Служению во внешнеполитическом ведомстве России Николай Павлович Шишкин посвятил без малого сорок четыре года. Находясь с 12 марта 1891 г. на посту товарища министра иностранных дел, а с 24 марта 1896 г. - и статс- секретаря, он в 1891 - 1893 и 1895 - 1897 гг. пять раз исполнял обязанности временного управляющего Министерством иностранных дел ¹ . За это время два раза - в 1895 и 1896 - 1897 гг. ему пришлось быть творцом российского внешнеполитического курса.

Именно Шишкин в 1896 г. после смерти министра иностранных дел А. Б. Лобанова-Ростовского сопровождал Николая II во время поездки императора в Европу; участвовал в переговорах с французским правительством, целью которых была выработка общей политической линии двух держав в отношении статуса проливов и судьбы Турецкой империи, переживавшей глубокий политический кризис. До сих пор детали этой поездки остаются неизвестными, сами взгляды этого деятеля на российскую внешнюю политику также требуют тщательного изучения.

Сложившиеся представления об этом человеке отличается эклектичностью и поверхностностью. Сегодня можно назвать только одно исследование, содержащее своего рода набросок политического портрета. Недостаток источников, ограниченные хронологические границы этого исследования (на описываемое время пришлось лишь несколько месяцев его управления внешнеполитическим ведомством после кончины министра иностранных дел Н. К. Гирса, а затем и Лобанова-Ростовского) не позволяют говорить об обоснованности этого, в целом негативного, изображения личности дипломата. Утверждение о "случайности" карьеры Шишкина, всем своим положением обязанного якобы исключительно фортуне, не согласуется с данными его биографии - ни с тем возрастом, когда он заступил на этот пост, ни со сроком пребывания в должности товарища министра иностранных дел. Большая часть его биографии не рассматривалась в этой книге ² .

Архивные документы дают основания считать, что это неординарная фигура в истории российской дипломатии, и он вовсе не был выскочкой, а контрастность суждений о нем современников придает изучению его биографии, поиску неизвестных ранее фактов и деталей дополнительный интерес.

Григораш Игорь Владимирович - атташе, сотрудник Историко- документального департамента Министерства иностранных дел Российской Федерации.

стр. 58

Николай Шишкин родился 11 августа 1827 г. в Ярославле в семье потомственного дворянина камер-юнкера Павла Сергеевича Шишкина (1786- 1850) ³ и его жены Прасковьи Николаевны, урожденной Барановой (1792- 1880) ⁴ . Отец Н. П. Шишкина был представителем древнего и многочисленного дворянского рода Шишкиных ⁵ , ведущих свое происхождение от Данилы Яновича Шишко, польского шляхтича герба "Остоя" (Ostoja) ⁶ , который в 1448 г. "выехал ис коруны Полской" на службу к великому князю московскому Василию II Темному ⁷ .

Николай был третьим ребенком и старшим сыном в семье Павла Сергеевича и Прасковьи Николаевны ⁸ . Люди состоятельные ⁹ и образованные, они уделяли большое внимание воспитанию сына. Первоначально его образование проходило в домашних условиях, а через некоторое время он был определен в "приготовительный пансион" лицейского инспектора А. Ф. Оболенского ¹⁰ , поскольку родители желали, чтобы Николай учился в Александровском Царскосельском лицее.

В 1841 г. Шишкин поступил в лицей. Как следует из писем Николая к отцу за 1842 г., в которых он регулярно сообщал родителям свои оценки в лицее, а также из самого лицейского свидетельства, юный Шишкин, хотя и не был самым послушным учеником среди лицеистов пятнадцатого набора, учился хорошо.

Однако в 1845 г. отец Шишкина по каким-то причинам подал директору лицея Д. Б. Броневскому записку, в которой выразил желание забрать Николая из лицея. Возможно, какой-то проступок Шишкина ¹¹ во время учебы в лицее послужил поводом к тому, что после практически четырех лет пребывания Николая в Царском Селе его родители, относившиеся к поведению детей строго, в особенности мать ¹² , пошли на такой шаг, как отзыв сына из этого престижного учебного заведения. 6 ноября 1845 г. лицейская конференция выдала Николаю Шишкину свидетельство о его увольнении "по желанию родителя" из третьего класса лицея и причислении "ко второму разряду гражданских чиновников" ¹³ . Последнее означало, что юноше придется начинать свою службу, не имея даже четырнадцатого чина - самого младшего по табели о рангах.

По прошествии полутора лет, девятнадцатилетнего Николая было решено определить на государственную службу. Не желая отпускать от себя сына, родители пристроили его в канцелярию ярославского военного губернатора. 13 июня 1847 г., как следует из формулярного списка, он поступил в канцелярию А. П. Бутурлина. Попав на государственную службу, юный Шишкин в дополнение к природной смекалке и предприимчивости, отмеченным в нем еще лицейскими учителями, сумел воспитать в себе аккуратность, усердие и собранность. В январе 1849 г. он был назначен младшим чиновником по особым поручениям при губернаторе и получил чин коллежского регистратора. Через три с половиной года, 3 июля 1852 г., он был определен старшим помощником губернатора по особым поручениям и вскоре был произведен в губернские секретари ¹⁴ .

В 1853 г. Николай решил перейти на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел. Во главе Азиатского департамента в тот момент стоял Н. И. Любимов, выпускник Московского университета, один из знакомых семьи Шишкиных ¹⁵ . Любимов согласился взять Шишкина на службу канцелярским чиновником первого разряда, со стороны Бутурлина возражений не последовало, и 12 апреля 1853 г. началась карьера Николая Павловича Шишкина в Министерстве иностранных дел.

Ровно через год "за отличие" Шишкин был произведен в коллежские секретари, а 6 декабря 1855 г. назначен старшим помощником столоначальника департамента. В 1856 г. последовало производство в титулярные советники и назначение младшим столоначальником в Азиатском департаменте. 22 мая 1857 г. в ходе подготовки свидания Александра II с Наполеоном III министр иностранных дел А. М. Горчаков направил Шишкина курьером с депешами в Париж. Находясь в Париже с 27 мая по 30 августа 1857 г., Шиш-

стр. 59

кин проявил себя "старательным, активным и сообразительным" работником, чем обратил на себя внимание П. Д. Киселева, российского посла во Франции ¹⁶ .

1 января 1859 г. Шишкин был командирован секретарем в российское генеральное консульство в Молдавии и Валахии, к Н. К. Гирсу, будущему министру иностранных дел ¹⁷ . Однако вскоре, 22 июня 1860 г., по распоряжению директора Азиатского департамента Е. П. Ковалевского Шишкин, к тому времени уже коллежский асессор, получил назначение управляющим консульством в Яссах. Но и там он пробыл недолго - по 28 октября 1860 г. и 8 марта 1861 г. был переведен на место консула в Адрианополь ¹⁸ .

Как и в Яссах, в Адрианополе Шишкину пришлось заниматься вопросом, связанным с попытками местного населения - главным образом болгар - переселиться в Россию. Понимая, что эту проблему нельзя рассматривать в отрыве от общеполитического курса России на Балканах и от состояния взаимоотношений между Петербургом и Портой, в тот момент относительно стабильных, Шишкин по согласованию с Азиатским департаментом и российским посланником в Константинополе А. Б. Лобановым-Ростовским решил придерживаться двоякой позиции. С одной стороны, он стремился всячески оградить православных жителей Адрианопольского пашалыка от притеснений со стороны турецких властей - вплоть до организации "перемещения" части болгарского населения на территорию Российской империи. С другой стороны, Шишкин считал разумным не форсировать эмиграцию болгар из Турции, добиваясь прежде всего улучшения их положения внутри Османской империи. Соображения, которыми руководствовался российский консул в Адрианополе, были следующими.

Во-первых, полагал он, стремление местных жителей покинуть страну без санкции турецких властей вызвало бы со стороны Порты, которой не была выгодна эмиграция податного населения, увеличение препятствий для их выезда. Можно было ожидать повышения налогового гнета с целью создать дополнительные долговые обязательства, без уплаты которых местные жители не могли бы покинуть турецкие пределы. Во-вторых, эмиграция болгар вызвала бы недовольство со стороны сербского правительства, которое воспринимало этот процесс не иначе, как "вымывание" православного элемента с Балкан. Вместе с тем, как писал 20 декабря 1861 г. Шишкин Н. П. Игнатьеву (заведовавшему в то время Азиатским департаментом), ограниченное "переселение в наши пределы болгар не может подать повода сербским патриотам опасаться ослабления здесь славянского элемента и вместе с тем успокоит и турецкое правительство, не без основания страшившееся, что все христианское население Болгарии покинет возделываемые ими земли и. лишит его самой значительной и верной части государственных доходов". По сообщениям консула, греки, проживавшие в Адрианопольском пашалыке, также не приветствовали болгарскую эмиграцию: их благосостояние во многом зиждилось на "эксплуатации" болгарского населения. В-третьих, он считал невыгодным для самой России быстрый и массовый отток болгарского населения, служившего опорой русской политики на Балканах. К тому же, России пришлось бы принять большое количество переселенцев, занимавшихся преимущественно сельским хозяйством, а значит, выделить болгарам соответствующее количество земли и помочь им устроиться на новом месте. Между тем, "сосредотачивающейся" России не ко времени какое-либо обострение отношений с соседкой на юге. В целом, при всем благорасположении к православному населению Балкан, следовало с большой осторожностью подходить к переселению единоверцев на российскую территорию.

Осознавая, насколько сложна проблема переселенцев, Шишкин настаивал на выработке официальной договоренности с турецким правительством о непрепятствовании со стороны Порты переселению болгар. "Подобное предварительное соглашение, - доносил Шишкин 30 августа 1861 г. в Азиатский департамент, - мне кажется тем более необходимым, что таким образом переселенцы будут ограждены от тех бедствий, которые претерпевали от ме-

стр. 60

стных властей их соотечественники [как] в Молдавии, так и в Видинском пашалыке" ¹⁹ . Появление формального разрешения на переселение, как рассчитывал Шишкин не только укрепило бы среди местного населения взгляд на Россию как на защитницу православных, но и побудило бы местные турецкие власти улучшать положение болгар, и тогда число готовящихся к эмиграции болгар не возрастало бы, а наоборот, сократилось. 5 марта 1862 г. Лобанов-Ростовский телеграфировал Шишкину о направленном Портой соответствующем фирмане генерал-губернатору Адрианопольского пашалыка Мехмед-Паше. Как и ожидал российский генеральный консул, Мехмед-Паша, боясь массового "оттока" болгар, "употребил все старание для улучшения их положения, рассрочив им уплату податей и частных долгов, дав им хлеба на прокормление и обсеменение полей", и выразил готовность и далее провести меры во благо местного населения ²⁰ .

Оценивая успешную деятельность Шишкина как консула в Адрианополе, а также его усилия по организации взаимодействия между консульством и российским посольством в Константинополе, Горчаков ходатайствовал перед Комитетом министров о награждении дипломата "вне существующих правил" орденом Станислава 2-й степени с императорской короной ²¹ . 4 мая 1862 г. состоялось награждение, а 18 октября Шишкину было поручено управлять генеральным консульством России в Белграде (утвержден в должности 8 августа 1863 года) ²² .

Главной задачей, которую поставило правительство перед Шишкиным, направляя его в Белград, было удержать сербское правительство от войны против Турции. Как указывал он в инструкции от 11 марта 1865 г. А. С. Ионину, передавая ему управление консульством на время краткого отпуска Шишкина, "из чтения политического архива консульства Вы могли убедиться, что Императорское министерство столько же опасается нарушения спокойствия в христианских областях Турции, сколько желает продолжения мирных отношений между Сербией и Портою" ²³ .

Поводом для опасений служило нарастание напряженности, наблюдавшееся еще с начала 1860-х годов на сербо-турецкой границе. Какое-либо столкновение между Белградом и Константинополем грозило перерасти в крупный военный конфликт и лишить устойчивости обстановку на Балканах, вопреки интересам России. Слабость ее экономики, неподготовленность к "силовому" пересмотру результатов Парижского мирного договора 1856 г. и вместе с тем активизация российской политики на среднеазиатском направлении не позволяли Петербургу отходить от того уравновешенного курса в отношениях с европейскими державами, который проводил Горчаков и который обеспечивал России мирную передышку.

В Сербии российской дипломатии пришлось вступить в соперничество с внешнеполитическими ведомствами Англии, Франции, Австрии и Турции. Из донесений генерального консула в Белграде 1863 - 1866 гг. следовало, что каждая из названных стран тем или иным путем подталкивала сербского князя Михаила Обреновича к войне с Портой. В уверенности, что Турция одержит победу, Англия и Франция надеялись на ликвидацию автономии княжества, замену неудобных для них Обреновичей династией Карагеоргиевичей и восстановление полного контроля Порты над Сербией. Поражение Белграда позволило бы Лондону и Парижу вести в Сербии двойную игру.

В результате представители английского и французского капитала рассчитывали получить по сути беспрепятственный доступ к сербскому рынку, фактически закрытому для них. Как писал Шишкин Н. П. Игнатьеву (депеша от 12 июня 1864 г.), "неудачные попытки отдачи в аренду иностранцам разработки разных промыслов, предпринятых в железных рудниках Майданпека (разрабатывались французами. - И. Г.) и в каменноугольных копях Добры, успели доказать сербскому правительству только крайнюю недобросовестность иноземных компаний и сделали его чрезвычайно... недоверчивым к предложениям их, как бы выгодны они ни казались с первого взгляда". Непривлекательность предлагаемых иностранными предпринимателями условий, а так-

стр. 61

же соображения безопасности не позволяли сербскому правительству согласиться и на постройку железной дороги, которая связала бы Сербию и Турцию, - ее строительства добивался английский консул в Белграде ²⁴ .

Что касается Австрии, то, по мнению Шишкина, ее политика в отношении Сербии, равно как в отношении Черногории, а также Боснии и Герцеговины, основывалась на желании под предлогом защиты христиан присоединить к своим владениям ряд славянских областей Турции. "Австрийское правительство разослало секретных эмиссаров в Боснию и Герцеговину для возбуждения там между христианами движения против Турции", - доносил он в Петербург 26 февраля 1863 года. Проанализировав действия австрийцев, Шишкин пришел к выводу, что австрийское правительство "по-видимому, хочет воспользоваться беспорядками, им возбуждаемыми, для вооруженного вмешательства и занятия этих провинций". При этом он предупреждал, что в районе австро-турецкой границы "военные начальники... имеют секретные приказания держать полки в готовности к походу". Одновременно Австрия выступала за "восстановление изгнанной в 1858 г. династии" Карагеоргиевичей ²⁵ .

Возвращение их находило поддержку и со стороны Турции. Недовольное слишком самостоятельной политикой Белграда, а также тем влиянием, которым пользовалась в Сербии Россия, турецкое правительство искало предлога для проведения военной операции против княжества. Как отмечено в донесении от 22 июля 1863 г., с этой целью "турецкое правительство старается преувеличивать всякое, даже самое невинное, происшествие в здешних краях" ²⁶ . В случае успеха операции, удалось бы не только сменить "неудобного" для турок Михаила Обреновича на Александра Карагеоргиевича, но и распустить сербскую армию, а также лишить "провинившуюся" Сербию статуса автономии.

В этой обстановке, сообщал Шишкин в своих депешах, правительство князя Михаила проводило укрепление сербских вооруженных сил. Но с 1864 г. сербское правительство вместо повышения расходов на оборону, которые на 1862 - 1863 гг. достигали 10 млн. пиастров, начало их сокращать, хотя Вена и Константинополь продолжали распространять слухи о военных приготовлениях Белграда. Между тем состояние регулярной сербской армии численностью в 3,5 тыс. человек и народного войска (ополчения), которое насчитывало на 11 мая 1866 г. 54 тыс. человек, не позволяло сербам даже помышлять о наступательной войне против Порты. Ведение оборонительной войны было для них также крайне затруднительно ²⁷ .

Чтобы нейтрализовать провокационные действия Англии, Франции, Австрии и Турции в отношении Белграда, Шишкин в беседах с князем Михаилом и членами сербского правительства, прежде всего с министром иностранных дел И. Гарашанином, убеждал их придерживаться осторожной политики по отношению к Порте. В упомянутой инструкции Ионину он отметил, что "князь Михаил, подчиняясь советам императорского министерства, тщательно старался удалить поводы к разрыву (с Турцией. - И. Г.)". Гарашанин заверял Шишкина, что "княжество не намерено... подавать никакого повода к нападению и будет надеяться на посредничество и содействие покровительствующих держав" ²⁸ .

Вместе с тем Шишкин видел, что Сербия, давая "приют" беженцам из христианских областей Турции, впитала в себя "взрывоопасный людской материал", который, при умелой пропаганде, может в любой момент "вспыхнуть" и увлечь Белград в войну. Поэтому Шишкин добился от князя Михаила распоряжения об установлении строгой цензуры на все издаваемые за австрийский и турецкий счет газеты, а также введения контроля за деятельностью беженцев на территории Сербии и пресечения провокаций с их стороны на границе с Турцией ²⁹ .

Однако в середине 1866 г. обстановка на Балканах резко изменилась. Причиной тому послужила австро-прусская война и поражение 21 июня 1866 г. австрийских войск при Кениггреце. В Сербии и прилегающих к ней

стр. 62

христианских областях Османской империи заметно активизировали свою деятельность представители Англии и Франции, ставя целью спровоцировать антитурецкое "восстание". В письме от 5 июля 1866 г. директору Азиатского департамента П. Н. Стремоухову Шишкин заметил: "Наезды всяких господ... явно направленные против Турции, при безосновательных угрозах сей последней, могут возбудить в сербах желание восстать, пользуясь затруднениями Австрии". Шишкин видел, что князь Михаил, поначалу старавшийся умерить воинственные настроения, стал объектом для всяческих нападок и обвинений в бездействии, что в конечном счете могло привести к его смещению, и предложил Петербургу "до некоторой степени способствовать сближению Сербии с другими единоверными народностями, призванными содействовать ей в борьбе против турок". "Подобная помощь с нашей стороны, - пояснял он в письме Стремоухову от 3 июня 1866 г., - будет оценена тем выше, что государственные люди Сербии более всего сетуют на ничтожество своей внешней политики и поэтому увлекаются всякими интригами, вредные последствия которых для их отечества достаточно сознаются. Сверх того, сближение с единоверцами при содействии нашем может иметь еще ту выгоду, что ослабит влияние на сербское правительство западных держав и на столько же возвысит наше собственное" ³⁰ .

Тем временем "брожение" в Сербии едва удавалось сдерживать. Положение осложнили беженцы из Турции, нахлынувшие в Сербию из-за голода в Османской империи и усиления налогового гнета, вызванного значительным увеличением военных расходов Порты. 28 сентября 1866 г. Шишкин констатировал: в сербском народе сильно убеждение, "что к весне придется взяться за оружие для завоевания человеческих прав своим братьям". Поэтому, когда осенью 1866 г. князь Михаил обратился к Петербургу с просьбой "возобновить заем, от которого он так благоразумно отказался в 1863 г.", Шишкин доказывал, что российскому правительству стоит согласиться предоставить этот заем. В противном случае, убеждал Шишкин Азиатский департамент, Россия потеряет влияние в Сербии, ибо Михаил обратится к "другой державе - охотнице чужими руками жар загребать". По мнению Шишкина следовало разбить кредит на несколько частей, чтобы иметь возможность влиять на политику Михаила. Тем не менее, в 1867 г. Петербург перевел Белграду сразу всю сумму займа в 800 тыс. червонцев для вооружения сербской армии и направил в княжество военных инструкторов ³¹ .

Идея Шишкина о сближении Сербии с христианским населением Балкан также нашла отклик в Петербурге. В ноябре 1867 г. не без помощи России был подписан договор о союзе между Сербией и Грецией, дополненный весной 1868 г. военной конвенцией, в январе 1868 г. - договор о дружбе, торговле и нейтралитете между Сербией и Румынией. 4 мая 1868 г. Шишкину было присвоено звание российского дипломатического агента и генерального консула ³² .

Правда, успехи российской дипломатии в Сербии оказались не долгими. Тому были две причины. Первая - ошибочное решение Петербурга выдать в 1867 г. сразу всю запрошенную Михаилом сумму займа. Этот шаг фактически лишил Шишкина рычага воздействия на Михаила. Вторая - увольнение Михаилом Гарашанина при усилении влияния военного министра Блазнаваца -"открытого врага России", за которым отчетливо просматривалась рука Австрии. Уже к середине 1867 г., отмечал Шишкин, Михаил стал меньше прислушиваться к советам России. Осенью того же года князь объявил о создании нового правительства, в то время как его популярность в сербском народе заметно пошатнулась. Попытки России добиться отставки Блазнаваца провалились. Любую информацию, разоблачающую его деятельность, князь воспринимал как инсинуации. Шишкин все более подозревал, что Вена подталкивает Михаила "в пропасть, приготовляемую ему Блазнавацем" с целью установить регентство при малолетнем наследнике Милане Обреновиче ³³ .

События, однако, развивались быстрее, чем мог предполагать Шишкин. 29 мая 1868 г. в Оленьем парке близ Белграда группой приверженцев Алек-

стр. 63

сандра Карагеоргиевича князь Михаил был убит. Власть попала в руки трех регентов при малолетнем князе Милане - Блазнаваца, Ристича и Гавриловича. 17 июня 1869 г. была принята составленная регентами конституция, которая, по сути, обеспечила им полный контроль над страной. Вместе со смертью Михаила погибла и надежда на скорое объединение вокруг Сербии балканских христиан.

В этот момент Шишкина охватило отчаяние. Он просил Стремоухова заменить его на посту генерального консула в Белграде и готов был оставить службу. К столь решительному поступку Шишкина подталкивали и сложные обстоятельства личного характера.

В 1863 г. в Белград Шишкин выехал, уже будучи семейным человеком. 28 апреля 1863 г. в Москве во время своего короткого отпуска он сочетался браком с княжной В. Н. Шаховской (1835 - 1910). Знакомы они были, по-видимому, уже давно; еще их родители вели между собой переписку. Последовав за мужем в Белград, Варвара Николаевна и не знала, какое горе предстоит пережить им вместе. В Белграде 1860-х годов семье Шишкиных пришлось жить в суровой обстановке. Грязным, нездоровым и неустроенным представлялся город своим гостям. Родившаяся в Белграде у Шишкиных дочь умерла спустя несколько месяцев. 18 декабря 1867 г. у них родился сын. Опасаясь, что он, как и первая дочь, не выдержит "белградских невзгод", да и сам оказавшись в болезненном состоянии, Шишкин собирался покинуть Сербию, передав пост одному из своих подчиненных ³⁴ . К тому же на родине дела складывались не лучшим образом. Старой матери его было все тяжелее следить за имениями, а сам Шишкин уже не мог часто брать отпуск, чтобы помочь ей, как делал всего несколько лет назад ³⁵ .

Только личное обращение Горчакова, дорожившего своим сотрудником, удержало его от этого шага. В письме от 8 июля 1868 г. к А. С. Энгельгардту (временно заменявшему Стремоухова) Шишкин так отозвался о благосклонном к себе отношении со стороны министра: "Начну с просьбы выразить от меня... Александру Михайловичу чувства... глубокой признательности за те лестные для меня изъявления одобрения моей деятельности и доверия к моей опытности и знанию дела". "В течение 15-летней службы по Министерству иностранных дел, - писал он Энгельгардту, - я не только никогда не бегал от труда, но, напротив, могу сказать по совести, скорей на него напрашивался и всегда жертвовал службе и здоровьем, и личными своими выгодами" ³⁶ . Как показывают хранящиеся в Архиве внешней политики Российской империи документальные материалы о работе Шишкина во внешнеполитическом ведомстве, он имел право на эти слова.

В виду событий 1868 - 1869 гг. Петербург сместил центр тяжести своей политики с Сербии на Черногорию. Как и до войны с Турцией 1862 г., черногорский князь Николай претендовал на главенствующую роль в борьбе за объединение югославянских земель, отказавшись в 1870 г. заключить военную конвенцию с сербским правительством. Позиция князя встревожила Белград, оказавшийся в своеобразном политическом вакууме, потеряв расположение России и не приобретя искренней поддержки Австрии. В этих условиях Блазнавац попытался обратиться к России напрямую и через посольство в Константинополе за поддержкой и помощью. Однако реакция российского правительства была сдержанной, и регентам ничего не оставалось делать, как налаживать отношения с российским дипломатическим агентом. Со своей стороны Шишкин вел себя с регентами осторожно. Тщательно наблюдая за обстановкой в Сербии, он полагал, что сотрудничество с ними лишь скомпрометирует Россию в глазах сербской общественности.

В 1872 г. князь Милан достиг совершеннолетия. В конце 1873 г. умер Блазнавац; Милан Обренович сформировал новое правительство во главе с И. Мариновичем. Пользуясь своим знакомством с Мариновичем, Шишкин попытался сблизиться с юным князем Миланом, но мало чего добился. Слишком сильное влияние на князя оказывал бывший регент Ристич, убеждавший Милана ориентироваться в своей политике на Австрию ³⁷ .

стр. 64

В Белграде Шишкин оставался по начало 1875 г., когда, откликаясь на давние просьбы, Горчаков решил перевести его в другое место, и 25 марта 1875 г. Шишкин, к тому времени уже в чине действительного статского советника, был назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром в США. 17 апреля он отбыл из Белграда, передав дела новому дипломатическому агенту и генеральному консулу А. Н. Карцеву ³⁸ .

20 октября 1875 г. новый посланник прибыл в Вашингтон. При назначении Шишкин получил указание Горчакова добиваться сближения с США по соображениям "большой политики", особенно в делах Дальнего Востока. По прибытии в Соединенные Штаты он первое время занимался организацией российской экспозиции на Всемирной выставке в Филадельфии, приуроченной к столетию провозглашения независимости США. В результате российская экспозиция была второй по величине после английской и произвела настоящую сенсацию. Шишкин также содействовал успеху миссии Д. И. Менделеева, который не только представлял на выставке свои изобретения, но и изучал в США нефтяное дело. Кроме того, в 1876 - 1877 гг. Шишкин обеспечивал дипломатическую поддержку третьей Американской экспедиции русского флота, решение о проведении которой было принято 8 октября 1876 г., в канун русско-турецкой войны 1877 - 1878 годов. С декабря 1876 г. в Сан-Франциско начали прибывать корабли тихоокеанского отряда и Сибирской флотилии (1 корвет, 3 клипера и 5 мелких судов). Суда средиземноморской эскадры (в составе 1 фрегата и 2 корветов) пришли в Нью-Йорк 11 марта 1877 года. "По политическим соображениям" на ремонт в Филадельфию был отправлен также клипер "Крейсер" из Средиземноморской эскадры. В мае 1877 г. экспедиция русского флота завершилась, она дала яркий пример русско-американского сотрудничества в 1870-е годы ³⁹ .

С осени 1876 г. Шишкин также прорабатывал вопрос о возможности разместить в США заказы на постройку современных крейсеров и изготовление торпед. Принципиальная договоренность об этом была достигнута, и в январе 1877 г. американским подрядчикам был перечислен аванс в размере 4 млн. долларов; на верфи Крампа в Филадельфии был заложен парусно-винтовой крейсер "Забияка". Полагая целесообразным оборудовать военно-морскую базу на острове Св. Доминго, откуда было удобно контролировать маршруты английского торгового флота, Шишкин также провел предварительный зондаж по этой проблеме. Параллельно он содействовал капитану Л. П. Семечкину, впоследствии известному автору книг по военной стратегии, в сборе информации об американских верфях и закупках турецким правительством американского оружия. В апреле 1878 г. в связи с решением о дополнительной морской демонстрации на английских торговых путях и отсутствием у России быстроходных крейсеров в США был сделан заказ на переоборудование трех американских океанских пароходов в крейсера. 21 - 27 декабря 1878 г. четыре новых российских крейсера вышли в море ⁴⁰ .

Наблюдая во второй половине 1870-х годов за ходом англо-американских переговоров о выдаче преступников, Шишкин пришел к выводу, что Россия должна присоединиться к этой конвенции. К такой мысли его подтолкнули поступившие в 1879 - 1880 гг. сведения о том, что через США получают финансирование и закупают оружие террористические группы в Российской империи, в частности в Польше. Ввиду неоднократных покушений в те же годы на Александра II, эти известия вызвали пристальное внимание российского посланника; ему удалось добыть данные о деятельности "нигилистских" организаций в США, а также проследить их связи с аналогичными группами и организациями в Европе. Однако процесс разработки двусторонних соглашений между Россией и другими странами о взаимной выдаче преступников затянулся. Только в 1885 г. подобное соглашение было заключено между Россией и Германией, а в 1886 г. - между Россией и Англией ⁴¹ .

В США Шишкин находился до 2 апреля 1880 года. После отъезда его в отпуск, 14 июня 1880 г. было принято решение направить его в качестве чрезвычайного посланника и полномочного министра в Грецию. В этот мо-

стр. 65

мент обстановка там была крайне нестабильна. Страна готовилась к войне с Турцией, чтобы силой оружия отстоять решения состоявшейся в июне 1880 г. Берлинской конференции. На этой конференции британская и французская дипломатия выдвинули предложение провести новую греческую границу от горного массива Олимп на востоке до реки Каламас на западе, включив в состав владений Греции город Янину. Турки отказались удовлетворить эти требования, что послужило причиной мобилизации греческой армии в августе 1880 года ⁴² . Однако реально греческие войска были не готовы к войне, а финансы Греции обременены огромными долгами ⁴³ . Российская дипломатия видела свою задачу в сохранении мира. Статс-секретарь Н. К. Гире, фактически заменивший Горчакова на посту министра, остановил свой выбор на кандидатуре Шишкина.

1 декабря 1880 г. он прибыл в Афины. Оценив обстановку, Шишкин пришел к заключению, что греческое правительство своими военными приготовлениями "поставило себя в тупик", ему оставалось либо воевать, что было крайне нежелательно, либо отказаться от военных планов и фактически объявить о собственной несостоятельности, после чего ожидать своего свержения. Как заметил Шишкин в письме Гирсу от 28 марта 1881 г., король, "несмотря на 18- летнее царствование" выглядит в глазах греков по-прежнему иностранцем; "ему менее, чем соотечественнику, они простят решение, против которого восстают одинаково общественное мнение и все военные, считающие позорным играть далее жертв своего легковерия и послушания неисполняемым обещаниям Европы" ⁴⁴ . Исходя из сложившейся в Греции обстановки, Шишкин положительно оценил совместное обращение держав, в том числе и России, к греческому правительству с требованием остановить военные приготовления и с угрозой отказать Афинам в помощи в случае войны. Одновременно в Константинополе приступили к подготовке многосторонней конференции по вопросу о выполнении положений Берлинской конференции 1880 года. В марте 1881 г. во время этой конференции британская сторона попыталась добиться от турок перехода горного массива Олимп и Превезы под греческий контроль. Османское правительство отказалось передать Превезу, но пошло на уступки по другим территориям, в частности по северной границе и в Эпире. Но самым радостным для греков событием было присоединение Фессалии, отобрать которую у турок военным путем ранее не удалось.

Проработав в Греции почти четыре года, 8 февраля 1884 г. Шишкин был назначен посланником в Соединенное королевство Швеции и Норвегии; новое назначение сопровождалось присвоением ему чина тайного советника. В марте он покинул Афины, а 25 июня был аккредитован в Стокгольме.

Как и Гире, бывший в 1872 - 1875 гг. посланником в этой стране, Шишкин уделял значительное внимание развитию экономических связей, тщательно изучал внутриполитическую ситуацию. Но напряженность работы в Стокгольме нельзя было и сравнивать с Балканами, США или Грецией.

По свидетельству В. Н. Ламздорфа, в 1889 г. Гире, крайне недовольный директором Азиатского департамента И. А. Зиновьевым, хотел отправить его "отдохнуть и освежиться в Стокгольм", а на его место "для пользы министерства" пригласить Шишкина. Однако в связи с появившимися в 1889 г. опасениями, что шведский король Оскар состоит в тайных союзных соглашениях с Берлином, решено было оставить Шишкина, опытного дипломата, в Стокгольме ⁴⁵ . В 1891 г. встал вопрос о замене товарища министра А. Е. Влангали, назначенного послом в Рим. Из представленных Гирсом кандидатур Александр III выбрал Шишкина, хотя на этот пост претендовал Зиновьев, который вскоре все же был отправлен в Стокгольм.

В качестве товарища министра иностранных дел Шишкин занимался прежде всего внутренними, административными делами и лишь частично участвовал в выработке внешнеполитических решений. По указанию Александра 111 Гире не спешил раскрывать Шишкину подробности секретных русско-французских переговоров. Это серьезно затруднило его работу, при-

стр. 66

ведя к тому, что на первых порах в ряде проблем, прежде всего европейской политики, Шишкин мог разбираться лишь "наполовину".

Во время миссии начальника французского Генерального штаба Р. Буадефра в Россию в июле-августе 1892 г. Гире поручил Ламздорфу посвятить Шишкина в суть русско-французских соглашений, подписанных в августе 1891 г. и направленных против Германии. Тем не менее, большинство секретов в этом вопросе Шишкин узнал только после смерти Александра III ⁴⁶ .

Судя по реакции Шишкина на проект военной конвенции, представленный Буадефром начальнику российского Генерального штаба Н. Н. Обручеву, Шишкин выступал за максимальное сохранение для России возможности дипломатического маневра между Германией и Францией. 5 августа 1892 г. в сопроводительном письме к упомянутому проекту, направленному Гирсу, Шишкин заметил: "Насколько могу судить из беглого чтения, из нее (конвенции. - И. Г. ) можно было бы исключить всю политическую часть, добавив ее статьею, оговаривающею государю полную свободу решения вопроса начатия военных действий". Хотя это мнение было и запоздалым, но его суть совпадала с тем осторожным курсом, который старался проводить министр. Принципы, которыми руководствовался Шишкин в "большой политике", косвенно может характеризовать его замечание в письме от 17 октября 1891 г. своему другу, Е. Е. Стаалю, российскому послу в Лондоне: "К сожалению, всю нашу политику хотят подчинить эмоциям, так бы оно и получилось, если бы Гире не находился у руля министерством и не останавливал эту чрезмерную пылкость" ⁴⁷ . Ряд влиятельнейших российских политиков стремился как можно быстрее заключить союз с Францией, что, по мнению Гирса, было нежелательным, потому что вело к осложнению отношений между Россией и Германией, а в итоге ускоряло формирование противоборствующих коалиций государств - будущей Антанты и Тройственного союза.

Частые недомогания Гирса в 1891 - 1895 гг. при недостаточной осведомленности товарища министра зачастую становились причиной сбоев в работе центрального аппарата министерства. К примеру, 7 декабря 1894 г., говоря о возможности передать временное управление Шишкину в связи с очередной болезнью Гирса, Ламздорф заметил в своем дневнике: "Это как раз то, что нужно сделать для наведения некоторого порядка и налаживания более или менее нормального хода дел... Бедного Шишкина держат в стороне; у нас установился режим полной анархии". И все же, работая нередко по 16 часов в сутки, Шишкин удачно справлялся со своими обязанностями и был на хорошем счету у императора. 30 августа 1893 г. он был награжден орденом Александра Невского за умелое управление министерством ⁴⁸ .

Всеподданнейшие доклады Шишкина и его переписка с Стаалем свидетельствуют, что в период с 1891 по 1895 г. одним из главных вопросов, в разрешение которых внес большой вклад Шишкин, было разграничение на Памире. Летом 1891 г. Военное министерство решило направить туда экспедицию А. Е. Ионова, которой предстояло "очертить" своим маршрутом российские территории Памира. Опасаясь продвижения России, Китай в конце 1892 г. приступил к концентрации в районе Памира своих войск. В ответ Петербург принимал аналогичные меры. Понимая, что отнюдь не Китай играет первую скрипку в происходящих событиях, а Англия, желавшая втянуть Китай в совместные переговоры с Россией и за его счет обеспечить безопас-

стр. 67

ность своих владений в Индии, Шишкин полагал, что "нет никакой надобности ускорять разграничение Памиров со стороны Китая, так как наш взгляд на это разграничение будет зависеть от выяснения Памирского вопроса с Англией". Шишкин советовал посланнику России в Китае А. П. Кассини "поддерживать обмен взглядов наших с китайскими министрами, стараясь всячески убедить сих последних, что соглашение с ним [царским правительством] всегда будет выгоднее для Китая, чем совместное действие с Англией, могущее лишь создать затруднения и вызвать осложнения". 5 апреля 1894 г. путем обмена нотами было заключено соглашение, по которому Россия и Китай решили сохранить за собой территории, занятые их войсками по обе стороны Сарыкольского хребта, а 27 февраля 1895 г., также путем обмена нотами, был заключен соответствующий русско-английский договор ⁴⁹ .

Приняв в январе 1895 г. после смерти Гирса управление министерством, Шишкин вынужден был уделить первостепенное внимание ситуации на Дальнем Востоке. В это время российское правительство было обеспокоено политикой Японии, победившей Китай в войне 1894 - 1895 гг. и готовившейся предъявить Пекину условия мирного договора. Опасаясь усиления позиций Японии в Корее, российское правительство вынашивало намерение оккупировать острова Коджедо для обеспечения свободного прохода в корейском проливе своих судов. Однако, не желая в будущем столкновений с Японией, Шишкин считал разумным по возможности воздерживаться на Дальнем Востоке от "агрессивных" шагов. В этом он продолжал линию, намеченную Гирсом. На заседании особого совещания 20 января 1895 г. Шишкин заявил, что "нам не следовало бы занимать.., каких-либо территорий, дабы тем показать, что мы не преследуем на тихоокеанском побережье никаких агрессивных целей, и через то сохранить прежние дружественные отношения как с Японией, так и с другими заинтересованными державами". Отвечая управляющему Морским министерством Н. М. Чихачеву, говорившему об угрозе интересам России, Шишкин отметил: "Более всего наши интересы были бы задеты, если бы Япония завладела Кореею" ⁵⁰ . Когда в апреле 1895 г. между Китаем и Японией был заключен Симоносекский мирный договор, обеспечивавший Японии легкий захват Кореи, Россия организовала совместный с Францией и Германией демарш, требуя отказаться от захвата Ляодунского полуострова, что было предусмотрено договором. В результате Япония, хотя и добилась ратификации Китаем Симоносекского договора, вынуждена была воздержаться от выполнения ряда его условий, а в ноябре 1895 г. вернула Китаю Ляодунский полуостров.

Пробыв на посту управляющего министерством до 26 февраля 1895 г., Шишкин передал управление министерством А. Б. Лобанову-Ростовскому. 7 марта Шишкин был вновь назначен товарищем министра ⁵¹ .

Важную роль во внешней политике России в 1895 - 1896 гг. играл Восточный вопрос. Испытывавшая тяжелые экономические трудности, сотрясаемая частыми волнениями в "нетурецких" провинциях, в 1895 г. Османская империя оказалась на грани катастрофы. Россия опасалась государственного переворота в Турции и захвата Англией проливов. В обстановке взаимного недоверия державы, за исключением Германии и России, сосредоточили свои эскадры в турецких водах: Англия близ устья Дарданелл, Австрия у Салоник, Италия у Смирны, Франция у Бейрута. По свидетельству Шишкина, посетившего осенью Севастополь, хотя Черноморский флот получил приказ о мобилизации, моряки были сильно обеспокоены его состоянием: боевые корабли не имели ни хорошего вооружения, ни достаточного запаса снарядов и угля; максимальное количество войск, которое можно было бы перевезти за один рейс из Севастополя, не превышало восьми тысяч человек ⁵² .

Турецкий вопрос не мог быть решен какой-то одной державой. Поэтому на осень 1896 г. были намечены визиты Николая II в сопровождении Лобанова- Ростовского в Австро-Венгрию, Германию и Францию для непосредственного обмена мнениями с руководителями внешнеполитических ведомств

стр. 68

этих стран. Ключевыми должны были стать переговоры в Париже, на взаимопонимание с которым Петербург рассчитывал прежде всего. Осуществление программы визитов началось с Вены, где 15 августа состоялись переговоры Лобанова-Ростовского с министром иностранных дел Австро- Венгрии А. Голуховским. Как планировал Лобанов-Ростовский, следующим пунктом переговоров после Вены должен был стать Бреславль в Германии. Однако 18 августа семидесятилетний министр скоропостижно скончался. 19 августа 1896 г. Шишкин, назначенный за неделю до этого события управлять министерством, был срочно вызван Николаем II в Киев и оттуда сопровождал императора в Германию.

Предстояло завершить сложнейшую дипломатическую комбинацию, которую не успел реализовать Лобанов-Ростовский. Письма Шишкина Стаалю показывают, что целью ее являлось сохранение мирным путем существующего режима проливов. С военно-политической точки зрения, Петербург добивался закрытия проливов для прохода военных эскадр какой-либо из великих европейских держав, подразумевая прежде всего Англию. Такая позиция мотивировалась соображениями безопасности юга России, а также необходимостью предотвратить возникновение на Черном море каких-либо сил, угрожающих подорвать российское влияние на Кавказе и Балканах.

Ответить Лондону посылкой к Босфору относительно слабой российской черноморской эскадры означало бы войну, из которой Россия не вышла бы победительницей. Более того, Шишкин понимал, что Франция и Германия, имея огромные капиталовложения в Турции, заинтересованы в сохранении ее целостности и что Австрия также не пожелает допустить Россию к проливам, а значит, война стала бы общеевропейской. Этим и объясняется энергичное противодействие Шишкина предложению российского посла в Константинополе А. И. Нелидова захватить верхний Босфор.

Вся логика действий товарища министра в 1896 г. основывалась на стремлении нейтрализовать проекты Нелидова и снять угрозу войны. Чтобы достичь этого, Шишкину требовалось договориться с Германией и Францией о совместных действиях по сохранению status quo в Турции.

В Бреславле Шишкин добивался поддержки Германией линии России на сохранение целостности Порты, участия Германии в сдерживании Англии, а также одобрения российской позиции на предстоящих переговорах с Францией. Беседы Шишкина с Вильгельмом II и его помощниками были успешными. "Мы можем рассчитывать на искреннюю и энергичную поддержку со стороны Германии, - сообщал Шишкин 14 октября 1896 г. Стаалю. - Я получил об этом доказательства из уст императора Вильгельма и его советников, а оттуда до поддержки остальных членов Тройственного союза остается всего один шаг, лишь бы Англия, которой доверяют только в Риме и Вене, не сделала бы нам какую-нибудь пакость" ⁵³ .

По завершении 28 августа переговоров в Бреславле Николай II отправил его в Петербург готовиться к встречам во Франции. Сам же император намеревался посетить Копенгаген, Бальмораль (резиденцию английской королевской семьи), а затем прибыть в Шербур, где и должен был встретиться с товарищем министра. Перед отъездом Шишкина из Бреславля царь успокоил его, что "ни в Копенгагене, ни в Бальморале он не будет затрагивать политические вопросы", хотя и опасался, "как бы бабушка ⁵⁴ не заставила его это делать" ⁵⁵ .

В Шербур Шишкин прибыл раньше императора, 16 сентября 1896 года. Уже 20 сентября он провел переговоры с министром иностранных дел Франции Г. Аното. Стороны пришли к заключению, что наиболее приемлемой платформой для согласования русских и французских интересов в Турции является вхождение России в комиссию оттоманского долга. Затем предполагалось начать подготовку реформ в Турции, где первую скрипку играли бы Франция, Россия и Германия, но не Англия. При этом все участники комиссии разделили бы ответственность за будущее Порты. Одновременно предполагалось закрыть проливы для военных судов. По итогам встречи с Аното

стр. 69

было решено выработать идентичную инструкцию послам двух стран в Константинополе. Царь поддержал это предложение.

Вот как оценивал происшедшее Шишкин в письме к Стаалю от 14 октября 1896 г., по возвращении в Петербург: "Я посылаю Вам... инструкции, выработанные с общего согласия совместными усилиями с Аното, по срочному приказу императора, которого этому обаятельнейшему человеку (Аното. - И. Г. ) удалось очаровать с таким же успехом, как он это сделал с Лобановым и Вашим покорным слугой. Как мне кажется, то, что в особенности помогло ему завоевать расположение нашего Августейшего государя, так это отличие его подхода к решению проблемы Босфора от предложенного нашим послом (в Константинополе. - И. Г.), который, согласно моему скромному мнению, нас вовлечет - нас и всю Европу - в войну, последствия которой невозможно предугадать". Далее Шишкин добавлял: "То, что мы предлагаем... различается... лишь в деталях с тем, что Солсбери и Голуховский состряпали со своей стороны, и не сможет разрушить согласие, установленное по восточному вопросу, согласие, которое уже дало свои... плоды, несмотря на инерцию и двойственность падишаха" ⁵⁶ .

Как и ожидал Шишкин, по прибытии в Россию принятые в Париже решения подверглись серьезной критике со стороны Нелидова. Получив "совместную" инструкцию, посол приехал в Петербург. 6 ноября 1896 г. Шишкин писал Стаалю: "Я очень растроган Вашими комплиментами по поводу нашего совместного (с Аното. - И. Г. ) труда... Нелидов, прибывший сюда, чтобы похоронить наш проект участия в комиссии оттоманского долга, активно критикует его, в чем ему помогает Государь, решения которого (и это только между нами) меняются по воле того, кто знает, как восхвалять свои идеи. Наш пылкий посол хочет все уничтожить, не слишком представляя себе, что он хочет оставить взамен" ⁵⁷ .

И действительно, под влиянием Нелидова Николай II отказался вводить российского делегата в комиссию оттоманского долга. Но и посылки к Босфору Черноморского флота посол не добился. В ходе же особого совещания 23 ноября 1896 г., организованного Шишкиным для выработки общей линии, было принято решение поручить Нелидову изыскать вместе с представителями других держав мирные средства для упорядочения и поддержания Оттоманской империи ⁵⁸ . Параллельно Россия начала подготовку военных кораблей для проведения морской операции в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств.

В такой напряженной обстановке султан дал согласие начать реформы в Турции. Однако было бы ошибочным считать, что восточный кризис был тут же разрешен. Как показали дальнейшие события - Критское восстание, Фашодский инцидент, Балканские войны - он перешел в скрытую фазу и послужил отправной точкой движения Европы к первой мировой войне.

В 1896 г. благодаря активным шагам российской дипломатии удалось избежать войны. Частично заслуга в этом принадлежит Шишкину. "Хотите верьте, хотите нет, - писал 69-летний Шишкин своему другу в Лондон, - но я возвращаюсь домой, проработав с 9 до 6 часов, только для того, чтобы отобедать и снова приступить к труду до того момента, пока не засыпаю... Если этот режим будет продолжаться, я чувствую, что не выдержу, но я считаю за подлость бросить одного нашего молодого Государя, который, возможно, сам не знает, кому доверить свою внешнюю политику" ⁵⁹ . Несколько раз Шишкин временно терял зрение. Его здоровье сильно пошатнулось. Даже если бы ему предложили пост министра, он вряд ли принял бы его, относясь к разряду тех людей, которые, достигнув определенного возраста, ставят интересы государства выше личных стремлений и сиюминутных порывов.

1 января 1897 г. на пост министра был назначен граф М. Н. Муравьев, Шишкин занял место в Государственном совете, завершив почти 44-летнюю карьеру в Министерстве иностранных дел. Будто предвидя войны, в которых

стр. 70

предстояло участвовать России, он помог своему сыну Виктору перейти с военной службы в Министерство иностранных дел. Перед первой мировой войной В. Н. Шишкин занял пост генерального консула России в Ливерпуле ⁶⁰ .

После перехода в Государственный совет Шишкин все меньше занимался внешнеполитическими вопросами. Слабеющее с каждым годом здоровье давало о себе знать. И декабря 1902 г. Николай Павлович Шишкин скончался. Его останки были похоронены на кладбище подворья Пятигорского Богородицкого женского монастыря в Гатчине ⁶¹ .

Так завершил свой путь человек, который, не тревожась о памяти, что оставит он о себе потомкам, жил судьбой своей семьи, своей родины, ее интересами, как он их видел, принадлежа, пожалуй, к когорте тех редких дипломатов, которые следовали в своей жизни негласному девизу Н. К. Гирса - "Не слыть, но быть".

Примечания

1. 9 сентября - 19 ноября 1891 г., 15 августа 1892 - 1 июня 1893 г., 14 января - 26 февраля и 1 сентября - 6 октября 1895 г., 12 августа 1896 - 1 января 1897 г. (ШИЛОВ Д. Н. Государственные деятели российской империи. 1802 - 1917. Биобиблиографический справочник. СПб. 2001, с. 752 - 753; Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. Канцелярия, оп. 470, 1896 г., д. 23, л. 2, 23).

2. РЫБАЧЕНОК И. С. Союз с Францией во внешней политике России в конце XIX в. М. 1993.

3. Павел Сергеевич Шишкин был выпускником Московского университета; работал в Московском архиве Министерства иностранных дел (1805 - 1808 гг.) и Министерстве юстиции (1808 - 1812 гг.); участвовал в Отечественной войне 1812 г. и заграничном походе русской армии (1813 - 1814 гг.). 15 февраля 1814 г. он был назначен адъютантом генерал-лейтенанта князя А. И. Горчакова. С 1832 г. - почетный смотритель рыбинского уездного училища; с 1 января 1833 по 1 февраля 1836 г. - предводитель дворянства Рыбинского уезда. Вышел в отставку 20 января 1839 г. в чине надворного советника (с 1838 г.). Скончался он, как явствует из переписки его сыновей, в начале 1850 года (Отдел письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ), ф. 182, оп. 1, д. 36, л. 29об. -53, 74об. - 75, 78, 84; д. 43, л. 328, 333 - 334; АВПРИ, ф. СПб. ГА, IV-2, оп. 119, 1853 - 1887 гг., д. 4, л. 4 - 8).

4. Прасковья Николаевна являлась дочерью потомка русской ветви известного и влиятельного рода Барановых - Николая Ивановича Баранова (1757 - 1824), тайного советника (с 1801 г.), московского губернатора (1804 - 1806 гг.) и сенатора (1806 - 1819 гг.) (Русский биографический словарь. Т. 2, с. 483 - 484; АВПРИ, ф. СПб. ГА, IV-2, оп. 119, 1853 - 1887 гг., д. 4, л. 6).

5. В XVI - XVII вв. большинство предков Шишкина служило воеводами в разных городах (Арзамасе, Соликамске, Тельске (Хаапсуле), Инсаре, Кокшайске, Туринске и др.). Один из них, Василий Федорович Шишкин был в 1672 г. "в Крыму для великих его [Алексея Михайловича] государских посольских многих дел" (Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. Герольдмейстерская контора, оп. 1, кн. 430, л. 263 - 264об.).

6. "Остоя" - один из самых известных и "мощных" гербов Польши. По подсчетам К. Нисицкого, данному гербу принадлежит 131 род польской шляхты (Notices sur les Familes illustres et titres de la Pologne. Paris. 1862; NIESIECKI K. Herbarz Polski. T. 7, s. 170 - 175).

7. РГАДА, ф. Герольдмейстерская контора, on. 1, кн. 430, л. 263 - 264об.

8. Всего в семье Шишкиных было 9 детей: Николай, Сергей (род. 1824 г.), Елизавета (род. 1823 г.), Варвара (род. 1824 г.), София (род. 1830 г.), Ольга (род. 1831 г.), Александра (род. 1833 г.), Лидия (род. 1834 г.), Надежда (род. 1839 г.) (АВПРИ, ф. СПб. ГА, IV-2, оп. 119, 1853 - 1887 гг., д. 4, л. 6; ОПИ ГИМ, ф. 182, оп. 1, д. 36, л. 71).

9. Об этом можно судить даже по тому факту, что на 1838 г. в имениях семьи Шишкиных проживало "1646 мужского пола душ" (АВПРИ, ф. СПб. ГА, IV-2, оп. 119, 1853 - 1887 гг., д. 4, л. 7об.).

10. Пансион Оболенского возник в 1834 году. 29 февраля 1836 г. было утверждено положение об этом учебном заведении. Курс в пансионе делился на два класса: в одном преподавались науки для поступающих в первый класс лицея, в другом - во второй. Об учебе Шишкина в первом классе пансиона Оболенского говорят следующие свидетельства: упоминание в выписке от 13 мая 1841 г. из формулярного списка отца о том, что Николай находится "в пансионе Царскосельского лицея", и письма Николая из лицея за январь 1842 года. По замечанию же Е. А. Энгельгардта в письме В. Д. Вольховскому (26 августа 1836 г.), "его

стр. 71

[Оболенского] пансион сделался исключительным способом туда [в лицей] поступить". Дата вероятного поступления Николая в пансион - 1839 год. Косвенно это подтверждается сохранившейся тетрадью Шишкина (1839 г.) со стихами на французском языке для Александрины Вельфель, а также крупным займом, который сделали родители в 1838 г., ибо обучение в пансионе было платным - до 2000 рублей в год (ОПИ ГИМ, ф. 182, оп. 1, д. 28, л. 144 - 158; д. 35, л. 50 - 51; д. 36, л. 71, 78 - 79об., 108 - 115; д. 43; КОБЕКО Д. Ф. Императорский Царскосельский лицей. 1811 - 1843. СПб. 1911, с. 408 - 410).

11. Любопытная деталь: в течение первых двух лет пребывания Шишкина в лицее среди приводимых им в письмах домой оценок баллы за поведение очень хорошие - 9 - 10 баллов. Тем не менее в лицейском свидетельстве, выданном 6 ноября 1845 г., его поведение оценено лишь как удовлетворительное. Это наталкивает на мысль о том, что именно какое-то чрезвычайное происшествие послужило причиной увольнения Николая из лицея (ОПИ ГИМ, ф. 182, д. 28).

12. О строгости матери Николая, а также в целом сложных отношениях между детьми и родителями в семье Шишкиных, косвенно свидетельствует происшедшее с младшим братом Николая Сергеем в 1849 - 1850 годах. Из писем Сергея, жившего тогда в Петербурге, к Николаю следует, что родители морально "отказались" от своего младшего сына, после того, как тот был уличен, видимо, в дуэли. Мать, по словам Сергея, желая ему смерти, выступала за ссылку его на Кавказ. Даже о кончине отца в начале 1850 г. Сергей узнал не от матери или брата, а через Александра Баранова (ОПИ ГИМ, ф. 182, оп. 1, д. 35, д. 36).

13. АВПРИ, ф. СПб. ГА, IV-2, оп. 119, 1853 - 1887 гг., д. 4, л. 9.

14. АВПРИ, ф. Департамент личного состава и хозяйственных дел (ДЛС и ХД), оп. 464, д. 3671, л. 2 - 3.

15. Как свидетельствуют сохранившиеся фрагменты переписки Шишкиных с родственниками и друзьями, родители Николая обладали значительными связями. Среди их постоянных адресатов были многие представители семей Вяземских, Полторацких, Оболенских, Бутурлиных, Борщовых, Горчаковых, Долгоруких, Голицыных, Киселевых, Стремоуховых, Новиковых и др. См.: ОПИ ГИМ, ф. 182.

16. АВПРИ, ф. ДЛС и ХД, оп. 464, д. 3671 л. 2об. -3, 7об. -8; ф. СПб. ГА, IV-2, оп. 119, 1853 - 1887 гг., д. 4, л. 28 - 28об., 1 - 3, 10; IV-26, оп. 171, д. 4, л. 1 - 3, 10.

17. АВПРИ, ф. ДЛС и ХД, оп. 464, д. 907, л. 228об. -229.

18. 23 апреля 1861 г. произведен в надворные советники, 22 мая вступил в управление консульством (ШИЛОВ Д. Н. ук. соч., с. 752; АВПРИ, ф. СПб. ГА, IV-2, оп. 119, 1853 - 1887 гг., д. 4, л. 46, 55, 74).

19. АВПРИ, ф. СПб. ГА, V-A2, оп. 181/2, 1861 г., д. 9, л. 37, 18 - 19об., 20.

20. Там же, д. 20, л. 7, 11об.

21. Там же, 1862 г., д. 11, л. 5 - 6, 78 - 79; IV-2, оп. 119, 1853 - 1887 гг., д. 4, л. 75 - 75об. Согласно старшинству орденов, Шишкин мог получить орден Станислава 2-й степени только после награждения его орденами Анны 3-й степени и Владимира 4-й степени. См.: ШЕПЕЛЕВ Л. Е. Чиновный мир России: XVIII - начало XX в. СПб. 1999, с. 346 - 352.

22. ШИЛОВ Д. Н. ук. соч., с. 752; АВПРИ, ф. СПб. ГА, IV-2, оп. 119. 1853 - 1887 гг., д. 4, л. 81.

23. АВПРИ, ф. СПб. ГА, V-A2, оп. 181/2, 1865 г., д. 251, л. 44 - 44об.

24. Там же, 1864 г., д. 250, л. 110 - 113.

25. Там же, 1863 г., д. 248, л. 59 - 60; 1864 г., д. 250, л. 51 - 52.

26. Там же, 1863 г., д. 250, л. 62; д. 248, л. 85об.

27. Там же, 1864 г., д. 250, л. 106 - 109; 1863 г., д. 248, л. 83; 1866 г., д. 252, л. 37- 41об.

28. Там же, 1865 г., д. 251, л. 44об.; 1863 г., д. 248, л. 58об.

29. Там же, 1864 г., д. 250, л. 87 - 88об.

30. Там же, 1866 г., д. 252, л. 175, 164 - 173.

31. Там же, л. 177об.; 1867 г., д. 254а, л. 336 - 339.

32. ШИЛОВ Д. Н. ук. соч., с. 752; АВПРИ, ф. Канцелярия, 1868 г., д. 10, л. 9.

33. АВПРИ, ф. СПб. ГА, V-A2, оп. 181/2, 1867 г., д. 254а, л. 203 - 204об., 336 - 339, 450 - 454об.

34. Там же, IV-2, оп. 119, 1853 - 1887 гг., д. 4, л. 90 - 92об.; V-A2, оп. 181/2, 1867 г., д. 254а, л. 332 - 339.

35. Каких-либо упоминаний о брате Шишкина начиная с 1860-х годов в источниках не встречается.

36. АВПРИ, ф. СПб. ГА, V-A2, оп. 181/2, 1868 г., д. 2546, л. 480 - 483об.

37. Там же, 1867 г., д. 254а, л. 203 - 266об.; 1868 г., д. 2546, л. 332; 1873 г., д. 261, л. 135 - 140об.; д. 262, л. 87 - 99; 1874 г., д. 263, л. 130 - 231об., 244 - 296об.

38. АВПРИ, ф. ДЛС и ХД, оп. 336/I, д. 5; АВПРИ, ф. Генконсульство в Белграде, оп. 825, д. 65, л. 55 - 57, 61 - 62. 23 апреля 1865 г. Шишкин был произведен в коллежские советники, 1 января 1867 г. - в статские советники, а 28 марта 1871 г. - в действительные статские советники. См.: ШИЛОВ Д. Н. ук. соч., с. 752.

стр. 72

39. АВПРИ, ф. Канцелярия, оп. 470, 1875 г., д. 108, л. 81 - 83; 1876 г., д. 131, 1877 г., д. 117; ф. Отчеты МИД, 1875 г., л. 291; 1876 г., л. 462об. -463; Словарь американской истории. СПб. 1997, с. 34 - 35, 134 - 135, 677.

40. АВПРИ, ф. Канцелярия, оп. 470, 1876 г., д. 131, л. 249об., 256 - 257; 1877 г., д. 117, л. 14 - 31об., 467 - 468; 1878 г., д. 120, л. 3 - 4, 106 - 112, 143 - 149об., 258; Военная энциклопедия товарищества Сытина И. Д. Т. 1. СПб. 1911, с. 180.

41. МАРТЕНС Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами. Тт. 1 - 15. СПб. 1874 - 1909. Т. 8, с. 693; т. 12, с. 451.

42. УЛУНЯН Ар. А. Политическая история современной Греции. М. 1998, с. 78 - 79.

43. АВПРИ, ф. Канцелярия, оп. 470, 1881 г., д. 8, л. 49 - 49об., 69 - 70; История XIX в. Под ред. Э. Лависса и А. Рамбо. Ч. 1. М. 1939, с. 474 - 477.

44. АВПРИ, ф. Канцелярия, on. 470, 1881 г., д. 8, л. 443 - 44боб.

45. Дневник В. Н. Ламздорфа. 1886 - 1890. М. -Л. 1926, с. 86, 158 - 163, 196, 205.

46. Дневник В. Н. Ламздорфа. 1894 - 1896. М. 1991, с. 138.

47. Дневник В. Н. Ламздорфа. 1886 - 1890, с. 346 - 348; АВПРИ, ф. 340, оп. 588г, д. 8, л. 12 - 12об.

48. Дневник В. Н. Ламздорфа. 1894 - 1896, с. 100; АВПРИ, ф. 340, оп. 588г, д. 8, л. 123, 220; ШИЛОВ Д. Н. ук. соч., с. 753.

49. См.: АВПРИ, ф. 340 (Коллекция документальных материалов из личных архивов чиновников МИД), оп. 588г, д. 8; ф. Китайский стол, оп. 491, 1893 г., д. 11, л. 18 - 19, 24 - 29; ф. Секретный архив министра, оп. 467, 1891 - 1894 гг., д. 126/131, л. 40 - 45об.; Дипломатический словарь. Т. 2. М. 1985, с. 375 - 378, 481 - 482.

50. АВПРИ, ф. Посольство в Лондоне, оп. 520, д. 780, л. 16 - 17.

51. ШИЛОВ Д. Н. ук. соч., с. 753.

52. РЫБАЧЕНОК И. С. ук. соч., с. 71.

53. АВПРИ, ф. 340, оп. 588г, д. 8, л. 216об. -217.

54. Речь идет о королеве Дании Луизе Вильгельмине Гессен-Кассельской (1817 - 1898).

55. АВПРИ, ф. 340, оп. 588г, д. 8, л. 213 - 214об.

56. Там же, л. 216 - 216об.

57. Там же, л. 219.

58. АВПРИ, ф. Секретный архив министра, оп. 467, д. 149/154, л. 23 - 27; ВИТТЕ С. Ю. Воспоминания. Т. 2. М. 1960, с. 100 - 105.

59. АВПРИ, ф. 340, оп. 588г, д. 8, л. 218 - 218об.

60. The Catalogue of the Shishkin Papers. Birmingham University Library. 1973, p. 14. Там же указано, что в 1914 г. В. Н. Шишкин занимал пост генерального консула России в Ливерпуле. Со слов библиотекаря, г-жи Ф. Бассет, любезно согласившейся поделиться с автором статьи историей бумаг Шишкина, хранящихся в библиотеке Бирмингемского университета, дочь В. Н. Шишкина (ее имя не известно) решилась продать хранимый отцом архив. С. Вольф, эмигрант, узнав через литературного агента о намерении внучки В. П. Шишкина продать архив и понимая, насколько велика его ценность, взялся каталогизировать его и найти достойного покупателя. Благодаря дружбе Вольфа с профессором М. Глени, читавшим лекции в Центре изучения России и Восточной Европы, Бирмингемский университет узнал раньше других о предстоящей продаже архива и выкупил его в 1973 году.

61. ШИЛОВ Д. Н. ук. соч., с. 753.

Постоянный адрес данной публикации: