Libmonster ID: RU-16770
Автор(ы) публикации: А. А. Искендеров

Глава седьмая. Война

В субботу, 1 августа 1914г. в 7 часов 30 мин. вечера российский министр иностранных дел С. Д. Сазонов принял в своем рабочем кабинете германского посла в России графа Фридриха Пурталеса, который сообщил ему о том, что Германия объявляет России войну. Посол был сильно взволнован. Вручив дрожащей рукой российскому министру ноту, содержавшую объявление России войны, он потерял самообладание и, прислонившись к подоконнику, разрыдался, повторяя как заклинание: "Кто мог бы предвидеть, что мне придется покинуть Петроград при таких условиях?!" На другой день в восемь часов утра германский посол со всем составом посольства и баварской миссией, а также 80-ю другими германскими подданными покинул в экстренном порядке столицу и направился в Берлин через Швецию. Так описали эту полную драматизма сцену Сазонов и ее невольный свидетель французский посол в России М. Палеолог, находившийся в тот час в приемной министра 1 .

Николай II узнал о том, что Германия объявила России войну поздно вечером, после своего возвращения со всенощной в Петергофский дворец. В 11 часов вечера на приеме у императора побывал английский посол сэр Дж. Бьюкенен, передавший Николаю II личное послание короля Великобритании Георга V, в котором последний взывал к миролюбию российского монарха и просил его предпринять последние примирительные усилия, чтобы избежать войны 2 . Но эта реакция была уже запоздалой, ибо объявление войны состоялось. Может быть, поэтому, как пишет в своем дневнике сам царь, ему вместе с английским послом долго пришлось составлять ответ британскому королю 3 .

На следующий день, в воскресенье, Николай на императорской яхте "Александрия" отправился в Петербург, где в 3 часа дня в Зимнем дворце собралась вся петербургская знать. По этому случаю в огромном Георгиевском зале, многочисленными окнами выходящем на набережную Невы, собралась не одна тысяча званых гостей, представлявших едва ли не все сословия российского общества и высшие военные круги. Из Казанского собора была доставлена икона Казанской Божьей Матери, что должно было символизировать органичную связь происходившего с событиями памятного 1812 года, когда фельдмаршал Кутузов, отправлявшийся на войну с Наполеоном, долго молился перед этой иконой. Не случайным было и то, что все это действо происходило в точном соответствии с цере-


Продолжение. См. Вопросы истории, 1993, NN 3, 5, 7: 1994, NN I. 6: 1999, N 82

стр. 82


монией 1812г., когда Россия подверглась наполеоновскому нашествию. Собравшиеся заслушали манифест царя, в котором говорилось: "Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови с славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования. Презрев уступчивый и миролюбивый ответ сербского правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австрия поспешно перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда. Вынужденные, в силу создавшихся условий, принять необходимые меры предосторожности, Мы повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровью и достоянием Наших подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров. Среди дружественных сношений, союзная Австрии Германия, вопреки нашим надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению Нашему, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленной их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну. Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную, родственную нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди великих держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные Наши подданные. В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение царя с его народом и да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага. С глубокою верою в правоту нашего дела и смиренным упованием на Всемогущий Промысел Мы молитвенно призываем на Святую Русь и доблестные войска наши Божие благословение" 4 .

После этого государь, подняв правую руку над поднесенным ему Евангелием, обратился к русским офицерам и через них ко всей русской армии со следующими словами: "Со спокойствием и достоинством встретила наша великая матушка Русь известие об объявлении нам войны. Убежден, что с таким же чувством спокойствия мы доведем войну, какая бы она ни была, до конца. Я здесь торжественно заявляю, что не заключу мира до тех пор, пока последний неприятельский воин не уйдет с земли нашей, и к вам, собранным здесь представителям дорогих мне войск гвардии и Петербургского военного округа, в вашем лице, обращаюсь ко всей единородной, единодушной, крепкой, как стена гранитная, армии моей и благословляю ее на труд ратный" 5 . Перед Зимним дворцом состоялась грандиозная манифестация, которую император и императрица приветствовали с балкона.

Таким образом, свершилось то, чего все опасались, во что не хотели верить, но приближение чего почти физически ощущали. До последнего момента еще теплилась надежда на то, что разум все-таки возмет верх и здравомыслие политиков восторжествует. Но, увы, война стала реальностью.

В самом факте возникновения мировой войны заключались и элемент случайности, и фактор исторической неизбежности. Она явилась настоящим потрясением не только для государств, оказавшихся непосредственно втянутыми во всемирную военную мясорубку, но и для всего человечества. Казалось бы, люди за многие тысячелетия должны были бы познать страшную разрушительную силу войн (число их, по некоторым подсчетам историков, составило более 14,5 тыс.). Но первая мировая война по своим масштабам, огромному числу бессмысленных человеческих жертв, разрушению материальных и культурных ценностей, созданных усилиями сотен поколений, тяжелым последствиям для всего человечества не сравнима ни с какими, даже самыми страшными, конфликтами, когда-либо возникавшими до этого на нашей планете. С самого начала она вышла за рамки всех мыслимых и немыслимых представлений о коварстве и варварстве, заложенных в самой природе войн.

Ученым-обществоведам всех стран пришлось серьезно задуматься над

стр. 83


несовершенством своих методов познания, не позволивших им предсказать и, тем более, предотвратить это ужасающее для всего населения Земли бедствие. Уже не одно поколение исследователей пытается найти объяснение этого события, понять его сущность, выявить истинные причины. Десятилетия сменяли друг друга, а научная актуальность проблемы не только не уменьшалась, но приобретала все большую значимость и остроту. По мере накопления исторических материалов, расширения рамок исследований и источниковой базы возникали все новые и новые вопросы и среди них особенно важный и сложный - в чем же заключались главные причины первой мировой войны. Этому вопросу посвящена обширная литература, как специальная, так и популярная. Высказаны всевозможные, порой исключающие друг друга, версии ее происхождения, заявлены разные подходы к этой проблеме.

В последнее время исследователи вновь стали обращаться к выяснению причин возникновения войн, сосредотачивая свое внимание на соотношении глубоких социальных факторов, вызревающих на протяжении длительных исторических периодов, и обстоятельств, действующих в течение относительно коротких отрезков времени. О так называемых отдаленных (глубинных) причинах, неизбежно ведущих к войне, писал еще Фукидид, исследовавший историю Пелопонесской войны, современником и участником которой он был. По мнению некоторых исследователей, Фукидид, различая "коренные причины" и "непосредственные поводы", в результате которых возникают войны, исходил из представлений современной ему медицины, когда врач, устанавливая диагноз и причины болезни, четко отделял причину болезни от ее симптомов 6 .

Ясное понимание различий между "коренными причинами" происхождения войн, которые вызревают в течение длительного времени (по определению Фукидида, - отдаленными причинами) и ближайшими причинами или непосредственными поводами, нередко воспринимаемыми как истинные возбудители вооруженных конфликтов, представляет важнейшую методологическую задачу исторической науки. Оно имеет и вполне определенный практический аспект. Как справедливо указывают некоторые авторы, необходимо крайне осторожно и очень тщательно анализировать причины, порождающие те или иные события, ту или иную ситуацию. Иначе говоря, исследователь обязан четко различать глубинные причины (предпосылки) и непосредственные, вполне очевидные поводы, повлиявшие на начало военных действий. От этого во многом зависит, какими предстанут перед историком как общая картина войны, так и отдельные ее эпизоды, факты и события 7 .

На одном существенном моменте следует остановиться особо. В рассуждениях о двух подходах, или двух моделях, исторической ситуации, приведшей к первой мировой войне, иногда, возможно, вопреки стремлениям авторов, противопоставляются два типа причин войны и делается заключение, что если на так называемые ближайшие, или непосредственные, причины (поводы) люди еще могут как-то воздействовать и не допустить, чтобы они вылились в открытое вооруженное противоборство участников политического конфликта и тем самым отдалить на какое-то время развязывание войны, то глубокие, отдаленные причины устранить уже невозможно, поскольку они неизбежно ведут к ее возникновению. При таком подходе войны воспринимаются как некая закономерность исторического процесса, как чуть ли не благоприятный фактор, определяющий и ускоряющий его, и уж, во всяком случае, как его важнейшая составная часть. Такой, по сути своей фаталистический, подход к истории войн приводит к тому, что все развитие человечества рассматривается как бы через призму войн, сопровождавших человечество на всем протяжении его истории.

В России накануне первой мировой войны эти вопросы широко обсуждались на разных уровнях: научно-теоретическом, общественно-политическом и государственном. В научном плане, особенно среди теоретиков либерального толка, наблюдалось почти полное единодушие в одобрении тезиса о фатальной предопределенности войн в истории человечества 8 .

стр. 84


Однако конкретные факты и события в канун войны по самой своей природе относились к "ближайшим причинам войны" и на самом деле являлись лишь поводом к ней.

Как свидетельствует история, большие войны готовятся долго и тщательно, а начинаются почти всегда неожиданно, во всяком случае, для стран, подвергшихся нападению. Поэтому даже малосущественный повод обретает ключевое значение, особенно для общественного мнения, резко обостряя вопрос об ответственности конкретных политиков за начало войны. В то же время "глубокие причины" отодвигаются как бы на задний план, хотя и не перестают оставаться предметом серьезных научных изысканий.

В качестве поводов к развязыванию первой мировой войны, но никак не причин ее возникновения, обычно называют два события, непосредственно ей предшествовавших, - убийство в Сараево и частичную мобилизацию русской армии, которая якобы вызвала ответную реакцию Германии.

Убийство 28 июня 1914 г. 41-летнего наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда и его супруги герцогини Гогенбург молодым сербом боснийского происхождения австрийское правительство поспешило расценить как политический заговор, нити которого тянутся в Белград. И хотя судебное разбирательство, начавшееся сразу же после этого трагического случая, не доказало причастности белградского правительства к этому убийству, австро-венгерские власти сделали все от них зависящее, чтобы использовать это событие как долгожданный повод для развязывания полномасштабной агрессии против Сербии, тем самым обострив до предела отношения с Россией, по вполне понятным причинам остро и ревностно воспринимавшей все происходившее на Балканах.

Тогдашний президент Франции Р. Пуанкаре приводит в своих мемуарах загадочную фразу, произнесенную Вильгельмом II сразу после получения известия о событиях в Сараево: "Теперь все, что я делал, приходится начинать сызнова". Дипломаты и руководители государств безуспешно пытались разгадать ее смысл. Как свидетельствует Пуанкаре, и австрийские, и германские власти понимали, что разгром Сербии "не может оставить общественное мнение России индифферентным" и ее позиция будет враждебной по отношению к этой акции. Тем не менее, это не остановило Австрию и Германию от использования этой возможности. Они уповали на то, что Россия не была готова к войне и "не способна ни с военной, ни с финансовой стороны вести войну". Пуанкаре цитирует германскую "Белую книгу", опубликованную в начале войны, в которой, в частности, говорилось: "Мы понимали, что военные действия со стороны Австро-Венгрии против Сербии могут вызвать на сцену Россию, и мы приняли участие в войне, выполняя наши союзные обязательства" 9 .

Не выдерживает серьезной критики и версия, рассматривающая объявление Россией мобилизации своих вооруженных сил как опрометчивый шаг с ее стороны, якобы объективно ускоривший приближение войны с Германией. Именно этот довод взяла на вооружение официальная германская пропаганда с целью оправдания своей агрессии на Восток. Выступая на заседании бюджетной комиссии рейхстага, имперский канцлер заявил 27 октября 1916г.: "Актом, который сделал войну неизбежной, был русский приказ об общей мобилизации, отданный в ночь с 17 на 18 июля 1914 года. Россия, Англия и Франция и весь мир знали, что этот шаг сделал невозможным для Германии дальнейшее выжидание и что он для нее был равносилен объявлению войны" 10 .

Разумеется, было бы неправильным полностью снимать вину за возникновение войны с России, изображать ее лишь жертвой германской агрессии. Однако вряд ли можно согласиться и с теми, кто готов возложить на нее чуть ли не равную с Германией ответственность за войну. Россия не была заинтересована в войне, и не по каким-то ей одной присущим чисто гуманитарным или духовно- нравственным принципам, а по весьма прозаичной причине. Россия не была готова к войне, и прежде всего в силу своего весьма низкого военно- экономического потенциала. По

стр. 85


вооружениям Россия значительно отставала не только от Германии. Даже Австро-Венгрия опережала ее. Когда российский министр иностранных дел Сазонов заявлял, что перед войной в России не существовало ни одной партии, которая выступала бы за войну и ниоткуда не слышно было бряцания оружием 11 , то он нисколько не лукавил.

Еще за два года до начала войны, выступая в Государственной думе, Сазонов достаточно оптимистично рассматривал развитие международной ситуации, которая, по его убеждению, не угрожала России войной: "Я надеюсь, вы усмотрите из моего сообщения, что те тревожные слухи, которые, в связи с наступлением весны, носятся в воздухе, о предстоящих будто бы в скором времени осложнениях, могущих привести к вооруженным столкновениям с вовлечением в них и России, к счастью, едва ли заслуживают доверия. Невзирая на то, что в вопросах внешней политики случайные привходящие, которые часто не только предотвратить, но даже предвидеть нет возможности, имеют иногда в ходе исторических событий решающее значение, - я все же считаю себя вправе заключить мое обращение к вам выражением надежды, что нынешний мир в ближайшем будущем не подвергнется нарушению и что нам будет дано спокойно продолжать внутреннюю созидательную работу, к которой призывает нас державная воля нашего государя" 12 .

Сходные или близкие к этому оценки международного положения накануне первой мировой войны давали руководители правительств и высокие государственные деятели ведущих европейских государств. Как свидетельствует в своих мемуарах Пуанкаре, в июле 1914г. Николай II "не только не хотел войны, но даже не предвидел ее возможности" 13 . Еще более категоричен был Д. Ллойд Джордж, занимавший в годы войны посты министра финансов, а затем премьер-министра Великобритании. В его военных мемуарах, опубликованных в начале 30-х годов, утверждается, что в начале лета 1914 г. даже самый проницательный государственный деятель не мог предвидеть, что осень этого года "застанет народы мира в состоянии самого жестокого конфликта, который когда-либо был известен в истории человечества". Среди европейских правителей и государственных деятелей, которые одни могли дать роковой приказ, уверенно пишет Ллойд Джордж, не было "ни одного, - это совершенно ясно, - кто хотел бы войны; во всяком случае не было речи о войне в европейском масштабе"; перспектива войны их пугала. Европейской войны не хотели ни "хвастливый кайзер", ни "слабый и простоватый, но искренний русский царь". Главный советник российского царя в правительстве - Сазонов - "высказывал подлинный ужас перед перспективой большой войны, а в интимном кругу царской семьи даже Распутин предупреждал двор об угрозе династии, создающейся в случае, если Россия будет втянута в конфликт с ее могущественными соседями".

Единственный, кто выпадал из этой обоймы, был австрийский министр иностранных дел граф Леопольд фон Берхтольд, на которого Ллойд Джордж возлагал главную ответственность за то, что случилось в августе 1914 года. При этом он ссылался на послание Берхтольда от 25 июля 1914 г., которое предписывало австрийскому послу в Петербурге при переговорах с Сазоновым четко разъяснить, что Австрия готова "идти до крайнего предела" в осуществлении своих требований и не остановится "даже перед возможностью европейских осложнений".

Причины первой мировой войны Ллойд Джордж искал прежде всего в личностях, которые по велению судьбы оказались на авансцене тогдашней европейской политической жизни. "После прочтения большей части литературы, посвященной вопросу о том, почему народы бросились в войну, - пишет Ллойд Джордж, - и на ком лежит ответственность за войну, у меня не остается ничего, кроме впечатления крайнего хаоса, всеобщего помешательства, слабости и безнадежности". По его мнению, среди европейских деятелей не нашлось ни одной личности, которая заставила бы себя слушать или могла бы руководить народами среди этого хаоса. В тот тяжелый час испытаний, пишет Ллойд Джордж, европейским народам крайне не повезло: "Качество их государственных деятелей не соответствовало тре-

стр. 86


бованиям момента. Если бы в Германии у власти был Бисмарк, в Англии - Пальмерстон, Рузвельт - в Америке или Клемансо - в Париже, катастрофы можно было бы и, я полагаю, удалось бы, избежать; но у руля государственного корабля ни в одной из стран не было ни одного кормчего, который мог бы сравниться с этими великим людьми. Бетман-Гольвег, Пуанкаре, Вивиани, Берхтольд, Сазонов и Грей - все это были способные, опытные, честные и заслуживающие уважения люди, но им недоставало силы мысли, воображения и изобретательности, которая одна могла бы спасти положение. В спокойную, тихую погоду все они могли бы вести государственный корабль, но в шторм они оказались совершенно беспомощны".

В подтверждение этой своей мысли Ллойд Джордж ссылается, в числе прочего, на непоследовательную позицию министра иностранных дел Великобритании Эдуарда Грея, который в ответственный момент умудрился ни разу не выразить определенного и не допускающего никаких кривотолков суждения, даже тогда, когда пламя войны уже бушевало и на востоке и на западе Европы. Из-за этой противоречивой позиции Грея члены английского кабинета долго не могли прийти к соглашению по вопросу о том, следует ли Англии вступать в войну 14 .

Среди государственных деятелей, политиков и исследователей как накануне и в годы войны, так и в послевоенное время имели хождение самые разные взгляды и оценки по вопросу об отношении к мировой войне, о ее социальной сущности, подлинных причинах, ее вызвавших. В российском обществе и правящих кругах главное так или иначе сводилось к российско-германским отношениям. Им отводилось центральное место в крайне сложной и противоречивой ситуации, сложившейся на европейском континенте в начале XX века. Вопрос формулировался предельно ясно и четко: в союз с кем могла и должна была вступить Россия, чтобы не оказаться втянутой против своей воли в мировую войну и не допустить такого нежелательного и даже рокового развития событий. Россия стояла тогда перед выбором: либо идти на прочный союз с Германией и таким образом сохранить свою государственность, либо отклонить такую возможность и тем самым собственными же руками ускорить гибель российской монархии. Насколько правомерна была такая постановка проблемы? Не строилась ли она на посылке о фатальной неизбежности мировой войны, с которой все чаще стали связывать революционное изменение мира? Фактически такое понимание социальной сущности войны не оставляло никаких шансов даже тем политикам и государственным деятелям, которые хотели бы предотвратить такое развитие событий.

При рассмотрении данного вопроса явственно выявились два принципиальных подхода, отразивших расстановку политических сил России на тот момент, а также противоборство решительно отличавшихся друг от друга школ и направлений общественной мысли. О характере, содержании и остроте дискуссии, охватившей тогдашнее российское общество, можно судить по записке П. Н. Дурново, с которой он обратился к Николаю II за несколько месяцев до начала войны. Этот документ примечателен во многих отношениях: и по времени его появления, и по содержащейся в нем оценке предвоенной ситуации в Европе и в самой России, и по взглядам автора на ее будущее и т. д. Автор записки - Петр Николаевич Дурново (1845-1915), был одним из влиятельных монархистов, верой и правдой служивших интересам российского самодержавия и российской государственности. Он находился на ключевых постах в системе министерства внутренних дел: начальника департамента полиции, помощника министра, а затем и министра внутренних дел. Одновременно он являлся членом Государственного совета, возглавляя группу правых. С именем Дурново связано усиление репрессивного аппарата страны и ужесточение полицейских мер, направленных против участников забастовочного и революционного движения. В 1906 г. вместе с остальными членами правительства С. Ю. Витте он вышел в отставку и несколько лет провел за границей. Вернувшись в Россию после убийства П. А. Столыпина, он вновь занял свое место в наиболее консервативной части Государственного совета. Дурново как высшему

стр. 87


российскому сановнику было присвоено высокое звание статс-секретаря, дававшее ему право личного доклада императору.

На записку Дурново часто ссылаются исследователи истории России начала XX в., строя догадки по поводу обстоятельств ее появления и воздействия как на правящие круги России, так и на общественное мнение. Прежде чем проанализировать сам документ и определить отношение к нему различных государственных и общественных деятелей России, а также исследователей, представляется необходимым ознакомить читателя с полным его текстом.

Записка П. Н. Дурново Будущая англо-германская война превратится в вооруженное столкновение между двумя группами держав.

Центральным фактором переживаемого нами периода мировой истории является соперничество Англии и Германии. Это соперничество неминуемо должно привести к вооруженной борьбе между ними, исход которой, по всей вероятности, будет смертельным для побежденной стороны. Слишком уж несовместимы интересы этих двух государств, и одновременное великодержавное их существование, рано или поздно, окажется невозможным. Действительно, с одной стороны, островное государство, мировое значение которого зиждется на владычестве над морями, мировой торговле и бесчисленных колониях. С другой стороны - мощная континентальная держава, ограниченная территория которой недостаточна для возросшего населения. Поэтому она прямо и открыто заявила, что будущее ее на морях, со сказочной быстротой развила огромную мировую торговлю, построила, для ее охраны, грозный военный флот и знаменитой маркой made in Germany создала смертельную опасность промышленно-экономическому благосостоянию соперницы. Естественно, что Англия не может сдаться без боя, и между нею и Германией неизбежна борьба не на жизнь, а на смерть. Предстоящее в результате отмеченного соперничества вооруженное столкновение ни в коем случае не может свестись к единоборству Англии и Германии. Слишком уж не равны их силы и, вместе с тем, недостаточно уязвимы они друг для друга. Германия может вызвать восстание в Индии, в Южной Америке и в особенности опасное восстание в Ирландии, парализовать путем каперства, а может быть, и подводной войны, английскую морскую торговлю и тем создать для Великобритании продовольственные затруднения, но, при всей смелости германских военачальников, едва ли они рискнут на высадку в Англии, разве счастливый случай поможет им уничтожить или заметно ослабить английский военный флот. Что же касается Англии, то для нее Германия совершенно неуязвима. Все, что для нее доступно, - это захватить германские колонии, прекратить германскую морскую торговлю, в самом благоприятном случае, разгромить германский военный флот, но и только, а этим вынудить противника к миру нельзя. Несомненно, поэтому, что Англия постарается прибегнуть к не раз с успехом испытанному ею средству и решиться на вооруженное выступление не иначе, как обеспечив участие в войне на своей стороне стратегически более сильных держав. А так как Германия, в свою очередь, несомненно, не окажется изолированной, то будущая англо-германская война превратится в вооруженное между двумя группами держав столкновение, придерживающимися одна германской, другая английской ориентации.

Трудно уловить какие-либо реальные выгоды, полученные Россией в результате сближения с Англией.

До русско-японской войны русская политика не придерживалась ни той, ни другой ориентации. Со времени царствования императора Александра III Россия находилась в оборонительном союзе с Францией, настолько прочном, что им обеспечивалось совместное выступление обоих государств, в случае нападения на одно из них, но, вместе с тем, не настолько тесном,

стр. 88


чтобы обязывать их непременно поддерживать вооруженною рукою все политические выступления и домогательства союзника. Одновременно русский двор поддерживал традиционно дружественные, основанные на родственных связях, отношения с берлинским. Именно, благодаря этой конъюнктуре в течение целого ряда лет мир между великими державами не нарушался, несмотря на обилие наличного в Европе горючего материала. Франция союзом с Россией обеспечивалась от нападения Германии, эта же последняя испытанным миролюбием и дружбою России - от стремлений к реваншу со стороны Франции. Россия необходимостью для Германии поддерживать с нею добрососедские отношения - от чрезмерных происков Австро-Венгрии на Балканском полуострове. Наконец, изолированная Англия, сдерживаемая соперничеством с Россией в Персии, традиционными для английской дипломатии опасениями нашего наступательного движения на Индию и дурными отношениями с Францией, особенно сказавшимися в период известного инцидента с Фашодою, с тревогою взирала на усиление морского могущества Германии, не решаясь, однако, на активное выступление.

Русско-японская война в корне изменила взаимоотношения великих держав и вывела Англию из ее обособленного положения. Как известно, во все время русско-японской войны Англия и Америка соблюдали благоприятный нейтралитет по отношению к Японии, между тем как мы пользовались столь же благожелательным нейтралитетом Франции и Германии. Казалось бы, здесь должен был быть зародыш наиболее естественной для нас политической комбинации. Но после войны наша дипломатия совершила крутой поворот и определенно стала на путь сближения с Англией. В орбиту английской политики была втянута Франция, образовалась группа держав тройственного согласия, с преобладающим в ней влиянием Англии, и столкновение с группирующимися вокруг Германии державами сделалось, рано или поздно, неизбежным.

Какие же выгоды сулили и сулят нам отказ от традиционной политики недоверия к Англии и разрыв испытанных если не дружественных, то добрососедских отношений с Германией?

Сколько-нибудь внимательно вдумываясь и присматриваясь к происшедшим после Портсмутского договора событиям, трудно уловить какие-либо реальные выгоды, полученные нами в результате сближения с Англией. Единственный плюс - улучшившиеся отношения с Японией - едва ли является последствием русско-английского сближения. В сущности, Россия и Япония созданы для того, чтобы жить в мире, так как делить им решительно нечего. Все задачи России на Дальнем Востоке, правильно понятые, вполне совместимы с интересами Японии. Эти задачи, в сущности, сводятся к очень скромным пределам. Слишком широкий размах фантазии зарвавшихся исполнителей, не имевший под собой почвы действительных интересов государственных - с одной стороны, чрезмерная нервность и впечатлительность Японии, ошибочно принявшей эти фантазии за последовательно проводимый план, с другой стороны, вызвали столкновение, которое более искусная дипломатия сумела бы избежать. России не нужна ни Корея, ни даже Порт-Артур. Выход к открытому морю, несомненно, полезен, но ведь море, само по себе, не рынок, а лишь путь для более выгодной доставки товаров на потребляющие рынки. Между тем у нас на Дальнем Востоке нет и долго не будет ценностей, сулящих сколько- нибудь значительные выгоды от их отпуска за границу. Нет там и рынков для экспорта наших произведений. Мы не можем рассчитывать на широкое снабжение предметами нашего вывоза ни развитой, и промышленно, и земледельчески, Америки, ни небогатой и также промышленной Японии, ни даже приморского Китая и более отдаленных рынков, где наш экспорт неминуемо встретился бы с товарами промышленно более сильных держав- конкурентов.

Остается внутренний Китай, с которым наша торговля преимущественно ведется сухим путем. Таким образом, открытый порт более способствовал бы ввозу к нам иностранных товаров, нежели вывозу наших отечественных произведений. С другой стороны, и Япония, что бы ни говорили, не

стр. 89


зарится на наши дальневосточные владения. Японцы, по природе своей, народ южный, и суровые условия нашей дальневосточной окраины их не могут прельстить. Известно, что и в самой Японии северный Иезо населен слабо, по- видимому, и на отошедшей по Портсмутскому договору к Японии южной части Сахалина японская колонизация идет малоуспешно. Завладев Кореею и Формозою, Япония севернее едва ли пойдет, и ее вожделения, надо полагать, скорее будут направлены в сторону Филиппинских островов, Индокитая, Явы, Суматры и Борнео. Самое большое, к чему она, быть может, устремилась бы - это к приобретению, в силу чисто коммерческих соображения, некоторых дальнейших участков Маньчжурской железной дороги.

Словом, мирное сожительство, скажу более, тесное сближение России и Японии на Дальнем Востоке вполне естественно, помимо всякого посредничества Англии. Почва на соглашение напрашивается сама собою. Япония страна небогатая, содержание одновременно сильной армии и могучего флота для нее затруднительно. Островное ее положение толкает ее на путь усиления именно морской своей мощи. Союз с Россией даст возможность все свое внимание сосредоточить на флоте, столь необходимом при зародившемся уже соперничестве с Америкой, предоставив защиту интересов своих на материке России. С другой стороны, мы, располагая японским флотом для морской защиты нашего Тихоокеанского побережья, имели бы возможность навсегда отказаться от непосильной для нас мечты о создании военного флота на Дальнем Востоке. Таким образом, в смысле взаимоотношений с Японией, сближение с Англией никакой реальной выгоды нам не принесло. Не дало оно нам ничего и в смысле упрочения нашего положения ни в Маньчжурии, ни в Монголии, ни даже в Урянхайском крае, где неопределенность нашего положения свидетельствует о том, что соглашение с Англиею, во всяком случае, рук нашей дипломатии не развязало. Напротив того, попытка наша завязать отношения с Тибетом встретила со стороны Англии резкий отпор.

Не к лучшему, со времени соглашения, изменилось наше положение в Персии. Всем памятно преобладающее влияние наше в этой стране при шахе Насреддине, то есть как раз в период наибольшей обостренности наших отношений с Англией. С момента сближения с этой последнею, мы оказались вовлеченными в целый ряд непонятных попыток навязывания персидскому населению совершенно ненужной ему конституции, и, в результате, сами способствовали свержению преданного России монарха, в угоду закоренелым противникам. Словом, мы не только ничего не выиграли, но, напротив того, потеряли по всей линии, погубив и наш престиж, и многие миллионы рублей, и даже драгоценную кровь русских солдат, предательски умерщвленных и, в угоду Англии, даже не отомщенных.

Но наиболее отрицательные последствия сближения с Англией, - а следовательно и коренного расхождения с Германией, - сказались на Ближнем Востоке. Как известно, еще Бисмарку принадлежала крылатая фраза о том, что для Германии Балканский вопрос не стоит костей одного померанского гренадера. Впоследствии балканские осложнения стали привлекать несравненно большее внимание германской дипломатии, взявшей под свою защиту "больного человека", но, во всяком случае, и тогда Германия долго не обнаруживала склонности из-за балканских дел рисковать отношениями с Россией. Доказательства налицо. Ведь как легко было Австрии, в период русско-японской войны и последовавшей у нас смуты, осуществить заветные свои стремления на Балканском полуострове. Но Россия в то время не связала еще с Англией своей судьбы, и Австро-Венгрия вынуждена была упустить наиболее выгодный для ее целей момент.

Стоило, однако, нам стать на путь тесного сближения с Англией, как тотчас последовало присоединение Боснии и Герцеговины, которое так легко и безболезненно могло быть осуществлено в 1905 или 1906 году, затем возник вопрос Албанский и комбинация с принцем Видом. Русская дипломатия попробовала ответить на австрийские происки образованием Балканского союза, но эта комбинация, как и следовало ожидать, оказалась

стр. 90


совершенно эфемерною. По идее направленная против Австрии, она сразу же обратилась против Турции и распалась на дележе захваченной у этой последней добычи. В результате получилось только окончательное прикрепление Турции к Германии, в которой она не без основания видит единственную свою покровительницу. Действительно, русско-английское сближение, очевидно, для Турции равносильно отказу Англии от традиционной ее политики закрытия для нас Дарданелл, а образование, под покровительством России, Балканского союза явилось прямой угрозой дальнейшему существованию Турции как европейского государства. Итак, англо-русское сближение ничего реально полезного для нас до сего времени не принесло. В будущем оно неизбежно сулит нам вооруженное столкновение с Германией.

Основные группировки в грядущей войне.

В каких же условиях произойдет это столкновение и каковы окажутся его вероятные последствия? Основные группировки при будущей войне очевидны: это - Россия, Франция и Англия, с одной стороны, Германия, Австрия и Турция, - с другой.

Более, чем вероятно, что примут участие в войне и другие державы, в зависимости от тех или других условий, при которых разразится война. Но послужит ли ближайшим поводом к войне новое столкновение противоположных интересов на Балканах или же колониальный инцидент вроде Алжезирасского, основная группировка останется все та же. Италия, при сколько-нибудь правильно понятых своих интересах, на стороне Германии не выступит.

В силу политических и экономических причин, она, несомненно, стремится к расширению нынешней своей территории. Это расширение может быть достигнуто только за счет Австрии, с одной, и Турции, с другой стороны. Естественно поэтому, что Италия не выступит на той стороне, которая обеспечивает территориальную целость государств, за счет которых она желала бы осуществить свои стремления. Более того, не исключена, казалось бы, возможность выступления Италии на стороне противогерманской коалиции, если бы жребий войны склонился в ее пользу, в видах обеспечения себе наиболее выгодных условий участия в последующем дележе. В этом отношении позиция Италии сходится с вероятною позицией Румынии, которая, надо полагать, останется нейтральной, пока весы счастья не склонятся на ту или другую сторону. Тогда она, руководствуясь здоровым политическим эгоизмом, примкнет к победителям, чтобы быть вознагражденною либо за счет России, либо за счет Австрии. Из других балканских государств Сербия и Черногория, несомненно, выступят на стороне, противной Австрии, а Болгария и Албания, - если к тому времени не образует хотя бы эмбриона государства, - на стороне, противной Сербии. Греция, по всей вероятности, останется нейтральной или выступит на стороне, противной Турции, но лишь тогда, когда исход будет более или менее предрешен.

Участие других государств явится случайным, причем следует опасаться Швеции, само собою разумеется, в рядах наших противников. При таких условиях борьба с Германией представляет для нас огромные трудности и потребует неисчислимых жертв. Война не застанет противника врасплох и степень его готовности, вероятно, превзойдет самые преувеличенные наши ожидания. Не следует думать, чтобы эта готовность проистекала из стремления самой Германии к войне. Война ей не нужна, коль скоро она и без нее могла достичь своей цели - прекращения единоличного владычества над морями. Но раз эта жизненная для нее цель встречает противодействие со стороны коалиции, то Германия не отступит перед войною и, конечно, постарается даже ее вызвать, выбрав наиболее выгодный для себя момент.

Главная тяжесть войны выпадет на долю России.

Главная тяжесть войны, несомненно, выпадет на нашу долю, так как Англия к принятию широкого участия в континентальной войне едва ли

стр. 91


способна, а Франция, бедная людским материалом, при тех колоссальных потерях, которыми будет сопровождаться война при современных условиях военной техники, вероятно, будет придерживаться строго оборонительной тактики. Роль тарана, пробивающего самую толщу немецкой обороны, достанется нам, а между тем сколько факторов будет против нас и сколько на них нам придется потратить и сил, и внимания.

Из числа этих неблагоприятных факторов следует исключить Дальний Восток. Америка и Япония, первая по существу, а вторая в силу современной политической своей ориентации, обе враждебны Германии, и ждать от них выступления на ее стороне нет основания. К тому же война, независимо даже от ее исхода, ослабит Россию и отвлечет ее внимание на Запад, что, конечно, отвечает японским и американским интересам.

Поэтому тыл наш со стороны Дальнего Востока достаточно обеспечен и, самое большее, с нас за благожелательный нейтралитет сорвут какие-нибудь уступки экономического характера. Более того, не исключена возможность выступления Америки или Японии на противной Германии стороне, но, конечно, только в качестве захватчиков тех или иных плохо лежащих германских колоний. Зато несомненен взрыв вражды против нас в Персии, вероятные волнения среди мусульман на Кавказе и в Туркестане, не исключена возможность выступления против нас в связи с последними, Афганистана, наконец, следует предвидеть весьма неприятные осложнения в Польше и в Финляндии. В последней неминуемо вспыхнет восстание, если Швеция окажется в числе наших противников. Что же касается Польши, то следует ожидать, что мы не будем в состоянии во время войны удерживать ее в наших руках. И вот, когда она окажется во власти противников, ими, несомненно, будет сделана попытка вызвать восстание, в существе для нас и не очень опасное, но которое все же придется учитывать в числе неблагоприятных для нас факторов, тем более, что влияние наших союзников может побудить нас на такие шаги в области наших с Польшей взаимоотношений, которые опаснее для нас всякого открытого восстания.

Готовы ли мы к столь упорной борьбе, которою, несомненно, окажется будущая война европейских народов? На этот вопрос приходится, не обинуясь, ответить отрицательно. Менее чем кто-либо я склонен отрицать то многое, что сделано для нашей обороны со времени японской войны. Несомненно, однако, что это многое является недостаточным при тех невиданных размерах, в которых неизбежно будет протекать будущая война. В этой недостаточности в значительной мере виноваты наши молодые законодательные учреждения, дилетантски интересовавшиеся нашею обороною, но далеко не проникшиеся всей серьезностью политического положения, складывающегося под влиянием ориентации, которой, при сочувственном отношении общества, придерживалось за последние годы наше министерство иностранных дел.

Доказательством этого служит огромное количество остающихся нерассмотренными законопроектов военного и морского ведомств и, в частности, представленный в Думу еще при статс-секретаре Столыпине план организации нашей государственной обороны. Бесспорно, в области обучения войск мы, по отзывам специалистов, достигли существенного улучшения по сравнению с временем, предшествовавшим японской войне. По отзывам тех же специалистов, наша полевая артиллерия не оставляет желать лучшего; ружье вполне удовлетворительно, снаряжение удобно и практично. Но бесспорно также, что в организации нашей обороны есть и существенные недочеты.

В этом отношении нужно, прежде всего, отметить недостаточность наших военных запасов, что, конечно, не может быть поставлено в вину военному ведомству, так как намеченные заготовительные планы далеко еще не выполнены полностью из-за малой производительности наших заводов. Эта недостаточность огневых запасов имеет тем большее значение, что, при зачаточном состоянии нашей промышленности, мы во время войны не будем иметь возможности домашними средствами восполнить выяснившиеся недохваты, а между тем закрытием для нас как Балтийского,

стр. 92


так и Черного морей, ввоз недостающих нам предметов обороны из-за границы окажется невозможным.

Далее, неблагоприятным для нашей обороны обстоятельством является вообще чрезмерная ее зависимость от иностранной промышленности, что, в связи с отмеченным уже прекращением сколько-нибудь удобных заграничных сообщений, создаст ряд трудноодолимых затруднений. Далеко недостаточно количество имеющейся у нас тяжелой артиллерии, значение которой доказано опытом японской войны, мало пулеметов. К организации нашей крепостной обороны почти не приступлено, и даже защищающая подступ к столице Ревельская крепость еще не закончена.

Сеть стратегических железных дорог недостаточна, и железные дороги обладают подвижным составом, быть может, достаточным для нормального движения, но не соответствующим тем колоссальным требованиям, которые будут предъявлены к нам в случае европейской войны. Наконец, не следует упускать из вида, что в предстоящей войне будут бороться наиболее культурные, технически развитые нации. Всякая война неизменно сопровождалась доселе новым словом в области военной техники, а техническая отсталость нашей промышленности не создает благоприятных условий для усвоения нами новых изобретений.

Жизненные интересы Германии и России нигде не сталкиваются.

Все эти факторы едва ли принимаются к должному учету нашей дипломатией, поведение которой, по отношению к Германии, не лишено, до известной степени, даже некоторой агрессивности, могущей чрезмерно приблизить момент вооруженного столкновения с Германией, при английской ориентации, в сущности, неизбежного. Верна ли, однако, эта ориентация и обещает ли нам даже благоприятный исход войны такие выгоды, которые искупили бы все трудности и жертвы, неизбежные при исключительной по вероятной своей напряженности войны?

Жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства этих двух государств. Будущее Германии - на морях, то есть там, где у России, по существу, наиболее континентальной из всех великих держав, нет никаких интересов. Заморских колоний у нас нет и, вероятно, никогда не будет, а сообщение между различными частями империи легче сухим путем, нежели морем. Избытка населения, требующего расширения территории, у нас не ощущается, но даже с точки зрения новых завоеваний, что может дать нам победа над Германией? Познань, Восточную Пруссию? Но зачем нам эти области, густо населенные поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управляться. Зачем оживлять центробежные стремления, не заглохшие по сию пору в Привислинском крае, привлечением в состав Российского государства беспокойных познанских и восточно-прусских поляков, национальных требований которых не в силах заглушить и более твердая, нежели русская, германская власть?

Совершенно то же и в отношении Галиции. Нам явно невыгодно, во имя идеи национального сентиментализма, присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? Так называемое украинское, или мазепинское, движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров. Очевидная цель, преследуемая нашей дипломатией при сближении с Англией, - открытие проливов, но, думается, достижение этой цели едва ли требует войны с Германией. Ведь Англия, а совсем не Германия, закрывала нам выход из Черного моря. Не заручившись ли содействием этой последней, мы избавились в 1871 году от унизительных ограничений, наложенных на нас Англией по Парижскому договору?

стр. 93


И есть полное основание рассчитывать, что немцы легче, чем англичане, пошли бы на предоставление нам проливов, в судьбе которых они мало заинтересованы и ценою которых охотно купили бы наш союз.

Не следует к тому же питать преувеличенных ожиданий от занятия нами проливов. Приобретение их для нас выгодно лишь постольку, поскольку ими закрывается вход в Черное море, которое становится с той поры для нас внутренним морем, безопасным от вражеских нападений.

Выхода же в открытое море проливы нам не дают, так как за ними идет море, почти сплошь состоящее из территориальных вод, море, усеянное множеством островов, где, например, английскому флоту ничего не стоит фактически закрыть для нас все входы и выходы, независимо от проливов. Поэтому Россия смело могла бы приветствовать такую комбинацию, которая, не передавая непосредственно в наши руки проливов, обеспечила бы нас от прорыва в Черное море неприятельского флота. Такая комбинация, при благоприятных обстоятельствах вполне достижимая без всякой войны, обладает еще и тем преимуществом, что она не нарушила бы интересов балканских государств, которые не без тревоги и вполне понятного ревнивого чувства отнеслись бы к захвату нами проливов.

В Закавказье мы, в результате войны, могли бы территориально расшириться лишь за счет населенных армянами областей, что, при революционности современных армянских настроений и мечтаниях о великой Армении, едва ли желательно, и в чем, конечно, Германия еще меньше, чем Англия, стала бы нам препятствовать, будь мы с нею в союзе. Действительно же полезные для нас и территориальные, и экономические приобретения доступны лишь там, где наши стремления могут встретить препятствия со стороны Англии, а отнюдь не Германии. Персия, Памир, Кульджа, Кашгария, Джунгария, Монголия, Урянхайский край - все это местности, где интересы России и Германии не сталкиваются, а интересы России и Англии сталкивались неоднократно.

Совершенно в том же положении по отношению к России находится и Германия, которая, равным образом, могла бы отторгнуть от нас, в случае успешной войны, лишь малоценные для нее области, по своей населенности мало пригодные для колонизации: Привислинский край, с польско-литовским, и Остзейские губернии с латышско-эстонским, одинаково беспокойным и враждебным к немцам населением.

В области экономических интересов русские пользы и нужды не противоречат германским.

Но, могут возразить, территориальные приобретения, при современных условиях жизни народов, отступают на второй план и на первое место выдвигаются экономические интересы. Однако и в этой области русские пользы и нужды едва ли настолько, как это принято думать, противоречат германским. Не подлежит, конечно, сомнению, что действующие русско-германские торговые договоры невыгодны для нашего сельского хозяйства и выгодны для германского, но едва ли правильно приписывать это обстоятельство коварству и недружелюбию Германии.

Не следует упускать из вида, что эти договоры во многих своих частях выгодны для нас. Заключавшие в свое время договоры русские делегаты были убежденными сторонниками развития русской промышленности какою бы то ни было ценою и, несомненно, сознательно жертвовали, хотя бы отчасти, интересами русского земледелия в пользу интересов русской промышленности. Далее не надо упускать из вида, что Германия сама далеко не является прямым потребителем большей части предметов заграничного отпуска нашего сельского хозяйства. Для большей части произведений нашей земледельческой промышленности Германия является только посредником, а следовательно, от нас и от потребляющих рынков зависит войти в непосредственные отношения и тем избегнуть дорого стоящего германского посредничества. Наконец, необходимо принять в соображение, что условия торговых взаимоотношений могут изменяться в зависимости от условий политического сожительства договаривающихся государств, так

стр. 94


как ни одной стране не выгодно экономическое ослабление союзника, а напротив, выгодно разорение политического противника. Словом, хотя несомненно, что действующие русско-германские торговые договоры для нас невыгодны и что Германия, при заключении их, использовала удачно сложившуюся для нее обстановку, то есть попросту прижала нас, но поведение это не может учитываться как враждебное и является заслуживающим подражания и с нашей стороны актом здорового национального эгоизма, которого нельзя было от Германии не ожидать и с которым надлежало считаться. Во всяком случае мы на примере Австро-Венгрии видим земледельческую страну, находящуюся в несравненно большей, нежели мы, экономической зависимости от Германии, что, однако, не препятствует ей достигнуть в области сельского хозяйства такого развития, о котором мы можем только мечтать.

В силу всего изложенного, заключение с Германией вполне приемлемого для России торгового договора, казалось бы, отнюдь не требует предварительного разгрома Германии. Вполне достаточно добрососедских с нею отношений, вдумчивого взвешивания действительных наших экономических интересов в различных отраслях народного хозяйства и долгой упорной торговли с германскими делегатами, несомненно, призванными охранять интересы своего, а не нашего, отечества. Скажу более, разгром Германии в области нашего с нею товарообмена был бы для нас невыгодным.

Разгром ее, несомненно, завершился бы миром, продиктованным с точки зрения экономических интересов Англии. Эта последняя использует выпавший на ее долю успех до самых крайних пределов, и тогда мы в разоренной и утратившей морские пути Германии только потеряем все же ценный для нас потребительный рынок для своих, не находящих другого сбыта продуктов.

В отношении к экономическому будущему Германии интересы России и Англии прямо противоположны друг другу.

Англии выгодно убить германскую морскую торговлю и промышленность Германии, обратив ее в бедную, по возможности, земледельческую страну. Нам выгодно, чтобы Германия развила свою морскую торговлю и обслуживаемую ею промышленность в целях снабжения отдаленнейших мировых рынков и в то же время открыла бы внутренний рынок произведениям нашего сельского хозяйства для снабжения многочисленного своего рабочего населения.

Но, независимо от торговых договоров, обычно принято указывать на гнет немецкого засилья в русской экономической жизни и на систематическое внедрение к нам немецкой колонизации, представляющей будто бы явную опасность для русского государства. Думается, однако, что такого рода опасения в значительной мере преувеличены. Пресловутый Drang nach Osten был в свое время естественен и понятен, раз территория Германии не вмещала возросшего населения, избыток которого и вытеснялся в сторону наименьшего сопротивления, т. е. в менее густонаселенную соседнюю страну.

Германское правительство вынуждено было считаться с неизбежностью этого движения, но само едва ли могло признавать его отвечающим своим интересам. Ведь как никак, из сферы германской государственности уходили германские люди, сокращая тем живую силу своей страны. Конечно, германское правительство, употребляя все усилия, чтобы сохранить связь переселенцев со своим прежним отечеством, пошло даже на столь оригинальный прием, как допущение двойного подданства. Но несомненно, однако, что значительная часть германских выходцев все же окончательно и бесповоротно оседала на своем новом месте и постепенно порывала с прежнею родиною. Это обстоятельство, явно не соответствующее государственным интересам Германии, очевидно и явилось одним из побудительных для нее стимулов стать на путь столь чуждых ей прежде колониальной политики и морской торговли.

И вот, по мере умножения германских колоний и тесно связанного

стр. 95


с тем развития германской промышленности и морской торговли, немецкая колонистская волна идет на убыль, и недалек тот день, когда Drang nach Osten отойдет в область исторических воспоминаний. Во всяком случае, немецкая колонизация, несомненно, противоречащая нашим государственным интересам, должна быть прекращена, и в этом дружественные отношения с Германией нам не помеха. Высказываться за предпочтительность германской ориентации не значит стоять за вассальную зависимость России от Германии, и, поддерживая дружественную, добрососедскую с нею связь, мы не должны приносить в жертву этой цели наших государственных интересов. Да и Германия не будет возражать против борьбы с дальнейшим наплывом в Россию немецких колонистов. Ей самой выгоднее направлять волну переселения в свои колонии. К тому же даже и тогда, когда этих последних не было, и германская промышленность не обеспечивала еще заработка всему населению, оно все-таки не считало себя в праве протестовать против принятых в царствование Александра III ограничительных мер по отношению к иностранной колонизации. Что же касается немецкого засилья в области нашей экономической жизни, то едва ли это явление вызывает те нарекания, которые обычно против него раздаются. Россия слишком бедна и капиталами, и промышленною предприимчивостью, чтобы могла обойтись без широкого притока иностранных капиталов. Поэтому известная зависимость от того или другого иностранного капитала неизбежна для нас до тех пор, пока промышленная предприимчивость и материальные средства населения не разовьются настолько, что дадут возможность совершенно отказаться от услуг иностранных предпринимателей и их денег. Но пока мы в них нуждаемся, немецкий капитал выгоднее для нас, чем всякий другой.

Прежде всего этот капитал из всех наиболее дешевый, как довольствующийся наименьшим процентом предпринимательской прибыли. Этим в значительной мере и объясняется сравнительная дешевизна немецких произведений и постепенное вытеснение ими английских товаров с мирового рынка. Меньшая требовательность в смысле рентабельности немецкого капитала имеет своим последствием то, что он идет на такие предприятия, в которые, по сравнительной их малой доходности, другие иностранные капиталы не идут. Вследствие той же относительной дешевизны немецкого капитала, прилив его в Россию влечет за собой отлив из России меньших сумм предпринимательских барышей по сравнению с английским и французским и, таким образом, большее количество русских рублей остается в России. Мало того, значительная доля прибылей, получаемых на вложенные в русскую промышленность германские капиталы, и вовсе от нас не уходит, а проживается в России.

В отличие от английских или французских, германские капиталисты большею частью вместе со своими капиталами, и сами переезжают в Россию. Этим их свойством в значительной степени и объясняется поражающая нас многочисленность немцев-промышленников, заводчиков и фабрикантов, по сравнению с англичанами и французами.

Те сидят себе за границей, до последней копейки выбирая из России вырабатываемые их предприятиями барыши. Напротив того, немцы- предприниматели подолгу проживают в России, а нередко там оседают навсегда. Что бы ни говорили, но немцы, в отличие от других иностранцев, скоро осваиваются в России и быстро русеют. Кто не видал, напр., французов и англичан, чуть не всю жизнь проживающих в России и, однако, ни слова по- русски не говорящих? Напротив того, много ли видно немцев, которые бы хотя с акцентом, ломаным языком, но все-же не объяснялись по-русски? Мало того, кто не видал чисто русских людей, православных, до глубины души преданных русским государственным началам и, однако, всего в первом или во втором поколении происходящих от немецких выходцев? Наконец, не следует забывать, что Германия, до известной степени, и сама заинтересована в экономическом нашем благосостоянии. В этом отношении Германия выгодно отличается от других государств, заинтересованных исключительно в получении возможно большей ренты на затраченные

стр. 96


в России капиталы, хотя бы ценою экономического разорения страны. Напротив того, Германия в качестве постоянного - хотя, разумеется, и небескорыстного - посредника в нашей внешней торговле заинтересована в поддержании производительных сил нашей родины как источника выгодных для нее посреднических операций.

Даже победа над Германией сулит России крайне неблагоприятные перспективы.

Во всяком случае, если даже признать необходимость искоренения немецкого засилья в области нашей экономической жизни, хотя бы ценою совершенного изгнания немецкого капитала из русской промышленности, то соответствующие мероприятия, казалось бы, могут быть осуществлены и помимо войны с Германией. Эта война потребует таких огромных расходов, которые во много раз превысят более чем сомнительные выгоды, полученные нами вследствие избавления от немецкого засилья. Мало того, последствием этой войны окажется такое экономическое положение, перед которым гнет германского капитала покажется легким.

Ведь не подлежит сомнению, что война потребует расходов, превышающих ограниченные финансовые ресурсы России. Придется обратиться к кредиту союзных и нейтральных государств, а он будет оказан не даром. Не стоит даже говорить о том, что случится, если война окончится для нас неудачно. Финансово-экономические последствия поражения не поддаются ни учету, ни даже предвидению и, без сомнения, отразятся полным развалом всего нашего народного хозяйства. Но даже победа сулит нам крайне неблагоприятные финансовые перспективы: вконец разоренная Германия не будет в состоянии возместить нам понесенные издержки. Продиктованный в интересах Англии мирный договор не даст ей возможности экономически оправиться настолько, чтобы даже впоследствии покрыть наши военные расходы. То немногое, что, может быть, удастся с нее урвать, придется делить с союзниками, и на нашу долю придутся ничтожные, по сравнению с военными издержками, крохи. А между тем военные займы придется платить не без нажима со стороны союзников. Ведь после крушения германского могущества мы уже более не будем им нужны. Мало того, возросшая вследствие победы политическая наша мощь побудит их ослабить нас хотя бы экономически. И вот неизбежно, даже после победоносного окончания войны, мы попадем в такую же финансовую экономическую кабалу к нашим кредиторам, по сравнению с которой наша теперешняя зависимость от германского капитала покажется идеалом. Как бы печально, однако, ни складывались экономические перспективы, открывающиеся нам как результат союза с Англией, следовательно, и войны с Германией, - они все же отступают на второй план перед политическими последствиями этого по существу своему противоестественного союза.

Борьба между Россией и Германией глубоко нежелательна для обеих сторон как сводящаяся к ослаблению монархического начала.

Не следует упускать из вида, что Россия и Германия являются представительницами консервативного начала в цивилизованном мире, противоположного началу демократическому, воплощаемому Англией и, в несравненно меньшей степени, Францией. Как это ни странно, Англия, до мозга костей монархическая и консервативная дома, всегда во внешних своих сношениях выступала в качестве покровительницы самых демагогических стремлений, неизменно потворствуя всем народным движениям, направленным к ослаблению монархического начала.

С этой точки зрения борьба между Германией и Россией, независимо от ее исхода, глубоко нежелательна для обеих сторон, как, несомненно, сводящаяся к ослаблению мирового консервативного начала, единственным надежным оплотом которого являются названные две великие державы. Более того, нельзя не предвидеть, что, при исключительных условиях надвигающейся общеевропейской войны, таковая, опять-таки независимо от ее исхода, представит смертельную опасность и для России, и для

стр. 97


Германии. По глубокому убеждению, основанному на тщательном многолетнем изучении всех современных противогосударственных течений, в побежденной стране неминуемо разразится социальная революция, которая, силою вещей, перекинется и в страну-победительницу.

Слишком уже многочисленны те каналы, которыми, за много лет мирного сожительства, незримо соединены обе страны, чтобы коренные социальные потрясения, разыгравшиеся в одной из них, не отразились бы и в другой. Что эти потрясения будут носить именно социальный, а не политический характер, - в этом не может быть никаких сомнений, и это не только в отношении России, но и в отношении Германии. Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма. Несмотря на оппозиционность русского общества, столь же бессознательную, как и социализм широких слоев населения, политическая революция в России невозможна, и всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое. За нашей оппозицией нет никого, у нее нет поддержки в народе, не видящем никакой разницы между правительственным чиновником и интеллигентом. Русский простолюдин, крестьянин и рабочий, одинаково не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных.

Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужою землею, рабочий - о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта, и дальше этого их вожделения не идут. И стоит только широко кинуть эти лозунги в население, стоит только правительственной власти безвозбранно допустить агитацию в этом направлении, - Россия, несомненно, будет ввергнута в анархию, пережитую ею в приснопамятный период смуты 1905-1906 годов. Война с Германией создаст исключительно благоприятные условия для такой агитации. Как уже было отмечено, война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи, - будем надеяться, частичные, - неизбежными окажутся и те или другие недочеты в нашем снабжении. При исключительной нервности нашего общества, этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение, а при оппозиционности этого общества, все будет поставлено в вину правительству.

Хорошо, если это последнее не сдастся и стойко заявит, что во время войны никакая критика государственной власти недопустима и решительно пресечет всякие оппозиционные выступления. При отсутствии у оппозиции серьезных корней в населении, этим дело и кончится. Не пошел в свое время и народ за составителями Выборгского воззвания, точно так же не пойдет он за ними и теперь.

Но может случиться и худшее: правительственная власть пойдет на уступки, попробует войти в соглашение с оппозицией и этим ослабит себя к моменту выступления социалистических элементов. Хотя и звучит парадоксом, но соглашение с оппозицией в России безусловно ослабляет правительство. Дело в том, что наша оппозиция не хочет считаться с тем, что никакой реальной силы она не представляет. Русская оппозиция сплошь интеллигентна, и в этом ее слабость, так как между интеллигенцией и народом у нас глубокая пропасть взаимного непонимания и недоверия. Необходим искусный выборный закон, мало того, нужно еще и прямое воздействие правительственной власти, чтобы обеспечить избрание в Гос. Думу даже наиболее горячих защитников прав народных. Откажи им правительство в поддержке, предоставь выборы их естественному течению, - и законодательные учреждения не увидели бы в своих стенах ни одного интеллигента, помимо нескольких агитаторов-демагогов. Как бы ни распинались о народном доверии к ним члены наших законодательных учреждений, крестьянин скорее поверит безземельному казенному чиновнику, чем помещику-октябристу, заседающему в Думе; рабочий с большим доверием отнесется к живущему на жалование фабричному инспектору, чем к фабриканту-законодателю, хотя бы тот исповедовал все принципы кадетской партии.

стр. 98


Более чем странно при таких условиях требовать от правительственной власти, чтобы она серьезно считалась с оппозицией, ради нее отказалась от роли беспристрастного регулятора социальных отношений и выступила перед широкими народными массами в качестве послушного органа классовых стремлений интеллигентно-имущего меньшинства населения. Требуя от правительственной власти ответственности перед классовым представительством и повиновения ею же искусственно созданному парламенту (вспомним знаменитое изречение В. Набокова: "Власть исполнительная да подчинится власти законодательной!"), наша оппозиция, в сущности, требует от правительства психологию дикаря, собственными руками мастерящего идола и затем с трепетом ему поклоняющегося.

Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой трудно предвидеть.

Если война окончится победоносно, усмирение социалистического движения в конце концов не представит непреодолимых затруднений. Будут аграрные волнения на почве агитации за необходимость вознаграждения солдат дополнительной нарезкой земли, будут рабочие беспорядки при переходе от вероятно повышенных заработков военного времени к нормальным расценкам - и, надо надеяться, только этим и ограничится, пока не докатится до нас волна германской социальной революции. Но в случае неудачи, возможность которой при борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, - социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна.

Как уже было указано, начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надежного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению.

Германии, в случае поражения, предстоит пережить не меньшие социальные потрясения, чем России.

Как это ни странно может показаться на первый взгляд, при исключительной уравновешенности германской натуры, но и Германии, в случае поражения, предстоит пережить не меньшие социальные потрясения. Слишком уж тяжело отразится на населении неудачная война, чтобы последствия ее не вызывали на поверхность глубоко скрытые сейчас разрушительные стремления. Своеобразный общественный строй в современной Германии построен на фактически преобладающем влиянии аграриев, прусского юнкерства и крестьян-собственников.

Эти элементы являются оплотом глубоко консервативного строя Германии, под главенствующим руководительством Пруссии. Жизненные интересы перечисленных классов требуют покровительственной по отношению к сельскому хозяйству экономической политики, ввозных пошлин на хлеб и, следовательно, высоких цен на все сельскохозяйственные произведения. Но Германия, при ограниченности своей территории и возросшем населении, давно уже из страны земледельческой превратилась в страну промышленную, а потому покровительство сельскому хозяйству сводится, в сущности, к обложению в пользу меньшей по численности половины

стр. 99


населения большей половины. Компенсацией для этого большинства и является широкое развитие вывоза произведений германской промышленности на отдаленнейшие рынки, дабы извлекаемые этим путем выгоды давали возможность промышленникам и рабочему населению оплачивать повышенные цены на потребляемые дома продукты сельского хозяйства.

С разгромом Германии она лишится мировых рынков и морской торговли, ибо цель войны - со стороны действительного ее зачинщика Англии - это уничтожение германской конкуренции. С достижением этого лишенные не только повышенного, но и всякого заработка, исстрадавшиеся во время войны и, естественно, озлобленные рабочие массы явятся восприимчивой почвой противоаграрной, а затем и антисоциальной пропаганды социалистических партий.

В свою очередь, эти последние, учитывая оскорбленное патриотическое чувство и накопившееся вследствие проигранной войны народное раздражение против обманувших надежды населения милитаризма и феодально-бюргерского строя, свернут с пути мирной революции, на котором они до сих пор так стойко держались, и станут на чисто революционный путь. Сыграет свою роль, в особенности в случае социалистических выступлений на аграрной почве в соседней России, и многочисленный в Германии безземельный класс сельскохозяйственных батраков. Независимо от сего оживятся таящиеся сейчас сепаратистские стремления в южной Германии, проявится во всей своей полноте затаенная враждебность Баварии к господству Пруссии, словом, создастся такая обстановка, которая мало чем будет уступать по своей напряженности обстановке в России.

Мирному сожительству культурных наций более всего угрожает стремление Англии удержать ускользающее от нее господство над морями.

Совокупность всего вышеизложенного не может не приводить к заключению, что сближение с Англией никаких благ нам не сулит, и английская ориентация нашей дипломатии по своему существу глубоко ошибочна. С Англией нам не по пути, она должна быть предоставлена своей судьбе, и ссориться из-за нее с Германией нам не приходится.

Тройственное согласие - комбинация искусственная, не имеющая под собой почвы интересов, и будущее принадлежит не ей, а несравненно более жизненному тесному сближению России, Германии, примиренной с последнею Франции и связанной с Россией строго оборонительным союзом Японии. Такая лишенная всякой агрессивности по отношению к прочим государствам политическая комбинация на долгие годы обеспечит мирное сожительство культурных наций, которому угрожают не воинственные замыслы Германии, как силится доказать английская дипломатия, а лишь вполне естественное стремление Англии во что бы то ни стало удержать ускользающее от нее господство над морями. В этом направлении, а не в бесплодных исканиях почвы для противоречащего самым своим существом нашим государственным видам и целям соглашения с Англией, и должны быть сосредоточены все усилия нашей дипломатии.

При этом, само собой разумеется, что и Германия должна пойти навстречу нашим стремлениям восстановить испытанные дружественно-союзные с нею отношения и выработать, по ближайшему соглашению с нами, такие условия нашего с нею сожительства, которые не давали бы почвы для противогерманской агитации со стороны наших конституционно-либеральных партий, по самой своей природе вынужденных придерживаться не консервативно-германской, а либерально-английской ориентации.

Февраль 1914 г.

П. Н. Дурново 15 .

Данный документ, вызвавший, как и следовало ожидать, неоднозначное к себе отношение, отличается рядом существенных достоинств, на которые обратили внимание как в высоких государственных сферах, так и в среде исследователей. Во-первых, в записке Дурново затрагивался

стр. 100


самый главный, кардинальный вопрос, который волновал не только российское общество, но и европейские страны, а именно вопрос о предстоящей войне, о том, на чьей стороне в случае ее возникновения окажется Россия, а также о последствиях войны для России и других европейских государств. Во-вторых, несмотря на то, что автор записки сам входил во властные структуры, являлся сторонником монархического строя в России и активно поддерживал монархию, бескомпромиссный характер документа, его четкая антианглийская и прогерманская направленность вызывали резкое неприятие и даже раздражение властей, в том числе императора и его ближайшего окружения, все дальше отходивших от сотрудничества с Германией и все больше склонявшихся в сторону сближения с ее главной соперницей - Великобританией. Неслучайно российские власти сделали все от них зависящее, чтобы этот документ не получил широкой огласки. Даже не все члены кабинета министров имели возможность ознакомиться с его содержанием. В-третьих, автор записки дал глубокий и точный анализ существовавшей тогда расстановки политических сил как на европейском континенте, так и внутри России, проявив при этом дар предвидения, анализируя грядущие изменения, которые могут произойти в ходе и в результате войны, если она все же разразится. В-четвертых, в этом документе Дурново проявил себя великолепным аналитиком, сумевшим тщательно разобраться в пестрой мозаике внутриполитической жизни России, выявить основные общественные силы и движения, достаточно четко определив их позиции, линию поведения, отношение к тому, что происходило тогда в России, а главное - их видение будущего страны. И, наконец, в-пятых, автор записки выступил в роли хорошего провидца, правильно предсказавшего возможное развитие событий на международной арене и в России. Многие из его предвидений поражают своей точностью. Пожалуй, главное предсказание Дурново заключалось в том, что если Россия не сделает для себя правильного выбора в сложившейся ситуации, а именно, не установит прочного союза с Германией, что обеспечило бы ей возможность избежать войны, а в случае ее возникновения выйти из войны победительницей, то ее неминуемо должна постигнуть социальная революция, которая приведет к гибели российской монархии. Нельзя не предвидеть, писал Дурново, что надвигающаяся мировая война, которая обернется для России поражением, если последняя не изменит своего внешнеполитического курса, "представит смертельную опасность и для России, и для Германии", но для первой - значительно большую. Это будет, по мнению Дурново, не политическая революция, как представлялось так называемой политической оппозиции, выступавшей лишь за некоторое обновление и демократизацию государственного строя России, а непременно социальная революция, поскольку в России, полагал автор, "всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое".

Как отмечалось выше, к мыслям и идеям, заключенным в записке Дурново, отношение со стороны основных политических сил тогдашней России было далеко не одинаковым. Даже среди консервативных слоев, к которым относился и сам Дурново, были как сторонники, так и противники его взглядов. Не разделял их полностью и император, который к тому времени практически перешел на сторону тех, кто во внешней политике проводил линию на сближение с Англией и на все большее обострение отношений с Германией и Австро-Венгрией. Что касается либеральных кругов, то они выступили против основных идей, содержащихся в этом документе, хотя и не отказывали автору в его способности неординарно мыслить и верно оценивать некоторые эпизоды складывавшейся и на российской, и на европейской политической сцене ситуации. Левым и революционным силам определенно импонировало то, что из уст представителя правящей элиты столь высокого ранга исходила идея неизбежности социалистической революции в России, на подготовку и осуществление которой была направлена вся их деятельность.

Первыми научной экспертизе этот документ подвергли два известных российских исследователя - профессор Е. Тарле, придерживавшийся либе-

стр. 101


ральных взглядов, и М. Павлович (Вельтман), отстаивавший позиции революционного марксизма. Несмотря на принципиально разные оценки данного документа, исходившие от этих авторов, оба они признавали за Дурново ум, тонкое понимание политической ситуации, складывавшейся перед вступлением России в мировую войну, а также пророческое предвидение катастрофических последствий для России в случае, если она не найдет правильных ответов на вызовы времени. Тарле, отмечая, что Дурново, выступив в роли глашатая консервативных сил с предостережением о грядущем крушении российской монархии, признавал за ним ум, который "сказывался в понимании шаткости строя, которому он служил, и вулканичности почвы, на которой этой строй стоял". Предвидения Дурново, считал Тарле, обладают необычной силой и точностью 16 .

Примерно теми же словами характеризовал этот документ и его автора и Павлович, отмечавший, что хотя Дурново "был черносотенцем и реакционером, но, несомненно, в оценке характера будущей войны, роли в ней Антанты, с одной стороны, России, с другой, предвидении исхода войны, он обнаружил недюжинный ум и способность к правильному прогнозу". Он писал, что "многие места записки Дурново поражают правильностью анализа международного положения накануне войны и носят "пророческий характер". По мнению Павловича, совершенно правильным оказалось "предсказание Дурново насчет того, что главная тяжесть войны выпадет на долю России, которой придется играть роль тарана, пробивающего самую толщу немецкой обороны" 17 .

Однако оба автора принципиально расходились в оценке роли России в мире и ее собственной судьбы. Тарле не согласен с утверждением Дурново, будто активная внешняя политика России грозила ей войной с Германией. По мнению Тарле, записка Дурново - это "лебединая песнь консервативной школы", и потому ее автора тревожила прежде всего мысль о последствиях войны для внутренних дел России. Он обвинял Дурново даже в том, что в оценке влияния будущей войны на внутренние дела России тот вполне сходился со своим политическим антиподом Фридрихом Энгельсом, который "тоже думал, что страну, потерпевшую разгром, в наш исторический период должна постигнуть социальная революция" 18 .

Павлович, выражая свое несогласие с Тарле в том, что будто единственным виновником войны является Германия, приводит мнение известного французского психолога Г. Лебона, который считал, что Германия бросила в наполненную до краев чашу ту последнюю каплю, благодаря которой эта чаша наконец переполнилась. Но вопрос заключается в том, кто наполнил эту чашу, а не в том, кто влил последнюю роковую каплю.

Разумеется, каждая из ведущих европейских держав несла свою долю ответственности за возникновение мировой войны и преследовала в ней свои интересы, связывая их с благоприятным для себя исходом. Были такие интересы и у России. Помимо давнего желания обрести черноморские проливы и Константинополь, она, как и другие европейские державы, прежде всего Англия и Франция, стремилась освободиться от экономической гегемонии Германии не только в Европе, но и во всем мире. По словам Сазонова, для России одной из коренных задач войны являлось завоевание свободы хозяйственного развития, которую сковывали торговые договоры с Германией. "Будущие условия внешней торговли России, - заявлял он, - должны обеспечить беспрепятственное развитие неисчерпаемых производительных сил нашей родины и завершение ее промышленного оборудования" 19 .

Как бы ни были важны указанные цели, для их осуществления вовсе не было необходимости развязывать войну, которая, кстати говоря, могла лишь отдалить их достижение, а некоторые, например, овладение проливами, сделать еще более иллюзорными, что, собственно, и произошло. Этого не могли не понимать в высших сферах политической власти России.

Не соглашаясь с Тарле в его попытке "односторонне" возложить ответственность за возникновение мировой войны исключительно на Германию, Павлович склонен был считать, что немалая доля вины лежит на

стр. 102


России. Он полагал, что накануне войны в Европе существовали довольно сильные пацифистские движения, боровшиеся против призрака наступавшей войны, однако они, как считал Павлович, хотя и охватывали некоторые круги правящих классов Англии, Франции, Италии, России, но "отнюдь не мешали тому, что Антанта лихорадочно готовилась к войне и тратила на вооружения даже больше, чем Германия и Австрия" 20 . Стремление делать Россию чуть ли не наравне с Германией ответственной за разразившийся европейский пожар имело вполне определенную цель: оправдать революционные действия, предпринятые теми, кто звал российский народ на баррикады, желая превратить войну империалистическую в войну гражданскую 21 . К сожалению, и в новейшей литературе можно встретить если и не прямое, то, по крайней мере, косвенное указание на то, что едва ли не основная доля ответственности за развязывание первой мировой войны лежит и на России. "Суммируя, можно сказать, - встречаем мы в одном из таких изданий весьма замысловатый пассаж, - что Россия - одна из великих держав того времени - сыграла свою заметную роль в происхождении мировой войны, но ее значение в глубинных процессах вызревания этого катаклизма определились факторами скорее политического, чем экономического свойства" 22 .

Не случайно и то, что особое внимание Павловича привлекли рассуждения Дурново о взаимосвязи войны и революции, о неизбежности революционных преобразований в случае, если России не удастся избежать войны с Германией, а также о том, что эта революция неизбежно примет социалистический характер.

Пожалуй, самым примечательным моментом, заслуживающим особого внимания, даже своеобразным историческим парадоксом, является то, что две ведущие европейские державы - Германия и Россия, от которых в решающей мере зависело и развитие ситуации в Европе в мирное время, и исход начавшейся войны, оказались в весьма сходном положении. Произошло невиданное и до конца не осознанное событие: две великие державы, делавшие, казалось, все возможное, чтобы их союз не состоялся, хотя временами и ясно осознавали негативные последствия таких действий не только для себя, но и для развития ситуации в Европе и в мире в целом, в конечном итоге сами загнали себя и свои народы в тупик, выход из которого лежал на путях ни с чем не сравнимых человеческих страданий, неоправданных жертв и новой, еще более жестокой и смертоубийственной мировой войны.

Политическое противостояние двух главных европейских держав, вылившееся в противоборство двух самых многочисленных и могущественных на европейском континенте армий, завершилось трагически как для самих этих государств, так и для народов всего мира. В результате обе стороны потерпели поражение: Германия - военное, Россия - политическое и социальное. Это привело к тому, что были сняты всяческие заслоны и преграды, которые еще как-то сдерживали разгул насилия, бесконтрольное применение силы, эксплуатацию одного народа другим. Надежду на то, что в XX в. жизнь людей наконец-то обретет те очертания, которые присущи ей по самой человеческой природе, - мир, спокойствие, благополучие и всестороннее развитие личности - оказались иллюзорными.

Политическое поражение России, военная катастрофа Германии, подтолкнувшая ее правящие круги к оказанию помощи русским революционерам (в которых правящие немецкие круги видели своих союзников в борьбе с российской монархией) 23 , объективно способствовали в одной стране приходу к власти фашизма, а в другой - установлению тоталитарного режима. Таковы были исторические последствия чудовищной ошибки, совершенной обеими странами, за которую мир и все человечество вынуждены были заплатить огромную цену.

Мир в XX в. мог принять совершенно другие очертания, если бы Германия и России пошли по иному пути. Конечно, историю следует воспринимать такой, какой она состоялась. Но в то же время в истории всегда присутствует не один, а несколько вариантов развития. Эта

стр. 103


многовариантность обусловлена многослойностью и многоликостью самой исторической жизни, в которой далеко не всегда побеждает наилучший вариант. Победа того или иного варианта общественного развития вовсе не означает, что оно пошло по лучшему из возможных путей. Кроме того, всегда существует потребность извлечь исторические уроки, что предполагает всесторонний учет не только того, что произошло, но и того, что могло бы произойти, но по тем или иным причинам не произошло. Учиться можно и нужно не только на положительном, но и на негативном историческом опыте. Не так уж редко случалось, особенно в переломные периоды, когда правители не могли найти правильного ответа на вызов времени, и это приводило к тяжелейшим последствиям, зачастую отбрасывая страны на десятки лет назад, заставляя их идти долгим и извилистым путем, чтобы вновь вступить на естественную для них дорогу эволюционного развития. Именно так произошло в 1914- 1917 гг., когда в результате бессмысленной войны Европа сошла со своего естественного пути и оказалась отброшенной на многие годы назад. Вот почему не следует игнорировать опыт истории. Неужели прав был Мао Цзэдун, убеждавший себя и других, что существует только личный или индивидуальный опыт, которым можно и должно руководствоваться, а чужой опыт можно не принимать во внимание?

Но вернемся к событиям первой мировой войны. На срочно созванном после объявления о начале войны с Германией заседании Совета министров в присутствии Николая II решался вопрос о назначении верховного главнокомандующего русской действующей армии. Это заседание проходило в Петергофе в павильоне, расположенном в парке и получившем наименование "Ферма". Это был небольшой и скромный зал, вмещавший до 20-25 человек, со старинной мебелью, сохранившейся чуть ли не с екатерининских времен. На "Ферму" император явился пешком, один, без охраны и без оружия.

Вначале император решил, что лично встанет во главе русских войск. Он ссылался при этом на своего знаменитого пращура императора Александра I, командовавшего русской армией в войне с Турцией и Отечественной войне 1812 года. Председателю Совета министров И. Л. Горемыкину и присутствовавшим на заседании министрам стоило больших трудов убедить царя повременить с этим решением. Больше всех усердствовал министр иностранных дел Сазонов, деликатно напоминая государю, что в первые месяцы войны с Наполеоном русской армии пришлось отступать и это не слишком способствовало авторитету монарха. Сазонов доказывал, что таким решением Николай II также может вызвать на себя огонь критики, поскольку первые недели войны могут сложиться для русской армии неблагоприятно ввиду ее явной неподготовленности к ведению военных действий, а это неизбежно вызовет недовольство как в самой армии, так и в народе. Император вынужден был согласиться с этими аргументами и не стал настаивать на своей идее.

Из двух возможных кандидатов на этот важный пост - военного министра В. А. Сухомлинова и главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа великого князя Николая Николаевича, дяди Николая II - почти все участники заседания высказались в пользу последнего. Император поддержал этот выбор. Начальником штаба был утвержден генерал Ю. Н. Данилов. Некоторые наблюдатели высказывали мнение, что сам Сухомлинов отнесся к этому назначению весьма скептически и, более того, стал чуть ли не мстить за незаслуженно нанесенную ему обиду 24 . Однако, по словам самого Сухомлинова, это решение он воспринял совершенно спокойно, и оно не вызвало у него никакого возражения. Более того, если верить Сухомлинову, император именно ему до этого предлагал встать во главе действующей армии. Но он, ссылаясь на то, что это его назначение может лишь усугубить его и без того сложные отношения с великим князем, предложил царю назначить главнокомандующим именно Николая Николаевича, хотя до этого разговора с ним царь, как утверждает Сухомлинов, намеревался поручить великому князю командо-

стр. 104


вать 6-й армией, которая охраняла резиденцию царя. Мотивы, побудившие Сухомлинова отказаться от назначения верховным главнокомандующим, о которых он откровенно заявил царю, сводились к постоянным интригам, которые плелись вокруг его личности, в том числе и особенно к тому, что великий князь не выносил Сухомлинова на посту военного министра. Все это могло лишь осложнить ситуацию, от которой будет "страдать дело такой исключительной важности" 25 .

Сухомлинов был весьма недоволен и позицией Сазонова, который, по его словам, часто вмешивался в военные дела, в том числе, в вопросы, связанные с объявлением частичной и общей мобилизации. Но, пожалуй, главные разногласия между военным министром и некоторыми политическими деятелями, включая Сазонова, касались вопроса о степени готовности российской армии к ведению широкомасштабных наступательных военных операций. Утверждения Сухомлинова, будто в 1914 г. русская армия была "настолько подготовлена, что, казалось, Россия имела право спокойно принять вызов и что никогда Россия не была так хорошо подготовлена к войне, как в 1914 г." 26 , никого из серьезных российских политиков не убеждали.

Состояние растерянности и отчаяния, охватившее российское общество сразу же после полученного известия о начале мировой войны", очень скоро сменилось всеобщей возбужденностью, вылившейся в невероятно мощный всплеск патриотических чувств, сравнимый разве лишь с 1812 годом, когда внешняя опасность сплотила весь российский народ. Теперь такая опасность исходила от Германии. Об Австро-Венгрии тогда почти не говорили. Антигерманские настроения пронизывали практически все стороны не только жизни столицы, но и всей страны. Повсеместно проходили патриотические демонстрации и манифестации. В столице разгромили германское посольство. Немецкий язык оказался под запретом. Петербург переименовали в Петроград. Удивительное единодушие было проявлено депутатами Государственной думы, без промедления утвердившей все военные кредиты и законопроекты. Даже представленные в Думе социал-демократы не решились в этой обстановке голосовать против военных кредитов и лишь воздержались от голосования. Все партии, движения и организации независимо от их классовой и партийной принадлежности выступили единым фронтом с властями. Левые силы, участвуя в этом мощном антигерманском хоре, желали тем не менее сохранить свое лицо и пытались объяснить близость своей позиции к официальной линии ненавистного им правящего режима тем, что поражение Германии в начавшейся войне будет способствовать победе социализма. Лишь небольшая группа социал-демократов поддерживала тогда своего вождя В. И. Ленина, который, находясь в то время в Кракове, выступил за поражение российской монархии и русских войск в этой войне, считая, что поражение России было бы наименьшим злом для социализма. При этом он писал, что "с точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России, наименьшим злом было бы поражение царской монархии, самого реакционного и варварского правительства, угнетающего наибольшее количество наций и наибольшую массу населения Европы и Азии" 27 . Справедливости ради следует сказать, что эта точка зрения не нашла поддержки у многих его сторонников. Германский милитаризм резко осудил Г. В. Плеханов. В свою очередь Л. Д. Троцкий считал, что желать поражения России все равно, что желать победы Германии. По его мнению, весьма произвольная ориентация по линии наименьшего зла лишь подменяла революционную борьбу против войны и условий, ее породивших.

Тем временем военные действия на русско-германском театре развивались крайне неблагоприятно для России. Первая же крупная военная операция остро обозначила проблему руководства массовыми армиями. В этом, возможно, была главная причина жестокого поражения российской армии в первой же кампании в Восточной Пруссии. Военный министр А. А. Поливанов, сменивший в июне 1915 г. на этом посту Сухомлинова, определяя причины этого поражения, писал: "Как известно, начало войны

стр. 105


ознаменовалось для нас крупным погромом, понесенным нами в первом же серьезном столкновении с германцами, имевшим место 15-17 августа в Восточной Пруссии. Еще до получения подробных известий об этом событии можно было уже придти к выводу, что причиною его является та же причина, которая не дала нам ни одного заметного стратегического успеха в течение всей русско-японской войны, а именно неподготовленность наших старших военных начальников к ведению боевых действий против хорошо обученных войск, руководимых генералами, умеющими осуществлять это руководство". По мнению министра, высшая военная власть России, "очень скоро забыв тяжкие уроки русско-японской войны и увлекаясь все более и более декоративной стороной жизни войск в мирное время, не давала себе отчета в истинных задачах подготовки к большой войне. Ревниво оберегая в то же время в своих руках судьбу приятных ей старших начальников, хотя бы способность их управлять корпусами в бою и учить войска сражаться с опасным противником и подлежала сомнению, тем самым еще больше подталкивала многих, многих "забыть о войне и помнить о параде" 28 .

Прибытие российских войск на фронт и развертывание их сильно запаздывало. С одной стороны, это было связано с тем, что вооруженные силы вынуждены были разворачиваться по старому мобилизационному расписанию, составленному еще в 1910 г., поскольку Генеральный штаб, который с 1914 г. возглавил генерал Н. Н. Янушкевич, так и не успел подготовить главный мобилизационный документ, а с другой, - доставка войск на фронт, особенно из отдаленных военных округов, была крайне затруднена нехваткой подвижного состава и недостаточно развитой железнодорожной сетью. Даже в Европейской части России сеть железных дорог была чуть ли не в 10 раз меньше, чем в Германии. К этому следует добавить катастрофическую нехватку оружия, боеприпасов и военного снаряжения. Все это вело не только к тому, что на сосредоточение и развертывание русских войск уходило слишком много времени, но и к тому, что в бой направлялись недоукомплектованные части.

Такое затягивание сроков отмобилизованности русской армии было на руку германскому командованию, которое получало возможность активно действовать не на двух фронтах одновременно, а поочередно наносить удары по Франции и России. Именно это обстоятельство заставило командование русской армии, подчиняясь настойчивым требованиям Франции и добросовестно выполняя крайне невыгодные для России и невероятно жесткие союзнические обязательства, предпринимать заведомо неподготовленные военные операции, более того, строить свою военную стратегию, руководствуясь не столько собственными интересами, сколько постоянно уступая требованиям Франции. В какой-то мере Россия добровольно приняла на себя жертвенную миссию, что вполне устраивало ее союзников, которые бесцеремонно рассчитывали на то, что самая многочисленная русская армия будет щедро поставлять "пушечное мясо" на алтарь "общей победы".

Военные историки, оценивая Восточно-Прусскую операцию (4(17) августа- 2(15) сентября 1914 г.), проводившуюся двумя армиями Северо-Западного фронта, которым командовал генерал от кавалерии Я. Г. Жилинский, до сих пор спорят о том, чего в этой кампании было больше:

бездарности русских генералов и их неумения руководить крупными воинскими соединениями или сознательного принесения в жертву своих солдат ради того, чтобы оттянуть на себя пять-шесть немецких корпусов и тем самым не допустить разгрома Франции. Анализируя эту операцию, оценивая ее роль и значение в первой мировой войне, исследователи подсчитывают количество русских солдат, оставшихся лежать в мазурских лесах и болотах. Одни склонны отнести эту первую военную кампанию великой войны к числу несомненных достижений русского военного искусства. Другие, не согласные со столь высокой оценкой действий двух армий Северо-Западного фронта, не без оснований утверждают, что в ходе этой кампании со всей очевидностью проявилось неумение и неспособность командующих

стр. 106


согласовывать свои действия по руководству крупными военными соединениями.

Сторонники первой точки зрения упрекают своих оппонентов в предвзятости и недостаточном учете некоторых важных обстоятельств, предопределивших поражение русских армий. Речь идет, в частности, о том, что и 1-я армия под командованием П. К. Ренненкампфа, и 2-я армия генерала А. В. Самсонова перешли в наступление в Восточной Пруссии, не завершив полностью развертывания своих войск. Столь поспешное вторжение на территорию Восточной Пруссии оказалось неожиданным для германского командования, которое строило свою стратегию на том, что еще до столкновения с русской армией ему удастся подавить сопротивление французских войск на Западном фронте и захватить Париж. Для того, чтобы не допустить такого опасного для Франции развития событий, России пришлось начать наступление своих войск, не будучи к этому достаточно подготовленной. Ставка делалась в основном на значительное численное превосходство российских войск. Однако главные стратегические задачи, которые стремилось осуществить русское командование (разгромить германские войска, сконцентрированные в Восточной Пруссии, и перенести военные действия на территорию Германии, а также предпринять решительное наступление в Галиции с целью разгрома противостоящих австро- венгерских войск) выполнены не были. 1-я армия должна была наступать с севера в обход Мазурских озер, отрезая немцев от Кенигсберга, а 2-й армии предписывалось вести наступление в обход озер с запада, с тем, чтобы не допустить отхода германских дивизий за Вислу. Таким образом, общая идея всей операции заключалась в охвате немецкой армии с обоих флангов 29 .

Восточно-Прусская операция явилась одним из крупнейших сражений первой мировой войны, решающим образом повлиявших на весь последующий ее ход. Именно поэтому военные историки, как российские, так и зарубежные, уделяют такое большое внимание оценке этой операции. Они пытаются выяснить подлинные причины поражения русских войск, выявить стратегические и тактические просчеты русского командования, определить причины, не позволившие русским армиям, успешно вторгшимся в Восточную Пруссию, развить свой успех, выяснить, насколько оправданными были огромные людские потери с русской стороны. Если сравнить общие тенденции, проявляемые при оценке этого события в германской и российской историографии, то нетрудно обнаружить, что первая пытается всячески возвеличить победу собственных вооруженных сил в этой операции, превознося свои заслуги и умаляя достижения армии противника. Вторая, делая главный упор на бесспорные преимущества русской армии, которая по уровню подготовки мало в чем уступала германской армии, а по храбрости и смелости своих солдат намного ее превосходила, недостаточное внимание уделяет кардинальным вопросам, касающимся боевого состояния русской армии, понимания российским командованием самой стратегии войны, искусства руководства войсками. Можно по-разному оценивать деятельность Сухомлинова на посту военного министра, но нет никаких оснований для того, чтобы усомниться в искренности его слов, сказанных в ответ на его обвинения в неподготовленности русской армии к ведению войны. По его утверждению, при всех усилиях, которые предпринимались для пополнения и вооружения русской армии, вооруженные силы России могли достичь полной готовности для активного участия в европейской войне не ранее 1916 года.

Неподготовленность русской армии к ведению крупномасштабных и продолжительных наступательных операций, и особенно необеспеченность вооружением, вынуждали командование строить свою стратегию, исходя из того, что предстоящая война, если она все-таки возникнет, будет по своему характеру молниеносной, а подавляющее численное превосходство сможет в значительной мере компенсировать нехватку вооружения и боеприпасов. Таким образом, ставка делалась на решение сложнейших военно-стратегических задач за счет ни чем не оправданных человеческих жертв.

стр. 107


Эту печальную истину вынужден был признать, правда, уже после войны, Сухомлинов, обвинявший верховного главнокомандующего русской армии великого князя Николая Николаевича в том, что он "бесцельно жертвовал сотнями тысяч русских воинов" 30 .

Такое отношение командования русской армии к своим воинам позволяло союзникам смотреть на нее как на своего рода массивный каток, давящий все на своем пути. Причем особенно обидно, что телами российских солдат мостились дороги не в собственный храм, а в чужой. Практически все исследователи Восточно-Прусской операции отмечают, что поспешное и плохо подготовленное вторжение русских войск на германскую территорию, что явилось одной из главных причин их жестокого поражения, было продиктовано требованиями союзников, которые таким путем пытались спасти французские войска от полного уничтожения и не допустить падения Парижа. Но при этом те же исследователи по-разному оценивают эти действия. Одни считают их вполне оправданными и необходимыми, поскольку операция русской армии в Восточной Пруссии предотвратила нанесение главного удара германских войск против французской армии. И эту задачу русские войска выполнили с честью: германское командование вынуждено было перебросить из Франции на Восточный фронт два своих корпуса и одну кавалерийскую дивизию, что серьезно ослабило немецкую ударную группировку и явилось одной из причин поражения немцев в битве на Марне. Другие полагают, что миф о спасении российской армией Франции придуман для оправдания катастрофы в Восточной Пруссии 31 . Конечно, это не миф, а горькая реальность. Дело в том, что с самого начала войны и фактически на всем ее протяжении союзники рассматривали русскую армию как могущественную силу, призванную постоянно оттягивать на себя значительные германские части с Западного фронта, облегчая тем самым положение союзнических войск. По свидетельству У. Черчилля, в течение почти трех лет войны Россия удерживала на своих фронтах более половины всех неприятельских дивизий, потеряв при этом убитыми больше, чем все прочие союзники, вместе взятые 32 .

Во всяком случае, исключать значение французского фактора при рассмотрении Восточно-Прусской операции нельзя. Первый год войны несмотря на ряд успешных наступательных боев, в частности, на галицийском направлении, заставил русское командование отказаться от эйфории, в которой оно пребывало в начале войны, питая неоправданную надежду на скорую и относительно легкую победу. Восточно-Прусская операция показала также, что предстояла тяжелая и длительная борьба, которая потребует полной мобилизации всех сил и изменения самого подхода к пониманию и ведению военных действий, коренного улучшения всей системы руководства действующей армией. Вместе с тем, и это важно подчеркнуть, Восточно- Прусская операция при всех недостатках в ее проведении развеяла миф о непобедимости германской армии, доказав, что при соответствующих преобразованиях в российских вооруженных силах последние вполне в состоянии не только противостоять ей, но и вести успешные наступательные операции.

1914 год оказался неудачным не только для российской армии, но практически и для всех воюющих сторон. Стало очевидно, что война принимает затяжной характер. Обозревая военные кампании 1914 года, Ллойд Джордж писал: "Великие бои 1914 г. рассеяли все мечты, разбили все надежды военщины обеих воюющих сторон. В результате военные руководители утратили всякое представление о путях к достижению конечной победы. Каждая армия имела свои неудачи. Каждая армия имела свои успехи. К концу кампании 1914 г. все они радовались своим победам и забыли о своих поражениях. Таково было общее настроение на фронте и в тылу. Но никто не имел ясного представления о том, что нужно предпринять сейчас. Надо было придумать совершенно новые планы для кампании 1915 г." 33 .

1915 год не принес России желаемых побед. Поражение австро-венгерских войск в Галиции и Сербии заставило Германию направить свои войска

стр. 108


на выручку союзницы. Прорвав русский фронт на Дунайце, германско- австрийские войска вытеснили русскую армию из Галиции, вынудили ее оставить и Польшу. К концу сентября 1915 г. русский фронт протянулся по линии Рига - Двинск - Минск и далее на юг вплоть до румынской границы. Общая его протяженность составила около 1300 километров. На Восточном фронте война приобрела, как и до этого на Западном фронте, позиционный характер.

Изменения в командном составе русской армии начались с того, что император отстранил от управления войсками великого князя Николая Николаевича и сам стал верховным главнокомандующим. В воскресенье 23 августа 1915 г. император прибыл в свою ставку в Могилеве. Накануне он провел в Зимнем дворце совещание, на котором обсуждался важнейший вопрос, связанный со снабжением армии боеприпасами и снаряжением. На протяжении всего первого года войны этот вопрос оставался в числе самых главных и острых для российской армии. В 1915-1916 гг. российские посланцы разъезжали по всему миру, размещая все новые и новые военные заказы на поставку различных видов вооружений для русской армии. Их можно было встретить в Англии и Франции, в США и Италии, Бразилии и Аргентине, Японии и Канаде. Вопрос о снабжении русской армии вооружением высокого качества и в достаточном количестве постоянно вызывал головную боль у военного командования. Это был настоящий бич для русской армии. Причины первых поражений русской армии в начале войны многие объясняли именно нехваткой снарядов и различных видов военного снаряжения, возлагая главную вину за это на министра Сухомлинова.

Разумеется, причины действительно тяжелого положения, сложившегося со снабжением русской армии снарядами, различными видами военной техники и боеприпасами, нельзя свести к деятельности одного военного министра. Это явилось следствием всей политики царского правительства в области строительства вооруженных сил и развития военной промышленности в период, предшествовавший мировой войне. Но, как справедливо отмечает В. С. Дякин, в тот момент общественное мнение России не готово было еще, да и не хотело, обвинять во всех бедах непосредственно царя. "Поэтому, - пишет он, - версия о злом гении Сухомлинове была как нельзя кстати" 34 . Против министра были ловко использованы и его близкие отношения с полковником С. Н. Мясоедовым, который в марте 1915 г. был казнен по обвинению в шпионаже (на самом деле. Мясоедов не был шпионом). Командованию русской армии было выгодно раздувать шпиономанию, чтобы таким образом прикрыть свои собственные неудачи 35 .

После отставки Сухомлинова последовали и другие увольнения в высших эшелонах власти. Своих постов лишились министр внутренних дел Н. А. Маклаков, министр юстиции И. Г. Щегловитов, обер-прокурор Синода В. К. Саблер и др. Однако это лишь на время успокоило общественность, в среде которой зрели и все чаще выплескивались наружу антивоенные настроения, включавшие в себя критику царя и особенно царицы-немки. Эта критика достигла своего апогея в 1916 г., когда надежды русского командования на резкое изменение ситуации на фронте в свою пользу не привели к ожидаемым результатам. Русская армия предприняла наступление с целью отвлечь германские силы от Вердена. Это сыграло свою роль: Верденская операция германской армии захлебнулась. Однако предпринятые русской армией наступательные действия на северном и центральном участках Восточного фронта серьезного успеха не имели. Единственным утешением можно считать - и то с некоторыми оговорками - действия войск Юго-Западного фронта, где они выступили против австро-венгерской армии, значительно ослабленной вследствие переброски войск на Итальянский фронт. На это наступление, вошедшее в историю первой мировой войны как "Брусиловский прорыв", возлагались особые надежды. Необходимо было поднять авторитет русской армии и ее командования не только в глазах российской общественности, но и в глазах союзников, доказать, что она не утратила способности осуществлять крупные наступательные операции и одерживать победы. В большой мере этого удалось достичь. В ходе этой

стр. 109


операции была не только спасена Италия от неминуемого разгрома австрийскими войсками (русская армия вновь выступила в роли стороны, призванной спасать союзников путем отвлечения на себя значительных неприятельских сил) 36 , но и оказала существенное влияние на дальнейший ход войны. Успех мог бы быть еще более значительным, если бы в этом наступлении были задействованы не только армии Юго-Западного фронта, но и более мощные силы 37 .

Перед наступлением на Юго-Западном фронте стояла не особенно рекламируемая, но вполне очевидная цель: воспрепятствовать развитию политического кризиса в России, который все явственнее заявлял о себе. Уже к осени 1916 г. в стране начались массовые выступления, проходившие под политическими, в том числе и антивоенными, лозунгами. Полицейские власти все чаще стали сравнивать эти выступления с революционными событиями 1905-1907 годов.

Бурно реагировала на события на фронте и в тылу Государственная дума. Выступления многих ее депутатов принимали резко выраженный критический характер. Они упрекали правительство в том, что оно терпит в своих рядах прогермански настроенные элементы, а премьер-министра Б. В. Штюрмера прямо обвиняли в измене только из-за его немецкой фамилии. Не оставляли они в покое и императрицу за ее, как они утверждали, симпатии к Германии. В критике властей и оценке политической ситуации в России объединились кадеты и правые, социал-демократы и прогрессисты. Речи некоторых из них тиражировались литографским способом и широко распространялись в армии и по всей стране, доходя до самых отдаленных ее уголков.

Приводимые ниже фрагменты речей депутатов, представлявших разные политические течения в Государственной думе, свидетельствуют о том, какие глубокие перемены произошли в настроениях не только среди депутатов, но и во всем российском обществе. Полное одобрение и поддержка правительства в первые месяцы войны сменились резкой критикой его деятельности и выражением едва ли не всеобщего к нему недоверия.

Особенно бурно проходили заседания Государственной думы 1 и 19 ноября 1916 года. Наиболее острой критике за тяжелую ситуацию, сложившуюся в стране, подвергли правительство Н. С. Чхеидзе из социал-демократической фракции, лидер кадетской партии П. Н. Милюков и представитель крайне правых сил в Думе В. М. Пуришкевич.

Чхеидзе: "Я заявляю от имени российской социал-демократии, я это заявляю от имени тех слоев населения, идеологами которых мы являемся и представителями которых мы являемся здесь, мы заявляем это от имени всероссийского пролетариата. Мы требуем мира, который был бы выражением воли всех воюющих народов, мы требуем мира, который получился бы в результате координации сил всей европейской демократии, мы требуем мира без насильственных присоединений. Только такой мир может создать условия для свободного самоопределения национальностей. Только такой мир может подготовить условия для того, чтобы в будущем избегнуть такой катастрофы, свидетелями и участниками которой мы являемся... Мы в то же время не скрываем от себя, насколько эта задача трудна и сложна.., но есть одно препятствие, с которым мы должны считаться прежде всего, которое мы должны устранить в первую очередь, в первую голову, это то правительство, в руках которого в настоящее время находится судьба страны, ибо, я повторяю, что ни наш лозунг не может быть реализован без этого условия, ни какой другой, т. е. ни один вопрос, связанный с войной, не может быть решен в духе, в интересах народа до тех пор, пока у власти будут стоять вот сидящие сейчас здесь. Это самообман, и вы в этом отношении долго себя обманывали отчасти, а отчасти, может быть, сознательно делали вид, что вы не понимаете положения вещей...

Я не знаю, насколько верно, но была попытка сказать несколько внятнее мысль, что те, в руках которых находится судьба страны, заподозреваются чуть ли не в изменнических, если не деяниях, то замыслах. Но, если у вас эта мысль и была, то вы не посмели ее здесь сказать... Но

стр. 110


наступила пора и очень решительная минута, когда надо быть с народом против правительства или с правительством против народа".

Милюков: "С тяжелым чувством я вхожу сегодня на эту трибуну. Вы помните те обстоятельства, при которых Дума собиралась больше года тому назад 19 июля 1915 года. Дума была под впечатлением наших военных неудач; она нашла причины этих неудач в недостатке военных припасов и указала причины недостатка в поведении военного министра Сухомлинова. Вы помните, что страна в тот момент, под впечатлением грозной опасности, ставшей для всех очевидной, требовала объединения народных сил и создания министерства из лиц, к которым страна могла бы относиться с доверием. И вы помните, что тогда с этой кафедры даже министр Горемыкин признал, что "ход войны требует огромного, чрезвычайного подъема духа и сил". Вы помните, что власть пошла тогда на уступки. Ненавистные обществу министры были тогда удалены до созыва Думы... Мы теперь перед новыми трудностями, и трудности эти не менее сложны и серьезны, не менее глубоки, чем те, перед которыми стояли мы весной прошлого года. Правительству понадобились героические средства для того, чтобы бороться с общим расстройством народного хозяйства. Мы сами те же, что прежде; мы те же на 27-м месяце войны, какими были на десятом и какими были на первом. Мы по-прежнему стремимся к полной победе, по- прежнему готовы нести все необходимые жертвы и по-прежнему хотим поддерживать национальное единение. Но я скажу открыто: есть разница в положении. Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе, ибо по отношению к этой власти ни попытки исправления, ни попытки улучшения, которые мы тут предпринимали, не оказались удачными. Все союзные государства призвали в ряды власти самых лучших людей из всех партий. Они собрали кругом глав своих правительств все то доверие, все те элементы организации, которые были налицо в их странах, более организованных, чем наша. Что сделало наше правительство? Наша декларация это сказала. С тех пор, как выявилось в четвертой Государственной думе то большинство, которого ей раньше недоставало, большинство, готовое дать доверие кабинету, достойному этого доверия, с этих самых пор все почти члены кабинета, которые сколько-нибудь могли рассчитывать на доверие, все они, один за другим, систематически должны были покинуть кабинет. И если прежде мы говорили, что у нашей власти нет ни знаний, ни талантов, необходимых для настоящей минуты, то теперь эта власть опустилась ниже того уровня, на каком она стояла в нормальное время нашей русской жизни. И пропасть между нами и ею расширилась и стала непереходимой...

Во французской "Желтой книге" был опубликован германский документ, в котором преподавали правила, как дезорганизовать неприятельскую страну, как создать в ней брожение и беспорядки. Если бы наше правительство хотело намеренно поставить перед собою эту самую задачу или если бы германцы захотели употребить на это свои средства - средства влияния или средства подкупа, то ничего лучшего они не могли бы сделать, как поступать так, как поступало русское правительство".

Пуришкевич: "Я с невыразимым душевным волнением сегодня всхожу на эту трибуну и не потому, что я покинул ряды своей фракции, - я не могу покинуть ряды правых, ибо я самый правый, быть может, из всех, кто сидит в правом лагере. Бывают, однако, моменты, гг., когда нельзя позволить себе говорить, взобравшись на уездную или губернскую колокольню, а нужно бить в набат, взойдя на колокольню Ивана Великого, откуда виднее все то, что творится на святой матушке- Руси. И вот, с этим чувством всходил я сегодня на эту трибуну, и это чувство руководит мною в тех словах, которые я здесь произношу. Да, гг., как раньше, так и сейчас, так и в будущем во мне горит бесконечная любовь к родине и беззаветная, беспредельная верноподданническая преданность к моему государю; я живу мыслью сейчас только об одном - о победе России, но как раньше, так и сейчас во мне нет холопской угодливости перед органами правящей власти, и записываться в члены министерской передней я не могу. Я вижу

стр. 111


ясно, гг., кто и что вредит России, тормозит и отдаляет час ее несомненной над внешним врагом победы; я вижу это так же ясно, как видит большинство из вас. Вся Россия, конечно, жаждет одного - жаждет победы. Я скажу: имея такого солдата и такого офицера, как наши, мы не можем быть побежденными, может быть, этот час не так уже близок, потому что враг упорен и силен, - но наступит час, желанный час, конечный час победы. Но я добавлю: имея такой хаос в рядах правительственной власти, какой мы наблюдаем в настоящее время, столь дезорганизованный тыл, благодаря этому хаосу, мы чувствуем, гг., что час этой победы отдаляется надолго, и если бы этого хаоса не было, если бы правительство было сорганизовано и помогало бы тем, кто впереди, то, несомненно, час этой победы был бы ближе...

Я позволю себе обратиться сейчас помимо Думы, долг который я указал, я обращаюсь к Совету министров. Если у министров долг выше карьеры, - а я думаю, что в данный момент долг выше карьеры, - если вы действительно объединенный кабинет, то идите к царю и скажите, что дальше так быть нельзя. Это не бойкот власти, это долг ваш перед государем. Если вы верноподданные, если слава России, ее мощь, будущее, тесно и неразрывно связанное с величием и блеском царского имени, вам дороги, ступайте туда, в царскую ставку, киньтесь в ноги государю и просите царя позволить раскрыть глаза на ужасную действительность, просите избавить Россию от Распутина и распутинцев больших и малых...

Верьте мне, господа, я знаю, что вы думаете так же, как и я, я это чувствую, что моими словами говорит вам здесь вся Россия без различия партий, без различия направлений, верноподданная, желающая счастья царю, церкви своей и своему народу, Россия, бескорыстная в дни скорби, как всегда, не способная говорить холопским языком, но честно несущая к подножию трона слова горькой и неприкрашенной правды, во имя блага царя и народа, Россия Пожарского и Якова Долгорукова, Россия Кузьмы Минина и Ивана Сусанина, Россия, стоящая на страже своих великодержавных задач и не способная мириться, зная духовную мощь своего народа, с картиной государственной разрухи, учиняемой взлетевшими к верхам власти продажными единицами из среды своего правящего класса. В былые годы, в былые столетия Гришка Отрепьев колебал основы русской державы. Гришка Отрепьев воскрес в Гришке Распутине, но этот Гришка, живущий при других условиях, опаснее Гришки Отрепьева. Надо просить государя, и вы (обращаясь к министрам), его верноподданные слуги, вы, призванные исполнять его волю, вы, первые ответственные за течение русского государственного корабля, объединенные с нами, - туда, в ставку, государя просить, да не будет Гришка Распутин руководителем русской внутренней, общественной жизни" 39 .

Пожалуй, самое большое удивление вызвало то, что Дума рукоплескала Пуришкевичу больше, чем всем другим ораторам. Ему горячо аплодировали все: и правые, и левые, и центр. В 2 часа ночи на 20 ноября министр внутренних дел А. Д. Протопопов доносил в ставку о речи Пуришкевича и, приводя наиболее резкие ее фрагменты, писал: "Нельзя отрицать, что речь Пуришкевича произвела на всю Думу, включая дипломатическую и другие ложи, потрясающее впечатление" 40 .

В то время в Государственной думе и российском обществе активно обсуждался также вопрос о намерении царя заключить сепаратный мир с Германией, выйти таким образом из войны и сосредоточить все усилия на борьбе по подавлению ширившегося в стране оппозиционного и революционного движения. Отголоски подобных взглядов доходили до Германии и союзных с Россией стран, обрастая все новыми и все более нелепыми подробностями. Однако как бы часто ни произносились с разных трибун и разными политическими деятелями слова о так называемом сепаратном мире, ни в ходе войны, ни после ее окончания не было доказано, что такие переговоры действительно проводились. Миф так и остался мифом, поскольку никаких сколько-нибудь заслуживающих доверия свидетельств до сих пор не обнаружено.

стр. 112


Война, длившаяся более четырех лет, унесла приблизительно 20 млн. человеческих жизней. Четверть из них (или 5 млн.) приходится на Россию, а 15 млн. - на все остальные 11 стран, участвовавших в боевых действиях. Если к этим потерям на фронтах первой мировой войны прибавить связанную с ней убыль населения от резкого сокращения рождаемости в эти годы, а также потери, вызванные смертью военнопленных в лагерях, массовыми расстрелами военнослужащих и целых воинских частей, отказывавшихся от участия в боях, то эти первоначальные цифры возрастут многократно.

Вопрос о том, какое влияние оказала война на Россию и Россия - на ход войны, давно дискутируется среди военных, историков и политиков. По мнению одних, Россия внесла чрезвычайно большой, едва ли не главный, вклад в победу стран Антанты. Другие придерживаются той точки зрения, что решающие бои, которые привели к окончательному разгрому Германии, происходили на западном театре уже после того, как Россия выбыла из войны, когда военная мощь армий Антанты значительно усилилась благодаря вступлению в войну США. Высказывается и такая, на первый взгляд, весьма парадоксальная, мысль: в той войне потерпели поражение два главных ее участника - Германия и Россия. Можно говорить о спорности этого тезиса, но нельзя не обратить внимания на то, что под Версальским мирным договором, заключенным "союзными и объединившимися державами" и побежденной Германией, блестяще отсутствовала подпись России. Это свидетельствовало лишь о том, что старой России, начинавшей войну, уже не существовало, а новая, рождавшаяся в огне войны Россия, еще не появилась.

Война, как и предсказывал Дурново, подвела российскую монархию к роковой черте. Она лишилась своей главной опоры - армии, которая к концу войны уже не могла, да и не желала, защищать своего главнокомандующего. В процесс развала российской монархии внесли свой вклад практически все политические силы страны: и стойкие монархисты, включая многочисленных членов фамилии Романовых, которые своим бездарным правлением способствовали вырождению самодержавия, и так называемая либеральная оппозиция, которая в своем стремлении подновить и модернизировать институт российской монархии зашла так далеко, что не заметила, как до основания разрушилось само здание монархии, и, конечно, революционные силы, для которых война, в случае ее неблагоприятного для России исхода, становилась движущей силой, ускорявшей разложение и гибель монархии и приближавшей победу социалистической революции.

Пройдут десятилетия, и в исторической памяти народа сотрутся отдельные события той войны, факты, имена людей. Но еще долго будет мучить нас вопрос, который интересовал не только прошлые, но и нынешнее поколения людей: действительно ли все, что произошло в России и с Россией в предвоенные, военные и послевоенные годы, явилось ее роковой судьбой? Неужели не было другого выхода, как покорно подчиниться ходу событий? Но об этом - в следующей главе.

Примечания

1 См. САЗОНОВ С. Д. Воспоминания. М. 1991, с. 259-260; ПАЛЕОЛОГ М. Царская Россия во время мировой войны. М. 1991, с. 54-55.

2 "Я считаю, - писал, обращаясь к Николаю II английский король, - что только недоразумение привело нас в такой тупик. Я очень стараюсь не упустить никакой возможности избегнуть ужасной катастрофы, угрожающей сейчас всему миру. Поэтому я призываю вас отбросить недоразумения, которые, как я чувствую, произошли, и оставить открытой почву для переговоров и возможного мира. Если вы считаете, что я чем-нибудь могу способствовать этой насущной цели, я сделаю все возможное, чтобы помочь возобновлению прерванных переговоров между заинтересованными державами. Я верю, что вы, как и я, постараетесь сделать все возможное для обеспечения всеобщего мира". Посол Бьюкенен попросил российского царя собственноручно ответить английскому королю, и притом не в официальном стиле того проекта, который был подготовлен

стр. 113


министерством иностранных дел и передан императору на подпись. Николай II согласился, заметив при этом: "Я это сделаю, если вы мне поможете, потому что мне легче говорить по-английски, чем правильно писать". Текст ответной телеграммы царя гласил: "Я был бы рад принять ваше предложение, если бы германский посланник сегодня днем не представил моему правительству ноты с объявлением войны. Со времени предъявления ультиматума в Белграде Россия посвятила все свои усилия, чтобы найти мирное решение вопроса, возбужденного поступком Австрии. Целью этого поступка было раздавить Сербию и сделать ее вассалом Австрии. В результате получилось бы изменение в равновесии сил на Балканах, представляющем жизненный интерес для моего государства. Все предложения, включая и предложение вашего правительства, были отвергнуты Германией и Австрией, а Германия выразила намерение выступить посредником тогда, когда благоприятный момент для оказания давления на Австрию уже прошел. Но и тогда она не выставила никакого определенного положения. Объявление Австрией войны Сербии заставило меня издать приказ о частичной мобилизации, хотя, ввиду угрожающего положения, мои военные советники рекомендовали мне произвести всеобщую мобилизацию, указывая, что Германия может мобилизоваться значительно скорее России. В дальнейшем я был принужден пойти по этому пути вследствие всеобщей мобилизации в Австрии, бомбардировки Белграда, концентрации австрийских войск в Галиции и тайных военных приготовлений Германии. Правильность моих действий доказывается внезапным объявлением войны Германией, совершенно неожиданным для меня, так как я самым категорическим образом заверил императора Вильгельма, что мои войска не выступят, пока продолжается посредничество. В этот торжественный час я хочу уверить вас еще раз, что я сделал все возможное для предотвращения войны. Теперь, когда она мне навязана, я надеюсь, что ваша страна не откажется поддержать Францию и Россию. Пусть бог благословит и хранит вас" (см. БЬЮКЕНЕН Дж. Мемуары дипломата. М. 1923, с. 129-131).

3 Дневники императора Николая II. М. 1991, с. 477.

4 Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. Война, оп. 473, д. 18, л. 3-Зоб.

5 Новое время, 21-го июля (3-го августа) 1914.

6 См. ФУКИДИД. История. М. 1993, с. 424.

7 См. Первая мировая война. Пролог XX века. М. 1998, с. 79.

8 См. Первая мировая война. Дискуссионные проблемы. М. 1994, с. 105.

9 ПУАНКАРЕ Р. Происхождение мировой войны, М. 1924, с. 166, 178, 179, 180.

10 АВПРИ, ф. Война, oп. 473, д. 218, л. 3.

11 САЗОНОВ С. Д. Ук. соч., с. 37.

12 Стенографические отчеты Государственной думы. Третий созыв. Сессия пятая. Ч. III. СПб. 1912, стб. 2173.

13 ПУАНКАРЕ Р. Ук. соч., с. 190.

14 ЛЛОЙД ДЖОРДЖ Д. Военные мемуары. Т. I. М. 1934, с. 63, 65, 66, 75.

15 Красная новь, 1922, N 6(10), с. 182-199.

16 Былое, 1922, N 19, с. 164.

17 Красная новь, 1922, N 6(10), с. 180.

18 Былое, 1922, N 19, с. 164.

19 АВПРИ, ф. Политархив, oп. 482, д. 4338, л. З.

20 Красная новь, 1922, N 6(10), с. 179.

21 Формулируя главную задачу российской революционной социал- демократии, В. И. Ленин писал в августе 1915г., что "эту задачу правильно выражает лишь лозунг превращения империалистической войны в войну гражданскую" и что "всякая последовательная классовая борьба во время войны, всякая серьезно проводимая тактика "массовых действий" неминуемо ведет к этому" (ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 6, с. 325).

22 См. Первая мировая война. Пролог XX века, с. 103.

23 По утверждению Сазонова, ссылавшегося на одного из лидеров германской социал-демократии Э. Бернштейна, правительство Германии отпустило на нужды русской революции 70 млн. марок (см. САЗОНОВ С. Д. Ук. соч., с. 290).

24 Такую версию выдвинул, в частности, тогдашний французский посол в Петербурге Палеолог, утверждавший, что генерал Сухомлинов, добивавшийся поста верховного главнокомандующего русской армии, был взбешен тем, что ему предпочли великого князя Николая Николаевича (см. ПАЛЕОЛОГ М. Ук. соч., с. 59).

25 См. Воспоминания Сухомлинова. М. --Л. 1926, с. 231.

26 Там же, с. 224.

стр. 114


27 ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 26, с. 21.

28 ПОЛИВАНОВ А. А. Мемуары. (Б. м. Б. г.), с. 172 - 173.

29 См. РОСТУНОВ И. И. Русский фронт первой мировой войны. М. 1976, с. 112, 117.

30 СУХОМЛИНОВ В. Воспоминания. Берлин. 1924, с. 406, 408.

31 Развивая эту точку зрения, авторы комментариев к трехтомному труду А. А. Керсмовского "История русской армии" утверждают, что в ходе Марнского сражения гораздо больше германских сил отвлекли на себя сопротивление Антверпена, Мобёжа и высадка англичан в Остенде (см. КЕРСНОВСКИЙ А. А. Ук. соч. Т. 3. 1881-1915 гг. М. 1994, с. 339-340).

32 См. ЧЕРЧИЛЛЬ У. Мировой кризис. М.-Л. 1932, с. 39.

33 ЛЛОЙД ДЖОРДЖ Д. Ук. соч., с. 254.

34 См. ДЯКИН В. С. Русская буржуазия и царизм в годы первой мировой войны (1914-1917). Л. 1967, с. 78.

35 Подробно об этом см. Вопросы истории, 1967, N 4, с. 103-116.

36 Для союзников победа Брусилова в 1916 г. имела особое значение прежде всего тем, что она оказала важную услугу Франции и особенно Италии (см. ЧЕРЧИЛЛЬ У. Ук. соч., с. 39).

37 См. Монархия перед крушением. 1914-1917. Бумаги Николая II и другие документы. М.-Л. 1927,0.249.

38 ДЯКИН В. С. Ук. соч., с. 234.

39 Стенографические отчеты Государственной думы. Четвертый созыв. Сессия V. Заседания 1 и 19 ноября 1916 г. стб. 13-22, 35-48, 260-288.

40 Государственный архив Российской Федерации, ф. 1467, oп. 1, д. 567, л. 575а-577об.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/РОССИЙСКАЯ-МОНАРХИЯ-РЕФОРМЫ-И-РЕВОЛЮЦИЯ-2021-04-29

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Россия ОнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

А. А. Искендеров, РОССИЙСКАЯ МОНАРХИЯ, РЕФОРМЫ И РЕВОЛЮЦИЯ // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 29.04.2021. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/РОССИЙСКАЯ-МОНАРХИЯ-РЕФОРМЫ-И-РЕВОЛЮЦИЯ-2021-04-29 (дата обращения: 29.03.2024).

Автор(ы) публикации - А. А. Искендеров:

А. А. Искендеров → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Россия Онлайн
Москва, Россия
272 просмотров рейтинг
29.04.2021 (1065 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
14 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
7 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
9 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
РОССИЙСКАЯ МОНАРХИЯ, РЕФОРМЫ И РЕВОЛЮЦИЯ
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android