1

Политическая обстановка во Франции к лету 1791 года складывалась следующим образом. Крупная финансовая, торгово-промышленная и землевладельческая буржуазия, пришедшая к власти в результате революционного восстания плебейских масс 14 июля 1789 года, превратилась в новый господствующий класс и оттеснила на задний план представителей прежних привилегированных сословий. За два года буржуазной революции феодально-абсолютистская монархия превратилась в буржуазно-помещичью, конституционную монархию. Сословные привилегии дворянства и духовенства, церковное землевладение, внутренние таможенные пошлины, цеховые корпорации - эти и многие другие остатки феодализма, тормозившие развитие капитализма, были уничтожены. Но трудящиеся массы оставались политически бесправными, как и раньше. Вопреки торжественным обещаниям "Декларации прав человека и гражданина" 1789 года избирательные права были предоставлены только имущим слоям населения, только так называемым "активным гражданам". В национальную гвардию тоже зачислялись только "активные граждане". Так же обстояло дело и со всеми другими политическими правами. Стачки и союзы рабочих были запрещены особым законом 17 июня 1791 года (закон Ле Шапелье). В то же время контрреволюционная агитация сторонников "старого порядка" не встречала должного отпора со стороны центральных и местных органов власти.

Главный вопрос революции - аграрный вопрос - не получил еще удовлетворительного для крестьянских масс решения. Правда, под давлением крестьянских восстаний 1789 и 1790 годов был издан ряд законов,

направленных к ликвидации феодальных повинностей, лежавших на крестьянской земле. Но эти законы не затрагивали основ феодализма в деревне, так как безвозмездно упраздняли лишь ничтожную часть повинностей; все же остальные повинности крестьяне должны были выкупать, притом на очень тяжелых условиях, недоступных даже зажиточному меньшинству сельского населения. Не удивительно, что крестьяне продолжали волноваться, требуя полной отмены феодальных повинностей без всякого выкупа.

Недовольство реакционной и своекорыстной политикой правящей, аристократической верхушки буржуазии росло и в городах.

В то же время при королевском дворе зрел контрреволюционный заговор, организаторы которого ставили своей целью восстановление во Франции старого, феодально-абсолютистского строя. Людовик XVI не примирился с потерей своей абсолютистской власти, с превращением Франции в конституционную монархию. Король и королева поддерживали тесную связь с иностранными дворами и строили планы вооруженной борьбы с революцией. Мария-Антуанетта умоляла своего брата, австрийского императора, двинуть войска к французской границе для устрашения революционеров. В таком же духе действовал и главный уполномоченный Людовика XVI при иностранных дворах барон де Бретейль.

В октябре 1790 гада при дворе возник план бегства короля и королевской семьи в Монмеди - крепость, расположенную близ австрийской границы, где стояли войска, находившиеся под командой маркиза де Буйе, одного из наиболее контрреволюционно настроенных генералов французской армии (он снискал себе расположение двора своей ролью при подавлении солдатского мятежа в Баней). Австрийский император Леопольд должен был произвести военную демонстрацию у французских границ, которая позволила бы де Буйе под предлогом их защиты стянуть свои войска в Монмеди. Отсюда они должны были во главе с Людовиком XVI двинуться на Париж и разогнать Национальное собрание. После этого все декреты, изданные против духовенства и дворянства, должны были быть аннулированы.

Восемь месяцев ушло на подготовку к осуществлению этого контрреволюционного плана, на выбор маршрута для короля, на отбор военных отрядов, которые должны были быть размещены по пути его следования из Парижа в Монмеди. Активное участие в этих секретных приготовлениях, кроме маркиза де Буйе и его двух сыновей, принимало несколько человек из ближайшего к королевской семье круга придворных. Одну из главных ролей играл в этом деле шведский аристократ граф Ферзен, приближенный короля Густава III, состоявший на французской военной службе. Как любовник королевы, он был своим человеком в Тюильрийском дворце.

Министр иностранных дел граф Монморен не был посвящен в тайну. Король тщательно маскировал свои замыслы лицемерными уверениями в своей преданности конституции. В циркуляре, адресованном 23 апреля 1791 года дипломатическим представителям Франции заграницей, говорилось:

"Враги конституции не перестают повторять, что король несчастен, как будто бы для короля могло существовать другое счастье, кроме счастья его народа; они говорят, что его власть унижена, как будто бы власть, основанная на силе, более могущественна и прочна, чем власть закона; наконец, они говорят, что король не свободен... Это - нелепая клевета, если принимают за лишение свободы согласие, многократно выраженное королем, оставаться среди парижских граждан"¹ .

Этот циркуляр был в тот же день (23 апреля) сообщен Национальному собранию, встретившему его аплодисментами и возгласами "Да здравствует король!" К Людовику XVI была послана депутация, чтобы поздравить его. Король отвечал: "Я бесконечно тронут справедливостью, воздаваемой мне Национальным собранием. Если бы оно могло читать в глубине моего сердца, оно нашло бы в нем лишь чувства, способные оправдать доверие нации; всякое недоверие между нами исчезло бы, и мы были бы счастливы"² .

В это самое время при дворе заканчивались последние приготовления к бегству. Несмотря на глубокую тайну, в которую они были облечены, слухи о предстоящем отъезде королевской семьи становились все более настойчивыми. Особенно усилились эти слухи в конце февраля 1791 года, после отъезда в Рим теток короля принцесс Аделаиды и Виктории.

18 апреля народные массы силой помешали королю и его семье выехать в пригородный дворец Сен-Клу. Подозревали, что они собираются бежать на северо-восточную границу, в крепость Валансьени.

Первоначально отъезд был назначен на начало мая, но затем был отложен на несколько недель. Отсрочка эта была вызвана желанием дождаться отпуска одной из горничных, которой побаивались как демократки.

¹ А. Олар "Политическая история французской революции", стр. 149. Соцэкгиз. 1939.

² Там же, стр. 150.

Бегство произошло в ночь с 20 на 21 июня. Король и его семья выехали из Парижа в большой коляске, специально для этого заказанной. Впереди, в другой коляске, ехали две горничные королевы. Беглецы ехали под видом иностранцев, снабженные паспортом, выданным на имя некоей баронессы Корф, вдовы полковника русской службы, поселившейся в Париже после его смерти. Паспорт этот был получен из министерства иностранных дел через русского поверенного в делах И. М. Симолина.

Баронесса Корф была привлечена к организации побега королевской семьи графом Ферзеном, с которым находилась в дружеских отношениях. Получив для себя паспорт на выезд в Германию, она выхлопотала затем дубликат под предлогом, что подлинник сгорел.

Этот дубликат был передан герцогине де Турзель, воспитательнице обоих королевских детей. Дочь богатого петербургского банкира Штегельмана, баронесса Корф предоставила Людовику XVI не только свой паспорт, но и большую сумму денег.

В ту же ночь бежал из Парижа граф Прованский и другой дорогой благополучия достиг границы.

Что касается Людовика XVI и его спутников, то они были узнаны и задержаны в ночь на 22 июня в местечке Варенн, в нескольких часах езды от Монмеди. Все меры предосторожности, принятые маркизом де Буйе, оказались тщетными.

Солдаты отрядов, расположенных по пути следования короля, отказались повиноваться своим командирам-аристократам и побратались с народом. Начальник почты Друэ, стойкий революционер, первым узнавший короля в момент остановки королевской коляски в местечке Сент-Менегульде (21 июня), успел дать знать в Варенн и задержать беглецов при въезде их в этот город.

Весть о побеге короля и о его задержании подняла на ноги все население Варенна. Город покрылся баррикадами. Тысячи вооруженных крестьян из соседних сел прибыли в Варенн на помощь его национальной гвардии. Король и его семья были доставлены обратно в Париж под наблюдением трех комиссаров Национального собрания, высланных им навстречу: Петиона, Барнава и Латур-Мобура, - и в сопровождении нескольких тысяч вооруженных человек, выделенных близлежащими коммунами¹ .

25 июня королевская семья вернулась в Париж.

2

Весть о бегстве короля и его семьи, облетевшая Париж утром 21 июня, вызвала в городе огромное возбуждение. Население было оповещено об этом набатным звоном и тремя пушечными выстрелами, произведенными по распоряжению городских властей. Толпа народа устремилась к Тюнльрийскому дворцу и ворвалась в опустевшие королевские покои. Слышались шутки: "Как эта толстая фигура могла проскользнуть из дворца, не будучи замечена служащими?" Какая-то торговка фруктами завладела кроватью Марии-Антуанетты, чтобы продавать на ней вишни. "Сегодня очередь нации расположиться поудобнее", - заявляла, она.

Бюсты Людовика XVI были или разбиты пли прикрыты бумагой. Слова "король", "королева", "королевский" были стерты со всех вывесок.

Многие секция объявили свои заседания непрерывными. Для поддержания более тесной связи с Коммуной секции выделили особых комиссаров.

Массы вооружались. В народных кварталах создавались новые батальоны национальной гвардии, составленные преимущественно из рабочих.

Республиканское движение, ранее мало заметное, теперь впервые получило более широкий размах. На улицах раздавались проклятия по адресу Людовика XVI. На

Король Людовик XVI в фригийском колпаке. Сатирический рисунок неизвестного художника.

¹ Подробности бегства Людовика XVI см. в книге V. Fournel "L'Evenment de Varennes". Paris. 1890.

Арест Людовика XVI в Варенне.

С гравюры того времени.

Вандомской площади группа рабочих громко требовала суда над королем и провозглашения республики. Центром республиканского движения был Клуб кордельеров. 21 июня заседающее в нем "Общество друзей прав человека и гражданина" приняло петицию на имя Учредительного собрания, в которой требовало свержения монархии. "Общество друзей прав человека", - говорилось в петиции, - ... не может скрыть от себя, что королевская власть, особенно наследственная, несовместима со свободой... Оно, может быть, не стало бы требовать теперь же упразднения королевской власти, если бы король, верный своей присяге, сделал из этой власти обязанность для себя... Мы заклинаем вас от имени отечества или провозгласить немедленно же, что Франция больше уже не монархия, что она республика, или по крайней мере подождать, чтобы все департаменты, все первичные собрания высказались по этому важному вопросу, прежде чем во второй раз ввергнуть прекраснейшее государство в мире в оковы и цепи монархизма"¹ . Эта петиция была составлена одним из членов Клуба кордельеров, адвокатом Робером, впоследствии видным членом Конвента; она была напечатана, расклеена и разослана всем народным обществам как Парижа, так и провинции. На следующий день тот же клуб принял декларацию о том, что его члены готовы поразить на смерть тиранов, которые посмеют напасть на границы Франции и покуситься на ее свободу.

Крупная буржуазия враждебно встретила петицию кордельеров. Национальные гвардейцы арестовывали лиц, которые расклеивали эту афишу. Арестован был и сам Робер. Его привели в полицейский комиссариат, где он был избит офицерами национальной гвардии. Однако по требованию народных масс Робер был в тот же день выпущен на свободу.

Но большинство клубов отказалось поддержать требование, выдвинутое Клубом кордельеров. В Якобинском клубе, именовавшемся тогда "Обществом друзей конституции", Робер был встречен криками: "Монархия установлена конституцией. Это преступно!" Преобладавшие в клубе представители умеренно-либеральной монархической буржуазии постановили разослать примыкающим обществам письмо, составленное Барнавом и фактически обелявшее короля.

В прессе республиканские настроения проявлялись довольно сильно. "Людовик XVI сам разбил свою корону... Не следует

¹ A. Mathiez "Le club des cordeliers pendant la crise de Varennes", p. 45 - 47. Paris. 1910.

Возвращение королевской семьи из Варенна под охраной национальной гвардии.

Французский народный лубок.

только наполовину воспользоваться этим уроком", - заявляла 22 июня газета "Французский патриот", редактором которой был известный публицист Бриссо. 23 июня та же газета писала: "После такого клятвопреступления король и конституция несовместимы друг с другом". Газета "Bouche de fer" ("Железная пасть"), орган Социального клуба (Cercle social), выходившая под редакцией Никола Бонневиля, члена Клуба кордельеров, убежденного демократа, писала: "Пусть все 83 департамента объединятся в федерацию и заявят, что не хотят ни тиранов, ни монархов, ни протекторов, ни регентов". Газета опубликовала петицию, принятую 21 июня Клубом кордельеров. "Если мы сохраним хотя бы тень короля, мы будем иметь одни только бесплодные революции", - заявлял Бонневиль на страницах своей газеты несколько дней спустя. Столь же резко нападал на королевскую власть Камилл Демулен в своей газете "Revolutions de France et de Brabant" ("Революции Франции и Брабанта").

Марат, еще весной 1791 года разоблачавший в своей газете "Друг народа" контрреволюционные замыслы двора, обвинял правящие круги в том, что они способствовали бегству короля, и призывал народ восстать, арестовать министров и других представителен власти, разослать в провинцию комиссаров, разоружить контрреволюционные войска я вооружить патриотов.

Этим смелым призывом к революционному выступлению Марат отличался от большинства других демократических публицистов того периода, рассчитывавших добиться своей цели одними легальными действиями.

Политическим кризисом, создавшимся в связи с бегством короля, пытались воспользоваться орлеанисты. 21 июня герцог Орлеанский совершил демонстративную прогулку по Парижу в открытой коляске. Проезжая мимо Тюильрийского дворца, он пытался вызвать манифестацию в свою пользу. Но немногочисленные приветственные возгласы были заглушены тысячью других, явно враждебных. На заседании Якобинского клуба одни из тайных сторонников герцога Орлеанского, писатель Шодерло де Лакло (автор известного романа "Опасные связи"), потребовал, чтобы на очередь был поставлен вопрос о низложении Людовика XVI. 25 июня в одной из газет появился призыв к парижскому населению подать петицию с требованном учреждения регентства. Призыв этот не имел успеха, и герцог Орлеанский поспешил публично заявить, что он отрекается от своих прав на регентство. Но агитация орлеанистов все же не превратилась.

3

21 нюня при первом известии о бегстве короля Учредительное собрание с целью поимки короля отдало приказ задерживать всякого, кто захочет выехать из Франции. Собрание объявило свои заседания непрерывными, постановило взять в свои руки высшую исполнительную власть, предложило министрам приводить в исполнение принятые декреты без королевской подписи и призвало к оружию национальную гвардию. Но дальше этого Учредительное собрание не пошло. Несмотря на то что Людовик XVI, уезжая, оставил вызывающее письмо, в котором отвергав конституцию, Собрание выпустило воззвание, в котором говорилось не о бегстве, а о "похищении" короля.

25 июня Людовик XVI был возвращен в Париж, где был встречен ледяным молчанием народных масс. В тот же день Учредительное собрание постановило приставить к нему стражу. Король был временно отстранен от своих функций и превращен в узника. Но судить его не собирались. Удовольствовавшись лживыми объяснениями короля и королевы, утверждавших, что они не имели в ввиду бежать заграницу, Собрание ограничилось тем, что постановило арестовать лиц, сопровождавших короля во время его бегства.

Между тем республиканское движение не прекращалось. Демократические клубы с восторгом встречали Друэ, задержавшего короля в Варение. 24 июня Клуб кордельеров принял новую антимонархическую петицию, которая была в тот же день представлена Учредительному собранию от имени 30-тысячной демонстрации, организованной народными обществами. Демонстранты выделили 12 делегатов, которые и вручили петицию председателю Собрания. Часть демонстрантов, состоявшая из жителей рабочего Сент-Антуанского предместья, подошла к самому зданию, где заседало Учредительное собрание, и продефилировала мимо него при криках: "Да здравствуют законы! Да здравствует свобода! К черту короля! Да здравствуют верные депутаты! Пусть прочие поберегутся!"

"Законодатели, - гласила эта петиция¹ , - мы приносим вам пожелания 30 тысяч граждан... Вы дали нам короля, он бежал, он бежал, как враг, и должен быть предан суду. Если бы он перешел границу, он присоединился бы к прочим изменникам и пролилась бы кровь. Он арестован, его возвращают назад, и его друзья рычат от злости... Подождите, пока все 83 департамента, обдумают все последствия этого дела".

Учредительное собрание оставило эту петицию без внимания.

Республиканцы продолжали вести деятельную пропаганду и в клубах и в печати. Появился ряд памфлетов против королевской власти. Некоторые из этих памфлетов отличались крайней резкостью тона. Некий Адриан в брошюре "Что такое король" писал, что "Людовик XVI - это боров, откормленный в грязной луже". Характерно заглавие другой брошюры: "Людовик XVI, сам себя лишивший трона".

Была основана новая газета под названием "Республиканец, или защитник представительного образа правления. Издание Общества республиканцев". Главными сотрудниками этой газеты были известный философ Кондорсе и английский демократ Томас Пэн, участник американской войны за независимость, находившийся в это время в Париже. Первый номер газеты появился в июле; всего вышло 4 номера.

Республиканские манифестации имели место не только в Париже, но и в провинции. 27 июня в городе Монпелье местное "Общество друзей конституции и равенства" - его председателем был будущий член Конвента Камбон - обратилось к Учредительному собранию с петицией, требовавшей низложения Людовика XVI и провозглашения республики.

"Чтобы быть римлянами, - писали якобинцы города Монпелье, - нам недостает только ненависти к королям и изгнания их. Первое у нас есть; второго мы ждем от вас. При настоящей организации правительства король бесполезен; исполнительная власть может функционировать без него; между тем это излишнее украшение конституции обходится так дорого, что необходимо его уничтожить, особенно накануне войны с чужеземцами... Мы полагали, что при представительном образе правления тридцать пять миллионов слишком опасны в руках одного человека, если этот человек захочет прибегнуть к подкупу... Пользуйтесь же случаем: вам никогда не представится лучший. Сделайте Францию республикой. Это не будет трудно для вас. Выкиньте одно слово из конституции, и вы воспламените в нас все добродетели Греция и Рима. Какую республику вы создаете, представители! Она вступит в жизнь с 25 миллионами людей и 3 миллионами солдат; откройте летописи всего мира, и вы не прочтете в них ничего подобного... Мы передаем судьям секиру возмездия и ограничиваемся требованиями от вас, чтобы у француза не

¹ A. Mathiez "Le club des cordeliers pendant la crise de Varennes", p. 80. Paris. 1910.

было отныне другого короля, кроме его самого"¹ .

Приведенная петиция представляет собой одно из самых ярких проявлений республиканского движения в провинции летом 1791 года. Одновременно с этим выступлением Якобинского клуба местные власти (директория департамента и округа, города Монпелье) обратились к Учредительному собранию с адресом, в котором просили о низложении короля. Ярость, вызванная этой петицией в реакционных кругах, нашла свое выражение в роялистском памфлете "Разбойничья шайка Монпелье".

В большинстве департаментов сторонники конституционной монархии были в тот момент еще сильнее республиканцев. Так же обстояло дело и в Париже. Клуб якобинцев - наиболее влиятельная политическая организация столицы - продолжал в своем большинстве высказываться против республики. Характерно, что многие вожди левого, демократического крыла Якобинского клуба проявляли в тот момент полное равнодушие к вопросу о форме правления.

Но, расходясь между собой по вопросу о целесообразности и своевременности перехода к республике, представители демократической буржуазии в полном согласии с народными массами требовали низложения Людовика XVI. Представители буржуазной аристократии, движимые страхом перед политической активностью народных масс, добивались, наоборот, сохранения у власти короля-изменника.

4

13 июля Учредительное собрание заслушало доклад комиссии, которой было поручено расследовать обстоятельства бегства короля. Выводы доклада сводились к тому, что Людовик XVI должен быть объявлен невиновным и восстановлен на троне в силу принципа неприкосновенности особы короля.

Обсуждение этого доклада продолжалось три дня. Подавляющее большинство членов Собрания высказывалось за сохранение Людовика XVI у власти. Демократы, не требуя прямо провозглашения республики, возражали против принципа неприкосновенности королевской особы. Робеспьер требовал, чтобы Собрание отсрочило свое решение по этому вопросу до тех пор, пока народ не выскажется по этому поводу. Петион требовал, чтобы король был предан суду Собрания или Конвента и чтобы был организован "выборный национальный Исполнительный Совет". Бадье требовал созыва Конвента, который провозгласил бы низложение короля.

15 июля депутат правой Гупиль де Префельн произнес речь, в которой резко нападал на республиканские клубы и утверждал, что они готовятся "ввергнуть французскую нацию в бездну ужасной анархии и смут". С нескрываемой злобой говорил он о клубных вождях, "людях, которых можно назвать клубократами, мятежных интриганах, испытанных в искусстве соблазнять неразумную толпу и руководить ею по своему вкусу". С не меньшей злобой отозвался оратор о демократической пропаганде в печати, о "гнусных и преступных памфлетах".

Еще более характерной была речь Барнава. Этот член Учредительного собрания, который вместе с двумя другими депутатами сопровождал Людовика XVI в качестве комиссара на пути из Варенна в Париж, в своей речи вскрыл источник монархических чувств крупной буржуазии - ее жгучий страх перед революционным движением народных масс. Речь Варнава 15 июля 1791 года - один из наиболее выразительных документов классовой борьбы во Франции в период буржуазной революции конца XVIII века. "Вопрос, - говорил он, - заключается в том: собираемся ли мы закончить революцию пли думаем ее начать сызнова... Я уже сказал, что не боюсь нападения иностранных государств и французских эмигрантов, и так же искренно утверждаю сегодня, что я боюсь продолжения беспорядков и волнений, которые будут происходить у нас до тех пор, пока революция не будет окончательно и мирно завершена... Нам причиняют огромное зло, когда продолжают до бесконечности это революционное движение, которое уже разрушило все то, что надо было разрушить, которое довело нас до предела, на котором нужно остановиться... Подумайте, господа! Подумайте о том, что произойдет после вас. Вы совершили все, что могло благоприятствовать свободе и равенству... Отсюда вытекает та великая истина, что если революция сделает еще один шаг вперед, она сделает его не иначе, как подвергаясь опасности. Первое, что произошло бы вслед за этим в отношении свободы, была бы отмена королевской власти, а в отношении: равенства за этим последовало бы покушение на собственность. Я спрашиваю: существует ли еще какая-нибудь другая аристократия, которую можно низвергнуть, кроме аристократии собственности?.. Таким образом, несомненна, что революцию уже сейчас пора закончить... В настоящий момент, господа, все должны чувствовать,

¹ А. Олар "Политическая история французской революции", стр. 180 - 181. Соцэкгиз. 1938.

что общий интерес заключается в том, чтобы революция остановилась"¹ .

Речь Барнава встретила полное одобрение буржуазно-монархического большинства Учредительного собрания. В тот же день было принято постановление привлечь к судебной ответственности Буйе и его сына, Ферзена (они успели бежать заграницу), и некоторых других лиц по обвинению в заговоре против конституции и в подготовке иностранной интервенции. Этот декрет косвенно снимал вину с Людовика XVI и подготовлял его полную реабилитацию.

Соглашательская позиция, занятая Учредительным собранием по отношению к королю-изменнику, вызвала сильнейшее недовольство среди демократических кругов парижского населения. 13 июля "Братское общество граждан обоего пола" приняло воззвание к стране, в котором резко нападало на Учредительное собрание и призывало народ взять в свои руки верховную власть. В тот же день один из членов этого клуба предложил организовать восстание, но это предложение не было принято.

Призывы к восстанию раздавались и в прессе. Эбер в своей газете "Отец Дюшен" угрожал гневом народа "изменникам Национального собрания, которые хотят вернуть корону Капету, бывшему королю Франция". Газета "Revolutions de Paris" ("Парижские революции") напоминала членам Учредительного собрания об участи коменданта Бастилии - де Лонэ - и призывала "граждан всех городов, всех пунктов республики" выбрать новых депутатов, которые и должны образовать новое Национальное собрание.

Волна республиканских настроений поднималась все выше. 14 июля, во время праздника федерации, из толпы, покрывавшей Марсово поле, раздавались крики: "Долой Людовика XVI! Не надо короля!"

15 июля члены Клуба кордельеров и примыкавших к нему обществ собрались на Марсовом поле и здесь, на "алтаре отечества", приняли новую петицию, требовавшую, чтобы Учредительное собрание отложило решение об участи Людовика XVI до тех пор, пока сама страна не выскажется по этому вопросу. Петиционеры выбрали" шесть делегатов, которые в сопровождении большой толпы направились к Национальному собранию. Но власти успели принять меры к тому, чтобы не допустить демонстрантов к зданию, где заседало Собрание. Сюда были стянуты сильные отряды национальной гвардии. Ими командовал сам генерал Лафайет. Демонстранты были рассеяны воинской силой. При этом несколько человек было арестовано, в том числе и один из делегатов, выбранных на Марсовом поле. Остальным удалось проникнуть в здание Учредительного собрания и добиться свидания с Робеспьером и Петионом. Последние заявили, что поскольку Собрание уже вынесло свое решение по вопросу о короле, петиция стала бесцельной.

Делегаты не согласились с этим мнением. Выйдя из Учредительного собрания, они направились в цирк Пале-Рояля, где происходило заседание представителей революционных клубов, созванное по инициативе газеты "Bouche de fer". Собравшиеся постановили не признавать декрета, принятого Учредительным собранием относительно короля. После этого участники собрания в цирке Пале-Рояля колонной в несколько тысяч человек двинулись к Якобинскому клубу, где как раз в этот момент обсуждалось предложение о составлении петиции с протестом против решения Учредительного собрания о реабилитации Людовика XVI.

Клуб готовился перейти к голосованию, когда в залу ворвалась толпа, прибывшая из Пале-Рояля. Выступивший от ее имени оратор объявил о намерении прибывших отправиться на следующий день на Марсово поле и там "принести присягу никогда не признавать Людовика XVI королем". Оратор призывал якобинцев поддержать это решение. После долгого обсуждения клуб постановил выбрать комиссию из пяти членов для составления соответствующей петиции.

Она была, принята утром 16 июля. "Принимая во внимание, - гласила эта петиция, - что Людовик XVI... поклявшись защищать конституцию, дезертировал с того поста, который был ему доверен, что в подписанной им декларации он заявил протест против этой самой конституции, что своим бегством и своими приказаниями он пытался парализовать исполнительную власть и ниспровергнуть конституцию, что его клятвопреступление, дезертирство, протест, не говоря уже о всех других преступных деяниях, которые этому предшествовали и за этим следовали, означают формальное отречение от конституционной короны, которая была ему вручена... что новые обещания со стороны Людовика XVI соблюдать конституцию не могли бы служить достаточной гарантией для нации против нового клятвопреступления к нового заговора... нижеподписавшиеся формально требуют, чтобы Национальное собрание приняло, от имени нации, отречение Людовика XVI от врученной ему короны, сделанное им 21 июня, и позабо-

¹ Buchez et Roux "Histoire parlamentaire de la Revolution francaise". T. XI, p. 65 - 67.

тилось о его замене при помощи всех конституционных средств. Нижеподписавшиеся объявляют, что они никогда не признают Людовика XVI своим королем, если только большинство нации не выразит желания, противного тому, которое выражено в этой петиции"¹ .

В тот же день (16 июля) петиция была торжественно оглашена комиссарами Якобинского клуба на Марсовом поле, в присутствии многотысячной толпы, собравшейся по призыву демократических клубов. Петиция была встречена возгласами "Долой монархию! Долой тирана!" В завязавшейся затем дискуссии члены Клуба кордельеров и Социального клуба заявили решительный протест против слов "конституционными средствами". Собравшиеся постановили исключить эти слова из текста петиции и решили снова собраться на следующий день на Марсовом поле для подписания петиции.

Вечером состоялись заседания почти всех демократических клубов Парижа. Центром движения за установление республики продолжал оставаться Клуб кордельеров. На заседании клуба говорилось о необходимости вооружиться, чтобы дать отпор возможной провокации со стороны властей. Но призывы к восстанию, исходившие от отдельных членов народных обществ, не нашли отклика. Собрание решило ограничиться массовой демонстрацией.

Якобинский клуб после четырехчасовой дискуссии, в которой приняли участие и делегаты Клуба кордельеров, высказался за восстановление первоначального текста петиции - без тех поправок, которые были сделаны в нем на Марсовом поле. В таком виде петиция была отправлена в типографию. Вскоре пришло известие о том, что декрет, реабилитирующий короля, уже издан Учредительным собранием. Председатель "Общества друзей конституции" аббат Руайе поспешил тогда снять свою подпись с петиции. Утром следующего дня (17 июля) комитет Якобинского клуба постановил приостановить печатание петиции и отказаться от участия в демонстрации. Решение это было принято по совету Робеспьера, угадывавшего намерения властей спровоцировать уличные беспорядки, чтобы создать предлог для расправы с демократическим движением.

Решение, принятое якобинцами, оказало свое влияние на поведение некоторых других клубов, тем более, что вскоре стало известно, что площадь Бастилии - сборный пункт петиционеров - занята сильными отрядами войск. Революционные элементы настаивали на том, чтобы поднять Сент-Антуанское предместье, начать восстание, арестовать Лафайета, но их предложения не встретили поддержки.

Тем временем тысячи людей, среди которых преобладали рабочие и мелкие ремесленники, собрались на Марсовом поле по зову Клуба кордельеров и некоторых других народных обществ. Рабочие отправлялись туда прямо с работы, организованно, по профессиям.

Руководство движением оставалось в руках вождей кордельеров: Робера, Бонневиля, Шометта, Коффиналя, Моморо и некоторых других. По их предложению тут же, на "алтаре отечества", была составлена новая петиция следующего содержания (приводим ее в сокращенном виде):

"Представители нации!

Вы заканчивали свою работу...

Но вот совершается великое преступление. Людовик XVI бежит. Он недостойно покидает свой пост; государство оказывается на краю пропасти. Граждане задерживают его в Варение; его привозят в Париж. Жители этой столицы настоятельно просят вас ничего не решать относительно судьбы виновного, не выслушав предварительно желаний остальных 82 департаментов.

Вы медлите. Множество адресов поступает в Собрание. Все части государства одновременно требуют суда над Людовиком. А вы, господа, объявляете, что он невиновен и неприкосновенен, и в своем декрете от 16-го числа решаете, что конституция будет представлена ему, как только она будет окончательно выработана. Законодатели! Не таковы желания народа, а мы полагаем, что ваша высшая слава, ваш долг заключаются в том, чтобы быть органами выражения общественной воли... Мы требуем, чтобы вы приняли его (Людовика XVI. - А. М.) отречение и созвали новое учредительное собрание для того, чтобы приступить к подлинно народному суду над виновными и в особенности к его замене и организации новой исполнительной власти"² .

Таково было содержание петиции, принятой 17 июля 1791 года на Марсовом поле. Хотя она и не упоминала прямо о республике, но по существу своему носила, безусловно, республиканский характер. Подписалось под ней более 6 тысяч человек.

Сначала петиционеры держались мирно. Только одно происшествие нарушило (впрочем, ненадолго) спокойствие: под "алтарем отечества" были обнаружены два человека, прятавшиеся там с неизвестной целью. Они были приняты народом за шпионов и убиты на месте. Этот случай был использован как

¹ Buchez et Roux. Цит. соч. Т. X, стр. 445 - 446.

² Mathiez. Цит. соч., стр. 135 - 136.

предлог для репрессий против революционных масс. Как только весть об этом происшествии дошла до Учредительного собрания, один из его членов, Реньо де Сен-Жан д'Анжели, потребовал немедленно издания "сурового закона против нарушителей общественного порядка и мятежников, подстрекающих к неподчинению законам". Предложение это было принято (самый закат был издан на следующий день), В то же Бремя председатель Учредительного собрания Трейяр обратился к мэру Парижа Байи с письмом, в котором предлагал ему принять самые решительные меры "для прекращения беспорядков и выяснения их виновников".

Еще до того, как это письмо было получено в ратуше, муниципальный совет принял ряд мер, направленных против республиканского движения. Было издано постановление, запрещавшее всякие уличные сборища и предписывавшее главнокомандующему национальной гвардией разгонять их силой оружия. К Марсовому полю были двинуты сильные отряды войск и национальной гвардии буржуазных кварталов. Войсками командовал Лафайет: его сопровождали члены муниципального совета во главе с Байи.

Массы, заполнявшие Марсово поле, толпившиеся на его валах и вокруг "алтаря отечества", не ожидали этого нападения. Почти все они были безоружны. Лишь немногие запаслись ножами и камнями. Лафайет приказал своим офицерам развернуть красное знамя - символ военного положения - и очистить поле от демонстрантов. Последние пытались оказать сопротивление; тогда против них был открыт огонь. Ружейными и пушечными залпами безоружные петиционеры были скоро рассеяны. "Алтарь отечества" был усеян трупами. Их насчитывалось свыше 50; число раненых достигало нескольких сотен.

5

События 17 июля 1791 года имели крупные политические последствия и оказали сильное влияние на все последующее развитие революции. Бойня на Марсовом поле вырыла глубокую пропасть между различными слоями прежнего "третьего сословия": между господствующей монархической буржуазией и демократической оппозицией. Резкое обострение внутренних противоречий привело к разделению всей Франции на два враждебных лагеря. В одном из них находились те, кто считал революцию законченной, в другом - те, кто стремился к ее дальнейшему углублению.

Это размежевание политических сил нашло свое отражение в расколе Якобинского клуба, происшедшем 16 июля, после принятия петиции о низвержении короля. Умеренно-либеральные члены клуба перестали с этого дня принимать участие в заседаниях "Общества друзей конституции" в бывшем монастыре св. Якова и образовали отдельный клуб в здании бывшего монастыря ордена фейянов. Новый клуб принял название "Общества друзей конституции, заседающего у фейянов". В первом списке, его членов, датированном 16 - 18 июля 1791 года, значилось 365 имен. Среди них были такие влиятельные политические деятели того времени, как Лафайет, Варнав, Дюпор, Александр Ламетт. Фейяны заявляли, что желают "конституции, всей конституции и только одной конституции", и клеймили "беспокойных и пылких новаторов", стремящихся к установлению республики. Чтобы оградить новый клуб от проникновения в него демократических элементов, был установлен высокий вступительный взнос (в 200 - 250 франков).

Очистившись от либерально-монархических элементов, ушедших к фейянам. Якобинский клуб стал более однородной организацией. Руководящая роль перешла в ней к демократам. Большинство провинциальных организаций "Общества друзей конституции" пошло не за фейянами, а за якобинцами.

Крупная монархическая буржуазия поспешила воспользоваться своей кровавой победой над народом, чтобы расправиться с демократами и республиканцами. Уже 18 июля, т. е. на следующий день после бойни на Марсовом поле, Учредительное собрание приняло декрет, грозивший суровыми карами (тюремным заключением на срок до 2 лет) за "всякий призыв, направленный против национальной гвардии или должностных лиц во время исполнения ими служебных обязанностей и имеющий целью заставить их уступить или сложить оружие". Люди, повинные в таких проступках, объявлялись мятежниками. Мятежниками объявлялись и "все лица, виновные в подстрекательстве к убийству, поджогу, грабежу или неповиновению закону как путем воззваний, афиш, напечатания или распространения печатных произведений, так и путем произнесения речей в общественных местах пли собраниях".

В тот же день министр юстиции Дюпор-Дютертр приказал прокурору при трибунале VI округа Бернару начать преследование против всех участников демонстрации 17 июля. Были произведены многочисленные аресты.

Многие видные демократы, чтобы избежать преследований, должны были временно покинуть Париж или даже уехать

заграницу. Робеспьер нашел убежище у столяра Дюпле. Скрываться пришлось и Роберу, одному из главных руководителей Клуба кордельеров. Помещение, где происходили заседания клуба, было опечатано по распоряжению властей. Марат вынужден был на время прекратить выпуск своей газеты, типография которой была разгромлена, и смог возобновить ее издание только 7 августа. 25 августа он писал в своей газете, что есть только одно средств" спасения Франции и революции - это гражданская война. "Я выражаю желание, - писал он 28 августа, - чтобы она разразилась как можно скорее со всей силой, чтобы народ мот, наконец, отомстить своим тиранам и их слугам и расправиться со своими заклятыми врагами депутатами, предателями отечества". В начале сентября измученный преследованиями, больной и полу ослепший Марат решил на Бремя оставить Францию. 11 сентября он писал в "Друге народа": "Народ мертв со времени бойни на Марсовом поле. Я старался пробудить его к новой жизни, но тщетно. Ну, что ж, в таком случае и я ухожу". 14 декабря Друг народа отправился в Англию, но уже в феврале следующего года вернулся в Париж.

Реакция, наступившая после бойни на Марсовом поле, выразилась не только в преследовании демократов, но и в поправках, внесенных в конституцию, в ухудшении избирательной системы и в ограничении свободы печати. 27 августа Учредительное собрание установило новый, еще более высокий ценз для выборщиков депутатов, чем тот, который был установлен в 1789 году.

Декрет 27 августа 1791 года не был проведен в жизнь. Собрание отложило его применение до обновления избирательных собраний, т. е. на два года. Выборы в Законодательное собрание состоялись на основе старой избирательной системы.

Свою реакционную политику Учредительное собрание завершило восстановлением на троне Людовика XVI. В начале сентября было решено представить конституцию на утверждение короля. 13 сентября Людовик XVI сообщил Собранию, что дает конституции свою санкцию и обязуется защищать ее от всех врагов. Оправдывая свое прежнее повеление, он писал, что тогда еще не знал якобы о желаниях нации. Он оговаривался, что считает предоставленные ему по конституции права и полномочия недостаточными, но добавлял, что лучшим судьею в этом деле должен явиться опыт.

Несмотря на все эти оговорки депутаты с энтузиазмом приветствовали короля, когда 14 сентября он явился в зал заседаний для принесения присяги на верность конституции. Затем Собрание в полном составе проводило его до Тюильрийского дворца при звуках военной музыки и громе пушечных залпов.

18 сентября по решению Учредительного собрания в Париже были устроены народные увеселения по случаю окончательной выработки конституции. Муниципальный совет торжественно провозгласил эту конституцию на Марсовом поле - на том самом месте, где за два месяца до того пролилась народная кровь. Вечером Париж был иллюминован, и король со своей семьей проехал по Елисейским полям среди восторженных криков буржуазной публики, заполнявшей улицы этого фешенебельного квартала столицы.

30 сентября закрылись заседания Учредительного собрания, место которого должно было занять вновь избранное Законодательное собрание. Появление Людовика XVI на последнем заседании Учредительного собрания было встречено возгласами "Да здравствует король!" В тот же день король выпустил манифест, в котором заявлял: "Наступил, конец революции".

Политика Учредительного собрания всецело обгоняется стремлением крупной буржуазии сохранить монархию как плотину против демократического движения плебейских масс. "Буржуазии выгодно опираться на некоторые остатки старины против пролетариата, - писал Ленин, - например, на монархию, на постоянную армию в т. п. Буржуазии выгодно, чтобы буржуазная революция, не смела слишком решительно все остатки старины, а оставила некоторые из них, т. е., чтобы эта революция была не вполне последовательна, не дошла до конца, не была решительна и беспощадна... Буржуазии выгоднее, чтобы необходимые преобразования в буржуазно - демократическом направлении произошли медленнее, постепеннее, осторожнее, нерешительнее, путем реформ, а не путем революции; чтобы яти преобразования были как можно осторожнее по отношению к "почтенным" учреждениям крепостничества (вроде монархии); чтобы эти преобразования как можно меньше развивали революционной самодеятельности, инициативы и энергии простонародья, т. е. крестьянства и особенно рабочих, ибо иначе рабочим тем легче будет, как говорят французы, "переложить ружье с одного плеча на другое", т. е. направить против самой буржуазии то оружие, которым снабдит их буржуазная революция, ту свободу, которую она даст, те демократические уч-

реждения, которые возникнут на очищенной от крепостничества почве"¹ .

Народные массы не разделяли монархических настроений крупной буржуазии. В то время, как в зале заседаний Учредительного собрания раздавались возгласы в честь короля, на улицах слышались крики: "Да здравствует нация! Да здравствует свобода!" Собравшийся у выхода народ бурно приветствовал появление Робеспьера.

Новый подъем аграрных волнений, начавшийся летом 1791 г. не прекращался. Как и в 1789 и 1790 годах, крестьяне вооружались, громили и жгли дворянские замки. Особенно серьезный характер крестьянские выступления носили в западной Франции, где дворянство сохранило свои позиции в большей мере чем где-либо. Много замков было сожжено в Бретани.

В некоторых случаях инициатива похода против дворянских замков исходила от городской демократии. В окрестностях Пуатье национальные гвардейцы этого города сожгли замок барона де Лезардьера, где за несколько часов до того происходило секретное совещание представителей местного дворянства, поднявшего голову при известии о том, что Людовику XVI удалось бежать из Парижа. Такие совещания состоялись в эти дни и в других замках западной Франции, владельцы которых поддерживали тесные связи с эмигрантами, проживавшими на острове Джорсее. Известие о том, что король задержан и возвращен в Париж, привело в трепет этих контрреволюционных заговорщиков и расстроило их предательские планы.

Неудавшееся бегство короля вызвало новую волну дворянской эмиграции и привело к усилению подготовки интервенции иностранных держав против революционной Франции. 27 августа 1791 года австрийский император Леопольд и прусский король Фридрих-Вильгельм II подписали в городе Пильнице декларацию, в которой заявляли о своей решимости помочь французскому королю в борьбе с революционным движением. При подписании этой декларации присутствовали братья Людовика XVI, пребывавшие в эмиграции.

Пильницкая декларация возбудила сильнейшее негодование среди всех французских патриотов.

Широкие слои населения, особенно в пограничных департаментах восточной, северо-восточной и южной Франции, вооружались, готовясь дать отпор неприятельскому нашествию. Приток добровольцев все увеличивался. В сентябре число их достигало 35 тысяч. Больше всего волонтеров дали департаменты Мерты, Мозеля, Мезы, Марны и Арденн. В департаменте Шаранты число добровольцев уже в июле равнялось 3 тысячам, т. е. почти в 3 раза превышало контингент, установленный правительством для этого департамента (1148 человек). Основную массу их составляли крестьяне, рабочие, ремесленники. Среди них было немало бывших солдат.

Этот революционно-патриотический подъем захватил и передовые слои буржуазной интеллигенции. "Национальное собрание должно, - писал в петиции от 30 июня один преподаватель коллежа в городе Барле-Дюк, - покрыть Францию штыками, пушками и всем необходимым для вооружения шести грозных армий. Это - единственное средство расстроить заговоры двора и тайные происки иностранных держав". Якобинцы города Валансьенна писали Учредительному собранию: "Мы все дали клятву пролить свою кровь для защиты свободы и счастья родины. Наши внешние враги и враги внутренние встретят мощное сопротивление со стороны свободных граждан, которым грозят рабством".

Из этих патриотических настроений и родились чудеса героизма 1792 года.

Приближалась решительная революционная схватка между силами революции и силами реакции - схватка, которая в 1792 году привела к падению монархии, установлению республики и победе над коалицией.

¹ В. И. Ленин. Соч. Т. VIII, стр. 57 - 58.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - А. МОЛОК:

Комментарии: