(Нечерноземный район)

Государственные крестьяне составляли особую прослойку в рядах земледельческого населения дореформенной России. В отличие от помещичьих крепостных, сидевших на землях частных владельцев и обложенных барщиной и оброком, государственные крестьяне сидели на государственной, казённой земле и были обязаны наряду с государственными и местными налогами платить в казну феодальный оброк (в большей части губерний) или отбывать феодальные повинности арендаторам казённых имений (в западных районах). Сословие государственных крестьян было юридически оформлено при Петре I и составилось из разнообразных групп, имевших различную историческую судьбу: из остатков незакрепощённого населения Северного Поморья и Сибири, из завоёванных нерусских национальностей (татар, удмуртов, коми и пр.), из населения коронных польских и шведских имений и т. д. По данным восьмой народной ревизии 1838 г., числилось около 8 млн. государственных крестьян, т. е. 34% всего крестьянского населения империи. Юридически государственные, или казённые, крестьяне считались свободными людьми, но экономически они представляли собой объект феодальной эксплоатации со стороны государственной казны.

В середине 30-х годов XIX в. правительством Николая I была задумана реформа управления государственными крестьянами с целью остановить процесс их хозяйственного упадка, поднять их финансовую платёжеспособность и создать из казённой деревни социально-экономическую опору для выхода из кризиса феодально-крепостнической формации. Проведение реформы было возложено на специально образованное V отделение царской канцелярии, подчинённое графу П. Д. Киселёву. Чтобы разработать проект реформы, Киселёв предварительно произвёл повсеместную ревизию государственных имений, продолжавшуюся 5 лет - с 1836 по 1840 год. Материалы этой ревизии дают возможность обрисовать социально-экономическое положение государственных крестьян накануне реформы Киселёва в различных районах дореформенной России. В частности, немилый интерес представляют сведения о государственной деревне нечернозёмной полосы, там, где переход от феодальной формации к капиталистической обнаруживался всего быстрее и отчётливее. Иллюстрациями этого процесса могут служить хозяйственные описания трёх крупных нечернозёмных районов - Северного Поморья, Озёрного края и Центральной промышленной области.

Для характеристики Северного Поморья мы располагаем достаточными данными по Вологодской губернии; они находят себе дополнения в сведениях о соседних губерниях и в журнальных описаниях всего Северного края ¹ . Природные условия Вологодской губернии определяли собой экономику и быт местного крестьянства. Это был край обширных, преимущественно хвойных, лесов и непроходимых болотных топей. Многочисленные реки, в том числе широкая, давно освоенная водная артерия - Северная Двина с притоками, - прорезали огромные, редко населённые пространства. Суровый климат и неплодородная песчано-глинистая почва создавали трудные условия для жизни крестьянина-хлебороба. Зато лесная тайга кишела разнообразными видами северной фауны, а речные побережья были покрыты отложениями ценных ископаемых. По берегам рек и озёр расстилались поёмные луга с сочной травяной растительностью, а в лесных чащах местами открывалась возможность расчисток и заведения пашен. В более плодородных, особенно югозападных уездах, с давних времён существовало земледелие; обширные северовосточные районы, покрытые вековыми лесами, представляли благоприятные условия для развития охотничьих промыслов.

¹ Центральный архив народного хозяйства (ЦАНХ), ф. V о., д. N 26454, 26453, 26456, 26485 .(N 29); Лоде Э. Хозяйственное обозрение Вологодской губернии ("Журнал министерства государственных имуществ" "ЖМГИ" NN 1 и 2 за 1943 г.; Хозяйственное обозрение северного края России ("ЖМГИ") NN 4 и 5 за 1841 г.; Кеппен И. О мочальном промысле ("ЖМГИ" N 3 за 1841 г.).

Государственные крестьяне Вологодского края в подавляющем большинстве были потомками старинного, черносошного крестьянства, не знавшего крепостного права и составлявшего свободные земледельческие общины. По данным ревизии Киселёва, из всей массы государственных крестьян только 26% входило в категорию экономических крестьян, когда-то принадлежавших многочисленным северным монастырям.

Своеобразным явлением Вологодской губернии было наличие половников, сидевших на частновладельческих землях и частью обложенных подушной податью. По национальному составу вологодские крестьяне делились на русских, населявших главным образом средние и югозападные уезды, и коми, занимавших по преимуществу северные районы.

Население было рассеяно больше всего по течению рек; некоторые волости были удалены от губернского центра на полторы тысячи вёрст; отдельные селения оказывались замкнутыми и резко обособленными друг от друга лесами при отсутствии хороших соединительных дорог.

Когда летом 1837 г. вологодский ревизор Нагель попал в центральный Вельский уезд, он с огромным трудом мог проникнуть в деревню Синицкую: с одной стороны она была отделена от Устьянских волостей 26-вёрстным волоком, покрытым "болотами, пнями и грязями", с другой стороны через сплошные болота её соединял 30-вёрстный, почти непроходимый волок с торговым посёлком Черенковым. "Чтобы попасть из Синицкой в Черевков, Нагелю нужно было или ехать 600 вёрст кружным путём, через Архангельскую губернию, или при помощи героических мер отважиться на преодоление 30-вёрстнЫх разливавшихся болот. Ревизор выбрал последний путь: мобилизовал сотню крестьян, взял переменных лошадей и при помощи "разных снарядов" после 14-часовой напряжённой борьбы с природой перетащился через 30-вёрстную преграду. Эти особенности Вологодского края задерживали социально-экономическое развитие государственной деревни, консервировали старинные, патриархально-застойные формы хозяйственной жизни.

Так же как в XIV - XVII вв., основным занятием вологодского крестьянства оставалась лесная охота на крупного и особенно на мелкого, зверя. Вековое истребление северной пушнины не могло уничтожить безграничные богатства Северного края: ещё сохранялись куницы и горностаи, водились медведи, песцы и лисицы; тайга кишела огромным количеством белок и рябчиков. Каждую зиму в конце ноября из деревень, населённых коми, начинался выход охотничьих артелей, человек по двенадцати, вооружённых самодельными винтовками и компасом. На собаках везли запасы сухарей; проникали в лесные чащи, иногда на 500 вёрст от места постоянного жительства, жили во временных шалашах и до конца декабря били лесного зверя. Охотники возвращались нагруженные добычей и после месячного отдыха снова отправлялись в леса, где проводили время до конца марта.

По берегам рек и озёр по-старому процветало рыболовство.

Земледелие в средних уездах - Велико-устюжском, Вельском, Никольском, -Тотемском - велось по традиционной системе - на лесных пожогах: предварительно вырубались участки крупного леса, который выжигался и превращался в "подсеку", хорошо удобренную древесной золой; на этих пашнях получалось несколько урожаев ржи, затем полевые угодья забрасывались на 8- 12 лет, и они снова покрывались лесными зарослями. На вторично вырубленных и очищенных "пальниках" разводили лён. Юго-западнее - в Вологодском, Грязовецком, Кадниковском уездах - существовали постоянные трёхпольные пашни, которые поддерживались навозным удобрением. Для урожая хлеба требовались ранние посевы. Местами применялся способ искусственного дозревания: крестьяне вынуждены были жать хлеб ещё зелёным и связками развешивать на изгородях и стойках колосьями вниз. Из сельскохозяйственных культур преобладали рожь, овёс и ячмень. В огородах разводили капусту, редьку и особенно репу; всё шире распространялись посевы картофеля.

'По берегам Сухоны, Юга, Вилети и других рек с большим успехом разводили лён. Местами, на подсеках, сеяли тимофеевку, которая восполняла недостаток лугового пространства.

Скотоводство играло вспомогательную роль и должно было обеспечивать поля навозным удобрением. Вологодский скот з 30-х годах XIX в. не отличался высокими качествами; из-за недостатка кормов его питали соломою, и только на поёмных лугах Двины, Вычегды и Сысолы государственные крестьяне могли откармливать скот на убой, пользуясь им как дополнительным источником денежного дохода.

Земледельческий инвентарь почти повсеместно был крайне примитивным: паха-ля косулей, близкой к типу сохи, разрыхляли землю деревянной сучковатой бороной, жали серпом, косили старинной "горбушей" с короткой рукояткой низко наклонившись над землёй. Малорослые и плохо упитанные лошади тянули одноколые телеги. На северовостоке вместо телег часто употребляли простые полозья или дровни.

Патриархальному земледелию соответствовали такие же черты деревенского быта: обилие леса помогало строить большие, поднятые над землёй избы; но эти избы были большей частью курные, с печами без труб, соединённые общей соломенной или деревянной кровлей с надворными постройками - сеновалами, овинами и скотным двором.

В вологодской деревне господствовало натуральное хозяйство: из окружающего леса строили избы и делали предметы домашнего обихода; из собственного холста и овечьей шерсти изготовляли одежду; питались продуктами своего хозяйства - охотничьею, рыбного, земледельческого.

Но и в этом отсталом деревенском хозяйстве возникали новые экономические процессы, постепенно подтачивавшие традици-

онные устои. Государственные крестьяне не могли жить без содействия рынка: они нуждались не только в привозном хлебе и соли, не только покупали земледельческие орудия и железо, тратились на водку и табак; усиление налогового пресса настойчиво требовало от государственной деревни изыскания новых, более широких источников денежного дохода. Несмотря на обилие пустующих казённых земель крестьянские наделы были недостаточны по своим размерам. При скудости почвы и суровости климата 3 - 4 десятины на ревизскую душу не могли обеспечить прожиточного минимума вологодского крестьянина. Поиски дополнительного дохода находили себе опору в наличии судоходных водных путей, которые соединяли Северное Поморье с одной стороны с беломорскими портами, прежде всего с Архангельском, с другой стороны - с внутренними губерниями и, в частности, с Петербургом. Открывалась возможность вывозить местные лесные и земледельческие продукты, а это давало толчок развитию промыслов и товарно-денежного обращения. В прилегающих лесах крестьяне гнали смолу, жгли уголь, занимались сидкой дёгтя, добывали золу и сажу, рубили, пилили и сплавляли деревья, в начале лета крестьяне Никольского уезда целыми семьями уходили в липовые леса, сдирали липовую кору, мочили и раздирали её на ленты, ткали рогожи, плели лапти, изготовляли мочала и снасти.

В широких размерах были распространены собирание и заготовка грибов и ягод. Ближе к речным дорогам, особенно по реке Сизьме, была развита постройка барок. В связи с обилием леса и дерева, особенно в Кадниковском уезде и около Устюга, процветали плотничье и столярное ремёсла. На берегах рек крестьяне нанимались в лоцманы и сплавщики барок. В районах ископаемых ломали и перевозили известковую плиту, точильный камень, слюду, разрабатывали песок и глину.

Из продуктов земледельческого хозяйства широко сбывался лён: его продавали в Архангельск и Петербург по 9 - 13 руб. за пуд. В Грязовецком, Вологодском и Вельском уездах из льна изготовляли тонкую пряжу, холстину я полотно; местами, там, где было больше развито скотоводство, сбывали в Петербург масло и мясо. Для обмена и скупки товаров существовали торговые центры, вроде еженедельного воскресного базара в селе Черевкове, Вельского уезда, или имевшей крупное хозяйственное значение Грязовецкой ярмарки.

Насколько значительна была речная перевозка товаров, показывают данные о размерах местного судоходства: в 1838 г. по северным рекам прошло 4683 судна, плота и лодки. Судоходством было занято 27234 человека. Существовал и массовый отход на заработки, особенно в Петербург, куда ежегодно направлялись каменотёсы, каменщики, печники, землекопы; общее количество отлучавшихся по паспортам достигало 13¹ /₂ тыс. человек, из них значительную долю составляли государственные крестьяне.

К сожалению, ни данные ревизии, ни журнальные сводки не выясняют нам социальной природы мелких промыслов Вологодской губернии. Источники говорят об артелях охотников и участников мочального промысла, но мало останавливаются на вопросе об организации производства и сбыта продуктов. Однако несомненно, что наряду с одиночными самостоятельными ремесленниками здесь действовали скупщики и мелкие предприниматели. Данные ревизии говорят о заметном расслоении вологодского казённого крестьянства. В Вельском уезде государственные крестьяне в среднем имели на душу по ³ /₄ , лошади, по 1¹ /₂ коровы и по 2 овцы, но были крестьяне зажиточные, имевшие от 5 до 15 коров и до 30 голов мелкого скота, и были крестьянские дворы, не имевшие ни одной лошади и ни одной коровы. Некоторые зажиточные крестьяне скупали наделы своих односельчан и вели хозяйство с помощью батраков, которые за 5 летних месяцев получали от 30 до 60 руб. ассигнациями. Деревенские богатеи, выступали в роли "мужиков-монополистов", оку павших по дешёвой цене продукты мелких нуждающихся хозяев. По-видимому, из той же зажиточной среды выдвигались отдельные капиталисты, бравшие на себя подряды и поставки. Вологодский, ревизор подробно знакомит нас с ростовщическими операциями процветавшими в Устьянских волостях, Вельского уезда.

После уборки хлеба местная земская полиция жестоко выколачивала подати и недоимки. Бедные крестьяне вынуждены были продавать хлеб и скот богатым мужикам за две трети цены: хлеб - по 80 - 90 коп. за пуд вместо 1 р. 10 к. - 1 р. 20 к., корову - за 3 - 5 руб. вместо рыночных 6 - 7 руб.; спустя некоторое время те же крестьяне, нуждавшиеся в хлебе, должны были покупать его у богатых мужиков по 1 р. 60 к. - 1 р. 80 к. за пуд; не имея свободных денег, они были обязаны расплатиться осенью, с накидкой 15%.

Хотя в вологодской деревне практиковались уравнительные переделы, но фактически они не достигали поставленной цели: в состав "добросовестных" мерщиков обыкновенно попадали сторонники богатеев-кулаков, и переделы земельных угодий совершались в интересах зажиточной верхушки.

Тем не менее крестьянское самоуправление сохранило в этих отдалённых и замкнутых районах больше пережитков старины; влияние вековых традиций налагало определённую печать на крестьянскую общину; деревенские выборные были теснее и глубже связаны с земледельческими массами, а сами крестьянские массы сохранили в себе больше инициативы и независимости.

Среди вологодских казённых крестьян было немало хронических недоимщиков, за которых "в разруб" платили, хотя и сильно ропща, богатые односельчане. Обеднение Устьянских волостей, усилившееся после неурожаев и падежей скота в 1830-х годах, обратило на себя особенно пристальное вни-

мание ревизора. Главные причины этого явления он видел в малоземелье, недостатке промыслов и в эксплоатации крестьянской массы властными богатеями. Под давлением вечной нужды в ряде районов Вологодской губернии обнаружилась массовая тяга крестьян к переселению.

В общем та же картина открывается перед нами при изучении Архангельской и Олонецкой губерний: и здесь вследствие обилия лесных пространств и рыболовных угодий преобладали охота, рыбная ловля и лесные промыслы. И здесь, в условиях натурального хозяйства и застойной техники, крестьяне втягивались в товарно-денежные отношения, сбывая на рынок продукты своего труда, нанимаясь на лесопильные и другие заводы, уходя на дальние заработки. И тут, с одной стороны, выделялись скупщики и предприниматели, с другой - малоземельные недоимщики-батраки ¹ .

Северозападный Озёрный край во многом напоминал Северное Поморье: обилие лесов, болот и озёр, неплодородная глинисто" песчаная почва и относительная близость морского побережья оказывали сильное влияние на хозяйственное развитие этого района. Но Озёрный край имел свои отличительные особенности, которые резко выделяли его из состава прилегающих губерний. Для характеристики этой северозападной полосы Европейской России мы имеем достаточный материал, относящийся к ревизии Псковской губернии. В 1826 г. она была сделана объектом административных экспериментов и превращена в образцовую губернию с преобразованным управлением.

Псковская губерния, подобно Петербургской и Новгородской, занимала иное положение, чем отдалённое Северное Поморье: она была расположена южнее и ближе к западному морскому побережью; климат её не был таким суровым и отличался большей влажностью, что создавало более благоприятные условия для развития земледелия и скотоводства. С другой стороны, Псковская губерния с давних пор была плотнее заселена и многочисленными водными путями теснее связана с южными и восточными районами. Её лесистый покров подвергся большему истреблению и не имел такой многообразной и богатой фауны, как северная тайга. В течение многих веков здесь развивалась сельскохозяйственная культура, земля очищалась от валунов и камней, почва подвергалась удобрению и обработке. Наконец, Псковская губерния граничила с важнейшими вывозными портами и была пространственно и экономически связана со столичным военно-административным и политическим центром - Петербургом. Эти особенности топографии и исторического прошлого обусловили характерные черты в экономической жизни псковской государственной деревни.

Казённые крестьяне Псковской губернии не представляют такой компактной и преобладающей массы местного населения, как в Вологодской губернии. Происхождение и состав псковского казённого крестьянства были тоже иными: подавляющее большинство (более 70%) принадлежало к числу экономических, т. е. бывших церковных и монастырских, крестьян; второе место по численности (около 24%) составляли бывшие удельные, также крепостные крестьяне. Они были рассеяны на значительной территории небольшими сёлами и деревнями, часто по 1 - 5 дворов; поселения по 20 - 50 дворов были редкостью, а многонаселённые сёла, по 100 - 200 дворов, встречались только отдельными единицами. Однако псковская деревня не знала той замкнутости н разбросанности, которые отличали глухие уезды Северного Поморья: не только озёрными и речными путями, но и многочисленными сухопутными дорогами она была втянута в живой оборот внешнего и, внутреннего общения. Благодаря близости к морю и к Петербургу, в условиях древней сложившейся торговли псковское казённое крестьянство интенсивнее и быстрее переживало сменявшиеся фазы социально-экономического развития.

Охота на лесного зверя и птицу не могла иметь здесь такого крупного определяющего значения, как в Вологодской губернии: она играла вспомогательную роль и была подсобным источником крестьянского питания и денежного дохода. Гораздо важнее было занятие рыболовством, особенно на берегах Псковского озера, обильного разнообразными видами рыб.

Но основным, глубоко укоренившимся занятием деревенского населения было не рыболовство, а земледелие. Несмотря на скудную, часто каменистую почву, истощённость плохо удобряемой почвы, низкий уровень сельскохозяйственной техники и недостаточные земельные наделы, псковские крестьяне были прежде всего упорными и привычными хлеборобами. Поля засевались рожью, ячменём, овсом и немного - гречихой. Повсеместно возделывался картофель. В северозападных уездах - Порховском, Псковском, Островском, Олочецкой, Новоржевском - яровые поля целиком были заняты культурой льна.

Однако земледелие, как правило, не обеспечивало потребностей государственного крестьянина. Чтобы иметь достаточный доход, земледелец должен был располагать определённой нормой надела с удовлетворительным качеством почвы и минимальным количеством скота. По наблюдениям псковского ревизора, поля Псковской губернии имели три типа почвы: суглинок или красную глину, смешанные с песком и чернозёмом, - это были лучшие земли, которые могли при удобрении давать хорошие урожаи; хрящеватую почву из небольшого количест-

ва глины, смешанной с серой землёй и мелким камнем, - эти земли были среднего качества и требовали большего унавоживания; твёрдую глину, подзол и чистый песок, составлявшие неплодородную землю и дававшие урожаи только при условии обильного удобрения. По вычислениям того же ревизора, обладатель 6 десятин хорошей почвы и 9 голов скота (5 крупного и 4 мелкого), дававшего ежегодно по 40 возов навоза на десятину, мог получить 44 руб. чистого дохода и покрыть все необходимые расходы; то же крестьянское семейство, располагавшее 8 десятинами средней земли и 11 головами скота (в том числе 7 крупного), могло вложить 60 возов удобрения на десятину и получить чистого дохода 5 р. 50 к., т. е. сумму, недостаточную для уплаты податей; наконец, имея 12 десятин худшей земли и 13 голов скота, крестьянин вкладывал в каждую десятину 75 возов удобрения и получал "умеренный" урожай, дававший денежный дефицит в 13 рублей 25 копеек. Каждое семейство, в вычислениях ревизора, имело 2 мужских души. В состав земельной нормы включалась и сенокосная земля: в первом случае - 1¹/₂ десятины, во втором - 2 и в третьем - 3 десятины.

Таким образом, только лучшие почвы обеспечивали прожиточный минимум псковскому крестьянину и освобождали от необходимости изыскивать дополнительные источники денежного дохода. Но такие земли были сравнительно редки; в подавляющем большинстве случаев крестьянин нуждался в. подсобном заработке, даже имея достаточные наделы й значительное количество скота. Но ни нормальных земельных наделов, ни указанного количества скота и навоза не было в распоряжении псковского государственного крестьянина.

Статистические материалы, собранные ревизией по 26 казённым волостям Псковской губернии, дают нам наглядное представление о качественном и количественном распределении земли между государственными крестьянами. Подводя итоги по волостным данным, мы получаем следующую картину распределения почв ¹ .

Таким образом, на основании личного обследования ревизора, которое охватило более трёх четвертей наличного крестьянского населения, менее трети земледельцев имели почвы, приближающиеся к первому типу, около половины - земли среднего качества и более одной, пятой - неплодородные угодья.

Количественно эта земля распределялась следующим образом:

Следовательно, более 70% учтённых земледельцев имели менее 6 десятин на семейство, состоявшее из 2 мужских ревизских душ, т. е. менее той нормы, выдвинутой ревизором, которая соответствовала почвам наилучшего качества. Но так как почвы высшего качества принадлежали самое большее одной трети деревенского населения, то отсюда ясно, насколько наделение (Псковских государственных крестьян противоречило требованиям безубыточного сельского хозяйства (остальные нуждались в 8 - 12 и более десятинах). Таков был результат хищнических захватов со стороны помещиков и бюрократической политики министерства финансов.

Положение ещё более ухудшалось вследствие недостатка сенокосов и, следовательно, невозможности держать нужное количество скота и иметь требуемое количество - навозного удобрений. Таково общее впечатление, вынесенное ревизором из непосредственного осмотра государственных имений. В этом отношении показательны данные по сельским приказам, отошедшим

¹ Таблица вычислена на основании данных в деле N 26423, лл. 37 - 39.

в казну из удельного управления: они имели следующее количество лошадей, рогатого скота и мелкого скота (овец, свиней и пр.)¹ :

По общему заключению современников, хозяйственное положение удельных крестьян было значительно лучше, чем крестьян государственных. Но, как видим, и в этой, наиболее обеспеченной прослойке казённого крестьянства только обладатели высококачественных и средних земель (и то не всегда) могли получить нормальное количество навоза. Кроме того не следует забивать, что перед нами средние, (нивелированные цифры: большинство крестьян даже в сельских приказах имело гораздо меньше скота, - итоги, данные по приказам, искусственно увеличены за счёт многолошадных и многоскотных дворов деревенских богатеев. Гораздо хуже было состояние коренных, давно закреплённых за казной государственных крестьян. В качестве примера можно привести распределение лошадей в Чужбинской волости, Псковского уезда. В её состав входило 24 деревни, насчитывавшие 205 дворов. В 18 деревнях (129 дворов) крестьяне имели в среднем по одной лошади, а в 6 деревнях (76 дворов) 38 хозяев были безлошадными. В частности, в деревне Теребищ (24 двора) половина хозяев не имела лошадей; в деревне Чужбине из 15 дворов только 5 имели лошадей; в деревне Выслово безлошадных было 4 двора из 7; в Амосове и Теплякове (по 3 двора каждое) сохрани" лось только по одной лошади на всю деревню ² .

В результате скудости почвы и малого количества удобрения псковская государственная деревня страдала низкими урожаями: по вычислениям ревизора, в среднем за предшествовавшие 10 лет лучшие почвы давали сам-шесть озимого и сам-четыре ярового, а худшие почвы - сам-три озимого и сам-два ярового.

Главным подспорьем крестьян были яровые посевы льна, на который прогрессивно повышался спрос и стояли выгодные товарные цены. Однако и здесь ревизор имел основание бить тревогу: вследствие недостатка удобрения урожаи льна понижались, и эта важнейшая отрасль псковского земледелия не имела под собой твёрдого основания.

Земельный вопрос в псковской государственной деревне осложнялся, как и в других районах, крайней неравномерностью распределения земли не только между хозяевами одного и того же селения, но и между различными казёнными селениями. Чтобы устранить эту неравномерность и привести наделение землёй в соответствие с меняющимся составом семейств, крестьянская община производила периодические переделы; ежегодно присяжные мерщики вносили поправки в наличное землевладение каждого селения; после каждой народной ревизии производилось уравнение земель между селениями. Особенно тщательно делились пополосно, на "коны", сообразно качеству почвы, так называемые ободворочные земли, находившиеся поблизости от селения, около дворов, и подвергавшиеся более интенсивному удобрению и использованию!. Лесные и сенокосные угодья оставались в общем пользовании, причём сенокосы отводились ежегодно, соразмерно потребностям каждого крестьянского семейства. Чересполосный делёж ободворочных земель назывался "чёрным делом" и сохранялся как традиционный, общепризнанный обычай.

Социально-экономические сдвиги, которые переживала государственная деревня, наносили удары практике общинных переделов: по донесениям ревизоров, ободворочные земли, как лучше расположенные, стали закрепляться за семействами на правах: неизменного, потомственного владения; некоторые вытчики стали захватывать себе из общинных угодий больше земли, чем полагалось им по установленному праву, а междуселенные переделы, которые производились от ревизии к ревизии, стали сопровождаться вопиющими злоупотреблениями мерщиков. При осмотре имений псковский ревизор был засыпан жалобами крестьян на неправильное распределение земель после ревизии 1835 г.: мерщики вымогали взятки у отдельных селений и обделяли менее податливые общества; не уплатившие взяток получали взамен пахотных угодий исключительно неудобные земли, хотя и в двойном количестве; им отводили дачи за

¹ ЦАНХ, ф. V о., д. N 26 4123, лл. 32 - 33.

² Там же, лл. 18 - 19.

10 - 25 вёрст от селения; некоторым считали десятину в 2400, другим - в 3200 кв. саженей, отнимали у селений лучшие, удобренные земли и отдавали их другим. В нарушение действующего закона отрезали угодья у селений, не имеющих 8-десятинной пропорции. Бывали случаи, когда земля, отведённая селению и уже использованная крестьянами, отбиралась обратно и передавалась другому крестьянскому обществу. Результатом подобных переделов было разорение многих крестьян, которые были лишены возможности обрабатывать доставшиеся им участки. Это разложение старинных, общинных обычаев, которое ещё больше обостряло аграрную проблему, коренилось в глубоких изменениях хозяйственной жизни псковского государственного крестьянства ¹ .

Господство натурального хозяйства не мешало псковской деревне ещё в давние времена поддерживать связи с местным и даже с внешним рынками. В начале XIX в., в условиях роста товарно-денежного обращения, эти связи стали более широкими и более сложными. Малоземелье, недостаток скота, низкая урожайность делали традиционное земледельческое хозяйство ненадёжным источником крестьянского дохода. Подавляющая масса государственных крестьян могла удовлетворять свои основные потребности и уплачивать многочисленные сборы только при одном условии: если она получала подсобный заработок от занятий торговлей и промышленностью. Близость балтийских портов и Петербурга открывала в этом отношении большие возможности перед псковской государственной деревней. Крестьяне сбывали на рынке не только лён: в Холмском уезде, более богатом лугами, они сплавляли в Петербург по реке Ловати большие транспорты с сеном, в лесных районах занимались возкой и продажей дров, около Пскова продавали огородные овощ" и нанимались в извоз; в Вязовском приказе, Великолуцкого уезда, не имевшем земель, пригодных для земледелия, объезжали различные районы и выменивали мелочной товар на щетину; этой торговлей было занято 2 тыс. человек, они ежегодно выручали до 60 тыс. рублей. Наряду с торговлей были распространены местные мелкие промыслы: в уездных городах и торговых селениях много крестьян было занято треплей льна; там, где ещё не были истреблены леса, так же как на севере, гнали дёготь, делали деревянную посуду, изготовляли сани, телеги и разные деревянные поделки, пилили лес, строили и сплавляла барки, добывали средства плотничьим ремеслом. На островах Псковского озера и в приозёрных деревнях процветала рыбная Ловля. Около Изборска существовали алебастровые ломки. В разных пунктах губернии крестьяне занимались выделкой кирпича и гончарной посуды, обработкой овчин и кож, сапожным и портновским мастерством. По подсчётам ревизора, ежегодно около 10 тыс. человек выбирали паспорта и отправлялись в отхожие промыслы ² .

О степени развития и доходности промыслов можно судить по материалам сельских приказов бывших удельных крестьян. Данные, представленные ревизором, таковы³ :

Эти итоги представляют двойной интерес. Прежде всего они показывают, насколько широко было охвачено псковское крестьянство промысловыми занятиями и какой крупный удельный вес имели промыслы в денежном бюджете крестьянина: в Воронецком и особенно в Спасо-Никольском приказах промышленность занимала ведущее место в экономической жизни населения. С другой стороны, таблица бросает свет на классовую природу крестьянских промыслов: наряду с рубрикой "Хозяев", под которыми скрываются не только самостоятельные ремесленники, но и мелкие капиталисты-предприниматели, мы находим здесь категорию "работников", которые продавали этим предпринимателям рабочую силу. Сохранились более подробные данные по Спасо- Никольскому приказу, которые помогают

¹ ЦАНХ, ф. V о., д. N 26424, лл. 9 - 11, 57 - 120.

² Там же, лл. 12 - 18; Гернгросс А. Алебастровые ломки в Псковской губернии ("ЖМГИ" N 6 за 1842 год).

³ Там же, д. N 26423, лл. 32 - 33.

конкретнее представить условия возникновения и развития промысла псковского государственного крестьянства. Спасо-Никольский приказ насчитывал 2782 мужчин и 3175 женщин. Земли считались здесь достаточно хлебородными; крестьяне засевали в общем 2799 четвертей ржи и получали от этого озимого клина 11 196 четвертей, т. е. урожай был сам-четыре; на яровых полях посев равнялся 3499 четвертям, а урожай- 12 199, т. е. сам-три. Тем не менее в силу малоземелья (средний надел удобной земли составлял здесь 3,83 десятины) урожая хватало только для собственного потребления и в продажу на рынок ничего не поступало. Почва не благоприятствовала разведению льна, и этот важный источник денежного дохода был недоступен стасоникольским крестьянам. Оставалось покрывать необходимые денежные расходы промысловыми занятиями¹ : выделкой кож, изготовлением колёс и гончарной посуды, плотничьим ремеслом. Кроме того крестьяне занимались извозом: они отправлялись в Петербург, Ригу и Нарву, откуда привозили сельди и соль² . Таким образом, в Псковской губернии даже в районах лучших земель занятие промышленностью и подсобные заработки иногда оказывались необходимым условием для поддержания самостоятельного крестьянского хозяйства,

К такому же выводу приводят нас данные по деревне Киршино, Чужбинской волости, Псковского уезда, населённой давними государственными крестьянами. В селении было 54 ревизские души (из них одна - "неоседлая"), которые имели в своем распоряжении 100 дес. 600 саж. пахотной земли, 46 дес. 1600 саж. сенокоса и 9 дес. 800 саж. неудобной земли. Следовательно, в среднем на каждую ревизскую душу приходилось по 1 дес. 2040 саж. пашни и менее 1 дес. сенокоса. По приблизительному вычислению ревизора, средний урожай, собранный с такого среднего надела, мог быть оценён в 54 р. 37 к., но этот условный "доход" ещё не характеризует действительных денежных поступлений. В условиях острого малоземелья большая часть урожая потреблялась самими крестьянами, и для уплаты повинностей, так же как для покупки нужных товаров, приходилось прибегать к неземледельческим занятиям. В районе Чужбинской волости находились залежи глины и камня, которые разрабатывались местными крестьянами. От ломки плиты и камня и от выделки кирпича население Кир шина получало в среднем по 12 р. 26 к. ежегодного дохода на ревизскую душу. Кроме того 19 хозяев занимались "вольными промыслами", которые в среднем давали но 65 р. 78 к. дохода на каждое семейство. Таким образом, доход от промышленности значительно превышал условный "доход" от земледелия. Сельское хозяйство удовлетворяла натурой основные потребности крестьянина - в питании, частью в одежде и в жилище. Все остальные нужды надо было покрывать с помощью промышленности. Так местные природные и социальные условия неотвратимо толкали псковского государственного крестьянина на внеземледельческие промыслы, втягивая его в орбиту развивающегося денежного хозяйства³ .

Данные о классовом расслоении спасоникольских крестьян подтверждаются другими наблюдениями и выводами ревизора. Крестьянские промыслы Псковской губернии находились под сильным влиянием торгового и ростовщического капитала. На рыбных ловлях по берегам Псковского озера было занято 319 человек, из которых 80 были "хозяевами", получавшими по 500 руб. ежегодного дохода; 75 работников-рыболовов получали в среднем по 150 руб. заработной платы в рыбный сезон. Кроме того зажиточные псковские крестьяне торговали скотом, содержали почтовые станции и постоялые дворы; доходы таких предпринимателей колебались от 300 до 500 руб. в год. На Изборских алебастровых ломках работали крестьянские артели по 4 - 8 человек, которые сбывали продукцию оптовым торговцам, жестоко эксплоатировавшим работников: крестьяне брали у скупщиков ссуды деньгами и хлебом, получали от них орудия труда и должны были отрабатывать эти ссуды на кабальных условиях за низкую заработную плату. Треплею льна крестьяне занимались по вольному найму, получая на собственном содержании от -15 до, 25 руб. в месяц. Богатые крестьяне-рыбопромышленники имели у себя не только большие склады для пойманной и консервированной рыбы, но и снеткосушильные печи- "верный главнейший источник их благосостояния".

Торговый капитал не только налагал руку на крестьянские промыслы: он проникал и в сферу земледельческого хозяйства, создавая кабальные условия для сбыта сельскохозяйственных продуктов. Продажа льна в Псковской губернии была сосредоточена в руках нескольких десятков крестьян, которые обладали капиталом от тысячи до 15 тыс. рублей. Живя в волостях основных льноводческих районов, эти "булыки" держали от себя в экономической зависимости массы крестьян-земледельцев. Пользуясь нуждой государственных крестьян, они закупали лён на корню, выдавая земледельцам денежные ссуды под ростовщические проценты. Собранный урожай целиком поступал в распоряжение булыней, которые произвольно устанавливали низкие цены на лён, беспощадно обмеривали и обманывали при расчётах свою клиентуру и вдобавок требовали от крестьянина нескольких недель отработков. "От сего притеснения, - заключает свои наблюдения псков-

¹ Под рубрикой "Доход общий с землёй" в Спасо-Никольском приказе разумеется доход, связанный с разработкой глины.

² ЦАНХ, д. N 26423, лл. 45 - 46.

³ Там же, лл. 34 - 35.

ский ревизор, - крестьяне томятся в постоянной нищете, а кредитом, оказываемым им булынями, сопряжённым с разорением поселян и основанным на выгодах нескольких монополистов, купечеству пресечен путь к правильной торговле". Скупленные запасы льна сосредоточивались в крупном торговом посаде Сольцы, а отсюда по водным путям переправлялись в Петербург, где продавались по высоким рыночным ценам и доставляли огромные барыши крестьянам- спекулянтам. Капиталистическое предпринимательство сочеталось здесь с примитивными формами феодальной эксплоатации, в соответствии с уровнем развития отсталого, полунатурального хозяйства.

Таким образом, внедрение денежно-рыночного обращения сопровождалось в государственной деревне Псковской губернии процессом расслоения крестьянства, ещё более отчётливым и заметным, чем в губернии Вологодской. На одном полюсе государственной деревни складывалась прослойка крестьян-"хозяев" и скупщиков, расширявших размеры своих сельскохозяйственных угодий; на другом полюсе из среды крестьянской массы выделялись обедневшие и разорённые земледельцы, которые забрасывали сельское хозяйство и предпочитали сдавать свои земли в аренду зажиточным односельчанам. По данным ревизии, из 114694 ревизских душ 3343 души, т. е. 3%, состояли в разряде неоседлых и бездомовных. Но и средние слои псковского государственного крестьянства не пользовались обеспеченностью и довольством. Псковская губерния числилась одной из самых недоимочных; несмотря на многократные рассрочки и сложения задолженных сумм, податные недоборы прогрессивно росли и были одним из источников растущего беспокойства министерства финансов, И здесь наблюдалась стихийная тяга к переселению, которое казалось разоряющимся крестьянам единственным средством поправить своё пошатнувшееся хозяйство. Сам ревизор, подводя итоги безрадостным наблюдениям над положением псковских государственных крестьян, приходил к выводу, "что одни ремёсла и промыслы поддерживают и могут упрочить быт и что одно развитие сих способов может улучшить их состояние и уничтожить быстро возрастающую бедность некоторых деревень".

Судя по отрывочным данным, сохранившимся по Новгородской и Петербургской губерниям, социально-экономические особенности псковской деревни с некоторыми неизбежными отклонениями были характерными для государственных крестьян всего Северозападного края. Повсюду мы встречаем приблизительно такие же природные условия, относительно низкую урожайность, недостаток доходов от хлебопашества, развитие торговли и промыслов и прогрессирующее расслоение крестьянской массы ¹ .

Центральный промышленный район по своим природным условиям и историческому; развитию существенно отличался и от Северного Поморья и от Северозападного края. Расположенный несколько южнее, он имел более тёплый климат, благоприятствовавший развитию земледелия. Хотя суглинистая и супесчаная почва этого района, сильно уступала чернозёму плодородного юга, но при наличие систематического удобрения она обеспечивала населению достаточные урожаи. Здесь не было такого обилия лесов, болот, и озёр. Многовековая эксплоатация природных богатств привела к сильнейшему сокращению лесных массивов и уничтожению когда-то изобильной лесной фауны. На расчищенных площадях с давних пор были заведены пахотные и сенокосные угодья, жило густое и хозяйственно спаянное население. Большие судоходные и сплавные реки - Волга, Ока и их многочисленные притоки - связывали этот район с самыми отдалёнными областями запада, востока и юга. Сама природа способствовала превращению этого старинного населённого края в экономическое средоточие Восточноевропейской равнины. Условия исторического развития Центрального района ещё более закрепили за ним это общественное значение. Именно здесь создалась наиболее благоприятная обстановка для возникновения денежного хозяйства, роста торгового обращения и широкого распространения промышленных предприятий.

Несмотря на более благоприятные почвенные и климатические условия сравнительно с Северным Поморьем и Озёрным краем земледелие в Центральном промышленном районе не могло обеспечить прожиточного минимума государственному крестьянству. В результате непрерывной, многовековой обработки, при господстве трёхпольной системы и низком уровне техники, суглинки и супески центральных губерний утратили значительную долю своей производительной силы. Земельные захваты и рост народонаселения сильно отразились на размерах крестьянского надела. Сдавленный малоземельем и бессильный возвратить истощённым землям утраченное плодородие, государственный крестьянин в не меньшей степени, чем на севере и на северозападе, нуждался в поисках дополнительных источников дохода. Географическое положение и более интенсивное экономическое развитие района открывали перед крестьянином ещё более широкие возможности, чем в губерниях Северного и Северозападного краёв. Начиная с XVI в. здесь наблюдался прогрессирующий рост торговли и промышленности; в XVII в. Москва превратилась в узловой центр общенационального рынка; в XVIII в. здесь разрослась крупная мануфактурная промышленность. Отсюда шли многочисленные сухопутные и водные магистрали, здесь был живой оборот транзитной торговли; растущее городское население служило источником усиливающегося

¹ ЦАНХ, ф. V о., д. N 26423, лл. 135- 137.

рыночного спроса. Процессы, подтачивавшие основы феодальной формации, - отделение ремесла от земледелия, развитие денежного обращения, накопление капитала, применение свободной рабочей силы - наблюдались здесь не только в городе, но и в деревне. При этих условиях государственное крестьянство Центрального промышленного района ещё в ХVIII в. оказалось втянутым в бурлящий водоворот торгово-промышленной жизни.

Из всех административных единиц данного района наиболее передовой в хозяйственном отношении являлась Московская губерния. Ревизия" 1836 - 1840 гг. не оставила подробного обзора социально-экономической жизни московского крестьянства. Тем не менее сохранившиеся материалы дают нам полную возможность разобраться в специфических особенностях московской государственной деревни.

Охотничьи промыслы не играли здесь определяющей роли, как на севере, и не были развиты в такой степени, как в Озёрном крае. Основным занятием жителей оставалось сельское хозяйство. Но земледелие и скотоводство, стимулируемые близостью крупного столичного центра, всё более и более отступали здесь перед ростом торговли и промышленности, не только мелкой, но и крупной.

По подсчётам московского ревизора, в государственных волостях Московской губернии числилось 143641 душа мужского пола¹ . Значительную долю этого населения составляли экономические, т. е. бывшие церковные, крестьяне; крупными прослойками входили в него однодворцы и ямщики; менее значительными группами являлись старых служеб служилые люди, отставные солдаты, архиерейские служители. Степень земельного обеспечения московских государственных крестьян характеризуется следуюшими поуездными данными:

Земельные наделы государственных крестьян Московской губернии

Таким образом, средний поуездный надел пашенной, сенокосной и приусадебной земли колебался между 2,2 десятины (в Коломенском уезде) и 4,5 десятины (в Верейском уезде) при среднем губернском наделе в 3,1 десятины. При этом наименьшие наделы падали на Московский и восточные уезды - Коломенский, Бронницкий, Богородский; более значительные наделы были в западных и северных уездах - Верейском, Можайском, Клинском, Волоколамском. Однако и максимальные нормы при данном уровне сельскохозяйственной техники не обеспечивали прожиточного минимума государственному крестьянину, тем более что действительные размеры надела были у большинства государственных крестьян ниже этой средней, нивелирующей нормы.

Таким образом, не случайно именно в восточных уездах, так же как в Московском, была особенно развита крестьянская промышленность. К тому же нуждавшееся крестьянство именно здесь находило благоприятные условия для развития торговли и промыслов: если передовая экономическая роль Московского уезда была обусловлена близостью крупного, многонаселённого центра, тої на востоке и на юге проходили важнейшие водные пути и сухопутные тракты; вокруг этих торговых артерий располагались давно сложившиеся торгово-промышленные сёла, в которых из поколения в поколение передавались навыки коммерческого и ре

¹ В состав населения волостей ревизором были также включены купцы и мещане, жившие в деревнях, обычно выходившие из среды местного крестьянства. Данные приуготовительной комиссии исправили эту цифру в сторону некоторого увеличения.

месленного мастерства. По данным ревизии, дополненным и уточнённым последующими изысканиями, наиболее развитыми в промышленном и торговом отношении были государственные деревни Богородского уезда: здесь всё крестьянское население было занято теми или иными промыслами; в Московском уезде промышленники составляли 91% государственного крестьянства, в Бронницком уезде -70%, в Серпуховском - 67%, в Подольском - 56%, в Коломенском - 53%. Значительно меньше были развиты крестьянские промыслы и торговля в западных и югозападных уездах: в Звенигородском уезде в промышленности было занято 32% государственных крестьян, в Волоколамском- 26%, в Рузском и Верейском - по 21%, в Можайском - только 16%. Наименее промышленным был север Московской губернии: в Клинском уезде 17% государственных крестьян занимались промыслами, а в Дмитровском уезде - только 11 % ¹ . Особенно выделялись своими торговыми оборотами государственные селения Вохна, Рогачёво, Пятница-Берендеевка, Стрелецкая слобода, Завидово, Хотунь.

Земледелие у государственных крестьян Московской губернии часто специализировалось и приобретало ярко выраженный торговый характер. Столица предъявляла широкий рыночный спрос на огородные овощи. Отсюда - расцвет подмосковного огородничества, которым занимались очень многие крестьяне, жившие в окрестностях города, особенно между Рязанской, Тульской и Калужской дорогами. В некоторых казённых селениях полевые угодья почти все были заняты овощными культурами, обработка земли была интенсивной, крестьяне применяли плодопеременную систему и вкладывали в почву много навозного удобрения. Такой характер носило торговое огородничество в большом казённом селе Карачарове и в прилегающей к нему деревне Новой. Карачаровские поля не знали пара, здесь применялся четырёхсменный оборот, на полях в громадном количестве выращивались картофель и репа² .

Широко развитая торговля требовала массового подвоза товаров. Отсюда - значительное распространение извозов, которыми занимались государственные крестьяне во всех подмосковных районах. Из северных и северозападных уездов - Клинского, Дмитровского, Звенигородского - крестьяне везли в столицу дрова, к речным пристаням подвозили разнообразные товары местного производства. Село Рогачёво, Дмитровского уезда, выдвинулось и стало первоклассным торговым центром благодаря близости к волжской пристани Устью. Отсюда по направлению к Петербургу двигались барки с хлебом и салом; являясь крупным складочным пунктом, Рогачёво было одновременно центром московского извозного промысла.

На многочисленных сухопутных пунктах, оживлённых постоянным движением людей и товаров, многими государственными крестьянами были построены постоялые дворы. По берегам рек, так же как в Вологодской и Псковской губерниях, кормились от судоходного промысла. Там, где сохранились большие казённые леса, крестьяне - иногда без разрешения - рубили и сплавляли деревья, жгли уголь, заготавливали дрань, производили разнообразные деревянные изделия. В различных пунктах, например в селе Протопопове, Коломенского уезда, или около села Острова, Подольского уезда, разрабатывались залежи камня и мрамора. Серпуховской уезд славился месторождениями глины; здесь был особенно распространён горшечный промысел. Наконец, отличительной особенностью Московской губернии было широкое распространение текстильной промышленности. Большое количество крестьян восточных и южных уездов, особенно Богородского, занималось ткачеством и набойкой тканей; во міногах сёлах Коломенского уезда были распространены размотка и трощение шёлка.

Наряду с текстильной промышленностью существовали разнообразные специальные промыслы: в Клинском уезде изготовление маленьких зеркал, в Серпуховском и Подольском уездах - производство булавок и пр. По подсчёту ревизора, ежегодно из казённых селений Московской губернии отлучались по паспортам и билетам 24396 человек, т. е. около 17% всего мужского населения.

Мелкие промыслы московских государственных крестьян ещё в большей степени, чем в северных и северозападных губерниях, были подчинены влиянию торгового, ростовщического капитала. Скупщик выступал не только в роли посредника, но и в качестве организатора производства, раздавая заказы рассеянным, мелким производителям. Благодаря развитию крупной мануфактуры наряду со скупщиками действовали "фабриканты", т. е. крупные промышленные предприниматели, раздававшие заказы по государственным деревням. Посредниками между рассеянными рабочими и владельцами мануфактуры нередко выступали мелкие мастерки: это были более зажиточные и оборотистые крестьяне-промышленники, которые распределяли между работающими полученные заказы и собирали среди них готовую продукцию. Часто самостоятельное производство товаров на рынок сочеталось у одного и того же производителя с постоянной работой на "фабриканта": самостоятельно сбывались более грубые сорта, а для крупного предпринимателя изготовлялись более тонкие.

В отдельных случаях наблюдались своеобразные формы коллективного капитали-

¹ Протопопов Д. О промыслах государственных крестьян Московской губернии ("ЖМГИ" N 2 за 1842 год).

² Об огородничестве в Москве и её окрестностях и в особенности в селе Карачарове ("ЖМГИ" N 6 за 1841 год)- ср. "ЖМГИ" N 1 за 1843 год. Смесь.

стического предпринимательства. Там, где имелись ломки камня и мрамора, - в Коломенском и Подольском уездах - местные крестьянские общества или сдавали их в аренду или эксплоатировали с помощью пришлых, вольнонаёмных рабочих.

Сохранились данные о заработках рабочих из государственных крестьян, обладавших техническими навыками (ткачей, набойщиков и пр.): они получали от 167 до 342 руб. в год; наиболее квалифицированные зарабатывали от 300 до 1000 рублей ¹ .

В связи с быстрым ростом товарного, обращения классовое расслоение в подмосковной государственной деревне вырисовывается более резкими чертами, чем в Вологодской и Псковской губерниях. Из среды огородников, торговцев и мелких промышленников выделялись более зажиточные крестьяне, которые накопляли денежные средства и использовали их в целях капиталистического предпринимательства. И здесь, в связи с общей экономической отсталостью, процветали кабально-ростовщические операции. Скупщики и "фабриканты", выдвигавшиеся из рядов мелкой крестьянской буржуазии, не стеснялась в средствах, эксплоатируя середняцкую и бедняцкую массу крестьян. В селе Белые Колодези, Коломенского уезда, славились своим богатством государственные крестьяне Савелий и Константин Мосоловы, имевшие несколько крупных мануфактур и несколько доходных домов. Они были связаны с московским купечеством, кредитовались у него на значительные суммы и вели широкие торговые операции. На месте своего жительства Мосоловы имели хлопчатобумажную и полотняную фабрики, насчитывавшие более 200 рабочих из местных крестьян. Здесь применялись машины и широко использовался труд женщин и малолетних. После происшедшего пожара убытки на предприятии были оценены в сумме 19 тыс. рублей. Мосоловы, ссужая крестьян хлебом и деньгами для внесения налогов, являлись типичными капиталистами-ростовщиками и держали местное крестьянство в полной экономической зависимости.

Такие богател не были исключением в рядах подмосковного государственного крестьянства. Сохранились сведения о ямщике-торговце Тверской слободы Арсении Сметанникове, который кредитовался у крестьянина А. Бадяева на сумму 1790 рублей. В Рогожской слободе жил ямщик Пётр Мягков, который кредитовался у купцов Бубы и Ходжигло на сумму 18701 рубль 60 копеек. Вообще подмосковные ямщики выделялись своей "безбедной жизнью" и широкие торговые обороты предпочитали выполнению своих обязанностей; ямскую повинность они исправляли наймом, подряжая для этой цели содержателя лошадей и уплачивая ему ежегодно 26 360 рублей ² .

Росту мелкой и крупной буржуазии, которая верховодила на крестьянских сходах, соответствовал обратный процесс - обеднения и пролетаризации определённой части государственного крестьянства. На государственных крестьянах Московской губернии лежали большие недоимки - и государственные, и земские, и хлебные. По подсчётам ревизора, крестьяне должны были собственно казне 284027 руб. 1 ¹ /² коп., за земские повинности и в капитал продовольствия - 186871 руб. 10¹ /₂ коп. и хлебом в натуре - 80 174 четвертей. Из этой суммы 149481 руб. 27¹ /₄коп. составляли специальные ссуды, отпущенные нуждающимся в продовольствии. Важнейшей причиной недоимочности московских волостей ревизор считал "умножение в сих волостях неоседлых крестьян, бобылей, бурлаков и нищих" ³ .

Несмотря на широкое развитие торговли и промышленности, разносторонние связи с городом, отлучки на заработки, в подмосковной деревне сохранялись черты патриархального бедного быта: например "черные" (курные) избы, которые рассматривались ревизором, как "остаток первобытного дикого. состояния наших предков", продолжали сохраняться в большей части казённых селений. Тем не менее новые социально-экономические процессы оказывали глубокое влияние на психику государственного крестьянина: консервативно настроенный ревизор чрезвычайно скорбел об ослаблении старинных крестьянских добродетелей - "религиозности и нравственности поселян". Поясняя свою мысль, ревизор прибавлял: "Самые волостные начальства их почти повсеместно подтвердили, что большая часть поселян даже духовные требы оставляет в небрежении, в особенности находящиеся в отлучках или заработках. Состояние нравственности их, очевидно, неудовлетворительно. Семейные несогласия весьма часты. Промышленность, изгнав простоту деревенских нравов, ничем не заменила отсутствия их". Падение традиционной религиозной веры и учащение семейных разделов были ближайшими последствиями слагающихся капиталистических отношений: вторгаясь в подмосковную деревню, новые жизненные впечатления подрывали в крестьянах авторитарную психоидеологию и воспитывали в них новые чувства - независимости и индивидуализма. Учитывая это прогрессивное, но нежелательное для правительства явление, Киселёв обратил на него особенное внимание совещательного комитета при V отделении. Он предложил ему высказаться о причинах "неисполнения треб, неповиновения крестьян, худых выборов начальств" и пр. Так изменялся социально-экономический и моральный облик государственной

¹ ЦАНХ, ф. V о., д. N 26421(54), лл. 2- 5; д. N 26423, лл. 128 - 129. Протопопов Д. Указ. соч.

² Московский областной исторический архив, ф. 13, д. N 18, лл. 470 - 471, 892, 004; ЦАНХ, ф. V о., д. N 26423, лл. 128 - 129.

³ ЦАНХ, ф. V о., д. N 26426, т. I, лл. 2 - 15, 183, 217.

деревни в наиболее передовой по своему хозяйству Московской губернии ¹ .

Сохранившиеся данные ярославской и' калужской ревизии показывают, что особенности подмосковной государственной деревни были типичными для всего Центрального промышленного района. В этом отношении характерны выводы, сделанные ярославской приуготовительной комиссией на основании обширных материалов ревизии и личных наблюдений старшего члена: "Недостаток в пахотной земле, близость больших городов, положение по Волге и пример многих обогатившихся без земледелия в здешних деятельных обывателях возбудили склонность к промышленности, отчего и род их жизни представляется как бы скитающимся, оставляя свои дома и занимаясь работами и промышленностью, приобретают они выгоды столько значительные, что при соображении их достоинство земледелия представляется крайне неудовлетворительным, и потому попечение о нём предоставляют по большей части женщинам и нанимающимся работникам, не заботясь достаточно усиливать способов к оному". За исключением отсталых Мологского и Пошехонского уездов, ярославские государственные крестьяне, подобно московским, занимались разнообразными мелкими промыслами, сплавляли барки, вели торговлю и тысячами расходились из родных деревень - коробейниками, офенями, плотниками, штукатурами, малярами, чернорабочими и пр. Те же процессы - втягивание государственных крестьян в торговлю и промышленность, выделение предприимчивых богатеев, эксплоатацию ими крестьянской массы - рисовал в своём донесении ревизор Калужской губернии² . Специфические условия различных губерний не могли заслонить основного явления, характерного для государственной деревни Центрального промышленного района, - зарождения и быстрого роста капиталистических отношении в недрах отживающего крепостнического строя.

Сопоставляя между собой три описанных района - Северное Поморье. Озёрный край и Центральную промышленную область, - мы находим в них не только социально-экономические отличия, но и целый ряд сходных, объединяющих черт. Перед нами не только три пространственно обособленные территории, но в то же время три последовательных этапа в развитии единого социально-экономического процесса-разложения патриархально-феодальных устоев и внедрения новых, капиталистических отношений. В глуши Северного Поморья, вдали от экономического центра, этот процесс обнаруживался наименее резко, проходя раннюю стадию своего развития. В условиях Озёрного края, на перепутье между экономическим центром и Балтийским побережьем, он проявлялся интенсивнее и оказывал больше влияния на внутренний состав земледельческого населения. Наибольшего развёртывания достиг этот процесс в экономическом центре, куда сходились торговые пути со всех концов государственной территории.

Природные условия нечернозёмного края способствовали росту торговли и промышленности: крестьянин, живший исключительно земледельческими доходами, не мог удовлетворить непрерывно возрастающие потребности - и собственные и государственные. Но не природные, а общественно-экономические условия в ходе их исторического развития определили собой направление и темпы перехода к новой формации. Там, где история подготовила более благоприятную почву для расширения рыночных связей, - в Московском промышленном районе - устои феодального порядка были подорваны шире и глубже. Наиболее обделённая природой северная окраина России отставала в развитии, сохраняя в своём деревенском укладе преобладающие черты натурально-хозяйственного строя, но и здесь совершались те же закономерные изменения, которые рано или поздно должны были вывести государственное крестьянство на новую хозяйственную дорогу.

¹ ЦАНХ, ф. V о., д. N 26426, т, 1, лл. 142 - 145, 2 - 15.

² ЦАНХ, ф. V о., д. N 26440, лл. 67 - 69; д. N 26423, л. 116; д. N 26485(2), л. 12.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Проф. Н. Дружинин:

Комментарии: