ALBERT CHARLES. La Revolution de 1848 et la seconde Republique a Bordeaux et dans le departement de la Gironde. Bordeaux. Editions Delmas (Pubications de l'Universite de Bordeaux N6).

АЛЬБЕР ШАРЛЬ. Революция 1848 года и Вторая Республика в Бордо и в департаменте Жиронды.

Труд преподавателя Бордоского университета А. Шарля относится к числу самых заметных исследований по истории революции 1848 г., появившихся за последние годы во Франции. По своему характеру и содержанию он примыкает к тому плодотворному направлению исследовательских работ французских историков, которое давно уже принялось за научную разработку истории революции и республики 1848 - 1851 гг. во французской провинции. Но несмотря на многообещающее начало этих исследований, связанное с появлением диссертации А. Госсе о департаменте Нор¹ , сделано здесь ещё сравнительно немного. Кроме изрядного числа журнальных статей и работ, посвященных отдельным периодам истории революции в том или ином департаменте, существует лишь около десятка монографических трудов, охватывающих весь ход событий в отдельных департаментах² . К их числу надо теперь причислить и рассматриваемое исследование А. Шарля, решившего восполнить пробел и дать сводную историю революции и контрреволюции 1848 - 1852 гг. в Бордо и департаменте Жиронды.

¹ A. Gossez "Le departement du Nord sous la deuxieme Republique". Lille. 1904.

² Приводя список этих работ, А. Шарль обнаруживает всё же недостаточное знакомство с ними. Он пропускает весьма обстоятельный труд - докторскую диссертацию Ж. Даньяна по департаменту Жер (Dagnan J. Le Gers sous la seconde Republique". Auch. 1928 - 1929. 2 vols., а также работы Mauve E. "Le Bourbonnais sous la seconde Republique". Moulins, 1909; Toulouse A. Histoire de la Haute-Saone de 1848 a 1852". Vesoul. 1923).

Автор привлёк к исследованию весьма интересные новые материалы: документы Национального архива, департаментского архива и муниципального архива Бордо, а также материалы архива бордоской торговой палаты, частично уцелевшие после вызванного бомбардировкой пожара 1940 г., и архивов католического, протестантского и иудейского церковных управлений в департаменте Жиронды. Помимо этого в его работе широко использованы современная департаментская пресса и два неизданных мемуарных источника: памятные записки за 1848 - 1852 гг. А. Готье, бывшего до февральской революции помощником мэра Бордо, а с 1849 г. - мэром города, и "семейный дневник" крупного бордоского негоцианта и судовладельца, председателя административного совета бордоского банка, Ж. Баура, - весьма полезные для характеристики экономического благополучия бордоской крупной буржуазии в рассматриваемый период. Всё это позволило А. Шарлю богато документировать своё исследование. Оно содержит многочисленные выдержки из административной переписки, деловых бумаг, агитационной и пропагандистской литературы, прессы и мемуарной литературы. В результате получилась весьма любопытная работа, обогатившая науку рядом ценных данных и наблюдений, касающихся хода революции в одном из важнейших районов Франции. Напомним, что Бордо занимал тогда среди французских городов четвёртое место по числу жителей (в 1846 г. 125 тыс.) и являлся одним из крупнейших морских портов Франции, а также центром её главного винодельческого района в юго-западной части страны. Несмотря на слабое развитие промышленности, департамент Жиронды и город Бордо были весьма развиты в капиталистическом отношении и обладали богатой буржуазией, подвизавшейся в виноделии и виноторговле, в судостроении; морском и речном судоходстве и в крупной заморской торговле.

Отметим, что в работе А. Шарля освещена не только политическая, но и, в известной мере, экономическая и, что встречается реже, культурная жизнь департамента. Укажем на специальные главы: "Религиозная и интеллектуальная жизнь" (гл. III), "Религиозная и интеллектуальная реакция" (гл. XIV) и "Общество, условия жизни и урбанизм в середине XIX века" (гл. XV), представляющие немалый интерес. Экономическому положению департамента посвящены три специальные главы: "Демографическое и экономическое положение" (гл. I), "Экономическое положение в начале 1849 г. и борьба против учредительного собрания" (гл. X) и "Возобновление деловой активности" (гл. XII).

Приходится, однако, сразу сказать, что труд А. Шарля является скорее историей бордоской буржуазии в 1848 - 1852 гг., чем историей департамента или даже одного города Бордо. С первых страниц исследования и до последних в центре внимания автора стоит буржуазия и её руководящая верхушка - торговая и финансовая олигархия, или, как её называет автор, "жирондистская тимократия". Экономическое положение этой буржуазии, её требования и домогательства, её политические настроения, симпатии я антипатии, её усилия и маневры, направленные на сохранение своего господства и своих прибылей, - таков истинный сюжет книги А. Шарля. Положение пролетариата и крестьянства, политическое и идеологическое развитие этих классов, социалистическая пропаганда, деятельность демократических организаций, характеристика течений демократического лагеря, жизнь мелких городов и деревень - всё это затрагивается нашим автором лишь мельком и не вызывает у него ни интереса, ни должного внимания. Бордоский историк явно избегает тратить время и место на освещение этих вопросов и, отделываясь краткими справками, спешит перейти к тому, что вызывает его подлинный интерес, - к положению дел в господствующем и правящем в департаменте классе.

Автор рисует следующую картину. Накануне февральской революции в департаменте Жиронды царило глубокое спокойствие. Крупная буржуазия, которая вершит всеми делами департамента и образует в нём своего рода патрициат, чувствует себя политически вполне удовлетворённой и целиком поглощена своими материальными интересами. Единственно, что возбуждает её недовольство и досаду, - это бездействие и медлительность правительства в деле удовлетворения её домогательств в области торговой политики: смягчения протекционистских таможенных тарифов, что должно было повлечь за собой рост экспорта вин; поощрения ввоза и потребления тростникового сахара из вестиндских колоний; отмены налога на напитки и пошлин у городских застав: скорейшего проведения железнодорожных и водных путей, связывающих Бордо с внутренними районами страны.

Революция, происшедшая в столице, оказалась для всех в департаменте неожиданностью, повергшей в изумление. Крупная буржуазия Жиронды, опасаясь за свои, господствующие позиции, проявила сразу же сдержанную неприязнь по отношению к республике. Малочисленные и маловлиятельные республиканцы, рекрутировавшиеся главным образом из среды средней и мелкой буржуазии, были боязливы и нерешительны и оказались неспособны прочно овладеть положением. Временное правительство не поняло необходимости решительной борьбы с антиреспубликанскими настроениями в Жиронде. Направлявшиеся туда комиссары Временного правительства были людьми слабыми, неспособными, неавторитетными. При решении своих задач они уповали на правивший до революции класс и сами обращались к нему за помощью. В результате всего этого бордоская буржуазия быстро оправилась от первоначальной растерянности и снова стала фактической хозяйкой положения в департаменте, показывая открытую враждебность к революции и её демократическим установлениям.

После июньских дней в Париже, воспользовавшись порождёнными восстанием пролетариата паническими страхами, она объявила республике и республиканцам открытую войну. В департаменте создался единый

антиреспубликанский фронт, объединивший протекционистов и фритредеров, легитимистов и орлеанистов. Правительство Кавеньяка оказалось в отношения Жиронды не более предприимчивым, чем Временное правительство, и оставило префектом департамента изворотливого субъекта, заискивавшего перед местной буржуазной олигархией и готовившегося изменить республиканскому начальству. Получив свободу действий, монархическая буржуазная реакция стала решающей силой во всех департаментских делах; с помощью своей прессы, католической церкви и других средств пропаганды, опираясь на своё финансовое могущество, она оказывала колоссальное воздействие на умы всего населения. Не питая ни малейших симпатий к Луи-Наполеону, личность и "идеи" которого вызывали у неё лишь презрение, буржуазия Жиронды всё же решительно поддержала его кандидатуру на пост президента, чтобы устранить республиканцев от власти.

После избрания Луи-Наполеона президентом буржуазия Жиронды осуществляла ещё более настойчиво свой контрреволюционный политический курс. Его успеху способствовало экономическое оживление, наступившее ещё осенью 1848 г.; буржуазия приписывала к заслугам реакции подъём в делах. На выборах в Законодательное собрание в департаменте Жиронды полностью победил список партии порядка. Вслед за тем последовали события 13 июня, облегчившие поход против демократов и республиканцев в департаменте. Была осуществлена свирепая чистка чиновников и учителей, приняты драконовские меры против демократической печати, рабочих ассоциаций, частей национальной гвардии. Буржуазия департамента аплодировала ликвидации всеобщего избирательного права, осуществлённой законодательным собранием. Однако пока существовала республика, буржуазное общественное мнение выражало всё же беспокойство и неуверенность. Но здесь на сцену выступили разногласия относительно способов ликвидации республики, раздоры и противоречия между легитимистами и орлеанистами. Эти разногласия использовали бонапартисты, создавшие в Жиронде небольшую, но весьма деятельную и предприимчивую организацию. Бонапартисты постепенно привлекли на свою сторону часть буржуазии, они использовали поддержку местного архиепископа, мечтавшего о кардинальской мантии, овладели самой распространённой в департаменте газетой. И хотя бордоская буржуазия в своей значительной части сохраняла ещё орлеанистские симпатии, она всё более свыкалась с идеей восстановления бонапартистской империи, если и не разделяла её.

Переворот 2 декабря 1851 г. не встретил в департаменте никакого противодействия. В отличие от Временного правительства и Кавеньяка. Луи-Наполеон понимал необходимость расположить к себе бордоскую буржуазию и вытравить её орлеанистские симпатии. В Бордо был направлен лучший бонапартистский префект, известный Осман, впоследствии прославившийся перестройкой Парижа, Осман развил энергичную деятельность по привлечению буржуазной олигархии Жиронды на сторону бонапартизма. С этой же целью правительство Луи-Наполеона, по совету Османа, пошло навстречу заветным желаниям бордоской буржуазии: оно снизило пошлины на тростниковый сахар, уменьшило налог на напитки и городские, пошлины с вин, приступило к сооружению магистральных железнодорожных линий и водных путей, связывающих Бордо с внутренними областями страны, обещало пересмотреть протекционистские тарифы в либерально-фритредерском духе. Эти мероприятия и обещания, подкреплённые помпезным визитом Луи-Наполеона в Бордо в октябре 1852 г., окончательно расположили "жирондистскую тимократию" в пользу бонапартистской диктатуры, изъявившей готовность обеспечить материальное процветание крупных торговцев, виноделов, судовладельцев Жиронды и увеличить их прибыли и барыши.

Такова картина, рисуемая автором с помощью многих, подчас весьма красноречивых документов. Картина эта во многом верна. Документы и факты, собранные А. Шарлем, лишний раз подтверждают бессмертные страницы "Классовой борьбы во Франции" и "18 брюмера Луи Бонапарта", посвященные характеристике французской крупной буржуазии в период революции 1848 года. Однако историческая действительность в делом в этой картине всё же изображена весьма однобоко и потому искажена. Причиной этого искажения является прежде всего игнорирование автором того решающего влияния, какое оказывали процессы, происходившие в толще народных масс, на события предреволюционного периода и на весь ход революции и контрреволюции. Пренебрегая материалами о народных низах, их настроениях, их отношении к описываемым событиям, А. Шарль создал картину, в которой массы отодвинуты на задворки истории, играют второстепенную роль, а самые события приобретают зачастую произвольный и случайный характер.

Показательна, с этой точки зрения, первая же глава, содержащая демографическое описание департамента Жиронды и анализ его экономического положения перед революцией. Здесь автор собрал довольно обширный материал, проливающий свет на многие причины того глубокого кризиса, который пережила июльская монархия к концу своего существования. Но анализ этого материала произведён крайне поверхностно. Построенный на средних цифрах, лишённый классового содержания, этот анализ обходит острые вопросы и, как правило, приукрашивает действительную картину дел в департаменте. Возьмём, например, положение сельского хозяйства и связанный с ним вопрос о положении мелкого крестьянства и деревенской бедноты. Приведённые А. Шарлем данные рисуют картину весьма неутешительную, свидетельствующую о глубоком недовольстве июльской монархией в деревне и о полнейшем равнодушии правительства к нуждам сельского хозяйства и крестьянства. Лесная зона департамента, так называемые Ланды, пребывала в заброшенном

состоянии: все проекты оздоровления, дренажа почвы, повышения культуры лесозаводства остались без движения (стр. 15 - 16). Зерновая зона также не показывала никакого прогресса. Урожайность хлебов оставалась на весьма низком уровне; а: крестьянском хозяйстве, как правило, употреблялась древняя соха. Главная причина технического застоя состояла в том, что мелкие крестьянские хозяйства, преобладавшие в этой зоне, были лишены средств и сохраняли устаревшие орудия и рутинные методы обработки почвы (стр. 17).. В результате департамент Жиронды ввозил хлеб из других районов страны и из-за границы. Неурожаи 1845 и 1846 гг. создали в Жиронде острую нехватку продовольствия и голод среди населения. Обстановка ещё более обострилась после прекращения ввоза хлеба из Бретани и наступивших зимних затруднений с ввозом хлеба из России и США. В этой обстановке английские закупки маиса и вывоз его из Жиронды в Ирландию вызывали среди населения возмущение.

Вопреки успокоительным выводам А. Шарля о том, что в департаменте в целом царило спокойствие, собранные им материалы дают возможность сделать обратный вывод. Так, например, в кантоне Сент-Фуа в январе 1847 г. люди в масках арестовали местных богачей, крупных собственников и потребовали у них под угрозой смерти вывоза хлеба на рынок (стр. 18). В Блей произошла демонстрация населения против спекулянтов, скупщиков хлеба. В Бордо в июле 1847 г. на стенах города расклеивались листки со следующей угрозой: "Если в течение пяти ближайших дней цена на хлеб не понизится до 20 с половиной сантимов за килограмм, то народ поднимется и город будет подожжён с четырёх концов" (стр. 19). А. Шарль не видит, как из этих отрывочных данных складывается картина нарастающего гнева голодающих народных масс.

Существенным моментом для положения в Жиронде являлось состояние виноградарства. Площадь под виноградниками в этом важнейшем районе французского виноделия за 25 лет перед 1848 г. не только не увеличилась, но, по данным бордоской торговой палаты, уменьшилась (стр. 20), Культура виноградарства оставалась низкой, продукция не росла, издержки производства не уменьшались. В то же время цены на бордоские вина к концу июльской монархии значительно упали. Крупные земельные собственники, преобладавшие в зоне виноградарства, во всём винили правительство: его протекционистскую внешнеторговую политику, сохранение налога на напитки, существование городских пошлин на сельскохозяйственные продукты, привозимые на городские рынки. Положение мелких и парцелльных крестьян-виноделов делалось весьма тяжёлым. Молодёжь покидала деревни, отправлялась в города, приобретала новые профессии. Особенно бедственным было положение сельскохозяйственных рабочих, батраков и подёнщиков. В отчётах мэров отмечались безработица, ничтожная заработная плата и полуголодное существование сельскохозяйственного пролетариата (стр. 22).

Таким образом, положение сельского хозяйства Жиронды звучит прямым обвинительным актом против июльской монархии. Неизбежно распространявшееся на этой почве недовольство и мелкого крестьянства, и буржуазной верхушки деревни, и крупных землевладельцев помещичьего типа сыграло немалую роль в развитии острого кризиса, подготовившего крушение "царства банкиров". Только близорукость буржуазного историка, скользящего по поверхности явлений, могла привести ею к выводу о том, что "накануне февральской революции ничто в политической жизни и в состоянии общественного мнения в Жиронде не могло предвещать серьёзного потрясения или же близкой смуты" (стр. 64).

Тем же пороком - пренебрежением к вопросу о положении масс, к их требованиям и борьбе - отмечены главы, посвященные развитию буржуазной реакции в департаменте Жиронды в 1849 - 1850 годах. Торжество этой реакции рисуется автором в виде процесса, развёртывавшегося почти что автоматически, почти что без борьбы, без ожесточённого сопротивления демократических сил и элементов. Лишь мимоходом, из брошенных отдельно замечаний, узнаём мы о происходивших в Бордо в марте 1849 г. стачках среди рабочих - кожевников, пильщиков, судостроительных плотников (стр. 210); о бунте целого батальона национальной гвардии в крепости Блей, подавленного регулярными войсками в мае 1849 г. (стр. 225); о демонстрации бордоских демократов вечером 14 июня, откликнувшихся на события 13 июня в столице (стр. 248); о победах демократических кандидатов не только на дополнительных выборах в Законодательное собрание, но и на выборах заседателей в коммерческие суды Блей и Либурна в начале 1851 г., что свидетельствовало о серьёзном брожении, охватившем известные круги городской мелкой буржуазии (стр. 258); о "беспорядках" и народных волнениях в Либурне в августе 1850 г. (стр. 261); о демократическом "разложении" национальной гвардии департамента (стр. 260 - 261); о массовых стычках и побоищах в пригородах Бордо в сентябре 1851 г. между рабочими подмастерьями, враждебными бонапартизму, и сторонниками последнего (стр. 267) и т. д.

Автор мельком упоминает об этих фактах; при изложении их он делается скуп на извлечения из документов и не вдаётся в их анализ. В результате своей манеры приукрашивать действительность и сглаживать её противоречия он отрезает себе возможность правильно понять и объяснить все эти явления, которые были в своей совокупности симптомами глубокого процесса полевения и даже революционизирования, охватившего в 1849 - 1851 гг. мелкое и среднее крестьянство и городскую мелкую буржуазию как в Жиронде, так и в ряде" других районов Франции.

Рисуя оживление в делах и экономический подъём, наступивший в 1849 г. и особенно в 1850 г., А. Шарль подчёркивает, что этот подъём был всеобщим и охватил как промышленность и торговлю, так и сельское хозяйство (стр. 231, 236). Отсюда он делает вы-

вод о наступившем повсеместно улучшении материального положения трудящихся масс города и деревни. В действительности, однако, дело выглядело куда сложнее. Подъём сельского хозяйства был крайне медленным и неравномерным. Цены на зерно и на хлеб в Жиронде продолжали падать и в 1849 и в 1850 гг.; в июне 1850 г. они достигли самой низкой цифры в 14 фр. 33 сант. за гектолитр (в июле 1848 г. - 16 фр. 30 сант. за гектолитр). Это означало продолжающееся разорение мелкого крестьянства, преобладавшего в зерновой зоне. Положение этого крестьянства решительно отличалось от положения крупных землевладельцев виноградной золы, доходы которых росли вследствие наступившего с 1849 г. повышения цен на вино и усиленного его вывоза в Южную, Центральную Америку и Калифорнию. Обнищание и разорение крестьян непосредственно отражались на положении городов и городков зерновой зоны и их мелкобуржуазного населения, тесно связанного с окрестным крестьянством.

А. Шарль не усмотрел этой связи между экономической депрессией крестьянского хозяйства и ростом демократических и революционных настроений в массах после победы реакции в 1848 - 1849 годах. Он систематически отказывает в значении фактам, свидетельствующим об этом процессе полевения масс, и старается ослабить впечатление с помощью отрывочных данных, характеризующих слабость, неорганизованность, бездействие и подавленные настроения у демократов Жиронды. Но слабость демократических сил в Жиронде, возглавлявшихся нерешительными буржуазными и мелкобуржуазными элементами, которых гипнотизировало могущество бордоской финансовой олигархии и которые были далеки от плебейских низов демократам, говорила лишь о несостоятельности мелкобуржуазной "социальной демократия" 1849 - 1850 гг., претендовавший на руководство движением и оказавшейся неспособной использовать все благоприятные возможности и силы, заложенные в этой обстановке.

Из других вопросов, поднятых книгой А. Шарля, представляет большой интерес вопрос об отношении бордоской крупной буржуазии с её традиционно-орлеанистскими настроениями к бонапартизму и бонапартистскому перевороту. В трактовке этого вопроса особенно ярко сказалась беспомощность автора перед явлениями, требующими правильной методологии и чёткой научной и политической позиции.

А. Шарль тщательно регистрирует те колебания и страхи, которые охватывали крупную буржуазию Жиронды на её пути к бонапартизму. Он не отрицает закономерности этого- пути и самого бонапартистского переворота. "Изучение периода, начиная с мая 1849 до декабря 1851 г. в Жиронде, - подчёркивает А. Шарль, - может, таким образом, помочь показу того, как Луи-Наполеон мог постепенно навязать своё влияние и свой авторитет общественному мнению и как государственный переворот был в ряде департаментов неким неизбежным и почти естественным завершением дела. Действительно, с психологической точки зрения, Жиронда представляет лучший образчик царившего тогда настроения буржуазии; бордоская буржуазия была в некотором роде квинтэссенцией буржуазии (une sorte de bourgeoisie quintessenciee)" (стр. 247). А. Шарль считает, что причиной успеха Луи-Наполеона были контрреволюционные страхи буржуазии перед социализмом и новыми социальными учениями, реакционные предрассудки, узость взглядов, раздоры в её среде, междоусобие орлеанистов и легитимистов. Большое значение также - и совершенно правильно - А. Шарль придаёт экономическому подъёму, наступившему в 1849 - 1851 гг. и ассоциировавшемуся в представлении буржуа с президентской властью Луи-Наполеона, с подавлением демократии и торжеством реакции.

Самый же переход буржуазии в бонапартистский лагерь А. Шарль хочет представить в виде некоего бессознательного процесса, происходившего помимо субъективных намерений буржуазии, без прямого её отречения от прежних политических убеждений. Бонапартистские настроения буржуазии, рисует А. Шарль, были плодом её растерянности, замешательства и утраты политического разума: "Любопытно изучать, как реагирует господствующий в Жиронде класс по мере того, как публиковались меры, принимавшиеся правительством Луи-Наполеона: это сплошь колебания, сомнения, противоречия. И в том, что касается внешней политики, и в том, что касается внутренней организации страны, можно отметить одну и ту же убогость политического рассудка. Кажется, что эта буржуазия, такая уверенная в себе в царствование доброго короля Луи-Филиппа, изумлённая революцией 1848 г. и страхом перед социализмом, потеряла чувство равновесия и способность суждения... Можно резюмировать состояние общественного мнения в Жиронде так: все думают о государственном перевороте, и почти никто не желает его" (стр. 270).

Всё это построение А. Шарля представляет, в сущности, попытку отвести от французской буржуазии обвинение в отречении от парламентаризма и демократии и в преднамеренной отдаче управления страной в руки реакционной военщины и политически растленного сброда.

Но и здесь построение А. Шарля побивают его же собственные материалы, убедительно подтверждающие слова Ленина о том, что бонапартизм вырастал из контрреволюционности буржуазии в обстановке демократических преобразований и демократической революции³ . Одна из многих ошибок буржуазных историков, в том числе и А. Шарля, и состоит в противопоставлении орлеанистских симпатий французской буржуазии идеям и симпатиям бонапартистским. Между тем нетрудно видеть, что между теми и другими не только не было непримиримой противоположности, но, наоборот, и в классовой основе и в идейном багаже у них было много общего, множество пунктов соприкосновения. Ис-

³ См. Ленин. Т. XXI, стр. 84.

торический опыт убедительно показал, что от орлеанистского лозунга "Обогащайтесь - и вы станете избирателями" было лишь несколько шагов до "наполеоновской идеи": "Я избавлю вас от избирательных хлопот и бремени власти, обогащайтесь!" В этом отношении история буржуазии Жиронды в период, резолюции 1848 г. и Второй республика может быть действительно весьма поучительной.

Вот несколько любопытных примеров. Несмотря на всё свой пресловутое фритредерство, буржуазия Бордо охотно поддержала на дополнительных выборах в Учредительное собрание, 4 июня 1848 г., кандидатуру Тьера, заведомого и ярого протекциониста. "Тьер - тот человек, который нам нужен", - писала бордоская газета "Мемориал". "Своим политическим прошлым, ораторским талантом, энергией своего характера он страшит сегодняшних республиканцев". Что же касается его протекционистских взглядов, писала газета, то "будущее слишком беспокойно и скрыто за многими занавесами, чтобы заниматься им сверх меры; надо заняться прежде всего настоящим" (стр. 149).

Красноречив также установленный А. Шарлем факт сотрудничества и связей между орлеанистами и Луи-Наполеоном ещё осенью 1848 года. Граф Моле, один из виднейших орлеанистских лидеров, был выставлен на дополнительных выборах в сентябре 1848 г. в Бордо кандидатом в Учредительное собрание и был тогда же избран. Как выясняется, Моле выставил свою кандидатуру в Бордо с согласия и по указке Луи-Наполеона Бонапарта, с которым Моле уже тогда был связан и но которого делал ставку. В самом Бордо кандидатура Моле была выдвинута местными бонапартистскими агентами, и Моле выступал, в сущности, в той же роли. В период президентских выборов Моле развил бурную деятельность среди бордоских политиков, чтобы склонить их к поддержке кандидатуры Луи-Наполеона. В своих письмах в Бордо он доказывал, что "было бы опасно и бесполезно не голосовать за Луи-Наполеона, так как это - единственное средство избежать Кавеньяка на посту президента".

В связи с этим соображением, сыгравшим, по мнению А. Шарля, чуть ли не главную роль в определении позиции бордоской буржуазии на президентских выборах, следует привести весьма выразительные высказывания её политиков относительно главы бонапартистской шайки и его претензий на власть. Весьма интересны в этом отношении запись в памятных книжках А. Голье. Будущий мер Бордо держался перед июньскими днями весьма скептического мнения о Луи-Наполеоне. "Подкупать распутных рабочих и лентяев, что бы сделать их своими сторонниками, но есть честный способ достигнуть трона", - писал он. После июньских дней Готье рассыпался в похвалах по адресу Кавеньяка. "Сабля генерала Кавеньяка есть предохранитель цивилизации" - стоит в его памятной книжке за 18 июля 1848 года.

Но уже в период президентских выборов, через четыре месяца, тот же Готье записывал: "В городе почти все будут голосовать за принца, с тем, чтобы затем, если представится случай, рассчитаться с ним, ибо голосовать будут не за него, но специально против Кавеньяка и его республики". Однако уже через две недели после избрания Луи-Наполеона, 24 декабря 1848 г., Готье записал: "Я убеждён, что если Луи-Наполеон не растеряется, то при нынешних тенденциях Франции ему суждено стать наследственным и конституционным главой новой империи". Готье объявлял теперь Луи-Наполеона "главой огромной партии порядка, семья и собственности" (стр. 185).

Чтобы не перегружать нашу рецензию примерами, приведём ещё лишь записи Готье, относящиеся к самому концу рассматриваемой истории. Через четыре дня после бонапартистского переворота, 6 декабря 1851 г., он записал: "Весьма верно, что он, Луи-Наполеон, избавил нас от варваров и что он спас французское общество или, скорее, спас европейское общество". Через год после провозглашения Второй империи, в декабре 1852 г., Готье записал следующую утешительную мысль: "Больше мы не будем иметь общественных забот и можем возобновить свои мечтания о будущем, о семье, об устройстве своего благосостояния и своей жизни" (стр. 374).

Выразительным комментарием к этой эволюции взглядов буржуазного политика, отражавшего довольно точно настроения бордоской буржуазии, служат записи из дневника Ж. Баура, непосредственно олицетворявшего правящую олигархию Жиронды. Он оценивал итоги 1848 г. следующим образом: "Мы заканчиваем год при общем улучшении всех дел, вызванном надеждами, которые возбуждает избрание Луи-Наполеона... Мы подводим баланс, и он показывает небольшую прибыль". Итоги 1850 г. гласили: "Дела идут хорошо: мы имеем основания для довольно хорошего баланса". Итоги 1851 г. сопровождались такой оценкой: "1851 год заканчивается весьма счастливо; мы имеем прекрасный баланс". Наконец, итоги следующего года, первого года бонапартистской диктатуры, сопровождались ликованием: "Год заканчивается при самых благоприятных обстоятельствах; мы имеем самый лучший баланс, какого мы когда-либо добивались" (стр. 235, 374).

В этих кратких записях раскрыта, в сущности, почти вся тайна успеха бонапартизма у бордоской контрреволюционной буржуазии в годы второй республики.

Таким образом, книга А. Шарля, вопреки некоторым фальшивым построениям её автора, содержит богатый материал, ещё и ещё раз свидетельствующий о незыблемости гениального марксова анализа классовой борьбы во Франции в 1848 - 1851 гг., выдержавшего с честью испытание столетней давности.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Н. ЗАСТЕНКЕР:

Комментарии: