Валерий Георгиевич Попов родился в 1939 году в Казани. Окончил Ленинградский электротехнический институт и сценарный факультет ВГИКа, несколько лет проработал инженером. Автор почти сорока книг ("Нормальный ход", "Жизнь удалась", "В городе Ю.", "Чернильный ангел", "Очаровательное захолустье", "Третье дыхание" и др.). По его произведениям сняты художественные фильмы. Председатель правления Союза писателей Санкт-Петербурга, член Русского ПЕН-центра, редколлегии журналов "Звезда" и "Аврора". Лауреат множества литературных премий.

- С удовольствием прочла вашу новую книгу "Культовый Питер". Но как вам, известному и замечательному прозаику-беллетристу, пришло в голову "перепрофилироваться"? Не боялись затеряться в море краеведческой литературы о Петербурге?

- Без Питера я бы не был ни замечательным, ни, может быть, вообще прозаиком. Все мои фантазии - и безумные, и умные - рождены Питером. Когда я в шесть лет приехал в Питер (тогда, конечно, Ленинград), он меня ошеломил! Чердаки, подвалы, крыши, трубы, какие-то загадочные средневековые замки... Жили мы в Саперном переулке, в Преображенском полку, и мой самый первый рассказ, точнее призрак рассказа, - об атлантах на доме 11, державших балкон: один был в ботинках, другой босой. Я водил туда ребят со двора, пытаясь их этим заинтриговать. Такая первая прививка питерского абсурда, гротеска, ставшего потом моим главным оружием. Еще момент творческого пробуждения: залезаю на крышу, в спину бьет солнце, и я вижу свою огромную тень на доме напротив. Неужели я создал такое? Поднимаю руки и думаю - "он" не поднимет. Но "он" тоже поднимает! Восторг! Стою, машу руками, и вдруг тень птицы пронзает мою тень. И я понимаю, что со мной работает весь мир. Мир сочиняет вместе со мной! Пусть и без слов. С этого и началось моё творчество. А уж когда поступило предложение от издательства "Олимп", я обрадовался, что все свои питерские восторги могу собрать в одной книге.

- И ваша только что вышедшая в издательстве "Вагриус" книга "Горящий рукав", и недавняя "Комар живет, пока поет" носят исповедальный характер. Они автобиографичны? Вы предпочитаете документальность художественности?

- Здесь нет никакого разрыва. Реальная жизнь дарит и фантазию, и гротеск. "Комар живет..." - биография отца. Отец мой, замечательный ученый-селекционер, кормивший своими сортами всю страну, такое выкаблучивал, когда ему этого хотелось, что не придумает ни один фантаст! Эта книга вышла в "Эксмо", в замечательной серии "Красная книга русской прозы", где я соседствую с Набоковым и Астафьевым. Какого еще счастья в жизни можно просить после этого? "Горящий рукав" - моя литературная биография, от самых первых физических ощущений до сегодняшних ужасов и восторгов.

- Кто-то, сравнивая вас с вашим отцом, заметил: "Корень-то покрепче будет!" Справедливо?

- Да, он и в девяносто лет еще делал зарядку и таскал из леса маленькие сосны, упорно сажая их под террасой, кидаясь на всех, кто мог бы им повредить. Когда ноги отказывали, сколько раз падал с крыльца, но - продолжал. И писал до последних часов-воспоминания и научные труды. Так что жизненный материал, сами видите, просто шел в руки. Хорош бы я был, раскладывая всё по полочкам - документальность, художественность... К счастью, мне достался азарт от отца, когда все

стр. 3

вокруг начинает тебе служить, когда всё - и удача жизни, и ужас смерти - сливается воедино, превращается в эпос. У писателя ведь всё идет в дело. Как не написать о том, что рядом? Что может быть невероятней и достоверней реальности? Просто есть литераторы, которые прячутся от жизни, занимаются пыльной инвентаризацией литературы. Отсюда все термины, которые на живого человека никак не напялить, но они пытаются - это их черствый хлеб. А живой герой дарит писателю новую жизнь, новые силы. Вот почему "Горящий рукав" заканчивается не возрастной усталостью, а счастливой поездкой с моим другом, писателем Александром Мелиховым, на Белое море. Там меня порадовал удивительный мужик - обычный крановщик, который собирает по заброшенным домам вещи для исторического музея, держит огород на студеном берегу, пишет маслом, крепко выпивает, ловит рыбу, занимается с так называемыми трудными подростками. Человек-вулкан! Но и сосед по даче у него точно такой же! Ну как тут унывать? Унывают только унылые люди.

- В "Культовом Питере" возникает человек на катере - Никита. Это ведь ему посвящена целая книга - "Безумное плавание"?

- В московском издательстве "Зебра" есть такая серия, которая называется "Избранные", - ее Виктор Ерофеев придумал. Автор там изображается в царской короне или в шапке дожа. То есть лицо писателя вписывается в известный портрет. Мне достался Карл V. В этой серии у меня и вышло "Безумное плавание" - о том, как на только что купленном катере мы с моим другом Никитой целое лето плавали по Питеру. Это было упоительно! Причаливали в разных местах - у Петропавловки, на канале Грибоедова, в Коломне, знакомились с местными обитателями, загуливали с ними, с кем-то ночевали... Целое лето на реках и каналах Петербурга. Все время что-то происходило, но мы и сами что-то фантазировали, придумывали. Такая получилась питерская поэма. Очень красивая серия. Опять же, замечательные соседи - Битов, Голявкин, Шукшин. По бумаге, по шрифту - это изумительное издание! (Правда, при этом - рекорд по количеству опечаток.)

- Помните ли вы ощущение от первой своей книги?

- Это была повесть "Южнее, чем прежде", вышедшая в издательстве "Советский писатель" в 1969 году. С благодарностью вспоминаю своих литературных "родителей" - замечательных редакторов Фриду Кацас и Игоря Кузьмичева. Рассказывалось в этой повести про то, как, еще работая в НИИ, я попал на потрясающий пароход "Иван Франко" (были в советские времена такие шикарные пароходы-отели). Нашей задачей было проверять гидрологическую аппаратуру. О, это был такой счастливый "Титаник"! Черное море - от Одессы и до Батуми. Упоение югом, солнцем, счастьем и людьми!

- Многим читателям полюбилась ваша книга "Жизнь удалась". В содержании этот тезис раскрывается шире - "Жизнь удалась, хата богата, супруга упруга". Можете похвалиться тем же? Жизнь-то удалась?

- Писательская, думаю, удалась, поскольку в следующем году мне будет 70, а книг у меня 35. Так что получается, если бы я начал издаваться с двух лет, каждые два года у меня как бы выходило по книге. И книги мои, между прочим, в библиотеках растрепаны, что свидетельствует о том, что на полках они не залеживаются. А по сопутствующим событиям - не очень-то удалась. Бог хранит меня в дальней бочке, не торопится осы-

стр. 4

пать какими-то благами. Продолжаю жить в статусе студента - гонораров хватает на цветную капусту. Но веселая стихия книги "Жизнь удалась" присутствует и в самых трагических моих произведениях и помогает выжить и мне, и героям.

- Если бы кто-нибудь из приятелей, уезжая в отпуск, попросил: "Валера, дай что-нибудь свое, поинтереснее", что бы вы дали?

- Да все! Ни одной книжки не выпускаю без занимательности! Есть у меня такое "Евангелие от Магдалины", вышедшее в конце 1990-х. Путешествие по Нилу. Теплая компания, таинственная интрига, мистические моменты... Жизнерадостная книжка! Я считаю, что занимательность, которой мне иногда колют глаза, - это совсем не недостаток. Этой книгой я ничей отпуск не испорчу, это я гарантирую!

- Читаете ли вы современную литературу? Что вам кажется интересным в ней?

- Пока вижу только компьютерных мальчиков и девочек. Раньше как было? Чем дальше человек от столицы живет, тем самобытнее. А теперь чем дальше, тем компьютернее. Боится, что в своем Благовещенске отстал от моды. И вот старается писать круче своих московских коллег! Компьютерные дневники, игры, нарочито безграмотное письмо... Наша литературная страна сыграла в компьютерный ящик. И "юзеры" начеку - живого не пропустят - затопчут, засмеют. Мелькает порой нечто реальное - например, омоновец что-то напишет. Они еще могут простодушно что-то рассказать. Но это сразу же ставят в четвертый сорт. А страна исчезла. Ничего не осталось - ни Севера, ни Азии, ни Юга - ничего. Все одинаковы. Как мы раньше обожали эстонцев с их веселой заумью, литовцев с их хуторными драмами, грузин с их кинжалами и вином! А сейчас молодые ребята очень расчетливо стараются быстро попасть в моду. Такое скоростное выращивание себя в стандартного шампиньона.

- А помимо литературы, что вас сегодня волнует?

- То, что происходит великое объегоривание человечества. Сейчас главная идея - сделать дешевку и продать ее как можно дороже. Это можно сказать не только о книгах, которые делаются ножницами и клеем, а не душой и талантом, но и обо всем остальном. Уничтожение качества тотально.

- На что же можно надеяться в такой ситуации?

- Главное - пока мы не изменились генетически. И есть надежда, что такие загадочные структуры, как мозг и душа, не деградируют, даже надолго оставленные без пищи. Впрочем, жизнь сама по себе там, где за нее не берутся пока промоутеры и продюсеры, еще жива и прелестна. Люди по-прежнему талантливы от природы. Не могу не украсть у моего друга Ильи Штемлера замечательный случай из жизни.

Стоит компания писателей и ждет американского переводчика с русского на английский. Вдруг он подходит со словами:

- Меня задержали милиционеры за неправильный переход улицы и вообще хотят арестовать как непонятного человека.

Мы, рассказывает Штемлер, начинаем объяснять милиционерам, кто это.

- А чего-то он плохо по-русски говорит?

- Ну, он американец. Переводит Пушкина.

- Пусть тогда расскажет стихотворение про кота.

- Про какого кота?

- Как какого? "У Лукоморья дуб зеленый..."

И тут начинается смех и братанье. Потому что литература по-прежнему нас объединяет, веселит, вдохновляет... Если милиционеры еще помнят "про кота", мы по-прежнему в едином поле культуры. Значит, люди пока живы и живы вполне. А вот если они проживут хотя бы год без книги, они могут измениться и на генетическом уровне.

Постоянный адрес данной публикации: