1. Незатратная природа творчества

Понятие "информация" в определённом смысле противостоит понятию "материя", хоть и неразрывно с ним связано. Два одинаковых автомобиля это всё-таки два автомобиля. А две информации об одинаковых автомобилях - это, по сути, одна информация. Вы можете рассказать кому-то анекдот, другой человек будет им владеть, но сами вы от этого его не лишитесь. Количество информации не зависит от количества ее экземпляров. Однако второй раз рассказать свой анекдот с тем же успехом тому же человеку вам уже не удастся. Информативность всем известной информации равна нулю. Но если количество информации не зависит от количества её экземпляров, то количество порядка, присущего материи, находится в прямой зависимости от количества экземпляров этого порядка. В чем, собственно, и заключается принципиальная разница между материализованной информацией и упорядоченной материей. Поэтому, кстати, две машины всё-таки лучше, чем одна.

С другой стороны, на качество собственно информации никак не влияет качество её материального носителя. Можно написать какую-нибудь пушкинскую строку золотом по мрамору, а можно пальцем на песке, и она от этого не станет менее гениальной. Можно смешать песок; строка исчезнет, а песок останется. Его не будет ни меньше, ни больше. Но информативно он станет, конечно, беднее. На информацию явно не распространяются законы сохранения материи. Информация об устройстве автомобиле, если она в нём материализована, может вместе с ним ездить по дорогам. А может лежать на полке в виде чертежей этого автомобиля. Или находиться в чьей-то голове в виде, например, идеи двигателя внутреннего сгорания. И это всё будет одна и та же информация. В общем,

информация - это не материя, хотя в нашем материальном мире она и нуждается в каком-то материальном носителе, и поэтому она всегда должна принимать какую-то материальную форму.

Упорядоченность материи - это и есть материальная форма информации.

Устройство мира во всём его многообразии представляет собой совокупность объективно присущей действительности информации. Поскольку человек не способен познать её всю, даже в ничтожно малой части материи (абсолютная истина недостижима), можно сказать, что объективная информация познаваема только частично. Поэтому измерить количество информации, присущей какому-то объекту в её объективной форме, невозможно в принципе. Но если рассматривать не всю заключенную в объекте информацию, а только ту, которой определяются самые характерные его свойства, т. е. ту, которая с нашей человеческой точки зрения составляет его идею, то эта информация, разумеется, конечна, и она вполне может быть измерена количественно.

Присутствие в мире сознания делает возможным существование информации не в одной, а в трёх формах, в трёх, так сказать, ипостасях. После того как процесс познания информации завершён, она возникает в сознании человека в субъективной форме. К ней относятся любые наши представления о действительности. Но прежде чем информация возникнет в субъективной форме (или фазе), должен произойти процесс познания, т. е. информация должна пройти ещё и стадию перехода из объективной фазы в субъективную. Это ещё одна, переходная фазасуществования информации.

До познания новой информации человек стоит перед некоторой неопределённостью, связанной с дефицитом этой информации. При познании случайных событий величина неопределённости равна количеству тех вариантов случайных событий, по которым может развиваться ситуация объективно, сама по себе, т. е. от степени неопределённости, объективно присущей данной ситуации. Например, степень неопределённости падающего игрального кубика равна шести - у кубика шесть граней, а подброшенной монеты - двум. Человек, перед тем как бросить кубик, находится в состоянии неопределённости равной шести, а в случае с монетой - равной двум. Но такую неопределённость, свойственную непосредственно самим событиям, можно снять только практически, после совершения самого события. Только подбросив кубик, можно узнать какой стороной вверх он упадёт. А неопределенность уже упавшего кубика, строго говоря, равна даже не единице, а вообще нулю. Потому что

он уже упал, и в этой ситуации даже одно событие и то невозможно. Также, впрочем, как и во всякой ситуации, в которой энтропия достигла своего максимума. Поэтому объективная неопределенность абсолютного хаоса всегда равна нулю.

Если же одну из сторон игрального кубика сделать намного тяжелее, чем остальные, то объективная неопределённость, присущая ситуации с таким кубиком, уменьшится до единицы. Ее неопределённость будет снята заранее, ещё до опыта, кубик получит в своей структуре дополнительную упорядоченность, получит объективно ему присущую дополнительную информацию. И теоретически он сможет падать только одной стороной вверх. Выпадение более тяжелой стороны будет уже не случайным событием, а закономерным.

Тот, кто не знает о том, какая из сторон кубика стала тяжелее, будет всё равно пребывать в состоянии неопределённости, равной шести, как будто он имеет дело со случайным процессом. Но эта неопределённость будет присуща уже не ситуации с кубиком, а тому, кто в ней находится - познающему субъекту. Потому что он будет предполагать, что ситуация может закончиться одним из шести равновероятных событий. И тогда информация, материализованная в кубике, будет объективно присуща кубику, а неопределённость, равная шести, станет уже не объективной, а субъективной - присущей познающему субъекту. Таким образом, субъективная неопределённость, незнание объективной информации, это недостаток информации в субъективной форме. Её степень определяется количеством возможных с точки зрения познающего субъекта вариантов событий. Намеренное познание объективно присущей миру информации (его упорядоченности) возможно только тогда, когда степень субъективной неопределённости выше, чем степень объективной неопределенности, присущей познаваемом объекту или ситуации в целом.

Ещё не познанная информация, если мы знаем о ней только то, что она существует, т. е. если мы осознаем свое незнание, воспринимается нами как осознанная субъективная неопределённость. Осознание собственной, субъективной неопределённости, как правило, является главным условием успешности процесса познания. Именно оно дает возможность правильно поставить вопрос. А правильно поставленный вопрос - это уже почти ответ. Пока субъективная неопределённость не оказалась снята, игрок (вернёмся к примеру с кубиком) не знает, какая из сторон стала тяжелее, и вероятность, с которой он отгадывает стороны играль-

ного кубика, ничуть не меняется. Только когда он узнает, какая из сторон стала тяжелее, субъективная неопределённость, присущая самому игроку и равная шести, будет им снята. Она так же, как и объективная неопределённость игрального кубика, уменьшится до единицы, процесс познания закономерности (или объективных свойств предмета) будет завершен, игрок получит информацию об истинном устройстве кубика, и тогда он сможет предсказывать, как упадёт кубик, сколько угодно раз и со 100%-й вероятностью. А познать возникшее новое свойство кубика можно двумя способами. Первый - практический - называется методом "научного тыка". Он основан на случайном практическом переборе всех возможных событий и связан с большим количеством проб и пропорциональных им энергетических затрат. Второй - теоретический - путём изучения физических свойств кубика. Это путь незатратного познания информации. Поэтому он позволяет получать тот же результат, значительно экономя время и силы.

Субъективная неопределённость, обусловленная незнанием объективно присущей объекту или системе объектов информации, может быть снята один раз, а пользоваться полученной информацией можно сколько угодно раз, потому что эта информация объективна, она существует всегда. В этом, собственно, и состоит суть процесса познания. Снятие объективной неопределённости, присущей не объектам, а неопределенным ситуациям, создаёт одноразовую информацию. Дважды её использовать невозможно, она отражает не свойства предметов, а всего лишь неопределенность ситуации и среднестатистическую вероятность.

Из всего вышеизложенного следует, что всякая информация: и материальная (объективная), и идеальная (субъективная) в конечном счете создается только из неопределённых ситуаций. Снятие объективной неопределенности, присущей случайным событиям, создает одноразовую информацию, возникающую по воле случая. Снятие субъективной неопределённости, лежащей в основе преднамеренных поступков, приводит к возникновению знания - нематериальной информации в субъективной форме. Таким образом, неопределенность присуща не только миру элементарных частиц, но и всем нам хорошо знакомому макромиру и субъективной сфере живых существ. В свою очередь, преднамеренная материализация знания, т. е. материализация снятой субъективной неопределенности, приводит к возникновению порядка - объективно существующей, материализованной информации. При этом, если для объективного мира свойственно движение от

порядка (негоэнтропии) к хаосу (энтропии), то для субъективной сферы, для внутреннего мира всякого живого существа, и в первую очередь для человека, вопреки выводам второго начала термодинамики характерна обратная тенденция от энтропии к негоэнтропии, от хаоса к порядку. Природа этой способности духовной сферы к самоусложнению, самоорганизации и саморазвитию, а точнее, к созданию новой информации неизвестна, и можно только предполагать, что, раз она противоречит основным законам материального мира, значит, она по своей природе нематериальна. Это только лишний раз подтверждает, что информация - явление действительно нематериальное. Именно во время этого перехода от хаоса к порядку, от неопределенности к определенности информация и находится в переходной фазе.

Если объективно неопределённые ситуации приводят к недостаточно причинно обусловленным событиям, то субъективная неопределённость, если ее снять так и не удается, вынуждает совершать недостаточно причинно обусловленные, т. е. пусть частично, но все-таки случайные, а значит, рискованные поступки. Состояние субъективной неопределённости - явление вполне реальное. Примером ему может служить то состояние, в котором, очевидно, пребывал знаменитый Буриданов осёл, когда он умирал от голода между двумя абсолютно одинаковыми стогами сена. Ситуация была настолько равновероятной, что он никак не мог выбрать, к какому из стогов подойти. Ему не хватало информации, чтобы сделать выбор, а на случайный, недетерминированный поступок он, как и положено ортодоксальному детерминисту, был не способен в принципе. И тогда он потерял всякую способность к совершению поступков вообще.

Если субъективная неопределённость - это следствие дефицита знания, дефицита информации в субъективной форме, приводящего к недостаточно детерминированным, рискованным действиям, то объективная неопределённость, недостаточная объективная причинная обусловленность - это следствие дефицита упорядоченности или дефицита материализованной информации в объективной форме, приводящее к недостаточно детерминированным событиям. Отсюда вывод: всякая неопределённость, всякое отсутствие причинной обусловленности - это следствие дефицита информации.

Если бы мир действительно был так строго детерминирован, как это утверждает закон причинности, в нём никогда не произошло бы ни одного случайного и ни одного преднамеренного события.

И создание новой информации было бы невозможно в принципе потому, что в мире, где всё только закономерно, не может возникнуть ничего нового. Именно отсутствие в нём строгой причинной обусловленности событий и порождает ту свободу от причин (в том числе и в сфере формирования намерения), которая создаёт возможность для появления новой информации.

Намерение создаёт информацию через снятие субъективной неопределённости. Но с увеличением знания увеличиваются не только возможности познающего субъекта, увеличивается и его граница с непознанным, т. е. его собственная субъективная неопределённость. Так, познание новых свойств окружающего мира создаёт ту новую субъективную неопределённость, из которой потом может возникнуть ещё более новая информация. А такое высокоразвитое сознание, как человеческое, способно на ещё более сложный процесс. Оно способно создавать и снимать субъективную неопределённость, вообще не имеющую никакого отношения к действительности. И тогда происходит не познание, а создание принципиально новой информации. Так возникает процесс художественного творчества, главной целью которого является создание не существующего в мире этического и эстетического идеала. Впрочем, поскольку научные истины лишь частично соответствуют действительности (абсолютное знание недостижимо), следует признать, что научное познание также является созданием информации, в какой-то своей части не имеющей аналога в действительности. Общепризнано, что любые, в том числе и математические модели должны обладать определённой степенью грубости, иначе они вообще ничего не смогут описывать. Поэтому можно сказать, что процесс научного познания мира имеет что-то общее с художественным творчеством.

Объективная неопределённость определяется количеством возможных в данной ситуации событий, и поэтому она обратно пропорциональна вероятности этих событий. Но количество информации, полученной в ситуации, в которой возможно только одно событие, т. е. в ситуации с неопределённостью, равной единице, должно быть равно нулю. Исходя из этой логики, американский учёный К. Шеннон предположил, что между снятой неопределённостью и полученной информацией существует не прямая, а логарифмическая зависимость. И тогда для равновероятных событий он предложил довольно простую формулу:

I = log₂ n,

где I - количество информации, а n - неопределённость. Если

логарифм берётся по основанию два, то количество информации получается в битах.

Логарифм единицы по любому основанию равен нулю. Значит, если неопределённость ситуации равна единице, то она вообще не способна создать никакой информации.

Предположим, нам надо угадать одно из восьми задуманных чисел. Неопределённость равна 8. Если мы назвали четыре числа и не угадали, нам становится ясно, что задумано одно из оставшихся четырёх чисел. Значит, за четыре попытки мы сняли неопределённость, равную четырём, и получили два бита информации. (2 в степени 2 = 4). Если же мы сразу угадали задуманное число, мы за одну попытку сняли неопределённость, равную восьми, и получили сразу три бита информации (2 в степени 3 = 8).Из приведённого примера следует несколько важных выводов.

1. Не отгадав ни одного числа, мы всё-таки получили два бита информации. Но это произошло не потому, что мы предлагали неправильные ответы, а потому что получали правильные. Если мы называли наугад числа от одного до четырёх, то получали в ответ следующее: задуманное число не является единицей, двойкой, тройкой и четвёркой. Вот так конкретно выглядит порождённая случайным событием информация в два бита, т. е. называли мы числа случайно, а ответы получали совсем не случайные. Если бы мы не получали правильные ответы, мы не получили бы вообще никакой информации. Ответы, которые собственно и являются информацией, были получены нами в результате проверки на практике правильности наших случайных предположений. Эти ответы и есть результат действия обратной связи. Значит, случайно информация возникает только при наличии обратной связи с окружающей средой.

2. Случайно новая информация возникает только из объективно неопределённой ситуации. Но и новое знание об объективно вполне определенной ситуации возникает только тогда, когда исходных данных недостаточно для того, чтобы ответ вытекал строго логически из первоначальных условий. Если школьник решает арифметическую задачу, заранее зная, как решаются задачи подобного типа, то его личная субъективная неопределённость равна единице. Исходя из формулы Шеннона, получив ответ, он не должен получить никакой новой информации. Она и так, ещё до решения была однозначно заложена в условиях. Его умственный труд не являлся творческим, с ним легко справился бы любой компьютер. Если, конечно, в этот компьютер был заложен алгоритм решения таких задач. Если же

школьник столкнулся с подобной задачей впервые или он ещё не определил, к какому типу задач она относится, он пребывает в состоянии неопределённости, связанном не с поиском ответа, а с поиском способа (алгоритма) решения. Налицо не однозначная, а многозначная неопределённость. Тогда новая информация будет заключаться не в ответе, а в найденном алгоритме. Вывод: закономерные события не способны породить новую информацию, потому что она, пусть в скрытом виде, потенциально, но всё-таки присутствует в тех условиях, которые однозначно ведут к её проявлению в действительности. Следовательно, информацию способны породить только случайности и преднамеренности. Но случайности значительно быстрее её разрушают, чем порождают. Таким образом, на роль создателя информации годится только живое намерение. 3. Количество полученной информации не связано напрямую с тратой рабочей силы, как это происходит в сфере производства материальных вещей. Там, чем больше потрудился, тем больше и произвёл. Здесь же, произведя одну попытку, можно отгадать и получить больше информации (в приведённом примере - 3 бита). Или за четыре попытки не отгадать и получить меньше информации (2 бита). Количество полученной информации не зависит напрямую от потраченных усилий. Если количество решаемых задач достаточно велико (а в жизни, кстати, только так и бывает, количество людей, которые занимаются этим ежедневно, исчисляется миллиардами), то попыток снятия различных неопределённостей очень и очень много. И тогда вступает в силу закон больших чисел. Некоторым очень сильно везёт, кому-то вообще не везёт почти всегда. Но возникает среднестатистическая закономерность, и в масштабах человечества на везение рассчитывать не приходится. Количество полученной информации в среднем оказывается пропорционально количеству предпринятых попыток. Случайности проявляются только на практике, они не поддаются прогнозированию, поэтому, создаваемая ими информация может быть получена только методом "научного тыка". Когда мы имеем дело с неопределенными ситуациями, этот метод просто незаменим. При изучении закономерностей он также применим, но при его применении количество полученной информации напрямую зависит от количества потраченных усилий. Представьте себе, сколько раз надо случайно переставлять различные слова, чтобы получить таким образом хоть одно осмысленное четверостишие! Если же количество попыток снятия неопределённости оказывается в среднем меньше, чем присущая исследователю в данной ситуации субъективная степень неопределённости, то

здесь мы имеем дело не со случайным отгадыванием истины, а с творческим процессом создания информации.

Создание информации это, безусловно, событие. Но если случайно информация возникает только в результате взаимодействия каких-то объектов, например, игрального кубика и стопа, то преднамеренно информация может быть создана ещё до или даже вообще без взаимодействия объектов. Это явно указывает на принципиальное отличие процессов, происходящих в человеческом сознании, от процессов, происходящих в материальном мире. Взаимодействие материальных объектов требует вполне определенных энергетических затрат. Намеренное же создание нематериальной информации, не нуждаясь во взаимодействии материальных объектов, не нуждается и в энергетических затратах непосредственно на сам процесс рождения мысли.

И действительно, практика показывает, что творческий процесс создания информации очень опосредствовано зависит от траты физической энергии. Помните, как описывал сочинение стихов А. С. Пушкин? "Минута, и стихи свободно потекли". Но на практике, конечно, всё не так просто. Даже гению часто бывает необходим процесс предварительного изучения объекта исследования. И всё-таки, если бы композитор искал гениальные мелодии среди случайно возникшего набора нот, ему пришлось бы слишком долго ждать, когда ноты сами сложатся в прекрасную музыку. На самом деле такая музыка, как правило, возникает у него в воображении сразу и без труда. Или возьмём, к примеру, творчество шахматиста. Компьютеру, прежде чем сделать правильный ход, требуется перебрать миллионы различных вариантов, взятых абсолютно случайно. Талантливый шахматист находит то же или даже лучшее решение, просмотрев всего несколько ходов. Так процесс творческого создания информации экономит трату рабочей силы, делает труд более лёгким. Это оказывается возможным, потому что сам по себе процесс перехода информации из объективной фазы в субъективную по сути своей вообще не требует никаких энергетических затрат.

Конечно, в некоторых случаях как для отдельных людей, так и для человечества в целом информация может пребывать в переходной фазе годы и даже столетия. Но в принципе это касается только процесса усвоения чужой информации. Пример тому - многие великие произведения искусства, которые по достоинству смогли оценить только будущие поколения. В сознании же талантливого автора информация появляется мгновенно. Обычно это бывает

единичная мысль, но у величайших гениев человечества это может быть и научное открытие, и целое художественное произведение. В воображении Моцарта новая симфония возникала в одно мгновение. Причём с точностью до последнего звука. И только её запись на нотной бумаге, как и всякая трата рабочей силы, требовала и времени и значительных трудовых затрат. Также, по свидетельству Жорж Санд, сочинял свои ноктюрны Шопен. Конечно, подготовка сознания к рождению в нём новой информации требует, как правило, титанических усилий. К ним относится и обучение, и воспитание, т. е. восприятие чужой информации. Бывает так, что и всей жизни не хватает, чтобы в сознании родилось хоть что-то принципиально новое. Обучаются музыке миллионы, а сочиняют единицы.

Общеизвестно, что некоторые научные открытия совершались во сне, когда их авторы спали и, конечно, никакой рабочей силы не тратили. Менделеев увидел во сне периодический закон элементов, Мендель - законы наследственности. А Бутлеров увидел сон про змею, кусающую себя за хвост, и понял, что именно так в виде кольца и должна выглядеть молекула бензола. Недавние исследования американского учёного Б. Хэлтфилда показали, что во время максимальной интеллектуальной отдачи в мозгу человека происходит всплеск Альфа-волн, свидетельствующих о погружении его в частичный сон. Луи Пастер главные свои открытия совершил после того, как перенес инсульт, и часть его мозга была парализована. Известны случаи, когда после полученного удара молнии у людей открывались экстрасенсорные способности. Именно так стала ясновидящей всеми признанная болгарская прорицательница Ванга. Похоже, работа мозга не столько помогает, сколько мешает творческой деятельности - производству информации. Этими помехами, наверно, и объясняется происхождение так называемых "мук творчества". Научитесь грезить наяву, и вы избавитесь от творческих мук, а вся информация, которую вы только способны создать, сама без всяких усилий появится в вашем сознании. Может, не случайно слова "сознание" и "создание" отличаются друг от друга всего одной буквой.

Рождение мысли без затрат энергии возможно ещё и потому, что она возникает в сознании человека ещё не облечённая в слова. В такой новорожденной мысли информация существует в виде некоего идеального бессловесного и лишенного материальной формы образа. Только после этого начинается энергоёмкий процесс её материализации, т. е. процесс обретения ею первичной материаль-

ной формы. В большинстве случаев он сводится к вербализации или, проще говоря, к формулированию, главная трудность которого часто заключается не только в подборе нужных слов, но и в мучительных попытках освободить мысль от шелухи ненужных, лишних слов. Официальная наука, основанная на материализме, естественно, отрицает возможность существования мысли вне словесной оболочки.

Конечно, развитие мышления без развития языка невозможно. Как и развитие языка без развития мышления. Что здесь первично, что вторично? Что причина, что следствие? Очень похоже на вечную загадку о курице и яйце. Они ведь тоже, можно сказать, развиваются друг из друга. Разумеется, чем больше у человека словарный запас, тем глубже его мысль способна проникать в природу вещей и явлений. Но не надо путать развитие мышления и само мышление. Это совершенно разные процессы. Как бы ни было важно слово, оно всё-таки является лишь названием понятия. Сначала возникает понятие и только потом его название. Понятие первично. И не только на стадии своего становления, своего рождения, но и тогда, когда мы пользуемся всем давно известными понятиями. Если мы вспоминаем, например, о доме, мы не произносим про себя слово "дом". У нас просто возникает его воображаемый образ.

Когда человек сам рождает новую мысль, она просто не может возникнуть уже облечённая в слова. Потому что для словесного выражения любой законченной мысли, как правило, нужен целый набор слов, образующих хотя бы одну фразу. И при этом нужно, чтобы слова стояли в таком порядке, в котором данный человек их ни разу в жизни не воспринимал. Процесс возникновения в сознании фразы, состоящей из нескольких слов, естественно, растянут во времени. И каждое слово фразы, естественно, определяется содержанием всей мысли в целом. Человеку, чтобы понять, каким должно быть хотя бы первое слово новой фразы, совершенно необходимо иметь какое-то представление обо всей мысли в целом, ещё до её возникновения в виде законченного предложения. Иначе будет просто не ясно, с какого слова эта фраза начинается. Значит, новорождённая информация должна возникать в сознании человека во всех своих частях одновременно и мгновенно. А фраза одновременно и мгновенно возникать не может. Значит, такое рождение мысли возможно только вне слов. Поэтому каждая новая мысль с момента своего рождения и до своей вербализации существует в нашем сознании, как едва ощутимый смысл будущей фразы. И воспринимается она нами как едва уловимый образ этого смысла.

Иначе сам процесс формулирования, вербализации был бы просто невозможен. Если же человек воспринимает чужую мысль, то изначально она, конечно, приходит к нему в виде слов и только потом осознаётся как мысль. Или не осознается. Или осознается, но не полностью. Словесное восприятие мысли просто на слух и её познание это совсем не одно и то же. Осознание смысла фразы - это движение от слов к мысли, освобожденной от словесной оболочки.

Первичность мысли по отношению к языку подтверждается ещё и тем, что бытовая словесная форма часто оказывается не способной выразить мысль достаточно точно. И тогда возникает необходимость в поэзии, литературе и художественном творчестве. А разные виды изобразительного искусства убедительно показывают, как мысль может существовать, вообще обходясь без всяких слов. Более того, удивительная внутренняя логичность некоторых сновидений позволяет допустить существование мыслительной деятельности не только без слов, но даже и вне человеческого сознания. Апокалипсис Иоанна-богослова, картины Сальвадора Дали, катрены Нострадамуса - это же всё типичные сны, воспроизведённые на холсте, пергаменте или бумаге.

Ещё Фауст у Гёте, переводя первую фразу из Евангелия от Иоанна, решил, что всё-таки "В начале мысль была", а не слово. А затем, "при размышленьи зрелом", он пришел к выводу, что ещё раньше мысли "в начале было дело", очевидно, подразумевая под словом "дело" некое божественное намерение. А уж само дело или, точнее, намерение, с которого, очевидно, и начинается рождение мысли, в словесной оболочке точно не нуждается.

Все эти, лишённые материальной формы невербализованные мысли даны нам не в ощущениях, как материя, а в понимании как информация. В нашем, всем нам хорошо знакомом пространственно-временном континууме ничто не может существовать вне времени и вне материальной формы. Материалисты в этом отношении всё-таки, наверно, правы. Значит, информация, мгновенно возникающая во внесловесном, лишенном материальной формы, состоянии, должна существовать в каком-то ином, обладающем иными свойствами нематериальном пространстве. Но раз мы способны каким-то способом воспринимать эту дословесную информацию, значит, между нашим пространством и тем пространством, в котором способны существовать нематериальные информационные объекты, должны быть какие-то общие точки соприкосновения. Если же у нас в сознании, подсознании или где-то ещё глубже есть такое место,

в котором информация не только рождается "эвристически", т. е. мгновенно, но ещё и существует там вне материальной формы, значит, это место находится как минимум на границе нашего материального пространства-времени и какого-то другого пространства, обладающего какими-то нематериальными свойствами. Именно этими свойствами, кстати, как показывает математический анализ, обладало то пространство, которое существовало ещё до возникновения Вселенной. Если оно действительно когда-то было, оно должно существовать и до сих пор, ведь развитие Вселенной не закончилось. Мы в силу ограниченности наших способностей, конечно, едва касаемся его самым краешком нашего сознания, но похоже на то, что это пространство, в котором рождаются мысли, и есть наш общий дом с творцом Вселенной.

Это общее с ним нематериальное пространство даёт нам возможность, пусть очень недолго, но всё-таки непосредственно воспринимать, что такое лишенная материальной формы информация без слов, что такое нематериальный объект. Если кому-то вдруг удаётся хотя бы во сне шагнуть в собственном сознании в это пространство, он обретает возможность получать ответы на любые вопросы. Но чтобы наяву погрузиться в мир невербализованных мыслей и научиться оперировать ими, не прибегая к помощи слов, надо как минимум отрешиться от знания этих слов. Надо буквально забыть родной язык и научиться думать без слов. Тогда доступ к информации будет ограничен только способностью осознания этих вопросов и возможностью понимания ответов. Именно так некоторые люди превращаются в прорицателей, ясновидящих и пророков, становятся великими деятелями науки, искусства или бизнеса.

Художественное творчество не копирует объективно существующую информацию окружающего мира, а создаёт свою оригинальную информацию. Художественное творчество не изучает действительность, этим занимается наука. Его же миссия в некотором смысле выше; оно создаёт свою нигде ранее не существовавшую действительность. Если бы Ньютон не открыл свои три закона физики, их открыли бы другие. И довольно скоро. А поэму "Евгении Онегин" кроме Пушкина не сочинил бы никто и никогда. Таким образом, содержание художественного творчества представляет собой отдельную, четвёртую форму существования информации. Но не только искусство создаёт принципиально новую информацию. По этому признаку именно к художественному творчеству относятся многие направления развития прикладной науки и техники. Например, в естественной природе нет и не может быть домов, машин,

сотовых телефонов и многих других достижений современной цивилизации. Поэтому все они в той степени, конечно, в которой они соответствуют идеалам красоты, являются достижениями не только науки и техники, но и искусства.

Возникновение в результате деятельности человека такого нематериального явления, как информация, на самом первом, ещё довербальном этапе является процессом мгновенным, а, значит, в принципе незатратным. На него не может расходоваться и в идеале действительно не расходуется никакой энергии. Только процесс формализации, т. е. как минимум формулирования уже возникшей мысли требует определённых энергетических затрат. Если же рождённая таким образом мысль оказывается полезной не только её создателю, но и другим людям, весь процесс её создания можно назвать трудом в самом полном, социальном смысле этого слова. А один расход энергии человеческого организма это ещё не труд. Это всего лишь трата рабочей силы. Но рабочая сила в лучшем случае только материализует, придаёт материальную форму или, что в принципе одно и то же, тиражирует уже созданную однажды информацию. Можно сказать, что незатратное создание информации вне материальной формы это собственно и есть творчество в чистом виде, а её тиражирование, пусть даже и в одном экземпляре, связанное с тратой рабочей силы, это и есть труд. Не получившая свою материальную форму мысль не может быть передана другим людям. Поэтому она всегда требует от творца физических усилий для её материального воплощения. Чистое творчество, соединяясь в одном человеческом организме с тратой рабочей силы, рождает творческий труд. Писатель оттачивает на бумаге формулировки в своих произведениях. Футболисты на поле, прилагая неимоверные физические усилия, мгновенно воплощают в своей игре довольно сложные комбинации, в каждой из которых в той или иной степени обязательно присутствует элемент новизны, или другими словами, информация, но информация, кстати, вообще никак не облечённая в слова. Художники и музыканты выражают свои мысли движениями рук. А труд наборщика в типографии, наоборот, никак от ценности набираемого текста не зависит. Его квалификация (информативное начало его труда) имеет отношение к скорости набора, а не к содержанию набираемого текста. Вообще, как правило, в современном мире с его крайней степенью специализации материализованное создание информации и ее дальнейшее тиражирование - воплощение её в товаре - это два совершенно разных процесса.

Итак, труд бывает очень разным. В одних случаях в чистом

виде это даже не труд, а лишь трата рабочей силы. Её количество строго пропорционально энергетическим затратам организма и количеству произведённых экземпляров товара. В других он соединён с информационными, творческими процессами, и тогда на производство одного экземпляра может уйти целая жизнь, как, например, у Леонардо да Винчи, который действительно всю жизнь работал над портретом Джоконды, или, наоборот, какие-то мгновения, как, например, у Моцарта на создание самой его прекрасной симфонии N 40 соль-минор. А есть и ещё один очень специфический вид труда: по производству и воспроизводству рабочей силы. Она ведь тоже является товаром и может производиться, воспроизводиться и продаваться, как и любой другой товар. Разные виды труда бывают или слиты воедино ещё на стадии производства или, наоборот, распределены между его участниками. Естественно, возникает вопрос: как измерять все эти разные виды труда, чтобы после продажи коллективно произведенного товара каждый мог получать только за ту его часть, которую он создал сам своим трудом, без всякой примеси чужого? Без этого ведь невозможно справедливое распределение. А всем нам, точнее, большинству населения обязательно надо, чтобы каждый жил только за счёт своих собственных действий. Лишь тогда никто никого не будет грабить, производительность труда достигнет своего максимума, инфляция снизится почти до нуля и для всех наконец-то появятся равные возможности стать богатыми и здоровыми.

2. Двойственная природа труда и стоимости

В принципе человеческий труд как процесс материализации общественно значимой информации является цепью преднамеренных поступков или, в более общей формулировке, преднамеренных событий. Преднамеренные события возникают, как мы выяснили выше, вследствие взаимодействия объектов, между которыми устанавливается особая информационная связь. Эта связь несет в себе информацию о целях и средствах труда и об определенных информационных изменениях, которые должны произойти с этими объектами после того, как между ними закончится процесс взаимодействия. Само взаимодействие объектов, приводящее в процессе труда к их изменению, как завершающая стадия преднамеренного события явление, безусловно, материальное, физическое и, следовательно, затратное. Оно так и называется - трата рабо-

чей силы. А вот первая стадия процесса труда является начальной стадией преднамеренного события, и она заключается в создании информационного содержания преднамеренной траты рабочей силы. Поскольку ее суть заключается в процессе рождения нематериальной информации, она в отличие от траты рабочей силы в энергетических затратах не нуждается.

Таким образом, мы видим, что труд обладает двойной природой. Затратной и незатратной. Физической и информационной. С одной стороны, он является нетворческой тратой человеческой энергии (рабочей силы), а с другой стороны, в нем присутствует процесс незатратного творческого создания информации. Труд только тогда действительно труд в полном, общественном смысле этого слова, когда он создает товар - вещь, полезную для других людей и предназначенную для обмена (продажи). Без рабочей силы созданная информация никогда не будет материализована в вещь, и поэтому она никогда не сможет быть передана другим людям, т. е. не сможет стать товаром, а без информативной составляющей результаты труда никогда не будут никому полезны. Без созидательного информационного начала любой труд превращается в простую, случайную трату рабочей силы, создающую вокруг себя один только хаос. Поэтому труд только тогда является действительно трудом, когда он включает в себя и трату рабочей силы, и создание новой информации. Или, на худой конец, хотя бы использование информации, созданной раньше.

Стоимость товара это по определению то количество труда, которое пошло на его производство. При этом в нее, конечно, входит и информационное воздействие, и воздействие траты рабочей силы, потому что и без того и без другого невозможно создание товара, т.е. невозможен сам труд. Информационное воздействие творческой составляющей труда по своей природе нематериально и в производстве незатратно. А количество труда и соответственно его стоимость оно повышает. Чем собственно и объясняется способность творческой составляющей труда создавать стоимость, превышающую стоимость затрат рабочей силы. Это превышение или, проще говоря, прибыль и называется в марксистской терминологии "прибавочная стоимость".

Таким образом, прибавочная стоимость создается не тратой рабочей силы наемного работника, а информационной, незатратной составляющей труда. А трата рабочей силы производит лишь затратную часть общей стоимости произведенного товара. И по своей величине эта часть стоимости товара оказывается равна

тому количеству труда, который пошел на производство этой затраченной части рабочей силы.

В любом серийном производстве чем выше разделение труда, тем выше его производительность. Трата рабочей силы и создание информации оказываются, как правило, разделены между разными участниками производства. А по справедливости каждый из них должен получать в денежном выражении ту часть стоимости, которую он непосредственно сам произвел. Поэтому прибавочная часть стоимости должна принадлежать тому, кто создавал информацию, а затратная часть тому, кто произвел затраченную часть рабочей силы. Только тогда никто никого не будет эксплуатировать, все получат по труду, цены на товары снизятся до минимума, производительность труда достигнет своего максимума, а инфляция вообще упадет до нуля.

Но для того, чтобы эта замечательная цель была достигнута, надо в уже произведенном товаре отделить один вид труда от другого и измерить их по отдельности. Задача вроде бы невыполнимая. Однако в распоряжении людей всегда было и до сих пор остается одно замечательное средство, которое как будто специально создано для того, чтобы измерять труд уже после того, как созданный им товар был произведен. Это средство называется "рыночное ценообразование".

3. Происхождение стоимости

Все предметы окружающего нас мира обладают определённым количеством и качеством. Количество - категория сугубо объективная. Если у вас есть два автомобиля, то количественно их только два и никак не больше и не меньше. С качеством всё несколько сложнее. Сколько бы ни было у вас автомобилей, если они одинаковые, то и качество у них у всех будет одно и то же. Тем же свойством обладает и информация. Её количество не зависит от количества её экземпляров. Такое сходство информации и качества не случайно. Любое качественное изменение материального объекта это всегда изменение его внутреннего состояния. А как мы выяснили выше, такое изменение происходит вследствие взаимодействия двух или нескольких материальных объектов. Но как только это взаимодействие прекращается, в тот же момент прекращается и само изменение качества. Например, ракета в космосе в свободном полете сохраняет свою скорость сколь угодно долго, а изменение её скорости прекращается, как только выключат двигатель. Или

ещё пример: как бы быстро мы ни нагревали кастрюлю с супом на газовой плите, стоит нам убрать её с огня, и нагревание супа мгновенно прекратится. Таким образом, изменение качества или, что одно и то же, изменение внутреннего состояния - это такое движение, которое совершенно не обладает инерцией. Но ведь движение, любое материальное движение всегда инерционно. Даже свет инерционен и способен оказывать давление на преграду. Значит, неинерционное изменение внутреннего состояния может быть только движением чего-то в принципе нематериального. А из всех нематериальных объектов человечеству пока известна одна лишь информация. Следовательно, изменение внутреннего состояния тела, изменение его качества по сути своей является изменением его информационного содержания.

Однако все предметы являются результатом воздействия, не только информационных, созидательных, но и хаотических, разрушительных процессов. Поэтому каждый предмет в разной пропорции содержит в себе следы и порядка, и хаоса. И чем в предмете меньше следов неинформативного хаоса, тем он качественнее в самом что ни на есть объективном смысле этого слова. Тем он больше соответствует своей идее. Поэтому, кстати, А. Блок и призывал в своем знаменитом стихотворении "Возмездие": "Сотри случайные черты, и ты увидишь - мир прекрасен!". И поговорка есть такая: "Гениально то, что просто", т.е. гениально то, в чем нет ничего лишнего, случайного, ничего не отражающего свою идею. Правда, надо признать: и Блок, и поговорка правы лишь при том условии, что все идеи прекрасны и гениальны по определению.

Информативная, нематериальная природа качества позволяет допустить, что на него также не распространяются физические законы сохранения. Что бы ни утверждал диалектический материализм с его знаменитым переходом количества в качество, но песок с выведенной на нем строкой из какого-нибудь пушкинского стихотворения обладает, мягко говоря, значительно большим качеством, чем тот же самый песок, в точно таком же количестве, но с песчинками, расположенными совершенно случайно. Также тонна стали и автомобиль в тонну весом отличаются друг от друга не количеством, а тем, что в автомобиле тот же металл более сложно структурирован. Точнее, тем, что в металл автомобиля материализованы кое-какие идеи. С другой стороны, как уже отмечалось выше, случайные или закономерные изменения внутреннего состояния объекта пусть редко, но все-таки способны привести к определенным и даже к принципиальным изменениям

его упорядоченности, к улучшению его качества. Однако в сфере преднамеренных событий к изменению качества приводят не количественные, а информационные изменения.

Благодаря присутствию во Вселенной жизни качество, как и всякая информация, способна существовать в трех формах: объективной, переходной и субъективной. Но если объективное качество - это совокупность объективно присущих предмету свойств (физических, химических и т.д.), т. е. нечто, тождественное объективной информации, то субъективное качество - это наше представление об этих свойствах. А субъективным качеством товара является его способность удовлетворять наши потребности. Субъективное качество товара - это его полезность или, другими словами, способность своими свойствами влиять на достижение определённых целей. Поэтому полезность в первую очередь зависит от наличия у человека такого относительно субъективного явления, как сами потребности. А потребности меняются, и полезность товара также меняется вслед за ними, даже если с самим товаром никаких изменений и не происходит. Шуба, например, очень хороша в мороз, но совершенно не нужна в жару.

Качество товара для его производителей и продавцов в переходной форме - это информация о том, что производить, как производить, как продавать и какую можно получить со всех этих процессов прибыль в тот период, когда ответы на эти вопросы еще недостаточно ясны. Например, шубы летом стоят значительно дешевле, чем зимой. Значит, лучше их оптовые закупки производить летом. Но насколько много их зимой можно будет продать, зависит от того, какой будет зима - тёплой или холодной. А этот прогноз далеко не всегда бывает верным. И тогда в коммерческой привлекательности данного товара возникает некоторая неопределённость, которую разные участники рынка снимают по-разному. Снятие неопределенности - это создание информации. Само информативное содержание товара также может находиться в переходной фазе, может являться предметом потребления и представлять интерес для покупателя. Возможно же, что какой-нибудь новый фасон шубы будущей зимой очень быстро войдёт в моду, и только его и будут покупать. Фасон одежды - это не сама одежда, это материализованная в ней информация.

Бывает так, что новая модель сотового телефона стоит дороже не потому, что она лучше, а потому что она новая и чем-то не похожа на старые, всем уже порядком надоевшие модели. Такая дополнительная информация в переходной форме сама по себе

является товаром, придаёт товару дополнительную привлекательность (дополнительное качество) и этим увеличивает его цену. Раз это качество или, точнее, эта информация ещё никому не надоела, значит, она находится в переходной фазе. Значит, процесс познания её обществом ещё не завершен, и она вполне может обладать определённой ценой.

Качество товара в объективной форме, отражающее сложность его структуры, безотносительно к потребностям покупателя, идентично количеству материализованной в нём объективной информации. Оно пропорционально степени упорядоченности объекта. И, следовательно, объективное качество, как и саму информацию, в идеале теоретически можно оценить количественно. Но информация, как было сказано выше, в её объективной форме целиком познанию не поддается, и поэтому объективное качество измеряемо только частично. Это частичное измерение будет касаться только познанной информации, т. е. информации не в объективной, а в субъективной форме. Кроме того, качество предмета всегда имеет какое-то индивидуальное информационное содержание, а информация в чисто количественном виде это всего лишь логарифм от снятой неопределенности. К конкретному содержанию (качеству) воплощенной в предмете информации количество информации никакого отношения не имеет. Количественно информация всегда абстрактна, а качество, пусть даже и объективное, всегда конкретно.

Что же касается качества предмета в субъективной форме, то оно зависит не столько от степени упорядоченности объекта, сколько от наличия у человека потребности в его использовании. И поэтому оно вообще не доступно измерению. Можно посчитать сложность структуры, оценив известную нам степень снятой неопределённости и с помощью формулы Шеннона вычислить в битах количество заключённой в ней и известной нам информации, но субъективное качество этой информации, как и субъективное качество самого предмета, измерению не поддается. Телефонный справочник и таких же размеров том стихов Пушкина обладают совершенно одинаковым количеством знаков, т. е. информации, а какая разница в качестве! Кстати, совсем не очевидно, что том стихов лучше. Для многих людей, может быть, даже для большинства телефонный справочник значительно полезнее. Значит, субъективное качество информации или предмета прямого отношения к его объективным свойствам не имеет. С другой стороны, два тома стихов все-таки лучше, чем один. Но если это два одинаковых тома, то информа-

ция, заключенная во втором томе, будет просто не нужна, какой бы ценной она ни была. Потому что информация в первом томе находится для читателя в переходной фазе, а та же информация во втором - в субъективной по определению.

Таким образом, мы приходим к выводу, что никакое качество не может быть измерено количественно.

Если ценность книги или других информационных носителей всегда целиком находится в информационной сфере, то у большинства остальных товаров их информация давно уже перешла в субъективную форму. Как у буханки хлеба, коробка спичек или у чего-нибудь ещё такого же тривиального. Хотя, надо признать, что хлеб бывает разного качества, а на коробке спичек может быть этикетка с интересной картинкой. На практике трудно найти товар, в котором вся информация для всех покупателей действительно находилась бы только в субъективной форме. Даже место, где он продается, бывает более или менее бойкое. А это уже информативная составляющая в переходной форме, если не непосредственно самого товара, то услуг по его продаже.

Полезность информации только в субъективной форме не имеет никакой информационной ценности. Такие товары всем известны, и они должны быть стары, как сама природа. Их полезность находится не в сфере информации, а в сфере упорядоченности. Поэтому, как правило, они и не создаются человеческим трудом, а предоставляются природой в уже готовом для потребления виде, а потому вообще не являются товаром. Например, способность воздуха обеспечивать ежеминутную жизнь человеческого организма создала природа. Человеку воздух достаётся без труда, и он не может ничего стоить. Хотя трудно представить что-нибудь более полезное, чем воздух. Но его количество не ограничено необходимостью вложения затрат рабочей силы или необходимостью познания того, как его добывать или как им дышать, и это приводит к его практически бесконечному предложению. Ничем неограниченное предложение, в свою очередь, делает рыночную цену воздуха равной нулю. То же самое, кстати, происходит и с информацией в субъективной форме. Когда она познана всеми, её предложение не ограничено трудностью её познания или создания. Предложение такой информации бесконечно велико и её рыночная цена снижается до нуля, хоть её полезность в субъективной форме и сохраняется. Она всё равно что произведена только природой, как воздух, без вмешательства человека. Можно сказать, что её даже больше, чем воздуха. Воздух всё-таки материален, а информация нет, и в

идеале ее предложение вообще ничем не может быть ограничено. Конечно, в отличие от информации ресурсы Земли не безграничны. Но возможности Вселенной поистине неисчерпаемы, так что в конечном счете размеры предложения ресурсов ограничены только дефицитом информации о способах их добычи. А в предложении информации мы ограничены только возможностями собственного разума. Кстати, при таком подходе становится ясно, каким образом абсолютная свобода, понимаемая как безграничность собственных возможностей, является всего лишь осознанной необходимостью.

Полезность всех товаров сложена из природной полезности тех веществ, из которых они сделаны, и приобретённой полезности. Полезные свойства веществ, созданные непосредственно самой природой, без участия человека, не требуют никаких затрат рабочей силы или информации. И поэтому их предложение безгранично по определению. Значит, для человека они ничего не могут стоить. Однако далеко не все вещества предоставляет нам природа в уже готовом для потребления виде. И тогда требуется приложить человеческий труд. Если, например, воздух охладить кондиционером, его количество будет существенно ограничено. И за него придется платить. Но платить мы будем не за воздух (он бесплатный), а за его охлаждённость, потому что именно она создаётся трудом других людей.

Из всего этого видно, как в цене товара отражается полезность, созданная трудом, а полезность, созданная одной только природой к цене никакого отношения не имеет. Маркс называл полезность и товаров и вообще всего - даже воздуха - потребительной стоимостью, смешивая в этом понятии и пользу от свойств, созданных природой, и пользу от свойств, созданных человеком. Чтобы больше их не смешивать, давайте договоримся эту общую пользу от товара называть полезностью. А ту часть полезности, которая создана только трудом, будем называтьстоимостью. Таким образом, стоимостью называется та полезность, предложение которой ограничено трудностью её создания. Размеры стоимости определяются размерами этой трудности.

Если человек просто без всякой цели машет топором, случайно попадая по разным предметам, он, конечно, устает. Его энергия, а значит и рабочая сила, естественно, расходуются. Но пользы от этих действий, как и от всякого случайного процесса, никакой быть не может. Мера хаоса (энтропия) вокруг него только увеличится. Значит, трата рабочей силы, если она не материализует какую-то обладающую определенным смыслом информацию, может быть

только бесполезной. Если же он будет махать топором целенаправленно, т.е. если его действия будут не случайными, а преднамеренными, он соединит свои усилия с какой-то информацией о полезности этих движений. В результате он или дров наколет, или, ещё того лучше, избу построит. В общем, мера порядка (негоэнтропия) вокруг него только увеличится. И тогда потраченную им рабочую силу можно будет назвать человеческим трудом. Из этого следует, что трудности, ограничивающие предложение товара на рынке, бывают двух видов: затратные и информативные. Затратные равны необходимым для производства затратам рабочей силы, а информативные - качеству той информации, которая должна сделать эти затраты полезными для покупателей. Вообще без информации, пусть даже только в субъективной форме товар будет совершенно бесполезным, от труда останется только трата рабочей силы. Ведь труд - это не просто трата рабочей силы. Это её полезная трата. А полезность без информации не бывает. Значит, и труд без информативной составляющей просто не существует.

Если коммерческая часть информации, материализованная в процессе производства товара, находится в переходной фазе, она познана не всеми, её познание представляет для его потенциальных производителей определённую трудность, которая ограничивает предложение, а значит, увеличивает цену товара. Если эта информация уже в субъективной форме, значит товар создаётся трудом, состоящим только из затрат рабочей силы. Такая информация известна всем, её познание не представляет никакой трудности и её информативность равна нулю. В первом случае труд можно назвать информативным и даже творческим, а во втором случае труд неинформативен, потому что он не несёт в произведённом товаре информации, представляющей собой самостоятельную ценность.

Таким образом, трата рабочей силы без информации хотя бы в субъективной форме о полезности ее результатов может быть только бесполезной. Труд же всегда создает свою часть общей полезности товара, которая называется стоимостью, и рождается труд от слияния рабочей силы и информации, превращающей случайный, хаотический процесс в преднамеренный и созидательный. Труд и стоимость явления преднамеренные, значит их появление просто невозможно без определённой информативной составляющей. Таким образом, труд как общественное явление - это трата рабочей силы, материализующая в товаре определенную общественно значимую информацию.

Конечно, Робинзон очень много трудился на своем острове.

Но он создавал своим трудом вещи, полезные только для себя, и поэтому он не создавал стоимости. Герои романа Жюля Верна "Таинственный остров" также много трудились. И не только для себя, но и друг для друга. И их труд был буквально перенасыщен всякой полезной научной информацией. Но они также не создавали никакой стоимости, потому что стоимость создается не просто для других, она создается для обмена с другими людьми. И, что не маловажно, для обмена по возможности равными ценностями. Вот эти, предназначенные для обмена ценности, и называются стоимостями. Их создание в отличие от создания любых других ценностей требует участия особой, коммерческой информации.

Самому человеку определить, в чем заключаются его собственные потребности, довольно просто. Обычно он о них знает практически все. Поэтому такая информация, как правило, находится в субъективной форме, и её информативность равна нулю. В чём нуждаются другие, близкие тебе люди, понять уже несколько сложнее, но тоже вполне реально, было бы желание. Намного сложнее выяснить, в чем нуждаются огромные массы других, совершенно незнакомых людей - будущих покупателей. Здесь степень неопределённости, которую необходимо снять, становится поистине огромной. Именно её снятие и создает коммерческую информацию, использование которой в свою очередь позволяет создать стоимость.

Потребности покупателей меняются совершенно непредсказуемо. Сегодня идёт дождь - нужны зонтики. Завтра солнце - все ходят в тёмных очках. А послезавтра мода изменилась, и эти очки с зонтиками оказались на свалке. Получается, тот товар, который успешно продавался, был создан трудом, а тот, который на свалке, - только рабочей силой. В действиях рабочих вообще ничего не менялось, но в первом случае они трудились, а во втором без всякого труда просто тратили свою рабочую силу. Разгадка этого странного превращения процесса труда в процесс бесполезной траты рабочей силы заключается в том, что в отношении проданной части товара был правильно спрогнозирован покупательский спрос, снята большая степень неопределенности, а в отношении непроданных остатков была допущена ошибка. Не от рабочих, а от тех, кто принимает решения - от авторов производства, зависит полезность производимого товара. Превращались действия рабочих в труд, а товар в стоимость или они оставались лишь тратой рабочей силы, а товар лишь кучей мусора - это зависит только от правильности или ошибочности принимаемых руководством

решений. Если такой прогноз выполнен успешно, с рабочей силой соединяется информация, как минимум, в субъективной форме, и возникает труд, создающей стоимость. Если же была материализована информация, познанная не всеми, находящаяся в переходной фазе, в производстве возникает дополнительная трудность, и кроме просто стоимости создаётся ещё и прибавочная стоимость.

Так получается потому, что понятие "стоимость" включает в себя и количественную, и качественную стороны одного и того же явления - человеческого труда. Все реальные предметы и явления имеют количественную и качественную характеристики. Труд, а значит, и стоимость - не исключение. Маркс пытался представить понятие стоимости как чисто количественную сторону труда. Но отделение количества труда от его качества с целью измерения этого количества лишено всякого смысла. Так же, как бессмысленно отделять количество информации от её качества. Информация без качества - это информация хаоса, который никому не нужен.

Предположим, у нас есть торт весом в 1 кг. Главное в любом торте не его вес, а то, что он сладкий. Если мы примем во внимание только его вес, значит, на деле он имеет полное право быть горьким. Но это будет уже просто какая-то гадость, а не торт. И тогда совершенно не важно, килограмм там этой горечи или грамм. Так, лишившись качества, количество лишается своей полезности, а вместе с ней и самой стоимости в её количественном выражении. Если бы труд и то, что им произведено, не имело бы информативной составляющей, т. е. не имело бы качества в переходной или хотя бы субъективной форме, такой труд был бы просто тратой рабочей силы, и никаких проблем с его измерением не было бы. Но рабочая сила воплощает в товаре информацию, которая создаётся в одно мгновение, и несмотря на это свое незатратное свойство, именно она наделяет результаты затрат рабочей силы качеством, а значит, именно она делает товары определённой стоимостью. Но субъективное качество товара невозможно измерить количественно. Субъективное качество - это не количественная категория. Значит, строго говоря, стоимость товара, как и его качество, не может поддаваться измерению.

Прогноз и другие преднамеренные действия предпринимателя, направленные на повышение полезности продаваемого им товара устанавливают прямую причинно-следственную связь между намерением продавца продать и намерением покупателя купить. Но преднамеренные действия никогда не совершаются со 100%-ой вероятностью. Изменение покупательского спроса практически

на все товары зависит от очень многих факторов и даже от такого случайного явления, как изменение погоды. Любой предприниматель всегда находится в положении некоторой неопределённости. С одной стороны, эта неопределенность объективна, она присуща самой ситуации на рынке и поддается снятию только практически. А с другой стороны, во всякой рыночной ситуации присутствует субъективная неопределенность, обусловленная элементарным незнанием рыночной конъюнктуры. Во власти предпринимателя снять эту неопределенность своим решением о финансировании производства того или иного товара, для чего необходимо сделать соответствующий прогноз. А, как мы помним, информация в переходной фазе это и есть снятая неопределенность. Но если объективная неопределенность случайных событий снимается только практически, и поэтому полученная информация оказывается произведена затратным способом, то субъективная неопределенность создает информацию незатратно. Поэтому, чем вернее прогноз, чем выше степень снятой неопределённости, тем больше получаем коммерческой информации и тем выше прибыль. Каждый предприниматель знает, - чем больше возможная прибыль, тем больше и коммерческий риск. Но это относится к той части прибавочной стоимости, которая не поддается прогнозу и снимается случайно. Наиболее точно эта зависимость проявляется при игре в рулетку или в лотерею, т.е. там, где неопределенность снимается по воле случая методом "научного тыка". Чем больше купишь билетов, чем большей суммой рискуешь, тем вероятнее выигрыш. Но попытка создать что-то новое, открыть какие-то новые технологии, новую истину методом "научного тыка", т. е. путем случайного перебора всех возможных вариантов, требует реализации огромного количества попыток. Вероятность создать, таким образом, что-то ценное очень мала и она, конечно, в среднем оказывается пропорциональна количеству этих попыток. В отличие от неслучайного, намеренного создания информации этот метод по природе своей затратен и в среднем он оказывается не способен на создание прибавочной стоимости.

Но коммерция - не лотерея. Конъюнктура рынка, как правило, поддаётся изучению, а её изменение - пусть частичному, но всё-таки прогнозированию. Чем расчёт точнее, тем меньше в решениях случайностей, меньше риска. Когда действия предпринимателя основаны не на случае, а на рассчитанных, преднамеренных действиях, степень снятой неопределённости оказывается не обратно, а прямо пропорциональна вероятности получения

прибыли. В идеале становится возможным снятие неопределённости и получение необходимой коммерческой информации ещё до вложения капитала.

Но не только рабочая сила не способна создать ничего полезного без информации. Информация без рабочей силы также не может быть материализована в товар. Таким образом, труд как процесс создания стоимости возникает только в результате соединения рабочей силы с информацией о том, что производить, как производить и как продавать. Конечно, сам момент возникновения информации незатратен, но подготовка сознания к восприятию новой информации - это процесс, на который иногда уходят усилия целой жизни. Тут стоит отметить, что квалификация рабочей силы - явление также информативное и, следовательно, незатратное. Сколько бы мы ни уставали на производстве, наша квалификация от этого меньше не станет. Скорее наоборот - повторенье, как известно, - мать ученья. В восстановлении нуждается не квалификация рабочей силы, а потраченная энергия, т.е. сама рабочая сила.

Но трата рабочей силы - это не только трата энергии. Это еще и трата времени - самого невосполнимого ресурса. Жизнь человека измеряется временем. Время и жизнь для него практически одно и то же. Если трата рабочей силы - это трата жизни, то воспроизводство рабочей силы можно рассматривать как процесс восстановления жизни. А восстановлению жизни может способствовать потребление всего, что способно составлять ее содержание. Всё, что может быть куплено за деньги, т.е. любая стоимость, любая полезность.

Труд превращается в стоимость только тогда, когда информация, материализованная в товаре, приобретает коммерческий характер, когда она может быть полезна другим и таким образом получает способность к обмену. Труд без обмена возможен (например, труд Робинзона на необитаемом острове), а вот стоимости без обмена не бывает. Таким образом, стоимость есть определённое количество общественно значимого труда, материализованного в товаре, предназначенном для обмена.

Если вы не "скупой рыцарь", деньги для вас не могут быть самоцелью. По своим потребительским свойствам это в лучшем случае очень жесткая бумага с одинаковыми картинками. В конечном счёте люди меняют товары не на деньги, а на другие товары. Деньги - это только мера стоимости обмениваемых товаров. Как длина измеряется метрами, а вес килограммами, так и стоимость - т. е. труд, затраченный на производство, измеряется деньгами. Кстати, килограммы, метры, градусы, так же как и деньги,

как и любые другие единицы измерения, не имеют качества. Они обладают только количественными характеристиками. Это говорит о том, что деньги - явление такое же выдуманное, абстрактное, как и метры с сантиметрами. И в реальности их просто нет. Как реальность, обладающая определённым качеством, деньги появляются только тогда, когда они начинают использоваться как средство накопления богатства. Тогда их качество характеризуется стабильностью их курса. А их стоимость зависит исключительно от трудности их подделки. Поэтому при их изготовлении используются максимально сложные технологии, а фальшивомонетчики преследуются всей мощью государства.

При натуральном обмене денег вообще не было, а обмен всё равно существовал. Просто тогда несколько баранов стоили одну корову, а один баран стоил сколько-то гусей и т.д. В те далекие времена орудия труда и соответствующая им квалификация работников находились на таком уровне, что в принципе люди в своей жизни вполне могли бы обходиться и без обменов, сами производя себе все, что им нужно. Но меняться товарами все-таки было выгодно. В те благословенные времена новые товары и технологии могли не появляться столетиями, и их информативная составляющая заключалась исключительно в особенностях квалификации тех или иных производителей. Кто-то вел оседлый образ жизни и мог выращивать хлеб, кто-то пас овец и кочевал с одного пастбища на другое. Это приводило к возникновению разных квалификаций, появлялось общественное разделение труда. Каждый покупатель, прежде чем согласиться на предлагаемую цену, прикидывал в уме, что ему легче - заработать то, чем он платит, или самому произвести то, что ему предлагают купить и отказаться от покупки. Таким образом, в конечном счете в результате множества обменов товары приравнивались друг к другу на основе равных количеств вложенных в их производство усилий. И когда на рынке одна овца приравнивалась, скажем, к одному мешку зерна, это буквально означало, что овцеводу вырастить одну овцу так же трудно, как хлеборобу произвести один мешок зерна. Так товары на рынке обретали цены, равные количеству потраченного на их производство простого труда. Такой труд, лишённый творческой составляющей (информации в переходной фазе), практически равен затратам энергии, т. е. затратам рабочей силы. Возникали справедливые, свободные, рыночные цены, равные потраченному на производство товаров труду, или, короче говоря, равные их стоимостям. Но тому, кто выращивал хлеб, произвести мешок

зерна в силу своей квалификации было намного легче, чем самому вырастить одну овцу. То же самое и с овцеводом. Лично для него стоимость (т. е. трудность производства) обмениваемых им на хлеб овец была намного ниже, чем индивидуальная, для него лично существующая стоимость получаемого в обмен зерна. Каждый из них менялся равными количествами труда, равными стоимостями, а уходил, став, безусловно, богаче, чем был до обмена. Из этого примера видно, что квалификация и определенный уровень развития средств производства позволяют экономить рабочую силу и потому обладают способностью (как и всякая информативная составляющая труда) создавать прибавочную стоимость. Именно на эту стоимость каждый из них и становился богаче. Индивидуальная прибавочная стоимость, порожденная информативной составляющей квалификации рабочей силы, равна стоимости, сэкономленной благодаря ее применению, неквалифицированной рабочей силы. Таким образом, возникал эквивалентный обмен, при котором стоимости, т. е. трудности производства товаров пропорциональны их рыночным ценам.

Но в современном обществе всё намного сложнее. В развитом обществе разделение труда, сложность технологий и незатратная информативная составляющая товаров достигли такого уровня, что покупатель, выбирая товары, давно уже перестал думать о том, что ему легче - заработать цену товара или сделать его своими рукам. Все равно он сам ничего из современных товаров сделать не в состоянии. Поэтому он вынужден выбирать не что, легче сделать, а что ему полезнее всего в настоящий момент купить. У покупателя есть определённая, заработанная им и потому всегда ограниченная сумма денег, и рано или поздно, но он обязательно всю её истратит на покупки. Стоимость покупок - явление на данном этапе абсолютно субъективное, в которое входит не трудность изготовления товара, не затраты рабочей силы, а исключительно их потребительная, качественная, т. е. информативная составляющая. Одним нужно одно, другим - другое. А если у человека уже есть какая-то вещь, вторая ему совершенно не нужна. Когда покупатель подходит к прилавку, чтобы так сказать прицениться к товарам, с товарами начинают происходить никому не видимые чудеса. Все они в этот момент приобретают индивидуальные для данного покупателя стоимости. Стоимости одних товаров лично для него оказываются выше их цен. Это значит, что если бы он не зарабатывал их цену, а имел бы просто больше свободного времени, его жизнь была бы хуже, чем если бы он эту цену заработал и эту вещь приобрел.

У других товаров, если покупателю все равно - покупать их или нет, стоимости оказываются равными их ценам, Значит, ему всё равно - тратить свой труд на их покупку или отдыхать и обходиться без них. У каких-то товаров эти стоимости опускаются ниже их цен, а у некоторых, если они покупателю и даром не нужны, их стоимости вообще могут оказаться равными нулю. Купит покупатель, конечно, тот товар, у которого его индивидуальная стоимость будет больше всех превосходить его цену. И уйдет из магазина, чувствуя, что стал богаче. Потому что купленная им вещь сделает его жизнь лучше, чем она была бы, если бы он цену этой вещи не зарабатывал. Таким образом, получается, что современный покупатель, хоть и думает в первую очередь о полезности покупаемого товара, всё равно невольно придаёт каждому товару своё представление о трудности, если не его производства (как в стародавние времена), то хотя бы зарабатывания её цены. Но у людей разные обстоятельства. Одни тратят на работе больше рабочей силы, другие меньше. Одним для воспроизводства потраченной рабочей силы нужно одно, другим - другое, поэтому для каждого человека каждый товар имеет свою, индивидуальную стоимость.

Однако за день мимо этого прилавка пройдут сотни покупателей, за месяц - тысячи, а за год - может быть, и миллион. А в пределах прямой досягаемости есть еще и другие магазины с такими же товарами. Это ведь рыночные отношения, а не монопольные. И везде ежедневно идет сравнительная оценка товаров на соответствие их цен их субъективным стоимостям. Покупатели выбирают, где дешевле, и цены, естественно, корректируются. И тогда стоимость каждого товара, обретая общественную значимость, из величины индивидуально субъективной превращается в величину объективную. Таким образом, для общества в целом (когда общество рассматривается как один огромный покупатель, покупающий очень много разных вещей) стоимость остается явлением субъективным, изменяющимся вместе с изменением общественных потребностей. А для каждого индивидуального покупателя она оказывается величиной постоянной и объективной, отражающей его личные трудности лишь настолько, насколько они совпадают с общественными. Так личная, субъективная стоимость в процессе многочисленных рыночных обменов превращается в объективную стоимость, выраженную в цене и отражающую в своей величине затраты и информативную составляющую, общую для всех покупателей в целом. Значит, такая стоимость оказывается равна или, точнее, пропорциональна труду по определению. Но, как и раньше в

патриархальные времена она пропорциональна труду не продавцов, а покупателей. Однако продавец и покупатель в идеале стороны абсолютно равноправные. Продавец продаёт свой товар, а точнее, свой труд, который он затратил на его производство и продажу, а покупатель продаёт свои деньги или, точнее, свой труд, за который он их получил. По сути, они оба продавцы своего труда. Поэтому не важно, чей именно труд отражён в цене товара. Раз один труд обменивается на другой, значит, труд одного равен труду другого настолько, насколько сами продавцы и покупатели равноправны друг с другом в процессе обмена.

Непосредственно саму стоимость вне рыночных механизмов ценообразования измерить невозможно из-за того, что она не только количество, но и качество. А качество не поддаётся количественным оценкам. Но когда в рыночной цене товара сходятся оценки миллионов покупателей и продавцов, становится возможным невозможное: качество получает количественную оценку. Стоимость - труд, воплощённый в товаре со всем его количеством и качеством, находит свое количественное выражение в рыночной цене. К сожалению, никакого другого способа приравнять друг к другу товары для обмена так, чтобы были учтены и трудности его изготовления, и его полезность, просто не существует в природе.

Снятие неопределенности, создание коммерческой информации - все это происходит вместе с принятием решения об инвестициях. Нам всем хорошо известно, что бывает, когда инвестициями распоряжаются нанятые управляющие. Да еще когда над ними нет никакого контроля со стороны хозяев этих денег, как это было у нас при социализме, и как до сих пор остаётся в бюджетной сфере. Поэтому эффективное решение о судьбе капитала может принять только его частный владелец. Только он лично заинтересован в сохранении и приумножении капитала. Хозяином капитала может быть и сам рабочий, если он работает в собственной мастерской на собственном станке и с собственными материалами. Но, как показывает практика, разделение труда экономически всегда выгоднее, чем объединение всех форм деятельности в одних руках. Поэтому те, кто стоит за станком, обычно не берут на себя ответственности за рискованные решения. Слишком высока вероятность ошибки. И те, чья квалификация позволяет с большим успехом распределять инвестиции, тоже у станка стоять не могут. Это отрицательно сказывается на качестве принимаемых решений. Значит, они вынуждены покупать чужую рабочую силу. Такие люди называются капиталистами. Точнее, они работают капиталистами, производят

коммерческую информацию и продают её как прибавочную стоимость за прибавочную цену. Но их труд не так заметен, как труд рабочих. Он ведь у них творческий, незатратный. И это создаёт иллюзию какой-то несправедливости.

4. Закон стоимости

Стоимость производится только человеческим трудом, на то она и стоимость, а полезность товара может иметь разное происхождение. Её может создать человек, тогда она будет называться стоимостью, а может и природа без его участия. Такая ценность стоимостью быть не может. В идеале справедливое распределение - это когда та часть полезности, которая создана одной только природой, достается всем даром и поровну, а то, что произведено трудом, естественно, принадлежит тому, кто этот труд затратил. Скажем, нефть в месторождениях не имеет никакой стоимости и принадлежит всем гражданам страны, включая будущие поколения, а буровые вышки, трубопроводы, как и потраченная на её разведку, добычу и транспортировку рабочая сила - тем, кто всё это произвёл или тем, кто оплатил их производство (с экономической точки зрения это одно и то же). Если бы такой принцип всегда соблюдался, каждый жил бы за счёт только своего труда, и никто за счёт чужого. Случайные обогащения вроде выигрыша в лотерею или рождения в семье миллиардера, как и всякая случайность, не могут рассматриваться, как действенный способ получения прибыли. Такие случайности не повторяются, и по закону больших чисел в конце концов приводят только к хаосу или к разорению.

При обмене одного товара на другой справедливое распределение возникает тогда, когда люди меняются одинаковым количеством вложенного в их производство труда. Значит, для справедливого обмена нужен способ измерения этого труда. Одним словом, нужен метод измерения стоимости.

Любой товар производится трудом. Деньги тоже товар, и они трудом зарабатываются. Каждый покупатель, прежде чем что-нибудь купить, должен сначала свои деньги заработать. И свою рабочую силу, прежде чем её продать, наёмный работник тоже должен произвести собственным трудом. Так же, впрочем, как и трудом своих родителей, учителей и общества в целом, которые его вырастили, воспитали, обучили и придали его рабочей силе определённую квалификацию, т. е. добровольно и безвозмездно

подарили ему информативную часть его рабочей силы. А когда он потратил на производстве некоторое количество этой своей рабочей силы, он должен её восстановить, т.е. воспроизвести, воспользовавшись для возмещения затраченной энергии результатами чужого труда, купив их на свою зарплату - на цену потраченной им рабочей силы. Каждый продавец экономически заинтересован в том, чтобы продать свой товар как можно дороже, а каждый покупатель заинтересован в том, чтобы купить этот товар как можно дешевле. Но все мы деньги то получаем, то отдаем, и поэтому все мы совершенно в равной степени являемся то продавцами, то покупателями. И поэтому общество в целом оказывается объективно заинтересовано в том, чтобы цены всех товаров были справедливы, т. е. равны их стоимостям.

По справедливости, человек, купивший какой-то товар, должен вложить в зарабатывание его цены столько своего труда, сколько было вложено другими людьми в производство, транспортировку и продажу этого товара. Это и называется эквивалентный обмен. Если вы купили что-то в магазине, затратив на цену этого товара своего труда меньше, чем было потрачено труда на его производство и продажу, значит, часть этого товара вы получили бесплатно. Воспользовались безвозмездно результатами чужого труда. Или попросту - украли у продавца часть его товара. И наоборот, если вы заплатили больше, значит, кто-то безвозмездно воспользовался вашим трудом или, что одно и то же, украл часть ваших денег. Выходит, справедливое распределение зависит только от точности цен на все товары, включая и цену нанимаемой рабочей силы. У нас цена рабочей силы называется зарплата. И если в стране ценообразование, скажем так, не очень точное, если цены товаров, включая рабочую силу, не равны их стоимостям, значит, все друг у друга воруют. Строго говоря, за искажение цен можно сажать, как за воровство. Осталось только выяснить, какие цены равны стоимостям, а какие нет.

В конечном счёте цены могут быть всего двух видов: либо свободные, возникающие в результате взаимного согласия продавцов и покупателей, либо навязанные насильно. В каких-то случаях монополизма, а, значит, и насилия бывает больше, как, например, при государственном или рабовладельческом ценообразовании, в каких-то меньше. В принципе это ничего не меняет, и потому в мире возможно либо рыночное, т.е. свободное ценообразование, либо монопольно-принудительное. Как говорится, третьего не дано! Одни и те же товары, оцененные этими двумя разными способами,

будут стоить по-разному. Попробуем выяснить, какой из них точнее измеряет стоимости товаров.

При монопольном ценообразовании продавец и покупатель находятся в неравных условиях. Продавец один, а покупателей много, и они вынуждены соглашаться на ту цену, которую назначает продавец на свой товар. Особенно, если этот товар жизненно необходим. Или если монополизм приобрёл тотальный характер. Примером крайней степени монополизации могут служить освобождённые от контроля Госкомцен, но оставшиеся под контролем министерств цены после 2-го января 1992 г. Трудно себе представить более нелепую ситуацию. 80% предприятий, включая магазины, в руках государства, а цены никем не регулируются! Именно их монополизация и была причиной начавшейся тогда гиперинфляции. Но и в СССР инфляция существовала не менее свирепая. Государственная монополия - самая абсолютная монополия из всех возможных. Цены тогда, правда, расти не могли, - государство не позволяло, но естественные законы экономики не обойдёшь, и возникала инфляция наоборот. Деньги обесценивались не из-за роста цен, а из-за тотального дефицита. Ничего нельзя было купить, все надо было доставать. Через очереди или по блату. Главная ценность товара - то, из-за чего, собственно, его и покупают, - его полезность при абсолютно монопольном ценообразовании учесть в цене было просто невозможно. В цене товара отражался только один показатель - затраты на его производство. Это приводило к полному абсурду: дорогие и плохие товары производить было выгоднее, чем дешёвые и хорошие. Потому что в условиях тотального дефицита чего ни произведи - всё купят. Но государство при социализме - это не только монопольный продавец товаров, оно являлось ещё и монопольным покупателем рабочей силы. Зарплаты зависели не от ценности работников, не от того труда, который они вкладывают в производство, а от названия должности. А более справедливая система оплаты, которая обеспечивала более высокую производительность труда, потому что зарплата напрямую зависела от количества сделанной продукции, называлась ругательным словом "сдельщина" и считалась чем-то аморальным.

Монопольному работодателю, частному или государственному - неважно, выгодно назначать минимальные зарплаты. Но они не могут быть бесконечно маленькими. Монопольные зарплаты ограничены снизу тем минимумом, который необходим для физиологического воспроизводства рабочей силы. Опускать их ещё ниже не имеет никакого смысла - люди не смогут работать достаточно

эффективно. А монопольные цены потребительских товаров хоть и имеют тенденцию к постоянному повышению, бесконечно расти не могут. Как бы ни хотели монополисты назначить на свои товары цены повыше, цены всё равно остановятся, когда основной, платёжеспособной массе населения станет нечем платить. Монопольные цены ограничены сверху платёжеспособностью населения. Это закон монопольного ценообразования. Так что монопольные цены не могут быть равны стоимостям в принципе. Но когда они останавливаются, потому что среднему классу становится нечем платить, бедняки просто вымирают с голоду. И приходится снова включать печатный станок и выпускать вместо настоящих денег цветные бумажки. Именно такую картину мы и имели возможность наблюдать при правлении Е. Гайдара. Кончились его реформы тем, что пришлось расстрелять парламент из танковых орудий. Зарплаты после отпуска монопольных цен к настоящему времени выросли аж в двести тысяч раз, а 60% населения так до сих пор и живёт за чертой бедности. Когда предприятия розничной торговли были приватизированы, между ними возникла конкуренция, и уровень инфляции несколько снизился. Этим попытался воспользоваться В. Черномырдин. В борьбе с инфляцией его правительство остановило печатный станок, что сразу же привело к кризису неплатежей, многолетним задержкам по зарплате, эпидемии самоубийств и т.п. Кончилось всё дефолтом, досрочной отставкой Президента и его новогодними извинениями. Сегодня также между ростом доходов населения и ростом цен прослеживается довольно чёткая зависимость. Что совсем не удивительно. Пока без должного контроля со стороны общества остаются такие монопольные монстры, как Газпром, РАО ЕС, ЖКХ, Министерство Путей Сообщения, Метрополитен, весь комплекс нефтедобычи и т.д. и т.п., повышение зарплат бюджетников будет приводить только к дальнейшему повышению цен. Сначала на товары и услуги монополистов, а затем и на всё остальное. И они ещё не стесняются обосновывать перед правительством ежегодные требования о повышении своих тарифов уровнем той самой инфляции, которую сами и создают! Сейчас продано РАО ЕС России. Цены на электроэнергию в значительной своей части вышли из-под контроля государства, но менее монопольными они от этого не стали, потому что между несколькими владельцами всегда возможен монопольный сговор о ценах. Как ни страшны государственные монополии, однако государство худо-бедно, но всё-таки может их контролировать. Частные монополии несоизмеримо страшнее. На них вообще нет никакой управы.

Ещё одна страшная монопольная дыра, через которую в экономику попадают не обеспеченные товаром деньги, - это бюджетное финансирование. Пронизавшая всю систему государства система "откатов" стала возможной только потому, что в результате сговора государственного заказчика и частного подрядчика подрядчик выводится из конкурентных условий и ставится в положение единственно возможного монополиста. Это приводит к тому, что цена создаваемых в бюджетной сфере товаров завышается в два, три, а то и в четыре раза ещё на стадии производства. Естественно, поступающая в обращение денежная масса оказывается значительно больше, чем количество продаваемых товаров, спрос превышает предложение, и цены начинают расти вообще на всё. Борьба с этим злом, разумеется, невозможна. Оно существовало и при социализме, просто тогда к нему было допущено значительно меньшее количество людей. Единственная мера - сократить до минимума все сферы, находящиеся на финансировании непосредственно из бюджета. Тогда станет возможна выдача очень дешевых кредитов, что, кстати, также уменьшит инфляцию. Ставка рефинансирования - это ещё один фактор монопольного завышения цен. А неизбежно возникающие при дешевом финансировании невозвраты остается только беспощадно преследовать в уголовном порядке, как и всякое воровство. В стране, где отсутствует монопольное завышение цен, можно выпускать деньги в каких угодно количествах - лишние всё равно никто не возьмет, и они останутся лежать невостребованными в Центральном банке.

Во время мирового финансового кризиса вслед за падением основных биржевых индексов во всех странах падают цены практически на все товары. Кроме России. У нас падает только цена рубля. Это значит, что практически на всё у нас цены не рыночные, а монопольные. Напрасно наш президент так неустанно заботится о пополнении кошельков бюджетников: через монопольно завышенные цены все прибавки к зарплатам автоматически перекачиваются на личные счета руководителей и владельцев монопольных концернов.

К. Маркс считал, что рыночные цены в среднем равны стоимостям, когда на них не влияют монополии. Но ни Маркс полторы сотни лет назад, ни сегодняшние экономисты никак не могут осознать одну очень простую истину: если на цены влияют монополии, то это уже не рыночные цены, а монопольные. Знали бы об этом российские депутаты в декабре 1991г., они никогда не согласились бы с тем, что затеваемые Ельциным и Гайдаром реформы рыночные.

Все бы понимали, что цены нужно освободить только от влияния монополий, и больше ни от чего. А пока монополии есть, свободные цены и рынок невозможны. Как не может быть свободен человек, если на нем кандалы. И наоборот: рынок есть только тогда, когда нет монополий. Потому что только монополии способны сделать цены товаров неравными их стоимостям, и только без монополий они могут стать равными стоимостям, т. е. - справедливыми.

Монопольное обладание чем-либо (товаром, оружием или просто тяжёлым кулаком в тёмном переулке) - это необходимое условие возможности применения насилия. И лишь отсутствие монополизма приводит к равенству сил и возможности применить насилие против насилия. Из физики известно: в сумме две равные и противоположно направленные силы всегда дают ноль. Так, насилие против равного ему насилия приводит к тому, что в сумме оно становится равно нулю, т.е. становится практически невозможным. Применение ложной информации также является особой, нефизической формой информационного насилия. Например, недобросовестная реклама, введение народа в заблуждение со стороны государства и многое другое. Такое насилие возможно только при монопольном обладании источниками информации. Потому свобода слова и является одним из основных условий существования рыночных отношений. Повышая цены, монополисты лишают покупателей возможности пользоваться теми или иными товарами. Таким образом, монопольное искажение цен есть результат экономического насилия над покупателями. Товары таких монополистов не несут в себе ничего нового. Их информационная ценность равна нулю и потому их стоимость в лучшем случае должна быть равна затратам на нанятую рабочую силу. Но цены таких товаров всегда выше затрат, а значит выше их стоимости. Насильственно-монопольное завышение цен это и есть единственно возможная на сегодня форма эксплуатации. Цивилизованное гражданское общество с экономически грамотным населением вполне способно эффективно защищать себя от насильственных монополий с помощью антимонопольного законодательства. Именно поэтому в странах с развитыми рыночными отношениями специально запланированная инфляция не превышает 2 - 3% в год. В США антимонопольные законы были приняты ещё в XIX в. В нашей стране только 17 лет назад узнали о том, что такие законы вообще существуют.

При рыночных отношениях покупатели и продавцы полностью свободны в своих действиях, т.е. не подвержены насилию ни со

стороны друг друга, ни со стороны третьих лиц. А поскольку все люди вынуждены быть то продавцами, то покупателями, свободное ценообразование возможно лишь среди действительно свободных людей. Но рынок вовсе не означает, что все продается и все покупается. Наоборот, такие дары природы, как богатства недр, леса и многое другое, - все, что должно всем принадлежать поровну и достаться будущим поколениям, можно продавать или запретить к продаже только в том случае, если их настоящий хозяин - народ - действительно свободен от монопольного диктата бандитов, милиции или государственных чиновников. Значит, вне настоящей демократии настоящее рыночное ценообразование невозможно.

При рыночном ценообразовании цена на товар заключается по добровольному согласию между продавцом и покупателем, и в идеале они при этом находятся в равных, можно даже сказать, зеркально симметричных условиях. Если покупатель не согласен платить заявленную продавцом цену, он имеет возможность обратиться к другим продавцам. Если продавец не согласен отдавать свой товар за предложенную покупателем цену, он может предложить его другим покупателям. При рыночных отношениях насилие со стороны продавцов или покупателей невозможно по определению, потому что там, где оно появляется, становится возможным произвольное уменьшение предложения при прежних ценах или монопольное увеличение цены при сохранении прежней величины предложения. А такие цены являются уже не рыночными, а монопольными, и рынок в этом случае просто прекращает свое существование.

Рыночная цена - результат равенства спроса и предложения. Их равенство на рынке устанавливается изменением величины спроса или предложения. Спрос регулируется простой сменой ценников на прилавке, и потому это равенство устанавливается очень быстро. Если спрос выше предложения, появляются очереди. Они никому не нужны, и продавец повышает цену, спрос снижается до предложения, и очереди исчезают. Если спрос ниже предложения, возникает затоваривание. Оно тоже никому радости не приносит, и продавец вынужден снизить цену. Спрос повышается до предложения, и снижение цены останавливается. При идеальных рыночных отношениях очередей нет, дефицита тоже нет, весь товар всегда раскупается, и если такое происходит в масштабах всей страны, инфляция отсутствует полностью, потому что нет монопольного искажения цен. Когда цены равны стоимостям, за каждым рублем находится вполне определенное количество человеческого труда

или, другими словами, определенное количество товара, который обязательно кому-то нужен - т. е. стоимости. Тогда всё раскупается, все деньги расходуются, а для инфляции даже нет никакого повода. Это и называется сбалансированная экономика. Хотя возможны ситуации, когда рост цен на ликвидные товары только увеличивает спрос на них. Так бывает с акциями предприятий, с недвижимостью и даже с курсами валют. Но у покупателей, преследующих коммерческие цели, свои представления о потребительских свойствах товаров, и в некоторых случаях именно этими целями определяется информативная составляющая труда, пошедшего на их производство, т. е. и в этом случае рост цен связан с ростом самой стоимости.

Предложение на рынке также может меняться. И связано эти изменения главным образом с информативной составляющей товара.

Предположим, какой-то предприниматель решил вложить свои деньги в производство одежды нового фасона, который, по его мнению, имеет большие шансы стать модным. Другие производители одежды на это не решились или вообще ещё не знают о существовании такого фасона. В общем, процесс познания данной информации для общества ещё не завершен, и она находится в переходной стадии. Возникает некоторая степень неопределённости, которую наш предприниматель собирается снять, рискуя своими кровными деньгами. Предположим, его расчёт оправдался, и новая одежда всем понравилась. Это означает, что он успешно снял всю связанную с ней неопределённость и создал какое-то количество коммерческой информации. Но возникновение этой информации было событием не случайным, а преднамеренным, т.е. вероятность её появления намного выше среднестатистической. Всё-таки у него были какие-то исходные данные. Они в сочетании с собственными творческими способностями позволили избежать ошибки. В противном случае вероятность получения прибыли была бы не выше, чем при игре в казино.

Итак, он оказался единственным, а значит, монопольным производителем модной одежды. Отсутствие конкурентов позволяет ему поднять цену на свой товар значительно выше своих затрат (цены купленной им рабочей силы) и получать большую прибыль. Он снял неопределённость, рискнул своими деньгами и предложил покупателям новый товар, т. е. создал новую стоимость. Из данного примера видно, что информационный монополизм в отличие от насильственного поднимает цену только на новинки производства,

не лишая никого возможности покупать то, что в продаже было раньше. В отличие от насильственного монополизма информационный монополизм сохраняется только до тех пор, пока есть люди, которыми его информация ещё не познана. Следовательно, пока она кому-то ещё нужна, она находится в переходной фазе. Информативность сообщения о том, что дважды два = четыре, равна нулю, потому что это и так всем известно. Наш предприниматель мог бы и не изобретать нового фасона одежды. Никому от этого хуже бы не стало. Но и лучше тоже. Сколько бы творческий монополист ни запросил за свой товар, покупатели только получают более широкий выбор товаров, ничего не лишаясь. Творческий монополизм является не насильственным, а информационным, и прибавочная стоимость и равная ей прибыль, которая возникает благодаря цене, превышающей цену затрат, является стоимостью дополнительно произведенного без затрат рабочей силы товара - коммерческой информации. Таким образом, прибыль капиталиста произведена не его наёмными работниками, а лично им. Ему она и должна принадлежать. А цена в таком случае оказывается равной стоимости товара, потому что такая стоимость складывается из результатов труда наёмных работников и результатов труда предпринимателя. Однако стоимость информации в отличие от стоимости созданной рабочей силой благодаря возрастающей конкуренции постоянно стремится к снижению. Конечно, наш предприниматель, как и всякий монополист, сможет удерживать высокие цены даже в случае расширения собственного производства за счёт расширения рынка. Но только до тех пор, пока у него не появятся конкуренты. А конкуренты появятся обязательно. Привлеченные открытой им возможностью получения сверхприбыли, они обязательно начнут выпускать одежду подобного фасона. Не все сразу, конечно. А только те, кто окажется способным раньше других оценить и внедрить новшество. Их продукция увеличит предложение модной одежды на рынке, что выведет спрос и предложение из равновесия. Цену придётся снижать, норма прибыли уменьшится. Уменьшится и информативность открытия. Конкуренты снимут меньшую степень неопределённости, создадут меньше информации, меньше прибавочной стоимости и получат меньше прибыли. После такой солидной практической проверки риск или степень неопределённости, которую надо снять оставшимся потенциальным конкурентам, станет уже совсем небольшой. Совсем небольшой станет и количество производимой ими информации. Но и она способна приносить пусть небольшую, но прибыль. Зато

почти без риска в многократно проверенном бизнесе. Так, количество производителей данного стиля одежды будет возрастать, а цена, стоимость и норма прибыли падать до тех пор, пока прибавочная стоимость и прибыль (разница между доходами и расходами) не исчезнет совсем, т. е. пока и цена и стоимость одежды не сравняются с ценой и стоимостью произведшей её рабочей силы. К этому моменту неопределённость будет снята для всех, кто только имеет хоть какое-то отношение к данному бизнесу. Всем всё будет ясно, количество информации в переходной фазе станет равной нулю, вся информация перейдёт в субъективную фазу и доступ к ней не будет стоить никакого труда. В силу конкуренции и возросшего предложения цена товара уменьшится на величину этого труда. Прибавочная стоимость или прибыль также станет равной нулю. Значит, прибавочная стоимость определяется количеством того труда, который требуется для создания коммерческой информации, связанной с производством данного вида товара. Таким образом, прибавочная стоимость - это стоимость коммерческой информации. А коммерческую информацию создаёт коммерсант, а не наёмный рабочий. Покупатель покупает её вместе с товаром, пользуется ею и, следовательно, он также не в накладе.

Вначале, когда товар был новшеством, его цена была равна труду. Когда же он перестал быть новшеством, он подешевел, но его цена также осталась равна труду. Просто количество труда стало равным затратам рабочей силы. Если же товар всем надоел и его всё равно не покупают, а предприниматель этого не понял и продолжает его выпуск, цена становится ниже затрат. Задействованная в таком убыточном производстве информация оказывается ошибочной. Трата рабочей силы в какой-то своей части перестаёт быть трудом. Но не перестанут быть трудом те усилия, которые эту рабочую силу произвели. Поэтому наёмный рабочий всё равно будет получать заранее оговорённую зарплату, а предприниматель терпеть убытки. Это ведь он произвёл ошибочную информацию, а не его рабочие. Но цена товара даже в таком случае останется равной стоимости. Просто труда на производство данного товара будет уходить меньше, чем рабочей силы.

Получается, рыночная цена товара всегда при любых колебаниях равна его стоимости (труду). Её колебания являются следствием колебаний самой стоимости. Причем, если сверху цена товара ограничена стоимостью рабочей силы плюс стоимость вложенной в товар информации, т. е. плюс прибавочная стоимость, то снизу она, как правило, ограничена стоимостью

одной затраченной рабочей силы без прибавочной стоимости. Рыночная цена - уникальный способ измерения стоимости товара. И меняется она вследствие изменения количества и качества труда, пошедшего на его производство. Но цена товара меняется уже после того, как он был произведён. Однако это не значит, что количество труда (стоимость) обладает способностью меняться уже после того, как он был затрачен. Дело в том, что хотя все экземпляры данного товара и одинаковы и рабочей силы на них на всех было затрачено одинаковое количество, количество труда, пошедшего на их производство, может быть совершенно разное. На те экземпляры, которые были проданы дороже, труда пошло больше, потому что была снята большая степень неопределённости и на них точнее был спрогнозирован спрос. Грубо говоря, к труду рабочих прибавился труд предпринимателя. На те же, что были проданы дешевле, изначально, ещё при производстве не было учтено изменение спроса, и, значит, труда потребовалось меньше.

Стоимость явление такое же не простое, как и сам труд. Как было показано выше, информация, материализованная в товаре, может существовать в двух формах - субъективной и переходной. Из-за этого и труд бывает физическим и творческим. Отсюда и стоимость бывает двух видов: физическая (когда информация, использованная в производстве товара, всем давно известна и никому не интересна), и творческая (когда эта информация сама по себе представляет для покупателя определённую ценность). В каждом экземпляре результатов творческого труда к стоимости рабочей силы прибавляется стоимость информации в переходной фазе. Информация явление нематериальное и незатратное. Произвести её надо только один раз, а продавать можно - сколько угодно раз, пока она не надоест покупателю. Так, за счёт этого чудесного, нематериального свойства информации и возникает прибавочная стоимость. Получается,прибавочная стоимость - это стоимость информации в переходной фазе. И в силу незатратной природы производства информации такой товар обладает стоимостью, превосходящей стоимость, пошедшей на его производство рабочей силы.

Создание прибавочной стоимости - процесс информативный и преднамеренный. Стоимость товара прямо пропорциональна стоимости рабочей силы и стоимости информации. Стоимость товара равна стоимости рабочей силы, умноженной на снятую коммерческую неопределенность. Если неопределенность больше единицы, а информация находится в переходной фазе, продажа

этого товара приносит прибыль. Если неопределенность равна единице, информация вся находится в субъективной фазе и на стоимости товара она никак не отражается. Если информация в какой-то своей части ошибочна, неопределенность меньше единицы, и стоимость товара оказывается ниже стоимости пошедшей на его производство рабочей силы. Тогда предприниматель терпит убытки и окупает свои затраты только частично. Если неопределенность равна нулю, информация ошибочна целиком, её просто нет ни в какой фазе и, значит, труда на создание товара вообще не было затрачено никакого. Только рабочая сила. Такой товар вообще никому не нужен, и его можно просто выбросить. Что, кстати, на практике довольно часто и происходит. Если же неопределенность ниже нуля, т. е. если она имеет отрицательную величину, такой товар вреден, его утилизация требует дополнительных расходов, и его владелец не только не возвращает свои затраты, но и должен вложиться дополнительно, чтобы только от него избавиться.

Наёмному работнику платят за его рабочую силу, и поэтому у него нет и не может быть намерения создавать прибавочную стоимость. Такое намерение есть у того, кто в расчете на её получение принимает различные коммерческие решения, вкладывает свои деньги - у хозяина производства, у предпринимателя. А без намерения, т.е. случайно, прибыль, как и всякая информация, систематически возникать не может. Так создаётся только хаос. Значит, пресловутая марксистская прибавочная стоимость создаётся предпринимателем, а не наёмным рабочим. И должна она принадлежать тому, кто её создаёт, а именно предпринимателю. Рыночная цена рабочей силы всегда равна её стоимости, т. е. труду наёмного работника по её производству и воспроизводству. Поэтому, если он получает рыночную цену потраченной им на производстве рабочей силы, он получает по труду и его никто не эксплуатирует.

На практике, конечно, в любом труде есть и элементы творчества, и трата рабочей силы. Любая мало-мальски заметная квалификация уже делает физический труд творческим, потому что квалификация - индивидуальное, качественное отличие одной рабочей силы от другой - явление информативное и незатратное. Квалификация не утрачивается от её использования, скорее, наоборот. Любая, возникшая в человеческом сознании мысль, чтобы стать товаром, требует как минимум формулирования и фиксации её на каком-то носителе. А это уже трата рабочей силы. Обычно основная часть творческого труда приходится на авторов производства: конструкторов, художников, дизайнеров, продюсеров,

инвесторов и, конечно же, самих владельцев. Но иногда прибыль зависит даже от продавцов, и тогда они наравне с другими авторами становятся производителями прибавочной стоимости. От них, так же как и от других авторов производства, зависит, нужны эти товары покупателю или нет, труд произвёл эти товары или только рабочая сила. Потому все они и получают не только зарплату, но и определённый процент с прибыли, пропорциональный степени снятой каждым из них неопределённости. Когда все получают по труду - производительность только выше. Соответственно выше и их зарплата, и прибыль.

В предыдущей главе было показано, что рыночная цена товара всегда равна труду, затраченному покупателем на зарабатывание его цены, т. е. рыночная цена товара всегда равна стоимости денег. Затем мы показали, каким образом рыночная цена товара оказывается равной труду, пошедшему на его производство. Или другими словами - стоимости товара. Если стоимость денег и стоимость товара равны рыночной цене, значит, они равны друг другу, и, значит, при рыночном ценообразовании продавцы и покупатели обмениваются равными количествами своего труда. Таким образом, пока продавцы и покупатели находятся в равных условиях, их обмены являются рыночными и строго эквивалентными, т. е. - справедливыми.

Так рынок учитывает вклад каждого и всем платит по труду. Но, к сожалению, идеального равенства условий, в которых находятся все участники рыночных обменов, достичь невозможно в принципе. Взять хотя бы тот факт, что покупатель предлагает к обмену деньги, т. е. товар, который как средство платежа вообще не обладает качеством (если, конечно, не учитывать возможные колебания курса валют), и о нём поэтому всем известно абсолютно всё. А продавец в обмен предлагает различные предметы, о качестве которых в принципе невозможно получить исчерпывающую по своей полноте информацию. Это, конечно, пусть не сильно, но всё-таки отрицательно сказывается на эквивалентности многих рыночных обменов. Но поскольку все мы примерно в равной степени являемся то покупателями, то продавцами, в среднем эквивалентность сохраняется. Всё равно другого способа измерения стоимости не существует и существовать не может. Особенно хорошо видно, как по-разному из-за своей информационной составляющей может стоить один и тот же товар на примере работы археологов. Большинство их находок изначально, ещё во времена изготовления ценились не дороже хорошей кучи мусора, а сейчас

они называются модным словом артефакты и над ними заходятся от восторга историки всего мира. Ценность всех этих черепков так возросла не потому, что когда-то какой-то горшечник вложил в их создание бездну своего труда и таланта, а потому, что предложение этого "мусора", несущего информацию о породивших его цивилизациях, сильно ограничено дефицитом информации о тех местах, где их можно было бы ещё накопать.

Когда информация ещё не познана, она находится в объективной фазе. Как какой-нибудь неизвестный науке закон природы или скрытое под землей древнее захоронение. Воспользоваться ею невозможно. На неё нет спроса, она не является стоимостью и соответственно ничего не может стоить. Она бесполезна. Это в полной мере относится к произведениям так называемых непонятых гениев. Если всё, что они создали или открыли, современники пока понять не способны, значит, созданная ими информация находится в объективной фазе, значит, на неё не было затрачено вообще никакого общественно-значимого труда. Потому что стоимость это то, что полезно другим, а не только самому творцу. Именно в такой ситуации находились, например, картины Гогена. При его жизни они не пользовались признанием общества. Тот же, кто их тогда оценил по достоинству, купил за свои деньги и сохранил для потомков, практически является его соавтором. Он заново открыл заключённую в них информацию, и прибыль от их продажи сегодня заработана именно им. Такой человек открыл Гогена так же, как Ньютон открывал свои законы физики.

Примером информационного монополизма, создающего огромную прибавочную стоимость, не имея при этом ничего общего с насильственным монополизмом, являются произведения искусства и исторические ценности. Тиражировать их невозможно. Они всегда существуют в одном экземпляре, и их информативная монополизированность со временем не снижается, а наоборот - только увеличивается. Соответственно увеличивается их стоимость и цена.

Если же товары поддаются тиражированию, то в силу возрастающей конкуренции информативная составляющая труда постепенно уменьшается и обесценивается. И это приводит к тому, что рыночные цены в отличие от монопольных имеют тенденцию не к повышению, а, наоборот, к понижению. Если монопольные цены ограничены сверху платёжеспособностью населения, то рыночные ограничены снизу затратами на рабочую силу. Если цена товара опускается ниже затрат, капиталист терпит убытки, сворачивает производство, предложение падает и цены повышаются. По своему

произволу понизить зарплаты наёмным работникам он не может. Потому что зарплата наёмного работника является в конечном счёте денежным выражением стоимости его рабочей силы. И зависит она не от полезности производимого им на работе товара, а от полезности этой самой рабочей силы. Именно она является тем товаром, который он произвёл сам от начала и до конца. Он является её полноправным владельцем, за нее он получает зарплату, и вопрос о его эксплуатации зависит только от одного: равна его зарплата стоимости проданной им рабочей силы или нет. Поскольку рыночные цены равны стоимостям любых товаров, главное, чтобы его зарплата формировалась рыночными механизмами, т.е. без принуждения. А для этого рабочие должны как минимум иметь свободу передвижения, чтобы иметь возможность предлагать свою работу разным работодателям. Тогда работодатели не будут монопольными собственниками рабочих мест, и тогда зарплата рабочих будет равна рыночной стоимости их рабочей силы. А значит, она будет равна тому труду, который они затратили на её производство и воспроизводство. Демократические свободы - необходимое условие справедливых зарплат и цен вообще. Чем выше квалификация рабочей силы, тем ниже её предложение на рынке труда, и тем выше зарплата наёмного работника. Таким образом, при рыночном ценообразовании на рабочую силу эксплуатация наёмного труда просто невозможна.

Как правило, в общей стоимости не только потребительских товаров, но и фирм и компаний, производящих эти товары, стоимость информации занимает довольно значительную часть.

По данным журнала CNEWS рыночная цена среднестатистической американской компании на 40% выше её балансовой стоимости. Эти 40% - стоимость информационной составляющей компании. Или, как сейчас принято говорить, - цена интеллектуальных ресурсов, которые включают в себя человеческий, структурный и клиентский капитал.

Когда говорят, что акции каких-то компаний на бирже недооценены, а каких-то переоценены, - это просто неверное выражение. На бирже всё оценивается предельно точно. Но торгуют там, к сожалению, не компаниями, а непосредственно самими акциями. А акции и предприятия - это далеко не одно и то же. Контрольные пакеты, как правило, вообще не выставляются на торги, и для игроков потребительская стоимость акций заключается не в возможности получать с них дивиденды, а в возможности подешевле их купить, чтобы потом их же подороже продать. Колебания стоимости

акций различных предприятий на бирже есть следствие изменения их информативной составляющей, стоимости заключенной в них информации. К колебанию стоимости самих предприятий, их фондов и их доходности они имеют весьма отдалённое отношение. Поэтому на биржах происходит, как правило, довольно вредный процесс. Инвесторы вкладывают деньги, руководствуясь не столько доходностью предприятий, сколько доходностью самих акций. Они то покупают акции, то их продают, и цены не предприятий, а именно акций то растут, то падают, и в результате деньги уходят из реального, прибыльного производства.

Основная причина мирового финансового кризиса 2008 г. заключалась в том, что вследствие многолетней спекулятивной игры на разных биржах мира экономики практически всех стран в основном состояли из мыльных пузырей финансовых пирамид. Любые пирамиды рано или поздно обязательно должны рухнуть. Они и рухнули, получив толчок от ипотечного кризиса в США. Самое страшное, что никто так и не думает о том, как избежать надувания этих финансовых пузырей в будущем. Наоборот, все только и ждут, когда цены опять поползут вверх. И чем выше, тем лучше! Потому что тем больше можно будет заработать на покупке каких-нибудь акций, вообще не ударяя палей о палец.

Суть этого явления заключается в том, что при строительстве финансовых пирамид коммерческая информация выступает на рынке как товар сама по себе, без слияния с тратой рабочей силы. Но информация без рабочей силы это не труд. Её одной недостаточно, чтобы возникла стоимость. Цены таких, не имеющих отношения к реальной экономике, акций никак не ограничены их стоимостью, тратой рабочей силы. Потому они и могут взлетать и падать практически мгновенно.

Но у кризисов есть и другие причины. К сожалению, продажа товаров через биржу - явление глубоко монополизированное. И биржевые котировки товаров практически никогда не бывают равны их стоимостям. Причин тому достаточно много. Во-первых, устанавливаемое на биржах равновесие спроса и предложения обычно определяется не коммерческой информацией, а "коммерческой" дезинформацией, которую формируют монопольные собственники СМИ. Об истинной конъюнктуре продаваемых через биржу товаров рядовым инвесторам узнать просто негде.

Во-вторых, если бы держатели контрольных пакетов, пользуясь своим монопольным положением собственников предприятий, не минимизировали бы выплаты по дивидендам, уводя доходы в

затраты, т. е. в свои зарплаты, участники биржевой торговли руководствовались бы в своих действиях только доходностью акций. И тогда наиболее прибыльные, т. е. наиболее полезные для общества производства получали бы максимум инвестиций, а всё, что обществу не нужно, тут же лишалось бы финансирования. В таком случае фондовые биржи действительно могли бы стать чуткими рыночными регуляторами экономики. Но контрольный пакет акций, естественно, предоставляет его собственникам такие монопольные права внутри предприятия, что ни о какой борьбе с ними вообще не может быть и речи. Отнять у них эти права, значит, оставить их предприятие без эффективного управления. Остаётся только запрещать саму торговлю теми акциями, которые не дают покупателю всего комплекса прав собственности на покупаемое предприятие. Или запрещать короткие обороты, увязывая скорость оборота акций со скоростью оборота товаров в самих предприятиях. Или строго привязывать цены акций к доходности их предприятий. В этом случае каждая акция стоила бы, например, ровно столько, сколько за последний месяц выплачивалось по ней дивидендов. Тогда держатели контрольного пакета не были бы так заинтересованы в минимизации выплат по дивидендам. Но все эти процессы очень трудно поддаются контролю со стороны государства.

Если добыча какого-то сырья сокращается, а цена на него, вместо того чтобы расти, падает, то это явный признак присутствия на сырьевой бирже монопольного игрока. Именно такое падение цен на нефть произошло в декабре 2008 г. в ответ на снижение объемов её добычи странами ОПЕК. Когда у узкой группы лиц скапливается большинство всех инвестируемых в производство денег, они становятся монопольными собственниками инвестиций, и от их согласованных друг с другом действий зависит рост или падение биржевых цен и индексов. Отсюда и кризисы. Только не надо говорить, что они порождение рынка. Они порождение монополий, результат сговора монопольных собственников денег. И эти монополии, как самое страшное зло, должны быть демонополизированы практически любыми способами. Пример такой монополии - находящаяся в собственности нескольких частных лиц Федеральная резервная система США. Своими монопольными действиями эти лица способны отнимать деньги у целых стран и народов. И по сути, их надо бы приравнять к международным грабителям в особо крупных размерах.

Любая собственность происходит из акта присвоения. Поскольку цены на объекты собственности могут быть всего лишь

двух видов: рыночные - справедливые и монопольные - несправедливые, то и присвоение в принципе возможно только либо справедливое (рыночное), либо несправедливое (монопольное). Несправедливое присвоение осуществляется с применением той или иной формы насилия, а справедливое - через свободное, добровольное соглашение между продавцом и покупателем. Как показала практика приватизации, проведенной в нашей стране в 90-е годы, насильственная форма присвоения средств производства порождает только неэффективных собственников. Поскольку собственность доставалась им практически даром, перед ними не возникало необходимости вернуть затраты. Значительно выгоднее для таких собственников не развивать производство, а просто истощать их основные фонды до тех пор, пока оно, а это практически вся экономика страны, не потеряет всякую рентабельность. Затем можно просто бросить такое производство (как безнадежно убыточное) и перебраться в какую-нибудь другую страну, где всегда рады новоявленным русским миллиардерам, которые не знают цену своим деньгам. Человек, получивший что-то в собственность с помощью тех или иных форм насилия, может какое-то время обладать физическим правом собственности, но он никогда не будет обладать моральным правом, и уж, конечно, он не должен иметь юридических прав собственности. Такой человек обладает не настоящим правом собственности, и поэтому он в принципе не способен вступать в настоящие, полноценные товарно-денежные отношения с обществом.

Похожая ситуация возникает, когда в частных руках оказываются естественные монополии. Такой собственник также оказывается малоэффективным, потому что цена на его продукцию не может формироваться с помощью рыночных механизмов. И он получает сверхприбыли не за счет развития производства, а за счет монопольного завышения цены.

Если же капиталист, покупая завод или пароход, отдаёт продавцу ровно столько, сколько продавец отдает взамен в виде этого завода, то никому не должно быть никакого дела до того, как он с этой собственностью поступит. Общество не имеет права предъявлять к такому человеку никаких требований. А если он ещё и налоги платит государству, то не он, а наоборот, государство и все общество в целом оказываются у него в долгу.

В конечном счете в экономических отношениях между людьми возможны отношения либо добра, либо зла, либо справедливости.

Совершая зло, человек делает себя материально богаче, а другого - беднее. Совершая добро, человек, наоборот, обогащает другого за счёт своего богатства или своего труда - не важно. В экономическом смысле зло, так же как и добро - всего лишь частные случаи неэквивалентного обмена. Но для зла, чтобы преодолеть естественное сопротивление жертвы, всегда нужно монопольное обладание средствами принуждения. А монополия это не рынок. Грабёж или рабство - это всего лишь две формы монопольного занижения цен. Вплоть до нуля. На кошелёк или на рабочую силу - не важно. Если зло по отношению к другим людям - это насилие над другими ради добра для себя, ради своей выгоды, то его противоположность - добро, очевидно, должно быть насилием над собой ради выгоды других людей. Этим, собственно, и является самопожертвование в самых разных его формах. С чисто экономической точки зрения, зло для себя является добром для других, а добро для себя одновременно является злом для других. Это диалектическое противоречие между экономическим добром и злом разрешается либо через отношения, основанные на всепоглощающей христианской любви, либо, пока такая любовь недостижима в массовых масштабах, - в рыночных отношениях. Когда люди свободны от насилия над собой или над другими, между ними сами собой возникают только рыночные отношения. Рынок основан на обмене эквивалентными ценностями. Никто ничего ни у кого не отнимает и не дарит. Когда человек трудится физически, он, конечно, совершает над собой насилие ради других. И в этой части его деятельности труд есть добро. Но совершает он его только тогда, когда у него есть хотя бы надежда на то, что другие сделают ради него то же самое и в том же объёме. Рынок - это два равных и противоположно направленных добра, которые в сумме с математической точностью дают отсутствие всякого добра. Так же, как и отсутствие всякого зла. Рынок - это не добро и не зло, рынок это справедливость. И как всякая справедливость он, естественно, лежит между добром и злом.

Но рынок - это и отсутствие насилия, потому что насилие искажает цены. А отсутствие насилия это и есть самая подлинная свобода. Применение насилия для защиты свободы, собственно за насилие можно и не считать, потому что оно всегда направлено против другого насилия. Два равных и противоположно направленных насилия в сумме дают отсутствие всякого насилия. Нельзя же считать насилием то, что в конечном счёте только уменьшает его общее количество. Лишь в таких условиях ценообразование

становится справедливым. Поскольку в принципе возможны лишь два способа ценообразования, то и производственных отношений по большому счёту может быть только два - монопольное, т. е. принудительное и рыночное - свободное. По теории исторического идеализма производственные отношения, основанные на насилии над другими, такие как рабство, феодализм или социализм, были возможны не столько благодаря монопольному обладанию средствами производства и принуждения, сколько из-за готовности людей к совершению зла.

Поскольку ценообразование, т. е. распределение материальных благ бывает только двух видов - рыночное или монопольное, то и общественные отношения в процессе производства в конечном счете могут быть только двух видов. Так что на самом деле не было ни рабства, ни феодализма, ни капитализма, ни социализма, а были только разные степени монополизации и разные степени свободных рыночных отношений.

Переход к рынку и справедливому распределению - это отказ от зла и насилия в сфере производственных отношений. В цивилизованных странах с переходом к рынку стал развиваться процесс гуманизации населения. Именно он сделал допустимым тот взрывоподобный рост человеческих возможностей, который мы имели возможность наблюдать в прошлом веке. Но одними идеалистическими процессами история человечества, конечно, не исчерпывается. Люди бывают разные. Одни идут впереди своего века, другие позади. Поэтому согласно теории исторического материализма усложнение средств производства, увеличение информативной составляющей труда привело к падению рентабельности насилия и, следовательно, к уменьшению доли принуждения в производстве, а значит, и зла в жизни вообще. Зло отступало перед справедливостью, просто потому что не выдерживало с ней конкуренции. Вот такой вот в конечном счете получается исторический дуализм.

Этот дуализм не случаен - он происходит из двойственной природы самого человека, который одновременно является носителем двух совершенно противоположных начал - животного, относящегося к его телу, и человеческого, относящегося к его духу. Те формулировки добра и зла, которые были даны выше, относятся к человеку как виду только частично. Значительно более они характерны для отношений, царящих в мире животных. Бытие человека действительно определяет его сознание. Но лишь настолько, насколько велика его животная составляющая, включающая в себя инстинкты самосохранения, размножения, материальные интере-

сы - в общем, все то, что в избытке присутствует у наших предков - обезьян и у их предков - более низших животных. Однако и сознание человека также способно определять его бытие. Но всего лишь в той степени, в которой он является человеком, а не животным, т. е. настолько, насколько его духовные (информативные) интересы сильнее материальных. Таково основное положение диалектического дуализма.

Если человечество в будущем в силу какой-нибудь случайности не свернёт с магистрального пути своего духовного развития от животного к человеку или, другими словами, от зла через справедливость к добру, то вполне логично ожидать, что следующей после рынка стадией станут отношения, основанные на добре и любви, а не на справедливости. Что, конечно, должно привести к уменьшению доли рыночных отношений. Если эра добра действительно когда-нибудь наступит, она будет сопровождаться таким беспрецедентным ростом человеческих возможностей, основанных, очевидно, на могуществе информации как таковой, что современные достижения науки и техники покажутся просто детскими играми. И первые признаки этой эры мы можем наблюдать уже сегодня. Например, мы ещё не достигли совершенства в рыночных отношениях, а технология генной инженерии, основанная на непосредственном воздействии информативных процессов на действительность, уже появилась, и её применение напоминает самые настоящие чудеса. Так что быть хорошим все-таки очень выгодно. Жаль только, что интересы собственной выгоды еще никогда и никому не помогали стать лучше. Хуже - сколько угодно. А в России всё получилось ещё сложнее.

В 1861 г. Россия отказалась от насилия в виде крепостного права. Между людьми начали складываться какие-то зачатки более или менее справедливых производственных отношений. Но сразу показалось - мало! Видимо прав был Ф. М. Достоевский: "широк русский человек, надо бы сузить". Решили от эпохи зла сразу перейти к добру, минуя стадию справедливости (рыночных отношений). Первым делом, убили царя-освободителя, с реформ которого, собственно, и стал развиваться в нашей стране капитализм. А затем, начиная с октября 1917 г., всё обобществили и отказались от рынка вообще. Стоил этот эксперимент очень дорого: поражение в Первой мировой войне, гражданская война, террор, Вторая мировая война, холодная и многое другое в таком же роде. В результате вместо царства добра получили то, что и должно получаться, когда отказываешься от справедливости - "империя зла"

с генетической деградацией населения. А теперь, пусть мирные, но всё-таки орды с востока, как и восемьсот лет назад рано или поздно, но обязательно поглотят самую Великую Империю Мира. Нельзя безнаказанно перепрыгивать через целые эпохи духовно-исторического развития народа.

Помните, как в очень добром и милом советском мультфильме "Вовка в тридевятом царстве" сказочный царь, указывая пальцем на маленького мальчика, приказывает с чисто большевистской небрежностью: "Эй, стража! Отрубите-ка ему голову - тунеядец!". И, что удивительно, все мы, от мала до велика, чувствовали, что царь в этой ситуации абсолютно прав, - именно так и следует поступать с теми, кто не хочет даром красить забор или колоть дрова. Вот такие чудеса творило с нашим сознанием советское воспитание.

Это основанное на марксизме-ленинизме воспитание настолько запутало нас во всех социально-политических понятиях, что и по сей день мы упорно считаем справедливое распределение - эксплуатацией, социальную защищённость - социальной справедливостью, а катастрофические ельцинские реформы постоянно, с лёгкой руки некоторых журналистов, называем перестройкой. А в 2007 г. Чубайс прямо на заседании правительства вдруг стал всех уверять в том, что рост тарифов естественных монополий не имеет к инфляции никакого отношения. У всех министров вместе с председателем правительства просто голова пошла кругом от такого заявления.

Давно пора всё расставить по своим местам.

Ельцинские реформы и гобачёвская перестройка - это не только разные, это противоположно направленные процессы. Главная разница между ними заключается в том, что при Горбачёве власть от КПСС постепенно переходила к народу, а при Ельцине - от народа к бандитам и олигархам. А теперь и вообще - обратно к одной партии или даже к одному человеку.

И не надо путать справедливость с добром. Главный принцип социальной справедливости - "каждому по труду". По своей сути это принцип сугубо рыночный, потому что только рыночное ценообразование способно измерять труд. Социализм здесь абсолютно не при чём. И рынок как естественный инструмент экономической справедливости - штука в принципе крайне жестокая. Она не предполагает никакой помощи тем, кто не может заработать для себя сам. А вот когда часть населения живёт за счет труда остальных, это или зло в виде какой-то социальной несправедливости, или добро в виде социальной защищённости. Обществом без эксплуатации,

обществом, в котором на практике реализуется принцип "каждому по труду", является не социализм, как нас всегда приучали думать, а его полная противоположность - немонополистический капитализм.

Это его победе на самом деле должен был бы посвятить свою жизнь идейный борец с эксплуатацией В. И. Ленин. Но лженаука о труде и природе прибавочной стоимости К. Маркса, к сожалению, совершенно сбила его с истинного пути.

Продолжение следует...

Email: tro-tat@yandex.ru

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Ю. Р. Трофимов:

Комментарии: