За последнюю четверть века развитие исторической науки получило в США очень большой размах. Широко разрабатывается не только отечественная история, но и история зарубежных стран. Несомненный интерес проявляют американские учёные и к истории СССР, но пока ещё там очень немного сделано в этой области.

Поэтому та работа по русской истории, которая развернулась в последние годы в Калифорнийском университете, представляет для нас немалый интерес, тем более что мы имеем здесь дело с научными произведениями, объединёнными общностью тематики и единством руководящей идеи, Калифорнийские учёные ставят своей задачей дать систематическое построение нашей истории с историко-географической точки зрения¹ .

Научным главою работников Калифорнийского университета, изучающих историю нашей родины, является проф. Р. Дж. Кернер, специалист по истории Восточной Европы, чл.-корр. ряда научных организаций Чехословакии, Югославии и Румынии, автор трудов по истории Чехословакии и балканских стран² , а также обширных работ библиографического характера³ .

Проф. Р. Дж. Кернер предпринял, как он сам об этом говорит в предисловии к его книге, попытку дать новый синтез русского исторического процесса и истолкование причин движения русского народа на восток. Эту задачу должен разрешить ряд монографий, часть из которых собирается написать сам проф. Кернер, часть - его ученики.

Проф. Кернер пока опубликовал первую из намеченных им монографий, которая должна служить кратким предварительным изложением некоторой части его основных идей. Её заглавие - "Стремление к морю. Курс русской истории. Роль рек, волоков, острогов, монастырей и мехов"⁴ . Автор посвятил книгу "памяти Сергея Михайловича Соловьёва, блестящего русского историка, который первый подчеркнул историческую значимость факторов, изучаемых в данной работе"⁵ .

Из трудов учеников проф. Кернера мы располагаем двумя монографиями, напечатанными в 1943 г.: Ланцева Г. В. "Сибирь в XVII веке. Очерк колониальной администрации"⁶ и Фишера Р. Г. "Русская торговля мехами в 1560 - 1700 гг."⁷ . Исследования проф. Кернера и его учеников изданы Калифорнийским университетом.

Книга проф. Кернера состоит из шести глав основного исследования, шести приложений и двадцати карт. В предисловии к своему труду автор кратко формулирует задачи работы. "Для историков, а в сущности, и для большинства специалистов по социальным наукам, - пишет он, - расширение (expansion) России и создание русским народом обширной. Евразийской империи является историческим процессом большой важности. Какие силы, географические или экономические, политические или социальные, материальные или духовные, действовали в том стремлении к морю, которое было основным (prime) фактором русской экспансии на пространстве трёх материков? При помощи ка-

¹ О постановке данной проблемы в нашей литературе см. Яцунский В. Предмет и задачи исторической географии. "Историк-марксист" N 5 за 1941 г., стр. 14 - 15.

² "The Yugoslav Movement". 1918. "Social Sciences in the Balkans and Turkey". 1930; "Bohemia in the 18 Century", 1932. "The Balkan Conferences and the Balkan Entente". 1935 (в соавторстве с Н. Howard).

³ "The Foundations of Slavic Bibliography". 1916; "Slavic Europe (Selected Bibliography)". 1918; "Russian Expansion to America, its Bibliographical Foundations". "The Papers of the Bibliographical Society of America". Vol. XXV'. 1931; "Northeastern Asia. Selected Bibliography". 1939.

⁴ "The Urge to the Sea. The Course of Russian History. The Role of Rivers, Portages, Ostrogs, Monasteries and Furs", by Robert J. Kerner. University of California Press. Berkley - Los Angeles.

⁵ Посвящение на особом листе. Непонятно, почему проф. Кернер полагает, что С. М. Соловьёву осталась неизвестной работа Ходаковского "Пути сообщения в древней России". У Соловьёва есть ссылка на эту работу (см. "История России". Т. I, стр. 16, 2-е изд. т-ва "Общественная польза").

⁶ "Siberia in the Seventeenth Century. A Study in Colonial Administration" by George V. Lantzeff. University California Publ. History, Vol. 30, Berkley - Los Angeles. 1843.

⁷ "The Russian Fur Trade, 1550 - 1700" by Raymond H. Fishsr University California Publ. History. Vol. 31, p. 275, Berkley - Los Angeles. 1943.

ких средств и какими путями эти силы действовали? И что они несут для будущего, если их активность получила направление? Эти " многие другие вопросы возникают, если мы рассматриваем данную проблему в длительной перспективе.

Правильные ответы на эти вопросы дали бы много для понимания не только всего хода русской истории, но, возможно, также и истории Европы и Азии. В данной монографии анализируется значение рек, волоков, острогов, монастырей и торговли мехами, указывается их относительная роль в этом полном интереса риторическом процессе. Здесь география и история, экономика и политика, религия и социальная жизнь были только составными частями или помощниками, одной могущественной силы, которая влекла народ от истоков больших рек к величественным морям, в которые они впадают".

Автор, далее, указывает, что перечисленные им факторы "составляли ведущую силу и механизм экспансии". Он утверждает также, что "изучение этих факторов в русской истории с самых ранних времён указывает, что они действовали на всём протяжении исторического развития России и во всех направлениях к морям".

В первой, вводной главе автор даёт краткую характеристику Валдайской возвышенности как района, где сходятся истоки главных рек русской равнины. Проф. Кернер указывает далее, что верховья рек бассейнов Камы и Печоры сближаются с верховьями рек бассейна Оби, и таким образом, принимая во внимание волоки, получается самая большая в мире сеть речных путей. Валдайский район является как бы "главным волоком мира" ("the key portage of the World").

Изложение данной темы иллюстрируется двумя картами. На первой из них, названной автором "ключевой" картой ("key map") русской системы рек и волоков, дана схема главных рек и основных волоков между ними европейской и азиатской частей СССР. Вторая карта даёт детальную картину речных путей и волоков Валдайской возвышенности" и прилегающих к ней районов. "Последовательное владычество над этим (т. е. Валдайским) районом, который включает в себя истоки Волги, Днепра, Западной Двины и Ловати, скандинавов, Киевского государства, Новгорода и Московского государства, - пишет автор, - открыто его обладателям тайну господства над Восточной Европой. Говоря коротко, эта тайна заключается в господстве над речными системами и контроле над волоками между ними при помощи острогов и укреплённых монастырей".

Из товаров, передвигающихся по этим путям, по мнению проф. Кернера, в течение ряда веков наиболее крупное значение имели меха.

"Валдайская возвышенность, "а которой эти большие реки берут своё начало, - говорит автор, заканчивая вводную главу, - играла в судьбах Восточной Европы и Азии совершенно исключительную роль (a role beyond all imagination). Отсюда шло русское стремление к морю. Здесь зародилась русская колониальная экспансия. Отсюда пошла Русская империя, которая одно время простиралась на протяжении трёх материков".

Вторая глава посвящена пути "из варягов греки" и так называемому киевскому периоду нашей истории с небольшими экскурсами в историю XIII столетия, а частично и в историю более позднего времени. Вместе с описанием пути "из варяг в греки" автор приводит картину этого пути. Проф. Кернер указывает здесь, что в этом периоде нашей истории реки были основными путями восточнославянской колонизации, а водоразделы между реками и озёрами обычно играли роль территориальных и политических рубежей, "были, так сказать, горами на обширных равнинах Россия" (стр. 15). Интересно отметить, что такой выдающийся знаток исторической географии нашей родины, как покойный акад. М. К. Любавский, оспаривая традиционное мнение историков об отсутствии в большей части нашей страны естественных преград, разобщавших население, очень убедительно показал, что в домонгольский период нашей истории население размещалось вдоль рек оазисами среди труднопроходимых лесов и болот, "Наши дремучие леса и болотные трясины, тянувшиеся по водоразделам, или, как говорилось в старину, волокам, в не меньшей степени разобщали различные группы русского населения, раскидавшиеся по стране, чем делали это пресловутые греческие горы с населением их долин", - говорит М. Любавский в своём "Курсе исторической географии России"¹ , читанном им в Московском университете в 1908 - 1909 году.

Р. Дж. Кернер останавливается также на борьбе за волоки и на совместном владении волоками Новгорода и Твери.

Особое внимание автор уделяет роли Смоленска на пути "из варяг в греки" и экономической характеристике этого города. Бегло проследив исторические судьбы пути "из варяг в греки", автор приходит к выводу, что роль этого пути в истории Киевской Руси была исключительно велика. С X по ХIII в. он был, по мнению проф. Кернера, основной торговой артерией Восточной Европы. Внешняя торговля, основным предметом которой были меха, и стратегическое значение пути "из варяг в греки" определяли ход русской истории в течение четырёх столетий. Главные города Киевской Руси возникли как укреплённые остроги на этом пути. Этот путь был главной осью Киевского государства. Когда в XII, а в особенности в начале XIII в., после четвёртого крестового похода, в связи с упадком торгового значения Константинополя и перемещением торговых путей, эта "ось сломалась", Киевское государство распалось. Разрушение Киева татарами в 1240 г. завер-

¹ Литографированное издание Общества взаимопомощи студентов-филологов, стр. 86.

шило судьбу южной части великого водного пути.

Однако, говоря о распаде Киевского государства, проф. Кернер совершенно не касается внутренних экономических и социальных причин, которые, по мнению исследователей, писавших на эту тему ещё до Октябрьской социалистической революции, играли решающую роль в упадке Киевской Руси. В нашей современной научной литературе эти вопроса детально разработаны, например, в известном труде акад. Б. Д. Грекова "Киевская Русь".

Непонятным недоразумением данной главы является фраза автора: "Смоленск и Новгород сделались членами Ганзейского союза" (стр. 21).

Третья глава посвящена новгородской колонизации и новгородской внешней торговле. Р. Дж. Кернер указывает, что из Новгорода выходило значительное количество колонистов ещё во времена Киевского государства: "В девятом, десятом, одиннадцатом и двенадцатом столетиях его богатые бояре, смелые купцы и крестьяне начинают проникать в соседние районы в двух направлениях: на северовосток и на юговосток" (стр. 26). На северовосток шли за мехами. Новгородская экспансия в этом направлении сделала Новгород центром меховой торговли Европы. Новгород монопольно распоряжался пушными богатствами не только своей территорий, но и всей России. Автор называет новгородские владения империей, построенной "на мехах" при помощи использования рек и волоков.

Описание этих рек и волоков сопровождается картой торговых путей новгородцев на северовосток (до Оби включительно) с указанием рек, волоков, городов и некоторых монастырей. Автор описывает также пути из Новгорода в Верхнее Поволжье, подчёркивает потребность Новгорода в привозном хлебе, описывает конфликты Новгорода с низовыми князьями, борьбу с ними за Двинскую землю. Описание этой борьбы иллюстрируется картой.

Четвёртая глава является центральной в книге. Она посвящена возникновению и росту Московского княжества, территориальному расширению Московского государства и вскользь касается завоевания Россией берегов Балтийского и Чёрного морей в XVIII веке. Автор начинает с характеристики стратегического положения Москвы, указывая, что она расположена "в сердце русского Двуречья", и подчёркивая её положение в системе водных путей. Потом он переходит к описанию территориального роста Московского княжества. Он опирается здесь на данные наших летописей, истолковывая их материал в духе взглядов В. О. Ключевского и отчасти А. Е. Преснякова. Судя по характеру изложения и по отсутствию ссылок на М. К. Любавского, ценный труд последнего "Образование основной государственной территории Великорусской народности. Заселение и объединение центра", невидимому, остался Р. Дж. Кернеру неизвестным. Далее автор описывает утверждение московского владычества на пространстве от Каспийского до Балтийского морей.

О завоевании Казанского и Астраханского ханств Р. Дж. Кернер говорит бегло, сосредоточив внимание на присоединении Новгорода и на борьбе за обладание побережьем Балтийского моря. Он использует здесь не: только данные наших исторических источник ков и научной литературы (в особенности, труды Г. В. Форстена, ценность которых он; отмечает в примечании), но и работы шведских учёных.

Автор, в частности, стремится проследить использование водных путей и волоков русскими в Северной войне 1700 - 1721 годов. На специальной карте он сопоставляет русско-шведские границы 1618, 1721, 1743 гг. и советско-финские границы 1920 и 1940 годов. Он отмечает почти полное совпадение русско-шведской границы, которую удалось установить в 1721 г. Петру Великому, "с новой границей, установленной в 1940 г. между Советской Россией и Финляндией" (стр. 53). Границу, проведённую в 1721 г., он считает доказательством понимания Петром Великим проблемы безопасности России в данном районе.

Опираясь на территорию от Каспийского до Балтийского моря, Россия, по мнению Р. Дж. Кернера, была в состоянии построить империю, протянувшуюся через три материка.

Рассмотрение процесса дальнейшего территориального роста России (он называет это превращением России в мировую империю) автор начинает с изучения продвижения России к Чёрному морю.

Указав вкратце, что наступление на степь было для русского народа жизненной необходимостью, так как оно было средством защиты от татарских набегов и кроме того делало возможным освоение плодородных земель, Р. Дж. Кернер сначала даёт характеристику татарских шляхов, а потом переходит к описанию тех укреплённых линий, которые строило Московское государство.

Исходя из своих руководящих идей, автор останавливается здесь на роли рек, как оборонительных рубежей, и речных водоразделов, как мест, по которым шли татарские дороги на Русь и которые московское правительство старалось преградить острогами. Мельком он упоминает и о засеках между острогами. Укреплённые линии на южной окраине Московского государства XVI в. описаны по В. О. Ключевскому и по атласу Кудряшёва. Книга А. И. Яковлева "Засечная черта в Московском государстве XVII века" осталась неиспользованной автором.

Создание линий передовых крепостей от Алатыря до Путивля, которую В. О. Ключевский называет построенной в царствование Грозного второй линией обороны, проф. Кернер ошибочно считает результатом работ комиссии боярина князя М. И. Воротынского и даёт ей имя "линии обороны 1571 г.".

Из укреплённых линий XVII в. описана белгородская черта (без употребления самого названия). О продвижении к Чёрному морю в XVIII в. сказано очень бегло.

Заканчивается четвёртая глава анализом продвижения Московского государства к Тихому океану. Начиная рассмотрение завоевания Сибири, Р. Д. -к. Кернер подчёркивает, что здесь историк встречается с теми же основными элементами, которые он уже мог наблюдать в истории Европейской России, - реками, волоками, острогами, монастырями и мехами. "Сибирь с ее совокупностью речных бассейнов и лёгкими волоками от притоков Печоры и Камы в Европе через Обь, Енисей, Лену и Амур к Тихому океану, - говорит Р. Дж. Кернер, - представляла чрезвычайно благоприятную обстановку для приложения векового опыта. Сибирь до сих пор остаётся самым большим в мире источником снабжения мехами. Здесь более отчётливо, чем в Европейской России, мы видим, что продвижение вперёд было результатом относительного истощения пушных богатств в легкодоступных местах. Степень истощения определяла быстроту экспансии Торговля сибирскими мехами в шестнадцатом и семнадцатом столетиях, как мы знаем, была одним из самых лучших источников дохода русского государства и наиболее крупной статьёй в его внешней торговле (стр. 67).

Опираясь на материал источников и данные нашей научной литературы, Р. Дж. Кернер прослеживает ход завоевания Сибири, тщательно отмечая реки и волоки, по которым двигались казаки и войска, остроги и зимовья, которые они ставили. Продвижение русских в Сибири иллюстрируют четыре карты: бассейнов Оби, Енисея, Лены и Амура. На картах указаны пути продвижения русских, основанные ими остроги, зимовья, монастыри. Автор говорит и о путешествии Дежнева, присоединяясь к критическим замечаниям Л. С. Берга¹ , показавшего ошибочность взглядов американского учёного Ф. А. Гольдера на роль Дежнева² .

Автор отмечает роль правительственных распоряжений и частной инициативы промышленников и служилых людей в деле завоевания Сибири, говорит о сборе ясака, о торговле мехами и политике московского правительства по отношению к туземцам. В нескольких словах он касается роли духовенства и монастырей в Сибири в период завоевания, замечая при этом, что "роль русской православной церкви и её монастырей в истории русской экспансии, особенно в экономическом и военном отношениях, до сих пор ждёт тщательного исследования" (стр. 86). Роль монастырей, в колонизации севера и северовостока Европейской России неоднократно отмечалась нашими историками (В. О. Ключевским, С. Ф. Платоновым, М. М. Богословским и др.). М. К. Любавский в своём курсе "Исторической географии России в связи с колонизацией" отводит специальные главы колонизационной деятельности монастырей, но это, конечно, лишь главы лекционного курса. Научному исследованию подвергалась колонизационная деятельность отдельных крупных монастырей, например Кирилло-Белозерского³ , Соловецкого⁴ , но специальной сводной работы на эту тему не опубликовано. На военное значение русских монастырей обратил внимание историков проф. И. И. Полосин докладом "Монастырские походы Ивана Грозного. Страницы из военной истории монастырей и военно-оборонной политики московского правительства XVI века", прочитанным в марте 1921 г. в историческом обществе при Московском университете⁵ . Таким образом, данные замечания Р. Дж. Кернера являются правильными. В конце главы содержатся несколько замечаний о русских колониях в Северной Америке.

Пятая глава, очень небольшая по объёму, посвящена путям сообщения XIX - XX вв., главным образом каналам. "Каналы, железные дороги, грунтовые большие дороги, по мнению автора, подчёркивают важность факторов, которые были предметом анализа и предшествующих главах этого труда. Можно считать установленным, что, как правило, железные дороги прошли вдоль рек и по волокам, что каналы обычно прорезали волоки и что много важных дорожных артерий как древних, так и новых были проложены вдоль водоразделов на волоках" (стр. 89).

Для доказательства этого тезиса Р. Дж. Кернер прослеживает строительство каналов в нашей стране, начиная с постройки Вышневолоцкого канала при Петре Великом и кончая строительством каналов Беломорско-Балтийского и Москва - Волга в годы сталинских пятилеток.

Для железных дорог Р. Дж. Кернер ограничивается несколькими примерами. Он указывает, что линия Москва-Смоленск проложена вдоль старой смоленской дороги, которая в свою очередь прошла через главные волоки между этими городами, что железные дороги Москва-Ленинград и Москва- Ржев прошли через древние волоки - Вышний Волочёк и Волоколамск. Даже Сибирскую дорогу он считает проходящей через волоки между сибирскими реками,

В шестой главе автор вкратце излагает основные выводы своего труда. В основном они совпадают с положениями, развитыми им в предисловии. Несмотря на смену на тер-

¹ См. Берг Л. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга 1725 - 1742 гг. Л. 1935.

² Colder F. Russian Expansion on the Pacific 1641 - 1850. Cleveland, 1914. Гольд эр отрицал открытие Дежневым пролива между Азией и Америкой. Л. Берг показал ошибочность его аргументов.

³ Никольский Н. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII в. (1397 - 1625). СПБ. 1897 - 1910.

⁴ Ключевский В. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае; Савич А. Соловецкая вотчина XV - XVII вв. Пермь. 1927.

⁵ Ещё в 185S г. Ласковский отметил военное значение стен Соловецкого, Печерского и Троице-Сергиева монастырей. "Материалы для истории инженерного искусства в России". Т. I, стр. 133. Доклад И. И. Полосина остался ненапечатанным.

ритории России различных типов общества, указывает Р. Дж. Кернер, через всю более чем тысячелетнюю историю страны проходит один процесс, "элементами которого являются народ, реки и волоки, остроги, монастыри и меха". Каналы, железные и автомобильные дороги прошли по направлениям, ранее намеченным реками и волоками. Своё выражение этот процесс находит в стремлении к морю. Взаимодействие природы и человека выковало на территории страны постоянно действующие силы, которые "создают её географическое, экономическое и функциональное единство".

Заканчивая своё изложение, автор подчёркивает, что он не претендует на объяснение всего русского исторического процесса, но полагает, что его анализ помогает многое понять в ходе русской истории.

Первое приложение представляет собой весьма подробный, на 45 страницах, тщательно составленный список важнейших русских речных систем и их волоков. Список составлен на основании трудов ряда историков, в особенности работ Н. П. Барсова, С. В. Бахрушина, Д. Ходаковского, а отчасти по данным первоисточников.

К сожалению, автору, очевидно, остался неизвестным весьма важный в данном случае труд Н. П. Загоскина "Русские водные пути и судовое дело в допетровской России" с приложением атласа карт. Как текст исследования, так и карты Н. П. Загоскина дают очень много материала о водных путях России с древнейших времен до XVII в. включительно. Отсутствуют в списке также ссылки на книгу Большого чертежа.

Во втором, третьем и четвергом приложениях даны переводы на английский язык некоторых связанных с темою автора исторических документов. Пятое приложение представляет собой "список более значительных монастырей в их отношении к речным системам и острогам". Судя по многочисленным ссылкам, автор потратил очень много труда на составление этого списка. Однако если бы он использовал фундаментальный труд В. В. Зверинского "Материалы для историко-топографического исследования православных монастырей в Российской империи", работа могла бы быть выполнена с минимальной затратой времени и с любой степенью полноты. Могла бы быть полезной в данном случае и работа Л. Н. Денисова "Православные монастыри Российской империи" (с картой монастырей).

В шестом приложении дан список значительных сибирских острогов. Список составлен по работам историков Сибири, в особенности С. В. Бахрушина, Г. Ф. Миллера, И. Э. Фишера и В. И. Огородникова, отчасти по данным первоисточников.

Работы учеников проф. Кернера - Р. Г. Фишера и Г. В. Ланцева¹ - посвящены разработке отдельных, частных вопросов нашей истории, изучение которых важно с точки зрения дальнейшей разработки выдвинутой проф. Кернером концепции, полностью разделяемой обоими. По содержанию эти работы имеют много общего и часто являются как бы взаимодополняющими одна другую: некоторые проблемы, кратко рассмотренные Р. Г. Фишером, подробно изучаются Г. В. Ланцевым, и наоборот. Источники и литература, привлечённые обоими авторами, тоже имеют в себе много общего.

Авторами привлечены как дореволюционные издания актов ("Акты исторические" и "Дополнения" к ним, "Русская историческая библиотека". "Акты археографической экспедиции", собрание Государственных грамот и договоров, Полное собрание законов и др.), так и советские публикации (например "Колониальная политика Московского государства в Якутии XVII в." и др.).

Оба автора, в особенности Г. В. Ланцев, чрезвычайно широко используют как источник те краткие пересказы содержания некоторых документов, которые имеются в известном "Обозрении столбцов и книг Сибирского приказа" Н. Н. Оглоблина.

Приложенные к обеим книгам указателя использованных источников показывают, что литература темы им в основном известил. Пробелов можно указать немного. Вот несколько примеров. Из библиографических пособий авторам, невидимому, остались неизвестными "Материалы для библиографии по истории народов СССР XVI - XVIII вв.", изданные Академией наук СССР в 1933 году.

Вероятно, в силу условий военного времени не успел дойти до США ценный источниковедческий труд Л. И. Андреева "Очерки по источниковедению Сибири XVII века", напечатанный в 1940 году. Авторы высоко ценят труды С. В. Бахрушина, которого С. Фишер характеризует как "one of the foremost present day historians of Siberia"² (стр. 242), но не все статья С. В. Бахрушина по истории Сибири вошли в списки использованной авторами литературы.

Книга Р. Фишера изучает историю нашего пушного дела и торговли мехами за полтора века (1550 - 1700)³ , но первая глава книги посвящена "ранней русской торговле мехами"- от времён Киевской Руси до XVI века. Эта глава должна служить введением к основному исследованию. Ряд положений этой небольшой главы, невидимому, сложился у автора под влиянием взглядов наших историков конца XIX в., взглядов, ныне уже устаревших. Положения эти высказаны автором, возможно в силу краткости изложения, в категорической и несколько упрощённой форме, вследствие чего они особен-

¹ Названия работ см. выше.

² "Одного из самых выдающихся современных историков Сибири".

³ Р. Г. Фишер указывает, что ему известны две работы, посвящённые истории русской меховой торговли: очерк Н. Ф. Яницкого "Торговля пушным товаром в XVII веке" ("Киевские университетские известия" N 97 за 1912 г.) и книга Klein'a "Der Sibirische Pelzhandel". Кроме названных работ можно указать ещё отдел, посвящённый истории русской меховой торговли ("Geschichte des Russischen Rauchwarenhandels" в первом томе сочинения Brass Emil "Aus dem Reiche der Pelze". 2. Aufl. Berlin. 1925.

но противоречат современным воззрениям наших учёных. Так, сравнивая экономику Северовосточной Руси XIII и последующих столетий с хозяйством Киевской Руси предшествующего периода, автор пишет: "Не обладая более избытком мехов, русские перешли от менового хозяйства к земледелию и к сопутствующему ему феодализму, чтобы иметь средства существования" (стр. 3). Это высказывание явно представляет собой сильно упрощённый и несколько модифицированный пересказ взгляда В. О. Ключевского "а различие между "Русью Днепровскою, городовою, торговою" и "Русью Верхневолжской, удельно-княжеской, вольно-земледельческой". Модернизация здесь выразилась в замене понятия "вольноземледельческий" понятием "феодально-земледельческий".

Соображения автора об исторической роли истощения пушных ресурсов района Днепра также нельзя признать правильными. "Основой экономической жизни Новгорода" Р. Фишер считает "хищническую эксплоатацию промысловых угодий ("the exhausting exploitation of natural resources") (стр. 4). Такого рода эксплоатация, конечно, играла очень крупную роль в народном хозяйстве Новгорода, питала его внешнюю торговлю с Ганзой, но основой экономической жизни населения новгородских пятин, этой коренной новгородской территории, где была сосредоточена главная масса жителей Новгородской республики, было, конечно, сельское хозяйство. Новгородские писцовые книги ясно показывают это.

Говоря о мехах как денежных знаках, автор, по-видимому, не представляет себе всей спорности этого вопроса. Вполне понятно, что молодой учёный, ₍ недостаточно опытный в исследовании сложных проблем истории отдалённой страны, допустил ряд погрешностей в вопросах, лежавших вне его непосредственной темы. Остальные главы его работы написаны на значительно более высоком уровне.

Вторая глаза под заглавием "Торговля мехами и открытие Сибири" начинается сопоставлением западноевропейской колониальной экспансии XVI в. с русской колониальной экспансией в Сибири. Ту роль стимула к колониальной экспансии, которую для Испании XVI в. играли драгоценные металлы, для России того же времени, по мнению автора, играли меха.

В завоевании Сибири автор видит в то же время продолжение старого колонизационного движения русского народа. Основное содержание данной главы состоит в изложении сношений русских с Сибирью до завоевания, в описании роста русской торговли мехами в XVI в. и характеристике экономической деятельности Строгановых.

В третьей главе говорится о завоевании Сибири и продвижении русских по её территории. Указывая, что продвижение русских в Сибирь вызвано не только стремлением государства и частных лиц к приобретению мехов, но и другими причинами, в частности усилением крепостничества в центре страны, которое выталкивало крестьян на окраины, автор подчёркивает, что маха все же играли ведущую роль.

Между прочим, автор считает, что способ завоевания Сибири не является её исторической особенностью. Большая часть Соединённых Штатов и Канады были исследованы и покорены европейцами подобным же образом. Основное различие заключается в том, что русское правительство взимало с туземцев подати мехами, чего не было в Америке.

Ссылаясь на Р. Дж. Кернера, автор подчёркивает, что продвижение русских в глубь Сибири совершалось по рекам и волокам, а их власть над страной закреплялась при помощи постройки острогов в стратегически важных пунктах. Эти остроги служили также центрами сбора мехов государством.

Последующие главы (с IV по XI включительно), занимающие большую часть книги (стр. 78 - 230), посвящены меховой торговле Московского государства. Автор начинает с указания той ведущей роли, которую играло в меховой торговле правительство. Стремясь объяснить это, он прибегает, между прочим, к рискованному утверждению, что "не существовало разницы между царём как правителем и царём как торговцем" (стр. 48).

Р. Г. Фишер и посвящает своё основное внимание государственной торговле мехами и мероприятиям государства, связанным с этим меховым делом. Прежде всего он даёт характеристику тех каналов, по которым московское правительство получало меха, т. е. ясака, способов его раскладки и взимания, поминок, десятины, взимаемой с русских промышленников, приобретения правительством мехов покупкою.

В связи с этими вопросами автор отводит отдельную главу тем мероприятиям правительства, при помощи которых оно стремилось обеспечить поступление мехов в казну в достаточном количестве. Здесь он характеризует политику правительства по, отношению к туземцам, излагает правительственные постановления, регулировавшие деятельность русских промышленников и торговцев, описывает мероприятия правительства по борьбе с разного рода злоупотреблениями со стороны администрации, собиравшей ясак.

Особо останавливается Р. Г. Фишер на истощении пушных ресурсов Сибири в XVII в., исследуя причины этого явления, его темпы и размеры.

Изучая доход московского правительства от эксплоатации сибирских пушных богатств, автор собрал цифровой материал как из литературных источников, так и из данных документов, частично прибег даже к приблизительным исчислениям. Получалась интересная сводка. По данным автора, до средины XVII в. пушной доход правительства возрастал, в средине века рост его остановился, а в последнем десятилетии доход начал уменьшаться. Главным источником получения мехов был ясак (от 65 до 80%), второе место занимала десятина (15 - 30%), на остальные источники приходилось не более 5%.

Роль пушного дохода в государственном бюджете с 3,75% в конце XVI в. увеличилась до 7 - 10% в XVII веке. С ростом бюд-

жета при Петре Великом она сразу же упала, составив 2,5% в 1701 году¹ .

Сопоставляя весь доход, получаемый в Сибири как мехами, так и деньгами, с расходами правительства в Сибири, Р. Г. Фишер приходит к выводу, что Сибирь не только вполне покрывала производимые в ней расходы, но и давала значительную прибыль в московский бюджет.

Р. Г. Фишер подробно говорит о способах реализации мехов правительством и о разнообразном их использовании для целей неторгового характера, в качестве подарков при дипломатических сношениях с иностранными государствами, для наград внутри страны, на жалованье служилым людям и т. п.

Специальная глава посвящена частной торговле мехами. Автор выясняет категории лиц, занятых в меховой торговле, способы приобретения ими мехов, пути торговли мехами, даёт подробную характеристику торговых центров в Московском государстве, сопровождая её специальной картой путей и центров меховой торговли.

В оценке роли в пушной торговле Великого Устюга и Соли Вычегодской автор следует К. В. Базилевичу² . Недавно опубликованная посмертная работа И. С. Макарова о пушном рынке Соли Вычегодской в XVIII в.³ , как вышедшая в 1945 г., конечно, не могла быть им использована. Р. Г. Фишер описывает, далее, как перевозились меха, и определяет тем самым скорость оборота капитала в меховой торговле. Сопоставляя объём государственной торговли мехами с размерами "десятой пошлины" с мехов, автор приходит к выводу, что по своему объёму частная торговля мехами значительно превосходила государственную.

С большим вниманием останавливается Р. Г. Фишер на вывозе мехов из России, посвящая отдельные главы экспорту в Европу " в Азию. Он, между прочим, привлёк немецкую литературу и изучил роль русских мехов на ярмарках Лейпцига в XVII веке.

В последней, заключительной главе Р. Г. Фишер даёт оценку значения пушного дела в историческом развитии России. Подобно первой, вводной главе и в противоположность основным эта глава не всегда опирается на источники, и далеко не все её положения соответствуют историческим фактам.

Р. Г. Фишер повторяет здесь высказанные им в первой главе неправильные утверждения об охоте, как основном занятии населения Киевской и Новгородской Руси. Он утверждает, далее, что только в период господства Москвы пушное дело уступило сельскому хозяйству первое место в экономической деятельности русского народа, сохраняя второе место в народном хозяйстве страны вплоть до конца XVII века.

Цифровые данные для определения удельного веса мехов в экспорте Московского государства XVII в. в Западную Европу мы имеем в "Донесениях" де Родеса ⁴ .

В других источниках мы имеем лишь описательный материал для характеристики отдельных статей русского вывоза XVII века. "Донесение" де Родеса датировано 1653 г. и даёт данные по вывозу через Архангельск. Таким образом, цифры относятся к десятилетию, когда пушное дело в Сибири было в расцвете, и следовательно, у нас нет оснований предполагать, что данные де Родоса преуменьшают вывоз мехов. По этим данным, на долю мехов падает 8,4% всего архангельского экспорта. По размерам экспорта меха очень сильно уступают коже (31,8%), немного - салу (10%) и поташу (10,3%). Продукты земледелия и скотоводства в сумме составляют свыше 70% всего вывоза.

В торговле с Ираном⁵ и Китаем роль мехов гораздо больше, но самые размеры вывоза мехов в эти страны значительно меньше, чем в Западную Европу.

Кроме данных об экспорте мехов Р. Г. Фишер приводит лишь данные де Родеса по вывозу кожи, опуская остальной его материал. При помощи очень краткой аргументации он пытается доказать, что вывоз мехов играл ведущую роль в русском экспорте XVI - XVII веков. Цифры де Родеса очень хорошо согласуются как с остальными источниками описательного характера о внешней торговле Московского государства, так и со всем, что мы знаем о характере его народного хозяйства⁶ . Все эти данные противоречат утверждению о ведущей роли мехов во внешней торговле Московского государства.

Пушное дело, по мнению Р. Г. Фишера, имело также крупное значение для внутренней жизни Московского государства: оно способствовало росту торговли, и им было вызвано завоевание Сибири.

Эти утверждения, конечно, вряд ли можно оспаривать, хотя всё же роль торговли мехами для роста московской торговой буржуазии не надо преувеличивать.

¹ Из производимых Р. Г. Фишером прикидок роли пушного дохода в общей системе государственных доходов более обоснованными являются исчисления (для 1680 г. - 6,8% и 1701 г. -2,5%), основанные на данных Милюкова ("Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII в. и реформы Петра Великого") о бюджетах 1680 и 1701 годов.

² Базилевич К. Торговля Великого Устюга в половине XVII в. "Учёные запаски" Института истории РАНИОН. Т. IV. М. 1929.

³ "Исторические записки" N 14 за 1945 г, М.

⁴ Курц Б. Состояние России в 1650- 1655 гг. по донесениям де Родеса. "Чтения в Обществе истории и древностей Российских при Московском университете". Кн. 2-я. 1915.

⁵ См. "Русская историческая библиотека". Т. XXIII.

⁶ Не надо забывать, что экспортируемые в XVII в. меха были главным образом сибирского происхождения, а остальной вывоз составляли продукты Европейской России. Население Сибири по сравнению с населением Московского государства было очень невелико. Это, с одной стороны, показывает значение Сибири, а с другой стороны, подчёркивает сельскохозяйственный характер экономики Московского государства.

Книга Г. В. Ланцева, как он сам указывает в предисловии, имеет своей задачей "показать организацию ранней русской колониальной администрации и политику центрального правительства и местной власти в Сибири". Он начинает своё исследование с характеристики Сибирского приказа, описывая его возникновение, функции, его положение в системе органов московского правительства, политику приказа в сибирских делах.

Далее, автор исследует организацию административно-территориального деления Сибири, уделяя особенное внимание сибирским разрядам. Г. "В. Ланцев, между прочим, отвергает признание за Тобольском роли столицы Сибири XVII века. Статья С. В. Бахрушина "Воеводы Тобольского разряда в XVII в." ¹ , где приведены документальные данные, доказывающие, что власть тобольского воеводы распространялась за пределы Тобольского разряда, по-видимому, осталась Г. В. Ланцеву неизвестной. Ряд глав посвящён автором характеристике сибирской администрации. Начиная с воевод, автор описывает должности сибирской администрации, порядок их замещения, служебные обязанности и фактическое их выполнение. Подробно говорит он здесь о категориях служилых людей в Сибири, описывает их положение, рассказывает о волнениях сибирских служилых людей. Между прочим, он резко возражает против той односторонне отрицательной характеристики, которую даёт сибирским служилым людям Ф. Л. Гольдер, первый американский учёный, занявшийся изучением истории Сибири² .

Характеристике системы управления туземцами автор предпосылает описание методов завоевания русскими Сибири. Ссылаясь "а книгу Р. Дж Кернера, он подчёркивает роль рек, по которым продвигались русские, и острогов, при помощи которых они закрепляли свою власть над туземцами.

Описывая организацию управления туземным населением, Г. В. Ланцев останавливается на отношении русской власти к верхушке туземного общества, на системе заложников, выясняет отношение правительства к обращению туземцев в холопство служилыми людьми, к крещению туземцев Автор доказывает, что центральное московское правительство, стремясь к охране туземцев как плательщиков ясака, относилось к ним в общем доброжелательно и покровительственно, стараясь бороться с злоупотреблениями местной администрации. Отношение же к туземцам местной власти, руководившейся чаще своими личными интересами, далеко не всегда соответствовало инструкциям центра. Большим вниманием автора пользуется финансовое хозяйство Сибири XVII века. Он анализирует состав финансовой администрации в Сибири, принципы обложения туземцев ясаком, его величину, технику его раскладки и взимания. Он изучает также обложение русского населения, в особенности интересуясь таможенными сборами.

Автор вносит поправку к утверждению П. А. Словцова³ о том, что в Сибири не взимались ямские и полонянные деньги, "Упоминание о ямских деньгах, - говорит он, - встречается в некоторых документах".

Автор говорит также о государственной торговле, в частности о торговле вином, и о других сторонах хозяйственной деятельности сибирской администрации. Не оставлены в стороне и расходы правительства в Сибири.

Заканчивая главу о финансах, автор приходит к выводу, что точные данные о доходах, которые давала Сибирь московскому правительству, можно получить только путём дальнейшего архивного исследования.

Заселение Сибири русскими автор исследует с точки зрения своей темы, почему соответствующая глава его работы и носит заглавие "Государственная колонизация Сибири". Автор исследует здесь правительственные мероприятия по сельскохозяйственной и несельскохозяйственной колонизации Сибири. В начале главы высказано несколько общих соображений о ходе русской колонизации. Г. В. Ланцев развивает ту мысль, что до усиления Москвы колонизация русскими восточноевропейской равнины развивалась, в особенности велика была деятельность Новгородской республики по колонизации северовостока. Образование и рост Московского государства с его централизаторской политикой задержали население на старых местах; открытие Сибири вновь оживило колонизационное движение.

С изложенной мыслью Г. В, Ланцева нельзя согласиться: в XVI - XVII вв. колонизационное движение русского и украинского народов на юг и юговосток в пределах Европы было, конечно, гораздо больше по своим размерам, чем движение русских в Сибирь, и началось движение на юг и юговосток раньше, чем в Сибирь.

Последняя проблема, которую подвергает исследованию автор, - это церковь в Сибири, Автор подробно рассматривает как отдельные стороны её деятельности, так и взаимоотношения органов светской власти и духовенства в Сибири.

Автор высоко оценивает деятельность церкви в Сибири, считая, что она содействовала завоеванию, организации управления и заселению страны, а также сдерживала злоупотребления местной администрации.

Насколько соответствует историческим фактам общая концепция проф. Кернера, изложенная выше, и как оценивать с научной точки зрения его книгу и книги его учеников?

Несмотря на то что книга Р. Дж. Кернера имеет подзаголовок "Курс русской истории", изложенное мной выше введение, где автор кратко формулирует свои основные положения, и самое содержание книги ясно показывают, что курсом нашей истории она не является. Автор не ставил себе цели дать в данной книге характеристику развития русского исторического процесса: его цели значительно уже.

¹ Напечатана в "Учёных записках" Института истории РАНИОН. Т. II. М. 1927.

² Golder F. Russian Expansion on the Pacific 1641 - 1850.

³ Словцов П. Историческое обозрение Сибири. Т. I, стр. 153. 1886.

Основная задача, которую ставил себе (проф. Р. Дж Кернер, - это объяснить, почему и каким образом русский народ создал обширное государство, раскинувшееся на пространстве двух материков - Европы и Азии, Подзаголовок - "Курс русской истории", - очевидно, поставлен, чтобы подчеркнуть значение изучаемых им явлений в развитии русского исторического процесса. Очевидно и в нашей оценке его общей концепции мы должны определить, насколько она пригодна зля объяснения именно процесса территориального формирования нашего государства, и не требовать от неё большего.

Как видно из предшествующего изложения, в основу своей концепции Р. Дж. Кернер кладёт роль внутренних водных путей сообщения, т. е. роль фактора географического порядка. Р. Дж. Кернер не развивает своих теоретических взглядов на роль географической среды в историческом процессе, но ссылки на научные труды, которые он делает при самой постановке проблемы, указывают, что теоретически он стоит в этом вопросе на позициях французской географической школы и, в частности, является последователем воззрений, которые развивает проф. Lucien Febvre, в книге "La terre et l'evolution humaine, introduction géographique à l'histoire"¹ , изданной под редакцией известного французского историка-социолога Анри Берра, редактора журнала "Revue de synthèse historique" в составе серии "Bibliothèque de synthèse historique. L'évolution de l'humanité".

Французская географическая школа, основоположником которой считается проф. Vidal de la Blache, занимает весьма видное место в современной географической науке. В своих теоретических, воззрениях на роль географической среды эта школа далека от географического детерминизма предшествовавших ей географов, как например известного немецкого географа Фридриха Ратцеля или писавшего на французском языке русского учёного Льва Мечникова ² , взгляды которых на роль географической среды в развитии человеческого общества получили широкую известность в СССР.

Анри Берр в своём предисловии к названной выше работе Февра справедливо противопоставляет географический "поссибилизм" ³ Vidal de la Blache'a географическому детерминизму Ратцеля. Февр подчёркивает, "то географическая среда отнюдь не определяет развития общества, - она лишь предоставляет возможности, использование или не использование которых определяется не самой географической средой, а историческими условиями развития того человеческого общества, которое окружено данной географической средой.

"Необходимости нет нигде, - пишет Февр, - возможности имеются везде, и человек, хозяин возможностей (maitre des possibilités), решает вопрос об их использовании; поэтому его надо поставить на первый план и тем, в силу необходимости, ниспровергнуть господствующее мнение: на первом плане человек, но не земля, как то было раньше, не влияние-климата, Тн" определяющие условия местности"⁴ (l'homme et non pius la terre, ni les influences du elimat, ni les conditions détermmantes des lieux)".

Февр резко возражает против утверждений о том, что степь создаёт кочевников, а болота - свайные постройки, что островное положение Англии заставило её создать и содержать первоклассный флот.

"Разрушить это заблуждение - это вовсе не значит вести смежную борьбу с ветряными мельницами, превратившимися в воинов", - пишет он. "Власть привычек, сила рутины, непреодолимая леность критического суждения таковы, что каждый день можно констатировать у опытных географов совершенно неожиданные противоречия"⁵ .

Далее, Февр в качестве примера ссылается на то, что крупнейший югославский географ Цвиич⁶ в своём труде по географии Балканского полуострова сначала указывает, что благоприятные для мореплавания условия Адриатики не сделали югославов мореходами, а потом говорит, что природа Дунайского бассейна сделала земледельцами населяющие его народы.

К сожалению, на практике в своих географических работах представители французской географической школы тоже нередко не следуют тому учению о роли географической среды в развитии человеческого общества, фундамент которого заложил основатель школы Vidal de la Blache и которое развил Февр.

Р. Дж. Кернер указывает, что он "не имеет никакого желания выдвигать какое-либо детерминистическое объяснение русской истории или претендовать на полную разработку роли данной группы факторов в деталях для каждой эпохи и каждого района". Он подчёркивает, что его задачей было лишь "указать, как действовали основ-

¹ "Земля и эволюция человечества, географическое введение в историю". Р. Дж. Керкер ссылается на английский перевод этой книги. В дальнейшем я цитирую по французскому оригиналу.

² Брат знаменитого микробиолога. Свой взгляды Лев Мечников изложил в книге "La civilisation et les grands fleuves historiques", получившей большую известность и переведённой на русский язык.

³ Поссибилизм от слова "possibilité" - возможность.

⁴ Febvre Lucien. Op. cit, p 284.

⁵ Ibidem, p 284 - 235.

⁶ Цвиич (правильная сербская транскрипция фамилии - Цвиjuh) получил широкую европейскую известность, как исследователь геоморфологии Балканского полуострова, в особенности карстовых явлений, был президентом Сербской Академии наук. В данном случае речь идёт о его работе "La péninsule balcanique, géographic humaine". Paris. 1918.

ные факторы, указать главное направление, характер и результаты их активности".

Но, не желая давать детерминистического объяснения процесса территориального формирования нашего государства, Р. Дж. Кернер фактически дал именно такое объяснение. Географический фактор - направление естественных водных путей Восточной Европы и Северной Азии - оказался у него не только основной могущественной силой, сформировавшей территорию нашего государства, но и силой, неизменно и одинаковым образом действовавшей на всём протяжении более чем тысячелетней истории страны "несмотря на смену на территории России различных типов общества" (см. выше, стр. 189 - 190).

Почему так получилось? Так получилось потому, что Р. Дж. Кернер, вместо того чтобы положить в основу исследования смену социально-экономических формаций, или, выражаясь его терминологией, "смену различных типов общества на территории России", и рассматривать процесс территориального формирования нашего государства в конкретной исторической обстановке, учитывая, какова на каждом этапе была роль природные условий, рассматривает формирование территории нашего государства в отрыве от тех социальных сил, которые были деятелями этого процесса. Мельком упоминая в заключительной главе о народе как одном из элементов изучаемого им процесса наряду с реками и волоками, острогами, монастырями и мехами, он в самом исследовании именно этот фактор-народ, который является творцом истории, - игнорирует, а то, что является или продуктом деятельности этого народа (остроги, монастыри) или элементами географической среды, в которой этот народ живёт (реки, волоки), кладёт в основу изучения.

При таком методе исследования, очевидно, не может получиться в качестве результата этого исследования исторически правильной картины изучаемого процесса. Чтобы наглядно показать это, попытаемся, насколько возможно в рамках данной статьи, наметить основные линии процесса территориального формирования нашего государства¹ .

Процесс создания территории Русского государства имеет сходство (это сходство не должно закрывать от нас и весьма существенных различий) с процессом создания территории США. В обоих случаях рука об руку идут два процесса: процесс расширения политических границ государства, главным образом за счёт территорий, не занятых или очень редко населённых другими народами² , и процесс заселения и хозяйственного освоения этих новых территорий. Явление, аналогичное тому, которое в истории США обозначается термином frontier³ , существовало и в нашей истории. Этим процесс создания территории Русского государства отличается от процесса создания территории Французского государства, где имело место лишь политическое объединение французского народа⁴ , или от процесса создания территории прежней Австрии, где имели место захват населённых территорий и политическое их подчинение, без заселения их господствующей национальностью.

Указанные две стороны процесса создания территории нашего государства непременно надо иметь в виду при исследовании истории территориального роста России.

При самом изучении этого процесса перед историком прежде всего встаёт вопрос, какие силы в стране и из каких побуждений, в каких целях, сознательных или бессознательных, были участниками территориального роста.

Освоение новых земель осуществляло население. Говоря о населении, конечно, нельзя представлять себе его как социально однородную массу, с одинаковыми стремлениями и интересами. На протяжении большей части нашей истории мы должны различать в этом отношении две основные группы: крестьян и феодалов - как светских, так и духовных (в территориальных устремлениях этих двух групп феодалов было и сходство и различие); духовные феодалы, в первую очередь, - это монастыри.

В некоторых местах страны в некоторые периоды нашей ИСТОРИИ надо принять во внимание и городскую буржуазию, но, конечно, её роль была второстепенной.

После исследования Б. Д. Грекова "Киевская Русь" можно считать окончательно установленным, что уже в киевский период нашей истории основным занятием восточных славян было сельское хозяйство. Произведённая Б. Д. Грековым тщательная сводка как данных письменных источников, так в особенности данных археологии убедительно свидетельствует об этом. Труд Б. Д. Грекова доказывает также и наличие уже тогда феодальных отношений. Конечно, указания источников на наличие, а подчас на серьёзную роль бортничества, рыболовства и охоты ни в коем случае нельзя не учиты-

¹ В развёрнутом виде, со всеми необходимыми ссылками на источники и историческую литературу этот процесс излагается мной в подготовляемом к печати "Курсе лекций по исторической географии СССР".

² Расширение Русского государства частично происходило и за счёт территорий, достаточно заселённых, которые не подвергались заселению русскими, например Закавказье, но таких территорий было гораздо меньше, "и их включение в состав России имело место преимущественно в XIX и отчасти в XVIII вв. и лишь в небольшой степени раньше.

³ В русских переводах американских исторических сочинений этот термин, означающий передний край вновь осваиваемой приграничной территории (по западной границе США), часто неточно переводится словом "граница". См. Фолкнер. История народного хозяйства США. Гл. XVIII. М. 1932.

⁴ В нашей истории этот процесс тоже имел место, но он сочетался с процессом включения в состав страны новых территорий, не заселённых ранее русским народом.

вать, но всё же это были дополнительные к земледелию занятия.

Поэтому восточнославянская, а позднее русская и украинская крестьянская колонизация в основном была земледельческо-промысловой, а часто и только земледельческой колонизацией при натуральном строе хозяйства. Конечно, а Поморье промысловые интересы были выражены сильнее, чем в других районах.

Что побуждало крестьян к переселению я к освоению новых земель? Во-первых, - это относится преимущественно ко времени с половины XVI в. и позднее - качество почвы новых территорий: чернозём всегда манил к себе нашего крестьянина. Во-вторых, при экстенсивном характере сельского хозяйства земледелец часто стремится вовлекать в обработку новые, неистощённые земли. В-третьих, надо иметь в виду своеобразную роль в этом отношении крепостного права: с одной стороны, оно привязывало крестьянина к земле, на которой он жил, а, с другой стороны, крепостной гнёт побуждал его уходить на окраины, где была надежда избегнуть этого гнёта. Соотношение между степенью феодальной зксплоатация, в особенности в моменты её обострения, с одной стороны, и возможностью для феодала найти и вернуть беглого крестьянина (она по мере исторического развития возрастала), с-другой стороны, определяло для каждой местности роль крепостного права как силы, выталкивавшей крестьянство из центра на окраины. В-четвёртых, до XVI в. весьма часто население уходило, спасаясь от набегов кочевников, предпочитая в таких случаях часто худшие, но расположенные в более безопасных местах земли лучшим, но опасно расположенным.

Роль набегов кочевников в передвижения населения из лесостепи общеизвестна. Менее известна роль татарских опустошений Ростово-Суздальской земли для сгущения население в Московском княжестве во второй половине XIII и первой половине XIV века. Это хорошо показал М. К. Любавский в своей названной выше работе¹ .

Феодалы были прежде всего эксплоататорами крестьянского сельскохозяйственного труда, и, естественно, они стремились задержать крестьян в своих поместьях и вотчинах. Но, как сельские хозяева, они не хуже крестьянина понимали толк в хорошей земле. В этом отношении показателен отзыв князя Курбского о сельскохозяйственных богатствах Казанского ханства² .

Поэтому в освоении новых земель принимали участие и феодалы. Роль различных категорий феодалов в колонизационном процессе неодинакова; существовали в этом отношении и крупные районные различия.

На юге Московского государства передовым отрядом колонистов были мелкие служилые люди, которых селило здесь правительство, но, "по мере того как те или другие территории оказывались, прочно освоенными, начиналось распространение в них крупного крепостнического землевладения"³ . Крупные землевладельцы переселяли сюда часть своих крестьян из центральных уездов. Карта распространения крепостного права в Российской империи⁴ , на которой процент крепостного населения уменьшается от центра к югу и востоку, наглядно показывает описанное явление.

На севере во времена Новгородской республики колонизация осуществлялась новгородскими боярами и монастырями и была промыслово-земледельческой. Под властью Москвы боярское землевладение в бывших новгородских владениях было ликвидировано. Колонизация осуществлялась уже черносошным крестьянством и монастырями. Исключением была колонизационная деятельность именитых людей Строгановых на северовостоке. Конечно, и на юге феодалы не пренебрегали промысловыми угодьями, но не эти угодья были здесь основной ценностью.

Государственная власть вела борьбу за расширение границ государства. Мотивы, ею руководившие, конечно, не были одинаковыми на протяжении ряда столетий. В XIV - XV вв. здесь имели место по преимуществу династические соображения московских князей. В XVI - XVIII вв. наступление государства на степь было продиктовано не только соображениями обороны от набегов кочевников, но и стремлением господствующих классов включить в состав государства ценные в хозяйственном отношении территории. В XVIII в. к этому присоединилось стремление овладеть побережьем Чёрного моря.

Продвигая в XVI - XVII вв. в Сибири государственную границу на восток, московское правительство стремилось к приобретению мягкой рухляди, но в следующем, XVIII в., присоединяя к Российской империи юг Сибири, петербургское правительство было озабочено приобретением месторождений полезных ископаемых⁵ .

Борьба за берега Балтийского моря и при Иване Грозном и при Петре Великом была борьбой за торговые пути в Западную Европу. Присоединяя в XIX в. Закавказье и

¹ Любавский М. Образование основной государственном территории Великорусской народности. Заселение и объединение центра. Л. 1929.

² Курбский А. История о великом князе московском, стр. 30, Изд. Археографической комиссии. СПБ. 1913.

³ Новосельский А. Распространение крепостнического землевладения в южных уездах Московского государства в XVIII в. "Исторические записки" N 4 за 1938 год.

⁴ См., например, карту, приложенную в работе А. Тройницкого "Крепостное население в России по 10-й народной переписи". СПБ. 1861. Для XVIII в. аналогичная карта составлена мной по данным пятой ревизии, "Наглядные пособия по истории народного хозяйства России в XVIII веке". Вып. II. М. 1923.

⁵ Бахрушин С. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв., стр. 172.

Среднюю Азию, правительство, с одной стороны, видело в расширении территории и приобретении новых подданных усиление мощи государства, с другой стороны, - получение новых рынков сырья и сбыта для промышленности центра.

Расширяя границы государства, московское, а позже петербургское правительство строило на окраинах укрепления. Особенно большое значение и этом отношении имели укреплённые линии, которые были в одних случаях средствами обороны, в других - средствами наступления. Старая засечная черта, Белгородская, Симбирская, Закамская черта. Украинская, Днепровская линии, укреплённые линии в Казахстане и на Кавказе - все они имели крупное военно-политическое и колонизационное значение.

Что определило направление процесса территориального расширения России или тех государственных образований, которые потом вошли в состав Московского государства? Что придало этому процессу расширения такой большой территориальный размах, в результате которого Россия раскинулась на пространстве двух материков?

До середины XVI в. территория, занятая сначала русскими княжествами, а потом Московским государством на юге и юговостоке, или сокращалась или была стабильной¹ . На севере и северо-востоке она росла. Основной причиной отступление на юге и юго-востоке был напор кочевников (печенегов, половцев, татар). Продвижение на север и северо-восток облегчалось неосвоенностью территория и немногочисленностью и очень слабым сопротивлением финских племён.

С XVI в. отступление сменяется наступлением на юг и восток. Казанские, а в гораздо большей степени крымские татары были весьма серьёзным препятствием. Но они не занимали и не освоили тех обширных пространств, заселить которые они препятствовали русским и украинцам.

В Сибири сопротивление было незначительно, её просторы немногочисленными туземцами освоены не были. Таким образом, слабость сопротивления, а глазное, наличие к северу, северовостоку, югу и востоку от мест первоначальных поселений восточных славян огромных неосвоенных территорий, а также возраставшая численность русского и украинского народов, достаточная, чтобы эти пространства освоить, - вот то определило и направление и размах процесса территориального расширения Русского государства.

Равнинный характер рельефа Восточной Европы и Западной Сибири, на который часто ссылаются историки, имел в данном случае второстепенное значение² .

Восточная Сибирь по устройству поверхности резко отличается от Западной, но темны продвижения там русской власти были не меньше, чем в Западной Сибири. На Амуре продвижение было задержано почти на два века не рельефом, а войсками Китайской империи.

Прибалтика и Польша были связаны с Русью речными путями, они лежали на той же Восточноевропейской равнине, что и Московское государстве, рядом с ним, гораздо ближе, чем отдалённая Восточная Сибирь, но включены в состав России они были гораздо позже, чем отдалённая Восточная Сибирь с её нагорьями и горными хребтами.

Какими путями осуществлялось продвижение русского населения и Русского государства на север, юг и восток? Здесь мы подходим к вопросу о видах путей сообщения в прошлом нашей страны и об их исторической роли.

В домонгольский период нашей истории реки и волоки между речными бассейнами были основными и почти единственными путями сообщения в Восточной Европе того времени. Однако уже и тогда сухопутные пути - это не только пути по волокам между реками: соль Киев получал из Галича двумя путями - водными по рекам Стыри, Припяти и Днепру и сухим на Теребовль, Межибожие³ ; торговый путь из Киева в Регенсбург через Крахов и Прагу был сухопутным путём⁴ . Таким образом, кроме коротких сухопутных путей по волокам, были уже тогда более длинные сухопутные пути, так сказать, самостоятельного значения. То же самое можно отметить и для Новгорода XIII - XIV веков. В 1301 г. Новгород предоставляет купцам "латинского языка" четыре пути для проезда в Новгород - "три пути горний, а четвёртый в речках"⁵ . Иноземные гости в Новгороде разделялись на "летних и "зимних". Последние, само собой разумеется, пользовались сухопутными дорогами⁶ . Но, конечно, в домосковский период водные пути резко преобладали.

В Московском государстве роль сухопутных дорог уже гораздо больше. Повёрстная

¹ В VIII - IX вв. имело место временное продвижение восточных славян на юговосток, в бассейн Дока, потом ликвидированное напором кочевников. См. Третьяков П. Восточнославянские племена накануне образования Киевского государства. "Известия Академии наук СССР". Серия истории и философии, Т. II, N 3. 1945.

² Для передвижений кочевников равнинный характер местности в соединении со степным ландшафтам имел очень большое значение.

³ Спицын А. Торговые пути Киевской Руси, стр. 242 (в сборнике статей, посвящённом С. Ф. Платонову. СПБ. 1911).

⁴ Васильевский В. Древняя торговля Киеdа с Регенсбургом. "Журнал министерства народного просвещения", июль 1888 г.; Шайтан М. Германия и Киев в XI в. "Летопись занятий постоянной историко-археографической комиссии за 1926 г.". Вып. 1 (34). Л, 1927.

⁵ "Русско-ливонские акты", стр. 25. СПБ. 1868.

⁶ Бережков полагает, что "немцы в позднейшее время предпочитали сухопутные дороги из лифляндских городов: Риги, Пернова и Ревеля" ("О торговле Руси с Ганзой до конца XV в.", стр. 155).

книга Ямского приказа, отрывки из которой изданы А. С. Лаппо-Данилевским, указывает, что из Москвы во все стороны расходилось девять дорог: на Вологду через Троице-Сергиев монастырь, Переяславль Залесский, Ростов, Ярославль; на Нижний Новгород через Владимир, Вязники; на Рязань через Коломну и далее, на Тамбов; на Харьков через Серпухов, Тулу, Орёл, Курск, Белгород; на Киев через Малоярославец, Калугу, Брянск; на Велике Луки через Волоколамск, Ржев; на Смоленск через Можайск, Вязьму, Дорогобуж; на Новгород через Клин, Тверь, Торжок; на Углич через Дмитров¹ .

Если сравнить эти направления с направлениями дорог первой половины XIX в.² , то мы увидим полное совпадение. Это уже не вспомогательные пути по отношению к рекам - это система сухопутных путей самостоятельного значения.

Но всё же в Московском государстве, в особенности для перевозки товаров, водные пути ещё, безусловно, сохраняли преобладание, хотя по некоторым сухопутным путям в зимнее время существовало чрезвычайна оживлённое товарное движение, например по дороге Москва - Вологда³ .

В Российской империи накануне эры железнодорожного строительства роль сухопутных дорог значительно выше, чем в Московском государстве. В пассажирском движении за ними первенство. В товарных перевозках перевес всё же остаётся ещё на стороне водных путей.

С проведением железных дорог преобладание перешло к сухопутным путям. Железные дороги прошли в основном по тем направлениям, по каким до них проходили сухопутные тракты. Направление железных дорог Московского узла это наглядно подтверждает.

Мнение Р. Дж. Кернера о том, что, "как правило, железные дороги прошли вдоль рек", особенно наглядно опровергается примером Волги, этого главного нашего водного пу^т и: только совсем недавно, в годы Отечественной войны, по мотивам оборонного порядка была выстроена железная дорога Свияжск - Сызрань - Саратов - Иловля⁴ . До её постройки железные дороги пересекали во многих местах Волгу, но не шли вдоль неё.

Развитие сухопутных сообщений ликвидировало использование мелких, неудобных для судоходства, водных путей, с которых перевозки переходили на сухопутные дороги, но одновременно оно увеличивало движение по крупным рекам, Это особенно ярко выразилось в век железных дорог⁵ , но это имело место и раньше.

Чрезвычайно показательна, с точки зрения анализа причин, определявших в нашей стране направление в характер путей сообщения, история транспорта Сибири, на которой Р. Дж. Кернер внимательно останавливается, подчёркивая исключительную роль рек. Из первоначальных путей русских в Сибирь в начале завоевания края основной дорогой был путь через Чердынь по Вишере (приток Камы), с Вишеры волоком через Уральский хребет в Лозьву, принадлежавшую уже к бассейну Оби⁶ . Уже в 1597 г. стали ездить от Соли Камской сухим путём (обычно зимой) до Верхотурья и оттуда содой по Туре, принадлежавшей к бассейну Оби, Путь прошёл южнее, стал короче, но сухопутный участок его (Соль Камская - Верхотурье) значительно удлинился⁷ . Начиная с Верхотурья, путь шёл по рекам и волокам между ними через вен.) Сибирь.

Чем дальше шло заселение Южной Сибири, тем сильнее осушались неудобства и продолжительность водного пути, проходившего через таёжный, очень редко населённый север Сибири. Уже к концу XVII в. существовало сухопутное сообщение от Тобольска на Тару, Томск⁸ . Но основной дорогой оставался водный путь.

Перемена происходит в следующем, XVIII столетии, когда границы Сибири продвинулись в южном на травлении, и юг Сибири стал сосредоточивать её население.

С 1763 г. начинается устройство сухопутной дороги через всю Сибирь, дороги, получившей название Московского тракта⁹ . Этот тракт первоначально проходил от Кунгура через Екатеринбург на Тюмень - Тобольск - Тару - Томск - Красноярск - Иркутск. Ещё в XVIII в. на участке Тобольск - Томск направление тракта изменилось: он прошёл южнее, чем раньше, оставив в стороне Тару. В 1825 г. произошли дальнейшее сокращение западной части тракта и резкое смещение его к югу. Оставив в стороне Тобольск, западная часть тракта пошла от Тюмени че-

¹ Лаппо-Данилевский А. Повёрстная и указная книги Ямского приказа. СПБ. 1890.

² См. "Почтовый дорожник Российской империи по высочайшему повелению, изданный 1).)чтовыи департаментом". СПБ. 1852.

³ См., например, "Донесения" де Родеса.

⁴ См. карту железных дорог СССР, изданную НКПС в 1944 году.

⁵ Например проведение железной дороги от Орла к Москве почти ликвидировало роль Орла как хлебной пристани. С другой стороны, несмотря на то что за 30 лет, с 80-х годов XIX в. до первой мировой воины, железнодорожная сеть утроилась, а длина речных путей не увеличилась, в распределении грузооборота между водными и железнодорожными путями существовала очень большая устойчивость - около 70% всех перевозок шло по железной дороге и около 30% - по воде (см. Яцунский В. Транспорт СССР. История его развития и современное состояние, стр. 36 - 37 и 65. М. 1926).

⁶ Бахрушин С. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI - XVII вв., стр. 88 - 89.

⁷ Там же, стр. 90.

⁸ Григорьев А. Устройство и заселение московского тракта в Сибири с точки зрения изучения русских говоров. "Известия Института исследования Сибири" N 6.

⁹ Там же.

рез Ялуторовск, Ишим на Омск, а от Омска через Каинск, Колывань к Томску. На сухопутный тракт перешло с прежнего водного пути как пассажирское, так и товарное движение. В "Статистическом обозрении Сибири" Гагеймечстера, вышедшем в свет в 1854 г., говорится, что в Сибири судоходства по рекам "почти не существует" ¹ , но "было однако время, когда у реки сибирские были более теперешнего оживлены к всё передвижение по неустройству дорог делалось водяными путями"² .

Сибирская железная дорога прошла от Челябинска через Курган, Петропавловск, Омск к реке Оби в том месте, где после её проведения возник город Новониколаевск (ныне Новосибирск), и оттуда к Красноярску. Тюмень³ , Ялуторовск, Ишим, Томск остались в стороне. Главная транспортная магистраль Сибири ещё передвинулась на юг. Таким образом, пока русское владычество в Сибири распространялось в её редко населённой северной таёжной полосе с целью овладения её пушными богатствами, путями сообщения были реки и волоки. Когда Сибирь заселилась русскими земледельцами, поселившимися преимущественно в её южной части, транспортное движение вследствие неудобств сибирских водных путей перешло на сухопутные дороги, причём основная трасса всё более и более смещалась к югу вместе с земледельческим населением края.

Колонизационное и военно-политическое продвижение Россия и Европе и в Азии, конечно, в каждую эпоху использовало характерные для данного времени пути сообщения.

Сопоставление концепции проф. Р. Дж. Кернера с только что изложенными фактами наглядно показывает, что она с этими фактами решительно не согласуется.

Проф. Р. Дж. Кернер оставил без внимания такой важный факт, как наличие к северу, северо-востоку, югу и востоку от мест первоначальных поселений восточных славян огромных неосвоенных или очень слабо освоенных территорий.

Он не учёл сельскохозяйственного характера нашей колонизации в историческом прошлом и натурального или почти натурального хозяйства деревни в течение многих веков, чрезвычайно преувеличил роль меховой торговли. То, что справедливо для Сибири XVII в. и Поморья времён новгородского владычества, он распространил на всю нашу историю.

Наконец, как уже указано выше, Р. Дж. Кернер рассматривает расширение нашего государства в отрыве от анализа роли тех классовых сил, которые осуществляли это расширение.

Роль водных путей в нашей истории им также преувеличена. Но если общая концепция проф. Р. Дж. Кернера и вызывает серьёзные возражений, то всё же его труд представляет большей интерес для советского читателя. Он ставит важную проблему: ведь продвижение к морю - это очень крупное явление в нашей истории. Констатируемое им географическое и экономическое единство нашей страны является несомненным фактом. Он собрал большой и разнообразный материал. Двадцать карт, приложенных к книге, представляют значительную ценность.

Что касается работ обоих его учеников, то обе книги являются добросовестной сводкой всех тех данных, которые авторы, каждый по своей теме, могли извлечь из опубликованных исторических документов и научной литературы, дореволюционной и советской; при этом руководящую роль для них при изучении истории Сибири играли работы современных советских историков, в особенности труды С. В. Бахрушина. Необходимые критические замечания по обеим работам уже были сделаны выше.

Конечно, как это чувствуют и сами авторы, работа по истории Сибири XVII в. требует архивных изысканий. Но, безусловно, нельзя им ставить в упрёк того, что этой возможности они не имели. Надо отметить широкое знакомство всех трёх авторов с нашей исторической литературой. Пробелы, отмеченные мной, вполне понятны, если учесть плохое состояние нашей исторической библиографии. Факт, на который не раз уже указывалось в нашей научной литературе⁴ . К сожалению, в области исторической библиографии мы можем позавидовать американцам⁵ .

Следует указать также на хорошее знание авторами русского языка и исторической терминологии. Наши исторические термины обычно правильно переводятся на английский язык, например предлагаемый Г. В, Ланцевым перевод "Русская Правда" через "Russian Law", безусловно, лучше традиционного в англо-американской литературе "Russian Truth".

Лишь в немногих случаях можно возразить против передачи некоторых наших исторических терминов. Например Р. Г. Фишер и Г. В. Ланцев переводят "слобода" через "suburb"; для слобод Сибири такой перевод особенно не подходит: лучше было бы

¹ Гагеймейстер. Указ. соч. Т. II, стр. 647.

² Там же, стр. 648.

³ Тюмень была соединена железной дорогой с Омском только в 1913 г., с Екатеринбургом же ещё в 1885 г., т. е. до постройки Сибирской железной дороги. См, "Статистический сборник министерства путей сообщения". Вып. 141. Петроград. 191G.

⁴ См., например, Толстихина А. Научно-библиографическая и справочная работа Государственной публичной исторической библиотеки. "Историческая литература. Библиографический бюллетень советских и иностранных книг и статей". Т. II. Вып. I, стр. 182. 1941; Ахун М. Обзор русской исторической библиографии. "Вспомогательные исторические дисциплины". Сборник статей. Изд. Института истории Академии наук СССР. М. и Л. 1937.

⁵ См. мою статью "Развитие исторической науки в США". "Исторический журнал" N 12 за 1944 год.

дать этот термин без перевода, как это сделано для таких слов, как "промышленник", "поминки", объяснив значение слова в специальной сноске.

Новгородцы называли места по Верхней Волге "Низом", так как они лежали вниз по течению тех дек, по которым новгородцы туда плавали. Древнерусский термин "низ" не связан в данном случае с представлением о низменности. Поэтому перевод Р. Дж. Кернером этого слова через "lowlands" представляется неточным. Р. Дж. Кернер не разграничивает понятий "Киевское государство" и "Киевская Русь" (стр. 13) - "The first Russian state", "known as Kievan Russia"). В заключение надо признать желательным перевод всех трёх книг на русский язык. Это ознакомило бы широкие круги советских историков с работой их американских коллег по истории нашей родины и свело бы в наш научный обиход интересные в научном отношении труды.

В. Яцунский

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Яцунский В.:

Комментарии: