Два фактора - динамичная трансформация системы международных отношений и конституционализация Российской империи в начале XX в. - сыграли ключевую роль в обращении идеологов конституционно-демократической партии к проблеме создания внешнеполитической доктрины. Она так и не была оформлена в виде специального документа, тем не менее анализ материалов съездов и конференций партии, протоколов ЦК, выступлений представителей кадетской фракции в Государственной думе, авторских работ ведущих идеологов партии и, наконец, публицистики, позволяет сделать вывод о том, что партия кадетов обладала вполне устойчивой системой взглядов на цели, задачи, характер, а также способы реализации и обеспечения внешней политики Российской империи. Анализ доктрины как совокупности программных установок партии позволяет выявить в ней четыре основных компонента. Первый - общие положения, посвященные оценке системы международных отношений конца XIX - начала XX в. и месту в ней России; второй - цели и задачи международного (глобального) порядка; третий - приоритетные (стратегические) цели на разных направлениях; четвертый - ресурсы внешней политики.

К числу наиболее существенных изменений и тенденций в системе международных отношений на рубеже XIX - XX в. кадеты относили, во-первых, интернационализацию современной международной жизни, во-вторых, появление новых субъектов "большой политики" в лице быстро прогрессировавших Германии, США и Японии.

Первую тенденцию, сущность которой заключалась в расширении сферы межгосударственных отношений, регламентируемых совместными усилиями держав, кадеты определяли как конструктивную. "Высокая сложность европейского народного хозяйства и международного обмена", интернационализация науки, искусства, промышленности и политики¹ способствовали сближению между собой всех частей мира и, создавая общий организм, принуждали мировое сообщество заботиться о его "здоровье" и правильном функционировании. Вторая тенденция, ввиду стремления государств, явившихся

Воронкова Ирина Евгеньевна - кандидат исторических наук, доцент Орловского государственного института экономики и торговли.

"на состязание наций после других" очистить себе "местечко под солнцем", имела деструктивный характер, поскольку способствовала формированию новых сфер соперничества в Европе, азиатско-тихоокеанском регионе и Новом Свете.

Сосуществуя, обе тенденции связывали государства различных политических подсистем в единую "мировую" систему: одна - путем формирования всемирного рынка, развития культурных связей, учреждения международных организаций, регулирующих различные сферы межгосударственных отношений. Другая - ломая "старую систему равновесия всех государственных единиц, вместе взятых"² и заменяя ее новой системой равновесия "групп государств", на основе максимального обеспечения национальных их интересов. Однако ни "интернационализация международной жизни", ни "идея равновесия", препятствующего "перевесу сильнейшего над сильными", не могли остановить "внутренний рост отдельных национальных единиц", пропорционально которому рос соблазн "поделить то, что еще не было поделено, разобрать между собой оставшиеся ничьими земли и обратить их в колонии"³.

Главной деструктивной силой в Европе кадеты считали Германию, о прогрессирующей мощи которой идеолог партии П. Б. Струве писал: "Сила ни одного государства Европы в новейшее время не росла так быстро, как Германии, и соответственно этому не только возросла ее потребность в помещении избыточных товаров и людей, но - и это главное - возросло чувство собственной силы, чувство не только естественное, но и весьма законное"⁴. Отторгнув по результатам войны 1870 - 1871 гг. у Франции Эльзас-Лотарингию, Германия завязала первый - франко-германский узел противоречий, "самое существование которого давно было угрозой для мира. Обе державы (Германия и Франция. - И. В.) искали союзников. Одна нашла себе в лице Австрии, другая - в лице России". Второй - "австро-русский, или балканский" источник напряженности также появился не без участия Германии. Когда в 1875 г. вспыхнуло герцеговинское восстание и Австро-Венгрия двинулась на Балканский полуостров, она столкнулась здесь с Россией и нашла поддержку своему движению в лице Германии, которая, впрочем, "сама очень скоро стала искать расширения своей мощи в том же направлении, имея конечною целью Малую Азию и Месопотамию"⁵.

Первоначально наличие двойственного союза России и Франции, тройственного Германии, Австро-Венгрии и Италии могло в определенной степени гарантировать европейское равновесие⁶. Однако претензии Германии росли, наращивая свои вооружения, она хотела не только "развивать торговлю и завоевывать рынки. Она хотела диктовать свою волю Европе"⁷, баланс сил стал меняться в пользу Тройственного союза, и Англия принуждена была отказаться от традиционной политики "блестящего уединения". Стремление Германии достигнуть преимущественного влияния на Балканском полуострове, в Константинополе, в большей части Малой Азии и в Месопотамии, установить свое господство от истока до устья Дуная, до Босфора и до Евфрата⁸ способствовало возникновению третьего - англо-германского узла межгосударственных противоречий. Будучи самым недавним по происхождению, он оказался особенно важным, поскольку речь шла о соперничестве двух величайших европейских держав, грядущий конфликт между которыми "ложился в основу всех мировых отношений"⁹.

В этой ситуации английский король Эдуард VII уже в 1903 г. начал свою "политику сближений, которая скоро приняла характер "изолирования" Германии. В 1904 г. Англия... сблизилась с Францией", причем последняя, "униженная Англией в Фашоде", предпочла забыть "старые обиды", сознавая уг-

розу со стороны Германии. Англо-французское соглашение 1904 г. стало своего рода "исходным пунктом" для ликвидации старых союзов и создания новых. Россия, являясь в силу своего стратегического положения "необходимым, неустранимым звеном во всех значительных комбинациях и построениях европейской политики", должна была занять в ней "совершенно определенное положение"¹⁰, которое, во-первых, могло гарантировать России, слабой в военном отношении и политически¹¹, защиту ее интересов, а во-вторых, учитывало бы факт вступления ее на путь переустройства русской государственности¹² на основе конституционных форм.

Идеологи партии отмечали, что Англия и Франция явно стремились содействовать нормализации русско-японских отношений; оказывая прямое и косвенное давление на русскую и японскую стороны в период переговоров, они значительно ускорили подписание конвенции 1907 г., разграничившей сферы интересов России и Японии на Дальнем Востоке. Конвенция вкупе с англо-японским договором 1905 г. и франко-японским соглашением 1907 г. создали сеть перекрестных соглашений, которые не только поставили предел японским притязаниям, но и стали "лучшей гарантией мира из числа всех гарантий, находящихся в распоряжении дипломатии"¹³. Все это свидетельствовало о желании Англии и Франции "вернуть Россию" в Европу, и это желание вполне совпадало с внешнеполитическими планами самой России, тогда как Германия рассчитывала использовать занятость России на Дальнем Востоке для осуществления своих планов на Балканах и Ближнем Востоке.

На Среднем Востоке, в Персии, борьба Англии и России закончилась установлением приблизительного равенства сторон. Россия закрепила свое преимущественное влияние в северной части страны, Англия - в южной. При этом у обеих держав обозначился общий противник - Германия, которой в свое время, опасаясь могущества России в Азии, Англия "охотно пошла навстречу"¹⁴, позволив в 1903 г. получить турецкую концессию на строительство Багдадской железной дороги, что открывало Германии прямой путь через Австро-Венгрию, Балканский полуостров и Малую Азию к Персидскому заливу. Вопрос о Багдадской железной дороге стал одним из "острых вопросов" в отношениях между Англией и Германией; он создал предпосылки для сближения Англии и России с целью не допустить "третьих лиц" в зоны своего влияния. Дополнительным стимулом к сотрудничеству с Англией явились революционные события в Персии 1906 г., которые поставили правительства обеих держав перед необходимостью согласовывать политику в стране для защиты собственных интересов.

Сложившаяся во второй половине 1890-х годов ситуация на Балканах и Ближнем Востоке - австро-германская экономическая и политическая экспансия на Балканском полуострове при утрате Россией "значительной части своего влияния на славянские народности", очевидный интерес Германии к Ближнему Востоку¹⁵ - диктовала предпочтительность союза с Англией и Францией. "Для создания Великой России есть только один путь: направить все силы на ту область, которая действительно доступна реальному влиянию русской культуры", и "эта область - весь бассейн Черного моря"; противостоять же русским интересам в данном регионе, по мнению кадетов, могла либо Германия, либо Австрия - "скорее всего оба эти государства". Ведь Германия "из двух возможностей, каковыми являются: 1) одновременный рост двух славянских держав, Австро-Венгрии и России, и 2) возвышение на счет России Австро-Венгрии, во всяком случае, менее славянской, гораздо ближе стоящей к германскому миру державы, - из этих двух политических возможностей Германия обязана, повинуясь здравому государственному смыслу, выбрать вторую, для нее гораздо более выгодную"¹⁶.

Обозначив общие и конфликтные интересы России с Англией, Францией и Германией, кадеты признали целесообразность вхождения России в блок Антанты. На такой выбор повлияли также политические пристрастия партии, которая, исповедуя либеральную идеологию, "больше склонялась к союзам с Англией и Францией, в силу их внутреннего строя"¹⁷. Однако, возражая оппонентам, утверждавшим, что "партийный интерес" в данном случае оказался выше "государственного", кадеты указывали, что в своем выборе партия руководилась "правильно понятыми интересами России", а не "симпатиями и антипатиями, почерпнутыми из внутренней политики"¹⁸.

Заключение англо-русского соглашения 1907 г., означавшего присоединение России к Антанте, кадеты одобрили, утверждая, что, во-первых, это признак "перехода от прошлого периода, когда у нас была политика династическая, к временам истинной национальной политики", а во-вторых, соглашение, "уравновесив в международном состязании шансы наших противников"¹⁹, положило предел "честолюбивым замыслам и властным замашкам" Германии.

С момента появления за "столом" Европы Тройственного согласия все усилия Берлина, указывали кадеты, определялись "желанием вырвать международные отношения из той колеи, в которую они вошли благодаря "тройственному соглашению", как противовесу "тройственного союза". Германии страшно хочется разрубить кольцо, которым она окружена, и вернуть себе старую гегемонию в Европе"²⁰. Блоковая система, первоначально оцениваемая кадетами как "шаг вперед в организации европейского мира", к упорядочению межгосударственных отношений, уже изначально, как признали позже идеологи партии, несла в себе дестабилизирующие элементы - локальные межгосударственные конфликты из-за расширения сфер влияния и гонку вооружений. Кадеты признавали, что Боснийский, Марокканский, Триполитанский кризисы были вызваны не только продолжавшейся борьбой за передел мира, но и уверенностью держав-союзниц в поддержке своих планов членами блока. Снижение в этой ситуации ценности "всякой дипломатической бумаги"²¹ значительно повышало весомость аргументов "бронированного кулака", способствуя, в свою очередь, наращиванию военной мощи государств.

Поскольку остановить устрашающий размах германских вооружений²² державы Тройственного согласия были не в силах, им, по мнению кадетов, оставалось - дабы не остаться "в хвосте истории" - включиться в гонку за создание преобладающей военной мощи. Англия ввела систему "two power standard", суть которой сводилась к тому, что в ответ на каждое германское судно в Англии закладывались две соответствующие боевые единицы, а французское Военное министерство, желая "парировать угрожающий жест" германского "бронированного кулака", ввело в действие обширную программу вооружений, которая, по замечанию кадетов, уже представлялась не "естественной эволюцией" вооруженных сил, а диктовалась чрезвычайным напряжением ввиду исключительных условий.

Однако Европа все же желала мира, не вызывало сомнений, что "современная война - и в особенности война между европейскими великими державами, - была бы... великой катастрофой", поскольку, "продолжаясь целые годы"²³, привела бы не только к многочисленным людским жертвам, но и к расстройству правильного функционирования международного хозяйства. В течение 1908 - 1913 гг. противоборствующие блоки еще объединяли свои усилия по пресечению и локализации конфликтов, что воодушевляло кадетов мыслью о возможности - не в отдаленном будущем, а в современном им мире - утверждения идеи мира и "установления между народами взаимного

равновесия на каком-либо ином начале, чем открытая борьба за первенство, за мировое преобладание"²⁴.

Балканские войны разрушили эти иллюзии. Крушение Турции в первой Балканской войне оценивалось как фактическое перераспределение сил в Европе, нарушившее равновесие между Тройственным союзом и Тройственным согласием; Германия, указывали кадеты, новым "гигантским напряжением своей военной мощи пытается удержать это равновесие или даже изменить его в свою пользу"²⁵. Для Англии те же факты перевеса чаши весов европейского равновесия в пользу России и восстановления "приблизительного равенства "тройственницы" и "двойственницы"" стали причиной особой "сдержанности". Возвращаясь на позицию суперарбитра, она, с одной стороны, стремилась "создать новую дополнительную гарантию против риска", поскольку "чем бы ни кончилась война, победой Германии или России, европейское равновесие было бы подорвано; германская гегемония в Европе или русская гегемония - не только в Европе, но и в Азии - одинаково невыносимы для Англии. Ей пришлось бы опять напрягать силы"²⁶, но, с другой стороны, в ее "отодвижении" читалось желание остаться в стороне в случае континентальной войны: не связанная союзными отношениями, она могла сохранить свой нейтралитет.

В этом кадеты усмотрели основание для пересмотра безусловной ценности членства России в Антанте. Подчеркивая, что взаимодействие Англии, Франции и России было основано лишь на частных соглашениях Англии-Франции 1904 г. и Англии-России 1907 г., которые не имели общеполитического характера, как не имела его и сама "entente cordiale", кадеты подвергли сомнению обеспеченность интересов России при данной форме объединения. В случае нападения Германии на Россию частное соглашение не являлось "для Англии обязательным casus foederis. Борьба соединенных Германии и Австро-Венгрии с Россией, несмотря на существование франко-русского союза, отнюдь не [являлась] casus foederis даже для Франции"²⁷. Однако, утверждая, что "расчет наш на поддержку со стороны союзников не может быть слишком велик"²⁸, кадеты отнюдь не ставили задачу коренного пересмотра всей системы союзов, а, скорее, предлагали обратить внимание на положительную сторону Антанты - гибкость ее политических уз, что позволяло наряду с общими групповыми интересами более решительно обеспечивать свои "специальные интересы и цели"²⁹.

Для этого требовалось, во-первых, занять более активную позицию в самой Антанте, не только "побуждая союзные державы усваивать нашу точку зрения", но и восполняя недостаток собственной силы путем совместных действий с союзниками в тех случаях, когда государственные интересы "параллельны". Во-вторых, входя в "непосредственное соприкосновение"³⁰ с державами противоположной группы, следовало избегать "крайностей унижения и надменности", поскольку это либо позволяло бы сделать вывод о бессилии России, либо мешало нормальным "мирным сношениям, каковые в дипломатии должны быть даже с врагами"³¹. В-третьих, России надо было использовать возможности "политики балансирования" между двумя международными группами - Антантой и Тройственным союзом, "соответственно собственным целям"³².

Реализовать такую схему взаимоотношений с ведущими европейскими государствами Россия могла, по оценке кадетов, лишь при наличии соответствующих материальных и моральных сил внутри страны. Для этого и требовалась разработка доктрины, предполагавшей повышение эффективности работы иностранного, военного и финансового ведомств и формирование органического единства государства и нации на основе национальной идеи.

С этой точки зрения первоочередное внимание привлекала деятельность Министерства иностранных дел, которое, как они считали, успело потерять в глазах правительств и общественного мнения государств обоих полушарий всякий кредит, а во время русско-японского столкновения "обнаружило полное свое бессилие, как в политической области, так и в вопросах технического свойства"³³. Кадеты обращали внимание на несоответствие требованиям времени организационной структуры, форм и методов работы служащих этого ведомства, на необходимость его реформы с учетом того, что в политический жизни России появился новый фактор - Государственная дума, получившая право рассматривать и утверждать ежегодные ассигнования на Министерство иностранных дел.

Заявление министра А. П. Извольского о том, что подготовка реформы уже ведется, кадеты приветствовали, но закрытость этой работы внушала им тревогу: "Мы хотим думать, что не чудовищность намечаемых совещаниями реформ является побудительной причиной хранения в строгом секрете дебатов, происходящих на совещаниях в министерстве". Осведомленные только об общем направлении преобразований, либералы предлагали чиновникам обратить внимание на следующие вопросы: уравнение в правах при поступлении на службу в министерство питомцев университетов и воспитанников привилегированных заведений, увеличение жалования для младших служащих и отмену имущественного ценза при поступлении на службу, уничтожение иерархии заграничных должностей, когда "назначение в Вашингтон рассматривается как ссылка", а "в Токио переводят из Мюнхена и то с обещанием не оставлять долго в столице, где нет придворной жизни", когда "назначение в Лиссабон почетнее, чем в Софию"³⁴. Как видно, предложения кадетов имели в своей основе стремление расширить доступ к должностям для выходцев из более демократических слоев общества, изменить ставший традиционным для российской дипломатии "стиль XVII века".

Оценивая личный состав ведомства, кадеты утверждали, что с ним "вряд ли возможно достаточно успешно вести какую-либо внешнюю политику, даже при наличности у центрального правительства правильно намеченных целей национальной политики и удачно выбранных путей к их осуществлению"³⁵. Объясняя свою позицию, кадеты отмечали, во-первых, склонность второстепенных чиновников министерства вести самостоятельную политику, зачастую основанную на "склонности к риску, желании где-нибудь и с кем-нибудь поссориться, может быть для того, чтобы взять реванш за наши недавние неудачи"³⁶, что приводило к "запутыванию" дел и зачастую создавало конфликтные ситуации, "распутывать" же положение "безответственные дипломаты" предоставляли "ответственной дипломатии", которой в результате не всегда удавалось сохранить международный престиж.

Во-вторых, отмечалось ведение "старыми агентами" "старой политики", органически не способной "идти в сторону новой Персии, молодой Турции, раскрепощения австрийских и германских славян, угнетенных армян или македонцев... и пропитанной свободолюбием Англии", а фатально направлявшей "сочувствие в сторону шаха, султана, столь родственных по духу австрийских канцелярий и сугубо уважаемых политиков "бронированного кулака""³⁷. Подобный стиль политики создавал почву для отрицательного восприятия России в тех государствах, в благожелательном отношении которых правительство было заинтересовано. В итоге получался вывод о том, что эффективность внешней политики государства во многом обеспечивается "искусством ее государственных людей", в данном случае - чиновниками МИД, которые, помимо высокого профессионализма, широты и гибкости взглядов, должны: знать "что они делают", уметь "не считаться с влияниями себе про-

тивоположными", заботиться "не об интересах ведомства, а об интересах родины"³⁸.

Вместе с тем кадеты признавали, что "внешняя мощь не есть продукт дипломатической ловкости"³⁹, видели, что причины военных и дипломатических неудач лежали глубоко, являясь неизбежным результатом внутренней политики с ее желанием воскресить "ветхого Адама абсолютизма", "насильническим национализмом", декоративной военной мощью, финансовой слабостью.

Незыблемым краеугольным камнем нового государственного строя России кадеты считали акт 17 октября 1905 г., который создал "русскую свободу, русского гражданина", провозгласив отказ от самодержавного правления и переход к конституционализму. Русское общество, писала "Речь", почувствовало начинающееся воскресение из мертвых - момент духовного подъема, начало национального возрождения. Решение Николая II о предоставлении министру иностранных дел "права отвечать на обращенные к нему запросы и давать соответствующие разъяснения Государственной думе", предварительно "испрашивая каждый раз всемилостивейших указаний его императорского величества"⁴⁰, кадеты восприняли с одобрением, веря, что наконец-то государство увидело скрытый ресурс своей силы - общественное мнение - и решило опереться на него. Однако далеко не все в Думе разделяли такой подход, и кадетам приходилось доказывать важность осведомления русского народа о "регулярном ходе нашей дипломатии", убеждать прочих думцев в том, во-первых, что обмен мнениями с парламентом - не во вред национальным интересам и будет лишь способствовать "демократизации" национальной дипломатии и освобождению ее от "усмотрений и капризов", а во-вторых, что, поскольку к депутатам Думы правительство обращается за новыми средствами, то те, у кого просят денег, "имеют некоторое право знать, для чего и на каком основании обращаются к ним с этой просьбой"⁴¹.

Впрочем, вскоре либеральная оппозиция принуждена была разочароваться, потому что при С. Д. Сазонове Министерство иностранных дел реже, чем при Извольском, обращалось к общественному мнению. "Проходят бурные годы - годы, когда решаются вековые задачи русской политики, исторические моменты приходят и проходят, а по тем или другим причинам, министр иностранных дел не говорит с этой кафедры", замечали кадеты, хотя "в своих депешах за границу ссылается на общественное мнение и даже на волю Государственной думы как на весомые величины в области нашей внешней политики"⁴². По мнению либералов, Государственная дума так и не стала равноправным фактором власти, а превратилась в "какое-то присутственное место с особыми распорядками и особым способом пополнения своего личного состава", вынужденное приспособляться к ней. Именно это "внутреннее неустройство и ненормальные отношения между правительством и обществом, отсутствие правомерного конституционного русла" затрудняли решение внешнеполитических задач⁴³.

Подчеркивая, что "правительство, оторванное от народа, лишенное возможности опереться на какую бы то ни было живую силу, утратившее доверие своих же ставленников", не могло "быть мощным и авторитетным во внешней политике"⁴⁴, кадеты призывали покончить с "декоративной ролью" Государственной думы, сделав тем самым внешнюю политику независимой от усмотрения чиновников. Однако в угоду реакции правительство "спустило" знамя конституции и стало проводить "всякую иную, только не конституционно-зиждительную и конституционно-консервативную политику", вступив на путь активной борьбы не только с крайними, но и с умеренными политическими партиями, представленными в Государственной думе. Про-

должая утверждать, что правительство должно пожелать и суметь морально опереться на нацию, воспринявшую идеал государственной мощи, кадеты призывали власть примириться с народом, "проснувшимся к самосознанию и самодеятельности", создать органическое единство государства и нации; только тогда, охваченный духом "истинной государственности", народ будет смело отстаивать интересы Великой России "в борьбе со всеми ее противниками, где бы они ни укрывались"⁴⁵.

Выдвигая идею возрождения великодержавного величия, кадеты выступали противниками тех действий власти, которые поощряли антисемитизм, национализм, ставший лозунгом правящей бюрократической России, - эти "идеологические суррогаты былой непосредственной связи, которая существовала между властью и верившим в нее народом"⁴⁶. Превознесение национального начала не противоречило либеральной доктрине. Рассуждая о национализме как историческом явлении, Струве выделял два его типа. Первый - "национализм свободный, творческий и потому открытый и в подлинном и лучшем смысле завоевательный". Второй - "национализм скованный, пассивный и потому вынужденный бояться других и обособляться от них. Это национализм - закрытый, или замкнутый и оборонительный". Носителями первого типа, в его глазах, являлись англосаксы, которые ничего не боятся и все покоряют, веря в то, что угроза растворения в море чужеродных элементов им не грозит. Историческими носителями второго типа национализма Струве считал евреев, отделившихся от всего мира для спасения своего "маленького, теснимого и травимого народа".

По мнению Струве, в условиях, когда гегемония русской национальности и русской культуры очевидна, стоять на позициях замкнутого национализма для России чрезвычайно опасно, этот путь вел не к национально-государственному объединению, а к национальному автономизму и федерализму. "Насильнический национализм, - подчеркивали кадеты, - увеличивает, а не уменьшает силы... противников", являясь "либо творцом, либо пестуном национальных сознаний и притязаний угнетаемых народностей". Он "усыпляет и расслабляет национализм народный"⁴⁷.

Однако, противореча логике, власть продолжала навязывать русскому народу, призванному свободно шириться, способы и приемы не сильного, а слабого, не нападения, а обороны, видя в такой политике последний психологический ресурс реакции. "Нам угрожают, говорят, зараз Турция, Япония, Австрия, Германия, поляки, евреи, финляндцы. Словом, со всех сторон Россию и русских окружают враги. Позвольте, господа, - замечал Струве, - в таком случае единственной целесообразной государственной и национальной политикой является - свести до минимума все плоскости трения, обратить своим образом действий часть врагов в друзей, концентрировать национальные усилия на самом важном и нужном. Но те самые люди, которые бьют в набат по поводу Турции, кричат о неминучей опасности на Кавказе, указывают на козни Австрии и Германии, те же самые люди желают согнуть в бараний рог финляндцев, окрутить поляков, окончательно довести до отчаяния евреев"⁴⁸. Такая политика, считал этот видный идеолог партии, не может называться государственной - это какое-то "истерическое безголовье, которое неспособно разобраться в реальной обстановке".

Боснийский кризис 1908 - 1909 гг. и позорное отступление России перед требованиями Германии приковали внимание кадетов к проблеме восстановления военного могущества России. Уже русско-японская война 1904- 1905 гг. показала всему миру, что русская армия - "не реальная организация вооруженной силы великой державы, а лишь декорация ее. Все ждали, что эту декорацию, наконец, уберут и на ее месте воздвигнут капитальное здание

военного могущества России... Но недавние события на Балканском полуострове, - замечали кадеты, - показали, что здания все еще нет, а та работа, которая делалась за это время Военным министерством... была лишь подмалевкой все той же декорации"⁴⁹.

Требовалось устранить недостатки вооруженных сил России, выявленные в ходе русско-японской войны, создать мощный флот, реорганизовать оборону. При этом кадеты определяли первоочередность выделения финансовых средств исходя из того, что сила России в ее сухопутной армии, а уж затем - флот. Поскольку войну в Европе они считали в ближайшее время маловероятной, кадеты настаивали на создании мощного Черноморского флота. По их мнению, обладание Проливами могли обеспечить лишь "сильная армия и такой флот, который давал бы нам возможность десанта на любом пункте Черного моря и в то же время обеспечивал бы нас от вражеского десанта в этой области"⁵⁰.

Предпринимаемые правительством шаги в области военной подготовки, по мнению кадетов, не имели единой руководящей идеи, планосообразности в распределении государственных ресурсов, делались в зависимости от "потребностей минуты". Сам процесс принятия решений по вопросам обороны представлялся им несовершенным: проекты морских или военных министров вносились первоначально на рассмотрение Совета министров, но "кто же в Совете министров будет делать возражения генералу Сухомлинову или адмиралу Григоровичу по предметам их специальности: обер-прокурор Саблер или министр Кассо?", - вопрошала "Речь"⁵¹. Правильная организация государственной обороны, подчеркивали кадеты, требовала единоначалия, которое только и могло гарантировать единство взглядов в вопросах внешней безопасности государства.

Либералов заботил вопрос финансирования планов обороны. Отмечая хронически пассивный платежный баланс страны, вынуждавший заимствовать деньги за границей, кадеты указывали на необходимость пересмотра финансово-экономической политики государства. Министр финансов В. Н. Коковцов, проводивший курс строгой бюджетной экономии, на взгляд либералов, забывал, что "в процессе экономического обновления и возрождения страны экономия в государственном хозяйстве есть лишь отрицательное условие, а не какая-либо положительная творческая сила"⁵². Кадетам была ближе экономическая программа промышленников, которые ставили задачей подъем производительных сил при помощи иностранных займов. История с французским займом 1907 г. показала, что и "французские капиталисты, прежде чем дать русскому правительству взаймы, желают видеть у нас серьезный контроль над финансами: они требуют контроля, производимого парламентом. Парламентский контроль, - отмечала "Речь", - имеет задачу... установления также надзора за целесообразностью государственного хозяйства". Давая деньги, правительства западных демократий должны были быть уверены в том, что они пойдут не на искоренение "конституционного идеала" в России, ибо "либеральная Европа... ищет Россию либеральной", а на развитие производительных сил и исправление недостатков русской армии, поскольку только сильная в экономическом, военном и политическом отношении Россия была желанным участником Тройственного согласия⁵³.

Кадеты, таким образом, основу великодержавной внешней политики видели в таком использовании внешнеполитических возможностей и внутренних ресурсов страны, какое обеспечивало бы вывод страны "в международной политике на дорогу, достойную великого государства и великого народа". В убеждении, что Россия сохранила, несмотря на временную слабость, статус великой державы, кадеты подвергали критике позицию официальных

кругов - прятать "свое "национальное лицо" под крылышко и быть тише воды, ниже травы", пока задуманные реформы не принесут долгожданного результата; они требовали вести "большую внешнюю политику", то есть ставить и решать задачи глобального масштаба⁵⁴.

При этом либеральная доктрина в области международных отношений подразумевала в качестве цели принятие и одобрение всеми государствами идеи мира, основанного на добровольном согласии и взаимном признании независимости государств, и принципа равенства народов. Кадеты в частности предлагали:

- стремиться восстановить реальное значение Международных конференций мира;

- выступать за неуклонное соблюдение всеми государствами принятых на I и II Гаагской конференциях конвенций и деклараций;

- центром урегулирования международных конфликтов сделать Постоянную палату третейского суда, придав ее постановлениям обязательный характер;

- оказывать поддержку прогрессивным начинаниям государств в области развития международных начал права и облегчения способов международной защиты прав;

- вести пропаганду гуманных способов ведения войны, коль скоро она признана неизбежным спутником современного мира, а также добиваться ограничения роста вооружений и отказа от применения средств массового уничтожения людей;

- поддерживать право государства на применение силы только в исключительных случаях - перед угрозой нарушения суверенитета и безопасности государственных границ;

- в сфере экономических взаимоотношений отдавать предпочтение политике "открытых дверей"; оказывать государственную поддержку торгово-промышленным кругам России; создавать и использовать экономические рычаги и конкурентные преимущества в национальных интересах.

"Наибольшую косность" в вопросах обеспечения всеобщего мира проявляла, по мнению кадетов, Германия, которая "играла с огнем", "возбуждая национальные страсти"⁵⁵ и наращивая вооружения. Осознание неизбежности столкновения Германии и Англии, в которое, помимо своей воли, Россия будет неизбежно втянута, вернуло кадетов на почву практических размышлений о способах обеспечения собственных интересов России на разных направлениях с учетом происшедших к 1914 г. изменений в международной жизни.

Важнейшим приоритетом их доктрины на европейском направлении оставалось развитие взаимовыгодных, основанных на равенстве, партнерстве, отношений России с европейскими государствами. Сохранению и укреплению союза с Францией 1892 г., который рассматривался как "взаимная страховка двух континентальных государств от всяких внешних неожиданностей", кадеты придавали первоочередное значение, замечая при этом, что его содержание "отчасти выветрилось, отчасти изменилось". Проявившаяся в ходе русско-японской войны слабость военной мощи России ослабила военно-политическую ценность союза для Франции, выдвинув на первый план его финансово-политическую сторону. Французские миллиарды, помещенные в России, являлись "сильнейшей связью", скреплявшей отношения двух государств, но сотрудничество омрачал тот факт, что союзница, уверенная в том, что Россия не сможет обходиться без "богатой и могущественной Франции", стала требовать "гораздо большего подчинения русской дипломатии интересам французской политики, чем это было до сих пор"⁵⁶. Считая необходи-

мым восстановить позицию равного диалога в отношениях с Францией, кадеты указывали на важность преодоления финансовой зависимости России.

Дружественные отношения России и Англии, установленные соглашением 1907 г., кадеты считали целесообразным, несмотря на имеющиеся противоречия по балканским и ближневосточным делам, укреплять и развивать. Основными аргументами в пользу дальнейшего расширения сотрудничества являлись в их глазах его значение для поддержания европейского равновесия и идентичность подходов двух государств к вопросу о противодействии растущему влиянию "австро-германизма" в Европе.

Последовательно выступая за развитие дружественных отношений с демократическими Англией и Францией, кадеты столь же последовательно выступали против любых попыток сближения с Германией. Свою позицию они обосновывали непримиримостью русских и германских интересов по ключевым внешнеполитическим проблемам на Балканах, Ближнем и Среднем Востоке.

Существенные изменения претерпели доктринальные установки по балканско-ближневосточному направлению. Указывая на проявившуюся в ходе Балканских войн склонность Болгарии искать поддержки Германии, кадеты настаивали на пересмотре условий Бухарестского мирного договора 1913 г. и считали, что только таким путем можно вернуть былое расположение самой сильной славянской державы к России и одновременно ликвидировать очаг напряженности в "юго-восточном углу" Европы. Все большую тревогу либералам внушал курс Турции, которая, сближаясь с державами Тройственного союза, проводила с помощью Германии реорганизацию своей армии и наращивала военно-морскую мощь. "Зараженные берлинскими идеями" турецкие политики уже открыто говорили "об изменении центра тяжести турецкого внимания, о том, что это внимание всецело будет направлено теперь на Малую Азию и особенно на пограничные с нами местности Малой Азии". Отмечая систематическое продвижение Турцией в области Урмии, кадеты оценивали ее действия, как "задевающие жизненные интересы России"⁵⁷. К угрозе на кавказской границе добавлялась "вечная проблема" Проливов, получившая, ввиду возросшего влияния Германии в Турции, особое звучание. Подчеркивая, что "дело не в том, что уже добыто Германией на Ближнем Востоке, а в том, что ей хочется еще добыть, принимая в расчет благоприятность момента", кадеты призывали российскую дипломатию "не быть слишком пугливой. Но, вступая в полосу испытаний... думать об укреплении "глиняных ног""⁵⁸.

Сохранили свою значимость задачи обеспечения безопасности на Дальнем Востоке, создания там благоприятных внешнеполитических условий для экономического роста, связанных с отказом от политики сфер влияния и принятием доктрины "открытых дверей" в Азии. Однако ввиду очевидного стремления Японии достигнуть господствующего положения в азиатско-тихоокеанском регионе, что грозило нарушить статус кво, кадеты делали вывод о предпочтительности союза с Китаем. В отношениях с Монголией, где Россия имела торговые интересы и испытывала конкуренцию со стороны Китая, следовало отказаться от попыток установления экономической зависимости Монголии и способствовать формированию представления о дружественной России, которая не только поддерживает, но и всеми доступными средствами содействует национальному развитию Монголии. Особую актуальность на азиатско-тихоокеанском направлении приобретала задача сближения с США, что помогло бы умерить "аппетиты" Японии, содействовать нормализации отношений с Китаем, закрепить отказ от территориальной экспансии в дальневосточной политике России. Демонстрация Россией готовности при-

нять американскую доктрину "открытых дверей", отказаться от политики антисемитизма и национализма внутри страны могла стать прочной основой для сотрудничества с США.

В отношении Среднего Востока содержание либеральной доктрины оставалось практически неизменным: предполагалось сохранять политическое влияние в Персии, которое служило бы гарантией безопасности южных границ империи, проводить укрепление и защиту российских экономических интересов в Северной Персии. Обязательным условием достижения этих целей кадеты называли невмешательство во внутренние дела Персии. Отступление от этого принципа (военные экспедиции 1909 и 1911 гг., карательные акции в Тавризе в 1911 г.) вызывало вражду в мусульманском мире; для восстановления доверия к России со стороны персидского народа и парламента требовалась корректировка политического курса.

Ключевые установки предвоенной внешнеполитической доктрины партии состояли в том, что место либеральной России в либеральной Европе; что интересы внешней и внутренней политики настоятельно диктуют ее членство в Антанте; что цели и задачи региональной политики определяются как обеспечение национальных интересов и национальной безопасности страны, что для этого, во-первых, внешняя политика Российской империи должна быть ориентирована на установление демократического миропорядка; утверждение примата права в международных отношениях; поддержание добрососедских отношений с пограничными с Россией государствами; во-вторых, соответствующая внутренняя политика предполагала завершение конституционализации России для примирения на этой основе власти и общества, проведение либерального курса в национальных вопросах, восстановление финансово-экономической мощи, необходимой для укрепления вооруженных сил. Те же установки определяли либеральную внешнеполитическую доктрину и в условиях первой мировой войны. Она, впрочем, была дополнена положениями о причинах возникновения мировой войны и способах ее предотвращения в будущем.

Обосновывая взгляд на Германию как "зачинщика" мирового конфликта, кадетские историки и юристы проследили эволюцию ее государственной жизни в конце XIX - начале XX века. Они отмечали стремительный демографический и промышленный рост страны. Если ранее Германия "еще могла стоять на своих собственных ногах, производя сама все нужное для своего потребления", то теперь она стала "ввозить к себе продукты земледелия и сырье для своей фабричной переработки" и нуждалась в "завоевании... рынков для сбыта продукции". В этом усматривались "чисто материальные, экономические условия", которые, вкупе с "военными и политическими, экономическими и политическими успехами вскружили головы немцам", толкнув их для разрешения национальных задач на путь развязывания военного конфликта. Создавая национальную философию о германском "провиденциальном избранничестве для управления миром", немецкие политики и военные подводили под нее материальное основание, производя "с величайшим напряжением всей национальной энергии" пушки и снаряды, аэропланы и подводные лодки, "вышучивая мысль об ограничении вооружений как нелепую утопию", "саботируя все исходящие от держав согласия примирительные предложения". Подчеркивая, что "исторический процесс есть процесс личный, а не безличная эволюция"⁵⁹, кадеты обратили внимание и на роль, которую сыграл в развязывании войны Вильгельм II, неустанно культивировавший принцип "силы ради силы", той "силы", что "выше права".

С того момента, как выяснилась противоположность интересов двух лагерей Европы, из которых "один непременно хотел довести дело до войны и

всячески провоцировал, а другой всеми способами старался выиграть у решившегося противника несколько лет мира", начались "годы напряженного дипломатического состязания", в котором шансы "старой Европы, с ее пренебрежением прав народностей, с ее бесконечными вооружениями и ежеминутным страхом катастрофы, с ее фиктивным международным правом" сохранить мир были ничтожны⁶⁰.

Придя к выводу о том, что именно "борьба не на жизнь, а на смерть между двумя претендентами на мировое господство, между Германией и Англией" стала главной и действительной причиной войны, основную ответственность за ее начало кадеты возложили на Германию, "взявшую в свои руки заботы о судьбах европейского мира и властно направившую дипломатический конфликт к кровавой развязке"⁶¹. Кадеты определяли характер войны как завоевательный со стороны Тройственного союза и освободительный со стороны Антанты. По их оценке, вступая в борьбу с союзом Центральных держав, "Россия, вместе с великими культурными народами Запада" имела "не завоевательные планы и корыстные цели, а желание отстоять свое место среди других государств и охранить право малых народов". Кадеты призывали вести войну до решительной победы, ибо вопрос стоял о том, чтобы "надолго или навсегда" обезвредить врага⁶².

От исхода "великой войны 1914 года", которая, по убеждению кадетов, являлась "одной из тех "исторических" войн, которые завершают одну эпоху всемирной истории и открывают другую", зависело установление на долгие годы "условий существования и развития человеческих обществ". Испытав беспримерную тяжесть войны, Европа должна была не допустить "запамятования одних, неведения других, коварного умолчания третьих"⁶³ о причинах и виновниках войны, но, главное, создать условия для обеспечения человечеству "сравнительного покоя на сравнительно продолжительное время", а значит, нужно объединение народностей в этнографических границах, ослабление мирового соперничества и вооруженного мира, Гаагский конгресс и создание международной организации Европы⁶⁴.

Трудами идеологов конституционно-демократической партии была выработана фактически первая в истории России внешнеполитическая доктрина либеральной империи. Суть ее кадеты видели в том, что экономически и политически сильная Россия, не отказываясь от великодержавности в политике, выступает как держава-миротворец, используя для продвижения своих национальных интересов в других государствах исключительно экономические и культурные методы политики.

Примечания

1. МИЛЮКОВ П. Н. Вооруженный мир и ограничение вооружений. М. 2003, с. 58; Речь, 5.II.1910.

2. Речь, 26.VIII.1914.

3. МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 43.

4. СТРУВЕ П. Б. Современное международное положение под историческим углом зрения. В кн.: СТРУВЕ П. Б. Patriotica. Политика, культура, религия, социализм. М. 1997, с. 82.

5. Речь, 1.I.1916.

6. Русская мысль, 1908, N 1, с. 221.

7. Речь, 23.IX.1911.

8. МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 46.

9. Протоколы Центрального комитета и заграничных групп конституционно-демократической партии. Т. 1. М. 1994, с. 332.

10. Речь, 21.IX.1910; 23.IX.1911; 1.I.1907; 29.XII.1909; Русская мысль, 1908, N 1, с. 220.

11. СТРУВЕ П. Б. Современное международное положение, с. 85.

12. Речь, 2.IX.1906.

13. Русская мысль, 1907, N 11, с. 179.

14. Речь, 5.V.1911.

15. МИЛЮКОВ П. Н. Воспоминания. М. 1991, с. 301; Речь, 22.VII.1907.

16. СТРУВЕ П. Б. Великая Россия. В кн.: СТРУВЕ П. Б. Россия. Родина. Чужбина. СПб. 2000, с. 37, 46.

17. Протоколы Центрального комитета, с. 332.

18. Речь, 30.I.1910.

19. Государственная дума. Созыв III. Сессия 2-я. Стенограф, отчеты (СОГД III/2). СПб. 1908, стб. 2678; Речь, 8.XI.1909.

20. Речь, 8.VIII.1909.

21. СОГД IV/2. СПб. 1914, стб. 349; Речь, 4.X.1911.

22. МИЛЮКОВ П. Н. Вооруженный мир, с. 20; Речь, 28.IV.1913.

23. Речь, 24.I.1909; Русская мысль, 1908, N 1, с. 226; МИЛЮКОВ П. Н. Вооруженный мир, с. 31.

24. МИЛЮКОВ П. Н. Вооруженный мир, с. 81.

25. Речь, 9.III.1913.

26. СОГД IV/2. СПб. 1914, стб. 371; Речь, 17.I.1913.

27. СТРУВЕ П. Б. Современное международное положение, с. 86.

28. Протоколы Центрального комитета, с. 333 - 334.

29. Речь, 3.IV.1914.

30. Там же, 15.X.1908; 25.III.1909; 10.X.1912.

31. Там же, 8.XI.1909; СОГД III/3. Ч. 2. СПб. 1910, стб. 2773.

32. Протоколы Центрального комитета, с. 333 - 334.

33. Речь, 23.VI.1907.

34. Там же, 29.VI.1907.

35. Там же, 25.XII.1909.

36. СОГД III/5. СПб. 1912, стб. 2186.

37. Речь, 9.VII.1908.

38. СОГД Ш/3. Ч. 2. СПб. 1910, стб. 2775.

39. Речь, 18.III.1909.

40. Архив внешней политики Российской империи, ф. 133, оп. 470, д. 207, л. 1 - 3.

41. Речь, 4.III.1911; СОГД III/4. СПб. 1911, стб. 3302.

42. СОГД IV/2. СПб. 1914, стб. 348.

43. СТРУВЕ П. Б. Оздоровление власти. В кн.: СТРУВЕ П. Б. Patriotica, с. 392 - 393; Русская мысль, 1907, N 11, с. 169.

44. Речь, 18.III.1909.

45. СТРУВЕ П. Б. Интеллигенция и народное хозяйство. В кн.: СТРУВЕ П. Б. Россия. Родина. Чужбина, с. 83; СТРУВЕ П. Б. Великая Россия. Там же, с. 48, 49.

46. СТРУВЕ П. Б. Оздоровление власти. В кн.: СТРУВЕ П. Б. Patriotica, с. 391.

47. СТРУВЕ П. Б. Два национализма. В кн.: СТРУВЕ П. Б. Россия. Родина. Чужбина, с. 95, 94, 96.

48. СТРУВЕ П. Б. Тревога и безголовье. В кн.: СТРУВЕ П. Б. Patriotica, с. 114.

49. Речь, 21.IV. 1909.

50. СТРУВЕ П. Б. Великая Россия, с. 47.

51. Речь, 29.VII.1912.

52. СТРУВЕ П. Б. Экономические программы и "неестественный режим". В кн.: СТРУВЕ П. Б. Patriotica, с. 95.

53. Речь, 28.VII.1907; 16.VII; 18.X.1906.

54. Московский еженедельник, 1909, N 14, с. 6; Речь, 2.IV.1909; 8.VIII.1907.

55. Речь, 27.VII.1910; СОГД IV/2. СПб. 1914, стб. 373.

56. Речь, 7.IV.1906; 1.I.1907; 27.X.1906.

57. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 579, оп. 1, т. 1, д. 2213, л. 16; СОГД IV/1. СПб. 1913, стб. 1044; Речь, 23.X.1911; 4.III.1912.

58. Речь, 26.II.1914.

59. МИЛЮКОВ П. Н. Вооруженный мир, с. 39 - 40; Речь, 1.I.1916; 26.III.1916; 12.IX.1917.

60. Речь, 12.VII.1916; СОГД IV/4. Пг. 1916, стб. 3242.

61. Речь, 19.VII.1915.

62. Вестник партии Народной свободы, 1918, N 5, с. 156; Речь, 19.VII.1917.

63. Речь, 25.XII.1914; 19.VII.1917.

64. Там же, 14.XI.1914; ГАРФ, ф. 579, оп. 1, т. 1, д. 2095, л. 1.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - И. Е. Воронкова:

Комментарии: