Libmonster ID: RU-9326
Автор(ы) публикации: Л. ШИРОКОРАД

Еще А. С. Пушкин писал, что именно уважение к прошлому отличает цивилизацию от варварства. Примерно о том же пишет и В. Барнетт в самом начале своей книги, в которой осуществлена попытка "воскресить некоторые мысли и опыт русских экономистов XIX-XX веков, долгое время находившихся в забвении. Это ... способствует прежде всего тому, чтобы возбудить и сделать более распространенным на Западе интерес к истории русских экономических идей ... воссоздать ощущение контекста, в рамках которого они появились" (p. viii). Барнетт является одним из наиболее известных и плодотворно работающих современных европейских специалистов по истории российской экономической мысли. Он автор многочисленных научных работ в этой области, в частности монографии "Кондратьев и экономическая динамика"1.

"Книга организована таким образом, чтобы при концентрированном освещении множества различных тем дать представление о наиболее важных элементах работы столь многих русских экономистов, сколь это было возможно" (p. viii)2. Несмотря на то что исследование не лишено некоторой фрагментарности, все же оно дает целостное и содержательное представление о развитии российской экономической мысли на протяжении двух последних столетий.

Барнетт подвергает сомнению распространенный предрассудок об отсталости российской экономической мысли: "Как можно узнать, не исследуя этот вопрос детально, была ли в действительности "плохой" российская экономическая наука?" (p. ix). Не говоря уже о том, что пока действительно нет четкого решения проблемы критериев "продвинутости" или отсталости экономического знания, необходимо иметь в виду, что на европейские языки переведена лишь очень незначительная часть работ даже крупных российских экономистов. История российской экономической мысли плохо изучена не только на Западе, но и в самой России. До революции это направление только начало формироваться как самостоятельная область знания. В советский период был накоплен большой материал (который широко используется Барнеттом), но в целом исследования в этой области были в высшей степени идеологизированы, что резко сужало их тематические рамки (предметом изучения были в основном деятели или направления, имевшие революционную окраску, например декабристы, революционные демократы и др.) и приводило к серьезному искажению реального исторического процесса. Достаточно сказать, что подлинно научное изучение творчества многих экономистов, репрессированных или


Vincent Barnett. A History of Russian Economic Thought. L., NY.: Routledge, 2005. XIV. - 172 P. Книга В. Барнетта издана в серии "Routledge history of economic thought", редактируемой М. Блаугом. В этой серии уже изданы или предполагается издать в ближайшее время монографии по истории экономической мысли Японии, Австралии, Канады, Швеции, Португалии, Латинской Америки, Норвегии, Испании. Рецензия на работу Барнетта подготовлена при поддержке гранта РГНФ 06 - 01 - 00289а.

1 Barnett V. Kondratiev and the Dynamics of Economic Development. L.: Macmillan, 1998.

2 Это очень своеобразное решение вопроса о структуре книги, но, как нам представляется, оно вполне оправдано целью и ограниченным объемом работы.

стр. 142


эмигрировавших в первые годы Советской власти, началось лишь 15 -20 лет назад. Поэтому сколько-нибудь полная объективная оценка вклада российских ученых в развитие мировой экономической мысли - дело будущего.

Автор подвергает справедливой критике представление о том, что в рамках истории должны изучаться лишь факты и события, но не идеи (p. ix). Невнимание к интеллектуальной истории неизбежно приводит к серьезным ошибкам в оценке реальных исторических событий. Так, "в ходе триумфальных торжеств" по поводу конца "эры биполярной власти в системе международных отношений, конца холодной войны ... легко забывается, что советская экономическая система не была создана на пустом месте, но оформилась в особой и совершенно уникальной стране - или совокупности стран, - которые имели длительную историю и интеллектуальные традиции, сложившиеся за много столетий до 1917 г. ... реальные элементы советской экономики иногда были скорее результатом этих национальных и культурных особенностей, нежели абстрактных социалистических принципов, осуществления которых требовали революционеры" (р. 1). Нам представляется, что без учета этого обстоятельства невозможно выявить смысл происходящих в современной России перемен во всех сферах общественной жизни, реальных возможностей и ограничений в продвижении страны по пути создания гражданского общества с развитой рыночной экономикой. Рассматриваемая в этом контексте, книга Барнетта приобретает особое значение, поскольку в ней содержится попытка "объяснить некоторые элементы этих национальных особенностей через документальное исследование истории экономической мысли в России" (р. 1).

Говоря о методологических принципах, из которых он исходил, Барнетт прежде всего упоминает о политической нейтральности своего исследования. Подход к анализу с позиций осторожного релятивизма он считает наиболее приемлемым, ибо все другие, более жесткие, несовместимые друг с другом методологические схемы резко ограничивают познавательные возможности3.

Изучение истории русской экономической мысли осуществляется Барнеттом в широком контексте: "Подход, принятый в этой книге, соединяет историю идей, историю экономической мысли, анализ экономической/финансовой истории, а также роли отдельных личностей ("великих мыслителей")" (р. 2). Учитывается и то обстоятельство, что в рассматриваемый автором период экономическая мысль России была синкретичной, "включала в себя элементы других дисциплин, таких, как философия, право, статистика и социология" (р. 3). Особенно плодотворной оказалась связь между экономической теорией и статистикой, прежде всего благодаря работам Е. Е. Слуцкого (р. 11). Можно было бы уточнить, что достижение этих высот было связано с именем не только Слуцкого, но и некоторых других российских экономистов. Например, как отмечал в 1929 г. выдающийся русский экономист Б. Д. Бруцкус, работы Конъюнктурного института, возглавлявшегося в 1920-е годы Н. Д. Кондратьевым, "представляют совершенно исключительную ценность не только на русский, но и на иностранный масштаб, и, конечно, наша дореволюционная статистика не может дать ничего такого, что с этими работами могло бы пойти в сравнение"4.


3 Например, использование понятия "прогресс" применительно к "economics", в том числе и к русской экономической мысли, он считает возможным лишь в том случае, "если под этим словом подразумевается только изменение, развитие, большая изощренность и обнаружение ошибок" (р. 3).

4 Бруцкус Б. Д. Народное хозяйство Советской России, его природа и его судьбы // Современные записки. Париж, 1929. Кн. XXXVIII. С. 404.

стр. 143


Барнетт не считает, что "русская традиция" в истории экономической мысли однородна. Он полагает, что в любой стране, включая Россию, таких "традиций" было достаточно много. По существу, речь здесь идет о национальной специфике различных теоретических школ и направлений. Действительно, как правило, каждое из них носит интернациональный характер, хотя в определенной стране то или иное направление может возникнуть раньше или развиваться более интенсивно. Это означает, что при исследовании эволюции экономической мысли в той или иной стране очень важны межстрановые сопоставления. Именно такой подход реализуется Барнеттом при анализе русской экономической мысли: "В этой книге было предпринято усилие "вытащить Россию из холода"; то есть реинтегрировать историю русских идей в европейский и - шире - в международный контекст экономической мысли, с тем чтобы лучше оценить истинный вклад России и убедительно подтвердить ее важное место в мировой культуре" (р. 4).

Барнетт отмечает, что "немногие хорошо известные русские экономисты", такие, как Туган-Барановский, Дмитриев, Кондратьев, Слуцкий, "были лишь верхушкой айсберга ... с точки зрения того вклада, который внесли русские ученые в решение широко обсуждавшихся экономических проблем" (р. 6)5.

Экономическая теория в СССР в 1929 - 1985 гг. характеризуется автором как "чрезвычайно политизированная доктрина, спонсируемая правительством и удивительно фанатичная в понимании своей собственной значимости" (р. 5). Ответственность за упадок русской экономической мысли начиная с 1940 г. он возлагает не на экономистов, а на сложившуюся в стране политическую и идеологическую обстановку6.

Хотя в XIX в. марксизм не был доминирующим течением в российской экономической науке, все же он был особенно влиятельным. В советский период марксистская теория использовалась "как доктринальное оправдание советской разновидности плановой экономики" (р. 5). При этом после 1929 г. марксизм "уже не имел слишком большого сходства с тем марксизмом, который существовал в России до 1917 г. Дореволюционная марксистская экономическая наука была достаточно восприимчива, она внимательно относилась к историческому контексту и вкладу различных немарксистских мыслителей; после 1929 г. была создана ... искаженная ... доктрина, способ выражения которой иногда был столь же зловещим, сколь и ее содержание" (р. 6). Нам представляется, что в данном случае Барнетт несколько сгущает краски, хотя доля истины в указанном противопоставлении, несомненно, есть. Кроме того, нельзя забывать и о том, что советский марксизм и после 1929 г. не был чем-то неизменным и застывшим, но находился в постоянном развитии. Советские марксисты 1960-х, а тем более 1980-х годов отказались от многих догм, казавшихся незыблемыми и священными в 1930-е годы.

Автор отмечает, что, поскольку Россия и СССР были многонациональными государствами, границы которых многократно менялись, в формирование российской экономической науки вносили вклад многие этнические


5 Для русской экономической науки XIX в. типичным было "появление различных важных и весьма живучих тематических течений, таких как анализ деловых циклов, роли иностранного капитала и создания чисто российских экономических учреждений, многие из которых были связаны с проблемами отношений России и Запада и с особым типом капитализма, который развивался в России..." (р. 5).

6 "Этот водоворот не был созданием лишь советской системы; он также обусловлен ответом Запада на вызов, который был ему брошен появлением новой экономической системы, ответом, который, по крайней мере частично, объяснялся страхом и недостатком понимания", - добавляет Барнетт (р. 5).

стр. 144


группы. Особенно ценным, конечно, было бы исследование прямого влияния этнического фактора. Однако этот вопрос почти не изучен, что и объясняет осторожность, проявляемую автором в его постановке. Тем не менее он отмечает, что присоединение к России балтийских государств обеспечило для российской экономической науки "географический мост в Германию" (р. 7, 33). Это действительно так, особенно если учесть роль Дерптского университета в подготовке профессоров по экономическим наукам для российских учебных заведений в XIX в.7

Характеризуя влияние меркантилизма, физиократии и классиков на развитие русской экономической мысли в 1800 - 1870 гг., Барнетт упускает еще одно важное направление - камералистику, которая проникала в научные круги в основном через немецкую профессуру, работавшую в России, а также через российских студентов, получавших образование в Германии. Серьезное воздействие камералистика оказала и на экономическое мировоззрение бюрократической элиты Российской империи. Особенно яркое выражение это получило в деятельности Е. Ф. Канкрина на посту министра финансов8.

Барнетт различает и даже делает предметом отдельного рассмотрения воздействие на формирование российской экономической науки, с одной стороны, западных, а с другой - исконно русских традиций. В отличие от У. Ф. Хекшера и других экономистов он не склонен рассматривать политику Петра I как последовательно меркантилистскую. Конечно, определенные элементы меркантилизма в ней были. Например, Петр I запрещал вывоз денег из страны. Но все же он не отождествлял национальное богатство только с деньгами. Вообще, по мнению Барнетта, необходимо проводить различие между использованием зарубежных экономических идей государством и их усвоением отечественными экономистами.

Физиократия (с ее преклонением перед сельскохозяйственным трудом) также получила весьма ограниченное распространение в России XVIII в. Барнетт связывает это обстоятельство с негативной реакцией властей на мощные крестьянские восстания. Крупнейшим представителем русской физиократии он считает князя Д. А. Голицына - автора книги "L'Esprit des Economistes..."

Барнетт отмечает влияние идей английских, французских и немецких ученых на становление экономической науки в России в XIX в., уделяя особое внимание английской классической политэкономии. Однако он далек от того, чтобы преувеличивать это влияние. Представление о мотиве личной выгоды как двигателе экономического прогресса противоречит, по его мнению, коллективистскому принципу, лежащему в основе российской традиции, и "потому экономическая теория, построенная на такой основе, иногда воспринималась с некоторым подозрением" (р. 21).

К представителям исконно русской традиции, получившей развитие в России в 1800 - 1870 гг., Барнетт относит, в частности, Г. Ф. Шторха, Н. Г. Чернышевского, Н. С. Мордвинова, Н. И. Тургенева, В. А. Милютина,


7 Барнетт затрагивает и вопрос о национальном своеобразии украинской экономической мысли, который весьма остро ставится некоторыми современными украинскими экономистами, например профессором Львовского университета Ст. Злупко. Четкого его решения в рассматриваемой книге нет. Думается, это не случайно, ибо сколько-нибудь весомых оснований для идентификации национального своеобразия украинской экономической мысли в XIX-XX вв. пока никто не представил. С Украиной тесно связаны судьбы М. И. Туган-Барановского, Н. Х. Бунге, А. С. Посникова, П. П. Цитовича, В. Н. Твердохлебова и многих других выдающихся экономистов. Но вряд ли кто-либо сможет найти в их работах специфически украинское содержание, так же, как в работах А. Смита - нечто специфически шотландское.

8 Подробнее об этом см.: Мондэй К. Д. Экономическое мировоззрение бюрократической элиты Российской империи Николаевской эпохи (на примере Е. Ф. Канкрина): Автореф. дис. ... канд. экон. наук. СПб., 2004.

стр. 145


В. П. Безобразова, В. В. Берви-Флеровского и И. В. Вернадского. Многие из них не вписываются в принятую на Западе классификацию направлений экономической мысли. Никого из них нельзя поставить рядом со Смитом или Рикардо, но многое из того, что они сделали, было связано с тем, как они адаптировали западную теорию к российской действительности (р. 26).

Особый раздел в книге посвящен западным экономистам XIX в., познакомившим европейское общество с российской экономикой. При этом выделяются Л. В. Тенгоборский и барон А. фон Гакстгаузен (р. 26 - 28). К этим двум известным экономистам следовало бы добавить француза Ф. Лепле. Все трое внесли существенный вклад в изучение российской экономики.

Обобщая все сказанное о периоде 1800 - 1870 гг., Барнетт отмечает, что если говорить о действительной оригинальности русской экономической мысли, то она проявилась скорее в обосновании своеобразия российской экономики, чем в области чистой теории или в создании новых аналитических концепций. Ситуация меняется после 1870 г. Мы полагаем, что проблему периодизации истории русской экономической мысли можно решить в соответствии с методологическими принципами самого Барнетта. Курс на либерализацию всей общественной жизни, взятый Александром II, очень существенно изменил всю духовно-нравственную обстановку в стране. Начатые в этот период реформы затронули помимо прочего сферу образования и науки. Одним из проявлений этого стало утверждение в 1863 г. нового университетского устава, открывшего несравненно более широкие возможности для свободного научного творчества, чем это было в эпоху николаевского "цензурного террора". Достаточно сказать, что многие научные работы, которые по цензурным соображениям не могли быть напечатаны после 1848 г., были опубликованы в 1860-х годах. В целом именно в связи с реформами Александра II, то есть немного ранее 1870-х годов, происходит серьезный качественный сдвиг в развитии экономических наук в России: "раскрепощение" придало новый импульс их развитию, что в конечном счете выразилось в росте их теоретического потенциала.

Барнетт отмечает "сильное влияние идей исторической школы, которые использовались в адаптированной форме" в 1870 - 1890 годах. Он пишет также о дальнейшем критическом распространении классической экономической науки, о зарождении русского марксизма и развитии народнических идей. "Некоторые из этих элементов комбинировались в различных ...формах, либо выражая социальный и политический контекст России, либо будучи переплетением чисто российских интеллектуальных традиций. Экономисты-теоретики также оказывали влияние на некоторые аспекты правительственной политики (примером могут послужить усилия министров финансов, таких, как Бунге). Фактически за два десятилетия до 1900 г. была во многом заложена основа для впечатляющего расцвета русской экономической науки, который наблюдался уже после указанной даты..." (р. 45).

Периоду 1890 - 1913 гг. Барнетт посвящает две главы: в первой из них речь идет о политэкономии, во второй - о других экономических науках (математическая экономика, теория статистики, государственные финансы, теория рынков). Названия этих глав ("Социализм и развитие в эпоху позднего царизма, 1890 - 1913" и "Экономическая теория в эпоху позднего царизма, 1890 - 1913"), на наш взгляд, не вполне точно отражают их содержание. Например, "легальные марксисты" М. И. Туган-Барановский, П. Б. Струве и С. Н. Булгаков в своих работах затрагивали не только проблемы социализма (и это следует в том числе из интересного анализа, проведенного Барнеттом в первой из указанных глав). Они освещали также широкий круг вопросов экономической теории и методологии.

стр. 146


Автор справедливо рассматривает Туган-Барановского "как ведущего экономиста дореволюционной России" (р. 48), хорошо известного на Западе (р. 67). Впервые об этом заявил еще Н. Д. Кондратьев в 1923 г. С такой оценкой сейчас, по-видимому, согласятся многие ученые, знакомые с историей русской экономической мысли. Спорным является утверждение Барнетта о принадлежности Туган-Барановского к исторической школе политической экономии (р. 54). Скорее, его следовало бы отнести к той редкой категории выдающихся деятелей культуры, которые, подобно Пикассо или Стравинскому, испытав влияние различных стилей и направлений, все же не ограничили себя ни одним из них, сумели переплавить их, создав некий новый синтез, который иногда воспринимается как эклектика.

Подытоживая характеристику процесса развития русской экономической мысли в 1890 - 1913 гг., Барнетт отмечает, что в этот период "экономический дискурс в России ... был чрезвычайно богатым и разнообразным. Мыслители, принадлежавшие к самым разным направлениям - историческому, социалистическому, либеральному и консервативному - прокладывали новые пути... различия между этими направлениями в то время казались менее жесткими и четкими, чем, возможно, они представляются в ретроспективе... Отчасти это объясняется тем, что в России, в отличие от Запада, неоклассический подход так и не получил распространения в академическом мире, а также, вероятно, тем, что некоторые русские экономисты были подвержены самым разным влияниям, имевшим очевидно идеологическое происхождение" (р. 79).

В главе, посвященной периоду Первой мировой войны, Барнетт пишет о российских военных финансах, об экономической науке в целом и об "экономической теории империализма". В последнем из разделов характеризуется работа В. И. Ленина "Империализм, как высшая стадия капитализма" (1916). В частности, делается вывод о том, что "в ленинском понимании империализма в действительности не было ничего нового, оно просто объединило различные элементы теорий Г. Гильфердинга, Дж. Гобсона, Г. Шульце-Геверница и многих других..." (р. 91). Этот вывод вызывает определенные сомнения. Дело в том, что каждый мыслитель опирается на достижения предшественников, и если разложить его теорию на отдельные элементы, то, как правило, не составит большого труда показать, откуда они позаимствованы. Любую теоретическую систему, однако, нельзя сводить к совокупности ее составляющих, ибо, как известно, целое больше суммы частей. В результате подобного расчленения мы неизбежно выхолостим теорию. Поэтому ссылка на то, что в указанной работе Ленин опирался на определенные авторитеты, не может быть использована для доказательства ее вторичности9.


9 В данной связи можно было бы провести следующую параллель. Как отмечал видный петербургский экономист, профессор В. М. Штейн, "еще Маркс указал на то, что учение Смита о разделении труда не представляло собой какого-нибудь необыкновенного новшества в политической экономии. Смит "не установил ни одного нового положения относительно разделения труда. Но для него в качестве обобщающего экономиста мануфактурного периода характерно это ударение, с которым он говорит о разделении труда" (Маркс К. Капитал. Кн. I. СПб., 1906. С. 239). Не говоря уже о том, что еще Платон, Ксенофонт и даже египтяне, по свидетельству Геродота и Диодора Сицилийского, констатировали, что применение разделения труда увеличивает количество и улучшает качество производимого продукта (Denis H. Histoire des systemes economiques et socialistes. T. I. Paris, 1904. S. 262), а непосредственный предшественник Смита Ад. Фергюсон в своей книге "История гражданского общества", вышедшей несколько раньше "Богатства народов", посвятил проблеме разделения труда специальную главу, в которой писал: "Усовершенствование в мануфактурах состоит в возможности обходиться без работы мысли, так что мастерская, работающая без всякой помощи человеческой головы, может быть свободно рассматриваема как большая машина, частицами которой являются люди... В такую эпоху, когда разделение проводится во всем, искусство мыслить может тоже выделиться в особое ремесло" (Цитировано у Маркса: "Нищета философии". СПб., 1906. С. 131)". (Штейн В. М.Развитие экономической мысли. Т. I: Физиократы и классики. СПб.: Сеятель, 1924. С. 115 - 116.)

стр. 147


Глава под названием "Русская экономическая наука в условиях большевизма, 1917 - 1929", на наш взгляд, является одной из наиболее интересных. Хотя автор оговаривается, что в ней лишь поверхностно охарактеризован вклад, сделанный "некоторыми советскими экономистами в указанный период", тем не менее ему удалось убедительно обосновать важный вывод: "1920-е годы были кульминацией в развитии оригинальной социалистической экономической теории в СССР, с относительной свободой для многих самых разнообразных направлений... Немало подлинно уникальных идей и подходов было предложено людьми, подобными Кондратьеву, Слуцкому, Чаянову и Преображенскому; эти идеи бросали вызов Западу в смысле лидерства в международных экономических исследованиях, хотя и по немногим направлениям. Более того, разнообразие экономической мысли, которая расцвела в это десятилетие, было поистине замечательным, начиная от неоклассицизма Юровского и кончая марксизмом Троцкого..." (р. 116 - 117).

Одним из достоинств исследования Барнетта является то, что, несмотря на ограниченность объема книги, он все же сумел отразить в ней весьма ценный материал, касающийся восприятия и оценки русской и советской экономической мысли ведущими западными экономистами XIX-XX вв. Многие из этих оценок чрезвычайно интересны, особенно для российского читателя. В книге анализируются и случаи непонимания крупнейшими западными учеными ценности и своеобразия достижений российской и советской (в рамках 1920-х годов) экономической науки. Именно это, например, произошло с Дж. М. Кейнсом в силу определенной методологической ограниченности его взглядов. "Мысль о том, что ... анализ исторических факторов очень важен для понимания механизма функционирования экономической системы, в модели капитализма кейнсианского типа недооценивалась и, соответственно, с помощью этой модели невозможно было понять некапиталистические экономические системы" (р. 103).

В последней главе книги "Русская экономическая мысль в условиях сталинизма, 1929 - 1940" отмечается, что "после 1929 г. природа и содержание экономической теории в СССР претерпели драматические изменения" (р. 118 - 119). Отмечая "довольно низкий интеллектуальный уровень" дискуссий в данной области, Барнетт пишет, что они "были абстрактны, изобиловали неясной, расплывчатой терминологией. Это объяснялось отчасти резким падением профессионального уровня научных кадров... В начале 1930-х годов тенденция к противопоставлению каждого аспекта социалистической экономики его капиталистическому предшественнику достигла апогея, что иногда приводило к неуклюжим искажениям..." (р. 124 - 125).

Все же и в 1930-е годы наблюдался прогресс в тех сферах экономической науки, которые менее всего были связаны с идеологией, например в разработке методов экономического планирования, а также в таких смежных с экономической теорией сферах, как математика и статистика (р. 119). На примере Е. Е. Слуцкого показывается, что "некоторые элементы предшествующего экономического дискурса все же сохранялись" (р. 123).

Что касается экономистов русского зарубежья, то, в целом высоко оценивая их деятельность, Барнетт все же замечает, что вынужденная эмиграция настраивала их сугубо враждебно по отношению к Советской России, не позволяя им разглядеть некоторые важные особенности ее политики. В результате зачастую "их послереволюционные исследования оказывались менее оригинальными, чем дореволюционные" (р. 130). В. В. Леонтьев был настроен не так жестко, как многие другие экономисты русского зарубежья, например С. Н. Прокопович или П. Б. Струве. Но хотя он "достиг предель-

стр. 148


ного сближения с мейнстримом западной экономической науки, все же нельзя забывать о национальном происхождении его идей" (р. 131).

Основной вывод, сделанный Барнеттом из анализа состояния советской экономической науки в 1930-е годы, представляется нам глубоко правильным и точным: несмотря на определенные достижения, связанные с именами Е. Е. Слуцкого, Л. В. Канторовича и других экономистов, в целом "в 1930-е гг. в СССР были потеряны исторически сложившиеся благоприятные возможности для дальнейшего выдвижения экономической науки на мировой уровень... Если бы вместо заключения в тюрьму ведущих экономистов, таких, как Кондратьев и Юровский, и вынужденной эмиграции других, таких, как Струве и Леонтьев, произошло бы их вовлечение в творческий процесс проектирования и интеграции в реальную практику хозяйствования новых экономических механизмов и структур в СССР после 1929 г., то, возможно ... результаты первого эксперимента по созданию плановой экономики могли бы быть иными... если учесть, что советская экономическая система ... была создана без участия многих выдающихся русских экономистов (и тем не менее при всех своих недостатках просуществовала более 70 лет в обстановке постоянной враждебности со стороны внешнего мира), видимо, то, что могло бы быть достигнуто при их активном участии, было бы достойно удивления" (р. 133 - 134).

Чрезвычайно важен еще один вывод Барнетта. Русская экономическая мысль, с его точки зрения, ярче всего проявила себя в период 1890 - 1913 гг. и в 1920-е годы, когда аграрные, плановые и методологические вопросы выдвинулись на первый план и придали новый облик экономической науке. "Оба пика были связаны между собой, ибо без важной работы, проделанной в дореволюционный период в таких сферах, как анализ деловых циклов и аграрного развития, усилия, предпринятые в послереволюционный период в таких областях, как экономическое прогнозирование и промышленное развитие, вряд ли оказались бы столь успешными... Поэтому период 1890 - 1930 гг. следовало бы охарактеризовать как "золотой век" в развитии русской экономической науки" (р. 136 - 137). Упадок начался на рубеже 1920 - 1930-х годов. Сомнение вызывает лишь утверждение Барнетта о том, что "русская экономическая мысль... достигла самого низкого уровня в период брежневской стагнации в 1970-е гг." (р. 137). Мы полагаем, что это произошло раньше, а именно в 1930-начале 1950-х годов. В брежневские времена, особенно после 1968 г., по сравнению с хрущевской "оттепелью" идеологический контроль над общественными науками существенно усилился, стагнация охватила и экономическую науку, но все же столь глубокого кризиса, как в последние 15 лет жизни Сталина, не было.

Барнетт затрагивает в своей книге и ряд других вопросов, например об "экспорте" экономической науки советского стиля в различные восточноевропейские страны после 1945 г., о влиянии СССР на прогресс экономического знания во второй половине XX в. и др. Нельзя не отметить прекрасный научный аппарат, представленный в рецензируемой работе. На наш взгляд, монография Барнетта вносит весомый вклад в формирование современной концепции истории российской экономической мысли и в ознакомление западного читателя с основными элементами этой концепции.

Л. Широкорад, доктор экономических наук, профессор кафедры экономической теории СПбГУ


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/БАРНЕТТ-В-ИСТОРИЯ-РОССИЙСКОЙ-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ-МЫСЛИ

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Elena CheremushkinaКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Cheremushkina

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Л. ШИРОКОРАД, БАРНЕТТ В. ИСТОРИЯ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 17.09.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/БАРНЕТТ-В-ИСТОРИЯ-РОССИЙСКОЙ-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ-МЫСЛИ (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - Л. ШИРОКОРАД:

Л. ШИРОКОРАД → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Elena Cheremushkina
Актобэ, Казахстан
854 просмотров рейтинг
17.09.2015 (3115 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
14 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
7 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
9 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
БАРНЕТТ В. ИСТОРИЯ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android