Орлеаны - представители младшей ветви династии Бурбонов - всегда находились рядом с троном. Герцог Филипп Орлеанский, племянник Людовика XIV (1674 - 1715), являлся регентом Французского королевства при малолетнем короле Людовике XV с 1715 по 1723 г. Другой герцог Орлеанский, Луи Филипп Жозеф (1747 - 1793), вошедший в историю под именем Филиипа-Эгалите, в 1793 г. голосовал в Конвенте за смертную казнь своего венценосного родственника Людовика XVI, но в том же году сам взошел на эшафот. Дело в том, что его сын, Людовик Филипп, оказался вовлечен в заговор генерала Дюмурье и покинул страну. Это и привело к аресту, осуждению и казни Эгалите-отца. Однако именно Людовика Филиппа уже другая революция, Июльская, в 1830 г. возвела на престол. Луи Филипп стал не только единственным французским монархом из династии Орлеанов, но и последним королем в истории страны¹.

Короля, как известно, делает свита. Тем более короля, правившего, как Луи Филипп, на основе конституционной Хартии и парламентского большинства, хотя вряд ли правомерно утверждать, что Франция в годы Июльской монархии жила по принципу "король царствует, но не управляет"², поскольку Луи Филипп был государем властным и очень активным. Вокруг него сформировался блок поддерживавших его умеренных либералов-орлеанистов, вышедших из либерального движения эпохи Реставрации, представленного в те годы группой "доктринеров". Июльская революция 1830 г. привела их к власти, хотя, как и сам будущий король, они ее не готовили.

После Июльской революции либералы-орлеанисты получили возможность реализовать свои принципы на практике. Торжество орлеанизма привело к формированию в обществе уникальной по своей эклектике атмосферы философских, религиозных, мировоззренческих дискуссий. В среде орлеанистов наблюдалось огромное разнообразие характеров и убеждений, поэтому исследователи называют орлеанизм "миражом" или "хамелеоном", предпочитая вести речь об орлеанистах, а не об орлеанизме. Однако в

Таньшина Наталия Петровна - доктор исторических наук, профессор кафедры новой и новейшей истории Московского государственного педагогического университета.

¹ См. работы по Июльской монархии, Орлеанам и орлеанизму: Рохау А. Л. История Франции от низвержения Наполеона до восстановления Империи. 1814 1852, ч. 1 - 2. СПб., 1865 - 1866; Мирошников С. Н. Место июльской революции 1830 г. в процессе становления и развития буржуазной государственности во Франции. Новое в изучении и преподавании истории в ВУЗах. Томск, 1994; Таныиина Н. П. Политическая борьба во Франции по вопросам внешней политики в годы Июльской монархии. М., 2005; Черкасов П. П. Русский агент во Франции Яков Николаевич Толстой (1791 - 1867). М., 2008; Thureau-Dangin P. Histoire de la monarchie de juillet, v. 1 - 7. Paris, 1884 1892;Ponteil F. La Monarchie parlementaire (1815 1848). Paris, 1958; Remond R. La vie politique en France. 1789 1848, t. 1 - 2. Paris, 1965; Histoire de la France. La France de la bourgeoisie. 1815 1850. Paris, 1970; Broglie G. L'Orleanisme. La ressource liberal de la France. Paris, 1981; Robert H. La Monarchie de Juillet. Paris, 1994; Poisson G. Les Orleans. Une famille en quete de trone. Paris, 1999; Barjot D., Choline J. - P., Encreve A. La France au XIX-e siecle. 1814 - 1914. 5-e cd. corrigee. Paris, 2002; Caron J. - C. La France de 1815 a 1848. Paris, 2002.

² Считается, что авторство этого тезиса принадлежит Л. Тьеру.

социальном плане орлеанизм прочно ассоциировался с победой "партии собственности", торжеством элитарных принципов общественной жизни. Он стал ярко выраженной идеологией "новой аристократии" - нотаблей, влиятельных лиц, представителей знати, крупных землевладельцев, богатых предпринимателей.

Идеология орлеанизма - это прежде всего идеология компромисса, в том числе между дворянством и буржуазией, между ними и остальным народом, это "золотая середина", равным образом враждебная как деспотизму, так и анархии, как революционным потрясениям, так и контрреволюции.

В то же время орлеанисты, именуя себя выразителями интересов "среднего класса", на деле отгородились от страны рамками так называемой "pays legal", т.е. частью общества, участвовавшей в политической жизни страны в качестве избирателей и самих "слуг народа". Заботясь о парламентском большинстве, они слишком мало заботились о большинстве в стране, о расширении своей социальной базы, что в итоге и привело к революционному взрыву в 1848 г. Компромисс 1830 г., основанный на монархии, не признающей ни суверенитета короля по божественному праву, ни народного суверенитета, было очень сложно поддерживать.

Посол Российской империи во Франции в 1865 - 1862 гг. граф П. Д. Киселев, донесения которого легли в основу данной статьи, сообщал князю А. М. Горчакову 19 (31) мая 1858 г.: "Вне всякого сомнения, правительство Июльской монархии полностью удовлетворило третье сословие, из которого проистекает интеллектуальная элита страны, но, не будучи правлением ни монархическим, ни народным, оно могло только балансировать между двумя этими силами, не имея никакой возможности узурпировать одну и ассимилироваться с другой. Именно этим объясняется слабость орлеанизма, но в этом же кроется источник, дарующий ему жизнь... На самом деле, этот режим был не чем иным, как переходной формой между монархией и республикой!"³ Отметим, что это суждение Киселева является очень верным применительно как к сути орлеанизма, так и к Июльской монархии в целом: несмотря на доктринерский характер орлеанизма и, казалось бы, верность либералов изначально провозглашенным принципам, зачастую они были оппортунистами в политике или изменяли эти самые "принципы" в соответствии с меняющимися обстоятельствами. Сам же режим Июльской монархии, юридически закрепленный конституционной Хартией 1830 г., современные исследователи трактуют именно как переходный этап между наследственным и выборным способом передачи власти.

В итоге ошибки правительства, не позаботившегося о расширении политической и социальной базы режима, деятельность оппозиции, неблагоприятное стечение обстоятельств, связанное с внезапной смертью наследника и грянувшим экономическим кризисом, - все это привело к дискредитации Июльской монархии, падению ее авторитета в глазах граждан.

Династический кризис явился серьезным испытанием для Июльской монархии. 13 июля 1842 г. в Париже в возрасте 32 лет трагически погиб старший сын и наследник короля Луи Филиппа герцог Орлеанский. Фердинанд-Филипп был человеком либеральных взглядов и весьма популярным не только среди сторонников Луи Филиппа, но и в широких кругах либералов. Будущий герцог Орлеанский с 1819 г. учился в известном своим демократизмом лицее Генриха IV, затем продолжил обучение в знаменитой Политехнической школе. Фердинанд-Филипп участвовал в событиях Июльской революции 1830 г. Полковник 1-го гусарского полка, он привел свой полк в Париж на помощь восставшим и раздавал солдатам трехцветные кокарды. После того как Луи Филипп занял французский престол, Фердинанд-Филипп получил титул герцога Орлеан-

³ Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ), ф. 133, оп. 469, д. 116, л. 169 об. - 170. Донесения Киселева министру иностранных дел князю Горчакову содержат также записки, составленные осведомителями, чьих имен посол не называет. По словам Киселева, они "являются самими информированными по всем вопросам, касающимся партии орлеанистов".

ского и стал наследным принцем, принимавшим активное участие в политической жизни страны. По настоянию отца он вошел в состав совета министров. Как военный (с 1831 г. - генерал) в ноябре 1831 г. вместе с маршалом Н. Сультом Фердинанд-Филипп подавлял восстание рабочих в Лионе. Популярность ему принесли действия во время эпидемии холеры 1832 г., когда герцог, серьезно рискуя жизнью, посещал больных в госпитале Отель-Дьё. В 1831 г. он с братом, герцогом Немурским, участвовал в походе французских войск под командованием генерала Жерара в Бельгию, а в следующем году вернулся в Бельгию в качестве командира бригады авангарда Северной армии. Начиная с 1835 г. герцог Орлеанский периодически участвовал в военных действиях на территории Алжира, при генерал-губернаторах маршалах Б. Клозеле и Л. Вале. В 1837 г. Фердинанд-Филипп женился на принцессе Елене Луизе Елизавете Мекленбург-Шверинской, дочери Фридриха Мекленбург-Шверинского и Каролины Саксен-Веймар-Эйзенахской. Елена разделяла либеральные взгляды своего мужа и его популярность. У супругов было двое детей - Луи Филипп, граф Парижский, и Роберт, герцог Шартрский⁴.

После смерти герцога Орлеанского наследником трона был объявлен его четырехлетний сын и внук короля Луи Филиппа граф Парижский. Учитывая почтенный возраст короля, это обстоятельство практически исключало возможность гладкого и безболезненного наследования власти, тем более что регентом при малолетнем короле должен был стать герцог Немурский, снискавший репутацию консерватора и политически негибкого человека⁵. Однако реальным лидером Орлеанов, как показали последующие события, стала вдова герцога Орлеанского герцогиня Елена Мекленбург-Шверинская.

Смерть герцога Орлеанского была не только личным горем Луи Филиппа, она лишила его наследника, способного, по мнению историков, благодаря репутации человека с широкими демократическими взглядами, спасти для Орлеанской династии трон Франции в 1848 г.

* * *

24 февраля 1848 г. после долгих сомнений Луи Филипп подписал отречение от престола в пользу своего внука, девятилетнего графа Парижского. На отречении особенно настаивали находившиеся в это время в столице сыновья Луи Филиппа, принцы Немурский и Монпансье⁶. Два других сына, популярных в широких кругах, герцог Омаль-ский⁷ и герцог Жуанвильский⁸, были в Алжире. Король надеялся, что отказ от короны в пользу внука может спасти монархию; он был готов пожертвовать своим титулом, дабы погасить бунт, противопоставив ему женщину с ребенком.

⁴ О детях Луи Филиппа см. Teyssier A. Les enfants de Lui-Philippe et la France. Paris, 2006.

⁵ Луи Шарль Филипп Рафаэль Орлеанский (1814 1896), герцог Немурский - второй сын Луи Филиппа, генерал-майор королевской армии в годы Реставрации, с 1830 г. член палаты пэров. В феврале 1831 г. участвовал в освобождении Бельгии от нидерландской оккупации, а в 1836 - 1837 и в 1841 гг. в военных операциях в Алжире. По возвращении во Францию был назначен комендантом военного лагеря в Компьени.

⁶ Антуан Орлеанский, герцог де Монпансье (1824 - 1890) младший сын Луи Филиппа. Участвовал в военных операциях в Алжире. С 1846 г. - полковник, бригадный генерал. В 1848 г. вместе с женой Луизой-Фернандой, сестрой испанской королевы Изабеллы II, эмигрировал сначала в Англию, затем в Испанию. Был одним из "спонсоров" революции 1868 г., свергнувшей королеву Изабеллу. После отречения Амадея Савойского, провозглашенного кортесами новым королем Испании, Антуан отказался от притязаний на корону в пользу племянника Альфонса Бурбона (впоследствии короля Альфонса XII).

⁷ Генрих Орлеанский, герцог Омальский (1822 1897) - пятый сын Луи Филиппа. От крестного отца, последнего принца Конде, унаследовал обширные земли и богатое имущество Конде, включая фамильную усадьбу Шантийи. В 1847 г. был назначен генерал-губернатором Алжира.

⁸ Франсуа Фердинанд Филипп Луи Мария Орлеанский, принц де Жуанвиль (1818 1900) - третий сын Луи Филиппа. В 1834 г. поступил на флот, участвовал во многих морских экспедициях. В 1840 г. командовал фрегатом, перевозившим прах Наполеона с острова Святой Елены во Францию. В 1845 г. руководил экспедицией против Марокко.

После подписания отречения королю оставалось только покинуть Тюильри. Король и королева Мария-Амелия пешком, в сопровождении герцога и герцогини Монпансье, герцогини Немурской, принцессы Клементины и ее мужа, шестерых внуков и нескольких приближенных отправились на площадь Согласия, где посреди бушевавшей толпы им предстояло еще некоторое время ожидать экипажи. Наконец, в трех колясках они отправились в Сен-Клу. Как свидетельствовал знаменитый современник событий Виктор Гюго, короля трудно было узнать, настолько усталым он выглядел в тот момент. Но когда Луи Филипп повернулся к королеве, та, по словам Гюго, сказала супругу: "Вы выглядите на все сто"⁹.

Отречение короля не спасло монархию. Герцогиня Орлеанская с двумя сыновьями в сопровождении герцога Немурского отправилась в палату депутатов, надеясь на провозглашение графа Парижского королем французов при ее регентстве. Но депутаты от республиканской оппозиции под приветственные крики вооруженной толпы, ворвавшейся в здание и потребовавшей отречения, решили сформировать новое правительство Франции. А. О. Ледрю-Роллен, Г. Кремье и А. Ламартин, взобравшись на трибуну, потребовали создания Временного правительства. Обескураженная герцогиня с детьми была вынуждена покинуть палату.

К этому времени центр революционной активности переместился в городскую Ратушу, куда и поспешили прибыть депутаты и внепарламентские вожди. В результате совещаний в Ратуше 24 февраля появился окончательный список членов Временного правительства, а на следующий день во Франции была провозглашена республика. В соответствии с республиканским декретом Орлеаны, а также их наиболее активные сторонники подлежали высылке из Франции.

Отныне эмиграция для Луи Филиппа, уже третья по счету, стала неизбежной. Несмотря на то, что король мог найти прибежище в Палермо, на родине Марии-Амелии, он решил отправиться в Великобританию: до нее было ближе, к тому же оттуда он надеялся оказывать влияние на события, разворачивавшиеся во Франции. При содействии английского консула королевская семья под именем супругов Лебрен бежала из страны, без денег и даже без смены одежды. Отплыв 2 марта из Гавра на борту судна "Экспресс", они пересекли Ла-Манш. Зять Луи Филиппа бельгийский король Леопольд предоставил в распоряжение королевской семьи свое поместье в Клермонте. 4 марта королевская чета, а также герцог и герцогиня Монпансье, герцог и герцогиня Немурские, принцесса Клементина Орлеанская оказались в Клермонте. Герцог Омальский и герцог Жуанвильский, находившиеся в Алжире, узнав о событиях во Франции, поначалу решили, используя свою популярность в армии и на флоте, сопротивляться распоряжениям Временного правительства, однако, поразмыслив, отказались от борьбы. 13 марта герцог Омальский, являвшийся генерал-губернатором Алжира, передал свои полномочия генералу Шангарнье, и принцы с семьями также направились в Англию.

Герцогиня Орлеанская с сыновьями тем временем эмигрировала в Германию. Спустя два года из-за финансовых трудностей она стала наносить регулярные визиты в Великобританию, к родителям мужа.

Жизнь обитателей Клермонтского поместья была непростой как в материальном, так и в психологическом плане. Начать с того, что Клермонтский замок долгое время пустовал, и его коммуникации пришли в негодность. Неисправность канализации спровоцировала вспышку кишечной инфекции. Библиотекарь и некоторые из слуг умерли; королева Мария-Амелия и принц Жуанвильский тяжело заболели. Болезни избежали только король и принц Немурский, налегавшие на пиво и вино, а также дети, больше употреблявшие молоко. Вся семья была вынуждена на несколько месяцев переехать в Сассекс¹⁰.

Луи Филипп тяжело переживал изгнание. Княгиня Д. Х. Ливен, после революции 1848 г. также эмигрировавшая из Франции в Великобританию и обосновавшаяся в Рич-

⁹ Poisson G. Op. cit., p. 286.

¹⁰ Teyssier A. Les enfants de Lui-Philippe et la France. Paris, 2006, p. 200.

монде, сообщала императрице Александре Федоровне, что король "плачет и падает духом", "содрогаясь под своей печалью"¹¹. Переживания короля усугубились еще больше, когда открывшееся 4 мая Национальное собрание Франции 26-го числа приняло декрет об изгнании Орлеанов и секвестре их имущества.

Королевская семья оказалась в сложном финансовом положении. Часть личного состояния Луи Филиппа, главным образом королевский домен в Нейи, подлежала отчуждению; замок в Нейи был сожжен во время беспорядков. Что касается "апанажей", т.е. уделов, то они перешли в национальный фонд и, соответственно, были полностью утрачены королем¹².

Повествуя о быте королевской семьи, Ливен отмечала, что королева Мария-Амелия имела в своем распоряжении всего одну простую карету, запряженную одной лошадью: "Это было печальное зрелище... В Париже - всегда восьмерка лошадей, 50 человек эскорта, большая помпа. Какая отчаянная ситуация!". По словам княгини, это зрелище произвело сильное впечатление на королеву Викторию¹³. Принцессы Немурская, Жуанвильская и Омальская были вынуждены сами заботиться о гардеробе своих мужей¹⁴. Сообщая о душевном состоянии сыновей Луи Филиппа, Ливен писала, что постепенно ими овладевали тоска и бездействие. Дни протекали однообразно, и только редкие визиты бывших министров, политиков и литераторов вносили некоторое оживление в распорядок дня королевской семьи.

Луи Филипп, однако, не терял надежды на восстановление во Франции монархии, особенно когда республика дискредитировала себя, жестоко подавив Июньское восстание. "Республика далеко пойдет. Она может стрелять в народ", - с горькой иронией заметил он по этому поводу¹⁵.

Как раз в это время активизировались разговоры относительно возможного слияния двух королевских ветвей, Бурбонов и Орлеанов, - так называемой фузии - во главе с графом де Шамбором, герцогом Бордоским, внуком Карла X¹⁶. Ожидание реставрации монархии после 1848 г. было весьма широко распространенным настроением французского общества. Страна отправила в Национальное собрание 500 депутатов-роялистов. Фузия представлялась необходимой большинству из них. Надежды на слияние двух ветвей сохранялись и после победы на президентских выборах 10 декабря 1848 г. Луи-Наполеона Бонапарта, племянника императора Наполеона I. По словам княгини Ливен, король был удивлен его колоссальным успехом и верно оценил эту победу как пролог к смерти республики¹⁷.

Злая шутка судьбы: Луи Филипп, которого все его царствование упрекали в том, что он являлся узурпатором трона, "похитив" корону у малолетнего герцога Бордоского, теперь скрепя сердце был вынужден поддержать его кандидатуру. По словам сына маршала Сульта, который нанес визит королю в начале июля 1849 г., Луи Филипп отзывался о графе Шамборе и легитимистах с "величайшим презрением". "Действительно ли, - спросил король, - Шамбор говорит по-французски? По крайней мере, у него,

¹¹ Государственный архив Российской Федерации (далее - ГАРФ), ф. 728, оп. 1, т. 2, д. 1664, т. 3, л. 36об.

¹² Teyssier A. Op. cit, p. 201.

¹³ ГАРФ, ф. 728, оп. 1, т. 2, д. 1664, т. 3, л. 88об.

¹⁴ Там же, л. 41.

¹⁵ Poisson G. Op. cit., p. 288.

¹⁶ Граф Генрих (Анри) Шарль д'Артуа, герцог Бордоский (1820 - 1883) - более известен как граф де Шамбор. Последний представитель старшей линии французских Бурбонов, внук Карла X, претендент на французский престол под именем Генриха V, глава легитимистской партии. Со 2 по 9 августа 1830 г. формально считался королем, но корона была передана Луи Филиппу. После смерти деда в 1836 г. и дяди в 1844 г. стал бесспорным легитимистским претендентом на престол. Генриха воспитывала тетка, Мария-Тереза, дочь Людовика XVI. После изгнания Луи Филиппа в 1848 г. ему стала противостоять новая группа монархистов - орлеанисты.

¹⁷ ГАРФ, ф. 728, оп. 1, т. 2, д. 1664, т. 3, л. 199об.

должно быть, акцент? Можете ли вы себе представить его во Франции, лицом к лицу с моими сыновьями, которые являются колоссами в армии, понимаете, колоссами!"¹⁸.

Итак, под конец жизни Луи Филипп продемонстрировал себя монархом, пусть и бывшим, который должен был принять принцип легитимности. Как сообщала княгиня Ливен, "король был твердо убежден, что Генрих V - это самая приемлемая кандидатура, поскольку она единственная по-настоящему легитимная. Если Франция его примет, король Луи Филипп и вся его семья также его признают"¹⁹. Луи Филипп писал своему внуку, графу Парижскому, после его первого причастия, состоявшегося 20 июля 1850 г. в католической французской церкви в Лондоне: "Мой мальчик, нельзя царствовать под тем же именем и при тех же условиях, что и я; для меня все окончилось поражением. Легитимным королем можно быть только в случае смерти или отречения герцога Бордоского, только в порядке своей очереди"²⁰.

Особенно пылко идею фузии и кандидатуру графа де Шамбора поддерживала супруга Луи Филиппа, королева Мария-Амелия. "Приведите ко мне Генриха V, - сказала она однажды Ф. Гизо, - и он станет самым дорогим из моих детей"²¹.

Между тем вопрос о фузии стал камнем преткновения для Луи Филиппа и его невестки, герцогини Орлеанской, которая являлась убежденной противницей фузии. Вероятно, именно по этой причине она из революционной Франции отправилась не в Великобританию, к королевской семье, а в Германию. Как отмечал в своем донесении П. Д. Киселев, если сыновья Луи Филиппа герцог Немурский и герцог Жуанвильский после революции 1848 г. "были готовы пожертвовать некоторыми своими принципами в пользу короны Франции", т.е. были готовы на союз с Бурбонами, то герцогиня всегда являлась убежденной противницей подобного альянса. "Никогда герцогиня не желала ни согласиться, ни пойти даже на самые незначительные уступки, и до конца своих дней она оставалась верна фракции, которая подпитывала ее мечты о регентстве", - писал Киселев Горчакову 19 (31) мая 1858 г.²² Луи Филипп постоянно жаловался на невестку своим бывшим министрам, навещавшим его в Англии, повторяя, как печальный рефрен: "Госпожа Елена неудобна"²³.

Отметим, что отношения между Еленой Орлеанской и королевской семьей сделались весьма прохладными после гибели герцога Орлеанского. Елена не могла согласиться с отстранением ее от регентства и назначением регентом герцога Немурского. Как отмечал информатор Киселева, в свое время, когда парламент при Луи Филиппе утверждал закон о Регентстве, о завещании герцога Орлеанского ничего не было известно - оригинал нашли в Тюильри только 24 февраля 1848 г. В этом завещании, датированном 9 апреля 1840 г., были следующие слова: "Если, к несчастью, королевская власть перейдет к моему старшему сыну до момента его совершеннолетия, Елена должна воспрепятствовать... передаче Регентства моему брату герцогу Немурскому или... старшему из моих братьев"²⁴. "Этот закон, принятый законодательными палатами, таким, каким его предложило правительство, был делом рук министерства, руководимого маршалом Сультом, герцогом Далматинским, главными членами которого были г-да Гизо и Дюшатель. Г-да Тьер, Барро и их единомышленники противодействовали этому проекту и активно поддержали эвентуальные права герцогини Орлеанской на Регентство в королевстве", - отмечалось в записке, предназначенной для Горчакова²⁵.

¹⁸ Poisson G. Op. cit, p. 289.

¹⁹ ГАРФ, ф. 728, оп. 1, т. 2, д. 1664, т. 4, л. 7об. - 8.

²⁰ Poisson G. Op. cit., p. 289 - 290.

²¹ Ibid., p. 289.

²²АВПРИ, ф. 133, оп. 469, д. 116, л. 169об. 170.

²³ Там же, л. 173об.

²⁴ Там же, л. 173.

²⁵ Там же, л. 172об.

Следствием принятого закона о Регентстве, но мнению автора записки, явилось сближение между герцогиней Орлеанской и значительной частью парламентской оппозиции в годы Июльской монархии, что не могло не сказаться на ее политических убеждениях и пристрастиях. Прежде всего, это проявилось в ее сближении с Тьером и конфронтации с Гизо, к которому герцогиня "испытывала в некотором роде отвращение". Тьер же, как сообщал автор записки, с момента революции 1848 г. стал "ближайшим советником и настоящим политическим руководителем герцогини"²⁶.

В то же время есть свидетельства иного рода. Так, княгиня Ливен, весьма хорошо информированная о настроениях, царивших в Клермонте, сообщала: "Ему (Тьеру. - Н. Т.) необходимо регентство герцогини Орлеанской, что означает власть в его собственных руках. Между тем, герцогиня Орлеанская не испытывает к нему доверия, и, конечно, если бы возвращение графа Парижского было бы возможно, это стало бы новой причиной затруднений и раздоров"²⁷.

Будучи убежденной противницей фузии с Бурбонами, герцогиня Орлеанская выступала за сближение с умеренными республиканцами. Как отмечалось в записке от 4(16) июня 1858 г., отправленной Киселевым князю Горчакову, "именно она решила и добилась преобладания линии на сближение с республиканцами, с таким пылом поддержанной принцем Жуанвильским; в эту политику она активно вовлекла всех представителей своей партии, на которых имела влияние"²⁸.

Несмотря на упорные разговоры о возможной фузии двух королевских ветвей, эта идея основывалась скорее на иллюзорном, нежели на реальном фундаменте, поскольку у орлеанистов и легитимистов было больше противоречий, чем общих целей. Орлеанисты, в той или иной мере приспособившиеся к новой политической ситуации²⁹ и памятуя об опасности раздоров, нередко объединялись с легитимистами, сторонниками восстановления власти Бурбонов во главе с графом де Шамбором. Однако лидеры обеих партий понимали, что не могут сотрудничать. Так, Тьер никогда не получил бы государственный пост при той монархии, для свержения которой он предпринял столько усилий. Герцог де Брой понимал, что при Шамборе не будет никакой надежды на подлинный конституционализм. Шамбору, в свою очередь, трудно было беседовать с орлеанистами - он считал их мятежниками. Когда они посылали к нему эмиссаров для переговоров, он отказывался даже обсуждать условия соглашения.

* * *

Луи Филипп прожил в Клермонте до конца своих дней. Он умер 26 августа 1850 г. в возрасте 76 лет, в том самом возрасте, что и Людовик XIV, которого он называл идеальным правителем. 2 сентября состоялись похороны. Однако, как отмечал современник событий англичанин Чарльз Гревилл, "говоря политическим языком, Луи Филипп был мертв уже давно. Это событие, три года назад вызвавшее бы сенсацию в Европе, не произвело сегодня большого эффекта"³⁰.

После смерти Луи Филиппа сын герцогини Орлеанской граф Парижский в глазах орлеанистов официально стал его преемником³¹.

²⁶ Там же, л. 172об. - 173об.

²⁷ ГАРФ, ф. 728, оп. 1, т. 2, д. 1664, т. 4, л. 7об. - 8.

²⁸ АВПРИ, ф. 133, оп. 469, д. 117, л. 282 об. - 283.

²⁹ После введения всеобщего избирательного права власть орлеанистов в одночасье не исчезла. После 1848 г. почти в 50 % муниципалитетов мэры были переизбраны на следующий срок. Наиболее значительная перетряска произошла на юге и юго-западе. На севере и северо-западе действующие мэры пострадали мало. Те же, кто был выслан в 1848 г., часто возвращались через год или два на волне консервативной паники, охватившей провинцию.

³⁰ Greville Ch. Les quinze premieres annees de regne de la reigne Victoria. Paris, 1889, p. 442. 9 июня 1876 г. останки Луи Филиппа и его супруги, пережившей мужа на 16 лет, были перевезены из Англии и перезахоронены в королевской часовне Сен-Луи в Дрё (департамент Ор-и-Луар).

³¹ Луи Филипп Альбер Орлеанский, граф Парижский (1838 - 1894) - старший сын Фердинанда-Филиппа Орлеанского и Елены Мекленбург-Шверинской, внук Луи Филиппа. Был незаурядной личностью, приверженцем идеалов демократии и свободы.

Несмотря на неприятие герцогиней Орлеанской идеи фузии, надежды на соединение двух ветвей сохранялись. Поскольку герцогиня была ее убежденной противницей, сыновья Луи Филиппа действовали самостоятельно. Уверенные в монархическом большинстве Национального собрания, они в 1851 г. попытались подготовить государственный переворот: герцог Омальский должен был высадиться в Марселе, Жуанвильский - в Нанте, Немурский - на севере страны, а бельгийский король Леопольд должен был сосредоточить свои войска на франко-бельгийской границе. Однако нерешительность герцога Омальского и отказ короля Леопольда привели к тому, что этот проект остался нереализованным.

Тогда орлеанисты предприняли попытку выдвинуть кандидатуру популярного во французском обществе принца Жуанвильского на выборах президента Республики, намеченных на май 1852 г., хотя не все орлеанисты были согласны с таким решением. Убежденным противником участия принца в выборах был, например, Гизо. "Наши интересы, как и наше достоинство, - писал он, - равно как интересы и достоинство самих принцев, требуют, чтобы они держались в стороне от всей этой постыдной мешанины, в которую мы оказались вовлечены... Принц Жуанвильский не сможет возглавить Республику ни с целью ее укрепления, ни с целью ее разрушения. Он не сможет в ней быть ни Вашингтоном, ни Иудой"³².

Обо всех этих приготовлениях и намерениях, несомненно, стало известно Луи-Наполеону, не имевшему по Конституции права переизбрания. В определенной степени это и приблизило закономерную развязку событий: под предлогом защиты республики 2 декабря 1851 г. он осуществил государственный переворот, а ровно через год провозгласил себя императором Наполеоном III³³. Надежды роялистов рухнули.

С учреждением Второй империи институты парламентской демократии - законодательные палаты, выборы депутатов, политическая печать и др. - на долгие годы превратились в ширму неограниченной власти Наполеона III. Этот период истории Франции, продолжавшийся около 10 лет, именуют авторитарной империей. Формально всеобщее избирательное право было восстановлено, но выборы происходили в условиях грубого давления на избирателей, которых власти подкупом или угрозами заставляли голосовать за так называемых официальных кандидатов.

23 января 1852 г. Луи-Наполеон издал декрет о национализации имущества Орлеанской династии. Несмотря на протесты людей из окружения Луи-Наполеона, прежде всего его сводного брата Ш. де Морни, который подал в отставку с поста министра внутренних дел (он занимал его со 2 декабря 1851 по 22 января 1852 г.), П. - А. Берье и Ф. П. Дюпэна, а также бельгийского короля Леопольда (поскольку декрет лишал его детей наследства их матери), владения Орлеанов пошли с молотка. Огромный парк Нейи дал рождение двум третям современного Парижа, а операции по раздроблению королевского имущества продолжались все годы существования Второй империи³⁴.

В это время фузия двух королевских ветвей представлялась сыновьям Луи Филиппа как никогда актуальной возможностью для объединения сил роялистской оппозиции. 11 июня 1852 г. братья отправили к графу Шамбору своего представителя графа Жарнака, чтобы предъявить условия, на которых принцы были готовы на слияние: умеренная монархия, трехцветное знамя, признание царствования Луи Филиппа.

Принцы, однако, колебались откровенно выступить против герцогини Орлеанской, противившейся их планам и пытавшейся уберечь сыновей от политических интриг. К тому же сильные опасения вызывало ее здоровье. Герцогиня была больна туберку-

³² Цит. по: Poisson G. Op. cit., p. 294.

³³ О Наполеоне III и Второй империи см.: Черкасов П. П. Наполеон III - император французов. - Новая и новейшая история, 2012, N 3; Apprile S. La II-e Republique et le seconde empire. 1848 - 1870. Du pince president a Napoleon III. Paris, 2000; Bruyere-Ostells W. Napoleon III et le second Empire. Paris, 2004; Miguel P. Le second Empire. Paris, 2008; Milza P. Napoleon III. Paris, 2007.

³⁴ Poisson G. Op. cit., p. 294.

лезом, а тут случилось и еще одно несчастье: в сентябре 1852 г. в Швейцарии, где она вместе с сыновьями находилась по настоянию врачей, считавших тамошний климат целебным, на дороге Лозанна - Женева ее карета опрокинулась в реку; дети, к счастью, не пострадали, а у герцогини оказалась сломана ключица. Королева Мария-Амелия без промедления отправилась к невестке и внукам: преданность Орлеанов семейным ценностям была общеизвестной. Эта поездка возродила вкус Марии-Амелии к путешествиям. Год спустя она предприняла турне по Европе, которое снова привело ее в Швейцарию. Там она посетила гимназию в Рейхенау, где в годы революции преподавал математику ее будущий супруг - король Луи Филипп, и подписалась в журнале посещений: "Вдова профессора Шабо"³⁵.

Пока принцы раздумывали, Франция ввязалась в Крымскую войну. Новости с полей сражений потрясали крохотный кружок герцогини Орлеанской. Каждый день после полудня собравшиеся за чайным столом раздирали корпию на бинты для раненых и без конца повторяли: "Наша армия, наши славные войска!" 18-летний граф Парижский следил за каждым эпизодом этой драмы с таким пылким вниманием, как будто французские войска все еще исполняли приказы его деда³⁶.

Герцог Омальский после смерти Луи Филиппа обосновался неподалеку от Ричмонда, в Твикенхэме, западном предместье Лондона. Следуя девизу "Я подожду", он занимал свой досуг, управляя огромным состоянием, флиртуя с дамами и коллекционируя произведения искусства и дорогие книги. Помимо этого, унаследовав от отца легкость пера, он занимался сочинительством и в 1855 г. опубликовал книгу об алжирских зуавах - отрядах, созданных французами в Алжире. В выпущенной под псевдонимом книге он дал характеристику всем руководителям французской армии в Алжире, кроме себя самого, что и выдало имя автора. Но главное, благодаря оказавшимся у него архивам, вывезенным из Шантильи, герцог Омальский начал писать монументальную историю принцев Конде. На это у него ушло более 10 лет. Принц также принимал участие в работе различных научных обществ.

Другие Орлеаны тоже проводили время с пользой. Герцогиня Орлеанская с сыновьями летом 1855 г. посетила Дрезден. Ценители искусства, как и все Орлеаны, они были в восторге от города и его сокровищ. Мария-Амелия продолжала путешествовать. В апреле 1856 г. в Италии ей неожиданно нанес визит граф де Шамбор, и она едва узнала в этом дородном бородатом человеке ребенка, которого видела в 1830 г.

Визит графа был не просто данью вежливости. Шамбор зондировал почву. Он возобновил прямые контакты с орлеанскими принцами, особенно с герцогом Немурским и герцогом Жуанильским, но отказывался идти на уступки, считая, что Орлеаны должны без всяких условий занять свое место в королевской семье.

У самих орлеанистов тоже всегда находились отговорки, препятствующие фузии. Это явствует, например, из письма герцога Омальского Шамбору, датированного 1857 г. "Выражая Вам наше искреннее желание видеть, как Франция в один прекрасный день призовет Вас занять ее трон, - писал он, - заявляя Вам о нашем желании приложить все усилия к достижению этой цели, я не обещал Вам слепой и безграничной поддержки. Для определения наших условий необходимо предварительное соглашение. Наши условия могут быть выражены в трех пунктах, и наши убеждения и то уважение, которое мы питаем к прошлому нашей семьи, требуют, чтобы мы никогда от них не отступали. Первое - признание трехцветного флага, который в глазах нынешних французов является символом нового общества и воплощением новых принципов, ставших священными после 1789 г. Второе - восстановление конституционного правительства. Третье - национальное согласие на такое восстановление, равно как и на реставрацию правящей

³⁵ Ibid., p. 295. Когда генерал Дюмурье, адъютантом которого служил Луи Филипп, перешел на сторону австрийцев после поражения при Неервиндене, будущий король французов, не разделявший политических взглядов якобинцев и опасавшийся за свою жизнь, был вынужден бежать за границу. Под именем Шабо-Латура он поселился в Швейцарии, в Рейхенау, вместе со своей сестрой Аделаидой и их наставницей мадам де Жанлис.

³⁶ Ibidem.

династии"³⁷. С такими условиями Шамбор вряд ли мог согласиться. К 1857 г. по вине потомков как Карла X, так и Луи Филиппа переговоры зашли в тупик.

В июне того же года герцогиня Орлеанская, испытывая финансовые трудности, перебралась вместе с сыновьями в Англию. Она сняла загородный дом в Ричмонде, в часе езды от Клермонта и в получасе от Твикенхэма. В мае 1858 г. младший сын герцогини Роберт слег с гриппом. Ухаживая за сыном, Елена заразилась. 17 мая ее пульс стал совсем слабым, и медики всерьез забеспокоились. На следующее утро на вопрос, как она себя чувствует, герцогиня ответила: "Гораздо лучше; если бы я смогла поспать сегодня утром, я была бы совсем здорова". Эти слова были последними. Вскоре ее не стало³⁸.

Если смерть короля Луи Филиппа прошла незаметно, то уход из жизни герцогини Орлеанской стал настоящим политическим событием. Траурная церемония, организованная ее сторонниками в Париже, превратилась в политическую акцию, которая продемонстрировала наличие оппозиции Луи-Наполеону, пробудила надежды орлеанистов на возможное слияние младшей и старшей королевских ветвей, а также актуализировала переговоры относительно сближения орлеанистов и Орлеанов с умеренными республиканцами. Кроме того, эти события показали, что именно герцогиня и была общепризнанным лидером орлеанской семьи.

Киселев отмечал, что "скоропостижная смерть герцогини Орлеанской произвела живое впечатление на представителей всех монархических партий, враждебных императорскому режиму, особенно на легитимистов-фузионистов и сторонников принцев Орлеанского дома". Российский посол полагал, что герцогиня была "подлинным воплощением орлеанизма, с делом, идеями и страстями которого она, можно сказать, обвенчалась"³⁹.

Автор записки, приложенной послом к своему донесению от 19 (31) мая 1858 г., также сообщал: "Смерть герцогини Орлеанской, такая внезапная и скоропостижная, явилась политическим событием неоспоримой важности, значение которого, однако, не стоит преувеличивать. Эта смерть удивила всех, хотя здоровье герцогини уже давно было серьезно подорвано. Ее силы были истощены, она была беспокойна и возбуждена, была в состоянии почти постоянного нервного напряжения, а английский климат только усугубил ее состояние"⁴⁰.

Мнение о политической значимости герцогини содержится и в другой записке, направленной Киселевым в Петербург вместе с донесением от 4 (16) июня 1858 г. Ее автор сообщал: "Сегодня совершенно очевидно, что вот уже год как г-жа герцогиня Орлеанская подчинила себе принцев, своих шуринов; она взяла в свои руки высшее руководство орлеанистской партией и авторитетно ее направляла"⁴¹.

Высоко оценивая политическую роль герцогини, Киселев не склонен был идеализировать ее личные, человеческие качества. Посол отмечал, что она была "малопривлекательной, как говорят, по характеру" и, "несмотря на свои неоспоримые достоинства, редко кого вдохновляла на самопожертвование". Поэтому она привлекала орлеанистов не как человек, а как политик, "не с точки зрения своих личных качеств, а с точки зрения своей политической индивидуальности"⁴². Аналогичного мнения придерживался и информатор Киселева. "Герцогиня была, несомненно, умным человеком, - отмечал он, - и она постоянно тренировала свой ум. Она обладала несомненными душевными качествами, но вместе с тем имела мало очарования: по-настоящему добродетельной

³⁷ Цит. по: Зелдин Т. Франция. 1848 - 1945. Честолюбие, любовь и политика. Екатеринбург, 2004, с. 361.

³⁸ Poisson G. Op. cit., p. 296.

³⁹ АВПРИ, ф. 133, оп. 469, д. 116, л. 169 - 169об.

⁴⁰ Там же, л. 172.

⁴¹ Там же, д. 117, л. 282об. - 283.

⁴² Там же, д. 116, л. 169.

она была только со своим мужем, который ее любил и уважал, но в то же время властвовал над нею. Ни король Луи Филипп, ни королева Амелия, ни их дети, никто с ней не ладил"⁴³.

По словам Киселева, сторонники фузии надеялись, что со смертью Елены Орлеанской будет ликвидировано главное препятствие, мешавшее достижению их цели. В то же время, считал дипломат, сами Орлеаны, сыновья герцогини, наоборот, должны стремиться исполнить материнскую волю, отказавшись от всякой идеи союза с Бурбонами⁴⁴. Он привел слова наследника орлеанского трона, графа Парижского, который во время траурной церемонии в Ричмонде якобы заявил, что "с тех пор, как он мог иметь мнение, он постоянно разделял и поддерживал политические идеи своей матери"⁴⁵.

Новость о смерти герцогини Орлеанской прибыла в Париж утром 18 мая. Некоторые из самых верных ее сторонников уже на следующий день отправились в Ричмонд, дабы выразить свои соболезнования и засвидетельствовать поддержку молодым принцам. Тьер, считавшийся ближайшим соратником герцогини, сопровождать их отказался. Как сообщал автор записки, приложенной к донесению Киселева, Тьер "не был настроен совершить путешествие. Один человек, уехавший в среду утром, прибыл к графу Парижскому и сказал ему: "Если Ваше Величество желает, чтобы Тьер приехал, надо, чтобы Вы ему написали об этом и четко заявили, что Вы его ждете". Юный принц последовал этому совету, и Тьер, к своему большому сожалению, был вынужден в пятницу отправиться в Ричмонд"⁴⁶.

Еще один из лидеров орлеанистов, герцог де Брой, который, по словам автора записки, был очень дружен с герцогиней Орлеанской, также отказался от визита в Ричмонд: "Он опасался, вероятно, встретить там некоторых республиканцев, союзников принцессы, и не захотел оказаться в подобной компании". Министры последнего правительства короля Луи Филиппа тоже воздержались от поездки: они были сторонниками фузии, против чего выступала герцогиня, и рассудили, что "им не следовало совершать демарш, который мог бы быть расценен либо как отказ от своей позиции, либо как попытка оспорить у г-на Тьера власть над двумя юными принцами"⁴⁷.

Похороны герцогини Орлеанской состоялись в Ричмонде 22 мая⁴⁸. Из Парижа приехало около двухсот персон. Среди них выделялись А. Тьер и Ш. Ремюза, влиятельный политик времен Июльской монархии. Остальные лидеры орлеанистов, такие как В. де Брой, Ф. Гизо, Ш. - М. Дюшатель, на похороны не явились. Правда, двое первых отправили в Ричмонд своих сыновей⁴⁹. Как отмечал автор записки, "демонстративное отсутствие г-на Гизо и его единомышленников было негативно воспринято присутствующими и могло только ослабить позиции фузионистов"⁵⁰.

В Париже по случаю смерти герцогини Орлеанской 1 июня в часовне св. Фердинанда в Нейи была отслужена заупокойная месса⁵¹. Киселев сообщил об этом событии князю Горчакову и приложил записку, составленную его проверенным информатором. Поскольку герцогиня была убежденной протестанткой, "ревностной и непоколебимой на протяжении всей своей жизни и умершей в полноте своей веры", с католической церемонией могли возникнуть сложности. Поэтому считалось, что "молились об упокоении душ всех усопших членов Орлеанской фамилии". Как подчеркнул автор записки, "очевидно, что это была всего лишь своеобразная сделка с воображаемой совестью,

⁴³ Там же, л. 172.

⁴⁴ Там же, л. 170.

⁴⁵ Там же, л. 177.

⁴⁶ Там же, л. 174.

⁴⁷ Там же, л. 174- 174об.

⁴⁸ Впоследствии прах герцогини был перезахоронен в семейной усыпальнице Орлеанской династии в Дрё, рядом с мужем в отдельной часовне.

⁴⁹ Там же, л. 174об.

⁵⁰ Там же, л. 176об.

⁵¹ Там же, д. 117, л. 280.

дабы предоставить сторонникам Орлеанской фамилии возможность вместе собраться и провести без всяких опасений политическую демонстрацию"⁵².

В Нейи собралось порядка 1200 человек, включая тех, кто был за пределами часовни. Политический состав присутствовавших, по сведениям автора записки, выглядел следующим образом: "Собрание состояло из орлеанистов, оставшихся верными памяти короля Луи Филиппа. Были там и сторонники фузии, такие как Гизо, Дюшатель, Вильмен, Дюмон; ее противники, такие как герцог де Брой; орлеанисты, готовые сблизиться с республиканской партией, представленные Тьером, Ремюза, Кузеном и Минье"⁵³.

На траурную церемонию были приглашены и республиканцы. Их оказалось немного, человек шесть, и все - бывшие сотрудники газет "Националь" и "Реформ". Как отмечалось в записке, на состоявшемся накануне республиканском собрании лидеры республиканцев приняли решение воздержаться от участия в церемонии. Этому решению предшествовала дискуссия, главными участниками которой явились Гарнье-Паже и Мари, бывшие республиканские министры. Гарнье-Паже с воодушевлением поддержал идею общественной демонстрации; Мари высказался против⁵⁴. "Мы знаем, - заявил Мари, - какой была г-жа герцогиня Орлеанская и какие возможности предоставлял нам союз с ней. Но она умерла. Кто может сказать, какова будет теперь политика принцев дома Орлеанов и обладают ли они той же верой, энергией и постоянством, что и герцогиня? Кто знает, наконец, не погибло ли все то, во что мы верили, вместе с ней и не похороним ли мы свое будущее и надежды, присоединившись к принцам?" В результате собрание разделило точку зрения Мари⁵⁵.

Столь пестрое по составу общество, собравшееся на церемонию 1 июня, не представляло собой, по словам автора записки, единой политической силы: "Это была лишь амальгама бывших политиков Луи Филиппа и его семьи с персонами, принесенными в жертву королю и принцам. И те, и другие сблизились, несмотря на имевшиеся между ними расхождения"⁵⁶. Таким образом, считал наблюдатель, это собрание не несло в себе серьезной опасности для властей, поскольку не было предпосылок для солидарных действий и объединения оппозиционных сил.

Какова была реакция властей на эти события? Луи-Наполеон, придя к власти, поступил весьма разумно, предоставив роялистам достаточную свободу для ведения агитации и не провоцируя их на безрассудные поступки. Так же продуманно, по словам Киселева, правительство поступило и на этот раз. Как заметил он в донесении Горчакову 19 (31) мая 1858 г., властям "хватило благоразумия никоим образом не препятствовать акциям, спровоцированным смертью герцогини Орлеанской, и предоставить газетам свободу действий, дабы сообщить об этом событии читателям, демонстрируя, таким образом, свое уважение к прославленной фамилии, раздавленной несчастьями, и подчеркивая тем самым свой нейтралитет по отношению к этому событию, которому не следовало приписывать политический характер"⁵⁷.

Об отношении императора к герцогине Орлеанской информатор Киселева, который, судя по всему, был вхож в императорское окружение, сообщал: "Он отдает должное благородству и абсолютному постоянству ее принципов; он оценил ее непоколебимую преданность, ее энергичную деятельность, ее упорство в том, к чему она призывала, ее неукоснительное следование своему долгу". Особенно императора поражал необыкновенно твердый и решительный характер герцогини, качество, по его словам, "вообще редко встречающееся у женщин, и особо редкое сегодня"⁵⁸.

⁵² Там же, л. 280 - 280об.

⁵³ Там же, л. 281, 281 об.

⁵⁴ Там же, л. 283.

⁵⁵ Там же, л. 283об. - 284об.

⁵⁶ Там же, л. 285.

⁵⁷ Там же, д. 116, л. 171.

⁵⁸ Там же, д. 117, л. 287об. 288.

Что касается реакции Луи-Наполеона на мероприятия в Париже, связанные со смертью герцогини, то в записке говорилось: "Император абсолютно правильно понял значение этого события; прежде всего, он его оценил с редкой мудростью; тогда как те, кто считал себя самими проницательными, видели в нем благоприятную возможность для примирения двух ветвей дома Бурбонов, император предвидел, что смерть герцогини не приведет к этому; кроме того, она будет способствовать тому, что все проекты сближения между орлеанистами и республиканцами также останутся нереализованными"⁵⁹.

Император, по словам автора записки, даже поздравил себя с тем, что уход из жизни герцогини Орлеанской избавил Францию от этой опасности. Дело в том, отмечается в документе, что уже год как орлеанисты и умеренные республиканцы активно сотрудничали, пытаясь объединить свои усилия, о чем было хорошо известно императору и что являлось причиной серьезного беспокойства министра внутренних дел и префекта полиции⁶⁰.

"Императору очень хорошо известно, что орлеанские принцы, и особенно герцог Жуанвильский, были серьезно вовлечены в эту комбинацию герцогиней Орлеанской, и, исходя из этого, он разумно заключил, что принцы (после смерти герцогини. - Н. Т.) откажутся от всякой идеи фузии и больше не вернутся к этим проектам", - докладывал информатор. По его словам, у императора были основания так полагать, поскольку в его распоряжении имелось письмо, написанное герцогом Жуанвильским, ставшим после смерти герцогини Елены подлинным главой Орлеанской семьи, графу Полю де Сегюру во время всеобщих выборов 1857 г. и перехваченное полицией. В этом письме принц настаивал на необходимости альянса между республиканцами и орлеанистами; он советовал и тем, и другим выдвинуть одних и тех же кандидатов. Свое письмо герцог Жуанвильский закончил словами: "Мы должны следовать за республиканцами настолько далеко, насколько они захотят нас завести"⁶¹.

Автор записки информировал, что в ходе одной из бесед император сказал: "1858 год... отмечен в моей судьбе тремя событиями, из которых два были для меня благоприятными: это смерть генерала Кавеньяка⁶² и смерть г-жи герцогини Орлеанской; третье событие - покушение 14 января - это большое несчастье, но оно с лихвой компенсировано двумя первыми"⁶³.

Далее автор записки приводит весьма интересное высказывание императора Луи-Наполеона, характеризующее его политическое кредо: "Что есть я и что составляет мою силу? Я являюсь представителем великой французской революции 1789 г. и ее принципов: мое правительство есть результат этих принципов. Я намереваюсь основать правительство на основе революционных принципов в моем собственном понимании и с теми институтами, которые подходят Франции. Генерал Кавеньяк также олицетворял революцию, был лидером оригинального правительства, вышедшего из революции 1789 г., и до своего последнего дня оставался представителем революции с республиканской формой правления; некоторые полагали, что этим он составлял конкуренцию моей власти, следовательно, смерть генерала Кавеньяка избавила меня от нее. Правительство короля Луи Филиппа также было правлением, вышедшим из недр революции и соединившим в себе ее принципы под видом еще одной формы. Герцогиня Орлеанская была истинным воплощением этого правления. Из всех членов Орлеанской семьи, более или менее привязанных к делу революции, она единственная всегда была верна ее принципам, со стойкостью и постоянством, которые делают ей честь. Она гордо носила свою кокарду и флаг и была очень влиятельной фигурой; она умерла, и на этом все закончилось. Шурины г-жи герцогини Орлеанской уже успели себя весьма дискредити-

⁵⁹ Там же, л. 285об. - 286.

⁶⁰ Там же, л. 286 - 286об.

⁶¹ Там же, л. 287 287об.

⁶² Луи Эжен Кавеньяк (1802 - 1857) генерал и государственный деятель, главный организатор подавления Июньского восстания 1848 г.

⁶³ ГАРФ, ф. 133, оп. 469, д. 117, л. 288 288об.

ровать; оба ее сына являются детьми посредственного ума и стесненными в средствах; среди них нет никого, кто был бы в состоянии совершить тот же безрассудный поступок, чтобы возглавить более или менее важное и хорошо просчитанное предприятие. Сегодня я являюсь единственным живым в окружении фантомов"⁶⁴.

Несмотря на то, что Орлеаны и орлеанисты, по мнению графа Киселева, не имели шансов на успех, власти, по его словам, должны были сохранять бдительность. К донесению от 9 (21) июля 1858 г. он приложил записку, в которой содержалась информация о династических партиях, оппозиционных императорскому правительству. В ней сообщались следующие сведения о политике орлеанистов, направленной на сближение с республиканцами: "Усилия, и прежде предпринимаемые для достижения сближения между орлеанистами и некоторыми умеренными республиканцами, отнюдь не ослабли и заставляют быть настороже императорское правительство. Известно, что изначально идея этого сближения исходила от герцогини Орлеанской.., которую сейчас заменили принцы, ее сыновья, а также герцоги Жуанвильский и Омальский. Говорят, что два последних полностью одобрили план республиканской фузии и противятся монархической фузии, основанной на соединении двух ветвей дома Бурбонов"⁶⁵.

В то же время, доносил автор этой записки, далеко не все члены Орлеанской фамилии выступали за сближение с республиканцами: "Ни герцог Немурский, ни королева Амелия не поддерживают республиканскую фузию, но они держатся в стороне, не имея никаких возможностей помешать тому, что может способствовать ее успеху. Герцог Немурский демонстрирует больше смирения, нежели королева"⁶⁶.

По словам информатора Киселева, шансы на слияние орлеанистов и республиканцев маловероятны. Но одновременно он полагал, что их лидеры "воспользуются всем тем, что может навредить императорскому правительству в общественном мнении". В записке отмечалось, что сторонники слияния свидетельствуют об изменениях, которые якобы произошли в настроениях средних классов в пользу этой фузии: "Они полагают даже, что эти классы приветствовали бы свержение императорского режима в пользу конституционной монархии, наследницы монархии короля Луи Филиппа, и утверждают, что не только либералы, собственно говоря, которые немногочисленны в Париже и в департаментах, но и буржуазия в целом, то есть собственники, промышленники, коммерсанты всех родов, служители Фемиды, такие многочисленные и такие влиятельные, прореспубликански настроенные или нет, полны недоброжелательства к тому, кто отвращает их от опальных принцев. Они признают, однако, что эти настроения еще не проникли в рабочие классы, в которых преобладают сугубо социалистические и коммунистические идеи"⁶⁷.

Однако, по мнению автора записки, не только в лагере орлеанистов нет единодушия относительно сближения с республиканцами - умеренные республиканцы тоже не безоговорочно настроены в пользу сближения с Орлеанами. "Среди них есть незначительное число тех, кому больше импонируют существующие порядки, - писал он, - это, главным образом, сторонники принца Наполеона, и именно по этой причине они остаются преданными императорским институтам. Они хотят только их изменения в сторону либерализации. В любом случае... они хотят добиться уступок в серьезных делах, там, где они могут получить хорошие деньги; за это они обещают остаться бонапартистами, служить делу империи и бороться в рядах республиканской партии против орлеанистской фузии"⁶⁸.

Помимо этого в записке сообщалось, что в Париже состоялись 82 собрания, в которых приняли участие самые влиятельные представители орлеанистов и умеренных республиканцев. Орлеанисты были представлены экс-политиками Июльской монархии:

⁶⁴ Там же, л. 289 - 290об.

⁶⁵ Там же, л. 78. - 78об.

⁶⁶ Там же, л. 79.

⁶⁷ Там же, л. 79об. - 80об.

⁶⁸ Там же, л. 81 - 81об.

Тьером, Ремюза, Полем де Сегюром, Леоном де Маллевилем, Дювержье де Горанном, Виктором Кузеном и некоторыми другими. Республиканская партия выдвинула Мари, Гарнье-Паже, Ипполита Карно, Эмиля Араго, Эмиля Тома и др. Если по вопросу о цели движения орлеанисты и республиканцы быстро пришли к согласию, то по вопросам средств ее достижения такого единодушия не наблюдалось. Поэтому решено было сформировать комиссию, чтобы подготовить нечто вроде программы относительно линии поведения в возможных обстоятельствах. В эту комиссию вошли восемь человек, четыре орлеаниста - Озонвиль, Маллевиль, Ремюза и Дювержье де Горанн - и четыре республиканца - Гарнье-Паже, Араго, Жюль Симон и Тома⁶⁹.

Являлись ли все эти собрания серьезными и представляли ли опасность для правительства? - задавался вопросом автор записки и отвечал так: "Многие сомневаются в этом, такие есть даже среди орлеанистов и самых крайних республиканцев. Империя может оказаться в опасности только вследствие заговора орлеанистов и республиканцев, однако в нынешних обстоятельствах такой заговор отнюдь не найдет поддержки ни в армии, ни в массах⁷⁰.

Что касается позиции легитимистов и их лидера графа де Шамбора, то и он, по словам информатора, "не бездействовал": Шамбор в эти дни был замечен на берегах Рейна, в непосредственной близости от французской границы, во Франкфурте. Туда же были приглашены и его сторонники. Как сообщалось в записке, вряд ли это собрание было многочисленным, несмотря на то, что в последних числах июня поезда Восточной железной дороги были заполнены роялистами, которые либо направлялись во Франкфурт, либо возвращались оттуда. Но, "если судить по словам большинства роялистов, возвратившихся из Франкфурта, появление графа Шамбора на берегах Рейна не имело никакой политической важности"⁷¹.

Некоторые из персон, наиболее осведомленных о намерениях принца, отмечал информатор, полагали, что Шамбор прибыл во Франкфурт, чтобы оттуда отправиться в Англию - нанести визит королеве Марии-Амелии, своей тетке, а также кузенам-принцам. Шамбор "был тверд в этом намерении, поскольку смерть герцогини Орлеанской предоставила ему подходящий предлог, и ему показалось хорошей возможностью воспользоваться этим обстоятельством, чтобы урегулировать разногласия, препятствовавшие союзу двух ветвей королевского дома Франции, и чтобы скрепить этот союз оглушительной манифестацией". Но прежде чем отправиться в Англию, граф хотел прозондировать почву, сформировать мнение о настроениях в своей партии и проинформировать об этом орлеанистов, для чего и прибыл во Франкфурт. Однако в ходе этой встречи Шамбор пришел к выводу, что ехать в Англию преждевременно: наиболее влиятельные представители фузионистов не рекомендовали ему совершать данную поездку. "Все эти проекты, - заключал свое сообщение автор записки, - не представляют сегодня никакой опасности для императорского правительства"⁷².

* * *

С начала 1860-х годов во Франции начался период так называемой либеральной империи. Наполеон III пошел на диалог с либеральной оппозицией и осуществил ряд политических реформ: восстановил свободу печати и собраний, ввел контроль палат над деятельностью министров. В ноябре 1860 г. были приняты декреты, расширявшие права законодательных палат - Законодательного корпуса и Сената. К концу 1860-х годов Вторая империя превратилась в парламентскую монархию с демократическими учреждениями. Плебисцит 8 мая 1870 г. показал, что большинство избирателей (7,3 млн. голосов против 1,5 млн) поддерживают политику правительства.

⁶⁹ Там же, л. 82об. - 83.

⁷⁰ Там же, л. 83 - 83об.

⁷¹ Там же, л. 84об.

⁷² Там же, л. 85 - 85об., 86 - 86об.

В этих условиях Орлеаны отошли от политики и отказались от планов обретения власти. Наследник короля Луи Филиппа, граф Парижский, в 1861 г., с началом Гражданской войны в США, вместе с братом записался добровольцем в американскую армию и участвовал во многих операциях против южных штатов. Луи Филипп-младший составил подробное описание военных действий армии северян, небезынтересное для изучения истории Гражданской войны. В Америку отправился и герцог Жуанвильский с сыном, герцогом де Пентьевром. Правда, принц Жуанвильский участия в военных действиях не принимал, ограничившись написанием акварелей⁷³. Там же оказался и граф де Шамбор, воевавший на стороне северян. Во время франко-прусской войны принц Жуанвильский безрезультатно предлагал свои услуги императорскому, а затем республиканскому правительствам, и когда, несмотря на отказ, все же вступил в армию под чужим именем, в январе 1871 г. по приказу Л. Гамбетта был выслан из Франции.

После истечения срока закона о высылке королевских особ опальные Орлеаны получили возможность вернуться на родину. Герцог Жуанвильский, возвратившись в Париж в феврале 1871 г., был избран в палату депутатов, однако принимал лишь незначительное участие в политике и в 1876 г. отказался от выдвижения своей кандидатуры в президенты.

Герцог Немурский в марте 1872 г. вступил во французскую армию в качестве дивизионного генерала, но вынужден был вновь выйти в отставку после подписания второго закона о высылке. Умер он в Версале в возрасте 82 лет. Герцог Омальский в 1884 г. передал государству замок Шантийи с собранной им художественной коллекцией. Под впечатлением от его щедрости республиканское правительство отменило декрет об изгнании герцога, и он возвратился во Францию. Что касается графа Шамбора, то уже после крушения Второй империи монархическое большинство предложило ему корону. Соглашаясь на конституционные принципы, он, тем не менее, не смог принять трехцветное знамя, пусть и дополненное щитом с лилиями и короной. Переговоры зашли в тупик. Даже личное примирение между Шамбором и графом Парижским в августе 1873 г. было лишь внешним.

Между тем палата депутатов с перевесом в один голос приняла закон о республиканском строе. В 1875 г. Третья республика была оформлена юридически. В последние годы бездетный Шамбор помирился с орлеанистами и принял оммаж⁷⁴ от их главы, графа Парижского, как своего наследника. С 1883 г., после смерти графа де Шамбора, граф Парижский стал орлеанистским главой дома Капетингов (под именем Филиппа VII), в то время как часть легитимистов считала претендентом на престол испанского принца Хуана Монтисона (Иоанна III), представителя карлистской ветви испанского дома. Луи Филипп, граф Парижский, умер 8 сентября 1894 г. в возрасте 56 лет в своей английской резиденции Стоун Хаус. Две линии претендентов на главенство в доме Бурбонов - орлеанистская и испанская - существуют до сих пор.

⁷³ Poisson G. Op. cit, p. 297.

⁷⁴ Оммаж - присяга, оформлявшая заключение вассального договора в Западной Европе средних веков. В новое время носила символический характер.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Н. П. ТАНЬШИНА:

Комментарии: