать в штаб Красной армии и в казачий штаб делегацию для выяснения причин кровопролития, с просьбой о прекращении гражданской войны и с предупреждением, что кабардинцы и балкарцы не вмешиваются в эту войну. Созданная съездом "комиссия из духовных лиц", пришла к заключению - "по отношению к войне и миру держать нейтралитет". Обосновывая необходимость нейтралитета, руководители съезда прямо заявили: "Нас и так мало, нам нечего ввязываться в братоубийственную гражданскую войну, мы должны сохранить свое физическое существование"⁵.

Отражением того факта, что перед лицом гражданской войны на первый план выступают задачи национальной консолидации и национального самосохранения стало принятое 16 августа решение создать Кабардинский национальный Совет. В него были включены все кабардинцы, входящие в состав

Нальчикского окружного народного Совета. Помимо прочего, решено было возложить на Кабардинский национальный Совет изыскание средств и способов формирования кабардинского полка.

Но с этого времени обстановка в Кабарде и Балкарии, смена власти, характер режимов стали определяться общим ходом гражданской войны в России и на Северном Кавказе. И все же, хотя конечный итог революционного процесса здесь определялся исходом противоборства основных военно-политических лагерей, столкнувшихся в гражданской войне в общероссийском масштабе, социально-политические процессы на территории Кабардино-Балкарии развивались во многом автономно, под воздействием внутренних для Северного Кавказа факторов и в результате активности самих его народов.

Содержание этой активности определялось не социально-классовым противоборством и не массовой тягой народов региона к отпадению от России. Главная проблема, с которой столкнулись в этот период северокавказские народы - это восстановление какого-либо устойчивого порядка взамен рухнувшего имперского и формирование соответствующих механизмов для регулирования наиболее конфликтогенных сфер общественной жизни - межнациональных и поземельных отношений. Здесь находился центр тяжести интересов Кабарды и Балкарии и во взаимных отношениях, и в области взаимодействия с другими народами региона. Это было, по сути дела, проявлением их политической самоорганизации, в которой соединялись собственные традиции политического самоуправления и устойчивость административно-территориального деления, установленного в регионе российской государственной властью. Национально-территориальная структура Северного Кавказа, которая до этого времени выполняла функции административного управления жизнью местного населения, восприняла теперь функции политического представительства его народов. Весь ход событий 1917- 1918 гг. в Терской области свидетельствует об этом. В этот период реальным политическим смыслом наполнились такие понятия как Кабарда, Балкария, Осетия, Чечня, Ингушетия и другие.

Эта объективная реальность получила институциональное закрепление в формировании после войны системы государственной власти и управления на принципах национально-территориальной автономии. Разумеется, общие рамки этого процесса определялись идеологическими представлениями и политическими интересами советской власти, но столь же весомыми движущими его силами выступали фундаментальные этносоциальные факторы и обретенный в условиях государственного распада импульс этнополитической "субъектности" народов.

Общеполитические факторы доминировали при создании Горской АССР, в состав которой Кабарда и Балкария вошли как отдельные округа. Идеологический фактор отразился в решении Учредительного съезда советов Горской республики "в спешном порядке урегулировать земельные отношения между округами и народностями, входящими в состав ГАССР, на уравнительных началах". Но весь дальнейший ход событий вплоть до конца 1922 г. отражал действие глубинных этносоциальных факторов и определялся политической активностью "этнических" группировок новой партийно-советской элиты. Речь идет об упорной борьбе Кабарды за выход из состава ГАССР и создание самостоятельной автономной области. Последовавший за этим выход Балкарии из ГАССР, поиск наиболее благоприятного варианта ее автономного статуса, затянувшийся на целый год процесс формирования институтов власти объединенной Кабардино-Балкарской АО были связаны с трудностями разрешения земельного вопроса в их взаимных отношениях.

Одно из решений Коллегии Наркомнаца того периода показывает, что в центре хорошо понимали глубину объективных факторов, делавших объединение Кабарды и Балкарии по сути единственно возможным решением. В нем указывалось, что земельный вопрос, приобретает особо важное значение в связи с тяжелым положением скотоводческих горских племен на Кавказе вообще и стихийным переходом их к земледелию, сопровождающимся постепенным переселением на плоскость⁶. Иными словами, речь шла об историческом процессе, который начался гораздо раньше 1920-х гг., и который определял дальнейшее этносоциальное развитие балкарцев на долгосрочную перспективу.

Учитывалось, что масштабные земельные уступки Кабарды могут способствовать смягчению трений и стабилизировать ситуацию, только если они будут иметь место в рамках единой автономии. Но здесь возникал новый элемент в системе регулирования этнополитических отношений народов Кабардино-Балкарии. Ранее соответствующие прерогативы принадлежали наднациональным институтам имперской или советской власти. Теперь, предстояло институализировать их в системе власти самой двунациональной автономии. Отсюда, идея паритета в структуре областного исполкома, которая стала предметом продолжительного и упорного спора. В конце концов, обе стороны пошли на взаимные уступки, и 17 августа 1922 г. Кабардинский обком и Балкарское оргбюро РКП(б) утвердили "Положение по объединению Кабарды и Балкарии". Оно предусматривало образование единого объединенного областного исполкома, состоящего на треть из кабардинцев, на треть из балкарцев и на треть из русских. При этом было решено в Балкарии иметь окружной исполком, как и в четырех округах Кабарды. Паритет, зафиксированный в Положении, был довольно далек от буквы решения Президиума ВЦИК от 16 января 1922 года. Но никаких возражений из центра не последовало, и оно было реализовано на практике. Главным, на чем настаивала Москва, являлось скорейшее достижение соглашения между органами власти Кабарды и Балкарии, а не конкретное его содержание.

Таким образом, расхожее представление о том, что большевики искусственно создали систему национально-территориальных автономий на Северном Кавказе, является весьма поверхностным. В процессе становления национальной государственности народов Кабардино-Балкарии неустранимым образом присутствует элемент их самоопределения. Импульс к самоопределению приобретал разнообразные формы, отражавшие неустойчивость общеполитической ситуации и ее динамику: решение проблемы национального представительства при формировании окружных органов власти в марте 1917 г.; провозглашение Союза Горцев Северного Кавказа в мае 1917 г.; съезды народов Терека в 1918 г.; политика нейтралитета, проводимая Нальчикским окружным народным советом летом-осенью 1918 г.; деятельность балкарского и кабардинского национальных советов; упорная борьба Кабарды за самостоятельную автономию в 1921 г.; наконец, самостоятельные позиции Кабарды и Балкарии в борьбе вокруг приемлемой формулы территориальной и политической конструкции их объединенной автономии в 1922 г. - все это в совокупности сформировало первый на протяжении XX в. опыт национального самоопределения кабардинского и балкарского народов.

Утверждение советской власти после гражданской войны и создание автономии кабардинского и балкарского народов являлись только началом длительного исторического процесса реализации социалистического проекта. Его формы, этапы, методы и последствия не были предопределены заранее, и в начале 1920-х гг. практически никто их не предвидел во всех деталях. Но политика Коммунистической партии и советского государства преврати-

лась на десятилетия в решающий фактор, определявший содержание этносоциального опыта народов Кабардино-Балкарии, а необходимость освоения непрерывного потока социальных и культурных инноваций, привносимых советской властью, служила главным механизмом трансформации традиционного общества.

На протяжении большей части 1920-х гг. - в период новой экономической политики - основной акцент делался именно на приобщении местного населения к советским политическим и общественным институтам - советам и их исполкомам, партийным, комсомольским, профсоюзным органам, кооперативам, обществам взаимопомощи и т.д. Другая сторона того же процесса была связана с курсом на максимальное совмещение административно-территориального деления Кабардино-Балкарской автономной области с ее этнотерриториальной структурой. Вместе с тем административно-территориальная структура в тот период отнюдь не определялась исключительно национальным фактором. Определяющим фактором в решении подобных вопросов являлся курс именно на советизацию общества, а не интересы национального самоопределения различных групп населения внутри области. Таким образом, невозможно изолировать национальную политику советской власти в регионе от ее идеологических целей и экономических задач.

В целом, на протяжении 1920-х гг. при сохранении национального обрамления политики советской власти в Кабардино-Балкарии проблематика межэтнических отношений и этнополитической структуры советской автономии постепенно отодвигалась на второй план. Ключевое значение для кабардинцев и балкарцев приобретали не их взаимные отношения, а те изменения в условиях существования обоих народов, которые несла социально-экономическая и культурная политика Коммунистической партии.

В частности, нельзя недооценивать масштабы и глубину сдвигов в условиях существования кабардинского и балкарского села, где концентрировалась жизнедеятельность подавляющей массы народов Кабардино-Балкарии. Областная власть стремилась отличиться в реализации всех политических установок партийно-государственного руководства. В условиях новой экономической политики это имело, может быть, больше положительных, чем отрицательных сторон⁷.

Политика в области просвещения и культуры была в 1920-е гг. наиболее зримым воплощением того нового, что несла советская власть. Нет сомнения, что она преследовала собственные идеологические и политические цели. Она включала в себя и борьбу против ряда жизненно важных для народов Кабардино-Балкарии этнокультурных традиций, объявленных "пережитками прошлого". Но вместе с тем, она решала и действительные задачи повышения культурного уровня, формировала инфраструктуру современного культурного развития населения.

К началу 1930-х гг., вполне "укоренившись" в регионе, система сбрасывает национальную идею как отжившее политическое орудие - происходит фундаментальный поворот от линии на "коренизацию" к предельному "социалистическому огосударствлению", к исключительно социально-экономической "целесообразности"⁸.

В 1930-е гг. административно-территориальная структура Кабардино-Балкарии подвергалась неоднократным изменениям. Это не привело к кардинальному расхождению административных и этнотерриториальных единиц автономии, но собственно национальный фактор при решении таких вопросов все больше отступал перед соображениями хозяйственной целесообразности и административного удобства. Обычно выдвигалась также цель "приближения органов государственной власти к населению". Но теперь она

совершенно была лишена мотива "коренизации" или "автономизации" этнических групп. Ее главный смысл сводился к тому, чтобы партийно-советский аппарат районного уровня (который поддавался более жесткому политико-идеологическому контролю) в свою очередь мог бы эффективнее обеспечивать хозяйственное управление и идеологический контроль непосредственно над массой населения. А в условиях плановости, коллективизации и мобилизации всех ресурсов для форсированной индустриализации страны объектом партийно-государственного контроля и управления стала повседневная хозяйственная деятельность. С другой стороны, реальные властно-управленческие функции перешли от советов к партийным органам и администрации колхозов.

Общая тенденция административно-территориальных изменений заключалась в увеличении количества районов, и в этом плане различия в отношении к районам с преимущественно кабардинским, преимущественно балкарским или преимущественно русским населением не прослеживаются. Каких-либо целенаправленных действий, наносящих ущерб национальным правам и интересам каких-либо групп населения, во всем этом не прослеживается. Более того, можно говорить о том, что продолжала действовать тенденция расширения территории расселения и землепользования балкарцев в Кабардино-Балкарии⁹.

Конституция СССР 1936 г. и Конституция РСФСР 1937 г. впервые четко закрепили статус национальной государственности для современной Кабардино-Балкарии и ее непосредственные отношения с российской государственной властью. С одной стороны, здесь важен аспект полноценного включения республики в федеративные отношения (КБАО с 1924 г. и до принятия новой конституции непосредственно входила в состав Северо-Кавказского края). С другой - обретение ею важнейших атрибутов государственности - территории, которая не могла быть изменена без согласия самой республики, конституции, законодательства, завершенной системы органов государственной власти, государственного герба и флага.

По отношению к предшествующему этапу национально-государственного развития конституция несла элементы и разрыва и преемственности. Она полностью лишила силы отдельные принципы этнополитической организации государственной системы КБАО, содержавшиеся в Положении об объединении Кабарды и Балкарии от 17 августа 1922 года. Здесь необходимо напомнить, что это Положение в части паритетного принципа формирования облисполкома изначально противоречило конституциям РСФСР 1918 и СССР 1924 года. Однако фактическим содержанием принципа паритета на протяжении 1920-х гг. являлось обеспечение баланса национального представительства в едином советском органе власти КБАО. Он касался только национального состава выборного органа власти, а не его структуры и полномочий. К тому же, с начала 1930-х гг. реальные властные полномочия и управленческие функции перемещаются от советских к партийным и хозяйственным органам, на которые принцип паритета никогда не распространялся. В этом смысле Конституция 1937 г. не вносила существенных изменений. Обеспечение национального представительства во всех звеньях политической системы оставалось функцией национальной политики партии.

Годы Великой Отечественной войны привнесли новый и чрезвычайно значимый этнополитический фактор, связанный с депортацией балкарцев. Он сообщил этносоциальному опыту балкарцев новейшего времени элемент исключительности, который не мог не оказать в дальнейшем глубокое и долгосрочное воздействие на все этнополитическое развитие. Прежде всего, речь идет о демографических потерях. Если в момент выселения по отчетным

данным в эшелоны было погружено 37 713 балкарцев, то на 1 января 1953 г. в местах спецпоселения на учете находилось только 32 214 человек, а всего в наличии имелось 32 887 человек (то есть меньше, чем насчитывалось балкарцев в КБАО по переписи 1926 г.)¹⁰. А в конечном итоге, численность балкарцев в СССР за 20 лет с 1939 по 1959 г. осталась почти неизменной - 41 960 по переписи 1939 г. и 42 408 по переписи 1959 года. Во-вторых, под прямую угрозу было поставлено национальное существование балкарского народа. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 г. установил, что переселение в отдаленные районы Советского Союза проведено навечно, без права возврата к прежним местам жительства. В-третьих, на протяжении долгого времени каждый балкарец испытывал острое чувство несправедливости и национального унижения, которое не могло не наложить отпечатка на национальную психологию.

Нет необходимости доказывать, что и весь процесс возвращения на родину в 1957 - 1960 гг. был сопряжен с новыми трудностями для балкарского населения. Видимо, не все вопросы были решены наилучшим образом и до конца, а в использовании средств допускались злоупотребления. Но принципиальное политическое содержание тех процессов, которые развивались в Кабардино-Балкарии на рубеже 1950-х - 1960-х гг., представляется однозначным - произошла полноценная реинтеграция балкарского народа в политическую, социально-экономическую, культурную систему единой Кабардино-Балкарской автономной Советской Социалистической Республики. Восстановление политического статуса, возвращение к местам проживания, полное равенство с другими народами в гражданских правах, создание необходимых условий для дальнейшего развития национальной культуры - все это в совокупности означало реабилитацию репрессированного балкарского народа.

Произошло это в рамках той же самой политико-правовой системы, в которой ранее имела место депортация народов. В ее же рамках, на равных основаниях и в качественно равноценных условиях продолжилось теперь национальное существование всех народов КБАССР. Иного понимания сущности реабилитации, связывающего ее с каким-либо национальным обособлением балкарцев внутри республики в тот период не прослеживается. И дело не только в том, что это не укладывалось в официальную идеологию интернационализма. Реальные устремления и интересы самого народа находились в сфере интегративных процессов.

Практически одновременно завершались к концу 1950-х гг. процессы социально-психологической адаптации кабардинского и балкарского населения республики к условиям и формам жизнедеятельности в советской социалистической системе.

Следующие три десятилетия с конца 1950-х и до конца 1980-х гг. стали временем значительных изменений в кабардино-балкарском обществе. Ощутимо выросла его демографическая масштабность. Численность населения КБАССР увеличилась примерно на 340 тыс. человек и достигла почти 760 тыс. Кабардинское население республики выросло с 190,3 тыс. до 363,5 тыс. человек. Балкарский народ в основном преодолел демографические последствия депортации и достиг численности в 70,8 тыс. человек.

Именно в эти годы происходит реальная и интенсивная модернизация социально-экономических структур (урбанизация, индустриализация) и подлинная революция в культуре кабардино-балкарского общества. Подавляющее большинство жителей республики осуществляло свою жизнедеятельность в этнически диффузных зонах проживания, в интегрированной производственно-экономической системе, в общей социальной инфраструктуре, в единой культурно-информационной среде. Интенсивность повседневного

межнационального взаимодействия резко возросла, а культурно-языковые барьеры, затрудняющие его, ушли в прошлое.

Здесь уместно говорить не о слиянии народов, утрачивающих этническую идентичность, но об их интеграции в единой экономической и социально-политической структуре республики. Несмотря на все потери в области этнокультурных традиций социально-экономическое развитие сопровождалось процессами национальной консолидации ее народов. К концу 1980-х гг. такие показатели социального развития кабардинского, балкарского и русского народов республики, как соотношение городского и сельского населения, его распределение по отраслям и сферам экономики, социально-профессиональная и образовательная структура, были достаточно близкими между собой и в основном соответствовали средним показателям по РСФСР.

То есть каждый из них имел более или менее современную, дифференцированную и относительно полную социальную структуру. Каждый народ был представлен группой национальной элиты - технической, научно-образовательной, творческой, управленческой. Каждый был вовлечен в деятельность основных институтов политической, экономической и культурной системы республики. К концу 1980-х гг. народы республики - это консолидированные и социально-мобильные национальные общности, которые не были замкнуты в территориально-этнических анклавах, а участвовали в единой системе воспроизводства ее социального и политического бытия.

На рубеже 1980 - 1990-х гг. этническая мобилизация в Кабардино-Балкарии получила решающий импульс не в результате внутренних для республики межэтнических противоречий, а в связи с общим процессом кризиса и разрушения политической системы советского социализма. Он повлек за собой отключение прежних механизмов регулирования межэтнического баланса и сделал неизбежной ту или иную форму самоопределения и суверенизации. А наиболее острые проявления политического кризиса в КБР были спровоцированы конкретными внешними событиями - провалом ГКЧП в августе 1991 г. и грузино-абхазской войной осенью 1992 года. Исследователи, как правило, недооценивают значимость того обстоятельства, что в августе 1991 г. кабардинское и балкарское национальные движения единым фронтом выступали против официального руководства республики; а в сентябре-октябре 1992 г. имело место противостояние кабардинского национального движения официальным властям, тогда как балкарское национальное движение выступало в поддержку "кабардинского" президента, избрание которого в январе 1992 г. оно бойкотировало.

Основная "внутренняя" этнополитическая коллизия завязалась вокруг вопроса - как может быть обеспечено политическое представительство и влияние, соответствующие статусу титульного народа для балкарцев, составлявших около 9% населения республики. При обсуждении проектов декларации о суверенитете (август 1990 - январь 1991 г.) в центре внимания также находились вопросы этнического представительства в политической системе республики. Уже с лета 1990 г. требования глубокой перестройки ее этнополитической структуры увязываются с проблемой всесторонней реабилитации балкарцев как репрессированного народа. С принятием Закона о реабилитации репрессированных народов (26 апреля 1991 г.) в сознании и политической практике балкарской национальной элиты происходит полное отождествление понятия "реабилитация" с понятием "политическое самоопределение балкарского народа", а набор требований о выполнении этого закона совпадал с программой суверенизации Балкарии (а значит, соответственно, Кабарды) и "федерализации" республики.

Эскалация межэтнической напряженности на протяжении 1990 и 1991 гг. питалась несколькими факторами. Во-первых, фундаментальным и радикальным характером предполагаемых преобразований политической системы республики в условиях, когда центральная государственная власть уже неспособна была санкционировать определенный правовой и административный порядок осуществления этих преобразований. Иными словами - высокой степенью неопределенности и процедур и результатов их осуществления. Во-вторых, в центре политического дискурса оказались категории экзистенциального порядка с высокой эмоциональной наполненностью, такие как геноцид, трагедия народа, историческая справедливость. Фактически обе стороны апеллировали к истории, как источнику своих прав. В этих условиях становились весьма затруднительными взвешенность дискуссий и прагматическое решение конкретных вопросов, а рациональное оппонирование сторон превращалось в напряженное морально-психологическое противостояние. В-третьих, фаза нарастания межэтнической напряженности не случайным образом соответствует, в основном, периоду "всевластия советов". В Кабардино-Балкарии средоточием политической власти стал в это время Верховный Совет. В этих условиях нормальная дифференциация республиканской элиты по национальным, отраслевым, территориальным, функциональным параметрам углубилась и приобрела политизированное выражение. Институты представительной системы как бы обнажали и закрепляли вертикальную расщепленность общества по этнонациональным разграничительным линиям, а этнические элиты, выступая на арене публичной политики и, как правило, в "прямом эфире", вынуждены были все время оглядываться на максималистов из числа участников национальных движений.

Но именно в соотношении сил между традиционными номенклатурными группировками этнических элит (кабардинской, балкарской, русской) и контрэлитными группировками радикально-националистического и традиционалистского толка лежит источник формирования механизмов деэскалации этнополитического кризиса в Кабардино-Балкарии. Ни в одной из основных этнических групп населения здесь не сформировались контрэлитные силы, способные отстранить от власти и лидерства устоявшуюся номенклатурную элиту. И это не лишний раз свидетельствует, что глубокие внутренние предпосылки межэтнического конфликта в республике отсутствовали. В наиболее напряженный период межэтнических отношений старые элитные слои солидаризировались с национальными движениями, были кооптированы в них и получили возможность оказывать на них решающее влияние. Но одновременно они сохраняли позиции в официальных властных структурах. В свою очередь, благодаря этому, законные институты государственной власти не только не были сломлены, но сохраняли все свои полномочия по решению основных вопросов, поставленных национальными движениями.

С конца 1990-х гг. проявились признаки исчерпания стабилизирующего потенциала факторов, которые обеспечили сравнительно безболезненное и самостоятельное преодоление Кабардино-Балкарской Республикой кризисного периода. Речь идет, во-первых, о динамике факторов, определяющих устойчивость или неустойчивость внутриэлитной консолидации, а во-вторых, о способности сложившегося в республике режима эффективно контролировать и регулировать более широкие процессы, протекающие в обществе.

Регулирование внутриэлитных отношений осуществлялось через иерархически-аппаратную систему и носило, с одной стороны, закрытый, а с другой - неформальный, нормативно не определенный характер. Это позволяло решать возникающие вопросы, не прибегая к мобилизации внеэлитных групп, и в этом смысле выступало фактором стабильности. Но при этом

постепенно складывалась система отраслевых и территориальных "этнических монополий", а этнокорпоративистские структуры начали пронизывать всю толщу общества. Многочисленные обещания республиканских властей в экономической сфере остались невыполненными. Ни одна из экономических программ (например, поддержки малого предпринимательства) и ни один из инвестиционных проектов, поддерживаемых правительством, не дали ожидаемого эффекта. В этих условиях единственным реальным инструментом экономической политики в республике оставался административный ресурс (утверждение прогнозных показателей, которые должны выполняться предприятиями, установление рекомендованного уровня заработной платы и т.д.). В результате, восприятие экономических условий населением стало приобретать взрывную политическую силу.

События 2003 - 2004 гг., отражали действие обозначенного круга факторов, но в своей совокупности формировали новое качество, которое можно охарактеризовать как ситуацию общего кризиса, чреватого резкой дестабилизацией всей обстановки в республике. Частью этого кризиса стал новый виток обострения межнациональных проблем.

Парадоксальным образом толчок этому обострению дали мероприятия по укреплению системы исполнительных органов государственной власти и модернизации системы местного самоуправления. Реорганизация системы местного самоуправления в соответствии с федеральным законом от 6 октября 2003 г. в своих политико-правовых основах никак не учитывала того обстоятельства, что в республике большинство муниципальных образований, так или иначе, имеет этническую окраску, либо этно-территориальную привязку. Она глубоко затрагивала всю систему поземельных отношений и воспринималась как форма окончательного решения земельного вопроса, предопределяющего относительные экономические и политические позиции различных этнических групп, а главное - подтверждающего, либо разрушающего этно-территориальную самоидентификацию народов. И при этом осуществлялась она в условиях цейтнота, когда решения принимаются не столько по существу, сколько потому, что их надо успеть принять до определенного срока.

Все это порождало общее ощущение неопределенности и неуверенности, обостряло потребность различных групп населения в гарантированном закреплении за собой неотъемлемых статусных позиций в общественно-политической системе и неотчуждаемых прав собственности на жизненно-важные ресурсы.

События сентября-октября 2005 г. - смена руководства республики и вооруженное выступление исламистского подполья против силовых структур - на определенное время отодвинули в тень проблематику межнациональных отношений. Однако уже весной 2006 г. она вновь выступила на поверхность общественно-политической жизни в связи с активизацией организаций национального толка. На этой волне этнополитическая проблематика актуализировалась и в 2007 г. в контексте подготовки к 450-летию установления политических связей народов Кабардино-Балкарии с Россией.

Таким образом, обзор основных этапов исторической эволюции народов современной Кабардино-Балкарской Республики обнаруживает, что между этнополитическими формами, этносоциальным содержанием и общими социально-политическими условиями этой эволюции нет однозначно направленной и неизменной по характеру зависимости. На весьма протяженных этапах развития решающее значение приобретает накопление эволюционных изменений в социально-экономических структурах и социокультурных матрицах этнического существования. Но на кризисных, переходных участ-

ках, сопровождающихся крушением прежнего государственного порядка и радикальной трансформацией общественных условий, этнополитические факторы не просто выходят на поверхность, но приобретают собственную динамику и структурирующее воздействие на остальные сферы общественной жизни. При этом реальные итоги социоэкономического и социокультурного развития воспринимаются как нечто само собой разумеющееся и, в каком-то смысле, становятся невидимыми для общественного сознания, тогда как этнополитический опыт прошлого (особенно его травматические и конфликтные аспекты) обретает мобилизующую и направляющую силу. В XX в. такая ситуация возникала в Кабардино-Балкарии дважды - в 1917- 1922 гг. и в 1989 - 1993 годах.

Примечания

Статья подготовлена в рамках реализации ФЦП "Научные и научно-педагогические кадры инновационной России" на 2009 - 2013 годы.

1. Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917 - 1918). Горская республика (1918 - 1920). Документы и материалы. Махачкала. 1994, с. 50 - 51.

2. УЛИГОВ У. А. Социалистическая революция и гражданская война в Кабарде и Балкарии и создание национальной государственности кабардинского и балкарского народов (1917- 1937 гг.). Нальчик. 1979, с. 79.

3. См.: МАГОМЕДОВ Ш. М. Северный Кавказ в трех революциях. По материалам Терской и Дагестанской областей. М. 1986, с. 118; "Кристаллизация" горского освободительного движения. Размышления Б. Байтугана об истории мусульман Северного Кавказа и Дагестана. - Вопросы истории, 2001, N 5, с. 24.

4. Документы по истории борьбы за советскую власть и образования автономии Кабардино-Балкарии (1917 - 1922 гг.). Нальчик. 1983, с. 213.

5. УЛИГОВ У. А. Ук. соч., с. 181.

6. Цит. по: КАЖАРОВ А. Г. Вопросы землевладения и землепользования в условиях становления государственности Кабардино-Балкарии в 1920-е гг. В кн.: Земельные отношения в Кабарде и Балкарии: история и современность. Материалы научно-практической конференции 11 августа 2005 г. Нальчик. 2005, с. 138 - 139.

7. МАМБЕТОВ Г. Х., МАМБЕТОВ З. Г. Социальные противоречия в Кабардино-Балкарской деревне в 20 - 30-е годы. Нальчик. 1999.

8. ЦУЦИЕВ А. А., ДЗУГАЕВ Л. Б. Северный Кавказ. 1780 - 1995. История и границы. Владикавказ. 1997, с. 3.

9. БИТОВА Е. Г. Социальная история Балкарии XIX века. Нальчик. 1997, с. 31; Административно-территориальные преобразования в Кабардино-Балкарии. История и современность. Нальчик. 2000, с. 328 - 331; Балкарцы: выселение, на спецпоселении, реабилитация. 1944- 2001. Документы, материалы, комментарии. Нальчик. 2001, с. 6 - 7.

10. Балкарцы: выселение, на спецпоселении, реабилитация, с. 26, 123.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - А. Х. Боров:

Комментарии: