М. Мысль. 1985. 278 с.

В монографии профессора Московского пединститута им. В. И. Ленина доктора исторических наук В. Б. Кобрина рассматриваются связь феодального землевладения с централизаторской политикой государства и отношение к этой политике различных слоев господствующего класса. В центре исследования - отношения между боярством и дворянством как двумя основными социальными группами господствующего класса в процессе образования и развития единого Русского государства в конце XV - XVI веке.

Опираясь на обширный круг источников, автор изучает такие вопросы, как возникновение и развитие боярской вотчины, слияние княжеского и боярского землевладения, становление помещичьей земельной собственности, социальный состав первых помещиков, земельная политика правительства до и во время опричнины.

Для анализа актовых материалов В. Б. Кобрин предложил продуманную методику, основанную на картотеках.

Изучение становления помещичьего землевладения привело автора к выводу о сходстве социального состава вотчинников и помещиков и близости поместного и вотчинного права, "по крайней мере до середины XVI в." (с. 209). Он считает, что в этот период нет оснований не только для противопоставления помещиков и вотчинников, но и "вообще для разделения феодалов на эти две категории" (с. 91). Причины возникновения поместной системы в конце XV - начале XVI в. состояли, по его мнению, "не столько в создании новых кадров землевладельцев, сколько в обеспечении землей растущих старых феодальных семей", т. е. целью создания поместной системы было не расширение социального состава господствующего класса, а укрепление экономического положения "мельчавших в семейных разделах вотчинных родов" (с. 133); Причиной появления поместья были также активная внешняя политика, требовавшая увеличения войска, слабое развитие товарного хозяйства и недовольство правительства все более расширяющимся переходом вотчинных владений в руки монастырей.

Едва ли можно заявлять столь категорически, как это делает В. Б. Кобрин, что "значительная часть земель, розданных в вотчины, со временем попала бы в руки монастырей и вышла бы из службы". Правда, автор отмечает, что причины возникновения поместья нельзя свести только к этим мотивам (с. 104 - 105), но выдвинутый им тезис о связи возник-

стр. 116

новения поместья с политикой в отношении церковного и монастырского землевладения, как и большом влиянии активизации внешней политики, не кажется вполне убедительным. Объективно смысл все более массовой раздачи земель не на правах "отчины", а на условиях службы заключался для великокняжеской власти как раз в стихийном стремлении усилить свое влияние, ограничить экономическую независимость отдельных феодальных владетелей.

Один из центральных в книге - вопрос о правительственной политике в отношении княжеско-боярского землевладения в середине XVI века. Исследователи, анализирующие указы 1551, 1562 и 1572 гг., нередко утверждают, что эти законы имели антикняжескую и антибоярскую направленность. Но "эта исходная позиция никогда не доказывалась, хотя она вовсе не очевидна" (с. 69 - 70). Автор исходит из того, что уже до опричнины в XV - первой половине XVI в. последовательно проявлялась тенденция сближения, объединения вотчинной и поместной форм землевладения, никакой борьбы и противоречий между ними не наблюдалось, но происходило "объединение феодалов-землевладельцев в общерусский господствующий класс"; реформы 50-х - начала 60-х годов XVI в. вели к дальнейшей консолидации господствующего класса (с. 140 - 141), опричнина нарушила этот естественный процесс.

В историографии опричнины существуют два подхода к этому вопросу. По мнению одних исследователей (С. Ф. Платонов, Н. П. Павлов-Сильванский, В. И. Корецкий, Р. Г. Скрынников), опричнина подорвала вотчинное землевладение княжеско-боярской аристократии, другие (С. Б. Веселовский и особенно А. А. Зимин) отрицают это и считают направленность опричной политики антиудельной. В. Б. Кобрин также полагает, что опричная политика имела антиудельный, а отнюдь не антибоярский характер и что "нет основания считать опричнину переломом в судьбах княжеского землевладения", нет возможности уверенно говорить о том, что произведенное в опричнину перераспределение земельной собственности "носило четкую социальную направленность". Автор пишет, что ни социальных, ни политических новых задач опричнина не решала, а преодоление пережитков удельной системы, к чему, по существу, стремилась опричная политика Ивана Грозного, прослеживается и в доопричных мероприятиях. Новым в опричнине являлись не решаемые ею задачи, а необычные и неоправданные формы их решения. "Невозможно, - говорит автор, - назвать прогрессивной террористическую диктатуру опричнины" (с. 157 - 158, 160).

Другой важный вопрос - правомерно ли противопоставлять боярство (как якобы "реакционную" силу) дворянству (как силе якобы "прогрессивной"), т. е. вопрос о концепции борьбы боярства я дворянства между собой и сопротивления боярства централизации государства. На вопрос: "Борьба боярства и дворянства: миф или реальность?" - автор отвечает: "миф", "историографическая легенда, закрепленная в сознании многократным повторением" (с. 88, 218). Вместе с тем отношения между боярством и дворянством были не лишены противоречий (с 217).

Несмотря на строгость обоснования, логичность рассуждений автора, его точка зрения внедряется в науку не без борьбы, о чем свидетельствует недавно опубликованная статья Д. Н. Альшица, в которой автор, не выступая против концепции В. Б. Кобрина, в изложения материала фактически противостоит ей¹ .

Положительно оценивая проделанную В. Б. Кобриным работу, нельзя не отметить некоторые встречающиеся в книге спорные моменты. Едва ли верна выдвинутая им точка зрения на кормления, которые "не были... системой боярской власти на местах" и отмена которых "не была ударом по феодальной аристократии" (с. 212 - 213). Не отразились ли в этом преувеличенные представления о роли, удельном весе нетитулованной части служилых людей в управлении государством? И кроме того, если действительно "система кормлений была столь же неудобна и для самих кормленщиков" (с. 213), то отчего же тогда представители господствующего класса так добивались прав на кормленные должности?

¹ Альшиц Д. Н. Начальный этап истории самодержавия. - Вопросы истории, 1985, N 9, с. 49, 51, 60 - 61 и др. Ср., однако, рец. С. В. Думина на книгу польского историка А. Кияса "Поместная система в Московском государстве" (там же, 1986, N 10).

стр. 117

По мнению автора, "те отвратительные деспотические формы, которые приобрело российское самодержавие, многим были обязаны опричнине" (с. 160). Всю последующую историю развития самодержавного правления автор, по-видимому, склонен, подобно Д. Н. Альшицу, выводить из опричнины. Но в оценке опричнины он не всегда учитывает то, что некоторые ее черты в определенной степени проявлялись и ранее, только не в таких масштабах и уродливых формах.

Анализ изучаемого материала проведен в книге изобретательно и остроумно. Тем более бросаются в глаза отдельные неточности. На с. 207 сказано, что служилый человек не мог "дослужиться, например, до воеводы, не говоря уже о чине боярина". Сравнение должности воеводы с чином боярина, по-видимому, неправомерно (первое - чисто административное, второе - социальное, сословное), это разные состояния, которые могли принадлежать как разным, так и одному и тому же лицу. На с. 85 говорится (по смыслу, применительно к указу 1562 г.): "Власти брали на себя обязательство заменять земельные вклады в монастыри денежными". Но при анализе указа 1582 г. о таком его пункте нигде не было сказано.

Исследование В. Б. Кобрина является одновременно и популярным изложением материала. Особенно выделяются многочисленные терминологические экскурсы автора на протяжении всей монографии, всегда вставленные "к месту" (с. 26 - 30, 51, 95 - 97, 162 и др.). Хорошо составлены также указатели, примечания.

Новизна трактовки ряда вопросов, оригинальность хода мыслей автора делают изложение насыщенным полемикой. Следует подчеркнуть, что критика переосмысливаемых или отвергаемых положений аргументирована, носит спокойный и доброжелательный характер, но бескомпромиссна. В. Б. Кобрин во многих случаях не соглашается с оценкой опричной политики и ее последствий, данной Р. Г. Скрынниковым и В. И. Корецким (с. 83, 87, 139, 145 - 156, 208 - 209). Когда дело касается существа концепции, он отмечает малейшие противоречия даже у наиболее близких к нему по духу авторов (см., например, с. 70 - 71, 79).

Рецензируемая книга не только расширяет представление о проблеме, обогащает источниковую основу ее исследования, но и делает необходимым уточнение, пересмотр ряда положений, казавшихся незыблемыми.

Постоянный адрес данной публикации: