Буржуазно-либеральные историки отрицали существование крепостного права в Сибири.

Советская историческая наука признаёт существование крепостничества в Сибири.

Материалы Омского областного государственного архива показывают, что в XVII - XVIII вв. в Западной Сибири существовали обширные, основанные на крепостном труде крестьян церковно-монастырские вотчины, что в XVIII и первой половине XIX в. здесь было свыше 50 помещичьих имений, в том числе несколько крупных (например, имения Пономарёвой с 649 душами обоего пола, имение Панаевой с 502 душами обоего пола). Из этих же материалов вытекает, что во второй половине XVIII я первой четверти XIX в. в Западной Сибири наблюдалась ярко выраженная тенденция к росту крепостнических отношений и увеличению числа крепостных крестьян и дворовых людей и что быстрое уменьшение числа крепостных и разложение крепостнических отношений имели место только во второй четверти XIX века.

По официальной статистике сибирских властей в 1817 г. - во время 7-й народной переписи, - в Тобольской и Томской губерниях¹ насчитывалось 7678 крепостных крестьян и дворовых людей². В 1858 г. крепостных было уже только 4702³ , а к 1861 г. в Западной Сибири крепостных было только 3404. Не подлежит сомнению, что эти цифры, в особенности первая, для 1817 г. преуменьшены. Архивные материалы говорят о большом количестве дворовых людей и крестьян, на которых владельцы не имели никаких документов и не подавали ревизских сказок; документы говорят также о крепостнических отношениях, существовавших в казахской степи (например, об отношениях между казахскими феодалами и теленгутами), не находивших отражения в официальной чиновничьей статистике.

Процесс образования помещичьих крепостных хозяйств в Западной Сибири шёл многими путями. Один из них - путь старинного русского холопства. Прибывавшие в Сибирь беглые помещичьи, а также государственные крестьяне и иные "разного звания вольные люди", не имея ни инвентаря, ни скота, ни хлеба, шли в кабалу к местному чиновнику или офицеру казачьего войска за хлебную ссуду, за инвентарь и скот и за земельный участок. Сначала они нанимались на работу, так сказать, по вольному найму. Но подходила очередная ревизия, и землевладелец записывал их за собой в качестве крепостных.

Вот картина того, как возникло в конце XVIII в. помещичье село Правдина в Лузинской волости, Омского округа. Генерал-майор Сверчков поселил на отведённой ему земле вольных разного сословия людей, "согласившихся проживать у него от голоду и других понудительных причин". Потом он подал на них ревизские сказки. Ни Сверчков, ни его наследники крепостных актов на этих людей не имели. К 1839 г. число крепостных крестьян деревни Правдиной достигало 94 (44 души мужского пола и 50 женского)⁴ .

Предок семьи крепостных крестьян помещика Пономарёва - Тропиных - был "вольным государственным крестьянином", нанялся по вольному найму к дворянину Угрюмову и жил у него "неотходно", а когда он умер, то детей его Угрюмов "стал считать крепостными"⁵ .

Бабка дворового человека капитанши Соколовой, Антонова, незаконнорожденная выросла в семье государственных крестьян и в неурожайное время была отдана купцу Стукалову "за позаимствованный у него хлеб"⁶ .

Прадед дворового человека помещика Кривоногова Николай Стриголовский, "уроженец вольной польской нации", с сыном около 1719 г. пришёл в Тобольск и нанялся

¹ Тобольская и Томская губернии в 1823 г. были выделены в отдельное генерал-губернаторство Западной Сибири. Позже, в 1830 - 1850 гг., в состав Западной Сибири входили также Омская область и область Сибирских киргизов. Омская область была образована из Омского округа, Тобольской губернии и нынешней Северо-Казахстанской области. Область Сибирских киргизов охватывала большую часть нынешней Казахской ССР. По официальной статистике, число крепостных в области Сибирских киргизов было весьма незначительно.

² Омский областной государственный архив, ф. N 2, д. N 172 за 1817 год.

³ Там же, ф. N 3, д. 4248 за 1858 год.

⁴ Омский областной государственный архив, ф. N 3, д. N 1792 за 1839 год.

⁵ Там же, д. N 866 за 1829 год.

⁶ Там же, д. N 1227 за 1833 год.

добровольно в услужение к дворянину Андрею Жеребметьеву. Восемь лет он прожил у Жеребметьева, "оплачивая сам собою подушные подати". В 1727 г. он был продан с семейством из 8 человек посадскому Фёдору Борзову. Во вторую ревизию, 1744 г., Стриголовские были записаны крепостными. В 1828 году Стриголовские крестьянствовали в имении помещика Кривоногова⁷ .

Всемогущие царские сатрапы в Сибири "жаловали" часто в собственность своим подчинённым офицерам и чиновникам сёла, населённые государственными крестьянами. В 70-е годы XVIII в. ряд таких "пожалований" сделал сибирский губернатор (впоследствии генерал-губернатор) Чичерин. Правда, в 1783 г. Екатерина II дезавуировала эти "пожалования". Но старинная поговорка недаром говорила: "До бога высоко, до царя далёко". Еще дальше было до царя от закрепощённых крестьян. Несколько имений "чичеринского происхождения" продолжали существовать и в первой половине XIX века. Таким было имение княгини Эристовой, находившееся в двух десятках вёрст от крепости Усть-Каменогорской⁸ . Таким было одно из двух крупных барщинных имений генерал-майора Павлуцкого, в составе сёл Сотниковой и Черновой, в Курганском округе, Тобольской губернии⁹ . Крестьяне деревня Варваринской, Курганского же округа, по 5-й ревизии числились государственными крестьянами, а в 1796 г., по указу Колыванской Казённой палаты, сделались перечисленными в дворовые люди помещика¹⁰ .

Чтобы создать постоянные кадры чиновников в Сибири, центральная власть сама практиковала отмежевание чиновникам земли в Сибири по числу дворовых их людей. Так, в 1798 г. Правительствующий Сенат приказал отмежевать коллежскому советнику Бабановскому "на стоящих за ним 9 душ мужского пола дворовых людей" 135 десятин земли "по соседству с заведённым им селением в Ялуторовском округе"¹¹ . Тогда же было отведено 165 десятин земли брату Бабановского на 11 дворовых его душ. Имение Бабановского первого просуществовало вплоть до 1861 года¹² . В конце XVIII в. "всемилостивейше пожаловано" надворному советнику Белову 240 десятин земли в Ишимском уезде на 16 душ его крестьян¹³ . В 1802 г. графу Ивеличу было "всемилостивейше пожаловано" 1000 десятин земли в Усть-Тарской волости, Томской губернии, "для поселения крестьян его и заведения хлебопашества". Граф Ивелич переселил в Сибирь некоторое количество своих крестьян и дворовых из Санкт-Петербургской губернии, а также купил некоторое количество дворовых людей "из киргиз". Примерно так же возникло относительно большое помещичье имение-деревня Петрова¹⁴ . Крестьяне вначале отбывали барщину, потом были переведены на оброк. Имение просуществовало вплоть до 1861 года¹⁵ .

Нередко сибирские чиновники и офицеры самовольно занимали казённую землю и сажали на неё привезённых из европейской части России дворовых людей и крестьян. Так, в 1819 г. помещик Набоков поселил 31 ревизскую душу на казённой земле при заведённой им самовольно заимке¹⁶ .

Архивные документы говорят также и о фактах купли отдельными сибирскими чиновниками в виде промысла - крепостных людей в европейской части России и продажи их в Сибири¹⁷ .

На протяжении 68 лет, с 1757 по 1825 г., на сибирской линии открыто производилась торговля "пленниками" - калмыками и казахами. Обычно их покупали в детском возрасте (от 6 до 12 лет). Зафиксирован случай купли полугодовалого ребёнка¹⁸ . Большая часть этих пленников служила дворовыми у дворян и разночинцев Сибири. Меньшую часть владельцы сажали на землю.

Иногда мелкие чиновники, не имевшие населённых имений, добивались отвода им в Сибири земли под пчеловодство, потом прикупали дворовых людей из калмыков или других национальностей и требовали закрепления за ними этих земель с введённым на них населением "навечно". Часто власти отказывались покровительствовать такому обходу дворянских сословных привилегий. Но такие помещичьи крепостные имения продолжали существовать годы и десятилетия¹⁹ .

Немалую роль в генезисе помещичьих имений в Западной Сибири сыграло прямое насилие над крестьянами.

Предок крепостного крестьянина Ивана Игнатьева был из поселян, не помнящих родства, и присвоен бригадиром - впоследствии генерал-майором - Павлуцким насильно²⁰ . Крестьяне Калугины были беглыми из России господскими крестьянами, потом около 1750 г. они были присвоены капралом Кривоноговым²¹ . Дворовый человек Яковлев был "напредь сего вольным и во время баталия Пугача был захвачен, посажен в острог под стражу, откуда и взят на поручительство с подпискою" офицером Аристовым, от него передан Шеншину, а от него - Куткину. У владельцев никаких документов на Яковлева не было²² . Дворовый человек Евстафий Мачигоров был персидского происхождения. Дед его, "из пленных

⁷ Там же, д. N 733 за 1828 год.

⁸ Там же, д. N 539 за 1824 г. и д. N 725 за 1828 год.

⁹ Там же, д. N 1108 за 1830 год.

¹⁰ Там же, д. N 1491 за 1834 год.

¹¹ Там же, ф. N 2, д. N 99 за 1801 год.

¹² Там же, ф. N 3, д. N 4828 за 1861 год.

¹³ Там же, ф. N 2, д. N 396 за 1820 год.

¹⁴ Там же, ф. N3, д. N 2969 за 1844 год.

¹⁵ Там же, ф. N 3, д. N 4828 за 1861 год.

¹⁶ Там же, ф. N 3, д. N 1044 за 1830 год.

¹⁷ Там же, ф. N 14, д. N 63 за 1839 год.

¹⁸ Там же, ф. N13, д. N 38 за 1818 год.

¹⁹ Там же, ф. N 3, д. N 1044 за 1829 г. и д. N 650 за 1827 год.

²⁰ Там же, д. N 1666 за 1835 год.

²¹ Там же.

²² Там же, д. N 727 за 1828 год.

персиян, в 1728 г. отдан был генералом от инфантерии Румянцевым майору Леонтию Угрюмову"²³ .

Наконец, в первой половине XIX в. отдельные помещики переселяли своих крестьян из европейской части России на сибирские земли. Иногда это делалось ими в порядке репрессии за "волнения" и неповиновение крестьян. Так поступила помещица Панаева в 1850 г.: в виде наказания она переселила 54 ревизских души крестьян из Казанской губернии в свое селение "фабричная дача", расположенное в районе города Туринска, Тобольской губернии²⁴ . В 1839 г. помещица. Ржевская перевела из Рязанской губернии в Сибирь 24 ревизских души, основавших селение "Васин хутор", недалеко от Омска²⁵ .

Наличие больших земельных пространств в Сибири, на которые не успел наложить руку помещик, позволило сибирякам говорить о своём родном крае: "селись, где хочешь, живи, где знаешь, паши, где лучше, паси, где любче, коси, где густо, лесуй, где пушно".

Крепостные крестьяне Сибири были вкраплены отдельными гнёздами в массивы государственных селений.

Государственные крестьяне в массе жили здесь значительно зажиточнее, чем помещичьи. Известно, например, что они обычно не носили лаптей, - только сапоги.

Крепостные крестьяне наблюдали относительно зажиточную жизнь государственных крестьян и остро осознавали, как мешает им жить их владелец. Помимо этого в городах и государственных сёлах Западной Сибири была высокая оплата вольнонаёмного труда. Так, пильщик в Тобольске в 40-х годах XIX в. получал 60 коп. в день, а в Томске ещё больше. Налицо был также значительный спрос на рабочую силу в городах и государственных сёлах. Всё вместе взятое обусловливало особую активность сибирских крестьян в их борьбе за волю.

Почти не было крестьянской или дворовой семьи, которая тем или иным путём не старалась бы освободиться.

Способы борьбы за освобождение от крепостной зависимости были различны.

Если судить по материалам Омского областного архива, не менее 445 крепостных семей "отыскивали вольность" в судебных и административных учреждениях Западной Сибири. Они подавали прошения и посылали "ходаталей". Дела доходили до Правительствующего Сената. Шли годы мучительной для крестьян волокиты. Учреждения отказывали, а крепостные подавали всё новые и новые жалобы генерал-губернатору, наследнику престола, государю императору и настойчиво требовали воли.

Просьбы о предоставлении "свободы от рабства" были поданы, в частности, в 1820 г., во время объезда сибирских городов тогдашним генерал-губернатором Сибири М. М. Сперанским. Так, по одному Тобольску в течение нескольких дней крепостными людьми было подано 27 таких прошений²⁶ . Слава о Сперанском, как о либерале и реформаторе, как видно, дошла и до крепостных крестьян Сибири. Им было невдомёк, что Сперанский хотел только приукрасить фасад самодержавно-крепостнического строя России и Сибири, не видоизменяя его существа; что былой активный либерализм Сперанского поблек, что самое большее, чего он хотел бы после своего падения при дворе в 1812 г., - это того, чтобы чиновники в России выполняли действовавшие тогда крепостнические законы. Крестьянам было невдомёк, что в громадном большинстве случаев Сперанский был способен ограничиться по поводу их ходатайства о воле только бюрократической отпиской. Вот образец её: "Препровождая при сем поданные мне... просьбы от разных лиц, ищущих свободы от укрепления частных людей, прошу ваше превосходительство возвратить оные им через кого следует, объявив, чтоб просили о том в установленных местах узаконенным порядком, если имеют доказательства"²⁷ . В одном случае Сперанский даже зачеркнул уже написанную фразу: "И между тем примите меры к ограждению просителей в сих случаях от притеснений их владельцев"²⁸ (хотя такое приказание ни на йоту не выходило за пределы крепостнического законодательства Александра I).

Однако впоследствии Сперанский сыграл всё же весьма положительную роль в издании касавшегося прежде всего Сибири указа от 30 января 1826 г. "О запрещении повсеместно торга киргиз-кайсаками (т. е. казахами) и калмыками".

Дворовые люди Василий и Анна Павловы в 1823 г. возбудили ходатайство об отсуждении их на волю из владения дворянки Шарлотты Горстен. Бийский окружной суд отказал им. Они подали жалобу. Омский окружной суд им снова отказал. Они подали жалобу в губернский суд, потом в Сенат. Дело тянулось тридцать два года. Анна Павлова уперла крепостной. И только в 1860 г. Правительствующий Сенат освободил Василия Павлова²⁹ .

Дворовые люди Фёдор и Меланья Мартыновы отыскивали вольность из владения штабс-капитана Липина, проживавшего в гор. Омске. Лилия оттягивал всеми способами разрешение дела и в то же время трусливо просил суд "переселить Мартынову Меланью Борисовну из Омска в другое отдалённое место Сибири, ибо она по известной своей отчаянности, находясь в Омске, при первом удобном случае употребит свой злой

²³ Там же, ф. N 3, д. N 590. Ч. 2-я за 1927 год.

²⁴ Там же, д. N 4953-а за 1861 год.

²⁵ Там же, д. N 3615 за 1854 год.

²⁶ Вернее, в Омском архиве сохранилось до наших дней 27 просьб. Подано их было, вероятно, значительно больше.

²⁷ Омский областной государственный архив, ф. Сибирского генерал-губернатора, д. N 385 за 1820 год.

²⁸ Там же, ф. N 2, д. N 386, стр. 2 за 1820 год.

²⁹ Там же, ф. N 3, д. N 4908 за 1861 год.

умысел в нанесении ему какого-либо вреда"³⁰ .

Дворовые люди помещицы Замощиковой Фёдор Соколов, Крисапф Потапов, Ефим Улусенков и "жёнка" Настасья Балашова добивались воли ещё в 10-х годах XIX века. Дело дошло до Правительствующего Сената. Просителям было отказано в иске³¹ . Но в декабре 1820 г. они подали прошение на имя Сперанского. Сперанский направил прошение в Тобольскую гражданскую палату. Последняя возвратила просителям прошение с надписью, чтобы они "ни впредь, ни после не входили с просьбою". Но крестьяне не помирились со своей участью. В 1826 г. Соколов, Потапов, Улусенков и Балашова подали прошение на высочайшее имя. Царская канцелярия переслала прошение генерал-губернатору Западной Сибири Вельяминову. Получив от тобольского губернского прокурора рапорт с изложением всего хода судебного процесса, Вельяминов приказал "подтвердить просителям, что они уже не вправе отыскивать свободу от госпожи своей, которой и должны во всём с покорностью повиноваться. В противном же случае в ослушании её или каких-либо грубостях против неё и в недельном повторении сей их просьбы будет поступлено с ними по всей строгости законов". Просителям, как гласит сохранившийся документ, "резолюция генерал-губернатора была объявлена..."³² .

В 1808 г. в Тобольске возникло дело "О ищущих вольности из рабства башкирцах и калмыках". Искали вольности 84 семьи. Царские власти заметили, что "калмыки, руководимые собратиею своею, а именно: Михаилом Герасимовым, Василием Фёдоровым и Алексеем Яковлевым - делают между собой денежную складку с намерением искать свободы от рабства. А от купца Дьяконова объявлено замеченное им в людях своих с некоторого времени неповиновение". Этого было достаточно, чтобы власти возбудили уголовное дело против крепостного Герасимова и трёх его товарищей. Герасимов был арестован и пять месяцев содержался под стражей до суда. Тобольский городской магистрат приговорил Герасимова, Фёдорова, Яковлева и четвёртого крепостного Иванова к наказанию батогами. Уголовная палата "милостиво" заменила батоги содержанием под караулом при полиции в течение двух недель. Но крепостные калмыки продолжали требовать воли. Некоторые из них решением судебных и административных органов впоследствии были освобождены, ибо их владельцы - купцы - не имели законных актов на владение³³ .

Крепостные крестьяне трёх деревень Тобольской губернии - Якимовой, Лосевой и Крушинской - в 1826 г. стали отыскивать вольность. Они утверждали, что являются потомками государственных крестьян, насильно присвоенных в царствование Екатерины II дедом их помещицы генерал-майором Павлуцким. Они утверждали, что у владелицы их нет на них крепостных актов. У помещицы крепостных документов на крестьян действительно не оказалось. Но судебные и административные учреждения Тобольска и Омска, тогдашнего административного центра Западной Сибири, отказали крестьянам в иске "за пропущением нескольких десятилетних давностей". Крестьяне подали жалобу в Правительствующий Сенат. Сенат им также; отказал. Тогда крестьяне подали жалобу наследнику престола, будущему царю Александру II, в 1835 г. посетившему Сибирь. Наследник передал жалобу в комиссию прошений при собственной его величества канцелярии. Жалоба "по высочайше утверждённому заключению комиссии прошений оставлена без уважения за пропущением нескольких десятилетних давностей". Эта резолюция царя была объявлена крестьянам. Но и тогда "крестьяне Алексей Казанцев и Егор Ищимцев с товарищи" не примирились со своей участью. В 1838 г. крестьяне снова подали прошение генерал-губернатору Западной Сибири, в котором доказывали, что они не пропустили десятилетней давности, ибо только в 1826 г. сами узнали, что, "по закону, они не подлежат Павлуцким и сейчас же начали поискивать свободу..."³⁴ .

Но борьба за волю велась западносибирскими крепостными людьми на основе царских крепостнических законов. Очень часто она выходила за пределы феодальной легальности.

Дворовые люди Николай и Лепестимия Алексеевы и их дети Григорий и Марфа отказались повиноваться своему владельцу майору Старкову и в 1826 г. подали омскому областному начальнику просьбу об освобождении их от рабства. Старков наказал их розгами и заключил всех их в тюрьму. Омское областное правление постановило оставить их во владении Старкова. Алексеевы "объявили неудовольствие" и "решительно отозвались в полицейском управлении при окружном стряпчем и самом Старкове, что они к сему последнему служить не пойдут и никакая власть к тому их не принудит". Омский полицмейстер фон Клостерман наказал Алексеевых розгами и отослал их к Старкову. Но Алексеевы упорно не хотели оставаться крепостными. Тогда Старков в третий раз наказал их розгами. Затем царские чиновники устроили над ними суд "за бунт". Алексеевы содержались в тюрьме до суда 13 месяцев. Военно-судебная комиссия присудила их к наказанию кнутом. Областной начальник "милостиво" заменил им кнут плетьми. Но Алексеевы продолжали подавать жалобы, требуя вольности. Чем кончилось дело, неизвестно³⁵ .

³⁰ Там же, д. N 1352 за 1834 год.

³¹ Там же, д. N 732 за 1828 год.

³² Там же, д. N 732 за 1828 год.

³³ Омский областной государственный архив, ф. N 3, д. N 959 за 1830 год.

³⁴ Омский областной государственный архив, ф. N 3, д. N 1737 за 1838 год.

³⁵ Омский областной государственный архив, ф. N 3. д. N 959 за 1830 год.

Девятнадцатилетний крепостной сапожник Романов в 1827 г. просил себе свободы. "С сего времени объявил решительно в полиции, что ни по какой власти в услуги к Кошевскому (т. е. владельцу. - А. Б. ) не пойдёт". Окружной суд постановил: "За подачу через сие повода к отысканию свободы и прочим находящимся у владельцев людям... наказать его, Романова, в пример и страх прочим при полиции лозами, собрав для бытия при экзекуции всех находящихся в городе... дворовых людей обоего пола и потом отдать его, Романова, господину Кошевскому"³⁶ .

Дворовая девушка Мария Васильева в 1828 г. стала требовать освобождения из владения тобольской мещанки Плотниковой и "оказывать ей неповиновение". Несколько раз Васильева была наказана при полиции лозами и несколько раз содержалась под арестом. Васильевой было 19 лет. Она должна была оставаться "крепкой владельцу" до 25-летнего возраста, и лишь по достижении ею 25 лет владелица была обязана её освободить, получив от казны 150 рублей. Власти отказали Васильевой в иске. Тогда Васильева "решительно объявила, что никакая законная власть на отдачу её Плотниковой недействительна". Она снова просидела в тюрьме 1 месяц и 15 дней. Потом ей властями "было сделано внушение, что она должна повиноваться владелице". При вторичном внушении Васильева решительно показала, что "хотя бы её за неповиновение владелице судебное место приговорило к телесному наказанию и ссылке, то она на сие согласна, только бы избавиться от рабства владетельницы своей..." Царский суд и владелица отступили перед этим героическим упорством крепостной девушки. Тобольский губернский суд заключил: "Как... Марья Васильева решительно отказывается быть в услуге Плотниковой и через то никакой не подаёт надежды к хорошему услужению, то предложить Плотниковой, не согласится ли она за неё, по силе указа 8.2.1825 г. получить из казны 150 рублей и дать ей свободу. Буде не пожелает, то оставить её во владении Плотниковой до 25-летнего возраста и тогда за неповиновение и ослушание своей владелицы наказать розгами 25 ударами, отдать её оной, Плотниковой, притом ей, Васильевой, строго подтвердить, у владетельницы своей быть в должном послушании под опасением за противное вящшего уже наказания, равномерно и самой Плотниковой внушить, чтоб она Васильевой без ведома полиции никакого наказания и взыскания не делала". Через некоторое время "мещанская дочь девица Глафира Плотникова представила в губернское правление отпускное оной девке Васильевой письмо..."³⁷ .

Дворовый человек петропавловского окружного стряпчего Скорины Исай Ющенко "оказал неповиновение" своему владельцу. Он был немедленно наказан телесно. Ющенко покушался на самоубийство: "Под предлогом наносимых ему от Скорины тягостных стеснений решился учинить порез по горлу своему нарочито приготовленным ножом". Царский суд не поверил, что Ющенко подвергается притеснениям со стороны Скорины, ибо "надобно дать в сем случае веру г. Скорине, как владельцу". Суд также не поверил объяснениям Ющенко, что он "сделал сие (порезал себе горло. - А. Б. ) не с намерением лишить себя жизни, а для того только, чтобы постращать своего господина". Ющенко был приговорён к наказанию плетьми 12 ударами³⁸ .

В 1833 г. крепостные крестьяне и дворовые помещика Стерлихова оказали ему неповиновение. Сколько было крестьян и дворовых, неизвестно. В архивном деле употреблено только выражение "многие". По просьбе Стерлихова заседатель Петропавловского земского суда Ярцев жестоко наказал всех крестьян и дворовых лозами. Крестьяне подали жалобу и приложили свидетельство медицинского чиновника о том, что наказание учинено жестоко. Омский областной суд нашёл: а) что Ярцев наказал крестьян не самовольно, а по просьбе владельца их за неповиновение ему, что не воспрещено и законами; б) что наказание сие было не жестоко, ибо произведено лозами, и от оного не причинено никому из оных крестьян увечья...", а потому постановил "означенную просьбу крестьян оставить без уважения"³⁹ .

Дворовый человек Кустовский и жена его жаловались на "насильное прелюбодеяние владельца Главинского с женою Кустовского". За год до этого омскими областными властями было постановлено учредить опеку над всеми крепостными людьми Главинского "по жестокому господина Главинского со своими людьми обращению". Но от Кустовских были потребованы "убедительные" доказательства и по тому же классово-помещичьему процессуальному принципу - "надобно дать веру... владельцу" - обвинение Главинского было признано недоказанным. Областной суд постановил наказать Кустовских при полиции через служителя плетьми по 30 ударов⁴⁰ .

Десятки крестьян и дворовых совершали побеги от своих владельцев. Дворовый человек каракалпак Сатай Тюлесов в 1812 г. убежал от своего владельца из Усть-Каменогорска в степь. Но потом возвратился, был посажен в тюрьму, наказан плетьми и возвращён владельцу⁴¹ . Две "крестьянских девки" бежали в 1826 г. из помещичьей деревни Утичьей. Через несколько лет помещик обнаружил их: одна была замужем за государственным крестьянином, другая - за заводским крестьянином. У обеих были дети. Помещик Краснопольский стал требовать их возвращения в его

³⁶ Там же, ф. N 2, д. N 337 за 1810 год.

³⁷ Там же, ф. N 3, д. N 1352 за 1834 год.

³⁸ Омский областной государственный архив, д. N 743 за 1829 год.

³⁹ Омский областной государственный архив, ф. N 3, д. N 959 за 1830 год.

⁴⁰ Там же, д. N 1352 за 1834 год.

⁴¹ Там же, ф. N 2, д. N 137 за 1810 год.

поместье вместе с их детьми и... мужьями. Он ссылался на устаревший уже и к тому времени принцип "по рабе раб". Даже видавших виды сибирских чиновников-крепостников это требование помещика возмутило⁴² . Дворовый человек титулярного советника Мейбаума Пётр Сторож, он же Дмитренко, бежал в 1830 г. от своего господина и забрал с собой вещи, по оценке помещика, на сумму в 452 рубля. Вскоре он был пойман. Семипалатинский окружной суд приговорил его к 20 ударам плетьми через палачей и ссылке в Сибирь на поселение. Совет Главного управления Западной Сибири утвердил 20 ударов плетьми, но не через палача, а при полиции. Генерал-губернатор Вельяминов "гуманно" уменьшил наказание до... 15 ударов плетьми. А по отбытии этого наказания Дмитренко-Сторож снова должен был попасть в руки помещика Мейбаума⁴³ . Бежал от помещика Липина в 1835 г. также дворовый человек Фёдор Мартынов.

В 1827 г. Омский областной суд разбирал дело по обвинению дворовых людей помещика Главинского - Васильева, Агафонова, Иванова и Матвеева - в покушении на убийство своего владельца. Конечно, подсудимые просидели в тюрьме до суда долгое время - около двух лет. Один из них - Васильев - покушался кончить жизнь самоубийством. Суд признал обвинение недоказанным и на основании манифеста по случаю коронации Николая I постановил "простить" их. Но сам Главинский отказался их простить и заявил, что не примет обратно дворовых людей, покушавшихся его убить. Пришлось властям постановить "прекратить дворовым людям Васильеву, Агафонову, Иванову и Матвееву казённое довольствие, иметь над ними надзор и предоставить им пропитываться собственным трудом",⁴⁴ т. е. суду пришлось... отпустить их фактически на волю.

Крестьяне помещика Краснопольского (деревня Утичья, Томской губернии) в 1832 г. всей деревней стали требовать освобождения от крепостной зависимости и прекратили выполнять барщину. Колыванский окружной суд определил; "Утвердить их во владении за наследниками покойного статского советника Краснопольского, со внушением им, дабы они отнюдь из власти и повиновения господ своих выходить и мечтать быть вольными не отваживались под опасением строгого по законам наказания..." Доверенного крестьян Кочнева помещик отдал вне очереди в рекруты. Но крестьяне продолжали борьбу. Они не выполняли барщины и подали жалобу в высшую судебную инстанцию. Тогда колыванская полиция арестовала шестерых крестьян, продержала их под караулом четверо суток и "сильно наказала через казаков". Полиция принуждала крестьян дать подписку "о неотыскании вольности". Крестьяне подписки не дали. Чтобы помешать крестьянам продолжать судебный процесс, помещик два месяца не выпускал крестьян из деревни. Они подали жалобу генерал-губернатору через государственного крестьянина соседней деревни, случайно пришедшего проведать одного из них. Потом крестьяне подали жалобу в Правительствующий Сенат и на "высочайшее имя". Новым доверенным от крестьян был Захар Коренев. Вскоре на имя Томского губернского прокурора поступило по почте заявление от имени Захара Коренева о том, что он "о простьбах, поданных на имя генерал-губернатора, сената и царя, вовсе не знает". В заявлении далее было написано: "Я уже измерил опытом на себе и вновь опасаюсь, что и настоящая... простьба быть может обидного для начальства и господ моих содержания... Прошу сделать мне законную защиту (!), а обратить то на просителя и сочинителя". Однако на суде выяснилось, что Коренев дал согласие на отправку этого заявления под нажимом и угрозами молодого помещика Краснопольского. Последний собственноручно написал заявление от имени Коренева и самолично подал его на Омский почтамт. Через шесть лет, в 1838 г., генерал-губернатор приказал объявить крестьянам Краснопольского, что "если они считают себя правыми и имеют к тому законное доказательство, то они имеют право просить о переносе сказанного дела на рассмотрение губернского суда установленным порядком..."⁴⁵ .

Дальнейший ход дела в точности неизвестен. Однако в 1861 г. имение Краснопольского считалось уже мелкопоместным, т. е. насчитывалось менее 20 ревизских душ, тогда как в 1830-х годах ревизских душ в нём было 34. Можно заключить, что часть крестьян Краснопольского в результате борьбы освободилась от рабства⁴⁶ .

В 1838 г. крестьяне деревни Правдиной, Омского округа, отказались платить оброк помещику Завилейскому и выгнали из села назначенного помещиком бурмистра, Ишимский земский исправник арестовал одного из крестьян, Федора Соснова, продержал его в тюрьме несколько дней, потом привёз его скованного в деревню и потребовал, чтобы крестьяне подчинились владельцу и дали в том подписку. Крестьяне отказались. Исправник приказал шестерым из них прибыть на следующий день к нему в Ишим. Прибывших крестьян исправник посадил в земской полиции в подполье, где продержал две недели. Он стращал их, в случае дальнейшего сопротивления с их стороны, каторжной работой и отдачею в солдаты. Но крестьяне упорствовали. Их перевели в острог, где продержали ещё 11 дней, затем крестьян жестоко высекли розгами. Одного из них секли дважды, и исправник кроме того "своеручно бил его так, что он оглох на одно ухо". Но крестьяне остались непре-

⁴² Там же, ф. N 3, д. N 1227 за 1833 год.

⁴³ Там же.

⁴⁴ Омский областной государственный архив, ф. N 3, д. N 590. Ч. 2-я за 1827 год.

⁴⁵ Омский областной государственный архив, ф. N 3, д. N 1660 за 1835 год.

⁴⁶ Там же, д. N 4953-а за 1861 год.

клонными. Они не дали подписки о повиновении помещику. Исправнику пришлось пока отпустить их в деревню. Через некоторое время в Правдину приехали исправник, окружной стряпчий⁴⁷ и управляющий имением с 16 понятыми. Исправник велел нарезать побольше розог и начал стращать крестьян жестоким наказанием. Но когда он начал сечь одного из них, "мужики его отняли". Как доносил сам исправник губернатору, он, видя, что "ожесточение крестьян дошло до неимоверной степени... желая избегнуть неприятностей, не смел употреблять никаких полицейских мер". Исправник только заявил крестьянам, что пришлёт в деревню казаков и солдат для усмирения, и приказал новой шестёрке крестьян явиться к нему завтра в город. Крестьяне "решительно от сего отказались, сказав, что добровольно в город не пойдут". Тобольский губернатор послал в деревню воинскую команду для усмирения крестьян. Генерал-губернатор командировал своего адъютанта поручика графа Толстого расследовать это дело. Граф Толстой донёс генерал-губернатору, что крестьяне "решительно не хотят быть господскими". Воинская команда простояла в деревне Правдиной полтора месяца. Помещик и его управляющий жестоко отомстили крестьянам за бунт: одного из них они отдали в рекруты без очереди, 30 человек крестьян принудительно отправили на работы в город Томск, на завод к купцу Попову, двоих крестьян отдали "для услуг" ишимскому и омскому земским исправникам. Помещик забрал у крестьян 33 лошади, 23 головы рогатого окота, 71 четверть хлеба. У многих крестьян помещик отнял одежду, домашние припасы, посуду, оставив их в "одной только прилучившейся на них ничтожной одежде". Несчастные крестьяне подавали жалобы генерал-губернатору, министру полиции, в Правительствующий Сенат, на высочайшее имя. Они требовали возвращения ограбленного у них имущества и... просили воли. В "отсуждении на волю" им было отказано. Ответственным за расхищение их имущества власти объявили одного только управляющего, который заблаговременно выехал в Санкт-Петербург, и "несмотря на принятые розыски, не был обнаружен..."⁴⁸ . В делах Омского архива за 40 - 50-е годы XIX в. мы не встречали больше упоминаний о деревне Правдиной. Но в 1861 г. помещик Завилейский просил сибирские власти приобрести от него в казну его имение-деревню Правдину. Совет главного управления Западной Сибири отказал удовлетворить просьбу помещика, ибо "имение Правдива не приносит владельцу никакого дохода: крестьяне много лет уже не отбывают никаких повинностей помещику и не платят ему никакого оброка..."⁴⁹ . Ни грабительские действия и самоуправство помещика, ни дикие репрессии царских властей не могли заставить крестьян остаться крепостными. В 1860 г. владельцы деревни Беловой, Усть-Тарской волости, Томской губернии, Кашевский и Дитерихс попытались взыскать оброк с крестьян имения, "многие годы" его не плативших. Крестьяне "учинили буйство" - и помещики уехали ни с чем.

В 40 - 50-х годах XIX в. не платили оброка помещику и не выполняли никаких повинностей также крестьяне имения помещика Базилевского в Томской губернии, крестьяне имений помещика Асташева, помещиков Лобановых, помещиков Кривоноговых и помещицы Замощиковой в Тобольской губернии.

Всё чаще и чаще встречаются в архивных делах этого периода такие заявления помещиков: "Дворовый мой человек Фролов проживает в городе Омске, служит по найму у частного лица кучером, оброка мне не платит, а всею получаемою платою пользуется сам, вследствие чего платёж податей лежит на его собственной ответственности"; или: "...люди мои проживают в городе Омске у разных лиц в услужении для собственного пропитания, оброка мне не платят".

Многие помещики Западной Сибири в 40-е и 50-е годы прошлого века отдавали в казну своих крепостных за небольшое вознаграждение или отпускали их на волю без всякого вознаграждения. Количество вольноотпущенных и дворовых возрастало в Сибири из года в год.

Крепостное право в Западной Сибири разлагалось и фактически отменялось под давлением снизу.

Таков был результат классовой борьбы западносибирского крепостного крестьянства. Эта борьба, несмотря на малочисленность западносибирского крестьянства, входит составным элементом в борьбу всего земледельческого населения России, столетиями добивавшегося воли.

⁴⁷ Должность стряпчего приблизительно соответствовала позднейшей должности прокурора.

⁴⁸ Омский областной государственный архив, ф. N 3. д. N 1792 за 1839 год.

⁴⁹ Там же, ф. N 3. д. N 4953-а за 1861 год.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - А. БАРАБОЙ:

Комментарии: