Иллюстрации:
Libmonster ID: RU-6946
Автор(ы) публикации: С А. Пионтковский

Мы всегда говорим, что история есть определенный вид идеологии. В настоящем докладе мне хочется поставить вопрос - каким образом, в каких формах определенная политическая программа выражается в исторических работах. Я беру историографию нашего последнего десятилетия и задаюсь вопросом, какая политическая программа заключается в исторических сочинениях буржуазных ученых, работавших в СССР в течение послеоктябрьского периода. Какую экономическую и какую политическую программу развертывали наши великорусские буржуазные историки? Материал для ответа на этот вопрос должны дать анализ тематики и анализ содержания исторических исследований.

При таком подходе к истории я должен признать тесную связь между историей и современностью, я ее и признаю, но ее признавала и буржуазная историография; я могу сослаться на самих ее представителей и показать, что связь между историей и современностью существовала у них чрезвычайно тесная. Они сами оценивали свои работы, свои исторические выступления, именно как политический ответ на поставленные современностью задачи. Если наугад взять кого-нибудь из них, например Платонова, Виппера, Бочкарева, то почти во всех их работах мы найдем заявления о том, что существует тесная связь между содержанием и тематикой их исторических исследований и политикой современности. Некоторые из них это формулировали чрезвычайно резко. Бочкарев например в своем курсе "Очерк истории России" - очень неудачный общий очерк истории России - прямо заявляет, что историк-это политик. Отсюда он делает вывод, что политик должен учиться у истерика, что история это наука, дающая сведения и руководство политику, и т. д. Берем заявления Виппера. Он в своих книжках (я беру книжки, выходящие после Октября) прямо ставит вопрос, что "историк зависит в своих взглядах и приемах от сменяющихся политических увлечений и философских настроений". Историк зависит от современности: "Наше неотступное желание найти связь между событиями внешней истории и усложнениями внутренней жизни - результат могущественного влияния современной общественной мысли. Воздействие на исследователя того, что мы называем мировоззрением, настолько сильно, что в литературных источниках, в исторических памятниках он как будто читает и видит то, что хочет прочитать и увидеть, выделяет и оценивает то, что совпадает с его вкусами и направлением.


1 Доклад был прочитан на соединенном заседании Секций промышленного капитализма Института истории Комакадемии и Общества историков марксистов 10 октября 1930.

Стенограмма доклада печатается в расширенном докладчиком виде, поэтому его заключительное слово редакцией опущено. Прения печатаются в сокращенном виде - Ред.

стр. 157

интересов", писал Виппер в своей книге "Иван Грозный", вышедшей в 1922 г.

Резче и определеннее нельзя сформулировать связь с современностью и политический смысл исторических работ. Берем других представителей: Платонов всегда открещивается от современности, он заявляет, что объективно излагает исторические явления, не навязывая никаких концепций, объяснений и т. д. Но если перелистать страницы его книг и тех, которые выходили до революции в 90-х и 900-х гг., и тех которые выходили после Октябрьской революции, на всех страницах видно яркое тяготение к современности. Что бы он ни излагал, какие бы вопросы прошлого ни трактовал, у него непременно возникает ассоциация с современностью. Трактует, предположим, голод перед Смутным временем в конце XVI в. и тут же рядом пишет: "В пору великого кризиса, переживаемого современным человечеством, можно легко представить себе ужасы голодовки, постигшей малокультурную страну в начале XVII века"2. Таких иллюстраций, таких цитат можно подобрать сколько угодно. Современность, ее политические требования и задачи тяготеют над историками и руководят исторической работой.

Естественно возникает вопрос: как же современность руководила теми работами, которые выходили из-под пера Платонова, Виппера, Готье и многих других в последнее десятилетие. Какую современность отражали эти историки, за какую современность они боролись, какую современность они считали современностью, действительностью, а какая современность для них была злом, которое нужно было уничтожить, против которого нужно было бороться. Ответ на этот вопрос дает анализ тематики и содержания исторических работ. Но кроме этого материала имеется другой, не менее интересный, который обрисовывает отношение великорусских буржуазных историков к современности последнего десятилетия, - это протоколы заседаний Археографической комиссии Академии наук. Комиссия заседала все время. Протоколы ее печатались из года в год. Поэтому к анализу исторических работ я присоединяю протоколы заседаний Археографической комиссии Академии наук, а также речи и выступления, которые печатались в "Русском историческом журнале", издававшемся Академией наук в 20-х гг.

Первая группа материалов - это протоколы заседаний Археографической комиссии Академии наук и речи академиков по разным случаям, главным образом надгробные речи. В этих выступлениях мы видим явно выраженную и резко сформулированную политическую программу" В стенах Археографической комиссии историки типа Платонова, Рождественского, Любавского - можно назвать и еще целый ряд имен - создали себе организацию, где они проводили целый ряд политических выступлений и демонстраций. Эти политические демонстрации и выступления очень резко обрисовывают их отношение к действительности. Для иллюстрации я беру один протокол, который относится к концу 1918 г. - протокол 621 заседания Археографической комиссии. Это было траурное заседание. Умер председатель Археографической комиссии- граф Шереметев, и заседание было посвящено его памяти. На заседании фигурировало два документа', письмо Шереметева перед смертью и письмо сына Шереметева с описанием смерти отца. С речью выступал Платонов. В своем письме Шереметев пишет: "Дай бог, чтобы перемирие заменилось прочным и достойным миром". Это писал Шеремете"


2 Платонов, Борис Годунов, Петроград 1921.

стр. 158

к Платонову 1 ноября 1918 г. Человек умирает в Москве и пишет в письме свое мнение о современной внешней политике, и ясно, как он к ней относится. Он отрицательно оценивает ту внешнюю политику, которую ведет Советская Россия и диктатура пролетариата в 1918 г.

Другой документ - письмо Шереметева - сына, которое Платонов огласил в своей речи. В этом письме Шереметев-сын приводит последние слова отца: "Я умираю с глубокой верою в Россию - она возродится". Значит ясно, что перед смертью председатель Археографической комиссии считал, что сейчас (в 1918 г.) Россия развалилась и она еще должна возродиться. Она должна возродиться от чего-то. В этих словах имеется определенная политическая программа, которую разделяет с Шереметевым вся Археографическая комиссия. И в комиссии зачитывают все эти документы, произносятся соответствующие речи, почитается память Шереметева вставанием и т. д. Что это такое? Это политическая демонстрация с определенным политическим содержанием, здесь имеется недвусмысленная оценка современности 1918 г. Это враждебная оценка диктатуры пролетариата, враждебная оценка внутренней и внешней нашей политики.

К этому можно и нужно присоединить ряд речей, которые напечатаны в "Русском историческом журнале", издававшемся Академией наук в 1920 - 1921 гг. В этих речах имеется чрезвычайно заостренно сформулированная политическая программа и непримиримо враждебная оценка современности, текущей политической действительности. Чтобы не злоупотреблять цитатами, я беру только две: речь академика Жебелева и непременного секретаря Академии наук Сергея Ольденбурга. Жебелев над гробом Тураева говорил так: Тураев "не будучи в силах ни примириться с существующими для истинных мужей науки условиями жизни, ни продолжать свое существование среди этих условий, хотел уйти из этого мира и переселиться в тот мир, где ему как истинно верующему христианину уготована жизнь вечная" 3.

Тут интересно заявление, что для истинных мужей науки условия современности нетерпимы. Это произносится в 1921 г., это напечатано. Условия, обстановка, характер жизни, ее цели, ее борьба для них нетерпимы, они мрут, как мухи, и не могут жить в этих условиях. Такой же характер носит речь Ольденбурга, произнесенная в 1920 г. по поводу смерти академика Лаппо-Данилевского. Непременный секретарь Академии наук говорил так: "Верь, что мы, твои друзья и товарищи в общей работе, чувствуем и верим, как ты, как ты, невзирая ни на что, мы будем продолжать твою - нашу работу, и я уверен, что тогда и те, кто теперь сомневается, поймут, наконец, какой великий искус выдерживали и выдерживают русская наука и русский ученый, и поймут и научатся уважать и ценить их, и не будет тогда тех ненужных, бессмысленных жертв темноты и невежества, жертв лучшими жизнями страны, тех жертв, одной из которых явился ты" 4, т. е. Лаппо-Данилевский.

Можно было бы добавить еще выступление Гревса и Лаврова по поводу Щепкина и т. д., но и этого достаточно. Все это обрисовывает вполне законченное и притом крайне отрицательное, крайне враждебное отношение к действительности: эта действительность не стихийно, а в ее сознательных проявлениях несет уничтожение и смерть представителям


3 "Русский исторический журнал" N 7, 1921, с. 6.

4 Там же, N 6, 1920, с. 180.

стр. 159

буржуазной идеологии, она их уничтожает. Если с этим мы свяжем выступления проф. Виппера, его лекции в Московском университете, которые он напечатал в эмиграции, где он прямо оценивает нашу эпоху, как время всеобщей гибели: "в ближайшее время народ будет продолжать колобродить"- оценивал Виппер положение в России; этот процесс отразится и на Западе; "процесс в Европе пойдет в смысле раздробления политического и экономического. Державы XIX в. одна за другой начнут распадаться 5, -мы поймем, какое тут имеется настроение и какова тенденция.

Теперь можно перейти к анализу тематики и содержания исторических работ, к выяснению их политических стремлений и чаяний. Здесь с первого же момента мы сталкиваемся с резко политической постановкой. Тот же журнал Академии наук напечатал статью Голубцова о Ключевском (статья была напечатана в 1922 г.). В этой статье Голубцов заявляет, что Ключевский должен являться знаменем, за которым должна следовать вся буржуазная историография нашего времени, что она должна стремиться к тому, чтобы продолжать традиции Ключевского. Какие же эти традиции? Прежде всего, основная традиция - это борьба с монистическим объяснением истории. Голубцов Ключевского расценивает как историка-политика. Никаких личных трагедий в Ключевском он не хочет видеть, в противовес нашим историографам, а определенно и резко ставит вопрос, что Ключевский-это политическая фигура. Вопрос для Голубцова заключается не во внутренних трагедиях Ключевского, а в том, какую политическую концепцию он развивает, а отсюда вытекает и ответ на вопрос, какую политическую концепцию должны поддерживать и продолжать последователи Ключевского. Поставив такой вопрос, Голубцов указывает, что по его мнению политически важно у Ключевского. У Ключевского, во-первых, политически важно - говорит Голубцов-то, что он чужд монистического объяснения истории. И, во-вторых, то, что Ключевский разошелся с экономическим материализмом во взглядах на характер и строение государства и власти 6.

Если подробно расшифровать эти заявления, то станет ясно, в чем Голубцов видит политическую ценность Ключевского. Ключевский-это представитель великорусского шовинизма, прежде всего, ярый руссификатор, представитель торговых группировок, кулацких группировок буржуазии. Вот что в политическом отношении представляет Ключевский. И когда исторический журнал Академии наук заявляет, что они должны продолжать и развивать именно эту сторону традиции Ключевского, когда это печатается в программной статье, то ясно, что здесь мы имеем политическое выступление представителей буржуазной историографии.

В свете приведенных данных неудивительно, что все буржуазные исторические работы, вышедшие из-под пера великорусской буржуазии, проникнуты острой политикой, острыми политическими устремлениями. Тематика этих буржуазных исторических работ так тесно зависит от современности, что изменение задач современности меняют самую тематику буржуазных работ. Для протекших 13 лет можно ясно наметить ряд периодов в жизни нашей страны: период гражданской войны, период широкого наступления на рельсах непа и строительства социализма. В зависимости от этих периодов стоит и тематика. Годы граж-


5 Виппер, Круговорот истории, Берлин 1923.

6 "Русский исторический журнал", кн. 8, 1922, с. 185.

стр. 160

данской войны выдвигают одну задачу перед буржуазной историографией. В период широкого наступления на рельсах нэпа и строительства социализма мы видим превалирующей другую тематику, но и там и тут на протяжении всех прошедших лет мы видим упорную защиту основной политической программы, основной политической традиции, защиту интересов определенных классов. Стоит вопрос об определенной форме власти, об уничтожении диктатуры пролетариата и возобновлении господства буржуазии.

Что представляет собой буржуазная историография периода гражданской войны? За что она борется и как борется? В период гражданской войны мы имеем прежде всего объединенный фронт собственников против диктатуры пролетариата. В историографии мы тоже имеем объединенный фронт собственников против диктатуры пролетариата. За это время обращают на себя внимание три работы: книжки Платонова и Готье о Смутном времени и книжка Кизеветтера по истории русского Севера, вышедшая в 1919 г. Три книжки, вышедшие из-под пера представителей разных слоев собственников, по своим прошлым политическим устремлениям, принадлежащим разным политическим партиям, но теперь после Октября все они занимают одинаковую позицию. Это - тесный единый фронт собственников, которые выступают против диктатуры пролетариата. Тематика у них у всех единая - вопрос о смутном времени. Вполне понятно, почему такой вопрос ставится: идет революция, идет гражданская война, и по ассоциации у них возникает вопрос о революции в прошлом русской истории - о смутном времени. В анализе смутного времени они ищут ответа на настоящее, и, анализируя построенные ими схемы Смутного времени, мы можем отыскать и ответ их на настоящее, ответ на происходящее.

Прежде всего во всех этих трех работах мы имеем апологию отношений собственности. Они прямо дифирамбы поют не в прозе, а в стихах, когда говорят о собственности. Отношения собственности развили русский Север. Кизеветтер несколько раз говорит в своей книжке, что "развитие торговли и промышленности, в которых принимали участие все слои населения, сближало посадских людей и волостных крестьян на почве единства профессиональных занятий, отношений и интересов". Этот край по словам проф. Кизеветтера "являлся ареной оживленной творческой работы. Ключем била здесь трудовая народная энергия, которая находила себе в этих необозримо громадных лесных пространствах... достаточное количество материала и удобных точек приложения для своих целесообразных усилий" 7. Такие же гимны отношениям собственности поет и академик Платонов. Он говорит, что собственность - это ключ к правильному свободному развитию страны и т. д. "Главное условие общественного благополучия - свобода труда и почина" 8. Вот первое и основное, что их всех сближает.

Дальше им приходится высказываться уже не по вопросам о собственности, а о том, как они относятся к процессу борьбы вокруг отношений собственности, как относятся прежде всего к тому, что называется революцией, как они определяют революцию. По этому вопросу выступает, как глубокий теоретик, проф. Готье. Он в своей книжке о


7 Кизеветтер, Русский Север. Роль Северного края Европейской России в истории русского государства, Вологда 1919, с 4 и 54.

8 Платонов, Прошлое русского Севера, Петроград 1923, с. 52.

стр. 161

смутном времени рассказывает, что такое революция, и нужно признать, такие смешные и такие политически недопустимые вещи рассказывает, что без цитат здесь обойтись никак невозможно.

Вопрос о революции проф. Готье разрешает очень примитивно и просто. Революция, говорит он, это болезнь. Как организм человеческий хворает, так и организм общественный тоже хворает, и эта хворь общественного организма и есть революция. Но как человеческий организм выздоравливает, так и общественный организм неизбежно выздоравливает, и, когда он выздоровеет, он дальше с новыми силами живет и развивается. Вот что он пишет: "Между жизнью народа и жизнью государства, наиболее сложной и современной организацией, созданной народом, с одной стороны, и жизнью отдельного человека - с другой, есть очень много общего". Бросается в глаза, насколько архаична такая "социологическая" теория: жизнь общества сравнивать с жизнью человека. "Народ совершенно так же, как человек, может подвергнуться болезням, переживать опасные для жизни переломы, бурные проявления острых недугов и затяжные хронические боли"9. Дело не в том, что это безграмотно, дело в том, что такая социология ставит своей задачей научно обосновать реставрацию. Сейчас происходит революция, но поскольку революция есть болезнь, она неизбежно пройдет, и наступит выздоровление, т. е. реставрация. В предисловии к своей книжке Готье изображает дело так, что революция совершилась, потом прошла и организм вернулся назад в прежнее состояние. "Смута, - пишет ученый профессор, - и была одной из тех болезней, которые пришлось перенести русскому народу и тому государству, которое он создал в течение его многовековой исторической жизни". "Но здоровый организм ее справился с недугом и понемногу в исторической жизни России наступило успокоение", а после успокоения народ начал развиваться с новой энергией, "позволившей ему сделать дальнейшие успехи на историческом пути и подготовиться к высшему подъему своих исторических сил - к реформам Петра Великого" 10. Ясно, что здесь обосновывается неизбежность реставрации, и вся книжка Готье и вся литература смутного времени, которая издается в 1921 г., построена вокруг доказательства неизбежности реставрации.

Но политический интерес этой литературы заключается не только в том, что Готье, Платонов и другие доказывают неизбежность реставрации, - это конечно само по себе определенное политическое выступление, чрезвычайно важное в момент гражданской войны, -для нас интересно и важно разобрать, что представляет в трактовке этих ученых смута по своему социальному содержанию, какие слои принесут с собою то, что мы называем реставрацией, и что буржуазные историки называют спасением, торжеством страны и т. д. Какие классы принесут это спасение, во имя чего, в какой политической форме они это сделают. Отвечая на эти вопросы, Кизеветтер и Платонов в то же время точнее отвечают на вопрос о своем отношении к современности, о своей политической программе, говорят о том, каким способом можно избежать той болезни, которая сейчас происходит, которая вышибает их из седла.

Приведу "две-три цитаты, в которых заключается ответ на все поставленные вопросы. Беру цитату из маленькой книжки Платонова


9 Ю. Готье, Смутное время, Гиз, 1921, с. 45.

10 Там же, с. 48.

стр. 162

"Смутное время", которая вышла в 1922/23 г., и из книжек Кизевет тера и Готье. Как оценивает Платонов внутренний смысл смуты? Он говорит, что в смуту боролись общественные верхи и общественные низы и определяет социальную сущность тех и других. "Низы, - пишет Платонов, - не принесли с собою, взамен нарушенного ими строя жизни, ничего нового ни в идее, ни в практической форме. Они были силою разрушительной, но отнюдь не созидательной и нейтральным слоям земщины они не давали ничего такого, что могло бы соблазнить их в пользу казачества, против боярства" 11. Низы ничего создавать не могут, а могут только разрушать. Вот платоновский ответ.

Кизеветтер отвечает еще проще, - низы просто грабят. "В период Тушинского вора смута вырождается в хаотический грабеж, принимающий характер какого-то разнузданного массового психоза" 12. У Готье ответ сформулирован в таких словах. Смута-это "протест обиженных низов против сытых верхов", он "вырождался очень быстро в обыкновенный, ничем неприкрытый разбой, от которого наряду с другими страдала та же меньшая братия, крестьяне. Вождями поднявшихся с самого начала смуты низов были или самозванцы, боярские ставленники, или проходимцы, прикрывавшиеся самыми различными именами только для того, чтобы обеспечить себе успех в грабежах и разбоях или же, наконец, иностранцы, только о грабежах и думавшие. Если боярство почти не выделило положительных типов, то восставшие низы не выделили их и вовсе; нет возможности исключить из этого правила и воеводу Болотникова, о личности которого мы имеем слишком неясное и туманное представление" 13.

Все разбойники, все грабители, все бандиты. Вот вам весь смысл этого анализа. Готье не исключает из этой оценки и Болотникова. Это сделано не зря. При всем том небольшом количестве документов которые существуют, все же ясно, что Болотников, вождь крестьянской революции, должен быть исключен из этой характеристики, но Готье отлично учитывает, что при революционном подходе к истории можно сделать из фигуры Болотникова, и он густым дегтем мажет его, чтобы сразу отуманить и обескуражить читателя.

При таком освещении смуты - что же получится? Кто из смуты выходит победителем? Выходит общественная середина-крестьянство. Эта чрезвычайно интересная вещь, что все они, и Платонов, и Готье, и Кизеветтер - бывший царедворец и бывший к. -д., - делают ставку на сильное крестьянство, на крестьянство, связанное с рынком, и на торговую буржуазию города. Кизеветтер прямо указывает, что спасение пришло с Севера, а на Севере были торговые крестьяне, которые друг с другом были спаяны. Платонов говорит то же самое. Он специальную главу в своей книжке посвящает анализу новгородского севера- этой классической страны свободного капиталистического крестьянства. Точно также и Готье утверждает, что спасение в смуту пришло от стремящейся к покою общественной середины. Общественная середина - это верхушка крестьянства и торговая буржуазия городов. Готье со своими социологическими объясненьями выступает как ученый обыватель. Он не ставит ни одной проблемы классовой борьбы. Для него выступление среднего крестьянства и торговой буржуазии городов это


11 Платонов, Смутное время, 1923, с. 158.

12 Кизеветтер, Русский Север, Вологда 1919, с. 55.

13 Готье, Смутное время, Гиз 1921, с. IIX.

стр. 163

реакция людей, стремящихся к покою, нечто вроде выступления российских обывателей XVII в. Так и говорит: они стремились к покою, а тут начался кризис, сплошной грабеж. Ясно, что им пришлось на время выйти из спокойного состояния, чтобы потом опять возвратиться к покою: "... и спасение пришло не от тех, кто начал смуту... оно исходило от той устойчивой середины общества, которая всегда дорожила спокойствием и возможностью мирно трудиться. Такие люди не желали и не вызывали смуты: они терпели ее, пока надеялись, что она утихнет сама собою и лишь позднее пошли на борьбу против своего собственного желания, чтобы вернуть себе привычные и мирные условия существования..." (с. 82).

Вот это объяснение - "во имя покоя", обывательское объяснение, не исключает определенного политического смысла, потому что вопрос ставится так, что верхушка крестьянства, посадское население, мелкое дворянство, словом "общественная середина" стремилась только к покою, т. е., выступая политически, боролась за восстановление старого, без развертывания новой политической программы, без формулировки политических целей, а тем более без постановки вопроса о политической форме господства. Вот к чему сводится дело. Так и говорится, что "не власть привлекала их к себе, а спокойная жизнь под родным кровом. Они мало заботились даже о закреплении нового строя. Где же было думать о какой-то сознательной, реакционной политике тем, для которых лучшей реакцией было возвращение к покою" (с. 137). Если перевести это на язык 1919/20 гг. эпохи гражданской войны, то это значит, что надо бороться за реставрацию старых отношений и снять вопрос о политической Форме, в которой эта реакция выражается. Вот какой рецепт, какой совет дает проф. Готье своим читателям. Он говорит, что в истории, когда бывали такие революции, то от них спасали торговая городская буржуазия и крестьянский кулак. И спасая, они не ставили вопроса о форме власти, а шли на Москву, во имя восстановления господства своего класса, не споря о том, в каких политических формах будет осуществлено это господство.

Эта общественная середина - сельский кулак, торговец, мелкий помещик - и есть сам русский народ, который восстановил старый порядок, который поддерживал его всегда. "Середина стояла за восстановление царской власти в ее прежнем виде. Царская власть была восстановлена, и самодержавие продолжало жить и развиваться" и. Не ставя вопрос о политической форме власти, середина восстанавливает царскую власть и после этого спокойно расходится. И Готье для полноты картины рассказывает, что, разойдясь по домам, русские люди начинают вымаливать спасение у бога в своих грехах и начинают усиленно отдавать земли в монастыри. "Вот почему так возрастают и умножаются пожертвования земель в церкви и монастыри, пожертвования, которые стали было несколько падать в конце XVI века" 15.

Если соединить все эти концепции в одну, выделить в ней основное и характерное, то ясно, что получится законченная политическая программа, доказывающая, что реставрация неизбежна, что реставрирующею силою, которая спасет страну, явится кулачество и торговая буржуазия, что эта сила будет действовать, не предопределяя политической формы реставрации, но с точным знанием ее социального


14 Готье, Смутное время, Гиз, 1921, с. 144.

15 Там же, с. 148.

стр. 164

содержания-восстановления господства собственников. Вспомните, что Колчак и Деникин, когда организовывали поход на Москву, ставили вопрос именно так, что вопрос о политической форме власти сейчас не стоит. Что сейчас нужно пойти на Москву, уничтожить большевизм, а уже потом будет разговор о форме власти. Буржуазные историки изображают дело так, что будто бы и в 1612/13 гг. дело происходило таким же образом, как в 1919 г. в стане Деникина- Эти работы стремятся в исторической форме оправдать то контрреволюционное наступление, с которым в 1919/1920 гг. приходилось бороться диктаторе пролетариата. Вот тот ответ, который в период гражданской войны дает великорусская буржуазная историография в своих исторических работах на запросы современности. Вот ее политическая программа. Она славословит реставрацию, расчищает идеологический ей путь, старается своими историческими работами идеологически разложить борющиеся ряды. Ясно, что с нею нужно было вести жесточайшую борьбу, а между тем Госиздат издавал эти книжки.

Но нужно сказать, что вопрос о форме власти не все ставили так, как Готье. Были и более резкие и определенные выступления. Ставился открыто вопрос о реставрации монархии. В другой книжке Платонова о Борисе Годунове и в книжке Виппера "Иоанн Грозный" авторы прямо занимаются апологией самодержавия и бонапартизма.

Гражданская война стихает. Попытка буржуазии хирургическим путем вернуть потерянное оказывается битой, создается совершенно новое соотношение классовых сил. Буржуазная историография снова выступает на сцену, не отказываясь от того, за что она дралась, пытаясь бороться за старое в новой обстановке. В какой форме дальше происходит борьба? После окончания гражданской войны, с 1922/23 гг., вплоть до нашего времени, на протяжении 8 лет мы видим резкое изменение тематики. Тем, порожденных гражданской войной, тем о смутном времени в буржуазной историографии больше нет. Теперь снова разрабатываются те темы, которые характерны для буржуазной историографии дооктябрьского периода - изучение вопросов истории государства, вопросов быта и т. д., того, что буржуазная историография называет социально-экономической историей. Важно не только то, что они изучают, но и то, как изучают эти вопросы, какие цели преследуют. Если подойти с этой точки зрения, то ясно будет, что все эти работы - прямое политическое выступление. Бытовые проблемы ставятся таким образом, что в разработке их видна попытка уйти от действительности. Исследователи стараются оторваться от действительности, уйти в глубокий быт, не имеющий как будто бы никакой связи с действительностью, и тем резче подчеркнуть свое отрицательное отношение к последней. В период гражданской войны Платонов выпускает книжки о смутном времени, о Борисе Годунове и т. д., а в период после 1923 г. выпускает в "Известиях Археографической комиссии Академии наук" и в "Известиях Академии" статьи об ордене Иуды. Совершеннейшая чепуха. Петр Великий наградил своего шута орденом Иуды. Другая работа - о князе Куракине и кн. Прозоровском, который сбежал за границу. Один из Прозоровских поступил в монахи на Афоне, а потом вернулся и служил во флоте священником. Попутно выступает двоюродная сестра Прозоровского, которую обвиняли в связи с делом цесаревича Алексея. Если вспомнить, что до революции Платонов выступал с резко очерченной политической программой, если в годы гражданской войны он своими книжками борется с диктатурой проле-

стр. 165

тариата, то ясно, что эти последние сочинения его громко говорят об отношении к революции и диктатуре пролетариата на новом этапе. Глубокий бытовизм подчеркивает неприятие советской действительности, непримиримое отношение к ней.

Берем другую тему - о государстве. Это привычная тема для русского историка. Но, когда они занимались государством в 50 х-70-х гг. прошлого столетия, они ставили большие проблемы. Чичерин, хотя был идеалист, но все же был диалектиком и развивал свои темы более или менее интересно. А что получается после революции? Богословский ставит проблему об изучении государственной власти, и при этом открыто заявляет; я занимаюсь мелочами. В "Известиях Академии наук" за 1928 г. он напечатал статью "Административные преобразования Петра Великого", и там говорит, что занимается мелочами, потому что может быть из мелочей получится что-нибудь крупное. Он сам пишет "Можно наблюдать еще некоторые отдельные небольшие изменения в устройстве существовавшей тогда государственной машины". "Из таких накапливающихся мелочей отложатся крупные заметные изменения" и т. д. И весь человек уходит в это. Можно привести у Богословского еще ряд работ, где он считает буквально пуговицы у Петра Великого и т. п.

Отдельную группу представляют исторические работы, посвященные вопросам хозяйства. Главным образом берется история торговых отношений, причем история торговых отношений рассматривается не с точки зрения качественных изменений, эволюции форм, а с точки зрения чисто описательной. Такого характера работа Вулих по истории торговли, напечатанная в сборнике "Россия и Запад" 16, работа Бахрушина о торгах гостя Никитина в Сибири 17, статьи Грекова о помещичьем хозяйстве в XVI - XVII вв. в Новгородской области и статья Рождественского "Гатчинская вотчина Павла I". Последний ученый снова возвращается к избитой теме о Павле: "чтобы осветить Павла как императора, надо сперва изучить его как гатчинского помещика" и, разрешая эту задачу, пишет: "взятая сама по себе Гатчинская вотчина представляется цельным, выдержанным организмом крупной вотчины феодального типа, в которой гармонично сочетались и приемы крупного хозяйства, и военно- административный режим, и художественный стиль властвующего над всей вотчиной дворца" 18. Этот небольшой отрывок ясно говорит и о методологии, и о приемах работы, и о результатах. Примеров подобной чепухи можно подобрать сколько угодно. Эти апологеты собственности и крепостничества не умеют даже научно излагать и обосновывать свои мысли.

Естественно, что когда появилась волна таких работ, когда они стали выходить в изданиях и Академии наук и Ин-та истории РАНИОН'а и стали наводнять рынок, естественно, что в эмиграции Кизеветтер от радости замахал руками, увидя, что те традиции, за которые он боролся, снова возрождаются, и в 1928 г. в "Современных записках" пишет хвалебную статью о появившемся в Москве историческом сборнике. Он пишет: "Сборник заключает в себе немало интересного, научно-исторического материала. Отрадно констатировать, что ученая молодежь энергично ведет серьезную исследовательскую работу, следуя


16 Сб. "Россия и Запад", Вулих, Из мира торговых отношений в Москве XVII в., 1923.

17 Труды Ин-та истории, Сб. стат., т. I, 1926.

18 Институт истории РАНИОН, "Ученые записки", т. VI, с. 144, М. 1928.

стр. 166

научным традициям, издавна утвердившимся на исторических кафедрах Московского университета" 19. Но в чем сущность этой научной традиции, издавна утвердившейся на кафедрах Московского университета. Это - национал-шовинизм и апология отношений собственности. Эту традицию Кизеветтер сразу заметил. Он оказался более дальнозорким чем мы, потому что мы выпустили эти работы, а он их совершенно правильно политически оценил.

Какие же экономическая и политическая программы заключаются в этих работах, что они пропагандируют, интересы какого класса они защищают и выражают? Возьму для примера только несколько работ. Для характеристики экономической программы я беру работу Юровского, вышедшую в 1923 г., и работу Любомирова, вышедшую в 1930 года Расстояние между выходом работ в свет - семь лет. Работа Юровского посвящена Саратовской вотчине, работа Любомирова - промышленности XVIII и начала XIX вв. Обе работы, как вы видите, интересуются исключительно экономическими проблемами. Весь интерес и все политическое значение этих работ заключается в методологии, в том, что обе работы заняты доказательством извечности отношений собственности, неизбежности этих отношений, заняты доказательством того, что при отношении собственности классовой борьбы нет. Юровский выступает как ученик Струве. Он признает, что существует борьба между индивидуальными хозяйствами, но классовой борьбы нет, классовая борьба снята и т. д. Отсюда и подход к хозяйственным вопросам, чисто капиталистический. Улучшилось положение крестьянина после крестьянской реформы или не улучшилось, - для него по существу безразлично. Вопрос заключается не в этом, а в том, что народное хозяйство нуждается в правовой реформе. Юровский свою теоретическую позицию формулирует таким образом: "Хозяйство есть телеологическое единство, т. е. единство, образующееся не стихийно, а сознательно, ради достижения некоторой цели. Дабы оно существовало как таковое, необходима возглавляющая его воля, использующая его средства и направляющая деятельность входящих в его состав людей. Само собою разумеется, при этом, что хозяйство есть единство экономической деятельности, т. е, что цель его заключается в приобретении хозяйственных ценностей. Если нет воли, возглавляющей, дающей план и указывающей способ его выполнения, то нет и хозяйства" 20. Дальше идет ссылка на Струве. Отсюда - определение крепостного хозяйства: это система телеологических хозяйств, внутренней борьбы между помещичьим хозяйством и крестьянским хозяйством совершенно нет. Сняв таким образом вопрос о классовой борьбе и в то же время поставив вопрос о разумно руководящей телеологическим хозяйством воле, Юровский идеализировал отношения собственности, отрицал антагонистичность этой системы и в то же время обосновывал индивидуалистическую сторону буржуазного хозяйства, отрицая классовую борьбу внутри буржуазного хозяйства, он тем самым из исторически переходящей формы превращает систему отношений собственности в извечно существующую. После


19 "Современные записки" 1928, т. XXXIV, с. 535.

20 Юровский Л. Н, Саратовские вотчины, Статистическо- экономические очерки и материалы из истории крупного землевладения и крепостного хозяйства в конце XVIIJ и в начале XIX столетия, Саратов 1923.

Любомиров П. Г., Очерки по истории русской промышленности в XVIII и начале XIX вв., Прибой 1930.

стр. 167

этого он переходит к вопросу о крестьянстве и ставит вопрос таким образом: "Крепостные крестьяне жили зажиточно или скудно, смотря по местности и смотря по обстоятельствам" 21. Что это значит - "смотря по обстоятельствам?" Нам нужно, чтобы была определенность, чтобы были указаны производственные отношения, а не обстоятельства. "Действительно глубокие различия в быте крестьян в дореформенное и пореформенное время лежали скорее в области юридических, культурных и общих народнохозяйственных условий, которые перерождали постепенно нашу деревню, теснее связывали ее с городом и городской культурой и подготовляли почву для образования юридически и хозяйственно самостоятельного крестьянина" 22. Юровский выступает в 1923 г. от имени сильного крестьянства - кулака - хозяйство которого поставлено под удар, с которым в деревне идет борьба.

В 1930 г. вышла работа Любомирова. Он говорит, что продолжает традицию Туган- Барановского, Кулишера, Тарле. Какие же именно традиции? Методология работы Любомирова, вернее, полное отсутствие методологии объясняет, в чем тут дело. Его интересует вопрос о происхождении и развитии мануфактуры. Он дает очень интересный материал, но проделывает чисто описательную работу. Ни одной постановки проблемы у него нет. Учение Маркса о мануфактуре, ее происхождении и развитии не существует для Любомирова. Как перерастает одна хозяйственная форма в другую, какие внутри нее противоречия, какая классовая борьба и т. д. - все это для него книга за семью печатями. Превращение кустаря в фабриканта, светелки в мануфактуру взято с чисто количественной точки зрения. Любомирова интересует размер производства, а не его структура, число людей, а не их положение в производстве и отношение к орудиям производства. Он подходит к вопросу по бухгалтерски, так, как подходил сам превращающийся в фабриканта кустарь. Ему не было дела до борьбы вокруг прибавочного продукта, собственнические отношения для него извечны, накопленный капитал принимает новую форму, для владельца это важно прежде всего с точки зрения количественных отношений. Книга Любомирова выражает интересы тех групп, которые в годы нэпа переживали процесс перехода от торгового капитала к зачаткам промышленного - деревенского кулака, городского торговца и промышленного предпринимателя, она выражает стремления тех, кто видел свою цель в расширении нэпа и понимал его КАК реставрацию промышленно-капиталистических отношений. Этим объясняется ссылка на предшественников и выполнение самой книги.

Юровский все-таки идеологически крупная фигура, умеющая ставить вопросы теоретически. Любомиров просто примитивный провинциальный профессор, никаких теорий он не дал, но интересы торговой буржуазии, кулака и нэпмана выразил точно и определенно.

Если теперь мы поставим вопрос о политической программе буржуазной историографии, то ответ на этот вопрос мы найдем в целом ряде работ, напр., у Любавского, Бахрушина, Маркевича и др. Эти работы интересны тем, что в них развертывается программа национал-шовинизма - "великой и неделимой". Подробно в ряде исторических сочинений разрабатывается эта сторона программы буржуазной реставрации. Так, Маркевич пишет в "Известиях Академии наук" о переселении крымских татар в Турцию и доказывает, что Крымские татары


21 Юровский, цит. соч., с. 80.

22 Там же, с. 164.

стр. 168

стремились переселиться в Турцию только благодаря своему невежеству. Ни крепостного права, ни обезземеления татары не переживали, имеется простой фанатизм, нежелание со стороны татар служить в русском войске и этим объясняется бегство их в Турцию. Шовинистическое объяснение истории особенно резко сказывается в работах Любавского и Бахрушина. У Бахрушина есть целый ряд выступлений откровенно шовинистических. Так, в сборнике в честь Платонова он рассказывает про одного поляка, что тот был хвастун, и прибавляет, что это свойственно его нации. В книжке "Очерки по колонизации Сибири" он заявляет, что стремится продолжать традиции Ключевского и трактовать историю России как историю страны, которая колонизуется. Дальше он говорит, как происходит колонизация в Сибири, причем сибирских аборигенов он называет дикарями и борьбу с ними объясняет тем, что они наступали на русских. Он очень хорошо знает торговые дороги Сибири, так что если его отправить в Сибирь по путям XVI в., то он не проделает тех ошибок, которые там делали путешественники в XVI - XVII вв. Но что там совершается, почему этот колониальный грабеж происходит именно в XVII в., почему в такой форме происходит, - ответа на эти вопросы вы не найдете. Единственный стержень - это интересы великорусского племени, великорусского народа.

Точно также ключом бьет национал-шовинизм в работе Любавского. Можно многое сказать, много привести цитат из нее, но смысл их сводится к одному. С одной стороны, мы видим апологию отношения собственности, с другой стороны, развернутою национал-шовинистическую программу великорусской буржуазии. Национал-шовинизм - это мечты и стремления к "великой и неделимой", восстановление отношений собственности в экономике и восстановление великой и неделимой" как политической формы господства собственников - вот программа, за которую борется русская буржуазная историография.

Вот каков облик великорусской буржуазной историографии в период после гражданской войны. Все те цели, за которые они боролись до и после Октября, сохраняются, но теперь они борются на новых этапах и в новой форме. Отсюда вытекает и то, что эти национал-шовинистические настроения и апология отношения собственности имеются не только в великорусской историографии, но и в украинской, например в лице Слабченко и в литературе других национальностей СССР. С другой стороны, мы можем установить определенную генетическую и идейную связь между явлениями русской эмигрантской литературы, и тем, что развертывается в нашей буржуазной великорусской литературе. Например Милюков с его "Россия на переломе" очень напоминает Юровского и Любомирова. Но вопроса об эмигрантской историографии я ставить сейчас не буду.

На всем, что дала за последнее десятилетие буржуазная историография, лежит печать разложения. Если взять ее тематику, - ни одной свежей, новой темы - все ее темы уже вошли в оборот в конце XIX начале XX в. Трактовка тем, их методология - это обветшалые остатки социологического метода, плюрализм и путаница. Ключевский не любил методологических вопросов, но свои высказывания он умел облекать в изящные словесные формы. Его эпигоны нашего десятилетия, не обладая ни талантами, ни знанием Ключевского, в своей методологии представляют полную беспомощность. Они видели кризис своей методологии и, не желая принимать марксизм, наоборот упорно стараясь его опровергнут они готовы искать спасения в научных организациях Лиг

стр. 169

наций, - надеясь в капиталистическом Западе найти поддержку и помощь.

Распад буржуазной историографии сказывается в технике ее работ. Прежняя виртуозность сменяется упадком, вместо критики текста историки занимаются изложением источника и подборкой цитат. Бахрушин до революции сумел поставить вопрос об изучении сибирских летописей, применив к ним шахматовские приемы, а после революции он изучает биографии, мелочи и своими работами лишь резче подчеркивает, что без классового подхода критика текста вырождается в пустую формалистику. Ярким примером этого является его работа о житии ев Василия Мангаузиитского, напечатанная в "Известиях Академии наук" за 1929 г.

Итак, какая же может быть дана общая оценка великорусской буржуазной историографии за последнее десятилетие? На всем протяжении революции она защищала интересы великорусских собственников. Она вся была пропитана острейшим национализмом. Это было политической формой выражения ее чаяний. Она вся в прошлом. Она приняла участие в гражданской войне на стороне разбитой пролетарской революцией буржуазии. Она отразила интересы собственнических групп, уцелевших и боровшихся за свое существование после лет гражданской войны Торговая буржуазия города и деревни, нэпман, кулак, перерастающий в фабриканта кустарь, - имели в исторической литературе верных защитников и представителей.

Но изменение положения собственнических классов, изменение самой сущности этих классов сказалось и на историографии. Отражая интересы буржуазии в период уничтожения всех отношений собственности, эта историография свидетельствует о распаде, разложении и умирании тех классов, интересы которых она представляет.

Ясно что роль буржуазной историографии до Октября и после Октября разная. После Октября она резко изменилась, поскольку изменилось положение самого класса. До Октября этот класс был у власти, он защищался от напора ведущего революцию пролетариата. После Октября это класс умерший, это класс, который уже уничтожен, который уничтожается. Последнее сопротивление буржуазии. Это последние судороги мертвеца. Поскольку идет борьба за уничтожение буржуазии и кулака как класса, постольку это положение отражается, конечно, и на буржуазной историографии. Если по характеру и положению буржуазной историографии судить о состоянии того класса, интересы которого она представляет, то мы должны сказать, что буржуазная историография свидетельствует о нежизненности буржуазии, о том, что она уже умерла. Ни одной живой мысли, ни одной темы буржуазия после Октября дать не может. Она только шамкает о прошлом, и эти выступления ее лишний раз подчеркивают, что мы имеем дело с представителями умершего класса, и наша задача заключается в том, чтобы помочь им поскорее умереть, умереть без следа и остатка, а не заниматься тем, чем занимались в течение 10 лет до сих пор, издавали сборники трудов, печатали их работы и т. п.

ПРЕНИЯ

А. Шестаков. Затронутая т. Пионтковским тема имеет большой актуальный интерес. Она актуальна именно потому, что те представители исторической школы, о которых он сегодня упоминал, являются непо-

стр. 170

средственными организаторами реставрационных течений не только в своих исследованиях, но и в своей политической деятельности. Но т. Пионтковский в своей критике политических программ буржуазной историографии несколько разбросанно подошел к целому ряду моментов. Между прочим, тот основной вопрос, который особенно характерен для определения политической физиономии этих историков, - вопрос о великорусском шовинизме - освещен был т. Пионтковским недостаточно. Следовало бы дополнить галерею портретов, которая была им приведена, такой фигурой, как акад. Бартольд, о книжке которого "Очерки культурной жизни Туркестана" в свое время была помещена рецензия в журнале "Историк-марксист". Бартольд представляет собой столь типичный образчик великорусского великодержавного шовинизма, что приходится разводить руками, почему такая книжка могла появиться в нашей стране. По существу это апологетика действий великодержавного русского шовинизма, русского капитала, русской колониальной политики в Ср. Азии.

Кроме того необходимо отметить, что в критическом обзоре т. Пионтковского имеется некоторая недоговоренность в последнем разделе, касающемся эпохи нэпа и эпохи строительства социализма. Здесь следовало бы не только отметить беспочвенность буржуазных исторических описаний, но и показать стремление буржуазных идеологов к определенному политическому выходу из создавшегося положения. Ведь эпоха нэпа и затем эпоха реконструкции в буржуазной публицистике, в писаниях буржуазных экономистов была как раз характерна крутым поворотом их в сторону кулачества, и этот вопрос о кулаке, как движущей силе контрреволюции вскрыт был т. Пионтковским, по-моему, недостаточно. И то, что т. Пионтковский устранил из своего исследования эмигрантскую литературу, несколько нарушило картину общей политической линии наших классовых врагов. Создание политических программ в нашей стране для буржуазных историков было конечно трудно, потому что этому мешал обстрел со стороны таких организаций, как Об-во историков-марксистов и Комакадемия, поэтому они не могли здесь выступать в таком обнаженном виде, как это делали белоэмигрантские политики, и исключать последних из анализа неправильно. В эмиграции и до сих пор ставка на кулацкую контрреволюцию еще жива и является самой актуальной проблемой современных историков-белоэмигрантов. Вот если бы все это взять вместе, у нас получилась бы полная картина и полная аналогия со всеми теми политическими выступлениями которые мы имеем и в других лагерях капиталистической реставрации, особенно в лагере аграрников-экономистов.

Л. Мамет. Я хочу ограничиться несколькими замечаниями по одному вопросу, который меньше всего нашел освещение в докладе т. Пионтковского. Если верно то, что буржуазные историки сейчас отходят в своей тематике от современности к бытовизму, то есть еще одно русло, куда сейчас уходят эти буржуазные историки: это в историю национальных окраин. Уходят туда они из двух соображений: во-первых, потому, что это такое место, где можно чувствовать себя наиболее неуязвимым, наиболее далеким и от марксизма, и от марксистской критики, и, во-вторых, как это ни покажется странным, но те самые историки, которые в своих работах являются типичными российскими великодержавниками когда уходят в историю национальных окраин, делают своеобразный поворот и начинают обосновывать местный национализм - по-своему, конечно. Таким образом получается своего рода

стр. 171

стык великодержавного шовинизма с местным национализмом. Это тоже путь политической борьбы с нами, ибо обосновывать местный национализм, который представляет интересы местного кулачества, местной социальной верхушки - это тоже есть метод борьбы против социалистического строительства всего Советского Союза. Я приведу несколько примеров.

Возьму одну фамилию, которую упоминал в своем докладе т. Пионтковский. Под крылышком Якутской комиссии Академии наук Бахрушин написал довольно большую работу под названием "Исторические судьбы Якутии". Что характерно для этой работы? По существу в этой работе Бахрушин идеологически обосновывает политические позиции якутских тойонов, которые в самые последние годы доходили до вооруженной борьбы с советской властью. Бахрушин рассматривает исторические судьбы Якутии и приходит к таким выводам. В некоторые районы Якутии русские пришли раньше якутов. Якуты тоже завоеватели в Якутии, и это дает возможность якутам играть там такую же роль, как и русским. Отсюда положительная роль их для Якутии. Правда, Бахрушин высказывает некоторое сожаление по поводу того, что эти две струи - русское завоевание и якутское "завоевание" - не сумели наладить между собой достаточного сотрудничества, часто мешали друг другу. Но все же основная установка его работы такова, что он обосновывает положительную роль якутского тойоната, выдвигает его в качестве носителя идеи якутской нации. Бахрушин стоит на точке зрения национального якутского шовинизма, и обосновывает ту борьбу, которую тойонат ведет против нас. И Бахрушин не один, у Бахрушина есть ученик-это Г. А. Попов. Октябрьская революция помешала ему сделаться попом, и он поэтому сделался историком. Этот самый Попов, основываясь на работе Бахрушина, проводит ту точку зрения, что роль русских, завоевавших Якутию, была несколько хуже, чем та же роль русской колонизации в других районах. Объясняется это тем, что Якутия очень удалена и доходили до Якутии лишь отбросы русского общества и русской культуры, и поэтому та положительная роль, которую русские сыграли в завоеванных областях всюду, куда они приходили, в Якутии значительно снижается. Восхвалением роли русского завоевания вообще обосновывается якутский наступательный национализм. Это имеет отношение не только к Якутии. Как известно В. П. Анучин в 1918 г. обосновывал необходимость Великого ойратского государства. Он наметил громадное количество районов и народов, которые должны в него входить, и оправдывал это тем, что они когда-то входили в великую империю Чингис-хана. Рассматривая социалистическое строительство у нас как распад России, буржуазные историки обосновывают местный национализм и требуют отделения национальных окраин. Это тоже метод борьбы против нас.

И. Татаров. Я очень сожалею, что к сегодняшнему докладу не мог серьезно подготовиться, тем более, что у меня материал по данному вопросу и по совместной нашей работе с т. Пионтковским в Ранионе был довольно большой. Поэтому ограничусь только небольшими замечаниями, больше в дополнение и в развитие того, что говорил т. Пионтковский.

Начиная свой доклад, т. Пионтковский говорил о влиянии традиций Ключевского. Однако недостаточно установить в современной буржуазной историографии наличие одной школы Ключевского. Мы имели в прошлом три крупных исторических школы, по своим классовым признакам - помещичье-дворянскую, буржуазную и мелкобуржуазную народническую. Эти три школы имели очень сильные и прочные традиции, пустили очень

стр. 172

серьезные корни в русской исторической литературе, влияли на последующие поколения. Мы вошли в Октябрьскую революцию, имея довольно большой контингент историков, связанных в своей предшествующей деятельности с этими школами.

Эти школы, делившиеся к тому же грубо на московскую и питерскую, при несомненной взаимной враждебности, во время революции, особенно на первом ее этапе, объединились. Здесь полечился единый фронт. Но это все же не значит, что они одинаково подходили ко всем вопросам. Пионтковский совершенно прав, когда говорил, что у всех буржуазных историков вы найдете чрезвычайно острую оценку исторических фактов под углом зрения политической борьбы. Напрасно только он несколько раз говорил об обывательщине. Ведь с нашей точки зрения, всякий буржуазный политик по-обывательски ограниченно смотрит на события, но ведь это специфическая черта даже самого умного буржуазного историка. Политическая позиция любого буржуазного историка в частности и тех, о которых говорил докладчик, на первом этапе характеризуется отношением к проблеме революции и диктатуры. Эта проблема на первом этапе является основной. Историческая школа, связанная с именем Платонова, проявляет пристальный интерес к тому, что представляет собой опричина, ее социальный состав, методы борьбы и пр., т. е. в переводе на наш язык они внимательно изучали и продолжают изучать диктатуру крепостника XVI в. Этот вопрос они трактовали под углом зрения своеобразного понимания диктатуры, а именно-с точки зрения своей собственной диктатуры (в этом смысле надо отдать им справедливость - они много выше кадетов). Платонов - националист, диктатуры не боится, он на нее сознательно идет. Естественно, что открыто он об этом не говорил, хотя иногда и открыто проповедовал монархизм, например в брошюре "Петр Великий". Смысл его писаний был таков: я о диктатуре знаю и хочу представить себе, как диктатура крепостников относится к современности. Диктатору опричины эта группа историков мыслила как антипод социалистической революции, сравнивала ту и другую. Каким образом, по их мнению, страна может возродиться, на какой почве может произойти ее исцеление? Тут докладчик совершенно прав. Все историки (кроме Преснякова) приходили тогда к одному выводу, что выходом из положения может быть реставрация в любой форме. Что касается историков школы Ключевского, то можно заметить, что они главным образом интересовались эпохой "исцеления" России - XVII в. Чем ближе к нашим дням, тем все более школа Платонова, изучая XVI в., связывает проблему диктатуры и революции с проблемой аграрных отношений, а школа Ключевского, скажем Бахрушин, Яковлев, отчасти Богословский, изучает торговые отношения XVII в.

Я считаю, что когда докладчик в основном делил буржуазную историографию на две эпохи: на эпоху гражданской войны и эпоху нэпа и социалистического строительства, он упустил из виду еще один период - переходный момент. Этот переходный момент характерен, во-первых, сменовеховскими выступлениями. Так напр. Тарле в одной статье в "Анналах", посвященной международным отношениям России и Турции, проводит ту мысль, что политика нашего Союза продолжает многолетнюю линию борьбы на Востоке против Англии. Революция дает новые шансы для успеха этой политики, по существу ее не меняя.

Во-первых, резко бросается в глаза отсутствие методологии, разброд в этом отношении Особенно ярко это сказалось в выступлении

стр. 173

крупнейшего историка, ученого, затронутого историческим материализмом, о котором к сожалению не говорил докладчик, Я разумею Виппера. Он поставил в книге об Иоанне Грозном ту же самую проблему - проблему диктатуры, проблему революции, но как он ее решил? Для него в основном XVI в. характерен стремлением к Западу, и он связывает это стремление с Ливонской войной. Он воскрешает старый спор западников с славянофилами и решает вопрос по-славянофильски. Большевики-западники вводят у нас социализм, а я отрицаю диктатуру я отрицаю социализм. А социализм есть марксизм, поэтому я все свои счеты, все былые связи с марксистами прекращаю. Вот смысл политических выступлений Виппера. Любопытно, что в этом выступлении Виппера вы увидите отголосок шпенглерианства, т. е. известного идейного разброда, отсутствия методологии. Человек потерял какую-то нить. И очень любопытно, что агностицизм в работах буржуазных историков становится руководящей линией на очень долгий период. Сфера интересов большинства буржуазных историков мельчает, идет в быт, этнографию, краеведение. Буржуазные историки, занимаясь изысканием раритетов, исходят из сознания, что современная Россия лишена своего национального облика. Где же искать то индивидуальное, что свойственно только России? Что характеризует ее "настоящее" лицо? Свое лицо Россия получила после всех смут, после всех потрясений XVI - XVII вв. Совершенно естественно, что они любуются каждой конкретной вещью этого времени, изучают только конкретный факт; в отдельном эпизоде, в отдельной вещи ищут подлинное национальное лицо, которое Россия сейчас потеряла, но надо, мол, надеяться, что когда исцелится от бед революции, - это лицо снова обретет.

Вопрос о краеведении очень интересный вопрос именно тем, что здесь мы упираемся в две проблемы: в проблему великодержавничества и в проблему географических интересов буржуазных историков. Я уже два года тому назад писал, что не случайно буржуазные историки заинтересовались Севером. Тут важно отметить, что глубокие корни этого интереса связаны еще со столыпинской реформой. Теперь опять все бросились на Север и не только на Север, но и в Сибирь и в районы казачества. Чем это объяснить? Ясно, что все это - районы, которые не знали такого помещичьего гнета, как центр или Поволжье. Политическая тенденция здесь совершенно ясна. Буржуазные историки понимали революцию не как революцию социалистическую, а как революцию, направленную главным образом против помещичьего государства. Русские крестьяне поднимались против помещичьего гнета на бессмысленный и кровавый бунт, но это не все крестьяне; есть еще крестьяне, которые не были под помещичьим гнетом - это Север, это Сибирь, это казаки. Давайте, мол, посмотрим, что их интересует, что там творилось, какие отношения сложились там искони. Сущность аграрной истории этих районов - это образование свободного и крепкого крестьянства. На это-то "крепкое" крестьянство ставилось и ставится ставка реакции и контрреволюции. Эпоха нэпа поддержала интерес буржуазных историков к этим районам, изменив только тематику. Раньше их интересовал Север как "носитель правопорядка", теперь как творец новых социальных отношений. Основа их концепции в том, что революция-это протест, бунт, восстание крестьянства против помещика, обязательно заканчивающееся в свое время реакцией. Эта реакция идет от свободного земледельца, от районов свободного крестьянства, крепкого мужика. Политически - это вопрос о кулачестве, откуда должно притти спасение, восстановление

стр. 174

капиталистических отношений. Так, мол, все исторически складывается. Политически довольно ясно, какая здесь историческая концепция.

Буржуазные историки не могли не поставить вопроса о капитализме, о его происхождении и развитии. И тут сказалось большое влияние допшианства и струвизма. О Допше у нас впервые узнали, если не считать работы Грацианского, примерно в 1921 г. После этого на целом ряде работ вы можете проследить, как укрепляется у нас это влияние допшианства, особенно в эпоху нэпа. Можно указать целый ряд работ, в которые проникали новые мотивы. М. Н. Покровский как-то говорил о том, что у нас распространен "географический" материализм. Вопросы торговых путей стали сильно интересовать русскую буржуазную историографию. В ней же вы найдете и черты теории "вотчинного" капитализма. Тут сказалась попытка поставить проблему капитализма так, как ставит ее Допш. Вы найдете массу описаний целого ряда поместий. В них буржуазные историки всюду ищут капитализм, - но какой капитализм, в каком понимании? В трактовке ими капитализма совсем не трудно установить связь с Допшем, а у некоторых и с Зомбартом. Еще большее влияние оказывает струвизм. В сборнике в честь Ключевского Струве сказал, что марксизму он учился во-первых на "Капитале" Маркса, и во-вторых - у Ключевского. Буржуазный ученый, особенно из школы Ключевского, вопросы капитализма переваривал с помощью Струве. В этом вопросе мы наблюдаем известную переориентировку некоторых историков под влиянием среды. Докладчик не сказал того, что буржуазные историки действовали в известном окружении. Это окружение составляли: советская власть, диктатура пролетариата, а также выступления, - сперва не особенно сильные, но все-таки имевшие большой резонанс - историков-марксистов. Это как-то влияло на буржуазных историков. Они сознавали, что нужно переориентироваться, найти новую тактическую линию, нащупать свою собственную позицию. Отсюда этот самый географический материализм, материализм торговых путей, объяснение капитализма с помощью Струве и Ключевского. Нащупывание новой политической линии шло в двух связанных направлениях-оно сказывается в поисках национального лица (сб. "Россия и Запад", "Века", ряд статей по международным отношениям, смыкавшихся иногда с интервенционистскими тенденциями) и в постановке проблемы экономических отношений, взятой под углом зрения совершенно определенной ставки на сильное зажиточное крестьянство, на кулачество. Насколько этот строй мысли был распространен, можно судить по такому очень характерному примеру. Любавский в "Образовании великорусской территории" делает выпад по адресу Преснякова, и упрекает в том, что он игнорирует материальные основы развития, а интересуется исключительно правовыми надстройками. "А. Е. Пресняков, - говорит Любавский, - сосредоточил свое внимание преимущественно на внутренней эволюции великокняжеской власти и междукняжеских отношениях в эпоху собирания северо- восточной Руси вокруг Москвы, разрушил прежние концепции этих отношений, но не уделил достаточного внимания материальному фундаменту, на котором созидалась новая государственная власть Великороссии, т. е. княжениям и их населению". Это упрек не случайный, потому что такова ориентация целой группы ученых, вышедших из школы Ключевского.

Перехожу теперь к последнему этапу буржуазной историографии, к последним годам Докладчик говорил о разложении класса, но надо сказать и о разложении буржуазной исторической науки. Это разложение-симптом нашей силы, но вместе с тем разложение дает трупный

стр. 175

яд, отравляющий здоровые организмы. И тут есть своя огромная опасность. Разложение идет по всем линиям - и по линии методологической и по линии даже исследовательской техники. Если взять ту же самую работу Любавского, то там он пытается опираться на диалектологическую карту, притом игнорируя полностью и целиком то, что было сделано Шахматовым и его школой. Это гигантский шаг назад, даже по сравнению с тем, что сделано буржуазной наукой. Я одно время интересовался его картой и пытался проверить в ней кое-что, при этом оказалось, что дальше Лаврентьевской летописи и Экземплярского он не идет. Когда например дело касается новгородских летописей, то он не пытается даже сличить и сопоставить их. Естественно, что карта полна дефектов, а самое ценное в такого рода работе - это именно карта.

Последний момент, - он имеет для нас большое значение, - это проблема великодержавности и национал-шовинизма. Буржуазные ученые живо откликаются на те проблемы, которые мы ставим. В противовес нашей постановке вопроса об истории народов СССР мы встречаем у них законченную постановку проблемы великодержавности. Особенно ярко это видно у Любавского и у Бахрушина. Я приведу из Любавского один маленький пример. Характерно, что он говорит: "Сохранение инородческой номенклатуры за реками, речками, озерами и урочищами указывает на сохранение самого инородческого населения, от которого и перенимали славянорусские новоселы все эти чуждые русскому языку имена", - это к XIV в. относится, а через один абзац он пишет:

"Мы не знаем подробностей славянорусской колонизации Верхневолжского и Окского бассейнов, восходящей в доисторические времена и продолжавшейся в начальные времена русской истории, в X - XIII вв. Но самые типы селений и их имена дают некоторую возможность угадывать, как происходило заселение. Несомненно, что первоначально главная роль в данном случае принадлежала чисто народному, сухопутному движению сюда славянорусского населения".

И это пишет историк, который не хочет в своей книге приводить ничего кроме фактов. Это означает, что Любавский создает политически-заостренную великодержавную схему. Что эта схема великодержавна, понял даже Мякотин, который, сам будучи украинским националистом, сейчас смыкается с великодержавниками. Мякотин в "Последних известиях", давая оценку этой книги, прямо говорит, что "Любавский вкладывает в акты московского княжества больше сознательности, чем было в них по всей вероятности в действительности".

Последнее мое замечание связано с вопросом эмигрантской литературы. Здесь мы имеем конечно полный распад, и самая лучшая характеристика этому распаду была дана в недавно вышедшем сборнике, посвященном 70-летию Милюкова. Тот, кто хочет найти что-либо кроме кое-каких новых фактов из древнерусской истории в этом сборнике ничего не найдет. С одной стороны, здесь совершенно открытая политическая тенденция, и ничего нового в этом смысле нет, а с другой стороны, это - скучное пережевывание всего того, что было сказано давным-давно русскими историками 70 - 80 гг. Сборник в честь Милюкова-это надгробный памятник для буржуазной историографии, прежде всего поставленный в эмиграции, там, где они могут свободно писать. Здесь же надгробным памятником ей будут наши монографии, марксистские монографии.

 


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ВЕЛИКОРУССКАЯ-БУРЖУАЗНАЯ-ИСТОРИОГРАФИЯ-ПОСЛЕДНЕГО-ДЕСЯТИЛЕТИЯ

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Vladislav KorolevКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Korolev

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

С А. Пионтковский, ВЕЛИКОРУССКАЯ БУРЖУАЗНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ПОСЛЕДНЕГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 15.08.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ВЕЛИКОРУССКАЯ-БУРЖУАЗНАЯ-ИСТОРИОГРАФИЯ-ПОСЛЕДНЕГО-ДЕСЯТИЛЕТИЯ (дата обращения: 28.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - С А. Пионтковский:

С А. Пионтковский → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Vladislav Korolev
Moscow, Россия
1394 просмотров рейтинг
15.08.2015 (3148 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
7 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
7 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
8 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
8 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
9 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ВЕЛИКОРУССКАЯ БУРЖУАЗНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ПОСЛЕДНЕГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android