М. Изд-во АСТ. 1996. 607 с.

Рецензируемый учебник, написанный группой авторов (А. Н. Боханов, П. Н. Зырянов, В. П. Дмитренко, Н. С. Симонов, А. К. Соколов, М. М. Горинов, А. С. Сенявский, А. А. Печенкин, Е. Ю. Зубкова, В. А. Шестаков) вызывает противоречивые чувства. С одной стороны, хорошо, что академические историки, наконец, собрались с духом и познакомили нас со своим взглядом на отечественную историю XX века. С другой стороны, взгляд этот получился мозаичным, глаза косят, а создаваемая картина то отличается высокой фактической точностью, то растворяется в тумане общих слов и рассуждений.

Книга зафиксировала переходное состояние нынешней исторической науки, поиски новых концепций и объяснений истории России XX века. Десять авторов изложили десять точек зрения. Наверное, это даже хорошо, что в книге присутствуют разные точки зрения и данные, в том числе и об одном и том же событии или факте. На то она и наука, чтобы были разные взгляды! Но поставим себя в положение студента, которому два "образовательных" министерства рекомендовали данную книгу в качестве учебного пособия. Чему он должен, например, верить? Тому ли, что, как пишет Горинов, СССР потерял в советско-финляндской войне "до 75 тыс. человек убитыми и до 170 тыс. ранеными и обмороженными" (с. 298), или тому, что пишет Печенкин: "советские войска потеряли 126 875 убитыми и пропавшими без вести, раненых, заболевших и обмороженных было 264 908" (с. 414)?

Вопиющими противоречиями отличается первая глава. Пять параграфов, написанных Бохановым, не согласуются с последним, шестым параграфом, принадлежащим перу Зырянова, текст которого отличается объективностью и спокойным тоном изложения. Бохановская же "проза" вызывает не только возражения с точки зрения ее содержания, но и прямо-таки неприятное чувство. Если бы за двумя его главами не следовали серьезные и ответственные главы, написанные восемью другими исследователями, то можно было бы ставить вопрос о том, что учебник этот ни в коем случае не должен был бы попасть в руки студента, а оба министерства или ошиблись в своей рекомендации, или были введены в заблуждение. Как могли ответственный редактор и "ведущий редактор" издательства Н. А. Еремина соединить в рамках одной главы столь разнородные по содержанию и идейной направленности тексты? Для Зырянова первая русская революция все-таки революция, а для Боханова - "хаос и анархия" (с. 23). Кадеты - у него это "либеральные краснобаи", солидаризирующиеся с "кровавыми убийцами", эсерами (с. 29). Или вотеще образчик авторской мысли: "Но, пожалуй, самое отталкивающее в либерализме милюковского толка было то, что он по сути дела выступал соучастником кровавых преступлений левых радикалов-убийц" (с. 37). Манифест 17 октября лишь открыл собой волну преступлений в "эти первые недели "весны свободы"... В середине декабря дошло даже до вооруженного восстания в Москве" (там же). Боханов видит в революции 1905 г. только два "вектора общественных устремлений: традиционное, государственно-охранительное, и реформистско-разрушительное" (с. 42). Даже С. Ю. Витте изображен негодяем. Лишь "Государь", в описании Боханова, единственное светлое пятно: он кроток и вежлив, день и ночь печется о добре и будущем любимой России. Автор до того увлекся, что во второй главе занялся реконструкцией мыслей и чувств Николая II, повествуя, о чем тот думал, что понимал и пр. (с. 131).

Да, и с фактической стороны главы Боханова

стр. 163

содержат много ошибок, подчеркивающих односторонность изложения им истории России начала XX века. Так, еще в 1966 г. С. Н. Семанов, изучив источники, доказал, что большинство рабочих демонстраций 9 января 1905 г. было расстреляно на окраинах Петербурга, а у Дворцовой площади пострадали только случайные зрители. Боханов же пишет, что "состоялось многотысячное шествие рабочих к Зимнему дворцу" (с. 23). Все описание этого дня в книге - откровенное издевательство над памятью сотен людей, убитых царской властью. Съезд земских деятелей в 1904 г. открылся не 7 ноября, а 6-го (с. 30). Царь пункт о выборных в указе от 12 декабря вычеркнул, а не просто об этом "в нем не было ничего сказано" (с. 31). Депутация рабочих, которую принял царь, была специально подобрана в "Экспедиции заготовления государственных бумаг". Неправильно излагается содержание Манифеста 17 октября 1905 года. Это была не "декларация о намерениях", не "обещания", а закон прямого действия, который немедленно вводил режим прав и свобод (с. 35, 39). Правила о печати были не "новые" (старых вообще не было!), а "временные" (с. 39). Нет возможности в рамках рецензии перечислять многие десятки умолчаний, искажений, передержек, которыми полны главы Боханова.

В противоположность этому Зырянов спокойно и объективно излагает историю всех русских социалистических партий до 1917 года. Некоторые неточности есть и в его очерке. Приведем одну: К. А. Гвоздев и другие члены "рабочей группы" при Центральном военно-промышленном комитете были посажены перед Февральской революцией не в Петропавловскую крепость, а в тюрьму "Кресты" (с. 83). Удачен очерк Зырянова о судьбе столыпинской аграрной реформы, который, к сожалению, оказался втиснутым в параграфы Боханова во второй главе. Из пятого и шестого параграфов второй главы студент ничего не узнает о Февральской революции в Петрограде, демонстрациях 23 - 25 февраля, расстреле рабочих 26 февраля по приказу Николая II. Для Боханова Февральская революция всего лишь "кульминация монархической драмы". События 27 февраля - 2 марта 1917 г. излагаются так, как их видел царь (с. 133 - 145).

Несколько разочаровывает и глава третья, написанная Дмитренко. Здесь много ярких авторских суждений о революции, но чрезвычайно мало фактов и событий. А те, что изредка встречаются, не всегда точны. Временное правительство было создано 2 марта, а не 28 февраля 1917 г. (с. 156). В его составе не было "социалистов", а был всего один, и тот - А. Ф. Керенский. Солдатам предоставлялось не "гражданское право", а "права". Ленин рассмотрел в советах "инструмент борьбы за власть", не "вернувшись в Россию в апреле 1917 г.", а еще до начала революции, в середине февраля 1917 г., работая над темой "Марксизм о государстве" в цюрихских библиотеках (с. 159). На с. 161 говорится о "трех кризисах", но ни один из них даже не назван, не то что раскрыт. Государственное совещание в Москве никак нельзя назвать смотром "демократических сил", скорее наоборот (с. 162). В то же время хотелось бы поддержать мысль Дмитренко о том, что правые социалисты, эсеры и меньшевики "укреплялись во власти" перед Октябрем. Фактически большевики свергли эсеров с меньшевиками, а не мифическую буржуазию. Удачен пятый параграф этой главы ("Эпилог"). Обобщая всю фактическую историю революции и гражданской войны (оставшуюся, увы, за пределами книги), Дмитренко показывает, что Ленин и большевики хотели и после ее окончания строить социализм военно-коммунистическими методами (с. 190 - 196).

Сердцевиной книги являются второй и третий разделы - половина объема книги, обхватывающие 30 лет существования Советской власти (до 1952 г.). Эти разделы - лучшие в книге и имеют самостоятельное значение. Здесь много новых концептуальных идей. Приводятся и некоторые новые сведения и факты.

Четвертая глава начинается с констатации "всеобщего и глубочайшего кризиса, пик которого приходится на конец 1920 г. - начало 1921 г." (с. 197). Авторы - Симонов и Соколов - справедливо замечают, что советская историография "отрицала" этот кризис. Между тем причина его заключалась именно в том, что в наступившее мирное время Советская власть во главе с Лениным твердо придерживалась стремления строить социализм военно-коммунистическими методами, сохраняя продразверстку, трудовую повинность, пайки, держа курс на скорую отмену денег и введение натурального продуктообмена. Ветераны советского "нэповедения" Э. Б. Генкина, Е. Г. Гимпельсон яростно отрицали этот - несомненный факт. Среди последствий этого курса выделяется падение роли городов. Хотелось бы отметить, что положение Петрограда было куда хуже, чем Москвы, город потерял не половину, как пишут авторы, а две трети своих жителей (в 1917 г. в тогдашней столице проживало 2,5 млн. чел.). Хочется согласиться с мнением авторов о том, что дискуссия о профсоюзах явилась "ярким проявлением кризиса в партии" (с. 210). Вполне обоснованным выглядит в учебнике и описание обстоятельств принятия новой экономической политики, хотя, может быть, следовало бы подчеркнуть вынужденность перехода и к ней, и к рынку вообще, трактовку этого перехода Лениным и Троцким как "отступления". В главе содержится тонкий анализ положения в РКП, процесса выделения правящей номенклатуры уже в ленинский период. Несколько недоказанным выглядит утверждение о том, что "не совсем так" обстоит дело с якобы отсутствием политических реформ в период нэпа. Увы, кратковременное участие среднего крестьянства в перевыборной кампании 1925 г. не отменяет, а подчеркивает не-

стр. 164

желание большевиков делиться с кем-либо даже тенью власти (с. 226). Спорным является и толкование авторами "завещания" Ленина (с. 230). И уже совершенно неправильно утверждение о том, что позиция Ленина по поводу объединения советских республик была "неясной", "недостаточно определенной" (с. 236). Нет, 30 декабря 1922 г., в день подписания союзного договора, он каялся перед "рабочими России", что не успел вмешаться в образование СССР, что этот шаг является преждевременным ¹ . Нельзя согласиться и с оценкой личности Троцкого, как человека, который "стушевался" после окончания гражданской войны (с. 248). Наоборот, именно он был намечен Лениным в качестве своего энергичного преемника, и только третий инсульт в начале марта 1923 г. помешал Ленину осуществить эти планы. Впрочем, общий очерк борьбы с оппозициями можно признать вполне удовлетворительным.

Самой интересной, хотя и во многом спорной главой является пятая - "Черты новой общественной системы", написанная в основном Гориновым. Это скорее очерк, содержащий многочисленные историографические отступления, обращения к "читателю" (то есть очевидно к студенту). Здесь есть мнения "тоталитаристов" и "ревизионистов" от истории, хотя автор и не объясняет, кто это такие. Приводятся мнения Ш. Фитцпатрик, еще трех-четырех западных историков, а вот из российских этой чести удостоился один О. Хлевнюк. В этой главе Горинов рассуждает о развитии капиталистического мира между двумя войнами, касается сюжетов, рассматриваемых в предыдущих и последующих главах. На с. 285 он рассуждает о концепции автора "Ледокола" В. Суворова и выводах М. И. Мельтюхова, кое в чем совпадающих с суворовскими. Вроде это и ни к чему, но автор соответствующей главы Печенкин начисто обходит проблему подготовки то ли к отражению возможного нападения Германии (на немецкой территории!), то ли превентивной войны против нее.

Горинов допускает немало ошибок. На с. 296, говоря о содержании секретного протокола к пакту от 23 августа 1939г., он расшифровывает понятие "Восточная Польша" как "Западная Украина и Западная Белоруссия". Между тем в протоколе шла речь и о присоединении к СССР собственно польских земель - Варшавского и Люблинского воеводств, тогда как Литва не включалась по этому документу в зону влияния Советского Союза. Обмен территорий произошел уже в секретном протоколе к Договору о дружбе и границе. Буковина - исконная австрийская территория, хотя в ходе первой мировой войны и была на несколько месяцев оккупирована русской армией. Северная Буковина никогда не была российской территорией (с. 300).

Решительно нельзя согласиться с неоднократно повторяемым выводом Горинова, оправдывающего и сверхбыструю индустриализацию в связи с неизбежной войной, и аресты и репрессии (ради недопущения "пятой колонны"). Не спасает Горинова и оговорка (со ссылкой на мнение Хлевнюка), что все же Сталин совершал "преступление" (с. 383). Тем более, что на предыдущей странице (с. 381) автор оценивает первый процесс 1936 г, как "замечательный механизм социальной профилактики"!

Но хочется поддержать брошенное Гориновым походя утверждение о том, что пик развития российской экономики приходится не на 1913 г., а "на середину 1916-го" (с. 302), хотя полагаю, что здесь следует добавить - и на начало 1917 года. В Петрограде, например, численность рабочих и выпуск промышленной продукции увеличились в 1917 г. в полтора раза по сравнению с 1913 годом. Имелись десятки авиационных, автомобильных, радиотелеграфных, электротехнических, химических заводов и фабрик. Все это было уничтожено и разворовано в гражданскую войну, и эти отрасли пришлось заново создавать в годы первой пятилетки.

Интересен написанный Сенявским параграф об урбанизации. Печенкин в основном традиционно освещает историю Великой Отечественной войны. В то же время в этой главе впервые в учебной литературе нашли отражение многие факты, опубликованные ранее исследователями и журналистами. Хотя автор и не подчеркивает это, но данные факты развенчивают миф о том, что сталинские пятилетки были необходимы, ибо именно благодаря им мы-де победили в Отечественной войне. Строительство новых заводов велось в основном на юге страны. А, как показывает Печенкин, на территории, оккупированной гитлеровцами находилось 32% рабочих и служащих, производилось 33% валовой продукции промышленности страны. Победили же мы потому, что за два года создали на Урале и в Сибири то же, что строилось ранее в течение двух с половиной пятилеток. Этот патриотический подвиг спас страну, а не сталинская принудиловка.

Нет возможности в рамках рецензии разобрать подробно и три заключительные главы учебника. Они, с одной стороны, богаты новым материалом, а, с другой, слишком коротки. И все же нельзя не отметить характеристику слоя "победителей" в советском народе после войны, предложенную Зубковой. Новый взгляд на общество, вышедшее из войны, яркое и эмоциональное изложение делают главы 7 и 8 интересными и привлекательными. Богат новыми фактами рассказ о борьбе в ЦК после смерти Сталина, привлекают нарисованные автором портреты Маленкова, Берии, Хрущева. Зубкова пользуется термином "оттепель" в политическом смысле (хотя и не упоминает повести с этим названием), цитирует некоторые места из мемуаров И. Эренбурга. Она рассказывает о повести В. Д. Дудинцева "Не хлебом единым". Слишком кратка 9 глава, хотя Шестаков и сумел нарисовать впечатляющую картину формирования многомиллионного номенклатурного

стр. 165

господствующего класса и возникновения в нем тяги к реальному обогащению и владению частной собственностью. Скороговоркой перечислены основные события "перестройки" и 1991 - 1995 годов.

Учебник очень плохо оформлен. Нет ни карт, ни хронологической таблицы, иллюстрации выполнены отвратительно. Рис. 10 имеет подпись: "А. Корнилов (хотя его звали Лавром) и А. Керенский. Групповой портрет". Последнее верно, но в группе есть князь Г. Е. Львов, генералы Алексеев и Клембовский, вот только Корнилова нет! Рис. 68 имеет подпись: "Б. Ельцин дает присягу при вступлении в должность Президента России. Москва. 10 июня 1991". Но сами-то выборы прошли только 12 июня 1991 года!"

В целом можно сказать, что "История России. XX век" - интересный сборник маленьких монографий и авторских эссе, но, к сожалению, плохой учебник.

Примечания

1. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 356 - 362.

Постоянный адрес данной публикации: