Левая идея или, точнее, левая система ценностей, наряду с консерватизмом и либерализмом - один из трех основных элементов общественного сознания. О ней написано бесчисленное множество научных, политических и публицистических трактатов, то поднимающих ее до заоблачных высот, то предающих анафеме, как источник бед, обрушившихся на человечество. Поэтому у многих, даже непредвзятых читателей может создаться впечатление, что о ней уже все сказано и что возвращение к этой теме неизбежно обернется пережевыванием давно известного.

Между тем, в трактовке сущности левой системы ценностей, ее динамики, прошлого и настоящего, а, следовательно, будущего, все еще сохранилось множество белых пятен, заслуживающих аналитического осмысления. Его стимулируют как чисто теоретические, так и насущные практические соображения. Изложенное ниже представляет собой попытку разобраться с несколькими исторически обусловленными проблемами: с источниками жизнестойкости левой системы ценностей, с причинами ее внутренней неоднородности, оборачивающейся перманентными противоречиями и столкновениями в приверженной ей общности, с ее установками и поиском в их рамках новых ответов на вопросы, которые ставит современное общественно-политическое развитие.

ИСТОКИ ЖИЗНЕСТОЙКОСТИ ЛЕВОЙ ИДЕИ

История левой ценностной системы знает немало потрясений и крутых поворотов. Неоднократно после очередных неудач она провозглашалась нежизненной, устаревшей, а то и преступной.

Не углубляясь в далекое прошлое, достаточно вспомнить в этой связи ту антилевую истерию, которая поразила цивилизованную Европу в начале 70-х годов XIX в., после разгрома Парижской Коммуны¹. Лишь очень немногие мыслители того времени пытались спокойно и неангажированно разобраться в ее причинах, недолгой истории, поисках, находках и ошибках. Доминировали же совсем иные стремления. На общественное сознание были обрушены потоки того, что именуют ныне "черным пиаром"². Крупицы правды о том, что в действительности происходило, тонули в волнах ненависти и вымысла.

В ход были пущены также меры силового воздействия к тем, кто проявлял стойкость по отношению к этому "пиару". В июне 1871 г. министр иностранных дел Франции Фавр направил всем европейским властям циркуляр с призывом уничтожить основанное на левых ценностях Международное Товарищество Рабочих (I Интернационал) за поддержку им выступления парижских коммунаров. Меры, направленные на пресечение его деятельности, стали предметом обсуждения на встрече германского и австрийского императоров в августе - сентябре 1871 г. К намеченному походу против I Интернациона-

Галкин Александр Абрамович - доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института социологии РАН. Статья отражает итоги исследования, проведенного автором совместно с Ю. А. Красиным в рамках исследовательского проекта РГНФ (грант 04 03 00057а).

¹ См. Первый Интернационал и Парижская Коммуна. Документы и материалы. М., 1972.

² См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 480.

стр. 35

ла присоединились другие европейские правительства. Россия официально предложила созвать международную конференцию для принятия согласованных мер против Товарищества Рабочих. Во Франции связь с I Интернационалом была объявлена преступлением, караемым тюремных заключением. В Испании был принят декрет о роспуске секций Интернационала.

Начались массовые аресты. Их волна прокатилась по Италии и Испании. В Германии были отданы под суд члены Брауншвейгского комитета Социал-демократической рабочей партии. В тюрьме по обвинению в государственной измене оказались такие выдающиеся деятели германской истории, как А. Бебель и В. Либкнехт. К тюремному заключению были приговорены руководители секций I Интернационала в Дании и т. д.³

Кампания, направленная против левой системы ценностей и отстаивающих ее организаций, велась на протяжении длительного времени. В октябре 1878 г. правительство Германской империи, возглавляемое О. Бисмарком, продавило через парламент (рейхстаг) "исключительный закон" против социалистов. В соответствии с ним легально действовавшая в стране Социалистическая рабочая партия (с 1890 г. - Социал-демократическая партия Германии) фактически оказалась на нелегальном положении. Ее организации были запрещены, почти все ее газеты и другие издания закрыты. Проведение собраний и митингов не разрешалось⁴. В 1894 г. вариант "исключительного закона" против социалистов был принят и в Италии.

Всячески преследовались первомайские демонстрации, проводившиеся левыми организациями. Стычки с полицией во время этих демонстраций нередко заканчивались кровопролитием. Особенно трагический характер они приобрели во Франции. В 1891 г. в небольшом городке Фурми полиция открыла ружейный огонь по мирной первомайский демонстрации. 10 человек были убиты на месте, свыше 40 тяжело ранены.

Тем не менее, конечные итоги похода против левой системы ценностей и левых организаций были иными, чем предполагали его организаторы. Первоначальное замешательство в рядах левых сменилось сплочением сил и растущей готовностью к отпору. Интерес к левым ценностям, готовность добиваться их осуществления росли изо дня в день. Во многих европейских странах одна за другой возникали и утверждали свои позиции ориентированные на левые ценности социалистические, социал-демократические и рабочие партии. К концу XIX - началу XX в. они превратились во влиятельную общественную силу, с которой были вынуждены считаться правящие группы. В июле 1889 г. в Париже состоялся Международный рабочий конгресс, оказавшийся самым представительным из всех, когда-либо происходивших прежде. На нем было положено начало новому объединению организаций, отстаивающих левую ценностную систему - II Интернационалу.

Аналогичные колебания нетрудно проследить на протяжении всей последующей истории левой системы ценностей и органически связанного с нею рабочего движения.

Допущенные ошибки, неудачи и прямые провалы расчищали дорогу очередной войне на их уничтожение со стороны власть имущих. Свидетелями такой войны мы были сравнительно недавно - в 80 - 90-е годы прошлого века. Отзвуки ее раздаются поныне. Но духовный шок, вызванный крахом, который пережили недавно политические режимы, именовавшие себя социалистическими, проходит. В разных регионах мира, хотя и медленно, но заметно растет интерес к ответам на вызовы нашего времени с левых позиций. Приходят сообщения о политических успехах левых организаций и движений - то в далекой Латинской Америке, то из южного "подбрюшья" Европы. Масштабы перемен не следует преувеличивать. Но нельзя не считаться с тем, что они накладывают заметный отпечаток на поведение массовых социальных слоев, расстановку политических сил и, соответственно, на политическую конъюнктуру.

³ Международное рабочее движение. Вопросы истории и теории, т. 2. М., 1976, с. 173 - 174.

⁴ Потхофф Х., Миллер С. Краткая история СДПГ. 1848 - 2002. М., 2003, с. 54 - 57.

стр. 36

Иными словами, проходит время, меняются внешние обстоятельства и левые ценности, в прежнем или новом обличий, подобно птице Феникс, вновь возрождаются из пепла.

Чтобы правильно оценить возможные последствия и перспективы такого развития, крайне важно, прежде всего, уяснить его причины. Представляется, что их можно разделить на долговременные и ситуационные.

Долговременные определяются, в первую очередь, свойственным человеческому сознанию стремлением к такой организации общежития и к такому образу жизни, которые в гораздо большей степени, чем реально существующие, отвечали бы интересам и потребностям личности. На уровне обыденного сознания такое стремление реализуется в виде мечты о лучшей жизни, лучшем будущем, если не для себя лично, то, по меньшей мере, для потомков. Левые ценности представляют собой своеобразную форму реакции на это стремление, его конкретизацию в виде системы конкретных целей и предположительных способов их достижения. В этом смысле они выполняют функции, аналогичные тем, которые свойственны религиозным системам - за тем исключением, что не относят реализацию целей за пределы земного существования человека.

Из сказанного неизбежно следует, что отправить левую систему ценностей в небытие попросту невозможно. Она вечна настолько, насколько можно считать вечным человеческое сообщество. Конечно, в зависимости от изменения представления людей о лучшем, должном и идеальном содержание ценностей подвергается модификации. Однако их главный стержень сохраняет основные параметры.

Еще один долговременный источник устойчивости левых ценностей - социальная дифференциация человеческого общества. На протяжении всей письменной истории она оставалась его константной характеристикой. В разное время, на различных этапах общественного развития подобная дифференциация приобретала своеобразные очертания, была то большей, то меньшей. Варьировалось соотношение социальных групп, расположенных на различных этажах общественной пирамиды. Однако всегда сохранялась массовая категория населения, чаще всего составлявшая его большинство, условия существования которой были значительно хуже, чем уровень жизни, принятый и устоявшийся в данном обществе.

Воспринимая свое положение как бесправное и униженное, эта категория обычно испытывала острую потребность в альтернативных формах общественной организации, при которых неравноправие и социальная ущемленность были бы сведены до минимума, а в идеальном варианте - ликвидированы. Для нее левые ценности - не столько мечта о лучшем будущем, сколько конкретная программа социальных действий, оправдание вызревающих форм политического поведения. В случае недостаточной укорененности левых ценностей или дискредитации общественными движениями, претендующими на их осуществление, политическое поведение этой категории населения может пойти на пользу силам, глубоко враждебным левым. Однако, в конечном счете, подобный зигзаг оказывается временным.

Иными словами, пока в обществе существуют нуждающиеся, дискриминируемые и униженные, осознанная или интуитивная, выступающая в преображенных формах, потребность в альтернативной модели общественных отношений, именуемой социализмом, остается неизменной.

Причиной жизнеспособности левой системы ценностей, имеющей ситуационный характер, служит происходящая на наших глазах глубокая структурная диверсификация общественного организма, превращающая его в крайне сложную, многократно эшелонированную систему. Между тем общеизвестна закономерность: чем сложнее система, разнообразнее составляющие ее элементы, вариативны образованные ими структуры, тем сильнее должны быть сцепляющие силы, а, следовательно, и импульсы, предохраняющие от разрушения. В общественных системах эта закономерность проявляется в растущей потребности в общей воле, в интенсивных межличностных и межгрупповых связях, основанных как на рациональных, так и на эмоциональных началах.

стр. 37

Левые ценности отвечают этой потребности в гораздо большей степени, чем любые иные, и, прежде всего, либеральные. Неудачная реализация может временно посеять сомнения в этом, но свести эти ценности на нет - не в состоянии. Это дает основания предположить, что, по мере дальнейшего усложнения структур, образующих систему человеческого общежития, возрастают (и будут возрастать впредь) объективные причины, поддерживающие и стимулирующие интерес к важным аспектам левого подхода к основам общественного устройства.

Данное обстоятельство может нравиться или не нравиться, вызывать негодование или порождать надежды. Но оно представляет собой реальность, которую надлежит учитывать, если есть желание всерьез оценить происходящее.

ПРИЧИНЫ ВНУТРЕННЕГО МНОГООБРАЗИЯ ЛЕВОЙ СИСТЕМЫ ЦЕННОСТЕЙ

Нередко утверждают, что история левой системы ценностей - это, в немалой степени, история внутренних противоречий, междоусобной войны и расколов. Некоторые основания для такого утверждения, безусловно, есть. Рассматривая эту историю хотя бы с середины XIX в., нетрудно выявить чуть ли не перманентную цепь разногласий, несовпадающих ориентации, противостояний, разводивших и сталкивавших различные течения левой ориентации.

Достаточно вспомнить, что у истоков того, что позже стало именоваться международным рабочим движением, при преобразовании Союза справедливых в Союз коммунистов в 1847 г. значительное внимание было уделено размежеванию взглядов, которые отстаивали К. Маркс и Ф. Энгельс, и тех, которых придерживались приверженцы других левых течений, прежде всего - сторонники В. Вейтлинга и П. -Ж. Прудона⁵. При конституировании и в первые годы деятельности I Интернационала в его рамках происходили острые дискуссии между немецкими представителями, в своем большинстве стоявшими на позициях марксизма, английскими тред-юнионистами и французскими поклонниками Л. О. Бланки и П. -Ж. Прудона⁶. На более позднем этапе I Интернационал сотрясали острые дискуссии между марксистами и сторонниками М. А. Бакунина, дискуссии, которые, в конечном счете, привели к расколу Международного Товарищества Рабочих и его самороспуску⁷.

Хорошо известны бурные споры, то и дело потрясавшие структуры II Интернационала, который то размежевывался с молодыми сторонниками анархизма, то пытался примирить сторонников ортодоксального марксизма и ревизионистов⁸. Трагическая судьба этого международного объединения наиболее влиятельных левых сил тогдашней Европы символизировала один из самых серьезных расколов этих сил на социал-демократов и коммунистов, отложившего глубочайший отпечаток на все последующее общественно-политическое развитие. Перечисление аналогичных конфликтов, временами перераставших в братоубийственные схватки, можно продолжить вплоть до нашего времени.

Является ли эта ситуация типичной лишь для левой системы ценностей? Ответ на этот вопрос не может быть однозначным. С одной стороны, внутренние конфликты свойственны всем крупным идеологическим системам. Консервативные взгляды Э. Берка существенно отличались от феодально-аристократического консерватизма Ж. де Местра и Л. де Бональда⁹. Нетрудно найти существенные отличия от них и у такого корифея консерватизма, как К. Меттерних¹⁰. Позднее, в процессе перехода раннего капитализма

⁵ См. Союз коммунистов - предшественник I Интернационала. М., 1964, с. 55.

⁶ См. Основание Первого Интернационала. М., 1934, с. 8 и др.

⁷ Международное рабочее движение, т. 2, с. 192 - 200.

⁸ Braunthal J. Geschichte der Internationale, Bd. 1 - 11. Koln, 1961 - 1963; Klaer K. -H. Der Zusammenbruch der Zweiten Internationale. Koln, 1981.

⁹ Галкин А. А., Рахшмир П. Ю. Консерватизм в прошлом и настоящем. М., 1987, с. 11 - 22.

¹⁰ Рашимир П. Ю. Князь Меттерних: человек и политик. Пермь, 2005, с. 5 - 19.

стр. 38

в современную фазу, консерватизм, как система ценностей, превратился в одну из разновидностей общебуржуазной идеологии, что заметно противопоставило его феодально-аристократическому варианту. После первой мировой войны, в обстановке острого кризиса, поразившего многие европейские государства, в первую очередь Италию и Германию, в них сложилось своеобразное младоконсервативное (обновительное) течение, противостоявшее традиционному консерватизму и подготовившее идейно-теоретическую базу для правого радикализма (фашизма)¹¹. В 70-е годы XX в. возник и завоевал влиятельные политические позиции неоконсерватизм, взявший на вооружение ряд либеральных ценностей и постулатов¹².

То же самое можно проследить, рассмотрев динамику либерализма. Его классические заветы заметно отличались от того, что проповедовали многие последователи его первых корифеев. Будучи препарированным французскими правыми либералами последней трети XIX в. и национал-либералами Пруссии и бисмарковской Германии, либерализм потерял значительную часть присущего ему гуманизма. В свою очередь от этой формы либерализма отмежевались, например, стоявшие на либеральных позициях немецкие политические партии времен Веймарской республики. При этом ни те, ни другие не узнали бы себя и своих взглядов, взглянув на неолибералов второй половины XX - начала XXI в.

Сказанное, однако, не исключает того, что раздоры в системе левых ценностей происходили чаще и имели более острый характер, чем в других идеологических системах. Объяснять это, ссылаясь на свойственный левым фанатизм или личные свойства их теоретиков и лидеров, как это иногда делают представители лагеря, противостоящего левым, значит просто уходить от ответа. Личностные качества распространяются пропорционально, вне зависимости от ценностных ориентации.

Видимо, если рассматривать проблему с другой стороны, особенности ситуации в левом лагере, в том числе острота внутренних противостояний, обусловлены объективными обстоятельствами. И некоторые из них поддаются вычленению.

Любая идеология, получившая широкое распространение, опирается на свою, специфическую социальную базу. У консервативных и либеральных ценностных систем эта база обычно уже, чем у левой системы, опирающейся (или, во всяком случае, имеющей возможность опереться) на большинство населения. Не меньшее значение имеет и то, что потенциальная социальная база левых обычно дифференцированнее, чем у консерваторов и либералов. Отсюда частичное, а иногда и весьма существенное различие конкретных интересов при решении вопросов о путях их реализации.

Социальная база левых в большей степени подвержена изменениям, обусловленным развитием производства под воздействием ускоряющихся технологических и технических новшеств и их общественных последствий. Ее структура весьма чувствительна к изменению соотношения между сельским и городским населением, между физическим и преимущественно умственным, квалифицированным и малоквалифицированным трудом, различными уровнями и качеством образования и т. д. Интересы отдельных групп существенно варьируются в зависимости от степени социально-экономического развития той или иной национально-государственной общности, масштабов и уровня утвердившейся в ней сферы социальных услуг.

Свою роль играют естественные различия между охранительными и преобразующими идеологическими системами. Охранительные системы (а консервативные и либеральные ценностные установки являются таковыми - первые изначально, вторые со второй половины XIX в.) более инертны по отношению к внешним изменениям, чем преобразующие, а, следовательно, левые. Отсюда более непосредственная и острая реакция левой системы ценностей на перемены, происходящие в экономике, в социальной сфере, в политической области. Эта реакция, в свою очередь, вызывает противостояние

¹¹ Галкин А. А., Рахшмир П. Ю. Указ. соч., с. 74 - 94.

¹² Галкин А. А. Размышления о политике и политической науке. М., 2004, с. 141.

стр. 39

между привычным, принятым и новым, опрокидывающим то, что еще недавно казалось незыблемым. На политическом и теоретическом уровне подобное противостояние реализуется в столкновении различных оценок ситуации и движущих сил развития, в не одинаковом определении ближайших и среднесрочных целей, иерархии проблем, требующих решения, способов и методов их реализации.

Разумеется, разногласия, столкновения, нестыковка целевых установок, расколы и междоусобная борьба ослабляют усилия сторонников левых ценностей. Вместе с тем не следует игнорировать и то, что все это, в конечном счете, способствует жизненно необходимому обновлению левой системы ценностей, минимизации постоянно существующего разрыва между многообразной, постоянно меняющейся реальностью и ее пониманием, а, следовательно, теоретическим обобщением.

ПОЛИТИКО-ПРАГМАТИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ ЛЕВОЙ ИДЕИ

На протяжении всей новой и новейшей истории левая система ценностей выполняла несколько специфических политико-прагматических функций.

Стремление к лучшему, более справедливому миру, актуализированное текущими событиями, делало эту идею эффективным средством мобилизации массовых групп населения на усилия по модернизации общественных структур и способов их взаимодействия. Данную функцию можно было бы определить как мобилизационную.

Социальная неудовлетворенность части населения, находящейся на низших этажах общественной пирамиды (а это обычно большинство граждан), создавала благоприятную почву для политических усилий, имеющих целью ограничить материальную, как и любую другую дифференциацию общества, осуществляя практику правового уравнивания и частичного перераспределения материальных благ. Эта функция может быть оценена как перераспределительная.

В свою очередь, потребность общественных систем в самосохранении, продиктованная их растущей сложностью, превращаясь в мощный стимул, создавала объективные условия для качественного преобразования общественного организма, усиления в нем организующего начала, возрастания роли рационального управления и уровня коллективной самоорганизации. Подобная функция имеет все основания быть оцененной как структурно-преобразующая.

Каждая из названных выше функций сама по себе не являлась левой. Это особенно четко проявлялось в условиях, когда реализация одной из них происходила в отрыве от остальных. Однако, взятые вместе, они, как правило, образовывали ядро левой системы ценностей.

Потребность в мобилизации массовых групп населения возникала в обществе обычно тогда, когда ему приходилось решать чрезвычайные, или, по меньшей мере, нетривиальные задачи: ликвидировать внутреннюю смуту, отстаивать основы своего существования от внешней агрессии или преодолевать экономическую отсталость. Решаемые задачи могли не иметь ничего общего с левыми целевыми установками. Тем не менее, вряд ли можно отрицать то, что левая система ценностей на протяжении длительного времени располагала особо мощным мобилизационным потенциалом.

Мобилизационные усилия, как свидетельствует опыт прошлого, обычно приводили к конкретным, в том числе и позитивным результатам. Если бы не они, то человеческая история была бы не столь многоцветной, а прорывы в область неизведанного - столь впечатляющими. Человечество в немалой степени обязано им позитивным развитием условий существования, ставших ныне обыденными для сотен миллионов людей. Не будь мобилизационных рывков, материальные, социальные и правовые различия между странами, находящимися на различных ступенях развития, и так крайне опасные, были бы еще значительнее. Не возникла бы и та разветвленная социальная инфраструктура, которая стала важнейшим фактором минимально необходимой общественной стабильности в нашем сложном и чреватом конфликтами мире.

стр. 40

Вместе с тем сама по себе мобилизационная практика, вне зависимости от того, под какими лозунгами она реализовалась, таила в себе существенные опасности. Главная из них состояла в том, что производная от нее концентрация властных функций в руках немногочисленного меньшинства, стремящегося к монополии на истину и претендующего на знание цели и путей ее достижения, чревата перерождением в авторитарную форму правления.

В зависимости от обстоятельств эта форма принимала различный облик: меритократической¹³ олигархии, режима, возглавляемого харизматическим лидером, компетенции которого ограничены более или менее тесным кругом соратников, или же тотальной диктатуры вождя, выступающего одновременно в роли верховного правителя, главного военачальника и идеологического "первосвященника". Однако в любом из вариантов, раньше или позже, на поверхность выступали негативные последствия, свойственные авторитаризму как типу правления. В этом заключалось одно из уязвимых мест левой системы ценностей, которое предопределило многие из ее поражений.

Распределительная функция, как свидетельствует опыт, обычно реализовалась по мере выхода общества на такой уровень развития, когда, с одной стороны, под давлением объективных обстоятельств в политический процесс вливалась основная масса граждан, а с другой - был накоплен такой объем общественного богатства, который делал реальным процесс распределения как таковой. Разумеется, бывали и инверсии, когда политику перераспределения пытались осуществить при отсутствии необходимых предпосылок. Но такие попытки почти всегда оборачивались хаосом и сползанием к катастрофе.

Функция перераспределения, рассматривавшаяся в ценностном отношении как реализация социальной справедливости, обычно выступала в двух основных ипостасях. Первая - политическая. Ее суть состояла в поэтапной диверсификации властных полномочий в результате постепенного утверждения демократических процедур, делающих все дееспособное население соучастником политического процесса. Особенность этого процесса - практически неизбежное возникновение, а затем и расширение разрыва между формальной и реальной причастностью граждан к осуществлению власти, их формальным и реальным участием в политическом процессе.

Вторая ипостась - перераспределение материальных благ. Зиждилось оно на понимании того, что общество - не простое сложение индивидов, ориентированных лишь на узко трактуемые личные интересы, но сложно структурированная совокупность, в которой личный интерес может быть реализован только как групповой и всеобщий. Отсюда необходимость такого распределения общественного богатства, при котором принимаются во внимание и общественные нужды, и потребности той части населения, у которой материальное положение ниже сложившегося в стране уровня.

Цена, которую приходилось платить за это обществу, велика, причем значительная ее доля падала на наиболее состоятельную часть граждан. Но и товар, получаемый за эту цену, обладал высокими потребительскими качествами. Это - и значительный уровень социальной и политической стабильности, и экономические выгоды от растущего платежеспособного спроса, а также высокого качества автохтонной рабочей силы, и высокий уровень правопорядка, общественной нравственности, и оздоровление окружающей среды, и ряд других позитивных явлений.

Политика перераспределения, осуществлявшаяся на протяжении ряда десятилетий, дала общепризнанные положительные результаты. Она явилась, наряду со всем прочим, одной из главных причин экономических, социальных и политических достижений в проводивших такую политику странах. Вместе с тем в ходе реализации выявился ряд недостатков, сделавших ее уязвимой.

¹³ Меритократия - власть наиболее одаренных. Разновидность технократической утопии, согласно которой капитализм трансформируется в общество, где утвердится принцип выдвижения на руководящие посты наиболее способных людей, отбираемых из всех слоев общества.

стр. 41

При селекции политической элиты критерий компетентности не приобрел столь доминирующего значения, которое предполагалось теоретически, уступив место множеству побочных обстоятельств. Имитируемая прозрачность политических решений превратилась в плотное покрывало, под которым велась борьба влиятельных экономических и политических клик. Ткань институализированной демократии с трудом прикрывала схватку за власть между олигархическими группами. Сквозь нее все интенсивнее прорастали сорняки злоупотреблений и коррупции.

Диверсификация власти приводила к превращению права на участие в ней в своего рода товар, который мог быть, в случае необходимости, куплен или обманно выманен любой достаточно беспринципной личностью, обладающей деньгами или влиятельными связями, а затем использован в ущерб обществу. Несмотря на все сдержки и противовесы, сложившимся демократическим институтам перманентно угрожало появление на политической арене претендующих на харизму демагогов, способных повести за собой массы, убедив их в возможности быстро и без потерь решить стоящие перед обществом проблемы.

Одним из побочных результатов масштабного перераспределения общественного богатства и материальных субсидий малоимущим стали ослабление финансовой устойчивости, опасное сокращение инвестиций, бегство за рубеж национального капитала, высокая себестоимость выпускаемой продукции, связанный со всем этим дефицит рабочих мест, падение уровня занятости, дополнительные бюджетные потрясения, вызванные необходимостью выплаты все новых пособий по безработице, а также, как следствие, падение трудовой морали и широкое распространение социального иждивенчества.

Поскольку многие критические выпады против политики перераспределения отражали реальные общественные противоречия, критические атаки на нее со стороны консерваторов и либералов набирали общественную поддержку. Однако рекомендуемые в этой связи "лекарства" во многом опаснее самой болезни.

Если бы подобная терапия получила широкое распространение, на объективно обусловленном распределении политических полномочий и совокупного внутреннего продукта пришлось бы поставить крест. Конечно, в чистом виде она мало вероятна. Однако тенденция сама по себе весьма показательна.

Чтобы окончательно убедиться в сказанном, достаточно сравнить плюсы и минусы политики перераспределения с плюсами и минусами той, которая предлагается ей на смену. Дефекты существующих демократических институтов, действительно, велики. Однако они не идут ни в какое сравнение с теми, которые свойственны авторитаризму, даже в сравнительно мягком, либеральном варианте.

Материальные и нравственные потери, порождаемые перераспределением общественного богатства, выглядят мелочью по сравнению с той огромной экономией средств, которую получает общество в результате сохранения социальной и политической стабильности и других преимуществ устойчивых отношений между социальными группами и индивидами. И наоборот. Экономия на социальных расходах может, в конечном счете, обернуться таким взрывом, последствия которого будут ощущаться многие годы.

Обратимся теперь к структурно-преобразующей функции, как еще одной форме реализации левой системы ценностей.

Составляющие ее действия обычно реализуются государством или, по меньшей мере, при помощи государственных институтов. Соответственно, чем значительнее объективная потребность в преобразованиях, тем большей должна быть роль государственной системы.

Исторически подобная тенденция проявлялась повсеместно. Однако ее реализация происходила, как правило, волнообразно. Первые две трети XX в. - время назревших, а затем и реализованных перемен - были отмечены бурным ростом влияния государства и его институтов. При этом оно распространилось на самые различные сферы обще-

стр. 42

ственной жизни, и было безоговорочно поддержано влиятельными общественными силами.

На протяжении многих десятилетий на этатистских позициях стояли практически все основные идеологические течения в большинстве регионов мира. Различия состояли лишь в степени приверженности идеям государственности. Наиболее ревностными ее сторонниками выступали, с одной стороны, носители левых ценностей, а с другой - приверженцы традиционного консерватизма. Более сдержанное, хотя и, в основном, позитивное, отношение к интенсивному расширению роли государства проявляли лишь некоторые либералы.

В последней трети XX в. ситуация изменилась. Видимо, масштабы распространения влияния государства оказались значительнее, чем требовала реальная обстановка. При этом с особой силой проявились издержки всевластия государственных институтов - заметное окостенение управленческих механизмов, падение эффективности их решений, чиновничье своеволие и бюрократизм. Свою лепту в дискредитацию практики этатизма внесло поражение, которое потерпела в СССР и в странах Центральной и Восточной Европы централизованная патерналистско-бюрократическая система управления.

В сложившейся ситуации консервативные и основные либеральные силы переменили прежнюю ориентацию, составив ядро решительных противников государственного вмешательства, особенно в сферу экономики и социальных отношений. На позициях защиты регулирующей роли государства (если не считать маргинальные группы правых радикалов), по сути дела, остались лишь носители левой идеи, сохранившие позитивное отношение к государству не только как гаранту стабильности общественных отношений и утверждения принципов социальной справедливости, но и как главному инструменту разумных преобразований в соответствии с меняющейся обстановкой. Однако и в их рядах - под воздействием дискредитации практики государственного регулирования - появились неуверенность и колебания.

В ПОИСКАХ ОТВЕТА НА НОВЫЕ ВОПРОСЫ

Сохранили ли прежнюю значимость описанные выше функции? На этот вопрос следует ответить утвердительно. Окружающий нас мир далек от идеала, к которому стремились и стремятся люди. Несправедливость, неравенство, войны, расточительная роскошь на одном полюсе, нищета и болезни - на другом остаются важной чертой XXI в.

Нерешенные проблемы определяют все стороны современной жизни. Правда, во многих случаях они выглядят по-новому, а, следовательно, требуют иных подходов.

Одна из существенных черт нынешней мировой обстановки - четкое противоречие между возросшей взаимозависимостью элементов миропорядка, с одной стороны, и нарастанием дестабилизирующих воздействий на него, с другой. Взаимозависимость интенсивно подпитывается глобализационными процессами, а дестабилизация - углублением разрыва в условиях существования экономически развитых и отстающих государств, ростом политической нестабильности, буксующей переструктуровкой межгосударственных отношений, амортизацией многих принятых прежде договорных документов, возросшей ориентацией правящих элит и части общественности ряда стран на силовое давление, как фактор, обеспечивающий международный порядок, все более очевидной объективной неизбежностью распространения не поддающихся контролю средств массового уничтожения.

Дестабилизация миропорядка четко проявляется в резком падении роли и эффективности существующих международных институтов. На глазах международной общественности девальвируется авторитет Организации Объединенных Наций. Уходят в небытие надежды на то, что ей предстоит сыграть роль стержня нового миропорядка. Силы, во многом определяющие ход мировых событий, все заметнее перестают с ней считаться, отодвигая ее на обочину мировой политики.

Огромный урон несет международное право. Действия основных игроков на мировой арене на протяжении первых лет нового века убедительно демонстрируют не только

стр. 43

его несовершенство, но и то, что оно перестает действовать, как только становится помехой для держав, обладающих силой и влиянием, достаточными, чтобы заставить другие страны смириться с навязываемыми им решениями. Непреложное правило, определявшее межгосударственные отношения после второй мировой войны, в основе которого лежало признание незыблемости суверенитета и запрет на использование силы и даже угрозы силы по отношению к другим странам, начинает уступать место принципу "гуманитарной интервенции", являющемуся, по сути, перефразировкой концепции "бремени белого человека", которой оправдывалась политика колониальных завоеваний XIX в.

С точки зрения левых ценностей данная ситуация не может считаться приемлемой. Отсюда необходимость решительных действий, направленных на преодоление возникшего мирового беспорядка на основе гуманизации международных отношений.

Современное развитие во многом определяется нарастающей глобализацией. Сама по себе глобализация - явление объективное. Более того. Как этап развития человеческого сообщества, она принесла с собой немало положительного. Произошло большее, чем прежде, приобщение значительной части человечества к достижениям современной цивилизации. Возникли лучшие условия для преодоления национальной и этнической замкнутости. Значительно расширились возможности получения всесторонней информации. Углубление международного разделения труда обеспечило его более высокую производительность и способствовало снижению себестоимости производимой продукции. Повысился уровень жизни у той части населения, которая оказалась включенной в сферу функционирования транснациональных монополий или государств, получивших особые выгоды от процесса глобализации.

Вместе с тем, чем дальше, тем больше ощущаются негативные последствия глобализационных процессов.

Любое крупномасштабное общественное потрясение имеет свою социальную составляющую. Одни попадают в число выигравших, другие - проигравших. При нынешней глобализации это членение особенно очевидно. Выиграли экономически наиболее развитые страны и опирающиеся на них крупные финансово-промышленные комплексы. Именно поэтому они выступают сейчас как основная глобализирующая сила. Проиграли многочисленные социально слабые категории населения в развитых странах. В проигрыше оказались и многие менее развитые государства, которые несут в этой связи огромные материальные и социальные издержки. Иногда утверждают, что такие издержки - неизбежная плата за поступательное движение человечества. Тем не менее, открытым остается вопрос, не является ли эта плата неоправданно высокой.

Многочисленные негативные следствия глобализационных процессов дают основания считать, что реализуемая до сих пор модель глобализации, в основе которой лежат принципы радикального либерализма, плохо отвечает потребностям человеческого сообщества. Это дает основания добиваться перехода к иной - более взвешенной и гуманной глобализационной модели.

Не исчезли, а в ряде случаев и обострились, социальные противоречия.

Во второй половине прошлого века в развитых странах, образующих зону так называемого "золотого миллиарда", сложилась сравнительно стабильная экономическая обстановка. На этой основе возникло представление, будто в данной зоне в основном решены общественные проблемы и утвердилось гармоническое сотрудничество некогда противостоявших друг другу социальных сил. Однако события последних лет подвергли это представление серьезным испытаниям.

Возросшая взаимозависимость национальных экономик, явившаяся следствием глобализационных процессов, привела к усилению нестабильности финансовых систем и промышленного производства. Созданный глобализацией мировой рынок, действующий в условиях территориальной диверсификации производства, все чаще отвергает товары, выпущенные в экономически развитых странах, из-за их высокой себестоимости, обусловленной, в частности, значительными социальными расходами. В результате капитал этих стран все активнее перемещается в государства с дешевой рабочей силой.

стр. 44

Тем самым, уменьшение численности рабочих мест под влиянием новых технологий, и так интенсивное прежде, получает дополнительный стимул. Результатом этого стала массовая безработица, перевалившая в ряде развитых стран за уровень в 10% экономически активного населения.

Власть имущие в этих странах оказались перед необходимостью найти ответ на вставшие перед ними вопросы. Можно ли повысить конкурентоспособность производимой продукции, не посягая на стоимость рабочей силы и тем самым на исторически утвердившийся уровень и образ жизни населения? А если нет, то как выйти из сложившейся критической ситуации?

Пока, насколько можно судить, выбор пал на кажущийся простейшим выход - ссылаясь на объективные обстоятельства, постепенно осуществить демонтаж трудового и социального законодательства, утвердившегося в результате упорной борьбы наемных работников на протяжении XIX и XX вв.

В рамках такого демонтажа предполагается кардинально сократить масштабы перераспределения общественного богатства, свернуть многие осуществляемые государством общенациональные программы, снизить оплату рабочей силы, перейти от социальной политики к выборочной благотворительности. Когда политические силы, стоящие на подобных позициях, чувствуют себя прочно в седле, они пытаются реализовать эти идеи на практике.

На первых порах в число главных объектов демонтажа попали постоянные трудовые отношения и государственное социальное страхование. Посягательства на первые, как правило, оправдываются необходимостью придать большую эластичность рынку труда и тем самым повысить заинтересованность капитала в создании новых рабочих мест, на второе - намерением положить конец злоупотреблениям в сфере социального обеспечения.

Значительная часть наемных работников, не без оснований, воспринимает эти намерения и основанные на них действия как начало широкомасштабного социального реванша, нацеленного на снижение затрат на наемный труд до уровня, сложившегося в менее развитых странах. Отсюда учащающиеся вспышки массового противостояния посягательствам на систему социальной защиты. В этих условиях естественна потребность придать этим вспышкам организованный и целенаправленный характер, предложив при этом реальный выход из трудной проблемы.

Еще острее ситуация в странах, не достигших уровня развития, характерного для зоны "золотого миллиарда".

Под воздействием конкуренции товаров, поступающих с мирового рынка, в этих странах разрушаются прежние формы землепользования и традиционное ремесленное производство. Урбанизация оборачивается массовым бегством нищих крестьян в большие города, возникновением нагромождения трущоб. Местные элиты, переняв образ жизни и формы потребления правящих классов в более развитой зоне, углубляют ров, отделяющий их от основной массы сограждан.

На условиях существования населения негативно сказывается непомерная задолженность стран этой части мира транснациональным корпорациям и международным институтам. Широко рекламируемое спорадическое списание части задолженности, адресованное отдельным бедствующим государствам, не вносит сколько-нибудь серьезных изменений в общую ситуацию.

Явления, подрывающие стабильность общественного устройства, не обошли даже те, в прошлом отстававшие страны, которые продемонстрировали в последние годы сравнительно высокие темпы развития и, как кажется, имеют шансы выйти на современный экономический, социальный и политический уровень. Показательна в этом смысле ситуация, сложившаяся в большинстве государств Латинской Америки.

В целом, воздействие некоторых внешних факторов, смягчающих болезненные процессы в зоне менее высокого развития, не сняло основного социального противоречия - между обездоленными гражданами и горсткой олигархов. В ряде случае оно даже обострилось. Социальные отношения в ней определяются сложным переплетением тра-

стр. 45

диционалистских порядков, взаимодействий, типичных для раннего индустриализма, и постиндустриальными влияниями, исходящими из "золотого миллиарда". При этом доминируют, как правило, социальные отношения, свойственные раннему индустриализму. Для них, как известно, характерны острые формы борьбы за приемлемые условия продажи рабочей силы, за фиксированное трудовое законодательство, за правовое равенство социальных партнеров, за традиционные демократические политические институты. Здесь для левых сохраняется широкое поле деятельности - в том числе в формах, оправдавших себя в прошлом.

В защите левых нуждаются и демократические институты. Исторически демократия складывалась в национально-государственных рамках. Ее важной отличительной чертой было и остается наличие различных форм внутристранового общественного контроля над институтами государственной власти. Глобализация стимулирует размывание государственных рамок и способствует концентрации власти на наднациональном уровне. Прежде всего, это происходит в экономической сфере. Однако, достигая определенных пределов, такая концентрация приобретает политический характер. Между тем перемещения демократического контроля за властью с национального на глобальный уровень не происходит. В результате возникает закрытое для общественности пространство. Расчищается поле для эгоистических злоупотреблений и неконтролируемых дестабилизирующих влияний.

Может быть, в будущем и возникнут эффективные международные гражданские структуры, обладающие полномочиями, способными обуздать мощные глобальные экономические и политические конгломераты. Пока, однако, таких структур нет. И их не могут заменить не наделенные подобными полномочиями неправительственные и некоммерческие организации, сколь много их ни было.

Вызовы демократическому устройству общества исходят и из других источников. Неразрывно связанная с глобализацией беспрецедентная технологическая революция стимулирует качественный переворот в фундаменте общественного производства и, как следствие, в способе бытия и образе жизни людей.

Классическая концепция демократии исходит из того, что народовластие базируется на общем интересе, разделяемом, по крайней мере, большинством граждан и позволяющим с помощью демократических институтов выявить их общую волю. Между тем, современные реалии подвергают эту посылку испытаниям на прочность. Новые технологии способствуют дроблению общества. Соответственно, ослабляется общественный контроль над действиями и решениями политических элит. А следовательно - возрастает свобода их маневра.

Иными словами, налицо возникновение условий, способствующих утверждению своеобразного глобального авторитаризма. Противостоять им можно пока лишь на уровне национального государства. При этом чем оно дееспособнее, тем реальнее выполнение им данной задачи.

Разумеется, решающей предпосылкой выполнения государством подобной роли является одновременная прогрессирующая демократизация его институтов, предполагающая выполнение ряда условий:

- политической власти надлежит не доминировать над гражданским обществом, а взаимодействовать с ним;

- опасности сосредоточения властных функций в руках одной личности или немногочисленной олигархии следует противопоставить четко функционирующую систему разделения властей и контрольных органов;

- управленческие акты должны корректироваться системой обратной связи.

Этим во многом определяются и нынешние задачи борьбы за демократию, вытекающие из левых ценностных установок. Наряду с противодействием попыткам ограничить демократические права населения, перенося акценты на сохранение формальных процедур организации общества и демонтируя еще сохранившиеся каналы прямого воздействия граждан на принятие политических решений, все большее значение приобретает ограничение роли вертикальных структур государственного управления и их дополнение горизонтальными структурами (местное самоуправление, система сетевых связей и т. д.).

стр. 46

Серьезные задачи ставит перед левыми новый облик национальной проблемы. Ее все сильнее определяют видоизменившиеся формы контакта цивилизаций.

В годы "холодной войны", в обстановке крайнего накала идеологических и политических противоречий между враждующими блоками цивилизационные противоречия, казалось, отошли на задний план. Их стали в большей или меньшей степени игнорировать.

Теперь они заняли в мировой политике не просто прежнее, но, во многом, даже более значимое место. В отличие от тех времен, когда эти взаимоотношения реализовались, как правило, в "точечной", элитарной форме, они приобретают широкоформатный, массовый характер. Многие развитые страны уже столкнулись с этой проблемой на практическом уровне, в частности, вследствие нарастающих иммиграционных потоков.

К концу прошлого - началу нынешнего века эти потоки приобрели принципиально новое качество. Если в первые послевоенные десятилетия иммигранты помогали этим странам преодолеть дефицит рабочей силы, заполняя, в частности, трудовые ниши, непривлекательные для коренного населения, теперь, в обстановке обострившегося кризиса занятости они все чаще выступают в качестве опасных конкурентов на рынках труда.

Но дело не только в этом. И не просто в значительном росте численности иммиграционных потоков. Принципиально изменилась их структура. В их составе значительно выросла доля выходцев из стран с компактным мусульманским населением, принесших с собой менталитет, образ жизни и систему ценностей, плохо стыкующиеся с менталитетом, образом жизни и системой ценностей подавляющего большинства коренного населения Европы. Иными словами, контакт между цивилизациями стал превращаться и во внутреннюю проблему ряда государств¹⁴.

В отличие от предшественников новые иммигранты, как правило, не стремятся слиться с окружением, овладеть языком страны пребывания, принять утвердившиеся в ней обычаи, образ жизни, культуру. Особенно отчетливо это проявляется в тех случаях, когда речь идет об иммигрантах иных конфессий, чем местное население. Они все чаще рассматривают себя как устойчивую "корпорацию", четко осознают свою специфику, свои интересы и возможность их отстаивать, используя политические и юридические средства, утвердившиеся в принявшей их стране. Населенные этническими (иноцивилизационными) меньшинствами своеобразные "гетто" уже стали постоянным источником напряженности, способным в любое время дать очередную вспышку.

Это, в свою очередь, негативно сказывается на настроениях коренных жителей. Их настороженное отношение к "чужакам" все чаще перерастает в нетерпимость - как в быту, так и общественной жизни. Доля граждан, проявляющих враждебность к иммигрантам, растет на глазах. Стремление "закрыться" от иммиграционных потоков превращается в важнейший фактор политической жизни. Требование ужесточить иммиграционное законодательство выходит на первые позиции в шкале общественных приоритетов. Повсеместно укрепляются позиции правых радикалов, выступающих под знаменами ксенофобии и шовинизма. Под новые, "модные", настроения все чаще подстраиваются и некоторые ищущие популярности политики из других партий.

Значительную роль в вызревании подобных настроений сыграли кровавые террористические операции мусульманских радикалов. Они во многом способствуют тому, что многочисленные группы населения развитых стран видят в представителях других цивилизаций (прежде всего в мусульманах) заведомых недругов, существовать с которыми бок об бок невозможно.

Все определеннее просматривается влияние этих настроений на политический курс и правовую базу - в том числе в странах, считавшихся до сих пор оплотами демократии. При молчаливом, но очевидном согласии большинства населения создаются дополнительные карательные органы, растет их финансирование, расширяются функции и компетенции. Соответственно начинают сворачиваться гарантии безопасности и неприкосновенности прав граждан.

¹⁴ См. Давидсон А. Б. Ключевая проблема XXI столетия: последствия распада империи. - Новая и новейшая история, 2006, N 2.

стр. 47

В качестве идеологического прикрытия этого курса используется уподобление борьбы с терроризмом третьей мировой войне. Отсюда и вывод, согласно которому в условиях войны в полной мере оправдано временное ограничение демократических процедур и гражданских свобод.

Разумеется, нарастание террористической угрозы требует адекватного ответа, составной частью которого являются меры предосторожности, предполагающие, в частности, повышение эффективности сил порядка. Вместе с тем было бы неверным закрывать глаза на то, что в этой сфере существует тонкая, не всегда заметная грань, за которой борьба с терроризмом может переродиться в открытое игнорирование демократических процедур и господство силы над правом.

Но диаспоры в развитых странах - лишь малая часть мира неевропейских цивилизаций. Как же реагирует на глобализационные импульсы их совокупность в целом?

Вот уже на протяжении ряда десятилетий ее важнейшие системообразующие элементы - традиции, культура, образ жизни, ценностные установки, конфессиональная приверженность - подвергаются разрушающему воздействию со стороны западной цивилизационной модели. У этого воздействия имеется как объективная, так и субъективная составляющая. Первая есть производная глобализации, стимулируемая процессами мирового развития (в сферах производства, движения капитала, рабочей силы и т. д.). Вторая порождена стремлением претендующих на геополитические приобретения держав использовать глобализацию в своих эгоистических интересах.

Было бы неверным отрицать, что воздействие на иные цивилизации западной цивилизационной модели не лишено позитивного заряда. Однако разрушение, идущее извне и пытающее подменить собой естественное отмирание устаревших подсистем и элементов, не может не восприниматься как враждебные действия, призванные лишить затрагиваемые ими народы их исконной идентичности.

Средством противодействия негативным последствиям новых аспектов национальной проблемы слывет последние годы концепция мультикультуризма. В отличие от ставки на ассимиляцию иммигрантов, которая доминировала в прошлом, она исходит из возможности, и даже полезности, параллельного сосуществования этнических общин, представляющих различные культуры.

Соответственно формулируется задача общественных институтов, которым надлежит заниматься этим вопросом. По мнению сторонников мультикультуризма, она состоит в том, чтобы максимально облегчить возможность такого сосуществования, создавая для него благоприятные материальные и правовые условия. В свою очередь, от представителей этнических общин, являющихся носителями культурных ценностей, отличающихся от тех, которых придерживается местное население, требуется готовность признать его принципы и соблюдать законы общества, в котором они пребывают.

Попытки внедрить мультикультурный подход в общественную жизнь предпринимались в последние годы в ряде стран Западной Европы. При этом были даже зафиксированы некоторые успехи. Тем не менее, существенных результатов добиться не удалось¹⁵. Усилия, направленные на достижение этой цели, натолкнулись на жесткое сопротивление, порождаемое инерцией общественного сознания, реальными материальными условиями существования иммигрантов, а также серьезными экономическими трудностями, с которыми столкнулись многие развитые страны.

Существенным изъяном концепции мультикультуризма, выявившимся уже с самого начала, является недооценка опасности прогрессирующей "капсулизации" этнических общин, возникновения архипелага своеобразных "гетто", чреватой превращением общественного организма в систему "несообщающихся сосудов". Между тем, как свидетельствует опыт, такая система обладает, по меньшей мере, повышенной нестабильностью.

Гораздо более приемлемой, с точки зрения перспективы, была бы ориентация не просто на соседство и сосуществование различных этносов и, соответственно, их культур, но на их взаимодействие, взаимовлияние и взаимообогащение. Это, в свою очередь,

¹⁵ См. Cohn-Bendit D., Schmit Th. Das Wagnis der multikulturellen Demokratie. Hamburg, 1992.

стр. 48

предполагает основной упор не столько на права складывающихся новых национальных меньшинств, сколько на права индивидов, принадлежащих к различным этническим группам, их равенство во всех областях жизни - вне зависимости от этнической принадлежности.

Отношение к проблемам, порождаемым новыми аспектами национальной проблемы, партий, образующих каркас политических систем в странах, ставших объектом "иммиграционного бума", первоначально было различным. Представители левого фланга, как правило, отстаивали более либеральное иммиграционное законодательство, а во внутренней политике претендовали на роль защитника интересов проживающих в стране иммигрантов. Эта позиция отражала не столько прагматические подходы, сколько исходные интернационалистские ориентации и идеологические установки левых. Напротив, для правых, ценностно-близких национализму, было изначально характерно настороженно враждебное отношение к иммиграции и к находившимся в стране иммигрантам¹⁶.

На протяжении длительного времени эти различия в основном сохранялись, несмотря на воздействие конъюнктурных обстоятельств. Они еще заметны и ныне. Однако трудности, возникшие в связи с появлением и обострением национальной проблемы, внесли в них заметные коррективы. С одной стороны, они укрепили позиции тех правых, которые изначально проявляли крайнюю враждебность к иммигрантам, а с другой - вынудила левых, особенно в тех странах, где они находятся у власти, - вопреки своим ценностным установкам - пойти на меры, ограничивающие приток иммигрантов и делающие их пребывание на новом месте жительства существенно менее комфортным. И в том, и в другом случаях немалую роль играли электоральные соображения, стремление поставить себе на службу растущую враждебность к иммигрантам. Насколько они оправданы, можно будет судить лишь по истечении времени. Пока приходится констатировать, что в этом вопросе левым пока не удалось найти убедительного ответа на новые вопросы, поставленные современным развитием.

* * *

Изложенное выше может служить свидетельством того, что социальное и политическое поле приложения левых ценностей не только сохранилось, но, в ряде случаев, стало еще шире, чем прежде. Вместе с тем налицо очевидное противоречие. С одной стороны, объективная обстановка требует решений, созвучных левым ценностям, а, следовательно, открывает новые горизонты для левых движений. С другой - во многих странах сейчас нет достаточно влиятельных и мобильных сил, которые были бы в состоянии положить эти ценности в основу конкретной политики. К тому же все еще не разработаны (или, по меньшей мере, недостаточно разработаны) детальные подходы ко многим новым проблемам с левых позиций.

Ряды сторонников левых ценностей раздроблены не в меньшей степени, чем это было в прошлом. Некоторые массовые левые партии, примыкающие к социал-демократическому движению, оказавшись у власти, взяли на вооружение либеральные подходы и сдвинулись вправо, существенно расширив люфт между собой и значительной частью своей социальной базы. Как это обычно бывает, покинутую ими нишу все более активно пытаются освоить правопопулистские политические силы. Спекулируя на вполне обоснованном недовольстве граждан проводимой политикой, они облекаются в тогу "друзей народа". И в ряде случае это им удается.

Такому исходу в значительной степени способствуют позиции многих правоцентристских партий, продолжающих по инерции жевать "антилевую жвачку". В нынешних условиях продолжать поход против левых значит широко распахивать ворота правым радикалам - крайним шовинистам и фундаменталистам. То, насколько будет осмыслена эта зависимость, во многом определит ход последующих событий.

¹⁶ Jaschke H. G. Rechtsextremismus und Fremdenfeindlichkeit: Begriffe, Positionen, Praxisfelder. Opladen, 1994.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - А. А. ГАЛКИН:

Комментарии: