После расчленения Чехословакии гитлеровцами в марте 1939 г. многие ее граждане предпочли жизнь в изгнании, эмигрировав либо на Запад, либо на Восток. Это были люди различного возраста и социального положения, разных политических и религиозных воззрений. Одни из них рассчитывали просто переждать трудные времена, другие готовы были включиться в борьбу за освобождение своей страны от оккупации и восстановление ее независимости. Среди последних находился и сорокачетырехлетний подполковник распущенной гитлеровцами после мартовских событий чехословацкой армии Людвик Свобода. В начале июня 1939 г. он тайно перебрался в Польшу, где стал командиром группы чехословацких добровольцев, желавших сражаться за освобождение Чехословакии. После нападения Германии на Польшу здесь был создан чешскословацкий легион как часть польской армии ¹ .

18 сентября, то есть на следующий день после вступления советских войск в Польшу, легион Свободы добровольно перешел на их сторону и был интернирован. Сначала временными местами его размещения стал город Каменец-Подольск, затем - село Ольховцы, местечки Гусятин и Врховец. 18 сентября 1939 г. чехословацкий посланник в Москве З. Фирлингер ² попросил о срочной встрече с заведующим центрально-европейским отделом НКИД СССР А. Александровым. Он сообщил, что по его сведениям в районе Тарнополя (ныне - Тернополь) за линией советских войск осталось около тысячи чешских солдат и просил оказать им дружественный прием, а если будет возможность направить их в Англию или Францию, отметив при этом, что согласия указанных стран он еще не имеет ³ . Это сообщение свидетельствует о том, что нарком иностранных дел был в курсе происшедшего. Находившийся в эмиграции бывший президент ЧСР Э. Бенеш также через советского посла в Англии И. М. Майского обратился с просьбой к советскому правительству "позаботиться о чешских легионерах и считать понесенные при этом расходы займом, оказанным Чехословакии, которая в результат нынешней войны, несомненно, должна возродиться". Бенеш при этом выразил пожелание, если возможно переправить легионеров из СССР во Францию. Майский заверил, что передает в Москву просьбу Бенеша, но выразил сомнение в том, что СССР, будучи нейтральной страной, "сможет заниматься транспортом легионеров во

Марьина Валентина Владимировна - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения и балканистики РАН.

стр. 58

Францию". "Помощь же легионерам в СССР, конечно, окажем", - заявил полпред ⁴ .

Примерно в это же время, 15 сентября 1939 г., вопрос об отношении к национальным легионам - добровольным военным эмигрантским формированиям, создаваемым для участия в военных действиях на стороне англо-французской коалиции против нацистской Германии - обсуждался и на заседании Исполкома Коминтерна (ИККИ). С сообщением по этому вопросу выступал К. Готвальд, которому и было поручено учесть в решении высказанные соображения, "чтобы совершенно четко и ясно было выражено наше отрицательное отношение к добровольному вступлению коммунистов и революционных элементов в национальные легионы". Позиция ИККИ в этом вопросе основывалась на оценке войны как империалистической. В частности, было выражено негативное отношение к созданию чешских легионов как орудия "в руках английского империализма". Если же, говорилось в решении ИККИ, французское и английское правительства законодательными или иными принудительными мерами заставят эмигрантов сражаться на их стороне, то чешские коммунисты и политэмигранты "вступят в национальные легионы и будут бороться там за их превращение в ходе войны в инструмент национальной и социальной освободительной борьбы своих народов против германского, английского и французского империализма" ⁵ . На первой странице решения ИККИ рукой Г. Димитрова написано: "Распространено".

Через день после начала "западного похода" Красной Армии, 19 сентября 1939 г., было создано Главное управление по делам о военнопленных и интернированных (ГУПВИ) НКВД СССР, которое возглавил капитан госбезопасности П. К. Сопруненко. В начале октября советское руководство (в одних документах говорится о заседании ЦК ВКП(б), в других - СНК СССР. Возможно имело место и то, и другое) рассмотрело вопрос о судьбах интернированных ⁶ , после чего последовал ряд распоряжений о перемещении их по лагерям. Во всех возникших в сентябре лагерях действовали "особые отделения по оперативно-чекистскому обслуживанию военнопленных", на которые согласно директиве наркома внутренних дел Л. П. Берии возлагалось создание агентурно-осведомительной сети для выявления контрреволюционных формирований среди военнопленных и освещения их настроений.

Массовое поступление военнопленных с 25 сентября по 7 октября 1939 г. привело, как сообщал Сопруненко Берии 23 октября, "к значительной перегрузке лагерей". Возникли проблемы "с размещением военнопленных", "повсеместно отмечались большая скученность из-за недостатка помещений и нар, плохое обслуживание баней, перебои с питанием, главным образом из-за отсутствия приспособленных для такого количества людей пекарен, кухонь и кухонного оборудования". В одном из документов более позднего времени значилось, что в 1939 - 1941 гг. ГУПВИ НКВД СССР приняло свыше 120 тыс. военнопленных поляков и легион чехословаков Свободы ⁷ .

В чрезвычайно трудных условиях оказались также чешские и словацкие добровольцы, которые 6 ноября 1939 г. были перемещены в местечко Ярмолинцы Каменец-Подольской области, где около 700 человек были размещены в здании военкомата, вместимость которого составляла 450 человек. По сообщению представителя НКВД УССР Зверева, легионеры были раздеты, отсутствовали обувь, белье и постельные принадлежности, люди спали на нарах, покрытых соломой. Зверев просил отгрузить в Ярмолинцы нательное белье, обувь, телогрейки, головные уборы, постельные принадлежности ⁸ . 27 ноября 1939 г. Свобода отправил письмо в НКИД СССР с изложением обстоятельств, при которых легион оказался на территории СССР, и условий жизни легионеров в Ярмолинцах. Он просил о присылке белья, одежды и, главное, обуви, а также о содействии в переправке легиона во Францию. 5 января 1940 г. перевод письма поступил в секретариат наркома. Судя по пометкам, письмо обсуждалось в ЦК ВКП(б). На документе есть пометка: "т. Потемкину. Сговорился в ЦК -

стр. 59

отправить в Румынию. В. Молотов". Примерно в то же время, в декабре 1939 г., в адрес НКИД пришла телеграмма, подписанная "за 700 человек в Ярмолинцах" Свободой, с просьбой "ускорить наше отправление, чтобы мы могли исполнить нашу гражданскую обязанность в борьбе за свободу нашего народа" ⁹ . В это время Свобода оказался в Москве, где неоднократно встречался с представителем НКИД Орловым, добиваясь отправки легиона во Францию. Во время одной из таких встреч он, согласно его дневниковым записям, заявил: "Все члены вступили в группу добровольно и без какого-либо давления подписали заявления, что отдают себя в распоряжение чехословацкого заграничного сопротивления во главе с президентом Э. Бенешем, чтобы бороться за освобождение Чехословацкой республики... они должны свое обязательство выполнить". При этом Свобода настаивал на том, что из Советского Союза должны уехать все, чтобы вступить в создаваемую во Франции чехословацкую армию. По поводу тех, кто не захотел бы это сделать в случае, если СССР предоставит им возможность остаться, Свобода заявил, что он не может забрать их насильно, но как командир объявит "всех этих людей трусами, изменниками и дезертирами" и передаст их дела после присоединения к основной армии в военный суд. По словам Свободы, Орлов при этом заявил: "Ваша позиция правильна! Заверяю Вас, что СССР не даст никому согласия на то, чтобы остаться в СССР. Должны уехать из СССР все". Судвбой легионеров до своего отъезда из Москвы постоянно интересовался и Фирлингер, который пытался, правда безуспешно, установить с ними прямой контакт ¹⁰ .

Все это возымело свои результаты, заставив обратить внимание на судьбу интернированных чехов и словаков, хотя пока лишь в плане улучшения их положения. На имя председателя Экономического совета при СНК СССР А. И. Микояна за подписью Берии было направлено письмо с просьбой дать указание об отпуске материалов, необходимых для обмундирования легионеров и обустройства Ярмолинского лагеря. 20 декабря 1939 г. Микоян направил наркомам легкой и текстильной промышленности СССР - С. Г. Лукину и А. Н. Косыгину - указание (копия - Берии) "незамедлительно выделить НКВД за счет других потребителей для обеспечения интернированных офицеров и солдат Чешского легиона бывшей польской армии", по 700 телогреек, ватных шаровар, нательного белья, кожаных ботинок, шапок-ушанок, одеял, простыней. Интернированным был назначен красноармейский продовольственный паек ¹¹ .

Однако колеса бюрократической машины крутились медленно, и, как свидетельствовал направленный в Ярмолинцы сотрудник ГУПВИ лейтенант госбезопасности Маклярский, "к 29 декабря в Каменец не прибыло ничего". Только 20 января 1940 г. Маклярский телеграфировал о получении и раздаче белья, простыней, одеял, теплых шапок, но сообщал, что пока не получены ботинки, фуфайки и брюки, отгруженные из Киева и Одессы. В докладной записке от 4 февраля 1940г. тот же Маклярский писал: "Отгрузка обмундирования, выделенная Экономсоветом для чехов, была настолько безобразно организована, что ботинки были получены только 31 января 1940г., фуфайки- 2 февраля, а ватные брюки по сей день еще не прибыли" ¹² .

В конце декабря 1939 г. Сопруненко и комиссар ГУПВИ С. В. Нехорошев направили Берии докладную записку. Ссылаясь на сообщение наркома внутренних дел УССР И. А. Серова, они писали, что "интернированные в Каменец-Подольске офицеры и солдаты чехословацкого легиона содержатся неудовлетворительно. Их бытовое положение и надзор за ними не обеспечены". В связи с тем, что "по заявлению Потемкина Румынское и Американское посольства отказались от прием интернированных чехословаков и перспектив на отправку их в ближайшее время нет", ГУПВИ просило разрешение "организовать специальный лагерь для интернированных чехословацких солдат и офицеров" ¹³ .

В начале января 1940 г. для размещения легионеров в Ярмолинцах было выделено дополнительно помещение пионерского клуба на 135 человек. Заместитель наркома внутренних дел СССР В. В. Чернышев получил

стр. 60

сообщение о том, что ввиду "отсутствия более подходящего помещения" возможно оставить интернированных чехов в Ярмолинцах, "организовав для их содержания лагерь". Чернышев принял это предложение и отдал приказ о создании такого лагеря в Ярмолинцах, утвердив и временный его штат в составе 23 человек. Однако одновременно, 4 января 1940г., он дал указание Горлинскому (НКВД, Киев) "принять срочные меры по подысканию соответствующего места в пределах УССР для содержания чехов в условиях нормального размещения". Мотивировалось это тем, что они "размещены в неприспособленных помещениях". В это время в лагере находилось 673 легионера и одна женщина, в том числе 137 офицеров, 141 подофицер, 25 курсантов, 17 ротмистров, 17 сверхсрочников, 336 солдат. Среди офицеров были 2 генштабиста, 59 пехотинцев, 33 артиллериста, 19 хозяйственников, 14 летчиков, 4 кавалериста, 4 связиста. Национальный состав легиона был таков: 507 чехов, 63 словака, 104 еврея ¹⁴ .

Несмотря на предпринятые усилия, серьезно улучшить бытовые условия интернированных не удавалось. Маклярский в докладной записке от 4 февраля 1940 г. подчеркивал, что "жилищные условия, в которых находятся сейчас чехи, абсолютно неудовлетворительные", что "только одна треть людей имеет возможность спать на досках (нарах - В. М .), остальные - на полу", что "перевод чехов в более просторное помещение вне Украинской ССР необходимо осуществить как можно скорее". Далее Маклярский сообщал, что "снабжение продовольствием до сих пор осуществляется явочным порядком... такие продукты как печеный хлеб, мясо и т. п. приходится выделять за счет сокращения выдач населению... Никакого режима по содержанию чехов нет. До моего приезда в Ярмолинцы они с утра до вечера бродили по местечку, занимаясь спекуляцией, а некоторые из них антисоветской агитацией среди населения... Настроение большинства легионеров отрицательное, главным образом по причинам а) тяжелых жилищно-бытовых условий и б) неизвестности относительно своей дальнейшей судьбы". Указывая на наличие в составе легиона активных антисоветских элементов, Маклярский отмечал, что систематическая антигерманская пропаганда, проводимая офицерским составом, осуществляется таким образом, чтобы вызвать ненависть не только к Германии, но и к Советскому Союзу, что серьезным источником антисоветских слухов являются радиопередачи английского и французского радио, которые принимаются ежедневно, что распространяются антисоветские карикатуры. В распоряжении командования легиона имелись два мощных радиоприемника, и ежедневно выпускались подробные печатные бюллетени, в которых излагалось содержание английских и французских передач. "В связи с тем, что политработа нами среди чехов не проводится, - делал вывод Маклярский, - дальнейший рост отрицательных, а равно антисоветских настроений будет продолжаться". Еще в конце 1939 г. распоряжением следственной части Управления госбезопасности были арестованы 9 чехов из числа легионеров и отправлены в Москву. Были и другие конкретные причины недовольства интернированных и усиления напряженности в лагере. В частности, отсутствие вестей от находившегося в Москве Свободы, бюрократические проволочки с отправкой писем на родину, привлечение легионеров к работам по разборке местного костела. Маклярский констатировал: "Настроение очень напряженное. Готовятся и обсуждаются различные формы протеста - голодовки, демонстрации" ¹⁵ . В январе 1940 г. легионеры стали регулярно снабжаться советскими газетами; в лагерь была направлена также литература на чешском и других иностранных языках.

Предметом забот ГУПВИ была и еще одна группа чехословацких военнослужащих (примерно 180 - 200 человек), которая вследствие более позднего выезда из Кракова не была интернирована вместе с легионом Свободы, а рассредоточилась по Западной Украине. "Вопрос о чехах требует незамедлительного разрешения, - записал Маклярский в своем блокноте, - шляются по всей Западной Украине, оборудовали в каждом селении свои канцелярии, украшенные национальными флагами, портретами Масарика". Маклярский рекомендовал сосредоточить "всех чехов в одном месте

стр. 61

на Украине". 31 января 1940 г. Чернышев, ознакомившись с его письмом по этому вопросу, наложил резолюцию: "Нужно послать людей для проверки этих чехов, составить на них списки, проверить документы на руках у чехов. До этого собирать в одном месте не следует". В ходе проведенной проверки и регистрации легионеров выяснилось, что в декабре 1939 г. в УНКВД по Ровенской области поступило заявление от указанной группы чехов с просьбой о переводе их в Ярмолинцы и что они отнеслись положительно к выезду за границу ¹⁶ .

Положение обеих групп чехословацких легионеров было очень тяжелым, что понимали и в ГУПВИ. В начале февраля 1940 г. Сопруненко и Нехорошев направили Берии письмо, в котором сообщали, что жилищно-бытовые условия в Ярмолинском лагере "абсолютно неудовлетворительные", что легионеры "ведут националистическую деятельность среди жителей чешских колоний, вербуют местных жителей в состав легиона, занимаются антигерманской и подчас антисоветской пропагандой". В связи с тем, что "вопрос об отправке чехов за границу затягивается на неопределенное время" авторы письма просили разрешение на проведение ряда мероприятий: 1 - вывоз всех чехов в один из лагерей для военнопленных с организацией там их трудоиспользования; 2 - содержание чехов в лагере как интернированных с соответствующим облегченным режимом; 3 - для содержания чехов использовать вполне пригодный для этих целей, находящийся в резерве, изолированный от населенных пунктов Оранский лагерь (Горьковской области). 1 февраля 1940 г. письмо примерно такого же содержания направил Берии и Чернышев. Резолюция Берии на повторной служебной записке Сопруненко и Нехорошева от 20 февраля 1940 г. гласила: "Безусловно, чехов нужно содержать не хуже, а лучше, чем военнопленных, и их надо сосредоточить вместе". 21 февраля были представлены и "практические предложения о размещении и обеспечении интернированных чехов": 1 - всех содержать в Оранском лагере, рассчитанном на прием 3-х тысяч военнопленных-белофиннов; 2 - офицерский состав разместить на кроватях, а рядовых - на двухярусных нарах; 3 - в лагере все будут обеспечены постельными принадлежностями, нательным бельем и своевременной санитарной обработкой; 4 - питание организовать по прилагаемым нормам (данные отсутствуют. - В. М.); 5 - интернированных чехов содержать под охраной, но разрешать увольнение их из зоны лагеря. 21 марта Чернышев подписал приказ об организации специального лагеря на 1000 человек, использовав для этого бывший Оранский лагерь НКВД для военнопленных с подчинением его УПВИ НКВД СССР. 23 марта, как сообщал Сопруненко заместителю наркома внутренних дел СССР В. Н. Меркулову, чехи из Ярмолинец были отправлены в Оранский лагерь. Начальник УПВИ просил распорядиться об организации оперативно-чекистского обслуживания нового лагеря ¹⁷ .

Сопровождавший эшелон легионеров Маклярский сообщал в УПВИ, что в Оранский лагерь вместе с женщинами и детьми прибыло 798 человек, что "размещены они хорошо. Офицерский состав (все) на кроватях, рядовые - на двухярусных нарах. Все получили полный комплект постельных принадлежностей, пропущены через баню, дезкамеру. Продовольствием на полтора месяца обеспечены". Лагерь располагался на территории бывшего монастыря, обнесенного каменной стеной с дополнительным проволочным заграждением и оборудованной сторожевыми вышками; охранная рота насчитывала 120 человек. Первое впечатление интернированных было угнетающим, но вскоре, согласно сообщению в УПВИ, их настроение улучшилось: "после того как легионеры были размещены в просторных помещениях, пропущены через баню, снабжены бельем и постельными принадлежностями, хорошо накормлены, настроение большинства легионеров резко изменилось в положительную сторону" ¹⁸ .

В первые же дни легионеры включились в обустройство лагеря, занялись налаживанием электросети и водопровода. "Мы, - вспоминал Свобода, - организовали медицинский пункт, клуб и даже кинотеатр, исправили дороги, посадили два ряда березок. Возникла аллея, которую стали назы-

стр. 62

вать "Вацлавах"... Перед штабом из флагштоков выложили огромную пятиметровую мозаику с изображением государственного герба: чешского льва со словацким крестом на груди. Напротив сложили из кусков кирпича символическое изображение серпа и молота". Свобода с большой симпатией описывал начальника лагеря капитана Кузнецова (он, судя по документам, был не начальником, а комиссаром лагеря - В. М.): "вежливый, тактичный человек с тонко развитым пониманием того, как вести себя с людьми в нашем положении, чтобы неизбежные ограничения не оказывались для нас чересчур тяжелыми... Представители администрации лагеря прежде всего благодаря капитану Кузнецову вели себя по отношению к нам в высшей степени деликатно" ¹⁹ . Легионерам беспрепятственно разрешалось выходить за стены лагеря, не возбранялись контакты с местным населением. По воспоминаниям Свободы лагерное начальство сначала не ограничивало интернированных в их "военном самоуправлении". Дело в том, что штаб легиона пытался сохранить легион как боеготовую воинскую часть со свойственной ей дисциплиной. Начальник штаба конвойных войск НКВД Овчинников сообщал в УПВИ 26 апреля, что "с прибытием в Оранский лагерь офицерский состав систематически проводит военные занятия с солдатами по имеющейся у них программе". 21 апреля 1940 г. Нехорошее в политдонесении Меркулову и Чернышеву писал, что занятия ведутся по тактике, артиллерийскому и химическому делу, по организационной структуре Красной Армии, по словесности и т. д., что Свобода "вызывает рядовых и вынуждает их заниматься военными дисциплинами". Обучение, естественно, шло на чешском языке и проследить за его содержанием было трудно. Поэтому, как сообщал Нехорошее, "начальник лагеря до получения соответствующих приказаний дал распоряжение прекратить всякие занятия" ²⁰ . В мае 1940 г. в лагерь был направлен инструктор политотдела УПВИ Пронин, получивший приказание Нехорошева "предложить руководству лагеря офицерскую школу распустить, строевые занятия легиона прекратить, штаб легиона ликвидировать, чтобы никаких приказов по легиону не издавалось; взять руководство внутренней жизнью лагеря в свои руки". На "военном самоуправлении" легиона таким образом приказано было "поставить крест". Да и среди интернированных далеко не все готовы были подчиняться жестким требованиям Свободы. К этому времени быстро пошел процесс расслоения легионеров на три группировки, обозначившийся еще в Ярмолинцах. Наличие этих групп отмечалось во многих документах УПВИ. Первая группа так называемых "французов" (основная масса 400 человек) находилась, по словам начальника УНКВД по Горьковской области Губина, "под влиянием националистической пропаганды, намеревалась ехать во Францию с целью принять участие в войне с Германией". Вторая группа, так называемы звездари (150 - 200 человек), по своему составу преимущественно пролетарская, "убедившись в том, что Англия и Франция ведут империалистическую войну, проявила желание остаться жить и работать в Советском Союзе и категорически отказывается ехать во Францию". Они заявили, что воевать с Германией будут только с территории СССР и просили направить их на работу за плату. Третья группа (около 100 человек) - это те лица, которые, по Губину, "заняли линию выжидания и не решаются высказать свое решение открыто". Многие "звездари" и особенно те из них, кто считал себя не легионерами, а политэмигрантами (коммунисты), были недовольны "военной муштрой" и тем, что командование легиона считает их изменниками и грозит расправиться с ними в будущем. Вместе с тем, по воспоминаниям Свободы, среди коммунистов и симпатизирующих им были и такие, которые "сами боролись с анархистскими элементами и поддерживали меня в вопросах дисциплины". Командование легиона стремилось утвердить в легионерах дух патриотизма, убеждение в необходимости хранить верность присяге и делу возглавляемой Бенешем борьбы за восстановление Чехословацкой республики (в документах УПВИ это именовалось националистической пропагандой). "Звездари" же, следуя линии Коминтерна и КПЧ, видели в усилиях штаба

стр. 63

легиона лишь "происки классового врага". Влияние коммунистов и сочувствующих им, как писал Свобода, было "в части видимо гораздо больше, чем я тогда считал. Их поддерживали за небольшим исключением почти все словаки" ²¹ .

Обстановка в лагере становилась все более напряженной, усиливалось противостояние не только между группировками "французов" и "звездарей", но и росло недовольство действиями лагерного начальства, ущемлявшего, как казалось основной массе, права интернированных: изъятие ради- оприемников, дневников, записей, зарисовок с натуры, карт, схем и других документов, "которые могут быть использованы в контрреволюционных целях", ограничение общения интернированных с местным населением. Чтобы пресечь контрреволюционные, антисоветские, националистические настроения в лагере, власти решили усилить политико-массовую работу среди легионеров. В служебной записке Сопруненко и Нехорошеву в конце мая Пронин подчеркивал: "Все наши мероприятия политмассовой работы направлены под углом зрения ознакомления интернированных чехов с жизнью Советского Союза". Естественно, что однобокая да еще расходившаяся с действительностью пропаганда успехов советского строительства, не могла не встречать противодействия со стороны командования легиона. "Со стороны офицерского состава и штаба легиона - доносил Пронин, - отношение к нашим мероприятиям весьма отрицательное, враждебное... они считают, что ознакомление с жизнью Советского Союза - это политика". "Со стороны рядового состава, - по словам Пронина, - беседы, вечера вопросов и ответов, лекции, кино находят горячий отклик и симпатию". Достаточно хорошо, видимо, были организованы питание и досуг легионеров. Свобода вспоминал об этом: "Свободные минуты были заполнены обычно музыкой, песнями, прогулками, спортом. Трижды в неделю нам показывали фильмы". Проводились также вечера отдыха, ходили купаться на ближайшую речку. В середине июня Кузнецов сообщал Нехорошеву, что в лагере созданы две футбольные команды, проводятся игры в волейбол, спортивные состязания, кегельбан, шашки и шахматы ²² . И все же не бытовые условия волновали в основном легионеров, а затяжка с их отправкой во Францию. Разрешение на отправку первой группы чехословацких интернированных было получено еще во время их пребывания в Ярмолинцах. Сразу после прибытия в Оранки, 3 апреля 1940 г., на имя Сопруненко поступила служебная записка, где говорилось, что по согласованию с наркомом внутренних дел ГУГБ НКВД СССР разрешен выезд за границу группе (45 человек) согласно прилагаемого списка. Из документов следует, что порядок, очередность отправки легионеров из СССР, а также финансовая сторона вопроса были обговорены Свободой во время его поездки в Москву. 8 апреля 1940 г. группа во главе с соратником Свободы штабс-капитаном Ф. Фантой была готова к отправке и выехала через Горький в Москву, а затем в Одессу. Все это проделывалось совершенно секретно, так как, по словам Свободы, "немцы тогда очень интересовались нами и даже дипломатическим путем требовали нашей выдачи" ²³ . Дальнейший маршрут из Одессы на теплоходе "Сванетия" был таков: через Варну, Босфор в Стамбул, через Константинополь - в Бейрут, потом в Марсель и поездом в местечко Агд (на юге Франции), где тогда формировалась чехословацкая воинская часть.

Отъезд первой группы за границу вызвал радостное оживление среди большинства легионеров. Распространился слух о том, что к отправке готовится новая группа в 160 человек. Но затем дело застопорилось, и многие, в первую очередь офицеры, были недовольны этим, обвиняя зачастую начальство лагеря в том, что оно умышленно задерживает отправку. Но дело было конечно не в этом и даже не в нежелании советских властей затормозить отъезд: ведь вопрос был решен на самом высшем уровне, а скорее всего - в осложнении международной обстановки в Европе. 10 мая 1940 г. оккупировав Бельгию, Голландию и Люксембург, гитлеровские войска устремились к Парижу. Усилилась напряженность на Ближнем Востоке и в районе Средиземного моря, то есть в районах, через

стр. 64

которые лежал путь чехословацких легионеров во Францию. Все эти события и вызвали, видимо, задержку в их эвакуации. 19 июня 1940 г. по согласованию с наркомом внутренних дел СССР был разрешен выезд за границу еще одной группе легионеров в количестве 56 человек. 26 июня в Одессу было отправлено 56 человек взрослых и 5 детей. Эвакуация этой группы совпала по времени с перебазированием интернированных легионеров во вновь организованный Суздальский лагерь. Скорее всего это было связано с подготовкой советских лагерей, в том числе и Оранок, к приему нового контингента, поступление которого ожидалось после намечавшихся на лето 1940 г. прежде всего "прибалтийской", а затем "бессарабской" акций Советского Союза. 9 июня Чернышев констатировал готовность к приему пленных и интернированных рядом лагерей, в том числе и Оранским, в количестве 5 тысяч человек каждый. 18 июня из Оранок в Суздаль выехало согласно списку 686 человек. Видимо, перед самым отправлением Кузнецов сообщал Нехорошеву: "настроение среди интернированных подавленное. Особенно у офицеров, которые ежедневно ждут отправки во Францию. А так как о положении во Франции (она находилась накануне капитуляции, которая была подписана 22 июня 1940 г. - В. М.) им известно из газет, то и настроение ежедневно падает" ²⁴ .

Суздальский лагерь, куда 20 июня 1940 г. прибыли 683 легионера, располагался на территории Спасско-Ефимовского монастыря. В июле 1940 г. УПВИ была разработана и направлена на подпись Чернышеву "Временная инструкция о порядке содержания интернированных солдат и офицеров чешского легиона бывшей польской армии" ²⁵ . Инструкция предписывала отдельное содержание офицеров и солдат, причем первых - на кроватях, вторых - на двухярусных нарах. Женщины и дети должны были размещаться отдельно и иметь кровати. Помещения, в которых находились интернированные, не запирались круглосуточно; в зоне лагеря разрешалось свободное передвижение до сигнала отхода ко сну. Категорически запрещалось проживание вне зоны лагеря на частных квартирах. Интернированные могли привлекаться лишь к работам, связанным с обслуживанием нужд лагеря и самообслуживанием. Начальник и комиссар лагеря имели право разрешать отдельным легионерам отлучки из лагеря на срок не более 5 часов с обязательным возвращением до вечерней поверки. Администрации лагеря давалось право периодически, каждый раз с санкции УПВИ, производить внезапные изъятия у интернированных запрещенных для хранения предметов. Легионеры обязаны были строго выполнять правила внутреннего распорядка и все распоряжения администрации лагеря и охраны. Им разрешалось носить форменную одежду, но не допускалось сохранение военной структуры лагеря. Запрещались картежные и иные азартные игры, распитие спиртных напитков и употребление наркотиков, хранение оружия. Интернированным была разрешена переписка: по одному письму в месяц отправлять и получать. Вся корреспонденция в обязательном порядке просматривалась политконтролем оперативного отдела лагеря (срок 5 дней). В письмах запрещалось помещать сведения о количестве интернированных, об охране лагеря и режиме содержания, "а также другие сведения, могущие нанести ущерб или вред СССР". Такие письма подлежали конфискации. Отправлять письма разрешалось только через канцелярию лагеря. Нарушающие это правило лишались права переписки на срок до 2-х месяцев, а при повторных случаях направлялись в штрафной барак. Работники лагеря несли строжайшую ответственность за каждое недоставленное письмо или посылку, а тем более за утерю или хищение, вплоть до предания суду. Интернированным разрешалось пользоваться личными деньгами в размере до 100 рублей в месяц, которые они могли иметь на руках. Они также имели право получать с родины или из нейтральных стран денежные переводы без ограничения сумм. Свидания допускались при наличии письменного разрешения УПВИ НКВД СССР. Среди мер взыскания значились: водворение в штрафное помещение на срок до одного месяца, на гауптвахту на срок до 20 суток, ограничение в праве переписки до 2-х месяцев. За совершение преступлений интернированные

стр. 65

подвергались уголовной ответственности по законам СССР, причем невыполнение приказаний лиц лагерной администрации, сопротивление их действиям при исполнении ими своих служебных обязанностей приравнивалось к воинскому преступлению, за которое интернированные подлежали суду военного трибунала. Они имели право подавать в устной и письменной форме жалобы и заявления по любым вопросам начальнику и комиссару лагеря, УПВИ, а также в правительственные органы СССР.

После падения Франции и еще перед отъездом из Оранок внутри лагеря резко обострились отношения между "французами" и "звездарями". Многие, в том числе и Свобода, ожидали скорого вступления СССР в войну против Германии и полагали, что в этом случае власти намерены использовать легион для борьбы за свободу Чехословакии с советской территории. Переезд из Оранок в Суздаль многие трактовали как отправку их в военный лагерь для соответствующего обучения. Естественно, у части интернированных это вызвало радость, а у других - недовольство. Осведомители доносили об участившихся после переезда в Суздаль антисоветских высказываниях интернированных офицеров, недовольных к тому же тем, что они были размещены в лагере, где ранее содержались политзаключенные. Вместе с тем после падения Франции среди легионеров усилились колебания и сомнения насчет того, следует ли ехать за границу. Активизировали свою деятельность коммунисты и сочувствующие им. К этому времени при содействии французского посольства в СССР был решен вопрос об отправке за границу очередной группы легионеров в количестве 75 человек во главе с Свободой. Начальству Суздальского лагеря предписывалось в связи с этим направить всех означенных в списке 8 июля 1940 г. через Владимир в Москву, а оттуда в Одессу для погрузки на пароход, отходящий утром 12 июля ²⁶ .

Свобода, очевидно, выехал из Суздаля несколько раньше. Возможно в Москве он встречался с представителями советских властей. Во всяком случае, в своем сообщении в Лондон в июле 1940г. (скорее всего уже из Стамбула. - В. М. ) он подтверждал позицию советской стороны не задерживать легион, ни полностью, ни частично, в СССР. "Поскольку некоторые наши люди не хотят уезжать из СССР, чтобы присоединиться к нашей армии и с ней бороться за освобождение Чехословацкой республики, - сообщал Свобода, - я потребовал письменно и устно, чтобы эти люди были отделены от основной группы (речь идет о 67 лицах) и оставлены в СССР. Мне было отвечено, что СССР не дает согласия ни на отделение этих людей от основной группы, ни на оставление кого-либо из них в СССР. Мне было заявлено господином Орловым, что они не могут взять на свою совесть и ответственность недопущение нашего участия в заграничном сопротивлении и что обязанностью всех членов группы является участие в борьбе. Наша задержка в СССР, дескать, произошла не по их вине. Наше оставление в СССР с целью позднейшего участия в борьбе вместе с армией СССР не принималось в расчет". Оставшись в Стамбуле, Свобода по приказу чехословацкого военного представителя на Ближнем Востоке генерала А. Гака (собственное имя О. Мезл) задержался там, чтобы поддерживать связь с советским консульством и сообщать, когда должны прийти следующие транспорты из СССР. Однако дело с отправкой легиона снова застопорилось. Французское посольство в Москве, которое ведало этим вопросом и обеспечивало эвакуацию, прекратило свое существование после капитуляции Франции. Чехословацкое эмигрантское правительство в Лондоне, которое после создания кабинета У. Черчилля было признано в качестве временного правительства Чехословакии (21 июля 1940 г.), начало переговоры с английскими властями о том, чтобы "заботы" об отправке легиона из Советского Союза взяло на себя посольство Великобритании в Москве. После получения приказа Гака Свобода попросил советское консульство в Стамбуле остановить отправку транспортов, чтобы затем, "если создадутся неблагоприятные условия для пребывания чехословацкой эмиграции на Балканах (после победы над Францией Гитлер намеревался активизировать здесь свою политику. - В. М. ), а возможно и на Ближнем

стр. 66

Востоке, была дана возможность сосредоточения чехословаков на территории СССР". Однако военный министр чехословацкого эмигрантского правительства генерал С. Ингр 14 сентября 1940 г. дезавуировал это обращение Свободы и дал указание как можно быстрее обсудить с соответствующими инстанциями вопрос об отправке "наших людей из СССР" ²⁷ .

9 октября 1940 г. Свобода писал Гаку о том, что он готов подчиниться приказу. Однако военная обстановка в Европе складывалась таким образом, что у Свободы все чаще возникали сомнения относительно целесообразности направления остатков легиона на Ближний Восток и на Запад. Еще 2 октября 1940 г. он передал (очевидно через советское консульство в Стамбуле. - В. М.) предложение советским властям о создании разведывательной группы и организации чехословацких военных формирований в СССР, а также просил о содействии в переправке с территории бывшей Чехословакии находившихся там под угрозой ареста и расправы лиц.

После отъезда Свободы за командира легиона остался штабс-капитан Ф. Зикмунд. Из 615 человек, числившихся в лагере на 25 декабря 1940г., было 502 чеха, 75 словаков, 34 еврея (четверо значились в бегах). Настроены легионеры были не лучшим образом: большинство тяготила неизвестность их будущего. В спецдонесении о положении в Суздальском лагере от 19 сентября 1940 г. говорилось о недовольстве подавляющего большинства интернированных своим положением. Часть их, настаивавших на ускорении отъезда, стала, по словам комиссара лагеря Юдина, "активизировать свои действия путем попыток в организации различного рода демонстраций и провокаций с расчетом, что это станет известно в Москве" ²⁸ . В противовес требующим отъезда в Англию активизировала свою деятельность группа численностью примерно 200 - 250 человек (в нее входили и так называемые "звездари"), сторонники которой настойчиво пропагандировали мысль о том, что, если невозможно будет остаться в СССР, то надо добиваться возвращения на родину. Из этой группы 60 - 80 человек энергично взялись за изучение "Краткого курса истории ВКП(б)" для того, чтобы успешно пропагандировать в Чехословакии опыт социалистического строительства в СССР.

Нареканий на питание от интернированных не было: в констатирующем это спецдонесении о настроениях в Суздальском лагере от 19 сентября 1940 г. говорилось, что они "обеспечены всеми необходимыми продуктами, в том числе различными овощами". Не поступало также жалоб и на бытовые условия. Недовольство интернированных проистекало главным образом из неясности их положения и дальнейшей судьбы. Предложения Свободы, направленные им советским властям из Стамбула 2 октября 1940 г., особенно что касается создания разведывательной группы, очевидно стали обдумываться руководством советской внешней разведки (осенью 1940 г. активизировались переговоры между советской и чехословацкой разведывательными службами о возможности сотрудничества). 10 октября 1940 г. Сопруненко направил Меркулову список офицеров чехословацкого легиона, содержавшихся в Суздальском лагере, а 12 октября тот же Сопруненко отдал распоряжение начальнику лагеря Короткову отправить в Москву по приказу Берии 13 интернированных офицеров ²⁹ .

Примерно в это же время в советских верхах начала вызревать идея о создании польской армии в Советском Союзе. 2 ноября 1940 г. Берия направил Сталину письмо, в котором докладывал, что проделал НКВД "во исполнении Ваших указаний о военнопленных поляках и чехах". Относительно "военнопленных чехов" сообщалось, что их в лагере НКВД насчитывается 577 человек (501 чех и 76 словаков), в том числе штабных капитанов и капитанов - 8 человек, младших офицеров - 39, младшего комсостава - 176 человек и рядовых - 354. "В процессе бесед с отобранными из них 13 офицерами, - говорилось в письме, - установлено, что все они считают своим исконным врагом Германию и хотят драться с ней за восстановление Чехословацкого государства. Себя они рассматривают как военнообязанных чешской армии, своим вождем считают Бенеша и в случае, если на

стр. 67

территории Советского Союза будут организованы какие-либо чешские военные части, вступят в них по приказу Бенеша или, как минимум, своего командира полковника Свободы, ныне находящегося за границей. Свобода нами из-за границы вызван". Он прибыл в Москву, видимо, уже в начале ноября. 27 ноября Свобода отмечал в своем дневнике, что во время встречи с советскими представителями официальное решение правительства СССР ему сообщено не было, но было сказано, что его "предложения будут приняты и реализованы". Одновременно Свободе был задан вопрос о том, будут ли с его действиями согласны Бенеш и правительство, на что он ответил утвердительно и рекомендовал как можно быстрее установить с ними связь и информировать их ³⁰ .

Однако чехословацкое эмигрантское правительство не намерено было поручать Свободе вести переговоры с советской стороной по этим вопросам. Он должен был заботиться лишь об эвакуации оставшейся части легиона с территории СССР. Тайные от Лондона и Берлина переговоры о сотрудничестве с советским представителем в Стамбуле осуществлял полковник Г. Пика. В середине января 1941 г. он сообщал в Лондон, что советский проект сотрудничества содержит помимо прочего и согласие с организацией самостоятельных чехословацких частей на территории СССР как только это позволит международная ситуация. Пика установил связь с радиопередатчиком "Зоя", который размещался под Москвой на даче, находившейся в распоряжении Свободы и его сотрудников. Естественно, что вся эта "скрытая" сторона дела не была известна интернированным в Суздальском лагере, которых весьма волновала судьба 13 офицеров, отправленных в Москву и находившихся в подмосковном Быково. Несмотря на то, что в конце ноября в Суздаль пришли письма, свидетельствовавшие, что все офицеры живы и здоровы, беспокойство легионеров не улеглось. По-прежнему сохранялись враждебные отношения между сторонниками и противниками выезда из СССР. Администрация лагеря хотя и считала, что настроение интернированных в целом можно характеризовать как удовлетворительное, все же полагала необходимым для смягчения напряженности провести следующие мероприятия, о чем просила разрешения УПВИ в декабре 1940 г.: ввиду невозможности "полной ломки ротной структуры построения" самим назначать руководство группой "из числа более честных и лояльно настроенных"; убрать из лагеря подпоручика Бедржиха (он был адъютантом Свободы, а затем - Зикмунда, и после отправки последнего в числе 13 в Москву возглавил штаб легиона. - В. М.), являвшегося "организатором отрицательных настроений с целью активного давления на руководство лагеря в решении вопроса их пребывания в СССР"; организовать приезд в лагерь в ближайшее время т. Орлова для разрядки настроения; ускорить присылку пофессора-чехословака для прочтения ряда лекций; организовать присылку писем от группы "13" ³¹ . Бедржих был, очевидно, настроен вполне решительно в стремлении выяснить дальнейшую судьбу легиона и добиться выполнения требований интернированных к командованию лагеря. 16 декабря 1940 г. он направил в НКИД Орлову, которого считал "самой надежной связью между нами и высшими органами", "9-ую сводку о положении группы интернированных чехословаков подполковника Свободы в г. Суздаль". Подобные сводки, как значилось вначале, по договоренности со Свободой, посылались в НКИД не регулярно, а по мере необходимости во вмешательстве последнего и когда требовалось сообщить что-либо важное о положении легиона.

Бедржих начинал сводку с выражения благодарности Орлову за все, что было им сделано для группы в период ее пребывания в СССР. Вместе с тем говорилось о недовольстве, вызванном отсутствием ясности в вопросе о том, что "намерено с нами сделать Ваше правительство" и "что предпринимает наше заграничное правительство для нашего включения в борьбу за самостоятельность Чехословакии". Бедржих сообщал об удовлетворительном положении дел с размещением, обмундированием, питанием легионеров, о налаженном сотрудничестве и взаимопонимании с начальни-

стр. 68

ком лагеря Коротковым и его заместителем Гречаниновым, которые ведают этими вопросами, о хорошем состоянии здоровья интернированных. Вместе с тем он сожалел о том, что моральное состояние группы не может считаться столь же хорошим. Далее шли жалобы на комиссара лагеря Юдина, который являлся "представителем советской пропаганды и культурного воспитания" и "поведение которого портит отношение наших людей к СССР". Бедржих просил отправить легионеров к месту пребывания заграничной армии, чтобы их судьбой могло распорядиться чехословацкое эмигрантское правительство во главе с Бенешем. Он подчеркивал, что только по приказу этого правительства и лично Бенеша они могут остаться в СССР и "отсюда рано или поздно выполнить свое задание". При этом он предлагал, если необходимо, чтобы в СССР формально "продолжал существовать бывший чехословацкий легион", оставить тех, кто отказался воевать за самостоятельную Чехословакию под руководством Бенеша, будучи уверен, что "Чехословацкую республику восстановят другие силы". Конфликт Юдина со штабом легиона, по всей видимости, набирал силу. Во внеочередной оперативно-информационной сводке по лагерю от 19 декабря 1940 г. подчеркивался "наглый, настойчивый и требовательный тон штаба интернированных и его офицеров". В связи с жалобой Бедржиха на Юдина в лагерь в январе 1941 г. был направлен сотрудник УПВИ Сейфуллин, чтобы на месте разобраться в сложившейся ситуации. В своей докладной записке он подтвердил наличие в лагере недовольства не только со стороны штаба легионеров поведением Юдина, но и со стороны части интернированных действиями самого штаба. Группа особо радикально настроенных офицеров обвиняла штаб в бездеятельности, слабом нажиме на советские органы с целью выезда легиона за границу. В лагере прошли собрания, направленные против штаба группы, была составлена петиция с требованием немедленной отправки из СССР. Недовольна была притеснениями со стороны штаба и просоветски настроенная группа, наиболее активные члены которой были организаторами распространения марксистской литературы среди интернированных и заявляли, что штабные офицеры являются "защитниками интересов капитализма". Разобрав конкретные претензии Бедржиха, представитель УПВИ пришел к выводу, что "командование группы обоснованных материалов против Юдина не имеет", но отмечал отдельные "случаи грубого и неумелого проведения нашей политики среди интернированных", в том числе поощрение везде и всюду "звездарей", отказ "в грубой форме" праздновать Рождество, беспричинная задержка купленных для лагерной библиотеки книг и т. д. ³² .

К этому времени, видимо не без активного участия Свободы, сдвинулось с мертвой точки дело отправки остатков легиона за границу. Ее оформление и финансирование осуществлялись через английское посольство в Москве. Причем, все это проводилось в строжайшей тайне от немцев, во- первых, потому, что СССР считался нейтральным государством и, следовательно, не мог, не вызвав неудовольствие Берлина, содействовать формированию чехословацких воинских частей на Западе, предназначенных для участия в войне против гитлеровской Германии; во-вторых, эта акция грозила конфликтом с третьим рейхом, посольство которого (Ф. Шулен-бург) постоянно настаивало на передаче в его ведение всех дел, касавшихся бывших чехословацких граждан. Во всяком случае, вопрос об интернированном легионе тогда был решен советскими властями вопреки легко прогнозируемый отрицательной позиции Германии и так, как считали нужным Бенеш и чехословацкое эмигрантское правительство. 7 февраля 1941 г. Свобода и прибывший из Суздаля в Москву Бедржих наметили тех, кто должен был уехать из СССР, а также 90 человек (в том числе и себя), которые должны были остаться в Советском Союзе, как основа будущей чехословацкой воинской части здесь, хотя пока еще не существовало ясности относительно формального согласия чехословацкого правительства на это. Только 22 февраля 1941 г. Свобода получил сообщение из Лондона о том, что Бенеш и Ингр "не исключают возможности оставить в России некоторых офицеров, младших офицеров и врачей" ³³ .

стр. 69

15 февраля 1941 г. нарком госбезопасности Меркулов "разрешил продолжить выдворение интернированных чехословаков, содержащихся в Суздальском лагере". Первая группа эвакуируемых в количестве 58 человек должна была прибыть в Одессу не позднее 20 февраля. 18 февраля Берия получил сообщение, что группа направлена в Одессу. Вторая группа в количестве 60 человек отбыла отсюда 2 марта, третья (70 человек) - 11 марта, четвертая (61 человек) - 20 марта, пятая (60 человек) - 29 марта, шестая (62 человека) - 7 апреля. 13 апреля из Суздальского лагеря была отправлена седьмая группа (85 человек). На 15 апреля в лагере находилось 157 интернированных, в том числе 128 чехов, 28 словаков, 1 еврей ³⁴ .

А между тем Бенеш и Ингр 8 марта 1941 г. назначили полковника Пику чехословацким политическим и военным уполномоченным в СССР и Турции с пребыванием в Москве. В задачи Пики входило помимо прочего и обсуждение вопросов, касающихся создания чехословацкой воинской части в Советском Союзе. 21 апреля 1941 г. Пика отбыл теплоходом в Одессу, а оттуда- в Москву. Его поселили на даче в Подмосковье. Начатые с Пикой переговоры касались пока лишь сотрудничества в области разведки ³⁵ . Думается, что в это время идея создания чехословацкой воинской части в СССР потеряла свою значимость, во всяком случае, ее реализация была отложена на неопределенное время. И связано это было, видимо, с новым зигзагом в советской внешней политике: Сталин, возглавивший вместо Молотова в мае 1941 г. СНК СССР, решил ослабить нараставшую в советско-германских отношениях напряженность и вернуть их в русло дружбы и сотрудничества. В этой концепции, естественно, не было места иностранным воинским формированиям, которые создавались бы в СССР с ведома лондонских эмигрантских правительств и потенциально были нацелены на участие в борьбе с Германией. Возможно, в связи с этим была продолжена и эвакуация интернированных чехословацких легионеров. 21 мая 1941 г. Меркулов разрешил выехать за границу еще одной группе в количестве 20 человек (в Одессу они прибыли 30 мая, а 31 мая отплыли на "Сванетии") ³⁶ . К списку из 20 человек была приписана от руки и фамилия Бедржиха, который из-за своей строптивости был, видимо, очень "неудобен" для советских властей. Однако он не был отправлен с этой группой и остался в СССР.

10 мая 1941 г. Сопруненко направил Берии докладную записку "О политико-моральном состоянии интернированных чехов": из 803 интернированных бывшего чехословацкого легиона 639 человек отправлены за границу, 3 - освобождены по просьбе ИККИ, 161 - остались в лагере (в том числе 2- в бегах). Согласно докладной, в лагере была группа 15 - 20 человек, категорически отказывавшаяся выезжать из СССР. Легионеров, не желавших ехать за границу, Меркулов разрешил направить на работы в различные районы СССР. "Наиболее надежную часть индустриальных рабочих" решено было послать в Сталинградскую область, где имелась группа политэмигрантов - членов КПЧ, остальных - в Донбасс, некоторые области УССР или Казахстан. Тех, на которых имелись компрометирующие материалы (что имелось при этом ввиду не уточнялось), предписывалось оставить в лагере, а сведения о них срочно выслать в УПВИ для передачи на Особое совещание при НКВД СССР. Администрацией Суздальского лагеря были подготовлены такого рода справки на 9 человек. Были ли отправлены эти справки и какова судьба лиц, на которых они были составлены, неизвестно.

Из тех, кто остался в Суздальском лагере, преобладающая часть (90 человек) по-прежнему желала выехать за границу. Их список Короткое отослал Сопруненко 2 июня. Остальных, не хотевших покидать СССР, предлагалось отправить в разные его районы: 4 человека - в Сталинградскую область, 4 - на Украину, 21 - в Донбасс, 19 - в Казахстан. В приказе штаба легиона от 10 июня 1941 г. говорилось о 53 членах группы, оставленных в СССР для работы. Согласно приказа эти лица отделились "от Восточной группы чехословацкой армии за границей" как с точки зрения размещения, так и командования, которое назначалось начальником

стр. 70

лагеря Коротковым. Но уехать из лагеря успели лишь группы, получившие разрешение на выезд в Сталинград (4 человека) и в Караганду (13 человек); 26 человек, готовые выехать и работать в Донбассе, были задержаны в связи с начавшейся войной ³⁷ .

Весть о нападении фашистской Германии на СССР, как свидетельствует внеочередное политдонесение Короткова Сопруненко от 23 июня 1941 г., вызвало у большинства интернированных огромную волну негодования. Из 124 находившихся в лагере человек 85 подали коллективное заявление с просьбой, чтобы советское правительство разрешило им вместе с Красной Армией "участвовать в уничтожении германского фашизма". Большинство подписавших относилось к рядовым и младшему командному составу. Заявление заканчивалось словами: "Хотим драться вместе с бойцами РККА под Красным знаменем международного пролетариата за дело Ленина - Сталина, за нашу новую счастливую жизнь, за мировой рабочий класс, руководимый Коммунистическим Интернационалом и родным Сталиным". В то же время Короткое писал, что весь состав интернированных заявляет о готовности в любой момент прийти на помощь Красной Армии и "жестоко расправляться с немцами, поработившими чехословацкий народ". Согласно донесению Короткова в УПВИ от 30 июня 1941 г. моральное состояние интернированных характеризовалось как "в целом здоровое", но отношения между "звездарями" и большинством легионеров были напряженными. Все "звездари" подали заявления, что они готовы вести борьбу с фашистами, "где бы им ни приказали". Большинство же, возглавляемое подпоручиком Бедржихом, заявило, что они пойдут на борьбу с немцами "только организованно и как прикажет не советское правительство, а их командование, которое находится в Москве (имелся в виду Свобода. - В. М.) и работает по указанию доктора Бенеша". Бедржих настаивал на том, что во время его встречи в Москве со Свободой было решено оставить в СССР "кадр, из которого начнет формироваться восточная группа чехословацкой армии". 4 июля 1941 г. Сопруненко направил Короткову указание: в связи с тем, что "вопрос с отправкой интернированных в ближайшее время разрешен не будет", "призвать к порядку дезорганизаторов дисциплины и проявляющих недовольство". Вслед за этим Короткое получил еще одно указание Сопруненко: "Боевое настроение и желание вести борьбу с фашистами у интернированных чехов нужно всемерно приветствовать и распространять". Однако, видимо, по-прежнему руководству УПВИ ничего не было известно о возможном формировании чехословацкой воинской части в СССР. Иначе Сопруненко не написал бы: "В момент, когда на Западе идет смертельная схватка и на поле боя решается вопрос жизни и смерти, разговоры о восточной группе можно расценивать как попытку уклониться от непосредственного участия в войне". Количественный состав интернированных продолжал сокращаться, в частности, и за счет удовлетворения требований советских военных органов. Так, 10 июля 1941 г. Разведуправление Генерального штаба Красной Армии на основе разрешения Берии отобрало в Суздальском лагере 17 человек для оперативной работы. Вскоре подобный запрос поступил еще на 4 человека ³⁸ .

18 июля в Лондоне было подписано Соглашение о восстановлении дипломатических отношений между СССР и ЧСР, об их взаимопомощи в войне против гитлеровской Германии и о создании чехословацкой воинской части в СССР. В конце июля 1941 г. в списке "интернированных чехов", содержавшихся в Суздальском лагере, значилась 91 фамилия. В связи с формированием польской армии на территории СССР началось перемещение интернированных и депортированных польских граждан и сосредоточение их в нескольких лагерях, среди которых значился и Суздальский лагерь. Как только в лагерь стали прибывать поляки (всего сюда поступило 2 тысячи человек), пришло распоряжение разместить чехословацких интернированных вне зоны лагеря в хороших условиях, исключив при этом их общение с вновь прибывшими ³⁹ .

В августе 1941 г. начались переговоры о создании в СССР чехословацкой военной части, инструкторским ядром которой, по словам

стр. 71

вернувшегося в Москву Фирлингера, должна была стать "суздальская группа". В середине октября Свободе разрешено было посетить лагерь очевидно для того, чтобы успокоить интернированных и информировать их о положении дел. Вскоре после этого чехословацкая группа снова была переведена в Оранский лагерь, куда она прибыла 21 октября 1941 года. Здесь интернированные были размещены в одном из корпусов лагеря, обнесенном проволочным заграждением с отдельным выходом в село. Командовал группой по-прежнему Бедржих, через которого администрация лагеря проводила все необходимые мероприятия, в том числе пыталась наладить и политработу, что встретило решительное сопротивление со стороны командования группы. Так, когда перед Бедржихом был поставлен вопрос о необходимости "проработки" доклада Сталина на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся 6 ноября 1941 г., то командир группы, как следовало из политдонесения о работе в Оранском лагере, "от этого любезно отказался, указав, что они получают газеты и доклад "уже проработали". На предложение выделить время для проведения бесед с личным составом группы Бедржих заявил: "Я считаю, что мы, чехи, после заключения соглашения правительства Чехословакии с правительством Советского Союза не являемся интернированными или военнопленными и поэтому проводить с нами политическую работу необязательно. Мы получаем газеты, все их читаем и достаточно в них разбираемся, да к тому же, что Вы или я можем сказать больше того, что сказал в своем докладе тов. Сталин". И далее: "задача чешского народа, в данном случае нас, заключается в том, чтобы совместно с Советским Союзом - Красной Армией - разбить Гитлера и восстановить независимость Чехословацкой республики. В этом вопросе мы с Советским Союзом - единомышленники, но в части политических убеждений мы - сами по себе". В конце декабря 1941 г. легионеры получили сообщение от чехословацкой миссии о том, что их скоро отправят в другое место, где будет формироваться чехословацкая армия. "С 20 декабря чехи стали готовиться к отъезду. Настроение - удовлетворительное", - сообщалось в полит донесении из лагеря от 6 января 1942 года. 5 февраля 1942г. 88 офицеров, унтер-офицеров и солдат из Оранского лагеря прибыли в Бузулук Чкаловской области, который был определен как сборный пункт формирующийся чехословацкой воинской части ⁴⁰ .

Позднее, весной 1942 г. в сообщении Готвальду "о кадрах для чехословацкой воинской части в СССР" коммунист капитан Я. Прохазка так характеризовал прибывших из Оранок: "это - группа, специально выбранная и обработанная в воинском духе. Наибольшая заслуга в этом принадлежит подполковнику Свободе. Она состоит (кроме капитана Бедржиха) из молодых кадровых офицеров и младших командиров, которые должны стать послушным инструментом в руках командования... руководители группы - мировоззрения остро антикоммунистического и антисоветского". Те "звездари", которым разрешено было остаться в СССР, но которых до начала войны не успели направить в намеченные районы, также пожелали вступить в воинскую часть. Однако Свобода и командование группы отказали им в этом как нарушителям воинской дисциплины в период интернирования. Только вмешательство Пики, не желавшего осложнять отношения с советским властями и учитывавшего, что на территории СССР немного лиц чешской и словацкой национальности, годных для воинской службы в формируемом батальоне, помогло разрешить ситуацию. Он распорядился принять в часть всех добровольцев, невзирая на то, что кто-то "как коммунист выступал против группы подполковника Свободы в Суздале или Оранках". Несколько позднее, в мае 1942 г., Свобода, Пика, Фирлингер, Готвальд начали и в конце концов успешно завершили акцию по освобождению из советских лагерей карпато-русин, которых там было по неполным данным 10 тыс. человек ⁴¹ , На этом закончилась история чехословацкого легиона под командованием Свободы, интернированного 18 сентября 1939 г., и началась история Чехословацкой воинской части в СССР.

стр. 72

Примечания

1. СВОБОДА Л. От Бузулука до Праги. М. 1969; SVOBODA L. Cestami zivota. Praha. 1971; SVOBODA L. Oranky, - Historic a vojenstvi, 1990, N 3.

2. Чехословацкое посольство в СССР было ликвидировано в конце декабря 1939г., когда в СССР прибыл посланник Словацкой республики.

3. Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ), ф. 06, оп. 1, п. 20, д. 218, л. 36,40.

4. Документы внешней политики СССР, 1939, т. XXII, кн. 2. М. 1992, с. 121 - 122.

5. Коминтерн и вторая мировая война. Ч. 1. М. 1994, с. 95 - 98.

6. Катынская драма. Козельск, Старобельск, Осташков: судьба интернированных польских военнослужащих. М. 1991, с. 109, 111.

7. Центр хранения историко-документальных коллекций (ЦХИДК), ф. 1сп, оп. 1, д. 3, л. 3; ф. 4, оп. 2, д. 3, л. 45.

8. Там же, ф. 1п, оп, 2е, д. 15, л. 1 - 2.

9. АВП РФ, ф. 06, оп. 1, п. 20, д. 219, л. 36 - 38. (Письмо опубликовано без ссылок на архив в: Документы и материалы по истории советско-чехословацких отношений. Т. 4, кн. 1. М. 1981, С. 55 - 56); л. 33, 35.

10. VALIS Z. Ludvik Svoboda (Druha svetova valka). - Historie a vojenstvi, 1990, N 6, s. 135; FIERLINGERZ. Ve sluzbach CSR, dil 1. Praha. 1947, s. 312.

11. ЦХИДК, ф. 1л оп. 2е, д. 15, л. 2, 4.

12. Там же, л. 23, 28 - 29, 67.

13. Там же, ф. 1ап, оп. 2, д. 1, л. 392.

14. Там же, ф. 1п, оп. 2е, д. 15, л. 14- 16, 18, 42 - 43, 61.

15. Там же, л. 19, 41, 45, 53, 59, 62, 82 - 84, 86 - 88.

16. Там же, л. 22, 23, 58, 76, 91.

17. Там же, л. 71 - 72, 95, 165, 168; ф. 1ап, оп. 3, д. 1, л. 276, 278; Катынская драма, с. 129.

18. ЦХИДК, ф. 1п, оп. 2е, д. 15, л. 214, 246.

19. SVOBODA L. Oranky, s. 109, 110, 118.

20. ЦХИДК, ф. 1п, оп. 2е, д. 15, л. 252; ф. 3п, оп. 1, д. 1, л . 125 - 126.

21. Там же, ф. 3п, оп. 2, д. 5, л. 318 - 320; ф. 1 п, оп. 2е, д. 15, л. 249; SVOBODA L. Oranky, s. 119.

22. ЦХИДК, ф. 3п, оп. 2, д. 5, л. 319 - 320, 322; SVOBODA L. Oranky, s. 129.

23. ЦХИДК, ф. 1п, оп. 2е, д. 15, л. 216, 224, 225 - 227, 230; SVOBODA L. Oranky, s. 114.

24. SVOBODA L. Oranky, s. 112; ЦХИДК, ф. 3п, оп. 2, д. 5, л. 318, 323; ф. 1п, оп. 2е, д. 15, л. 275 - 278, 259 - 312, 329 - 331; Катынская драма, с. 156.

25. ЦХИДК, ф. 1п, оп. 2е, д. 15, л. 332 - 342.

26. Там же, л. 281, 285 - 287, 319, 323.

27. VALIS Z. Op. cit., s. 135 - 136.

28. ЦХИДК, ф. 1ап, оп. 3, д. 3, л. 117 - 118; ф. 3п, оп. 2, д. 3, л. 231.

29. Там же, ф. 1п, оп. 2е, д. 15, л. 119, 246; ф. 1сп, оп. 1, д. 3, л. 109; См. подробнее: GEBHART J., KOUTEK J, KUKLIK J. Na frontach tajne valky. Praha. 1989.

30. Катынская драма, с. 37; Сталин, Берия и судьба армии Андерса в 1941 - 1942гг. (Из рассекреченных архивов). - Новая и новейшая история, 1993, N 2, с. 60 - 62; VALIS Z. Op. cit., s. 137.

31. GEBHART J., KOUTEK J., KUKLIK J. Op. cit., s. 294 - 295; ЦХИДК, ф. 1ап, оп. 5, д. 2, л. 75; оп. 3, д. 3, л. 290.

32. Там же, ф. 1ап, оп. 5, д. 2, л. 32 - 0; д. 1, л. 12- 23; оп. 3, д. 3, л. 328 - 331.

33. VALIS Z. Op. cit, s. 137.

34. ЦХИДК, ф. 1ап, оп. 5, д. 2, л. 96 - 97; ф. 1сп, оп. 6, д. 9, л. 60 - 61, 77 - 79, 114 - 116, 123, 173 - 175, 198, 205, 209, 221 - 223; д. 14, л. 359 - 361, 362 - 365; оп. 01, д. 4, л. 130, 134.

35. GEBHART J., KOUTEK J., KUKLIK J. Op. cit., s. 301 - 312.

36. ЦХИДК, ф. 1сп, оп. 6, д. 9, л. 264 - 266.

37. Там же, ф. 1ап, оп. 5, д. 1, л. 39 - 41; ф. 1еп, оп. 6, д. 9, л. 337 - 342, 368, 373 - 391, 393 - 394, 415 - 417; VALIS Z. Op. cit., s. 138.

38. ЦХИДК, ф. 1сп, оп. 6, д. 2, л. 191, 438 - 440, 445 - 446, 448, 454, 482; д. 9, л. 321.

39. Советско-чехословацкие отношения во время Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Документы и материалы. М. 1960, с. 11 - 14; ЦХИДК, ф. 1ес, оп. 6, д. 9, л. 451 - 452, 470 - 473, 546 - 552; Катынская драма, с. 158.

40. АВП РФ, ф. 029, оп. 5, п. 31, д. 53, л. 56 - 57; ЦХИДК, ф. 1еп, оп. 6, д. 9, л. 629; ф. 3п, оп. 3, д. 1, л. 10 - 11, 23; СВОБОДА Л. УК. соч., с. 62.

41. VALIS Z. Op. cit., s. 138; РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 74, д. 545, л. 23 - 24.

Постоянный адрес данной публикации: