Публикуя статью В. В. Поликарпова "Новое направление" - в старом прочтении", посвященную разбору книги В. И. Бовыкина "Россия накануне великих свершений" (см. "Вопросы истории", 1989, N3), редколлегия резервировала для автора указанной книги возможность ответить на критику. Ответ В. И. Бовыкина публикуется в том виде, в каком он получен редакцией.

Одновременно с этим редакция предоставляет слово члену- корреспонденту АН СССР П. В. Волобуеву и члену-корреспонденту АН СССР Е. И. Дружининой, которые также изъявили желание высказаться по обсуждаемой проблеме.

Должен признаться, статья В. В. Поликарпова, в которой дается отрицательная оценка моей книге "Россия накануне великих свершений. К изучению социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции" (М. 1988), явилась для меня неожиданностью. И отнюдь не потому, что я не предвидел критических откликов на нее. Наоборот, мне они представлялись, учитывая сложность рассматриваемых проблем и неоднозначность их трактовки в литературе, не только неизбежными, но и необходимыми. К тому же я прекрасно понимал, что, осмелившись покритиковать на страницах этой книги, а затем в статье "Проблемы перестройки исторической науки и вопрос о "новом направлении" в изучении социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции" (История СССР, 1988. N5) некоторых ныне модных историков - сторонников "нового направления", вызвал "огонь на себя". Но мне трудно было предположить, что "возмездие" окажется столь откровенно погромным и далеким от науки.

Оскорбительный тон, подмена анализа содержания рецензируемой книги личными выпадами против ее автора, отсутствие доказательств предъявляемых ему обвинений или их имитация - таковы специфические свойства статьи В. В. Поликарпова. Уже на первой ее странице, не сказав ни слова даже о тематике моих исследований, В. В. Поликарпов характеризует меня в качестве представителя "традиционно-апологетического истолкования отечественной истории", занимающегося "псевдопатриотическим приукрашиванием монархически-имперского дореволюционного государства" (с. 44). А в следующем абзаце он объявляет, что я опубликовал свою книгу с негодной целью: чтобы "историографически оправдать" "кампанию" против "нового направления". Дальше - больше. На следующих двух страницах мне приписывается роль чрезвычайного уполномоченного "трапезниковского руководства", якобы исполнявшего особо ответственные его задания по искоренению "нового направления", а также "главного эксперта в комиссии по оргвыводам и пр. и пр." (с. 46 - 46). Дальнейшие пятнадцать страниц буквально испещрены различными, обвинениями: в лучшем случае - в некомпетенции, "падении профессионализма", "слабом знании литературы по теме", "слабом знании литературы вопроса", "слабом знакомстве... с ...предметом" и т. п. (с. 49, 50, 54, 55, 57), в худшем - в злонамеренном искажении истины (с. 47, 48, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60). Аналогичные обвинения В. В. Поликарпов адресует и тем, кого считает моими единомышленниками: И. Д. Ковальченко (с. 51, 55 - 56), В. Я. Лаверычеву (с. 52) и П. Г. Рындзюнскому (с. 53, 54). Наконец, на последней странице он выносит приговор: "Такого склада обществоведы долгое время находились в фаворе, блаженствуя в атмосфере застоя и обслуживая его идеологию. Новейшая их литературная продукция отмечена чертами распада" (с. 61).

Это не научная полемика, а война на уничтожение. Война без правил, в которой все средства хороши: темные намеки, передергивание текстов и фактов, прямая ложь. Если бы дело сводилось только к личному оскорблению я, наверное, предпочел бы промолчать. Но. пытаясь опорочить меня и мою работу, В. В. Поликарпов явно стремился дискредитировать то научное направление, к которому я принадлежу. Это в конечном итоге и побудило меня взяться за перо.

Итак, маленькая книжка (152 стр. формата 60 Х 90) оказалась удостоена журналом "Вопросы истории" огромной (18 стр. формата 70 Х 108) критической статьи (ее объем составляет, как видим, около 1/6 объема книги). Несмотря, однако, на такой значи -

стр. 164

тельный объем этой статьи, она не дает представления не только о содержании, но даже о тематике и структуре рецензируемой работы. Характеризуя ее тематику, В. В. Поликарпов умалчивает о четырех главах из семи. Он утверждает, что в моей книге "сжатое изложение" современного состояния изучения рассматриваемых проблем "облегчает анализ остального содержания", которое будто бы представляет собой "своего рода свод тех рекомендательно- запретительных историографических обзоров", с которыми я выступал, якобы участвуя в "кампании" против "нового направления" (с. 45). Однако на самом деле историографические экскурсы, содержащиеся в главах, наоборот, предшествуют освещению фактического содержания проблем и имеют целью облегчить его понимание. В них действительно использованы опубликованные мной в 1978, 1981, 1984 и 1988 гг. историографические обзоры, в которых "новое направление" и его критика упоминаются среди многих других фактов новейшей истории, изучения проблем российского империализма. Но из - шести глав книги, содержащих такие экскурсы, о "новом направлении" речь идет только в одной. И неужели. В. В. Поликарпов полагает, что всякое выражение несогласия с "новым направлением" и даже упоминание о его критике как об историографическом факте предосудительно и может служить основанием для обвинения в участии в "кампании" против "нового направления"?

Наконец, если верить В. В. Поликарпову, еще один компонент моей книги, представляющий, по его словам, "наибольший интерес", составляет "полемика, вызванная уже условиями перестройки" с "активизировавшимися после 15 лет вынужденного молчания" моими "критиками", обвинившими меня "в сталинизме" (там же). Но верить ему не следует, т. к. никакой полемики с моими "критиками" в рецензируемой книжке нет¹ .

Содержащаяся в ней полемика, "вызванная уже условиями перестройки", которая занимает всего две страницы, вставленные в "Заключение" на стадии правки корректуры, посвящена отнюдь не личным обвинениям в мой адрес, а задачам и путям дальнейшего изучения социально-экономической истории предреволюционной России. Необходимость более обстоятельного их обсуждения и в этой связи критического анализа выступлений сторонников "нового направления" побудила меня написать упомянутую выше специальную статью, которая была опубликована в журнале "История СССР" вслед за выходом моей книги и фактически является ее продолжением. Приписывая моей книге то, чего в ней в сущности нет, - наличие полемики со сторонниками "нового направления", "вызванной уже условиями перестройки", В. В. Поликарпов странным образом игнорирует мою статью, где такая полемика действительно содержится.

Трудно допустить, чтобы кандидат исторических наук, консультант редакции научного журнала был не в состоянии грамотно передать содержание рецензируемой им книги. Остается предположить, что он сознательно вводит в заблуждение читателя, стремясь создать у него превратное представление о тематике, структуре и характере моей работы. И вынужден он это делать потому, что, как показывает его статья, моя работа дала ему немного оснований для действительно научной критики. Почти все замечания В. В. Поликарпова относятся только к двум главам книги (II и V) и притом лишь к историографическим их частям. За единственным исключением - сделанного мельком необоснованного обвинения в преувеличении роли банков (с. 54) - они совершенно не затрагивают изложения в книге фактического материала и его анализа. Между тем, оспаривая мою концепцию, В. В. Поликарпов, казалось бы, должен был прежде всего подвергнуть критическому анализу изложенные мной факты и их интерпретацию. Ведь в историографических частях глав я излагаю концепции других авторов, а при рассмотрении фактов - свою. Мой критик легко мог опровергнуть мою концепцию, доказав, что приведенные мной факты неверны. Но он даже не попытался сделать этого.

Иначе говоря, критическая реакция В. В. Поликарпова на мою книгу не адекватна ее содержанию. А данная им негативная оценка этой книги и даже всей моей новейшей "литературной продукции" - просто некорректна.

* * *

Вероятно, В. В. Поликарпов сознавал это. Во всяком случае, его статья свидетельствует о том, что, оказавшись не в состоянии научно обосновать свою критику, он нашел

¹ Единственным моим "критиком", выступившим в печати до сдачи рецензируемой книги в набор, был В. Д. Поликарпов. Он обвинил меня и некоторых других историков "в приверженности духу и букве "Краткого курса", утверждая, будто я солидаризируюсь с данной там трактовкой вопроса об уровне и характере капиталистического развития России в своем введении к книге "Рабочий класс в первой российской революции 1905 - 1907 гг." (Советская культура, 9.VII.1987). Между тем мной высказывалось диаметрально противоположное мнение. Положительно оценивая то, что трактовка вопроса о гегемонии пролетариата в революции 1905 - 1907 гг. давалась в "Кратком курсе" на основе книги Ленина "Две тактики социал-демократии в демократической революции", я отмечал: "Однако она находилась в противоречии с распространенной тогда в литературе концепцией полуколониальной зависимости России, в соответствии с которой и освещались результаты социально- экономического развития страны в "Кратком курсе" (Рабочий класс в первой российской революции 1905 - 1907 гг. М. 1981, с. 15). Кстати, судя по подаренным мне В. Д. Поликарповым двум его книгам (1976 и 1980 гг.), он в годы застоя отнюдь не находился в состоянии "вынужденного молчания".

стр. 165

выход в подаче ее на эмоциональном фоне личных "разоблачений", с которых и начал статью. Нарисованный им злодейский образ автора книги должен был не только вызвать у читателя неприязнь к нему, но и внушить мысль, что такой автор просто неспособен написать нечто положительное и, конечно же, он не может быть прав. Тем самым мой критик фактически уже сделал свое дело. Но его "разоблачения" оказались слишком похожи на обывательскую сплетню, в которой досужие домыслы трудно отделить от злостной клеветы. Доверительный тон человека, посвященного в тайны "трапезниковского руководства", которым ведет В. В. Поликарпов свое повествование, не делает его правдоподобнее. Клеветническому личному выпаду требовалось придать видимость научности. Эту функцию выполняет пространный текст, занимающий около полутора десятков журнальных страниц, на протяжении которых В. В. Поликарпов пытается доказать, будто я в историографических разделах рецензируемой книги и других работах исказил взгляды представителей "нового направления" и неправильно отразил результаты исследований, посвященных аграрному строю России второй половины XIX - начала XX века. На читателя были обрушены вороха цитат, оперируя которыми мой критик все время силится меня на чем-то поймать и в чем-то уличить. При этом В. В. Поликарпов явно не может или не хочет постичь суть затрагиваемых им проблем. Исходя из презумпции моей виновности, он ищет лишь улики для обличений. Иначе трудно объяснить тот поразительный факт, что в статье мне предъявляются диаметрально противоположные, взаимоисключающие обвинения.

Посудите сами. Главное обвинение моего критика состоит в том, что я будто бы преувеличиваю степень развития капитализма и недооцениваю отсталость России. Это обвинение, бросаемое мне без малейшей попытки обсудить фактические данные, характеризующие российский капитализм, проходит красной нитью через всю статью. И вместе с тем вслед за В. Д. Поликарповым он приписывает мне приверженность "Краткому курсу" в понимании вопроса об уровне и характере капиталистического развития России накануне революции. Как можно совместить эти обвинения? Ведь основу характеристики российского капитализма в "Кратком курсе" составил сталинский тезис о полуколониальной зависимости России, под влиянием которого в советской историко-экономической литературе в 30-е годы стала подчеркиваться отсталость нашей страны. Следовательно, если я переоцениваю степень развития России, то никак не могу придерживаться "Краткого курса". И наоборот.

Далее В. В. Поликарпов, с одной стороны, приписывает мне "псевдопатриотическое приукрашивание" дореволюционного государства (с. 44). А с другой - обвиняет меня в том, что. отвергая "гиндинскую концепцию "государственного капитализма в России как средства ускорения индустриального развития", я якобы придерживаюсь "одной из важнейших сталинских догм - отрицания роли дореволюционного государства в экономическом развитии" (с. 52 - 53). И вновь одно обвинение исключает другое. Перечень подобных взаимоисключающих обвинений и утверждений В. В. Поликарпова можно было бы продолжить. Они говорят о том, что в основе его критики нет принципиальной научной позиции.

При ознакомлении с результатами усилий моего критика нетрудно заметить, что они определялись не стремлением установить истину, а групповыми интересами. Персоналии его историографического экскурса четко и однозначно делятся на две категории. Это, с одной стороны, голуби - представители "нового направления" и причисляемые к нему моим критиком некоторые другие историки, Они всегда и во всем были и остаются правыми, выражая прогрессивные тенденции развития исторической науки. А с другой стороны, им противостоят ястребы - противники "нового направления", которые, выполняя установки "идеологического руководства", только и делали, что преследовали голубей, подавляли их живую мысль и т. д., и т. п. Нарисовать такую, весьма далекую от действительности картину было невозможно, не насилуя факты. И таких насилий в статье В. В. Поликарпова предостаточно. Можно даже сказать, что она построена на них. В направленном мной в редакцию "Вопросов истории" обширном письме специально разобраны многие случаи такого рода насилий. Учитывая просьбу редколлегии журнала о сокращении текста этого письма, я ограничусь указаниями на отдельные примеры, характеризующие "полемические" приемы В. В. Поликарпова. Самый невинный из них состоит в том, что вместо доказательства ошибочности тех или иных моих положений В. В. Поликарпов, бросив мне походя какое-либо обвинение и зародив тем самым у читателя недоверие, уводит разговор в сторону. Например, не имея возможности опровергнуть тот факт, что В. И. Ленин никогда не пользовался понятием "многоукладность", В. В. Поликарпов, обвинив меня в "ошибке", пустился в более чем сомнительные рассуждения о том, каким образом трактовал Ленин слово "уклад" в сложных и несложных текстах (с. 47 - 48), которые никак не доказывают, что он пользовался понятием "многоукладность".

Другой характерный его прием - соединение закавыченных обрывков фраз, выхваченных из разных мест рецензируемой книги или из разных моих работ, а иногда даже из работ разных авторов, в такие комбинации, где от их изначального смысла почти или совсем ничего не остается (с. 48, 49. 51. 52, 54 - 55, 59, 61). Стремясь уличить меня во всяческих ошибках, противоречиях и т. п., В. В. Поликарпов произвольно выбирает при этом отдельные положения, как бы не замечая всего остального, что их сопровождает.

В своих "разоблачениях" В. В. Поликарпов идет и на прямой обман. Он неоднократно обвиняет меня в фальсификации положений ряда авторов, "манипулировании литературными источниками" и "недостовер -

стр. 166

ности" ссылок (с. 50, 51, 54, 56, 58 - 59, 60- 61). Проверьте, читатель, эти обвинения. Вы убедитесь, что В. В. Поликарпов прибегает к ним всякий раз, когда ему не нравится моя интерпретация цитируемого автора или позиция последнего.

Характеризуя меня как человека, занимающего "крайнее место на фланге того направления, которое принято именовать "оптимистическим" и которое, по оценке И. Ф. Гиндина, господствует в изучении отечественной истории с 30-х годов", В. В. Поликарпов поясняет: "Гиндин называл это направление "традиционным" - в отличие от "нового" (с. 44 - 45). Обратимся к упомянутому им источнику. Там говорится: "На конференции 1965 г. по генезису капитализма в России... оформилось новое направление в изучении российского феодализма, принципиально отличное от традиционного направления"² . Подлог налицо: не нужно быть консультантом исторического журнала, чтобы знать, что феодализм и империализм - это не одно и то же.

Приписав мне далее слова Ю. Н. Нетесина, высказанные на конференции в Свердловске в 1969 г., В. В. Поликарпов выдал их за "формулу обвинения" против "нового направления" (с. 51 - 52), хотя на самом деле они выражали тревогу, вызванную состоянием изучения социально-экономической истории предреволюционной России³ . Столь же далеко от истины его утверждение о якобы "часто повторяемом" мной обвинении "нового направления" в "рецидиве народничества" (с. 53): ни на одной из указанных им трех страниц моей книги такого обвинения нет. В. В. Поликарпов извращает правду и когда сообщает читателю о моем убеждении "в "полной необоснованности" критического отношения к формуле "подчинения", "получившего хождение в нашей литературе в 60-е годы" (с. 54). На самом деле в тексте, на который он ссылается, речь идет о "полной необоснованности" "противопоставления процессов сращивания государства с монополиями и подчинения последними отдельных звеньев государственного аппарата"⁴ . На передергивании текста основана также попытка В. В. Поликарпова уличить меня в искажении Ленина: данную мной характеристику отработочной системы в целом, почти дословно воспроизводящую соответствующее ленинское определение⁵ , он выдает за "упрощенную трактовку" отработок "первого вида", сопровождая эту свою операцию обвинениями в мой адрес в "слабом знакомстве" и "недоучете... разницы"(с. 55).

Число подобных примеров можно было бы значительно увеличить. Но, надеюсь, и эти побудят читателя не принимать на веру утверждения В. В. Поликарпова. Хочу добавить лишь, что в своей "полемике" со мной он исказил и суждения тех историков, позиции которых взялся представлять. В частности, чтобы внушить читателю, будто Н. М. Дружинин не разделял мнения о смене феодализма капитализмом в пореформенной России, В. В. Поликарпов, приведя цитату из его статьи "Особенности генезиса капитализма в России в сравнении со странами Западной Европы и США" (с. 48), выбросил из нее три фразы, ясно и недвусмысленно свидетельствующие о том, что Н. М. Дружинин не сомневался в победе капитализма в России, а многоукладность считал "общим явлением всех капиталистических стран на определенных этапах развития новой формации"⁶ .

Пожалуй, высшим "полемическим" достижением В. В. Поликарпова является последний абзац статьи (с. 61), где он, ловко используя какие- то закавыченные слова или обрывки фраз, рисует образ обществоведа, обслуживавшего идеологию застоя. Он при этом дает общую ссылку на шесть страниц из двух моих работ. Если читатель обратится к указанным страницам, то легко убедится в том, что некоторые из закавыченных слов там вообще отсутствуют, а те, которые имеются, несут в себе совсем не тот смысл, который придал им мой критик.

Приведенные мной примеры далеко не исчерпывают арсенал "полемических" приемов В. В. Поликарпова. Я ограничился лишь некоторыми из тех случаев, когда свои утверждения он сопроводил ссылками на источники, и поэтому их можно проверить. Вероятно, расчет был на то, что читатель, загипнотизированный разоблачительным тоном статьи и огорошенный обилием цитат, сопровождаемых хлесткими обвинениями и длинными нравоучениями, не станет вникать в текст и тем более заниматься проверкой содержащихся в ней утверждений.

* * *

Что же можно ожидать от В. В. Поликарпова в тех случаях, когда он не ссылается на источники? А таких случаев немало. Именно так поступает он, живописуя приписываемую им мне особую роль в реализации линии "трапезниковского руководства" на возврат к сталинизму, организации связанных с этим "проработочных" дискуссий, осуществлении "крутых оргвыводов" и "обслуживании" его "идеологии" (с. 44 - 46 и ел.). Если бы В. В. Поликарпов действительно хотел разобраться в содержании дискуссий по проблемам отечественной истории, происходивших в начале 70-х годов в Институте истории СССР АН СССР, Отделении

² Документы советско-итальянской конференции историков. М. 1970, с. 226 - 227.

³ См. Вопросы истории капиталистической России. Проблемы многоукладности. Свердловск. 1972, с. 10.

⁴ Новое в советской исторической науке. М. 1988, с. 56. Мой критик упорно называет это издание "Новое в исторической науке".

⁵ См. Ленин В. И. Поли. собр. соч., Т. 3, с. 186 - 187.

⁶ Дружинин Н. М. Избранные труды. Социально- экономическая история. М. 1987, с. 348. Кстати, упомянутой статье в этом томе предшествует статья под названием "Ликвидация феодальной системы в русской помещичьей деревне (1862 - 1882)".

стр. 167

истории АН СССР и на страницах печати, выяснить мою роль на посту заместителя директора Института истории СССР в 1969 - 1973 и 1974 - 1975 гг., ученого секретаря Отделения истории в 1973 - 1974 гг., а затем заведующего сектором Института истории СССР, он мог бы познакомиться с соответствующими материалами Института и Отделения в Архиве АН СССР, их публикациями в печати, а также трудами сотрудников сектора. Ничего этого В. В. Поликарпов не сделал. Приписывая мне различные злодейства, он избегает конкретных фактов и пользуется всякого рода намеками, А ведь ему было достаточно увидеть мою фамилию в составе редколлегии издания стенограммы совещания историков в ЦК КПСС в марте 1973 г.⁷ , чтобы сообщить читателю: "Бовыкин получил задание подготовить текст стенограммы совещания" (с. 46). Но это единственный "факт", который он смог привести.

Если я скажу, что видел С. П. Трапезникова всего несколько раз и притом, как правило, с большого расстояния, читатель после россказней В. В. Поликарпова может мне не поверить. Поэтому попробую призвать в свидетели самого С. П. Трапезникова. Характеризуя Россию "накануне глубоких революционных потрясений" и обращая внимание на ее "экономическую отсталость", ставшую "настолько угрожающей для Российского государства, что возникла реальная опасность утраты им целостности и независимости", он писал: "История дала немало фактов, когда некоторые цивилизованные государства не смогли своевременно использовать великие технико-экономические перевороты и оказывались в чрезвычайно трудных условиях. В результате это нередко приводило к трагическим последствиям, когда в силу отсталости и непонимания фактора времени, в силу противодействия реакционных кругов этому прогрессу стирались с карты целые государства, исчезали целые империи... Такая катастрофа чуть не постигла Россию. В то время как уже в XVIII в. такие европейские государства, как Англия и Франция, вышли на передовую арену благодаря технико-экономическому прогрессу, Россия прозябала в тисках отсталости. Ей угрожала непосредственная национальная гибель. Россию спасла Великая Октябрьская социалистическая революция, превратив ее в могучую социалистическую державу мира"⁸ .

Это совсем не похоже на "псевдопатриотическое приукрашивание монархически имперского дореволюционного государства", подтягивание уровня экономического развития России и недооценку ее отсталости, в которых меня обвиняет В. В. Поликарпов. В то же время очевидна близость к этим воззрениям современных представлений сторонников "нового направления" об отсталости России как факторе Октябрьской революции. Так, критикуя "давнюю тенденцию" к "подтягиванию уровня и типа капиталистического развития России к западноевропейскому образцу", П. В. Волобуев высказывает мнение, что одно из двух "объективных условий Октябрьской революции" было связано "с отсталостью страны, тяготами первой мировой войны и порожденной ею хозяйственной разрухой": "Царизм и буржуазия довели, страну до грани национальной катастрофы и по очереди должны были расплатиться за содеянное. Социалистическая революция оказалась в тех экстремальных конкретно-исторических условиях единственным выходом из тупика, в который завели страну господствующие классы (разумеется, выходом в интересах народных масс)"⁹ . Характерно, что первый, кто под флагом перестройки изучения предпосылок Октябрьской революции выступил с критикой историков, которые якобы "принялись искусственно подтягивать уровень царской России к уровню США, Англии, Германии", и предложил пересмотреть результаты "памятной "дискуссии" о многоукладности социально-экономического строя России начала XX века", был И. И. Минц - автор восторженного предисловия ко второму изданию упомянутой книги С. П. Трапезникова¹⁰ .

Если учесть, что идею о многоукладности предреволюционной России взял на вооружение М. А. Суслов¹¹ , то версия В. В. Поликарпова, изображающего борьбу с "новым направлением" и "теорией многоукладности" чуть ли не главным направлением усилий "трапезниковского руководства", выглядит совершенно абсурдной. Не согласуется она и с фактами. В упомянутой выше своей статье я уже обращал внимание на то, что, вопреки утверждениям сторонников "нового направления", ни в дискуссии 9 - 10 марта 1972 г. в Институте истории СССР, ни в обсуждении и постановлении Бюро Отделения истории АН СССР 4 июля 1972 г., ни в тогдашних критических выступлениях печати вопрос о "новом направлении" и применении "теории многоукладности" в изучении экономики предреволюционной России вообще не затрагивался, а на совещании в ЦК КПСС 21 - 22 марта 1973 г. его коснулись некоторые из выступавших как бы в дополнение к обсуждавшимся там центральным проб -

⁷ Актуальные проблемы общественных наук на современном этапе. Стенограмма совещания по историческим наукам (21 - 22 марта 1973 г.). М. 1974. Я был включен в редколлегию в качестве ответственного секретаря, поскольку в то время в течение полугода являлся ученым секретарем Отделения истории АН СССР.

⁸ Трапезников С. П. Ленинизм и аграрно-крестьянский вопрос. В 2-х тт. М. 1974. Т. 1, с. 21.

⁹ Волобуев П. Обращаясь к великому опыту. Современные задачи и методология изучения Октября. - Коммунист, 1988, N16, с. 95. "Суть" второго условия состоит, по словам П. В. Волобуєва, в том, что "Февральская буржуазно-демократическая революция была не только прологом, но и залогом революции социалистической".

¹⁰ В третьем издании оно стало как бы заключением.

¹¹ См. Суслов М. А. Избранное: речи и статьи. М. 1972, с. 560 - 561.

стр. 168

лемам¹² . Вероятно, деликатность ситуации, связанная с тем, что представление о многоукладное? России разделял главный идеолог партии, обусловила весьма осторожный и нарочито невнятный характер прозвучавших там критических замечаний. Критиков больше всего возмущал сам факт провозглашения "некоего "нового направления"", но они предпочитали не связывать его с идеей многоукладности¹³ . Это нашло свое выражение и в "Рекомендациях" совещания. Там отмечалось, что "появился несостоятельный термин о некоем "новом направлении" в изучении социально-экономических предпосылок Октябрьской революции, фактически подменяющий ленинский анализ этих проблем произвольными, необоснованными рассуждениями". Но о том, что "новое направление" использовало идею многоукладности России, там не говорилось¹⁴ . В тех же случаях, когда в выступлениях на совещании в ЦК КПСС и затем в печати эта идея упоминалась, критиковалась не она сама, а такая ее трактовка, которая ставила под сомнение господствующую роль капиталистического уклада в России начала XX века¹⁵ . Авторы обширной рецензии в журнале "Вопросы истории КПСС" на сборник "Вопросы истории капиталистической России. Проблема многоукладности" (Свердловск, 1972), выступив против толкования идеи многоукладности России отдельными его авторами, вместе с тем приветствовали применение этой идеи для изучения социально-экономических предпосылок Октябрьской революции. Они писали: "Исследование глубинных процессов эволюции многоукладной капиталистической системы открывает широкое поле деятельности для дальнейшего изучения на новом, более высоком уровне науки закономерностей исторического развития общества и прежде всего складывания материальных и политических предпосылок его революционных преобразований"¹⁶ .

В. В. Поликарпов грешит против истины, говоря об "административных гонениях", якобы обрушившихся на сторонников идеи многоукладности России (с. 60), о пересмотре издательских планов (с. 46), о 15-летнем "вынужденном молчании" представителей "нового направления" (с. 45) и "монополии Бовыкина - Лаверычева на трактовку проблемы предпосылок всех российских революций" (с. 46). Еще в середине 70. -х годов дирекцией Института истории АН СССР была утверждена предложенная К. Н. Тарновским плановая исследовательская тема по истории мелкой промышленности в России с целью выявления механизма взаимодействия укладов в многоукладной российской экономике. Первые результаты ее разработки были опубликованы в 1981 г. на страницах "Вопросов истории"¹⁷ . Годом раньше вышла из печати книга Ю. Н. Нетесина "Промышленный капитал Латвии (1860 - 1917)" (Рига. 1980), открывавшаяся разделом "Многоукладная система российского капитализма", которая была удостоена "Вопросами истории" весьма похвальной рецензии¹⁸ .

"Укрепление" сектора истории СССР периода империализма Института истории СССР, о котором В. В. Поликарпов упоминает как о главном объекте "крутых оргвыводов", направленных против "нового направления" (с. 46), было предписано дирекции этого института постановлением Бюро Отделения 4 июля 1972 г.¹⁹ , то есть до того как "новое направление" стало подвергаться критике. Преобразование прежнего сектора в новый - истории буржуазно- демократических революций в России - имело, вероятно, как и всякая реорганизация, свои плюсы и минусы. Как бы то ни было, все сотрудники прежнего сектора, зачисленные в новый сектор или перешедшие, по их выбору, в другие научные подразделения института, получили возможность продолжать разработку избранных ими проблем.

Неутверждение ВАКом докторской диссертации К. Н. Тарновского "Проблемы социально-экономической истории империалистической России на современном этапе советской исторической науки", которое сторонники "нового направления" выдают за проявление борьбы с этим направлением, представляло собой бесспорно несправедливый и вредный акт. Но эта диссертация была защищена весной 1970 г., задолго до выхода свердловского сборника, вызвавшего критические замечания в адрес "нового направления".

В. В. Поликарпов сам упоминает книги К. Н. Тарновского, вышедшие в 1977 и 1983 годах. Первая же из них получила весьма благожелательную оценку на страницах "Вопросов истории"²⁰ . Обвиняя меня в каких-то немыслимых операциях с текстами этих книг, мой критик пишет:

¹² История СССР, 1988, N5, с. 71 - 73.

¹³ См. Минц И. И., Нечкина М. В., Черепнин Л. В. Задачи советской исторической науки на современном этапе ее развития. - История СССР, 1973, N5, с. 12.

¹⁴ Рекомендации совещания историков в Отделе науки и учебных заведений ЦК КПСС 21 - 22 марта 1973 года. М. 1974.

¹⁵ См.: Актуальные проблемы общественных наук на современном этапе, с. 141 (выступление А. Л. Нарочницкого); Трапезников С. П. Советская историческая наука и перспективы ее развития. - Коммунист, 1973, N11, с. 83.

¹⁶ Левыкин К. Г., Сиволобов А. М., Шарапов Г. М. О книге "Вопросы истории капиталистической России. Проблема многоукладности". - Вопросы истории. КПСС, 1973, N 1, с. 115.

¹⁷ См. Тарновский К. Н. Организация мелкой промышленности в России в годы первой мировой воины. - Вопросы истории, 1981, N8.

¹⁸ Вопросы истории, 1982, N7 (рец. Корелина А. П.). Автор этих строк, которому издательство прислало рукопись Ю. Н. Нетесина на рецензию, рекомендовал ее к печати.

¹⁹ См. Вопросы истории, 1972, N8, с. 145; История СССР, 1973, N1, с. 218.

²⁰ См. Вопросы истории, 1979, N11.

стр. 169

"При этом умалчивается, что в книге 1983 г. Тарновский повторил все подвергнутые административной дискредитации в 70-х годах основные идеи о типе, особенности развития капитализма в России... Другое дело, что в обстановке административных гонений он не имел возможности изложить свое мнение развернуто" (с. 60). Но В. В. Поликарпов умалчивает о том, что те же "основные идеи" были "повторены" К. Н. Тарновским еще в книге 1977 г., выпущенной тиражом в 50 тыс. экз. Их изложение, связанное с анализом разработки редакционного проекта программы РСДРП в 1902 г., заняло в каждой из этих книг около 20 стр.²¹ . И о какой "обстановке административных гонений" может идти речь, если с теми же "основными идеями" К. Н. Тарновский выступил в 1983 г. на страницах "Коммуниста"²² . Добавлю к этому, что в конце 70-х годов он был приглашен в авторский коллектив подготовлявшегося Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС трехтомного труда "Исторический опыт трех российских революций" и стал автором главы "Неизбежность новой революции" во 2-м томе, посвященном Февральской революции 1917 года²³ .

Как видим, легенда о насильственном пресечении поисков "в русле" "концепции многоукладности" противоречит фактам. Распространяя ее, сторонники "нового направления" явно стремятся представить любые критические замечания в их адрес как проявление "проработочной кампании" и тем самым поставить себя вне критики.

* * *

В. В. Поликарпов в претензии ко мне за то, что я не так, как он, понимаю "концепцию многоукладности". Странная претензия. В своей книге, а затем в статье я попытался сделать то, что должны были сделать, но, к сожалению, не сделали сами ее сторонники, а именно: рассмотреть и проанализировать их высказывания, чтобы уяснить, как возникла эта концепция, что она собой представляет, в чем ее новизна. Мои выводы сводились к следующему.

Во-первых, в стремлении использовать идею многоукладности экономики России для объяснения специфичности ее социально- экономического развития и особой его противоречивости я увидел попытку найти выход из определенной историографической ситуации, а не проявление злого умысла, как это мне приписывает мой критик. Во-вторых, упомянутое стремление, на мой взгляд, не превратилось в научную концепцию, оставшись на стадии гипотезы., поскольку оно не получило ни теоретического обоснования, ни фактического подтверждения.

Наконец, мой третий вывод состоял в том, что к началу 70-х годов среди сторонников идеи многоукладности дореволюционной российской экономики выявились два основных ее толкования: представители одного из них видели многоукладность в рамках капитализма, как господствовавшего способа производства, а другого - рассматривали капитализм в рамках многоукладности, т. е. некоей совокупности укладов, ни один из которых не был господствующим. Первое толкование не вносило ничего принципиально нового по сравнению с представлением, утвердившимся в советской историографии во второй половине 50-х - начале 60-х годов в результате преодоления "концепции" "Краткого курса", не оставлявшей места для проблемы экономических и, в частности, материально-организационных предпосылок социалистической революции в России. Это представление, которое В. В. Поликарпов изволит называть "традиционно-апологетическим", видело объективную основу расстановки классовых сил в трех российских революциях начала XX в. в сосуществовании капитализма в России со значительными пережитками крепостничества в ее политической надстройке и аграрном строе. Сторонники толкования многоукладности, как специфического свойства российского капитализма, обращая главное внимание на изучение противоречий, порождаемых сосуществованием в России капитализма и крепостнических пережитков, выступали за расширение сферы исследования. Они считали необходимым учесть неравномерность капиталистического развития отраслей народного хозяйства страны и ее экономических районов, большую роль мелкого товарного производства, наличие в значительных размерах полунатурального хозяйства в российской деревне и патриархальных отношений в колониях. Такой подход встретил одобрительное отношение со стороны рецензентов. Наоборот, второе толкование, поставившее под сомнение господствующие позиции капиталистических отношений в экономике России конца XIX - начала XX в., подверглось критике. Кстати сказать, лишь оно подразумевается под "новым направлением" в выступлениях историков, требующих ныне возрождения последнего.

Высказывая свое отношение к взглядам сторонников идеи многоукладности российской экономики, я отмечал, что научно некорректно и фактически неправомерно применить к России термин, который ши -

²¹ Тарновский К. Н. 24 декабря 1900. М. 1977, с. 205 - 225; его же. Революционное дело (Ленинская "Искра" в борьбе за создание марксистской партии в России). М. 1983, с. 151 - 168. Кстати, издательство "Мысль", опубликовавшее в 1983 г. переработанный и расширенный вариант книги К. Н. Тарновского 1977 г., а также третье издание упомянутого выше 2-томного сочинения С. П. Трапезникова, отклонило в 1982 г. мое предложение о публикации книги "Россия на рубеже XIX - XX вв.: пути социально-экономического развития". Вот такая была монополия.

²² См. Тарновский К. Начало большевизма. - Коммунист, 1983, N11.

²³ См. Свержение самодержавия. Вторая буржуазно- демократическая революция в России. М. 1986.

стр. 170

роко используется востоковедами (вкладывающими в него достаточно четко очерченный смысл) для отражения специфики стран "третьего мира", где еще не сформировался определенный способ производства. Вместе с тем мной высказывалась мысль о том, что при всей пестроте экономической структуры России, при наличии в ней не только феодальных пережитков, но и остатков дофеодальных отношений, для понимания характера российских революций и расстановки участвовавших в них классовых сил важны прежде всего те компоненты этой структуры, которые составляли основу и питательную среду социальных и политических противоречий, приведших к революционному взрыву²⁴ .

Что же кроме бранных слов противопоставил этим выводам В. В. Поликарпов? Он объявил, что "в трудах исследователей", принадлежавших к "новому направлению", "заявило о себе постепенное осознание необходимости учитывать особенности развития дореволюционной России, обусловленные ее срединным положением между передовыми странами Запада и цивилизациями Востока". "С точки зрения этого направления, - пишет В. В. Поликарпов, - Россия относилась к странам "второго эшелона" капитализма со свойственными им сравнительной отсталостью и своим типом капиталистического развития (мозаичностью многоукладной экономики, повышенной ролью государства в экономических и иных отношениях и пр.)" (с. 44). Увы, все эти проявления "постепенного осознания необходимости учитывать", якобы представлявшие собой результат трудов "нового направления", были стары как мир. Необходимость учитывать особенности развития России, обусловленные ее географическим положением, давно находится в центре внимания русской историографии, порождая споры между историками разных направлений. Давнюю традицию имеет в русской историографии особое внимание к роли государства. Не "новым направлением" была впервые замечена и мозаичность экономики России, так же, как не ему принадлежала идея эшелонирования капиталистического развития различных стран мира для установления места России среди них.

Из "постепенного осознания необходимости учитывать" упомянутые особенности, по словам В. В. Поликарпова, "вытекало и новое понимание сцепления классовых сил в революционном процессе, сближение его социалистических и демократических задач" (с. 44). Однако проблема взаимодействия социалистических и демократических задач в российских революциях тоже не нова. Над ее решением давно бьются историки. В чем суть и новизна "нового понимания" этой проблемы "новым направлением"? Ответы В. В. Поликарпова разочаровывают: "более полным становилось представление", "вырабатывалось более объективное освещение" (с. 44).

Столь же бессодержательным является его утверждение о якобы свойственном "новому направлению" сознательно применяемом системном подходе при изучении взаимодействия отсталых и передовых черт в русской экономике и т. п. (с. 48).

Как видно, ни на что, кроме общих фраз и славословий в адрес "нового направления", его новоявленный защитник не способен. Он не смог разъяснить смысла используемых им понятий "уклад" и "многоукладность", раскрыть содержание "нового направления", доказать его необходимость и плодотворность. Защиту этого направления В. Поликарпов строит на искажении взглядов его оппонентов и смысла их критических высказываний, фальсификации фактов и т. п. Обвиняя меня то в незнании, то в замалчивании трудов представителей "нового направления", он пишет: "Развернутые в этом русле исследования большой группы историков продолжались полтора десятилетия, пока не были пресечены путем проработочных кампаний под флагом борьбы против "нового направления" и "нового прочтения" теоретических трудов Маркса, Энгельса, Ленина" (с. 48). 15 лет - срок большой. Где же результаты этих "развернутых" исследований большой группы историков? В статье В. В. Поликарпова нет ссылок на них. Есть только туманная фраза: "Оставляя в стороне упомянутые работы Волобуева и Тарновского и появившиеся в 1960 - 1962 гг. монографии А. Л. Сидорова, И. Ф. Гиндина, А. М. Анфимова и других, легче, конечно, уверять, что тогда ересь еще не зародилась или что применение понятий многоукладности к дореволюционной России "так и осталось немотивированным" (с. 50). Что касается упомянутых В. В. Поликарповым работ П. В. Волобуева и К. Н. Тарновского, то это статьи, носящие обобщающий или историографический характер. В них многоукладность российской экономики лишь провозглашается, а не исследуется. А в монографиях А. Л. Сидорова, И. Ф. Гиндина и А. М. Анфимова 1960-1962 гг. о ней вообще нет речи. Как же можно на страницах научного журнала так бесцеремонно вводить в заблуждение читателя?

По словам В. В. Поликарпова, "представители "нового направления" писали о многоукладности экономики, проявлявшейся в том, что в ней сочетались "капитализм как ведущий, определяющий уклад" с "пережитками феодализма и даже патриархальщины", тогда как "смешение понятий" (на которое указывал Тарновский) путем отождествления экономики в целом с капиталистическим укладом и, соответственно, свойств капитализма со свойствами экономики в целом - вызывало их возражения" (с. 50). Как это понять? Ведь давно известно, что если капиталистический уклад является определяющим, то он объединяет и подчиняет себе остальные уклады, придавая целостность той совокупности производственных отношений, которая образует общественно-экономическую формацию²⁵ .

²⁴ См. Бовыкин В. И. Россия накануне великих свершений. М. 1988, с. 93 - 111.

²⁵ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 12, с. 733; т. 24, с. 65.

стр. 171

Если же этого не произошло, то капиталистический уклад не является определяющим. Между тем, приписывая оппонентам "нового направления" "произвольное обвинение" его "в отрицании ведущей (определяющей, системообразующей и т. п.) роли капиталистического уклада" (с. 51), В. В. Поликарпов вместе с тем утверждает, будто "в течение десятилетий" историки признавали наличие "буржуазной экономики" в пореформенной России только из боязни быть "разоблаченными" как "контрабандисты троцкизма" (с. 47). При этом он внушает читателю, что труды А. С. Нифонтова, П. Г. Рындзюнского, И. Д. Ковальченко и его учеников, в которых обосновывается определяющая роль капиталистических отношений в аграрном строе России конца XIX - начала XX в., не заслуживают доверия. И это делается не на основе серьезных научных аргументов, а при помощи различных трюков (с. 53, 57, 59). Но вопрос о том, были или нет капиталистические отношения господствующими в России. - это вопрос фактов, и его решение возможно лишь на пути их изучения. Конкретно-исторические исследования, проведенные до сего времени, дают на него положительный ответ.

В моей книге изложение исторических концепций связано с их фактическим обоснованием. В ней предпринята попытка показать, на какой системе конкретно-исторических знаний строятся современные представления об экономике дореволюционной России. В той мере, в какой позволял ее объем, она отражает результаты исследований нескольких поколений историков. Это и установленные ими конкретные факты экономической жизни страны, и массовые количественные данные. характеризующие динамику ее капиталистического развития. Обрушившись на мою книгу именно за то, что она отражает результаты исторических исследований, опровергающие постулаты "нового направления", В. В. Поликарпов разорвал связь историографических концепций и исторических фактов. Пытаясь посеять недоверие к этим результатам, он использовал разные средства: игру на действительных и мнимых противоречиях различных авторов, всякого рода трюки и прямую фальсификацию текстов. Но так и не обратился к конкретным фактам. Тем самым новоявленный защитник "нового направления" наглядно показал его главное свойство, на которое мне уже приходилось обращать внимание, - нежелание считаться с историческими реалиями²⁶ . Научным знаниям, полученным в результате систематических исследований и вполне подлежащим проверке, сторонники "нового направления" противопоставляют лишь бездоказательные общие рассуждения. Потому-то они и уклоняются от научной дискуссии, т. е. сопоставления фактов и обсуждения основанных на них наблюдений и выводов, переводя разговор в русло политических обвинений инакомыслящих: в сталинизме и проч. Еще в 1986 г. П. В. Волобуев дал согласие выступить на страницах "Истории СССР" в дискуссии "О спорных проблемах социально-экономического развития России" в конце XIX - начале XX в." с обоснованием своей концепции²⁷ . Но ни он сам, ни кто-либо другой из сторонников "нового направления" излагать свои взгляды и доказывать их истинность в научном журнале не стали. Вместо этого они открыли в 1987 г. в массовой печати кампанию, направленную на дискредитацию и подавление своих оппонентов. В. В. Поликарпов перенес ее на страницы "Вопросов истории".

* * *

Одно из обвинений моего критика состоит в том, что я неправильно определил "дату рождения "нового направления", умышленно отодвинув ее "на середину или вторую половину 60-х годов", чтобы "записать десятилетие после XX съезда КПСС в свой актив" (с. 49). Более раннее происхождение "нового направления" означает, что у него было гораздо больше времени для получения доказательств своей правоты. Тем самым его сторонникам труднее объяснять отсутствие таких доказательств мерами по "пресечению" и т. п. Однако, как я понял, В.. В. Поликарпов готов пожертвовать этим обстоятельством ради установления "родства" "нового направления" с "эпохой разоблачения культа личности". В этом он видит тот "актив", которого я будто бы пытался лишить "новое направление". В обоснование более раннего его происхождения В. В. Поликарпов ссылается на статьи П. В. Волобуева 1957 - 1958 годов. В некоторых из них действительно содержится слово "многоукладность". Но, на. мой взгляд, оно употреблено всуе, поскольку П. В. Волобуев при этом вел речь о "двухцветности" российской действительности, обусловленной одновременным существованием в России как передового промышленного и финансового капитализма, так и отсталой деревни²⁸ . В гораздо большей степени для его работ второй половины 50-х годов были характерны, с одной стороны, преувеличение господства монополий и финансового капитала в России, а с другой - приверженность тезису о полуколониальной зависимости России, как следствию ее экономической и политической отсталости. Заявленная В. Б. Поликарповым претензия на "родство" "нового направления" с "эпохой разоблачения культа личности" заставила меня задуматься над странной эклектичностью работ П. В. Волобуева того времени и их месте в процессе освобождения исторической науки от навязанных ей в годы культа личности догм и установок,

²⁸ См. История СССР, 1988, N5, с. 71 - 73, 82 - 83, 89 - 100.

²⁷ См. там же, с. 67.

²⁸ См. текст выступления П. В. Волобуева по докладу А. Л. Сидорова "Экономические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции". В кн.: Сидоров А. Л. Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции. М. 1970, с. 87.

стр. 172

который начался после смерти Сталина. Я уже высказывал свои сомнения относительно тезиса П. В. Волобуева о том, что после XX съезда КПСС до рубежа 60 - 70-х годов происходил "в целом здоровый (несмотря на известные издержки) процесс развития исторического познания"²⁹ . В эту формулу никак не вписываются постановление ЦК КПСС 1957 г. о журнале "Вопросы истории", пресечение научных поисков по проблемам истории коллективизации, Великой Отечественной войны и др., которые невозможно рассматривать как "издержки", т. е. необходимые затраты, обеспечивавшие "здоровый процесс". Думаю, что для понимания ситуации, сложившейся в советской исторической науке после XX съезда, ключевое значение имеет исход новаторских усилий, предпринимавшихся в 1953 - 1956 гг. журналом "Вопросы истории". Тема эта давно ждет своего обстоятельного освещения³⁰ . Коснусь ее лишь постольку, поскольку она помогает уяснить рассматриваемую проблему "родства" "нового направления" с "эпохой разоблачения культа личности". Утвержденная в июне 1953 г. новая редколлегия журнала во главе с А. М. Панкратовой взяла курс на преодоление догматизма и начетничества в исторической науке, конъюнктурного освещения и лакировки событий прошлого. Выступив против вульгаризации марксизма, журнал стал инициатором интересных теоретических дискуссий. Но далеко не всем это было по душе. Над журналом нависла угроза. 28 апреля 1955 г. А. М. Панкратова в связи с предстоящим ее докладом в Отделе науки и культуры ЦК КПСС о работе журнала "получила "Записку" за подписью т. Волобуева", являвшегося в то время сотрудником этого отдела. В "Записке" редколлегия обвинялась в том, что "ослабила внимание к вопросам идейно-политической выдержанности публикуемых материалов"³¹ . Автор "Записки" подвергал разносу опубликованные в "Вопросах истории" статьи М. А. Барга, Л. В. Даниловой и В. Т. Пашуто, Л. Е. Кертмана, И. С. Кона, А. М. Некрича, Ю. З. Полевого как слабые в научном отношении, путаные или даже ошибочные. Редколлегии инкриминировались и случаи "неправильного подбора авторов", когда она руководствовалась не качеством представленного материала и актуальностью темы, а стремлением "реабилитировать" автора, подвергавшегося репрессиям³² . В письме, адресованном секретарям ЦК КПСС Н. С. Хрущеву, П. Н. Поспелову и М. А. Суслову, а также заведующему Отделом науки и культуры А. М. Румянцеву, А. М. Панкратова, характеризуя "Записку" П. В. Волобуева, писала: "Она написана, по-видимому, в расчете, что никто не проверит правильности утверждений, излагавшихся в ней, и не прочтет статей, которые в "Записке" упоминаются. Я считаю этот факт особенно тревожным, так как тенденциозно и недобросовестно составленная записка по тому или иному вопросу может дезинформировать руководство Отдела науки, которое полагается на честное и компетентное мнение своих сотрудников"³³ .

Первая атака была отбита. Журнал продолжал свою линию. XX съезд КПСС, казалось бы, подтвердил ее правильность. Расширяя наступление на укоренившиеся в исторической науке сталинские догмы, "Вопросы истории" публикацией в N6 за 1956 г. статьи Б. Б. Граве "Была ли царская Россия полуколонией?" приступили к демонтажу концепции полуколониальной зависимости России. Однако в это время уже начался новый раунд борьбы против журнала. Под давлением развернувшейся во второй половине 1956 г. проработочной кампании редакция журнала пошла на некоторые уступки. В частности, в начале 1957 г. в журнале были опубликованы статьи И. В. Маевского³⁴ и А. Е. Иоффе³⁵ , которые, возражая Б. Б. Граве, хотя и не особенно настаивали на применении к России понятия "полуколония", но очень подчеркивали ее экономическую отсталость и зависимость. Однако сделанные уступки уже не могли ничего изменить, и мартовское постановление ЦК КПСС 1957 г. стало поворотным моментом в истории журнала и, можно сказать, конечным - в жизни его главного редактора³⁶ .

В "эпоху", с которой В. В. Поликарпов связывает рождение "нового направления", происходило не только разоблачение культа личности. Тогда проявлялась и иная тенденция: ограничить, сузить рамки этого разоблачения и тем самым помешать радикальному освобождению исторической науки от сковывавшего ее воздействия культа личности. Носители этой тенденции, признав некоторые очевидные факты и отказавшись от наиболее абсурдных догм, вроде тезиса о полуколониальной зависимости России, стремились сохранить в

²⁹ Там же, с. 71.

³⁰ Недавняя публикация Е. Н. Городецкого "Журнал "Вопросы истории" в середине 50-х годов" (Вопросы истории, 1989, N9) лишь частично восполняет этот пробел. Странно, что он, будучи знаком с материалами личного фонда А. М. Панкратовой, обошел начальный этап борьбы против взятого ею курса.

³¹ Архив АН СССР, ф. 697, оп. 2, д. 61, лл. 10 - 15 (копия письма А. М. Панкратовой Н. С. Хрущеву, П. Н. Поспелову, М. А. Суслову и А. М. Румянцеву).

³² Там же, д. 65. лл. 1 - 39, 43 - 47, 52 - 78; см. также: д. 61, л. 15.

³³ Там же, д. 61, л. 12.

³⁴ Маевский И. В. К вопросу о зависимости России в период первой мировой войны. - Вопросы истории, 1957, N1.

³⁵ Иоффе А. Е. Об усилении зависимости России от стран Антанты в годы первой мировой войны. - Вопросы истории, 1957, N3.

³⁶ На следующий день после заседания Секретариата ЦК КПСС, на котором рассматривался вопрос о журнале, А. М. Панкратова оказалась в больнице. Через два с половиной месяца ее не стало.

стр. 173

основном прежние, привычные представления. Именно эту тенденцию выражали записка П. В. Волобуева и его статьи, положившие, по мнению В. В. Поликарпова, начало так называемому "новому направлению". В свете этого представляются по меньшей мере странными попытки П. В. Волобуева выдать "новое направление" за такую "группу историков", "которая дальше всего отошла от сталинских схем и продвинулась вперед по пути освоения ленинского наследия и понимания противоречивой действительности кануна и огненных лет революции"³⁷ , а себя - за движущую силу этого движения, борца против "линии на догматизацию и фальсификацию истории, на возрождение старых схем "Краткого курса"³⁸ . Публикуя на страницах "Советской культуры" отрывок из дневника А. П. Кучкина, воспроизводящий его речь на совещании преподавателей общественных наук в 1965 году, П. В. Волобуев пишет: "Я работал тогда директором Института истории СССР Академии наук СССР и поддерживал настоящих, передовых ученых, пытавшихся правдиво, отойдя от сталинских схем, воссоздать историю грех революций, особенно Великой Октябрьской революции"³⁹ . Это звучало бы не очень скромно, даже если бы было правдой. Но назначение П. В. Волобуева директором Института истории СССР состоялось лишь в 1970 г., а сам институт был создан в 1968 г. Зачем понадобилось это мифотворчество? Чтобы не бросалось в глаза совпадение назначения П. В. Волобуева с тем "рубежом", когда, по его собственной периодизации, "здоровый процесс" в исторической науке "был прерван"? И не слишком ли много мифов в проповедуемой сторонниками "нового направления" его истории?

Начавшийся в середине 50-х годов процесс освобождения исторической науки от догм и сложившихся стереотипов оказался очень сложным, болезненным, противоречивым и длительным. Он ведь не завершился до сих пор. Меры по преодолению последствий культа личности, предпринятые во второй половине 50-х - начале 60-х годов, носили половинчатый и непоследовательный характер. Изменения, происшедшие в руководстве страны в середине 60-х годов, внесли дополнительную сумятицу в умы историков. При этом сказалась их длительная привычка к руководящим указаниям, приоритету канонических текстов над фактами, ориентации исследования на заранее заданный результат. Бурное развитие во второй половине 50-х годов архивных разысканий, обнаружив взаимную неготовность к ним как архивов, так и историков, вызвало определенное разочарование у тех, кто стремился к достижению быстрых результатов. В этих условиях даже похвальное, казалось бы, стремление к новизне нередко таило в себе дремучий догматизм. Подобное квазиноваторство проявилось, в частности, в призывах к "новому прочтению" классиков. Такое "прочтение" означало фактически поиск новых цитат и формул взамен тех, которые перестали носить канонический характер. Сея иллюзию научного знания, обновляя и укрепляя сложившееся в годы культа личности признание приоритета априорных, особенно канонизированных представлений над результатами эмпирических исследований, призывы к "новому прочтению" нанесли ощутимый урон делавшему свои первые шаги научному, основанному прежде всего на твердо установленных фактах познанию процессов капиталистического развития России. Проявлением такого урона было, в частности, заметное ослабление во второй половине 60-х годов интереса историков к работе по этой тематике в архивах⁴⁰ .

Таковы были условия, когда стала пропагандироваться идея многоукладности России. Она, как и некоторые другие идеи того времени, носила априорный характер. П. В. Волобуев высказал ее не в работах, излагающих результаты конкретно-исторических исследований, а в общетеоретических статьях. К. Н. Тарновский пришел к ней на основе историографических исследований, И. Ф. Гиндин - в результате изучения экономической политики царского правительства. Причем сторонники этой идеи, обратившись к ней, попытались ее канонизировать, утверждая, что она была выдвинута и разработана В. И. Лениным⁴¹ . Как видим, срабатывала старая привычка: раньше В. И. Ленину для вящей убедительности приписывался тезис о полуколониальной зависимости России, теперь то же проделывалось с идеей многоукладности России, призванной в какой-то мере заменить скомпрометированный тезис. "Новое направление" означало, таким образом, возвращение не только к старой, лишь слегка подновленной схеме объяснения причин Октябрьской революции, делавшей акцент на специфике России, недостаточности развития здесь капитализма и слабости российской буржуазии, но также и к старым методам такого объяснения: оно постулировало выдвинутую им "концепцию многоукладности", обосновывая ее не научными доказательствами, а априорными рассуждениями и ссылками на непререкаемые авторитеты.

³⁷ Волобуев П. В. Великий Октябрь. - Наука и жизнь, 1987, N11, с. 11.

³⁸ Волобуев П. Такие люди были всегда! - Советская культура, 6.V.1989.

³⁹ Там же. В другом месте этой статьи говорится: "Вернусь к тому, с чего начал, когда во второй половине 60-х годов наметился консервативный поворот в идеологической политике партии, осуществлявшейся в том числе и особенно рьяно С. Трапезниковым, в частности в отношении нашего института... В порядке пробного шара Трапезников высказал даже "невинное" пожелание переиздать "Краткий курс"! Это было на совещании преподавателей общественных наук в ноябре 1965 года".

⁴⁰ См. Тематика исследований по документальным материалам в центральных государственных архивах СССР. Вып. 1 - 9. М. 1963 - 1970.

⁴¹ Подробнее об этом см.: История СССР, 1988, N5, с. 83 - 89.

стр. 174

* * *

Бросается в глаза, что инициаторами реанимации "нового направления" в изучении, социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции были люди, никогда не занимавшиеся изучением социально-экономической истории: Ю. Н. Афанасьев, специалист по борьбе с "буржуазными фальсификаторами" истории Октября, и И. И. Минц, являвшийся на протяжении нескольких десятилетий председателем Научного совета АН СССР по комплексной проблеме "История Великой Октябрьской социалистической революции". Именно им, непосредственно занимавшимся историей Октябрьской революции, принадлежит, судя по публикациям, идея свалить вину за обнаружившееся теперь плачевное состояние ее изучения на "соседей" - историков, исследовавших объективные процессы общественно-экономического развития России конца XIX - начала XX века. Эти историки будто бы не признают каких-либо особенностей капиталистической эволюции России по сравнению с передовыми странами мира⁴² , и под влиянием "западных "оптимистов", не приемлющих революционный путь общественного развития", скрывают дореволюционную отсталость царской России, стараясь добиться, чтобы в ее изображении "появился хотя бы небольшой перевес в пользу дореволюционных успехов и эпизодического процветания, а не фундаментальной отсталости и пережитков"⁴³ .

"Доморощенным "оптимистам"", придерживавшимся, по словам И. И. Минца, позиции "квасного патриотизма"⁴⁴ , было противопоставлено якобы разгромленное "в начале 70-х годов" направление, которое, как уверял Ю. Н. Афанасьев, занималось "поисками в русле теории многоукладное? предреволюционного российского общества, обобщениями относительно особенностей исторического пути развития России"⁴⁵ . Эту идею активно поддержал В. Д. Поликарпов⁴⁶ , ближайший сподвижник И. И. Минца, также никогда не занимавшийся исследованием социально- экономической истории России, и П. В. Волобуев⁴⁷ , уже четверть века как переставший им заниматься.

Обвиняя противников "нового направления" в "квасном патриотизме" и "псевдопатриотическом приукрашивании монархически-имперского дореволюционного государства", в отрицании особенностей России и наличия в ее экономике различных укладов и т. д., его нынешние сторонники явно пытаются воспользоваться тем, что сейчас, когда широкое распространение получило представление об отсталости России как главной причине неудач социалистического строительства в СССР, отрицание такой отсталости, приписываемое противникам "нового направления", выглядит не только ошибочным, но и политически подозрительным. Однако следует напомнить, что ссылки на отсталость России для оправдания допущенных ошибок применялись и раньше. В середине 30-х годов во вновь выходящих книгах оказались существенно уменьшены цифры промышленного производства в России на 1913 г. и его удельного веса в валовой продукции промышленности и сельского хозяйства страны⁴⁸ . Именно в это время в историческую науку в качестве непререкаемой догмы был привнесен сталинский тезис о полуколониальной зависимости России, в распространении и утверждении которого до выхода "Краткого курса" истории ВКЛ(б) большая роль принадлежала первому тому "Истории гражданской войны" (М., 1936), подготовленному при деятельном участии И. И. Минца. Отказ от этого тезиса в конце 50-х - начале 60-х годов стал важным моментом в преодолении сталинских догм и переходе к подлинно научному, основанному на фактах изучению процессов капиталистического развития России.

Против такого изучения выступало раньше и сейчас выступает вновь "новое направление", стремящееся подчинить ведущиеся исследования априорным формулам. П. В. Волобуев недавно в пылу полемики заявил, будто бы мне многоукладность "ненавистна"⁴⁹ . На самом деле мне ненавистны привносимые в процесс научного познания установочные заклинания, под которые подгоняется фактический материал. Сколько их уже было: Россия - величайший резерв западного империализма; Россия - полуколония Франции и Англии; военно-феодальный характер российского империализма; многоукладная российская экономика; Россия - модель мира и т. п.

Отказавшись от магических формул, смысл которых никто толком не мог разъяснить, и пользуясь относительной свободой, поскольку далекая от проблем "развитого социализма" экономическая история России конца XIX - начала XX в. мало кого раньше интересовала, историки, занимавшиеся ее разработкой, за последние 10 - 15 лет существенно продвинулись вперед в изучении реальной исторической действительности. Достаточно полистать библиографические справочники и библиотечные каталоги, чтобы убедиться в том, насколько нелепы обвинения в прекращении изучения исторических предпосылок Октябрьской революции, в игнорировании феодальных пережитков и раннекапиталистических отношений, в "нагнета -

⁴² Афанасьев Ю. Энергия исторического знания. - Московские новости, 11 января 1987 г.

⁴³ Огонек, 1987, N6, с. 4.

⁴⁴ Там же; см. также: Минц И. И. О перестройке в изучении Великого Октября. - Вопросы истории, 1987, N4.

⁴⁵ Афанасьев Ю. С позиций правды в реализма. - Советская культура, 21.III.1987.

⁴⁶ Поликарпов В. О "дискуссиях" минувших лет. - Советская культура, 9.VII.1987.

⁴⁷ Наука и жизнь, 1987, N11, с. 11 - 12.

⁴⁸ Лельчук В. С. Социалистическая индустриализация СССР и ее освещение в советской историографии. М. 1975, с. 202- 212.

⁴⁹ Россия 1917 год: выбор исторического пути. М. 1989, с. 265.

стр. 175

емом описании высших форм капитализма" и т. д. и т. п. Разумеется, и данному участку исторической науки оказались в той или иной мере присущи свойственные ей в целом проявления застоя. Но лучшее, что было создано в этой области, явилось результатом отказа от привычных априорных представлений и овладения крупными массивами источников. Вместо схоластических рассуждений о взаимодействии укладов изучалась реальная картина переплетения капиталистических и пережиточных отношений в различных сферах народного хозяйства и регионах страны, складывания, развития и функционирования организационных форм новейшего капитализма (в том числе и высших) и их приспособления к окружающей социально- экономической среде. Характерна тесная связь этих исследований с разработкой методических и методологических проблем исторического познания, внедрением количественных методов с применением математики и вычислительной техники.

На смену умозрительным размышлениям об особенностях и типе российского капитализма пришли сравнительные исследования объективных процессов общественного развития России и других стран в конце XIX - начале XX в., которые стали осуществляться в рамках двустороннего научного сотрудничества историков СССР с историками ГДР, Венгрии и Чехословакии. Самые первые их результаты уже увидели свет. На основе изучения фактической истории оказался возможным плодотворный научный диалог и с западными историками. В то время, когда Ю. Н. Афанасьев боролся с буржуазной историографией, исследователи, занимающиеся разработкой фактической истории, прокладывали пути к сотрудничеству с лучшими из ее представителей, к активному участию советских историков в международных исследовательских проектах.

Что предлагает взамен "новое направление", отвергая результаты изучения процессов капиталистического развития России, полученные за последние 15 лет? По сути дела ничего, кроме возврата к старым представлениям, несоответствие которых реальной исторической действительности показали проведенные исследования. В статье, опубликованной недавно в "Коммунисте", П. В. Волобуев дал негативную оценку исследованиям аграрников, показавшим, что в российском сельском хозяйстве начала XX в. господствовали не феодальные, а буржуазные отношения, представлявшие собой, однако, неразвитые формы аграрного капитализма. Обратите внимание, как мотивируется эта оценка. "В последнее десятилетие, - пишет П. В. Волобуев, - историки грешили преувеличением уровня развития аграрного капитализма. При этом игнорировалось, что формирование социальных слоев буржуазного общества у нас тогда не завершилось, а тяжесть крепостнических пережитков возросла. Если и дальше идти по этому исследовательскому пути, то окажется, что столыпинская политика ускорения буржуазной эволюции русской деревни была близка к успеху. Но, как известно, она провалилась, да и вряд ли Столыпину удалось бы модернизировать Россию и тем предотвратить революцию"⁵⁰ . Как видим, П. В. Волобуев отвергает результаты новейших исследований только на том основании, что они не соответствуют привычным ему, но давно устаревшим представлениям. К тому же сама эта попытка отвергнуть результаты конкретных научных исследований, без анализа фактического материала, основываясь лишь на общих рассуждениях, отдает чем-то замшелым. Таким образом, фактической истории, т. е. научному изучению исторического процесса, противопоставляется под видом "нового направления" нефактическая, надуманная история, в основе которой лежат конъюнктурные соображения, магические формулы- заклинания, априорные схемы, досужие построения, - все что угодно, но только не систематически изученные факты, взятые в их совокупности и взаимосвязи. Естественно, что и методы "самоутверждения" "нового направления" носят соответствующий характер. Не владея фактами, да и не придавая им значения, как это наглядно показала статья В. В. Поликарпова, сторонники "нового направления" используют в своей борьбе с инакомыслящими не научную аргументацию, а иные, более привычные им средства. И. И. Минц объявил противников "нового направления" пособниками "идеологов империализма"⁵¹ , Ю. Н. Афанасьев и В. Д. Поликарпов - трапезников-цами и сталинистами⁵² , П. В. Волобуев - противниками перестройки⁵³ . А В. В. Поликарпов, продемонстрировавший все, на что способно "новое направление", полностью обнажил его научную наготу.

* * *

Как могла статья, содержащая явные искажения фактов, необоснованные обвинения и клеветнические вымыслы, оказаться на страницах солидного научного журнала?

Эту загадку отчасти прояснило письмо ответственного секретаря редакции О. Ф. Афанасьева авторам неопубликованной альтернативной рецензии на мою книгу⁵⁴ . Объясняя им, что эта рецензия "была отклонена ввиду ее низкого научного уровня и откровенно комплиментарного характера", О. Ф. Афанасьев почему-то не ограничился этим и привел еще два аргумента. Один из них: "Некоторые члены редколлегии, сочли недостаточно этичным, чтобы в роли объективных и нейтральных ценителей научных достоинств книги В. И. Бовыкина выступали две его бывшие аспирантки" (из четырех авторов рецензии). Не странно ли, что члены редколлегии не подумали об этичности, объективности и нейтральности, санкциони -

⁵⁰ Коммунист, 1988. N16, с. 94 - 95.

⁵¹ Огонек, 1987, N6, с. 4; см. также: Вопросы истории, 1987, N4, с. 4 - 5.

⁵² Советская культура, 21.III, 9.VII.1987.

⁵³ Наука и жизнь, 1987, N11, с. 11 - 12.

⁵⁴ Авторы рецензии передали мне копию этого письма, поскольку в нем высказывалось намерение редакции опубликовать мой "ответ на критику".

стр. 176

руя публикацию статьи Поликарпова-младшего? Другой аргумент: "Что касается существа проблемы, то позиция Поликарпова В. В. не расходится с мнением таких признанных специалистов в области социально-экономической истории СССР эпохи империализма, как П. В. Волобуев, Г. З. Иоффе, Е. Г. Плимак, Г. Л. Соболев, Е. Н. Городецкий, В. И. Старцев, В. П. Булдаков, К. Ф. Шацилло, А. И. Козлов и др., которые тоже выступают с критикой концепции В. И. Бовыкина". О. Ф. Афанасьев, видимо, не знает, что большинство перечисленных им "признанных специалистов" никогда не занимались изучением социально-экономической истории предреволюционной России. Вероятно, ему неизвестно и то, что К. Ф. Шацилло - тоже мой бывший аспирант. Я не знаю, какие выступления имеет в виду О. Ф. Афанасьев. Некоторые из перечисленных им "признанных специалистов" высказывали отрицательное отношение к моей книге, поскольку я посмел в ней не согласиться с постулатами "нового направления"⁵⁵ . Но научной, т. е. аргументированной, критики моей концепции я ни от кого из них не слышал.

Не удивляет ли вас, читатель, это деление историков на признанных и непризнанных? Тем более что мнение признанных редакцией "признанными специалистами" во главе с П. В. Волобуевым играет, оказывается, очень важную роль при публикации материалов в журнале. Ведь, как сообщил О. Ф. Афанасьев, преимущество статьи В. В. Поликарпова по сравнению с неопубликованной альтернативной рецензией состояло в том, что его позиция "не расходится с мнением" П. В. Волобуева и К^о . Совместимо ли все это с упомянутым выше требованием этичности, объективности и нейтральности? И как при всем этом журнал намерен развертывать на своих страницах свободные научные дискуссии?

На вопросы наводит и сформулированное О. Ф. Афанасьевым понимание плюрализма. "Придерживаясь принципа плюрализма мнений в научных спорах, - пишет он, - журнал предоставлял и впредь будет предоставлять свои страницы для публикации ответов ученых на критику их трудов". Но разве плюрализм - это предоставление последнего слова подсудимым, а не обеспечение равноправия при обсуждении различных мнений? Увы, между заявлениями о приверженности принципу плюрализма и его реальным осуществлением есть немалое различие. Это подтвердила и публикация журналом письма Б. Х. Ортобаева "Защита "нового направления" негодными средствами" (1988, N10). Редакция, которая не видела необходимости при публикации статьи своего сотрудника В. В. Поликарпова дать какие-либо пояснения, сопроводила отклик Б.Х. Ортобаева на нее специальным заявлением, в котором, солидаризировавшись с В. В. Поликарповым, попыталась подкрепить некоторые его обвинения в мой адрес. О какой же равноправной дискуссии может идти речь, если в ходе ее редакция откровенно поддерживает одну сторону?

В заявлении "От редакции" в связи с критическими замечаниями Б.Х. Ортобаева говорится: "Публикуя столь остро полемическую статью, редакция, конечно, произвела сплошную проверку всех фактических сведений и цитат и несет за них полную ответственность". Надеюсь, что приведенные мной выше примеры в достаточной мере показывают, чего стоит это заверение. К. тому же вслед за ним следуют два абзаца, в которых редакция уже от своего имени приписывает мне близость ко взглядам С. П. Трапезникова. Утверждая, в частности, будто, "по оценке Бовыкина", исследование Трапезникова "по аграрно- крестьянскому вопросу" давало "правильное решение сложных вопросов обсуждаемой проблемы", она в подтверждение дает ссылки на две статьи. В первой из них книга Трапезникова указана в подстрочнике, наряду с другими работами, в которых рассматриваются сквозные проблемы трех российских революций. А во второй - обзоре изучения проблем истории России периода империализма за время между XXIV и XXV съездами КПСС, написанном шестью авторами (в числе которых кроме меня были: М. С. Волин, Ю. И. Кирьянов, В. Я. Лаверычев, И. М. Пушкарева, С. В. Тютюкин, о чем редакция умалчивает), говорилось не о "правильном решении...", а о "детальном освещении" "истории разработки В. И. Лениным аграрной программы партии в эпоху трех русских революций". Причем это сказано не в написанном мной разделе о социально-экономической литературе, а при анализе историко-партийных работ. Редакция прибегает к передержке, и когда, приведя цитату из опубликованного в журнальной хронике изложения моего выступления в ВШПД и не оговорив этого, выдает его за реализацию мной "как администратором (зам. директора Института истории СССР АН СССР)" "директив" С. П. Трапезникова (с. 182). Разумеется, в качестве администратора мне приходилось исполнять разные директивы. Потому-то я и ушел с упомянутой должности еще в 1975 году. Но для того, чтобы давать "установки", мне не нужно было ехать в ВШПД. Там хватало своих администраторов.

Как может редакция что-то проверить, если она сама, в силу предвзятости или по каким-либо другим причинам, допускает подобные, мягко говоря, неточности?

О том, насколько мало эффективна ее проверка, свидетельствует и опубликованная в том же N10 статья "признанного специалиста" В. П. Булдакова "У истоков советской истории: путь к Октябрю". Ее автор, во-первых, приписал мне мнение, будто "в России сложилось некое "оптимальное сочетание" объективных предпосылок социализма", заявляя: "и это в то время, как сами вожди Октября утверждали, что в России социализм не мог победить "непосредственно и немедленно"..." (с. 64). Меж -

⁵⁵ См. выступления Е. Г. Плимака, Е. Н. Городецкого, В. И. Старцева и мое за "круглым столом" по истории Октября 22 - 23 октября 1988 г. (Россия 1917 год: выбор исторического пути, с. 77 - 81, 85 - 86, 106, 182 - 197).

стр. 177

ду тем на указанной им странице и в ряде других мест моей книги как раз и говорится о невозможности в России "непосредственного" перехода к социализму и необходимости позаботиться о "посредствующих звеньях"⁵⁶ . Во-вторых, сославшись на меня, он усмотрел "восторг некоторых авторов по поводу того, что Россия по протяженности железных дорог занимала второе место в мире после США" (с. 67), хотя в указанном им месте нет ни малейшего признака восторга. Патологические особенности восприятия, проявляющиеся в том, что В. П. Булдаков не замечает того, что есть, и, наоборот, видит то, чего нет, - это его личная проблема. Но где была редакция?

Свое заявление по поводу письма Б.Х. Ортобаева редакция заключает выражением уверенности в том, что читатели "смогут самостоятельно разобраться", правильно ли приведены цитаты, не искажены ли факты и т. д. (с. 182). Это верно. И письмо Б.Х. Ортобаева свидетельствует о том, что они уже начали разбираться. Но нужно ли заставлять их заниматься этим, публикуя все новые и новые искажения того, что действительно содержится в моей книге? Учитывая заверение редакции об ее ответственности за содержание статьи В. В. Поликарпова, я все же надеюсь, что в том заявлении, которое будет сопровождать мое письмо, редакция, не задавая читателям новых задач для самостоятельного разбирательства, объяснит им, каким образом статья В. В. Поликарпова со всеми присущими ей неординарными свойствами могла увидеть свет, а заодно принесет мне свои извинения.

В. И. Бовыкин

-----

⁵⁶ См. Бовыкин В. И. Россия накануне великих свершений, с. 12, 19 - 25.

В последнее время в нашей печати все чаще дебатируется вопрос о предпосылках Октябрьской революции: были ли они достаточными? Не произошло ли у нас перескакивания через этап, то есть преждевременного перехода от буржуазно-демократической революции к социалистической? Если да, то какие выводы следует сделать из этого для нашей современности? На этот вопрос ответа не дается...

В 1988 г. вышла книга В. И. Бовыкина "Россия накануне великих свершений. К изучению социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции". В связи с этим в "Вопросах истории" (1989, N3) появилась полемическая статья В. В. Поликарпова "Новое направление" - в старом прочтении". Как видно из заголовка, тема статьи чрезвычайно сужена по сравнению с критикуемым трудом В. И. Бовыкина. В. В. Поликарпов не дает в ней стройного и последовательного изложения своей концепции предпосылок Октября, так же как и концепций цитируемых авторов. Статья состоит из большого количества закавыченных или пересказанных кусочков чужих работ, даваемых иногда без необходимого контекста. Свою задачу автор, очевидно, видел в том, чтобы показать, что так называемому новому (теперь очевидно обновляемому) направлению в изучении истории России не давали ходу, тесня его "традиционно-апологетическим истолкованием отечественной истории (прежде всего советского периода)" (с. 44). О том, что именно такова целевая установка статьи В. В. Поликарпова, говорит и отклик на нее не согласного с ним Б.Х. Ортобаева под названием "Защита "нового направления" негодными средствами"¹ .

Обращает на себя внимание тот факт, что все трое участников спора цитируют в положительном смысле труды академика Н. М. Дружинина, опираясь на его авторитет, но толкуя его взгляды по- разному. Вот почему мне показалось необходимым дать возможность читателям журнала услышать (в буквальном смысле слова) голос самого Н. М. Дружинина, записанный на магнитофонную пленку 14 марта 1973 г. Проявляя интерес к происходившим в то время дискуссиям между сторонниками и противниками "нового направления", в частности по вопросу о многоукладное? России в предоктябрьский период, Н. М. Дружинин высказал свое мнение об этом в беседе со мною. Переношу на бумагу дословно его интервью, сохранившееся в нашем архиве.

- Вопрос. Что такое многоукладность? Существует ли такая проблема и нужно ли ее разрабатывать?

- Я понимаю проблему многоукладности не только в смысле сосуществования различных социально-экономических укладов, но также их взаимодействия. Мне кажется очень важным конкретное историческое исследование этого взаимодействия, причем изучение должно вестись на основе марксистско-ленинской методологии, т. е. учения о формациях - смене феодализма капитализмом, капитализма социализмом. Необходимо, мне кажется, конкретно изучить, как капитализм постепенно, медленно (в силу наличия феодального уклада, а затем феодальных пережитков) изменял эти изживающие формы, как он побеждал не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве. Вот с этой точки зрения, мне кажется, проблема многоукладности имеет научное значение, имеет смысл, потому что у нас, прямо нужно сказать, весь этот процесс перехода от одной формации к другой, процесс укрепления капитализма в большой аграрной стране с преобладанием крестьянского населения изучен недостаточно и требует поднятия новых источников, в частности тех, о которых говорил Валерий Иванович [Бовыкин] на венгерской конференции² , оппонируя представителям того течения, с которыми он не согласен.

¹ Вопросы истории, 1989, N10.

² Речь идет о советско-венгерской конференции на тему "Социальная структура русской и венгерской деревни во второй по -

стр. 178

Я согласен с Валерием Ивановичем во всем том, что он говорил на [советско-] венгерской конференции. Считаю, что он совершенно пр,ав, говоря в своем втором выступлении - на обсуждении уральского сборника³ , - что, в сущности, проблема многоукладности не сформулирована сторонниками изучения этой проблемы. Она не раскрыта по ее внутреннему содержанию. Больше того, мне кажется, что всякий читатель этого уральского сборника, следя за полемикой между сторонниками двух разных точек зрения, убеждается, что под многоукладностью разумеется [оппонентами В. И. Бовыкина] не только сосуществование различных укладов и борьба между ними, но, в сущности, и отсутствие созревшего, победившего капитализма. Это, по существу, ликвидация учения о социально-экономических формациях, отрицание капиталистического строя как такового в России и перечеркивание классического труда Ленина "Развитие капитализма в России". Моя точка зрения по этому вопросу отражена в статье "Об особенностях генезиса капитализма в России"⁴ , где я говорю в конце о многоукладности, сохранившейся после реформы 1861 г., но в то же время подчеркиваю, что при наличии этой многоукладности капитализм пробивал себе все время дорогу. Я должен еще прибавить, что в этой статье я также подчеркиваю закономерность наличия такой многоукладности в переходный период и в других странах. Такая многоукладность была, например, в Америке - в США, где наряду с капиталистическим строем Севера существовало рабовладельческое хозяйство. Они боролись друг с другом и в то же время в известной мере сращивались, что не мешало жизнеспособному, имевшему перспективу победы капитализму в конце концов разорить рабовладельчество, но от него остались, как известно, пережитки. Сохранилась также многоукладность после Французской революции XVIII столетия в форме крестьянской издольщины. Нужно вспомнить, что Маркс, говоря о генезисе капиталистической ренты, подчеркивал, что существуют переходные формы от феодализма к земледельческому капитализму; что на смену феодальной ренты не сразу приходит капиталистическая рента; что сохраняется в некоторых странах парцеллярная мелкая собственность крестьян и что существует также издольщина, т. е. отработки, которые были у нас в России. Таким образом, ничего самобытного, своеобразного Россия в этом смысле не дала. Разница только во времени, темпах развития, разница в формах, масштабах, в особенности в модификациях. Но основные, ведущие процессы переживались всеми странами одинаково.

- Вопрос. Можно ли сформулировать поставленную проблему следующим образом: Ленин указал на наличие нескольких укладов в послеоктябрьский период. Но у Ленина не было необходимости в обстановке того времени изучать взаимодействие этих укладов применительно к периоду до Октябрьской революции. Перед историками такая задача может быть поставлена, разработка этой проблемы важна и полезна. Только проблема эта предполагает изучение того, как ведущий - капиталистический уклад постепенно подавлял, ослаблял остальные уклады.

- Конечно. Это тоже моя мысль: если мы хотим ясно, конкретно и подробно представить себе социально-экономические процессы нашей страны, то мы должны продолжать те исследования, которые начаты были другими учеными-марксистами, Марксом и Лениным. Мы должны более широко и более глубоко проникнуть в сущность тех явлений, которые за отсутствием источников и за недостатком их раньше были неизвестны.

* * *

Мысли, высказанные Н. М. Дружининым, нашли свое отражение в его статьях, опубликованных в 1972 - 1976 гг.⁵ , а также в его монографии "Русская деревня на переломе. 1861 - 1880 гг." (М. 1978). В этой книге автор прослеживает, как капиталистический уклад, сформировавшийся еще в XVIII в., развивается (особенно после реформы 1861 г.), позволяя говорить о победе капиталистического строя в начале 1880-х годов. В итоге изучения огромного фактического материала о сельском хозяйстве и промышленности Н. М. Дружинин приходит к выводу, что в конце XIX в. в России формируется рабочий класс и складываются предпосылки для союза пролетариата с крестьянством. Этот вывод оказался настолько важным, что по желанию советской общественности "Заключение" его монографии было дважды переиздано - в 1979 и 1987 годах⁶ .

Следует пожалеть, что автор статьи В. В. Поликарпов, сам не высказался по этим крупным вопросам, имеющим прямое отношение к проблеме предпосылок не только революции 1905 г., но в конечном счете и двух последующих революций. Для этого ему пришлось бы, конечно, глубже изучить и самостоятельно осмыслить труды Н. М. Дружинина и собранный им в течение многих лет его жизни весь богатый материал источников.

Член-корреспондент АН СССР Е. И. Дружинина

ловине XIX - начале XX в." (14 сентября 1972 г.). Н. М. Дружинин ознакомился со стенограммой.

³ Вопросы истории капиталистической России. Проблема многоукладности. Свердловск. 1972.

⁴ Дружинин Н. М. Особенности, генезиса капитализма в России в сравнении со странами Западной Европы и США (впервые напечатано в 1972 г.). - Дружинин Н. М. Избранные труды. Социально- экономическая история России. М. 1987, с. 348.

⁵ Дружинин Н. М. Избранные труды, с. 320 - 396 (частично переведено на иностранные языки).

⁶ История СССР, 1976, N6, с. 182 - 187; Дружинин Н. М. Избранные труды, с. 397 - 404.

стр. 179

Являясь сторонником плюрализма и борьбы мнений в науке и испытав на себе, что значит в течение десятилетия быть лишенным права на ответ критикам, я тем не менее считаю, что редколлегия журнала "Вопросы истории", предоставляя свои страницы для ответа рецензентам, вправе требовать от ищущих справедливости соблюдения некоторых обязательных условий. Меня, например, не смущает полемическая заостренность письма В. И. Бовыкина по поводу статьи В. В. Поликарпова "Новое направление" - в старом прочтении". Полемика в науке, даже сверхострая, - не помеха для выяснения истины и сближения позиций спорящих сторон. Дело в другом; в необходимости строгого соблюдения элементарной научной добросовестности и корректности в отношении рецензента и представляемых им воззрений или концепций. Эти принципы в письме Бовыкина нарушаются.

Автор письма не скупится на упреки в адрес Поликарпова. Их нельзя назвать корректными, хотя в отношении собственной литературной продукции он требует вежливости. Статья Поликарпова, по его мнению, написана в "оскорбительном" и "разоблачительном" тоне, содержит "личные выпады" против автора книги, "слишком похожа на обывательскую сплетню", представляет "прямой обман" и "клеветнические вымыслы", приписывает "различные злодейства" и в конечном счете подменяет научную полемику "войной на уничтожение", причем "войной без правил, в которой все средства хороши: темные намеки, передергивание текстов и фактов, прямая ложь". Видимо, Бовыкин перепутал: время застоя и действительно недопустимые приемы критики того времени перенес на наши дни и на автора, в этом ничуть не повинного. Не случайно в письме и книге Бовыкин ничтоже сумняшеся продолжает ссылаться как на историографический факт на постыдные, открыто разгромные рецензии и статьи, опубликованные в 70-х годах в журналах "Вопросы истории КПСС", "Вопросы истории" и других изданиях. В них, действительно, авторы в выражениях и навешивании ярлыков не стеснялись, с необыкновенной легкостью отлучая от марксизма и науки представителей "нового направления". Как видим, у Бовыкина двойные критерии корректности.

А главное, в своем письме Бовыкин хочет доказать недоказуемое - будто бы его книга "Россия накануне великих свершений" вовсе не является попыткой оправдать задним числом свое активное участие в борьбе с "новым направлением", в разгроме этого направления в исторической науке, этой позорной странице в нашей историографии. Из письма узнаем любопытнейшие факты: оказывается, Бовыкин вовсе и не участвовал в кампании против "нового направления", а просто выражал несогласие с ним и критиковал его представителей. О характере этой критики можно судить и по содержанию помещенного выше письма.

Одновременно автор письма стремится - в который раз! - доказать, что "новое направление" было и остается ненаучным и ошибочным. Неясно, однако, почему с. ним так яростно боролись в 70-х - начале 80- х годов, а Бовыкин не складывает оружия и до сих пор. Только за последние два года он написал книгу, ставшую предметом критики на страницах "Вопросов истории", обширную журнальную статью¹ и, наконец, рассматриваемое письмо.

Я уверен, придет время, и честные историографы напишут о горстке сторонников "нового направления" как о людях, которые в период, когда большинство историков предавалось историческому пустозвонству, а атмосфера застоя убивала всякую живую мысль, пытались противостоять административному произволу в исторической науке и реставрации сталинизма и остались верны своим научным убеждениям, жертвовали ради них своей карьерой, здоровьем, а порой и жизнью.

Что касается названных работ Бовыкина, то надо учесть, что, поскольку времена изменились, ему пришлось пристраиваться к перестройке. Но, как справедливо заметил он сам, "ратовать за перестройку и перестраиваться самому - это далеко не одно и то же"² . Его же названные работы - лучшее тому подтверждение. Бовыкин в своем письме выражает недовольство по поводу того, что Поликарпов в своей рецензии в лице Бовыкина "рисует образ обществоведа, обслуживающего идеологию застоя". Но ведь Поликарпов в данном случае ничего не придумал, он лишь выразил широко распространенный среди научной общественности взгляд на смысл деятельности Бовыкина в годы застоя.

Бовыкин прав, критикуя в своем письме Поликарпова за то, что он "странным образом" игнорирует его статью в журнале "История СССР". К сожалению, эта статья почему-то до сих пор по достоинству не оценена научной общественностью. Между тем в этой статье делаются открытия, заслуживающие всемерной популяризации. Отметим хотя бы два. Первое. Еще до начала перестройки, в последнее 15-летие, то есть в годы застоя, происходил "процесс самоочищения советской исторической науки от всего наносного", который "принес зримые результаты"³ . Итак, читатель, мы, историки, можем смотреть на других обществоведов сверху вниз: пока они погрязали в застое, в вульгарном социологизме и конъюнктурщине, мы самоочищались. Более того, в исследовании исторических предпосылок Великого Октября мы в те же последние 15 лет сделали "качественно новый шаг"⁴ . Разумеется, вперед и только вперед...

Теперь, слава богу, мы знаем, когда и почему началось это самоочищение в нашей исторической науке. С середины 60-х годов

¹ Бовыкин В. И. Проблемы перестройки исторической науки и. вопрос о "новом направлении" в изучении социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции. - История СССР, 1988, N5, с. 67 - 100.

² Там же, с. 97.

³ Там же.

⁴ Там же.

стр. 180

"новое направление", по Бовыкину, "в полной мере проявило свою разрушительную силу, подавляя (!) разработку альтернативных идей"⁵ . А в письме он договаривается даже до того, что представители "нового направления" стояли будто бы у истоков тенденции "ограничить, сузить рамки этого разоблачения (культа личности. - П. В.) и тем самым помешать радикальному освобождению исторической науки от сковывавшего ее воздействия культа личности". Что при таком положении дел в исторической науке оставалось делать? В середине 70-х годов "новое направление" пришлось подавить, и это открыло простор для творческой мысли историков в области предпосылок Великого Октября. А мы-то, несведущие, полагали, что историкам мешали административное вмешательство в дела нашей науки, засилье догматизма и отступления от марксистской методологии. Благодаря этим открытиям стали ясны теперь причины и подавления "нового направления" и административных преследований его представителей.

В этой связи считаю уместным ответить на упреки Бовыкина в том, что сторонники "нового направления" уклонялись от участия в научной дискуссии. Мне, в частности, ставится в вину, что я, дав в 1986 г. редакции журнала "История СССР" согласие выступить на его страницах (о таковом моем согласии журнал без моего ведома возвестил в редакционной вводке к упомянутой пространной статье Бовыкина), не сделал этого. Действительно, в свое время я получил приглашение от тогдашнего главного редактора акад. И. Д. Ковальченко принять участие в "круглом столе" о спорных проблемах социально-экономического развития России в конце XIX - начале XX века. Однако, согласившись с таким замыслом в принципе, принять участие я практически не смог не только из-за перегруженности другими делами, но и ввиду открывшихся новых обстоятельств: мне стало известно о наличии в редакционном портфеле статьи Бовыкина. Мне, одному из немногих оставшихся в живых сторонников "нового направления" (я даже числюсь его главой и бит был как его глава, но, говоря по совести, идейным вдохновителем этого направления был безвременно умерший К. Н. Тарновский) предстоит еще выступить с рассказом о нем по всему комплексу проблем, а не только тех, которые избирательно поднимаются Бовыкиным.

Бовыкин обвиняет Поликарпова в том, что он вводит в заблуждение читателей. Но его письмо на поверку представляет образец именно такого творчества. В частности, он утверждает, что в рецензии ее автор не дал представления о содержании, структуре и тематике его книги. Далее Бовыкин пишет, что из шести глав книги лишь в одной он говорит о "новом направлении". Но это не так. Три главы (2, 3 и 5), а также заключение содержат пространную критику как тех или иных концепций "нового направления", так и отдельных авторов. Так, в главе 2-й А. М. Анфимову припомнили, что он в свое время писал, что до первой мировой войны "в земледельческом строе Европейской России полукрепостнические порядки еще превалировали над капиталистическими"⁶ . Затем Бовыкин победоносно сообщает, что А. М. Анфимов в дальнейшем якобы "окончательно" отказался от этого положения⁷ . Здесь надо отметить три момента. Во- первых, Бовыкин и сейчас, в эпоху плюрализма нвучных мнений, не допускает мысли о правомерности такой точки зрения, как преобладание полукрепостнических отношений в аграрном секторе предреволюционной России. Во-вторых, умалчивает, при каких обстоятельствах и какими способами был добыт в 70-х этот отказ. В- третьих, излюбленным критическим приемом Бовыкина являются упреки в адрес "нового направления" в том, что его выводы носят априорный характер и не опираются, в отличие от направления, представленного им самим, на результаты изучения процессов капиталистического развития России. Но, думается, даже у Бовыкина нет оснований сказать это об А. М. Анфимове. И разве уберегли Анфимова эти исследования от гонений в 70-е годы?

Еще один пример научной недобросовестности, касающийся интерпретации моих критических замечаний в адрес аграрников за преувеличение уровня развития аграрного капитализма. Им делается вывод, что я отвергаю "результаты новейших исследований" аграрников на том основании, что они не соответствуют моим устаревшим представлениям. Аграрники-де писали о господстве буржуазных отношений в России, представлявших неразвитые формы аграрного капитализма. Действительно, недавно акад. Ковальченко скорректировал свои воззрения по этой проблеме, сделав указанный вывод⁸ . Я удовлетворен тем, что мои "устаревшие представления" о господстве в русской деревне примитивного капитализма⁹ совпали с выводами И. Д. Ковальченко. Замечу, что к месту и не к месту автор письма ссылается на авторитетные имена академиков Н. М. Дружинина и Ковальченко. Этично ли это? И не подставляет ли он их намеренно под удар критики?

Бовыкин утверждает, что Поликарпов грешит против истины, говоря об "административных гонениях, якобы обрушившихся на сторонников многоукладности" (читай: "нового направления"), и плодит легенды о насильственном пресечении поисков в русле концепции многоукладности. В письме рисуется идиллическая картина не только

⁵ Там же, с. 93 - 94.

⁶ Бовыкин В. И. Россия накануне великих свершений. М. 1988, с. 30 - 31.

⁷ Там же, с. 35.

⁸ См. Ковальченко И. Д. Исследование истины само должно быть истинно. - Коммунист, 1989, N2, с. 92.

⁹ См. Волобуев П. В. Выбор путей общественного развития. М. 1987, с. 140. Цитатами из этой книги В. И. Бовыкин позволяет себе охотно манипулировать, но ради введения в заблуждение читателей "не заметил" нежелательного текста.

стр. 181

отсутствия оного, но и почти трогательной заботы о сотрудниках, зачисленных в новые сектора и получивших возможности для продолжения разработки избранных ими проблем и беспрепятственной публикации своих исследований. Трудно понять: что это - цинизм или недомыслие? Между тем научная общественность еще не забыла о жестоких проработках сторонников "нового направления", об остракизме, которому они были подвергнуты в 70-х годах, о принудительных перемещениях из одного сектора в другие, о лишении их права ответить на недобросовестную критику. Бовыкину вместо обид пора бы пролить свет на свою активную роль в этих противонаучных деяниях. Может быть, Бовыкин забыл о своей трогательной "заботе" о публикации монографий покойного А. Я. Авреха? Мне не очень удобно напоминать о себе, но Бовыкин, так много страниц посвятивший мне в своих трех опусах, почему-то не счел нужным упомянуть, какие "благодеяния" выпали в те же годы на мою долю. Или он считает в порядке вещей принудительное перемещение ученого в непрофильный институт? Упрекая меня за то, что в последнее 20-летие я перестал заниматься исследованиями по экономической истории¹⁰ , он забыл о "мелочи": последние 15 лет я, находясь "в ссылке" в другом институте, был оторван от этой проблематики и мог наблюдать за исследовательским процессом в меру оставшихся сил и времени. А разве Бовыкину не известна трагическая судьба В. В. Адамова, вдумчивого ученого, инвалида Великой Отечественной войны, безжалостно изгнанного из Свердловского университета и вскоре умершего? К слову сказать, и в наши дни Бовыкин продолжает считать ошибочными высказывания Адамова о многоукладности¹¹ , хотя они при творческом и современном прочтении таковыми не являются.

Из научных проблем, пространно и претенциозно поставленных в письме Бовыкина, кратко остановлюсь на двух. Известно, что одним из серьезных обвинений, предъявлявшихся "новому направлению", было обвинение в "новом прочтении" трудов Ленина. Тогда это приравнивалось к попытке ревизии марксизма-ленинизма. И вот в своем письме спустя более 15 лет Бовыкин пытается оправдать эту позорную практику, утверждая, что "такое "прочтение" означало фактически поиск новых цитат и формул взамен тех, которые перестали носить канонический характер". (Неужели были тогда и такие?) Иначе как кощунственным, это заявление нельзя назвать. Ибо впервые после XX съезда КПСС некоторые ученые предприняли попытку положить конец вырыванию цитат из контекста и бездумному оперированию ими, найти новый подход к изучению классиков марксистской мысли с позиций системности, генезиса и эволюции их взглядов и т. п. Вот почему свою научную значимость сохраняют и по сей день работы о взглядах Ленина на конкретные проблемы И. Ф. Гиндина, Тарновского, Анфимова, Л. М. Иванова и других сторонников "нового направления". По мнению же Бовыкина, призывы к "новому прочтению" Ленина нанесли тогда "ощутимый урон" познанию процессов капиталистического развития России. И это говорится в наши дни, отмеченные столь широким стремлением к новому прочтению Ленина!

Проблема многоукладности в творчестве Бовыкина поистине является генеральной идеей. Причем он находит в ней все новые и новые, к сожалению, антинаучные грани. Так, в его письме читаем, что, вынужденные отказаться от сталинского тезиса о России как полуколонии, некоторые представители "нового направления" заменили скомпрометированный тезис идеей многоукладности. А рассматривая все сказанное Бовыкиным о проблеме многоукладности, приходится констатировать ложность его подходов к ней и надуманность, предвзятость выдвигаемых против "нового направления" обвинений. Для него многоукладность все еще одно из ненавистных установочных заклинаний.

Поражает и теоретико-методологическая беспомощность анализа этой проблемы. Так, Бовыкин пишет, что "В. И. Ленин никогда не пользовался понятием "многоукладности". Это верно, но он равным образом не пользовался полюбившимся Бовыкину и приписываемым им Ленину понятием "пестрота общественно-экономической структуры России"¹² . Перед нами стремление подменить строгое научное понятие поисками эвфемизмов. Правда состоит в том, что советские ученые-обществоведы задолго до появления "нового направления" именно на основе трудов Ленина сформулировали понятие "многоукладность". Сначала его применили к ленинскому анализу экономики послеоктябрьской России, а затем, логично рассуждая, что многоукладность не появилась на другой день после Октябрьской революции, распространили на анализ экономики капиталистической России. И это было вполне правомерно. Бовыкин же, зная о том разнообразии смыслов, какое Ленин вкладывал в понятие "уклад", тем не менее настаивает на своем догматическом толковании одного из ленинских высказываний: "В России происходит смена крепостничества - капитализмом. Никакого иного, "третьего", уклада народного хозяйства в России нет"¹³ . Понятно, что здесь речь идет о переходе от феодальной формации к капиталистической (в зрелой ее форме), а не об отсутствии иных укладов в предреволюционной России.

Хуже, однако, другое. И в своем письме, не говоря уже о книге и журнальной статье, Бовыкин продолжает настаивать, будто сторонники "нового направления" (Тарновский, Волобуев, Гиндин и другие) рассматривали многоукладность как сово-

¹⁰ Бовыкин В. И. Проблемы перестройки исторической науки, с. 91.

¹¹ Там же, с. 83.

¹² Там же, с. 86, 88.

¹³ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 25, с. 156.

стр. 182

купность укладов, ни один из которых якобы не был господствующим. Это сущая неправда. Для всех нас положение о господстве капитализма, о ведущей роли капиталистического уклада в экономике страны было аксиомой. Отправляясь от этой аксиомы, одни из нас (Тарновский) занялись проблемой взаимодействия укладов, в частности капиталистического, с другими укладами и структурой капиталистического уклада. Другие (пишущий эти строки) - социально-классовыми последствиями многоукладности и т. д. и т. п.

Несостоятельны также попытки принизить значение изучения этой проблемы под тем предлогом, будто она была выдвинута априорно, а не исходя из конкретно-исторических исследований. Разве не ясно, что познание, в том числе историческое, идет двумя путями: от общего к частному и от частного к общему. Меня интересовали, например, историко-теоретический и социальный аспекты проблемы многоукладности как основы повышенной политической напряженности и классовой конфликтности в обществе. Не могу признать корректной и попытку Бовыкйна приписать мне отождествление происхождения и характера многоукладности в современных странах "третьего мира" и многоукладности дореволюционной России¹⁴ .

Заканчивая разговор о многоукладности, хотелось бы сказать, что в силу ряда причин именно она послужила удобным предлогом для разгрома "нового направления". А Бовыкин и ныне считает это правильным, прибегая к квазинаучным доводам о бесперспективности этой проблемы. Что касается его соображения, будто критика ошибочных представлений о многоукладности сдерживалась наличием этого тезиса в сборнике трудов главного идеолога партии М. А. Суслова, то оно, говоря языком Бовыкйна, абсурдно. Критиков "нового направления", получивших соответствующие установки сверху, не сдерживало ничто - ни ссылки на Ленина, ни даже на труды самого Трапезникова.

В своем письме Бовыкин, игнорируя убедительные доводы Поликарпова, настойчиво проводит свою линию, начатую в книге и журнальной статье, - убедить читателей, что "новое направление" - это реанимация старых, сталинских концепций. Но тогда немотивированным становится отношение к "новому направлению" Трапезникова, В. А. Голикова, С. С. Хромова, Ф. М. Ваганова, В. И. Куликова - вдохновителей и организаторов его разгрома. При всей их слабой научной компетентности (а первые двое были просто невежественными людьми) они, однако, хорошо понимали, кто и куда двигал науку, кого надо бить и преследовать, а кого миловать и награждать (постами, орденами, ограждением от критики, монопольным положением в науке и т. п.).

К каким бы громким и обличительным наукоподобным выпадам против "нового направления" ни прибегал Бовыкин, ему не удастся затемнить суть основных расхождений между ним и "новым направлением". А она состоит в разной оценке уровня и характера (типа) капиталистического развития России, то есть степени ее готовности к социалистическому преобразованию в 1917 году. Он и его сторонники выводили и выводят Октябрьскую революцию напрямую из зрелости материальных предпосылок социализма. "Новое направление" и историческая практика показали всю несостоятельность и узость этой посылки.

К сожалению, Бовыкин в полемике руководствуется не научными мотивами, а совсем иным - стремлением идейно-политически скомпрометировать сторонников "нового направления". Ему, видно, мало той тризны, которая была справлена при похоронах "нового направления" в 70-х годах. И нестерпимо видеть, что те же основные идеи живут и возрождаются.

С особым вниманием отнесся Бовыкин и ко мне. И это понятно. Судя по его книге, статье, а также письму, в его лице я обрел уже работающего на износ творца моей научной биографии. Мой жизненный и научный путь был сложным, трудным и противоречивым. В моей не столько научной, сколько политической биографии имел место тот факт, который изложен в письме Бовыкйна. Да, в бытность мою инструктором Отдела науки к культуры ЦК КПСС я, как в силу особенностей аппаратной работы, так и едва начавшегося у меня пересмотра сталинских догм, в служебной записке дал неверную оценку деятельности журнала "Вопросы истории" в 1954- 1955 годах Это было моей ошибкой, и о ней я давно поведал своим ближайшим друзьям. Теперь я каюсь перед научной общественностью. Но после 1953 г. я, как и многие другие обществоведы, эволюционировал, пересматривая свои прежние взгляды. Так, к моменту принятия постановления ЦК КПСС о журнале "Вопросы истории" я уже считал это решение недопустимым административным вмешательством в научные дела. После XX съезда КПСС я решительно пересмотрел просталинтские взгляды. Кажущаяся "странная эклектичность" моих работ, о которой пишется в письме, как и встречавшиеся в моих прежних работах переоценки уровня развития монополистического капитализма в России - не что иное, как нормальное явление в научной эволюция любого исследователя. А при нынешней быстроте развития нашей общественной мысли сказанное или написанное вчера в какой-то мере уже устаревает сегодня.

Я не против обнародования Бовыкиным сведений о давней моей записке, но протестую против ее интерпретации. От этой записки, по мнению Бовыкйна, рецензент Поликарпов ведет "начало так называемому новому направлению". Фантастика, да я только! Столь же недобросовестно, путем передержек, Бовыкин, уличая меня в нескромности и мифотворчестве, поправляет, что я был директором Института истории

¹⁴ См. Бовыкин В. И. Россия накануне великих свершений, с. 151.

стр. 183

СССР не с 1965, а с 1970 года. Но из моей статьи об известном ученом- историке А. П. Кучкине в газете "Советская культура" это никак и не вытекает¹⁵ . Что же касается поддержки мною настоящих передовых ученых в бытность мою директором Института истории АН СССР, в чем автор письма, естественно, сомневается, то могу сказать коротко: не делай я этого, моя судьба в 70-х годах была бы иной.

Следует, однако, признать обоснованность некоторых претензий Бовыкина. Так, он прав, когда указывает на два просчета в рецензии Поликарпова. В последнем ее абзаце в ряду цитат имеется такая, источник которой не назван. Это оценка "нового направления" как "системы ложных взглядов, чуждых советской исторической науке" - цитата взята из подписанного Бовыкиным в 1974 г. экспертного заключения о необходимости крупных оргвыводов¹⁶ . Обоснованно критикует Бовыкин Поликарпова и за искажение названия книги "Новое в советской исторической науке".

Нельзя не отметить, что нетерпимость к критике привела Бовыкина к непомерному расширению круга лиц - обидчиков, посмевших иметь свое мнение. Считаю, что напрасно он упоминает в своем письме о "посторонних лицах" - акад. И. И. Минце, В. Д. Поликарпове, Ю. Н. Афанасьеве, В. П. Булдакове. Причем о содержательной статье последнего высказался в недопустимой форме, обвинив ученого в "патологической особенности восприятия".

Как показывают книга и письмо Бовыкина, весь он во власти теоретико-методологических представлений и взглядов исторической науки вчерашнего, а то и позавчерашнего дня. Достаточно сказать, что корни Октябрьской революции он выводит из пресловутого конфликта между производительными силами и производственными отношениями, не улавливает альтернативности исторического развития России, не выясняет значения типа российской капиталистической эволюции, не учитывает роли отсталости страны как катализатора всех общественных противоречий и революционных потрясений, сомневается в необходимости "нового прочтения" Ленина. Бовыкин, как видно, ничего не понял и ничему не хочет учиться у жизни.

Член-корреспондент АН СССР П. В. Волобуев

¹⁵ Советская культура, 6.V.1989.

¹⁶ Ветер времени. М. 1989, с 311.

Постоянный адрес данной публикации: