"Дело Фрича", или, как его чаще именуют, "дело Фрича - Бломберга", соединяя имена главнокомандующего сухопутными силами Германии и военного министра, в 1938 г. привлекло к себе внимание. Почти одновременный уход со своих постов высших руководителей вооруженных сил рейха вызвал всевозможные догадки, поскольку официальным объяснениям (состояние здоровья и личная просьба) никто не поверил. Вскоре стали просачиваться сведения о далеко не мирном характере отставки как Фрича, так и Бломберга. После войны стали известны обстоятельства этого дела - сначала из личных свидетельств и мемуаров, затем по документам. В настоящей публикации читателю предлагаются документы, доселе неизвестные.

Проблема взаимоотношений нацистского режима и военной верхушки Германии занимает важное место в послевоенной историографии, да и не только в ней. Уже на Нюрнбергском процессе над главными нацистскими военными преступниками (в речах и показаниях Геринга, Кейтеля и Йодля) обозначилась линия на реабилитацию военного руководства, которое пытались отделить от политического. Но это было только начало долгой, затяжной дискуссии, носившей ясно выраженный политический характер¹ . В случае с "делом Фрича - Бломберга" мы сталкиваемся с открытым конфликтом между Гитлером и высшими командующими вооруженными силами страны.

Формально "дело" это относится к началу 1938 года. 26 января главнокомандующий сухопутными силами фон Фрич был приглашен к фюреру, который в присутствии Геринга и Гиммлера предъявил ему обвинение в гомосексуальной связи и нарушении кодекса чести. Фрич категорически отрицал обвинение и требовал расследования. Тем не менее ему предложили уйти в отставку, которая и была принята 4 февраля; его преемником стал генерал Вальтер фон Браухич. Назначенный Гитлером позднее суд чести оправдал Фрича, однако публичной реабилитации не последовало.

25 января Геринг предъявил Гитлеру доказательства того, что жена военного министра и главнокомандующего вермахта баронесса фон Бломберг была в юности проституткой и привлекалась к суду. Бломберг подал в отставку 26 января; его пост был преобразован: верховным главнокомандующим вермахта стал сам Гитлер. Эта смена высших руководителей вооруженных сил Германии оказалась совершенно неожиданной. Что же заставило Гитлера произвести ее буквально за месяц до захвата Австрии и в предвидении последующих актов агрессии?

Барон Вернер фон Фрич - типичнейший представитель военно- аристократической элиты Германии. Сын прусского генерал-лейтенанта, он в 18 лет начал военную карьеру, окончил в 1910 г. академию генштаба и был штабным офицером в период первой мировой войны. Когда после

¹ Streit ums Geschichtsbild. Koln. 1987; Wehler H. Entsorgung der deutschen Vergangenheit? Munchen. 1988.

стр. 87

Версаля был образован рейхсвер, Фрич остался в военном министерстве, затем занимал ряд важных постов - в очень важном в стратегическом отношении I военном округе (Восточная Пруссия), в штабе сухопутных войск. Получив в 1930 г. генеральское звание, Фрич в решающие для нацистов 1932 - 1934 гг. был командующим III военным округом (Берлин), то есть занимал ключевой пост, от которого зависело многое в столице, в частности поведение войск в момент прихода Гитлера к власти. Как известно, 30 января 1933 г. в городе было обеспечено "спокойствие". С 1934 г. Фрич практически руководил сухопутными силами как начальник "войскового руководства". Затем - после создания в 1935 г. вермахта он стал главнокомандующим сухопутными войсками.

Не менее тесно связан был с военной элитой и барон Вернер Эдуард Фриц фон Бломберг. Начав с кадетского училища, он окончил академию генштаба, служил в самом генштабе. В рейхсвере он занимал видные посты как в войсках, так и в высшем руководстве. С 1929 г. Бломберг командовал войсками I военного округа и одновременно, привлекался к выполнению других важных заданий (например, был руководителем немецкой делегации на женевской Конференции по разоружению). Именно на Бломберга в январе 1933 г. пал выбор президента Гинденбурга, когда зашла речь о военном министре в первом кабинете Гитлера. В 1936 г. Бломберг стал генерал-фельдмаршалом² .

Уже эти краткие биографические данные говорят о том, что оба генерала занимали ключевые посты в армии, которая сыграла важную роль в приходе Гитлера к власти. Все исследователи сходятся на том, что назначение Бломберга военным министром в январе 1933 г. означало "благословение" нового кабинета со стороны рейхсвера. "Правительство Гитлера было сформировано на базе "антанты" групп традиционной элиты с руководством гитлеровского движения. Рейхсвер сыграл внутри этого "сердечного согласия" особую роль и имел особый вес" - констатирует К. Ю. Мюллер³ . Гитлер прекрасно понимал роль рейхсвера: в течение первых нескольких дней существования нового кабинета он дважды появлялся перед группой генералитета (в их числе были и Бломберг, и Фрич), чтобы изложить свою политическую программу, в том числе перевооружения и экспансии, что вызвало у генералитета восторг. "Никто из немецких рейхсканцлеров не говорил так убедительно", - сказал один из участников встреч будущий гросс-адмирал Редер. А генерал Рейхенау был еще определеннее: "Даешь новое государство, только так мы завоюем в нем достойное место!"⁴ .

События 30 июня 1934 г. ознаменовали полное признание новой диктатурой значения "особой роли и особого веса" вооруженных сил, т. е. генералитета. Когда стал назревать конфликт между руководством штурмовых отрядов СА (Э. Рем) и рейхсвером, Гитлер не замедлил стать на сторону последнего. Рем требовал для СА "особых привилегий, даже за счет рейхсвера", в том числе передачи руководству СА вопросов обороны страны⁵ . Попытка Гитлера примирить обе стороны на совещании 28 февраля, когда он принял сторону рейхсвера, не имела успеха. В апреле во время морских маневров (на них присутствовали Редер, Бломберг и Фрич) военное руководство поставило Гитлера перед необходимостью положить конец претензиям Рема, за что гарантировало фюреру свою поддержку в вопросе о преемнике Гинденбурга.

Приказом от 20 апреля 1934 г. всем отрядам СА объявлялся отпуск в июле. Одновременно Гиммлер и его ближайший помощник Гейдрих начали составлять списки для предстоящей расправы. В свою очередь,

² Rosinski K. Die deutsche Armee. Munchen. 1977, S. 183.

³ Muller K. J. Armee, Politik und Gesellschaft in Deutschland. Padeborn. 1979, S. 30; ejusd. Heer und Hitler. Stuttgart. 1969, S. 53.

⁴ Muller K. J. Heer und Hitler, S. 53.

⁵ Gallo M. Der Schwarze Tag der SA. Wien. 1970, S. 87.

стр. 88

генералитет выполнял условия сговора: 16 мая в Бад-Наухайме на совещании под председательством Фрича было подтверждено решение поддержать кандидатуру Гитлера на пост президента. 25 мая Фрич опубликовал новую, удобную для НСДАП формулировку "кодекса чести"; незадолго до этого в вермахте была введена нацистская кокарда.

"Ночь длинных ножей" 30 июня 1934 г. (было уничтожено 19 высших командиров СА, включая Рема, и около 50 командиров низшего ранга) ликвидировала СА как политический и военный фактор к удовлетворению рейхсвера, который в этот день был приведен в боевую готовность. Впрочем, Гитлер обошелся частями СС. 2 августа 1934 г. умер Гинденбург. Гитлер именно с благословения рейхсвера объединил посты президента и главы правительства - в тот же вечер по приказу Бломберга армия присягнула на верность "фюреру германского рейха и народа Адольфу Гитлеру, верховному главнокомандующему вооруженных сил".

Эта сторона событий июня - августа 1934 г. говорит сама за себя. Однако в них выявилась и беззастенчивая готовность Гитлера жертвовать своими сторонниками ради достижения новых целей, умение использовать одну группу против другой, игнорирование при этом каких-либо нравственных принципов. Другой важный момент: появление на внутриполитической арене Гиммлера и его "ведомства". Отряды СС и вскоре созданная Гиммлером новая карательная "суперсистема" были гораздо удобнее: они не носили массового характера и не могли выйти из-под контроля, как СА. Полицейская "суперсистема", организованная по правилам тайного ордена, стала действенным орудием в руках Гитлера, что полностью и проявилось в январе 1938 года.

В 1934 - 1938 гг. военная машина Германии приобрела новый облик. Уже не 100-тысячный рейхсвер, а (с 1935 г.) вермахт, формируемый на основе воинской повинности с мощным развитием ВВС и танковых войск. Уже не "пария Европы", а Германия, подписавшая с Англией военно-морское соглашение и ликвидировавшая в 1936 г. Рейнскую демилитаризованную зону. Наконец, тогда же были разработаны основные этапы программы будущей агрессии, изложенной Гитлером в мае 1937 г. и принятой вермахтом к исполнению; среди них - намеченные на ближайшее время операции "Отто" (аннексия Австрии) и "Грюн" (захват Чехословакии).

Почему же перед реализацией подобных планов Гитлер (а с ним Геринг и Гиммлер) приняли столь решительные меры по смене высших руководителей вооруженных сил? Сейчас установлено, что досье СС на генерал-полковника Фрича было заведено еще в 1935 г. и предъявлено Гитлеру. Однако перед демилитаризацией Рейнской области Фрич еще нужен был фюреру. Ряд исследователей считает, что "двигателем" интриги против Фрича и Бломберга был крайне честолюбивый Геринг, который не удовлетворился своим положением главнокомандующего ВВС и метил на пост Бломберга⁶ . Действительно, в обоих случаях Геринг играл активную роль. В деле Бломберга он умышленно сгустил краски (жена Бломберга в действительности не была проституткой, а служила лишь фотомоделью для порнографических съемок). Но как бы ни было велико влияние Геринга, и как бы ни старался Гиммлер, их одних для свержения двух генералов было явно недостаточно.

Мы хотели бы предложить иное объяснение, учитывающее как внутренние особенности механизма нацистской диктатуры, так и конкретные обстоятельства предвоенного периода, когда перед началом агрессии нацистскому руководству было необходимо иметь абсолютный контроль над вооруженными силами. Располагало ли оно таковым?

С веймарской эпохи рейхсвер был "государством в государстве". Строгая иерархия и дворянская элитарность командного состава защища-

⁶ Irving D. Goring. Munchen. 1987.

стр. 89

ли рейхсвер от политических бурь, потрясавших страну в 20-х годах. В то же время принцип "аполитичности", провозглашенный долголетним руководителем рейхсвера Г. фон Сектом, отнюдь не означал отказа от участия генералитета в решении судеб страны. Так было и до 1933 г., и в первые годы диктатуры, что не совсем устраивало Гитлера. Ему нужны были другие люди в генеральской форме (не обязательно прусские бароны), ему не нужна была абсолютная власть военной элиты в самом вермахте. Не нужен был ему и скепсис, с которым многие из этой элиты относились к самому Гитлеру, к его партии.

Действительно, уже первые годы нацизма показали, что на вершине вермахта есть не только абсолютно преданные Гитлеру генералы (Рейхенау, Бломберг), но и критически мыслящие люди, такие, как будущий участник заговора 20 июля 1944 г. начальник генштаба Л. Бек, который считал нереальными взятые темпы подготовки к войне и не решался блефовать, как это делал Гитлер (при ремилитаризации Рейнской области). Более того, Гитлеру, Герингу и Гиммлеру были прекрасно известны определенные традиции школы Секта, одной из которых было сотрудничество с Советской Россией, в том числе военное. Эти традиции формировались в то время, когда, следуя "духу Рапалло", советские военные власти разрешили рейхсверу создать на территории СССР военные школы танковых войск (Воронеж) и авиации (Липецк), которые действовали до начала 30-х годов. В них учились многие офицеры вермахта. Подобное сотрудничество было лишь средством обхода Германией версальских ограничений. В новой же военно-политической концепции не было места никаким, даже минимальным "ностальгическим" настроениям по временам Секта.

Наконец, Гитлера не устраивал консерватизм ряда высших командиров, скептически относившихся к новым средствам и методам ведения войны. Воспитанные на опыте первой мировой войны, они не понимали роли танковых войск, возможностей авиации, делая ставку на традиционную пехоту и даже на кавалерию. Эта часть генералитета не давала хода молодым офицерам - приверженцам новых видов войск, которые уже появились в вермахте (назовем лишь Роммеля и Гудериана). Фрич был в глазах Гитлера и Геринга воплощением военного консерватизма, подлежащего истреблению. В ход была пущена эсэсовская "суперсистема", которая услужливо предложила Гитлеру и Герингу компрометирующие данные на двух высших военных руководителей.

Публикуемые ниже документы дают представление о том, как развертывалось "дело Фрича". Это рукопись Фрича (записи сделаны в период с февраля по сентябрь 1938 г., 9 апреля 1939 и 18 января 1939 г.), а также личное послание Гитлера Фричу от 30 марта 1938 года.

Тот, кто бывал после войны в Потсдаме, знает улицу, носящую непривычное название Лудшувейт-аллее. Она названа благодарными жителями города по имени советского офицера, который спас от разрушения многие исторические достопримечательности города, в первую очередь дворец Сан-Суси. И я знал этого удивительного человека, который был не профессиональным военным, а известным востоковедом, специалистом по Турции. Как-то осенью 1945 г. я, тогда офицер группы советских оккупационных войск в Германии, посетил Лудшувейта в Сан-Суси, и он рассказал мне, что его солдаты нашли на улице пачку бумаг. Они показались ему интересными, и он передал их мне.

Эти документы и публикуются ниже.

Л. А. Безыменский

БЕЗЫМЕНСКИЙ Лев Александрович - кандидат исторических наук, политический обозреватель журнала "Новое время".

стр. 90

N 1

25 января вечером полковник Хоссбах¹ , нарушив данное ему фюрером категорическое приказание, сообщил мне, что фюреру представлен документ, из которого следует, что некий многократно судимый субъект, отбывающий в настоящее время длительное тюремное заключение, намеревался шантажировать меня, обвинив в гомосексуализме. События эти будто бы имели место в конце 33 - начале 34 года.

Я заявил полковнику Хоссбаху, что не являюсь предрасположенным к гомосексуализму, никогда им не занимался и никакому шантажу никогда не подвергался.

Я оказался перед загадкой. Затем вспомнил, что в 33 - 34 гг., когда началась кампания "Зимней помощи", предоставил возможность столоваться в моем доме одному члену "гитлерюгенд" по имени Фриц Вермельскирхен. Я позаботился о том, чтобы весной 1934 г. он получил место ученика. Весной 1935 г. я взял этого парня под защиту, когда он, ссылаясь на мое имя, совершил несколько глупых выходок. Мать юноши некоторое время спустя написала мне, что его уволили с фабрики и он встал на дурной путь. Она спрашивала, не возьму ли я его снова под свою опеку. Но я отказался.

Оба эти момента - злоупотребление моим именем и вступление на дурной путь - привели меня к убеждению, что именно здесь и следует искать решение загадки.

Еще 25 вечером и 26 до полудня я просил полковника Хоссбаха как можно скорее устроить мне встречу с фюрером.

26.I в первой половине дня генерал-фельдмаршал фон Бломберг был принят фюрером для почти двухчасовой аудиенции в связи с его отставкой.

Несмотря на неоднократные запросы, я принят не был. Прием мой все больше оттягивался. Наконец, примерно в 20.30, я был допущен.

Фюрер сразу же объявил мне, что я обвиняюсь в гомосексуализме. Он "может понять все", но хочет услышать правду. Если я признаюсь, то должен буду отправиться в длительную поездку, со мной больше ничего не случится. Геринг тоже уговаривал меня в том же духе. Я решительно опроверг все обвинения в гомосексуализме и спросил, кто же меня уличает в нем. Фюрер ответил: это безразлично. Он хочет знать, имелась ли когда-нибудь хоть малейшая возможность этого, хоть тень такого подозрения. Я сказал ему, что, пожалуй, речь может идти об обедах, которые получал в моем доме Вермельскирхен.

Фюрер протянул мне документ, составленный в 36 г. гестапо. В этом документе, представлявшем собой протокол показаний, шантажист утверждал, что в ноябре 33 г. он видел на вокзале Потсдама - Ваннзее мужчину, занимавшегося педерастией. В тот же и на следующий день, а также в январе 34 он посредством вымогательства заставил того уплатить ему 2500 марок. При этом вымогатель выдавал себя за комиссара уголовной полиции, а мужчина, предъявив свое удостоверение, назвался генералом артиллерии фон Фричем.

В то время как я во вполне понятном возбуждении пробегал глазами документ, ввели самого шантажиста - совершенно незнакомого мне субъекта, который, разыгрывая неожиданную встречу, должен был выкрикивать: "Да! Это он!"

Геринг сказал мне, что шантажист, без всякого сомнения, опознал меня на многих предъявленных ему фотографиях как того мужчину, которого он шантажировал.

Этот человек, было мне сказано, давал правдивые показания в более чем ста случаях и тем самым сделал возможным осуждение ряда гомосексуалистов. Меня, мол, столь же несомненно узнали по фотографиям и двое других мужчин: один - с которым я занимался гомосексуализмом, и другой - присутствовавший при последнем вымогательстве.

Я дал фюреру честное слово, что ко всей этой истории вообще никакого отношения не имею.

Однако моему честному слову предпочли утверждения заведомого подонка. Я получил приказание на следующее утро явиться в гестапо, где мне предъявят

стр. 91

еще более точные данные. Я потребовал, чтобы тщательное расследование вскрыло все до конца.

Глубоко потрясенный уничижительным отношением ко мне фюрера и Геринга, я отправился домой, где кратко проинформировал о происшедшем майора Зиверта² . Вскоре я поставил об этом в известность и генерала Бека³ . Я высказал обоим господам мысль, что, учитывая то оскорбление, которое нанес мне фюрер, для меня было бы лучше всего застрелиться.

Оба господина отсоветовали мне, и я должен был с ними согласиться. Фюрер и оказывающие на него влияние круги с радостью увидели бы в моем самоубийстве удобное для всего мира доказательство моей вины.

Мне сразу же стало ясно, что это - подлый трюк Гиммлера, Гейдриха и гестапо. Вот уже долгое время (последний раз - 15 января вечером) меня настойчиво предостерегали насчет действий со стороны Гиммлера. 15 января мне было сообщено из заслуживающего доверия источника, что Гиммлер и нацистская партия решили окончательно убрать меня.

То, что определенные круги нацистской партии постоянно ведут против меня интригу, мне было известно, точно так же, как и то, что Рейхенау⁴ стремился занять мою должность. Однако я не думал о том, что этот подлый, омерзительнейший и гнуснейший трюк явится и наиболее действенным, так как средств опровергнуть его почти нет. Неслыханным было и то, что досье существовало с лета 36 г., а меня о нем в известность не поставили. Это по меньшей мере должен был сделать Геринг, которого я считал своим товарищем.

Фюрер будто бы узнал об этом во время кризиса, вызванного занятием Рейнской области, но дал указание эти бумаги уничтожить. Гиммлер этого явно не сделал. Однако возможно и то, что документы были уничтожены и только осенью 37 г. сфабрикованы снова с фальшивой датой.

В целом же положение вещей таково. Я давно был бельмом на глазу у радикальных кругов партии. Гиммлер видел во мне противника постоянного увеличения численности войск СС особого назначения. Подавляющее большинство партии считало меня именно тем человеком, который настойчиво противился проникновению в армию партийно-политического влияния, в то время как Бломберга, ввиду его сговорчивости, воспринимали благосклонно.

С весны 37 г. отношения с СС становились все более напряженными. Все чаще из лагеря СС до нас доносились примерно такие голоса: "Ну, погодите, свиньи этакие, скоро Гиммлер станет военным министром, уж тогда мы с вами быстро разделаемся".

В зарубежной прессе тоже можно было зачастую прочесть, особенно, к примеру, 4.2.38, что Гиммлер стремится занять пост имперского военного министра.

Полагаю, что Гиммлер целеустремленно добивался устранения Бломберга и меня. С весны 37 г. отношения между Бломбергом и Гиммлером тоже стали напряженными.

В качестве первого шага на этом пути следовало поколебать доверие фюрера к Хоссбаху, что во всевозрастающей мере и удалось сделать примерно к осени 37- го. Осенью этого года внезапно было объявлено, что весной 38 г. Хоссбах должен быть смещен. Особенно энергично выступал за это Бломберг. Он желал, чтобы преемник Хоссбаха подчинялся только ему лично. Сухопутным войскам было дано право иметь собственного адъютанта у фюрера. Далее, им должен был являться не офицер генерального штаба, а фронтовой офицер. Фюрер тоже желал этого. Это значит, что выдвижению подлежали выскочки, а не такой обладающий и тем, и другим опытом человек, с которым фюрер, как с Хоссбахом, мог бы обсуждать серьезные вопросы. Что именно имел фюрер против Хоссбаха, мне неизвестно. Предполагаю, что Гиммлер, Бломберг и некоторые другие действовали здесь сообща, ибо такая прямая, честная и обладающая характером личность, как Хоссбах, была им в качестве доверенного лица фюрера неугодна.

То, что фюрер весьма настроен против Хоссбаха, я особенно заметил 15.I, когда в полдень свыше двух часов находился у фюрера. Когда я затронул вопрос о замене Хоссбаха, фюрер в большом возбужении заговорил о своей озабоченности тем, что в армии ведется нежелательная пропаганда. Тщетно пытался я успо-

стр. 92

коить его и просил дать мне конкретные документы, чтобы я смог разобраться во всем этом. Фюрер сказал, что материал у него есть, но мне он его дать не может, в крайнем случае - только Бломбергу. Итак, мне был выражен явный вотум недоверия, мириться с которым я не желал. Я хотел просить у фюрера либо подтверждения доверия, либо моей отставки. Но до этого дело не дошло, ибо до 26.I я посетить фюрера так и не смог.

Бломберг пал из-за своей немыслимой женитьбы. Я был проинформирован на основании высказывания генерала Кейтеля во второй половине дня 25.I о предыстории этой женитьбы и полагал, что и здесь имеет место подлый трюк со стороны Гиммлера. Дабы побудить Бломберга на этот брак, воспользовались его экзальтированностью. Ведь было ясно, что из-за этого он падет.

Как только свадьба состоялась, сразу же обнаружились горы документов о прошлой жизни жены фон Бломберга, повсюду стали говорить, что он женился на уличной девке.

Когда падение Бломберга стало несомненным, вновь вытащили тщательно державшийся наготове документ против меня. От кого именно исходила инициатива - от фюрера, Геринга или Гиммлера, я не знаю. Во всяком случае, одновременно оказался налицо и коронный свидетель обвинения, отбывавший в тот момент наказание в одном лагере около Пагенбурга.

Аргументация была такова: падение Бломберга потрясло армию. Вторично такое допустить нельзя. Поскольку командующий сухопутными войсками, согласно показаниям этого уголовника, является гомосексуалистом, он должен сразу же исчезнуть.

Вполне возможно, я должен предположить это к их чести, фюрер и Геринг поверили, будто имеющимися материалами я несомненно изобличен в гомосексуализме. Но оба они не дали себе никакого труда сделать свое заключение на основе расследования и точной констатации фактов. Им было достаточно утверждений Гиммлера и гестапо.

Возможно, тут сыграли свою роль и другие причины, по которым мое отстранение являлось для Гитлера и Геринга желательным.

Я был неугоден партии. Не так давно меня обвиняли в том, что я якобы способствую анархической пропаганде. До тех пор, пока Бломберг оставался на своем месте и являлся моим начальником, меня в силу необходимости терпели, но перестали терпеть, лишь только Бломберг ушел.

Для Геринга дополнительно играло роль еще и то, что он, вероятно, считал, что я мог стать ему помехой на пути осуществления его цели - сделаться имперским военным министром. Я отклонил бы такое назначение, поскольку при тогдашнем отношении партии ко мне возникающие передо мной трудности стали бы для меня непреодолимыми. Если же фюрер на совещании высшего генералитета 5.2 будто все-таки говорил, что я - единственный, кто мог бы рассматриваться в качестве преемника Бломберга, то это, право, следует расценивать как дешевую фразу.

Прежде всего, долгое время систематически подрывалось доверие фюрера к моей личности. Кто это делал, не знаю. Предполагаю, что Гиммлер. Возможно, что и Бломберг на своей последней встрече с фюрером* предостерегал его от моего назначения. Поскольку нынешнюю неправильную структуру высшего командования и недостойное увольнение генералов не без оснований можно отнести на счет его последней беседы с фюрером, от Бломберга можно вполне ожидать и этого. Все эти 4 года он был со мной нечестен.

Во всяком случае, должны были иметься особые причины, иначе вероломство фюрера и предательство Геринга по отношению ко мне просто не понять.

Несмотря на данное мною честное слово, и еще до окончания расследования фюрер во второй половине дня 3.2 потребовал от меня в тот же день подать прошение об отставке. Я выполнил это требование, ибо сотрудничество с этим человеком впредь стало для меня невозможным.

* Впоследствии добавлено; "27.I в первой половине дня".

стр. 93

4.2 доследовала моя отставка. Письменная благодарность за мою работу была выражена в предельно допустимой, грубой форме. Под нажимом генералов фон Рундштедта и Бека мне было пожаловано право носить в отставке форму 12-го артиллерийского полка. Обо всем этом общественность не должна была знать ничего.

5.2 во второй половине дня фюрер выступает перед высшим генералитетом вооруженных сил. Он сообщает о причинах отставки Бломберга и моей. Против меня имеется лишь обвинение несомненного подонка. Его достаточно, чтобы растоптать мою честь в глазах всего вермахта. Мое честное слово не удостаивается веры. Да и упомянул ли вообще о нем фюрер, я не знаю.

Под давлением фон Браухича и Бека фюрер решает передать разбор моего дела Имперскому военному суду. Судьями назначаются Геринг, Браухич, Редер и оба председателя коллегий Имперского военного суда. Но одновременно, с согласия фюрера, продолжает свое расследование [и] гестапо. Допрашивают мою экономку, моих теперешних и прежних денщиков, Вермельскирхена и еще одного человека, которого на время посылали ко мне вместо Вермельскирхена, когда тот находился в деревне. Только под нажимом фюрер дает распоряжение, чтобы расследование велось и Имперским военным судом.

Итак, одно и то же дело расследуется двумя органами. Явное доказательство недоверия фюрера к Имперскому военному суду.

Допрашивают и меня: первый раз - в Имперском военном суде, второй - в гестапо.

Расследование выяснило, что и мой адвокат граф Гольц якобы тоже подвергался шантажу по поводу его мнимой гомосексуальности со стороны того же самого шантажиста. Соответствующий документ, мол, находится в гестапо с 35 года. Выдать этот документ на руки гестапо отказывается даже тогда, когда несомненно доказано, что во всей этой истории дело идет вовсе не о графе, а о покойном адвокате Герберте Гольце.

1 или* 2 марта вечером - можно сказать, просто чудо - удается обнаружить того человека, который действительно подвергся шантажу вместо меня. Это ротмистр в отставке Фриш**. Он благородно признается во всем. У него даже еще сохранилась расписка на полученные от него вымогательством 2500 марок. Его показания почти полностью совпадают с теми показаниями, которые дает шантажист насчет мнимого инцидента со мной.

Еще ранее тот мужчина, с которым якобы я занимался гомосексуализмом, на двух очных ставках заявил, что никогда меня не видел. Правда, другой, который присутствовал при втором вымогательстве в январе 34 г., утверждает, что некоторое сходство со мной есть, но ничего определенного он сказать не может.

3 марта после полудня фюрера информирует об этом генерал Хайтц⁵ .

Вместо того, чтобы сделать вывод из результата расследования, гестапо арестовывает ротмистра фон Фриша; против него немедленно собираются возбудить уголовное дело. Но он тяжело болен.

Гиммлер и гестапо заявляют фюреру: дело Фриша - это совсем не дело Фрича. Фюрер явно верит этим высказываниям. Наконец 10.3 начинается слушание дела в Имперском военном суде. На этом заседании суда шантажист заявляет, что накануне вечером криминальный советник Майнцингер*** предупредил его, чтобы он держался прежних показаний. Иначе лишится головы.

Ходатайство моего защитника о переводе шантажиста из-под ареста гестапо под арест министерства юстиции, чтобы гестапо не оказывало на него влияния, отклоняется Герингом. Мол, Гиммлер может воспринять это как доказательство недоверия к нему.

Учитывая изменение обстановки вокруг Австрии⁶ , заседание переносится на вторую половину дня 10.3.

* Слово "или" добавлено позднее.

** По-немецки написание фамилий Фриш и Фрич отличается лишь одной буквой: Frisch и Fritsch.

*** Надо: Майзингер.

стр. 94

17 и 18 марта слушание дела заканчивается. Сначала у меня было такое впечатление, что Геринг хочет оставить его нерешенным, т. е. прийти к тому результату, что хотя вина моя и не доказана, но все же возможна. Однако под давлением фактов при предъявлении улик и Герингу тоже пришлось заявить, что нет на свете такого разумного существа, которое не было бы убеждено в моей невиновности. В конце концов и коронный свидетель обвинения, сам шантажист, признал, что все его показания против меня лживы. То, что шантажист оказался вынужден сделать это признание, - исключительно заслуга Геринга. Суд вынес оправдательный приговор ввиду недоказанности виновности. Однако как до завершения предъявления доказательств, так и при устном обосновании им приговора, Геринг старался оправдать поведение гестапо.

Криминального советника Майзингера попросили рассказать о сексуальных преступлениях вообще. Он сделал это в такой манере, которую лично я могу назвать лишь неслыханной.

В своем устном обосновании Геринг отбросил прочь те прекрасные слова, которые граф Гольц нашел для меня и для армии. Хотя он и говорил о трагизме моей судьбы, но в данных условиях, мол, ничего изменить нельзя. И прежде всего снова и снова звучало, что, слава богу, от меня избавились, и притом навсегда. Геринг все время особо подчеркивая это, говорил о генерал- полковнике в отставке фон Фриче.

Как бы высоко ни расценивать заслугу Геринга в полном изобличении шантажиста, все его поведение явно говорит о его нечистой совести в этом деле.

Только в воскресенье, 20.3, в полдень, Браухичу удалось попасть на доклад к фюреру. Фюрер как будто был склонен к моей реабилитации, но свое решение отложил. Тем самым другая сторона получила возможность для его обработки.

20.3 оправдательный приговор был письменно доведен до сведения командиров корпусов сухопутных войск.

Твердо принятое мною несколько недель назад намерение вызвать на дуэль этого негодяя Гиммлера я могу осуществить только в том случае, если фюрер утвердит приговор и даст мне удовлетворение. Сделать остальные выводы из действий гестапо - дело армии и вермахта. В нормальных условиях было бы невозможно, чтобы Гиммлер, Гейдрих, Бест⁷ и прочие остались на своих должностях. Нельзя требовать от армии, чтобы она и впредь имела служебные контакты с этими людьми.

Под сильным нажимом Браухича фюрер заявляет о своей готовности направить мне свое послание. Во второй половине 31.3 оно наконец попадает в мои руки. В нем содержится подтверждение моего приговора*, написано оно вполне сердечно, однако в нем нет ни слова сожаления, не говоря уже об извинении за действия по отношению ко мне. Дальше оно исходит из ложной предпосылки, что в глазах общественности я якобы не скомпрометирован. В печати 1.4 появляется короткая заметка, что фюрер поздравил меня с выздоровлением.

Поначалу я лишь устно поблагодарил фюрера через доставившего его послание майора Шмундта⁸ . Затем по предложению Бека и Хоссбаха я 2.4 отправил фюреру приводимое ниже в копии письмо.

После этого я попросил сначала Бека, а потом, с его согласия, Рундштедта передать Гиммлеру мой вызов на дуэль. Рундштедт согласился. Но 30.3 он появился у меня в Ахтерберге, чтобы просить меня отказаться от этого вызова. Я должен, правда, сохранить на него право, но надо выждать - даст ли мне фюрер, и как именно, публичное удовлетворение.

Улаживание моего дела в высшей степени досадно затянулось ввиду развития австрийского вопроса. О моем деле говорят повсюду в Берлине и еще больше в провинции. До сего дня, 12.4, достаточной ясности в нем все еще нет. Командиры корпусов тоже информированы крайне недостаточно.

Как я слышал, предполагалось, что по случаю заседания рейхстага фюрер найдет слова признания и воздания мне почестей. Эхо заседание якобы намечалось

* Эти строки написаны позже.

стр. 95

провести незадолго до или вскоре после Пасхи, затем оно было отложено на конец мая и в конечном счете перенесено на 2 июня. Оно так и не состоялось.

Намечавшееся на конец мая - начало июня заседание рейхстага не состоялось ввиду развития чехословацкого вопроса. Я придерживаюсь мнения, что это - наиболее верная и веская причина. На данном заседании фюреру пришлось бы высказать свою позицию по чешской проблеме. Но в настоящее время это нецелесообразно.

Наконец, под сильным нажимом Браухича, который заявил, что ввиду овладевшего армией возбуждения ждать больше нельзя, фюрер 13.6 выступил перед генералитетом вермахта, собравшимся на авиационной базе в Цвингсте.

Генерал-полковник Браухич вечером 15.6 проинформировал меня в Ахтерберге об этом выступлении.

Предварительно Браухич переговорил с генералами сухопутных войск, сказав им, что не добился того, чего хотел добиться. Но, учитывая внешнеполитическое положение, он от выводов воздерживается. Он также просил генералов не покидать его.

В полдень собравшемуся генералитету был зачитан приговор с обоснованием. Затем говорил фюрер. Он будто бы признал, что были сделаны ошибки, которые он лично для себя объяснил большим нервным кризисом, испытанным им в результате отставки Бломберга. Далее он будто бы говорил о трагичности моей судьбы, а также и о том, что дальше как-либо использовать меня невозможно. В общем и целом он одобрил меры гестапо. Мол, действовал несообразно только один нижестоящий чиновник*.

В заключение фюрер будто бы просил генералов по-прежнему питать к нему доверие.

Генерал-полковник фон Браухич одновременно принес мне распоряжение о том, что я назначен командиром 12-го артиллерийского полка.

Вопреки принятому обычаю фюрер не счел нужным наряду с распоряжением обратиться ко мне со словами личного характера или по крайней мере устно передать их через Браухича.

Было ли это сделано фюрером намеренно или же это - ошибка Управления кадров, я установить еще не смог.

Но должен констатировать, что, хотя фюрер и нанес тяжелейший урон моей чести, он не превозмог себя, чтобы сказать мне хоть единое слово сожаления, не говоря уже об извинении.

Назначение командиром 12-го артиллерийского полка тем более не может служить для меня полным удовлетворением, ибо виновные не привлечены к ответственности. Его следует рассматривать как жест, предназначенный для армии.

Мнение широких кругов офицерского корпуса склоняется к тому, что подобное завершение моего дела весьма неудовлетворительно.

Далеко выходя за рамки личной судьбы, я считаю, что здесь речь идет о вопросе решающего значения для будущего. Или фюрер позаботится о том, чтобы в Германии вновь царили право и закон и положит конец проискам таких людей, как Гиммлер и Гейдрих, или же он будет и дальше покрывать бесчинства этих людей, и тогда будущее представляется весьма мрачным.

Поскольку фюрер одобрил действия гестапо в моем деле, я, к сожалению, вынужден отказаться от вызова Гиммлера на дуэль. После того как прошло столь много времени, все это представилось бы и мне тоже несколько показным.

Необъяснимым является и остается для меня отношение ко мне фюрера. Вероятно, он ставит мне в вину то, что из-за моего личного оправдания догме о его непогрешимости нанесен сильный удар.

Для партии я, как и прежде, официально считаюсь преданным проклятию. Ни одна из официальных партийных инстанций не произнесла ни слова в связи с моим назначением командиром полка.

Если внешне под этим делом, кажется, подведена черта, то в действительности оно еще далеко не закончилось. Оно получит свое завершение, верно, только

* Здесь Фрич дописал: "О моем данном ему честном слове фюрер не говорил".

стр. 96

с моей смертью или, учитывая его принципиальное значение, только длительное время спустя после моей смерти.

Преисполненный благодарности, вспоминаю я генерала фон Браухича и генералов сухопутных войск. Лишь благодаря Браухичу в конечном счете удалось найти это - пусть и неудовлетворяющее - решение. Своими действиями он вновь и вновь давал мне доказательства своей верности и приверженности. За свое пристанище в Ахтерберге, за лошадей, за автомашину, за адъютантов, и, наконец, за квартиру в Берлине - за все это я обязан ему глубокой благодарностью.

Точно так же - и за достойную передачу полка в Гросс-Борне.

По этому случаю фюрер, как и к 21.9, к 40-й годовщине моего вступления на военную службу, прислал телеграмму. Но в его принципиальной установке это ничего не меняет.

Настоящие записи сделаны по частям в период с февраля до сентября 38 года.

N 2

18 января 1939 года.

...Рассказывали, что все это было сделано Гиммлером с явным намерением устранить меня. Хотели проучить не только меня, но и одновременно всю армию. Если бы позднейшее расследование, как это наверняка представлял себе Гиммлер, проводилось гестапо, истина так никогда бы и не вышла наружу. Армия тогда созрела бы для того, чтобы ее взяла в свои руки партия. Об этом шло дело тогда, об этом оно идет и сегодня.

Бросается в глаза также и то, что в середине января до нас дошла весть, что СС хотят вскоре арестовать всех командиров корпусов. Это наверняка планировалось во взаимосвязи с ударом, который намечалось нанести по мне.

В то, что фюрер заранее знал о подлом трюке Гиммлера и одобрил его, я не верю. Ведь 26.I вечером он производил впечатление человека, находящегося в состоянии отчаяния. Но не позднее окончания судебного разбирательства он уже ясно осознавал положение вещей. Весной 38 г. Ботч⁹ сказал мне: однажды фюрер велел распространить версию, что он не мог приказать провести расследование, чтобы привлечь к ответственности виновных, ибо тогда в эту историю оказался бы замешанным и Геринг. А это было бы для него недопустимым. Так виновные создали такую ситуацию, при которой фюрер был поставлен перед альтернативой - сохранить верность либо армии, либо партии. Господин Гитлер принял решение против армии.

Насколько ясно армия в лице ее офицерского корпуса представляет себе все эти вещи, я не знаю.

По случаю 20.4.36 я, будучи больным и находясь в Ахтерберге, послал фюреру ко дню его рождения телеграмму примерно следующего содержания:

"Я и армия с гордой уверенностью и исполненные веры и доверия следуем за вами по возглавленному вами пути, ведущему Германию в будущее".

Тогда это полностью отвечало фактам. Сегодня же я не могу питать к этому человеку никакого доверия. Есть ли оно (и в какой мере) у офицерского корпуса сухопутных войск, судить не берусь.

N 3

9 апреля 1939 года.

В конце марта или начале апреля 36 г. я спросил фюрера, не окажет ли он честь армии, став командиром 9-го пехотного полка в Потсдаме. Фюрер дал согласие, и для этого полк должен был прибыть к 20 апреля в Берлин.

Незадолго до 20.4 я, находясь в Ахтерберге, упал с коня таким образом, что не смог явиться в Берлин к 20 апреля.

19.4 Хоссбах по телефону сообщил мне, что фюрер отказался стать командиром 9-го пехотного полка.

Весной 36 г. Гиммлер представил фюреру документ, согласно которому некий шантажист хотел меня шантажировать. Вероятно, именно в ответ на это фюрер и взял назад свое согласие стать командиром 9-го пехотного полка. Его позднейшее

стр. 97

объяснение, что партия не поняла бы его, если бы он сделался командиром полка, звучало не особенно правдоподобно, во всяком случае, само по себе было не вполне обоснованным.

Возможно и следующее:

Гиммлер узнаёт, что фюрер хочет стать командиром 9-го п. п. Он боится, что влияние армии будет все более усиливаться. Узнав об истории с ротмистром в отставке фон Фришем, он фальсифицирует ее, подставив вместо него меня, и оказывает воздействие на шантажиста, чтобы тот дал соответствующие показания. Таких действий от подлеца Гиммлера можно было вполне ожидать.

N4

Адольф Гитлер Кёльн, 30 марта 1938*

Господин генерал-полковник!

Вы знаете приговор, согласно которому доказана Ваша полная невиновность. Я подтвердил его от всего сердца. Ибо насколько было ужасно легшее на Вас подозрение, настолько я страдал под влиянием возникших из-за этого мыслей. Как Вы могли предположить, это висело бы над всеми вооруженными силами нашего государства, над его солдатами, офицерами и генералами.

Вы, господин генерал-полковник, в глазах немецкого народа остались нескомпрометированным, и так должно остаться. Назначенные мною на 12 марта действия сухопутных сил дали наивысшее подтверждение Вашей деятельности и Вашего труда.

Я доведу это до сведения нации.

С благодарностью и искренними пожеланиями

остаюсь Ваш А. Гитлер

Перевод Г. Я. Рудого.

* Стоит помета Фрича: "ф.31.3.18.10".

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Военный адъютант Гитлера.

² Адъютант Фрича.

³ Начальник генерального штаба сухопутных войск.

⁴ Близкий к Гитлеру командующий I военным округом.

⁵ Председатель Имперского военного суда.

⁶ На 12 марта было назначено вступление вермахта в Австрию.

⁷ Сотрудник гестапо.

⁸ Адъютант Гитлера.

⁹ Подчиненный Фрича.

Постоянный адрес данной публикации: