I

В первый раз я встретился с Лениным в 1918 г. 25 сентября 1918 г. я прибыл из Америки в Москву, через Японию, с Б. Я. Рутгерс и двумя русскими товарищами, после полного приключений путешествия через Сибирь.

Молодая республика Советов тогда была отрезана от внешнего мира, и прибытие иностранного товарища, да еще через Сибирь, которая в то время перешла в руки белых, было незаурядным событием. Нас очень сердечно приняли, и мы беседовали с Караханом и Чичериным, а также с Радеком, который тогда работал в Комиссариате иностранных дел, затем с одним товарищем из штаба Красной армии и с некоторыми русскими товарищами, которых мы знали уже в Америке.

На одном заседании ЦИК в Метрополе я сделал доклад об Америке, Японии и Голландии.

Несколько позднее - точной даты я не помню, знаю только, что Ленин еще не вполне оправился от последствий покушения на него - Владимир Ильич пригласил меня к себе в Кремль.

С бьющимся от волнения сердцем вошел я к великому вождю первой победоносной пролетарской революции. Но уже после первых приветственных слов я почувствовал себя с ним, как с давно знакомым товарищем. Ленин задал мне несколько вопросов о моих сибирских впечатлениях, а затем заговорил об Америке. Он обнаружил изумительное знакомство с положением дел в Соединенных штатах и с тамошними деятелями, так что я даже не был в состоянии ответить на все его вопросы. Замечая, что я затрудняюсь ответить на тот или иной вопрос, он незаметно переходил к другому и сумел выудить из меня много конкретных сведений и фактов. Инициатива в беседе, само собой разумеется, принадлежала исключительно Ленину, и я только старался с максимальной точностью отвечать на вопросы, поскольку я был в состоянии это сделать. Теперь я уже не помню всех отдельных вопросов, так как я тогда их, к сожалению, не записывал. Ленин расспрашивал меня об Америке, Японии и Голландии.

Относительно Америки речь шла о позиции Американской социалистической партии, возглавляемой Моррисом Хилквитом и Элджерноном Ли, об оппозиционных группах в АСП (Американская социалистическая партия) и о роли IWW (Индустриальные рабочие мира). Особенно интересовался Ленин тем, какое впечатление произвела русская революция на массы в Америке.

Моя деятельность в Америке относилась к периоду от июня 1915 г. до апреля 1918 г. Вот вкратце то, что я тогда говорил Ленину о моих впечатлениях и о пережитом мною.

Политическая линия АСП была, как известно, крайне оппортунистической; однако официальная политика этой партии по отношению к мировой войне, до вступления в войну США, была еще пацифистской; открыто со-

циал-империалистскую позицию заняли лишь некоторые правые элементы Значительное количество рядовых членов партии было против войны и особенно против участия США в войне. Это делало возможным оппозиционные группировки и по другим вопросам, например по вопрос) об оппозиционных профессиональных союзах. Реформизм группировался тогда вокруг своего духовного центра, так называемой "Рэндскул": (неофициальной социалистической партийной школы), во главе с Элджерноном Ли, вождем этого течения; тогда как группа, возглавляемая Луи Будэном, со своим органом "New Review" ("Новое обозрение"), была теоретическим центром "марксистской" оппозиции. Я сначала вошел в эту "марксистскую" группу и написал несколько статей для "New Review". Однако эта группа состояла почти исключительно из интеллигентов, и я потом завязал сношения с группой "Международного социалистического обозрения" Чарльза Г. Кэра и Марии Марси, опиравшейся на некоторые группы оппозиционно настроенных членов АСП, а также пользовавшейся поддержкой рабочих из организации ИРМ. Я вступил в переговоры с редакцией в Чикаго, и было решено, что я должен написать ряд статей о новых взглядах на империалистическую эпоху, представленных голландской группой "Трибуна". (Относительно влияния, оказанного на эти взгляды лично Лениным и русскими большевиками, я буду говорить ниже.) Редакция написала краткое введение. Ею получен был ряд писем, соглашавшихся с выраженными в этих статьях взглядами. Добавлю, что редакция тогдашнего "New Review", органа группы Будэна, заявила о своем согласии с оценкой нового империалистического периода. Это было в 1915 г. В это время я при посредстве голландской группы "Трибуна" связался с Ф. Розиным, секретарем латышской группы N 1 в Бостоне. С ним мы условились основать в Бостоне новую оппозиционную группу на большевистских принципах, так наз. "Socialist Propaganda League" ("Лига социалистической пропаганды"), которая образовалась. при содействии латышской группы N 1 в Бостоне. В Бостоне вышло несколько номеров газеты "Internationalist", органа "Лиги социалистической пропаганды". Затем центр этой группы и ее орган были перенесены в Нью-Йорк, и газета была переименована в "The New International" ("Новый интернационал").

Это было в начале 1916 г., еще до вступления США в войну. Немедленно после того, как в Америке стали известны результаты Циммервальдской конференции, "The New International" сразу стала на точку зрения Циммервальдской левой и многое сделала для ознакомления товарищей в Соединенных штатах с этими постановлениями и их мотивировкой. Члены "Лиги социалистической пропаганды" большей частью рекрутировались из групп рабочих не американского происхождения; поскольку они были членами АСП, они оставались в своей организации, чтобы вести там пропаганду оппозиционных идей, хотя они и уяснили себе, что должен произойти раскол; орган "Лиги" часто уже высказывал эту мысль. Впрочем,, и среди рабочих, входивших в организацию ИРМ, были активные члены "Лиги", которая существовала легально до вступления США в мировую войну и даже созывала публичные собрания. Влияние "Лиги социалистической пропаганды" росло, и АСП вела с ней упорную борьбу, хотя дело и не доходило до исключения из партии членов "Лиги". Когда США. приняли участие в войне, вопрос о "Лиге пропаганды" был даже поставлен на обсуждение в американском сенате, и там удивлялись тому, как вообще терпели такую организацию.

После этого, в силу соответствующего постановления правительства, орган "Лиги" не мог уже рассылаться по почте, что было тогда своего рода, запретительной мерой и вызывало большие добавочные расходы по распространению органов печати. Типография "Volkszeitung" (редактор - Людвиг

Лоре, оказывавший нам до того времени некоторую поддержку) отказалась в дальнейшем печатать наш орган, и последний набирался некоторое время в типографии "Новый мир". Продажа газеты на улицах и на собраниях была сопряжена с большими затруднениями; несколько человек было арестовано. Интересно, что одним из ревностнейших сотрудников и пропагандистов Лиги был наш покойный друг и товарищ Катаяма, который тогда издавал в Нью-Йорке собственный орган "Геймин" на японском и английском языках. Он писал также для "New International" и кроме того, с риском для себя, продавал эту газету на собраниях.

АСП, как известно, сразу после вступления США в войну, заняла открыто социал-империалистскую позицию, а ИРМ вела пропаганду против войны. Мы в это время устраивали уличные собрания (так наз. soapbox-speaker), причем даже за чтение параграфов американской конституции грозило наказание. Газета "New International" выходила в это время нелегально, хотя и нерегулярно, и нам в этом много помогали тамошние русские товарищи.

За это время в Америку приехало несколько работников русского движения. Сначала приехала Коллонтай, потом Бухарин, Берзин и др. Приехал также меньшевик Троцкий из Парижа, где он издавал газету "Наше слово". Троцкий ив Америке с самого начала занял явно оппортунистическую позицию и немедленно связался с интеллигентской группой Будина. Будин в своем журнале "Классовая борьба" занял по вопросу о войне антантофильскую позицию, а позднее боролся против большевистской революционной политики и против Октябрьской революции... Названные выше товарищи, примыкавшие к большевикам, поддерживали нашу группу, но в практической работе, конечно, больше были заняты работой среди русских рабочих.

Благодаря нашей совместной работе со многими русскими товарищами, мы были довольно хорошо информированы о событиях в России, а так как в США русская революция вызывала огромный интерес, то мы решили вместе с некоторыми русскими товарищами основать "Бюро большевистской информации". Задачей этого бюро было - собирать материал из Советской России и делать доступным пользование им для печати, включая и буржуазную печать. Была также при нашем посредстве издана одним буржуазным издательством книга "Речи Ленина".

В Америке, в широких кругах буржуазии, русская Февральская революция вызвала бурю энтузиазма, и этот энтузиазм остыл не сразу и после Октябрьской революции. Вспомните, что даже Вильсон послал Ленину телеграмму, в которой он предлагал, чтобы "обе великие народные республики" действовали сообща. Ответ Ленина, где он со свойственной ему краткостью и резкостью отмечает различие между обеими республиками, был восторженно встречен революционными рабочими. Хотя на Вильсона этот ответ подействовал как холодный душ, он не вполне разрушил надежды некоторых буржуазных кругов на скорое "перерождение" большевистского режима. Благодаря этим напрасным надеждам буржуазии нам время от времени удавалось распространять при посредстве буржуазных органов сведения о русской революции и о большевизме.

Оказалось даже возможным организовать несколько публичных собраний для агитации за Красную армию. Эти собрания вызывали огромное воодушевление, и присутствующие даже жертвовали свои драгоценности, обручальные кольца и т. д. для поддержки Красной армии. По меньшей мере половина присутствовавших на собраниях рабочих дала письменное обязательство организовать по первому требованию добровольческий отряд Красной армии для активной борьбы в Советской России. Энтузиазм на этих собраниях и вне их был так велик, что полиция не смела вмешиваться.

Когда одно из собраний послало в Вашингтон правительству телеграмму с требованием, чтобы оно разрешило образование армии добровольцев для поддержки русской Красной армии, то на эту телеграмму последовал даже официальный ответ. Ответ, правда, был таков, что добровольцы могут присоединиться... к американской армии во Франции, что это будет "вернейшим средством" поддержать Россию. Это было после Октябрьской революции, но в Америке, очевидно, все еще не потеряли надежды вновь привлечь Россию к участию в империалистической войне...

Вскоре я получил мандат от "Лиги социалистической пропаганды", поручившей мне представлять ее на конгрессах, которые могут состояться в Европе; мне было также дано поручение разузнать, насколько возможно и полезно было бы организовать американский отряд Красной армии. Тов. Катаяма снабдил меня связями в Японии. Там у меня было несколько бесед с товарищами в Токио и Иокогаме, а при отъезде во Владивосток японские товарищи поручили мне свезти в Москву принятое ими постановление об отношении к Октябрьской революции (этот текст резолюции опубликован в протоколах I конгресса Коминтерна)¹ .

Путешествие через Сибирь было очень трудным, так как в то время чехословацкий легион, подстрекаемый Антантой, поднял восстание военнопленных чехословаков, и в Сибири бушевала гражданская война; однако резолюция наших японских товарищей благополучно проскользнула через все эти три фронта и ко времени посещения мною Ленина она уже была напечатана в "Правде"² .

Ленин задал мне несколько вопросов относительно Японии; движение там было, правда, тогда еще слабо, но восторг, вызванный русской революцией, дал ему новый толчок.

Наконец заговорили о Голландии. Ленин знал лично многих товарищей из группы "Трибуна" и с живым интересом расспрашивал о работе Гортера и Паннекука, Роланд-Гольст и Вайнкупа. Ленин был хорошо знаком с историей голландской партии - ведь он оказал на последнюю немалое влияние. Как известно, в 1909 г. в Голландии произошел раскол вследствие борьбы оппозиционной группы "Трибуна" (названной так по ее органу "De Tribune", который и теперь является органом КПГ) против реформистской политики вождей, известнейшие из которых - Трульстра и Ван-Коль. Газета "De Tribune" находилась под сильным влиянием событий 1905 г. в России. Речи и статьи Ленина часто обсуждались в этой газете, а книга Роланд-Гольст о всеобщей забастовке во время русской революции 1905 г. оказала большое влияние на нас, более молодых участников движения. Когда в 1909 г. дело дошло до раскола и революционная группа трибунистов основала СДП ("Социал-демократическую партию") в отличие от старой СДРП ("Социал-демократической рабочей партии"), Ленин не только одобрил это, но и активно выступил за новую партию, потребовав от Международного социалистического бюро, чтобы СДП Голландии была представлена в этом бюро как самостоятельная организация. Фактически делегаты СДП были допущены на конгресс II Интернационала в Копенгагене, хотя и не как представители признанной, равноправной организации, но работали на нем рука об руку с русской большевистской делегацией. Мировую войну СДП Голландии правильно оценила как империалистическую войну и проводила точку зрения борьбы с собственной буржуазией. Необходимо однако подчеркнуть, что трибунисты были еще весьма далеки от большевизма. Внутри руководства СДПГ в ряде вопросов имели место очень большие коле-

¹ "Первый конгресс Коммунистического интернационала", ИМЭЛ, 1933, с. 165 - 166.

² "Правда", N 208 от 27 сентября 1918 г. Описание моего путешествия через Сибирь помещено в ЦО КП Голландии "De Tribune" от 1 октября 1929 г.

бания; так, например, член ЦК Ван-Равестейн в ЦО явно защищал... политику Антанты.

При наличии некоторой замкнутости голландской партии было, несомненно, прогрессом то, что партия взялась за создание комитета действия"Het Revolutionair socialistisch Komitee tegen den Oorlogen zyn Gevolgen" ("Революционный социалистический комитет против войны и ее последствий"), вместе с некоторыми синдикалистски настроенными группами рабочих, для борьбы против мобилизации и других военных мероприятий голландского правительства.

"De Tribune" как орган в нейтральной стране и деятельность голландской СДП имели немалое международное значение. Ленин поддерживал личный контакт с Гортером, Паннекуком и Вайнкупом (некоторые относящиеся сюда письма хранятся в Институте Маркса - Энгельса - Ленина). При этом Ленин подвергал критике грубейшие антимарксистские ошибки "трибунистов", как например в национальном вопросе - "трибунисты" отрицали право самоопределения народов в его большевистской, т. е. единственно правильной формулировке. Правда, СДП с самого начала признала право голландских колоний на немедленное освобождение и на самостоятельность, но по отношению к самой Голландии эту точку зрения отрицали на том основании, что революционное развитие Голландии как провинции Германии пошло бы-де быстрее. В применении к угнетенным народам эта точка зрения практически была бы гибельной. Ленин решительно осудил эту позицию, так же как и позицию польской партии. Он доказывал при этом не только то, что такая точка зрения ошибочна, но дал также блестящий анализ того, почему именно обе эти партии становятся на такую особую точку зрения³ .

По отношению к Циммервальдской конференции трибунисты также заняли совершенно ошибочную позицию, а именно: голландская СДП отказалась от участия в Циммервальдской конференции на том основании, что, в ней принимают участие предатели революционного движения, как немецкая группа Гаазе - Ледебур и подобные ей группы. Эта ошибка, которая подверглась критике Ленина и русских большевиков, была впоследствии частью исправлена СДПГ, которая решила послать делегата в Кинталь.

Ко времени моей беседы с Лениным в Кремле ошибки трибунистов, явившиеся следствием сектантских и механистических взглядов "голландской школы", как назвал эту группу Ленин, еще не достигли тех размеров, каких они достигли впоследствии. Ленин еще возлагал тогда большие надежды на дальнейшую теоретическую и практическую работу этой группы, Гортера и Паннекука в особенности.

При прощании с Владимиром Ильичей меня немало удивило то, что он еще особо осведомился о том, хорошее ли помещение отведено нам, обеспечены ли мы всем необходимым и вообще не нуждаемся ли мы еще в чем-нибудь. Я тогда еще не знал, что Ленин, при всех своих государственных и партийных заботах, постоянно заботился и о повседневных материальных и прочих потребностях своих товарищей.

II

В январе 1919 г. я выехал из Москвы в Ригу с группой латвийских товарищей, членов вновь образовавшегося латвийского советского правительства (Розин и др.). Тов. Стучка, председатель Совета народных комиссаров Советской Латвии, пригласил меня в качестве технического консультанта

³ См. Ленин, Соч., т. XIX, с. 262 - 263.

по портовым и гидротехническим сооружениям во вновь образовавшемся советском государстве.

Перед отъездом Б. Рутгерс и я вели переговоры с русскими товарищами относительно проектировавшегося уже тогда I конгресса Коминтерна. Было решено, что Б. Рутгерс поедет из Риги в Голландию, чтобы пригласить голландскую СДП, которая к тому времени уже была переименована в Коммунистическую партию Голландии (КПГ), и другие партии Европы на учредительный конгресс Коммунистического интернационала и чтобы организовать проезд делегатов. Ей действительно удалось проникнуть через белый фронт и добраться до Голландии. Хотя голландская партия избрала меня делегатом, но оказалось невозможным переправить мандат в Москву, так как Б. Рутгерс на обратном пути была задержана на голландской границе, а другим голландским делегатам также не удалось прорвать блокаду. Мне пришлось, в конце концов, одному представлять Голландию, без письменного мандата. На основании мандата, полученного мною от "Лиги социалистической пропаганды", я, кроме того, представлял также левую оппозицию в АСП.

Мне незачем писать здесь о первом конгрессе. Ход и характер этого конгресса хорошо известны. Наиболее драматический момент его - обсуждение вопроса о целесообразности создания III Интернационала уже в данный момент (конференция или конгресс?) ярко передан в воспоминаниях, т. Рейнштейна⁴ .

Когда я осенью 1919 г. после тяжелой болезни возвратился в Москву, Советская Россия была со всех сторон отрезана от мира. Вследствие блокады Советской России непосредственные сношения Коминтерна с отдельными входящими в него партиями были чрезвычайно затруднены, и оказалось необходимым основать Бюро Коминтерна в Западной Европе с особыми полномочиями. Это Бюро должно было объединять деятельность различных коммунистических партий и групп во всех странах, развернуть повсюду пропаганду и подготовить конференцию или, если окажется возможным, второй конгресс.

Согласно мнению Ленина, Голландию считали в то время самым подходящим местом для местопребывания бюро. Мне было поручено передать западным товарищам инструкции насчет бюро и принять участие в его работе.

14 октября 1919 г., в день моего отъезда, в 3 часа ночи меня позвали к Ленину для последних переговоров. Это был момент, когда Деникин угрожал Орлу, и Ленин во время нашей беседы был соединен по прямому проводу с фронтом; его то и дело вызывали к телефону. Положение в эту ночь было очень серьезное и тревожное, и Ленин заявил мне, что если Тула будет взята, то и Москвы не удержать. Он сказал мне:

- Если Вы в пути услышите, что Тула взята, то вы можете сообщить нашим зарубежным товарищам, что мы, быть может, вынуждены будем перебраться на Урал.

Во время разговора он дал мне различные указания и снабдил меня различными адресами за границей, которые могли бы мне пригодиться. Я припоминаю, что он дал мне адреса Пауля Леви, Фукса и Бронского-Варшавского в Берлине, Франца Коричонера и покойного проф. Карла Грюнберга в Австрии, Любарского в Италии и т. д. При этом он, несмотря на серьезность положения, был в самом бодром расположении духа и даже несколько раз шутил.

С предельной ясностью я помню, как Ленин в этот решающий момент,

⁴ См. "Ленин и международное рабочие движение", Воспоминания, сборник первый. ИМЭЛ, Партиздат, 1934, с. 31 - 45.

когда смертельный враг революции стоял почти перед воротами Москвы, заявил, что ведь русская революция уже выполнила свою важнейшую задачу, именно: она уже разоблачила буржуазную демократию и создала в советском строе новые формы пролетарской диктатуры.

- Этого уже, - сказал Ленин, - нельзя уничтожить!

Серьезность момента не помешала Ленину точно справиться о том, достаточно ли было сделано во время подготовки к моей поездке для того, чтобы она была сопряжена с возможно меньшими опасностями для меня. Только после того, как я ему сказал, что удалось найти очень благоприятный случай для переезда через латвийскую границу, он успокоился на этот счет. Потом он еще говорил о своих голландских друзьях, от которых он ожидал энергичной и успешной пропаганды наших идей. Он напомнил о том, как в прежнее время русские революционеры из-за границы наводняли Россию статьями и брошюрами для пропаганды среди масс, хотя количество работников было относительно очень невелико.

Был принят ряд мер для поддержания связи с Голландией, но если бы все-таки связь оказалась прерванной, то Бюро должно было по своей инициативе подготовить и созвать международную конференцию.

Напоследок я еще попросил товарища Ленина написать несколько приветственных слов голландским товарищам. Это приветствие я доставил в Голландию. В этом письме Ленин писал (по-немецки) о тяжелом положение Страны советов из-за наступления 14 государств, и о величайших усилиях, делаемых партией. Ленин писал дальше, что коммунистическое движение "великолепно растет" во всех странах, что советский строй - огромный шаг вперед в мировой истории - сделался всюду практическим лозунгом для рабочих масс. Ленин заканчивал письмо словами о том, что торжество международной пролетарской революции неизбежно, несмотря ни на что.

Излишне подчеркивать, что на этот раз я прощался с Ильичем с совершенно особым чувством.

Путешествие через Латвию (где в то время генерал Вермонт бомбардировал Ригу), Эстонию и Германию было сопряжено со многими трудностями, и немало было разных приключений. Но я все-таки без большой потери времени добрался до Берлина, где тогда партия была на полулегальном положении, и встретился там с руководящими товарищами.

Меня арестовали на пограничной голландской станции, но я был вскоре освобожден. После моего приезда было основано Амстердамское бюро Коминтерна, в которое вошли Гортер, Паннекук, Роланд-Гольст, Вайнкуп, Ван-Равестейн и я как секретарь. К сожалению, не удалось технически сохранить связь с Москвой. К тому же в самом Бюро были еще разногласия между Гортером и Паннекуком, с одной стороны, и Равестейном - с другой.

В основном конфликты возникли на том основании, что Ван-Равестейн, несмотря на наличие объективно революционной ситуации, не видел, с одной стороны, никаких революционных перспектив на Западе и, с другой стороны, неправильно оценивал значение пролетарской революции в России. Споры внутри Амстердамского бюро приняли настолько резкие формы, что совместное сотрудничество стало невозможным.

Повседневная работа ложилась, в конце концов, на Вайнкупа, Роланд-Гольст и меня. Удалось установить связь со многими коммунистическими партиями и группами, в том числе с Англией и Америкой, было выпущено большое количество воззваний, деклараций и манифестов и был организован обмен мнениями между партиями. При решении вопроса, какие партии и группы должны входить в Коминтерн, Амстердамское бюро много раз; становилось на сектантскую точку зрения. Где не удавалось вовлечь в орга-

низацию массы, там Бюро поддерживало мелкие революционные (или выдающие себя за таковые) группы, причем был сделан ряд грубейших ошибок. Отсюда вытекала и грубо ошибочная позиция по отношению к профсоюзному движению, причем наше Бюро поддерживало самостоятельные революционные профессиональные союзы в разных странах, не обращая достаточного внимания на работу в реформистских массовых профессиональных союзах.

Весной 1920 г. в Амстердаме состоялось созванное нашим Бюро международное совещание. На нем, однако, отсутствовали делегаты Юго-восточной Европы и делегаты из Швейцарии и, что было особенно важно, делегаты из Германии прибыли слишком поздно, когда полиция уже разогнала конференцию. Клара Цеткин и Роза Гримм, нелегально переехавшие границу, были арестованы. С немецкими и швейцарскими делегатами велись только задним числом переговоры у меня на квартире, где мы решили сообща подготовить новую конференцию в Рурской области.

Перед совещанием Бюро подготовило тезисы по различным вопросам, между прочим по вопросам о профессиональных союзах, парламентаризме и т. д., напечатанные в выходившем на трех языках, "Бюллетене". По всем этим вопросам Бюро и все его члены, и я в том числе, обнаружили "левый" уклон, а под влиянием Бюро большинство совещания приняло "левые" решения. Так, в тезисах о парламентаризме использование парламента, правда, не отвергалось, но отдельным странам предоставлялось право решать, не уместен ли отказ от участия в парламентских выборах и бойкот парламента "в процессе организации власти Советов". На этом основании, например, был одобрен отказ от участия в выборах в Австрии, что было крупнейшей политической ошибкой.

Здесь следует отметить не только "левый" уклон, но и явно оппортунистическую недооценку значения Коминтерна в деле конкретного руководства пролетарской борьбой его секций в отдельных странах. В тезисах по вопросу о профессиональных союзах следует отметить не только непонимание тактики единого фронта в применении к реформистским профессиональным союзам, но и чисто синдикалистские тенденции. На практике это вело к переоценке движения "Shop Stewards Committee" ("Комитеты фабрично-заводских старост") в Англии и ИРМ в Соединенных штатах. В вопросе о КРПГ (Коммунистическая рабочая партия Германии) Бюро также заняло неправильную позицию, высказавшись за равноправное участие КРПГ в совещании, в то время как эта партия в Германии вела ожесточенную борьбу против КПГ. На основании тезисов и постановлений вышеупомянутого совещания Исполнительный комитет Коминтерна в Москве объявил Амстердамское бюро распущенным ввиду его "левого" уклона.

Тем временем сношения между Москвой и Западной Европой были опять восстановлены и стала возможной подготовка второго конгресса Коминтерна в Москве. Ленин написал в то время свою знаменитую брошюру "Детская болезнь "левизны" в коммунизме", где он подверг критике ошибки Амстердамского бюро. Из членов Бюро на II конгрессе Коминтерна присутствовал Вайнкуп, Гортер же и Паннекук упорствовали в своих ошибках и вышли из коммунистической партии. Гортер, правда, еще раз приезжал в Москву, где он хотел "убедить" Ленина в существовании принципиальных, по его мнению, различий между русской и западноевропейской революциями, особенно по отношению к аграрному вопросу. Свою точку зрения Гортер изложил в "Открытом письме Ленину"⁵ , в котором он

⁵ "De Nieuwe Tyd", 1920 г., с. 641 и сл.

полемизирует против брошюры Ленина "Детская болезнь". Гортер после этого еще некоторое время работал в Германии в КРПГ. Паннекук совершенно отошел от политики и работает в качестве профессора астрономии в Амстердамском университете. Генриетта Роланд-Гольст обнаружила в своих литературных трудах тенденцию к мистике, и поскольку она еще участвует в политической деятельности, она практически поддерживает контрреволюционный троцкизм.

Для меня брошюра Ленина "Детская болезнь" была решающим уроком, который я всячески стремился усвоить. На II конгрессе Коминтерна я, к сожалению, не мог присутствовать, так как по состоянию своего здоровья был вынужден провести зиму 1920/21 г. на юге, откуда я возвратился в Москву только весной 1921 г., во время III конгресса Коминтерна.

Вайнкуп, участвовавший на II конгрессе Коминтерна, обнаружил и там сектантскую установку по вопросу об отношении к независимой социалистической партии Германии. Его предложение перенести местопребывание Коминтерна из Москвы в Западную Европу не только доказывало непонимание им международного значения русской революции и русского большевизма, но свидетельствовало также определенно о недоверии к политическому руководству Коминтерна, недоверии к Ленину и русским большевикам.

Эта позиция тогдашнего видного представителя Коммунистической партии Голландии отразила старый социал-демократизм в политике СДПГ (трибунистов) и показала, как далеко тогда молодая партия стояла еще от последовательно большевистской партии. Вайнкуп впоследствии дошел до резкого конфликта с Коминтерном и организовал свою собственную антикоммунистическую партию. В годы 1926 - 1930, в период начала большевизации голландской партии, Вайнкуп не входил в Коминтерн. Хотя он в 1930 г. после признания своих ошибок был снова принят в партию и теперь опять участвует в партийной работе, но все-таки следует отметить, что из прежних вождей партии только рабочий Л. де Виссер все время шел с Коминтерном.

Следует еще отметить, что голландская СДП (трибунисты), которая еще в 1919 г., до I конгресса Коминтерна, реорганизовалась как Коммунистическая партия Голландии, безоговорочно приняла указания Ленина и подчинилась постановлениям II конгресса Коминтерна. Между прочим одной из ошибок Амстердамского бюро было то, что оно слишком мало было связано с голландской партией и массами голландского пролетариата. Тов. Ленин, в ответ на одно письмо т. Вайнкупа, писал в послесловии к своей "Детской болезни", что на Коммунистическую партию Голландии как таковую, не может быть возложена ответственность за ошибки Амстердамского бюро. Хотя руководство голландской партии допустило как во время мировой войны, так и после войны ряд грубейших ошибок особенна "левого" характера, но послевоенная позиция Гортера и Паннекука была все же осуждена голландскими коммунистами.

С тех пор КПГ, особенно в последние годы, развилась в действительно большевистскую партию, и специальные уроки Владимира Ильича, которые он дал молодой Коммунистической партии Голландии, не забыты новым поколением голландских революционных рабочих.

III

Весной 1921 г. я возвратился в Москву, чтобы продолжать свою работу в социалистическом строительстве. Работай в 1918 г. в качестве главного инспектора водных путей сообщений, я пришел к убеждению, что практическое сотрудничество иностранных рабочих и специалистов будет успешнее если им поручить, как организованной группе, выполнение какой-либо

отдельной задачи. Я по роду своих занятий между прочим познакомился также со старыми проектами Кузнецко-Уральского комбината, причем в план входило соединение обеих экономических областей водным путем сообщения. Вообще можно было удивляться тому, как много широких, никогда не осуществленных планов, частью даже разработанных до мельчайших подробностей во многих вариантах, накопилось в архивах царских министерств. Никто не интересовался выполнением этих планов, пока устарелые проекты не заменялись новыми, до бесконечности и т. д.

Когда я приехал в Москву в 1921 г., как раз был в связи с введением нэпа разработан проект сдачи концессий иностранному капиталу. Ленин решил, что нужно в тогдашних условиях дать иностранным капиталистам возможность наживать деньгу; нечего жалеть об этих издержках, если благодаря им удастся создать крупную промышленность под советским контролем. Была создана Главная концессионная комиссия и издана большая карта, на которой был обозначен ряд возможных концессий⁶ . Среди этих концессий находился и угольный район Кузбасса, фантастические богатства которого дали пищу моему воображению как инженера. Я разработал в форме тезисов проект, в котором предлагал вместо того, чтобы развивать промышленность этой чрезвычайно важной области при посредстве концессионеров-капиталистов, привлечь группу иностранных рабочих и инженеров и дать им возможность строить эту промышленность. Основной мыслью проекта было то, чтобы этой группе, которая будет работать вместе с русскими рабочими и специалистами, были предоставлены в пользование все необходимые вспомогательные средства натурой, включая землю для крупного сельскохозяйственного предприятия, кирпичный завод, лес, промышленные предприятия для снабжения группы одеждой, обувью и т. д. Для строительства и основания металлургической промышленности в Сибири к комбинату должен был быть присоединен один из уральских металлургических заводов. Все необходимое на первое время оборудование и машины должны быть привезены из Америки, для чего деньги должны были собрать участники предприятия, рабочие и специалисты.

В 1921 г. в Москве кроме III конгресса Коминтерна состоялся I конгресс Профинтерна; в последнем участвовали многие рабочие из Америки, в том числе группа ИРМ, которая тогда хотела работать вместе, с Коминтерном. Среди них был Билль Хейвуд и некто Кальверт, который также приехал в Москву с намерением наладить совместную работу американских и русских рабочих. Хейвуд свел меня с ним, и мы решили действовать сообща на основе моих тезисов.

Ленина мы познакомили с этим планом сначала при посредстве Бухарина. Ленин поручил инженеру Л. Мартенсу (в настоящее время главный редактор Технической энциклопедии) разработать с нами эти планы дальше и обсудить это дело с т. Горбуновым, который был тогда секретарем Совета труда и обороны. Тов. Мартене предложил нам ограничиться во всяком случае Уралом, а предприятие должно было носить кооперативный характер, с участием в прибылях, что мы решительно отклонили. Мы настаивали на том, чтобы предприятие было советским государственным предприятием, с известной свободой внутренней организации. Так как мы при тогдашних условиях опасались бюрократического вмешательства при основании и в дальнейшем ходе предприятия, то мы требовали непосредственного подчинения новой организации Совету труда и обороны (главным

⁶ См. "Распределение концессий иностранному капиталу в Советской России, с тремя картами и декретом 23 ноября 1920 г.".

образом потому, что председателем СТО был Ленин) без вмешательства Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ).

Вопрос этот несколько раз стоял в порядке дня СТО, и меня вместе с моей переводчицей и сотрудницей т. Бронкой Корнблит всякий раз приглашали на эти заседания, происходившие под председательством Ленина. Тогдашний руководитель ВСНХ, т. Богданов, был решительным противником этого плана.

У профессионального союза металлистов также были сомнения по поводу нашего плана, зато профессиональный союз горнорабочих, которым руководил т. Артем, очень нас поддерживал. В конце концов проведен был проект Лениным: он позаботился о том, чтобы соглашение удовлетворило также иностранных рабочих. Ленин ценил при этом план не только как попытку социалистического строительства, но и как практическое проявление международной солидарности. Сначала СТО, по предложению Ленина, постановил 22 июня 1921 г., чтобы была организована под моим руководством экспедиция в Сибирь и на Урал, которая ознакомилась бы на месте с условиями и выработала бы конкретный план. Эта экспедиция состоялась в июле и августе 1921 г. В сентябре проекты были представлены в СТО, и на заседании 21 октября план был одобрен, после чего 22 ноября 1921 г. был подписан договор.

Я вспоминаю одно заседание СТО, на котором еще не могло быть принято решения, так как Ленин хотел выслушать мнение т. Мартенса, бывшего в то время на Урале. Так как и без того до весны 1922 г. времени для подготовки оставалось мало, то я с некоторой нервностью протестовал против этой отсрочки. Ленин послал мне тогда одну записочку приблизительно такого содержания: "Дорогой т. Рутгерс! Не волнуйся, дело обстоит хорошо, я тебе гарантирую не только некоторую свободу, но и полную свободу" (речь шла о внутренней организации и о бюрократическом вмешательстве, которого мы пуще всего опасались при организации предприятия).

Ленин даже особо поручил т. Аниксту успокоить нас и разъяснить нам, что подготовка такого рода постановлений требует некоторого времени⁷ . Конечно, наше нетерпение было недопустимой переоценкой важности наших планов по сравнению с другими гигантскими задачами СТО, но Ленин умел чутко подходить к иностранным рабочим и по-товарищески направлять их на верный путь.

Кроме этих встреч с Лениным в СТО, один раз имело место официальное обсуждение наших планов непосредственно у Ленина, который пригласил к себе товарищей Хейвуда, Кальверта и меня. Ленин в этом случае говорил мало и дал возможность особенно подробно высказаться Хейвуду и Кальверту. Я немного трусил, так как опасался, что они оба своими фантастическими преувеличениями в духе ИРМ повредят плану. Но Ленин был очень хорошо знаком с идеологией ИРМ и, само собой разумеется, не для того, чтобы говорить о ней, организовал это обсуждение. Даже очень словоохотливому Кальверту не удалось развить свои "теории". Ленин хотел узнать конкретно, как и в каких слоях будут рекрутироваться участники предприятия? Есть ли у нас связи с солидными инженерами и техниками? Представители каких массовых организаций в Соединенных штатах будут привлечены к этому делу? Располагают ли американские рабочие и специалисты, которых мы рассчитывали привлечь, хотя бы небольшими средствами, чтобы оплатить путешествие, а также оборудование и машины?

Ответы на эти конкретные вопросы его более или менее удовлетворили, так как после мировой войны в США были слои рабочих, располагавших некоторыми денежными средствами, и я имел возможность лично убедиться

⁷ А. М. Аникст, Воспоминания о Ленине, ИМЭЛ, Партиздат, 1933, с. 15 - 16.

том, как велика была среди американских рабочих любовь к Советской России и интерес к ней; кроме того, тогда еще казалось, что возможна совместная работа значительной части ИРМ с коммунистами.

Но что Ленин не разделял преувеличенных надежд Хейвуда и особенно Кальверта, ясно было из его несколько лаконического замечания о том, что привлечение нескольких тысяч квалифицированных и имеющих достаточный производственный опыт американских рабочих и специалистов при всяких обстоятельствах должно быть полезно для Советской России...

Ленин не удовлетворился устным указанием на необходимость того, чтобы участники были достаточно квалифицированы. Было поставлено требование, чтобы к выбору сотрудников в Нью-Йорке были привлечены представители массовых организаций, и Ленин сам выставил четыре условия, которые должен был подписать каждый кандидат в отдельности.

Эти четыре условия Ленина следующие:

"1. Мы обязуемся провести то и коллективно отвечаем за то, чтобы ехали в Россию только люди, способные и готовые сознательно вынести ряд тяжелых лишений, неизбежно связанных с восстановлением промышленности в стране весьма отсталой и неслыханно разоренной.

2. Едущие в Россию обязуются работать с максимальным напряжением и с наибольшей производительностью труда и дисциплиною, превышающими капиталистическую норму, ибо иначе опередить капитализм и даже догнать его Россия не в состоянии.

3. Обязуемся все случаи конфликтов без изъятия, какого бы рода эти конфликты ни были, передавать на окончательное решение Высшей Соввласти России и добросовестно выполнять все ее решения.

4. Обязуемся не забывать крайнюю нервность голодных и измученных русских рабочих и крестьян вокруг нашего дела и всячески помогать им, чтобы создать дружные отношения, чтобы победить недоверие и зависть"⁸ .

Содержание этих четырех условий опять-таки показывает с большой отчетливостью, как Ленин понимал настроение масс в России и за границей и считался с ним, не поддаваясь иллюзиям.

Первоначальный договор, основой которого было снабжение натурой, был изменен уже 25 декабря 1922 г., поставки натурой были заменены денежными и вексельными кредитами. В сибирских предприятиях была введена нормальная система оплаты труда и была преодолена "детская болезнь" управления предприятиями при посредстве "производственной демократии".

Первые шаги "А. И. К. Кузбасс" относятся к периоду чрезвычайных экономических и политических затруднений, причем приходилось вести ожесточенную борьбу с саботажем старых специалистов в Сибири и на Урале,, а также против бюрократических элементов в некоторых московских учреждениях. Без сильной личной поддержки Ленина, а также ЦК партии и других партийных инстанций, эта борьба вообще была бы невозможна. Хотя предприятие и не развивалось так грандиозно и быстро, как этого хотелось бы инициативной группе, однако ряд комиссий для обследования, среди них и комиссии, назначенные ЦК, установи ни и признали немало достижений колонии.

За три года, от 1922 - 1923 до 1925 - 1926, производство угля в Кемеровском районе (Кузбасс) увеличилось на 238%. Производительность труда

⁸ XXIII "Ленинский сборник", с. 42; там же напечатаны некоторые другие документы Ленина, относящиеся к этому периоду существования автономной индустриальной колонии Кузбасса, предшественника нынешнего грандиозного Урало-Кузнецкого комбината.

рабочего увеличилась на 300%" производительность труда горнорабочего - на 233%. При этом заработная плата увеличилась вдвое, и вместе с тем себестоимость понизилась с 19,38 коп. до 11,42 коп. за пуд, или на 41,1%. 2 марта 1924 г. пущен был вход химический завод и в 1925 г. к нему была пущена вторая батарея коксовальных печей. Угольные копи были электрифицированы и пущена была в ход центральная электрическая станция (причем своевременно было обнаружено, что вредители насыпали песку во втулки главного коренного подшипника). Значительное снижение себестоимости оказалось возможным прежде всего благодаря упрощенным методам управления и постоянному контролю над производством.

Присоединенное уже в 1922 г. крупное сельскохозяйственное предприятие (совхоз) с девятью тракторами, которым особенно интересовался т. Ленин, было предусмотрено еще в первом договоре с СТО. Это был первый шаг в этом направлении в Западной Сибири, и крестьяне из всех окрестных деревень посещали наше сельскохозяйственное предприятие. Нового типа стойла для коров, силосование зеленого корма и наше огородное хозяйство были новшеством в этом районе.

Важен был также культурный прогресс, который сразу бросался в глаза каждому посетителю. Совместно работали многие тысячи русских рабочих и приблизительно пятьсот иностранных рабочих и специалистов; и хотя дело не обходилось без трений в некоторых случаях, обе стороны выигрывали от этого сотрудничества. Интересно отметить при этом, что лучшие русские рабочие уже тогда не отставали от американских горнорабочих.

Ленин с самого начала высоко ценил международное значение этого предприятия как практическое доказательство интернациональной солидарности. Иностранные рабочие здесь на живом примере знакомились с советским строительством. Наше предприятие возбудило большое внимание за границей и особенно в Америке, что ясно видно из многих сообщений и дискуссий в печати. В Нью-Йорке организационный комитет "А. И. К. Кузбасс" издавал специальный орган "Кузбасский бюллетень", где писали не только о сибирском предприятии, но и вообще о строительстве в Советской России. Буржуазная печать много писала об этом предприятии и за и против. Некоторые буржуазные интеллигенты выразили готовность безвозмездно предоставить в распоряжение колонии свои знания в качестве комиссии технических консультантов; среди них был известный технический руководитель "General Electric Company" д-р Штейнмец, который в 1922 г. вел с Лениным переписку⁹ .

С другой стороны, "Grand Jury" (присяжные, решающие, есть ли основание предать суду обвиняемого в чем-либо) возбудило обвинение в "Grand larcency"¹⁰ против всех членов организационного комитета: некоторые из них были арестованы. На бухгалтерские книги и другие документы представительства Кузбасса был наложен арест; по проверке их и после безвозмездного выступления известного адвоката Артура Гарфильда-Хей дела было прекращено.

В других странах также подробно писали об "А. И. К. Кузбасс". Так, в Голландии не только партийная пресса регулярно сообщала об успехах сибирского предприятия, но и влиятельная буржуазная "Nieuwe Rotterdammer Courant" напечатала подробные рассуждения специального корреспондента, побывавшего в Кемеровском районе и написавшего также книгу о своих впечатлениях в Советской России. Уже один факт, что в Кемерове

⁹ Была напечатана в "Правде", а также в "Кузбасском бюллетене", 20 июня 1922 г.; письмо Ленина Штейнмецу - см. Ленин, Соч., т. XXVII, 275 - 276.

¹⁰ "Grand larcency" (в англо-саксонских странах) - называется воровство на очень крупную сумму.

работали сообща представители 27 национальностей, подчеркивает международный характер этой первой пролетарской "технической помощи" Советской стране.

Когда Владимир Ильич умер 22 января 1924 г., предприятие уже твердо стояло на ногах. Я очень ясно помню траурный митинг памяти Ленина на снежной равнине Сибири. Народу собралось так много, что митинг пришлось устроить под открытым небом; темной ночью - так велика разница между сибирским и московским временем - в Кемерове при 40-градусном морозе тысячи людей, глубоко потрясенных незаменимой утратой, слушали речи ораторов.

В то время не раз не без некоторого волнения ставили вопрос: как будут реагировать на политику советской власти крестьяне, когда уже не будет Владимира Ильича с его огромным авторитетом? Все пропагандист, бывшие в распоряжении партийной организации, были тотчас же посланы в деревню. Однако оказалось, что уже тогда авторитет партии как таковой сильно укрепился в деревне. И в Сибири очень многие рабочие (а ведь они были еще очень сильно связаны с деревней) вступили в партию Ленина.

Партия вступила на путь новых побед под руководством ближайшего сотрудника и друга Ильича, великого продолжателя его дела - товарища Сталина.

В 1924 г. было решено распространить деятельность "А. И. К. Кузбасс" на Кольчугинский (теперь Ленинский) и Прокопьевский угольные районы, также как и на Гурьевский металлургический завод. Поставлен был на обсуждение вопрос о создании сибирского металлургического завода, и таким образом сделан шаг к осуществлению давних мечтаний инициаторов "А. И. К. Кузбасс" о новой Рурской области или новом Питтсбурге. Очевидно было, что при этом нужно перестроить форму организации и отменить те особые условия, которые уже потеряли значение с укреплением экономической системы Советского союза. Было решено передать "А. И. К. Кузбасс" в ведение ВСНХ, пока с правом апелляции в СТО. Были произведены еще некоторые изменения, и 1 января 1927 г. управление перешло в руки русских товарищей; предприятие далее функционировало при нормальных условиях, как любой государственный трест. Центр тяжести был перенесен с угля на железо и по личной инициативе товарища Сталина началось стремительное развитие Кузнецкстроя.

Начатая при участии Ленина пионерская работа иностранных рабочих внесла свою долю в это строительство в один из труднейших периодов его, на его самой ранней стадии.

Оправдалось мнение Ленина, что привлечение группы технически развитых и классово сознательных рабочих принесет пользу, и теперь еще во всех частях Советской республики можно встретить старых кузбассовцев, занимающих почетное место в мощной системе социалистического строительства.

Ленина я встретил еще раз, когда он произнес свою известную речь на IV конгрессе Коминтерна. Когда он, явно усталый, уходил с конгресса, он пожал мне руку в коридоре Большого кремлевского дворца. Это было в последний раз.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - С. РУТГЕРС:

Комментарии: