Давыдов А.П. "Духовной жаждою томим". А.С. Пушкин и становление "срединной культуры" в России". - М.: Экономика, 1999. - 256 с.

А.П. Давыдов известен в научном мире как востоковед, автор нескольких книг по Китаю и Юго-Восточной Азии. Его обращение к Пушкину не может не настораживать, так как пушкинистика кажется не оставила невозделанных делянок непрофессионалам. Тем не менее А.С. Ахиезер в предисловии к книге говорит о ее сенсационности. В чем же она?

Автор выступает не только как историк, но прежде всего как культуролог, предлагающий свою концепцию развития русской культуры. Я попытаюсь изложить ее в кратком виде.

Сам подход к Пушкину, как и к русской литературе, в книге необычен. Давыдов опирается на уже предложенное в культурологической литературе представление о господствующем характере в русской культуре инверсионной логики. Это - логика формирования смыслов в пределах сложившегося содержания культуры на основе логически быстрых переходов в рамках дуальной оппозиции от одной смысловой полярности к другой, противоположной. Но одновременно в культуре формируется нацеленность на критику инверсии, складывается медиационная логика (медиа - лат. середина), т. е. способность формировать новые смыслы, то, что некогда Н. Бердяев условно назвал "срединной культурой". Развитие медиационного мышления в тенденции может перейти к его господству в обществе, чего Россия еще не достигла. Давыдов рассматривает развитие медиации не только как чисто логический процесс, но и как способ формирования культурных и нравственных основ либерально-модернистской культуры, неполитических форм либерализма.

Специфику российской культуры автор видит в ее высоком уровне эмоциональности. Поэтому развитие медиации в России происходит не столько в рациональном мышлении и познании, как в западной культуре, сколько в художественной литературе, поэзии. Такой подход позволяет увидеть в творчестве Пушкина органический синтез национальной идеи и ценности личности, т. е. русский вариант либерального мировоззрения.

Этот метасмысл творчества и личности поэта, по мнению Давыдова, ускользнул от его исследователей в силу того, что они пытались втиснуть многообразный пушкинский мир в "прокрустово ложе" либо религиозно- православной, либо атеистическо-народнической доктрины. "Пушкин в своем анализе человеческой реальности автономизируется от абсолютизации любого сложившегося смысла, находит дуальные оппозиции в культуре, устремляется к их полюсам, отталкивается от одного из них к противоположному и в зоне между ними образует новые смыслы" (с. 93). Тем самым формируется новый субъект культуры, способный через поэтическую рефлексию повышать уровень медиации.

Суть исследовательского метода Давыдова заключается в выявлении дуальных ценностно-смысловых структур в произведениях Пушкина, анализе

стр. 244

движения мысли поэта в рамках этих структур и наблюдении за развитием в них медиации. Например, в области любовной лирики такой дуальной оппозицией являются два типа традиционалистского взгляда на любовь - любовь как слияние с тотальной "несвободой" и любовь как слияние с полной и неограниченной "свободой". В "Каменном госте" первая позиция воплощена в отношениях Доны Анны и Командора. Здесь любовь несвободна, несамоценна, она стоит на службе воспроизведения рода, замкнута в традиционных границах феодальной семьи, охраны социальных устоев, подавляет личность. Воплощением второй позиции являются отношения Лауры и Гуана - свобода, вседозволенность и сексуальная раскованность этих отношений демонстрируют также один из традиционалистских смыслов, имеющих свои корни в языческой народной культуре. Подлинная любовь - любовь-медиация - в отличие от традиционалистской псевдолюбви измеряется не какими-то готовыми, заданными культурой мерками, но самой любовью, которая рождается между полярными традиционными смыслами как мера свободы и ответственности личности, как диалог традиции и новации, как синтез трансцендентного и имманентного, земного и небесного, как новый смысл, "срединная культура". Это любовь Гуана и Анны.

С культурологической точки зрения любовь выступает как творческое начало, как непредсказуемое стремление к инновациям, к преодолению сложившихся норм и ценностей. Это отношения людей, вступающих в диалог, стремящихся друг к другу, ищущих для этого подчас творческие нетривиальные инновационные пути, становящихся на позицию критики сложившегося содержания культуры*

Аналогичным образом автор анализирует и иные дуальные оппозиции Пушкина, например: "смерть - бессмертие", "истина - обман", "смысл - бессмысленность", "счастье - несчастье". Давыдов демонстрирует как - поднимаясь над традиционными смыслами - пушкинская рефлексия преодолевает, "снимает" их в третьем, "срединном" смысле, который альтернативен обоим противоположным значениям. Путь пушкинской мысли лежит в преодолении дуальности через синтез полярных смыслов и рождении "срединной культуры". Ее субъектом может быть только личность, существование которой воплощается в постоянном диалоге трансцендентного и имманентного, потустороннего и посюстороннего, абсолютного и относительного: "Индивидуализм создает новое, более высокое качество культуры и тем самым отвергает серое творчество, усредненный уровень рефлексии, он выходит в новое логическое пространство, формируя новые смыслы и новые законы их поиска"(с. 45). Это стремление пушкинской рефлексии к осмыслению культуры через дуальные оппозиции Давыдов рассматривает как исходный пункт для выхода культуры за ее собственные рамки, как предпосылку творческого процесса.

Ценность пушкинской рефлексии, по мнению исследователя, заключается в глубоком понимании проблематичности существования индивидуализма на российской почве. Индивидуализм существует в России на полулегальном положении, отлившемся в формы диссидентства-самозванства. Судьба диссидентства-самозванства в России глубоко трагична.

Автор монографии по сути представляет читателю неизвестного Пушкина - Пушкина-философа экзистенциального плана, для которого экзистенциальный

стр. 245

тезис о том, что ценности не существуют как скрижали, но полагаются человеком, как "условия сохранения, обеспечения и возрастания его жизни"(1), являлся программой жизни и творчества. Нет ли в таком подходе элементов осовременивания, модернизации Пушкина; аутентичен ли такой способ интерпретации творчества русского поэта начала XIX в.? Думаю, что этот вопрос не предполагает однозначного ответа. Формально, произведения Пушкина - это не философские трактаты. Пушкин воплотил свое знание о России не в систему философских категорий, но в систему художественных образов. Пушкинские открытия не были подхвачены и отрефлектированы философской мыслью России, которая длительное время оставалась чуждой либеральным идеалам. И тем не менее, хочется согласиться с Давыдовым, что усилиями творческого гения Пушкина в России закладывается не просто альтернативная система ценностей, смыслов, но именно инновационная логика формирования культуры. И даже не потому, что "поэзия - это всегда рефлексия", а потому, что поэзия Пушкина и в целом творчество Пушкина по масштабу поставленных проблем, по уровню их анализа и обобщения - это несомненно рефлексия, это "мысль о мысли, догоняющая мысль"(2) Она культурологична и глубоко философична.

Несомненно, ростки такой философской тенденции не могли появиться внезапно. В монографии Давыдова уделено внимание как предтечам пушкинской медиационной рефлексии, так и ее последователям - "подвижникам "срединной культуры" в России. Структура монографии складывается как трехчастная композиция: центральную часть составляет социокультурный анализ творчества Пушкина; первую часть условно можно обозначить как пролог, в котором исследуются корни расколотой инверсионной культуры России; третья часть соответственно может быть названа развернутым эпилогом, в ней автор обращается к социокультурному анализу русской литературы послепушкинского периода.

Развитие русской культуры мыслится Давыдовым как некоторая череда прорывов в инверсии - одним из таких прорывов были реформы Петра I. Давыдов показывает реформаторскую деятельность Петра с новой неожиданной стороны - "царь - плотник с рубанком в руках" предстает как носитель "гена" медиации, символ соединения сакрального и профанного, потустороннего и посюстороннего, трансцендентного и имманентного. В результате этого соединения пробивается первый росток "срединной культуры" - высшая нравственность профессионализма: "...профессия, мастерство приобрели статус царственности, божественности, дело стало областью, где началась ревизия традиционных ценностей" (с. 77); родился "десакрализованный менеджерский стиль управления" (с .78).

Эстафету "срединной культуры" Петра принимают Карамзин, Жуковский, Державин. Однако это только предтечи. "Срединная культура" Пушкина появляется и как результат предшествующего развития и как новое качество.

Влияние Пушкина на последующую литературу рассматривается автором не однозначно. Например, многое оценивается как шаг назад по сравнению с Пушкиным. Сюда относится Достоевский с его полифоническим романом, где отсутствует логика "снятия", а, следовательно, отсутствует и "срединная культура" как путь в новое смысловое пространство. Противоречивое явление - Гоголь, который "многое сделал, чтобы диверсифицировать и расширить

стр. 246

смысловое поле "срединной культуры" в России, но пушкинский выбор оказался ему не по силам. В творчестве Гоголя отразилась тысячелетняя трагическая попытка России преодолеть раскол в культуре одновременно противоположными средствами: логикой медиации и логикой... инверсии" (с. 183). Иное дело Лермонтов. "Первооснова жизни, по Лермонтову, - не Бог, не Человек и не материя, но конструктивный Общение-Диалог... "(с. 180). Близок к Пушкину Гончаров, наконец, Чехов не просто наследует пушкинскую медиационную логику, но усиливает ее критическую направленность, по отношению к сложившимся культурным стереотипам, его творчество становится апофеозом недостаточной способности "русского человека к принятию эффективного решения, осмысления вырождения рефлексии русского человека" (с. 218).

Что же касается интерпретационной судьбы творчества Пушкина, то, по мнению Давыдова, и сегодня живучи одноплоскостные, политизированные трактовки, в которых вместо Пушкина представлен его одномерный двойник - монархист, народник, социалист. Анализ Давыдова ценен, в первую очередь, в содержательном плане, поскольку не просто раскрывает новые грани творчества Пушкина, но обращается к его мировоззренческому динамическому основанию, к его направленности на поиск "середины", диалога. В определенном смысле этот труд является воплощением пушкинской медиационной логики, которая нацелена на выход личности в некоторое новое смысловое пространство: от фиксирования антиномичности русской культуры, ее противоречивости, манихейства и разрушительной инверсионности к конструктивному поиску альтернатив - почвенных путей преодоления раскола, открытости мышления, углублению медиационной логики. Свежий взгляд профессионала из другой сферы науки позволил найти новый ракурс в исследовании Пушкина, что действительно можно рассматривать как сенсацию.

1. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления: М., 1993. С. 73.

2. Шрейдер Ю.А. Этика. М., 1998. С. 42.

Постоянный адрес данной публикации: