МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

Предлагаемая читателям статья американского военного историка Д. Глентца - это его доклад на первом советско-американском коллоквиуме по проблемам истории второй мировой войны, проведенном в Москве 21 - 23 октября 1986 года. Д. Глентц - доктор, полковник, научный руководитель отдела по изучению Советской Армии в Центре объединенных родов войск армии США (форт Ливенуорт, штат Канзас). Он родился в г. Почестер, штат Нью-Йорк, в 1942 г., имеет университетское и военное образование, в 1983 - 1985 гг. являлся руководителем исследований Советского Союза в военном колледже армии США (Карлайл Бэррэкс), иными словами, по основному профилю работы он - военный советолог, специализирующийся по военной истории СССР, активно занимающийся в последние годы изучением истории Великой Отечественной войны, советского военного искусства.

Д. Глентц принадлежит к новому, еще не утвердившемуся в американской историографии направлению, которое отличает тенденция к выработке системы более реалистических оценок советской военной истории. Публикации этого направления практически недоступны широкому читателю, т. к. издаются ограниченными тиражами. Д. Глентц - автор книг "Война и доктрина", "Советское военное искусство: перспективы", "Августовский штурм: советское стратегическое наступление в Маньчжурии, август 1945", "Советский опыт воздушно-десантных операций" и ряда других работ.

Статья выходит за рамки разрабатываемой Д. Глентцем тематики, хотя и связана с ней логично, рассматривает сложившееся в США общее представление о Великой Отечественной войне и анализирует его причины, многие из которых подмечены со знанием дела.

Во второй мировой войне долгий и трудный путь к победе над агрессором лежал через вооруженную борьбу на советско-германском фронте, по американской терминологии чаще всего именуемую "войной на Востоке". Многолетние усилия буржуазных авторов направлены на то, чтобы принизить значение этой борьбы, истолковать ее события в ущерб социализму. Одним из первоочередных средств для достижения этой цели они избрали предвзятую трактовку крупнейших битв на советско-германском фронте, решивших судьбу второй мировой войны.

Можно выделить следующие общие линии, по которым осуществляется эта фальсификация: во-первых, попытки поставить битвы на советско-германском фронте в один ряд со сражениями на фронтах, где вели боевые действия англо-американские войска; во-вторых, стремление представить крупнейшие битвы, выигранные Советской Армией, как явление "локального порядка", имевшие якобы значение только для хода и исхода Великой Отечественной войны; в-третьих, попытки преуменьшить достижения советского военного искусства. В освещении болыпин-

Взгляды, выраженные в данной статье, являются собственными взглядами автора и не отражают официальной политики или позиции Министерства обороны, Министерства армии или правительства США.

стр. 28

ством историков США вооруженной борьбы на советско-германском фронте наиболее отчетливо проявляется тенденция негативной трактовки событий Великой Отечественной войны, противоречащая ее оценкам руководителями США и Англии в годы войны, стремление в искаженном свете представить всемирно-историческую победу советского народа, над фашистскими агрессорами.

Д. Глентц ставит под сомнение многое из того, что написано историками США на эту тему. Его размышления - результат тех трудностей, которые испытывает американская историография Великой Отечественной войны из-за своего классово враждебного по изначальному существу подхода к событиям на советско-германском фронте. Не случайно эта историография, насчитывающая тысячи книг и статей, не только лишилась претензий на ведущее положение в капиталистическом мире, но и выглядит все более одиозной с позиций серьезных американских исследователей молодого поколения. Рост международного авторитета советских трудов, объективная оценка в них роли США во второй мировой войне, глубинные изменения отношения к Советскому Союзу, происходящие в общественном мнении США, миролюбивая политика СССР, направленная на предотвращение ракетно-ядерной войны, - важнейшие слагаемые процесса утверждения исторической правды о великом подвиге советского народа и его героических Вооруженных Сил в разгроме фашистского нашествия.

То, о чем говорится в статье, неизбежно должно было произойти. Это не конъюнктурный доклад, подготовленный для выступления в Москве. Автору этих строк довелось участвовать в работе симпозиума "Эволюция русской и военной истории" в г. Колорадо- Спрингс осенью прошлого года, где присутствовало около тысячи специалистов, интересующихся данной проблемой в США. Д. Глентц в аналогичном ключе анализировал на этом форуме историю разработки в Советском Союзе теории глубокой операции и ее применение в ходе Великой Отечественной войны.

Далеко не во всем можно согласиться с автором статьи. Необоснованно восхваление книг Э. Зимке, А. Ситона и ряда других западных авторов, спорны некоторые оценки советской историографии, встречаются неточности. Статья Д. Глентца публикуется без каких-либо сокращений. Читатель сам увидит ее сильные и слабые стороны. Только "Примирение мифов с реальностями" - это иллюзия, что, кстати, не соответствует и содержанию заключения статьи. И, наконец, заслуживает внимания мнение Д. Глентца об актуальности развития научного сотрудничества историков США и СССР, с тем чтобы способствовать взаимопониманию и нормализации отношений между нашими странами.

Перевод статьи с английского осуществлен В. В. Позняковым.

О. А. Ржешевский

Введение. Взгляды людей на историческую реальность неизбежно содержат в себе ошибки. Хотя большинство историков стремится сохранить или воссоздать объективную картину исторических сил и событий, на их работу оказывает влияние множество различных факторов, каждый из которых обладает свойством искажать объективную реальность и формировать субъективный взгляд на историю. Процесс этот неизбежен и является главным препятствием в профессии историка, препятствием, редко преодолеваемым полностью.

Одним из наиболее значительных факторов, влияющих на объективность, является узость интересов, в более мягкой форме представленная ограниченной перспективой, узостью взгляда как следствия естественного интереса к истории собственной страны, усиливаемого дистанцией событий, происходящих в дальних странах. Узость интересов части историков проистекает в определенной степени из их реакции на требования читателей, ограниченность интересов которых также естественна и которые стремятся получить информацию о своем собственном прошлом. Культурные и идеологические различия, существующие между правительствами и народами, усиливают эту тенденцию. Эти различия накладывают свой отпечаток на интерпретацию событий и обладают способностью создавать препятствия к взаимопониманию между народами, и без того разделенными пространством и временем.

стр. 29

Проблема доступа к источникам, на которых основываются оценки историков, накладывает на них свой отпечаток. Историк вынужден использовать те источники, которые ему доступны, и если эти источники ограничены, то его представления также будут ограниченными. И хорошие историки, воссоздавая события прошлого, будут осознавать эти ограничения.

Крайнюю форму узости интересов, или ограниченной перспективы, представляет собою предубеждение, которое может быть как непреднамеренным, так и преднамеренным. Непреднамеренные предубеждения могут быть проявлением собственных внутренних убеждений историка или продуктом того идеологического или политического влияния, которое оказывают на него внешние силы, такие, как правительство, церковь или экономические группы. Предубеждения, особенно преднамеренные, создают более искаженный и, следовательно, более вредный взгляд на исторические события, нежели простая узость интересов. Если узость интересов предопределяет то, что историк оказался не в состоянии обнаружить и использовать множество источников, предубеждение указывает на то, что он выбрал лишь те источники, которыми он будет пользоваться, и игнорировал те из них, которые не соответствуют уже сложившемуся у него пониманию прошлого. В первом случае такое искажение истории, вызывающее сожаление, естественно и его зачастую трудно обнаружить. Во втором случае искажение неестественно, достойно осуждения и обычно заметно для проницательного читателя.

Немногие из событий XX столетия избежали влияния эффектов узости интереса и предубежденности. В ряду наиболее важных периодов истории, подвергшихся влиянию этих феноменов, следует выделить вторую мировую войну, и в особенности военные действия на Восточном фронте - советско-германскую войну. Различное восприятие ее, узость интересов и откровенные предубеждения сделали неясной или исказили историю этой войны и породили многолетние непонимание и враждебность. Можно сказать, что в действительности мы все еще далеки от создания объективной картины этой войны, если это вообще возможно. Недостаток объективности повлек за собой непонимание политических и военных событий этой войны. Более важным является то, что поскольку восприятие и политика настоящего основываются частично на правильном понимании прошлого, значительная часть этих представлений и политики покоится на зыбкой почве.

Данная статья посвящена лишь части опыта второй мировой войны - опыту Восточного фронта - в рамках контекста войны в целом. Статья, в частности, рассматривает восприятие войны в США и то, какое место события на Восточном фронте занимали в представлении о войне в целом. В статье приводится обзор тех сил (источников), благодаря которым были сформированы современные представления американцев об этой важной части второй мировой войны, и особенно того, чему американцев учили и что они читали об этой войне. И, наконец, в данной работе исследуется точность этих представлений в свете существующих источников. Таким образом, статья представляет собой критический обзор историографии войны на Восточном фронте, который, как надеется автор, расширит представления и понимание этой войны как американскими, так и зарубежными читателями и историками.

Американское восприятие второй мировой войны. Восприятие войны отразило как обстоятельства, сопутствовавшие участию США в войне, так и исторически сложившееся, многолетнее отношение к европейской политике в целом¹ . Несмотря на распространение в

¹ Автор основывается на обзоре сообщений о войне, опубликованных газетой "The New York Times", и, что еще важнее, местной американской прессой, а также на десятилетнем опыте преподавания и общения со слушателями в Военной акаде-

стр. 30

американском обществе мнения о необходимости оказания помощи вступившим в войну западным демократическим странам, столь же сильная нейтралистская оппозиция воспрепятствовала активному участию США в войне после того, как она началась в 1939 году. То, что американское общественное мнение отнеслось с растущей тревогой к падению Франции в 1940 г., изгнанию британских войск с континента в Дюнкерке и к борьбе за господство в воздухе над Великобританией, позволило правительству США предоставить Англии всю возможную помощь, кроме непосредственной военной поддержки.

Немецкое вторжение в Советский Союз в июне 1941 г., с огорчением воспринятое как расширение войны, рассматривалось некоторыми американцами как положительный факт, т. к. оно ясно продемонстрировало поворот, происшедший в немецкой политике. Как поворот, осуществленный непобедимой доселе немецкой военной машиной, от борьбы с Великобританией к войне против того, кто рассматривался большинством в качестве гораздо более значительного противника Германии. Кроме того, она теперь столкнулась с необходимостью вести войну на два фронта, в ходе которой должно было возникнуть англо-советское сотрудничество, направленное против нее. Решение немцев напасть на Советский Союз в определенном смысле усилило позиции американских нейтралистов, которые теперь могли настаивать на том, что необходимость вмешательства США в войну уменьшилась. Этот довод был быстро отброшен обширным немецким наступлением на Восток, которое, как это казалось в течение некоторого времени, поставило под угрозу жизнеспособность Советского Союза. Сама война на Востоке представлялась довольно смутно - картами Советского Союза с нанесенными на них большими стрелами и черной ретушью, обозначавшими продвижение наступавших нацистских армий. Детальной информации об этом конфликте было очень мало - так установился стиль сообщений, просуществовавший на протяжении всех последовавших лет войны.

Первоначальное нежелание американцев активно участвовать в войне, было преодолено лишь дерзким, внезапным нападением японцев на базы США в Перл-Харборе. Именно это событие изменило чувства американцев так, что не слишком ревностно выполняемое обязательство помочь западным демократиям выжить сменилось почти тотчас у широких масс твердым намерением освободить мир от угрозы, которую представляла собою "ось" Берлин-Токио. В то время как в начале войны главной заботой американского правительства было оказание помощи в разгроме нацистской Германии, факт внезапной японской атаки сам по себе привел к тому, что настроения общества побуждали его оказывать всевозраставшее внимание войне на Тихом океане, той войне, которая вскоре стала занимать главное место в заголовках газет, выходивших в США.

Сочетание стремления правительства США разгромить Германию "в первую очередь" и реальности, заключавшейся в необходимости отразить японское наступление на Тихом океане, породили характер американских представлений о войне и также сконцентрировали внимание прессы и общественности в США на этих двух темах. Следовательно, военная стратегия США предусматривала в качестве средства достижения конечного разгрома Германии создание на европейском континенте плацдармов, тогда как реальности войны на Тихом океане и преобладавшие в обществе настроения (направленные на достижение победы над врагом, первым, навязавшим стране войну) неизбежно вели к посылке американских войск в тихоокеанский регион. Эти конкурировавшие между собой цели войны на два фронта, которую вели США, в конце концов

мии США, Штабном колледже армии США и Военном колледже армии Соединенных Штатов (все примечания автора, кроме специально оговоренных).

стр. 31

ослабили усилия правительства заняться в первую очередь нацистской Германией и, возможно, затянули достижение победы в Европе. Это обусловило, по меньшей мере, то, что создание второго фронта в Европе превратилось в более трудную задачу и привело к серии союзных операций в Северной Африке, Сицилии и в Италии, предваренных отрезвляющим уроком, полученным при попытке высадиться непосредственно во Франции, в Дьеппе, в августе 1942 года. Как военные, планировавшие операции, так и широкая общественность были поглощены местными операциями, такими, как Тобрук, Эль-Аламейн, Оран, Кассерин, Палермо, Салерно и Анцио, где осуществлялась американская военная стратегия.

Направляемая требованиями общественности и инерцией проводимых операций война на Тихом океане, которую вели США, превратилась летом 1942 г. из оборонительной в наступательную в полном соответствии с альтернативной стратегией, направленной на разгром Японии. Такие названия, как Гуадалканал, Мидуэй, Новая Гвинея и огромное число названий никому доселе неизвестных островов, заняли прочное место в сознании как правительства, так и общественности США. То, что внимание людей приковано к месту, где действует армия, что именно место, где сражаются и, возможно, умирают их отцы, мужья и сыновья, занимает все мысли семей солдат, - является аксиомой. Узы, связывающие людей, обычно сильнее геополитических соображений, и, естественно, именно та часть мозаики войны, с которой связаны мысли правительства и общества, становится главной ее частью. Все остальное в этой мозаике превращается для большинства из них в туманный фон их собственной борьбы, фон, важность которого очевидна лишь самым восприимчивым наблюдателям.

Таким образом, американская панорама войны включала в себя те дороги, по которым американские войска продвигались в Европе и через Тихий океан. К названиям первых сражений прибавились такие, как Нормандия, Фалез, Мец и Аахен в Европе, Иводзима, Филиппины и Окинава на Тихом океане. По мере того, как военные успехи США росли, а мощь держав "оси" ослабевала, влияние всех этих операций на память американского общества усиливалось. В ходе этого процесса война, которая велась в других местах, - реальный мировой контекст, в котором осуществлялись американские операции, - оставалась неясной и безвестной, и это усиливалось недостатком точной информации у американской общественности о том, что именно происходило.

Война на Восточном фронте, как бы несправедливо это ни было в отношении нее, была частью этого неясного контекста. В общих чертах американцы представляли себе войну на Востоке. Они знали, что это была тяжелая борьба, имевшая огромное значение для успеха стратегии союзников на Западе. Такие названия, как Ленинград, Москва, Сталинград и Курск, были знакомы, и американцы могли оценить значение советских побед на каждом из этих направлений. Но этим, пожалуй, и ограничивалось понимание американцами того, что происходило на Восточном фронте. Опыта ведения войн, который имелся у американцев, было очень мало для того, чтобы подготовить их к пониманию операций такого большого масштаба, какие происходили на Востоке. А то, чего люди не испытали на своем собственном опыте, нельзя оценить полностью. Отсюда и проистекает присущая американцам (да и не только им) тенденция приравнивать битву за Сталинград к сражению за Эль-Аламейн, а Курское сражение - к Анцио. Сравнивается факт достигнутой победы и скрывается различие в масштабах и размахе указанных операций.

Как только проблема второго фронта стала точкой преткновения во взаимоотношениях между западными союзниками и СССР, этот контекст в сочетании с реальными трудностями, испытываемыми Западом в организации высадки в Европе, привел к тому, что решение союзников

стр. 32

открыть этот фронт во Франции в 1944 г. было воспринято американским общественным мнением как понятное и разумное² .

На протяжении последнего года войны внимание американской общественности (и правительства) было приковано к удачной операции в Нормандии и обусловленному ею головокружительному наступлению через Францию. Подобным же образом немецкое контрнаступление в Арденнах и осуществленное в 1945 г. наступление союзников в глубь Германии заняли главное место в сознании американской общественности. Одновременно осуществленные и необычайно успешные советские операции в Белоруссии, Румынии, Восточной Пруссии, Польше и Венгрии были восприняты как часть постоянного, медленного, но неудержимого советского наступления по направлению к Германии. Внимание США было в некотором смысле сконцентрировано на двух великих океанах и операциях на прилегающей к ним суше. Война же в континентальной Европе оставалась далекой - и географически, и психологически. Та же тенденция помогла предать забвению и участие Советского Союза в заключительном этапе войны с Японией (Маньчжурская операция)³ .

Таким образом, общественное мнение в США и Великобритании в годы войны было благодарно Восточному фронту за его существование, но никогда не оценивало его роль полностью. Вначале война, которую вел СССР, смогла отвлечь внимание немцев от Англии. Позже Красная Армия сковала сухопутные силы Германии в борьбе, позволившей другим союзникам вернуться в континентальную Европу. И, наконец, Красная Армия приняла участие в заключительном победном наступлении на германский рейх. Американское общество ценило ту роль, которая была сыграна советским народом, и действительно испытывало по отношению к нему самые теплые чувства. Американцы, казалось бы, понимали, каких страданий потребовала эта борьба. И все же детали всех этих операций, проведенных на Востоке, оставались неясными и, соответственно, полного осознания их значимости недоставало. Эта тенденция продолжала существовать на протяжении послевоенных лет и, совпав с некоторыми другими факторами, породила некую мифологию вокруг событий войны на Востоке.

Американские представления об операциях на Восточном фронте в послевоенные годы. Если представления американцев о военных действиях на Восточном фронте на протяжении войны были смутными и неточными, то спустя полтора десятилетия после ее окончания они стали несколько более точными. На протяжении этого периода, однако, возникла новая тенденция, и она наложила свой отпечаток практически на все последовавшие работы, посвященные событиям на Восточном фронте. Заключалась она в том, что все операции на Востоке рассматривались через восприятие их немцами и только немцами. Практически все исследования с 1945 по 1958 г., написанные по-английски или переведенные на английский, посвященные событиям на Восточном фронте, были созданы немецкими авторами, многие из которых были участниками боевых действий на Востоке. Более того, все эти работы основывались исключительно на немецких источниках.

Этот "немецкий" период в историографии войны представлен работами, относящимися к двум жанрам. Это, прежде всего, мемуары, написанные в те годы, когда было необходимо и даже имело смысл отмежеваться от Гитлера или его политики. Имелись к тому какие- либо основания или нет, но авторы этих мемуаров поступали именно таким образом и возлагали вину за большинство стратегических, оперативных и даже такти-

² Несмотря на усилия, предпринятые компартиями США и Великобритании, раскрыть в печати роль Советского Союза в войне.

³ Американцы верили и до сих пор верят в то, что использование в начале августа 1945 г. атомной бомбы сделало советскую операцию в Маньчжурии излишней.

стр. 33

ческих ошибок в основном на Гитлера. Поэтому все эти работы пронизаны извинительными интонациями. Офицеры, разделявшие с гитлеровскими армиями их успехи, теперь отказывались принять на себя ответственность за неудачи тех же армий. Судить о том, насколько справедливы высказанные ими точки зрения, позволят лишь предстоящие исследования.

Первыми послевоенными мемуарами, появившимися на английском языке, были ставшие ныне классическими "Воспоминания солдата" Г. Гудериана⁴ . Эта работа, проливающая свет на историю принятия стратегических и оперативных решений в то время, когда Гудериан был командующим танковой группой в 1941 г. и начальником генерального штаба сухопутных войск в 1944 г., задала тон будущим работам немецких генералов, посвященным роли Гитлера в руководстве войной. Главную вину за все ошибки и неудачи немецкой армии и за расформирование немецкого Генерального штаба Гудериан возложил на Гитлера. Германский Генеральный штаб предстает в книге как орган, который Гитлер на протяжении войны одновременно использовал и которым он постоянно пренебрегал. Смысл концепции Гудериана лучше всего передает название главы, посвященной войне с Польшей в 1939 г., - "Начало катастрофы". Как и в большинстве своих последующих работ, Гудериан включил в книгу очень немного советских оперативных данных.

Одной из послевоенных немецких критических работ, оказавших большое влияние на историографию, была книга генерала Ф. фон Меллентина "Танковые сражения 1939 - 1945 гг."⁵ , являющаяся заслуживающим внимания исследованием оперативно- тактического искусства. Меллентин, критикуя Гитлера вслед за Гудерианом, показывал отрицательное влияние решений нацистского фюрера на тактические операции. Меллентин придал своей работе дидактический характер для того, чтобы анализ операций использовать для обучения офицеров. Книга содержит многочисленные суждения относительно принципов ведения боевых действий и оценки качественных характеристик советских солдат и офицеров. Эти оценки, в настоящее время включенные в пособия о возможностях Советских Вооруженных Сил, следующие: русский солдат стоек в обороне; непоколебим, но не гибок в наступлении; подвержен панике, когда сталкивается с неожиданными обстоятельствами; обладает прекрасной способностью просачиваться через боевые порядки противника; стойко и непоколебимо удерживает плацдармы; великолепно ведет боевые действия ночью; способен к самопожертвованию⁶ .

Как и Гудериан, Меллентин приобрел свой опыт ведения боевых действий против Красной Армии на протяжении периода до весны 1944 г., и его впечатления складывались главным образом в годы немецких успехов. В работе Меллентина, написанной без использования архивных источников, прослеживается тенденция рассматривать тактические операции вне оперативного их контекста. Как и в работе Гудериана, советские соединения, противостоявшие частям, в которых служил автор, предстают совершенно безликими.

Классический по своему характеру отчет об операциях 48-го танкового корпуса на р. Чир после окружения под Сталинградом немецкой б-й армии, приводимый Меллентином, является примером этих слабостей

⁴ GuderianH. Panzer Leader. N. Y. 1957; 1-е изд. N. Y. 1952 (русское издание - Гудериан Г. Воспоминания солдата. М. 1957. - Прим. переводчика).

⁵ Mellentin F. von. Panzer Battles: A Study of the Employment of Armor in the Second World War. Norman (Okl.) 1972; 1-е изд. 1956 (руское издание - Меллентин Ф. Танковые сражения 1939 - 1945 гг. Боевое применение танков во второй мировой войне. М. 1957. - Прим. переводчика).

⁶ Ibid., pp. 185 - 186, 209, 233 - 234, 292 - 304. Меллентин, однако, отметил значительный прогресс советских бронетанковых войск в годы войны и подчеркнул: "Необычайное развитие танковых сил русских заслуживает самого пристального внимания исследователей" (ibid.).

стр. 34

его книги⁷ . Автор описывает блестящие операции, предпринятые танковым корпусом по отражению атак 5-й советской танковой армии, которые велись вначале силами частей 1-го танкового корпуса, а затем соединениями 5-го механизированного корпуса. 7 - 8 декабря 1942 г. 11-я танковая дивизия немцев парировала натиск 1-го советского танкового корпуса в районе колхоза N 79, затем 19 декабря она сдерживала натиск 5-го механизированного корпуса. Несмотря на яркое описание этих тактических успехов, Меллентин лишь бегло сообщает о катастрофе оперативного характера, в контексте которой и были достигнуты эти преходящие тактические успехи. Ибо в действительности, в то время как внимание 48-го немецкого танкового корпуса было приковано к действиям 5-й советской танковой армии, советские соединения, действовавшие к северо-западу, полностью разгромили 8-ю итальянскую армию и нанесли серьезное поражение оперативной группе Холлидта. Более того, Меллентин ничего не сообщил (возможно потому, что не знал об этом) о том, что 1-й советский танковый корпус с 19 ноября вел непрерывные бои, к моменту форсирования р. Чир понес серьезные потери и не был доукомплектован людьми и техникой⁸ . В работе Меллентина содержится много подобных мест, вытекающих из слабого представления о противостоявших немецким войскам силах противника и их боевой мощи⁹ .

Столь же важной работой, как и книга Меллентина, но написанной с точки зрения более широкой перспективы, были мемуары Э. фон Манштейна "Утраченные победы"¹⁰ . Созданная признанным авторитетом в области оперативного искусства книга Манштейна рассматривала военные действия на стратегическом и оперативном уровне в период с 1941 по начало 1944 года. Критика, которой Манштейн подверг действия Гитлера, отражала действительно имевшие место споры между ними, которые в конечном итоге привели к отставке Манштейна с должности командующего группой армий "Юг". Сведения, сообщаемые Манштейном об операциях, довольно точны, хотя советские войска снова, как и в работе Меллентина, предстают совершенно безликими, а соотношение сил противников, приводимое автором, расходится с цифрами, которые содержатся в архивах организации Гелена "Иностранные армии Востока" и ОКХ¹¹ . Данные о превосходстве советских войск автором завышены.

Эти три работы оказывали огромное влияние на историографию второй мировой войны периода 1950-х годов и считаются вполне авторитетными по сей день, несмотря на то, что архивные материалы ставят под сомнение все большее число сведений, приводимых в этих книгах. В те же годы на английском языке появились и другие работы, но они были посвящены главным образом отдельным битвам и операциям¹² . Случайно или нет, но большинство этих нелестных оценок советского боевого опыта нравилось американской аудитории, чье восприятие определялось атмосферой "холодной войны". Примечательно, что лишь немногие из немец-

⁷ Ibid., pp. 175 - 185.

⁸ Советский анализ операций вдоль р. Чир содержится в изданнной под ред. К. К. Рокоссовского книге "Великая победа на Волге" (М. 1960, с. 307 - 309). То, что 1-й танковый корпус был ослаблен, видно из немецких оперативных карт (см. Lagenkarte XXXXVIII Pz-Kps с 7 по 12 декабря 1942 года).

⁹ Особенно в кратком анализе операций на территории Донбасса в феврале 1943 года. И карта и текст показывают позиции 2-го танкового корпуса СС неверно.

¹⁰ MansteinE. von. Lost Victories. Chicago (111.). 1958.

¹¹ По данным Манштейна, соотношение сил между советскими войсками, противостоящими группам армий "Дон" и "Б", и этими группами выражалось числами 8:1, а превосходство над группами армий "Север" и "Центр" было четырехкратным. По документам управления "Иностранные армии Востока" от 1 апреля 1943 г. соотношение сил было 2:1 против групп армий "Юг" и "А" и 3:2 против групп армий "Центр" и "Север" в пользу советских войск. Общее превосходство Красной Армии выражалось, по немецким оценкам, соотношением 2 :1 (см. Fremde Heeres Ost Krafte-gegenuberstellung. Stand 1.III.1943).

¹² См., напр., SchroterH. S. Stalingrad. Lnd. 1958

стр. 35

ких командующих последних лет войны, периода столь неприятного для судеб Германии, написали мемуары; работы же тех из них, кто это сделал, до сих пор хранятся в архивах непереведенными (как, например, мемуары генерала Хейнрици).

Ко второму жанру послевоенных работ относились монографии, основанные на опросах и исследованиях немцев - участников операций на Восточном фронте. В течение нескольких лет после окончания войны Исторический отдел Объединенного командования войск США в Европе осуществлял проект, предусматривавший сбор материалов для обобщения боевого опыта участников войны, сражавшихся на ее фронтах. Были собраны буквально сотни рукописей, посвященных всем типам операций. Они были написаны по памяти и без использования архивных материалов. В конце 1940-х - начале 1950-х годов Министерство армии США опубликовало лучшие из этих кратких монографий в виде серии брошюр.

Ценность этих брошюр была различной. Все они выражали немецкую точку зрения, ни одна из них не уточняла, какие именно советские соединения участвовали в той или иной операции. Некоторые из них были очень хороши, а часть - очень неточными. Они требовали детального сопоставления с архивными материалами. Все эти брошюры используются до сих пор и рассматриваются в качестве ценного пособия по изучению тенденций развития советского оперативного искусства. Достаточно привести лишь несколько примеров для того, чтобы показать, как осторожно следует использовать эти источники.

В 1950 г. появилась брошюра, дававшая оценку воздушно-десантным операциям, предпринятым союзниками. Группу известных немецких офицеров, написавших эту брошюру, возглавлял генерал-майор Г. Рейнхардт. Брошюра содержала критический разбор опыта немецких и союзнических воздушно-десантных операций. В одну из ее глав, посвященную высадкам союзниками воздушных десантов, был включен раздел "Размышления об отсутствии русских воздушно-десантных операций", начинавшийся утверждением: "Удивительно, что на протяжении второй мировой войны СССР не пытался предпринимать крупные воздушные десанты... его операции ограничивались использованием небольших подразделений... для поддержки партизанских действий, операций, не имевших непосредственного тактического или стратегического значения"¹³ . Далее брошюра упоминала о предполагаемой высадке десанта вдоль Днепра в 1943 г., но деталей приводилось крайне мало.

Год с небольшим спустя Рейнхардт обнаружил свою ошибку и подготовил новую рукопись, содержавшую описание обширных воздушно-десантных операций, предпринятых Советскими Вооруженными Силами в рамках контрнаступления под Москвой; сообщил дополнительные детали: неудачной высадки десанта вдоль Днепра в 1943 году¹⁴ . Недавно первоначальный вариант брошюры, тот, который утверждал, что русские предпринимали мало воздушно-десантных операций, был переиздан Управлением начальника военно-исторической службы США. Исправленная и дополненная рукопись Рейнхардта остается неизданной.

Опубликованная Министерством армии США брошюра "Немецкая тактика обороны в условиях прорыва русских" содержала сходные ошибки¹⁵ . Так, в главе, описывающей операции по прикрытию отступления, происходившие между 5 и 24 августа 1943 г., авторы ошибочно утверждают, что немецкие войска оставили Харьков 18 августа, в то время как

¹³ DA Pamphlet N 20 - 232. Airborne Operations: A German Appraisal. Department of the Army, October 1951, 36.

¹⁴ Reinhardt H. Russian Airborne Operations. - Foreign Military Studies MS N P-116 (переиздано Историческим отделом армии США в Европе в 1953 г.).

¹⁵ DA Pamphlet N 20 - 233. German Defence Tactics Against Russian Breakthroughs. Department of the Army, October 1951.

стр. 36

в действительности это случилось 23¹⁶ . Подобные ошибки, перемежающие точные данные, дают серьезные основания сомневаться в ценности этих работ в целом. Но, несмотря на все эти ошибки, большинство брошюр было переиздано и является одним из основополагающих источников по Красной Армии. Более того, они создали впечатление о характере и отличительных особенностях русского солдата, ставшие неотъемлемой частью нашего современного стереотипа солдата Советской Армии.

Одним из главных недостатков всех жанров послевоенных немецких работ, посвященных боевым действиям на Восточном фронте, написанных в 1950-е годы, являлось практически полное отсутствие советских оперативных данных. Силы, с которыми сражались немецкие группы армий, армии, корпуса и дивизии предстают в немецких работах некими безликими массами, неким монолитом, одетым в серую походную шинель и поддерживаемым, казалось бы, бесконечными рядами артиллерии, а к концу войны - и мощными танковыми колоннами. Безликость этих масс советских войск, отсутствие сведений о конкретных соединениях, упоминания о выполнявшихся ими задачах усиливают создаваемое этими немецкими работами впечатление, что массы красноармейцев, действовавшие крайне прямолинейно и неискусно, просто перемололи немецкую армию и в конечном итоге подавили гораздо лучше обученную и обладавшую лучшим командным составом немецкую армию своим численным преимуществом, что советские войска, как паровой каток, вкатились в Восточную Европу, оставив позади себя бесконечные ряды убитых и раненых.

Этот психологический образ Советских Вооруженных Сил существует до сих пор. Более того, описание операций, проводимых против безликого противника, запутывает вопрос о соотношении сил сторон и дает авторам возможность утверждать, что советские войска постоянно обладали подавляющим превосходством в силах, независимо от того, существовало это в действительности или нет. Все эти мемуары и брошюры появились до того, как немецкие архивные материалы стали доступны исследователям; т. е. содержащиеся в этих военных архивах богатейшие данные о советских войсках и их оперативном искусстве не были использованы,

В 1960-х годах стали появляться книги, посвященные боевым действиям на Восточном фронте, написанные известными профессиональными историками. Эти работы еще не были сбалансированными, но они все же содержали некоторые данные о советских войсках, почерпнутые из немецких архивных документов. Некоторые из этих исследований были написаны людьми, которые в годы войны длительное время находились в Советском Союзе. Опыт пребывания в годы войны в СССР был использован А. Вертом:, создавшим книгу "Россия в войне" и ряд более кратких работ¹⁷ . И хотя в этих трудах использовалось мало оперативных данных, они показывали восприятие событий войны советской стороной, т. к. в центре внимания автора были страдания и трудности, с которыми столкнулся русский народ, и храбрость, которая была необходима для преодоления этих трудностей.

Обзор событий войны на Востоке, написанный А. Кларком и названный "Барбаросса", содержал больше оперативных данных¹⁸ . Однако и в этой книге было использовано сравнительно немного советских данных. Более того, в работе Кларка проявилась тенденция, получившая позже распространение в книгах других авторов: детальное описание эпизодов первых двух лет войны и поверхностное рассмотрение событий, относя-

¹⁶ Ibid., pp. 64 - 70. Эта глава представляет немецкие оборонительные операции между Белгородом и Харьковом 5 - 23 августа 1943 г. и последовавшие за ними бои как операции прикрытия немецкого отступления, тогда как на самом деле немцы стремились удержать район Харькова до тех пор, пока не были вынуждены отступить из-за угрозы охвата с востока и запада.

¹⁷ Werth A. Russia at the War 1941 - 1945. N. Y. 1964 (издана в СССР под тем же названием в 1967 г. - Прим. переводчика).

¹⁸ Clark A. Barbarossa: The Russo-German Conflict 1941 - 1945. Lnd. 1965.

стр. 37

щихся к двум последним ее годам. Из 506 страниц этой книги более четырехсот посвящены начальному периоду войны. Эта особенность работы Кларка отразила бытовавшее мнение, что едва ли следует подробно изучать операции, предпринятые в конце войны, т. к. из-за интриг Гитлера немецкое командование не могло в этот период осуществлять нормальные и разумные операции.

Центр военной истории армии США предпринял похвальную попытку преодолеть указанную несбалансированность, опубликовав книгу Э. Зимке "От Сталинграда до Берлина"¹⁹ . Эта работа, в которой были использованы архивные источники, доступные автору, - солидное научное исследование. Зимке рассматривает операции, осуществленные с ноября 1942 г. и до конца войны, с точки зрения стратегического и высшего оперативного командования. Хотя автор полагался в основном на немецкие источники, его работа была основана на изучении архивных материалов и на использовании появившихся к тому времени советских исследований об операциях, осуществлявшихся на Восточном фронте. Таким образом, Зимке расширил американские представления о войне на Востоке и показал некоторые из наиболее серьезных ошибок, содержавшихся в ранних немецких исследованиях.

Огромную помощь оказали Зимке и другим авторам исследований войны на Восточном фронте работы советских историков, которые начали появляться в конце 1950-х годов и число которых возросло в 1960-х годах. Эти новые работы, о которых речь пойдет ниже, хотя и различные по своему качеству, привнесли в историографию войны новое и очень важное измерение. Большинство добросовестных историков обратило на них внимание и использовало их в своих работах. К 1970-м годам этих советских работ было уже вполне достаточно для того, чтобы обеспечить более сбалансированное видение войны.

В начале 1970-х годов П. Карел - немецкий автор, выступавший под псевдонимом, - опубликовал двухтомное исследование операций, осуществленных на Восточном фронте, - "Гитлер движется на Восток" и "Выжженная земля"²⁰ . В этих книгах, написанных в журналистском стиле, было использовано гораздо больше, нежели это делалось ранее, немецких оперативных данных и многочисленных воспоминаний отдельных офицеров и солдат, служивших во фронтовых подразделениях и частях. Хотя работы, опубликованные Карелом, излагали немецкую точку зрения на события, в них было использовано большое число советских материалов.

Две книги, опубликованные полковником А. Ситоном, - "Русско-германская война" и "Битва за Москву", - продолжившие линию, начатую работой Зимке, вплоть до уровня тактических операций, были написаны уже в научном духе²¹ . Используя официальные документы отдельных немецких дивизий, Ситон внес новое измерение в описание войны на уровне тактических операций. Он, так же как и Карел, используя ограниченное число советских источников, несколько смягчил ту односторонность описания событий, которая возникала при изображении их через восприятие только немцами.

Среди работ, вышедших в свет после 1960 г., самое большое влияние на читателей оказали книги Дж. Эриксона. Они подавили то влияние, которое оказывало на историографию немецкое восприятие событий, и внесли в нее обширное описание того, как рассматривалась война ее советскими участниками, особенно на стратегическом и оперативном уровне. Его работа "Советское верховное командование" впервые пролила

¹⁹ Ziemke E. Stalingrad to Berlin: The German Defeat in the East. Washington. 1968.

²⁰ Carell P. Hitler Moves and Scorched Earth. N. Y. 1965 - 1966.

²¹ Seaton A. The Russo-German War. 1941 - 1945. Lnd. 1971; ejusd. The Battle of Moscow. N. Y. 1980; 1-е изд. N. Y. 1971.

стр. 38

свет на события лета 1941 года²² . Последующие две книги - "Дорога на Сталинград" и "Дорога на Берлин" - весьма детально воссоздавали ход войны с июня 1941 по май 1945 года²³ . Основная заслуга автора этих работ в том, что в них на основе информации, собранной из тысячи советских книг и статей о войне, дано детальное исследование операций, осуществлявшихся на Востоке. Отражение захватывающих дух масштабов войны на Востоке оказало на читателей ошеломляющее воздействие.

В работах Эриксона дается критический разбор советских источников, и те из них, которые противоречат наиболее точным и авторитетным немецким документам, отклоняются автором. Размах исследования, предпринятого Эриксоном, обусловил невозможность проверки автором точности всех тактических деталей, о которых сообщают советские исследования. Поэтому детали, приводимые Эриксоном, в ряде случаев вступают в противоречие с данными из заслуживающих внимания немецких работ. Кроме того, автор указанных книг принял советские данные, относящиеся к соотношению сил противников, которые в ряде случаев оказались преувеличенными, особенно в том, что касалось численности и вооружения немецких войск. За исключением этих небольших недостатков усилия Эриксона показать советскую точку зрения на события войны увенчались успехом. Читателям были предоставлены более сбалансированные источники, на основе которых они могли прийти к собственным суждениям о боевых действиях, разворачивавшихся на Востоке. К сожалению, размах и сложность работ, опубликованных Эриксоном, послужили препятствием для популярности их у массового читателя. Историкам будущих поколений предстоит объединить концепции Эриксона и тех многочисленных авторов мемуаров и исследований, чье описание событий было основано на восприятии войны немцами.

Несмотря на появление работ Эриксона и нескольких других авторов, на протяжении периода с конца войны и до наших дней в историографии преобладало немецкое восприятие войны на Восточном фронте. Частично это объяснялось присущей американцам узостью интересов, обусловливающей недопонимание или попросту игнорирование важности операций, осуществляющихся на Востоке, в общем контексте войны. Немецкая точка зрения на события войны преобладала на протяжении первых послевоенных лет за отсутствием какой-либо другой. Не было никаких советских материалов, противостоявших многочисленным немецким исследованиям. К 1960-м годам, когда начали появляться советские исследования, немецкое восприятие войны уже глубоко укоренилось. Более того, атмосфера "холодной войны" способствовала тому, что советская версия событий войны сразу же отвергалась. Господствовали немецкие взгляды на историю войны, взгляды иногда точные, чаще - свидетельствующие о стремлении оправдать или обвинить и обычно антисоветские по своей сути.

В результате эти взгляды, это восприятие событий войны нашли свое отражение в учебниках для школ и колледжей, в учебных планах военных учебных заведений США.

Самым важным было то, что эти взгляды создали тот контекст, в рамках которого делались суждения о современных Советских Вооруженных Силах. Лишь сейчас, в наше время, эта точка зрения все больше подвергается сомнению, что оказалось возможным лишь благодаря возросшему количеству советских публикаций - именно эти усилия возрождают к жизни, возвращают из безвестности подробности советских операций, осуществлявшихся на Восточном фронте. Этим усилиям, предпринимав-

²² Erickson J. The Soviet High Command: A Political-Military History 1918 - 1941. Lnd. 1962.

²³ Erickson J. The Road to Stalingrad: Stalin's War with Germany. Boulder (Co.), 1984; 1-е изд. 1975; ejusd. The Road to Berlin: Continuing the History of Stalin's War with Germany. Boulder (Co.). 1983.

стр. 39

мым советскими историками, предстоит, однако, преодолеть серьезные барьеры с тем, чтобы создать взгляд на события войны, который сможет дополнить немецкие представления о ней, и написать более сбалансированную картину сражений на Восточном фронте.

Советские источники: восприятие и реальность. Тот путь, который прошла советская историография войны, частично способствовал формированию американских представлений о боевых действиях на Восточном фронте. Нежелание рассматривать операции в деталях, проявляемое советскими исследователями в первые послевоенные годы, предоставило широкое поле для распространения немецкой точки зрения на события войны и затем привело к ее господству. Первые усилия советских историков внести ясность в историю войны были предприняты в конце 1950-х годов, но лишь частично изменили господство немецких представлений.

Существуют три основных барьера, которые блокируют или ослабляют предпринимаемые советскими историками усилия повлиять на американские представления. Ими являются, в порядке значимости, недостаточное знание советских исторических работ западными историками, языковой барьер и глубоко укоренившееся неверие в то, что советские исследования заслуживают доверия. Первые два - чисто механическое препятствие и легко устранимы. Третий - более существенный и его труднее преодолеть.

Большинство американцев и жителей других стран Запада, скорее всего, не знает ничего о масштабе усилий, предпринимаемых советскими историками. Они предполагают, что нежелание советских исследователей открыто обсуждать все то, что касается оперативных вопросов, характерное для периода до 1958 г., существует до сих пор. В действительности же усилия, предпринимаемые советскими исследователями в изучении истории войны, возросли многократно, и западной общественности следует об этом знать. То, что большинство этих работ издано только на русском языке, препятствует ознакомлению с ними в странах Запада. Чтобы решить эту проблему, необходимо либо большему числу американцев изучить русский язык (маловероятная перспектива), либо издавать больше советских работ на английском языке.

Рост числа исследований, осуществленных американскими военными историками, использующими советские источники, также может способствовать преодолению первого из упомянутых барьеров. Второй барьер - препятствие материальное, связанное с языком. Если источник нельзя прочесть, то несущественно - доступен ли он, как несущественно - достоин ли этот источник доверия. Единственным средством преодолеть этот барьер будет увеличение числа изданий на английском языке, а также налаженная реклама советских источников посредством использования их в исторических монографиях, содержащих больше подробностей. Третий барьер, относящийся к достоверности источников, является более существенным. Частично он порожден идеологическими различиями, которые, естественно, способствуют возникновению с обеих сторон Взаимных подозрений. Он также является результатом истории развития советской военной историографии, которая сама по себе является объектом критики, в зависимости от периода, на протяжении которого были опубликованы советские источники.

Непосредственно после войны, с 1945 по 1958 г., появилось лишь несколько советских работ, посвященных операциям на Восточном фронте²⁴ , а те, что были изданы, имели отчетливо политический характер и

²⁴ Общие по своему характеру исследования войны включали книги: Анисимов И. В., Кузьмин Г. В. Великая Отечественная война Советского Союза 1941- 1945 гг. М. 1952; Воробьев Ф. Д., Кравцов В. М. Победы Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941 - 1945. М. 1953. Все эти работы имели отчетливо политический характер, внимание в них было сосредоточено на роли Ста-

стр. 40

не содержали деталей операций, представлявших интерес как для случайного читателя, так и для военных историков. Они и в самом деле представляли мало интереса для исследователей истории войны (советских и зарубежных), что, возможно, частично объяснялось использованием в них лишь очень незначительного числа подробностей операций.

Более точные и полезные исследования появляются с 1958 года, Статьи, посвященные опыту минувшей войны на всех ее уровнях, представлявшие значительный интерес, начал публиковать с момента своего выхода в свет советский "Военно-исторический журнал"²⁵ . После 1958 г. он приступил к исследованию серии острых вопросов, наиболее важной из которых была проблема природы начального периода войны - темы, которая игнорировалась в советских работах, изданных ранее. Внимание журнала с той поры сконцентрировано на практических, реальных вопросах, относящихся к военной теории. В публикациях "Военно-исторического журнала" нашла свое отражение присущая советским исследователям склонность рассматривать военные действия как единое целое, отдельные элементы которого необходимо рассматривать в рамках исторического контекста.

В 1958 г. вышла в свет первая общего характера советская работа по истории войны С. П. Платонова²⁶ . Эта работа впервые уделяла внимание неудачам Советских Вооруженных Сил, имевшим место в годы войны, - событиям, которые совершенно не рассматривались в ранее изданных книгах. Так, в ней открыто упоминалось о неудачном советском наступлении в районе Харькова в мае 1942 г. - теме слишком болезненной, чтобы о ней упоминать раньше. И хотя автор предоставил читателям мало подлинных подробностей этой неудачной операции, он был первым, кто открыто и честно написал об этом поражении, пусть и в самых общих чертах. Это было значительным шагом вперед в том, что касалось степени беспристрастности и прямоты советских источников.

В те же годы советские авторы возродили и появившуюся в период войны тенденцию использовать боевой опыт для обучения командиров, Книга К. С. Колганова давала детальный обзор тактики периода войны, построенный на примерах боевых операций²⁷ . Автор стремился использовать имевшийся опыт для подготовки офицеров; в книге приводилось большое число сведений о применявшейся тактике, примеров как неудачных действий, так и успешных. Исследование, проведенное К. С. Колгановым, хотя и несколько фрагментарное, казалось бы, подтверждало распространенное в СССР убеждение, что на ошибках учатся так же, как и на удачах, и для того, чтобы образование и обучение осуществлялись правильно (научно), следует в обоих случаях приводить подробности настолько точно, насколько это возможно.

После 1958 г. хлынул настоящий поток мемуаров, историй отдельных частей и соединений, исследований отдельных операций, поток, который продолжается и даже усилился в наши дни. В СССР получило распространение стремление издавать воспоминания военачальников, осуществ-

лина, каких-либо полезных для исследователей подробностей войны в них не было. Заметным исключением была монография В. П. Морозова "Западнее Воронежа" (М, 1956) - работа, фактическое содержание которой и беспристрастие, с которым она написана, стали примером для последующих публикаций, изданных после 1958 года, На протяжении этого периода, когда не публиковались подробности военных действий, существенные по своему значению статьи появились в некоторых советских военных журналах, в особенности в "Журнале бронетанковых и механизированных войск" и в "Военной мысли", однако оба эти журнала обычным американским читателям и историкам были недоступны.

²⁵ "Военно-исторический журнал" - официальный орган Министерства обороны СССР.

²⁶ Платонов С. П. (ред.). Вторая мировая война 1939 - 1945 гг. М. 1958.

²⁷ Колганов К. С. (ред.). Развитие тактики Советской Армии в годы Великой Отечественной войны (1941 - 1945 гг.). М. 1958; за ней последовала книга; посвященная опыту использования бронетанковых войск.

стр. 41

лявшйх командование войсками и штабами на всех уровнях. В число этих работ вошли имеющие большое значение мемуары членов Ставки (Штеменко, Василевский, Жуков), командующих фронтами (Рокоссовский, Конев, Мерецков, Еременко, Баграмян), командующих армиями (Москаленко, Чуйков, Крылов, Батов, Галицкий, Гречко, Катуков, Лелюшенко, Ротмистров), командиров корпусов и т. д.²⁸ . Советскими военными историками были написаны истории многих советских соединений - армий, танковых армий, корпусов (танковых, механизированных и стрелковых), дивизий и даже полков и отдельных бригад, хотя и не без исключений²⁹ . В мемуарной литературе были представлены также и отдельные рода войск (военно-воздушные силы, военно-морской флот, инженерные войска, связь и т. д.).

Спустя некоторое время появились великолепные исследования, посвященные крупным операциям (Московской, Сталинградской, Курской, Белорусской), операциям меньшей значимости (Новгородско-Лужской, Восточно-Померанской, Донбасской), а также отдельным стадиям крупных сражений³⁰ . Созданные академическими авторами (Самсонов) или военными историками (Жилин, Галицкий, Сидоренко), многие из исследований представляют собой первоклассные работы, содержащие огромное количество в основном точных данных. Были созданы имеющие большое значение исследования целевого назначения, в которых на основе мемуаров, историй отдельных соединений и анализа оперативного искусства подводились итоги различных операций. В число этих работ вошли военно-исторические исследования общего характера, работы по оперативному искусству (Семенов, Строков, Баграмян, Крупченко), исследования оперативного и тактического опыта войск, исследования результатов использования бронетанковых и механизированных войск (Ротмистров, Бабаджанян, Радзиевский, Лосик), научные труды по оперативному искусству и тактике (Сидоренко, Савкин, Резниченко), а также книги, посвященные обеспечению операций³¹ .

После 1960 г. вышли в свет исследования общего характера по истории Великой Отечественной и второй мировой войн. Шеститомная история войны на Востоке отличалась гораздо большей, нежели у ее предшественников, прямотой при рассмотрении политических вопросов, связанных с войной; в ней приводились подробности некоторых операций, ранее неизвестные читателю³² . Однако объем этого издания не позволил подробно рассмотреть операции меньшей значимости и ряд тактических подробностей. В 12-томной "Истории второй мировой войны" - издании менее открытом в отношении политики - были опубликованы дополнительные подробности операций, осуществлявшихся на уровне стратегического и оперативного командования³³ .

Таким образом, то, что теперь существует огромное количество данных, относящихся к операциям на Восточном фронте, является вполне

²⁸ В числе командующих фронтами и армиями, не оставивших мемуаров по разным причинам, были: Ватутин (командующий Воронежским, затем 1-м Украинским фронтами, умерший после ранения в начале 1944 г.), Черняховский (командующий 3-м Белорусским фронтом, погибший в феврале 1945 г.), Богданов (2-я Гвардейская танковая армия), Рыбалко (3-я Гвардейская танковая армия) и Кравченко (6-я Гвардейская танковая армия). Ротмистров (командующий 6-й Гвардейской танковой армией) успел написать часть мемуаров

²⁹ В их числе - большинство армий, действовавших на второстепенных направлениях, особенно в 1944 - 1945 годах.

³⁰ Это исследования отдельных авторов, авторских коллективов или сборники статей, написанные известными участниками данных операций, командовавшими соединениями и штабами различного уровня.

³¹ Все эти в высшей степени специальные издания периодически дополнялись результатами последующих исследований. Большинство из них используется в советских военных учебных заведениях.

³² История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941 - 1945. В 6-ти тт. М. 1960 - 1965.

³³ История второй мировой войны 19391 - 1945. В 12-ти тт. М. 1973 - 1982.

стр. 42

очевидным. Более того, как это было показано Эриксоном, общая сумма этой информации позволяет создать внушительную картину операций, осуществлявшихся на Востоке. И большинство этих данных - точны. Однако возникает ряд проблем, в которых следует разобраться для того, чтобы у исследователя не сложилось пристрастного отношения к советским материалам, подобного отношению к немецким источникам, о котором упоминалось выше.

Советские работы по своему содержанию обычно являются политическими и идеологическими произведениями. Их цель состоит в том, чтобы внушать определенные взгляды и обучать. Конечно, в совокупности всех своих подробностей война теоретически является продолжением политики и, следовательно, идеологии. Поэтому политическое содержание - вполне понятная часть исследовательской работы, а возможно, и обязательная ее часть. Критически мыслящий читатель должен уметь различать, что из содержания книги определяется политическими мотивами, а что нет, и не допускать того, чтобы его суждения об этих политических соображениях авторов повлияли на его оценки всего остального. Ему также следует сознавать то, что многие из этих советских книг, особенно краткие и популярные издания, созданы для того, чтобы воодушевлять читателей. Поэтому наряду с оперативными и тактическими данными в книгах неизбежно присутствуют примеры личного и массового героизма, проявленного отдельными людьми и целыми частями (сведения, которые могут быть и достоверными и недостоверными). У читателей в западных странах есть тенденция: заметив подобные несколько романтизированные авторами книг единичные случаи, отвергать также и исследования боевых действий, в ходе которых имели место эти эпизоды.

Советские работы по военной истории, написанные до 1958 г., имели отчетливо политический характер; в центре внимания этих произведений была та положительная роль, которую играл Сталин во всех аспектах войны³⁴ . После этого года политическое содержание в работах военных историков уменьшилось, так же как и акцент на "культ личности", что создало больше возможностей для оперативных и тактических сюжетов, С тех времен объем политического содержания в военно-исторических сочинениях менялся в зависимости от природы самих этих работ и от той аудитории, которой предназначались эти книги. Отсюда - чем короче статья и чем меньше подготовлена читательская публика, тем выше политическое содержание этой статьи. В первоклассных работах, посвященных изучению оперативных и тактических вопросов, политические сюжеты ограничивались показом роли партийных организаций, в планировании и осуществлении операций.

В работах советских военных историков существует тенденция акцентировать внимание на положительных фактах и рассматривать успешные операции значительно детальнее, нежели неудачные. Поэтому вплоть до недавнего времени очень мало писалось о приграничных сражениях июня - июля 1941 г., о Харьковской и Керченской операциях в мае 1942 г., о сражениях в Донбассе и районе Харькова в феврале - марте 1943 г., о неудачных отдельных стадиях многих успешных операций³⁵ ,

³⁴ Сталин внес личный вклад в военную историографию как автор краткой (общего характера) истории войны. В тот же период он предпринял попытку выступить в качестве военного теоретика, выдвинув понятие "постоянно действующие факторы", которые, по его мнению, определяли ход и результаты войны.

³⁵ Недавно "Военно-исторический журнал" поместил несколько статей о действиях механизированных войск в приграничных сражениях 1941 года. К. С. Москаленко был первым, кто пролил свет на подробности поражения под Харьковом, опубликовав книгу "На юго-западном направлении" (М. 1972). А. Г. Ершов раскрыл детали Донбасской операции в своей работе "Освобождение Донбасса" (М. 1973), но затушевал детали поражения советских войск в феврале - марте 1943 г. подробностями советских успехов в том же районе, имевших место позже. Характерно то, что мелкие подробности этих операций можно найти в историях отдельных частей ж соединений. Задача историков - сложить все эти материалы воедино.

стр. 43

Подобным же образом очень немного книг было написано об армиях, которые в 1943 - 1945 гг. действовали на второстепенных направлениях³⁶ .

В начале 1960-х годов советские историки уже упоминали об этих неудачах, сообщая, например, что в мае 1942 г. советские войска предприняли наступление в районе Харькова, но что оно не было успешным. Эти сведения, безусловно, верны, но от них мало толку для исследователя, желающего учиться и на ошибках. По мере того, как проходило время, стало появляться больше материалов об этих неудачах (как, например, глава из книги К. С. Москаленко, сообщавшая значительно больше подробностей харьковской катастрофы). Подобная же тенденция возникла и в отношении советских историков к опыту применения воздушно-десантных войск, операции которых были не очень успешными. До 1964 г. было всего лишь несколько ссылок на эти неудачи. Все же к 1976 г. большинство этих неприятных подробностей, хотя и в несколько романтизированной форме, было опубликовано.

Совершенно естественно то, что интерпретации, даваемые операциям советскими историками, резко отличались от толкования этих событий немцами. По мере того, как проходило время, различия в объяснении тех или иных событий появились и среди советских военных авторов. В мемуарной литературе это приняло форму споров по поводу причин проведения и результатов операций³⁷ .

Что поражает в советских исследованиях - так это точность фактов, относящихся главным образом к частям и соединениям, времени и месту. В этом отношении советские источники неизменно совпадают с оперативными и тактическими картами из архивов немецких (или японских) соединений и частей. Совершенно очевидно, что в некоторых случаях советские военные историки широко использовали при подготовке своих исследований немецкие архивные материалы³⁸ . Относительно того, что же в действительности произошло в данном месте и в данное время, эти виды источников менее единодушны. Так, в некоторых немецких исследованиях и отчетах сообщается, что города, оставленные противником, были "захвачены после тяжелых боев", а немецкие части, в действительности отступившие в беспорядке, просто "отошли на новые позиции"³⁹ .

Больше всего поражают часто встречающиеся случаи, когда донесения советских частей и соединений точно совпадают с подобными же документами немцев. В истории 203-й стрелковой дивизии приводится описание операций, осуществленных этим соединением в дни, последовавшие за окружением немецких войск под Сталинградом, в декабре 1942 г., когда Красная Армия теснила немецкие соединения в южном направлении, от Дона и Чира к железнодорожной линии, соединявшей станицу

³⁶ Такие, как 3-я, 3-я Гвардейская, 27-я, 28-я, 31-я, 40-я -49-я, 52-я, 53-я, 60-я, 70-я и другие.

³⁷ Например, споры между Жуковым и Чуйковым в связи с вопросом о выполнимости наступления на Берлин в феврале 1945 г. на заключительной стадии Висло- Одерской операции и о способе проведения Жуковым фазы прорыва в Берлинской операции.

³⁸ В советских исследованиях, посвященных воздушно-десантным операциям к западу от Москвы в начале 1942 г., приводятся данные из немецкого приказа, отсутствующего в немецких архивах (см. Лисов И. И. Десантники - воздушные десанты. М. 1968).

³⁹ Например, немецкий отчет о захвате Барвенкова в Донбассе в феврале 1943 г. сообщает, что немцы прибегли к уловке для того, чтобы принудить советских защитников города оставить его без боя. В действительности, как об этом свидетельствуют советские донесения и немецкие записи, для того, чтобы вытеснить советские войска "из этого города, потребовалось несколько дней тяжелых боев. И, наоборот, то, что в Советских источниках описывалось как "тяжелые уличные бои" при взятии Харькова в августе 1943 г., было, как оказалось, небольшими стычками с отставшими группами немцев, после того, как немецкие части оставили Харьков (вопреки приказу своего верховного командования).

стр. 44

Тацинскую с Морозовской⁴⁰ . 203-я стрелковая дивизия получила приказ выдвинуться форсированным маршем на 50 км, преодолеть р. Быструю и соединиться с советской бронетанковой частью, окруженной в Тацинской. Автором описываются действия этой дивизии, измотанной непрерывными боями, израсходовавшей к тому времени, когда она достигла гряды к северу от реки, почти все боеприпасы. Здесь она столкнулась с немецкими танками и пехотой, наступавшими в северном направлении. Немецкая группа численностью до 15 танков нанесла удар по двум полкам 203-й стрелковой дивизии, которые ввиду нехватки боеприпасов вынуждены были отойти на несколько километров. Обеспокоенный судьбой дивизии, ее командир связался с ближайшим противотанковым дивизионом, поддержавшим дивизию огнем. К его удивлению, боевая группа немцев вышла из боя и отступила от реки в южном направлении. В советском донесении об этом столкновении не указывается, какая это была часть.

В случайной беседе с бывшим немецким лейтенантом, служившим в 6-й танковой дивизии вермахта, сражавшейся в конце декабря 1942 г. в районе р. Быстрая, автор этих строк попросил рассказать о действиях части в день, упоминавшийся в советском донесении⁴¹ . Он ответил, что б-й танковой дивизией была направлена боевая группа в составе 15 танков и пехоты, чтобы, действуя в северном направлении, приостановить наступление советских войск и предотвратить форсирование ими реки. Он находился в составе этой специальной боевой группы. Она нанесла удар по советской части, отдельные подразделения которой отступили после беспорядочной перестрелки. Немцы некоторое время преследовали их, пока не попали под огонь не замеченной ими ранее артиллерийской части, отрезавшей танки от пехоты. Опасаясь потерь в крайне необходимых танках, лишившихся поддержки пехоты, немцы отступили в южном направлении. Этот эпизод является весьма типичным примером того, как советские, немецкие (и японские) данные взаимно дополняют друг друга в том, что касается сведений о частях, о времени и месте событий. Он также подчеркивает необходимость, или, по крайней мере, желательность, использования документов обеих сторон.

Существенные расхождения возникают между советскими и немецкими источниками в том, что касается численности войск, задействованных обеими сторонами. Изучение как источников, так и немецких архивных материалов указывает на наличие нескольких тенденций. Во-первых, в советских источниках обычно точно указывается численность собственных войск, и приводимые цифры соответствуют документации управления "Иностранные армии Востока"⁴² . И, наоборот, советские источники обычно дают преувеличенные сведения о противостоявших войсках противника. Более того, в советских источниках численность немецкой артиллерии и танков преувеличивается еще в большей степени, нежели численность живой силы. Это частично объясняется тем, что советские историки имеют обыкновение включать в общую численность войск данные, относящиеся к союзникам немцев, вспомогательным формированиям и ополчению (фольксштурму). Но, даже учитывая численность этих частей, советские оценки немецкой мощи, по сравнению с данными не-

⁴⁰ Эти действия описаны в книге Г. С. Здановича "Идем в наступление" (М. 1980, с. 47 - 53).

⁴¹ Интервью, взятое у полковника (бывшего лейтенанта) Х. Ритгена в Военном колледже армии США в марте 1984 года. И советские и немецкие сведения об этом бое подтверждаются документами (см. Lagenkarte XLVIII Pz. Kps, 29.XII.1942; Kriegs- Tagebuch, Gen. Kdo. XLVIII Panzer Korps, 28 - 29.XII.1942).

⁴² По данным Fremde Heeres Ost, численность советских войск на Восточном фронте на 1 ноября 1944 г. равнялась 5,2 млн. солдат и офицеров. Советские источники оценивают ее в 6 млн. человек, находившихся в Действующей армии.

стр. 45

мецкого командования сухопутными силами (ОКХ), являются завышенными⁴³ .

Подобно тому, как немцы впадают в преувеличение, оценивая советское превосходство в живой силе соотношением 8:1 и 17:1, советские источники завышают численность личного состава немецкой армии, сообщая о том, что вплоть до 1945 г. соотношение в живой силе между советскими войсками и вермахтом определялось цифрами 3:1, а иногда 2:1, хотя, по данным советских же источников, превосходство Красной Армии в численности личного состава признавалось более высоким. Численность бронетанковых сил японской армии, приводимая в советских работах, посвященных операциям в Маньчжурии, десятикратно превышает их реальную мощь, т. к. в общее число танков и бронеавтомобилей были включены и те машины, которые едва ли заслуживали права именоваться танками (и именно по этой причине не использовались в боях).

Авторитетность советских источников ослабляется также их отношением к цифрам потерь в личном составе. И хотя в исследованиях наших дней потери, понесенные в ходе боев, не отрицаются полностью, как это было ранее, приходится все же долго выяснять число убитых и раненых. Все это свидетельствует о том, что данный вопрос, несомненно, остается деликатной темой для советских авторов. Существуют общие цифры потерь в крупных операциях (Берлинской, Маньчжурской, сражений за освобождение Юго- Восточной Европы); читая истории отдельных дивизий, можно вывести количество убитых и раненых, сравнивая содержащиеся в них данные о проценте укомплектованности частей до начала и по завершении операций, сведения о численном составе отдельных рот⁴⁴ . Исчерпывающих данных по этому вопросу, однако, не существует, и читателю не остается ничего другого, как делать собственные заключения. (Одним из них является вывод о том, что советским авторам есть что скрывать.)

Таким образом, к общему для американцев и жителей стран Западной Европы незнанию советских источников, к языковому барьеру добавляется недоверие, проявляемое американцами к достоверности этих источников. Если для подобного недоверия когда-то были основания, то с течением времени их становится все меньше. У советских источников есть ряд присущих им недостатков, однако количество их постепенно уменьшается. К сожалению, американские представления о советских источниках все же остаются негативными, и поэтому представления американцев о Восточном фронте изменились очень мало. Лишь время, более широкая публикация беспристрастных оперативных источников (некоторых из них на английском языке) и более широкое использование этих материалов американскими военными историками смогут изменить

⁴³ Доклад ОКХ о личном составе показывает, что на Восточном фронте на 1 ноября 1944 г. находилось около 2,1 млн. солдат вермахта и приблизительно 200 тыс. солдат в войсках союзников немцев. Советские публикации утверждают, что Красной Армии противостояло около 3,1 млн. человек. Советские источники оценивают численность немецких танков и самоходных орудий в 4 тысячи. Немецкие документы показывают наличие 3,5 тыс. танков и самоходных орудий. По советским данным, немцы располагали 28,5 тыс. орудий и минометов, в то время как немецкие архивные документы дают цифру 5,7 тысячи. Подобные расхождения между советскими и немецкими данными существуют на всех этапах войны.

⁴⁴ Советские источники утверждают, что в ходе Маньчжурской операции было убито и ранено 32 тыс. солдат и офицеров; в них также приводились точные цифры потерь в других операциях и проценты потерь в отдельных частях, участвовавших в определенных боях. Однако для операций, осуществлявшихся в начальный период войны, подобных данных нет. Представление о них можно найти в истории частей и соединений, например, 203-й стрелковой дивизии, которая к концу операций на Среднем Дону имела в ротах по 10 - 15 человек. По штатному расписанию должно было быть 76 человек, но большинство дивизий имело к началу операции по 40 - 60 человек в роте. Потери были большими.

стр. 46

эти представления. Изменения эти скорее всего будут мучительно медленными.

Заключение. Примирение мифов с реальностями. Господствующая роль немецких источников в формировании американских представлений о войне на Восточном фронте и негативное восприятие советских материалов наложили на взгляды американцев неизгладимый отпечаток. Результатом этого было появление целой серии ошибочных суждений об операциях на Восточном фронте и о боевых качествах Советской (Красной) Армии, суждений, принимаемых за истину. Эти неверные суждения постоянно воспроизводятся в учебниках и в, различного рода, исторических работах; они чрезвычайно живучи. Каждое из них является чем-то средним между мифом и реальностью. Их можно подытожить в следующем порядке:

- Осуществлению немецких оперативных планов постоянно мешала погода.

- В каждой практически операции, на протяжении всей войны советские войска обладали значительным или подавляющим численным превосходством.

- Советские людские ресурсы были неисчерпаемы, поэтому русские постоянно игнорировали потери в живой силе.

- Советское стратегическое и высшее оперативное командование было превосходным. Командиры более низкого звена проявили себя в целом неважно (корпусной уровень и ниже).

- Советское планирование операций было жестким и непреклонным; само осуществление операций на любом уровне командования отличалось отсутствием гибкости и воображения.

- Везде, где только было возможно, советское командование стремилось достичь успеха за счет массирования войск, а не маневра, избегая проведения операций на окружение.

- Советские войска развертывались двумя эшелонами, приданные части строго следовали указанным маршрутам и атаковали по прямой линии.

- Помощь, оказанная союзниками в рамках программы лендлиза, имела критически важное значение в обеспечении победы. Без нее СССР мог потерпеть поражение.

- Причиной почти всех поражений немецких войск был Гитлер. Знание своего дела немецким командованием обеспечило победы в начальный период войны (вариант легенды об "ударе в спину", распространявшейся после первой мировой войны).

- Типичный советский солдат был способен преодолевать огромные трудности и испытания, был по своей природе фаталистом, стойким в обороне (особенно плацдармов), умел прекрасно просачиваться через боевые порядки противника и вести бой ночью, но страдал отсутствием гибкости, воображения, был предрасположен к проявлению паники в случае каких-либо неожиданных обстоятельств и подвержен эмоциям.

Большинство американцев, возможно, принимает все эти суждения за чистую монету. Поэтому у них складывается извращенное представление о войне, которое принижает роль, сыгранную в ней Красной Армией. В результате они оценивают Красную Армию как боевую силу гораздо ниже того, что она заслуживает, и эта тенденция распространяется и на Советскую Армию послевоенного периода. Эти общие представления о войне на Востоке и о Советской (Красной) Армии будут существовать до тех пор. пока не изменится восприятие американской общественностью и историками советских источников.

Глубокое изучение советских источников, равно как и немецких архивных материалов, показывает, что многие из приведенных выше суждений относятся к области мифов. Недавно осуществленные исследования операций на Восточном фронте представили доказательства, необхо-

стр. 47

димые для того, чтобы поставить под сомнение эти суждения⁴⁵ . Для того, чтобы процесс ниспровержения мифов увенчался успехом, нужны продолжение исследований американскими историками, дополнительная работа их советских коллег, совместная деятельность историков двух стран, а также более серьезные усилия, направленные на то, чтобы сделать доступными для исследователей советские архивные материалы. Совершенно ясно, что невозможно создать сколько-нибудь объективную или полную картину операций, осуществлявшихся на Восточном фронте, без широкого использования советских источников. В этой связи исследователям еще только предстоит написать исчерпывающие работы об операциях на Востоке. Насколько полными будут эти исследования, в конечном итоге зависит от того, какие усилия предпримут советские историки и насколько искренними и беспристрастными они будут.

А пока следует подвергать сомнению эти суждения и неверные интерпретации, являющиеся продуктом исторических работ прошлых лет, путем использования всех источников - и советских, и немецких. Вполне очевидно, что необходимо расширить американские (и западноевропейские) представления о войне на Восточном фронте, причем расширить их и в плане работ, адресованных массовому читателю, и в сфере более серьезных исследований. Научное сотрудничество советских и американских историков, исследовательские программы с участием обеих сторон, предусматривающие обмен специалистами, увеличение числа научных конференций, в ходе которых можно будет обмениваться результатами исследований, будут способствовать решению задач, о которых говорилось выше, и помогут расширить взаимопонимание историков обеих стран.

⁴⁵ Среди этих работ - подробные исследования, посвященные анализу операций, осуществленные в рамках программы симпозиумов по военному искусству Военным колледжем армии США, завершившие трехлетнюю программу анализа ряда операций, проведенных в период с конца 1942 по 1945 год. Новые данные, полученные из таких источников, как "Ультра", и архивов службы "Иностранные армии Востока", позволили иначе взглянуть на ту разведывательную информацию, на основе которой принимали решения Гитлер и верховное командование сухопутных сил Германии. Новые немецкие работы, написанные историками (Х. Боог, Г. Убершарль и В. Ветте), также поставили под сомнение традиционные представления об основе немецких стратегических и оперативных решений. Большинство этих исследований, к сожалению, не переведено на английский язык.

Постоянный адрес данной публикации: