Меновную княжескую грамоту 1497 г. со скреплявшей ее крупной, диаметром 40 мм, красновосковой печатью Ивана III, на лицевой стороне которой был изображен всадник, поражающий копьем рептилию, а на оборотной стороне - будущий герб России, двуглавый орел, с двусторонней круговой легендой, содержавшей титул Ивана III, обнаружил в 1767 г. Н. Н. Бантыш-Каменский среди бумаг Московского архива Коллегии иностранных дел (МАКИД). В "Реэстр старинным великих князей грамотам с 1256 по 1585 год" он внес ее под N 139 и охарактеризовал следующим образом: "7005/1497 года месяца июля. Запись великого князя Ивана Васильевича, данная племянникам его князю Федору и князю Ивану Борисовичам о промене и розмежевании своих городов Буи и Колпа с волостми на имеющияся у них в разных уездах селы и деревни за подписанием московского митрополита Симона. К сей грамоте привешены четыре восковые печати" ¹ . Изображениям на печатях Бантыш- Каменский совершенно не придал значения.

Описание названной печати сделал М. Н. Соколовский, к которому перешли на хранение от Бантыш-Каменского древнейшие русские грамоты. К последней фразе Бантыш-Каменского о четырех печатях он добавил: "...великого князя, митрополичья и две князей волоцких. Первая на красном воску с изображением на одной стороне святаго Георгия, седящаго на коне и побеждающаго копнем змия, с надписью вокруг: "Иоан божиею милостию господарь всеа Руси великий князь", а на другой стороне изображен двуглавый орел с двумя на главах коронами и с распростертыми крылами с надписью вокруг: "и велики княз влад. и мое. и нов. и пек. и тве. и уго. и вят. и пе. и бол.". Другая на черном воску с изображением на одной стороне образа богоматери с превечным младенцем, а на другой с надписью: "Божиею милостию смирены Симон митрополит всеа Руси". Третья с надписью вкруг фигуры: "Печать князя Федора Борисовича". Четвертая с надписью вкруг фигуры: "Печать княжо Иванова Борисовича"". Таким образом, печать Ивана III на грамоте 1497 г. первоначально воспринималась как печать с изображением Георгия Победоносца на лицевой стороне и двуглавого орла с коронами на оборотной. Что касается надписи на печати, то ее следовало бы начинать не со слов "Иоан божиею милостию господарь", а словами "Велики князь Иоан божиею милостию господарь".

Кучкин Владимир Андреевич - доктор исторических наук, главный научный сотрудник, зав. Центром истории древней Руси Института российской истории РАН.

стр. 24

Поскольку, став в 1772 г. хранителем древнейшего актового материала, Соколовский получил в свое распоряжение прежние "Реэстры грамотам", составленные в свое время Бантыш-Каменским, и по этим "Реэстрам" проверял сохранность грамот и делал описания печатей, следует полагать, что такие дополнения были сделаны Соколовским в том же 1772 году. Этот год и можно считать самой ранней датой описания знаменитой печати.

В 1788 г. меновная грамота 1497 г. была опубликована, причем дважды. Но если Н. И. Новиков во втором издании своей "Древней российской вифлиофики" сообщил весьма скупые сведения как о самой грамоте, так и о скреплявших грамоту буллах ² , восходящие к описанию грамоты 1767 г. Бантыш-Каменского, то петербургский издатель "Продолжения древней российской вифлиофики" С. Я. Румовский, пользовавшийся присылаемыми ему из Москвы материалами тогдашнего сотрудника МАКИД И. М. Стриттера, традиционно озаглавив меновную грамоту "записью", дал весьма подробное описание четырех привешенных к грамоте печатей: " Первая болшая из краснаго воску, на красном шелковом снурке висящая, у которой на одной стороне изображен ездок, копьем змею побеждающий, с надписью: великий кн. Иоанн божиею милостию господарь всеа Руси, а на другой двойный орел с разпущенными крыльями, с двумя надголовными коронами и с надписью: и велики нязь* влад. и мое. инов. * и пек. и тве. и у го. и вят. и пе. и бол. Вторая из чернаго воску, на черном же шелковом снурке висящая, двойная же, на одной стороне видна пресв. богородица, на престоле сидящая, с предвечным младенцем, на другой стороне надпись: божиею милостию смирены Симон митрополит всея Руси. Третия из чернаго воску, на голубом шелковом снурке висящая, на которой изображены два мужа, на голове держащие ботик, как кажется, с сидящими на оном людьми, над воротами, в которых, виден столп; а надпись на оной: печать князя Федора Борисовича. Четвертая из чернаго воску, на голубом шелковом снурке висящая, на которой изображен ботик же с сидящими на оном людьми, над которым ковчег с голубем на оном, и с ангелом, на стороне носящимся, с надписью: печать княж Иванова Борисовича " ³ . Таким образом, в 1788 г. Румовский по-новому интерпретировал изображение на печати: поражающий копьем змея всадник был признан не святым Георгием, а аллегорическим ездоком.

Хотя архивисты и публикаторы XVIII в. зафиксировали появление во времена Ивана III двуглавого орла на его печати, современные им историки не обратили на данный факт внимания. М. М. Щербатов, давая подробную характеристику Ивану III, совершенно не затронул вопроса о появлении в годы правления этого великого князя новой государственной эмблемы - двуглавого орла ⁴ . А характеризуя три грамоты 1497-1507 гг. Ивана III, к которым были привешены его большие красновосковые печати с изображением всадника и двуглавого орла, Щербатов не упоминал об этих рисунках ⁵ .

Изображением двуглавого орла на печатях Ивана III первым заинтересовался Н. М. Карамзин. Он находил их новыми: "Вел. князь начал употреблять сей герб с 1497 года; до 1472 на печати его изображались ангел, держащий в руке кольцо, и человек с обнаженным кинжалом; а с сего времени до 1497 г. лев, терзающий змею: работа греческая и, как вероятно, подарок Софиин". Герб 1497 г., по мысли историографа, также был принят под влиянием греков: "Иоанн, по свойству с царями греческими, принял и герб их, орла двуглавого, соединив его на своей печати с московским: то есть на одной стороне изображался орел, а на другой всадник, попирающий дракона, с надписью: " великий князь, божиею милостию господарь всея Руси" ⁶ . Византийские корни изображений Карамзин никак не обосновывал, не объяснял, почему изображение двуглавого орла помещалось на не лицевой, а на оборотной стороне печати, не приводил доказательств будто бы типично московского изображения всадника, видимо, механически перенося в XV в. представления своего времени, когда на гербе Москвы изображался св. Георгий, но важно, что историограф говорил именно о всаднике на печати 1497 г., причем попирающем не змея, а дракона.

стр. 25

Работу над VI томом своей "Истории" Карамзин закончил в начале 1812г., на исходе успешной для России войны с Турцией. Он писал о якобы заимствованном еще в конце XV в. из закончившей свое существование Византийской империи русском государственном гербе, что как бы намекало на некие исторические права российских императоров на наследие Византии, в том числе ее территорию, в XIX в. бывшую под турецким господством. Его мнение о заимствовании герба из Византии было настолько созвучно идеям о несомненном влиянии византийской государственности на русскую и реальным политическим притязаниям Российской империи на Константинополь и проливы, что превратилось в аксиоматическое объяснение происхождения русского двуглавого орла. Однако внешнее оформление печати (круговая легенда с полным титулом Ивана III) повторяло западноевропейские образцы. По мнению Н. П. Лихачева, принятие такого титула московским великим князем и само появление печати стали результатом посещения Москвы в 1489 г. посольством императора Священной Римской империи Фридриха III Габсбурга ⁷ .

Были и другие основания сомневаться в византийском происхождении русского двуглавого орла. К. В. Базилевич, изучая внешнюю политику Ивана III, пришел к заключению, что воздействие на нее Софьи Палеолог было весьма скромным. Иван III в дипломатических документах никогда не заявлял себя наследником византийских императоров, не вступал в конфликты на этой почве с турецким султаном; в русской публицистике последней четверти XV в. отсутствовали утверждения о преемстве власти московского великого князя и Палеологов. Даже влияние на быт московского двора Софьи и ее греческого окружения было слабым. Приписывавшиеся историографией XIX в. греческой деспине введение в Москве пышных дворцовых церемоний, новых придворных чинов, спорадическое применение Иваном III нового титула "царь", как оказалось, или не подтверждается источниками, или имеет более раннее происхождение. Вопрос о гербе представлялся Базилевичу более трудным, поскольку документальных свидетельств о византийском или каком-либо ином происхождении русского двуглавого орла нет. Но он отметил, что эмблема двуглавого орла была известна на Руси в XIV-XV вв. по изображениям на русских подражаниях монетам Золотой Орды и на монетах Тверского княжества ⁸ .

В 1966 г. Г. Алеф вразрез с установившейся научной традицией показал типологическое сходство изображений двуглавого орла на печатях Ивана III (1497 г.) и Габсбургов. Алеф не видел самой печати 1497 г., основываясь на ее публикации 1813г., приблизительной и неточной, не изучал других печатей того же типа, детально не исследовал всех модификаций титула Ивана III в 80-90-х годах XV в., не установил точного времени появления печати и смысла ее оформления, однако его "несогласный взгляд" (такой подзаголовок имела его статья) оказался правильным ⁹ .

Печати 1497 г. посвящен специальный раздел в монографии Н. А. Соболевой, которая составила и перечень сохранившихся и упоминаемых в документах экземпляров печатей 1497 года ¹⁰ . Опираясь на имеющиеся в литературе данные о печати 1497 г., Соболева пришла к ряду не вполне строгих заключений. Соглашаясь с Алефом в том, что двуглавый орел помещен на печать Ивана III под влиянием сфрагистических традиций Габсбургов, она одновременно пишет о его сходстве с эмблемой двуглавого орла на памятниках Морей, родины Софьи Палеолог. Это сходство "во всяком случае... больше, чем с габсбургским орлом", и оно "позволяет предположить, что он является прототипом фигуры первой русской государственной печати"; какие же именно элементы русской эмблемы ближе к морейскому, а не к габсбургскому изображению орла, разъяснено не было. При этом получается, что, оформляя русскую печать по западноевропейскому образцу, некий мастер-гравер почему- то не обратил внимания на двуглавых орлов, имевшихся на печатях государей Европы, а воспользовался подобными изображениями на морейских церковных мозаиках и книжных миниатюрах. Указывая, что на лицевой стороне печати 1497 г. выгравирован всадник, олицетворяющий государя, Соболева тем не менее сближает его с изо-

стр. 26

бражениями св. Георгия. Сравив титулы Ивана III на печати и в дипломатических документах, она пришла к важному заключению, что титул на булле не идентичен, хотя и очень близок титулу в дипломатических грамотах 1487 и 1489 годов. Казалось, следовало установить, существуют ли документы, в которых титул Ивана III полностью соответствовал бы титулу на его печати 1497 г., и, если существуют, то с какого времени и кому предназначены. Однако автор ограничилась тем, что, сославшись на Лихачева, предположительно отнесла появление печати рассматриваемого типа к 1489 году ¹¹ .

В 90-е годы сравнение изображений двуглавого орла на печати 1497 г. и печатях Габсбургов произвела А. Л. Хорошкевич. "Двуглавого орла как государственный герб принял Фридрих III, отец того императора Максимилиана, с которым имел дипломатические контакты Иван III, - пишет она. - Это произошло в 1442 г. На лицевой стороне его печати - тронное изображение императора с регалиями, а на обороте - двуглавый орел. Такое же расположение изображений на печати Ивана III 1497 г. " ¹² . Но на лицевой стороне печати 1497 г. изображен вовсе не сидящий на троне император, а всадник. К тому же Фридрих III стал императором лишь в 1452 г., а двуглавый орел появился на печатях Габсбургов не при Фридрихе III, а при его предшественнике, императоре Сигизмунде ¹³ . Иван III имел дипломатические контакты не только с императором Максимилианом I, но и с его отцом Фридрихом III. Именно переговоры с последним и привели, по мнению ряда исследователей, к появлению русской великокняжеской буллы, аналогичной печати меновной грамоты 1497 года. В работе 1997 г. Хорошкевич издала эту печать. На снимке легко различаются буквы легенды, ясно читаются начальные буквы имени "Ио... " (далее печать повреждена). Булла же представлена как "печать Василия III 1523 г. ", причем оборотная сторона рассматривается как лицевая, а лицевая - как оборотная. Общий подход Хорошкевич к анализу эмблем не может быть признан плодотворным. Автор рассуждает об изображениях всадников, двуглавых орлов крайне абстрактно, без детального разбора элементов эмблем, наивно объединяя в одну группу изображения всадников-святых на русских печатях XIII в. и всадников- правителей на западноевропейских печатях XI-XV вв., вообще всадников на русских печатях и монетах XIV- XV столетий только потому, что изображены сидящие на конях люди, и пытается на столь аморфной основе выявить генезис печати определенного типа. Так же и в изображениях двуглавого орла не принимаются во внимание особенности рисунков голов птиц, клювов, крыльев, перьев и других элементов. Отсюда и неопределенность выводов. Указав на пять обсуждаемых в науке путей проникновения в Москву двуглавого орла (из Византии, южнославянских стран, Священной Римской империи, Золотой Орды или Тверского княжества), автор заключает: "В конечном итоге не так существенно, каким ветром занесло двуглавого орла на Русь Ивана III - западным, юго-западным, с остановкой в Твери, Морее, Крыму или без нее, важно другое: в оформлении своей государственной символики Русь пользовалась тем изображением, которое наилучшим образом в тот период выражало идею ее государственности". Таким образом, объективное, научное изучение вопроса о происхождении русского государственного герба оказывается нереализованным. Оно подменяется декларацией о наилучшем использовании символики правительством Ивана III; качественные характеристики при этом опять-таки не доказываются, а декларируются.

В отношении титула Ивана III на печати 1497 г. Хорошкевич ограничилась анализом лишь той его части, которая занимает лицевую сторону печати, и потому пришла к неверным заключениям, касающимся возможного времени изготовления рассматриваемой буллы ¹⁴ .

Изменение в зависимости от разных политических обстоятельств титулатуры Ивана III прослежено А. В. Лаушкиным ¹⁵ . Такая причинная связь была установлена еще учеными XIX в., но автор конкретно выясняет, когда именно происходило то или иное изменение и, в частности, указывает на точную дату появления в документальных материалах того титула,

стр. 27

который был воспроизведен на великокняжеской печати 1497 года. При этом, к сожалению, не рассматриваются два существенных вопроса. Во-первых, автор не учитывает видовых различий между такими документальными источниками, например, как посольские подорожные грамоты и международные договоры, оформлявшиеся по-разному. Во-вторых, именно время Ивана III, от которого сохранилось значительно большее количество и разновидностей документальных источников, чем от эпохи, например, его деда или отца, показывает, что единого титула, одинаково употребительного как в актах внутреннего, в рамках Русского государства, предназначения, так и в документах внешнеполитических, у государя всея Руси в последней четверти XV - начале XVI в. еще не было.

В этом отношении показательно различное титулование Ивана III в грамотах, написанных примерно в одно время, но адресованных разным лицам. Особенно красноречивы документы дипломатические. 20 марта 1489 г. датирована верительная грамота посла Ивана III к королю Польскому и великому князю Литовскому Казимиру IV М. С. Еропкина, в которой Иван III титулуется очень скромно: "Отъ великого князя Ивана Васильевичя". Через два дня, 22 марта 1489 г., русскому послу Юрию Траханиоту к императору Священной Римской империи Фридриху III Габсбургу было вручено официальное послание русского правительства, в котором Иван III титуловался как "Иоаннъ, божиею милостию великий государь веса Руси, Володимерский, и Московский, и Новогородский, и Псковский, и Тферский, и Югорский, и Вятский, и Пермский и иныхъ". Точно так же он титуловался и в дипломатическом послании от того же 22 марта 1489 г. к сыну Фридриха, будущему императору Максимилиану I, и в верительной грамоте, адресованной к этим правителям Священной Римской империи. Одновременно в написанных в один день с верительной грамотой и дипломатическими посланиями к императору Фридриху III и его сыну подорожных грамотах, данных посольству Юрия Траханиота и адресованных бургомистрам и ратманам Любека, Колывани (Таллинна) и Ругодива (Нарвы), Иван III титуловался несколько иначе: "Иоаннъ, божиею милостию великий государь, царь всеа Русии, Володимерский, и Московский, и Новогородский, и Псковский, и Тферский, и Югорский, и Вятский, и Пермский и иных". Для властей различных городов, политическое значение которых не шло ни в какое сравнение с ролью императора Священной Римской империи, титул Ивана III был изменен, стал более пышным, там появилось новое слово "царь". Однако в грамоте, отправленной 6 сентября 1489 г. крымскому хану Менгли-Гирею, царем титуловался не Иван III, а крымский хан: "Брату моему Менли-Гирею царю велики князь Иван челом бьет" ¹⁶ . В данном случае Иван III сохранял за собой только титул великого князя.

В документах же внутреннего назначения титул был иным. В договорных грамотах Ивана III с тверским великим князем Михаилом Борисовичем (около 1484-1485 гг.), со своими родными братьями Борисом Васильевичем Волоцким (20 августа 1486 г.) и Андреем Васильевичем Углицким (30 ноября 1486 г.), хронологически наиболее близких к рассмотренным выше внешнеполитическим документам, Иван III титуловался "великим князем всея Руси". Тот же титул "великий князь всея Руси" встречается в жалованной грамоте Ивана III от сентября 1488 г. Кирилло-Белозерскому монастырю на села и деревни в Белоозере, его указной грамоте с прочетом вологодским наместникам, датируемой 1489/1490 г., указной грамоте с прочетом от февраля 1490 г. волостелю Соли Переялавской ¹⁷ . Вопреки утверждениям ряда исследователей о постепенном изменении титула и существовании в определенные периоды только одного титула московского великого князя, приведенный материал свидетельствует о том, что в одно и то же время употреблялись совершенно различные титулы Ивана III. Если до сих пор остаются справедливыми слова В. О. Ключевского о том, что изменения в великокняжеском титуле "это целая политическая программа, характеризующая не столько действительное, сколько искомое положение" ¹⁸ , то есть такие изменения пре-

стр. 28

следовали, кроме политических, еще и идеологические цели, то следовало бы говорить не об одной, а о нескольких политических программах Ивана III одновременно, имевших разное адресное назначение. Не касаясь сейчас причин данного явления, просто констатируя его как факт, следует подчеркнуть то обстоятельство, что подобная ситуация позволяет гораздо точнее заключать, когда и для чего изготовлялись разнообразные печати Ивана III с его различными титулами, соответствовавшими титулам в документах того или иного предназначения.

Таким образом, нужны новые приемы изучения печати 1497 г., позволяющие уточнить выводы о происхождении печати, времени и обстоятельствах ее появления, символике и интерпретации.

Рассмотрение буллы следует начать с характеристики материала, из которого она изготовлена. Это воск красного цвета. Анализ Соболевой сохранившихся русских восковых печатей XIV - начала XVI в. показал, что печатями из красного воска пользовались исключительно великие князья московские: Василий Дмитриевич, Василий Васильевич, Иван Васильевич и его соправитель Василий Иванович ¹⁹ . Таким образом, печать 1497 г. уже по своему материалу должна быть признана великокняжеской.

Тот же вывод следует из анализа помещенного на ней титула Ивана III: велики кн(я)зъ Иоанъ б(о)жиею милостию господарь всея Руси (лицевая сторона) и велик(ии) княз(ь) Влад(имирскии) и Московский) и Нов(город- скии) и Пек(веский) и Тве(рскии) и Уго(рскии) и Вят(скии) и Пе(рмскии) и Бол(гарскии) (оборотная сторона).

Вместе с указанием на самое высокое положение в Руси его носителя, титул содержит в себе датирующие признаки. Обычно для датировки рассматривается титул Ивана III на лицевой стороне печати. Строго говоря, речь должна идти о части полного титула, которая содержала статус и имя носителя титула, указание на источник его власти и религиозное ее освящение, а также на само существо этой власти. Хорошкевич утверждает, что зафиксированный на печати 1497 г. великокняжеской титул появился после 14 марта 1484 г., поскольку именно тогда впервые в титуле Ивана III обнаруживаются слова "божиею милостию". Отсюда возможное время появления печати- "между 1484 и 1497 годами, по Н. П. Лихачеву, и В. К. Лукомскому - в 1489 году" ²⁰ . Однако слова "милостью божьею" в титуле Ивана III встречаются уже в тексте договора 1474 г. Новгорода и Пскова с дерптским епископом ²¹ . Ранее Хорошкевич, анализируя титул Ивана III в верительной грамоте 1487 г. русского посла к миланскому герцогу: "Божьею милостью великий господарь Русския земли великий князь Иван Васильевич Володимерски и Московски и Новогородски и Псковски и Тферски и Югорски и Вятски и Пермьски и иных всея Руси", полагала, что такой титул появился именно в 1487 г. и "это можно связать с покорением Казани, которому в Москве придавали очень серьезное значение" ²² .

Такие колебания исследовательской мысли объясняются тем, что за основу анализа принимаются не самые показательные части полного титула Ивана III. Для датировки гораздо важнее характеристика территориальной (объектной) части титула Ивана III на оборотной стороне печати. В частности, наличие указания на то, что Иван Васильевич является великим князем тверским, ведет ко времени после 12 сентября 1485 г., когда в Тверь вошли московские войска и самостоятельность Тверского княжества была ликвидирована ²³ . Следовательно, печать, подобная печати 1497 г., могла появиться только после 12 сентября 1485 г. Такое заключение подкрепляется титулованием Ивана III в послании правителю Кафы и Тамани Захарию Скарье (Гуилу Гурсису) от 14 марта 1484 г. и в верительной грамоте папе римскому Иннокеннтию VIII от 1485 г., где в перечислении подвластных Ивану III территорий нет определения "и Тферскии" ²⁴ . Но и дата 12 сентября 1485 г. не является тем нижним хронологическим пределом, когда могла быть изготовлена рассматриваемая печать.

В свое время Лихачев считал, что данная печать могла быть изготовлена только после 1489 г., поскольку в грамоте от 22 марта 1489 г. императору

стр. 29

Священной Римской империи Фридриху III Габсбургу Иван III титуловался как "Иоанн, божиею милостию великий государь всеа Руси, Володимерский и Московский и Новогородский и Псковский и Тферский и Югорский и Вятский и Пермский и иных" ²⁵ . Однако исследователь не обратил внимания на помещенную в том же издании копию грамоты от 29 июля 1488 г. венгерскому королю Матиасу Корвину, в которой Иван III титуловался как "божиею милостию государь всеа Русии, великий князь Иван Васильевичь, Володимерский и Московский и Новогородцкий и Псковский и Тферский и Югорский и Вятский и Пермский и иных". Верительная грамота от 19 августа 1487 г. русских послов миланскому герцогу Джан-Марии Галеаццо содержит точно такой же территориальный титул ²⁶ . Тем самым нижняя хронологическая грань титула и, следовательно, рассматриваемой печати, как будто отодвигается к 1487 году. Однако в территориальных титулах Ивана III в упомянутых грамотах (от 19 августа 1487 г., 29 июля 1488 г. и 22 марта 1489 г.) и в его титуле на печати есть одно, но существенное различие. После определения "Пермский", последнего в указанных грамотах, на печати добавлено: "и Болгарский". Совершенно очевидно, что такое добавление, выражавшее притязания московского великого князя на земли Казанского ханства, появилось в титуле Ивана III после 22 марта 1489 года. Официально такие притязания были заявлены не сразу после взятия московскими войсками 9 июля 1487 г. Казани и посажения там угодного Ивану III хана Мохаммед Аминя ²⁷ , как в свое время утверждала Хорошкевич ²⁸ , а спустя несколько лет.

Можно установить, с какого именно времени в титуле московского великого князя добавлялись слова "и Болгарский". В послании от 6 сентября 1489 г. Захарию Скарье этого дополнения не было. Данный титул впервые был включен, как указал Лаушкин, в послание Ивана III королю римскому Максимилиану от 16 августа 1490 г. ²⁹ С этого момента и до конца жизни Ивана III такой его территориальный титул, включавший указание на 9 объектов, оставался неизменным.

стр. 30

В каких же документах он употреблялся? В документах внутреннего характера, для использования в пределах Русского государства, такой титул был употреблен единственный раз - в докончании 1504 г. сыновей Ивана III Василия и Юрия. Значение этого скромного на первый взгляд соглашения было чрезвычайно велико. Юрий отказывался от притязаний на великокняжеский стол; правителями государства могли быть только Василий, его дети и внуки. Дело шло о формировании самодержавной монархии, поэтому договор был заключен по повелению Ивана III, который и титуловался в нем наиболее торжественно и полно ³⁰ .

Обычно же рассматриваемый титул Ивана III встречается в документах внешнеполитических. Как показывает анализ посольских книг и различных дипломатических документов двух последних десятилетий XV- начала XVI в., такой титул употреблялся в договоре Ивана III с Максимилианом, тогда еще королем римским, от 16 августа 1490 г., в верительных грамотах, адресованных ему же, а также курфюрсту Саксонии Фридриху (1492 г.), магистру Ливонского Ордена (1493 г.), бургомистру и ратманам города Нарвы (Ругодива) и городским властям Таллинна (Колывани) 1490 и 1492 гг., миланскому герцогу Галеаццо и мазовецкому князю Конраду (1493 г.), папе римскому Александру VI (1499 г.), королю Польскому и великому князю Литовскому Александру (1503 г.); в подорожных посольских грамотах 1490 и 1492 г. бургомистру и ратманам города Любека, 1493 г. - магистру Прусского Ордена; в посланиях Ивана III 1493 и 1504, 1505 гг. к Максимилиану, к австрийскому эрцгерцогу Сигизмунду, к сыну уже императора Максимилиана I кастильскому королю Филиппу I; в инскрипциях грамот Максимилиана к Ивану III 1491 г., в адресах грамот 1492 и 1502 гг., в адресах дипломатических посланий Ивану III эрцгерцога австрийского Сигизмунда 1493 г.; и сына Максимилиана I Филиппа к Ивану III и его соправителю сыну Василию 1505 года ³¹ .

В сношениях с Польско-Литовским государством территориальный титул Ивана III стал употребляться только после смерти польского короля

стр. 31

Казимира IV, с 1493 года. Однако в такой титул включались названия не 9 земельных объектов, а 8: по неизвестной причине постоянно опускалось определение "и Вятский". Такой 8-объектный титул имеется в русско-литовском договоре 1494 г., в проектах договорных грамот 1503 г.; в верительных грамотах московского правительства к Александру; в верительной грамоте князю Василию Михайловичу Верейскому; в посланиях Ивана III своей дочери, великой княгине Литовской, а с 1502 г. и королеве Польской, Елене; а адресованных ей же верительных грамотах; в указной грамоте наместникам Ивана III о свободном проезде представителей Любутска; в подорожной грамоте от 23 января 1495 г. полоцкому наместнику; в опасной грамоте от 27 августа 1502 г. Яну Выдре, представителю епископа Войтеха; в опасных грамотах января 1503 г. послам польского короля; в опасной грамоте послам Ливонского Ордена, проезжавших через польские и литовские земли; в инскрипции в грамотах Александра к Ивану III; в инскрипции в грамотах его жены Елены, дочери Ивана III, своему отцу; в переговорных грамотах с королем Александром от 1503 г.; в послании к Ивану Сапеге; в подорожных посольских грамотах, составленных от имени Ивана III, к властям Смоленска и к властям Вильны; в послании от 31 августа 1503 г. Ивана III своим послам в Литву ³² .

В грамотах к турецкому султану и его сыну территориальный титул Ивана III имел совсем иной вид: "Иоан, божиею милостию един правый государь веса Руси отчич и дедич и иным многим землям восточным и северным государь и велики князь" ³³ .

Совершенно отсутствовало упоминание земель, на которые распространялась власть Ивана III, в грамотах к крымскому и казанскому ханам, а также к ногайским ханам и мурзам ³⁴ .

Отсутствовал объектный титул Ивана III и в разнообразного вида актах, имевших хождение внутри Русского государства, за исключением названного выше договора 1504 г. будущего Василия III с братом Юрием.

Из сказанного следует, что территориальный титул Ивана III, зафиксированный на печати 1497 г., употреблялся в определенных видах дипломатических документов (договорах, дипломатических посланиях, посольских верительных грамотах, посольских подорожных грамотах), направлявшихся Русским государством в различные государства Германии и Италии, владения Габсбургов, магистрам Прусского и Ливонского Орденов, городским властям Ругодива, Колывани и Любека, через которые проезжали русские послы к императору и итальянским государям; в редчайших случаях - в грамотах, адресованных в Польско-Литовское королевство.

Еще более точные данные могут быть получены при изучении третьей части полного титула Ивана III, зафиксированного на лицевой стороне печати 1497 года. Иван Васильевич представлен так как "господарь всея Руси". Однако в посланиях и грамотах, адресованных магистрам Прусского и Ливонского орденов, городским властям Нарвы, Таллинна и Любека, Иван III постоянно фигурировал как "государь царь всеа Руси". Таким образом, титул "господарь (государь) всея Руси" сохранялся только в дипломатической переписке с королем римским, а с 1494 г. императором Священной Римской империи Максимилианом I, его сыном Филиппом, австрийским эрцгерцогом Сигизмундом, римскими папами, немецкими князьями (саксонским курфюрстом и мекленбургским герцогом) и миланским герцогом, позднее- с польско-литовским королем. Печать 1497г., содержащая данный титул, первоначально и предназначалась для скрепления русских дипломатических документов, адресованных соправителю императора, папе и князьям Германии и Италии.

Употребление этого титула начинается в русской дипломатической документации, насколько можно судить по сохранившейся ее части, с 16 августа 1490 года. О том, что данный титул стал вводиться в дипломатический обиход примерно с указанного времени, косвенно свидетельствует послание Ивана III к мекленбургскому герцогу Магнусу от 6 мая 1492 г., где в территориальном титуле московского правителя отсутствуют слова "и Болгарский", хотя в написанных в тот же день грамотах к Максимилиану,

стр. 32

городским властям Любека, саксонскому курфюрсту, бургомистрам и ратманам Нарвы и Таллина они есть ³⁵ . Очевидно, к весне 1492 г. не все сотрудники великокняжеской канцелярии усвоили новый территориальный титул Ивана III.

Показательно, что на 1490 г. приходится изготовление в Москве важной государственной печати. Дело в том, что 9 июля 1490 г. в Москву прибыл посол от короля Римского Максимилиана Георг фон Турн (Юрий Делатор). Он приехал вместе с послом Ивана III к императору Фридриху и его сыну Максимилиану греком Юрием Траханиотом ³⁶ . Русское государство и Империя согласились заключить военный союз против польского короля Казимира IV. 19 августа 1490 г. к королю Максимилиану из Москвы было отправлено посольство во главе с тем же Юрием Траханиотом и дьяком Василием Кулешиным, которое везло договорную грамоту о союзе Священной Римской империи и Руси, направленном против Польско-Литовского государства. Стороны договаривались о взаимной военной помощи в случае, если польский король или его дети будут препятствовать Максимилиану установить власть над Венгрией или Ивану III овладеть Киевским княжеством ³⁷ . Это был первый дружественный договор между Русским государством и Империей, рассчитанный на длительный срок и предполагавший большие политические изменения в Восточной и Центральной Европе. В данном случае в титул Ивана III и было впервые добавлено определение "и Болгарский".

Грамота была написана на пергаменте и должна была быть скреплена золотой печатью, что для имперской дипломатической практики было делом традиционным, для русской же - не вполне обычным: княжеские договорные грамоты прежде скреплялись вислыми восковыми печатями, князей с Новгородом Великим - свинцовыми ³⁸ . Золотая печать к моменту отъезда посольства не была готова. В статейном списке отмечено, что Иван III "ялся за ними (т. е. за послами Юрием Траханиотом и Василием Кулешиным, везшими к Максимилиану договорную грамоту. - В. К.) послати Юшка Малого, как поспеет печать золотая к грамоте; и послал за ними Юшка августа 26". Если текст грамоты был готов к 16 августа ³⁹ , то изготовление печати задержалось на 10 дней. Как явствует из более раннего (от 22 марта 1489 г.) наказа Траханиоту, отправленному к императору Фридриху III, русский посол должен был нанять "серебряного мастера хитрого, который умел бы большие суды делати да и кубки, да и чеканити бы умел и писати на судех". Очевидно, что Иван III нуждался, помимо других мастеров, в хорошем чеканщике и гравере. Нужда эта проявлялась и ранее. На прощальной аудиенции, которую дал 29 июля 1488 г. Иван III венгерскому послу, последнего просили сообщить королю Матвею Корвину, чтобы в Москву король "прислал бы к нам серебреных мастеров, которые умеют суды серебряные хорошие делати великие и малые". Поскольку в посольских наказах от 16 августа 1490 г. и 6 мая 1492 г. уже не говорится о приглашении в Москву "серебреных мастеров" или "серебряного мастера хитрого", очевидно, что к осени 1490 г. Иван III в таких мастерах нуждаться перестал ⁴⁰ . Это подтверждает и одно летописное известие.

Сообщая о приезде в 1490 г. в Москву Андрея Палеолога, родного брата жены Ивана III Софьи Фоминичны, летопись перечисляет и мастеров "пушеснаго" дела, архитектуры, лекарей, прибывших вместе с ним, "да серебряных мастеров Христофора з двема оученики от Рима, да Ольберта НФмчина из Любка, да Карла с оучеником из Медиоланя, да Петра Ранка, грека из Венеции". Список мастеров заканчивается именем венецианского врача Леона. Это тот самый врач, который лечил и залечил второго русского великого князя старшего сына Ивана III Ивана Ивановича Молодого. После Леонова лечения Иван Иванович скончался 7 марта 1490 года ⁴¹ . Очевидно, приезд мастеров имел место до этой даты. Летопись датирует их прибытие в Москву 6998 годом. В предшествующей статье летописи описаны события, случившиеся 15 декабря. Таким образом, мастера прибыли в Москву между 15 декабря 1489 г. и 7 марта 1490 г. Следовательно,

стр. 33

в июле - августе 1490 г., когда на Русь вернулся Юрий Траханиот и нужно было делать печать к русско-австрийскому договору, в Москве уже трудились мастера серебряного дела римлянин Христофор со своими двумя учениками, Альберт из Любека, Карл и его ученик из Милана, венецианский мастер Петр Ранка, грек по национальности. Кто-то из приехавших в Россию примерно в начале 1490 г. мастеров, видимо, и изготовил новую золотую печать к договору Ивана III с Максимилианом I. Дополнительные данные о мастере, резавшем матрицу, в которой была оттиснута восковая печать 1497 г., могут быть получены после анализа помещенных на этой печати изображений.

О лицевой стороне указанной печати судят прежде всего по рисунку, ясно видимому на красновосковой печати Ивана III, прикрепленной к договорной грамоте его сыновей Василия и Юрия от 16 июня 1504 г., поскольку печать на грамоте 1497 г. имеет, как уже говорилось, довольно значительную утрату, нет фрагмента, где были изображены голова и верхняя часть туловища всадника, а также голова коня. На печати 1504 г. четко виден повернутый вправо профиль всадника, его глаз и нос, приоткрытый рот. Однако обращает на себя внимание несоответствие поворота головы и поворота фигуры сидящего на коне человека. Туловище на печати изображено вполоборота. Обращение к подобной печати, скрепляющей жалованную грамоту Ивана III своим сыновьям Юрию, Дмитрию, Семену и Андрею на дворы в московском Кремле, показывает, что лик всадника там иной. Нет глаза и губ, на месте носа малозаметная черточка.

Договорная грамота от 16 июня 1504 г. несколько младше жалованной грамоты Ивана III четырем сыновьям, которая написана дьяком Даниилом Мамыревым, составлявшим зимой 1503 г. и завещание Ивана III ⁴² . Жалованная грамота является уточнением этого завещания. В ней упоминается "ныне учиненная" улица в Кремле от Соборной площади до Никольских ворот. Поскольку строительные работы начинались обычно весной, жалованную грамоту следует датировать примерно апрелем - маем 1504 года. Печать на ней оказывается несколько старше печати грамоты от 16 июня 1504 г., что и видно при сравнении различных элементов этих печатей, более четких на печати жалованной грамоты, например, изображения двух волосков дракона, касающихся копья всадника, на лицевой стороне печати; двойных линий, отделяющих короны от орлиных голов, на оборотной стороне печати, и т. д. При сравнении печатей оказывается, что головы орлов на них имеют разные размеры. На печати весны 1504 г. длина левой головы орла составляет 4 мм, тогда как на печати июня 1504 г. 3 мм. Но на последней печати видно, что голова орла ранее имела продолжение и была размером в 4 мм. Становится ясным, что печать при договорной грамоте от 16 июня 1504 г. является оттиском с перегравированной матрицы. Следовательно, в более раннем варианте лик всадника запечатлен на печати, привешенной к жалованной грамоте Ивана III четырем сыновьям. Но там всадник лица не имеет. Оно прикрыто железной маской и повернуто к зрителю точно так же, как вся фигура всадника. Справа от головы всадника можно рассмотреть развевающийся локон, который является ничем иным, как плюмажем.

По-видимому, на этом основании Румовский и Карамзин утверждали, что на печати изображен не Георгий Победоносец, а некий ездок. Всадника в железной маске, причем в турнирной маске-визире, а не в боевой маске-хундкугеле, да еще с плюмажем русские никогда не изображали. Резчиком печати мог быть только иностранец, хорошо знавший печати западноевропейских правителей XIII-XV веков. На этих печатях на лицевой стороне нередко изображался сидящий на троне правитель со скипетром и державой в руках, а на оборотной всадник в турнирных доспехах, в железной маске-визире, причем сопровождавшие такое изображение гербы свидетельствовали, что это тот же самый властитель ⁴³ . Понятна твердая уверенность русских людей XVI- XVII вв., которые на прямые вопросы иностранцев относительно того, кто именно изображен на подобных печатях и кого олицетворяет всадник, не Георгия ли Победоносца, четко отвечали, что

стр. 34

изображен "государь на коне" или "великий государь наш" ⁴⁴ . Такое понимание изображения всадника на лицевой стороне печати явно восходит к представлениям конца XV в., и представлениям совершенно правильным.

Что касается оборотной стороны печати 1497 г., то изображенный там двуглавый орел копирует изображение двуглавого орла на оборотных сторонах печатей императоров Священной Римской империи Сигизмунда, Фридриха III, но особенно Максимилиана I. Головы орла изображены с хищными раскрытыми клювами, высунутыми языками, концы крыльев сильно приподняты, два ряда коротких перьев заканчиваются третьим рядом перьев, но уже длинных, с отчетливо прорисованными деталями. Однако в отличие от габсбургского орла русский двуглавый орел на печати 1497 г. имеет прямой, а не раздвоенный хвост, а каждую из его двух голов украшает королевская корона.

Символика печати 1497 г., которая должна была скреплять документы, адресованные соправителю императора, затем императору, его сыну и родственнику, римскому папе, князьям Германии и Италии, совершенно ясна. На лицевой стороне изображался великий князь всея Руси, но не на престоле. Тогда его голову необходимо было увенчивать короной, однако даже королевская корона означала бы низшее положение русского правителя по сравнению с "братом", германским императором, имевшим право возводить в королевское достоинство; императорская же корона русского монарха вызвала бы крайне негативную реакцию тех европейских государей, к которым направлялись русские дипломатические документы, скрепленные соответствующими буллами. Поэтому великий князь всея Руси был изображен на печати в несколько обезличенном виде, но вполне понятном и для немецких и итальянских правителей - как воинственный властитель. Двуглавый орел на обороте печати наводил на прямые сравнения с печатями германских императоров, но две королевские короны над головами орлов означали, что обладатель печати не император и в то же время не просто король. Он король вдвойне - как всея Руси (к которой, по мнению Ивана III, должен был относиться и принадлежавший королю Польскому и великому князю Литовскому Киев), и как правитель 9 территорий и еще "иных", среди которых, как писал Иван III в грамоте 1493г. эрцгерцогу австрийскому Сигизмунду, область "дальних земль нашего государства, иже есть под востоком на великой реце Оби" ⁴⁵ . Очевидно, корона над одной головой орла соответствовала титулу Ивана III на лицевой стороне печати, корона над другой - его титулу на оборотной стороне печати. Печать, таким образом, целиком соответствовала политическим и идеологическим устремлениям Ивана III, еще готового принять королевскую корону из рук римского папы, но уж никак не из рук императора Священной Римской империи, с которым московский великий князь хотел быть в братстве и строго равноправном военном союзе против польского короля ⁴⁶ .

В то же время печать была сделана по образцу императорских печатей Габсбургов. Ее изготовил человек, который прекрасно знал символику и правила геральдического оформления булл западноевропейских правителей, выдающийся мастер медальерного искусства. Его изображения всадника, дракона, двуглавого орла пропорциональны и выполнены тонко и скрупулезно. Художник XIX в., изготовлявший клише, по которому в 1813 г. была воспроизведена печать в "Собрании государственных грамот и договоров", даже имея перед глазами образец, не сумел повторить его полностью, огрубив или даже опустив многие тонкие детали рисунков лицевой и оборотной стороны печати. Иностранного гравера, трудившегося в Москве в конце XV в., по характеру его работы вполне можно сравнить с герольдмейстером и, очевидно, художником императора Священной Римской империи Леопольда I Лаврентием Хуреличем, побывавшим в Москве в 1655 г. и составившим в 1673 г. "Генеалогию" русских государей, украшенную многочисленными рисунками ⁴⁷ . Из мастеров, которые приехали в Москву в 1490 г., автором печати могут быть названы два человека. Это или римский мастер Христофор, очевидно, наиболее опытный мастер, поскольку привез с собой в Русь двух своих учеников, или немецкий мастер

стр. 35

из Любека Альберт, который, как немец, должен был хорошо знать символику печатей германских императоров.

Русских актов с печатями, аналогичными печати 1497 г., выявлено семь, из них два точно не датируются, три составлены позднее 1497 г., но один датируется 3 января 1497 года ⁴⁸ . Это значит, что рассматриваемая печать появилась не в 1497 г., а раньше. Обращает на себя внимание помеченная августом месяцем подорожная грамота, данная русским послам в "италийские страны" Мануилу Доксасу и Ивану Лисицыну Фрязинову и адресованная бургомистру и ратманам города Таллина. Грамота была скреплена большой красновосковой "государственной", как писал опубликовавший грамоту А. А. Чумиков, печатью. Очевидно, что печать была такая же, как на грамоте 1497 года. К сожалению, дата грамоты представлена в издании как "69(?)0", хотя публикатор поставил 149... год. Изучавший грамоту Б. Н. Флоря полагал, что в дате на месте десятков пропущена цифра 9 (любая другая цифра здесь не подходит, потому что до 1472 г. среди окружения Ивана III не было человека с именем Мануил) и грамота должна датироваться 1482 годом ⁴⁹ .

Однако показанная в издании дата невозможна. Она могла оканчиваться или на 00, или на определенную цифру с нолем. Поскольку в грамоте в титуле Ивана III перечислены все 9 объектов его владений, грамота не могла быть написана ранее 1490 года. Особенности указанной в ней даты объясняются при обращении к другим русским дипломатическим документам. Как свидетельствуют крымские и литовские посольские книги, дата 7000 в них обозначалась как Ч и I, то есть 90 и 10 ⁵⁰ . Грамота саксонскому курфюрсту Фридриху имела дату "въ лhто 6990 и 10" Ряд грамот 1492 г., адресованных от имени Ивана III королю Польскому и великому князю Литовскому Казимиру IV, городским властям Нарвы и Таллинна были датированы только месяцем и числом, другие просто не имели дат ⁵¹ . Очевидно, суеверные русские люди, ждавшие в 7000 году конца света, вместо мистической цифры 7000 писали другие. Поскольку Ч похоже на Ц, Чумиков принял первое за последнее и дал цифру сотен. Но далее он раньше времени поставил вопросительный знак, который должен был заключать цифровой набор, что и ввело в заблуждение Б. Н. Флорю. На самом же деле грамота не имеет никакой ошибки в дате, она была написана в августе 1492 года. Привешенная к ней большая красновосковая "государственная", по определению Чумикова, печать представляет собой пример наиболее раннего бытования подобной печати ⁵² . Это согласуется с выводом о том, что печать жалованной меновнои и отводной грамоты от июля 1497 г. Ивана III с волоцкими князьями Федором и Иваном Борисовичами должна была появиться, судя по территориальной части титула московского великого князя, не ранее 16 августа 1490 и до 3 января 1497 года. Уже подорожная посольская грамота с 9- объектным титулом русского правителя, адресованная городским властям Таллинна и датируемая августом 1492г., была скреплена новой красновосковой печатью Ивана III. Вместе с тем есть веские основания полагать, что рисунок восковой печати копировал изображения золотой печати, привешенной к русскому тексту договора Ивана III с Максимилианом от 16 августа 1490 года. Если так, то появление двуглавого орла, впоследствии ставшего гербом Русского, а затем и Российского государства, можно датировать вполне определенно 26 августа 1490 г., когда была изготовлена названная выше золотая печать.

Примечания

¹ Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 180, оп. 13, N 425, л. 48 об.

² Древняя российская вифлиофика. Изд. 2-е. Ч. 2. СПб. 1788, N 111, с. 294.

³ Продолжение древней российской вифлиофики. Т. 4. СПб. 1788, с. 201-202. Звездочкой отмечена ошибочная передача в данном издании текста печати 1497 года.

⁴ ЩЕРБАТОВ М. М. История российская от древнейших времен. Т. 4, ч. 2. СПб. 1784, с. 362-367.

стр. 36

⁵ Там же. Т. 4, ч. 3. СПб. 1784, с. 48, 250, 254.

⁶ КАРАМЗИН Н. М. История государства Российского. Кн. 2, т. 6. СПб. 1842, примеч. 98, стб. 46.

⁷ См.: ЛИХАЧЕВ Н. П. История образования российской государственной печати. - Биржевые ведомости, 15.V.1915. Основную библиографию работ см. в кн.: СОБОЛЕВА Н. А. Русские печати. М. 1991, с. 215-216, примеч. 6; ЛУКОМСКИЙ В. К. Круг ведомства департамента Герольдии. В кн.: История правительствующего Сената за двести лет. Т. 4. СПб. 1911, с. 346. А. Л. Хорошкевич утверждает, что якобы еще в 1896 г. К. М. Попов высказал несогласную с мнением Карамзина мысль о заимствовании изображения двуглавого орла от Священной римской империи (ХОРОШКЕВИЧ А. Л. Герб. В кн.: Герб и флаг России X-XX века. М. 1997, с. 127). Однако Попов писал иное: "Софья Палеолог, по мнению русских, принесла на Русь последние заветы павшей империи. По крайней мере тогда же Иоанн III заменил русский герб римским двуглавым орлом. Указанные притязания на единодержавие и византийское преемство нуждались в историческом оправдании" (ПОПОВ К. М. Чин священного коронования.- Богословский вестник, 1896, май, с. 177 - 178). Из контекста совершенно очевидно, что под "римским двуглавым орлом" Попов понимал византийский герб, а отнюдь не германский.

⁸ БАЗИЛЕВИЧ К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства. М. 1952, с. 83-88 и примеч. 2, 3 на с. 88.

⁹ ALEF G. Adoption of the Muscovite Two-Headed Eagle: A Discordant View.- Speculum, 1966, vol. 41, N 1; HELLMANN M. Moskau und Byzanz.- Jahrbticher fur Geschichte Osteuropas, 1969, Bd. 17. Hf. 3; СОБОЛЕВА Н. А.. Ук. соч., с. 195 209, 215 219.

¹⁰ СОБОЛЕВА Н. А. Ук. соч., с. 157-158. В нем не отмечена одна из двух печатей, скреплявших грамоты Ивана III в Колывань (Ревель) (см.: ЧУМИКОВ А. А. Неизданные русские акты XV-XVI вв. Ревельского городского архива. В кн.: Чтения в Обществе истории и древностей российских, 1897, кн. 2, отд. 4, с. 4). Одна из этих ревельских печатей, возможно, указана автором (с. 158) как опубликованная в 1880 году. Судя по описанию, такая же печать скрепляла грамоту Ивана III от 22 августа 1503 г. к крымскому хану Менгли- Гирею. См. Сборник Русского исторического общества (далее Сб. РИО). Т. 41. СПб. 1884, с. 483.

¹¹ СОБОЛЕВА Н. А. Ук. соч., с. 204, 202, 205-208, 217, примеч. 35.

¹² ХОРОШКЕВИЧ А. Л. Символы русской государственности. М. 1993, с. 27.

¹³ POSSE О. Die Siegel der deutschen Kaiser und Konige. Bd. 2. Dresden. 1910, Taf. 52, N 1.

¹⁴ ХОРОШКЕВИЧ А. Л. Герб, с. 115-116, 140, 129.

¹⁵ ЛАУШКИН А. В. К вопросу о формировании великокняжеского титула во второй половине XV в. - Вестник МГУ, Серия 8, История, 1995, N 6, с. 26-36.

¹⁶ Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством. Т. 1. 1487-1533 гг. В кн. Сб. РИО. Т. 35, изд. 2-е. СПб. 1892, с. 22; Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными (ПДС). СПб. 1851, стб. 15, 16, 21, 20-22; Сб. РИО. Т. 41, с. 75.

¹⁷ Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV- XVI вв. (ДДГ). М. -Л. 1950, N 79, с. 295, 301; N 81, с. 315, 319; N 82, с. 322, 325; Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV - начала XVI в. (АСВР). Т. 2. М. 1958, N 278, с. 186, N 279, с. 187; т. 1. М. 1952, N 548, с. 425 (подлинники).

¹⁸ КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. Т. 2. М. 1957, с. 122.

¹⁹ СОБОЛЕВА Н. А. Ук. соч., N 20, с. 150; с. 154 (печать а) (после N 30); NN 38, 39, с. 157-158; N 43, с. 160. Относительно красновосковой печати великого князя Василия Дмитриевича Соболева пишет, что это, скорее всего, печать тестя Василия- великого князя Литовского Витовта (Ук. соч., с. 150, примеч.). Это вполне возможно, поскольку пользование красновосковой печатью было исключительной прерогативой королей Польских и великих князей Литовских. Последние предоставляли специальными пожалованиями право пользоваться красным воском для печатей своим ближайшим родственникам (см.: ЯКОВЕНКО Н. М. Украшська шляхта з кшця XIV до середини XVII ст. Кшв. 1993, с. 102).

²⁰ ХОРОШКЕВИЧ А. Л. Герб, с. 129.

²¹ ФЛОРЯ Б. Н. Русские посольства в Италию и начало строительства московского Кремля. В кн.: Государственные музеи московского Кремля. Вып. 3. М. 1980, с. 13; ср. Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М. -Л. 1949, N 74, с. 133.

²² ХОРОШКЕВИЧ А. Л. Об одном из эпизодов династической борьбы в России в конце XV века. - История СССР, 1974, N 5, с. 131. Издание грамоты см.: ШМУРЛО Е. Ф. Россия

стр. 37

и Италия. Т. 3. Вып. 1. СПб. 1911, с. 24; BARBIERI G. Milano e Mosca nella politica del Rinascimento. Bari. 1957, p. 47.

²³ Полное собрание русских летописей (далее ПСРЛ). Т. 18. СПб. 1913, с. 271; Сборник РИО. Т. 41, с. 41.

²⁴ БАНТЫШ-КАМЕНСКИЙ Н. Н. Обзор внешних сношений России (по 1800 год). 4.2. М. 1896, с. 233.

²⁵ ПДС, стб. 15.

²⁶ Там же, стб. 165, 168-169; ХОРОШКЕВИЧ А. Л. Об одном из эпизодов династической борьбы в России, с. 130.

²⁷ ПСРЛ. Т. 25, М. -Л., 1949, с. 331; т. 28. М. -Л. 1963. с. 153.

²⁸ ХОРОШКЕВИЧ А. Л. Об одном из эпизодов династической борьбы, с. 131. Обнародовать в той или иной форме свои притязания на Казанское ханство сразу же после ареста и отправления в русские пределы прежнего казанского хана Али-хана Иван III не мог потому, что хан и мурзы Ногаевой орды, находившиеся в тесном родстве с Али-ханом, уже осенью 1487 г. потребовали его передачи им и начали войну с русским ставленником Мохаммедом Аминем (сб. РИО. Т. 41, с. 82-84). Очевидно, что объявлять в это время свои претензии на Казанское ханство означало для Ивана III резкое обострение отношений с ногайцами, а возможно, и с другими мусульманскими государствами.

²⁹ Сб. РИО. Т. 41, с. 77; ЛАУШКИН А. В. УК. соч., с. 35 и примеч. 66; ПДС. стб. 35.

³⁰ ДДГ. N 90, с. 364, 366, 368.

³¹ ПДС, стб. 37, 46-47, 59, 60, 66, 68, 70-71, 84, 87, 92, 96.....97, 109, 110, 111, 114, 118, 119, 122, 129, 133, 135; Сб. РИО. Т. 35, с. 95, 97-98, 100, 440; Бумаги Флорентийского центрального архива, касающиеся до России, ч. 2. М. 1871, с. 70; КАЗАКОВА Н. А. Грамота Ивана III папе Александру VI. В кн.: Археографический ежегодник за 1973 год. М. 1974, с. 27.

³² Сб. РИО. Т. 35, с. 81, 125, 128, 129, 132, 133, 139, 140, 144, 145, 155, 159, 165, 172, 174, 178, 197, 201, 205, 211, 213, 214, 220, 235, 237, 250, 254, 261, 265, 274, 279, 289, 294, 296, 301, 338, 359, 360, 361, 363, 367, 368, 398, 411, 413, 415, 424, 427, 432-435, 437, 438, 444, 445, 455, 465, 466, 468, 471, 472, 475, 476, 478). Хотя русские источники не содержат объяснений, почему в официальных грамотах, отправляемых московским правительством в Польско-Литовское государство и получаемых в Москве от первых лиц этого государства, в объектном титуле Ивана III отсутствовало определение "и Вятский", можно высказать одно предположение о причинах такого опущения. По-видимому, польская сторона воспринимала определение "и Вятский" в титуле русского государя как указание не на его власть над расположенной в бассейне р. Камы Вятской землей, что, собственно, и разумелось русской стороной в таком определении, а как указание на власть Ивана III над областью древних вятичей, располагавшейся в бассейне верхнего течения р. Оки. Эта территория, занятая в XV в. т. н. "верховскими" княжествами, была предметом спора между Русским и Польско-Литовским государствами, и признание за Иваном III права на титул "и Вятский" означало бы признание за ним права на древние вятичские земли, чего польская сторона допустить не могла. Возможно, изучение польских внешнеполитических документов конца XV в. прольет свет на эту загадку.

³³ Сб. РИО. Т. 41, с. 280, 281, 289, 293.

³⁴ "Менли-Гирею царю князь велики Иван, брат твой, челом бьет" (там же, с. 55, 57, 75, 88, 115, 239, 347, 363, 370, 415, 423, 481, 498, 512, 520); "Магмед-Аминю, царю Казанскому, брат твой князь велики Иван велел тебе челом ударити" (там же, с. 92); "От великого князя Ивана Мусе мырзе" (там же, с. 90).

³⁵ ПДС, стб. 88, 84, 87, 92, 96-97.

³⁶ ПСРЛ. Т. 28, с. 155. Та же дата показана и во многих других русских летописных сводах конца XV - начала XVI века. В древнейшей сохранившейся Посольской книге по сношениям со Священной Римской империей возвращение Траханиота датировано 16 июля (ПДС, стб. 24). Однако следует иметь в виду, что в Посольской книге, где нередко приводятся не только даты событий, но и указываются дни недели, между ними нет согласования. Очевидно, в книги записывались даты не фактического прибытия посольств в Москву, а даты их приема великим князем или даты представления ими великокняжеской администрации соответствующих документов, которые при оформлении посольских книг принимались за даты возвращения посольств. Поэтому летописная дата возвращения в Москву Траханиота, а вместе с ним приезда императорского посла Г. фон Турна представляется более точной.

³⁷ ПСРЛ Т. 28, с. 155; ПДС, стб. 29, 37-38.

³⁸ Золотой печатью, кажется, была скреплена только грамота Ивана III к Захарию Скарье от 14 марта 1484г. (Сб. РИО. Т. 41, с. 41).

стр. 38

³⁹ ПДС, стб. 50, 38.

⁴⁰ Там же, стб. 19, 24, 165, 35-36, 84-86. В одном русском документе, датированном 5 февраля 1488 г. и адресованном властям города Таллинна, сообщалось, что в Москву "хочет к нам ехати служить на наше жалованье Иван Рисинберг немчин серебряной мастер... служити три годы" и содержалась просьба пропустить в Русское государство этого мастера. Однако неизвестно, собрался ли в далекую Московию этот немецкий серебряный мастер, приехал ли туда, а если приехал, то когда. Тем не менее, Иоганн Ризенберг (или Розенберг?) может рассматриваться как возможный мастер, изготовлявший печати для Ивана III (Русская историческая библиотека. Т. 15. СПб. 1894, стб. 7).

⁴¹ ПСРЛ. Т. 28, с. 154. Аналогичный текст см. ПСРЛ. Т. 24. Пг. 1924, с. 206. Сообщение с поименным перечислением приехавших вместе с Андреем Палеологом мастеров восходит, скорее всего, к ростовскому владычному своду. Ростовские архиепископы имели свою резиденцию в Москве Дорогомилово, где жили подолгу и были в курсе различных московских событий.

⁴² ДДГ, N 91, с. 370; ср. N 89, с. 364. О дате завещания Ивана III см.: КАШТАНОВ С. М. Социально-политическая история России конца XV- первой половины XVI в. М. 1967, с. 202.

⁴³ Таким образом, властитель изображался и как мирный государь, творящий суд и управу, и как воитель, защищающий свои владения и захватывающий чужие. Такой правитель-завоеватель в западноевропейских турнирных доспехах и изображен на лицевой стороне печати 1497 г. Ивана III. Воспроизведения таких печатей см. в указанном выше издании О. Posse.

⁴⁴ Подборку данных см.: ЛАКИЕР А. Б. Русская геральдика. М. 1990 (переиздание работы 1855 г.), с. 83-86; ЯНИН В. Л. Актовые печати древней Руси X-XV вв. Т. 2. М. 1970, с. 36.

⁴⁵ ПДС, стб. 73, 111.

⁴⁶ Там же, стб. 10-11, 12, 17-18, 28-29, 32. О том, какое значение русские дипломаты придавали территориальному титулу своего государя, свидетельствует эпизод, рассказанный в послании к флорентийскому совету полномочного консула Флоренции при миланском дворе П. Гвиччардини. В конце 1493 г. должна была состояться свадьба римского короля Максимилиана с Бьянкой, сестрой миланского герцога Галеаццо. В это время в Милан прибыли послы Ивана III, которых в числе прочих пригласили на свадьбу. Но русские послы отказались присутствовать на свадьбе наследника императора Священной Римской империи, мотивируя это тем, что врачующиеся были менее знатного происхождения, чем их государь, который к тому же "могущественнее королей Венгрии, Богемии и Польши" вместе взятых. "И дабы знаменитости ваши, - писал далее Гвиччардини, - могли бы усмотреть, скольких мест он титулуется обладателем, прилагаю копию с верительной грамоты его послов к здешнему герцогу, переведенную с их наречия на латинский язык" (Бумаги Флорентийского центрального архива, касающиеся до России. Ч. 2, с. 227). Указание в территориальном титуле Ивана III на объекты его владений имело весьма весомый практический эффект в дипломатических делах того времени. О настоятельных на протяжении пяти лет требованиях русского правительства к литовскому великому князю Александру Казимировичу писать в дипломатических документах полный титул Ивана III см. Сб. РИО. Т. 35, с. 208, 272, 282, 296.

⁴⁷ МЫЛЬНИКОВ А. С. "Родословие" Лаврентия Хурелича. В кн. Памятники культуры. 1976. М. 1977; БЕЛОКОНЬ Е. А. Родословие русских великих князей и царей, составленное австрийским герольдмейстером Лаврентием Хуреличем в 1673 г. - Родина, 1993, N 2.

⁴⁸ СОБОЛЕВА Н. А. Ук. соч., с. 157 (при жалованной несудимой грамоте братьям Пильемо-вым). Грамота издана (АСВР. Т. 1, N 611). Оригинал грамоты хранится в РГАДА, ГКЭ, Ростов, N 5/10542.

⁴⁹ ЧУМИКОВ А. А. Ук. соч., с. 4; ФЛОРЯ Б. Н. Ук. соч., с. 12-13.

⁵⁰ Сб. РИО. Т. 41, с. 120, 129, 135, 148, 156; т. 35, с. 53, 56, 61, 68.

⁵¹ ПДС, стб. 93, 97, 87, 89; Сб. РИО. Т. 35, с. 61.

⁵² Показательно, что верительная грамота от 19 августа 1487 г. русских послов Дмитрия и Мануила Ралевых (последний одно лицо с Мануилом Доксасом грамоты от августа 1492 г.) к миланскому герцогу Джан-Мария Галеаццо была скреплена "восковой, величиною с серебряный пятачок" печатью (См.: ШМУРЛО Е. Ф. Россия и Италия. Т. 3, вып. 1. СПб. 1911, с. 24). Очевидно, в 1487 г. верительные грамоты в Италию скреплялись печатями меньшего размера, чем в 1492 г. (серебряный пятачок имел диаметр 15 мм).

Постоянный адрес данной публикации: