Одна из наименее разработанных глав истории Великой Французской Революции - это последние месяцы накануне 9- го термидора. Мы не хотим сказать, что на эту тему написано мало книг, - книг написано очень много, но социально- экономической истории, которая бы выяснила нам движущие силы событий, переломного пункта в истории революции, мы до сих пор еще не имеем.

Я отнюдь не предполагаю выполнить эту задачу в моем докладе, я не имею в виду дать также сегодня исторический очерк конкретного хода событий во всех деталях, я имею в виду поставить основные вопросы и прежде всего установить неизбежность наступления кризиса буржуазной революции конца XVIII в., раскрыть по мере сил и возможности классовую природу переворота 9-го термидора, и, тем самым, установить его историческое значение для судеб революции. Совершенно очевидно тем самым, что для меня история "9-го термидора" не является поводом для вульгарного аналогизирования. Между революцией конца XVIII в. и нашей революцией та же разница, что между эпохой промышленного переворота и эпохой краха капиталистической системы, что между пролетариатом и буржуазией. Любители аналогий внешнего порядка могут доставлять себе удовольствие забавы этими блестящими стекляшками, - наша задача - вскрыть сущность и содержание того исторического процесса, который в годы буржуазной революции конца XVIII в. привел Францию к "9-му термидора".

Некоторые историки буржуазии убеждают нас, что наша революция ничего общего не имеет с Великой революцией. Это предмет особых стараний Олара, который упорно убеждает всех, что революция конца XVIII в. была построена на твердой почве права, а наша революция - на трясине насилия. Но он пришел к этому выводу после Октября, после того, как обнаружил, что Керенский не Карно, а русский пролетариат и крестьянство "спасают отечество", подавляя буржуазию. Радикальные историки, в свою очередь, готовы утверждать, что мы повторяем Великую революцию во всех подробностях: мы повторяем ее в нашем интернационализме, который фактически является национализмом, в нашем "пацифизме", который служит лишь прикрытием нашего "революционного милитаризма": мы также мечтаем о своем "левом береге Рейна". Так писал в 1920 г. в брошюре "Le bolchevisme et Ie jacobinisme" один из видных историков, которого мы читаем теперь с большим интересом и считаем близким к марксизму. Стоит ли говорить об "упражнениях" наших отечественных меньшевиков (Далин и т. д.), которые, в конечном счете, сводят всю революцию к "9 термидора", и видят в нашей революции тоже только это событие:

¹ Переработанная стенограмма доклада, читанного на заседаниях общества историков-марксистов 27 января и 3 февраля 1928 г.

своеобразный исторический фатализм и телеологизм... Во всех этих попытках аналогий есть один основной и решающий порок: авторы их не понимают различия между двумя историческими эпохами.

Пытающиеся аналогизировать, а чаще отождествлять обе революции, исходят из следующей ложной предпосылки: они рассматривают и ту и другую революции как буржуазно- демократические революции. Только при предположении, что наша революция не социалистическая, а буржуазно- демократическая, может итти речь о подобных "аналогиях" этого не понимают троцкисты. Поскольку наша революция, в отличие от французской революции конца XVIII в., не буржуазно-демократическая, а социалистическая, подобные аналогии не представляют интереса для историка. Я могу перейти теперь к моей теме.

Как ставят обычно вопрос о 9 термидора. До сих пор об этом говорили, как о главе из биографии Робеспьера. Для нас же это вопрос об углублении и обострении социальных противоречий буржуазной революции с весны 1794 г. Я имею в виду совершенно определенный исторический период, примерно с апреля по июль 1794 г. Я подчеркиваю - углубление и обострение противоречий, характерных для буржуазно-демократической революции эпохи домашинного производства. Последнее положение нужно всегда подчеркивать, когда мы говорим о Великой французской революции; эти-то противоречия и породили ту личную трагедию Робеспьера, которая представляет столь значительный интерес для буржуазных историков.

Я не могу здесь, конечно, дать даже краткий очерк историографии вопроса; я должен обойти молчанием и работы E. Hamel'я, Ch. Hericauet и т. д. Все они, как апологетические, так и антиробеспьеристские, исходя из оценки террора, как действующей силы событий. "Следует заключить, пишет Эрико, что Робеспьер хотел урегулировать террор" (regulariser la terreur), это и было причиной 9-го термидора. Буржуазные историки последних десятилетий рассматривают события весны 1794. г. под углом зрения борьбы за власть робеспьеристов и термидорианцев. Об этом пишет Н. Кареев ("Роль парижских секций в перевороте 9-го термидора"); в этом смысле высказывается, как это ни покажется странным, даже А. Матьез. Последний заявил в статье "Les divisions dans les comites de Gouvernement a la veilIe du 9 Thermidor": "кризис, наступивший 9-го термидора, - вызван был борьбой в большей степени личной, чем конфликтом программ или партий". В духе указаний Н. Кареева высказывается и Я. Захер, утверждающий, что события пошли бы по иному пути, если бы удалось осуществить программу Сен-Жюста, намеченную им в речи от 26 жерминаля ("Сен-Жюст"). Правда, в других своих работах он защищает и другие взгляды, но это только осложняет задачу критической оценки его взглядов¹ . Но судьба революции столь же мало зависела от речи Сен-Жюста, сколько, от ссоры последнего с Карно или от примирения Робеспьера и Бурдона. Историки говорят также о ливне, который разогнал толпу на Гревской площади в день 9-го термидора, об Анрио, руководителе военных сил Коммуны, который был пьян в день переворота и т. д., и т. п.

Я повторяю, нас интересует другое.

Когда началась завязка той исторической драмы, которая разыгралась 9-го термидора? А. Матьез считает, и не без оснований, что завязка событии относится к марту 1794 г., т. - е. уничтожение фракций - одна из глав этой истории. Нет ни одного исследователя, который бы отрицал, что, по крайней

¹ Так, в своей книжке "9 термидора" Я. Захер уверяет нас, что "балансирование" Робеспьера между "левыми" и "правыми" привело "к полному внутреннему перерождению монтаньярской партии". Итак, о "теории перерождения" говорит Я. Захер.

мере с мая, в рядах очищенного от дантонистов и эбертистов революционного правительства борьба фракций была уже снова в полном разгаре. Во всяком случае, в конце мая созрели все предпосылки для 9 термидора: события июля 1794 г. были совершенно естественным и неизбежным результатом обострения классовых противоречий в рядах якобинского блока. Я считаю заслугой А. Матьеза то, что он указал нам на значение для анализа событий так называемых "вантозовских декретов" II года. Они безусловно открывают в истории Конвента ту борьбу, которая развернулась в ближайшие месяцы. Как раз в это время, что утверждают и современники, произошел раскол между робеспьеристами и той господствующей в Конвенте группой, которая была представлена монтаньярами, будущими термидорианцами. В это время постепенно оформлялись те две силы, я бы сказал, те два правительства, которые позже вступили в борьбу друг с другом - правительство Конвента, с одной стороны, и правительство Парижской коммуны, - с другой. Борьба шла за Комитеты. Это было повторением того своеобразного двоевластия, которое в июне 1793 г. дало победу Коммуне, а в июле 1794 г. Конвенту и Комитетам. Такова была политическая сторона того социального кризиса, который я определил бы как столкновение между мелко-буржуазной, густо окрашенной аграрным утопизмом, а следовательно, исторически-реакционной системой Сен-Жюста и Робеспьера, с одной стороны, и капиталистической программой буржуазного авангарда "термидорианской" (в будущем) коалиции, - с другой.

Столкнулись две программы: конечной целью одной было создание эгалитарной ("аграрной"!) республики, где торговля и промышленность играли бы лишь служебную роль, и чисто буржуазным идеалом другой - создание индустриального государства и наилучших условий для капиталистического накопления в стране.

Это не означает, как мы увидим в дальнейшем, что робеспьеристы хотели "уничтожить" торговлю и промышленность, а их враги игнорировали сельское хозяйство, - нет, дело идет об удельном весе той или другой отрасли хозяйства в программе политической деятельности каждой из борющихся групп.

Тут не может быть и речи о "перерождении" какой-либо из этих групп за годы революции. Мы не имеем "перерождения" классов, потому что робеспьеристы, стремясь к осуществлению своей системы с весны 1794 г., не изменяли своей классовой природы и своей программы. В июне - августе 1793 г. они выполнили одну часть ее; освободивши Францию от прямой угрозы контрреволюционной опасности, они с весны 1794 г. приступили к исполнению второй части этой программы. В июне 1793 г. якобинцы с корнем вырвали феодальные пережитки в общественном строе Франции, открыв путь для буржуазного развития страны. На их стороне была тогда городская и деревенская демократия, в том числе и основная масса трудового крестьянства; ними была и часть буржуазии. Благодаря блоку с последней якобинцам, опиравшимся на революционные низы, удалось быстро и решительно изолировать жирондистов и раздавить федерализм.

Таким образом была выполнена, я бы сказал, "отрицательная" часть программы, а с весны 1794 г. приступлено к выполнению "положительной" части. И в этой "положительной" программе мелко-буржуазная утопия о возможности перенести центра тяжести социально-экономического развития из города в деревню занимала значительное место. Против этой программы выступил классовый гегемон термидорианской коалиции, та активная часть ее, которая стремилась к возрождению буржуазного общества. Отметим здесь также, что робеспьеристы, как и якобинцы, были

политическим блоком, и в том и в другом лагере та или другая группа могла не разделять и не разделяла взглядов руководящего ядра, но определяло линию поведения это ядро, оно придавало тому и другому блоку классово- выдержанную физиономию.

Кризис 1794 г. выявился в спорах о том, какая положительная программа, т. е. какой общественный порядок должен быть осуществлен. К осуществлению этого порядка можно было приступить немедленно: победы на фронтах, урожай, ликвидация фракций, - вся обстановка этому благоприятствовала.

Весною 1794 г. спорной программой революции был эгалитаризм. Речь шла о создании республики "равных товаропроизводителей". Конечно, Робеспьер и Сен-Жюст не стремились ни к "аграрному закону", ни к "коммунизму". Робеспьер считал всегда эти идеи фантазией. Он хотел сделать только "бедность уважаемой". Стремясь к созданию "эгалитарной республики земледельцев", он не посягал на тот принцип, который лежит в основе капиталистического общества, он хотел его "урегулировать"; каждый должен был стать собственником, подобно крестьянину на своем участке земли. Эта программа вызвала оживление и обострение борьбы. Чтобы убедиться в этом, я хотел бы воспользоваться одним историческим документом, с моей точки зрения, весьма любопытным. Я имею в виду речь Куртуа - термидорианца - в заседании Конвента от 16 нивоза III года, доклад Конвенту о бумагах, найденных у Робеспьера. В этой речи сформулирована программа, и дано об'яснение, почему термидорианцы выступали против Робеспьера. В конце- концов, то же повторил позже Лекуантр, при обвинении Билло- Варенна и других. Мы имеем здесь совершенно определенное и ясное изложение "положительной" программы французской буржуазии.

Сторонники Робеспьера, - говорит Куртуа, - хотят "санкюлотизировать все", т. е. превратить в санкюлотов всех французов, даже, если это нужно, за счет общественного блага, "изгоняя отовсюду людей просвещенных, всех, кто владеет хотя бы каким-нибудь добром, отдавая эти места людям без таланта и без состояния"; робеспьеристы преследовали торговлю и промышленность. "Богатый, - говорили робеспьеристы, - наследственный враг санкюлота". Благодаря Робеспьеру, - продолжает Куртуа, - закрыты были все живительные каналы промышленности, торговли и продовольствия: он хотел сделать из французов народ волков, которые разрывают себя на части.

Куртуа жалуется на комиссаров, которые уничтожали богатых, в особенности Сен-Жюст и Лебон. Интересно читать, как союзник той части термидорианцев, которые прославились своей жестокостью в южных городах Франции, как Куртуа, спекулянт фуражом, товарищ спекулянта Лекуантра, защищает Лион, Бордо и другие торговые города, разоренные его союзниками. Он заявляет: Робеспьер хотел продолжать террор и нивелировать всех на основах бедности. Если страна голодала, это потому, что Неподкупный считал торговлю и богатство позором. "Тупоумные и кровавые нивелировщики, вы достигнете своей цели только тогда, - читаем мы в его докладе, - если вы порвете торговые связи, если вы похороните под вашими обломками богатство и ремесла, если вы захотите в ваших бредовых аграрных мечтаниях сделать из 25 млн. французов 25 млн. человек, живущих за 40 экю".

Конечно, мы не обязаны верить Куртуа, но характерно, что представитель термидорианцев, наиболее активной, классово-оформленной группы этой коалиции, так об'ясняет свою вражду к системе Робеспьера.

Я подчеркиваю ту мысль, что Робеспьер и Сен-Жюст с весны 1794 г. имели в виду осуществление новой системы, программы новой рево-

люции. Об этом и говорит Куртуа, заявляя, что Робеспьер хотел осуществить "une espece de maximum a la pensee". Мы увидим потом, предполагали ли робеспьеристы, как утверждали термидорианцы, осуществить свою программу с помощью нового восстания масс, повторением 2 июня, - но ясно одно, это была программа антикапиталистического общественного порядка. Что это так, в этом нас убеждает ряд документов. Приведу здесь один-два примера.

Я прежде всего начну с "фрагментов" Сен-Жюста "О системе республиканских учреждений" ("Fragmens sur les Institutions republicaines"), написанных, повидимому, весною 1794 г.

Пройти мимо этих документов нельзя, они необходимы для понимания борьбы течений в рядах якобинской коалиции с весны 1794 г. Основная мысль "фрагментов": война кончена, мы должны приступить к строительству, к осуществлению наших идеалов. Что же мы будем строить? - спрашивает Сен- Жюст. Мы должны построить систему республиканских учреждений; дело не в конституции, а в создании таких учреждений, которые могли бы обеспечить осуществление эгалитаризма.

"Создание гарантии для правительства против развращения нравов и гарантий для народа - против коррупции со стороны правительства", - такова наша задача. Эти учреждения имеют целью установление общественных и индивидуальных гарантий, для того чтобы избегнуть раздоров и насилия. "Чтобы установить в обществе превосходство нравственности над превосходством отдельных лиц, необходимо увеличить число учреждений, гарантирующих эту нравственность". Отсюда - необходимость диктатуры, конечно, не личной, как думали современники и историки.

Задача осуществления новой программы зависела от установления и укрепления революционной диктатуры. Эта мысль руководила "Триумвиратом" при издании закона 22 прериаля о беспощадном терроре и при провозглашении культа Верховного существа - во имя осуществления республики "равных товаропроизводителей".

"Чтобы быть счастливыми, надо себя возможно больше изолировать от других государств", - писал автор "фрагментов". Идеал Сен-Жюста - совершенно "изолированное государство". Правительство блюдет в нем общественные интересы данной нации. В этой республике все должны трудиться. Огромное значение придается упрощенной системе финансов. Обращаю внимание на этот пункт; я утверждаю, что одним из решающих спорных вопросов между робеспьеристами и термидорианцами было их различное отношение к деятельности комитета финансов, и в частности к политике Камбона. Сен-Жюст об'ясняет нам, какую систему финансов он считает идеальной. Благодаря значительной эмиссии удалось вызвать в годы революции, - пишет он, - оживление торговли и спекуляции, благодаря эмиссии выросла мощь капиталистов, богачей - основное препятствие для осуществления идеалов эгалитаризма. Нужна такая финансовая политика, которая поставила бы пределы капиталистическому накоплению. Следует принять меры, - читаем мы у Сен-Жюста, - чтобы установить справедливые повинности для всех доходов и предметов производства и взимать их легко, без многочисленных агентов фиска, уменьшить количество ассигнатов, запретить всем прятать деньги, накоплять их, чтобы жить в праздности, иметь капиталы за границей, знать доходы и расходы каждого гражданина и обеспечить средства существования нуждающимся и тем обеспечить их гражданскую независимость. "Не существует другого налога, чем гражданская обязанность каждого гражданина в возрасте 21 года представить в распоряжение общественного чиновника каждый год десятую часть своего дохода и одну пятнадцатую часть плодов его труда". Практически одно из решающих средств для уменьшения эмиссии - это отказ от максимума. Нужно сказать, что судьба макси-

мума весной 1794 г. была решена. Максимум пал не после 9 термидора, а задолго до 9 термидора. Робеспьер и Сен-Жюст оба доказывали необходимость отмены максимума, провозглашение свободы торговли. И идея максимума родилась не во Франции. "Она пришла извне", - пишет Сен- Жюст. Подобная формулировка - повторение общераспространенной тогда мысли, что максимум английская выдумка, от нее необходимо решительно освободиться. Итак, свобода торговли как база эгалитаризма!

Чтобы исправить нравы, необходимо установить соответствие интересов и потребностей, с этой целью "необходимо представить хотя бы малый участок земли всем". Только таким образом можно уничтожить нужду... "Там, где имеются исключительно крупные собственники, можно видеть множество бедняков". Необходимо, поэтому, обеспечить хозяйственную независимость каждого гражданина; уничтожить нищету можно лишь, раздав по мере возможности национальные земли беднякам. Не может быть народа просвещенного и свободного, кроме народа-земледельца; ремесло не подходит для истинных граждан; руки человека сделаны для работы на земле; никто не должен заниматься перепродажей земель, организацией банков, или содержать корабли в иностранных морях.

Так формулирует основные положения своей утопии Сен- Жюст. Завершением всей системы служат у него религия и мораль. Они играли в это время существенную роль, как мы сможем в этом позже убедиться, для философского оформления социальной идеологии и для обоснования мелкобуржуазной реакционной утопии. Религия должна была скрепить систему "республиканских учреждений".

"Фрагменты" не случайный документ. "Аграрный уклон" Сен- Жюста относится еще к первым шагам его политической деятельности. Вспомним его первое письмо Робеспьеру в 1790 г. "Почему города должны проглотить преимущество деревень", - спрашивал в письме Сен-Жюст. Но вот еще один документ, который может служить дополнением к "республиканским фрагментам" Сен-Жюста. Я имею в виду найденный среди бумаг Робеспьера отрывок, набросок программы будущей революции. Мы находим в этом отрывке повторение ряда положений Робеспьера, часто повторяющихся в целом ряде его речей. Что же говорит Робеспьер о задачах своей политики. Основная наша задача, - осуществление конституции в интересах народа; кто наши враги? - порочные люди и богатые; что дает им возможность торжествовать? - непросвещенность санкюлотов. Необходимо просветить народ. Но кто мешает выполнению этой задачи? Журналисты, писатели, эти наиболее опасные враги отечества. Их необходимо предать проскрипции, особенно продажных журналистов. Об этой ненависти Робеспьера к идеологам буржуазного общества речь еще впереди.

Каковы другие препятствия, - спрашивает дальше Робеспьер, - к установлению свободы в стране? Внешняя и гражданская война. Каким образом можно добиться прекращения первой? Поставив республиканских генералов во главе армий и наказав предателей; прекратить гражданскую войну можно, устранив продажных депутатов и предателей-чиновников. Здесь же, под номером "4" - значится - "subsistances et lois populaires", - позаботиться о снабжении населения, о хлебе насущном для тружеников и о законах в интересах народных масс, - такова задача Робеспьера. Робеспьер никогда не верил в возможность полного экономического равенства, он клеймил подобные идеи, как химеру "аграрного закона". Но он твердо знает, что "внутренняя опасность идет от буржуа; чтобы победить

буржуа, необходимо против них об'единить народ". Война негоциантам южных городов, - таков лозунг политики робеспьеристов, но одновременно это об'явление войны буржуазии в целом. Стоит только внимательно прочесть донесения рядовых якобинцев и народных представителей, сторонников Робеспьера из Лиона, Бордо, где они жалуются на попытки буржуазии сделать их своим послушным орудием, донесения, дышащие ненавистью к городской знати, ко всем промышленникам и торговцам, - чтобы лишний раз в этом убедиться. Вот что пишут Леба и Сен-Жюст Робеспьеру из Страсбурга 24 фримера II года: "Фабриканты не являются патриотами, они не желают трудиться, их приходится принуждать к этому". Но при этом, конечно, оставляя их фабрикантами. И это говорится в то время, как робеспьеристы преследуют "неистовых" Каррье, Талльена, Фуше и т. д.

Лицо Сен-Жюста решительно обращено к деревне, он чаще выступает по социально-экономическим вопросам, но и за рассуждениями Робеспьера о "морали" и "религии" явственно выступают очертания руссоистского государства будущего.

Итак, весною сторонники Робеспьера провозгласили свою систему идей как антибуржуазную систему эгалитарной республики, где деревня заслоняет город и где будет установлено "равенство собственников". Эта программа была провозглашена как раз в то время, когда мы имели дело с некоторым ослаблением экономического и политического кризиса, который Франция переживала долгое время.

События этого времени, этих трех-четырех месяцев, протекали в обстановке побед на внешнем и внутреннем фронтах. Окончательной ли была эта победа? Санкюлонады Барера сменялись осторожными речами Робеспьера и Сен- Жюста, требованиями продолжения чрезвычайного положения со стороны Билло-Варенна. Но они часто менялись своими позициями, и Робеспьер требовал усиления террора, в то время как другие говорили о милосердии. Собственно террор был лишь острым орудием в руках политических деятелей того времени.

В этом смысле представляет интерес вопрос о repas publique, о тех общественных трапезах, которые в то время организовывались на парижских улицах для укрепления братства и примирения граждан богатых и бедных. Буржуазные элементы в рядах якобинцев фактически были руководителями и организаторами этих repas. Правда, члены комитетов относились очень осторожно и даже враждебно к этому начинанию, но наиболее ясное принципиальное обоснование подобной политике дал нам не Барер, несмотря на то, что он произносил в Конвенте по этому поводу громовую речь, а национальный агент при коммуне, робеспьерист Пейян. Он попытался принципиально обосновать отрицательное отношение к этим трапезам. Трапезы отвлекают массы от борьбы, которая предстоит якобинцам, борьбы в интересах окончательного завершения революции. Барер, наоборот, обращает внимание на то, что repas отрывают рабочих от труда в мастерских, на мануфактуре и на пашне. Так различно обосновывают два течения свое отношение к вопросу о перспективах дальнейшей гражданской войны. Но одно очевидно для всех, наступил какой-то перелом в революции: необходимо и можно перейти к строительству.

Отметим, прежде всего, улучшение продовольственного положения страны с апреля 1794 г. Я имею в виду улучшение по сравнению с зимою, вернее частичное ослабление прежнего напряженного состояния в результате ограничения максимума. Исчерпывающие доказательства этому дал Матьез в его книжке "La vie chere", об этом свидетельствует ряд донесений эмиссаров Конвента, начиная с жер-

миналя. Вот письмо эмиссара Бо из Гелк: "Нужда не так велика, как ее представляют, от нее страдают только рабочие, богатый земледелец не нуждается ни в чем; еще несколько дней, и народ перестанет страдать, и в деревнях все пойдет хорошо". Это вселяло надежду городскому населению. Изоре пишет 3 флореаля: "...житель деревни живет, как зажиточный ремесленник, и несет на рынок только свои излишки". Война кончилась, крестьянин явится на рынок со своими продуктами, и город будет спасен. Все это звучит, часто как казенный оптимизм, но свидетельствует в то же время об ослаблении напряженного продовольственного положения в стране. Не нужно, конечно, преувеличивать это явление. С различных сторон поступали жалобы на продовольственную нужду и беспорядки. И я отмечаю эти два параллельных явления: с одной стороны, некоторое ослабление продовольственного кризиса, а с другой - непрекращающиеся упорные продовольственные бунты, начиная с флореаля, они не прекращались в прериале, мессидоре и даже термидоре II года. Парижская коммуна из заседания в заседание занята этим вопросом. Глава Коммуны, робеспьерист Пейян, вынужден был обратиться к народу с требованием бороться со смутьянами, которые своим шумом создают заминки в продовольственном деле. И как это было в июне 93 года, Коммуна силою разгоняет толпы парижан. Несмотря на уменьшение и ослабление продовольственного кризиса, он не изжит. Страна страдает от голода, вопрос хлеба является центральной проблемой. Любопытна аргументировка сторонников Робеспьера в Коммуне, ведущих борьбу с продовольственными беспорядками. Когда из различных секций и из провинций приходят жалобы на продовольственную нужду, Пейян отвечает от имени Коммуны: "Народ не занимается продовольственным вопросом. Передайте решение этого вопроса на усмотрение выбранных вами комитетов и Коммуны". Таким образом, народ отстраняется от решения насущного экономического вопроса, он передается на решение его административных органов; экономические мероприятия должны быть проведены легальными способами. Но народ реагирует на это заявление соответствующим образом: путем возмущений и бунтов он ломает рамки законности.

Ослабление продовольственного кризиса было в значительной степени результатом ослабления максимума. Матьез доказал, что эта задача была руководящей идеей "третьего периода" в истории максимума (с жерминаля II года). Об этом говорил Робеспьер в своей речи еще 26 вентоза: "вот какова была цель наших врагов, разрушая торговлю, они хотели заморить народ голодом и вернуть его таким образом к рабству. Они хотели, чтобы нельзя было ни продавать, ни покупать и чтобы таким путем в республике воцарился голод". Максимальные цены были повышены: они определялись теперь накидкой не только на основную цену 1790 г., но и на расходы по транспорту; приняты были меры и для поощрения ввоза продуктов из-за границы за счет вывоза предметов роскоши, отмена реквизиционных зон, особое покровительство розничной торговле, премии купцам за доставку продуктов на рынок по ценам максимума, смягчение репрессий и т. д. и т. п. - все это отразилось на состоянии продовольственного дела и служило поощрением для снабжения городов. Мы в дальнейшем увидим, как разрешали якобинцы вопрос о максимуме политически. Здесь нужно отметить, что экономически он был осужден всеми.

Одновременно следует отметить оживление промышленной деятельности весною 1794 г. Я, конечно, говорю об относительном улучшении и оживлении часто спекулятивного характера. Просмотрите протоколы Комитета торговли и сельского хозяйства, донесения эмиссаров, бумаги Ком. вооружений, повсюду вы найдете указания на волну петиций и заявлений от промышленников с просьбой оказать им содействие для восстановления их предприятий и открытия новых мануфактур.

Очень большую роль сыграли здесь мероприятия по отмене законов, преследующих производство предметов роскоши. Якобинцы убедительно доказывали, что в национальной промышленности этой отрасли промышленности должно быть предоставлено особое место. Разрешен был вывоз предметов роскоши для обмена на нужные Франции предметы первой необходимости, и тем самым был представлен выход южным промышленным городам. Для Лиона, и не для одного Лиона, это было спасением. Этому не мешал эгалитаризм якобинцев: они утверждали, что предметы роскоши предназначены для иностранцев, они будут удовлетворять их развращенные вкусы, а французы будут защищены от их влияния. Но законодательство военных месяцев, террор в отношении промышленников все еще не был изжит, его предстояло преодолеть в интересах промышленной Франции.

Здесь немалую роль играло, конечно, и оживление производства предметов военного снабжения. В условиях некоторого перелома в экономической жизни страны началось оживление рабочего движения. Во всем известной книге Тарле, отмечены забастовки этих месяцев в южных провинциальных городах, в частности в Бордо. Но мы имеем теперь ряд новых материалов по этому вопросу. Я укажу хотя бы на большую и интересную работу Ришара "Le Comite de Salut Public et les fabrications de geurre sous la Terreur" (1922), где мы найдем чрезвычайно интересный для нас, марксистов, материал о стачках в предприятиях по выработке вооружений.

С весны 1794 г. мы являемся свидетелями под'ема волны забастовок, и Барер в Конвенте и Пейян в Коммуне беспрерывно требуют принятия энергичных мер против стачечников. Рабочее законодательство, направленное против рабочих, никогда не было столь активно, как в эти весенние месяцы. Но это было время плодовитого буржуазного законодательства и бесплодного социального законодательства.

Вот, например, следующий любопытный факт. В ночь с 15 на 16 вентоза - власти Секции Неделимости доносят, что на приказе об удлинении рабочего дня, вывешенном у ворот мастерской, найдены пометки против отдельных членов Комитета Общественного Спасения, - одни из них отмечены красным, другие черным карандашом: "Барер - антропофаг, Линде - обманщик", остальные - воры, грабители и т. д. Робеспьер помечен красным карандашом. Рабочие этой Секции были три дня на положении восставших против Конвента. В дальнейшем движение принимает организованный характер. В жерминале II года рабочие мануфактуры, помещающейся в монастыре бывших капуцинов, отказываются работать с 6 час. утра до 8 час. вечера; они отправили делегатов в Конвент, но двое из них (Maillet и Le Blond) были арестованы. Барер сообщает о стачке на предприятиях по выработке ассигнаций. Комитеты, по словам Барера, вынуждены были принять меры, чтобы обеспечить спокойствие Парижа в день праздника 20 прериаля. Ряд стачек имели место накануне праздника культа Верховного существа.

Интересный документ донесение агента Frecine о настроении рабочих мастерской "Единства". Frecine убеждает рабочих: "Вы требуете соблюдения максимума по отношению к тому, что вы покупаете, а не хотите соблюсти максимум по отношению к тому, что продаете. Ваша плата есть цена вашего труда, как зерно или ассигнаты, за него заплаченные, цена труда земледельца". Он требует от рабочих прекращения стачки и подчинения максимуму.

Еще более упорным было движение в мессидоре II года. Начальники ряда мастерских жалуются на непослушание рабочих. Рабочие, - заявляет один из агентов, - единственные граждане, которые не желают жертвовать собой в интересах отечества. "Мы не боимся вам сказать, - продолжает он, - что

дух дезорганизации руководит ими; некоторые рабочие, которые при старом режиме довольствовались умеренной платой, жалуются теперь на свое положение с высокомерием, которое обнаруживает, что они участники опасной коалиции..." Отметим также стачки рабочих табачного производства, булочников, портовых рабочих, водников и, наконец, движение сельскохозяйственных рабочих, которые испытывали всю тяжесть драконовского рабочего законодательства этого времени. Нам еще придется вернуться к "рабочему законодательству" Конвента в другой связи.

Весенние месяцы 1794 г. заполнены шумом рабочего движения, оно представляет собою в классовой борьбе эпохи термидора фактор не малой важности. При оценке социальной борьбы этих месяцев, когда каждая из якобинских групп искала себе опору или среди буржуазных элементов, или среди рабочих, рабочее движение представляет для нас большой интерес.

Итак, война еще не кончилась, ни война внутренняя, ни война внешняя, но она приближается к концу. Продовольственная нужда несколько смягчилась, но не исчезла, и стал вопрос о дальнейшем усилении максимума или об его отмене. Во весь рост стал также вопрос о дальнейшей судьбе промышленности и торговли. Намечающийся под'ем промышленности, в связи с под'емом стачечной волны, требовал решительных мер: будет ли государственная власть законодательствовать в интересах буржуазного класса или победят представители той политики, которые устами Сен- Жюста говорили об эгалитарном государстве? Не забудем, в 1794 г. во Франции намечался урожай выше обычного. На него возлагали огромные надежды, все группы, он должен был служить по общему мнению выходом из тягчайшего экономического положения страны. Вопросы экономического порядка занимали решающее место, они оттесняли политические разногласия. Показательно в этом отношении настроение буржуазной Франции. Об этом дает представление следующий исторический документ, который представляет, с моей точки зрения, значительный интерес. Это письмо Меруза, полицейского офицера в Шербургской армии, Робеспьеру. Он пишет из Гавра в мессидоре II года, что следит внимательно за поведением народных обществ Кальвадоса и Нижней Сены:

"В Кальвадосе, - читаем мы в донесении, - все основано на спекуляции, и накануне победы граждане интересуются, наступит ли завтра мир, так как от него они ждут возвращения громадных доходов. Купец горд, суров к бедным и участвует в дарах, которые требует родина только из страха, как бы у него не взяли больше. К закону о максимуме там вообще плохо относятся и плохо исполняют его". Один из кальвадосских судовладельцев отправил в прошлом году три корабля с балластом в разные страны Европы, один из них вернулся в Брест с дегтем и скипидаром, и он получил при продаже 26 000 л. прибыли на 6 000 л. вложенного им капитала. Хозяин его квартиры спекулирует на кофе, перепродавая по 5 л. 8 су за то количество, которое ему стоит 38 су. Ежедневно транспортируют в Париж тюки товаров и складывают их в складах недалеко от столицы для спекуляции. Деревенское население, особенно землевладельцы, относится к декретам об учете зерна, как к тирании... "Купцы требуют мира, чтобы стать знатью и благодаря своим громадным богатствам господствовать над всеми вместо той высокомерной касты, которая была источником всех наших бед". Эту выросшую активность и экономическую мощь буржуазии отмечают в своих донесениях и письмах эмиссары Конвента (см. письмо Морт-Фонтена от 10 флореаля).

Активность буржуазии стимулировалась фактором об'ективного значения, я имею в виду падение курса ассигнаций. Курс ассигнатов, который повышался до весны 1794 года (по сравнению с прошлым) снова падает к июлю месяцу. Об этом свидетельствует следующая таблица.

Падение курса вызывалось экономическими и политическими причинами. Борьба фракций в этом случае играла, конечно, менее значительную роль, чем противоречия экономической политики Конвента. Требовалось раз навсегда выйти на определенный путь или последовательной эгалитарной политики, или беспрепятственного развития капиталистического хозяйства. Падение ассигнатов было стимулом для спекулятивного под'ема, но оно в дальнейшем угрожало неисчислимыми бедствиями: окончательной дезорганизацией хозяйства. Эрико цитирует Toulongeon'а: "во всех партиях остро ощущается необходимость общественного порядка. Всякая партия понимала, что власть будет принадлежать тому, кто установит этот порядок". И тот факт, что среди сторонников Робеспьера, как и термидорианцев, мы находим почтенных буржуа, что как бы затушевывает классовые отношения при развертывании событий, не должно нас обманывать. Все это свидетельствует только о том, что в рядах буржуазии были значительные колебания, не было уверенности в том, кто из членов Комитета общественного опасения выполнит настоятельную задачу, установит ничем и никем не стесняемый капиталистический порядок. Ведь даже защищая свои эгалитарные утопии, Робеспьер и Сен-Жюст беспрерывно подчеркивали, что они отстаивают принципы частной собственности, ведут борьбу с сторонниками "аграрного закона" и способствуют по мере возможности установлению свободы развития торговли и промышленности.

Попробуем с этой точки зрения проанализировать вентозовские декреты, о которых я вам выше говорил, декреты, которые были для робеспьеристов началом осуществления их системы. Матьез видит в вентозовских декретах начало "социальной революции". Он обращает наше внимание на выступление Сен-Жюста. Но, конечно, надо иметь в виду для понимания социальной сущности этих декретов и выступления Барера. Только при их сопоставлении мы сможем вскрыть классовую природу декретов. 3 вентоза Барер выступал с докладом о новой реформе максимума; основные его положения: "Максимум введен был благодаря интригам врагов, его нужно обезвредить". Благодаря ему преследуют людей, занимающихся торговлей, натравливают на них народ и т. д. Мало победить контрреволюцию, надо облегчить положение граждан, способствуя развитию сельского хозяйства, торговли и промышленности. Только с их помощью мы избавимся от продовольственных беспорядков. Торговцы должны стремиться не к богатству, а к умеренной прибыли. Нам необходимо приблизить фабрикат и фабриканта к потребителю, а, следовательно, уменьшить роль торговцев; необходимо уничтожить банкиров; внести свет в коммерческую и промышленную тайну; наконец, примирить народ с предпринимателями путем установления новых таблиц максимума для всей страны, освободив торговлю от местного произвола. Барер предлагает установить максимум путем начисления на цены 1790 г., включая расходы по транспорту. Эта позиция Барера характерна для якобинцев. Барер принадлежал как раз к тем термидорианцам, которые обладали мудрой государственной способностью служить различным партиям одновременно, сочетать взгляды Робеспьера и Сен-Жюста с заботой о развитии буржуазно-капиталистических отношений. Ослабляя максимум, Барер предлагает нам одно-

временно сделать его общегосударственным., т. е. по существу усилить его, наладить некую центральную организацию для разрешения продовольственного вопроса. И когда один из выступавших в прениях членов Конвента Лежандр, будущий термидорианец, подчеркнул: "Вы вводите новые принципы", Барер поспешил ему ответить: "Мы не декретируем нового принципа, мы принимаем лишь меры предосторожности".

8 вентоза выступил в Конвенте Сен-Жюст. Это происходило еще до отправки Дантона на гильотину; Дантон принимал живое участие в обсуждении речи Сен-Жюста. Последний начал свою речь с утверждений, которые мы находим в "фрагментах": "необходимы республиканские учреждения, только ими можно обеспечить счастье народа". Террор является одним из средств, гарантирующих эти учреждения от нападений продажных журналистов, иностранцев и т. п. Сен- Жюст заявляет, что каждый человек имеет право на собственность; только враг отечества лишен этого права. Наделить патриотов собственностью значит уничтожить нищету, и Сен-Жюст предлагает принять след. декрет: каждый обязан отвечать за свое поведение с 1 мая 1789 г.; собственность патриотов священна и неприкосновенна, имущество лиц, признанных врагами революции, секвестрируется в пользу республики и делится поровну между всеми нуждающимися патриотами. Таким образом, устанавливается "равенство" всех граждан. Декрет отнимает собственность у одних, чтобы создать собственность для других; он ставит под угрозу тех, кто имеет ее в больших размерах. Таково содержание проектов об уравнении, о которых говорит Матьез, как о начале новой "социальной революции".

Но следует обратить внимание еще и на то, что в это время происходила борьба различных групп в самом Комитете, и тотчас за выступлением Сен-Жюста было предложено Конвенту смягчить суровые меры против спекуляции для охраны, как аргументировал свое предложение Oudot, "полезной и честной торговли" (9 вентоза). Во имя каких принципов? Любопытно, что во имя тех же принципов, о которых говорил Сен-Жюст. Такова была фразеология эпохи.

Когда один из членов Конвента заявил, что следует ограничить прибыль в оптовой торговле, что ее нужно понизить с 5 до 2%, то в ответ раздалась следующая филиппика Барера: мы преследуем только ростовщическую торговлю и решительно возражаем против уничтожения торговли. Он тут же торжественно сообщил о приношении негоцианта из Бордо Domecq'а, который пожертвовал Республике 1 200 ливров; образец "идеального негоцианта", союзника якобинцев.

Декрет 14 вентоза в дополнение к докладу Сен-Жюста от 8 вентоза предлагал всем коммунам, в том числе и городам, составить список бедняков для того, чтобы наделить их имуществом казненных контрреволюционеров. Даже Дантон не возражал против этого предложения.

Для понимания социального смысла вентозовских декретов представляет большой интерес речь Сен-Жюста от 26 жерминаля, о которой говорит Я. Захер как о программе, осуществление которой могло предотвратить во Франции 9 термидора. Речь шла о подчинении полиции Комитету об. спасения и ее из'ятии из рук деятелей Комитета общественной безопасности под предлогом лучшей ее организации. Политический смысл этого предложения сводится к попытке робеспьеристов прибрать органы революционной диктатуры в свои руки и противопоставить их комитетам. В этой же речи, наряду с указанием на необходимость "уравнения собственников" вы найдете жалобы на падение курса ассигнаций, на существующие затруднения для бедняков приобретать национальные земли, указания на то, что бо-

гачи реализовали все свое имущество, вывезли свои товары за границу, и в то же время осуждение Эбера, нагоняющего страх на торговцев и виновного в голоде и дороговизне. Необходимо создать республику, где все были бы братьями, необходимо восстановить гражданское доверие, рев. правительство должно стать опорой для перехода к новому строю, оно должно позаботиться о развитии торговли и промышленности; предпринимателям-патриотам должны быть предоставлены кредиты. У граждан нет средств, - вот основное зло. Нашим поведением должно руководить не l'esprit, a conscience. Соответственные пункты декрета, последовавшего за этим докладом, предполагают разработать меры, гарантирующие безопасность и кредиты торговцам и промышленникам.

Конечно, если бы удалось осуществить буржуазную часть программы, удалось бы избежать 9 термидора, но последнее событие имело место потому, что наряду с этим в речи 26 жерминаля есть то, что мы находим и в вентозовских декретах - мелкобуржуазную утопию эгалитаризма. Проповедуя его, робеспьеристы все же не были свободны от страха, что их обвинят в попытках все нивеллировать (см. письмо О. Робеспьера брату из Коммюн-Аффранши 3 вентоза).

Но вентозовские декреты были делом предшествующего периода, послесловием борьбы с фракциями. В последующий период внутренние противоречия якобинской политики выступили еще более отчетливо. Мы сможем их проследить при анализе деятельности комитетов (торговли, с. х. и т. д.) и законодательства Конвента. Здесь прежде всего выступят перед нами противоречия принципов его аграрной политики и торгово-промышленного законодательства. Если в последней области восторжествовали принципы буржуазно- капиталистического общества, то в деревенской политике наряду с этим решительно проявлялись и преобладали эгалитарные устремления. Весной 1794 г., в условиях урожая, Конвент поощрял стремление и тех членов Комитета, об. спасения, которые держали курс на "республику земледельцев", где собственность станет достоянием всех, и тем самым исчезнет нищета. Подобные противоречивые тенденции в экономическом законодательстве не могли не притти в столкновение друг с другом, тем более, что земледельцы стремились к расширению рыночных отношений как базы для развития буржуазного общества. Эгалитаризм в области аграрных отношений был вдвойне реакционной утопией: он жертвовал интересами города и был препятствием для развития капиталистических тенденций в сельском хозяйстве. Попробуем дать здесь краткую характеристику экономического законодательства Конвента и комитетов по отдельным отраслям. Начнем с сельского хозяйства.

Комитет сельского хозяйства и торговли приобрел в то время очень большое значение, и его протоколы, несмотря на то, что до нас дошли лишь краткие записи заседаний, являются одним из основных исторических документов. 22 апреля (3 флореаля) выступил в Конвенте Изоре с большим докладом о принципах сельскохозяйственной политики; я подчеркиваю, с апреля 1794 г. вопросы земледелия и аграрной политики заполняют заседания Конвента, им уделяют якобинцы исключительно много внимания, но вопросы эти до сих пор занимают историков меньше, чем политические разногласия и личная борьба в рядах монтаньяров.

Изоре считает нужным заявить в своем докладе, что в интересах общества надо чаще и больше уделять внимания сельскому хозяйству. Повсюду господствует эгоизм, повсюду господствует любовь к новшествам, только крестьянство стойко в своих традициях. Это может не нравиться экономистам, но в этом немало положительного.

Изоре хвалит консерватизм крестьян. Его главные удары направлены на крупных собственников. Кто для него является идеалом крестьянина? Тот, кто не стремится к богатству, кто отличается скромностью, сам стоит у плуга, кто не развращен ни претенциозностью, ни праздностью, словом, кто в своем хозяйстве идет по давно установленным путям, не доверяет новшествам богатых. Не надо думать, что похвала крестьянскому консерватизму означает похвалу технической рутине его хозяйства. Изоре отмечает, что там, где широко развиты пастбища, там процветает и земледелие, но развитие пастбищ не должно итти в ущерб пашне. "Между земледельцами с одним арпаном земли и с 6- или 8-стами арпанов земли есть середина, примерно в 300 арпанов на 4 плуга". Это предел, отделяющий нищету от богатства. Он - идеал, потому что "середняк" сможет воспитать семью в добрых принципах, потому что он, как и его дети, не мечтает о том, чтобы уйти в город, не завидует роскоши. Дети подобного земледельца интересуются только тем, чем интересовались отец и дед, стремятся только к улучшению своего хозяйства; женщина всегда послушна в подобной семье и т. д. Следует всех наделить землею, надо помочь тем семействам, которые не могут собрать со своих участков и восьми квинталов зерна, государство должно им помочь докупить землю, им нужно предоставить ряд льгот для приобретения земли. Так, участок в 1 500 лив они смогут оплатить в продолжение 15 лет, сделав первый взнос через пять лет. Изоре приветствует тот факт, что благодаря революции крестьянин вывозит на рынки лишь свои излишки для продажи, обеспечив прежде всего себя и свою семью. Таков идеал крестьянина, который стал героем значительной части якобинцев. В этом докладе явственно выступает тот факт, что "аграрный эгалитаризм" весны 1794 г. ничего общего не имел с "аграрным законом". Это было своеобразной программой укрепления и максимального расширения института независимой "равной собственности" среди французского населения против ферм и безземелья¹ .

Я не могу здесь анализировать ряда подобных же интереснейших докладов в Конвенте, не могу заняться подробным анализом протоколов Комитета сельского хозяйства, можно было бы еще сослаться на доклад Комитета в Конвенте от 7 флореаля, в котором шла речь о мерах под'ема сельского хозяйства, обедневшего за годы революции, в то время, как города разбогатели, и на доклад Eschasseriaux об осушке болот от 12 прериаля. Анализ его дает нам немало для установления борьбы противоречивых начал в экономической политике революционного правительства: капиталистически оформленной буржуазной идеологии и реакционной мелкобуржуазной утопии. В основе доклада и принятого декрета от 12 прериаля лежит оправдание того принципа, что государство имеет право выполнять те общественные работы, которые не в силах выполнить отдельный гражданин. Но земля эта тотчас после осушки будет распродана по мелким участкам. Государство берет на себя гарантию имущества "равных" и мелких товаропроизводителей. Крупное хозяйство, по мнению законодателя, противоречит по существу намеченным принципам сельскохозяйственной политики.

Я не могу пройти и мимо декрета о средствах уничтожения нищеты и помощи беднякам со стороны республики. Докладчиком по этому вопросу выступал в Конвенте Барер (22 флореаля II года). Интересно сопоставить

¹ Интересно, что до 9 термидора подобные взгляды защищают в Конвенте не только робеспьеристы, но и будущие термидорианцы. Это может показаться странным, это может затушевать борьбу основных классовых сил в Конвенте, но наша задача в том, чтобы вскрыть эти силы, отвлекаясь от побочных обстоятельств. Мы еще вернемся специально к этому вопросу.

его доклад с вентозовскими декретами. Если вентозовские декреты Сен-Жюста, по мнению Матьеза, должны были осуществить программу "социальной революции", то декрет 22 флореаля о помощи беднякам представлял собою ту же программу, истолкованную в несколько ином направлении. Эта разница в трактовке вопроса представляет для нас значительный интерес. Декрет 22 флореаля освещает нам сокровенные мысли законодателей. Это было время, когда влияние Робеспьера в Комитете об. спасения было, так обычно утверждают, безраздельным, и мудрый Барер выступал еще в роли законодателя правящей партии. Нищета, - заявил он, - позор республики и правительства: она должна быть уничтожена. Недостаточно было уничтожить фракции, недостаточно преследовать богатство и торговлю, уничтожить большие состояния, изгнать иностранцев, необходимо уничтожить рабство, нищету, ужасное неравенство среди людей. Конвент должен наметить средства борьбы с нищетою. Необходимо прежде всего выяснить число нуждающихся. Бедняки делятся на три группы: 1) нищие, 2) немощные и 3) многосемейные. Помощь в первую очередь должна быть предоставлена тем, кто достиг 60-летнего возраста и работал в сельском хозяйстве 20 лет. Докладчик резко и решительно подчеркнул, что речь идет исключительно о помощи деревне.

Барер считает это само собою разумеющимся. Если сельское хозяйство, - читаем мы во II разделе декрета по его докладу, - первое и единственное богатство государства, если реальная власть и сила принадлежат народам сельскохозяйственным, если территория, хорошо обработанная, хорошо населенная означает счастье людей и просвещение, если Французская республика должна создать свою независимость на плуге и его продукции, то следует прежде всего покровительствовать земледельцам. В городах у ремесленников есть достаточно средств для помощи, а в деревнях беднякам никто не помогает. Даже ремесленники страдают в городах меньше, чем в деревнях, и если уже нужно помогать ремесленникам, то только деревенским, живущим вне городов. Вентозовские декреты полагают оказать помощь всем коммунам, предлагают всем составить списки нуждающихся, декрет флореаля имеет в виду исключительно деревенские коммуны... Лишь позже был издан дополнительный декрет об учете бедняков по городским коммунам и об оказании им помощи. Но это делалось в порядке второстепенных мероприятий. Внимание якобинцев в основном было направлено в сторону деревни, они придавали городам меньше значения. Это было подчеркнуто и при установлении размеров помощи: на ремесленника рассчитано было по 120 ливров, а на земледельца по 160 ливров.

Бесспорно значительную роль при выяснении мотивов крестьянского законодательства Конвента с весны 1794 г. следует приписать урожаю, но было бы легкомысленно свести к нему все.

Кто побеждал во Франции еще до 9 термидора? На вопрос этот можно было бы ответить, если бы нам удалось выяснить, как шло перемещение собственности в стране и особенно в сельском хозяйстве. Вместе с уничтожением феодальных пережитков в стране шло бурное формирование нового класса земельных собственников. Конвент более успешно, чем все предшествующие Нац. собрания, насаждал этот новый социальный слой. Достаточно сравнить обе революции - конца XVIII в. и Октябрьскую революцию - хотя бы в этом вопросе, чтобы отказаться от легкомысленных аналогий. К сожалению, однако, для выяснения вопроса о перемещении собственности во Франции в годы революции у нас слишком мало данных. Огромный интерес представляет вопрос о распродаже национальных имуществ, но в нашем рас-

поряжении имеются лишь приблизительные данные по отдельным областям, полученные в результате весьма долгой и кропотливой работы, но категорических общих выводов сделать до сих пор еще нельзя. С полной определенностью можно заявить следующее: в целом ряде округов, дистриктов и коммун шла ожесточенная борьба между двумя точками зрения: за распродажу национальных земель крупными или мелкими участками. Казалось бы, вопрос был давно решен Конвентом, но весною 1794 года он снова встал во весь свой рост. В якобинском клубе вопрос этот обсуждался 1 флореаля. Члены клуба "земледельцы" Изоре, Duquesnoy выступили с заявлениями о том, что на местах процветает продажа национальных земель крупными участками. В том же заседании Кутон, Колло д'Эрбуа, Duquesnoy возражали против подобной политики, доказывая, что надо продавать землю мелкими участками. Duquesnoy утверждал, что он как земледелец знает, что 300 арпанов земли, а тем более 500, 1 300 или 1 800 арпанов, которыми владеют многие собственники, не являются достоянием крестьян-тружеников. Колло д'Эрбуа в речи, встретившей горячий прием, требовал увеличения числа земельных собственников; Изоре доказывал, что следует разрешить мелким покупателям земли сделать свои взносы через год или два. Вопрос этот неоднократно обсуждался и в Конвенте. Так называемый "Комитет депеш", комитет информации, неоднократно сообщал пленуму Конвента о получении петиций из деревень, где жалуются на притязания крупных землевладельцев, городских буржуа на то, что организуемая администрацией продажа земель часто покровительствует крупным собственникам, что так называемые банды перекупщиков национальных имуществ в связи с перспективами урожая проявляют особую активность.

Как же в самом деле обстояло дело с распродажей земли весною 1794 г.? Вопрос этот не исследован. Мы блуждаем еще в этом основном экономическом вопросе революции в потемках. Но в противовес тому, что пишет Марион ("La vente des biens Nationaux pendant la Revolution...") о падении числа покупок земель богатыми гражданами весною 1794 г., о невыгодных условиях распродажи земель, мы думаем, что падение курса ассигнаций, ослабление максимума, забота о промышленности и торговле, всяческое поощрение земледелия, - все эти причины способствовали распродаже национальных земель. Об этом говорят цифры, торжественно провозглашаемые ежедневно с трибуны Конвента. Кто приобретал эту землю? Вот один-два примера. В вентозе II года продано 177 участков земли в дистрикте Либури. Земли эти приобрели 164 человека, из них 84 буржуа, остальные - местные земледельцы и ремесленники. В общине Reguey в мессидоре продано 42 участка 21 покупателю, из них только четыре санкюлота. Земля продается дорого: об'явленная цена всегда значительно выше номинала. Процесс образования класса крупных буржуа землевладельцев шел быстрым темпом, а спекуляция землею не прекратилась и весной 1794 г. Это было особенно заметно при распродаже национальных земель вокруг торговых и промышленных центров (скажем, около Бордо). Один из национальных агентов из дистрикта Кадильяк в своем донесении Комитету общественного спасения об'ясняет нам, почему земля не попадает в руки неимущего сельского населения (флореаль II года): "Невозможно, - пишет он, - чтобы бедняк стал собственником, ему нечем заплатить первый взнос при покупке земли, он не может, как правило, приобрести далеко отстоящий от его хижины участок земли, ему мешают сложные формальности, установленные при распродаже земель, наконец, и это имеет решающее значение, потому что излишне высока оценка участков земли. А ведь Конвент гордится этой высокой оценкой земли и стремится систематически повышать эту цену, так как в конце концов это была для правительства выгодная финансовая операция, несмотря на все эгалитарные утопии. Распределе-

ние земель идет в направлении, противоположном тем проектам, которые выдвигала мелкая буржуазия.

Но над всеми этими проектами, их реальным дополнением служит законодательство о сельскохозяйственных рабочих. Это было кабальным законодательством в интересах землевладельцев, что было гарантией капиталистического развития сельского хозяйства, но что нередко прикрывали интересами "общественного спасения", необходимостью реализовать урожай. Я не буду останавливаться на характеристике этого законодательства. Отмечу только, что декрет от 9 июля 1794 г. об освобождении из тюрем земледельцев, поденщиков, жнецов, ремесленников, мастеровых деревень в тех городах, население которых не превышает 1 200 человек, следует толковать не как уступку массам, а как заботу о землевладельцах, как об особой уступке имущим классам Республики.

Перейдем к характеристике экономической политики Конвента в области промышленности. В отличие от сельского хозяйства, где тенденции эгалитаризма проявились с достаточной силой, промышленная политика Конвента преследует по существу лишь одну цель - обеспечить по возможности беспрепятственное развитие капиталистической индустрии, быстрое накопление капиталов, воскрешение предприятий, разрушенных войною и революцией.

Несколько примеров. Комитет обществ. спасения запрашивает у Комитета торговли и сельского хозяйства, который одновременно ведает и вопросами промышленности, 23 жерминаля II г. его мнение о средствах воскресить хозяйство страны и в частности по вопросу об установлении премий для новых технических изобретений. Гаусман от имени Комитета отвечает: "Прежде всего восстановите доверие". Это требование имеет, конечно, определенное экономическое значение.

Со всех сторон поступают десятки петиций о субсидиях и льготах для организации предприятий. Так, 27 флореаля граждане Перье и Молльен, владельцы бумагопрядильни, просят разрешения свободно закупать сырье; 17 прериаля нантские негоцианты настаивают на отмене максимума на колониальное сырье и т. д. и т. п. Комитет относится сочувственно к этим требованиям во имя развития национальной промышленности. Во имя этих принципов они заступаются за арестованных негоциантов (ходатайство эмиссара из Лиможа в жерминале). ...Можно было бы увеличить число примеров во много раз, но, к сожалению, из- за недостатка времени, я лишен возможности сделать это...

В это время во весь рост стал вопрос о восстановлении Лиона и других южных городов. Собственно практический характер принял теперь вопрос, разрешить который пытались еще в плювиозе II года. В заседании 26 плювиоза было решено принять меры к воссозданию во Франции отраслей старого "национального" производства, чтобы нанести смертельный удар иностранной конкуренции. Вопрос этот стал предметом серьезных обсуждений Комитета в заседании от 12 мессидора под председательством Villers'а. Комитет приглашает граждан спокойно возобновить занятия, восстановить старое производство, памятуя, что эгоизм и погоня за богатством не приличествуют республиканцам. Для восстановления нормального хода производства правительство готово пойти на жертвы; оно готово раз навсегда раз'яснить, что свобода - душа торговли и без нее существовать не может; ставить препятствия индустрии это значит извращать истинные принципы. Комитет считает нужным подчеркнуть, что производство предметов роскоши, отнюдь не вредная, с точки зрения интересов отечества, отрасль хозяйства; это производство может только удовлетворять страсти окружающих народов.

Эта мысль становится руководящей с жерминаля II года. Борьба против ограничений торговли и промышленности в тех отраслях хозяйства, которые

по широко распространенному убеждению якобинцев "развращают нравы", попытка построить на них с весны 1794 г. экспорт Франции, чрезвычайно характерны для торжества капиталистических тенденций экономической политики революционного правительства Франции еще до 9 термидора.

Еще один-два примера. 2 термидора Комитет обсуждал вопрос о восстановлении мануфактуры в Бове. Докладчик убеждал присутствующих, что в развале мануфактуры повинны фейяны, роландисты, эберисты, между прочим, и потому, что все они демагогически заигрывали с рабочими. Спасение для мануфактуры в предоставлении ее владельцам права свободно устанавливать число и заработную плату рабочих. Вот дело Гофмана, владельца крупного предприятия по производству марены. Он обжаловал решение Комитета и требует ряда льгот для своего дела у Конвента. Конвент вынужден отклонить его наглые притязания, но в продолжение значительной части заседания 18 мессидора подробно и страстно обсуждает его запрос. Это наилучшим образом иллюстрирует нашу мысль о росте с весны 1794 г. притязаний капиталистической буржуазии.

Несколько замечаний по вопросу о развитии торговли с весны 1794 г. Конвент и Комитет обстоятельно и часто обсуждают вопрос о мерах оживления торговли. В области внутренней торговли отметим мероприятия по восстановлению внутренних путей сообщения, возрождению ярмарок (см. обращение общины Бокер к Парижской коммуне от 4 прериаля). Много уделяется внимания развитию морской торговли, навигации в Средиземном море, обслуживание Италии и Леванта считается естественным призванием Франции. Снова всплыл вопрос о навигационном акте, и во всех речах звучит один лейтмотив: борьба с торговой гегемонией Англии. Послушаем только "санкюлотиды" Барера о победах французского флота, который разрушает торговую и морскую гегемонию Британии: вспомним его замечательную речь от 7 прериаля: она полна ненависти к государству Питта, этому банкиру мировой контрреволюции. "Британские спекулянты, - гремел с трибуны Конвента Барер, - торговцы изменой и рабами, банкиры преступлений и контрреволюций, мы презираем тиранов, мы питаем отвращение к вам. Ненависть Рима к Карфагену живет в душах французов, как пуническое бешенство в сердцах Англии". "Между Дувром и Кале вырыта пропасть, - продолжал он, - мы воспитаем молодежь в духе ненависти к англичанам". Не характерно ли для победы принципов буржуазной политики в эту эпоху возрождение жирондистской политики войны? "Война питает войну", - такова новая программа войны, которую провозглашают в Конвенте якобинцы-победители. Когда был взят Остенде, Барер заявил, что значение занятого войсками революции пункта в том, что этот порт - ключ к владениям Англии; Камбон 3 термидора торжествующе заявлял: мы раньше дали Бельгии 35 млн. ливров деньгами, мы получили пока в счет этой суммы 500 000 ливров. Так интересы капиталистического хозяйства стали руководящими в политике рев. правительства еще до 9 термидора. Робеспьер стремился к миру, к миру, завершающему битвы и победы революции; ему и в 1794 г. были чужды завоевательные устремления буржуазии, он и в этом вопросе симпатизировал пацифизму крестьянской и городской демократии, для которых война была лишь тяжелой задачей обороны революции. В вопросах войны и мира разногласия Робеспьера и правого крыла якобинцев были естественным продолжением споров мелкой и торгово-промышленной буржуазии по общим вопросам социально-экономической политики революции.

Мы выше отмечали особенности продовольственного положения страны в апреле - июне 1794 г. Огромный материал по этому вопросу собрал А. Матьез в своей книге "La vie chere". Отношение Робеспьера к максимуму наилучшим образом выявляет внутреннюю противоречивость его взглядов.

Он строил свою республику "равных собственников" на базе свободной торговли, а следовательно, на базе расширения товарного хозяйства. Уже в вентозе II года О. Робеспьер писал К. О. Сп. о том, что он всеми способами "воспрепятствовал разговорам с народом о продовольствии...". Он настаивает на уничтожении ограничений свободного обмена между коммунами. Решительно следовал за принципами Огюстена Пейян в Парижской коммуне. Но тактика "молчания" не помогала. Со всех сторон требовали отмены максимума, ослабления мероприятий против нарушителей максимума; число нарушений росло изо дня в день. Что следует предпринять? Отменить ли максимум, или по совету Бюиссара, друга Робеспьера (письмо от 17 плювиоза), передать торговлю в руки коммун, т. е. осуществить муниципализацию торговли. Третий максимум не означал перехода к новой системе общественного регулирования продовольственным делом. Это не составляло задачи центральной Продов. ком., как это великолепно сформулировал Карон в предисловии ко II тому "La Com. des subsistances de l'an II". Централизация продовольственного дела преследовала лишь одну цель: избавить страну от произвола таксаторов на местах. Об этом говорил Робеспьер 8 термидора: "Контрреволюцией пропитаны все области нашей экономики. Заговорщики против нашей воли принудили нас к крайним мерам, которые стали необходимыми только из- за совершенных ими же преступлений. Они довели республику до ужасной скудости всех продуктов и уморили бы ее голодом, если б не ряд совершенно неожиданных обстоятельств. Теперешняя система максимума - это дело рук иностранцев, которые предложили ее при помощи продажного Шабо, Моллье, Эбера и множества других изменников. Теперь надо напрячь все усилия для того, чтобы восстановить в республике обычные порядки мирного времени, ибо только они могут вернуть изобилие; между тем эта работа еще не начиналась...". Конечно, Робеспьер, не желал реставрации "мирного порядка", старого режима: он приступал к строительству нового общества, где буржуа исчезнет, но торговля будет процветать в интересах трудового крестьянства и городских ремесленников.

Под этим углом зрения следует рассматривать вопрос о роспуске революционной армии. Эта армия была острым орудием в руках якобинцев городской Франции для борьбы с эгоизмом деревни. Уже 16 жерминаля Огюстен писал брату, что эта армия зло, что она "изолирована от общественных сил и опасна по своему составу". Революционная армия должна была исчезнуть в эпоху осуществления эгалитизма в интересах крестьянской Франции, тем более, что новая революция должна была, по Робеспьеру, совершиться мирным, парламентским путем, без революционной инициативы низов.

В области финансов противоречия социально-экономической политики якобинцев проявились с особой остротой. Буржуазные историки восторгаются финансовой политикой Камбона. Он, в самом деле, принимал героические меры для восстановления курса ассигнатов и централизации финансового дела. Особенно большое значение имела в этом смысле всеобщая конверсия государственных обязательств и создание Большой книги государственного долга. Но мероприятия Камбона были чрезвычайно широки по своему размаху, они захватывали все виды собственности; они ударяли по крупным финансистам и мелким рантье, теснейшим образом связанным друг с другом, по интересам торгово-промышленных классов Франции. Тогда-то противоречия между интересами буржуазного развития и эгалитарной утопией выступили на поверхность с особой остротой. Финансовые проекты Камбона взбудоражили всех в жерминале, особенно в прериале, и вплоть до событий термидора они занимали умы огромной массы город-

ских мелких собственников не в меньшей степени, чем декрет о культе Верховного существа и закон 22 прериаля. Удивительное дело консерватизм человеческой мысли. Марксисты десятки раз читали протоколы заседаний Конвента весенних месяцев 94 года, но почему-то проходили мимо такого мероприятия Камбона, как конверсия пожизненной ренты, которое возбудило огромное недовольство в стране. Об этом возбуждении свидетельствует то, что Конвенту приходилось возвращаться к обсуждению этого мероприятия несколько раз; Бареру пришлось выступить 24 прериаля со специальной речью для того, чтобы успокоить держателей пожизненной ренты. Вопрос этот всплыл во весь рост даже на трагичном заседании Конвента 8 термидора. Робеспьер несколько раз возвращается к этому вопросу в своей последней речи.

Вспомним заседание 8 термидора - фактически последнее заседание Конвента накануне гибели Робеспьера. Что происходило в Конвенте? После речи Робеспьера входит на трибуну Камбон, уполномоченный по финансам, и заявляет: "Робеспьер сказал, что последний декрет о финансах имел своей задачей увеличить число недовольных, и этот декрет будто бы разоряет бедняков и служит интересам богачей. Это неправда, это ложь!". Последний декрет о пожизненной ренте особенно внимательно относится к владельцам ренты от 1 500 до 10 500 ливров, соответственно их возрасту. "Давно пора, чтобы тот единственный человек, который не послушен воле Нац. Конвента, был сметен". Этот человек - Робеспьер. Камбон связывает таким образом вопрос о борьбе с Робеспьером с вопросами финансовой политики. Последний поспешил ответить Камбону: "Я никогда не вмешивался в эти дела. Но поскольку можно судить о результатах деятельности Камбона на основании общих принципов, она не столь полезна, как он думает, его политика обирает бедных граждан".

Но это историческая неправда. Нельзя предполагать, что Робеспьер забыл то, что он говорил в своей речи 8 термидора в Конвенте и клубе.

Вот несколько мест из этой речи, посвященных спорам по финансовому вопросу¹ : "Разрушительные финансовые проекты угрожают всем умеренным состояниям и вносят отчаяние в бесконечное множество семейств, привязанных к революции". Он перечисляет все преступления врагов народа и снова возвращается к этому вопросу: "В последнее время предлагали финансовые проекты, которые, мне кажется, рассчитаны на то, чтобы ограбить менее состоятельных граждан и чтобы увеличить число недовольных". Дальше: "В чьих руках находится в настоящее время армия, финансы и внутренняя администрация республики? В руках коалиции, которая меня преследует. Все друзья принципов - без влияния; наше внутреннее положение критическое, необходимо создать справедливую систему финансов; та, которая господствует в настоящее время, жадна, расточительна, мучительна и люта, она, по существу своему, абсолютно независима от вашего высшего надзора". И, наконец, "контрреволюция гнездится в администрации финансов; она основывается на целой системе контрреволюционных новшеств, преподносимых под видом крайнего патриотизма. Ее цель - покровительство ажиотажа, подрыв общественного кредита, обеспечение французской добросовестности, покровительство богатым кредиторам и разорение, для того чтобы ввергнуть в отчаяние бедняка, увеличить число недовольных, отнять у народа национальные имущества, чтобы, таким образом, незаметно довести его до разорения² . Мы не исчерпали этим всех

¹ В докладе вопрос о финансовой политике за недостатком времени был недостаточно освещен. В стенограмму мы вставили дополнительные замечания по вопросу о разногласиях Камбона и Робеспьера.

² "Кто стоит во главе наших финансов спрашивает Робеспьер? Бриссотинцы, Фейяны, аристократы, общественные мошенники: эти Камбоны, Малларме, Рамелы, сотоварищи и последователи Шабо, Фабра и Жюльена из Тулузы". Робеспьер отмечает, что руководители финансовой контрреволюции стараются привлечь на свою сторону Комитет общ. спасения, который привык доверять Камбону. Во главе государственного казначейства поставлен контрреволюционер Lhermina, который способствует осуществлению коварных планов заговорщиков, отказываясь по формальным причинам удовлетворять срочные расходы (не для осуществления ли социальных проектов?). Он платит лишь аристократам, изводя малосостоятельных граждан отказами, отсрочками, а часто и злостной провокацией...

указаний Робеспьера, но и все то, что мы цитировали выше, достаточно, чтобы признать существование глубоких расхождений по вопросам экономической политики, которые разделяли якобинцев накануне 9 термидора. Робеспьер выступает на защиту мелких рантье, мелких собственников, всех тех, кто не может приобрести национальные земли, против финансистов, крупных рантье, против финансовой политики буржуазного государства в целом, которая покровительствует накоплению капиталов и жертвует "мелким людом". Но и Камбон, как мы видели, считает себя защитником бедняков.

Я вкратце теперь остановлюсь лишь на вопросе о консолидации пожизненной ренты.

Создание большой книги государственного долга, консолидация государственного долга и превращение его в 5%-ую (из 10%-ой) ренту вносило резкие изменения в положении многочисленного слоя рантье. Роль рантье в событиях 1789 - 1790 гг. общеизвестна.

Неудивительно, что вопрос о консолидации пожизненной ренты, источника буржуазного существования десятков тысяч граждан, чьи интересы были связаны со спекуляцией банкиров и биржи (фактически не исчезнувшей), стало первостепенной политической проблемой.

Камбон в своем основном докладе по этому вопросу еще 2 жерминаля (как мы видим, постановка всех этих вопросов относится к периоду ликвидации фракций), заявил: "Под пожизненной рентой следует понимать те ренты, которые погашаются полностью по смерти тех, кто является их держателями. Таким образом, они могут быть приравнены к ежегодной годовой ренте, которая составляется из двух различных частей: первая - это доход с капитала, вложенного в заем, вторая - часть капитала, которую лицо, получившее заем, возвращает ежегодно рантье". На 1 января 1793 г. общая сумма ренты приблизительно исчислялась в 100 млн. (из 10%). В общую сумму включены и займы городов, корпораций и т. д. Смысл проводимого мероприятия Камбона раскрывается еще и в следующем положении: "истинная ценность пожизненной ренты есть ценность средняя, вытекающая из равного распределения оставшихся капиталов" между оставшимися в живых участниками займа.

Неккер не считался с возрастом рантье. Но это открывало широкие возможности для спекуляции благодаря закону, покровительствующему продаже и перепродаже ренты. Финансовые компании рекрутировали в Швейцарии молодых и здоровых девушек, превращая их в номинальных владельцев ренты, что было выгодно заимодавцам, но тягостно для государства. Эти рантье "оказали помощь революции в 1789 г. - так как они надеялись, что она окажется выгодной их финансовым операциям; этими же маневрами они хотели поддержать монархию, противились революции 10 августа, создали опасную коалицию, которая была разоблачена 31 мая". Камбон дает нам прекрасное об'яснение роли рантье в наиболее важных событиях 1789 - 1793 гг.

Итак, необходимо прежде всего уничтожить спекуляцию рентой, предмет деятельности учетной конторы, где сделки на ренту совершались из 3,5 - 4%. Государство обеспечивало даже в старое время этим финансистам известный процент прибыли, облегчая им их проделки. Мы не будет передавать здесь всех сложных вычислений Камбона, всех его указаний на потери государства благодаря комбинациям финансовых компаний. Для него государство - жертва рантье... Собственно, по законам рев. времени можно было заявить кредиторам-ростовщикам государства: "я оставляю себе тот незаконный излишек, который вы получили. Но мы, - спешит заверить собственников Камбон, - освободившись таким образом от пожизненного долга, совершили бы несправедливость, поскольку рантье подвергался риску смерти и не получил никакой выгоды для себя...". Камбон ищет компромисса с ними, он устанавливает "справедливую прибыль" и гарантирует ее реализацию. Докладчик предлагает Конвенту декретировать уплату всех недоимок по пожизненной ренте, до 1 жерминаля, согласно указанным выше принципам; соответствующие документы рантье должны представить к 1 вандемьеру II года. Согласно предполагаемой декретом операции сведения всей пестрой массы процентов по различным видам пожизненных рент к 5%-ой таксе, "мы добьемся, - заявил Камбон, - сохранения за рантье в возрасте 52 лет и старше их действительной ренты без изменения; лица от 40 до 50 лет потерпят некоторое уменьшение ренты; народная справедливость, наконец, уменьшит прибыль, которую лица, помещавшие капиталы на имя юношей, злоупотреблявшие глупостью правительства, ожидали от своих спекуляций". Минимум определяется для лиц до 30- летнего возраста в размере 1 500 ливров, а для лиц в 90 лет и свыше в 10000 ливр.

Пожизненная рента по проекту Камбона превращается "в непрерывно-доходную, доставляя гражданам возможность располагать капиталом, который во времена монархии был отчужден". И все это, конечно, во имя добродетели, во имя передачи отцами семейств капитала в руки наследников. Словом, прикрываясь эгалитарными фразами, Камбон предлагает нам операцию, смысл которой в мобилизации капиталов. Любопытно в этой связи, что тотчас за филиппиками о спекуляции рентой, Камбон заявляет: "Мы хотели бы различать ренты, принадлежащие спекулянтам от ренты честных граждан, с тем, чтобы предложить вам особый пункт, обязывающий их к возмещению убытков государству, но в общих законах исключения всегда ведут к произволу... Это заставило нас оставить этот проект, который мы хотели вам представить относительно особого постановления для спекулянтов, так как определение этого слова в законе очень затруднительно". Совершенно очевидно, что подобная оговорка ослабляет, след., пункт декрета о запрещении продажи и переуступки ренты, о том, что они должны быть заключены на одно лицо и не могут быть переданы по наследству. "Уничтожая право возврата или наследования, - заявил Камбон, - мы занялись раскладкой капитала, получаемого от ликвидации рент между всеми участниками". Но это было лишь пустой декларацией, поскольку закон не гарантировал реальных мер по борьбе со спекуляцией; проклятие спекуляции прикрывало, как мы это отмечали выше, стремление законодателя облегчить мобилизацию движимого капитала. Это об'ясняет нам и дальнейшие мероприятия, облегчающие раздел между совладельцами ренты. "Это распределение ценностей совершенно естественное и справедливое во все времена, давая лицам, ожидающим своего права пользования рентой, действительную наличную ценность, полезно в революционное время, так как оно разделяет капитал, увеличивает число нынешних кредиторов, предста-

вляет некоторым лицам собственность, которую они еще не имели". Какова цель этих "эгалитарных" принципов? Быть может та же, что и Робеспьера? Послушаем Камбона: "Это распределение ценностей откроет новый источник для развития этими гражданами промышленности; она даст республике доход от передаточных операций, установит большую конкуренцию при покупке национальных владений и увеличит ценность долговых обязательств, на которые эти новые владельцы сумеют записаться". Таков классовый смысл предложений Камбона¹ . Нам становится понятным теперь, почему Робеспьер так решительно возражал против проектов Камбона.

Спустя несколько недель, 24 прериаля в Конвенте от имени Комитета общественного спасения с новой защитой декрета выступил Барер. хочет нас убедить, что жертвы - богатые, они смутьяны. Среди рантье заявил он, - является изданный декрет о пожизненной ренте... Напрасно Комитет финансов занимался изысканием средств, способных лучше всего сохранять интересы стариков и малоимущих...". Комитет не мог успокоить "все ульи". Кто из граждан пострадал, от кого поступают жалобы на декрет? Барер хочет нас убедить, что жертвы - богатые, они смутьяны. Среди рантье следует различать богатых и малоимущих, честных граждан, мечтающих о спокойной старости, и эгоистов, "добросовестных спекулянтов", поместивших свой капитал на известных лиц, и крупных спекулянтов и банкиров, занятых перепродажей ренты. И если первые достойны защиты закона, то вторые подлежат наказанию по всем строгостям закона. Смуту порождают богачи, не желающие оставить свои королевские обязательства, ни приобретать национальные имущества, они действуют не сами, а через народ, они "беспокоят кредиторов - владельцев мелких пожизненных рент". Не подлежит, однако, сомнению, что недовольство исходило от последних, что их протест не был результатом одной провокации богатых спекулянтов.

Барер предложил Конвенту повысить установленный минимум для лиц до 30-летнего возраста, на 500 ливров (до 2.000), помочь малоимущим рантье, чьи деньги вложены были в займы знатных лиц; еще более настойчиво, чем Камбон, настаивал на разделе ренты между членами семьи, на усилении мер по борьбе со спекулянтами рентой и даже покрытии убытков малоимущих, пострадавших от этих операций. Но и Барер уделяет, главным образом, внимание на использование свободных средств, как стимула распродажи земли. Но, если Камбон, и в этом смысл его проектов, настаивал на наиболее выгодной для финансов государства распродаже земли крупными участками, то и Барер расходился в этом вопросе с Робеспьером. Барер утверждает, что еще до сих пор не уничтожен ряд препятствий, дающих возможность малоимущим гражданам обменять долговые обязательства на национальные имущества. "Мы предлагаем декретировать, что

¹ С этой течки зрения Камбон мог, при консолидации нежизненной ренты и записи ее в Большую книгу долга, аргументировать от имени "государственных интересов". "Операция, которую мы предлагаем вам, должна доставить государству облегчение его долга в 240 млн. ливров на капитал пожизненной ренты, уничтожение королевских обязательств и превращения их в республиканские; уничтожение бумаг и грамот старого режима, создает легкость выплаты пожизненной ренты во всех главных пунктах дистриктов, дает вам глубокое знание состояний каждого рантье, централизацию кредитных операций республики, облегчает возможность составить прекрасный кадастр этих ценных бумаг и уверенность в успешности их обложения сельско-хозяйственным налогом"... И дальше: "...наш проект основан на справедливости, он лишь стремится уничтожить ростовщические доходы..." (I) "...мы отдаем сельскому хозяйству, и торговле капиталы; их можно было бы с большей пользой употребить также на приобретение нац. имуществ" (II).

государственные долговые обязательства, полученные взамен долга от пожизненной ренты, будут выданы до 1 плювиоза III г., и будут приниматься в уплату национальных владений до указанной даты, исчисляя по 20 раз на общую, вложенную сумму". Так законодатель стремится успокоить мелких рантье, вселяя им надежду на превращение их в землевладельцев. Но осуществлению этого идеального плана мешает банк, нотариат, биржевые маклеры. Банк, которому декретом о пожизненной ренте нанесен смертельный удар, чрезвычайно обеспокоен... Если бы все Национальные собрания революции слушались финансистов, они не осуществили бы ни одного полезного мероприятия, - замечает Барер. - Наилучшим образом можно было бы ударить по ним, превратив граждан, на имя которых спекулянты вложили свои капиталы в пожизненную ренту, во владельцев этих рент. Мы не продолжим дальнейшее обсуждение декрета в трактовке Барера: отличие его положений от доклада Камбона очевидны. Барер - этот термиадорианец из рядов "болота" - готов пойти дальше Камбона в преследовании ажиотажа, он готов отказаться от стимулирования распродажи нац. имуществ среди богачей, хотя бы потому, что их эгоизм осуждает на неудачу подобную попытку, но он заменяет ее другим мероприятием, принципиально сходным: законодатель поощряет все же распродажу земель среди мелких рантье и их превращение в буржуа-землевладельцев.

Мог ли декрет о пожизненной ренте в том виде, как его преподнес республике Барер 24 прериаля, рассчитывать на успех? 8 мессидора докладчик Ком. общ. спасения снова обращается к Комитету за помощью. Неудачи преследуют декрет. Чтобы помочь его осуществлению, следует отменить пункт XIII декрета о записи ренты в Большую книгу госуд. долга. Собственно это было крахом всего проекта Камбона. Он потерпел поражение, потому что его врагами выступили буржуа ("богачи"), с одной, и мелкие рантье ("малоимущие"), с другой стороны. Нет, не таким путем мечтал Робеспьер осуществить свой идеал нового общества, где будет царствовать "справедливая и равная собственность". Проект потрясает финансы государства и вносит отчаяние в ряды малоимущих, потому что их осуществление находится в руках "бриссатинцев" и друзей Шабо и Фабра. Финансисты своей операцией хотят отнять у народа национальные земли. Здесь основное и решающее расхождение утверждений Робеспьера с проектами Камбона и Барера. Но под теоретическими рассуждениями Робеспьера пропасть противоречий: мелкие рантье тесно связаны с деятельностью крупных финансовых компаний. Защита первых означает ли сохранение последних? Конечно, нет! Значит, поменьше потрясений? Камбон и Барер выступают в роли социальных реформаторов, а Робеспьер охраняет статус-кво! И это предположение нелепо... У нас нет достаточных данных, чтобы выяснить, что конкретно противопоставил проектам Камбона Робеспьер, но одно ясно: путь, по которому предполагал пойти Неподкупный, был намечен декретами вантоза и флореаля, но не финансовыми проектами жерминаля. Это не был путь буржуазно- финансовых комбинаций Камбона и Барера, но путь "фрагментов" Сен-Жюста: государство, законодательствующее в пользу бедняков, в рамках капиталистического общества.

По мере своих сил и возможностей, мне кажется, я выполнил основную задачу своего доклада: выявил основные противоречия социально-экономической политики Конвента накануне 9 термидора. Но это, отнюдь, не является полным ответом на весь вопрос. Мне предстоит теперь сложнейшая задача разобраться в борьбе групп и клик, во всем том переплете событий, который в своей конкретности и определил исход событий. Я должен буду ограничиться из-за недостатка времени, однако, немногим. И прежде всего,

я хотел бы установить состав тех двух коалиций, которые уже с вентоза II года вступили в решительную борьбу друг с другом. "Термидорианцы" насчитывали в своих рядах четыре группы - 1) буржуазная фракция, опиравшаяся на капиталистические классы Франции, на ее стороне была часть "болота", и она возглавляла охвостье Жиронды и дантонистов; 2) мелкобуржуазная фракция - а) террористы; б) республиканцы-демократы; 3) социальная оппозиция - а) остатки гебертистов и бешеных; б) часть коммунистов- аграрников. Мы оставляем в стороне примазавшихся, всех тех, кто спекулировал на революции, этих Талльенов, Фреронов, Фуше и т. д. и т. п. Любопытно, что и робеспьеристы на своей стороне имели часть этих же социальных групп. Это осложняет наш анализ, но не может скрыть от нас основных классовых сил, руководящих событиями.

Правое крыло термидорианцев, по словам Барраса (см. его мемуары) имело основное ядро в девять человек (Баррас, Куртуа, Мерлен де-Тионвиль, Лежандр, Бурдон из Уазы, Л. Бурдон, Талльен, Фуше, Фрерон, да еще Лекуантр). Правые вступили в переговоры с представителями "болота" - Буасси- д'Англа и Дюран-де-Майан (см. его мемуары); они убеждали их, что победа Робеспьера не может быть длительной, что они несут ответственность за его преступления. 9 термидора до начала заседания Бурдон из Уазы с умилением приветствовал Дюрана, "честных людей" правой фракции. Их блок был прочным и длительным, и попытка Робеспьера найти в "честных и добродетельных людях центра" поддержку не оправдалась. В правом крыле наиболее активными были дантонисты. Это наилучшим образом доказывают мемуары Левассера из Сарты. Это они поддержали возглас Гарнье-де- Сента на заседании 9 термидора - "Его душит кровь Дантона", дополненный возгласом Фрерона: "ни шагу вперед, здесь сидели Кондорсе и Верньо". От их общего имени Ленткуар в III году обвинял революционное правительство в том, что оно уничтожало "банкиров, негоциантов, так называемых богатых граждан, крупных земледельцев...".

Мелкобуржуазная фракция была также сложной по своему составу. Террористы - Каррье и др. - выполнили свою задачу в революции, они не понимали тех положительных задач ее, осуществление которых было намечено робеспьеристами, они были врагами их системы, восстанавливающей порядок в стране. Они говорили о модерантизме Максимилиана, они ненавидели Огюстена, который еще в жерминале II г. заявлял: "Я сделал обожаемой революцию, заставил уважать и любить народное представительство". Какая странная идея: осуществить какой-то новый порядок с помощью милосердия! Это и удивляло другую часть этой группы - Билло-Варенна, Колло, Вадье и т. д. Их взгляды сложнее первой группы, но и они не доросли до социальной системы Робеспьера и Сен- Жюста. Билло-Варенн в своих мемуарах неоднократно подчеркивает это преимущество Робеспьера, чья диктаторская власть соответствовала безраздельному господству его "высоко принципиальных" идей. Об этом говорит и сторонник этой группы слева, Левассер в своих мемуарах, подчеркивая ту общераспространенную мысль, что "только в партии Робеспьера единственно можно было найти доктрины, связную систему и организаторские положения"; это повторяет и союзник Билло-Варенна справа - Барер, обвиняющий Робеспьера в своих мемуарах в "фанатизме принципов". Любопытнейший пример с возмущением сообщает последний для иллюстрации своей мысли - "Это Робеспьер сказал однажды в якобинском клубе - "да погибнут лучше колонии, чем принципы человечности, которые требуют освобождения рабства черных". Мелкобуржуазная фракция термидорианской коалиции не противоставляла системе взглядов Робеспьера и Сен-Жюста своей системы, она ограничивалась лишь политическими лозунгами. Интересно, что Билло-Варенн

оправдывался в III г., доказывая, что ему принадлежит в предшествующие годы честь борьбы с теми, кто демократической конституции противопоставляли требования "экономических законов": это он боролся с продовольственными беспорядками в июне 1793 г. Стремление к диктатуре, таково основное обвинение, которое они инкриминируют "Триумвирату". Проанализируйте "Les Elements du Republicanisme" Билло и вы увидите, что мы имеем в нем родоначальника той школы якобинцев XIX в., которые вели борьбу со всеми, кто тяготел к социальным лозунгам. Билло ценит идеал эгалитарной республики, где накоплению богатств будет поставлен предел, где "собственники равны", он даже готов согласиться, что "без сомненья было бы бесспорно лучше, если бы нация могла быть исключительно аграрной", в этих условиях можно было бы гарантировать всем гражданам равенство. Но города и индустрия победили, разрушить их теперь - преступление и нужно отказаться от всяческих аграрных фантазий... Будем ли мы удивляться, что 9 термидора, когда в своей речи Сен-Жюст вспомнил "les Institutions", которым он посвятил свои "фрагменты", он встретил решительный отпор Билло.

Мелкобуржуазная фракция термидорианцев играла в это время наиболее шумливую роль, но господами положения были не они, а те, кто имел определенную социально- экономическую программу, и не ссылался только на "диктатуру" и "насилие", жупелы, которыми прикрывалась вся термидорианская коалиция. Как горько сожалели демократы- якобинцы впоследствии, что они свергли Робеспьера! Билло писал тогда в своих мемуарах: "Мы сильно ошиблись в тот день... Я вижу реакцию, которая родилась из 9 термидора...". Да, но и Робеспьер опирался на часть городской и деревенской мелкой буржуазии. В этой дифференциации основной силы революции, опоры якобинизма, содержание капиталистического перерождения Франции в годы революции: робеспьеристская мелкая буржуазия беспомощно наблюдает усиление мощи богатых классов, и она противопоставляет им свою утопическую программу новых преобразований. Билло опирается на буржуазию, а за робеспьеристами бесформенная масса "трудовой" Франции.

"Социальная оппозиция также бесформенна, как и мелкобуржуазная фракция. Остатки гебертистов и бешеных в секциях ненавидят Робеспьера, и это дает возможность Бурдону развивать активную деятельность в секциях, где дантонисты готовы заменить прежних вождей. Элементы противо-робеспьеристской оппозиции не образовали новой партии, они или следуют в своей ненависти к террору за всеми теми, кто готовит свержение "тиранов", или иногда занимают место в рядах новых "бешеных", будущих бабувистов. Как оценивал Г. Бабеф события 9 термидора? Несмотря на все поправки, внесенные Матьезом в общепринятые суждения по этому вопросу, отрицать термидорианские симпатии Г. Бабефа не приходится. Для него 9 термидора революция, чья задача осуществить аграрный закон мирным путем, свято охраняя принципы национального суверенитета. Обратимся к памфлету "Le systeme de la Depopulation ou La vie etle crime du Carrier". "Я заявляю, - пишет Бабеф, - что не намерен осуждать часть политического плана Робеспьера, которая относится к взиманию пособий с богатых в пользу детей и родственников защитников отечества... Я говорю (хотя бы это мнение показалось похожим на систему Робеспьера), что земля должна обеспечивать существование всех членов государства... Все должны иметь достаточно, и никто не должен иметь слишком много...". Но Робеспьер хочет осуществить этот идеал в ходе гражданской войны и с помощью революционной власти, а это неприемлемо для Бабефа, и он выступает против него и говорит даже о его плане "обезлюдения" Франции. Только в последующее время Бабеф усвоил

исторически бессмертное в якобинизме, понятие о революционной ^{диктатуре, и тогда он понял ошибку своей оценки 9 термидора.}

Но и на стороне Робеспьера была часть социальной оппозиции, все те из его сторонников, о которых Бабеф говорит, как об "аграрианцах", а точнее было бы назвать последовательными врагами "меркантильной аристократии". Напомню только письмо Лебона Робеспьеру от 9 прериаля: он предлагает об'явить войну всем состоятельным гражданам, как подозрительным. Но более существенным документом в данном случае являются мемуары Буонаротти, опубликованные Матьезом в 1910 г. "Тирания Робеспьера, - утверждает Буонаротти, - не что иное, как власть его мудрых советов, влияние его добродетели... Он был тираном злых...". Робеспьер пал от руки атеистов и продажных душ. Буонаротти настойчиво доказывает, что атеизм был идеологией буржуазии, против морали и религии Робеспьера, той надежды бедняков. "Робеспьер, по его мнению, законный предшественник коммунизма...". Неудивительно, что эти коммунисты имели ничтожное значение в рядах робеспьеристской коалиции. Такова в самых кратких чертах характеристика многочисленных групп тех двух коалиций, которые вели друг с другом борьбу до 9 термидора. На одной стороне естественным центром является буржуазная программа, на другом - осколки различных классов группируются вокруг мелкобуржуазной утопии эгалитаризма, выдвинутой Робеспьером и Сен-Жюстом.

Мечтал ли Робеспьер о новом восстании народных масс, о новом "31 мая", что утверждали термидорианцы, или речь шла о "парламентском перевороте", о новой чистке Конвента? В заседании 9 термидора Колло бросил робеспьеристам прямое обвинение в инсуррекции, это неоднократно повторял и Барер. По его словам, они готовили восстание с прериаля, и Бареру было поручено помешать нарастающему революционному движению, недопустить собрания членов революционных комитетов 48 секций. Но Робеспьеру была чужда эта мысль, он не желал нового восстания. Любопытно, что Баррер указывает в своих мемуарах на революционную армию, как на орудие грядущего переворота и на общественные трапезы, как на предварительные скопища инсургентов. Мы знаем уже, насколько это противоречит истине. Нет, Робеспьер не желал борьбы! Недаром, Бюиссар и Лебон обвиняли его в это время в пассивности. Преклонение перед "народным суверенитетом" такова основная мысль, руководящая Робеспьером все годы его деятельности. 3 мессидора в якобинском клубе он разоблачает планы контрреволюции, чья задача "отделить народ от Конвента и Конвент от комитетов"; 21-го он указывает на то, что хотят террором убить единство в Конвенте. Робеспьер ведет борьбу лишь с отдельными интриганами. Это не только его тактический прием. Вы сможете в этом убедиться, если внимательно прочтете его последние речи. "Разве я смог бы предложить принять какую-либо меру, направленную против национального правительства... Я только прошу, чтобы люди, с добрыми намерениями об'единились, чтобы честные представители народа отделились от 5 - 6 смутьянов...". Эту мысль он снова и снова повторяет, на ней он настаивает 8 и 9 термидора. Он ведет борьбу лишь против главарей дантонистского и эберистского охвостья во имя революционной власти. Отклоняя обвинения в попытке установить личную диктатуру, он настаивает на централизации правительства: "без революционного правительства республика не может укрепиться, и различные клики задушат ее при самом возникновении; но, если оно попадет в преступные руки, то само станет орудием контрреволюции" (речь 8 термидора в якобинском клубе). Для чистки Конвента Марат ударил 31 мая 1793 г. в набат, якобинцы заключили предварительное соглашение с беше-

ными, - вспомним только продовольственные беспорядки февраля - мая 93 года, а в флореале - мессидоре 94 года Пейян в Коммуне, Робеспьер в Конвенте, Огюстен в миссии, подписывая декреты против рабочих стачек и продовольственных беспорядков, рекомендовали народу "плодотворное молчание". Итак, укрепление революционной власти, т. -е. установление диктатуры парламентским путем, чисткой Комитетов и Конвента, без вмешательства улицы - такова программа Робеспьера.

К выполнению своей задачи Робеспьер подходил осторожно. 16 жерминаля Огюстен сообщает Максимилиану, по его просьбе, список патриотов, которых он встречал на своем пути. - Их немного, - честные люди прячутся, а патриотами слывут те, кто революционным авторитетом покрывают произвол. Среди этих патриотов Бонапарт... Список патриотов, как мы знаем, был также найден и в бумагах Робеспьера, приложенных к докладу Куртуа. Но это было только одно из мероприятий по подбору своих людей.

К этому времени относится и история борьбы Комитетов. Мы вынуждены обойти молчанием этот огромной важности вопрос. Уничтожить влияние Комитета общественной безопасности означало бы из'ять "управление террором" из рук врагов - и с этой целью Робеспьер поставил в порядок дня вопрос о создании при Комитете общ. спасения нового центра по борьбе с контрреволюцией. Он одновременно вел борьбу за очистку местной администрации от врагов народа и замену их патриотами. Не в этом ли был смысл закона об окончательном изгнании благородных из столицы, закон, который очень долго обсуждался в Конвенте? Барер с возмущением в своих мемуарах рассказывает о том, что Сен- Жюст в К. об. сп. предлагал установись обязательную для дворян трудовую повинность по исправлению дорог, как будто можно "не политическими, а социальными мероприятиями уничтожить влияние тех, кто господствует над народом своими знаниями и благодаря своему воспитанию". С той же целью, для централизации революционной власти в руках робеспьеристов, последние в якобинском клубе требовали упразднения секционных и народных обществ в городах и деревнях, нередко встречая сопротивление якобинцев вроде Лежандра. В интересах осуществления той же программы решено было начать чистку корпуса народных представителей в департаментах и армиях. Так, предполагали окружить Конвент и Комитет общ. спасения кольцом патриотов и, удалив из их рядов безболезненно 5 - 6 смутьянов, приступить к осуществлению социальной программы. Робеспьеру, как и части Комитета общ. спасения, отнюдь не была чужда идея соглашения, об этом свидетельствует ряд фактов. Я сошлюсь на обращение Комитета к Сент-Жюсту от 6 прериаля: "Свободе угрожают новые опасности, - интриги времен Эбера в сочетании с попытками нападения на отдельных членов Комитета ставят страну перед новой опасностью аристократического восстания, - не может ли Сен-Жюст явиться в Париж". Но это было одним из последних совместных выступлений.

В прериале борьба вокруг декретов о культе Верховного существа и новой организации Революционного трибунала во весь рост поставила вопрос о власти. Что Робеспьер не выступал в данном случае в роли первосвященника, это очевидно. Культ Верховного существа может быть понят лишь в свете его эгалитарных проектов и как одно из решающих средств идеологического влияния на массы. В этом социальном и политическом назначении декрета его историческое значение. Доклад 18 флореаля блестяще доказывает это положение. Истина, - заявил докладчик, - провозглашена в дни побед. До сих пор свобода и добродетель не имеют даже клочка земли, где бы они царствовали, ибо все изменилось в физическом мире и все должно измениться в духовном мире. Революция совершена до сих пор лишь наполовину... Новая "религия" направлена против идеологов буржуазии и против анархистов,

как и аграрников-коммунистов. Бриссо вооружил богатых против бедных, Эбер целовал бедняка, чтобы удушить его, Дантон воплощал в себе все преступления, он гремел против аристократов и вместе со спекулянтами делил добро народа. Идея культа Верховного существа, это постоянный призыв к равенству... мы понимаем теперь, почему против этого декрета в прериале направлена была вся ненависть "термидорианцев" и левых и правых. Речь шла не об абстрактных вопросах морали и религии, но о конкретной социальной программе. И не характерно ли, что Робеспьер выдвинул идею Верховного существа, как сдерживающую силу социального протеста и одновременно как освещение своей программы.

Как одно из могучих средств осуществить эгалитарную программу, я рассматриваю и закон 22 прериаля. Очевидно, что закон служил прямым целям робеспьеристов. Это правые в Конвенте прекрасно понимали, они прекрасно понимали, что он угрожает им, и, в свою очередь, терроризировали гильотиной часть "болота". Но "левые" не имели основания возражать против декрета. Попытки Билло-Варенна, Колло и др. в III году сложить с себя ответственность за закон 22 прериаля неубедительны. Они начали бороться с декретом только тогда, когда почувствовали, что примирение немыслимо. Последнее было уже бесспорно в прериале, когда на ряду с указанными выше декретами развернулась борьба вокруг вопроса о консолидации пожизненной ренты.

9 мессидора Пейян обратился с письмом к Робеспьеру с предложением начать активные наступательные действия, немедленно выступить в Конвенте против фракции Бурдона, добиться централизации власти и установления морального порядка... Но Робеспьер медлил. Он произносил угрожающие речи в якобинском клубе, он и Кутон намечали смутьянов. Они "окружали" Комитеты и Конвент, чтобы совершить переворот. Уход Робеспьера из Ком. общ. спасения не был самоустранением с арены политической борьбы подобно тому, что в июне 1793 г. сделал Марат. Нет, это должно было ему лишь развязать руки и помочь ориентироваться в расположении сил. Вторая половина мессидора была заполнена напряженнейшей борьбой, невидимой для окружающих. Так наступил термидор, и запоздалые попытки примирения в Комитете 4 - 6 термидора не могли остановить трагической развязки событий.

Десятки и сотни раз историки читали и толковали записи заседаний 7 - 9 термидора. Мы снова прочтем их уже на основе нашего анализа событий истории Конвента с вентоза II года. 7 термидора с большой речью в Конвенте от имени К. общ. спасения выступил Барер. Мне кажется, что до сих пор недооценили значения этой речи, - она была политической декларацией, которая должна была об'единить левых, правых и буржуазное болото для борьбы с робеспьеристами. Барер начал с указания на то, что агенты Эбера агитируют повсюду и готовят новое "31 мая". "Максимы эбертистов циркулируют повсюду", - угрожал он буржуазной части Собрания, - "две значительные эпохи должны быть отмечены в политической жизни Конвента: с 21 сентября до 31 мая 93 года; с 3 июня до настоящего момента. В настоящее время происходит то, что было в конце первой эпохи... "Нет, но времена изменились, теперь нет необходимости оживлять тени Эбера и Шометта. Нищета уничтожена, Англия и ее торговый флот и торговое могущество сломаны, голод исчез, промышленные заведения функционируют, рабочие обеспечены трудом... жаловаться не на что, и новая революция не нужна". Эта санкюлотида была обращена к Франции, и ее политическое значение очевидно. Что могло изменить заседание 8 и 9 термидора? Робеспьер, Сен-Жюст и Кутон недооценили слабости своих сил, они пали жертвой парламентских иллюзий, тесно связанных со всей мелкобуржуазной утопической системой: они были обречены. И в то время как Камбон, Талльен, Бурдон,

Мерлен, Баррас и др. действовали активно, наступательно, декларировали свои принципы, "триумвират" был безволен, растерян... Кутон, Робеспьер продолжали настаивать на том, что они ведут борьбу с отдельными лицами, не формулировали своей программы, не звали к восстанию. Это обезоружило их перед группой Билло, Вадье, Колло. В самом деле, на чем настаивали последние? Они заявляли о том, что Робеспьер не желал соглашения с ними, что он нашел в Конвенте лишь 20 достойных патриотов, что он один несет ответственность за закон 22 прериаля, что, наконец, он защищал в свое время Дантона. А жертвы не называли виновных, они все надеялись на победу бескровную, на парламентскую победу. И тогда-то со всех сторон заговорили трусы: "Назовите тех, кого вы обвиняете". Правым с помощью "левых" удалась их игра, депутаты болота увидели в них своих спасителей. Тем более, что Тальен потребовал активных мер, ареста трех. Барер прочел тогда воззвание к народу, в котором обвинил побежденных в попытке вызвать народное движение. Но это было явной ложью. Собственно инициатива была в руках термидорианцев, и Бордон из Уазы призывал к братанию с народом, а Колло вызывал тень Марата и Шалле, которых Робеспьер, по его мнению, ненавидел. Да, вопрос должен был быть решен в секциях. Санкюлоты Парижа должны были показать, оправдаются ли слова воззвания победителей термидорианцев: "31 мая народ сделал свою революцию; 9 термидора Национальный Конвент совершил свою революцию. Свобода аплодировала и той и другой". Трагедия Робеспьера и была в том, что он всецело разделял в этом случае взгляды большинства Конвента: и для него события 9 термидора не должны были выйти за рамки парламентской борьбы.

Волнующий интерес представляет для историка анализ событий 9 и ночи на 10 термидора в секциях. Но после пожара 1871 года многие исторической важности документы пропали навсегда, анализ оставшихся материалов представляет собой сложную для меня при 5 минутах, которые я могу уделить по этому вопросу, непосильную задачу. Как ни расходятся историки в оценке поведения той или другой секции, как ни отличаются друг от друга их подсчеты количества секций, высказывавшихся за Коммуну или Конвент, одно очевидно: робеспьеристы не подготовляли их к борьбе, не раз'ясняли им значения наступающих событий. Я считаю наиболее характерным в этом отношении ответ Сент-Антуанского предместья: оно просит Коммуну об'яснить им, в чем дело, для того, чтобы не попасть в западню врагам и раз'яснить им, кого они должны считать своими врагами, или вот секция Обсерватории, где, заслушав сообщение об аресте граждан, которых она до сих пор привыкла считать преданными патриотами, решено отложить заседание до утра... В Коммуну являлось не мало делегаций от секций, но лишь для информации. А в секциях, - не забудем это, - термидорианцы имели не плохих агитаторов. Особенно активен был Леонард Бурдон, который в секции Марата вспоминал, что Робеспьер был против перенесения праха друга народа в Пантеон; в секции Гравильеров напоминал санкюлотам, что робеспьеристы палачи их вождей. Его агитация пользовалась в секции Гравильеров успехом, особенно после того, как незадолго до 9 термидора оставлена была без внимания их петиция об амнистии многих граждан, подозреваемых в эбертизме.

Но немало активных сторонников было и на стороне Коммуны. Не следует думать, что с 9 на 10 термидора робеспьеристы были столь же пассивны, как их вожди в Конвенте. Нет, они проявили здесь запоздалую активность и только теперь подняли знамя инсуррекции. К 6 - 7 вечера подняты были все секции вокруг Гревской площади и Ратуши, и революционный мэр Парижа заявил: "Граждане, здесь (в Коммуне) было спасено отечество 10 августа и 31 мая. Теперь, оно более чем когда-либо в опасности, здесь оно еще раз будет спасено". Робеспьеристы проявили теперь лихорадочную активность. В своих воззваниях они об'явили об аресте главарей Конвента, во имя

охраны его самого. Генеральный Совет Коммуны объявляет восстание против угнетателей народа, которые желают уничтожить его защитников. Революционная Коммуна приказывает во имя опасения народа, всем гражданам не признавать никакой другой власти, кроме власти Коммуны, арестовывать всех тех, кто злоупотреблял званием народных представителей, издают изменческие прокламации и об'являют вне закона защитников народа". Да, это было нарушением всей прошлой парламентской тактики. Но было поздно, время упущено, и не помогло даже избрание Исполнительного комитета для руководства восстанием. И, если даже согласиться с убедительными доводами Матьеза, что в эти часы Робеспьер был активен, бесспорным остается тот факт, что нерешительность "Триумвирата" в Конвенте, отсутствие всякой подготовки восстания в секциях, медлительность Коммуны в первые часы кризиса, решили дело. Эта парламентская тактика, а не ливень и не об'явление Робеспьера вне закона, разогнала санкюлотов, которые живо обсуждали на улицах события и ожидали распоряжений. Нет сомнения, что судьбу дня решил также отказ Анрио, последовать совету Коффиналя и ввести вооруженную силу в помещение Конвента. Мобилизованные санкюлоты размышляли, когда армия Барраса действовала. Мы не будем удивляться, если вспомним, что в состав Генерального совета Коммуны входили торговцы Arthur, Grenard, Avril, мелкие лавочники, несколько адвокатов, журналисты, врачи, мелкие рантье и опирались они, по существу говоря, на малочисленные группы преданных патриотов в секциях, это была малоустойчивая социальная смесь, чей центр - робеспьеристы были носителями мелкобуржуазной утопии эгалитарного государства. А на другой стороне тоже пестрый социальный блок, но в нем чувствовалась сильная рука буржуазии, которая боялась, чтобы "царство санкюлотов не превратилось в царство des sans chemises". Буржуа стояли во главе термидорианской армии, роялисты и жирондисты были руководителями отдельных отрядов ее. Прав, трагически прав был Робеспьер, когда 9 термидора в ответ Фрерону, провозгласившему победу свободы, он воскликнул: "Oui, car les brigands triomphent". Да, 9 термидора победила буржуазия. С точки зрения широких масс это было торжеством контрреволюции.

Мой доклад должен был лишний раз убедить вас, в глубоко- научном значении марксовых положений о том, что робеспьеристы, вожди революционной диктатуры II года, которые до весны 94 года боролись за интересы буржуазии, хотя и не буржуазным способом, и выполнили тем самым огромной важности историческую задачу, погибли потому, что попытались теперь осуществить свою мелкобуржуазную утопию эгалитарного общества товаропроизводителей. "Пролетариат и фракции общества, не принадлежавшие к буржуазии, или не имели еще интересов, не совпадавших с интересами буржуазии, или не образовали еще никаких развившихся классов или частей классов", - вот почему капиталистической программе термидорианцев была противопоставлена лишь утопия Робеспьера и Сен-Жюста. Только в бабувизме мы имеем преодоление этих взглядов. С нашей точки зрения поэтому не 9 термидора, а день казни Бабефа является кульминационным пунктом Великой революции конца XVIII в. Если вы найдете в основном правильными мои взгляды, вы решительно отбросите всякие попытки вульгарного аналогизирования: между социальными конфликтами 1794 года и социальной революцией XX в., между столкновениями капиталистических элементов носителями мелкобуржуазной утопии конца XVIII в. и классовой борьбой пролетариата и буржуазии наших дней лежит пропасть.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Комментарии: