Вопрос об этнической принадлежности населения, оставившего ту или иную археологическую культуру, всегда вызывает дискуссии. Особенно ярко это проявилось при изучении именьковской культуры, о которой идет речь в работе В. В. Напольских, публикуемой в данном номере журнала. Среди археологических культур Урало- Поволжского региона именьковская культура является одной из малоизученных. Несмотря на полстолетия непрерывных исследований, не только вопрос об этнической принадлежности населения, оставившего памятники именьковской культуры, остается дискуссионным, но и хронологические рамки самой культуры не до конца определены.

В данной статье ставится задача отразить некоторые моменты, связанные с определением этнической принадлежности именьковского населения и познакомить читателя с историей изучения именьковской культуры.

Необходимо отметить, что история изучения именьковской культуры достаточно подробно изложена Г. И. Матвеевой и В. А. Скарбовенко [1. С. 5-21], однако сложность и дискуссионность вопроса заставляют еще раз обратиться к этой теме применительно к рассматриваемой проблематике.

Вероятно, первым исследователем, выделившим в особую группу памятники, которые впоследствии станут называться именьковскими, была В. В. Голь-мстен. В статье "Буртасы", вышедшей в 1946 г., уже после смерти Веры Владимировны, она выделила в отдельный тип группу памятников правобережья Волги и Посурья, датированных ею IX-X вв. Сегодня ясно, что к памятникам одного круга были отнесены не только поселения именьковской культуры, но и мордовские памятники. В. В. Гольмстен отнесла эти памятники к буртасам на основании анализа арабских письменных источников, локализующих эту группу в X в. в Поволжье [2. С. 17-25]. Видимо, для своего времени эта гипотеза была актуальной, и через несколько лет словосочетание "восточнобуртасская культура" по отношению к подобным комплексам станет широко использоваться в Поволжской археологии.

Вскоре после окончания Великой Отечественной войны в Среднем Поволжье начались систематические исследования средневековых памятников. В 1951 г. Н. Ф. Калинин выделил особую группу археологических памятников западной Та-

Сташенков Дмитрий Алексеевич - ученый секретарь Самарского областного историко- краеведческого музея им. П. В. Алабина.

20

-->

стр. 20

тарии, датированных им второй половиной I - началом II тыс. н.э. Первоначально он отнес эту группу памятников к особому варианту послегородецкой (отличной от позднегородецкой) культуры, сложившемуся на основе городец-кой культуры в среде населения, в эпоху Великого переселения народов пришедшего на правобережье р. Волги с запада. В сложении новой культуры, по мнению Н. Ф. Калинина, принимали участие местные ананьинско-пьянобор-ские племена [3. С. 62]. Сходные памятники западной Татарии, восточной Мордовии, Ульяновской и Куйбышевской областей он объединил в особую восточ-нобуртасскую область и археологическую культуру населения, оставившего эти памятники, назвал восточнобуртасской. В носителях восточнобуртасской культуры Н. Ф. Калинин видел восточную группу племенного союза буртасов, народа, по его мнению, родственного мордве. Однако, помимо собственно "имень-ковских" памятников, в восточнобуртасскую группу Н. Ф. Калинин включал и памятники совершенно иной культурной принадлежности - раннебулгарские (например, Болыпе-Тарханский и Тетюшский могильники) и мордовские. Основываясь на данных о явной разнокультурности этих памятников и разведочных стратиграфических наблюдениях о культурных напластованиях на средневековых поселениях Поволжья, Н. Ф. Калинин сделал вывод о смешении уже с VII в. восточнобуртасских и булгарских племен в Закамье. Процесс завоевания буртасов болгарами в правобережье Волги он относил к X-XI вв. [3. С. 52]. Необходимо отметить, что идея Н. Ф. Калинина о плавном перерастании восточнобуртасской культуры в булгарскую не нашла подтверждения в археологических материалах, хотя и сегодня ряд исследователей продолжает утверждать, что потомки именьковского населения внесли значительный вклад в формирование культуры Волжской Булгарии (С. Г. Кляшторный, Г. И. Матвеева, В. В. Седов, Ю. А. Семыкин, П. Н. Старостин).

Термин "именьковская культура", по-видимому, первым применил в 1956 г. В. Ф. Генинг. Культуру средневолжских памятников середины I тыс. н.э., которую до этого называли послегородецкой и восточно-буртасской, В. Ф. Генинг предложил переименовать в именьковскую по первому широко исследованному памятнику - городищу у с. Именьково Лаишевского района Татарстана. Ученый считал, что именьковские племена пришли на Нижнюю Каму в IV в. с юго-запада из-за Волги, вытеснив пермское население азелинской культуры. Касаясь дальнейших судеб именьковской культуры, В. Ф. Генинг предположил, что с VII в. именьковские племена были ассимилированы булгарами и впоследствии составили основную массу населения Булгарского государства [4. С. 43-46]. В 1959 г. он предложил датировать именьковскую культуру III-IX вв. [5. С. 208]. Основываясь на предполагаемом городецком происхождении племен именьковской культуры, он считал их родственными волжским финнам (мордве, муроме и т.д.) [5. С. 217]. Впоследствии он сделал предположение о сибирских (тюркских) истоках именьковского населения. Несмотря на последующие корректировки высказанных им положений, именно В. Ф. Генингу принадлежит заслуга в выделении именьковской культуры в том виде, в котором ее изучают современные исследователи.

А. П. Смирнов в своих публикациях сначала не выделял средневолжские памятники в отдельную группу. Он рассматривал их на фоне большого массива городищ с "рогожной" керамикой, считая их следствием развития более ранних стадий местной культуры. Как и Н. Ф. Калинин, между памятниками этого кру-

21

-->

стр. 21

га и археологическими памятниками эпохи Волжской Булгарии А. П. Смирнов видел прямую генетическую связь [6. С. 12-14].

Впоследствии в работах 1960-х годов для обозначения группы средневолж-ских памятников I тыс. А. П. Смирнов использовал термин "позднегородецкие памятники". В соответствии с концепцией о финно-угорской принадлежности населения городецкой культуры, финно-угорскими он считал и "позднегородецкие" памятники. Термин "именьковская культура" для этих памятников А. П. Смирнов не принял, считая, что это название, по его мнению, введенное Н. Ф. Калининым, может быть сохранено для памятников второй половины I тыс. н.э. Предкамья [7. С. 27-28]. Вместе с тем он не видел принципиального отличия именьковских памятников от городецких и послегородецких, считая их однотипными [7. С. 9-10]. Обратившись к материалам исследованного В. Ф. Ге-нингом Рождественского могильника, в котором были выявлены погребения, совершенные по обряду кремации, он не согласился с предложенной автором раскопок датировкой памятника в пределах III-VI вв. Рождественский могильник, по мнению А. П. Смирнова, должен был датироваться VI- VIII вв. На его взгляд, он не связан с предшествующими памятниками Поволжья и оставлен пришедшими вместе с булгарами племенами лесостепи. На основании близости материалов Рождественского могильника комплексам Волынцевского могильника он предложил считать население, оставившее его, славянским [8. С. 161- 165]. Сам славянский этнический элемент, представленный Рождественским могильником, для Поволжья он считал не особенно значительным [8. С. 168]. Возможно, это было одной из причин, по которой "славянская" гипотеза принадлежности населения именьковской культуры еще долгое время не находила себе сторонников.

В 1964 г. П. Д. Степанов выступил против мордовской, "буртасской" и "позд- негородецкой" атрибуции памятников Среднего Поволжья середины I тыс. н.э. Ссылаясь на многочисленные аналогии со средневолжским материалом, происходящим с памятников на территории Башкирии и Венгрии, а также Пастырского городища, он высказал гипотезу о угро-мадьярской принадлежности населения Среднего Поволжья эпохи раннего средневековья [9. С. 144]. Эта гипотеза также не была поддержана другими исследователями.

В 1967 г. П. Н. Старостин в серии САИ опубликовал работу "Памятники именьковской культуры", содержавшую перечень открытых к тому времени памятников и развернутую характеристику именьковской культуры. П. Н. Старостин четко разграничил именьковские памятники и памятники так называемой позднегородецкой культуры, показав отличие первых от древнемордов-ских и древнемарийских памятников. Формирование именьковской культуры П. Н. Старостин рассматривал как результат смешения двух компонентов - местного финно-угорского и пришлого тюркского. Саму культуру он датировал от III-IV до VII в. [10. С. 29], что в настоящее время является наиболее обоснованной датировкой именьковской культуры в целом. На сегодняшний день эта работа остается наиболее полной научной публикацией по проблемам именьковской культуры.

В 1971 г. П. Н. Старостин выступил с анализом этнокультурной ситуации предбулгарского времени в Нижнем Прикамье. На конкретном археологическом материале он убедительно показал, что существует большой хронологический разрыв между городецкими и именьковскими памятниками, поэтому генетически связывать их неправомерно, как неправомерно и включать именьков-

22

-->

стр. 22

ские памятники в область так называемой позднегородецкой культуры [11. С. 51]. Не отрицая финно-угорского компонента в именьковской культуре, он отметил, что "в основной части именьковские племена для районов Поволжья и Прикамья были пришлыми племенами, вышедшими из областей, связанных с кочевниками и скорее тюркским миром" [11. С. 53]. Вместе с тем он подчеркивал, что определение этноса именьковских племен еще требует дальнейшего изучения.

В 1985 г. в большой обобщающей статье, посвященной анализу именьковских погребальных памятников, П. Н. Старостин отказался от идеи о восточных параллелях и основных истоках именьковской культуры. В то же время он обратил внимание, что и высказанная Г. И. Матвеевой идея о генетической связи именьковской культуры с зарубинецкой культурой нуждается в подкреплении фактическими материалами [ 12. С. 100-101].

Со своей концепцией этнической принадлежности населения именьковской культуры, начиная с начала 1970-х годов, выступал А. Х. Халиков. Первоначально он уверенно говорил о тюркоязычной принадлежности именьковского населения, считая, что в результате смешения именьковских и азелинских групп началось формирование древнечувашских племен. Основываясь на наблюдениях языковедов, выделяющих значительное число древнейших тюркских заимствований чувашского типа в марийском языке, он связывает их именно с периодом именьковско-азелинских контактов [13. С. 20]. В дальнейшем А. Х. Халиков признал преимущественно западное и юго-западное происхождение именьковской культуры, видя истоки ее в днепровском левобережье, в зарубинецко-черняховской среде [14. С. 79]. По его мнению, на рубеже VII-VIII вв. "основная масса именьковского населения под натиском мадьяр-венгров с востока и ранних булгар с юга вынуждена была покинуть Среднее Поволжье и отойти на прежнюю территорию обитания, в лесостепное левобережье Поднепровья, где в конце VII - начале VIII в. начинают функционировать памятники волынцевского типа" [14. С. 83].

Е. П. Казаков, изучающий преимущественно погребальные памятники именьковской культуры на территории Татарстана, высказал мнение, что именьковская культура окончательно сформировалась только в середине VI в. Он подчеркивает органическую связь именьковских и турбаслинских древностей и восточные истоки оставившего их населения. В носителях турбаслинско-именьковских древностей он видит хионитов, считая их последними индо-иранскими племенами Урало-Поволжья. По его мнению, после VII в. часть этого населения была тюркизирована или вошла в состав такой своеобразной этнической группы, как буртасы [15. С. 110-111].

С начала 1970-х годов планомерное исследование поселенческих памятников именьковской культуры проводит Г. И. Матвеева. В 1975 г. она ввела в научный оборот материалы раннесредневековых памятников Самарской Луки, уверенно заявив о том, что этот район входил в ареал именьковской культуры IV-VIIBB. [16. С. 118-119].

В 1977-1978 гг. С. А. Агаповым, В. И. Пестриковой и Н. П. Салугиной исследовалось селище Славкино I на севере Самарской области. Авторы публикации, датировавшие памятник III-IV вв. н.э., отметили отличие полученных материалов от собственно именьковских. Это послужило основанием для выделения славкинского типа памятников, отличающихся от именьковских наличием специфических форм керамических сосудов, пряслиц, малой насыщенностью

23

-->

стр. 23

территории поселения хозяйственными сооружениями, костями животных и рыб. Авторы раскопок затруднялись в определении этнической принадлежности славкинского населения, предполагая определенное воздействие на него степной (сарматской) культуры и связь с именьковскими памятниками на поздних этапах развития славкинских памятников [17. С. 118-119]. Однако материалы Славкинского селища были не слишком выразительны, и до исследований территориально близких к нему памятников в конце 1990-х годов сложно было определить его место среди раннесредневековых древностей Среднего Поволжья.

В 1981 г. Г. И. Матвеева опубликовала статью "О происхождении именьков-ской культуры", в которой она, подробно разобрав все гипотезы ее происхождения, указала на их недостатки. Впервые обратив внимание исследователей на сходство погребального обряда, керамики, украшений, топографии и планигра-фии поселений именьковской и классической зарубинецкой культур, Г. И. Матвеева положила начало плодотворным поискам западных параллелей именьковской культуре [18. С. 52-73].

В 1985 г. были опубликованы материалы первых лет раскопок селища Ош-Пандо-Нерь на Самарской Луке. Авторы публикации отнесли поселение к числу позднейших памятников именьковской культуры, обосновав его датировку VI-VII вв. В статье подчеркивалась близость керамического комплекса селища Ош-Пандо-Нерь к керамике зарубинецкой культуры [19. С. 142-144]. Особое значение имело выявление на территории памятника грунтового могильника новинковского круга, что автоматически ограничило верхнюю дату поселения концом VII в.

Стоит отметить, что гипотеза Г. И. Матвеевой о зарубинецких истоках именьковской культуры долгое время не имела активных сторонников. Так, К. В. Каспарова, отмечая сходство именьковской и зарубинецкой культур, отметила наличие значительного хронологического разрыва между ними, что, несомненно, долгое время являлось слабым звеном в предлагаемой гипотезе.

В 1981 г. А. В. Растороповым были проведены раскопки городища Лбище на Самарской Луке. Автор раскопок в публикации, остановившись на близости керамического комплекса городища Лбище и именьковских памятников, вслед за Г. И. Матвеевой отметил наличие среди новых материалов характерных особенностей керамики и домостроительства населения зарубинецкой культуры. Вывод автора о том, что городище Лбище является своеобразным связующим звеном между именьковскими и зарубинецкими памятниками, соответствовал высказанному ранее Г. И. Матвеевой положению о генетической связи этих культур [20. С. 105-106].

Исследование городища Лбище продолжила Г. И. Матвеева. В публикации 1998 г., характеризуя памятники лбищенского типа как раннеименьковские, она подчеркивает их близость памятникам верхне- и среднеднепровского вариантов классической зарубинецкой культуры. Хронологический разрыв между ними Г. И. Матвеева объясняет тем, что оторвавшаяся от основного этнического массива группа племен дольше сохраняет свои этнические традиции в материальной культуре [21. С. 91].

В 1997 г. кандидатскую диссертацию, посвященную изучению домостроительства племен именьковской культуры, защищает Н. А. Лифанов. В своей работе он утверждает, что типы именьковских построек не имеют сходства с жилищами финно- угорских общностей железного века Прикамья, но находят

24

-->

стр. 24

аналогии среди "культур полей погребений" [22. С. 14-15], указывая, таким образом, на исходные районы миграции именьковского населения.

В 1986 г. выходит статья "Этнокультурные процессы в Среднем Поволжье", в которой Г. И. Матвеева дает свою периодизацию этнокультурной истории Поволжья. Первую, наиболее раннюю группу памятников, оставленных пришедшим с запада населением, по ее мнению, составляют поселения славкинско-го типа, открытые в бассейне р. Кондурчи в окрестностях с. Славкино Сергиевского района Самарской области. По мнению Г. И. Матвеевой, топография поселений, типы жилищ, керамики и других изделий сближают эти памятники с пшеворским поселением Подберезцы в Верхнем Поднепровье (правда, встречающаяся в публикациях информация о жилищах Славкинского селища не вполне корректна - на этом памятнике достоверно не известна ни одна постройка. Отсутствие четко датирующихся вещей на Славкинском I селище затрудняет датировку памятника, но близость его керамики и пряслиц к материалам селища Подберезцы позволило Г. И. Матвеевой предполагать их одновременность и датировать памятники славкинского типа временем не позднее II-III вв. н.э.

К более позднему времени (III-IV вв. н.э.) Г. И. Матвеева отнесла памятники лбищенского типа, принадлежащие, по ее мнению, переселившемуся в Поволжье смешанному зарубинецко-пшеворскому населению [23. С. 161-164].

В основных чертах эта периодизация этнокультурной истории Среднего Поволжья была воспроизведена Г. И. Матвеевой в разделе коллективной монографии "История Самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней. Ранний железный век и средневековье" [24]. Касаясь вопроса о дальнейших судьбах именьковской культуры, она отмечает, что в VII в. часть именьковцев ушла на запад - на левобережье Днепра, где приняла участие в сложении во-лынцевской культуры, а другая часть, оставшаяся в Поволжье, вошла в состав формирующейся булгарской народности [24. С. 124].

В 2001 г. в связи с развернувшейся дискуссией о хронологии именьковских древностей Г. И. Матвеева дополнительно обосновала хронологические рамки культуры в пределах IV-VII вв. По ее мнению, только в Приуралье именьков-ское (романовское) население доживает до VIII в., когда окончательно ассимилируется турбаслинскими и кушнаренковскими племенами [25. С. 187].

Итоги изучения именьковской культуры были подведены Г. И. Матвеевой в учебном пособии "Среднее Поволжье в IV-VII вв.: именьковская культура" [1], в которой дана подробная характеристика самой культуры и проблем, связанных с ее изучением.

Особая заслуга в утверждении точки зрения о славянской принадлежности именьковской культуры принадлежит В. В. Седову, который с начала 1990-х годов в целой серии своих работ выступил с анализом именьковских материалов. Он считал весьма существенным вклад именьковского населения в сложение волынцевской археологической культуры в Среднем Поднепровье, а использование ретроспективного метода дало ему основание говорить о принадлежности именьковского населения к славянскому этносу. Говоря о миграции основной части населения под натиском кочевых приазовских племен, В. В. Седов вместе с тем утверждал, что какие-то именьковские группы сохранились в отдельных районах Поволжья и в раннебулгарское время [26. С. 315].

К точке зрения о славянской принадлежности населения именьковской культуры присоединились и авторы совместной работы "Праславянские племена в Поволжье" С. Г. Кляшторный и П. Н. Старостин, также использовавшие

25

-->

стр. 25

в своих этнокультурных построениях не только археологические материалы, но и метод исторической ретроспективы [27. С. 210-217].

К числу славянских культур относят именьковскую культуру и ижевские археологи Т. И. Останина [28. С. 53] и Р. Д. Голдина [29. С. 261, 266, 277].

Таким образом, можно утверждать, что в последние годы в археологии утвердилась точка зрения если не о славянской принадлежности, то, по крайней мере, о значительном "славянском" компоненте в именьковской культуре.

Однако, пожалуй, слишком категоричным выглядит утверждение Г. И. Матвеевой о том, что "в основной части именьковского ареала субстратом явилось лби-щенское население" и что "исключительное единообразие именьковской культуры на всей ее территории свидетельствует о ее моноэтничности" [21. С. 216].

Не случайно известный археолог-славист В. Д. Баран, сначала заявивший о принадлежности именьковской культуры к числу пяти археологических культур V-VII вв., связанных со славянами, затем отметил, что проблема этнической принадлежности памятников именьковской культуры требует дальнейшего изучения. Справедливо его замечание, что "некоторая близость их керамических форм к посуде волынцевских памятников не решает полностью проблемы их славянской принадлежности... Подкупает некоторая близость именьковских памятников к киевским древностям, особенно в домостроительстве и погребальном обряде. Однако сомнительными можно считать смелые попытки В. В. Седова подвести под все это пшеворскую основу... Нам кажется, что решение этих проблем как на восточном, так и на западном крыле славянского мира в раннем средневековье больше зависит от изучения местного компонента и ближайшего окружения. Тем более, что ни одна культура римского времени, в том числе киевская и пшеворская, не была моноэтничной" [30. С. 154].

Возможно, это положение объясняет, почему поиски основного этнического компонента в именьковской культуре при нашем уровне знаний обречены на неудачу.

Еще в 1980-е годы Н. П. Салугина опубликовала серию статей с результатами технико- технологического анализа керамики преимущественно с именьковских поселенческих памятников Самарского Поволжья методом бинокулярной микроскопии [31; 32; 33]. Одним из принципиальных выводов Н. П. Салугиной было положение о том, что именьковская культура - многокомпонентное, вероятно, многоэтничное объединение, сложившееся на основе взаимодействия нескольких групп населения (местного постгородецкого, пришлого западного и пришлого же приуральского) [33. С. 141]. В работе 2000 г. она делает вывод, что в формировании внешне культурно однородного населения "приняли участие как минимум две группы населения: продолжатели местных (городецких. -Д. С.) традиций и выходцы из районов распространения культур полей погребений... Нельзя отрицать и инфильтрацию каких-либо инокультурных групп, но на настоящем уровне исследования определить их истоки не представляется возможным" [34. С. 238].

О сложных путях формирования именьковской культуры свидетельствует и вышедшая в 1998 г. статья казанского палеозоолога А. Г. Петренко "К истории хозяйственной деятельности населения Нижнего Прикамья I тыс. н.э.". Автором был проанализирован остеологический материал, собранный в регионе за последние 30 лет. Сравнив остеологические комплексы, происходящие с различных территорий, А. Г. Петренко делает вывод о своеобразии именьковского остеологического комплекса и его отличии от синхронных комплексов куш-

26

-->

стр. 26

наренковской и мазунинской культур. Интересны наблюдения автора об отличии лбищенского от собственно именьковского остеологического комплекса. Правда, материалы западного круга памятников привлекались для сравнительного анализа в ограниченном объеме. К сожалению, указанная публикация остается пока единственной обобщающей работой о древнем животноводстве народов Среднего Поволжья и Нижнего Прикамья в I тыс' н.э.

Материалы предшествующих исследований и исследования именьковских памятников, проводимые автором настоящей статьи начиная с 1991 г. (селища Новинки I, Новинки V, Карлинское I на Самарской Луке, селища Тимяшево I и Крепость Кондурча II, селище и могильник у с. Сиделькино, городище и селище у д. Пролетарий на севере Самарской области), позволяют утверждать, что в именьковской культуре можно выделить, по меньшей мере, два этапа развития - ранний (до IV-V вв. н.э.) и поздний (V-VII вв.), различающихся по своим основным характеристикам.

Ранний этап пока выделен только для памятников Самарского Поволжья. Судя по материалам исследованного еще в 1938 г. А. В. Збруевой Царева Кургана [35], первые элементы культуры закладываются в I-III вв. н.э. на фоне преобладающих позднескифских элементов. На основании керамических комплексов Царева Кургана можно говорить только о появлении на поселенческих памятниках посуды горшковидных форм среднего и малого размера с характерной для именьковской культуры "храповатой" поверхностью и примесью шамота в формовочной массе.

Видимо, о скифо-сарматском компоненте в формирующейся именьковской культуре свидетельствуют и находки в комплексах Новинковского V селища на Самарской Луке в слоях III-V вв. н.э. керамики позднескифского круга, глиняной литейной формы для отливки зеркал "сарматского" типа, округлой полуземляночной постройки, нетипичной для именьковской культуры и западного круга памятников [36]. Материалы позднескифского круга в последние годы встречены при раскопках еще трех поселенческих памятников на Самарской Луке (селища Подгорское, Лбищенское, Шигонское).

На рубеже П-Ш вв. появляются поселения, на которых, наряду с сарматскими, выявлены материалы, безусловно относящиеся к западному кругу. Самые близкие параллели в керамике, предметах материальной культуры, погребальном обряде и в домостроительстве таких памятников, как Сиделькинские селище и могильник, селища Тимяшево, Славкино и Крепость Кондурча П, имеются на территории киевской культуры. Однако материалы перечисленных памятников отличаются от материалов классической именьковской культуры. Они имеют специфический облик, хронологически они более ранние1, и, скорее всего, население, оставившее эти памятники, вошло в состав формирующейся именьковской культуры лишь в качестве одного из компонентов. Наиболее полный набор элементов материальной культуры памятников этого круга представлен в материалах Сиделькинского археологического комплекса [37].

0 значительном притоке этнически чуждого праславянам населения в Среднее Поволжье свидетельствуют материалы Пролетарского городища, сущест-

1 Для ряда памятников имеются радиоуглеродные даты:

Сиделькинский могильник (человеческие кости) - 1750 ± 45 лет (200 г. н.э. ± 45 лет); Селище Крепость Кондурча II (древесный уголь) - 1660 ± 50 лет (290 г. н.э. ± 50 лет); Селище Новинки I (древесный уголь) - 1670 ± 50 лет (280 г. н.э. ± 50 лет).

27

-->

стр. 27

вовавшего с рубежа II-III в. до IX в. н.э. Там, наряду с "сиделькинскими" комплексами, присутствует керамика "восточного" круга, связываемая с кочевым и полукочевым населением, пришедшим в регион с территории Западной Сибири и Приуралья. Наиболее ранние материалы относятся к саргатской культуре и, вероятно, датируются II-IV вв. н.э. Они могли быть оставлены населением, оказавшимся в Среднем Поволжье в составе гуннских отрядов.

Иной керамический набор и иные домостроительные традиции, лишь частично пересекающиеся с "сиделькинскими", представлены в материалах городища Лбище на Самарской Луке. Результаты исследования этого памятника, датирующегося III-V вв. н.э., чрезвычайно важные для выяснения истории Среднего Поволжья, в настоящее время готовятся к монографической публикации Г. И. Матвеевой. Однако уже сегодня ясно, что в археологических комплексах городища Лбище отчетливо фиксируется не только западный (круга культур полей погребений), но и сарматский компонент [38. С. 25. Рис. 1, 1-2,4, 9].

Начиная с V-VI вв. явно прослеживается "восточный компонент" в имень-ковской культуре. Стоит отметить, что эти элементы четко фиксируются археологически и давно отмечаются исследователями [39; 10. С. 31; 40. С. 116; 41. С. 117-118].

В материальной культуре именьковских памятников в это время прослеживается такое количество инноваций, не связанных с "западным" кругом памятников, что, на мой взгляд, сама культура в значительной степени утрачивает свой "славяноидный" облик.

Показательны в этом плане материалы, полученные Е. П. Казаковым на II Коминтерновском могильнике и других памятниках Татарстана, свидетельствующие о включении в состав населения именьковской культуры большой массы кочевого населения. Эти материалы настолько выразительны, что на основании их Е. П. Казаков высказал упомянутую выше гипотезу о восточных истоках населения именьковской культуры [15].

К VI-VII вв. относятся материалы поселений Самарского Поволжья, Татарстана, Башкортостана и Удмуртии, свидетельствующие о контактах именьков-ского и кушнаренковско-караякуповского населения. Яркий пример этого -обнаруженные при раскопках Пролетарского городища на севере Самарской области многочисленные фрагменты тонкостенных лепных орнаментированных сосудов, относящихся к кушнаренковской и караякуповской культурам, причем весьма вероятна синхронизация именьковского, кушнаренковского и караякуповского слоев на городище [42].

Именно в материалах позднего этапа именьковской культуры найдены многочисленные предметы, позволившие исследователям говорить о финно-угорском компоненте в именьковской культуре. Вероятно, наличие на именьковских памятниках предметов рязано-окского круга и сходство керамических комплексов, происходящих с некоторых именьковских поселений и малоисследованных поселений рязано-окской группы, свидетельствуют о еще одном возможном направлении этнических контактов именьковского населения.

Таким образом, можно утверждать, что дискуссия об этнической принадлежности населения именьковской культуры имеет под собой серьезное основание, и она до сих пор не завершилась по объективным причинам. С самого начала именьковская культура представляла собой полиэтничное образование, включившее представителей ираноязычных, праславянских, финно-угорских и, возможно, тюркоязычных народов (археологически зафиксированы сармат-

28

-->

стр. 28

ские, саргатские, позднескифские элементы, прослежены многочисленные параллели в материалах караякуповской, киевской, кушнаренковской, позднеза-рубинецкой, пшеворской, турбаслинской и других культурах). На разных этапах развития и в разных частях именьковского ареала преобладало то или иное население, придававшее специфическую окраску именьковской культуре.

Необходимо также отметить, что на сегодняшний день ни одна из проблем, поставленных в самом начале исследования именьковской культуры, - о хронологических рамках, происхождении, этнической принадлежности и дальнейших судьбах, не может считаться окончательно решенной и решение этих вопросов - дело будущего. Вероятно, именно эти проблемы должны стать объектом пристального внимания исследователей в ближайшие годы. Обращение к данным лингвистики - шаг в этом направлении, однако их использование должно быть чрезвычайно осторожным и взвешенным, о чем говорит в своей публикации и В. В. Напольских.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Матвеева Г. И. Среднее Поволжье в IV-VII вв.: именьковская культура. Уч. пособие. Самара, 2003.

2. Голъмстен В. В. Буртасы // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. М.;Л., 1946. Вып. XIII.

3. Калинин Н. Ф., Халиков А. Х. Итоги археологических работ за 1945-1952 гг. Казань, 1954.

4. Генинг В. Ф. Этнические культуры Прикамья в эпоху железа // Тезисы докладов на конференции по археологии, древней и средневековой истории народов Поволжья в Казани в 1956 г. М., 1956.

5. Генинг В. Ф. Очерки этнических культур Прикамья в эпоху железа // Труды КФАН СССР. Серия гуманитарных наук. Казань, 1959. Вып. 2.

6. Смирнов А. П. Волжские булгары // Труды Государственного исторического музея. М., 1951. Вып. XIX.

7. Смирнов А. П., Трубникова Н. В. Городецкая культура // Свод археологических исследований. М., 1965. Вып. Д1-14.

8. Смирнов А. П. Некоторые спорные вопросы истории волжских болгар // Историко-археоло-гический сборник. М., 1962.

9. Степанов П. Д. Памятники угорско-мадьярских (венгерских) племен в Среднем Поволжье // Археология и этнография Башкирии. Уфа, 1964. Т. П.

10. Старостин П. Н. Памятники именьковской культуры // Свод археологических исследований. М, 1967. Вып. Д1-32.

11. Старостин П. Н. Этнокультурные общности предболгарского времени в нижнем Прикамье //Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань, 1971.

12. Старостин П. Н. Именьковские могильники // Культуры Восточной Европы I тысячелетия. Куйбышев, 1986.

13. Халиков А. Х. Истоки формирования тюркоязычных народов Поволжья и Приуралья // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань, 1971.

14. Халиков А. Х. Об этнокультурной ситуации в Среднем Поволжье и Приуралье в I тысячелетии нашей эры // Культуры Восточной Европы I тысячелетия. Куйбышев, 1986.

15. Казаков Е. П. Коминтерновский II могильник в системе древностей эпохи тюркских каганатов // Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). Самара, 1998.

16. Матвеева Г. И. Памятники именьковской культуры на Самарской Луке // Самарская Лука в древности. Краеведческие записки. Куйбышев, 1975. Вып. 3.

17. Агапов С. А., Пестрикова В. И., Салугина Н. П. Памятники славкинского типа в Куйбышевской области // Древние и средневековые культуры Поволжья. Куйбышев, 1981.

18. Матвеева Г. И. О происхождении именьковской культуры // Древние и средневековые культуры Поволжья. Куйбышев, 1981.

19. Ключникова P.M., Матвеева Г. И. Селище Ош-Пандо-Нерь // Древности Среднего Поволжья. Куйбышев, 1985.

29

-->

стр. 29

20. Расторопов А. В. Исследование городища Лбище на Самарской Луке в 1981 г. // Древности Среднего Поволжья. Куйбышев, 1985.

21. Матвеева Г. И. Некоторые итоги изучения именьковской культуры // Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. М., 1997. Т. 3.

22. Лифанов Н. А. Домостроительство лесостепного Поволжья второй-третьей четверти I тысячелетия н.э. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Ижевск, 1997.

23. Матвеева Г. И. Этнокультурные процессы в Среднем Поволжье в I тысячелетии нашей эры // Культуры Восточной Европы I тысячелетия. Куйбышев, 1986.

24. Матвеева Г. И. Памятники именьковской культуры // История Самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней. Ранний железный век и средневековье. М., 2000.

25. Матвеева Г. И. Хронология именьковской культуры // Самарский край в истории России. Самара, 2001.

26. Седов В. В. Славяне в древности. М., 1994.

27. Кляшторный С, Старостин П. Праславянские племена в Поволжье // История татар с древнейших времен. Казань, 2002. Т. I. Народы степной Евразии в древности.

28. Останина Т. Н. Кузебаевское городище. IV-V, VII вв. Каталог археологической коллекции. Ижевск, 2002.

29. Голдина Р. Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск, 1999.

30. Баран В. Д. Венеди, склавши та анти у ceirai археолопчних джерел // Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. М., 1997. Т. 3.

31. Салугина Н. П. О некоторых чертах гончарной технологии племен именьковской культуры // Древности Среднего Поволжья. Куйбышев, 1985.

32. Салугина Н. П. Технология изготовления керамики на городище Лбище (по результатам микроскопического анализа) // Культуры Восточной Европы I тысячелетия н.э. Куйбышев, 1986.

33. Салугина Н. П. Некоторые вопросы истории именьковских племен в свете данных технико- технологического анализа керамики // Проблемы изучения археологической керамики. Куйбышев, 1988.

34. Салугина Н. П. Результаты технологического анализа керамики оседлых племен Самарского Поволжья в раннем железном веке и раннем средневековье // История Самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней. Ранний железный век и средневековье. М., 2000.

35. Збруева А., Смирнов А. Археологические исследования на строительстве Куйбышевского гидроузла. 1938-1939 гг. // Вестник древней истории. 1939. N 4.

36. Сташенков Д. А. Археологические исследования у с. Новинки в 1992 г. // Краеведческие записки. Самара, 1995. Вып. VII.

37. Сташенков Д. А. Комплекс памятников у с.Сиделькино // Контактные зоны Евразии на рубеже эпох. Самара, 2002.

38. Матвеева Г. И. Этнокультурные контакты племен именьковской культуры // Краеведческие записки. Самара, 2003. Вып. XI.

39. Казаков ЕЛ. К вопросу о турбаслинско-именьковских памятниках Закамья // Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. Самара, 1996.

40. Старостин П. Н. Племена именьковской культуры и население Прикамья и Приуралья // XIII Уральское археологическое совещание. Тезисы докладов. Уфа, 1996. Ч. П.

41. Сташенков Д. А. О восточных элементах в именьковской культуре // XIII Уральское археологическое совещание. Тезисы докладов. Уфа, 1996. Ч. П.

42. Сташенков Д. А. К вопросу об этнических контактах в Среднем Поволжье в эпоху раннего средневековья // Этногенез и этнокультурные контакты славян. Труды VI Международного конгресса славянской археологии. М., 1997. Т. 3.

Постоянный адрес данной публикации: