Исторический сдвиг, соответствующий началу политической современности, относится, главным образом, к формированию государства-нации в Европе, центральным моментом которого является радикальное событие - Французская революция. Это событие огромной исторической значимости положило начало, с Декларацией прав человека и гражданина, новой исторической практике в перспективе нового освобождения.

Одно из наиболее завершенных размышлений по этому поводу принадлежит Иммануилу Валлерстайну(1). Этот автор показывает, каков вклад Французской революции в развитие политической современности в связи с утвержденной ею идеей политического изменения. Такая нормализация изменения тесно связана с индивидуумом и государством; она вписывается в программу политических действий, направленную на формирование либеральной миросистемы.

Не идя путем системного анализа, мы, в то же время, вычленим из него следующие вопросы: исчерпана ли модель политической современности, предложенная Французской революцией? Другими словами, в полной ли мере она истощила свой потенциал? Играет ли она еще какую-либо роль в "решающем разделении", с позиций которого пытаются осмыслить миросистему исходя из различия либерализмов?

В этой перспективе наш подход к качественному росту политической современности учитывает в большей степени появление новых форм гражданства, в частности через посредствующие элементы политического субъекта, конституирующие гражданское республиканское пространство, что всегда более актуально, чем поиск объективных элементов какой-либо новой политической системы.

В центре нашего внимания при осмыслении этого события в становлении политической современности могли бы находиться только события Французской революции и их значение. Безусловно, следует считать, вместе с немецкими философами-современниками Французской

1 Wallerstein I. L'apres - liberalisme. Essais sur Ie systeme-monde a reinventer. Ed. de I'Aube. 1999. В чем эти размышления противоречат другим более классическим точкам зрения и, в частности, концепции "буржуазной революции", показано в The French Revolution and the Birth of Modernity. University of California Press, 1990.

стр. 143

революции, главным образом с Кантом и Фихте, а также с немецким историком Р. Козеллеком, что это событие являло собой разрыв: на самом деле оно привело к появлению нового экспериментального поля, с его закономерностями и перспективами, ограниченного неизвестным естественным правом. Вместе с тем, необходимо отметить, что подобная политическая радикальность ведет свое происхождение из практической метафизики индивидуума, сформулированной и введенной в оборот значительно раньше, по крайней мере, с гуманистического Ренессанса.

С методологической точки зрения, наш подход вписывается в историю социально-политических понятий, среди наиболее известных авторов которой, главным образом английских, американских, немецких, итальянских и французских мы можем назвать: Дж. Покока, К. Скиннера, Р. Козеллека, А. Негри, Ф. Фюре, П. Розанваллона и многих других. Подчеркнем, наконец, что значение исторической семантики, т.е. анализа лингвистических условий появления понятий, раскрывающих политическую современность, чрезвычайно велико в большинстве этих работ: она является составной частью исторического подхода, даже если мы не сможем показать это в полной мере в настоящей статье(2).

1. От гражданского гуманизма к революционной гражданственности (XVI -XVIII вв.)

С точки зрения большой длительности, не восходящей, однако, к античному полису, первым значительным сдвигом в становлении политической современности стало появление гражданского гуманизма во флорентийской республике в начале XVI в. названного американским историком и политологом Д.Пококом "маккиавелиевским моментом"(3). И на самом деле, в политической мысли и в политической практике флорентийской республики появляется понятие "политического существа", обоснованное в модели гражданского идеала личности. В отличие от средневековых философов, идущих от Аристотеля и утверждавших

2 Об истории понятий и о роли исторической семантики в рамках этой истории см.: History of Concepts: comparative perspectives, dir. Jain Hampster-Monk. Karin Tilmans and Frank van Tree. Amsterdam University Press. 1998. Французский вклад в разработку данной проблематики применительно к Французской революции представлен публикацией под нашим руководством: Dictionnaire des usages socio-politiques (1770-1815) Paris. Klincksieck. вышло 6 томов (1985- 1999). Укажем также на ведущуюся работу по французскому XVIII веку: Handbuch politisch-sozialer Grundbegriffe in Frankreich. 1680-1820 Herausgegeben H.-J. Lusebrink, R. Reichardt, Е. Schmitt. (Руководство по основным политическим и социальным понятиям во Франции с 1680 по 1820), публикуемое в Мюнхене с 1985 г. Это издание включает около 3000 страниц. К настоящему времени вышло 19 выпусков. Мы приняли участие в подготовке последнего выпуска.

3 Pocock. D.T.A. Le moment machiavelien. La реnsuе politique florentine et la tradition republicaine antique. Paris. PVF. 1997 (впервые опубликовано на английском языке в 1975 г.).

стр. 144

приоритет универсалий по отношению к единичным явлениям или событиям, флорентийская политическая мысль гражданского гуманизма противопоставляла понятие "fortuna" как обычной покровительнице действие, связанное с "vita activa" и обусловленное "vivere civile", т.е. человеческую способность производить универсальное, не идущую однако до утверждения универсального измерения единичного события, свойственного Французской революции.

Таким образом, достаточно рано утверждаются первые элементы политического субъекта: гражданин и риторик, чье присутствие было обусловлено их желанием участвовать в действии между частными лицами, в специфических политических отношениях между отдельными людьми - государь и законодатель пророк, которые вносят изменения в рамках отношений между "virtu" и "fortuna" (государь формирует в силу своих добродетельных качеств саму природу "fortuna" путем стратегических действий, адекватных происходящим событиям, "естественный законодатель" формирует политическое сообщество, основанное на "virtu").

Покок равным образом показывает, что частично эта гражданская мысль вошла составной частью в английскую монархическую мысль, чтобы привести ее затем к состоянию разрыва, чему способствовала гражданская война с движением за англиканскую республику, дошедшим до своего завершения. Последнее произошло в немалой мере благодаря Гаррингтону и его идее политического индивидуума, защитника гражданской добродетели.

В то же время одно из основных следствий такого "открытия" гражданского пространства единичным явлениям и событиям заключается в возможности овладения, начиная с Ренессанса, искусством "практической науки". Здесь речь идет о развитии науки освобожденного действия, которая вырабатывается и осуществляется в обмене между людьми, нечто вроде "искусственной науки", чья связь с будущей "политической наукой" проходит через действия людей в рамках политического общения. Следует также учитывать постоянную "редукцию в искусстве", которая совершается при подходе к любой научной операции. Под этим мы понимаем, вместе с Элен Верен(4), совокупность предписаний и процедур, которые позволяют разрешить возникающие проблемы путем редукции единичных случаев к общим, путем комбинации упорядоченных символов. Искусство в этом случае является только усилением следствий путем сокращения средств, способом сэкономить средства с тем. чтобы разнообразить и умножить следствия. Фигуры инженера и предпринимателя не могут быть отделены от постепенного формирования

4 Verin Н. La gloire des ingenieurs. L'intelligence technique du XVI eme au XVIII eme siecle/ Paris, 1993.

стр. 145

"политического разума", символизируемого индивидуумом. Искусство политики вплоть до Сийеса будет связано с требованием истины в поисках лучшего из возможных обществ, с размышлениями относительно "механической" эффективности политических комбинаций.

В то же время, наиболее адекватное размышление по поводу нашего сюжета тесно связаны с тем, как быстро гражданская парадигма, установленная таким образом, ведет к разрыву научного порядка внутри самой политики: об этом свидетельствует открытие, вместе с Гоббсом, "науки добродетелей" в качестве "гражданской науки". Становление какой-либо гражданской политики относится отныне к концептуализации программы действий внутри. Становление гражданской политики отныне было связано с концептуализацией какой-либо программы действий в рамках сообщества граждан, придающего любому частному действию универсально-политическое значение. Таким образом, осознание политического факта идет через описание некоторой концептуали- зированной структуры, определяемой как, "научная", и ее лингвистических условий, т.е. структуры, находящейся в самом движении языка.

Основной заслугой Квентина Скиннера в его недавней работе "Разум и риторика в философии Гоббса" является то, что он показал, как "гражданская наука" английского философа Гоббса, одного из зачинателей современной политической философии, утверждается на базе риторической культуры Ренессанса, связанной с гражданским гуманизмом. Политика красноречия, с находящейся в ее центре фигурой добродетельного человека, приобретает первостепенное значение: рациональность аргументации "гражданской науки" как "науки о добродетелях" фактически измеряется через раскрытие описаний единичных действий на воображаемой сцене.

Здесь фигура философа неотделима от фигуры оратора раскрывающего действие, которое он хочет описать при помощи различных объектных образов. Так что читатель, полновластный гражданин, может "видеть" новые аргументы - источники действия, приведенные в движение риторическим фактором; он может также стать его участником как наблюдатель и даже стать протагонистом "гражданского общества", установленного таким образом. Сразу же подчеркнем важность появления фигуры наблюдателя в политической современности. Это новое прочтение труда Гоббса, придающее особое значение лингвистическому контексту, позволяет in fine понять политическое действие в практическом движении аргументов и тем самым измерить его потенциал разрыва в "гражданском обществе", находящимся в стадии формирования.

Именно век Просвещения вводит важную новацию, ставшую предметом первой крупной работы Юргена Хабермаса, - речь идет о формировании общественного мнения, где осуществляется безграничный обмен

стр. 146

рационалистическими аргументами, знаменитой "буржуазной общественной сфере"(5). Развивая ту же тему, Хабермас настаивает на том, что культурная динамика, берущая начало во Французской революции, не исчерпана(6) в той мере. в какой он сам понимает это событие как "лабораторию аргументов", "цепь событий, обрамленных аргументами"(7). И на самом деле он показывает, что противоречия между экономическим либерализмом и радикальной демократией, а затем и между либерализмом и социализмом, восходят к потенциалу Французской революции. Процесс формирования общественного мнения и политической воли проходит здесь через интерсубъективную практику обсуждения и принятия решения, которая конкретизируется во "власти, основанной на взаимодействии и взаимообщении", отличной от "власти, установленной административным путем". Подобная "власть взаимодействия и взаимообщения" знаменовала собой, по сути, политическую современность. связанную, разумеется, со становлением демократических процедур правового государства, способного институционализировать эти новые формы политического взаимодействия, а также с сохранением этих объективных форм в сети взаимодействий, постоянно приводимой в действие свободными ассоциациями и формирующимися субъектами(8). В то же время заслуга наиболее выпуклого изображения потенциала разрыва в такой практической реализации, каковой является потенциальная фигура индивидуума - гражданина в политической мысли Просвещения принадлежит историку Р. Козеллеку, в его принципиальной работе "Прошедшее будущее. К вопросу о семантике исторических времен"(9) и в "Историческом словаре социально- политического языка в Германии"(10).

Козеллек выделяет период между 1750 и 1850 гг., когда разрыв проявил себя в четырех измерениях:

- через утверждение светскости с развитием "философии истории" и. практически, через новый исторический опыт, содержанием которого

5 Habermas J. L'espace public. Archeologie de la publicite comme dimension constitutive de la societe bourgeoise. Paris. Payot, 1978.

6 В июньском номере 1989 г. журнала "Меркур" под названием "Народный суверенитет как процедура. Однормативное понятие открытости".

7 См.: Guilhaumou J. L'avinement des porte - parole de la Republique (1789-1792), Lille, Presses Universitaires du Septentrion, 1998. Это исследование вписывается в названную традицию.

8 См. также по этому поводу: Habermas J. Faktisitat und Geltung. Beitruge zur Diskurstheorie des Rechts des demokratischen Rechtsstaats, Surkamp Verlag, 1922.

9 Vergangene Zukunft. Zur Semantik geschichtlicher Zeiten. Suhrkamp Verlag, 1979. Французский перевод, Paris. Editions de l'EHESS. 1990.

10 Geschichtliche Gremdbegriffe: Historisches Lexikon zur politisch - sozialer Sprache in Deutschland под редакцией Brunner O, Conze W, Koselleck R. Stuttgart. 1972-1996.

стр. 147

были права человека и гражданина, провозглашенные Французской революцией.

- через демократизацию с развитием "нового политического языка" (Сийес), берущего начало во французской революции.

- через идеологизацию с появлением концептуальных понятий, имеющих общую ценность ("история", "свобода", "революция"), "нового порядка вещей".

- через политизацию с формированием антагонистических политических групп - время, символизируемое якобинцами.

Отметим, наконец, что аргументирование концептуальных понятий в рамках политического развития отныне не связано с соединением рациональности и риторики, напротив, удельный вес собственно языка возрастает, в особенности на уровне образования неологизмов. На этом основании лингвисты говорят о преимуществе, которое в XVIII в. принадлежало политическому языковому субъекту по сравнению с нормами языка и принятым словоупотреблением(11).

2. Скачек, осуществленный Французской революцией, и становление современного индивидуума

Именно Французская революция несла в себе наиболее сильный потенциал разрыва, как следует из работ Р. Козеллека, Франсуа Фюре, Флоранс Готье, Мишеля Вовеля и многих других.

Часть работ французского историка Франсуа Фюре(12) затрагивает проблему радикальности 1789 г. Согласно Фюре якобинизм явился только второй радикализацией, даже отклонением по отношению к крайней новизне "политического языка" 1789 г.

Мастерски анализируя деятельность депутатов Генеральных Штатов и открытия ими Национального собрания - самого выражения и его содержания - он показывает, как индивидуум появляется в центре нового социального порядка, т.е. в чем проявляется "становление современного индивидуума - автономного и равного в правах любому иному индивидууму"(13).

Фигура индивидуума - гражданина, берущая начало во флорентийской республике, окончательно сформирована: сама ее единичность является свидетельством универсальности. Единство нации есть следствие

11 См.: L'histoire des idees linguistiques. Siege. Mardaga, 3 v, 1989-1999. dir. Sylvair Auroux.

12 Отклики на его работы среди англосаксонских историков являются ключем к пониманию их значения в гораздо большей степени, чем франко-французские дебаты по этому поводу. См. наше исследование "Франко-американский спор о Французской революции" - Dix - huitieme siecle N 30, 1998.

13 Orateurs de la Revolution francaise. Introduction au tome l en collaboration avec Ran Halevi. Paris, Gaillimard, La Pleiade, 1989, p. LXX. Укажем также на книгу Т. Такетта.

стр. 148

утверждения правовой симметрии индивидуумов, причем каждый сохраняет свою свободу, передавая в общее достояние только те элементы, которые позволяют увеличить средства доступа к всеобщему счастью.

Один из основных теоретиков "новой политической науки", эквивалентной ранее неизвестному "политическому языку", является ни кто иной, как Сийес. Ведущиеся работы с его личными бумагами, только недавно найденными, подчеркивают сложность его концепции политической современности(14). Разумеется, речь идет о том, чтобы порвать с прошлым во имя отказа от истории и, прежде всего, от необходимости, открытой в будущее. Но новая "политическая наука", которую Сийес одно время определял в ее практическом измерении словом "социализм" (он был первым, употребившим это слово во французском языке)(15) до того, как выбрать выражение "социальное искусство", также относящееся к "политической метафизике", так называемой метафизике "я" и ее развития.

Новый социальный порядок основывается на современной метафизике субъекта до такой степени, что Сийес вплоть до III г. Республики, как это ни парадоксально, отвергал понятие суверенитета, которое он считал слишком близким к теории абсолютизма, т.е. неспособным учесть развитие современного индивидуума. Законодательный порядок, "законодательный централизм", согласно выражению монтаньяров, берет начало в социально- исторической предпосылке метафизического порядка. Кажущейся парадокс политической современности, которая осмысливается как качественный рост в подходе к субъективности субъекта как центра формирования чувств, действий и знаний, т. е. самой возможности действия и знания.

Интеллектуальная биография Сийеса на протяжении почти пятидесяти лет, с 1773 по 1813 г., позволяет описать целую серию проявлений субъекта, сначала возвещающих, а затем и формирующих политическую современность.

Прежде всего, в рукописях молодого Сийеса речь идет о философе- наблюдателе, который воспринимает развитие субъективного "я" в отличие от "я", ограниченного его сознанием, вплоть до наивысшей формы организации "я", т.е. собственно осознать потенциал роста в движении за реализацию индивидуальной свободы.

Затем появляется фигура писателя-патриота, который вводит в общественный оборот, путем использования метафор, метафизические понятия "политической науки", те понятия, которые сегодня так нам

14 Кроме классической работы П. Бастида (Bastid P. Sieyes et sa pensee. Paris, 1989), см. Guilhaumou J. Nation, individu et societe chez Sieyes // Genuses. 1997. N 26. Avril.

15 См.: Branca S. Guilhaumou J. De "sosiete" a "socialisme" (Sieyes): I'invention neologique et son contexte discursif. Essai de cokinguisme applique - Sangage et societe. N 83/84, mars-juin 1988.

стр. 149

знакомы: нация, конституция, национальная ассамблея, законодательная власть и т.д.

Наконец, сам ход революционных событий привел к появлению фигуры законодателя-философа, который сосредотачивает в аналитическом методе Кондильяка, а также в его генетической основе (речь идет о когнитивном образе статуи в его "Трактате об ощущениях" 1754 г.) совокупность перспектив развития нового политического мышления.

Действительно, в своих дискуссиях с немецкими философами в 1798 г. Сийес противопоставляет "немецкой системе", "настоящую французскую метафизическую систему", чье превосходство он видит прежде всего в двух аспектах: в систематическом сочетании "порядка "я" или "порядка знаний" в форме "Трактата о законах познания" с "практическим порядком" или "социальным порядком" под названием "Трактат о законах общества": когда единство системы установилось, а ее органичность основана на фактическом развитии схожести между прогрессом знания и политики. Динамика конституирующего субъекта передается с усилением, от естественного права и без разрыва, обусловленного общественным договором, вплоть до политического прогресса, основывающегося на понятиях свободы и нации.

Именно таким образом французы находят в представительной системе и в своем "политическом языке" средство достичь наилучшего политического общества, в отличие от немцев, неспособных "говорить по-немецки" в рамках государства-нации.

Франсуа Фюре мог с полным основанием считать Сийеса самым глубоким мыслителем Французской революции(16) и добавим, самым перспективным из них всех.

В то же время вопрос заключается в том, чтобы выяснить, на самом ли деле мы достигли, вместе с этим политическим мыслителем и событиями, связанными с Национальным собранием 1789 г, (от клятвы в Зале для игры в мяч до принятия Декларации прав человека и гражданина), где его участие носило решающий характер, полного понимания всеобщей единичности события взятого в его политическом окружении: таков, фактически, центральный элемент политической современности.

С точки зрения политического представительства прогноз историка подтверждается: политическое искусство представительства останется, даже во время Террора, центральным элементом нового социального порядка. Оно все еще формирует нашу современную концепцию республиканского

16 Furet F. La Revolution (1770-1880). Paris. 1988. (Сийес. Необходимо немного задержаться на этом имени, которое является лучшим символом Французской революции... Дело в том, что он был не видной политической фигурой Французской революции, а скорее ее самым глубоким политическим мыслителем. Р. 62).

стр. 150

правительства, вместе с теми парадоксами, которые были тщательно изучены Пьером Розанвалоном в его недавней книге(17).

В этой связи, Сийес и Робеспьер - оба осмысливали революционный разрыв с точки зрения легицентризма: они привнесли в революционное правление концепцию "единства действий" притом, что всесильный закон является центром этого правления, а само правительство находится под прямым контролем Национальной ассамблеи. Хотя и следует иметь в виду; что Сийес будет ставить в упрек якобинцам, среди которых он находился в 1790 г., а затем дистанцировался, смешение понятий "единства действий" и "единого действия", что привело к введению, под давлением народного движения, все подчиняющего (re-totale) вместо республиканского представительного правления.

В более общем плане, формирование национального пространства времени, соответствующее "открытию политики", если использовать название книги Мишеля Вовеля(18), подчеркивает важность десятилетнего революционного разрыва, даже если этот разрыв является следствием конфронтации между республиканским гуманистическим наследием и созданием "республиканизма естественного права", о чем пишет в своих работах Флоранс Готье(19).

3. Возвращение к Канту: эстетика революционного события

Следует отметить, что завершение формирования политической современности во время Французской революции частично оказалось скрытым от Сийеса. Из неудачи его диалога с Кантом, имевшей место несмотря его явный интерес к немецкой метафизике - ближе всего Сийес был к Фихте - следует более сложная связь между Кантом и Робеспьером, на которую часто указывала марксистская традиция - от молодого Маркса до Грамши(20).

Эта связь относится к тому, что мы называем эстетикой события. Как якобинцы и, главным образом, монтаньяры во II г.. так и Кант заложили основы эстетического подхода к революционному событию, который позволял действовавшим и страдавшим индивидуумам осмысливать их будущее вне зависимости от складывавшихся обстоятельств.

17 Rosanvallon P. Le peuple introuvable. Histoire de la representation deniocratique en France. Paris. 1998.

18 Vovelle М. La decouverte de la politique. Geopolitique de la Revolution francaise. Paris. 1993.

19 Gautier F. Triomphe et mort du droit naturel en revolution (1789-1795-1802). Paris, 1992.

20 Так в "Тюремных тетрадях" Грамши много раз подчеркивал методологическую значимость подобной ассоциации и в более широком смысле взаимосвязь между якобинской политической практикой и немецкой практической философией.

стр. 151

Потенциал качественного роста политического действия оказался, таким образом, удесятеренным и значимым вплоть до наших дней.

За исключением того факта, что подобный потенциал основывается на возможности воображения развертывания форм эстетического опыта, от энтузиазма до чувства возвышенного, как в самом событии Французской революции, так и в кантианской эстетике, характеризует в полной мере универсальную единичность события, т.е. крайнюю точку политической современности.

Наконец, мы предлагаем охарактеризовать, каким образом Кант, столкнувшись с французским революционным опытом, связывал с "рефлексирующим образом мысли" "возможность выносить суждения", определенную как эквивалент "возможности демонстрации", близкой к представлению и позволяющее расширить до максимума восприятие различия, частности в абстрактной и всеобщей форме. Именно благодаря использованию эстетического измерения суждения Французская революция "читается" сегодня максимально приближенно к современности, как "событие нашего времени", доказывающее "моральную тенденцию человечества".

Много раз и в частности в работе "По поводу общего места: может случиться так, что то, что справедливо в теории ничего не стоит на практике" (1793)(21) Кант настаивал на важной посредствующей роли возможности выносить суждения, в качестве способности субъекта подвести частные случаи под общие правила во взаимосвязи между теорией и практикой.

Тогда как теория заключается в правилах, связанных с "принципами. наделенными определенной универсальностью", а практика позволяет "устанавливать какую-либо цель" в соответствии с некоторыми "принципами поведения", представленными всеобщим образом, акт способности суждения связывает правило с проведением. Способность суждения есть "способность подвести частное под всеобщее". Если на самом деле существует какое-либо "правило, происходящее из способности суждения", речь идет о "понятии конечности природы перед нашей способностью познания", понятие, которое есть не что иное, как понятие "некоторого опыта, приведенного в упорядоченную систему в соответствии с эмпирическими законами", бесконечной разнообразности в их корреляции с гетерегонностью форм частного опыта. Равным образом Кант подчеркивает, что это понятие "имеет природy искусства", которая не является источником теории, а только "дает принцип с тем, чтобы развиваться в соответствии с законами опыта". На этом основании возможность

21 Kant J. Sur Ie lieu coinniun: il se peut quo ce soil juste en theorie, mais, en pratique, cela ne vaut pas. Oeuvres. T. III. Paris. P. 251.

стр. 152

суждения "является в то же время способностью подводить под понятия"(22).

Мы входим здесь в область "такого мышления, которое состоит в том, чтобы привести саму мысль в соответствие с ее целью(23) рефлексирующего суждения", в котором дано "только частное", возможность выносить суждения перед лицом таким образом найденного всеобщего только путем размышления над ним. Тем самым мы оставляем исключительно когнитивную область "чистого" трансцендентального метода, основывающегося на "определяющем суждении", где универсальный принцип (правило) дается в качестве трансцендентальной априори: речь идет, таким образом, о том, чтобы заинтересоваться тем, что предшествует опыту, т.е. "априорными понятиями объектов", и их опытному приложению апостериори. Отныне мы можем эволюционировать в пространстве рефлексии, где "сама конечная цель рассматривается только как субъективная"(24), удаленная от того, что может быть принято за объект субъектом в связи с данными правилами способности суждения.

В настоящий момент, таким образом, речь идет о способности представления, позволяющей развиваться мышлению самому и, тем самым, идти за простое постижение явлений, другими словами, опять же заимствованными у Канта, "эстетически безгранично расширить само понятие". Это его протяженное свойство соответствует творческому воображению, которое приводит в действие свойство разума, могущего в определенной мере мыслить за пределами обычной ясности метода.

В подобной эстетической перспективе использование воображения в соответствие со свободной казуальностью отсылает нас к философскому гению, которого Кант определяет следующим образом: "Итак, собственно говоря гений счастливое соотношение, которому не обучает никакая наука и которое никакая практика не может приобрести путем опыта, которое позволяет, с одной стороны, открывать Идеи для какого-либо данного понятия, а с другой - давать этим Идеям выражение, благодаря которому субъективная расположенность рассудка, таким образом обретенная, как сопровождение понятия, может быть передана другому"(25).

Не является ли такое определение гения практически выраженным в образе философа-законодателя II г., чьи недавние труды определили центральную позицию в области, где был приведен в действие политический либерализм?(26). Действительно, экспрессивность дискурса монтаньяров относит нас

22 Kant J. Premiere introduction fla Critique de la faculte de Juger. Paris, Aubier 1995. P. 93-95

23 Ibid. P. 280.

24 Ibid. P. 111.

25 Ibid. P. 303.

26 Brunel F. 1794. Thermidor. La chute de Robespierre. Bruxells. 1989; Gauthier F. Triomphe et mort du droit naturel en Revolution (1789-1802). P. 1992.

стр. 153

к рациональной тотальности, находящейся в становлении посредством постоянного развертывания общей убежденности, связанной с идеей права. Так осуществляется, внутри Гражданских институтов (образование, национальный язык, социальная благотворительность и т.д.), установленных революционным правительством во II г., всеобщее и прямое обращение к сообществу граждан, выступавшее в качестве объединявшей их социальной связи. Сообщество аффектов, которое может идти вплоть до возвышенного и позволяет в этом случае осуществлять рациональный поиск будущего. Так, оно придает особую ценность через обостренное чувство гуманности, высшей способности морального суждения как следствие активного, социализированного, измененного и завершенного разума. И именно это моральное участие наблюдателей, в частности граждан устраненных с представительной политической сцены, придает уникальному событию его всеобщее значение(27).

Вот почему, возвращаясь к Канту, присутствие "всех наблюдателей" на новом республиканском пространстве, очерченном Французской революцией, формирует рациональную тотальность, находящуюся в становлении путем распространения общих убеждений. Таким образом мог осуществиться прямой призыв, имевший всеобщую ценность, к сообществу граждан, к которому беспрестанно прибегали монтаньяры во II г. с целью установить связь между законодателем и гражданином.

В то же время, это безусловно краткое обращение к тому, как Кант понимал чисто этическое измерение "возможности выносить оценочные суждения" позволяет частично восстановить интерпретационное значение его "прочтения" Французской революции(28), исходя из следующей серии кантовских высказываний: общее убеждение, способ мыслить субъективно, субъективная направленность, и, наконец, подходящее выражение. Речь идет о формулах, обнаруживающих "возможность представления, способности суждения", которая открывает "возможность увидеть беспредельное поле сходных представлений"(29).

Указав на формы эстетического опыта, мы можем понять, каким образом Кант, обращаясь к Французской революции, нашел способ наилучшим образом осмыслить проявление значимых эстетическим переживаний человеческого прогресса. Соответствующим текстом разумеется является знаменитая глава о "Конфликте способностей", трактующая "событие нашего времени, которое доказывает эту моральную тенденцию

27 По поводу участия женщин во Французской революции см. Guilhaumou J. Lapied М. L'action politique des femmes pendant la Revolution francaise" // Encyclopedic historique et politique des femmes. Paris, 1997.

28 Разумеется мы не сводим кантовское прочтение Французской революции только к эстетическому подходу. Вся сложность этого прочтения была недавно подчеркнута Дометено Лозурдо в его работе: Autocensure et cjpromis dans la pensee politique de Kant. Sille, 1933.

29 Kant E. Critique de la faculte de Juger. P. 302.

стр. 154

человечества"(30). Этот текст наиболее полным образом соответствует нашему сюжету в той мере, в какой Французская революция выступала в качестве исторической квинтэссенции любого эстетического размышления о прогрессе права.

Первый вопрос, который Кант задает "событию нашего времени": как разворачивается "образ собственно субъективного мышления", которое относит нас к эстетической сфере? Ответ: "Это событие, например, не состоит из важных поступков или же неблаговидных действий, совершаемых людьми... Нет, речь идет только об образе мысли наблюдателей, который открыто проявляется в связи с этой игрой великих потрясений" именно в образе существования и мысли наблюдателя, а не уже сформировавшегося действующего лица, проявляется смысл и конституируется Французская революция как символ прогресса(31). Более того, это революционное проявление "духа всех наблюдателей" эквивалентно "симпатии к устремлению", в еще большей степени "занятию позиции", которая "граничит с энтузиазмом".

В случае с Французской революцией мы сталкиваемся со знаковым событием, являющимся одновременно знаком для эстетической чувствительности и знаком интереса к свободе. Уточним, что подобный исторически подтвержденный эстетический опыт достигает своей максимальной конкретизации в проявлении энтузиазма как высшего аффекта, когда друг за другом следуют, применительно к одному и тому же объекту, притяжение и отталкивание(32). Именно чувство возвышенного, создавая совокупность аффектов, могущих привести к выражению возвышенного, позволяет создать "общий смысл" для всей совокупности наблюдателей событий: они, таким образом, не являются пассивными субъектами. Эти наблюдатели, очарованные игрой энтузиазма, становятся настоящими соучастниками события без того, однако, чтобы присоединиться к действующим лицам. По правде говоря, действующие лица и наблюдатели в конце концов объединяются в их общем участии в том же самом моральном опыте. Тогда мы можем описать общность субъектов, сформировавшуюся в силу "величия души", порожденного "чистым понятием права". Симпатия, которую наблюдатели, не имеющие обязательств активистов, выражают по отношению к высшему проявлению права составляет динамику подобного сообщества граждан.

Второй вопрос, - затронутый Кантом, тесно связан с первым: в чем заключается "субъективная расположенность духа", проявленная наблюдателями революционного события, взятых в их целостности? Ответ не заставляет

30 См. комментарий Жерара Роле в кн. Kant. Histoire rt citoyennete / Paris, 1996, ch.V.

31 См. Foucault М / Qu'est-ce que les Lumieres?- Dits et ecrits, T. 4. Paris. 1994. P. 679.

32 Наиболее значимым событием такого рода является смерть Марата, которую мы исследовали в нашей части коллективного труда. La mort de Marat, осуществленного под руководством J.-C. Bonnet, также как и в нашей работе 1793. La mort de Marat. Bruxelles, 1989.

стр. 155

себя ждать: "занятие позиций" "всеми наблюдателями" "не может иметь другой причины, как моральную расположенность человеческого рода". Объединяя суждения наблюдателей, проникнувшихся энтузиазмом и "моральное расположение человеческого рода". Кант учитывает всю силу идеи права во время Французской-революции, а также ее эффективность в связи с выражением "конституирование народа". "Республиканская конституция"- именно такое выражение соответствует революционным событиям. понимаемым как человеческий прогресс.

Проявление общего убеждения, в революционном событии, не отделимо, таким образом, от ответственности, которая выпадает на долю действующих лиц, глашатаев законодателя, в эффективной реализации идеи права, ответственности, которая более того, следуя Канту, является занятием позиции наблюдателями в движении к политическому факту, в то же время и революционному, чью эффективность мы уже проанализировали. В свою очередь, занятие позиции есть безусловно действие эмоционального порядка, которое, однако, "не является игрой, а, напротив, серьезным делом по формированию образов"(33).

Заключение

Открытие Конституции, основывающейся на идее права, явилось наиболее ярким проявлением революционного разрыва. Но, в отличие от Сийеса. который по справедливости считается создателем Конституции(34), такой процесс открытия, проходит, вместе с кантовским прочтением Французской революции, через исключительно субъективные реалии, через возможность коллективного мышления всех граждан.

Сийес открыл, на основе новой конституционной организации, понятие "конституирующей власти", власти восходящей и берущей свое начало в собраниях граждан, т.е. отличной от конституированной власти. Все ее онтологическое значение проявляется в метафизике субъекта, находящегося в основе политической современности. Так что это понятие наилучшим образом воплощает в себе Французскую революцию. Сийес придал Французской революции значение архитипа в той мере, в какой он осмыслил и сформулировал "конституирующую парадигму" и ее потенциал разрыва. Иными словами, Сийес осмыслил завершение гражданской парадигмы в "метафизической материальности конституирующей власти", используя выражение итальянского философа Антонио Негри(35). Однако Сийес ограничил само становление, начавшееся в рамках революции, введя принцип разделения труда как следствие социального размежевания между народом и его элитами,

33 Kant J. Critique de la faculte de juger. P. 226.

34 Pasquino P. Sieyes et l'invention de la Constitution en France. Paris. 1998.

35 Begri A. Le pouvoir constituant. Essai sur les alternatives de la modernite. Paris, 1997.

стр. 156

которые его представляют и являются носителями всей силы политического класса. Именно поэтому элиты овладевают освободительным потенциалом конституирующей власти в представительной системе.

Якобинцы и, в частности, монтаньяры, располагаемые в прогрессивной национальной традиции в центре самой системы "взаимодействия" между их языком и немецкой философией практического идеализма(36), обосновали "продолжающееся развитие", то есть постоянный и еще имеющий значение в наши дни на базе эстетики события и этики освобождения.

Таким образом перспективная возможность развертывания субъективного права, вписанная в борьбу за равенство(37), означающая постоянное внимание к человеческому достоинству, все еще не иссякла. Политическая современность является по-прежнему качественным ростом в той мере, в какой она является продолжающейся политикой в соответствии с этикой трансформации и освобождения(38).

36 Guilhaumon J. Le jeune Marx et Ie langage jacobin (1843-1846): lire et traduire la langue de la politique el de la pensee intuitive - Revolution francaises et pensee allemande (1789-1871). Grenoble. Ellug. 1989.

37 Bloch E. Op. cit.

38 См.: Guilhaumou J. La parole des "Sans". Les mouvements actuels a la lumiere de la Revolution francaise. Paris, 1998. В этой работе мы анализируем происходящее в настоящее время возвращение политики в рамки гражданского общества.

Постоянный адрес данной публикации: