20 марта русского министра иностранных дел посетил итальянский посол Карлотти. Разговор касался лишь общих предметов, "и С. Д. Сазонов вынес впечатление, что маркиз Карлотти не посвящен своим правительством в начатые в Лондоне переговоры", но в этот же день в Лондоне Грей, наконец, принял Империали и вручил ему согласованный ответ держав Тройственного согласия. Он был весьма близок к тому, который содержался в памятной записке английского посольства от 18(5) марта. Спорный момент выглядел в заявлении Грея следующим образом: "Требование Италии о присоединении к ней Далмации, сопровождаемое предложением нейтрализовать значительную часть восточного Адриатического побережья, и притязания на острова в Кварнеро, оставляют Сербии весьма ограниченные возможности и условия для выхода к морю и запирают югославские провинции, которые имели основания рассчитывать, что эта война обеспечит им осуществление их законных стремлений к расширению и развитию, чего они до сих пор были лишены. Не представляется, по-видимому, нужным полностью излагать соображения по этому вопросу в настоящем фазисе его развития, но три державы просят итальянское правительство пересмотреть его притязания в этом направлении и, если возможно, найти способ принять во внимание пожелания югославских лидеров"¹.

Беседы Грея с Империали касалось содержание памятной записки английского посольства в Петрограде от 21(8) марта. Несмотря на то, что ответ Грея был средактирован в чрезвычайно мягких и благожелательных для Италии тонах, Империали сильно настаивал на требованиях относительно Далмации и близлежащих островов. Он горячился и вспоминал, что Далмация принадлежала Венеции в течение шести столетий и что Австрия специально заселила ее славянами после 1866 года. Грей высказал свое разочарование тем, что несмотря на удовлетворение державами почти всех условий Италии, посол так решительно настаивает на Далмации. И премьер-министр Г. Асквит, и другие члены английского кабинета единодушно признают, что если итальянские требования будут осуществлены, они закроют выход даже из Фиуме! Далее Грей сослался на разговор ("чисто академический") Сазонова с

Окончание. Начало см. Вопросы истории, 2010, NN 4, 5.

Карлотти о Заре и Себенико. Но побережье у Спалато должно быть предоставлено славянам, полагал он. В случае компромисса в Далмации, легче будет продвинуть вопрос о создании мусульманского албанского государства под покровительством Италии. Далее состоялось обсуждение ряда чисто военных вопросов, связанных с выступлением Италии, которое должно было последовать, по мнению Грея, не позднее середины апреля (затрагивался и вопрос о заключении военной конвенции с Россией). Итальянский посол сказал, что немедленно известит свое правительство. Первая стадия переговоров с Италией заканчивалась. Но были еще две беседы Шиллинга и Сазонова с Карлотти в Петрограде 22(9) и 23(10) марта 1915 года.

Итальянский посол приехал к Шиллингу в министерство и поделился новостью: ему сообщили из Рима о начатых там переговорах и уполномочили побеседовать по этому же предмету с Сазоновым. Карлотти не без лукавства прочел Шиллингу несколько полученных телеграмм. В одной из них итальянский посол в Париже Т. Титтони сообщал своему правительству, что он узнал о переговорах в Лондоне "благодаря нескромности" сотрудника российского посольства во Франции В. В. Солдатенкова. Тот сообщил Титтони о позиции Сазонова по отдельным пунктам итальянских требований. (Узнав об этом, Сазонов тут же 22/9 марта телеграфировал Извольскому в Париж о том, что Солдатенков отчисляется от должности чиновника особых поручений при посольстве в Париже за возмутительное поведение, выразившееся в разглашении служебных тайн.) Соннино, получив телеграмму Титтони, вынужден был сообщить послу в Париже весь перечень итальянских требований, а также результаты первого обмена мнениями между Империали и Греем, который и был приведен в меморандуме английского посольства от 21(8) марта 1915 года. Копию этой телеграммы получил теперь и Карлотти. Итальянский посол вспоминал, что во время своей последней встречи с Сазоновым оба они, очевидно, ожидали друг от друга "почина для делового разговора", но Карлотти тогда еще ничего не знал, а Сазонов уважал просьбу итальянского правительства о сохранении переговоров в Лондоне в полной тайне. Шиллинг пытался загладить инцидент с Солдатенковым, утверждая, что тот неточно изложил позицию Сазонова. Но во всяком случае Соннино и итальянские послы в Лондоне, Париже и Петрограде знали теперь доподлинно, что именно позиция России является главным препятствием на пути удовлетворения их империалистических вожделений на Адриатике. Карлотти, в частности, продолжал отстаивать обоснованность этих вожделений, а Шиллинг возражал ему, указывая на интересы сербов и хорватов на адриатическом побережье. Шиллинг пытался подействовать на Карлотти предостережением о том, что политика правительства Саландры в адриатическом вопросе может совершить "неслыханное чудо" и обратить против Италии "фантастический союз" Сербии с Австрией².

23(10) марта состоялась продолжительная беседа между Карлотти и Сазоновым. Министр посетовал на то, что переговоры идут в Лондоне и поэтому в Петрограде между ними может происходить только ни к чему не обязывающий обмен мнениями. Сазонов подробно обосновывал русскую точку зрения на спорный адриатический вопрос. Карлотти по видимости соглашался с ним во многом, ругал Соннино, как человека мелочного, не сделавшего никогда в жизни "ничего крупного". Империали же, по его отзыву, лишь простая передаточная инстанция и не рискует высказаться перед своим правительством в пользу оперативного изменения точки зрения³.

Таким образом, в период между 12 марта (27 февраля) и 22(9) марта состоялось решение на высшем российском уровне о принятии в принципе итальянских условий вступления в войну и определены размеры возможных

уступок в случае твердости позиции итальянской стороны. На позицию России оказывала решающее влияние ее собственная заинтересованность в решении судьбы Проливов и Константинополя, поскольку Франция не давала на них согласия вплоть до 16(3) марта. Вместе с тем на позицию России в спорном адриатическом вопросе оказывала влияние и забота об интересах южных славян. Были согласованы между Францией, Англией и Россией размеры уступок итальянским требованиям и 20(7) марта сообщены итальянскому послу в Лондоне Империали. Одновременно Италия узнала, что главным препятствием для удовлетворения ее пожеланий на Адриатике является Россия. Следующий этап переговоров должен был начаться после ответа итальянского правительства на просьбу Грея от имени союзников пересмотреть свои требования по ст. 5 меморандума.

Развернув столь интенсивно "наступление" на Антанту, Италия не прекратила и переговоров с Австро-Венгрией. 13 марта Дж. Аварна сообщал о своей беседе с Бурианом по содержанию итальянского документа от 10 марта. Австрия пока отказывалась передать Италии часть своей территории до заключения мира. Точно так же отклонялось и предложение ограничить переговоры двухнедельным сроком. Продолжались бесконечные споры о толковании параграфа 7 Трактата о Тройственном союзе. "Я должен признать, - отвечал Соннино своему послу в Вене в тот же день, - что беседа с бароном Бурианом, о которой меня извещает ваше превосходительство, оставляет очень мало надежды не только на скорую реализацию соглашения, но и на самую возможность начать переговоры об уступке принадлежащих ныне Австро-Венгрии земель". В то же время Соннино соглашался на ведение в будущем прямых переговоров между двумя странами с осведомлением Германии об их ходе. Он не настаивал теперь и на точно фиксированном сроке, но немедленную передачу земель после заключения соглашения рассматривал как условие sine qua поп начала переговоров.

15 марта Соннино принял Бюлова, который с огорчением отнесся к итальянскому требованию о немедленной уступке территорий и полагал, что это ставит под сомнение все переговоры. Этого, по его мнению, от Австрии нельзя было требовать. Таких прецедентов не было в истории! Немедленная передача уступленных территорий вызовет революцию в Вене. Соннино возражал, что без этого ни одно итальянское правительство не сможет сдержать "воинственные стремления страны". Бюлов в ответ указывал, что если бы не это требование, то соглашения с Австрией можно было бы достичь уже сейчас. Он предлагал Соннино подумать об ужасных последствиях, к которым приведет разрыв между Италией и Германией. Соннино возражал, что никто не может гарантировать Италии, что она после войны получит обещанные территории, и согласится ли тогда Австрия выполнить договор. В конце концов Бюлов предложил повременить с обсуждением этого пункта и согласовать сначала размер уступаемых территорий, "если вы уже не решили начать войну еще до конца марта"⁴. Соннино пообещал передать все это председателю Совета министров Саландре. Впечатления о состоянии австро-итальянских переговоров передавал в телеграмме от 19(6) марта русский посол в Риме Крупенский. Он указывал, что "положение здесь становится со всяким днем серьезнее". Германия обещает территориальные уступки за счет Австрии лишь после войны. Италия же требует их немедленно, с торжественным занятием ею уступаемых земель. "Выход более чем затруднителен". "Генеральный секретарь Совета министров, сдержанный человек, - продолжал Крупенский, - сказал: "Tout cela c'est des bloques, mais nous ne nous laisserons pas tromper" ("Все это мешает, но мы не позволим себе допустить ошибку").

Подготовительные военные меры принимаются здесь усиленно"⁵. Содержание телеграмм Аварны и Соннино за 16 и 17 марта показывает, что русский посол был прав в общей оценке положения и переговоры уперлись в требование о немедленной передаче земель. 17 марта Соннино вновь принял Бюлова, который снова указывал на опасность срыва переговоров, если Италия будет настаивать. Он сказал, что не только австрийский, но и германский император готовы гарантировать уступки после войны. Соннино резюмировал различие точек зрения: Австрия получит нейтралитет Италии на все время войны ценою немедленной уступки территории, Буриан же хочет поставить уступку территории в зависимость от земельных приобретений Австро-Венгрии в конце войны. Точка зрения Буриана делает невозможным соглашение. Если австро-венгерское правительство действительно желает соглашения, то пусть теперь само делает новые предложения, "дабы была какая-нибудь вероятность успеха"⁶.

Согласно телеграмме Соннино послам в Вене и Берлине от 20 марта, Бюлов объявил итальянскому министру иностранных дел, что германское правительство берет на себя полную гарантию перед Италией выполнения австро-итальянской конвенции по заключении мира. Сообщалось также, что Франц-Иосиф уже принял в принципе это решение. Буриан больше ничего не требует от Италии в порядке компенсаций по параграфу 7 за оккупацию Додеканеза и Валоны. За нейтралитет во время войны Италия получит после заключения мира согласованные австрийские территории. Соннино настаивал на прежнем условии немедленной передачи территорий. Тогда же австрийский посол К. Маккио поинтерсовался ходом переговоров в Вене. Ему Соннино сказал, что готов согласовать сначала (по совету Бюлова) другие статьи конвенции, а потом обсуждать вопрос о времени уступки территории. Но теперь уже Маккио высказал мнение, что спорный вопрос должен быть решен в первую очередь. В телеграмме в Вену Аварне Соннино предлагал пояснить, что немедленно уступаемая территория может быть меньшего размера, а всякая задержка в реализации вызовет увеличение требований. Это был уже реальный компромисс для Австрии: дать сейчас чуть-чуть, а остальное после войны. Суть итальянской точки зрения Соннино выразил в телеграмме послам в Берлине и в Вене от 23 марта: "Мне хочется верить, что победоносная Австрия по окончании войны верно выполнит это постановление, которое в известной мере способствовало бы ее победе, но было бы противно человеческой природе допустить, чтобы австрийский народ, а с ним и парламент, - в случае если Австрия выйдет из войны побежденною и с потерею в пользу победившего ее врага некоторых областей, - не восстали бы против уступки еще других территорий в пользу народа, не принимавшего участия в борьбе, в особенности если обнаружится, что уклонение этого народа от участия в войне было недостаточно для обеспечения счастливого исхода борьбы. Гарантия Германии представляет ценность лишь в том случае, если Германия выйдет из борьбы победительницей, чем сама собою предполагается также и победа Австрии, но она не будет иметь никакого значения, если предположить, что они будут побеждены обе"⁷. Неприкрытый эгоизм и своекорыстие итальянской буржуазии видны из этого заявления удивительно ярко.

Итак, к 22 - 23 марта 1915 г. и в австро-итальянских переговорах в Вене наступила пауза: Италия ждала теперь официальных австрийских предложений. Тем временем Италию облетела потрясающая новость: 22(9) марта русские заняли крепость Перемышль, которая была окружена многие месяцы. Было захвачено 120 тыс. австро-венгерских пленных и 900 орудий⁸. После падения Перемышля началась эвакуация гражданского населения из Кракова. Россия наступала в Галиции и Карпатах. Казалось, пробил роковой час

для Австрии! "Падение Перемышля, - телеграфировал Крупенский из Рима 24(11) марта, - произвело в Италии большое впечатление, и теперь здесь все более убеждаются в неизбежности разгрома Австрии, причем сочувствующая нам печать требует с усугубленной настойчивостью выступления Италии". Русский посол сообщал, что правительство принимает срочные меры к приведению армии в боевую готовность. По сведениям его информатора, большая часть войск из Рима в ночь на 9 марта ст. ст. была отправлена на север и газетам запрещено писать об этом⁹. Взятие Перемышля произвело благоприятный отклик и среди союзников. Пуанкаре послал телеграмму верховному главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу, в которой поздравлял его: этот успех "может открыть нашему союзнику через Галицию главные пути в Венгрию". Что же касается итальянского вопроса, то во Франции настороженно и ревниво следили за переговорами в Лондоне, особенно за позицией Россией. Это хорошо видно по дневнику Пуанкаре, составленному с учетом всей поступавшей дипломатической переписки из Лондона и Петрограда. "Как можно было предвидеть, - читаем, например, в записи за 13 марта, - русский министр возражает против аннексии всей Истрии (Петроград, N 408). Он требует, чтобы морское побережье от мыса Планка до бухты Каттаро было отдано славянским государствам, равно как заливы от Каттаро до Дрины". Перечислив далее возражения Сазонова, Пуанкаре записывал: "Удастся ли нам примирить столько противоположных притязаний и противоречивых взглядов?" Он недоволен и "угодливым согласием" английского правительства на русское требование Проливов и Константинополя; отмечает, что Англия, не теряя момента, выторговала для себя нейтральную зону в Персии. Как уже говорилось, Франция через три дня поступила так же. 14 марта Пуанкаре записывал жалобы французского посла в Лондоне Камбона на "бессистемные начинания Сазонова". Он высмеивал его попытки загодя регламентировать управление Константинополем: "Ни дать, ни взять герцог Менуайль, граф Сандассен, излагающий Пикрошолю свои завоевательные планы: "Я велю построить храм Соломона""¹⁰. Конечно, на едкость этих замечаний наложило отпечаток время написания мемуаров, когда Сазонов давно уже был впавшим в немилость министром свергнутого расстрелянного монарха. Но это относится к форме мемуаров, сущность же отношения к русской внешней политике тех дней мемуары Пуанкаре передают точно. Пересказывая донесения Палеолога (N 426 и сл.) о посещении им Ставки, Пуанкаре писал: "Генерал Янушкевич описывал в мрачных красках положение русской армии. Великий князь Николай Николаевич, которого Палеолог нашел исхудавшим, поседевшим, с искаженными чертами лица, повторил, что немедленное сотрудничество Италии и Румынии было бы "в высшей степени ценным", он даже подчеркнуто добавил: "и повелительной необходимостью". Как согласовать столько дипломатических требований с такой военной скудостью? Как согласовать мнение великого князя с сопротивлением Сазонова?" Пристально следили во Франции и за самой Италией. 8 марта было получено сообщение посланника в Гааге, что Бюлов предложил Италии от имени Австрии приемлемые условия. 20 марта Пуанкаре занес в дневник телеграмму французского посла в Риме К. Баррера о разговоре с Соннино: "Итальянский министр иностранных дел Соннино сказал Барреру несколько слов о разговорах, которые Италия ведет с Австрией... "Это не переговоры в собственном смысле слова, - сказал он. - В противном случае я не имел бы возможности ответить вам. К нам обратились с предложениями, и, естественно, мы должны выслушать и рассмотреть их. Я не думаю, что они легко приведут к соглашению""¹¹. Таким образом, Соннино вводил в заблуждение не только Крупенского, скрывая от представителей Антанты давно ведущиеся (по ита-

льянской инициативе) переговоры с Австрией. В тот же день Пуанкаре записал и сведения из Лондона: Сазонов уступает Италии Зару-Себенико, Грей считает, что выполнение итальянских требований относительно Далмации Кварнеро практически закроет Сербии выход к морю, "в результате в Лондоне, как и в Вене, ничего не достигнуто. Никто еще не знает, кто возьмет верх". Большая запись по итальянскому вопросу содержится в дневнике Пуанкаре за 23(10) марта, как раз когда ответы из Петрограда были уже отправлены в Лондон и Сазонов имел первую беседу по предмету переговоров с Италией с послом Карлотти. "Титтони, - пишет Пуанкаре об итальянском после в Париже, - который на другой день после первой атаки Дарданелл¹² был полон огня и воодушевления, радостно возвещал самое близкое вступление Италии в войну и не выходил из кабинета Делькассе, теперь, после гибели "Буве"¹³, совершенно охладел. Он все время взвешивает выгоды и невыгоды выступления Италии, рекомендует своему правительству осмотрительность и осторожность".

Далее в записи Пуанкаре, очевидно, отразилось содержание подготовленной в Лондоне памятной записки с изложением условий соглашения с Италией, которую в Петрограде получили от Бьюкенена только 24(11) марта (о ней по существу речь пойдет несколько ниже). "Между тем в Лондоне Империали продолжает вести переговоры с Греем. Державы Тройственного согласия готовы обещать Италии почти все, на что простираются ее вожделения: Трентино, Триест, большую часть Истрии, большую часть Далмации, Валону и ее хинтерланд, Родос, Додеканезос, Адалию - мало ли что еще!" Пуанкаре констатирует, что итальянское правительство требует столько же славянских и греческих земель, сколько и итальянских. Он напоминал стихи Данте из девятой песни "Ада": "Si com'a Pola presso dal Quarnaro // Che Italia chiude e suoi termini bagna" ("Как у Полы близ Кварнаро, который замыкает Италию и омывает ее границы"). Затем мемуарист делает вывод: "Таким образом, Италии, которая совершенно не знала первых тяжелых времен войны, достанутся лучшие плоды победы. Совет министров желает, чтобы по крайней мере не обещали теперь Италии слишком много ни на Адриатическом море, ни в Малой Азии. Эти обещания могут, когда придет время, лечь тяжелым бременем на мирные условия. Делькассе поручено сдерживать пока итальянские аппетиты"¹⁴. Но из всего вышесказанного видно, что усилия для этого сдерживания гораздо меньше прилагала Франция, чем Россия. Слова о Поле были всего лишь стихами в альбоме Пуанкаре, а на практике президент фактически одобрял весь перечисленный им список итальянских требований и был готов от имени всех союзников "обещать Италии почти все".

24(11) марта Сазонов отправил в Лондон Бенкендорфу и сообщил в Париж Извольскому телеграмму о своем разговоре с Карлотти, состоявшемся накануне. Упомянув, что итальянский посол защищал взгляды своего правительства относительно Далмации, Сазонов далее писал: "Я не считаю себя вправе входить в обсуждение подробностей здесь, но как личное мнение могу только сказать, что требования Италии касательно Далмации представляются мне совершенно неприемлемыми. Нельзя после всех жертв, принесенных для освобождения Сербии от австрийского гнета, отдавать Сербию в зависимость от Италии, лишая сербов достаточно обеспеченного выхода к морю. О возможности в крайнем случае каких-нибудь уступок в отношении Зары и Себенико я не сказал послу ни слова"¹⁵.

Однако буквально в тот же день начался новый этап переговоров, поскольку английское посольство представило 24(11) марта целые три памятные записки, связанные с переговорами о вступлении Италии в войну. Сутью всех этих документов было настояние Италии на своих прежних требо-

ваниях относительно Адриатики, переход английского правительства на позиции поддержки этих требований и нажим на Россию с целью заставить ее пожертвовать интересами южных славян и своими собственными ради немедленного заключения соглашения с Италией. Одна из этих записок (от 24/11 марта) содержала текст заявления Империали Грею. В нем говорилось, что очертания берегов Адриатического моря (изобилующих бухтами и островами австрийский и лишенный этих черт, "голый" и почти прямой - итальянский) создают для Италии "невыносимое положение подчиненности" по отношению к Австро-Венгрии. Желание покончить навсегда с таким положением может вызвать вступление Италии в войну. Сохраняя нейтралитет и не подвергая себя риску, Италия сегодня и так могла бы добиться удовлетворения большей части своих национальных стремлений. Зачем же тогда воевать? "Сражаться исключительно с тем, чтобы заменить в Адриатике австрийское преобладание славянским, - заявлял посол, - не было бы выгодно для Италии". Поэтому-де Италия и настаивает на нейтрализации побережья от Каттаро до Воюсы. Хорватии же и так достанется порядочно, включая Фиуме (хотя и Фиуме город итальянский!). А к Черногории и Сербии, которые могут быть объединены, отойдет побережье между устьями рек Наренты и Дрины, включая важные порты Дульциньо и Антивари. Империали подчеркивал, что главные города Далмации по своему населению "итальянские". Специально для России итальянский посол напоминал, что в августе минувшего года Сазонов "допускал, что Италия может получить Далмацию от Зары до Рагузы при условии ее активного участия в войне, тем не менее Италия теперь не претендует на Рагузу". Италия выговаривала себе в качестве срока для вступления в войну конец апреля 1915 года. Грей указывал, что Империали все время подчеркивал существенный характер итальянских притязаний на Далмацию. Английский министр иностранных дел призывал к немедленному решению. Империали заверял, что если притязания Италии встретят благоприятное отношение, то военные власти немедленно приступят к делу. В связи с этим Грей собирался обсудить требования Италии на заседании английского кабинета, но просил, чтобы ему немедленно было сообщено мнение российского правительства¹⁶.

Притязания Италии были усилены соображениями самого Грея и суждением британского правительства, сообщенным другой памятной запиской английского посольства. "По мнению правительства его величества, - говорилось в этом документе, - Италия не будет удовлетворена никаким соглашением, которое не предоставило бы ей действительного контроля над Адриатическим морем; реальным основанием для предъявления ею настоящего требования является соображение, что если острова и побережье Далмации перейдут в руки другой державы и станут базой для подводных лодок, то итальянское побережье между Бриндизи и Венецией не сможет быть защищено. Мы поэтому должны сделать выбор: или отказаться от предлагаемого итальянского содействия или же согласиться на предъявляемые ею требования". Так впервые в ходе обсуждения появились "подводные лодки" в качестве аргумента в пользу принятия итальянских требований по Далмации. Конечно, не мифических сербских или черногорских подводных лодок боялись итальянское и английское правительство. Подводные лодки, брошенные Германией против английского и французского флота, показали себя мощным оружием с самого начала войны. И теперь Италия (да и Англия) опасались, что в случае передачи далматинского побережья югославам Россия сможет создать базы для своих подводных лодок в бесчисленных проливах между островами и островками восточной Адриатики, Англия к тому же уже оценила факт возможной передачи Проливов России, что превратило бы

последнюю в средиземноморскую державу. А это грозило бы уже не только позициям Италии или Франции, но и самой Англии, еще сохранявший в тот момент за собой титул "владычицы морей". В этом была суть проблемы "подводных лодок", которые могли бы внезапно появиться у итальянского побережья от Венеции до Бриндизи, то есть вдоль всего заднего края "голенища" итальянского "сапога".

Но как же отвечало английское правительство на тот вопрос, который оно само поставило: принять или отвергнуть вступление в войну Италии? "Участие Италии явится поворотным пунктом войны, - говорилось в памятной записке, - оно в значительной мере ускорит успешное окончание и решит вопрос о вступлении Румынии и некоторых других государств. По этим причинам правительство его величества твердо убеждено, что мы должны принять предложение Италии в случае соблюдения трех условий..." Первое из них - это подписание Италией соглашения от 5 сентября о незаключении сепаратного мира. Второе - немедленное начало военного сотрудничества экспертов для разработки военных операций. Третье - устройство свободного порта в Спалато (который должен отойти к Италии) с льготами для сербской торговли.

Далее английское правительство заявляло: "Позиция Италии сделалась предметом столь открытого обсуждения, что в любой момент могут возникнуть осложнения со стороны Германии, поэтому сэр Грей считает в высшей степени желательным, чтобы мы заключили союз с Италией, прежде чем возникнут какие-либо подобные осложнения, и он был бы благодарен, если бы г. Сазонов сообщил ему как можно скорее свою точку зрения". К этому пожеланию английского министра иностранных дел посол присовокупил и свою просьбу: "Британские военные власти чрезвычайно настаивают на том, чтобы это соглашение с Италией было заключено без промедления, и он посоветовал бы, чтобы российское правительство, если у него есть какие-либо сомнения в этом отношении, запросило бы великого князя Николая"¹⁷. Таким образом, слова великого князя, сказанные им на встрече с Палеологом 16(3) марта о повелительной необходимости выступления Италии и Румынии и переданные в Париж и Лондон, использовались теперь как средство дополнительного давления на Сазонова, чтобы добиться принятия всех требований Италии и тем обеспечить ее быстрейшее вступление в войну.

Требования английского правительства поддержало и большинство французских министров. Пуанкаре записывал 25 марта со ссылкой на телеграмму Камбона N 524: "Грей все еще продолжает беседы с Империали. Италия настаивает на нейтрализации Адриатического моря от Каттаро до Валоны и от Валоны до границы Эпира. Она требует для себя Далмации до пункта близ Рагузы, а также острова, лежащие по соседству с Истрией. Грей находит, что мы должны подписать теперь соглашение". 25 марта английский посол в Париже Ф. Берти вручил Делькассе памятную записку с изложением итальянских требований. Далее Пуанкаре писал: "Грей находит, что надо принять их без замедления, и Совет министров, информированный Делькассе, решается пойти на них. Но Рибо, Думерг и Мильеран вместе со мной подчеркивают, что некрасиво ограничивать выгоды, оставленные для сербов. Впрочем, у нас еще нет согласия Сазонова"¹⁸. Изложение пунктов, представленных в памятной записке английского посольства от 24(11) марта 1915 г., и итальянского меморандума не дало бы ничего нового. Процитируем только редакцию наиболее спорного 5-го пункта меморандума: "Италия получит также провинцию Далмацию в ее нынешних административных пределах, включая Лиссарику и Трибанию на севере, а на юге до реки Наренты, равно как и полуостров Саббиончелло и острова, лежащие к северу и западу от

самой Далмации от Премуды, Сельве, Ульбо, Маон, Паго и Пунтадуры на севере до Меледы на юге, включая Сант-Андреа, Бузи, Лиссу, Лессину, Курцолу, Каццу и Лагосту, а также соседние скалы, включая Пелагозу"¹⁹.

В случае исполнения на деле этих пожеланий Италия получала бы полнейший контроль над всем Адриатическим морем, запирала и контролировала ту часть побережья, которая на северо-востоке отходила бы к Хорватии, обесценивала для Сербии владение Рагузой (Дубровником), поскольку итальянская граница, захватывая полуостров Саббиончелло (ныне Пелешац), стратегически господствовала бы над всеми сербскими путями сообщения. Другие спорные пункты итальянского меморандума (п. 7 о нейтрализации остального побережья Адриатики, п. 4 об Истрии и островах Кварнеро) были изложены с учетом максимальных требований.

Русское Министерство иностранных дел составило свой ответ на упомянутые три памятные записки уже 25(12) марта²⁰. Он звучал довольно резко и сурово. Российское правительство разделяло желание союзных правительств увидеть Италию в своих рядах, что может повлечь за собой присоединение новых союзников и ускорить окончание войны. "Тем не менее, - сразу же отмечалось в русском меморандуме, - нынешнее положение союзников не таково, чтобы оправдать их капитуляцию перед всеми требованиями Италии, которые сэр Э. Грей и г. Делькассе сами признали весьма чрезмерными. Со своей стороны императорское правительство широко доказало свою уступчивость, согласившись на большинство притязаний Италии, и видит себя вынужденным настаивать на оговорках, сделанных им касательно восточного побережья Адриатического моря".

Сазонов напоминал, что одной из причин войны было постоянное стремление Австрии ограничить развитие Сербии. Неужели же теперь нужно приносить Сербию и Черногорию в жертву Италии? Поэтому необходимо дать Сербии большую часть далматинского побережья и нельзя соглашаться на нейтрализацию черногорского побережья, что лишит Черногорию возможности защищать себя. Далее Сазонов отмечал, что владение Сербией портом Меткович в устье Наренты будет совершенно призрачным, если Италии отойдет полуостров Саббиончелло. "Владение Истрией с Полой, - заявлял Сазонов, - как военным портом и Валоной, господствующей над выходом из Адриатического моря, уже создало бы для Италии настолько преобладающее положение в этом море, обращенном в итальянское озеро, что никогда Сербия не могла бы причинить ей какие-либо неудобства, тем более, что у Сербии, по-видимому, нет никаких данных для того, чтобы стать морской державой". Если Италия так боится подводных лодок, что требует себе почти все побережье, почему же она согласна оставить Сербии Рагузу, ведь там могут спрятаться эти грозные подводные лодки? Далее Сазонов категорически отрицал, что он когда-либо соглашался на передачу Италии Адриатического побережья до Рагузы включительно. "Напротив, он всегда придерживался мнения, что минимальная часть далматинского побережья, которую следует предоставить Сербии, должна включать Спалато", - заявлял он. "Крайним пределом уступок, которые можно было бы еще сделать Италии, было бы предоставление ей части Далмации от Зары до мыса Планка с г. Себенико". Соглашалась Россия, сверх того, и на создание независимого албанского государства при условии обеспечения Греции и Сербии общей границы на албанской территории.

В тот же день, 25(12) марта, Сазонов принял Супило, которому сказал, что державам придется пожертвовать в пользу итальянских притязаний "многими надеждами славянского населения на Адриатическом море". Супило расстроился и с жаром доказывал перед русским министром обоснованность передачи всего побережья только югославянам²¹.

Была получена телеграмма из Парижа от Извольского, в которой сообщалось об обеспокоенности Делькассе по поводу русских возражений относительно Далмации. "По полученным здесь известиям, - излагал Извольский точку зрения французского министра иностранных дел, - в вопросе о вмешательстве Италии наступила критическая минута. Германия узнала о лондонских переговорах и употребляет чрезвычайные усилия, чтобы удержать Италию, которой обещано без риска войны почти все, к чему она стремится. С другой стороны, итальянское правительство придает громадное значение приобретению части Далмации. Сербия получит столь значительные приращения и столь широкий доступ к Адриатическому морю, что от нее можно потребовать этой жертвы". Делькассе предлагал передать Грею право решать, возможно ли добиться сокращения нейтральной зоны и увеличения сербской доли²². Уже этот случай показывает, что Извольский больше ориентировался на Делькассе, чем на собственного министра иностранных дел и интересы России. Аналогичное влияние оказывал Грей на русского посла в Лондоне Бенкендорфа. Такое поведение российских представителей в союзных столицах смягчало неприступность позиции Сазонова, ему труднее становилось из Петрограда добиваться учета интересов как самой России, так и южных славян.

Воду на мельницу Грея пролила и беседа, которую он имел 25 марта в Лондоне с румынским посланником. Тот говорил о желании Румынии вступить в войну на стороне Антанты. Хотя Румыния и не связывала прямо свое вступление в войну со вступлением Италии, "тем не менее придает последнему большое значение". Об этом говорилось в памятной записке английского посольства в Петрограде от 26(13) марта. Грей заявил румынскому посланнику, что присоединение Италии теперь не представляется существенно важным "для нашей окончательной победы", но может сказаться на скорейшем окончании войны. Поэтому английское правительство придает большое значение вступлению Италии и озабочено этим вопросом. Был вскользь затронут и вопрос о Проливах, и Грей заверил румынского посланника, что свобода торговли в Проливах будет обеспечена. Все это должно было показать Сазонову необходимость срочно сделать дальнейшие уступки Италии, что обеспечило бы немедленное вступление в войну Румынии, а может быть и Греции и Болгарии.

Но Сазонов еще держался. 26(13) марта он ответил Бенкендорфу в Лондон, что считает неприемлемым встречное предложение Грея, которое он уже высказал Империали, о том, что если Спалато будет отдано Сербии, то противолежащие острова могла бы получить Италия. Сазонов подчеркивал, что острова образуют одно целое с побережьем, ибо без оных владение им "призрачно". Сазонов ссылался на "общественное мнение" в России, которое не примирится со вторичным принесением в жертву интересов Сербии в вопросе о выходе ее к морю. Полемизировал он и с Извольским, приводившим мнение Делькассе об огромных уступках Италии, которые уже якобы сделала ей Австрия по настоянию Германии. "Напротив, Германия едва ли согласится дать Италии на Адриатике даже столько, сколько обещаем мы. Мне кажется, что, продолжая работать над привлечением Италии к совместным действиям с нами, мы все-таки должны тверже отстаивать свои взгляды. В чрезмерной уступчивости Италия усмотрит только признак нашей слабости"²³.

28(15) марта поступил ответ от Грея на русскую памятную записку от 25(12) марта²⁴. Он высказал опасение, "что переговоры будут прерваны", как только точка зрения русского правительства будет сообщена Империали, "если только российское правительство не найдет возможным изменить ее". Опять повторялись соображения о подводных лодках, против которых будет безза-

щитно все итальянское побережье. Говорилось затем, что удобная для стоянки целого флота Катарская бухта, если ее не нейтрализовать, будет представлять собой угрозу для Италии. Грей соглашался требовать Спалато для Сербии, как и побережье к югу от него. Но оно должно быть нейтрализовано. Италия, по опасениям Грея, будет требовать острова перед Спалато. Против этого он еще соглашался спорить, но тогда острова должны быть нейтрализованы. Если приращения Сербии не будут нейтрализованы, это толкнет Италию в объятия "наших врагов" и сорвет переговоры о вступлении в войну Румынии. Как видим, твердая позиция Министерства иностранных дел России привела к некоторым уступкам со стороны Грея в пользу передачи Сербии несколько большей полосы побережья.

Немедленно составленный ответ был в виде памятной записки передан английскому послу и сообщен французскому послу в Петрограде. С большой едкостью Сазонов парировал аргументы английского министра иностранных дел, указывая, что Италия больше заинтересована в соглашении, чем союзники. Сазонов "не боится того, - говорится в этой записке от 28(15) марта, - что, противодействуя более решительным образом некоторым чрезмерным притязаниям итальянского правительства, мы рисковали бы скомпрометировать результат лондонских переговоров. Он особенно не может понять, почему следует быть озабоченным мнимой опасностью, которую может представить для Италии сербский флот, создание коего само по себе сомнительно, в то время как устраняется мысль о реальной опасности, каковую представят для Сербии уже существующие морские силы Италии, если побережье Сербии будет нейтрализовано". Но, идя навстречу союзникам, Россия предлагает новые уступки, которые должны быть "последними": "Италия получит Адриатическое побережье с прилегающими островами от Северной границы Далмации до мыса Планка, включая города Зару и Себенико. Сербия получит остальную часть Далмации от мыса Планка до черногорской границы с прилегающими островами и с городами Спалато, Меткович и Рагузой". Сазонов соглашался на нейтрализацию бухты Каттаро и предлагал нейтрализовать все побережье Далмации, подлежавшее разделу между Италией и Сербией, чтобы Сербия и Италия "взаимно гарантировали себе безопасность". Побережье же от Наренты до Каттаро останется не нейтрализованным, так как и Италия не требовала этого²⁵. Таким образом, Сазонов оставил без внимания телеграмму Бенкендорфа N 216 из Лондона от 28(15) марта, в которой посол полностью становился на английскую точку зрения и доказывал, что, по оценке военных экспертов союзников, итальянские силы отвлекут на себя австрийские и немецкие войска, что существенно облегчит положение французов и позволит им перейти в наступление. Бенкендорф заверял, что правам Сербии и Черногории уделяется внимание в Лондоне, и просил министра с большим вниманием отнестись к английской аргументации в пользу немедленного заключения союза с Италией²⁶.

29(16) марта Сазонов передал Бьюкенену и Палеологу новую памятную записку, специально посвященную разбору итальянского меморандума. Возражения российского Министерства иностранных дел вызвали статьи 4 и 5 - о точном определении будущих границ Италии. Сазонов указывал, что "притязания Италии находятся в прямом противоречии с принципом национальностей и касаются территорий, которые часто не имеют ничего итальянского; вследствие этого казалось бы необходимым быть более осмотрительным в предоставлении ей той или другой области". Отдавая на усмотрение Англии и Франции решить вопрос об итальянских притязаниях в Малой Азии и Африке, Сазонов выражал надежду, что союзники поддержат русскую точку зрения относительно Далмации. Он заявлял, что Россия не имеет особых

интересов на Адриатическом море, но она не может отказать в помощи славянам, которые всегда прибегали к ее заступничеству. Поэтому Россия не может поступиться тем, что она считает необходимым минимумом для независимого существования Сербии, и лишь "с сожалением идет на уступки, которые наносят ущерб интересам хорватов и словенцев, единственно ради того, чтобы не причинять затруднений своим союзникам". Сазонов "не может не напомнить, что если Россия, Франция и Англия взялись за оружие в настоящей войне, то именно для защиты слабых и во имя принципов равновесия и справедливости. Эта позиция привлекла общие симпатии к трем союзным державам и обратила на них взоры всех порабощенных Австро-Венгрией народов, которые приветствовали их как своих избавителей. Желание сократить ужасы войны заставляет державы принести некоторые жертвы Италии. Но по крайней мере надо стремиться насколько возможно уменьшить эти жертвы, чтобы, отклоняясь до известной степени от национального принципа, державы не потеряли симпатий и доверия народов Австро-Венгрии, поставив их против их воли под итальянское владычество, которое будет для них лишь новым ярмом, быть может, более тяжелым, чем предыдущее"²⁷.

В тот же день Супило посетил российское министерство и заявил Шиллингу, что раздумал ехать в Лондон и через князя Юсупова добивается приема у Николая II, чтобы просить его принять под свое покровительство интересы юго-западных славян. Шиллинг повторил свой совет, чтобы Супило поехал лучше в Лондон и Париж и там отстаивал дело югославов. Но Супило возразил, что он телеграфировал в Рим и просил председателя югославянского "Одбора" А. Трумбича немедленно отправиться в Лондон. Супило горячился и укорял Россию за то, что она "предала" славян еще в 1815 г., отдав их под власть Австрии. Но Шиллинг ответил, что им следовало бы помнить то, что Россия для них уже сделала, и не мешать ей делать для славян то, что она в силах сделать сейчас. Тогда же поступила телеграмма от посланника в Сербии Г. Н. Трубецкого о том, что сербский премьер-министр и министр иностранных дел Н. Пашич "очень смущен слухом, что Италия вступила в переговоры с Англией о компенсациях за свое выступление и требует части Далмации, что создаст зародыш неизбежного конфликта ее со славянами в недалеком будущем"²⁸.

Это известие подтверждено было вскоре телеграммой Крупенского из Рима от 31(18) марта. Он сообщал, что Трумбич получил известия по телеграфу от Супило через сербского посланника в Петрограде М. Спалайковича о ходе переговоров с Италией и выставленных ею условиях вступления в войну. (Между тем русского посла в Риме Петроград держал в неведении относительно переговоров в Лондоне.) "По словам Трумбича, - указывал Крупенский, - на него и на прочих эмигрантов произвело впечатление совпадение означенной телеграммы ("положение вопроса о будущей судьбе земель северной Адриатики значительно ухудшилось") с возобновившимися официозными заметками здешних газет о значении для Италии нераздельного господства на Адриатике, вызванными передачею сюда по телеграфу статей на эту тему русских газет"²⁹. 4 апреля (21 марта) Крупенский сообщал, что Супило перечислил уже Трумбичу перечень требований Италии на Адриатике (от существовавшей границы Далмации на севере до устья Наренты), а Пашич передал Трумбичу, что переговоры ведутся в Лондоне. Трумбич кинулся к послам Франции и Англии в Риме, чтобы выяснить этот вопрос. Они отговорились незнанием. Но Д. Родд, английский посол, сказал, что принимает к сведению заявление Трумбича о том, что хорваты никогда не примирятся с переходом Фиуме и Далмации в руки Италии³⁰. Таким образом, если в начале переговоров с Италией на позицию России оказывало влияние опа-

сение за свои права в Проливах и в Константинополе, затем русско-итальянские отношения обострились из-за разглашения позиции Сазонова Солдатенковым в Париже, то теперь обстоятельством, отягощавшим переговоры для России, стала утечка информации об итальянских требованиях в Далмации и деятельность югославских "ирридентов"³¹.

Между тем на переговорах, которые Италия вела с Австрией при посредстве Германии, тоже наметился некоторый прогресс. Еще 24 марта Буриан вызвал Аварну в австрийское Министерство иностранных дел и заявил, что император Франц-Иосиф уполномочил его сделать точные и конкретные предложения, на которых могут основываться переговоры с Италией. 27 марта Буриан сообщил следующие положения. Италия обязуется до конца войны сохранять по отношению к Австро-Венгрии и ее союзникам дружественный нейтралитет как с политической, так и с экономической точки зрения. Италия предоставляет Австро-Венгрии полную свободу действий на Балканах и заранее отказывается от каких-либо новых компенсаций за территориальные или иные приобретения, которые сделает Австро-Венгрия благодаря свободе действий. Австрия, со своей стороны, готова уступить области в южном Тироле, включая город Тренто. При этом точное разграничение будет сделано исходя из стратегических интересов Австрии и в зависимости от экономических потребностей населения³². Буриан отказывался от обещания немедленной уступки территории после заключения соглашения между Австро-Венгрией и Италией. Вот и все, чего пока удалось здесь добиться Италии и Германии.

Немудрено, что Соннино в ответе Аварне 31 марта назвал эти основы для соглашения "слишком неопределенными и ненадежными" и в то же время "совершенно недостаточными для действительного достижения той цели, которую поставили себе обе стороны". Он сразу же отклонил предложение о "дружественном" нейтралитете, указывая на репрессии, которым могла бы подвергнуться Италия со стороны стран Антанты. Он признавал "узкую полосу земли в Трентино" недостаточной для укрепления дружбы и взаимной безопасности и говорил о необходимости справедливой границы не только в Тироле, но и на Адриатике. Поэтому предложения Буриана были признаны недостаточными. 2 апреля итальянский посол в Вене докладывал о результатах передачи Буриану ответа итальянского правительства. Общая реакция была скорее негативной, но австрийский министр иностранных дел вручил Аварне письменный меморандум с перечислением территориальных уступок. Это были округа Тренто, Роверето, Рива, Тьоне (исключая Мадонну ди Кампильо с окрестностями) и округ Борго. "По долине Адидже граница пойдет до местечка Лавио, которое останется за Италией". Это действительно была крайне узкая полоса земли, а все господствующие вершины и тем более альпийские перевалы оставались под австрийским контролем. Другие притязания Италии отвергались, особенно упоминание об Адриатике. Буриан просил Соннино внимательно изучить размеры предлагаемых территориальных уступок, которые ему самому казались чрезвычайно значительными. Началось изучение данного вопроса в Риме, и еще 6 апреля Аварна по поручению Буриана просил ускорить ответ³³.

Тем временем в Рим вновь прибыл Эрцбергер. Изучив обстановку, он пришел к выводу, что Италия выставляет теперь гораздо большие требования, а может быть, выставит и еще большие. Но возможно столковаться с нею на "средней линии". "В то время, как во многих кругах смотрели еще спокойно на положение, - писал Эрцбергер в воспоминаниях, - мой друг, вождь одного из церковных орденов, оценивал его уже весьма пессимистически: итальянские масоны ставят ненависть против католической Австрии выше всех национальных задач в Трентино". Во вторник на Пасху Эрцбергер

был принят Соннино, которому он подтвердил готовность Германии гарантировать австро-германско-итальянское соглашение о будущей уступке территории. "Барон сказал на это, - продолжал Эрцбергер, - что представляется абсолютно необходимым поднять отношение Австрии к Италии на уровень той же сердечной дружбы, которая существует между Германией и Италией. Иначе все усилия бесплодны. Он присоединился к моему мнению, что дело должно быть закончено скорее, указав на то, что говорил еще несколько месяцев назад князю Бюлову: bis dat qui cito dat, в ответ на что я заметил: bis accipit qui cito accipit [вдвойне дает тот, кто скоро дает; вдвойне получает тот, кто берет скоро]. Саландра вернется сегодня вечером, и он тотчас установит с ним подробности итальянских контрпредложений. Соннино считал возможным еще в конце этой недели представить свои контрпредложения в Вену, причем дал понять, что ускорению переговоров отнюдь не содействует настойчивое желание барона Буриана, чтобы они велись в Вене. Из переговоров с бароном Соннино я вынес впечатление, что он еще не связан перед Антантой, но весьма неудовлетворен характером венских переговоров"³⁴.

8 апреля телеграммой в Вену были переданы условия, утвержденные итальянским правительством: текст соглашения из 11 пунктов и комментарий. Первый пункт содержал уступку Австрией Италии Трентино соответственно границам итальянского королевства в 1811 году. Он обосновывался историческими прецедентами и доводами военного характера, диктующими определение новых границ. Второй пункт - о передаче Градиски и Горицы. Он также оправдывался военными условиями и этнографическими соображениями (то есть наличием компактно проживающего итальянского населения). Статья 3 гласила, что город Триест с рядом прилегающих округов организуется в автономное государство. Австро-Венгрия отказывается от суверенитета над ним. Он объявляется порто-франко и демилитаризируется. Эта статья трактовалась как единственно возможный компромисс между принципом национальностей и заявленными требованиями Австро-Венгерской империи. Пункт 4 - уступка группы островов Курцолари, включая Лиссу, с соседними островами Сант-Андреа и Бузи, Лезину, Курцола, Лагосту, Кацца, Меледа и Пелагозу, а также соседние скалы и утесы. Это должно было бы "до известной степени смягчить те прискорбные условия подчиненности, в которых находится Италия в Адриатическом море".

5-й пункт гласил, что Италия немедленно оккупирует уступленные ей территории, а Триест немедленно очищается от всех видов австрийских вооруженных сил. В пункте 6 содержалось признание за Италией верховной власти над Валоной и ее заливом, включая остров Сасено, с необходимым для их защиты хинтерландом. По пункту 7 Австро-Венгрия должна была отказаться от всякой заинтересованности в Албании. Следующий пункт объявлял амнистию итальянским ирридентам. За освобождение и в порядке компенсации за потери в уступаемых территориях Италия уплачивает Австро-Венгрии 200 млн. лир золотом (ст. 9). Лишь пункт 10 говорил о полнейшем нейтралитете Италии по отношению к Австро-Венгрии и Германии. Италия в соответствии с пунктом 11 отказывалась на время войны от требования компенсаций по параграфу 7 трактата о Тройственном союзе. Такой же отказ провозглашает и Австро-Венгрия относительно произведенной Италией оккупации Додеканеза.

Как видно, требования Италии к Австро-Венгрии были значительно увеличены. То благожелательное отношение, которое Италия встретила в Лондоне со стороны английского (и в значительной мере французского) правительства в отношении требований на Адриатическом побережье, разожгло ее аппетиты, и она попыталась получить максимум и от Австро-Венгрии без

риска войны. Сравнение этого проекта с итальянским меморандумом из 16 пунктов, предъявленным Антанте, показывает много общего. Лишь требование Далмации не выставлялось Австрии, но владение всеми островами вдоль далматинского побережья запирало бы наглухо австрийский флот и превращало бы Италию в полного хозяина Адриатики. 10 апреля Буриан заявил в Вене, что Австрия с величайшим вниманием рассмотрит предложения Соннино³⁵.

Тем временем между Лондоном и Петроградом продолжалась оживленнейшая телеграфная переписка, целью которой было склонить Россию к дальнейшим уступкам. 30(17) марта Бьюкенен передал в Петрограде памятную записку о результатах обсуждения между Греем и Империали последних русских предложений. Английский министр иностранных дел обрадовал итальянского посла русским согласием на создание мусульманского албанского государства с тем, чтобы Греция и Сербия получили общую границу. Что касается далматинского побережья, то Италия теперь соглашалась передать Сербии побережье от мыса Планка до Воюсы, включая Спалато, Большую и Малую Цирону, Буа, Солта и Брацца при условии их нейтрализации. Однако Италия настаивала на владении полуостровом Саббиончелло, хотя и признавала, что стратегически это обесценит значение передаваемого Сербии порта Меткович.

Опять Грей повторял со ссылкой на английские морские авторитеты вымыслы относительно опасности подводных лодок, скрывающихся у адриатического побережья Далмации. Грей добавлял, что Италия едва ли откажется от своих притязаний на полуостров Саббиончелло. Другой памятной запиской английское посольство передавало просьбу Грея и также французского правительства - не отказываться от сотрудничества с Италией из-за одного только полуострова Саббиончелло и прилегающих островов. При этом подчеркивалось, что Англия и Франция согласны на последние итальянские предложения при условии нейтрализации самого полуострова и прилегающих островов. Отвечая, Сазонов в телеграмме Бенкендорфу в Лондон писал, что не может удовлетворить просьбу союзников по уже высказанным ранее причинам. В препровожденном одновременно меморандуме Сазонов указывал, что русская сторона уже сделала много уступок Италии и все они изложены в памятной записке от 28(15) марта. Нужно, чтобы Грей дал понять итальянскому правительству, что "после того, как державы предоставили Италии почти все, что она требует, они не могут окончательно пожертвовать интересами Сербии, их союзницы с первого момента войны"³⁶.

Как уже повелось, выразителем мнений Грея и комментатором обоснованности его настояний выступил Бенкендорф. В телеграмме от 30(17) марта он передавал, что, по словам Грея, Италия сказала свое последнее слово. Опять говорилось про подводные лодки из Далмации. Германия активно посредничает, предлагая Австрии за уступки Италии даже часть своей территории. И это все лишь за сохранение нейтралитета! Мы же требуем от Италии вступления в войну, на что она может решиться только при предложении гораздо более выгодных условий. Для Сербии и так много сделано. Союз с Италией сократит войну на много месяцев. Отказываться от него только для того, чтобы обеспечить Сербии лишний кусок побережья, нельзя. В противном случае и Англия подумает, продолжать ли ей войну дальше! Выступление Италии поведет за собой немедленное выступление Румынии. "Грей считает, что добился от Италии в пользу Сербии всего, что при теперешних обстоятельствах он мог получить". К тому же Камбон показал Бенкендорфу телеграмму, которую Делькассе отправил в Петроград Палеологу. Она составлена "в столь энергичных выражениях, что я сомневаюсь, чтобы посол прочел вам ее полностью". В сущности, Россия поставлена перед сплоченным фронтом Англии и Франции: мы не можем заставлять их продолжать

эту войну ради одной только Сербии, заключал посол, вполне солидаризируясь с союзниками. Грей даже обещал для Сербии добиться приращения в Банате. Он настаивает на том значении, какое имеет союз с Италией, "чтобы побить последнюю карту Германии". В новой телеграмме Бенкендорф еще раз передавал слова Грея о том, что "участие Италии является крайне необходимым и его ни в коем случае не следует упускать". На последней телеграмме Николай II сделал надпись: "Пусть Англия и Франция соглашаются на требования Италии. Мы дошли до крайнего предела своих уступок"³⁷.

Извольский из Парижа также поддерживал Делькассе, который изображал новую позицию Италии как исполнение "главнейших из наших пожеланий". Делькассе надеется, что из-за второстепенного вопроса о принадлежности островов "вы не решитесь прервать переговоры с Италией". С горячностью он настаивал на немедленном заключении соглашения с Италией. Эта позиция Франции подтверждается и дневниковыми записями Пуанкаре³⁸. Положение Франции очень тяжелое. "Если из-за второстепенного вопроса об островах рушится надежда на вмешательство Италии, французское общественное мнение этого не поймет", - говорилось в той же телеграмме Извольского от 30(17) марта. Делькассе цитировал телеграмму Палеолога о беседе в Ставке с великим князем Николаем Николаевичем 16(3) марта, слова верховного главнокомандующего о настоятельной необходимости вступления в войну Италии и Румынии. Таков был мощный нажим на Сазонова, произведенный Греем и Делькассе и поддержанный не только союзными послами в Петрограде, но и русскими послами в Лондоне и Париже.

Все это возымело действие, английский и французский послы буквально взяли измором Сазонова, а Палеолог даже написал примирительную редакцию нового русского меморандума. В результате Сазонов внес следующее изменение: "Часть Далмации от мыса Планка до черногорской границы, включая полуостров Саббиончелло, неотделимый от побережья, равно как и все острова и островки вдоль этой части Далмации, кроме четырех островов, точно указанных ниже, будут предоставлены Сербии. Острова Лисса, Бузи, Кацца и Лагоста отойдут к Италии. Все острова, полуостров Саббиончелло и часть побережья между Зарой и устьем Наренты будут нейтрализованы, так же как и бухта Каттаро"³⁹. Уступки эти делались исключительно ради скорейшего заключения соглашения с Италией и ради союзников. "Если бы Италия, - заканчивал свою памятную записку 31(18) марта Сазонов, - убедившись в согласии держав исполнить почти все ее желания, стала стремиться под разными предлогами оттянуть свое выступление (министр называл срок - конец апреля. - В. С.), все сделанные теперь Россией уступки могли бы быть подвергнуты новому пересмотру".

В сопроводительной телеграмме Бенкендорфу, сообщенной и Извольскому, Сазонов раздраженно жаловался на Грея, что он, проявляя твердость относительно тех итальянских условий, которые касались Англии и Франции, не только не защищал интересы России, но даже "по-видимому, не скрыл от итальянского посла, что препятствием к соглашению на этой почве служит лишь Россия". Далее Сазонов приходил к еще более пессимистическим выводам. "Я сказал сегодня Бьюкенену, - сообщал он далее, - что если бы я мог ожидать, что переговоры будут вестись Греем таким образом, я бы никогда не согласился, чтобы они велись в Лондоне. Очевидно, в Англии не отдают себе отчета, до какой степени русское общественное мнение чутко ко всему, что касается славян, а в особенности сербов, по праву завоевавших себе теперь всеобщее сочувствие. Уже все уступки, сделанные Италии за счет словенцев и хорватов, вызовут в России громкое осуждение, а стеснения, навязываемые ныне и Сербии в вопросе обеспеченного выхода к морю, будут

тем более встречены с негодованием. Когда же узнают, что к этим уступкам мы были вынуждены не только вследствие того, что не нашли своевременной поддержки Англии, а прямо-таки по настоянию Грея, ставшего вдруг защитником нераздельного итальянского господства на Адриатике, русское общественное мнение, несомненно, обратится против Англии, что крайне нежелательно"⁴⁰. В этих самокритичных сожалениях - суровый приговор всей русской политике в данном вопросе.

Об опасности удовлетворения притязаний Италии на Адриатике за счет славян предупреждал в тот же день в телеграмме из Ниша русский посланник Трубецкой. По его мнению, это было бы "равносильно плохому миру и, следовательно, не отвечало бы жертвам и задачам нынешней войны". Сделанные уступки оставляли в российском Министерстве иностранных дел чувство обиды и неудовлетворенности, но они все равно не были приемлемы для итальянцев. В памятной записке английского посольства от 1 апреля (19 марта) содержался чисто первоапрельский проект, которым Соннино поделился в Риме с английским послом Роддом. Что ж, раз полуостров Саббиончелло, являясь полуостровом, образует неотъемлемую часть побережья, то можно легко прорезать канал и превратить его в остров! Тогда судьба Саббиончелло будет вполне сравнима с судьбой других островов. В той же записке указывалось, что Италия соглашается на нейтрализацию Саббиончелло и нельзя ставить союз с ней на карту из-за этого куска земли. "Соглашением с Францией и Великобританией, - напоминал Грей, - российское правительство обеспечило свое будущее положение по отношению к Проливам и Константинополю, и если возражения российского правительства по более мелким вопросам, касающимся Адриатики, лишат Францию и Великобританию ценной итальянской помощи, то они будут крайне разочарованы"⁴¹. Грей просил вновь пересмотреть российскую точку зрения, прежде чем он сделает какое-либо заявление итальянскому послу.

Со своей стороны и Бенкендорф, чувствуя себя задетым резкой телеграммой Сазонова о способе ведения переговоров Греем, послал ему огромную телеграмму. "Если в ваших, до известной степени справедливых, замечаниях, - оправдывался он, - вы, мне кажется, переходите пределы реального, то это потому, что, как мне кажется, вы не отдаете себе отчета в том, как все это произошло". В сбивчивой манере Бенкендорф пытался объяснить Сазонову, что Франция и Англия непосредственно заинтересованы во вступлении Италии в войну, в то время как Россия только косвенно. Наоборот, жизненный интерес России в усилении Сербии (и столь же первостепенный интерес Италии в этом районе) является второстепенным для Англии и Франции. Косвенные интересы России и других союзников не совпадают. "Для меня ясно, - заключал посол, - что если Франция и Англия были бы вынуждены отказаться из-за нас от итальянского союза и согласиться на все возможные последствия этого факта, то результаты этого сказались бы на моральных взаимоотношениях между нами и ими, в чем я не предвижу ничего хорошего и от чего, несомненно, сильно пострадали бы наши интересы. Ничто не могло бы заставить эти правительства простить сделанную ошибку. Таковы соображения, на которые я должен обратить ваше внимание, отстаивая вместе с тем ваши инструкции не только со всей настойчивостью, каковую я в состоянии внести в это дело, но и со всей силой моего убеждения; это тем более осуществимо, что английское и французское правительства увидят, что вы отдаете себе ясный отчет в положении, которое для них создается"⁴².

Со своей стороны Извольский объяснился с Делькассе по поводу содержания трех телеграмм Сазонова. Делькассе был удручен тем, что Грей, встре-

тив такой афронт от Сазонова, бросил на время дела и уехал из Лондона. Делькассе полагал, что переговоры с Италией теперь окончательно прерваны и глубоко об этом сожалел. Делькассе не разделял уверенности Сазонова (переданной Палеологом), что Италии все равно теперь деваться некуда и она вынуждена будет выступить против Австрии. Германия-де сделает все, чтобы перетянуть на свою сторону Италию. "Я употребил все усилия, чтобы разъяснить Делькассе вашу точку зрения, - заканчивал свое донесение Извольский, - но должен сознаться, что никогда не видел его столь озабоченным и мрачно настроенным"⁴³.

2 апреля (20 марта) Сазонов, наконец, отправил письмо послу в Риме Крупенскому, в котором извещал его о том, что Италия недавно вступила в переговоры с Антантой в Лондоне. Давая отрицательную оценку притязаниям Италии в Адриатике и вынужденности уступок под давлением союзников, Сазонов перечислял размеры этих уступок. Он дал волю своему чувству и отозвался о мифической угрозе Италии со стороны подводных лодок, от которой ее могло защитить только присоединение полуострова Саббиончелло и близлежащих островов. "Не могу поверить, - писал Сазонов, - чтобы Италия была способна порвать переговоры с нами из-за столь малого разногласия после того, как она заручилась нашим согласием на столько существенных уступок ее вожделениям. Но во всяком случае мы не можем идти далее того, что мы согласились дать, так как общественное мнение в России никогда не примирится с тем, чтобы сербские интересы были принесены в жертву необоснованным требованиям Италии". Министр еще раз выражал свое сомнение в том, что Австрия и Германия согласятся на существенные уступки Италии. Сама же она должна понимать, что создает в югославах своих смертельных врагов. "Хочется верить, - заключал Сазонов, - что государственный разум итальянских правящих кругов не допустит разрыва лондонских переговоров из-за остающихся незначительных разногласий и что Италия вскоре выступит против Австрии в союзе с теми державами, которые одни могут обеспечить ей достижение ее национальных идеалов"⁴⁴. Тут же следовала оговорка, что данное письмо представляет собой лишь материал для осведомления посла, а не для переговоров с министром иностранных дел Италии.

Нельзя не отметить, что Россия тоже прибегла к некоторому давлению на Италию и союзников. Это было связано с письмами М. А. Васильчиковой Николаю II. Шиллинг неоднократно говорил Карлотти о том, что Австрия ищет мира с Россией⁴⁵. Такие же слухи были распространены и в других столицах, а итальянская "Зеленая книга" содержат ряд нервных телеграмм о возможном заключении сепаратного мира то с Австрией, то с Германией⁴⁶. Свою долю в обострение общего положения вносили и югославские эмигранты в Риме и ирриденты-славяне в Триесте и других местах Далмации⁴⁷.

Кроме того, российское министерство подготовило 31(18) марта сообщение для распространения в Италии представителем Петроградского телеграфного агентства Кетовым (без ссылки на агентство), по форме опровергавшее сообщения итальянских газет о том, что Россия несочувственно относится к притязаниям Италии в Адриатическом море. Далее говорилось, что русское правительство и общество проникнуто к Италии самими дружественными чувствами. И хотя притязания Италии нарушают "принцип национальности", Россия готова признать законность некоторых территориальных притязаний Италии, нарушающих этот принцип. Но Россия предупреждала, что Италии не следует заходить слишком далеко в этих требованиях. Утверждения, что якобы Россия сама имеет какие-то интересы в Адриатике, истолковывались как ухищрения германской пропаганды⁴⁸. Все эти слухи взволновали и главнокомандующего русской армии великого князя Николая Ни-

колаевича, который имел прямые контакты с военными агентами союзных держав в Ставке. Секретарь дипломатической канцелярии Ставки полковник Муравьев 3 апреля (21 марта) послал запрос Сазонову, в котором сообщал, что великий князь озабочен последними сведениями о колебаниях Италии, и подтверждал, что верховный главнокомандующий считает с военной точки зрения выступление Италии "крайне желательным"⁴⁹.

Переговоры на время как бы замерли, хотя дипломатическая активность в разных направлениях продолжалась. 4 апреля (22 марта) английское посольство представило очередной меморандум, в котором излагалось содержание беседы английского посла в Риме Родда с Соннино в первые дни апреля. Наконец-то национальность будущих подводных лодок была прямо названа. "Россия может в будущем стать, - сказал Соннино, - руководящей морской державой в Средиземном море, если она получит контроль над Константинополем, и итальянские морские эксперты полагают, что все значение Полы могло бы быть сведено на нет и всему адриатическому побережью Италии грозила бы опасность в том случае, если бы могущественный враг устроил морскую базу для подводных лодок на островах Курцолы, которые считаются политическим ключом к Адриатике".

Столь же развязно рассуждал Соннино и о прочих предметах спора. Если предложения, в которых учтена позиция России, являются последним словом союзников, то он, Соннино, будет советовать правительству продолжать придерживаться нейтралитета, который и так может многое принести Италии. Переговоры "же будут прекращены. Он опасается, что события развиваются в этом направлении". Родд высказывал свое мнение, что из-за островов Курцолы не следует отказываться от содействия Италии. Мнение на этот счет и запрашивал Бьюкенен. Эта памятная записка была вручена Бьюкененом Сазонову в 7 час. вечера, а незадолго до него к министру иностранных дел прибыл и итальянский посол Карлотти, заявивший, что получил телеграмму, согласно которой Соннино телеграфировал в Лондон послу Империали, что, вероятно, придется прервать переговоры. Но Сазонов держался стойко и не соглашался на дальнейшие уступки⁵⁰.

Однако он и сам дошел здесь до пределов своей реальной власти. Поэтому, пользуясь телеграммой Муравьева, Сазонов решил опереться на мнение верховного главнокомандующего. 5 апреля (23 марта) в Ставку была отправлена телеграмма с изложением состояния переговоров и планов министерства. "Приобретение Спалато и Меткович, - говорилось в частности ней, - даст Сербии выход к морю, достаточно обеспечивающий ее торговлю, но с политической точки зрения я желал бы выговорить ей также полуостров Саббиончелло и острова Курцолу, Меледу и другие, на приобретении коих упорно настаивает Италия, однако надо иметь в виду, что из-за этого последнего разногласия могут быть порваны переговоры, и мы можем не только лишиться военной помощи Италии, но и стать в глазах наших союзников ответственными за такой оборот дела. Вот почему мне важно узнать предварительно доклада по этому вопросу завтра государю императору, считает ли августейший верховный главнокомандующий предпочтительным пожертвовать полуостровом Саббиончелло и указанными островами для приобретения в лице Италии нового союзника или нет". Взвесив все обстоятельства, великий князь ответил, что "с нашей стороны некоторые уступки еще необходимы", но не за счет полуострова⁵¹.

Тем временем поступила телеграмма из Парижа; в ней Извольский сообщал о примирительном предложении Делькассе: "Полуостров Саббиончелло присуждается Сербии и нейтрализуется, прилегающие же острова отходят к Италии". Она не согласится на их нейтрализацию. Делькассе надеял-

ся, что "вы не отвергнете эту последнюю попытку сговориться с Италией, ибо окончательный разрыв переговоров он считал бы истинным несчастьем" - "un vrai desastre". Все это теперь вновь возвращало энергию Сазонову, и 6 апреля (24 марта) он уже телеграфировал великому князю Николаю Николаевичу результаты своего посещения Николая II. Царь разрешил уведомить английское посольство "о согласии нашем на предложение Делькассе уступить Италии спорные острова, продолжая настаивать на присуждении Саббиончелло Сербии. В случае если не удастся достигнуть соглашения на этой почве, государь император соизволил уполномочить меня сделать еще крайнюю уступку, соглашаясь на отдачу и Саббиончелло Италии под условием его нейтрализации и обязательства Италии выступить против Австрии не позднее конца апреля нового стиля"⁵². Немедленно после этого суть нового предложения была сообщена Бенкендорфу (и в Париж для сведения), причем оговаривалась нейтрализация островов. Естественно, говорилось только об островах, каковая уступка обусловливалась вступлением Италии в войну не позднее конца апреля⁵³. Все это быстро дошло и до Рима, однако, как уже говорилось, это не помешало Соннино 8 апреля вручить через Аварну свой меморандум Австрии⁵⁴, во многом дублировавший документ, который обсуждали члены Тройственного согласия.

В отсутствие Грея переговоры в Лондоне вел английский премьер-министр Асквит. По его поручению Родд 10 апреля (28 марта) передал Соннино в Риме памятную записку с изложением изменений, внесенных после получения русского предложения от 6 апреля (24 марта). 15(2) апреля английское посольство в Петрограде вручило памятную записку Сазонову; в ней говорилось, что Империал и посетил вернувшегося Грея и заявил, что текст этой памятной записки принимается, за исключением одного пункта: нейтрализация Каттаро должна затрагивать и побережье на расстоянии 20 км от бухты. Италия отказывается от Саббиончелло. Последовавшее быстрое (уже 16(3) апреля) согласие России на итальянские предложения открыло путь к скорому завершению переговоров.

На позицию Рима повлияло то, что после вручения в Вене проекта соглашения об уступках Соннино, с нетерпением ожидавший ответа (13 апреля он потребовал, чтобы Аварна поторопил Буриана с ответом), учитывал стекавшиеся со всех сторон в Рим сведения о возможности заключения сепаратного мира между Австрией и Россией, что выбило у итальянских империалистов почву из под ног. 14 апреля Аварна сообщил из Вены, что Буриан обещал дать ответ в пятницу вечером, то есть 16 апреля. В этих условиях, видя в такой отсрочке дурной знак и уверившись в предстоявшем отклонении своих требований, Соннино и решился принять редакцию соглашения с Антантой, содержавшуюся в меморандуме английского посольства от 10 апреля. Во всяком случае 14(1) апреля на приеме временного поверенного в делах России в Риме Поггенполя Соннино просил передать Сазонову, "что он весьма благодарен за направление, данное вами переговорам в Лондоне и выразил надежду, что через два-три дня мы придем к полному соглашению"⁵⁵. Следовательно, в этот момент, еще до получения ответа от Буриана, Соннино принял решение, определившее весь дальнейший ход событий и приведшее к реальному участию Италии в первой мировой войне.

Среди малосущественных оговорок, высказанных Империали Грею в Лондоне, имелась одна более важная. Это было требование месячного срока после подписания соглашения с союзниками, после которого Италия обязывалась вступить в войну. Этот пункт вызвал недовольство Сазонова в его официальной памятной записке французскому и английскому послам в Пет-

рограде с сообщением об официальном согласии России на последние итальянские условия. Он принял условие нейтрализации территории в 20 км к северу от Каттаро (хоть против этого и высказался великий князь Николай Николаевич), не возражал против представительства Албании во внешнеполитических делах. Закрепляя решение об установлении общей границы на албанской территории между Грецией и Сербией, Сазонов предлагал, чтобы сразу же было определено, что юг Албании отойдет к Греции, а север, с портами Сан-Джованни-ди-Медуа и Алессио, - к Черногории. Ей же достался бы и Скутари. Сазонов настаивал, чтобы Италия вступила в войну не позднее 1 мая. В телеграмме Бенкендорфу в Лондон 16(3) апреля Сазонов требовал более "твердого отстаивания в Лондоне нашей точки зрения" и выражал претензию по поводу того, что Грей уже согласился на отсрочку итальянского выступления. Это же недовольство (особенно против слов Делькассе, что главное - это подписать договор) Сазонов высказал и в телеграмме Извольскому в Париж 17(4) апреля. Но ничего сделать было нельзя, и в данной телеграмме он соглашался на дату фактического выступления Италии - 15 мая, с тем чтобы факт состоявшегося соглашения был предан гласности 1 мая⁵⁶.

Тем временем в Вене состоялась беседа австрийского министра иностранных дел Буриана с итальянским послом Аварной. О ее результатах посол отправил телеграмму 16 апреля (она была получена в Риме 17-го). Буриан заявил, что предложения пунктов 2, 3 и 4 (об уступке Градиски и Горицы, объявлении Триеста вольным городом и об уступке островов Курцолари и т.д.) "совершенно неприемлемы". В заявлении, в частности, говорилось, что "обладание островами Курцолари, которые господствуют над Далмацией, сделало бы Италию полновластной хозяйкой этих областей, если же Италия сохранит также обладание и Валоной, то Адриатическое море превратится в итальянское море". Австрия отвергала и линию границ, указанную в п. 1 итальянского меморандума, хотя и делала дополнительные территориальные уступки в Трентино и Тироле. Отвергался пункт о немедленной оккупации уступаемой итальянцам территории.

Теперь у Соннино был обоснованный выбор: крайне незначительные уступки со стороны Австрии и широкие обещания со стороны Антанты, включая и острова Курцолари, которые вместе с Валоною должны были превратить Адриатику в итальянское озеро. Ради этого уже стоило воевать. И общественное мнение, умело направляемое правительством, должно было согласиться на такую цену поворота от нейтралитета к войне. 21 апреля Соннино ответил Аварне, что уступки со стороны Австро-Венгрии кажутся ему "недостаточными, чтобы послужить основой соглашения, способного создать между обоими государствами те устойчивые и нормальные отношения, которые нам взаимно желательны". В конце своего ответа Соннино заявлял, что дать согласие на отсрочку передачи территорий до окончания войны не сможет теперь ни одно правительство в Италии. Тогда же, 21 апреля, Буриан сказал, что изучит критические замечания Соннино⁵⁷.

В Петрограде же Сазонов изучал текст соглашения, представленный еще 17(4) апреля английским посольством в особой памятной записке. В своем меморандуме от 18(5) апреля он заявлял, что готов принять текст с некоторыми изменениями. Прежде всего он требовал, чтобы акт соглашения представлял собой не формальное согласие держав с итальянским меморандумом из 16 пунктов (как это было в английском проекте от 17 апреля), а четверную конвенцию. Больше всего возражений (теперь уже чаще редакционных) вызывала опять ст. 5 о территориальных приобретениях Италии на Адриатике и нейтрализации той части побережья, которая достанется Сербии и Черногории. Сазонов предложил свою редакцию этой статьи⁵⁸. Он подчеркивал так-

же необходимость выступления Италии не позднее 15 мая и оглашения состоявшегося договора 1 мая.

Вечером 19(6) апреля французский посол принес Сазонову телеграмму Делькассе, адресованную непосредственно Николаю II, в которой тот просил не откладывать подписания договора с Италией "ввиду имеющихся у него сведений, будто Германия, стремясь всеми средствами удержать Италию от присоединения к нам, обещает ей не только Трент, но и Триест со всей Истрией" (это, как уже говорилось, совершенно не соответствовало действительности и характеризует те приемы, которыми союзники вырывали у России согласие на последние уступки в пользу Италии)⁵⁹. Делькассе просил не настаивать на сроке 15 мая для выступления Италии и принять на веру заявление Соннино: "Италия примет все меры к ускорению своего выступления, каковое во всяком случае должно состояться не позже, чем через месяц по подписании настоящего соглашения". Так как царь находился в Ставке, Сазонов просил начальника дипломатической канцелярии немедленно доложить об этом.

Телеграмма ушла поздно вечером, а утром 20(7) апреля прибыл Бьюкенен о новой телеграммой - от Грея, которую должен был прочитать Сазонову. Давление продолжалось. Английский министр иностранных дел обращался с призывом к своему российскому коллеге "не лишать нас сотрудничества Италии, моральные последствия которого могут быть весьма значительными. После того как мы проявили готовность идти навстречу русским интересам в вопросе о Константинополе, мне представляется не вполне разумным, если г. Сазонов будет настаивать на том, что если сотрудничество Италии не будет обеспечено до истечения месяца со дня подписания, то переговоры должны быть прерваны и сотрудничество Италии отклонено. Это означало бы, что надежды на сотрудничество Румынии также исчезнут, и Болгария, которая могла бы последовать за нею, будет тяготеть к другой стороне". Грей вновь доказывал, что если с русской точки зрения сотрудничество Италии может казаться безразличным, то по мнению британского военного и морского командования оно имеет исключительное значение. Сазонов повторил теперь просьбу к Николаю II о том, чтобы он дал возможность выйти из этого положения путем его личного разрешения⁶⁰.

Тогда же, вечером 20(7) апреля, Сазонов телеграфировал Бенкендорфу и сообщил в Париж, что, уступая настойчивым просьбам союзников, он принужден согласиться на подписание договора с Италией "в том крайне, на мой взгляд, неудовлетворительном виде, в котором его торопятся подписать Англия и Франция". Он снова сожалел, что статьи договора постоянно вырабатывались только Греем и Камбоном вдвоем и сообщались в Петроград уже в готовом виде, что теперь он не желает больше поднимать бесполезных споров. Сазонов соглашался подписать документ, как только Бенкендорф получит специальные полномочия. Он просил сделать при подписании письменные оговорки, что на Черногорию не может быть наложено новых тягот по нейтрализации побережья, по сравнению с договорами 1909 г., и что те острова, которые ныне не присуждаются Италии, после войны должны отойти к Хорватии, Сербии и Черногории⁶¹. Оставалось еще одно опасение: как бы все-таки присоединение Италии не нарушило договоренность о Проливах и Константинополе, которым теперь оба союзных министра иностранных дел шантажировали Сазонова. Поэтому еще 19(6) апреля он отправил Бенкендорфу телеграмму, в которой требовал, чтобы к соглашению с Италией была добавлена статья о том, что все заключенные между Россией, Англией и Францией соглашения до присоединения Италии относительно устройства будущего мира оставались бы в силе. Бенкендорф согласовал этот воп-

рос с заместителем Грея Никольсоном. Тот возражал против включения такой статьи в договор с Италией, но на словах высказал убеждение, что предыдущие договоры и, в частности, "соглашение о Константинополе и Проливах" Италии не касаются и остаются в силе^б2.

В кампанию давления на Россию включился и президент Пуанкаре. 20(7) апреля он послал личную телеграмму своему "дорогому и высокому другу" Николаю II, настаивая на срочном принятии всех условий Италии и подписании соглашения с ней. Он упрашивал не назначать строго срока вступления Италии в войну. Французский взгляд на вступление Италии как поворотный пункт всей кампании на Западном фронте излагал в своей телеграмме и Извольский. "Необходимо иметь в виду, - пояснял он в телеграмме от 20(7) апреля⁶³, - что французы считают, что в вопросе о Константинополе и Проливах они сделали России уступку громадной ценности и что из всех союзников Франция извлечет из войны наименьшие материальные выгоды. Если к тому же здесь возникнет представление, что вследствие нашей несговорчивости Франция лишилась военной помощи Италии и что вследствие этого война значительно затянулась, это может самым вредным образом отразиться на наших отношениях с Францией".

Все эти шаги привели в конце концов к тому, что по докладу Сазонова Николай II принял решение подписать соглашение в форме, представленной союзниками. В телеграмме от 21(8) апреля царь писал Пуанкаре: "Отдавая себе отчет в пользе, которую могло бы представить для нас сотрудничество Италии, способное, быть может, сократить сроки войны, я уполномочил мое правительство пойти на широкие уступки требованиям Италии, несмотря на то, что требования эти крайне значительны и во многих пунктах находятся в противоречии со стремлениями славянских народов, принесение в жертву которых заставляет предвидеть в будущем опасности. Вступление Италии в войну, с моей точки зрения, имеет цену только в случае его немедленного осуществления, и я не могу скрыть от вас, что я был неприятно поражен, когда римский кабинет, добившись почти всего того, что он требовал, заявил о своем намерении отсрочить вступление в войну, которое, однако, он сам намечал к концу апреля нового стиля"⁶⁴. Давая полномочия на подписание соглашения, император просил все же ускорить вступление Италии в войну и делал оговорку относительно того, что все другие обязательства, установленные между союзниками до присоединения Италии (то есть соглашение о Константинополе и Проливах) останутся незыблемыми.

Сазонов сорвал свое недовольство на телеграмме Извольскому от 21(8) апреля, где заявлял, что требования Англии и Франции относительно нейтрализации черногорского побережья представляют собой "забвение международного права", выражающееся в заключении договора за счет третьего самостоятельного, притом союзного государства. Этим же настроением проникнуто и письмо Сазонова Бенкендорфу, отправленное в тот же день. Соглашение с Италией он аттестовал как во всех отношениях неудачное. Виновником этого Сазонов считал Грея, который не давал отпора требованиям Италии, а проявлял упорство лишь "в стараниях убедить меня в необходимости скорее заключить соглашение, хотя бы ценою каких угодно уступок Италии". Статьи договора вырабатывались Греем и Камбоном и сообщались в Петроград как готовые. "Результат подобного ведения переговоров налицо, и его нельзя назвать иначе как полною капитулицией трех великих держав перед предъявленными Италией требованиями, причем не удалось даже обеспечить достаточно скорое выступление последней"⁶⁵.

А в это время в министерстве была получена радостная телеграмма Извольского о том, что Делькассе через Палеолога уже знает о последних уступ-

ках России. Он подтвердил, что соглашение о Проливах, как это уже заявил и Грей, останется незыблемым. 22(9) апреля Бьюкенен представил памятную записку, в которой говорилось, что сэр Э. Грей высоко оценивает позицию, занятую теперь Сазоновым. Грей сообщал, что последняя редакция меморандума передана Империали и находится на рассмотрении итальянского правительства. Он пытался отвести упреки в плохом ведении переговоров и ставил себе в заслугу, что союзники добились от Италии согласия на передачу Сербии Спалато и полуострова Саббиончелло. "Сэр Э. Грей, - говорилось памятной записке, - добавляет, что уступки в Адриатике в конце концов не производятся непосредственно за счет России и к тому же они оставляют возможность славянским народам осуществить в наибольшей части их стремления"⁶⁶.

Грей просил Бьюкенена еще раз напомнить, как высоко он ценит жертву, которую, как он знает, принес г. Сазонов со своей точки зрения, и что он желает сохранять с ним близкие отношения и избегать недоразумений. Особой запиской от того же числа подтверждалось мнение Грея о том, что соглашение о Константинополе и Проливах остается действительным и что о нем Италия будет лишь осведомлена после подписания соглашения с ней. Вскоре прибыл и третий за этот день меморандум английского посольства, который содержал извещение о том, что еще вечером 21(8) апреля Империали посетил Грея и сообщил ему о согласии итальянского правительства присоединиться к соглашению от 5 сентября (формальный союз и незаключение сепаратного мира) и подписать меморандум. Итальянское правительство обещало вступить в войну не позднее чем через месяц после подписания документов и даже ускорить это событие. Италией были сделаны некоторые дополнительные оговорки и уточнения некоторых статей меморандума⁶⁷.

Бенкендорф же 22(9) апреля прислал телеграмму с извинениями; он пытался показать себя стойким защитником интересов России и славян. "Я думал, что сделал все, что мог, - объяснял Бенкендорф, - и позвольте мне усомниться в том, что при нынешних обстоятельствах можно было бы своевременно добиться более полного и удовлетворительного результата для двух целей нашей политики. Если вы меня порицаете за то, что мои усилия не привели к нужному результату, то я испытываю слишком большие сожаления, чтобы не положиться просто на вашу оценку и на суждение императора" ⁶⁸.

23(10) апреля Сазонов телеграммой в Лондон и копией в Париж сообщил, что согласен на обе подлежащие подписанию формулы и пояснил Бенкендорфу, как себя вести при заявлении оговорок в разных случаях. В министерстве была получена телеграмма Пуанкаре с благодарностью за письмо Николая II от 21(8) апреля. Президент подтверждал, что вступление Италии в войну не изменит договоренности о Проливах и Константинополе⁶⁹. 24(11) апреля было решено обменяться в Лондоне нотами между союзниками по поводу неизменности соглашения о Константинополе и Проливах ввиду присоединения Италии к Антанте. Подписание соглашения и меморандума было назначено сначала на вечер 25(12) апреля, а затем перенесено на 26(13) апреля. В этот день Бенкендорф, Камбон, Грей и Империали подписали в четырех экземплярах в Лондоне в английском Министерстве иностранных дел меморандум из 16 статей об условиях вступления Италии в войну и декларацию об обязательстве не заключать сепаратного мира. Эти документы и вошли в историю первой мировой войны как Лондонский пакт 26 апреля 1915 года. Затем была подписана Декларация о том, что после объявления войны Италией или против нее державы подпишут новый публичный документ о незаключении сепаратного мира. Тут же последовал и обмен нотами по по-

воду признания в полной силе соглашения о Константинополе и Проливах, заключенного до вступления Италии в войну⁷⁰.

Еще много событий прошло до того, как зафиксированное этими соглашениями обязательство Италии вступить в войну на стороне держав Тройственного согласия превратилось в действительный факт международной жизни. Бюлов в Риме предпринимал отчаянные усилия и буквально вырвал у австрийского посла Маккио предложение более широких уступок Италии. 3 мая Соннино потребовал от Аварны заявить Буриану, что Италия объявляет уничтоженным и потерявшим силу союзный трактат с Австро-Венгрией. Бурные уличные события, отставка правительства Саландры-Соннино, новый призыв их к власти - все это предшествовало формальному объявлению Италией войны Австро-Венгрии 24 мая 1915 года. А в России в это время была выработана военная конвенция между Италией и Россией. Морская конвенция заключена была в Париже.

Так совершилось вступление Италии в войну. Россия с самого начала переговоров в марте 1915 г. была против присоединения Италии, невысоко ставя возможный вклад ее воруженных сил в общую борьбу и предвидя затруднения, которые возникнут из-за итальянских аппетитов, когда союзники усядутся за стол мирных переговоров после войны. На ведение переговоров относительно вступления Италии в войну сильнейшее влияние оказал вопрос о Константинополе и Проливах. Он был решающим для согласия России на ведение переговоров вообще, поскольку Россия была против участия Италии в войне. Он использовался Англией и Францией для давления на Россию и в самом конце переговоров для получения согласия на невыгодные для южных славян территориальные приобретения Италии и на отсрочку вступления Италии в войну. Мираж Царьграда, вековая мечта о выходе в Средиземное море, колоссальные торговые и экономические выгоды, которые получила бы Россия в случае действительного перехода проливов в ее руки, - все это заставляло и Сазонова, и самого Николая II соглашаться на ограничение интересов южных славян, Сербии и даже Черногории, с которой Романовы были связаны династическими узами.

В итоге союзникам удалось добиться значительных уступок со стороны России, создать для Италии приманку, поскольку Германия так и не смогла за полгода своих посреднических усилий добиться для Италии реальной уступки австрийской территории. Несмотря на то, что твердая позиция Сазонова, Министерства иностранных дел в отстаивании государственных интересов Российской империи и гуманитарных соображений в отношении южных славян дала определенные плоды и итальянские вожделения были во многом урезаны, Лондонский пакт в целом отразил дипломатическое поражение России как раз в той степени, в какой успехом было обещание со стороны Англии и Франции передать ей Константинополь и Проливы. Именно с Лондонского пакта надо вести дипломатическую зависимость России от своих союзников в первой мировой войне, постепенно сводившую нашу страну в рамках Антанты на второстепенное место.

Сам по себе Лондонский пакт стал одним из примеров соглашения, которое так никогда и не было выполнено. Вопреки оптимистическим ожиданиям Англии и Франции, вступление Италии в войну не стало поворотным пунктом в ее течении, не позволило изменить позиционный характер войны на Западном фронте. Сама Италия больше чем на три года увязла в собственном, итальянском фронте против Австрии. Страшное поражение при Капоретто осенью 1917 г. едва не вызвало революцию в стране, а итальянскую армию пришлось заново воссоздавать французам,

англичанам и американцам. Революционные события в России в 1917 г. похоронили намерения России в отношении южных славян, а Временное правительство не могло подкрепить свои великодержавные цели боеспособностью армии. В марте 1918 г. советская Россия, заключив сепаратный Брестский договор с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией, окончательно вышла из состава Антанты и затем, объятая пламенем гражданской войны, не была допущена на Парижскую мирную конференцию. Теперь, когда Россия больше не стояла за спиной южных славян и ее подводные лодки не могли "угрожать" Италии, союзники, по существу, перешли на те позиции, которые Сазонов отстаивал в первые дни переговоров с Италией. Досадуя на Италию, оказавшуюся слабым и малоуспешным союзником, они лишили ее обещанной по Лондонскому договору Далмации и тех самых островов в Кварнеро и Курцолари. Они поддержали создание единой Югославии в качестве противовеса Италии на Адриатике. Сен-Жерменский мирный договор 1919 г. и Рапалльский договор 1920 г. отдали Италии лишь Истрию, Триест, Зару и несколько островов. Лондонский договор был предан забвению и стал достоянием дипломатической истории.

Примечания

1. МОЭИ, т. 7, ч. 1, с. 528, 530 - 531.

2. Там же, с. 540 - 541.

3. Там же, с. 544.

4. Зеленая книга. Пг. 1916, с. 71 - 74, 79.

5. АВПР, ф. Канцелярия, 1915 г., д. 36, ч. 1, л. 45.

6. Зеленая книга, с. 75 - 77, 79 - 81.

7. Там же, с. 82 - 84, 86, 88.

8. ЕМЕЦ В. А. Очерки внешней полоитики России. М. 1977, с. 156.

9. АВПР, ф. Канцелярия, 1915 г., д. 36, ч. 1, л. 48.

10. ПУАНКАРЕ Р. На службе Франции. Т. 5. М. 1936, с. 360 - 361, 351, 353.

11. Там же, с. 357, 358.

12. Бомбардировку Дарданелл англо-французская эскадра начала 20 февраля (нов. ст.), она длилась до 18 марта 1915 года.

13. Французский крейсер "Буве" наскочил 18 марта на мину в Дарданеллах и пошел ко дну, большинство моряков погибло. Был поврежден также крейсер "Голуа".

14. ПУАНКАРЕ Р. Ук. соч., с. 361.

15. МОЭИ, т. 7, ч. 2. М. 1935, с. 13.

16. Там же, N 418, с. 9, 10.

17. Там же, N 419, с. 12 - 13.

18. ПУАНКАРЕ Р. Ук. соч., с. 363.

19. МОЭИ, т. 7, ч. 2, с. 6.

20. Там же, с. 18 - 19.

21. Там же, с. 19.

22. Там же, с. 20.

23. Там же, с. 25 - 26.

24. Там же, с. 36 - 37.

25. Там же, с. 38 - 39.

26. АВПР, ф. Канцелярия, 1915 г., д. 5, л. 201.

27. МОЭИ, т. 7, ч. 2, с. 45 - 46.

28. Там же, с. 46 - 47.

29. АВПР, ф. Канцелярия, 1915 г., д. 36, ч. 1, л. 51.

30. Там же, л. 53.

31. 2 апреля (20 марта) Бенкендорф телеграфировал из Лондона, что I и 2 апреля газеты публиковали известия из Рима, Петрограда и Ниша о полемике по адриатическому вопросу и высказывал предположение, что источником разглашения был Супило (там же, д. 5, л. 213).

32. Зеленая книга, с. 90 - 91.

33. Там же, с. 93, 97 - 99.

34. ЭРЦБЕРГЕР М. Германия и Антанта. М. -Пг. 1923, с. 38.

35. Зеленая книга, с. 100 - 103.

36. МОЭИ, т. 7, ч. 2, с. 49, 51.

37. Там же, с. 54 - 55.

38. Там же, с. 55 - 56; ПУАНКАРЕ Р. Ук. соч., с. 368 (запись за 30 марта 1915 г.).

39. См. МОЭИ, т. 7, ч. 2, с. 57 - 58, примеч. 2, с. 59.

40. Там же, с. 60. Вскоре после этого была, очевидно, дана команда "общественному мнению" интенсивно обсуждать этот вопрос. Емец приводит список газет, поместивших статьи, в основном против требований Италии в Далмации, за период с 24 марта по 24 апреля ст. ст. (13 упоминаний). См. ЕМЕЦ В. А. Ук. соч., с. 159.

41. МОЭИ, т. 7, ч. 2, с. 64 - 65, 67, 68.

42. Там же, с. 69, 70. Сазонов вынужден был поставить на место Бенкендорфа и в "совершенно личной" телеграмме 4 апреля (22 марта) писал об удивлении, которое было вызвано его телеграммой. "Замечания, о которых вы говорите, - писал он, - были продиктованы мне волей его величества и полной осведомленностью о настроениях общественного мнения в России". Он указывал, что исключительно из уважения к союзникам Россия согласилась "на столь большое количество уступок непомерным требованиям Италии" (там же, с. 90).

43. Там же, с. 71.

44. Там же, с. 73, 74.

45. См., например, запись о его беседе с Карлотти 3 апреля (21 марта) (там же, с. 76).

46. См. Зеленая книга, с. 92 (донесение Карлотти из Петрограда, 29 марта), с. 98 (донесение Боллати из Берлина, 2 апреля), с. 103 (донесение посланника в Нише Скуитти, 10 апреля), с. 104 (донесение посланника в Софии Кукки, 13 апреля), с. 105 (донесение Боллати из Берлина, 15 апреля).

47. См., например, телеграмму посла в Риме с изложением девятой телеграммы Сватковского, осведомителя российского Министерства иностранных дел по славянским областям Австро-Венгрии, 3 апреля (21 марта) (МОЭИ, т. 7, ч, 2, с. 76 - 77), десятое сообщение Сватковского в телеграмме временного поверенного в делах в Риме Поггенполя, 10 апреля (28 марта) (АВПР, ф. Канцелярия, 1915 г., д. 36, ч. 1, л. 58).

48. МОЭИ, т. 7, ч. 2, с. 77 - 78. Это сообщение, которое появилось и в русской печати, П. Н. Милюков расширительно трактовал применительно как к Далмации, так и к восточной границе Трентино и Триеста (Ежегодник газеты "Речь" на 1915 год. Пг. 1915, с. 153).

49. Поденная запись Министерства иностранных дел от 3 апреля (21 марта) и телеграмма Муравьева из Ставки (МОЭИ, т. 7, ч. 2, с. 76, 78).

50. Там же, с. 86, 90 - 91.

51. Там же, с. 97, 99.

52. Там же, с. 99, 100. Великий князь Николай Николаевич телеграммой N 166 от 6 апреля (24 марта) согласился в крайнем случае отдать Саббиончелло, но требовал более скорого выступления Италии, отказа от нейтрализации Каттаро, на который мог бы "базироваться наш флот" (там же, с. 103).

53. Там же, с. 101.

54. 10 апреля Поклевский-Козелл из Бухареста сообщил, что Италия должна сегодня или завтра представить в Вене ноту с перечислением своих требований, что, вероятнее всего, приведет к разрыву переговоров (там же, с. 124).

55. АВПР, ф. Канцелярия, 1915 г., д. 36, ч. 1, л. 61.

56. МОЭИ, т. 7, ч. 2, с. 159 - 160, 163 - 165, 170 - 171.

57. Зеленая книга, с. 105, 106 (ср. с русской точкой зрения), 109 - 111.

58. МОЭИ, т. 7, ч. 2, с. 182.

59. Там же, с. 191 - 192.

60. Там же, с. 199, 200.

61. Там же.

62. Там же, с. 200, 202.

63. Там же, с. 203 - 206.

64. Там же, с. 211.

65. Там же, с. 213, 215.

66. Там же, с. 217, 220.

67. Там же, с. 222, 224 - 225.

68. Там же, с. 232 - 233.

69. Там же, с. 239, 244.

70. Там же, с. 248, 252 - 266.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - В. И. Старцев:

Комментарии: