Последние десятилетия в истории Индонезии отменены превращением массового насилия в постоянно присутствующий элемент и фактор политического процесса. Масштабы, формы и динамика этого феномена таковы, что требуют самого пристального изучения историков, социологов и политологов как в самой Индонезии, так и за ее пределами.

Массовые насильственные акции в Индонезии, независимо от непосредственно вызвавших их причин и форм проявления, выступают как способ выражения социальных требований, политических предпочтений, религиозной и этнической самоидентификации, и в представлении определенных групп населения они воспринимаются как единственное эффективное средство разрешения конфликтных ситуаций. Это, в свою очередь, объясняется особенностями политического развития Индонезии в последние десятилетия.

Анализ непосредственных причин и поводов для вспышек массового насилия позволяет выделить следующие их основные группы (порядок произвольный):

- антиправительственные акции, столкновения с силами порядка, нападения на суды, местные органы власти, полицейские участки;

- применение силы при разрешении трудовых и земельных конфликтов;

- межэтнические и межконфессиональные конфликты, перерастающие в кровопролитные столкновения;

- применение физической силы или унижающих человеческое достоинство наказаний в отношениях между начальниками и подчиненными, властью и гражданами;

- политические конфликты, межпартийные столкновения, особенно в период предвыборных кампаний, или столкновения между сторонниками разных фракций внутри одной партии;

- крайние проявления самосуда со стороны населения, чаще всего городской и сельской бедноты.

Мы оставляем здесь за пределами рассмотрения вооруженные сепаратистские движения на бывшем Восточном Тиморе, в Ачехе и в Папуа ввиду их политической и организационной специфики, устойчивого, долговременного характера.

Необходима существенная оговорка: указанное выше деление является в известной мере поверхностным и часто касается лишь внешней, непосредственной формы явления. В реальности за межпартийными или внутрипартийными противоречиями могут стоять антиправительственные настроения, если одну из сторон поддерживает официальная власть; за вспышками религиозной вражды чаще всего обнаруживается межэтническая рознь, которая, в свою очередь, проистекает из социального неравенства или столкновения имущественных интересов. Это отнюдь не чисто индонезийское

стр. 50

явление, но в Индонезии часто поражает другое - несоразмерность масштабов и жестокости насилия с непосредственно вызвавшими его причинами, его нередко неадекватная направленность и та легкость, с которой масса, толпа откликается на призыв к насилию. Создается впечатление, что порой людям нужен лишь повод, чтобы выплеснуть наружу разрушительные инстинкты.

Вот лишь несколько примеров. В июне 1996 г. 3 тыс. рабочих близ Джакарты сожгли фабрику из-за двухнедельной задержки в выплате жалованья ¹ . В марте 1999 г. на Западной Яве толпа избила до полусмерти двух похитителей мотоциклов, после чего они были облиты бензином и сожжены заживо ² - довольно распространенный способ самосуда. В январе 1999 г. в Краванге на Западной Яве полицейский избил водителя мотоколяски, отказавшегося дать ему взятку. В ходе вспыхнувших беспорядков возмущенные жители сожгли и разгромили десятки домов и лавок, два человека были ранены, один - убит ³ .

Но в приведенных случаях хотя бы прослеживается некая причинная связь, кроме, может быть, последнего эпизода. Нередко же убийства, совершаемые толпой, рационально не мотивированы, не связаны с личной виной жертвы, основаны на слухах или на принадлежности жертвы к той или иной религиозной или этнической группе.

Поиски корней этого явления в традиционной культуре, особенностях национального характера наводят на мысль о том, что постоянное подавление негативных эмоций, свойственное индонезийцам, в особенности яванцам, ведет к периодическим выплескам этих эмоций в виде индивидуального или коллективного "амока", причем место, время и повод для такого выплеска практически непредсказуемы и не всегда логически объяснимы. Немецкий исследователь Ф. Магнис-Сусено, много лет работающий в Индонезии, говоря об уступчивости и уклончивости, присущих яванскому характеру, замечает: "Существуют некие пределы, ограничивающие возможность давления на человека, и если эти пределы преступить, его реакция будет конфронтационной. Она может принять форму весьма эмоционального взрыва, не всегда соразмерного вызвавшим его конкретным причинам. Этот взрыв подобен не разряду молнии, очищающему атмосферу, но смертоносному извержению вулкана Мерапи, уничтожающему все вокруг, оставляя лишь пепел и развалины. Это значит, что человек перестал владеть собой и происходит нечто ужасное и постыдное" ⁴ .

Но если такой элемент культуры, как уклончивость, сдержанность, умолчание, в большей степени присущ яванской культуре, то с массовым насилием мы встречаемся повсеместно, у самых различных этносов. Индонезийский автор Хермаван Сулистио полагает, что состояние амока сугубо индивидуально и не может быть коллективным ⁵ . С этим трудно согласиться, поскольку состояние массового психоза - явление нередкое. Более конструктивной кажется другая мысль того же автора, что массовые убийства и насилие часто вырастают из чувства личной мести, превращаясь в месть политическую ⁶ . Мы пойдем в рассуждениях дальше и постараемся показать, что нередко имеем дело с местью отложенной и даже "переадресованной", хотя и не всегда справедливо, что в ряде случаев ведет к поиску и созданию искусственного образа врага.

Так или иначе, культурологический подход не снимает главного вопроса: почему в последние четыре десятилетия насилие в самых жестких формах становится все более обыденным, превращаясь в органическую составную часть повседневной политической реальности.

Собственный политический опыт колониального периода с неизбежностью приводил индонезийцев к убеждению, что сила есть высший аргумент в любом конфликте, а право сильного - выше формального закона. Особенности отношений в колониальном обществе и в первое десятилетие независимости были таковы, что предрасположенность к применению силы была ориентирована преимущественно вовне, против колонизаторов, при устойчиво патриархальных, глубоко структурированных

стр. 51

отношениях внутри туземного населения. В независимой Индонезии применение силы было не то чтобы редким, но все же из ряда вон выходящим событием, и расстрел войсками крестьян-скваттеров в 1953 г. повлек за собой падение кабинета министров. Элемент революционной солидарности между народом и национальной властью сохранялся, и насилие еще не выступало как главный аргумент власти в проведении своей политики.

Динамику напряженности и уровня массового насилия в обществе можно проследить на ситуации в такой тонкой и чувствительной сфере, как межконфессиональные отношения, где преломляются многие социальные, этнические и культурные конфликты ⁷ . Приведем следующие данные:

число христианских церквей, разрушенных в ходе конфликтов: 1945-1955 - 0; 1955- 1964-2; 1965-1974-46; 1975-1984-89; 1985-1994-132; 1995-1997-131; то же мусульманских мечетей: 1970-1979 - 2; 1980-1989 - 11; 1990 - ноябрь 1998 -17.

При некоторой их ограниченности они явно указывают на всплеск насилия по отношению к христианской общине с установлением в стране репрессивного режима "нового порядка" в 1966 г. и антимусульманских акций с конца 1970-х годов. Последнее было реакцией католиков-тиморцев на насильственное присоединение Восточного Тимора к Индонезии и следствием всплеска антияванских настроений на Молуккских островах со значительным христианским населением. Можно предположить, что предпосылки этого феномена были заложены еще в период, предшествовавший "новому порядку", т.е. во времена режима "направляемой демократии" президента Сукарно (1959-1965).

При "направляемой демократии" внешняя направленность насилия или угрозы силой сохранялась, но разница в том, что массовое насилие стало составной частью государственной политики. Помимо создания образа врага в лице соседней Малайзии появился принципиально новый феномен - прямое поощрение массового насилия официальной властью. Примерами тому могут служить многочисленные погромы иностранных представительств (Англии, США, Малайзии, Сингапура), жилищ иностранных граждан, весьма воинственные демонстрации против некоторых неугодных Сукарно высших государственных чиновников. Роль власти здесь была самой негативной: стимулируя таким образом политическое участие масс, она поощряла и освящала своим авторитетом неуважение к нормальному правопорядку (законы революции выдавались за первоисточник права), к безопасности и достоинству личности. Произошло первоначальное институирование массового насилия как приемлемой формы политического поведения, политического участия. Это тот новый момент, который в политическую культуру страны привнесла "направляемая демократия".

Ухудшение экономического положения, обострение социального неравенства, абсолютное обнищание населения, усугубление земельного голода вели к росту напряженности, не находившей разрешения в рамках официальных институтов. Крестьяне начали явочным путем осуществлять декларированную властями, но не проводившуюся в жизнь аграрную реформу, вступая в прямые столкновения с крупными землевладельцами, армией и полицией (так называемые "односторонние акции"). Это было особенно характерно для Центральной и Восточной Явы, причем жертвы были и со стороны крестьян, и со стороны сил правопорядка.

К этому же периоду относится одно из самых крупных для того времени выступлений против этнических китайцев, происшедшее в Сукабуми на Западной Яве в мае 1963 г. Отношения между китайской общиной и коренным населением в Индонезии - это та сфера, где наиболее остро преломляются основные противоречия индонезийского общества. Составляя от трех до четырех процентов населения страны, этнические китайцы контролируют около 70-80% деловой активности, финансов и торговли и в массе своей значительно зажиточнее среднего индонезийца. Именно

стр. 52

поэтому через китайцев население непосредственно и субъективно воспринимает кризисные явления в экономике, рост цен, ухудшение материального положения, углубление социальных различий. Если к этому добавить этнокультурные, этнопсихологические и религиозные различия (китайцы в большинстве своем христиане и буддисты), то становится понятным, что через "китайскую проблему" в деформированном, искаженном виде преломляются коренные противоречия индонезийского общества, отнюдь не имеющие этнокультурной или религиозной окраски. Китаец легче всего укладывается в желанную дихотомию "свой-чужой", которую ищет простой человек, стремясь уяснить причины своих невзгод.

Период "направляемой демократии" отмечен образованием значительного слоя нуворишей на общем фоне экономического упадка, резкого снижения жизненного уровня огромных масс населения, утраты социального статуса миллионами рабочих и крестьян. Шел процесс размывания патриархального восприятия власти, неспособной защитить индивида от бедности, от неосвященного традицией неравенства и унижений. Но в условиях авторитарного режима на смену этому восприятию шло не чувство ответственности суверенного гражданина, а представление, что нарушение индивидом человеческих и государственных законов есть лишь форма его законной самообороны. Иными словами, утверждение авторитаризма стало прологом к кризису правосознания и правопорядка.

Режим "нового порядка" под руководством генерала Сухарто, утвердившийся в 1966 г., сделал следующий шаг - он инициировал и санкционировал массовые убийства своих политических противников, при этом, по разным оценкам, погибло от 500 тыс. до 2 млн. человек. Оппонентов режима выдавали за врагов ислама и государства под предлогом причастности группы членов левых организаций к похищению, пыткам и убийствам шести высших офицеров вооруженных сил - обвинение, не подтвержденное ни серьезными свидетельскими показаниями, ни имеющимися медицинскими документами. Но смертоносный миф был создан, и исламистские организации под руководством армии развернули массовый террор, который навсегда вошел в историю страны как одна из самых черных ее страниц. Подробности ужасающи, почти непередаваемы на бумаге. В те годы не нашлось в стране никого, кто возвысил бы голос если не в защиту невинных жертв, то хотя бы в защиту морали и нравственности нации. Даже сейчас, по прошествии 35 лет, при некоторой либерализации ситуации в стране, ни один национальный историограф не отваживается взяться за более или менее объективное описание событий тех лет. Исключение составляет лишь эмигрантская печать ⁸ . "Новый порядок" институировал насилие, самое убийство как средство политической борьбы. В средствах массовой информации того времени мы сплошь и рядом находим прямое восхваление убийств, совершаемых "массами".

Но этот преступный генезис "нового порядка" наложил отпечаток на всю последующую историю режима. Насилие как санкционированное властью, так и направленное против нее, будет сопровождать "новый порядок" на всем протяжении его существования и перейдет в страшное наследство правительствам постсухартовского периода. При этом в условиях правления Сухарто оправданность насилия будет постоянно подпитываться политикой и повседневной практикой правящей армии. Сила или угроза силой неизменно оставались последним аргументом в отношениях власти с населением и, в частности, с политическими оппонентами. Произошло то, что некоторые индонезийские авторы характеризуют как институированное "государственное насилие" ⁹ , тиражировавшееся в политическом сознании и поведении масс. Свою роль сыграла специфика политической субкультуры армии как правящей политической организации "нового порядка": неспособность к политическому диалогу, мессианское самоощущение, преувеличенное представление о насилии как средстве разрешения противоречий. Можно без преувеличения сказать, что именно это исключило политическое

стр. 53

решение проблемы Восточного Тимора и роковым образом осложнило положение в Папуа и в Ачехе.

Лидеры "нового порядка" использовали против Сукарно санкционированное в свое время им же орудие массовых молодежных демонстраций, т.е. фактического политического насилия. Противники режима взяли студенческие демонстрации на вооружение, и они стали обычным средством давления на власть с захватом государственных учреждений, баррикадами на улицах, а часто и человеческими жертвами. Когда же к студентам присоединялись городские низы, в городах начинались пожары и грабежи. Но в глубине сознания демонстрантов все же лежала мысль, что других доводов "власть не поймет".

Кредо лидеров "нового порядка" заключалось в приоритете экономического развития при максимальной деполитизации общественной жизни. Широчайшие конституционные полномочия исполнительной власти в сочетании с руководящей ролью армии в политической системе государства - таковы основные характеристики авторитарно-репрессивного режима, существовавшего в Индонезии с 1966 по 1998 г.

Обозначим несколько наиболее характерных последствий, которые имела политика и практика этого режима для политической культуры и поведения населения.

1. Разрушение многих общественных структур и традиционных институтов вследствие изменений экономического базиса и социальных связей. Соответственно нарушились определенные системы ценностей, нормы поведения, нравственные ограничители. Занятие земель под промышленное и жилищное строительство, захват сельскохозяйственных угодий нуворишами под частные фермы, спортивные и увеселительные объекты, под туристические комплексы приводили к тому, что на рынок рабочей силы выбрасывалось гораздо больше людей, чем могли вобрать в себя промышленность, сфера торговли и услуг. Росло число людей, выбитых из привычной культурной и социальной среды и не обретших нового постоянного окружения. Произошла люмпенизация городского населения. Авторитарный режим, умышленно тормозя политическую модернизацию, не создал новых структур и институтов, позволяющих людям достигать своих законных целей, не пробудил ни гражданского самосознания, ни чувства ответственности перед согражданами, ни уважения к правам и достоинству личности.

2. Авторитарно-репрессивный "новый порядок" опирался в конечном счете на вооруженную силу. Высшей ценностью стали стабильность и порядок во имя экономического развития вне зависимости от методов их достижения. Отсюда - отчуждение граждан от власти, от государства, от правопорядка, уверенность гражданина, что государство не обеспечивает его законных интересов и, более того, что эти интересы могут быть обеспечены только вне правового поля, вне сотрудничества с властью. Коррупция и непотизм, разъедавшие государственный аппарат, служили сильным аргументом в пользу этой точки зрения. Здесь наблюдается прямая преемственность между "новым порядком" и "направляемой демократией".

Многие исследователи рассматривают рост стихийного насилия в последние годы как прямое порождение политики "нового порядка". Уже цитировавшийся выше Ф. Магнис- Сусено указывает, что последовательно проводившаяся режимом деполитизация общественной жизни привела к отчуждению людей от результатов экономического развития, к расколу населения на тех, кто получил доступ к экономическому пирогу, и на тех, кто лишен такого доступа ¹⁰ . Отчуждение от власти, от официальной политики, от материальных благ побуждает беднейшие слои обращаться к внезаконным методам в тех случаях, когда они считают свои интересы ущемленными. Поэтому, например, заподозрив одного из односельчан в укрывательстве краденого, крестьяне деревни на Восточной Яве не обратились в полицию, а попросту сожгли дом подозреваемого ¹¹ . Вообще массовые расправы с лицами, заподозренными даже в самых мелких преступлениях, стали обычным явлением. "Убийство от имени масс уже

стр. 54

давно вошло у нас в обычай и как бы не считается больше нарушением закона", - пишет публицист Карни Ильяс, видя в этом явлении признак того, что в Индонезии загублена правовая культура ¹² .

Но наиболее острые формы это явление принимало на протяжении всего периода "нового порядка" по отношению к этническим китайцам, которые, в силу своих экономических позиций, связей и навыков, оказывались наиболее подготовленными к экономической модернизации, к использованию иностранных инвестиций. Поэтому, по всеобщему убеждению, именно китайский капитал извлекал наибольшую выгоду из проектов развития, действуя в тесном взаимодействии с властями предержащими. К 1998 г. в Индонезии проживало 7 млн. этнических китайцев (примерно 3,5% населения). Он контролировали 80% из 300 крупнейших компаний, 70% деятельности в частном секторе экономики. Из 15 самых крупных компаний общей стоимостью 92 млрд. долл. 14 контролировались хуацяо ¹³ . Из 15 самых богатых семей страны 12 были китайскими ¹⁴ .

Нет оснований утверждать, что экономическая деятельность этнических китайцев в Индонезии была менее "патриотичной", чем коренных индонезийцев, но именно на них в первую очередь выплескивалось возмущение социальным неравенством, произволом власти, униженным положением трудящихся, внешней зависимостью. Антикитайские погромы, отвратительные своим вандализмом, жестокостью и немотивированностью, сопровождали с нарастающей частотой и интенсивностью "новый порядок" на всем протяжении его существования. Поводы для погромов могли быть самыми несущественными, а иногда и вообще не имеющими отношения к китайской диаспоре. Так, в разгар массовых демонстраций против засилья японского капитала в Индонезии в январе 1974 г., наряду с японскими фирмами и автомашинами, жгли и громили и имущество местных китайцев. Вообще антикитайские погромы превратились в некое ритуальное действо, сопровождающее массовые беспорядки, по какому бы поводу они ни происходили. Для вспышки насилия достаточно простого слуха, что некий китаец оскорбил, ударил или, еще хуже, убил коренного индонезийца. Последствия могут быть самыми катастрофическими, и целые кварталы городов обращаются в пепел.

Есть основания полагать, что иногда спецслужбы "нового порядка" умышленно провоцировали подобные погромы, чтобы канализировать социальное и политическое недовольство масс в наиболее безопасном для власти направлении и заодно сделать китайских дельцов более податливыми при заключении сделок с чиновниками. Только прямым попустительством военных можно объяснить отвратительные факты насилия в столице страны в мае 1998 г., унесшие жизни более 500 человек ¹⁵ . Но эти маневры еще более разъедали сдерживающие центры в поведении людей и обращались не только против китайского меньшинства, но и против всего общества, против власти, и не случайно, что в мае 1998 г. погромы и насилия стали самым впечатляющим симптомом агонии "нового порядка".

Расширение слоя экономически самостоятельного населения, рост информационного потока естественно вели к усилению стремления к более суверенному политическому участию, нежели то, что допускалось авторитарным режимом. И хотя всем в Индонезии было известно, например, что избираемый парламент фактически бесправен, что все кандидаты проходят придирчивый отбор на предмет лояльности режиму и что исход голосования фактически предопределяется исполнительной властью, избирательная кампания неизменно превращалась в поле ожесточенных, часто кровавых столкновений между сторонниками партии власти и силами правопорядка, с одной стороны, и теми, кто поддерживал оппозицию, - с другой. В апреле 1997 г., например, несколько сот крестьян в деревне Симбангкулон на Центральной Яве разгромили дом члена избирательной комиссии за то, что их не внесли в списки избирателей ¹⁶ .

стр. 55

В этом и других подобных случаях просматривается действие сразу двух факторов - проявление тяги к политическому участию и одновременно стремление выразить антирежимные настроения. Для сравнения приведем примечательный факт: в 1955 г. первые в истории Индонезии выборы, в которых участвовали десятки партий, часто находившихся между собой в самых острых противоречиях, были отмечены самым низким уровнем насилия в сравнении со всеми другими избирательными кампаниями в последующий период. На наш взгляд, это объясняется тем, что первые выборы характеризовались минимумом вмешательства властей в ход избирательного процесса. Этот вывод подкрепляется тем фактом, что последние по времени выборы, проходившие в накаленной обстановке постсухартовской Индонезии 7 июня 1999 г., также характеризовались низким уровнем насилия, что можно отнести в первую очередь за счет подчеркнуто нейтрального поведения исполнительной власти, армии, спецслужб.

Противоположный пример не заставил себя ждать. В октябре 1999 г. блок центристских, главным образом мусульманских, партий в сформированном на основе выборов Народом консультативном конгрессе попытался путем политических сделок удалить от рычагов власти лидера Демократической партии Индонезии (борющейся) Мегавати Сукарнопутри, чья партия получила поддержку одной трети избирателей. Сторонники М. Сукарнопутри 20 октября вышли на улицы городов Явы и Бали, где она пользуется наибольшей популярностью, устроили бурные демонстрации и сожгли несколько десятков магазинов, официальных учреждений, множество автомашин и мотоциклов. На следующий день М. Сукарнопутри стала вице-президентом страны, а население убедилось, что и в новых условиях сила еще остается самым весомым аргументом.

Неуклонный рост массового насилия в последние десятилетия спровоцирован политикой репрессивного режима, характером отношений между властью и обществом, работниками и работодателями, предполагающими и применение силы, и унижающие человеческое достоинство наказания. Хозяин одной из фабрик обрил наголо рабочих (мужчин и женщин) и запретил всем без исключения выходить за ворота фабрики в виде коллективного наказания за массовые хищения. В отместку местные жители сожгли предприятие ¹⁷ . Директор начальной школы заставил нерадивых учеников бегать нагишом вокруг футбольного поля на глазах у учителей и товарищей ¹⁸ . Пехотный лейтенант в пьяном виде замучил до смерти капрала за то, что тот со своим подразделением не прибыл к назначенному времени в указанное место ¹⁹ . В городе Тегал (Центральная Ява) служащий гражданской обороны был избит начальником за неявку на смотр ²⁰ . В 1992 г. в г. Амбон 22 чиновника мэрии явились на еженедельную уборку территории, не запасшись метлами. Мэр города (армейский полковник) приказал им в наказание совершить по дневной тропической жаре 15-километровый марш-бросок за 3 часа. На возражения местных законодателей полковник бросил: "Собака лает, а караван идет" ²¹ .

Сочетание политического бесправия, моральных унижений, а порой и физических страданий неизбежно вело к тому, что в сердцах людей накапливались чувства озлобления и мести, выплескивавшиеся при каждом удобном случае, часто приобретая религиозную окраску. Обострение религиозной розни в последние три десятилетия стало новым элементом политической жизни в Индонезии. Но термин "религиозный конфликт" должен восприниматься с большой долей условности, поскольку за очень редким исключением причиной столкновений становится не религиозная нетерпимость или оскорбление религиозных чувств верующих иноверцами, а более материальные - политические или социальные мотивы.

Особую остроту религиозные столкновения приобрели на Молуккских островах, в особенности на острове Амбон. Этот район с его значительной христианской общиной еще в период антиколониальной войны в конце 1940-х годов дистанцировался

стр. 56

от независимой республики и не слишком охотно присоединился к ней. Со временем противоречия сгладились, но в последние годы вражда между христианами и мусульманами вспыхнула на уровне деревень и городов. Свою роль, видимо, сыграло обострение ситуации на Восточном Тиморе, где местное, христианское в массе своей, население противостояло оккупационной армии, состоявшей в основном из мусульман. Можно предположить, что в христианских анклавах Индонезии на мусульман проецируется и довольно распространенное недовольство политикой центра, т.е. Явы и, в особенности, Джакарты. Нередко достаточно драки между двумя молодежными группами, чтобы вызвать массовые кровопролитные столкновения. Об их масштабах можно судить по следующим цифрам. Только с 19 января по 31 марта 1999 г. в городе Амбон, по данным властей, было убито 173 человека (население оценивает число жертв более чем в 200 человек), ранены 450 человек (660), разрушено более 3000 жилых домов, до 300 магазинов, 26 культовых сооружений, сожжено 149 автомашин. Во время вспышки насилия с 27 июля по август 1999 г. погибли, по версии властей, 67 человек (по оценке населения, более 300 человек), ранены 411 (более 900). Силы порядка потеряли трех военнослужащих убитыми и около 40 ранеными ²² . Новая вспышка насилия в самом конце 1999 г., по некоторым оценкам, унесла жизни 2000 человек, в основном мусульман ²³ .

Падение репрессивного "нового порядка" в мае 1998 г. не создало новых горячих точек, но лишь позволило более остро и объемно проявиться проблемам, созданным этим же режимом. Особую остроту приобретают этнические конфликты, и китайский вопрос, о котором говорилось выше, - лишь один из аспектов общей ситуации, угрожающей распадом страны.

Неравномерность социально-экономического и культурного развития Индонезии, диспаритет между капиталовложениями на Яве с минимумом природных богатств, но максимумом плотности населения и развитой инфраструктурой, с одной стороны, и на богатых природными ресурсами внешних островах, с другой, всегда были предметом острых политических дискуссий. Но с ускорением экономического развития неравномерность стала более очевидной, чем когда-либо ранее, и в ней экономический аспект все чаще сочетался с этническим противостоянием "Ява - внешние острова". Основной упрек, адресованный центральному правительству, заключался в "яванизации" регионов путем вытеснения местных кадров, предоставления привилегий приезжим яванцам, чаще всего протеже семьи президента Сухарто, подавления местной культуры.

Таким образом, реальное противостояние "общество - репрессивный режим" на каком- то этапе трансформировалось в ложное противопоставление "яванцы - жители окраин", и это последнее сохраняется уже после падения "нового порядка", несмотря на то, что яванцы пострадали от этого режима никак не меньше других этносов. Профессор Матуллада из университета им. Хасануддина в Уджунгпанданге (Сулавеси) полагает, что яванская культура оттеснила на второй план другие культуры, опираясь на поддержку властей предержащих. Вместе с тем культуролог Игнас Кледен справедливо указывает, что культурные различия начинают играть отрицательную роль, лишь когда они сопряжены с политической и экономической властью ²⁴ . В качестве канала яванизации воспринимается программа массового переселения избыточного населения с Явы на другие острова, в первую очередь на Суматру и Калимантан. Раздражение против политики центрального правительства обращается против Явы и Мадуры.

Кровопролитные события в районе Самбас на Западном Калимантане начались с того, что один из пассажиров отказался оплатить проезд в автобусе. Его спор с переселенцем с Мадуры - кондуктором - перерос в кровопролитие, охватившее несколько деревень и поселков. Три человека были убиты, два грузовика и 20 домов сожжены ²⁵ . Анализируя эти события, индонезийский политолог А. Сантосо писал, что

стр. 57

переселенцы с Мадуры на Западном Калимантане пускают в ход ножи, а местные жители в ответ убивают мадурцев, потому что коренное население уже в течение 50 лет таит в сердцах гнев за то обращение, которому оно подвергается со стороны государственных чиновников и компаний, за отторжение традиционных земельных угодий, за вырубленные леса, за пущенные под ножи бульдозеров могилы предков. И дальше тот же автор подчеркивает, что жестокость со стороны местных жителей на деле адресована той власти, которой они раньше никогда не осмелились бы противостоять. Ныне же с падением авторитета правительства и отсутствием координации в деятельности государственных органов, когда не действует ни один закон, кроме "закона джунглей", у них появилась возможность излить свой гнев ²⁶ .

Еще более определенно на этот счет высказался известнейший деятель индонезийской культуры B.C. Рендра: "Неистовство масс, способное прорваться наружу в любом месте и по любому поводу, даже самому ничтожному, есть не что иное, как бомба замедленного действия, оставленная "новым порядком", стремившимся обеспечить спокойствие и пугавшим людей тем, что если рухнет режим, то погибнет и страна" ²⁷ .

Сказанное подтверждает то, о чем мы уже говорили выше по другому поводу: насилие со стороны низов далеко не всегда адекватно направлено и соразмерно непосредственно вызвавшим его причинам. Социолог Ясраф Амир, работающий в Бандунгском университете, указывает на постоянное присутствие в массовой психологии элементов виртуальной ненависти, виртуальной угрозы, виртуального хаоса, связанных с мнимыми опасностями и врагами, будь то колдуны, сумасшедшие, религиозные фундаменталисты и остатки разгромленной в конце 1960-х годов компартии ²⁸ . Надо заметить, что эта потребность в образе врага была воспитана десятилетиями пропагандистской деятельности "нового порядка" и в определенной мере может быть прослежена еще в эпохе Сукарно. Культурологи указывают, что один из главных элементов яванской политической культуры заключается в стремлении к гармонии человека с окружающей средой, к тому, чтобы ввести все события и явления в надлежащий порядок и пропорции. Поиск врага служит целям ложной гармонизации, позволяя обозначить мнимый источник дисгармонии. Учитывая низкий образовательный уровень населения, можно представить, что властным структурам и вообще заинтересованным группировкам не слишком сложно манипулировать общественными настроениями.

В августе 1998 г. Индонезия была потрясена серией таинственных убийств на Восточной Яве. Группы убийц по ночам уничтожали мусульманских священнослужителей, обвинявшихся в занятиях черной магией. Иногда такие убийства совершались толпами местных жителей. Власти так и не дали точной официальной версии происшедшего, не смогли указать, кто стоял за этими убийствами, жертвами которых стали до 200 человек. Фигурировали две версии: одна - месть родственников за коммунистов, убитых правыми мусульманскими организациями в 1966-1967 гг. ²⁹ ; другая версия предполагает, что убийства были спровоцированы спецслужбами, чтобы дестабилизировать ситуацию и убедить общественность в необходимости сохранить за армией ее вне конституционные полномочия ³⁰ . Ссылки на черную магию в этом случае были чрезвычайно удобны, ибо индонезийцы в массе своей весьма суеверны. В одной из деревень крестьяне забили насмерть своего старосту, обвиненного в попытках навести порчу на односельчан. Он был уличен в том, что бросил в колодец сверток с традиционными атрибутами колдовского ритуала - маленькой тыквой, плодами особого вида цитрусовых, щепками бамбука, а также списком, содержащим имена десяти противников старосты ³¹ .

Видный политический деятель Индонезии Амин Раис, выступая на конгрессе мусульман в Джакарте в ноябре 1998 г., говорил о душевной болезни, поразившей его соотечественников. Он упоминал о случае в районе Маланга (Восточная Ява), где

стр. 58

молодые люди отрубали головы членам соперничающих группировок и, водрузив эти головы на шесты, разъезжали по городу на мотоциклах ³² . Но, может быть, не менее трагически прозвучали на встрече министра здравоохранения с Национальной комиссией охраны детства в начале 1999 г. данные о том, что насилие проникло в семью, что участились случаи бегства детей из дома вследствие жестокого обращения с ними родителей ³³ , что совершенно необычно для чадолюбивых индонезийцев.

Если в области экономики последние три десятилетия в индонезийской истории (1967- 1999) отмечены существенными положительными сдвигами, вовсе не полностью уничтоженными в результате финансово-экономического кризиса 1997-1998 гг., то в сфере политики, культуры, межличностных и межобщинных отношений "новый порядок" оставил крайне тяжелое наследие. В результате экономического развития и двукратного кризиса авторитаризма на протяжении жизни одного поколения произошла известная десакрализация власти в массовом сознании. Однако, при всех положительных сторонах этого процесса, до создания саморегулирующейся и самовоспроизводящейся упорядоченной политической системы, опирающейся на необходимый минимум сознательного политического участия граждан, еще далеко.

Опыт общественного и политического развития Индонезии в последние десятилетия свидетельствует о том, что применимость авторитарных методов модернизации традиционного общества ограничена во времени. Режим "нового порядка", проявив нежелание и неспособность реформировать политическую систему, привел страну к моральному кризису, последствия которого далеко не исчерпаны с падением самого режима. Жестокость, неуважение к закону, к человеческой личности, собственности, самой жизни человека, насилие как форма политического и социального волеизъявления низов в силу значительной психологической инерции сохранят свою негативную роль в политическом процессе в Индонезии еще в течении значительного времени даже в том случае, если начавшиеся меры по модернизации политической системы страны приведут к ее реальной демократизации и, тем более, если они окажутся прерванными. Весьма вероятный возврат к авторитарным методам для успокоения общества может дать некоторые краткосрочные результаты, но в конечном счете обернется лишь отложенным и потому еще более разрушительным кризисом.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Bisnis Indonesia. 26.06.1996.

2 Kompas. 05.03.1999.

3 Gatra. 16.01.1999, No. 9, p. 64.

4 F. Magnis-Suseno. Etika Jawa. Jakarta, 1984, p. 59.

5 Tajuk. 15.10.1998, No. 17, p. 77.

6 Ibid., p. 76.

7 Southeast Asian Affairs, 1999. Institute of SEA Studies, Singapore, 1999, p. 119.

8 М Я. Siregar. Tragedi Manusia dan Kemanusiaan. Cetakan Kedua, Amsterdam, 1995.

9 Tajuk. 15.10.1998.No. 17, p. 77.

10 Kompas. 08.02.1999.

11 Kompas, 10.02.1999.

12 Forum Keadilan. 02.11.1998, No. 15, p. 6.

13 Newsweek, 01.06.1998, No. 22, p. 39.

14 Asiaweek. 29.05.1998, No. 21, p. 36.

15 Независимая газета. 19.05.1999.

16 Gatra. 03.05.1997, No. 24, p. 40.

17 Forum Keadilan. 02.11.1998, No. 15, p. 74.

18 Jakarta Post. 15.09.1997.

19 Kompas. 04.07.1991.

20 Kompas. 13.05.1993.

21 Tempo. 1992, No. 43, p. 21.

стр. 59

22 Gatra. 21.08.1999, No. 40, p. 39.

23 Moscow Times. 06.01.2000.

24 Forum Keadilan. Edist Khusus, 17.08.1998, p. 39.

25 Kompas. 23.02.1999.

26 Kompas. 29.03.1999.

27 Gatra. 20.02.1999, No. 14, p. 94.

28 Kompas. 03.02.1999.

29 Forum Keadilan. 02.11.1998, No. 15, p. 14-15.

30 Straits Times. 05.11.1998.

31 Gatra. 04.01.1997. No. 7, p. 90.

32 Kompas. 05.11.1998.

33 Kompas. 29.01.1999.

Постоянный адрес данной публикации: