К. БЕССИ, Национальный центр научных исследований, Высшая нормальная школа Кашана,

О. ФАВРО, профессор университета Париж-Запад

Понятие "институт" используется в общественных науках в разных смыслах. Трактовки значительно различаются, и четкого определения не существует. Под институтами могут понимать конституционную систему страны (Д. Рише); любое легитимное общественное объединение (М. Дуглас); коллективное верование и способы поведения (Э. Дюркгейм); правила игры, где в роли игроков выступают организации и домашние хозяйства (Д. Норт); коллективный контроль индивидуального поведения (Дж. Коммонс); известные всем членам общества правила поведения, соблюдение которых обеспечивается личными интересами или внешней властью (Э. Шоттер); санкционированная обществом символическая сеть, составленная из функциональной и воображаемой частей (К. Касториадис); кодификация стратегий достижения эволюционного равновесия (М. Аоки) и т.д.

Обращение к иллюстрациям из жизни в попытке выработать единое понятие лишь осложнит ситуацию: что общего между игрой в шахматы, парламентом, минутой молчания, деньгами, воскресной мессой, наемными рабочими, языком, анонимным обществом, высшим образованием, военной службой, классификатором марок вин, Первым мая...?

Следует указать на три обстоятельства. Во-первых, ни экономические, ни неэкономические институты не выступают элементом аналитического инструментария традиционной - неоклассической и марксистской - экономической теории. (Так, деньги в экономической теории не рассматриваются в качестве института.) Во-вторых, хотя в процессе развития экономической теории и появился институционализм, в его рамках не появилось альтернативного теоретического языка. В-третьих, с середины 1970-х годов почти во всех направлениях экономической теории институты так или иначе стали объектом анализа. Каким бы наивным ни выглядело это запоздавшее на сотню лет "открытие" институтов, возникновение новой институциональной парадигмы не может не радовать.

До последнего времени дисциплинарная обособленность экономической науки усугублялась тем, что маржиналисты и марксисты игнорировали все, что связано с институтами. Напротив, осознание роли институтов в микроэкономике (в неоклассической версии,

Статья представляет собой перевод первых двух (теоретических) частей работы: Bessy Ch., Favereau O. Institutions et economie des conventions // Cahiers d'economie politique. 2003. No 44. P. 119 - 164. Публикуется с разрешения авторов.

в различных формах современного институционализма) привело к ее сближению с другими общественными науками, в частности с правом, с социологией, когнитивной психологией и историей.

Сегодня экономисты озабочены тем, как, находясь в рамках традиционного анализа, оставаться открытыми по отношению к другим дисциплинам. Разные направления экономической науки решают эту задачу путем более или менее глубокого пересмотра традиционного анализа. Если мейнстрим не выходит за его границы, то неоинституционализм преодолевает их, а у теории регуляции - - в рамках марксистской (или холистской) ее разновидности - и экономики конвенций¹ (далее - ЭК) внутри индивидуалистической традиции связь с традиционным анализом минимальна.

Сначала в центре исследований в рамках ЭК² была не экономическая теория институтов, а анализ индивидуальных действий в его отношении к разнообразным общим контекстам действия. Главная гипотеза ЭК, на которой основаны исследования представителей различных общественных наук, состоит в том, что общепринятые рамки поведения задаются извне и как таковые воспринимаются отдельными индивидами, хотя те и участвуют, осуществляя индивидуальные и коллективные действия, в их создании, реализации и пересмотре. По сравнению с предпосылками мейнстрима эта гипотеза основана на усложненной и, очевидно, более последовательной версии методологического индивидуализма. Иными словами, цель ЭК: согласоватьавтономию социального (обладающего собственными законами) с идеей о том, что действуют именно индивиды, а не надындивидуальные сущности.

Поскольку за термином "институт" традиционно закрепился холистический смысл и он естественным образом понимался как надындивидуальная, коллективная сущность, авторы этой исследовательской программы обозначили общепринятые рамки поведения термином "конвенция". Преимущество такого понятия - как общего контекста социального действия - в прямой связи с экономическим анализом проблемы координации в условиях неопределенности. Однако тот факт, что институт не базовое понятие ЭК, не объясняет, почему конвенционалисты не занялись проблемой институтов, обозначенных термином "конвенция".

Ответ состоит в том, каким образом в ЭК трактуется понятие "правила": проблема неполноты правил в ЭК преодолевается именно с помощью понятия "конвенция"³. Конвенция снимает проблему координации акторов, возникающую в результате необходимости выработать единую схему интерпретации правила. В ЭК особо выделяются

¹ Другой распространенный вариант перевода - "экономика соглашений". - Примеч. пер.

² Dupuy J.-P. et al. Introduction au numero special sur l'economie des conventions // Revue economique. 1989. Vol. 40, No 2. P. 141 - 145; Justesse et justice dans le travail // Cahiers du CEE. No 33 / L. Boltanski, L. Thevenot (eds.). P.: PUF, 1989; Boltanski L., Thevenot L. De la justification. Les economies de la grandeur. P.: Gallimard, 1991.

³ Дело здесь не в том, чтобы указать, что любые правила неполны, рассматривая их и как внешние действия. В рамках ЭК проблема такова: с одной стороны, набор состояний природы неизвестен полностью до совершения действия, с другой - проверку соблюдения правил в процессе совершения действий нельзя делегировать машине.

интерпретативные действия экономических агентов ("герменевтика", противопоставляемая механическому следованию правилам⁴).

Особый акцент на интерпретации способствовал обновлению теории организаций. При этом основное внимание стали уделять частным предприятиям (фирмам), а не государственным организациям, что логично, поскольку речь идет об экономических агентах, занятых координацией на микроэкономическом уровне. К тому же выделение интерпретативной области позволяет избежать проблемы специфичности правовых норм, усложняющей подход к институтам в условиях координации с помощью правил. Регулирование предприятиями контрактных правил разрешает ряд теоретических трудностей и определяет подход к институтам вне контекста проблем государства и права.

Чтобы сформировать ясное представление о положении институциональных фактов среди других социальных объектов, сначала, по всей видимости, необходимо определить взаимные отношения понятий правила, конвенции, организации и института. Изучение институтов постепенно становится основной задачей исследований в рамках ЭК, и в первую очередь в связи с выработкой предписаний для публичной политики (action publique)⁵.

Понятие института как аналитический инструмент в экономической теории

В кратком обзоре институциональных концепций из различных областей экономики и социологии мы сами будем придерживаться общих идей ЭК. (Такой выбор связан не с превосходством, а скорее с рискованным своеобразием этого подхода.)

Из всех определений понятия "институт" наиболее полным нам кажется приведенное Нортом: институты - это ""правила игры" в обществе, или, выражаясь более формально, созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми. Следовательно, они задают структуру побудительных мотивов человеческого взаимодействия - будь то в политике, социальной сфере или экономике"⁶. Эта формулировка охватывает как экономические,

⁴ См.: Reynaud B. Le salaire, la regie et le marchee. P.: Christian Bourgois, 1992; Reynaud B. The Practical Knowledge of Operating Rules. L.: Macmillan, 2002; Postel N. Les regies dans la pensee economique contemporaine. P.: CNRS, 2003. Ср. оценку особенно внимательного наблюдателя: Defalvard H. Critique de l'individualisme methodologique revu par l'economie des conventions // Revue economique. 1992. No 1. P. 127 - 143; Defalvard H. L'economie des conventions a l'ecole des institutions // Economie appliquee. Vol. 55, No 4. P. 7 - 33.

⁵ См.: Salais R. Le travail a l'epreuve de ses produits / A. Supiot (ed.). Le travail en perspectives. P.: LGDJ, 1998. P. 45 - 68; Salais R. Action publique et conventions: etat des lieux // Les metamorphoses de la regulation politique / J. Commaille, B. Jobert (eds.). P.: LGDJ, 1998. P. 55 - 81; Orlean A. Le pouvoir de la finance. P.: Odile Jacob, 1999; Eymard-Duvernay F. Principes de justice, chomage et exclusion // Des marches du travail equitables? Approche comparative France / Royaume-Uni / C. Bessy, et al. (eds.). Bruxelles: PIE-Peter Lang, 2001. P. 271 - 297; Eymard-Duvernay F. L'economie des conventions a-t-elle une theorie politique? // Theorie des conventions / Batifoulier P. (ed.). P.: Economica, 2001. P. 279 - 297.

⁶ North D.C. Institutions, Institutional Change and Economic Performance. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. P. 3 (рус. пер.: Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги "НАЧАЛА", 1997. С. 17).

так и неэкономические институты, предоставляет возможность критики и ортодоксального анализа, одновременно сохраняя связь с этимологией самого термина: институт - то, что устанавливает (институирует) и при этом установлено (институировано), неявно отсылая к понятию конститутивного правила⁷.

Итак, мы должны показать, как внутри экономической теории складывалась теория правил игры. Особый взгляд ЭК сформировался на основе двоякого подхода к индивиду: как к рациональному агенту (в традиции методологического индивидуализма) и как к актору, выносящему этические суждения (в традиции понимающей социологии)⁸. Первый подход помещает в центр (взаимо)действия индивидов понятие дефектов (или нарушения) координации: существуют неравновесие, рационирование, ошибки прогноза. Для их устранения необходимо понимать рациональность в более широком смысле, не ограниченном простой способностью оптимизировать. Согласно второму подходу, существуют неравенство, несправедливость и доминирование одних агентов над другими, что становится объектом критики, полемики и сопротивления - индивидуального и коллективного.

С одной стороны, в ЭК координация и воспроизводство анализируются исходя из индивидуальной рациональности, противостоящей систематическим несовершенствам в координации и/или воспроизводстве. С другой стороны, координация и воспроизводство мыслятся одновременно, не разделяются, как это происходило с момента раскола между апологетической (маржиналистской) и критической (марксистской) традицией. Этому способствует гибкость определения институтов у Норта: экономические институты можно описать как с помощью координационной игры - вписывающейся в мейнстрим, так и с помощью воспроизводственной игры - в контексте марксистской, или критической, теории.

Заметим, что в ситуации полной координации и воспроизводства в экономической теории нет места для множества институтов как эндогенных переменных - фактически возможен одининститут, обеспечивающий координацию или воспроизводство, причем агенты не могут на него воздействовать. Начиная с 1970-х годов предпринимаются попытки эндогенизации институтов в рамках двух традиций (можно сказать, двух ортодоксии). При этом главный институт остается, как прежде, экзогенным и неподвластным влиянию индивидов.

Заслугой гетеродоксов, по крайней мере их части, именуемой институционалистами, стала попытка сделать эндогенной всю институциональную среду современной капиталистической экономики.

⁷ Понятие ввел Ролз (Rawls J. Two Concepts of Rules // Philosophical review. 1955. P. 3 - 32) и разработал Серл (см., например: Searle J. The Construction of Social Reality. L.: Penguin Books, 1995). Ограничивающие, или регулятивные,правила относятся к заведомо существующим областям (взаимо)действия (например, организация дорожного движения), а конститутивные правила создают новую область (взаимо)действия (например, светские игры).

⁸ Boltanski L. Necessite et justification // Revue economique. 2002. Vol. 53, No 2. P. 275 - 289.

Для этого они вводят предпосылку о существовании несовершенств координации и/или воспроизводства. Однако в таких условиях пределом эндогенизации выступают основные теоретические предпосылки (калькулирующий характер индивидуальной рациональности в одном случае, социальная значимость ценностных суждений - в другом). Необходимо теоретически переосмыслить эти предпосылки в связи с предположением о несовершенстве координации/воспроизводства.

Взгляд ортодоксии: единственный институт - условие полной координации/воспроизводства

Если институты - правила игры, то первый, фундаментальный вопрос касается природы этих правил: они полностью экзогенны или нет? Каковы элементы правил игры? Насколько они осознаны экономическими агентами и какое влияние оказывают на них агенты?

Ответ удивляет, несмотря на свою очевидность. В теории общего равновесия, канонической форме языка координации, как и в Марксовой теории капитализма, канонической форме языка воспроизводства, правила игры экзогенны. По сути, существует только один институт: всеобъемлющий рынок у Вальраса и... у Маркса. Вспомним, что для марксистов эксплуатация не грабеж, а следствие подчинения товара - рабочая сила правилам рынка, приобретения им собственной меновой стоимости и пренебрежения способностью рабочей силы создавать дополнительную стоимость.

Удивительно, но рынок, единый институт, лежащий в основе анализа как полной координации, так и полного воспроизводства, сам, по сути, анализу не поддается: можно лишь проиллюстрировать его механизмы и сделать выводы об общих последствиях его функционирования. Институциональный порядок не зависит от поведения агентов: работники на рынке находятся за пределами теории рынка, подобно тому, как некоторая неоплачиваемая часть рабочего дня не осознается агентами - наемными работниками и капиталистами, даже если первые борются за сокращение рабочего дня, а вторые - против.

Единственный институт здесь функционирует как онтологическое условие, не просто направляя поведение, а встраивая его в глобальную систему общего равновесия или динамики воспроизводства. Таким образом, возможность идеальной координации/воспроизводства устанавливается рынком. Рыночные институты редуцируются до одного, единого. Кроме того, поскольку они экзогенны, сложно определить - то ли для институтов нет места в теории, то ли, напротив, есть место только для них.

Начиная с 1970-х годов, одновременно в языке координации (теория контрактов) и воспроизводства (теория габитуса у П. Бурдье) предпринимается попытка эндогенизации институтов.Условия, приводящие к идеальной координации или полному воспроизводству, отныне должны хотя бы частично определяться внутри системы. Так, в неоклассической теории рациональные экономические агенты определяют контрактные условия, а в концепции власти по Бурдье

доминирование обеспечено поведением не только господствующих, но и подчиненных агентов⁹.

Несмотря на это, существенные правила игры, отвечающие за общую координацию/воспроизводство, остаются экзогенными. В воспроизводстве отношение господства/подчинения, "при котором все вещи мира распределяются на два взаимодополнительных класса"¹⁰, изначально задано и поддерживается ежедневными взаимодействиями поле/габитус (которые подчиненный класс не осознает). Что касается координации, то агенты в неоклассической теории выбирают двусторонние контрактные правила, однако их выбор строго ограничивается конкуренцией за контракт, в том числе так называемым условием участия. Несложно показать, что в обоих случаях существует явная или неявная предпосылка о полной координации/воспроизводстве¹¹.

Институт как бы состоит из основного элемента, относящегося к структуре общества, но скрытого от глаз, - отсюда его экзогенный характер, и ряда второстепенных эндогенных компонентов, реализующих и утверждающих первый. Внимательно рассмотрев эту систему мы обнаружим образ рынка, как и прежде выступающего единым и основополагающим институтом.

И все же модель рынка претерпевает некоторые изменения: в координации возникает децентрализованная конкуренция, в воспроизводстве - поле, то есть несовершенная конкуренция среди индивидов, неравномерно наделенных капиталом всех видов. Этот единый институт функционирует как онтологическое ограничение, служащее либо полной координации, либо полному воспроизводству. Но при этом он частично зависит от агентов, которые осознанно или нет сами воспроизводят его.

Обзор двух экономических ортодоксии - апологетической и критической - приводит нас к выводу, что в рамках их теоретического языка возможны лишь те институты, которые позволяют реализовать полную координацию или воспроизводство.

Взгляд гетеродоксии: институты во множественном числе как фактор частичной координации/воспроизводства

Говоря об экономической теории, мы подразумеваем существование формального языка, разделяемого (и развиваемого) поколениями профессиональных экономистов. Как ни странно, в рамках институционалистской традиции, основанной Вебленом и Коммонсом, не был создан собственный язык. Это можно объяснить как преимущественно

⁹ Это происходит через автоматическое ограничение амбиций господствующих классов. Об аналитической функции концепции габитуса см.: Favereau O. L'economie du sociologue ou: penser (l'orthodoxie) a partir de Pierre Bourdieu // Le travail sociologique de Pierre Bourdieu: dettes et critiques / B. Lahire (ed.). P.: La Decouverte, 2001. P. 255 - 314.

¹⁰ Bourdieu P. Le sens pratique. P.: Editions de Minuit, 1980. P. 348 (рус. пер.: Бурдье П. Практический смысл. СПб.: Алетейя, 2001. С. 172).

¹¹ См.: Favereau O. L'economie du sociologue ou: penser (l'orthodoxie) a partir de Pierre Bourdieu. P. 301 - 303.

описательным характером исследований, так и самой исторической сутью течения: из-за радикального разрыва с теоретическими позициями ортодоксии институционализм строился на разрозненных положениях, не объединенных в формализованную систему.

Иллюстрацией такой особенности институциональной теории может служить пример американской школы анализа "индустриальных отношений"¹², между представителями которой, впрочем, существует значительная философско-политическая преемственность. Коммонс¹³, опираясь на философию прагматизма (Ч. С. Пирс¹⁴), выдвигает новаторскую концепцию соответствия действий правилам: отрицает дуализм мысли и поступка, привычек мышления и действия. Рассматривая проблему координации, Коммонс не сводит ее к когнитивной составляющей, а подчеркивает значение коллективных действий, дополняющих индивидуальные¹⁵.

В 1970 - 1980-е годы институционализм претерпел значительное теоретическое обновление, в результате которого возникли новые течения, вернувшие институциональную экономику в центр экономической теории. В это время сменилась программа исследований как в области воспроизводства, так и в области координации.

В теории регуляции была предпринята попытка при помощи понятия воспроизводства перевести институциональные формы с уровня надстройки на уровень базиса. (По своей дерзости это намерение сравнимо с переворотом, совершенным Вальрасом, когда тот свел все рынки к частному случаю фондовой биржи.) К сожалению, теория регуляции напрямую не касается аналитических проблем, возникающих в связи с таким изменением рамок марксистского анализа. В отсутствие рассуждений о стоимости (стоимости-труде) центральный феномен капиталистического способа производства - эксплуатация - остается без внимания.

Институты (заметим употребление во множественном числе), а точнее - институциональные формы, выступают для регуляционистов кодификацией одного или нескольких фундаментальных социальных отношений. Поскольку выделяется пять типов таких отношений, речь идет о чрезвычайно общих понятиях. Они структурируют индивидуальное и коллективное поведение, обеспечивая закономерное развитие процесса накопления капитала.

Регуляционисты обращаются к кейнсианской и марксистской традициям и стремятся выявить причинное воздействие институциональных форм на макроэкономическую динамику. Если в учебных моделях при этом вводится гипотеза репрезентативного агента, то в других может присутствовать идея об институциональной комплементарности (Аоки). Ключевой момент во всех случаях - присутствие коллективных акторов, которые путем переговоров достигают институциональных компромиссов.

¹² К ней относятся Дж. Коммонс, Дж. Данлоп, К. Керр, П. Дерингер и М. Пиоре.

¹³ Commons J.R. Institutional Economics. Its Place in Political Economy. New Brunswick: Transactions Publishers, 1990; Corei T. L'economie institutionnaliste: les fondateurs. P.: Economica, 1995.

¹⁴ Подробнее о Пирсе см.: Descombes V. Les institutions du sens. P.: Minuit, 1996.

¹⁵ Если в дальнейшем Уильямсон и перенимает концепцию трансакций Коммонса, то делает это в отрыве от парадигмы, определяющей ее смысл. В целом же остается надеяться на появление теории, которая восприняла бы не утративший своего аналитического потенциала подход Коммонса к институтам.

В рамках научной традиции анализа воспроизводства теория регуляции впервые оказалась способна различать капиталистические способы производства по степени их эффективности, справедливости и легитимности. Предметом анализа для регуляционистов выступает воспроизводство, но не с точки зрения той или иной завершенной формы, а с точки зрения несовершенств¹⁶. Сильной стороной теории регуляции следует признать последовательный анализ причинно-следственных связей между институтами и макроэкономическими переменными. Однако эта теория не объясняет связь изменения институтов и поведения, индивидуального и коллективного.

В теории трансакционных издержек (Уильямсон и Норт) институты анализируются, исходя из принципа эффективности¹⁷, что возвращает нас к вопросу координации.

Уильямсон предлагает следующую трехуровневую модель. Индивидуальное поведение формируется внутри структур управления, отбираемых в соответствии с принципом минимизациитрансакционных издержек. Относительная эффективность конкретной структуры зависит от третьего параметра, институциональной среды, внутри которой определяются "правила игры. Изменения прав собственности, контрактного права, норм, обычаев и т.д., влияющие на относительные издержки управления, обычно также отражаются и на экономической организации"¹⁸.

Показательно, что Норт фактически излагает эту концепцию в обратном порядке¹⁹. Институты определяют формальные (правила) и неформальные (нормы и конвенции) ограничения, структурирующие взаимодействие акторов, прежде всего организаций. Институты не всегда соответствуют критерию эффективности, что, однако, не лишает их свойства уменьшать (но не устранять) неопределенность, в условиях которой взаимодействуют агенты, a priori (но не систематически) рациональные и действующие в собственных интересах. При столкновении неформальных ограничений и новых (экзогенных!) предпочтений, а также формальных ограничений и интересов организаций, при изменении относительных цен постепенно изменяются

¹⁶ Трудность, которую регуляционисты не осознают, - их неизбежный разрыв с марксистским структурализмом, поскольку в индивидуальное и коллективное поведение включаются нормативные принципы - социальная справедливость, поиски легитимности, требования демократической политики. Необходимо переосмыслить и эксплуатацию как нравственную проблему (чего Маркс избежал, описав ее при помощи понятия неоплаченного абстрактного труда), а индивиду - вернуть критическую способность. См.: Boltanski L., Chiapello E. Le nouvel esprit du capitalisme. P.: Gallimard, 1999.

¹⁷ Необходимо различать позиции Уильямсона, для которого эффективность является универсальным условием, и Норта (начиная с: North D. Institutions, Institutional Change and Economic Performance), который отрицает эффективность в качестве объяснения существования экономических институтов, но использует ее в их оценке, основанной на макроэкономических показателях рассматриваемой страны.

¹⁸ Williamson O.E. The Mechanisms of Governance. Oxford: Oxford University Press, 1996. P. 223.

¹⁹ Норт анализирует роль институтов в исторической перспективе (подробнее см.: Rollinat R. L'histoire economique et le statut des institutions // Economies et Societes. 1996. Vol. 22, No 4 - 5. P. 375 - 394), а Уильямсон сравнивает эффективность разных структур управления в заданной институциональной среде.

и институты. Таким образом, индивидуальные акторы затрачивают ресурсы на модификацию правил²⁰.

Как и в теории регуляции, институты в теории трансакционных издержек представлены как основной фактор экономической деятельности. Различие подходов в том, что в теории трансакций влияние институтов опосредовано стимулами, воздействующими на поведение на микроэкономическом уровне.

В попытке создать модель, исторически обусловливающую существующее положение вещей, теория регуляции (в меньшей степени программа Норта) отходят от логики интереса как универсальной причины действий экономических агентов. Таким образом, мы больше не можем точно предсказать, как действия акторов будут соотноситься с существующими правилами и какие новые правила создаст коллектив.

Как мы помним, слабость подхода теории регуляции заключается в отказе от пересмотра связи с традиционным марксизмом. Аналогично недостаток теории трансакционных издержек состоит в сохранении традиционного для этого подхода принципа методологического индивидуализма²¹. Конечно, как мы уже упоминали, была введена предпосылка об ограниченной рациональности. Однако трансакционный подход не выходит за рамки математического моделирования. Между тем акторы действуют на двух логических уровнях: выбора самих правил игры и способа их применения. Поэтому даже в рамках единого критерия рациональности необходимо, чтобы наряду со способностью интерпретировать агент был лично заинтересован в типе формируемого коллектива.

Как в холизме теории регуляции, так и в индивидуализме трансакционного подхода возникает проблема моделирования индивидуального агента. Теория трансакционных издержек включает понятие "несовершенства координации"²². Отличительной чертой теории регуляции, на наш взгляд, выступает анализ провалов воспроизводства. Однако, включив представления о несовершенствах в теорию, ни один из подходов не модифицирует модель индивидуального поведения. Эндогенный аспект институтов координации и воспроизводства стал ключевым для обеих гетеродоксий, но рефлексивному аспекту деятельности агентов, сталкивающихся с провалами координации и воспроизводства, по-прежнему уделяется мало внимания.

²⁰ North D. Institutions, Institutional Change and Economic Performance. Ch. 10, § II. Заметим, что Норт вводит иерархию правил, в которой неформальные правила обладают более высоким статусом и в своем развитии не подчиняются тем же процессам, что и формальные правила. Он описывает инкрементный процесс институциональных изменений, сближающий его теорию с эволюционным подходом.

²¹ Так, Э. Шоттер (Schotter A. The Economic Theory of Social Institutions. Cambridge: Cambridge University Press, 1981) вводит понятия "рынок" и "иерархия" (впервые предложенные Уильямсоном), минуя теорию трансакционных издержек, как равновесные решения в некооперативных играх (что отличает его подход от подхода Уильямсона).

²² Несовершенная координация в явном виде встречается у Норта. Потенциал гетеродоксальности в гипотезе ограниченной рациональности у Уильямсона в значительной мере снижен введением аксиомы (прерывного) пространства структур управления, содержащего в себе механизм минимизации трансакционных издержек.

Несомненно, в обоих гетеродоксальных течениях признается, что не существует центрального органа управления, регулирующего институты. Было бы логично предположить, что в такой системе агенты, помимо преследования индивидуальных интересов, решают общие проблемы несовершенства координации и неполного воспроизводства. Однако ни теория регуляции (вследствие тесных связей с марксизмом), ни трансакционный подход (как направление утилитаризма) не демонстрируют эту аристотелевскую, политическую составляющую человеческой сущности.

Основные требования к экономической теории институтов ясны. Необходимо, чтобы в ней был дан анализ не только эндогенных институтов, но и области рефлексии агентов, постоянно сталкивающихся с провалами координации и воспроизводства. Эти рассуждения подводят нас к программе исследований ЭК. Рабочая гипотеза напрашивается сама собой: сочетание эндогенной и рефлексивной областей образует то, что мы назовем дискурсивной²³ областью. Язык - не единственный, но первый институт; без него немыслимы все другие институты.

Анализ институтов в экономике конвенций: проблематика

Чтобы построить рациональную модель, объединяющую две логически разнородные области - выбора правил игры и выбора в соответствии с этими правилами, - конвенционалисты вводят идею разумного ("raisonnable")²⁴ действия. В отличие от моделей, в которых поведение агентов формируется исключительно исходя из расчета на индивидуальную выгоду, разумное в данном случае означает и политическое измерение, и критерий общего блага, определяющего жизнь в обществе. Взаимодействия в рамках ЭК представлены не только обменом товаром и информацией, но и обменом аргументами. А. Хиршман²⁵ наравне с "выходом" (defection) возвращает в экономический анализ идею "обретения голоса" (voice). Homo economicus вновь обретает голос - именно в этом смысле подход ЭК к институтам основан на языке²⁶.

Из противодействия нового homo economicus систематическим провалам воспроизводства и/или координации необходимо вывести общую модель, в которой правила игры подразделяются наконвенции,

²³ Здесь и далее слово "дискурс" (discours) употребляется в значении "дискуссия, основанная на аргументах" (см. примеч. к переводу Рикера: Рикер П. Справедливое. М.: Гнозис, Логос, 2005. С. 290). - Примеч. пер.

²⁴ Мы выбрали этот термин, чтобы построить более общую модель рациональности, чем ее ограниченная модификация в рамках стандартной теории мейнстрима.

²⁵ Hirschman A.O. Exit, Voice and Loyalty. Boston: Harvard University Press, 1970 (рус. пер.: Хиршман А. Выход, голос и верность. М.: Новое издательство, 2009).

²⁶ Отметим, что стремление ЭК объяснить институты с помощью языка не связано с трудом Д. Льюиса (Lewis D. Convention: a Philosophical Study. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1969), пытавшегося обосновать язык как архетип институтов, исходя, очевидно, из существования мира без языка (!).

институты и организации. Затем покажем, что такая модель подразумевает существование, явное или неявное, трех фундаментальных институтов: языка, денег и права. Все они свидетельствуют об особом значении политики - даже в рамках экономической теории институтов.

Трехфакторная модель ЭК: институты, организации, конвенции

Общая схема. Сформулируем простейшую версию модели ЭК. Существование систематических ошибок координации связано с неполнотой знания экономических агентов о различных состояниях природы. Понятно, что введение фактора непредвиденных случайностей не позволило бы принять решение в соответствии с принципом максимизации ожидаемой полезности (с учетом субъективных вероятностей)²⁷. Однако экономические агенты, чья иррациональность не столь очевидна, регулярно вступают в контрактные отношения, основанные на частичном описании будущего. Наша гипотеза следующая: после сбора информации и переговоров разумные экономические агенты могут достигать соглашения по поводу единого представления о коллективном (representation du collectif), призванного обеспечить нормальное функционирование их отношений (ниже мы назовем это конвенцией)²⁸. Этот образ "оправданного общего мира" позволяет оценивать лежащие вне контрактных отношений непредвиденные события, необходимой реакцией на которые служит либо "голос" ("voice"), либо "выход" ("exit")²⁹.

От "экономического" перейдем к "социологическому" подходу в ЭК. Можно определить зависимость между систематическими провалами воспроизводства и масштабами критики со стороны агентов во всех областях и на всех уровнях политической, экономической и социальной жизни. Критика связана с желанием предоставить "доступ к ценностям моральным и... (в особенности. - К. Б., О. Ф.) справедливости, которые необходимы людям"³⁰. Она может быть сформулирована как в негативной форме³¹, так и в позитивной, с помощью ответов, выступающих попыткойоправдания. Во всех демократических обществах определенная последовательность

²⁷ См.: Kreps D. Corporate Culture and Economic Theory // Perspectives on Positive Political Economy / J.E. Alt, K.A. Shepsle (eds.). Cambridge: Cambridge University Press, 1990. P. 90 - 143.

²⁸ Понимая под отношениями правила, контракты, традиции и пр. - Примеч. пер.

²⁹ Авторы опираются на исследование А. Хиршмана. Хиршман говорит о двух возможностях, существующих у индивида, не согласного с теми или иными изменениями в социальной структуре, к которой он имеет отношение: либо бороться за ее реформирование, либо "выйти", перестать с ней взаимодействовать. - Примеч. ред.

³⁰ Boltanski L. Necessite et justification. P. 283.

³¹ "Сначала мы проявляем чувствительность именно к несправедливости: "Несправедливо! Какая несправедливость!" - восклицаем мы. Мы проникаем в поле несправедливого и справедливого как раз в модусе жалобы... А ведь смысл несправедливости не только более мучительный, чем смысл справедливости, но и всепроникающий; ведь справедливость есть чаще всего то, чего недостает, а несправедливость - то, что царит... Люди отчетливее видят то, чего недостает в человеческих отношениях, нежели справедливый способ их организации" (Ricoeur P. Soi-meme comme un autre. P.: Seuil, 1990. P. 231; рус. пер.: Рикер П. Я-сам как другой. М.: Издательство гуманитарной литературы, 2008. С. 236).

критики и реакций на нее может в некоторый момент завершиться оправданием. Наша гипотеза состоит в том, что такие цепочки аргументации, представляющие различные образы справедливости, имеют единую логическую структуру. Л. Болтански и Л. Тевено³² называют эти создаваемые обществом конструкции "градами" и демонстрируют общность их архитектуры.

В ЭК предпринята попытка совместить экономический и социологический аспекты: для нее грады и конвенции - явления одной природы, если не единой структуры³³, поскольку проблемы координации и воспроизводства тесно связаны между собой (как в обыденной эмпирической реальности). По сути, совмещение социологического и экономического подхода означает, что в общем случае не существует координации поведения без координации суждений о поведении, а в области воспроизводства не существует воспроизводства неравенства без критикивоспроизводства неравенства. Устойчивый результат взаимодействия этих суждений и критики мы будем называть оправданием, так как вслед за Болтански и Тевено считаем, что этот термин успешно совмещает соображения эффективности (координации) и справедливости (воспроизводства)³⁴.

Из нашего беглого обзора ЭК следуют два вывода. Во-первых, подтверждается важнейшая роль языка. Все, что пытается описать ЭК, - homo economicus, разговаривающий с себе подобными. Во-вторых, переосмыслено выбранное нами определение институтов как правил игры. Норт разделял правила на формальные и неформальные. В ЭК все правила, даже наиболее формальные, для своего применения/интерпретации/пересмотра требуют коллективных объектов³⁵ - оправданных общих миров, то есть конвенций или градов.

Хотя институты остаются совокупностью правил игры (формальных или неформальных), открытие конвенций, то есть коллективных объектов, делающих возможным применение/интерпретацию/пересмотр институтов, заставляет изменить наш подход к ним. Отныне институты рассматриваются в свете потребности в оправдании, оттесняющей на второй план неизбежные проблемы координации и/ или конфликты воспроизводства. Правила игры, составляющие институты, теперь должны пониматься как изначально существующая³⁶

³² Boltanski L., Thevenot L. De la justification. Les economies de la grandeur.

³³ Необходимы обобщение и дополнительная аргументация в случаях, когда грады не находятся в области конвенций, позволяющих решать локальные проблемы.

³⁴ И то и другое следует подвергнуть динамическому анализу (подробнее см.: Favereau O. Regies, organisation et apprentissage collectif: un paradigme non standard pour trois theories heterodoxes // Analyse economique des conventions / A. Orlean (ed.). P.: PUF, 1994. P. 113 - 137).

³⁵ По существу, неформальных (поэтому в ЭК говорится о правилах как конвенциях, хотя это не конвенции в общепринятом понимании), однако это не правила (неформальные правила интерпретации формальных правил!), иначе мы возвращаемся к изначальному определению Норта и вновь сталкиваемся с проблемой неполноты; их неформализованность не означает ни произвольности, ни субъективизма: их, по меньшей мере, интерсубъективность обеспечивает высокую устойчивость, что прекрасно понимал Норт.

³⁶ Здесь мы задействуем традиционную формулировку: "Быть институированным - значит, заранее существовать (preexister) в соглашении" (Abensour C. Le Droit. P.: Editions Quintette, 1996. P. 48).

и объективируемая³⁷ совокупность ресурсов оправдания, находящихся в распоряжении экономических агентов, позволяющая решать возникающие перед ними проблемы координации или конфликтов воспроизводства³⁸.

Эти ресурсы активируются организациями, реальными (а не потенциальными) объединениями людей. Организации используют институциональные правила и создают (законно) новые, свойственные им правила³⁹. Не будучи, в отличие от институциональных правил, оправданными, локальные правила могут стать предметом дискуссий.

Как использование и создание правил повлияют на первоначальную институциональную среду? Это обновляющийся или невоспроизводимый ресурс? Деятельность предприятий по своей природе двойственна: с одной стороны, производятся товарные ценности как чистое сальдо денежных ресурсов, с другой - символические ценности как чистое сальдо ресурсов оправдания, которые они создали или разрушили. Известно лишь, что институциональная среда, экзогенная для индивидуальных организаций в краткосрочном периоде, в средне- и долгосрочной перспективе для всей совокупности организаций становится эндогенной переменной. Наиболее важны среди этих организаций в капиталистической системе коммерческие предприятия, в процессе производства новых продуктов и новых правил непрерывно создающие и разрушающие материальные и моральные ценности.

Институты и грамматики оправдания. Надеемся, что нам удалось разрешить видимый парадокс подхода ЭК к институтам - опираясь на труды Болтански и Тевено⁴⁰, в которых на первый взгляд понятие института отсутствует⁴¹. Зато широко используются конвенции, или точнее - грады, представляющие собой конвенции, выдержавшие испытание общественными дебатами. Без градов невозможны институты, однако сами правила игры, ставшие институтами, позволяют отделить консенсуальное решение проблемы координации и/или конфликта воспроизводства от процесса оправдания.

³⁷ Уместно привести удачную классификацию значений (signification) у В. Декомба (Descombes V. Les institutions du sens), предложенную вслед за Тейлором (Taylor C. Interpretation and the Sciences of Man // Review of Metaphysics. 1971. Vol. 25, No 1. P. 3 - 51): персональные (идиосинкратические, субъективные), совместные (partagees) (интерсубъективные, возникающие в результате совпадения двух независимо сформировавшихся мнений), общие (объективныекак результат целенаправленного процесса институирования коллективного объекта). Субъективность и интерсубъективность первых двух типов позволяют отнести их ко "второму миру" Поппера (первый мир занимают физические объекты). Третий тип принадлежит третьему миру, миру "объективного содержания мысли" (Popper K.R. La connaissance objective. P.: Champs-Flammarion, 1991. P. 181 - 182). Мы разрубим гордиев узел, заявив, что институты находятся в третьем мире, а конвенции, или грады, переносят во второй мир объекты из третьего (и из первого) мира, чтобы вдохнуть в них жизнь и вернуть обратно после трансформации.

³⁸ Здесь мы находимся под влиянием М. Дуглас (Douglas M. Comment pensent les institutions? P.: La Decouverte, M.A.U.S.S., 1999).

³⁹ См.: Reynaud J.D. Le conflit, la negociation et la regie. Toulouse: Editions Octares, 1995; Reynaud J.D. Les regies du jeu. P.: Colin, 1997; Robe J. P. L'entreprise et le droit. P.: PUF, 1995.

⁴⁰ Justesse et justice dans le travail / L. Boltanski, L. Thevenot (eds.); Boltanski L., Thevenot L. De la justification. Les economies de la grandeur.

⁴¹ В последующем труде Болтански и Кьяпелло (Boltanski L., Chiapello E. Le nouvel esprit du capitalisme) объяснение трансформации "духа капитализма" в макроисторической перспективе приводит авторов к реабилитации понятия "институт".

Соотнесем проблему институтов с концепцией трех миров⁴². Болтански и Тевено в некотором смысле реабилитируют второй мир, обсуждая вопросы, типичные для третьего (координация и воспроизводство). Используя более развитый и богатый по содержанию, чем принято в экономической науке, методологический индивидуализм, они включают в теорию критику и оправдание, высказываемые людьми в обыденной жизни. В этой методологии⁴³ изучается внутренняя точка зрения членов коллектива в отношении правил справедливости, задействованных во время оправдания.

Теоретики должны отказаться от общих принципов объяснения - логики абстрактного индивидуального интереса или структурной причинности, не имеющих отношения к таким правилам. Конечно, в число "сил", которые традиционно выделяются в экономическом анализе, входит мотив прибыли и эффективности - в величинах⁴⁴ (grandeur) соответственно "рыночной" и "производственной". В социологии, среди прочих мотивов, подчеркивается значение общей воли (volonte generale) и чести - в величинах "гражданственности" и "репутации". Множественность способов оправдания позволяет преодолеть сведение всех величин либо к экономической, либо к социальной жизни, вводя в действие индивидуальную рациональность, напрямую приспосабливающуюся к контексту, в котором принимается решение, что недостижимо в общих моделях.

Первый мир, ранее выполнявший функцию простого поставщика затрат и выпусков (inputs, outputs), выступающих объектами желаний и подсчетов экономических агентов, обретает отныне самостоятельный теоретический статус⁴⁵, что означает разрыв с методологическим индивидуализмом мейнстрима. Наряду с ролью аргументации в процессе оправдания⁴⁶ Болтански и Тевено подчеркивают важность "объектов" и инструментов⁴⁷ (включающих правила, когнитивные артефакты и материальное оснащение)⁴⁸, специфическое сочетание которых отсылает к порядкам справедливости. Поскольку, согласно этой модели, объекты, принадлежащие одному "миру"⁴⁹, противостоят внешним

⁴² См. сн. 37.

⁴³ "Реалистической" методологии понимания в противоположность "инструменталистской" методологии объяснения-предвидения.

⁴⁴ Во французском языке понятие "grandeur" означает и величину, и величие, и ценность. "Величина" входит в число основных понятий ЭК и не должна трактоваться как величина математическая. - Примеч. пер.

⁴⁵ Подробнее см. работу Б. Латура (Latour B. Une sociologie sans objet? Note theorique sur l'interobjectivite // Sociologie du Travail. 1994. No 4. P. 609 - 616), содержащую едкую критику общественной науки, игнорирующей роль объектов в координации.

⁴⁶ Буквально: epreuve de justification - "испытание оправдания". - Примеч. ред.

⁴⁷ Понятие "dispositif" означает "порядок, расположение", "устройство, механизм" (см. "диспозитив" у М. Фуко), а также "предрасположенность" (см. о "диспозиции" у Бурдье). (Интервью с Л. Тевено // Экономическая социология. 2006. Т. 7, N 1. С. 7). - Примеч. пер.

⁴⁸ См.: Livet P., Thevenot L. Les categories de Taction collective // Analyse economique des conventions. P. 139 - 167; Favereau O. Notes sur la theorie de l'information a laquelle pourrait conduire l'economie des conventions // L'economie de l'information: les enseignements des theories economiques / Petit P. (ed.). P.: La Decouverte, 1998. P. 216 - 220.

⁴⁹ В теории Болтански и Тевено мир - это совокупность объектов, соответствующих "градам". Мы не используем это определение, так как говорим об "оправданном общем мире" в теории конвенций.

воздействиям, договоренность о ценности (grandeur) позволяет свести неопределенность к естественному уровню и сделать предсказуемым поведение других людей. Но прерогатива ценности постоянно находится под угрозой конкуренции со стороны других принципов справедливости, других всеобщих форм координации. Помимо естественной неопределенности относительно ценности (качества)⁵⁰ человека или объекта, авторы выделяют критическую неопределенность. Последняя касается выбора в пользу того или иного порядка ценности (качества), совершаемого с целью положить конец обоснованию в ситуации, когда признается множественность порядков справедливости. В силу этого двойного принципа неопределенности спор о присвоении ценности или качества может остаться незавершенным⁵¹.

Однако главные проблемы в ЭК относятся к третьему миру. Последовательность критики/реакций приводит к консенсусу, сопровождающемуся перегруппировкой отношений власти и их перемещением в область аргументации, где агенты вырабатывают некие общие смыслы.

Пусть мы наблюдаем взаимодействия между людьми в ходе оправдания - процесса, который в каждый момент может быть запущен заново. Такое наблюдение относится к социологии так называемых "горячих" взаимодействий. Преимущество с точки зрения теории институтов состоит в том, что мы наблюдаем возникновение чего-то, имеющего все формальные признаки института (агенты договариваются о правилах игры), кроме условия временной устойчивости (так как процесс оправдания может снова начаться в любой момент).

Можно говорить и о "холодном" анализе механизмов (dispositifs) оценки и координации, о которых известно, что в прошлом они уже сформировали структуру оправдания и в дальнейшем, как предполагается, будут столь же эффективны. Нас интересуют не происхождение и эволюция этих механизмов, внешних по отношению к людям и служащих инструментом порядков справедливости, а их структура, объективируемые элементы, отвечающие за состояние системы и ресурсное постоянство (правила, объекты, материальное оснащение), при помощи которых разумные агенты могут быть оправданы при возможном испытании⁵². С точки зрения теории институтов преимущество данного подхода заключается в наличии устойчивой формы

⁵⁰ В анализе координации фактор качества ("qualite") по важности далеко опережает ценовой фактор, что привлекло внимание теоретиков общего равновесия. (Например, см.: Eymard-Duvernay F. Conventions de qualiteet formes de coordination // Revue economique. 1989. Vol. 40, No 2. P. 329 - 359; Favereau O., Biencourt O., Eymard-Duvernay F. Where Do Markets Come From? From (Quality) Conventions! // Conventions and Structures in Economic Organization / O. Favereau, E. Lazega (eds.). Cheltenham: Edward Elgar, 2002. P. 213 - 252).

⁵¹ В этом случае точные характеристики ценности (grandeur) никогда не будут установлены. Примером могут служить дела о профессиональных ошибках, по которым не удается вынести решение (Chateauraynaud F. La faute professionnelle - une sociologie des conflits de responsabilite. P.: Metailie, 1991).

⁵² См. также предыдущую работу Тевено "Les investissements de forme" (Thevenot L. Conventions economiques. Cahiers du CEE. P.: PUF, 1985. P. 21 - 71) об "инвестировании в форму" или последующую работу Фавро "Notes sur la theorie de l'information a laquelle pourrait conduire l'economie des conventions" (в: L'economie de l'information: les enseignements des theories economiques / P. Petit (ed.)) о необходимом сочетании "правил" и "координирующих объектов".

базовых элементов. Однако такого рода исследование не предполагает анализа сил, активизирующих эти элементы в процессе конкретных взаимодействий.

Возможно, читатель уже догадался, что в нашем случае совокупность элементов, рассмотренных в первой ситуации, относится к конвенциям, а совокупность вторых образует институты⁵³.Конвенции порождают институты и вдыхают в них жизнь, институты формируют конвенции, а организации являются местом функционирования как тех, так и других⁵⁴.

Обратимся к результатам процесса оправдания. Понятно, что общественная наука изменяется с переходом от моделирования поведения посредством позитивных законов к попытке учесть соответствие действий индивидов принципам, выраженным в нормативных суждениях. В анализе Болтански и Тевено пара "норма-порядок", относящаяся к структурной социологии, и пара "рациональность-равновесие", соответствующая неоклассической парадигме, остаются строго антагонистическими в области толкования решений и их идеологического обоснования, однако сходятся на некотором уровне абстракции - в стремлении, вслед за естественными науками, создать дедуктивно-номологические объяснительные схемы.

Впрочем, и подчеркивая влияние суждений на координацию, и исследуя роль взаимных интерпретаций, общих ожиданий и общих отношений, мы не теряем способности к макроэкономическому или макросоциальному анализу. В конечном счете перед нами чрезвычайно обширные коллективные объекты (которые непривычным для экономистов образом принадлежат к миру 3). Принцип справедливости обладает всеобщей значимостью, выходит за рамки как индивидуальной идиосинкразии, так и коллективных партикулярностей. Тем не менее, используя его, мы не обращаемся к понятиям социальной группы или социального класса⁵⁵.

⁵³ Нам кажется, что таким образом мы разделяем два компонента, объединенные Рикером в идее института: "Под институтом мы будем понимать здесь структуру совместной жизни исторического сообщества - народа, нации, региона и т.д. - структуру, не сводимую к межличностным отношениям и, однако, соотнесенную с ними... Идея института основополагающим образом характеризуется именно общими нравами, а не принуждающими правилами" (Ricoeur P. Soi-meme comme un autre. P. 227; рус. пер.: Рикер П. Я-сам как другой. С. 236).

⁵⁴ Эту типологию хорошо иллюстрируют понятия модели предприятия и конвенции качества (Eymard-Duvernay F. Conventions de qualite et formes de coordination) или миров производства ("mondes de production") (Salais R., Storper M. Les mondes de production: enquete sur Pidentite economique de la France. P.: Editions de l'EHESS, 1993). Идея заключается в том, что предприятие можно охарактеризовать, ссылаясь на более или менее общую форму координации, дающую представление о связанности организации его ресурсов при нормальном функционировании. Гипотеза множественности форм координации утверждает конвенциональную природу операций распознавания качества (qualification) продуктов и людей в организациях и позволяет точнее охарактеризовать инструменты (dispositifs), которыми располагают предприятия (Justesse et justice dans le travail).

⁵⁵ Болтански и Тевено показывают, как Дюркгейм перенял введенное Руссо разделение общей воли и воли всех. В то время как вторая представляет сумму индивидуальных воль, первая предшествует ей и качественно ее превосходит. Она является устойчивым и постоянным направлением действий и устремлений духа. Таким образом, проблематично обращение к понятию социальной группы, соответствующей "среднему типу" (к которому постоянно обращаются, характеризуя социальную или культурную сферу) (Boltanski L., Thevenot L. De la justification. Les economies de la grandeur).

Наблюдая тесное переплетение второго и третьего миров у Болтански и Тевено, мы приходим к выводу, что необходимо пересмотреть концепции макроэкономического равновесия и макросоциального порядка. Один из способов такого пересмотра - наряду с обращением денежных ценностей рассматривать обращение ценностей символических, обобщив таким образом концепцию рефлективного равновесия Ролза⁵⁶. В соответствии с концепцией рефлективного равновесия взаимодействие институциональных правил, теоретических моделей мира и"продуманных убеждений" (convictions bien peses) создает постоянно воспроизводящуюся конфигурацию во втором и третьем мирах.

Матричные институты ЭК: язык, деньги, право

Отличительная черта анализа в рамках ЭК - восприятие и переосмысление традиции методологического индивидуализма: рациональный экономический агент теперь помещен в простейшую институциональную среду. Дело не в том, что в модель вводится ряд экзогенных величин. В данном случае выбор экзогенных переменных отражается на технике моделирования: с одной стороны, сама природа институтов, выбранных в качестве исходной институциональной среды, влияет на сущность индивидуальной рациональности. С другой - рациональное поведение черпает ресурсы из институциональной среды и вследствие этого, намеренно или нет, участвует в ее преобразовании. Таким образом, переменные, экзогенные в краткосрочном периоде, в долгосрочном становятся эндогенными.

Три института, составляющие минимальный набор в программе исследований ЭК, - это язык, деньги и право. Индивидуальная рациональность невозможна без языка, рыночная экономика без денег, а демократическое общество - без права.

Центральное место в анализе каждого матричного института занимает политика. С одной стороны, пространство (взаимо)действия экономических агентов изначально носит политический характер: в этом состоит первое следствие объединения теоретического языка координации и воспроизводства. С другой стороны, говоря об институтах, то есть правилах игры, благодаря которым может существовать мир общих смыслов, необходимо различать реальные правила в соответствии с их логической иерархией. К примеру, изменение юридических отношений в сфере наемного труда логически подчинено существованию права наемного труда, которое само определяется существованием юридической системы.

Язык как условие индивидуальной рациональности. Без этого условия нельзя говорить ни о критике, ни об оправдании. Мы собираемся проверить соответствие языка как института теоретической модели homo economicus в ЭК. Для этого обратимся к сжатой версии обоснования

⁵⁶ Rawls J. Theorie de la justice. P.: Editions du Seuil, 1987. P. 47 (пер. с англ.: Rawls J. Theory of Justice (1971)). Значимость этой концепции подчеркивал Рикер (Ricoeur P. Soi-meme comme un autre. P. 275, 292, 335 - 336), а интерес для конвенционалистской программы отмечал Сале (Institutions et conventions: la reflexivite de Taction economique / R. Salais et al. (eds.). // Raisons Pratiques. 1998. No 9. P. 285).

базовых положений ЭК, заимствуя некоторые ключевые понятия политической философии Х. Арендт⁵⁷: "множественность" людей как их родовая черта; возникновение "общего мира"вопреки (и через) эту множественность как родовая черта "политики"; восстановление значимости политического действия как родовой черты "института человеческого в истории"⁵⁸. В модели трех базовых понятий ЭК конвенции выступают социальными репрезентациями общего мира⁵⁹, а институты - наблюдаемыми механизмами (dispositifs) правил и объектов, которые структурируют и упрощают постоянный процесс формирования общих миров. Одна из главных задач ЭК, которая требует обоснования, опирающегося не только на логику, но и на историю - изучение поведения и процессов, реализующих переход множественности к общему миру.

Какое отношение к этим процессам имеет язык? Его существование - логически необходимое условие возникновения общих миров. Причина проста: рациональный индивид должен обладать способностью оценивать характеристики интересующих его коллективов (например, степень закрытости или уровень кооперации между членами), оказывающиеся для него факторами полезности. Для этого необходимо, чтобы homo economicus, помимо рациональности, умел интерпретировать. При этом выработка интерпретации предполагает доступ к экстенсиональному,а не интенсиональному языку.

Дело в том, что коллектив не похож на другие эмпирические объекты. Анализируя его, нельзя ограничиться перечислением индивидов, принадлежащих к конкретной совокупности: необходимо определить структуру, стоящую за этой совокупностью⁶⁰. Поэтому принцип экстенсиональности, достаточный для калькулирующей рациональности, в данном случае не позволяет решить необходимую задачу. Методологический индивидуализм ЭК предполагает интерпретативную рациональность, не соответствующую стандартам рационального выбора, на которых основано общепринятое понимание методологического индивидуализма⁶¹.

Деньги как условие торговли. Рассмотрим второй базовый институт, опираясь на обширный труд М. Аглиетта и А. Орлеана⁶². Наша гипотеза состоит в том, что их исследование предвосхитило программу ЭК, в нем определены ее базовые понятия и даже принцип динамики конвенционалистской модели, объясняющей возникновение общего мира измножественности⁶³. Аглиетта и Орлеан исходят из

⁵⁷ Особо следует выделить: Arendt H. Condition de l'homme moderne. P.: Calmann-Levy, 1983 (пер. с англ.: The Human Condition, 1961), анализ Рикера, а также: Tassin E. Le tresor perdu: Hannah Arendt, l'intelligence de Taction politique. P.: Payot, 1999.

⁵⁸ Tassin E. Op. cit. P. 11.

⁵⁹ В аргументации Арендт общий мир вследствие множественности обязательно оправдан.

⁶⁰ Как в шутку замечает Уайт, население, общество нельзя рассматривать как "мешок с горохом" (White H.C. Identity and Control: a Structural Theory of Social Action. Princeton: Princeton University Press, 1992. P. 17).

⁶¹ Читатель, заинтересованный формальной логикой, найдет развитие этого аргумента у Фавро (Favereau O. La piece manquante de la sociologie du choix rationnel // Revue francaise de sociologie. 2003. Vol. 44, No 2. P. 275 - 295).

⁶² Aglietta M., Orlean A. La violence de la monnai. Pref. de J. Attali. P.: PUF, 1982.

⁶³ Связь этой теории с программой ЭК подтверждает и тот факт, что второе издание, за исключением основной аргументации, было почти целиком пересмотрено.

множественности, возникающей на двух уровнях: агенты в их теории гетерогенны, а блага эндогенны. Второе условие не менее важно, чем первое. Необходимо включить в экономический анализ процесс формирования характеристик и качества представляемых к обмену благ. На следующем этапе зависимость каждого агента от всех остальных выражается в терминах миметического механизма (Р. Жирар). В результате активной мимикрии, неизбежной вследствие торговой дифференциации, один из рыночных объектов исключается из обмена и утверждается в качестве денег, основы и символа нового общего мира.

Хотя авторы ссылаются на миметическую гипотезу Жирара, эта теория "первого из институтов"⁶⁴ идеально вписывается в нашу концепцию программы институтов в рамках ЭК⁶⁵. В ней находит подтверждение центральный тезис ЭК: координация индивидуального поведения невозможна без обращения к третьему, в данном случае - к особому не просто интерсубъективному, а общественному объекту⁶⁶.

Даже миметический механизм можно представить с точки зрения ЭК. Аглиетта и Орлеан подчеркивают, что их модель исключения/ выбора денег представляет собой не историческую, а логическую реконструкцию происхождения денег. С этой точки зрения, ключевым является процесс, приводящий от насилия к доверию.

Как нам представляется, Аглиетта и Орлеан разрабатывают теорию "рыночного града", аналогичного одному из градов Болтански и Кьяпелло. Однако если в построении рыночного града последние отталкивались от оправдания, то есть рассуждали в терминах конвенций, то Аглиетта и Орлеан принимают за отправную точку деньги, то есть институты. Этим они напоминают экономистам, что даже стандартная калькулирующая рациональность предполагает доверие, то есть возможна лишь при наличии мирной общественной связи. Экономисты делают большую ошибку в понимании исторических обстоятельств перехода от плановых экономик к рыночным, когда не выделяют в качестве основных эндогенных переменных элементы усмирения, стерилизации (canalization) насилия, необходимые для совершения любой, даже простейшей экономической трансакции.

Чтобы найти логическую связь между двумя рассмотренными матричными институтами, процитируем Аглиетта и Орлеана: "Наиболее абстрактным проявлением господства денег является унитарность счета. Деньги задают общий для всех собственников товаров язык, язык чисел"⁶⁷. Язык слов, позволяющий построить общий мир взаимного понимания в процессе обмена информацией, необходимо

⁶⁴ Aglietta M., OrleanA. La monnaie entre violence et confiance. P.: Editions Odile Jacob, 2002. P. 15, 18 (рус. пер.: Аглиетта М., Орлеан А. Деньги: между насилием и доверием. М.: ГУ ВШЭ, 2006. С. 18). Деньги здесь нужно понимать как первый из экономических институтов, ибо первым из человеческих институтов вообще, бесспорно, является язык.

⁶⁵ Формат статьи не позволяет рассмотреть их критику позиции Картелье и Бенетти, утверждавших, что экономическая теория не должна эндогенизировать ее фундаментальные институты (Aglietta M., OrleanA. Op. cit. P. 35 - 39, 121 - 122 (рус. пер.: Аглиетта М., Орлеан А. Указ. соч. С. 32 - 34).

⁶⁶ Уточним, что, говоря об "объекте", мы имеем в виду совокупность используемых правил, которые могут соотноситься как с материальным объектом (деньгами), так и с нематериальным (устный язык).

⁶⁷ Aglietta M., Orlean A. Op. cit. P. 107.

дополнить языком чисел, обеспечивающим существование общего мира в обмене товарами.

Наконец, перейдем к анализу языка правил, необходимого для взаимного соотнесения норм поведения - обмена, который экономисты долгое время игнорировали. Речь идет о праве.

Право как условие демократического общества. Рассматривая институт денег, мы обратились к механизму превращения множественности в общий мир в рамках ЭК, перекликающемуся содним из градов Болтански-Тевено. Теперь переместимся в сложный человеческий мир, где существует множество градов или, если угодно, логик оправдания. Мы подошли к третьему и последнему этапу аргументации, лежащей в основании логического, а возможно, и исторического набора фундаментальных институтов ЭК, из которых образуются все остальные. Покажем, что существование права является логическим следствием множественности оправданий, как существование денег - следствием множественности товаров, а языка - множественности, присущей человеческой природе.

Множественность логик оправдания делает неизбежными компромиссы, призванные преодолеть разногласия. Компромисс не может мобилизовать одну из субстанциальных концепций справедливости - иначе это был бы не компромисс, а оправдание. На смену субстанции приходит процедура. Под "процедурами" мы понимаем правила, составляющие содержание соглашения⁶⁸.

Право возникает как логическое продолжение подобного прочтения правил. До настоящего момента оно было лишь вопросом "частных" соглашений. Однако такая форма права сопряжена с трудностями того же порядка, что и те, которые она призвана разрешать: как в процессе экономического и социального обмена, отданного на откуп тысячам случайностей, сопоставлять множественные, разнородные правила, различной значимости и происхождения? Возникает необходимость создать язык правил, то есть технику аргументации, позволяющую разрешать конфликты правил, а в общем случае - управлять разногласиями, рождающимися при столкновении потенциально не ограниченного числа правил, норм, ценностей и т. д. - всех высказываний, дающих возможность оказывать влияние на других людей, не прибегая к насилию⁶⁹. Такой техникой и является право.

Отсюда вытекает важнейшая характеристика права. Его эффективность парадоксальным образом зависит от того, что Б. Латур называет "поверхностностью" (superficialite): "Оно всеобъемлюще, оно соотносит всех людей и все их действия, в непрерывном продви-

⁶⁸ См. классификацию Болтански и Тевено (Boltanski L., Thevenot L. De la justification. Les economies de la grandeur. Ch. 1). Это отправная точка одного из способов рассуждений о конвенционалистской макроэкономике: пропедевтический пример предлагают Фавро-Тевено (Favereau O., Thevenot L. Reflexions sur une notion d'equilibre utilisable dans une economie de marches et d'organisations // Les marches internes du travail: de la microeconomie a la macroeconomie. Collection Economie / G. Ballot (ed.). P.: PUF, 1996. P. 273 - 313).

⁶⁹ Как и у Латура (Latour B. La fabrique du droit: une ethnographie du Conseil d'Etat. P.: La Decouverte, 2002. P. 289), в нашем случае действия производятся со ссылкой на правила, правила становятся причиной дискурса о действиях, но не являются непосредственными детерминантами поведения.

жении (от общего к частному. - К. Б., О. Ф.) оно позволяет привлечь конституцию к решению самого ничтожного дела - и это отчасти благодаря тому, что в любом деле оно задействует лишь ничтожную часть его⁷⁰ сущности"⁷¹.

Теперь будем рассуждать, исходя из феномена, на который мы обратили внимание, рассматривая множественность оправданий: "избытка (foisonnement) обычных правил"⁷². Право обретает смысл только в насыщенном или даже перенасыщенном правилами мире. Но это еще ничего не говорит нам о том, каков этот смысл.

Отличительную черту правовых правил составляет способность разрешать конфликты правил, в частности, по определению, обеспечивать главенство права над всеми неюридическими правилами. Таким образом, помимо поверхностности, право обладает свойством "рефлексивности": правовое правило должно заявлять (или уметь заявить) о себе как о правовом. Эта черта объясняет отличие права от науки, удачно определенное Латуром⁷³. Не существует степеней права: высказывание либо является юридическим правилом, либо нет. Напротив, научные высказывания могут обладать разной степенью научности.

Какие преимущества получает право из условия "все или ничего"? По мнению Латура, "кажется, что, привлеченное даже к ничтожнейшему случаю, право принимает форму тотальности... Говоря о праве, всегда подразумевают право в целом"⁷⁴. Г. Харт⁷⁵ дает объяснение, внешне кажущееся не связанным с позицией Латура: у него правовое ("первичное") правило определяется тем, что его повсюду сопровождают одно или несколько правил, позволяющих его модифицировать ("вторичные" правила⁷⁶). Заметим, что если право не замыкается на самом себе, если в нем заложена способность изменяться, рассмотренные подходы не противоречат друг другу. Кроме того, именно благодаря этой способности к изменению позже мы сможем говорить о праве как институте.

Однако вернемся к наиболее очевидной характеристике права: его языковой природе. Если право является процедурой, то это процедура аргументации. Охарактеризовав право как поверхностное и рефлексивное, мы сможем лучше понять процессы, предшествующие этой аргументативной, а следовательно, языковой процедуре и следующие за ней.

Аргументации предшествует операция приписывания, отнесения высказываний к произносящим их субъектам⁷⁷. Когда конфликт выносится на рассмотрение юридических инстанций, всё без исключения, что сказано субъектами и/или совершено между ними и/или над объектами, должно быть переведено в форму письменного высказы-

⁷⁰ Дела. - Примеч. ред.

⁷¹ Latour B. La fabrique du droit: une ethnographic du Conseil d'Etat. P. 284.

⁷² Ibid. P. 289. Буро называет "ситуацию избытка нормативных ссылок" причиной формирования в Англии в XI-XIII вв. феномена общего права (Boureau A. La loi du royaume. P.: Les Belles Lettres, 2001. P. 14).

⁷³ Latour B. Op. cit. P. 273.

⁷⁴ Ibid. P. 275, 277.

⁷⁵ Hart H. The Concept of Law. N. Y.: Oxford University Press, 1976.

⁷⁶ Правила признания, правила изменения и правила вынесения судебного решения. - Примеч. пер.

⁷⁷ Latour B. La fabrique du droit: une ethnographie du Conseil d'Etat. P. 294 - 295.

вания, вменяемого говорящему⁷⁸. Всякое нарушение этой непрерывности угрожает целостности права. "Рефлексивность" предполагает холизм, а холизм означает переводимость любого высказывания в письменную форму (tracabilite).

Затем осуществляется процедура аргументации: принятое решение неотделимо от совокупности аргументов. Это условие приемлемости права. Хотя качество используемых доводов влияет на легитимность решений, принятых в судебном споре, важнейшая их характеристика состоит в том, что доводы обязательно приводят к решению⁷⁹. Аргументация приводит к правовому суждению, которое интересно сравнить с легитимным, "оправданным" суждением, всегда случайно формирующимся из цепочки критики и реакций. По Тевено⁸⁰, экономика правовых решений определяется возможностью ограничиться правовыми правилами. Во-первых, судебный спор всегда должен быть завершен (это первое отличие от неюридических диспутов). Во-вторых, он должен опираться (и в этом заключается его поверхностность) на строго очерченную совокупность правил, интерпретация или изменение которых подсудными невозможны. Это еще одно отличие правовых суждений от легитимных: последние могут опираться на оправдания, в которых становятся соизмеримыми действия и правила абсолютно разной природы. Более того, акторы могут задействовать различные системы оценки.

Однако эта гибкость сопряжена с постоянным риском пересмотра "справедливого" и возобновления испытаний справедливостью, итог которых всегда неокончателен. Напротив, когда по указанию права судебный спор завершается, его итогом становится не справедливость, выраженная субстанциально, а разрешение межличностного конфликта в результате процедуры, которая, (ре)конструируя социальную связь, определяет в ней место каждого⁸¹.

Рассмотренные черты права создают впечатление его если не самодостаточности, то автономности. Однако право не закрытая система. Эта "неполнота" проявляется на нескольких уровнях.

Во-первых, чистой процедурности не существует. В отличие от машин, и поскольку они не машины, выполняя любое правило, люди могут одновременно в соответствии со своими естественными склонностями придерживаться тех или иных нормативных принципов, общепринятых ценностных суждений.

⁷⁸ В том же ключе П. Ливе показывает: формализм права основан на том, что действия и высказывания (ёпопсё) воспринимаются лишь в случае их соответствия определенным решающим условиям - наличия или отсутствия свидетельства о браке, документировании того или иного действия и т.д. (Livet P. La communaute virtuelle: action et communication. Combas: Editions de l'Eclat, 1994).

⁷⁹ Danblon E. Rhetorique et rationalite: essai sur l'emergence de la critique et de la persuasion. Bruxelles: Editions de PUniversite de Bruxelles, 2002. P. 209. Найдутся оппоненты, которые назовут нашу позицию наивной, ссылаясь на социологов воспроизводства, в чьей трактовке доводы нужны лишь для рационального обоснования решения, уже сложившегося в соответствии с интересами доминантных групп. Однако еще наивнее считать, что не составит никакого труда юридически обосновать заранее определенное решение.

⁸⁰ Thevenot L. Jugements ordinaires et jugement de droit // Annales ESC. 1992. No 6. P. 1279 - 1299.

⁸¹ Latour B. La fabrique du droit: une ethnographie du Conseil d'Etat. P. 295 - 299.

Во-вторых, суд может столкнуться с трудными делами, когда ни одно правовое правило не в состоянии разрешить конфликт... правовых правил. Р. Дворкин⁸² пишет, что согласно наиболее адекватному анализу поведения судей в таких ситуациях они обращаются к квазиэтическим нерефлексивным "принципам". Уже по этой причине право нельзя сводить к системе правил.

Наконец, в-третьих, незавершенность права сопряжена с его созидательным потенциалом. Мы уже упоминали о существовании объектов и субъектов права. Это разделение производится исключительно внутри юридической системы⁸³. Оно не определяется внешними, "естественными" характеристиками объектов или субъектов. Созидательная способность права тесно связана с центральными понятиями программы ЭК, "общим миром" или "коллективом". Говоря конкретно, право способно наделять субъектов, не являющихся физическими лицами (главным образом это относится к обществам, результату общественного договора), статусом юридического лица. В результате коллективы, абстрактные единицы, с непреднамеренной иронией наделенные статусом "моральности"⁸⁴ (чтобы отличать их от лиц "физических"), анализируются не просто по аналогии с реальными индивидами, а как реальные индивиды⁸⁵.

Созидательная способность права составляет основу подхода ЭК к анализу современных экономических систем. В отличие от мейнстрима или неоинституционализма ЭК помещает в основание этих систем предприятие-общество, а не рынок, контракт или трансакции.

Анализ факторов открытости права приводит нас к выводу о серьезной методологической ошибке (кстати, выявленной Латуром⁸⁶): анализировать право как систему правил, внешнюю к объекту своего применения - "социальному телу". Такой подход до сих пор характерен для экономической науки. На самом деле право - это модус производства социального⁸⁷, способ представить совокупность общества с точки зрения правил⁸⁸. Более того, язык и деньги, два других матричных института ЭК, представляют собой другие мо-

⁸² Dworkin R. A Matter of Principle. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1985.

⁸³ Robe J. P. L'entreprise et le droit. P.: Presses Universitaires de France, 1999. P. 22.

⁸⁴ Personne morale - юридическое лицо. - Примеч. пер.

⁸⁵ Рипер делает акцент на этой имитации (Ripert G. Aspects juridiques du capitalisme moderne. P.: LGDJ, 1951. P. 73 - 90). См. также: Jeammaud A., Kirat T., Villeval M. C. Les regies juridiques, l'entreprise et son institutionnalisation // Revue internationale de droit economique. 1996. Vol. 10, No 1. P. 99 - 141.

⁸⁶ Latour B. La fabrique du droit: une ethnographie du Conseil d'Etat. P. 279 - 283.

⁸⁷ Ibid. P. 283. Поэтому бессмысленно представлять право и общество как замкнутые друг на друге.

⁸⁸ Таким образом, конвенционалистский анализ права дважды противоречит конвенциональному прочтению права, а именно - пониманию права как совокупности ограничений, соблюдаемых благодаря наличию общественных сил. С одной стороны, право - совокупность не ограничений, а слов, то есть язык, ресурс координации. С другой стороны, существование права не определяется наличием общественных сил, скорее общественные силы существуют благодаря праву, во всяком случае, эти понятия взаимозависимы. Историки утверждают, что "монополия законного насилия" неотделима от соблюдения правовых правил, что несомненно связано с их исторической укорененностью в религии (Boureau A. La loi du royaume. P.: Les Belles Lettres, 2001. P. 17).

дусы производства социального - с точки зрения соответственно товаров и слов⁸⁹.

Взятые вместе, эти три института составляют матрицу социального. Заметим, что классический образ государства-нации также определяется сочетанием этих трех институтов. Таким образом, мы подходим к вопросу о "политическом". Как в отсутствие центральной созидательной инстанции три способа производства социального создают нечто общее?

Новый парадокс политического. Ответить на этот вопрос нам поможет парадокс, описанный Рикером⁹⁰. Он задается вопросом: можно ли корректно описать политику на языке теории градов, в частности, с помощью гражданского града? Его ответ основан на двух традиционных формулировках парадокса политического и третьей его версии - парадоксе плюрализма.

Первый парадокс заключается в противоречии между двумя измерениями политики: областью разумного, рассудочного, логического, с одной стороны, и иррационального - с другой. Иррациональное в политике связано с остаточным насилием, сопутствующим функции принятия решений, или с законным насилием, находящимся в монополии органов государственной власти (Вебер). Задача демократического режима в данном случае состоит во внедрении эффективных противодействующих сил.

Второй парадокс основан на противоречии вертикального измерения власти (Вебер) и горизонтального - желания жить вместе (Арендт). Демократический режим должен определить эти измерения и обеспечить превосходство горизонтального.

Феномен плюрализма оправданий в модели градов приводит Рикера к новому вопросу, лежащему вне традиционных формулировок парадокса политического. Он напрямую связан с идеейгражданского града⁹¹.

Было бы неверно связывать основную задачу политической власти с проблемой распределения общественных благ. Не вызывает сомнений, что необходимо разделение властей, однако основная цель власти заключается в установлении связи между гражданами и, таким образом, находится вне области распределения. Будучи всеобъемлющим, гражданский град отличается от всех других. В то же время это град среди других градов. Основываясь на этой логической аномалии, Рикер формулирует третий парадокс политического:

⁸⁹ Здесь мы совершили инверсию тезиса Витгенштейна (1953) о невозможности индивидуального (prive) языка. Заинтересованный читатель может обратиться к работе Блура (Bloor D. Wittgenstein, Rules and Institutions. L.: Routledge, 1997), чтобы оценить, до какой степени теория институтов в рамках ЭК находит соответствие в творчестве этого философа из Кембриджа, большого друга Кейнса.

⁹⁰ Ricoeur P. La place du politique dans une conception pluraliste des principes de justice // Pluralisme et equite / J. Affichard, J.B. de Foucauld. P.: Editions Esprit, 1995. P. 71 - 84; Ricoeur P. Le juste. P.: Editions Esprit, 1995.

⁹¹ Гражданский град Болтански и Тевено выделяют на основе анализа "Общественного договора" Руссо; под ним понимается коллективное измерение социальной жизни, высшим принципом которого является достижение всеобщего блага (в отличие от защиты личных, семейных или корпоративных интересов). Институты представительной демократия являются если не одной из возможных, то, кажется, единственно существующей сегодня формой реализации "гражданского града". - Примеч. О. Кирчик.

гражданский град одновременно включает весь мир (englobante) и составляет его часть (englobee).

Задача современного демократического режима не вполне ясна: сегодня политика не знает, куда поместить себя, "объемлет" она или "объята". Возможно, в скором времени суверенитет перестанет быть главным политическим вопросом. Государства-нации трещат по швам: мы наблюдаем одновременное развитие региональной самобытности "снизу" и рост надгосударственных инстанций и мультинациональных корпораций "сверху".

Рикер подводит итог: политика "не сводится лишь к характеристикам разумности и безрассудства, доминирования и желания жить вместе. Это еще и сфера среди прочих и всеобъемлющая сфера, режим оправдания среди ему подобных и горизонт всех компромиссов, которые, на границе насилия и дискурса, обеспечивают общественный мир в масштабе государств-наций"⁹².

Можно ли разрешить этот парадокс? Рассмотрим четыре точки зрения⁹³. Тевено считает, что нельзя "свести деятельность французского государства к области гражданского порядка"⁹⁴. Например, в период реформ "Славного тридцатилетия" плановое государство скорее прилагало усилия для достижения гражданско-индустриального компромисса. Первое решение парадокса политического состоит в смягчении плюрализма путем предоставления привилегий одному или нескольким градам, но среди них не должно быть гражданского града.

Разрешая парадокс политического таким способом, мы делаем видимым его ядро: парадокс плюрализма. Либо компромисс двух или нескольких систем ценностей или логик оправдания основан только на процедурности, и тогда политика может проводиться лишь процедурным государством, либо государство может обогащать основной политический компромисс субстанциальным содержанием, но тогда это доказывало бы существование ценностей или оправданий помимо тех, вокруг которых складывается компромисс⁹⁵.

Ф. Эмар-Дюверне⁹⁶ предлагает особенно изящное решение. В области ценностей он, в отличие от Ролза, утверждает приоритет добра (bon) над справедливостью, однако сохраняет множественность логик

⁹² Ricoeur P. La place du politique dans une conception pluraliste des principes de justice. P. 83.

⁹³ Во всех четырех принимается предпосылка о предшествовании добра (bon) справедливости или, если угодно, невозможности построить чисто процедурную теорию справедливости. В этом вопросе ко всем четырем можно отнести критику Ролза Рикером (см.: Ricoeur P. Soi-meme comme un autre; Ricoeur P. Le juste).

⁹⁴ Thevenot L. L'action publique contre Pexclusion - dans des approches pluralistes du juste // Pluralisme et equite. P. 67.

⁹⁵ Например, множественность ценностей сама по себе может быть ценностью. В таком случае достаточно ли разделения государства и религии (laїcite) для создания теории политического? Это чрезвычайно спорно, тем более что некоторые условия могут привести к усугублению парадокса плюрализма. Дело в том, что чистый плюрализм невозможен, так как если все имеет ценность, то ничто не ценится. Здесь вспоминается аргумент Ч. Тейлора против "негативной" концепции свободы как исключительно свободы выбора. Выбирать интересно лишь в случае, если присутствуют более или менее интересные объекты выбора (см.: Spitz J. F. La liberte politique: essai de genealogie conceptuelle. P.: PUF, 1995. Ch. 3; Pelabay J. Charles Taylor, penseur de la pluralite. P.: L'Harmattan, 2001. Ch. 3).

⁹⁶ Eymard-Duvernay F. Principes de justice, chomage et exclusion; Eymard-Duvernay F. L'economie des conventions a-t-elle une theorie politique? // Theorie des conventions. P. 279 - 297.

оправдания. При этом вместо того чтобы отрицать существование "высшего" града, он создает более высокую область ("политическую"). В соответствии с расположением в координатах трех составляющих принципа справедливости Ролза - естественной свободы, либерального равенства, демократического равенства - общества в ней можно классифицировать по принципу убывания степени неравенства. В этом ряду общественных систем, в соответствии с принципом дифференциации Ролза, наибольшую выгоду получают общества, находящиеся в наименее благоприятном положении.

Таким образом, в связи с необходимостью управлять множеством ценностей мы вернулись к процедурности, но, проранжировав общества по степени неблагоприятности положения, выявили в процедурности то, что можно назвать метаценностью. Область такого анализа соответствует новому анализу макроэкономической безработицы и процессов исключения, где (не)равенство становится главной объясняющей переменной.

Р. Сале⁹⁷ предложил схему сообщества, которое изначально наделяет государство функцией управления институтами. Эта схема имеет две оригинальные характеристики: фундаментальная роль провалов координации и особое выделение "жизненных проектов" индивидов (термин заимствован у А. Сена). Эти полярные, по сути, понятия вместе способны объяснить функционирование институциональных механизмов публичного действия. Позволим себе изъять их из первоначального контекста, чтобы использовать в четвертом варианте решения парадокса политического.

К настоящему моменту мы определили, что язык, деньги и право являются тремя модусами производства социального, но не рассмотрели общую структуру этого механизма. Политика начинается с коллективного осознания противоречия между необходимостью и невозможностью контролировать совокупную систему производства социального⁹⁸. Вполне возможно, что в результате внутри трех институтов формируются механизмы, направленные на устранение сбоев координации. Наделение органов публичной власти статусом юридического лица выступает одним из таких механизмов, пожалуй наиболее действенным. В результате политика становится обязанностью специальных организаций, снабженных предписанными им юридически инструментами действия.

В итоге они сталкиваются с опасным выбором: либо учитывать общественную точку зрения, признавая невозможность абсолютного господства (демократический взгляд⁹⁹), либо игнорировать общество, ограничить его возможность вмешиваться в самое себя и установить режим произвола (тоталитаризм¹⁰⁰). Именно поэтому о политике судят по

⁹⁷ Salais R. Le travail a l'epreuve de ses produits; Salais R. Action publique et conventions: etat des lieux.

⁹⁸ Сбои координации (в которые Сале включает конфликты воспроизводства) - простейшая иллюстрация этого противоречия.

⁹⁹ См. работы Лефора, особенно обобщение в предисловии к: Lefort C. Les formes de Phistoire: essais d'anthropologie politique. P.: Gallimard, 1978.

¹⁰⁰ "Создаваемые тоталитарными режимами лагеря концентрации и уничтожения служат лабораториями, где проверяется и подтверждается фундаментальное убеждение тоталитаризма в том, что возможно все" (Arendt H. Les origines du totalitarisme. P.: Gallimard, 2002. P. 782; рус перев.: Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М.: ЦентрКом, 1996. С. 568).

качеству институциональных механизмов, регулирующих отношения физических лиц с юридическими¹⁰¹. Существует, впрочем, опасность, что речь идет не более чем о словах. Отсюда постоянное снижение демократических требований с помощью критического анализа всех типов связей между физическими и юридическими лицами, в том числе отношений между юридическими лицами разных типов¹⁰².

Единственная функция государства - контроль политики, а находящиеся в его ведении институты отвечают за устранение провалов координации (или разрешение конфликтов воспроизводства). Институты осуществляют надзор над физическими и юридическими лицами, жизненные проекты и организационная эффективность которых должны способствовать созданию общего мира из множественности¹⁰³.

Перевод с французского А. Гринкевич

¹⁰¹ "Тоталитаризм стремится не к деспотическому господству над людьми, а к установлению такой системы, в которой люди совершенно не нужны" (Arendt H. Op. cit. P. 808; рус. пер.: Арендт Х. Указ. соч. С. 592). Всеобщее избирательное право считается элементарной характеристикой демократии, поскольку его механизм наиболее красноречиво свидетельствует: решающее слово должно оставаться за физическими лицами. В этом смысле, поскольку ЭК принимает юридическую (morale) концепцию демократии, основанную на признании, что моральные существа - физические лица, живут в мире, сложившемся под действием аморальных существ - юридических (morales) лиц, речь здесь идет о политической концепции экономики.

¹⁰² Эти соображения могут показаться не экономическими, поэтому, чтобы убедить читателя в их практическом экономическом значении, приведем два примера: обсуждение экономистами вопроса управления предприятием может быть сведено к уровню самого предприятия лишь в случае, если учтен тот факт, что само по себе оно не юридическое лицо, а только объединение капиталов (см.: Robe J. P. L'entreprise et le droit и Reberioux A. Gouvernance d'entreprise et theorie de la firme. P.: Universite Paris X, 2002); экономическая дискуссия о децентрализации и/ или принципе субсидиарности, если рассматривать ее с точки зрения провалов координации/ воспроизводства в рамках общей проблемы отношений между физическими и юридическими лицами, в конечном итоге сводится целиком к проблеме стимулирования.

¹⁰³ Здесь измеряется бремя поддержания условия плюрализма - условия, необходимого для существования истинно гуманного сообщества, способного отказаться от переоценки общего в общем мире. Вспомним антигоббсовскую теорию Э. Левинаса о происхождении правового государства (см.: Rey J. F. Levinas: le passeur de justice. Collection Le Bien Commun. P.: Michalon, 1997; Abensour M. L'Etat de la justice // Magazine litteraire: Emmanuel Levinas. 2003. Avril. P. 54 - 57), а также этимологическую работу Р. Эспозито об "общем", которое успешно включает условие множественности (Esposito R. Communitas: origine et destin de la communaute. P.: PUF, 2000).

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - К. БЕССИ, О. ФАВРО:

Комментарии: