Отношения Руси и Византии, двух крупнейших государств восточно-христианского мира, в XII в., накануне глубокого кризиса, поразившего их в следующем столетии, давно привлекают пристальное внимание в мировой историографии. Этому посвящены специальные работы Г. Вернадского, Н. Бэнеску, Э. Франса, А. Соловьева, О. Юревича¹ . Особый интерес к этой проблеме проявляют и советские ученые² . Обнаруженные в недавнее время некоторые новые данные письменных источников и результаты последних археологических изысканий оправдывают попытку дать обобщенную характеристику связей Руси и Византии в XII в., главной целью которой является определение особенностей этих связей сравнительно с предшествующей эпохой, прежде всего с XI веком.

XII столетие было ознаменовано глубокими переменами во внутренней и внешнеполитической истории как Руси, так и Византии. На Руси в это время укрепилась и стала доминирующей вотчинная система эксплуатации, являвшаяся одним из важнейших факторов, определивших не только социальную, но и внутриполитическую структуру государства.. Еще относительно единая в XI в., Русь превратилась теперь в своеобразную федерацию княжеств, лишь номинально зависимых от киевского престола. Неизбежным следствием развития удельной системы были феодальные усобицы за передел земель между княжествами и самих княжений, прежде всего - за право на киевский престол. Колыбель русской государственности - Киев постепенно сходил с арены как средо-

¹ G. Vernadsky. Relations byzantino-russes au Xlle siecle. "Byzantion", 1927/28, IV; N. Banescu. La domination byzantine a Matracha (Tmutorokan), en Zichie, en Khazarie et en "Russie" a l'epoque des Comnenes. "Bulletin de la section historique de l'Academie roumaine" T.XXII, 2, 1941; E. Frances. Les relations russo-byzantines au XXII siecle. BS. 20.I.1959; A. V. Soloviev. La Domination byzantine au russe ou nord de la Mer Noir a l'epoque des Comnenes. "Akten des XI. Internationalen Byzantini-sten-Kongresses". Munchen. 1960; O. Jurewicz. Aus der Geschichte der Beziehungen zwischen Byzanz und Russland in der zweiten Halfte des 12. Jahrhunderts. "Byzantinische Beitrage". B. 1964.

² М. В. Левченко. Очерки по истории русско-византийских отношений. М. 1956; Н. Н. Воронин. Андрей Боголюбский и Лука Хризоверг (Из истории русско-византийских отношений в XII в.). "Византийский временник" (далее - ВВ). XXI. 1962; его же. "Житие Леонтия Ростовского" и византийско-русские отношения второй половины XII в. ВВ. XXIII. 1963; его же. Сказание о победе над болгарами 1164 г. и праздник Спаса. "Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран". М. 1963; его же. Из истории русско-византийской церковной борьбы XII в. ВВ. XXVI. 1965; В. Л. Янин. Междукняжеские отношения в эпоху Мономаха и "Хождение игумена Даниила". ТОДРЛ. XVI. 1960; его же. Именные буллы русских епископов XII - начала XIII в. "Советская археология" (далее - СА), 1966, N 3, Г. Г. Литаврин, В. Л. Янин. Некоторые проблемы русско-византийских отношений в IX-XV вв. "История СССР", 1970, N 4; А. П. Новосельцев, В. Т. Пашуто. Внешняя торговля Древней Руси (до середины XIII в.). "История СССР", 1967, N 3; В. Т. Пашуто. Внешняя политика Древней Руси. М. 1968.

стр. 36

точие богатств Руси и ее военно-политической мощи³ . Он пережил в XII в. неисчислимое множество переворотов, сопровождавшихся порою массовым разрушением производительных сил и кровавыми расправами.

Лишь один могущественный фактор властно диктовал в течение всего XII в. политическим деятелям Руси хранить свое воинское единство и признавать организующую роль Киевского княжества. Этот фактор - половецкая угроза, почти на полтора столетия нависшая над Русью и до сих пор еще недостаточно оцененная в историографии⁴ . Акад. Б. А. Рыбаков, определяя роль половцев в истории Древней Руси, отмечает, что их перманентное давление на русские земли оказало временное противодействие центробежным силам; не случайно с ослаблением половецкой опасности тенденцию к полному обособлению от русской федерации проявили первыми именно те политические центры, которые менее всего страдали от половецкого разбоя⁵ . В целом, однако, внешняя политика Древней Руси - в том числе и в отношении к Византии - утратила былое единство: любое русское княжество обрело право на самостоятельные внешние сношения, независимо от воли киевского князя. В осуществлении этих сношений с Византией общую и весьма существенную роль играл опять-таки половецкий барьер, плотность которого значительно превосходила печенежский X - XI вв. и по протяженности, и по широте, и по его внутренней структуре⁶ .

Процессы социально-экономического развития, сходные с теми, которые происходили на Руси, в Византии почти до конца XII в. не привели к политическому раздроблению. Реформировав аппарат центральной власти, мобилизовав ресурсы военной землевладельческой аристократии, среднепоместного рыцарства и провинциальных городов, представители новой (военной) группировки господствующего класса, овладевшие престолом императоры династии Комнинов (1081 - 1185 гг.), сумели временно преодолеть глубокий кризис XI в., остановить наступление внешних врагов и даже перейти в наступление⁷ .

Политика Византии в отношении Руси приобрела маневренный и избирательный характер: она стала разной относительно разных русских княжеств, варьируясь от тесного союза до открытого разрыва в зависимости от перемен в соотношении сил на Руси и изменений во внешнеполитической обстановке. Угроза непосредственного нападения русских на империю в течение XII в. практически исчезла, и задачи византийской дипломатии все отчетливее сводились к попыткам привлечь Русь к борьбе с врагами империи в Центральной Европе и на севере Балкан и удержать ее от участия во враждебных Византии коалициях. При этом один из наиболее важных принципов политики империи в отношении Руси заключался в стремлении проводить, сколь возможно, постоянный курс на сохранение дружественных связей с Киевским княжеством как самым старшим в русской иерархии княжеств и на упрочение тесных союзных отношений с Галицкой Русью как самым близким территориально и самым реальным военным союзником. Вторая задача (союз с Галичем) представлялась империи в новых условиях настолько важной, что ради нее (и только ради нее) она могла пренебречь первой (друже-

³ См., например: Б. А. Рыбаков. Спорные вопросы образования Киевской Руси. "Вопросы истории" (далее - ВИ), 1960, N 9; его же. Первые века русской истории. М. 1964; В. Т. Пашуто. Эволюция политического строя Руси. "L'Europe au IX^e - X^e siecles". 1969, рр. 242 - 243; ср. А. Рорре. Le prince et l'eglise en Russie de Kiev deptiis la fin du X^е siecle jusqu'au debut du XII^е siecle. "Acta Poloniae Historica". 20.1969, p. 991.

⁴ См. Н. А. Раппопорт. Из истории Южной Руси в XI-XII вв. "История СССР". 1966, N 5.

⁵ Б. А. Рыбаков. Первые века русской истории, стр. 143 - 144.

⁶ Об оборонительном рубеже на юге Руси см.: В. И. Довженок. Сторожевые города на юге Руси. "Славяне и Русь". М. 1968, стр. 37 - 45; см. также П. А. Раппопорт. Оборонительные сооружения Древней Руси. ВИ, 1970, N 11.

⁷ См. А. П. Каждан. Загадка Комнинов. ВВ. XXV. 1964.

стр. 37

ственными связями с Киевом), если достижение обеих целей одновременно оказывалось невозможным.

Крайняя скудость данных о русско-византийских отношениях в конце XI и в первые четыре десятилетия XII в. и самый характер этих данных позволяют думать о каком-то неблагополучий в традиционных связях двух стран, которое нельзя объяснить лишь чрезвычайными затруднениями, переживавшимися в то время и Русью и Византией. Несмотря на крайнюю опасность, в которой империя находилась в 80 - 90-е годы XI в., император, обращаясь на Запад с унизительными воззваниями о помощи, ни разу не попытался получить ее у русских, с которыми у Византии были на этот счет специальные договоры и которые неоднократно оказывали империи экстраординарную военную поддержку (в 968, 989, 1016 и 1047 гг.), помимо регулярной (присылка воинских отрядов для службы в Византии и защита ее крымских колоний). Возможно, на Босфоре осознали, что Русь в то время задыхалась в тяжкой борьбе с половцами, ослабляя силу их напора на империю. Однако знаменательно, что византийцы и русские ни разу не попытались согласовать свои удары по кочевникам. Создается впечатление, что русские своими походами вынуждали порой половцев откатываться в пределы империи, а византийцы гнали их обратно на Русь.

При всей сложности политической ситуации на Руси и при всей предвзятости надменного мировосприятия византийских политиков и дипломатов внешнеполитический курс империи в отношении Руси был сугубо практичным. Поэтому причину охлаждения связей Руси и империи следует искать в ущемлении вполне реальных интересов обеих или одной из сторон. Сопоставляя данные письменных источников и археологических изысканий в Крыму и Приазовье, есть основание предполагать, что одной из важных причин охлаждения отношений между Русью и Византией с конца XI в. могло быть утверждение византийского господства в принадлежавшем до этого русским Тмутараканском княжестве вследствие главным образом ослабления или даже разрыва коммуникаций, связывающих эти земли с Русью.

Данный вывод⁸ встретил возражение А. Поппэ, по мнению которого судьба Тмутаракани, принадлежавшей черниговским князьям, которые враждовали с киевскими, не могла тревожить ни Всеволода, ни унаследовавшего от него старшинство среди князей Владимира Мономаха⁹ . Вряд ли можно согласиться с таким заключением: удельная система не исключала представления о единстве Русской земли, за которую и всех ее князей предстательствовал в 1106 - 1108 гг. в Иерусалиме перед "гробом господним" игумен Даниил¹⁰ . Сложная система старшинства и иерархического соподчинения княжеств не была панацеей от усобиц, но она все-таки служила теоретическим основанием политики киевского князя, одной из главных целей которой было и осталось стремление оградить Русскую землю от иноземных завоевателей. Сохранение ее части в руках даже враждебного князя не лишало Киева перспективы смены князя и перераспределения земель, с переходом же какой-либо части русских владений под власть иноземного правителя вернуть их можно было только путем применения военной силы.

Вся история борьбы с половцами, да и события в самой Тмутаракани в 1079 - 1083 гг., кажется, оправдывают такую точку зрения. В 1079 г., видимо, в результате интриг Всеволода, его враг Олег Святославич

⁸ См. Г. Г. Литаврин. Неизвестное свидетельство о Боспоре Киммерийском во время Алексея I Комнина. "Тезисы докладов VII Всесоюзной сессии византинистов". Тбилиси, 1965; его же. Русско-византийские отношения в XI-XII вв. "История Византии". Т. II. М. 1967, стр. 352.

⁹ A. Poppe. Panstwo i kosciot na Rusl w XI w. Warszawa. 1968, str. 100, n. 92.

¹⁰ "Путешествие игумена Даниила по св. земле в начале XII ст.". СПБ. 1864, стр. 139; см. об этом: В. Л. Янин. Междукняжеские отношения.., стр. 130 - 131.

стр. 38

Черниговский был схвачен в принадлежавшей ему Тмутаракани и сослан в Византию: не случайно в городе после этого три года правил посадник Всеволода Ратибор. Уже одно освобождение Алексеем I Комнином Олега из ссылки и выдача за него знатной гречанки Феофано Музалониссы было враждебным киевскому князю актом, а тем более помощь Олегу в возвращении Тмутаракани. Возможные осложнения в отношениях с Киевом, видимо, перекрывались какими-то чрезвычайными выгодами для империи. Упрочение позиций Византии в восточном Крыму и на Таманском полуострове, конечно, укрепляло оборону Крымских колоний империи. Но мог ли ради этого такой осторожный дипломат, как Алексей I, умножать своих врагов в годы, когда решалась судьба его государства, а император почти отчаялся в сохранении трона?

Азовское море издревле было богатейшим источником высокосортной и дешевой рыбы, а именно рыба составляла значительную часть ежедневного рациона константинопольцев. Евстафий Фессалоникский писал в XII в., что с Дона привозят соленую рыбу и черную и красную икру - этим деликатесом монахи столичного монастыря угощали Мануила I Комнина¹¹ . Раскопки показали: в городах и поселениях по берегам Азовского моря в слоях XI-XII вв. среди рыбных костей в кухонных отбросах первое место принадлежит остаткам осетровых¹² . Трудно, однако, думать, что именно этим можно объяснить (как это делает А. В. Соловьев¹³ ) особый интерес империи к Боспору; во всяком случае, это объяснение недостаточно при учете той крайне тяжелой военной ситуации, в которой Византия находилась в 80 - 90-е годы XI века. Сбор торговых пошлин на Боспоре, возможно, имел значение для императора при его крайней нужде в деньгах. Но это не могло дать быстрого эффекта, а Алексей принимал в то время срочные и решительные меры, ибо промедление было смерти подобно.

Ответ на искомый вопрос дали последние исследования советских археологов. В устье Дона, в Керчи (близ древней Росии) и на Таманском полуострове (на месте Тмутаракани) с начала столетия до наших дней в изобилии находят остатки византийских амфор со смолистым осадком на дне и стенках. Тонкий химический и люминесцентный анализ показал, что эти амфоры (в том числе и в XI и в XII вв.) служили тарой для перевозки нефти, идентичной по составу керченской и таманской¹⁴ . Нефть же была основным компонентом горючей жидкости ("греческого огня") - самого грозного оружия византийцев. Именно Алексей I, захватив престол, сразу же столкнулся с необходимостью срочно отстраивать пришедший в упадок военный флот, так как итало-сицилийские норманны, переправясь на своих судах, захватили Адриатическое побережье империи. Строившиеся корабли, как сообщает дочь императора Анна Комнина (а возможно, и суда союзных венецианцев), оснащались "греческим огнем". Это оружие использовалось и при осаде крепостей (им жгли оборонительные сооружения и его забрасывали катапультами внутрь стен, чтобы вызвать пожары) и при их обороне¹⁵ (уничтожали осадные орудия, как это делалось при отражении штурмов норманнов на Диррахий)¹⁶ .

¹¹ "Eustathii Thessalonicensis opuscula". Francofurti. 1832, p. 231.

¹² А В. Гадло. Поселения XI - XII вв. в дельте Дона. "Краткие сообщения" Института археологии АН СССР, 99, 1964, стр. 43.

¹³ А. V. Soloviev. Op. cit., p. 573.

¹⁴ А. В. Гадло. Указ. соч., стр. 40 - 45; К. В. Кострин. Исследование нефти из средневековых амфор, найденных близ станицы Пролетарской. СА, 1965, N 1; его же. Исследование смолистого вещества из "черносмоленых" кувшинов средневековой Тмутаракани. СА, 1967, N 1; его же. Исследование смолистого осадка из амфор, найденных при раскопках Танаиса. СА, 1971, N 1.

¹⁵ "Анна Комнина. Алексиада". Вступительная статья, перевод, комментарий Я. Н. Любарского. М. 1965, стр. 146, 313, 347 - 348, 356, 378.

¹⁶ "Nicetae Choniatae Historia". Bonnae. 1835, p. 102.

стр. 39

Кавказские источники нефти ввиду наступления турок-сельджуков, как и сирийские, были уже недоступны, а традиционные для империи (как об этом писал в середине X в. Константин VII Багрянородный¹⁷ ) приазовские находились в руках русских. Острая нужда в военном сырье заставила, таким образом, императора принять меры для того, чтобы овладеть боспорскими источниками нефти, что и было достигнуто, как это подтверждается недавно опубликованным новым источником - речью ритора Мануила Страворомана, восхвалявшего Алексея I, между прочим, и за приобретения "на Боспоре Киммерийском"¹⁸ . Трудно после всего сказанного не придать особого значения тому факту, что Мануил I, разрешив в 1169 г. генуэзцам входить в любой город Причерноморья, запретил им доступ лишь в города Тмутаракань и Росию. Запрет этот был повторен ив 1192 году¹⁹ .

Олег провел в ссылке четыре года, из них два (скорее всего первые - 1079 - 1081, ибо цель ссылки и состояла в возможно более полной изоляции Никифором III Вотаниатом врага Всеволода) на острове Родосе²⁰ . Совершив переворот в мае 1081 г., Алексей I в поисках любых срочных мер по спасению империи немедленно отозвал Олега с Родоса, женил его на Феофано (именно этот император стал придавать большое значение матримониальным делам своих знатных подданных) и решил с его помощью овладеть боспорской нефтью. Целиком зависимый от императора, энергичный, смелый и неразборчивый в средствах, Олег был удобной для этого фигурой. Положение облегчалось тем, что уже в 1082 г. Всеволод потерял Тмутаракань: сын отравленного в 1066 г. византийским катепаном Херсона Ростислава²¹ Володарь и Давид Игоревич изгнали оттуда Ратибора. В 1083 г. Олег с супругой уже был в Тмутаракани, выгнал оттуда Володаря и Давида и жестоко расправился со своими врагами. Все это он не мог, конечно, осуществить без военной поддержки византийского флота, доставившего его в город.

В чем состоял договор Алексея I и Олега, пока неизвестно. Сохранившиеся печати жены Олега Феофано и его самого (так полагают) весьма различны. Легенда печати Феофано ("Господи, помоги рабе твоей Феофано, архонтиссе Росии, Музалониссе") вполне идентична печатям русских князей-"Рюриковичей" и их жен. Легенда же Олега-Михаила ("Господи, помоги Михаилу, архонту Матрахи, Зихии и всей Хазарии") принадлежит к типу печатей провинциальных наместников византийского императора²² . В. Л. Янин, отстаивая атрибуцию второй печати Олегу (его христианское имя - Михаил), полагает, что печать Олега, никогда не терявшего права называть себя "архонтом Росии" (что и отражено в печати его жены), соответствует времени повторного правления этого князя в Тмутаракани, когда он, "обосновавшись на берегах Боспора, заключил антирусский союз с кочевниками и противопоставил себя коалиции русских князей"²³ .

Не следует отрицать возможности атрибутировать упомянутую печать именно Олегу, но в таком случае ее характер - прямое следствие

¹⁷ "Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio". Ed. Dy. Moravcsik. Budapestini. 1949, pp. 284, 286.

¹⁸ P. Gautier. Le dossier d'un haut fonctionnaire d'Alexis ler Comnene, Manuel Straboromanos. "Revue des etudes byzantines". XXIII. 1965, pp. 190 - 191; G. Litavrin. A propos de Tmutorokan. "Byzantion". XXXV, 1965.

¹⁹ F. Miklosich, I. Muller. Acta et diplomata graeca medii aevi. III. Vindobonae. 1865, p. 35.

²⁰ "Путешествие игумена Даниила", стр. 7.

²¹ И это отравление можно теперь объяснить правдоподобнее.

²² См. об этих печатях: В. Л. Янин. Печати Феофано Музалон. "Нумизматика и сфрагистика". Сборник 2. Киев. 1965. Противоречие в легендах отмечено А. П. Кажданом (см. А. П. Каждан. Византийский податной сборщик на берегах Киммерийского Боспора в конце XII в. "Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран". М. 1963, стр. 95).

²³ В. Л. Янин. Печати Феофаио Музалон, стр. 88.

стр. 40

договорных отношений Олега с Алексеем I: если это его печать, то она свидетельствует о признании, хотя бы формальном, суверенитета империи, что, однако, не лишало Олега прав в федерации русских княжеств. Вполне вероятно предположение, что один из пунктов договора с Алексеем содержал обязательство Олега в случае реализации своих прав на Руси передать Тмутаракань другой доверенной императору персоне. Что касается нефти, то ее экспорт, несомненно, начался тотчас же по водворении Олега в Тмутаракани.

Как известно, потомки Олега княжили на Руси еще при жизни отца. Следовательно, "переяли" Тмутаракань у него не они. Мы не знаем, мирен или не мирен был этот акт, но, несомненно, он имел место, и возможна его примерная датировка. Тмутаракань упомянута последний раз в русских летописях под 1094 г., когда Олег вернул себе черниговское княжение, опираясь, конечно, на Тмутаракань как на свою базу. Этот год и можно признать за terminus post quern утраты русскими города и владений на Боспоре²⁴ . Что касается terminus ante quern, то он может быть приблизительно определен на основе письма болгарского архиепископа Феофилакта лично ему знакомому полководцу Григорию Тарониту, занимавшему пост дуки (правителя) Трапезунда. В письме говорится, что Таронит пресек дерзкие рейды мелитинского султана Данишменда, который "повадился собирать подати" с земель у Фасиса (Риона) и с "греческих городов между Танаисом и Меотидой"²⁵ . Таронит, как это выясняется благодаря изысканиям Я. Н. Любарского, мог быть дукой Трапезунда лишь до августа 1105 года. К этому времени он был уже арестован как участник заговора Анемадов, и Феофилакт не мог писать ему хвалебных писем²⁶ . Следовательно, Таронит, нанеся удар Данишменду у Колхиды²⁷ , закрыл ему выход к морю и лишил его возможности собирать подати с населенных пунктов Приазовья, которые в это время официально уже принадлежали империи.

Что переживала Тмутаракань в ближайшие десятилетия после этого, неизвестно. Может быть, власть империи здесь не всегда была прочной, как доказывает случай с Данишмендом. Однако Византия, видимо, сохраняла возможность вывозить оттуда нефть - известия об употреблении "греческого огня" идут через XII в. непрерывно. Во всяком случае,, суверенитет Византии над Тмутараканью, в течение почти всего столетия трудно подвергнуть сомнению. В 40-х годах XII в. византийский поэт Иоанн Цец, щеголявший, кстати говоря, знанием нескольких русских слов и выражений²⁸ , писал о "стране матрахов" (тмутараканцев) как об одной из окраин империи²⁹ . О власти императора "до Херсона, Хазарии, Готфии и Халдии" говорил в 1143 г. Нил Доксопатр ³⁰ (Хазария и Готфия могли обнимать часть бывшего тмутараканского владения Олега - ср. выше его печать). Мануил I именовал себя в 1166 г., между прочим,

²⁴ Впрочем, не исключено, что за terminus post quern следует принять и 1097 г., когда права Олега на Новгород-Северское княжение были признаны на Любечском съезде князей (Чернигов он потерял уже в 1096 г.). Известно к тому же, что составленная, после 1100 г. "Повесть временных лет" сообщает, что русские "до сего дня" господствуют над "хазарами".

²⁵ "Patrologiae cursus completus. Series graeca" (далее - PG). T. 126. P. 1868, col. 412 A.

²⁶ "Анна Комнина. Алексиада", стр. 593 - 595. Относить назначение Таронита в Трапезунд ко времени между 1 сентября 1103 и 31 августа 1104 г. (датировка Анны), как показал Я. Н. Любарский, нельзя.

²⁷ Феофилакт писал о мерах защиты от турок (Данишменда) "земли колхов" и Приазовья, Стравороман - о присоединении к империи обоих этих районов (PG. T. 126, col. 412 A). Оба автора - современники упоминаемых ими событий.

²⁸ Н. Hunger. Zum Epilog der Theogonie des Johannes Tzetzes. "Byzantinische Zeitschrift", 50, 1953,. S, 305. _:

²⁹ "Joannis Tzetzae historiarum variarum chiliades". Lipsiae. 1826, p. 515.

³⁰ "Hieroclis synecdemus et Nolitiae episcopatuum". Ed, G. Parthey. Berolini. 1866, p. 297.

стр. 41

"государем зикхийским и хазарским"³² (область Тмутаракани иногда прямо в источниках приравнивается к Зикхии)³³ . Об эдикте этого императора от 1169 г., повторенном в 1192 г. Исааком II Ангелом, выше уже упоминалось. Фессалоникский ритор Михаил Антиох говорил о берегах Приазовья как о базе возможного похода Мануила I в более северные районы³⁴ . Никита Хониат переписывался в конце столетия с неким сборщиком податей на проливе, вдали от столицы, Никитой Пигонитом, который нес эту службу, как установил А. П. Каждан, на Боспоре Киммерийском ³⁵ . Византийские традиции удерживались здесь и в 1230 г.: по свидетельству ездивших на Волгу западных миссионеров, население и правители Тмутаракани исповедовали христианство греческого толка³⁶ . Археолог С. А. Плетнева констатирует усиление в городе в XII в. византийского влияния, хотя и отстаивает гипотезу о половецком господстве в Тмутаракани в этом столетии³⁷ .

Несколько отличный характер носит лишь известие арабского географа ал-Идриси, писавшего в середине XII в. при дворе сицилийского короля Рожера в Палермо. Правители Тмутаракани, сообщает он, "очень сильны, смелы и воинственны. Их боятся из-за их дерзости и господства над соседями. Город велик, в нем многочисленные жители и хорошо заселенные кварталы. Он имеет базары и рынки, на которые приходят как из отдаленных городов, так и из соседних районов". Жители Тмутаракани и Росии, города, отстоявшего на 20 миль, сообщает тот же автор, находятся в постоянной вражде³⁸ .

Некоторые ученые усматривают под этими правителями Тмутаракани абхазских (косожских или ясских) князей, получивших здесь власть через браки с русскими князьями Тмутаракани, и отрицают для времени ал-Идриси возможность половецкого или византийского господства³⁹ . Другие полагают, что русские сохранили в своих руках город Росию на западном берегу пролива и враждовали с косогами в Тмутаракани⁴⁰ . Возможны и иные гипотезы, однако после изложенного выше они вряд ли необходимы. Свидетельство ал-Идриси может, конечно, отражать какой-либо эпизод в истории Тмутаракани⁴¹ , но не исключено и то, как показал в специальной работе Б. А. Рыбаков⁴² , что его сведения часто являются либо весьма запоздавшими, либо он путает (а это в его "Географии" не редкость) название города и страны. Последнее в данном случае весьма вероятно, ибо "Росия" у него означает (как и в греческих источниках) и город на берегу Боспора и Русскую землю. Весьма важно наблюдение Б. А. Рыбакова, согласно которому информаторы ал-

³² Cyril Mango. The Conciliar Edict. Dumbarton Oaks Papers, 17, 1963, p. 324.

³³ H. Gelzer. Ungedruckte und ungenugend veroffentlichte Texte der Notitia episcopatuum. Munchen. 1901, S. 572.

³⁴ W. Regel. Fontes rerum byzantinarum. T. I. Petropoli. 1892, p. 152.

³⁵ А. П. Каждан. Византийский сборник податей.., стр. 93 - 101.

³⁶ W. Heyd. Histoire du commerce du Levant au moyen age. Leipzig. 1923, p. 407.

³⁷ С. А. Плетнева. Средневековая керамика Таманского городища. "Керамика и стекло древней Тмутаракани". М. 1963, стр. 71. Противоречие в позиции автора отмечено А. П. Кажданом (ВВ. XXVI. 1965, стр. 289).

³⁸ "Geographie d'Edrisi". Ed. P. A. Jaubert. I. P. 1836, p. 397; II. 1840, p. 400 - 401; ср. Б. Недков. България и съседните й земи през XII век според Идриси. София. 1960, стр. 101, 103.

³⁹ А. V. Soloviev. Op. cit., pp. 577 - 578.

⁴⁰ А. П. Новосельцев, В. Т. Пашуто. Указ. соч., стр. 107. Авторы ссылаются на археологический материал, свидетельствующий о присутствии русских в Крыму в XI - XII веках.

⁴¹ О неустойчивости ситуации на Боспоре свидетельствует, может быть, то, что епископский престол в результате слияния епархий переносился все далее с берегов пролива на запад, в глубь крымских колоний (Н. Gelzer. Ungedruckte und wenig bekannte bistumerverzeichnisse... "Byzantinische Zeitschrift". I. 1892, S. 245 f.; см. об этом: В. В. Кропоткин. Из истории средневекового Крыма. СА, 1958, N 28, стр. 202 сл.

⁴² Б. А. Рыбаков. Русские земли по карте Идриси 1154 г. "Краткие сообщения" Института археологии АН СССР (далее - КСИА), N 43, стр. 19, 52.

стр. 42

Идриси не бывали на Азовском море⁴³ . Следовательно, запрет входить иноземным судам в Росию и Тмутаракань был введен задолго до 1169 г. и касался, вероятно, не только этих двух портов, но и вообще прохода через пролив. В конце концов даже временное господство половцев в Тмутаракани (ал-Идриси пишет, что они владели Ялтой⁴⁴ ) могло выражаться лишь в сборе дани, а правление косогов могло не исключать верховного подданства приазовских городов Византийской империи.

Примечательно, что внук Олега Игорь Святославович Новгород-Северский считал свои права на Тмутаракань не утратившими силы; отправляясь в поход 1185 г., он собирался "поискати града Тмутараканя"⁴⁵ . Характерно и то, что этот план возник у него после быстрого ослабления империи в 80-х годах XII в. и усиления натиска половцев на города Причерноморья. Любопытно в этой связи, что у хана Кончака, врага Игоря, был некий "бесурменин", умевший стрелять "живым огнем"⁴⁶ , то есть - вне всякого сомнения - "греческим огнем". О том, что половцы использовали в качестве оружия снаряды, наполненные воспламеняющейся жидкостью, говорится и в "Слове о полку Игореве"⁴⁷ .

Теряя позиции в Крыму и Приазовье, Русь настойчиво стремилась упрочить свое влияние в междуречье Днестра и Серета и в нижнем Подунавье. Эта область - ворота между морем и Карпатами, через которые в XI - XII вв. кочевники устремлялись на Балканы. Византия не имела сил вынести свои границы к северу от Нижнего Дуная. Политический вакуум в этом районе мог быть заполнен лишь влиянием русских; только они могли мешать кочевникам вторгаться на Балканы, не пуская их через Дунай или нанося им удар в спину. К тому же, поскольку упрочить здесь свои позиции стремилась прежде всего Галицкая Русь - потенциальный союзник империи, - Византия скорее благоприятствовала этому, нежели препятствовала. Столкновения русских и византийцев на Дунае в 1116 г. можно поэтому рассматривать не как следствие обострения противоречий между империей и Русью в нижнем Подунавье, а как эхо описанных выше событий в Тмутаракани ⁴⁸ .

Ответные политические демарши почти подобны тому, чем они были вызваны. Если Алексей I освободил сосланного в Византию врага киевского князя Олега, женил его на знатной гречанке, помог вернуться к политической жизни и занял Тмутаракань - часть русских владений, то Владимир Мономах помог сосланному в крымские колонии византийскому авантюристу Лжедиогену, выдал за него свою дочь, поддержал его поход на Балканы и занял несколько византийских городов на Дунае. Это отнюдь не простой пограничный конфликт. Брак Лжедиогена с дочерью Мономаха свидетельствует об отказе киевского князя признать законными права Алексея I - узурпатора византийского престола. Для подобного отношения полугрека Мономаха к византийскому двору нужно было иметь весьма веские политические основания. Упрочение влияния русских в нижнем Подунавье можно поэтому связывать именно с походом на Дунай в 1116 году. Это влияние осуществлялось впослед-

⁴³ Там же, стр. 14.

⁴⁴ Б. Недков. Указ. соч., стр. 101. В. Г. Васильевский, констатируя, что Судак попал во власть половцев еще до татарского нашествия, справедливо замечает, что власть половцев могла выражаться лишь в сборе дани в портовом городе, весь быт которого был чужд кочевникам. Точно такой формой эксплуатации завоеванных развитых городов ограничивались впоследствии и татары (В. Г. Васильевский. Труды. Т. III. Птгр. 1915, стр. CLXVII).

⁴⁵ "Слово о полку Игореве". М. - Л. 1950, стр. 22.

⁴⁶ ПСРЛ, II, стб. 634 - 635; ср. В. В. Алин. Русь на богатырских заставах. ВИ, 1969, N 1, стр. 149.

⁴⁷ "Слово о полку Игореве", стр. 17.

⁴⁸ В некоторой связи с событиями в Тмутаракани, обеспечивавшей важный торговый путь с Руси через Приазовье в черноморский бассейн, могли находиться и походы русских на Северный Донец в 1111 и 1116 годах.

стр. 43

ствии преимущественно Галицкой Русью. Оно не переросло в организационное политическое господство, но было в XII в. временами доминирующим⁴⁹ . Несомненную роль при этом сыграл тот решительный перевес, который был достигнут русскими в борьбе с половцами в первой четверти XII века.

Непрочность позиций Руси на нижнем Подунавье и впоследствии определялась не противодействием Византии, а возобновившимися после 1125 г. мощными половецкими вторжениями и соперничеством Галича и Киева, которое позволяло обретавшим в этой отдаленной области власть правителям, лавируя, сохранять некоторую самостоятельность. Таким правителем, трижды с 1145 по 1161 г. с помощью Киева захватывавшим власть на Дунае, был князь-изгой Иван Ростиславич, по прозвищу Берладник ⁵⁰ . Византия в целом в таких случаях занимала благоприятную Галичу позицию и сыграла, видимо, вполне определенную роль в крушении планов Берладника и его гибели в Фессалонике в 1162 году.

Специфический колорит этому району и всему укладу жизни в нем придавало наличие особого слоя населения, напоминавшего позднейшую казацкую вольницу, мало склонную к повиновению власти, всегда готовую и к бою и к грабительскому походу по суше и по морю, легко менявшую ориентацию в зависимости от перемен в соотношении соседних сил. Возможно, среди этнически неоднородного населения нижнего По-дунавья так называемые бродники и берладники были по преимуществу русскими⁵¹ . Никита Хониат определял бродников как "ветвь тавроскифов", то есть русских⁵² . Следы славянской культуры прослеживаются здесь непрерывно издревле до позднего средневековья⁵³ .

Напряженность в русско-византийских отношениях продолжала ощущаться еще в течение четверти века после смерти Алексея I (1118 г.). Подтверждением этого может служить подробная имущественная опись от 14 декабря 1142 г. русского монастыря Ксилургу на Афоне, документально оформленная и заверенная. Положение иноземцев в Византии (дипломатов, воинов, монахов) зависело обычно в немалой степени от позиции императорского двора в отношении той страны, откуда эти иноземцы прибыли. Яркое проявление это нашло, в частности, во время войны русских с Византией в 1043 г., когда пострадал и монастырь Ксилургу⁵⁴ . Интересный и полезный анализ описи был произведен В. А. Мошиным, сделавшим, однако, вывод, что она не свидетельствует об упадке и оскудении монастыря⁵⁵ . Этот вывод верен лишь при сравнении положения данного монастыря и мелких монастырьков в Византии, где три - пять монахов с трудом перебивались с хлеба на воду⁵⁶ . Но монастырь Ксилургу находился под высоким патронатом Русского

⁴⁹ См. Е. Frances. Op. cit.

⁵⁰ Примечательно, что особое "тяготение" к черноморскому климату было в семье Берладника как бы наследственным: в 1066 г. дважды Тмутараканью овладевал прадед Ивана Ростилавича, погибший от руки греческого катепана, а в 1082 г. там пытался утвердиться дед Ивана Володарь Ростиславич.

⁵¹ Ф. И. Успенский. Образование Второго Болгарского царства. Одесса. 1879. Приложение N 3; см. также М. Ф. Котляр. Русь на Дунаї. "Украшський историчний журнал", 1966, N 9; его же Хто таки бродники (До проблеми виникнення українського козацтва). "Украшський историчний журнал", 1969, N 5. М. Ф. Котляр считает, что Берладь, а тем более нижнее Подунавье никогда не входили в какое-либо русское книжество (М. Ф. Котляр. Русь на Дунаї, стр. 21).

⁵² Ф. И. Успенский. Указ. соч., стр. 35.

⁵³ Э. А. Рикман, И. А. Рафалович, И. Г. Хынку. Очерки истории культуры Молдавии. Кишинев. 1971.

⁵⁴ См. Г. Г. Литаврин. Пселл о причинах последнего похода русских на Константинополь в 1043 году. ВВ. XXVII. 1967; ср. В. Г. Брюсова. Русско-византийские отношения середины XI века. ВИ, 1972, N 3.

⁵⁵ В. Мошин. Русские на Афоне. "Byzantinoslavica". XI. 1950, р. 34.

⁵⁶ См., А. Ц. Даждан. Византийский монастырь XI - XII вв., как социальная группа. ВВ. 31. 1971.

стр. 44

государства, он выполнял для русских князей важные политические задачи⁵⁷ . Поэтому нужно сравнивать положение Ксилургу не только с крупными иноземными и византийскими монастырями, но и с тем, что представлял собой этот русский монастырь за известный период до описи.

При такой постановке вопроса опись начинает выглядеть совсем иначе. Сохранившиеся у монахов драгоценные предметы нельзя безоговорочно расценивать как признак богатства: это были священные реликвии, с которыми монастыри не расставались даже при крайней нужде. Из истории даже процветавших византийских монастырей известно, как быстро они могли захиреть при неблагоприятной позиции светской власти, обременявшей их налогами, поборами и повинностями. Опись Ксилургу как раз свидетельствует о былом процветании и о последующем крайнем оскудении. У монахов есть два ярма, но нет быков; есть пять сундуков, мешки, меха, но все они пусты; есть пять седел, но единственный мул. Зимой, почти за полгода до нового урожая, в кладовой имелось лишь около 50 пудов пшеницы, ячменя и проса да 24 пуда бобовых. Ни слова не сказано об оливковом масле, о вине, о каких-либо иных продуктах⁵⁸ . Монахи Ксилургу, таким образом, либо жили впроголодь, либо их было не более десятка (в день на всю братию приходилось едва 2,5 кг зерновых и 2 кг бобовых). Не могли они и купить недостающее: в монастырской кассе не было ни гроша; более того, они задолжали 17 золотых, в том числе 6 - протату Афона, к помощи которого, видимо, не раз прибегали, а 4 - даже как "задушное" (монахи не исполнили последней воли одного из своих собратьев или вкладчиков). У монахов имелись сети и лодки, но зимние бури не могли сулить надежных успехов морскому промыслу. Если они сдавали в аренду два своих грузовых баркаса для каботажных перевозок, то и это слабо отражалось на их благосостоянии.

Значительно превышавший потребности монастыря излишек богослужебных книг свидетельствует о слабой связи монахов с родиной, а значит - и об уменьшении вкладов и притока новых иноков. Известно, что монахи иноязычных афонских монастыре"; интенсивно переводили с греческого и размножали разные богослужебные книги для последующей их отправки на родину, ко двору своего государя⁵⁹ . Ксилургу пережил какие-то неурядицы (упомянуто об отречении игумена), а возможно, и притеснение властей (не о размеренной и спокойной жизни говорит тот факт, что уже в 1142 г. обитель не располагала ни одним оригиналом императорских указов, утверждавших статус монастыря и его привилегии).

О постепенной нормализации русско-византийских отношений свидетельствует уже сообщение летописей о том, что в 1129 г. враги киевского князя были сосланы в Византию⁶⁰ . Новое сближение пошло, вероятно, быстрее с 1139 г., когда престол в Киеве занял сын Олега Святославича Всеволод. В 1142 г. германский император Конрад III просил Иоанна II Комнина вмешаться, чтобы русские не причиняли ущерба подданным Конрада (видимо, купцам. - Г. Л .) ⁶¹ . Это обращение вряд ли имело бы место, если бы у Иоанна не существовало дипломатических связей с Русью. Чрезвычайный характер описи 1142 г. (другие такие документы не известны) свидетельствует сам по себе о начале нового периода в

⁵⁷ Это признает и В. А. Мошин (В. Мошин. Указ. соч., стр. 48).

⁵⁸ "Акты русского на св. Афоне монастыря св. великомученика и целителя Пантелеймона". Киев. 1873, стр. 50 ел.

⁵⁹ См., например, о монахах грузинского монастыря на Афоне: М. Сабин и н. Полное жизнеописание святых грузинской церкви. Т. II. СПБ. 1872, стр. 142.

⁶⁰ ПСРЛ, II, стб. 303 - 304.

⁶¹ "Ottonis episcopi Frisingensis Chronicon"! "Monumenta Germaniae Historica", Scriotores. T. XX, pp. 364 - 365.

стр. 45

жизни монастыря. За сто лет до этого в Ксилургу тоже составляли опись причиненного монахам ущерба, который был возмещен⁶² .

Однако в полном смысле слова новая страница в развитии русско-византийских отношений наступила в середине XII в., когда Мануил I Комнин перенес центр политической активности империи в Европу, в частности на север Балканского полуострова. Преследуя далеко идущие цели восстановления Юстиниановой империи и стремясь проложить путь в Италию, император вступил в почти 20-летнюю войну с Венгрией и был остро заинтересован в благоприятной позиции русских князей. В период совместной борьбы двух империй (Византийской и Германской) в 1147 - 1158 гг. против сицилийских норманнов и Венгерского королевства, Галицкая, а затем и Суздальская Русь находились на стороне имперской коалиции. Однако традиционная точка зрения на их роль в этой коалиции нуждается в уточнении. Во-первых, оба княжества оказались на стороне империи не потому, что Византия склонила их к этому союзу, а в силу объективно сложившейся политической ситуации на Руси и в Венгрии. Киевский князь, связанный брачным союзом с венгерским королем, враждовал с Галичем и Суздалем, преследуя собственные политические интересы. Киев и Венгрия оказывали друг другу непосредственную военную помощь, и киевский князь становился, таким образом, врагом Византии. Галич же и Суздаль были в этом случае естественными союзниками Мануила I. Во-вторых, практически нет пока ни одного известия о том, что русские союзники императора хотя бы раз предприняли какие-либо военные действия совместно с императором по его настоянию или хотя бы прислали ему в помощь свое войско. Разумеется, война Галича с Киевом и Венгрией сковывала часть враждебных империи сил, а борьба Суздаля с Киевом мешала киевскому князю в военной поддержке Венгрии. Но весьма сомнительно расценивать эту благоприятную для Византии ситуацию как результат усилий ее дипломатии. Вряд ли верно утверждение Д. Оболенского, что Мануил I играл Киевом, Галичем и Суздалем как пешками на европейской международной арене⁶³ .

Ход военных действий позволяет заключить, что не Византия, а Галич и Суздаль выиграли больше от союза с империей. Поход Мануила I в 1151 г. против Венгрии был ответом на совместные действия Киева и Венгрии против Галицкой Руси - он помешал киевскому князю развить успех от победы над Галичем. В упомянутой выше речи фессалоникского ритора Михаила Антиоха, произнесенной в 1153 г., содержится намек на планировавшийся при византийском дворе поход против Киева в союзе с Суздалем. Прославив победы императора над венграми и сербами за последние два года, ритор говорит о воздействии этих побед на других врагов империи: киевский князь - "тавроскиф повесил голову в печали", а сицилийский король - "островитянин опустил руки, не в состоянии грести". "И еще более удивительно то, - продолжает ритор, - что ты, как будто в какой-то последовательности, дав отведать те же страдания соседям вчерашних пленников, грядешь путем успехов, и тебя, появившегося к северу от Меотидского озера, громко приветствовал бы северянин"⁶⁴ . "Вчерашние пленники" - это венгры (Мануил привел оттуда большой полон), их "соседи" - сербы, вынужденные вновь, в 1153 г., подчиниться василевсу, "северянин" - Юрий Долгорукий суздальский (именно он - союзник, а не Изяслав киевский - враг приветствовал бы василевса, появись он к северу от Меотиды).

⁶² "Акты русского на св. Афоне монастыря...", стр. 18 - 22.

⁶³ Д. Оболенский. Связи между Византией и Русью. "XIII Международный конгресс исторических наук". М. 1970, стр. 2 - 3; cp. D. Obolensky. The Byzantine Commonwealth. L. 1971, pp. 231 - 232. См. нашу рецензию: ВИ. 1972, N 2, стр. 184.

⁶⁴ W. Regel. Op. cit., pp. 142, 152.

стр. 46

С 1155 г. Венгрия уже не пыталась нападать на Галич, и Ярослав Осмомысл, сменивший в 1153 г. Владимирко, не ввязывался в конфликты империи с венграми, стремясь сохранить добрые отношения с обеими сторонами, но не запрещая и Мануилу I вербовать наемников в русских землях. Лишь в 1164 - 1165 гг. отношения Галича и Византии стали напряженными ввиду появления проекта брачного союза галичского и венгерского дворов и благосклонного приема Ярославом врага Мануила Андроника Комнина, пытавшегося совершить переворот и бежавшего из тюрьмы в Галич. В это время в войсках венгерского короля находился и какой-то русский отряд, воевавший с византийцами⁶⁵ . Встревоженный император отправил посольство в Киев и Галич, состав которого свидетельствовал о важности порученной миссии. Ярослава Мануил просил о возвращении к прежнему договору, а Ростислава киевского - о союзе. Согласие на то и другое было дано, Андроника удалось убедить (при гарантиях, обеспеченных Ярославом) вернуться в империю на почетных условиях⁶⁶ . Однако неизвестно о какой-либо действительной военной помощи русских Византии против венгров и после этих сызнова заключенных договоров. Правильнее говорить о нейтралитете русских княжеств на заключительном этапе войны империи с Венгрией, капитулировавшей в 1167 г. и признавшей суверенитет императора.

Укрепление дружественных связей с Русью вскоре отразилось и на положении монастыря Ксилургу. Решением протата Афона от 15 августа 1169 г. русским монахам, которым стало тесно в их обители, был передан обширный монастырь св. Пантелеймона. Из решения следует, что материальное положение Ксилургу изменилось коренным образом, а число русских монахов значительно возросло. Если богатства обители еще возможно приписать крупному единовременному вкладу⁶⁷ , то рост численности монахов мог быть лишь результатом устойчивых и длительных контактов между Русью и Византией.

Однако вскоре наметившийся еще ранее процесс затухания политических связей Руси с империей становился все более явственным, особенно в последней четверти столетия. Русско-византийские отношения стали обретать преимущественно церковно-культурный и идеологический характер. Взаимная утрата политического интереса друг к другу как к соратникам в военной сфере и дипломатической борьбе обусловливалась рядом внутренних и внешних причин.

После разгрома в 1169 г. Андреем Боголюбским Киева этот город никогда уже не мог полностью оправиться. И хотя он оставался церковным центром Руси, активный интерес к нему византийских весьма практичных политиков заметно упал. К тому же резко ослабла потребность и в воинском союзе с Галичем: после тяжелого поражения от турок при Мириокефале в 1176 г. Мануил I был вынужден оставить наступательную политику в Европе; исчезла возможность и непосредственного контакта с Галицкой Русью после освобождения болгар из-под византийского ига и восстановления ими в 1185 - 1187 гг. своего государства. Известную роль, наконец, сыграло также возобновление половецкого натиска на Русь после разгрома Игоря Святославича в 1185 г. и начавшиеся на Галичине усобицы после смерти Ярослава в 1187 году. Лишь при Романе Мстиславиче галичском в самом конце XII в. политический союз с Византией был временно восстановлен. Однако для возобновления сотрудничества потребовался новый договор. Конечно, не одни мольбы русского "архипастыря", как пишет Хониат, вынудили Романа отправить-

⁶⁵ "Joannis Cinnami epitome rerum". Bonnae. 1836, p. 218; С. Шестаков. Заметки к стихотворениям codicis Marciani gr. 524. BB. XXIV. 1923 - 1926, стр. 50.

⁶⁶ ПСРЛ, II, стб. 524; Nicetae Choniatae, pp. 172 - 173; Joannis Cinnami, pp. 232 - 236, 246 - 247.

⁶⁷ Ср. В. Мошин. Указ. соч., стр. 56.

стр. 47

ся на половцев. В мае 1200 г. послы галичского князя прибыли в Константинополь⁶⁸ . Договор был снова выгоден обеим сторонам: империя изнемогала в борьбе с Болгарией, широко использовавшей союзных ей половцев, а Романа теснил в союзе с теми же половцами киевский князь. Вскоре последовало несколько победоносных походов Романа против половцев, оказывавших помощь болгарам, и эти походы, по словам современника, спасли императора⁶⁹ .

В области торговых связей Византии и Руси в XII в. произошли не менее значительные перемены, чем в сфере политических отношений двух держав. Хотя и днепровский и азово-донской путь продолжали служить важными торговыми артериями, постепенно все большее значение приобретал более короткий и безопасный путь, развитие которого, видимо, нужно тесно увязывать с теми попытками русских утвердиться на нижнем Дунае, о которых говорилось выше, и с уплотнением половецкого барьера в низовьях Днепра и Северного Донца. Этот путь из Галиции вел к границам империи и по морю и по суше, через болгарские земли. Торговых дорог с Руси через Болгарию было даже несколько⁷⁰ , имелись специальные подворья для русских купцов в Болгарии⁷¹ .

Некоторые изменения претерпел и состав вывозимых из Руси в империю товаров - он стал более разнообразным и широким. Именно от XII в. имеются бесспорные данные о спросе в Византии не только на русское сырье, но и на ремесленные изделия, в том числе художественные⁷² . Сравнительно с XI в. особенностью русско-византийских торговых связей можно считать также новое возрастание роли работорговли, стимулируемой ожесточенными русско-половецкими войнами, растущим спросом на рабов в мусульманских странах и трезвым расчетом итальянских торговцев, взявших в свои руки торговые коммуникации в черноморском бассейне и на востоке Средиземноморья⁷³ . Половцы сбывали им русских пленных у портов Северного Причерноморья, русские же использовали крупный рынок половецких рабов, который находился на нижнем Дунае⁷⁴ . Важной особенностью торговых отношений с Византией в XII в. было, наконец, вовлечение в нее гораздо более широкого круга русских городов⁷⁵ . Но гораздо важнее было бы установить степень взаимной заинтересованности Руси и Византии в торговле друг с другом. В X - XI вв. значительно меньший интерес такого рода проявляла империя: торговые уступки русским она делала главным образом из политических соображений. Напротив, для Руси вплоть до второй половины XI в. торговля с Византией имела огромное экономическое, социальное и политическое значение, и обеспечение для нее выгодных условий являлось одной из важнейших задач государственной власти⁷⁶ .

⁶⁸ "Путешествие новгородского архиепископа Антония в Царьград в конце XII ст.". Предисловие П. Савваитова. СПБ. 1872, стр. 25.

⁶⁹ Nic. Chon., p. 691.

⁷⁰ Ibid., p. 172. О развитии этого пути см.: М. Н. Тихомиров. Исторические связи русского народа со славянскими странами и Византией. М. 1969, стр. 122 ел.; E. Frances. Op. cit., pp. 50, 53 - 55.

⁷¹ Б. Недков. Указ. соч., стр. 83.

⁷² A. Davidson. The Minor Objects. Corinth, 12. Cambr. Mass., 1952, N 2014, p. 251; А. П. Каждан. К характеристике русско-визаитийских отношений в современной буржуазной историографии. "Международные связи России до XVII в.". М. 1961, стр. 17 - 18.

⁷³ Ш. Верлинден. Торговля на Черном море с начала византийской эпохи до завоевания Египта турками в 1517 г. "XIII Международный конгресс исторических наук", стр. 2.

⁷⁴ А. П. Новосельцев, В. Т. Пашуто. Указ. соч., стр. 106 - 107.

⁷⁵ См. А. Л. Монгайт. Старая Рязань. М. 1955, стр. 157; Л. А. Голубева. Надпись на корчаге из Белоозера. СА, 1960, N 3, стр. 321; Э. С. Мугуревич. Восточная Латвия и соседние земли в X - XIII вв. Рига. 1965, стр. 78; Ф. Д. Гуревич. Ближневосточные изделия в древнерусских городах Белоруссии. "Славяне и Русь", стр. 34 ел.

⁷⁶ Г. Г. Литаврин, В. Л. Янин. Указ. соч., стр. 36 сд.

стр. 48

В XII в. положение стало меняться для обеих сторон - и меняться в прямо противоположных направлениях. Торговые связи Руси приобрели значительно больший размах - русские торговали уже почти со всей Европой; рынок Византии перестал служить главным источником высокосортных товаров и предметов роскоши. Кроме того, подъем на Руси собственных ремесел и быстрый рост городов необычайно расширили спрос на местное сырье. Его доля, предназначаемая на вывоз, относительно к объему валового продукта резко уменьшилась, как снизилась и "византийская доля" в общем объеме вывозимого Русью сырья. К тому же с конца XI в. торговля в самой столице империи, а затем и во всем черноморском бассейне все более переходила в руки венецианцев и генуэзцев, суда которых постепенно заполонили черноморские порты. В связи с этим условия русской торговли в Византии уже не могли быть прежними. Те исключительные торговые привилегии, которыми иногда пользовались русские купцы, перешли теперь к итальянскому купечеству. Весьма важно известие, "что русские товары везли теперь иногда караванами из Константинополя в Фессалонику⁷⁷ . Наконец, сами русские князья в новых условиях уже не преследовали защиту привилегий купцов как важнейшую цель внешней политики. Напротив, потребности Константинополя в привозном продовольствии с Понта в XII в. еще более возросли, ибо империя утратила несколько важных в экономическом отношении провинций сначала в Азии, а затем и в Европе⁷⁸ . Однако снабжение византийской столицы продовольствием попадало все более под контроль итальянцев. Несмотря на объективно возросшую потребность в торговле с русскими, империя оказалась не в состоянии обеспечить для нее необходимые условия. Такой рычаг внешнеполитических связей, как торговля, выпал, таким образом, из общей системы отношений Руси и Византии.

Следует упомянуть о других формах традиционных связей двух стран: о системе брачных контрактов и об иерархии титулов, которыми империя награждала правителей связанных с нею стран. Наибольшее количество браков между представителями правящих домов Руси и Византии приходится именно на XII век⁷⁹ . Но как изменилось их значение по сравнению с тем, что было в X - XI веках! Брачные союзы стали мелкой разменной монетой внешней политики. Система же византийских почетных титулов (исследованию которой как реальному показателю степени сближения с империей разных стран "византийского сообщества государств"⁸⁰ уделяется ныне большое, внимание) утрачивала в XII в. былое значение и не отражала подлинного соотношения сил как на международной арене вообще, так и в связях империи с Русью. Тот порядок иерархического сообщества под эгидой василевса, который отразился в византийской официальной (точнее, церемониальной) терминологии и статусе дипломатических акций, стал скорее "мысленным", чем действительным "раем", свидетельствуя уже не о реальных, а о теоретических притязаниях и об идейно-политических воззрениях государственных деятелей и идеологов империи.

Среди средств политического воздействия на Русь в распоряжении Византии в XII в. сохранился лишь один - русская церковь, зависимая от константинопольского патриарха. В последние годы в историографии все чаще ставится вопрос о проверке с помощью источников старых,

⁷⁷ "Timarion". Ed. A. Ellissen. "Analecten der mittel - und neugriechischen Literatur". Th. IV, Abteilung I. Lipsiae. 1860, p. 46.

⁷⁸ Ш. Верлинден. Указ. соч., стр. 3; Д. Оболенский. Указ. соч., стр. 1. ⁷⁹ Е. Frances. Op. cit., p. 52.

⁸⁰ См. D. Obolensky. The Byzantine Commonwealth, p. 223. Т. Василевский, напротив, полагает, что Русь была вне пределов "orbis Romanorum". Т. Wasilevsky. La place de l'Etat russe dans le monde byzantine pendent le Haut Moyen Age "Acta Poloniae Historica". 22. 1970, p. 51.

стр. 49

но весьма живучих концепций о роли церковных связей Руси и Византии. В результате все чаще высказываются вполне обоснованные возражения против традиционного преувеличения роли греческих иерархов в истории домонгольской Руси. "Юридические связи, которые привязывали Киев к Константинополю" - пишет А. Поппэ, - на наш взгляд, не гарантировали империи политической супрематии на Руси"⁸¹ . Мало того, и сами византийские деятели не рассматривали их как такого рода гарантии. Лишь в условиях непосредственного соседства христианизация и церковная зависимость могли иногда подготовить почву для политической супрематии и даже аннексии. В отношении же русских империя в лучшем случае стремилась к утверждению политического влияния, главной целью которого было добиться благожелательной позиции Руси к империи и отвлечь русских от союзов с врагами Византии.

Самим византийским политическим деятелям было чуждо представление о верховенстве духовной власти над светской - возникавшие в империи идеи такого рода неизменно терпели поражение при попытках их воплощения. Ни в одном столетии за одиннадцативековую историю империи церковь не находилась в столь униженном положении, как в XII в., когда сменилось около 20 ее патриархов. Василеве нередко третировал патриарха, о чем отлично знали на Руси. Трудно допустить поэтому, чтобы греческий митрополит в далекой стране мог навязывать свою волю киевскому или какому-либо иному русскому князю. Византия в XII в. была глубоко заинтересована в единстве Руси, что подтверждается и фактами церковной истории. Империя не имела никаких иных политических (и даже канонических⁸² ) оснований отказывать даже старшему среди русских князей - Андрею Боголюбскому в учреждении новой митрополии, кроме одного: опасения содействовать росту усобиц на Руси.

Старый живучий тезис об агрессивных происках Византии на Руси в XI - XII вв. не может быть обоснован фактами. Несостоятелен он и логически: казалось бы, чем больше русских князей обладало бы собственными зависимыми от патриарха епархиями, тем большее поле для маневра и интриги открывалось византийским дипломатам. Но византийская дипломатия в эпоху, когда перед ней все более остро вставала проблема выживания империи, а не экспансии, придерживалась весьма реалистического курса: реальные политики в Византии сознавали, что ликвидация единого церковного центра повлечет за собой дальнейшее ослабление Руси и тогда угроза половецкой степи неминуемо и во весь рост встанет перед империей. С этой позицией Константинополя и киевского митрополита-грека находился в согласии и акт сыновей Ярослава Мудрого, упразднивших временное разделение русской церкви на три митрополии⁸³ .

Все это отнюдь не означает, что русским князьям было безразлично, кто займет митрополичий престол. Несомненная тенденция к выдвижению на эту кафедру угодного киевскому князю кандидата находилась е прямой связи с политическими интересами старшего из русских князей. Из этой тенденции неминуемо вытекала и вторая - стремление видеть на митрополичьем престоле не греческого, а единоязычного владыку. Русь стала грамотной страной. "Учительная" (некогда весьма существенная) роль греков и в области религии и в сфере культуры резко снизилась. Политическая роль Русской земли, распространение грамотности и образования неминуемо вели ее к сознанию своего духовно-

⁸¹ А. Poppe. Le prince.., p. 10.

⁸² См. L. Muller. Zum Problem des hierarchischen Status und der jurisdiktionellen Abhangigkeit der Russischen Kirche vor 1039. "Osteuropa und der deutsche Osten". III. Koln- Braunsfeld. 1969, S. 24.

⁸³ L. Muller. Russen in Byzanz und Griechen im Rus-Reich. "Bulletin d'information et de coordination". NF. Athenes-Paris. 1971, p. 112; A. Poppe. Panstwo..., s. 116.

стр. 50

нравственного достоинства. Не случайно, конечно, в Новгороде, поддерживавшем особенно тесные церковные связи с Константинополем, в конце XII в. навсегда отказались от использования греческих легенд на вислых печатях⁸⁴ .

Всякая традиция, особенно церковная, становится священной. Русские князья были не только политиками, но и детьми своей эпохи, не всегда способными из материальных и политических интересов преодолевать религиозный барьер. Киевский князь готов был мириться с традиционным порядком поставления греческих митрополитов в Киев. Но князь хотел в соответствии с сознанием своей власти и с византийским образцом (роль императора в выборах патриарха) пользоваться правом выбора кандидатур на митрополию. На Руси прекрасно были знакомы (в значительной мере благодаря русскому монастырю на Афоне) не только с духовными и политическими течениями среди иерархов и монашества империи, но и с самими деятелями византийского духовенства. Таковы основные причины тех церковных конфликтов между Русью и Византией, которые имели место в XII в., а никак не стремление империи "разделять и властвовать" на Руси.

Общепринято в историографии мнение, что феодальная раздробленность Руси обеспечивала византийской дипломатии большую возможность для вмешательства в ее внутренние дела. Эта концепция была отражена в докладе Д. Оболенского на XIII Международном конгрессе исторических наук в Москве⁸⁵ . Эта позиция - результат все той же переоценки политического аспекта церковной зависимости. Империя отнюдь не преследовала цели сеять раздоры на Руси. Нередко феодальная раздробленность не увеличивала, а ослабляла возможности византийского влияния. Неустойчивость внутренней ситуации на Руси дезориентировала политиков Византии: она в корне противоречила идеологии имперской автократии и сложившимся традиционным представлениям о Руси⁸⁶ . События зачастую развивались здесь столь стремительно, что византийский двор не успевал их учитывать при определении своего дипломатического курса. Рассчитывать на то, что влияние империи на Русское государство-"федерацию" станет всеобщим, было невозможно: становясь союзником одного княжества, Византия неминуемо должна была держаться неблагоприятного курса к другому, враждебному первому (стремясь избежать этого, империя в таких случаях попросту прекращала общение).

Таким образом, наиболее важные и общие выводы об особенностях русско-византийских связей в XII в. сводятся к следующему: вплоть до середины или последней трети XI в. система договорных отношений Византии и Руси охватывала все сферы внешних сношений обеих стран и была для них обязательной также в целом, В XII в. эта система ушла в прошлое. Она отмерла незаметно и для Руси и для империи: жизнь исключила ее необходимость. Ранее в основе русско-византийских общегосударственных договоров лежала взаимная заинтересованность. Византийцы нуждались в русской военной помощи. В основе согласия русских оплачивать кровью дружбу с Византией лежало стремление к исключительным торговым льготам в империи, которые им предоставлялись прежде всего в Константинополе. В XII в. Русь уже не имела

⁸⁴ В. Л. Янин. Изучение древнерусских вислых печатей. "Вспомогательные исторические дисциплины". Т. I. Л. 1968, стр. 46 - 51; его же. Именные буллы русских епископов. С А, 1966, N 3, стр. 202.

⁸⁵ Д. Оболенский. Связи между Византией и Русью, стр. 3.

⁸⁶ См. об этом: A. V. Soloviev. Der Einfluss des byzantinischen Rechts auf die Volker Osteuropas. "Zeitschrift der Savigny-Stiftung fur Rechtsgeschichte". Bd. 176 (89. Bd. der Zeitschrift fur Rechtsgeschichte). Romanistische Abteilung. Weimar. 1959, S. 460. Впрочем, крупный политический деятель империи конца XII в. Никита Хониат, скорбя по поводу раздоров на Руси, полагал, что эта "зараза" проникла туда из Византии Nicetae Choniatae, p. 705.

стр. 51

возможности защищать северо-черноморские земли империи, утратив там свои владения и будучи отрезана от юга половцами. Кроме того, Русь не была расположена в эпоху усобиц и половецкого натиска расточать свои воинские силы. Договоры о взаимопомощи уже не могли быть всеобщими для Руси, а значит, не могли и Византии гарантировать военную поддержку в прежних масштабах. Кроме того, имелись факторы, ослаблявшие интерес империи к самой военной помощи русских. С конца XI в. вследствие внутреннего развития Западной Европы и хода внешнеполитических событий чрезвычайно расширился контингент тех "варваров", которые, как говорил византийский полководец конца XI в., готовы были служить в войске "за хлеб и одежду"⁸⁷ . Империя гораздо более нуждалась в том, чего Русь не имела, - в военном морском флоте, которым располагали итальянцы. Корпуса иноземных наемников (в том числе и русский корпус, все быстрее, впрочем, "размываемый" англосаксами) еще сохранялись в составе военных сил империи, но их формирование осуществлялось уже без участия в этом правителей тех стран, откуда стекалась наемники. На смену общерусским договорам с Византией пришли союзы и соглашения с нею отдельных княжеств раздробленной Руси, подчиненные чаще всего конкретным задачам, непрочные и кратковременные, зависящие от нестабильной и переменчивой международной и внутриполитической ситуации в обеих странах в XII веке.

Итак, в канун катастрофы, обрушившейся в XIII в. на оба основные восточнохристианские государства, связанные традиционными узами тесного общения во всех сферах политической и общественной жизни, они в силу конкретного хода исторических событий, ведших ко все большему затуханию их политических контактов, даже не попытались объединить свои усилия для преодоления надвигавшейся опасности. Византия с середины XII в. стремилась к осуществлению экспансионистского курса в центре Европы. Забыв о действительно грозной, хотя и временно дремавшей, опасности с Востока, воюя за покорение венгров, препятствуя освобождению от ее власти южных славян и мешая упрочению их независимых государств, империя получила смертельный удар, откуда его не ожидала, - от крестоносных полчищ, явившихся с Запада. Русь изнемогала в усобицах и в борьбе с половецкими нашествиями. Объективно она оказала Византии (и вообще всей Европе) неоценимую услугу, сковав один из мощных потоков тюркской агрессии, устремившихся из глубин Азии по берегам Черного моря к горлу византийской столицы на Босфоре. Но за насущными повседневными тревогами Русь, как и империя, не успела заметить главного врага, неожиданно выросшего за спиной врагов привычных.

⁸⁷ "Советы и рассказы Кекавмена. Сочинение византийского полководия XI в.". Подготовка текста, введение, перевод и комментарий Г. Г. Литаврина. М. 1971, стр. 23 - 25, 278.

Постоянный адрес данной публикации: