Имя священника посольской православной церкви ¹ протоиерея Якова Ивановича Смирнова (1754 - 1840 гг.) почти совершенно забыто исследователями. С момента выхода в свет книги британского историка Э. Г. Кросса о россиянах в Британии, а также монографии академика М. П. Алексеева, посвященной русско-английским литературным связям XVIII - начала XIX вв. ² , жизнь и деятельность Смирнова не становились темой ни одной значительной публикации. Имеющаяся же литература, за редким исключением, переполнена искажениями и фактическими ошибками. Назрела необходимость возродить память о нем, дать объективную оценку его заслугам на основании архивных материалов ³ , и мемуаров современников.

Хотя во всех работах Смирнова называют русским, он в действительности был украинцем (уроженцем Харьковской губернии), происходившим из семьи сельского священника. В 1776 г. выпускник Харьковского духовного училища, носивший тогда фамилию Линицкий, был в числе других лучших студентов отобран священником А. А. Самборским ⁴ для продолжения образования за границей. По пути следования из Харькова в Петербург и произошло переименование Линицкого в Смирнова. Вот как он сам описывал это событие: "...Самборский нас уверил, якобы по каким-то предуверениям, некоторые члены тогдашнего министерства (т. е. российского правительства. - А. О.) весьма нерасположены были ободрять украинцев и что если бы сделалось известным, что избранные им студенты все из Украины, то сие, почитал он, могло бы причинить не только вред, но может быть и совершенное уничтожение его плана. Не желая быть сему причиною, все мои сотоварищи и я согласились отдаться на его волю и он, будучи в Москве, по дороге в С. - Петербург переменил всех прозвание, либо окончание оных, а именно: из студентов Прокопович назван Прокофьевым, Флавицкий Флавиановым; а мое прозвание, взяв за верное, что оное произошло от латинского слова lenis, которое значит тихой или смирной, переделано в Смирнова, которым с тех пор я доныне прозываюсь" ⁵ .

Опасения Самборского оказались напрасными, и все студенты благополучно достигли мест своего назначения. Смирнов-Линицкий в июне того же 1776 г. прибыл в Лондон, где был определен на службу церковником ⁶ при посольской церкви. В этом качестве он пробыл в Великобритании три года, после чего осенью 1779 г. вместе с Самборским вернулся обратно в Россию. Поскольку отец Андрей был назначен настоятелем Софийского собора в Царском Селе, 9 октября 1780 г. Екатерина II определила на его место Смирнова. Через неделю епископ Псковский Иннокентий рукоположил его в сан священника. В конце 1780 г. новый батюшка вернулся в Лондон и приступил к исполнению своих обязанностей. Так началась его деятельность на этом поприще, продолжавшаяся 60 лет.

Орлов Александр Анатольевич - кандидат исторических наук, доцент Московского государственного открытого педагогического университета.

стр. 125

Кроме службы в церкви он руководил деятельностью российских учеников и студентов, помогал послу ⁷ в самых разнообразных делах, выполнял поручения как государственных организаций, так и частных лиц по закупке в Великобритании необходимых для них вещей ⁸ . Он оказался незаменимым помощником для С. Р. Воронцова, прибывшего в Лондон в июне 1785 года. Граф был новичком в дипломатии и не знал особенностей страны, в которой ему предстояло работать. В этой ситуации только Смирнов мог взять на себя задачу ознакомления нового посла с обстановкой и помочь ему в исполнении некоторых дипломатических обязанностей. Воронцов был так благодарен священнику, что вскоре между ними установились не только служебные, но и дружеские отношения.

Талант и работоспособность отца Якова были настолько велики, что он успевал еще заниматься наукой и литературой, отвечать на массу писем делового и личного характера, общаться со своими лондонскими друзьями, среди которых было немало влиятельных людей. Любой британец, отправлявшийся в Россию, мог рассчитывать на внимание с его стороны ⁹ . Услугами Смирнова пользовались и другие иностранные путешественники. Он много помогал венесуэльцу Ф. де Миранде, когда тот в 1789- 1792 гг. жил в Лондоне, спасаясь от преследования испанских властей, обвинивших его в государственной измене. Южноамериканцу, побывавшему в 1786 - 1787 гг. в России, покровительствовали Екатерина II, кн. Г. А. Потемкин и С. Р. Воронцов ¹⁰ .

Смирнов всегда радушно и гостеприимно принимал соотечественников, оказавшихся в Лондоне. Одним из первых знакомство с отцом Яковом описал литератор, критик, переводчик, издатель журнала "Московский Меркурий" П. И. Макаров, посетивший Великобританию в 1795 году. После возвращения на родину он посвятил ему несколько строк путевых заметок, так описывая своего нового знакомого: "...человек довольно молодой, довольно недурной, высокого роста, стройной, статной, осанистой, одетый с величайшим старанием, но без всякого оказания неприличного щегольства, словом сказать: молодой, хорошо воспитанный лорд - и сей лорд был г. С-в, русский священник при посольстве". Далее автор сообщает о том, что "С-в человек очень умной; знает хорошо латинской язык, говорит по-французски, по-немецки, по-английски, и (если не ошибаюсь) по-италиянски, - много читал, и сам переводит и сочиняет. Он любит англичан до чрезвычайности; за то и англичане любят его. Не думаю, чтобы он захотел жить где-нибудь в другом месте, кроме Лондона" ¹¹ . Н. М. Карамзин в своей книге "Письма русского путешественника" сообщает о том, что Смирнов водил его в один из кофейных домов британской столицы, где собирались купцы, торгующие с Россией ¹² .

Содействие путешественникам было личной любезностью Смирнова, которую он готов был проявить, когда не служил в церкви или не был занят выполнением ответственных поручений российского правительства. В Петербурге же в первую очередь нуждались в поступлении достоверной информации о внутренней жизни Великобритании и о том, какую "русскую" политику собирается проводить британский кабинет. Поскольку посол не мог лично заниматься сбором информации подобного характера, эту задачу пришлось взять на себя Смирнову, его ученикам: церковнику А. Г. Евстафьеву ¹³ и переводчику А. В. Назаревскому, секретарю посольства В. Г. Лизакевичу, а также личному секретарю посла швейцарцу Ф. Жоли. "Они добывали информацию для российской Коллегии иностранных дел через обширную сеть своих знакомств, а также пытались воздействовать на английское общественное мнение. Эти усилия принесли выдающиеся плоды во время "Очаковского кризиса" 1791 г. и событий 1793 - 1795 гг., связанных со вторым разделом Польши" ¹⁴ . Речь идет о том, как российское посольство сумело переиграть премьер-министра Великобритании У. Питта Младшего в т. н. "памфлетной войне", когда Лондон грозил России вмешательством в русско-турецкую войну 1787 - 1791 годов. Члены посольства тогда в многочисленных газетных статьях и в нескольких анонимных памфлетах сумели доказать преимущество для Великобритании торговли и дружбы, а не войны с Россией. В период второго раздела Польши "разведывательный отдел" посольства нейтрализовал деятельность в Лондоне польской эмиграции и раскрыл планы поляков по организации сопротивления России. Эти и другие заслуги Смирнова, сохранившие стране миллионы рублей и тысячи жизней, были оплачены весьма скромно. В 1791 г. за антивоенную кампанию он получил 200 ф. ст. (1600 руб.), в 1795 г. за борьбу с польской эмиграцией 150 ф. ст. единовременно и ежегодную прибавку к жалованью в 50 ф. стерлингов ¹⁵ .

Если при Екатерине II отец Яков получил лишь орден Св. Анны 2-й ст., то после восшествия на престол Павла I ему был пожалован орден Св. Иоанна Иерусалимского с одновременной прибавкой жалованья. В сентябре 1800 г. последовало новое проявление милости императора. Как отмечал сам Смирнов в письме на имя

стр. 126

Павла I, "едва успел я изъявить чувствования искреннейшей благодарности за всемилостивейшее удостоение меня орденом Святого Иоанна Иерусалимского, как почти в тот же день извещен я о новых щедротах на меня излиянных пожалованием мне тысячи гиней во изъявление, по словам графа Федора Васильевича [Ростопчина] ¹⁶ , высочайшего Вашего удовольствия за усердие, с коим стараюсь я исполнять возложенные на меня поручения по делам службы". Далее отец Яков восторженно превозносил щедрость самодержца. "Коль блаженны подданные, кои имеют щастие служить толь премудрому, справедливому и милосердому Государю! Для совершенного их благоденствия, да сохранит Господь дражайшее здравие Ваше навсегда, безвредно и непоколебимо и да исполнит всевожделеннейших благ вся дни драгоценнейшей Вашея жизни" ¹⁷ . Как видим, у Смирнова не было никаких личных причин ненавидеть Павла I, скорее наоборот, но через несколько месяцев политика императора поставила посольство в сложное и двусмысленное положение.

С этим эпизодом связан единственный случай в истории российской внешней политики, когда духовному лицу поручалось исполнение дипломатических обязанностей. Как известно, в 1800 г. Павел I, глубоко оскорбленный нерыцарственным, с его точки зрения, поведением Великобритании, не оказавшей ожидавшейся помощи своим союзникам по второй антифранцузской коалиции, пошел на открытый разрыв с Лондоном и на сближение с Францией. Воронцов, который выступал против этой меры, был смещен со своего поста, а его имения конфискованы в казну за долги британских банкиров. Император требовал его срочного возвращения в Россию. Граф не желал возвращаться, поэтому уехал в Саутгемптон и тянул время, запросив разрешение на проезд не через Гамбург, а через Кале (он надеялся, что французское правительство не даст такого разрешения врагу республики). Пока решался этот вопрос, поверенным в делах России в Лондоне назначили Лизакевича, который вскоре был переведен на новый пост в Копенгаген. Отъезд Лизакевича из Лондона, вызванный наложением в России эмбарго на имущества британских подданных, был настолько быстрым и тайным, что напоминал скорее бегство. В посольстве не осталось ни одного чиновника, могущего выполнять дипломатические обязанности, и тогда 29 сентября 1800 г. решением императора неофициальным российским представителем в Лондоне был назначен Смирнов ¹⁸ .

Будучи так же, как и Воронцов, убежденным сторонником российско- британского союза, Смирнов не одобрял политики Павла I по отношению к Великобритании, но должен был подчиняться высочайшим приказам. Это потребовало немалого мужества, т.к. дело явно шло к войне между двумя странами, и британское правительство установило за ним тайный надзор, лишавший его возможности выехать по собственному желанию из страны. Но смерть Павла I в марте 1801 г. коренным образом изменила ситуацию. Сразу после получения известия об этом событии (курьер Безелер прибыл в Лондон поздним вечером 1 апреля) священник отправил графу в Саутгемптон краткое письмо, в котором были следующие строки: "Успокойте, ваше сиятельство, дух ваш от временных беспокойств. Павел 1-й отьиде в вечный покой" ¹⁹ .

После таинственного визита курьера в российское посольство по Лондону стали распространяться слухи о смерти императора, но точно никто ничего не знал. Между тем, перемена правления в России имела жизненно важное значение и для Великобритании и для Франции. Известно, как был раздосадован Бонапарт, когда узнал о смерти Павла I. Из-за этого ему пришлось временно пойти на улучшение отношений с Великобританией (в 1802 г. с ней будет подписан Амьенский мир). С другой стороны, британские министры не скрывали своей радости, но хотели знать, какой будет политика нового императора Александра I. Поэтому Смирнова стали осаждать многочисленные посетители с вопросами о событиях в Петербурге. Среди них посольство посетил французский уполномоченный по обмену военнопленными опытный дипломат Л. Г. Отто. Правительство его страны, надеясь на сближение с Россией, все-таки выдало паспорта Воронцову на проезд через Кале, и Отто за два дня до своего визита уже получил от Смирнова расписку. Несмотря на это, отец Яков вновь услышал от него сообщение о выдаче паспортов.

Изумленный Смирнов не мог понять цели столь странного разговора пока француз не перешел к главному. Вот как об этом рассказывал в письме к гр. П. А. Палену сам священник (беседа достойна того, чтобы привести ее целиком): "Потом вдруг, обратясь ко мне, он (Отто. - А. О.) воскликнул: "но, мой Бог! Какой слух распространился по всему городу!" (разумея о кончине императора Павла Первого). "Вы в это верите, месье?" "Да, - отвечал я ему, - я верю, что это правда". "Так значит, вы верите, что это правда, месье?", - повторил он. "У меня нет никакой причины, месье, - повторил я, - в этом сомневаться". По сем, сказав несколько других слов, он опять повторил: "Таким образом, надо верить, что это событие было?" "Я в это

стр. 127

верю, месье", - сказал я. "Ах, - прибавил он, - это очень печально, месье". После сего он мне сказал, что он через день, либо два будет писать к своему правлению и что, если граф Воронцов имеет какие-нибудь дальние (т. е. дальнейшие. - А. О.) приказания, либо желания, то он охотно о том сообщит. Я, поблагодаря за учтивость, сказал, что не оставлю известить о том его сиятельство" ²⁰ .

Смирнову, как и всем остальным российским представителям за границей, сообщили только о том, что император неожиданно скончался "апоплектическим ударом". И хотя он чувствовал, что на самом деле все обстояло не так просто, но ни одним словом не выдал своих сомнений. В то же время, следует обратить внимание на то, в каких трудных условиях приходилось работать российским представителям за границей в начале XIX века. Они слишком часто не имели достоверной информации о планах своего правительства, но, несмотря на это, успешно действовали в сложнейших политических обстоятельствах. Так могли поступать только внутренне свободные люди, имеющие свой взгляд на развитие международных отношений и не боящиеся брать на себя ответственность за принятие необходимых решений.

Вскоре Александр I восстановил Воронцова в должности посла в Великобритании. Жизнь российской миссии постепенно нормализовалась, и Смирнов мог с полным основанием сообщить в Петербург о том, что все ее чиновники возносят молитвы за сохранение здравия "...Александра Первого, давно уже в сердцах верноподданных своих особенною благостию и добродетелями воцарившегося" ²¹ . Восстановление российско- британских отношений при новом императоре действительно чрезвычайно обрадовало священника. Он никогда не скрывал своей привязанности к Британии и британцам, не переходившей, впрочем, в слепую англофилию.

Но после подписания в июне 1807 г. Тильзитского мира между Россией и Францией российские дипломаты вновь вынуждены были покинуть Лондон. В британской столице остались только служащие посольской церкви. Их число также постепенно должно было сокращаться в целях экономии денежных средств. К продаже был назначен даже посольский дом под N 36 по Хэрли стрит (Harley street), обходившийся казне достаточно дорого. Была уволена вся прислуга посольства, набранная из англичан. Воронцову, оставшемуся жить в Великобритании на положении частного лица, с огромным трудом удалось добиться разрешения российских властей на то, чтобы Смирнову позволили не выезжать из Лондона ради сохранения православной церкви, "...дабы не отступать от давнего и полезного предмета сближаться с единоверцами" ²² .

Покупателей на посольский дом не находилось, он стоял заброшенным и в него уже несколько раз наведывались грабители. Поэтому в октябре 1808 г. отец Яков с семьей переехал туда на жительство. Основную часть своего времени он теперь тратил на устройство жизни оставшихся на британской земле российских подданных, к которым вскоре начали прибавляться военнопленные. Материальное положение этих людей было отчаянным. В письме к российскому министру финансов гр. Д. А. Гурьеву от 19 января 1812 г. Смирнов писал о том, что "...частые по разным их нуждам и потребностям отношения поездки в фьякре в разные департаменты [британского] правительства и другие места, а иногда для избежания пословицы сухая ложка рот дерет, хотя небольшие угощения тех, к коим прибегать должно с просьбами, вычерпали из моего кармана немалое число шиллингов..." ²³ .

Большинство из тех, кого в это время опекал отец Яков, с благодарностью принимали его помощь. Но иногда попадались люди, которые доставляли священнику немало ненужных хлопот и поступки которых вызывали у него тяжелые переживания. Много сил и средств потратил он на чертежника департамента водяных коммуникаций Главного управления путей сообщения В. И. Дусаева, случайно попавшего в Великобританию в октябре 1809 года. До этого тот находился во Франции в составе российской гидрологической миссии, но был выслан в Россию за пьянство, пренебрежение служебными обязанностями и многочисленные долги. Государственный канцлер гр. Н. П. Румянцев лично убедился в этом во время посещения Парижа. Чертежник гулял во французской столице с размахом, пропив и проиграв все, вплоть до одежды. Чтобы не обострять отношения с властями, российскому послу кн. А. Б. Куракину пришлось выделить деньги на оплату его долгов, обмундирование и проезд до Риги из средств посольства, предназначенных на чрезвычайные расходы. Их вручили капитану российского брига "Елизавета Алексеевна" Ю. Типкесу, который должен был следить за Дусаевым во все время плавания и по прибытии в Ригу сдать его на руки Лифляндскому гражданскому губернатору ²⁴ .

Однако бриг "Елизавета Алексеевна" вскоре после выхода из французского порта Морле попал в руки британцев и как военный трофей был отведен ими в Дувр. Оттуда Дусаев, узнав об оставшемся в Лондоне священнике, начал бомбардировать Смирнова просьбами о денежной помощи ²⁵ . Отец Яков, как всегда принявший близ-

стр. 128

ко к сердцу страдания соотечественника, выслал ему 76 ф. ст. на первые расходы и пригласил перебраться в Лондон.

3 января 1810 г. Смирнов получил от Дусаева письмо, в котором содержался прямо-таки вопль о помощи. В письме сообщалось о том, что по приказу мэра Дувра россиянин несправедливо посажен в тюрьму якобы только из-за отсутствия у него паспорта. В ответном письме, выражая уверенность в том, что в Англии "...вовсе не в обычае хватать людей и сажать в тюрьму..." без вины, Смирнов объяснял Дусаеву, что денег он более дать ему не в состоянии. Единственное, чем Смирнов мог еще помочь незадачливому соотечественнику, это снабдить его необходимой одеждой за свой счет и в случае обращения к нему британских властей подтвердить его российское подданство.

Вскоре в двух номерах газеты "Таймс" появились сообщения о пожаре в дуврской гостинице "Лондон", во время которого погиб ремесленник Робинсон из Кентербери, а сама гостиница была сожжена дотла. После проведенного городскими властями расследования выяснилось, что виновником трагедии был Дусаев, который во время очередной попойки устроил пожар в гостинице, после чего был арестован и посажен в тюрьму ²⁶ .

Бриг "Елизавета Алексеевна" был освобожден из-под ареста в январе 1810 года. Смирнов приложил максимум стараний для того, чтобы Дусаева выпустили из тюрьмы и позволили ему вернуться в Россию. 16 марта 1810 г. чертежник наконец-то покинул Великобританию.

Смирнов продолжал активно действовать в Лондоне в течение всего периода российско-британского конфликта 1807 - 1812 годов. Служба в православной церкви не прекращалась ни на один день. Кроме того, он по-прежнему снабжал высших российских чиновников подробной информацией о политике британского правительства, рискуя, как минимум, своей свободой. В марте 1809 г. Куракин просил сообщить ему для доставления в Петербург "...самое откровенное и обстоятельное известие... о настоящем течении дел в Англии, о мерах тамошним правительством к продолжению войны предпринимаемых и вообще о настоящих деяниях, видах и желаниях английского министерства и парламента". Отец Яков переслал в Париж свои подробные "Замечания", начав донесение со слов о том, что он надеется на употребление собранных сведений "...со всею тою тайною и снисхождением со стороны вашего сиятельства, о коих я вас прошу всенижайше и коих необходимость нынешних обстоятельств требует". В переписке с Куракиным он высказал принципиально важное для Александра I соображение о том, что в Великобритании сохраняется желание возобновить мир с Россией, причем без обязательства для последней после этого вступить в войну с противниками британской короны. И все-таки Смирнов шел на серьезный риск, поскольку, как он сам объяснял в письме своему другу адмиралу П. В. Чичагову в том же 1809 г., хотя "...мог бы сидеть, сжав руки и стиснув зубы", но не позволял себе молчать "...при тех случаях, где, кажется, польза либо партикулярных (т. е. частных лиц. - А. О.), либо общественная требует, чтобы я не молчал" ²⁷ . Эти слова являлись лозунгом всей жизни Смирнова.

В это время священник также продолжал заниматься снабжением всем необходимым российских военнопленных и гражданских лиц, организовывал помощь им со стороны британской общественности (поскольку средства из России по-прежнему часто запаздывали или не приходили вовсе), готовил отправку российских подданных и военнопленных на родину. В декабре 1812 г. Смирнов встречал в Лондоне нового российского посла ф, Х. А. Ливена, которому передал ключи от сохраненного им посольского дома и ценнейший архив лондонской миссии. С Ливеном им предстояло сотрудничать 22 года. Заслуги священника в сложный период развития европейской истории были по достоинству оценены. В 1817 г. Святейший Синод возвел его в сан протоиерея, а в 1818 г. он был награжден крестом для священников в память 1812 г. и лично от Александра I бриллиантовым перстнем ²⁸ .

После свержения Наполеона и установления мира в Европе Смирнов смог, наконец, больше времени уделять своим литературным и научным занятиям. Он всегда стремился помогать британцам в познании России и полагал, что лучше всего делать это при помощи знакомства с литературой другого народа. Вклад священника в сближение российской и британской культур был настолько велик, что в начальные годы XIX в. литературно-переводческий кружок, существовавший в российском посольстве под руководством Смирнова, взял "...в свои руки инициативу ознакомления англичан с русской художественной литературой...". Впоследствии эту работу продолжил сын Смирнова - Иван, который был прекрасно знаком с культурой и языками обоих народов. Его заслуги оказались настолько значительными, что он был избран членом нескольких британских научных и литературных обществ ²⁹ .

стр. 129

Весьма значительными и продуктивными были также связи отца Якова с британским ученым миром. Священник был знаком со знаменитым философом и правоведом Джереми (Иеремией) Бентамом, который, собираясь в 1785 г. предпринять путешествие по странам Европы и в том числе посетить Россию, где в это время жил его брат Сэмюэл, воспользовался рекомендательными письмами, полученными от Смирнова. Поистине неоценимой оказалась помощь, которую отец Яков постоянно оказывал петербургским Академии художеств и Академии наук в их контактах с британскими учеными и деятелями культуры ³⁰ . От внимания священника не ускользала практически ни одна новинка, которая могла бы быть полезна в России. В его письмах можно найти самые разнообразные сообщения на эту тему, начиная с паровых машин и новейших станков и заканчивая незаменимой на российском бездорожье патентованной фурой из двух телег.

В 20-х - 40-х гг. XIX в. все россияне, будучи в Великобритании, почитали "золотым правилом" посещение дома отца Якова. О встречах с ним и о добрых впечатлениях от этого знакомства писали племянник известного русского драматурга А. П. Сумарокова П. И. Сумароков, вынужденно долго живший в Великобритании декабрист А. И. Тургенев, возвращавшийся домой из путешествия по Востоку крестьянин (редкий случай в первой половине XIX в.) Д. И. Цикулин, профессор Харьковского университета К. П. Паулович и многие другие ³¹ .

К 1830 г. относятся воспоминания о нем начинающего художника (впоследствии профессора живописи и ректора Академии художеств) Ф. И. Иордана. Смирнов, принявший Иордана, по выражению последнего, как "отец родной", обещал ему, прежде всего, выхлопотать прибавку к жалованию, зная обычную стесненность российских студентов в средствах, а также свести его с известным лондонским живописцем Раймбахом, к которому Иордан желал попасть в ученики. В день посещения мастерской Раймбаха священник предстал перед молодым художником "...будучи одет лордом старых времен: в длинном фраке с фалдами, доходящими почти до пят, с пряжками на башмаках, в штиблетах, с низкою шляпою с большими полями и могучею большою палкою в руке с серебряным набалдашником. Весь этот внешний вид внушал к нему искреннее почтение. Он шел тихо, описывая палкою круг, и при его почтенной наружности, с косою назади, с сильно напудренными волосами и с зачесанными висками, он казался мне живым портретом голландской школы XVIII века" ³² . За время жизни в Лондоне православный священник приобрел чисто английскую привычку к постоянству в манере одеваться.

Даже когда с середины 1837 г. Смирнов из-за преклонного возраста и по слабости зрения оставил службу в церкви (27 августа из Парижа ему на помощь был прислан иеромонах Нифонт), он продолжал принимать русских гостей в кругу своей семьи. Известный российский издатель и журналист Н. И. Греч, побывавший в Лондоне в том же 1837 г., в своих путевых записках сообщал о том, что в британской столице среди прочих соотечественников он посетил "...почтенного священника нашего посольства Якова Ивановича Смирнова, осмидесятилетнего старца, который шестьдесят лет живет в Лондоне и пятьдесят лет тому назад принимал и руководил там молодого Карамзина. Он бодр духом и телом, только глаза его слабеют". Греч увидел в отце Якове одинокого русского, старающегося окружить себя на чужбине тем, что было ему близко и дорого дома. "Мне казалось, что я посетил благочестивого отшельника, живущего на уединенном острову, посреди бурных волн чуждого океана. Русские иконы, лики русских царей, русские книги и русское сердце - вот все, что он сохранил от кораблекрушения. Довольно для здешнего света и - для будущего", - писал он далее ³³ . К этому времени Смирнов действительно превратился в живой памятник XVIII столетию. Уже не было на свете большинства из тех британцев и россиян, которые когда-то составляли круг друзей отца Якова. Жизнь ушла далеко вперед, и новая Британия, как и новая Россия, были непонятны и неуютны для него. Об этом свидетельствуют записки публициста, писателя и переводчика Н. А. Корсакова, посетившего Лондон через два года после Греча. Корсаков увидел перед собой старца "...с зонтиком (т. е. с солнцезащитным козырьком. - А. О.) на глазах, одетого в старинный французский кафтан, штиблеты и в напудренном парике". Расспросив гостя о своих петербургских друзьях и узнав, что многих из них уже нет на свете, он сказал: ""А я все еще живу, но такова воля господня". Когда я у него спросил, - пишет далее Корсаков, - не думает ли он возвратиться в отечество, то он отвечал: "Нет, все мое семейство состоит из двух, здесь родившихся, дочерей, пристроенных в Лондоне, а я не вынесу такого дальнего пути"" ³⁴ .

Смирнов умер 16 апреля 1840 г. и был похоронен на кладбище Кэнсал Грин. В России никто не откликнулся на это печальное событие. Короткое сообщение в несколько строк появилось только в лондонском "Журнале для джентльменов" ("The

стр. 130

Gentleman's Magazine"). Имя его постепенно совершенно стерлось из памяти людей, что было исторической несправедливостью, поскольку личные достоинства отца Якова очень велики, таланты многообразны, а деятельность потрясающе плодотворна. Он, без сомнения, был одним из выдающихся политических и общественных деятелей своей страны, высокообразованным литератором, переводчиком и полиглотом. Его заслуги перед Россией и Великобританией невозможно переоценить. Справедлива оценка Э. Кросса, который назвал Смирнова своеобразным хранилищем всех знаний об Англии, существовавших в России в конце XVIII - начале XIX веков ³⁵ .

Очень рано оторвавшись от родной среды, Смирнов приложил все усилия для того, чтобы стать своим среди британцев. Во многом именно Великобритания сделала его выдающейся личностью, но если бы православный священник с английским умом и привычками вернулся в Россию, он не нашел бы здесь своего места. Постепенно Россия стала для него только смутным воспоминанием, причем воспоминанием, относящимся к концу XVIII века. Когда ушли из жизни все, с кем Смирнов был близок духовно, исчезла и знакомая ему Россия. Новая Россия слишком быстро шагала вперед и не сохранила памяти не только о лондонском священнике, но и о многих других замечательных россиянах.

Примечания

1. Полностью эта церковь, основанная в Лондоне в ноябре 1716 г., называлась "Православная греко-российская церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы". С начала 1813 г. она находилась в доме N 32 по Уэлбек стрит (Welbeck street). Здесь же в т. н. "подцерковном доме", жил и священник со своей семьей. См. АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. Русские дипломатические агенты в Лондоне в XVIII в. Т. I. Варшава. 1897, с. 413, 415.

2. CROSS A.G. By the Banks of the Thames. Russians in the Eighteenth-Century Britain. Newtonville (Mass.), 1980. См. также эту книгу на русском языке: КРОСС Э. Г. У Темзских берегов. Россияне в Британии в XVIII в. СПб. 1996; АЛЕКСЕЕВ МП. Русско-английские литературные связи (XVIII в. - первая половина XIX в.). - Литературное наследство. Т. 91. М. 1982.

3. Личный фонд Смирнова имеется в Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. 340 (Коллекции документальных материалов чиновников МИД), оп. 844 (Личный архив Я. И. Смирнова). 1800 - 1833 гг. Но он содержит, в основном, переписку по хозяйственным вопросам, счета и денежные расписки разных лиц. Более ценные документы разбросаны по другим фондам АВПРИ, а также по различным архивохранилищам России и Великобритании.

4. А. А. Самборский (1732 - 1815 гг.) - предшественник Смирнова на посту священника русской церкви в Лондоне (1769 - 1779 гг.), затем настоятель Софийского собора в Царском Селе и духовник членов императорской семьи, ученый-агроном.

5. БАРТЕНЕВ П. И. Лондонский священник Я. И. Смирнов (автобиографическое показание). - Русский архив, 1879. Кн. I, N 3, с. 355 - 356; АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. ук. соч. Т. I, с. 426 - 427.

6. Церковниками назывались все члены причта русских заграничных церквей, не посвященные в сан (дьячки, пономари и певчие). См. АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. ук. соч., с. 420, 422; КРОСС Э. Г. ук. соч., с. 68 - 69.

7. Смирнов служил священником в Лондоне при пяти российских представителях: до 1785 г. при И. М. Симолине, с 1785 по 1806 г. (с перерывом в 1800 - 1801 гг.) при С. Р. Воронцове, с 1806 по октябрь 1807 г. при М. М. Алопеусе, в 1812 - 1834 гг. при Х. А. Ливене и вплоть до середины 1837 г., когда по состоянию здоровья уже не смог вести церковные службы, при К. О. Поццо ди Борго. Алопеус был аккредитован в Лондоне в качестве посланника, все остальные - в качестве послов.

8. КРОСС Э. Г. ук. соч., с. 66 - 67.

9. CROSS A.G. Anglo-Russica: Aspects of Cultural Relations between Great Britain and Russia in the Eighteenth and Early Nineteenth Century: Selected Essays. Oxford/Providence. 1993, p. 227; Записки княгини Дашковой. Письма сестер Вильмот из России. М. 1991, с. 247, 248.

10. АЛЬПЕРОВИЧ М. С. Франсиско де Миранда в России. М. 1986, с. 248.

11. МАКАРОВ П. И. Россиянин в Лондоне; или письма к друзьям моим. - Московский Меркурий, 1803, ч. 1, N 1, с. 30 - 31.

12. КАРАМЗИН Н. М. Письма русского путешественника. М. 1988, с. 451.

13. А. Г. Евстафьев (1779 - 1857 гг.) - по происхождению донской казак, также как и Смирнов, выпускник Харьковского духовного училища. Определен церковником в Лондон в 1780 году. В 1808 г. уехал из Великобритании, с 1809 по 1827 гг. занимал пост российского

стр. 131

консула в Бостоне, с 1834 по 1847 гг. - такой же пост в Нью-Йорке. Прославился, как литератор и переводчик с русского на английский язык.

14. КРОСС Э. Г. У Темзских берегов, с. 64.

15. АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. Английская печать и отношение к ней русских дипломатических агентов в XVIII столетии. - Русская старина, 1895. Т. 84, N 10, с. 113 - 127; АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. Русские дипломатические агенты... Т. II, с. 253 - 254; КРОСС Э. Г. У Темзских берегов, с. 65.

16. В 1798 - 1801 гг. Ростопчин был главой внешнеполитического ведомства России, именуясь первоприсутствующим в Государственной коллегии иностранных дел (ГКИД). В 1801 г. его на этом посту сменил гр. П. А. Пален.

17. АВПРИ, ф. 2, оп. 6, д. 867, б. н.

18. АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. Император Павел I и англичане (Извлечение из донесений Витворта) - Русская старина, 1898. Т. 96, N 10, с. 100 - 101; АВПРИ, ф. 35, оп. 6, д. 535; БАРТЕНЕВ П. И. ук. соч., с. 354.

19. Архив князя Воронцова. Кн. 20. М. 1881, с. 466, N 4; АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. Император Павел I и англичане, с. 101.

20. АВПРИ, ф. 133, оп. 468, т. 2, д. 6744, л. 45 об. -46.

21. Там же, л. 43 об.

22. АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. Русские дипломатические агенты... Т. 1, с. 446 - 447; т. II, с. 277 - 278.

23. АВПРИ, ф. 184, оп. 520, д. 1, л. 3 - 3 об.; д. 2, л. 40 - 40 об.

24. Там же, ф. 1, П-6 (1818 г.), д. 25, л. 36 об., 40 об., 43.

25. Там же, ф. 184, оп. 520, д. 2, л. 148 - 148 об.; л. 149 - 149 об.

26. Там же, л. 189 - 189 об., 187, 188, 134 - 134 об.

27. Там же, ф. 133, оп. 468, т. 3, д. 9022, л. 38, 48 об.; ф. 184, оп. 520, д. 2, л. 70 - 70 об.; ф. 161, 111 - 14, оп. 107, д. 3, л. 407.

28. Там же, л. 645 - 645 об.; КРОСС Э. Г. У Темзских берегов..., с. 65; АВПРИ, ф. 1, IV-20 (1818 г.), д. 4, 12.

29. КРОСС А. Г. Русское посольство в Лондоне и знакомство англичан с русской литературой в начале XIX в. - Сравнительное изучение литератур. Л. 1976, с. 106; АЛЕКСЕЕВ М. П. Русско-английские литературные связи..., с. 144; КРОСС Э. Г. У Темзских берегов, с. 67.

30. АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. Русские дипломатические агенты... Т. I, с. 427; КРОСС Э. Г. У Темзских берегов, с. 66.

31.СУМАРОКОВ П.[И.] Прогулка за границу. Ч. III. СПб. 1821, с. 26, 144, 145; ТУРГЕНЕВ А. И. Хроника русского. Дневники (1825 - 1826 гг.). М. -Л. 1964, с. 395, 407; Необыкновенные похождения и путешествия русского крестьянина Дементия Иванова Цикулина и пр[очее] (окончание) - Северный архив, 1825, ч. 15, N IX, раздел III. Путешествия, с. 64; ПАУЛОВИЧ К.[П.] Замечания о Лондоне. Харьков. 1846, с. 521, 527, 528

32. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (ОР РНБ), ф. 542, оп. 1, д. 300, л. 14; Записки ректора и профессора императорской Академии Художеств Федора Ивановича Иордана, 1800 - 1883 гг. Гл. X-XI - Русская старина, 1891, т. 70, N 5, с. 321.

33. ГРЕЧ Н. И. Путевые письма из Англии, Германии и Франции. Ч. I. СПб. 1839, с. 174.

34. КОРСАКОВ Н. А. Рассказ о путешествии по Германии, Голландии, Англии и Франции в 1839 г. М. 1844, с. 43 - 44.

35. КРОСС Э. Г. У Темзских берегов, с. 59.

Постоянный адрес данной публикации: